О приятных и праведных [английский и русский параллельные тексты]

Iris Murdoch	Айрис Мёрдок
The Nice and The Good	О приятных и праведных
One	Глава первая
A head of department, working quietly in his room in Whitehall on a summer afternoon, is not accustomed to being disturbed by the nearby and indubitable sound of a revolver shot.	Непривычно, когда в летний день главу министерства, мирно сидящего в своем уайтхоллском кабинете, внезапно отвлекает от работы близкий и отчетливый звук револьверного выстрела.
At one moment a lazy fat man, a perfect sphere his loving wife called him, his name Octavian Gray, was slowly writing a witty sentence in a neat tiny hand upon creamy official paper while he inhaled from his breath the pleasant sleepy smell of an excellent lunch-time burgundy.	Мгновенье назад медлительный толстяк, круглое совершенство, по прозванию, данному его любящей женой, а по имени Октавиан Грей, неспешно выводил бисерным почерком остроумную фразу на листке казенной кремовой бумаги, не без приятности улавливая после ланча дремотный аромат превосходного бургундского в своем дыхании.
Then came the shot.	И тут раздался выстрел.
Octavian sat up, stood up.	Октавиан выпрямился, встал.
The shot had been somewhere not far away from him in the building.	Стреляли где-то неподалеку, в том же здании.
There was no mistaking that sound.	Спутать звук было невозможно.
Octavian knew the sound well though it was many years since, as a soldier, he had last heard it.	Октавиан знал его отлично, хотя с тех пор, как, солдатом, слышал в последний раз, прошло много лет.
His body knew it as he stood there rigid with memory and with the sense, now so unfamiliar to him, of confronting the demands of the awful, of the utterly new.	Нутром узнал, пригвожденный к месту памятью, острым и ныне столь чуждым ему ощущением встречи со страшным, с неизведанным.
Octavian went to the door.	Он подошел к двери.
The hot stuffy corridor, amid the rushing murmur of London, was quite still.	В жарком и душном коридоре, посреди текучего лондонского гула стояла полная тишина.
He wished to call out	Октавиан хотел крикнуть:
' What is it?	"Что это?
What has happened?' but found he could not.	В чем дело?", но обнаружил, что не может.
He turned back into the room with an instinctive movement in the direction of his telephone, his natural lifeline and connexion with the world.	Он вернулся назад, невольно устремляясь к телефону, естественному средству связи, к нити, соединяющей его с миром.
Just then he heard running steps.	И в этот миг услышал частый топот ног.
' Sir, Sir, something terrible has occurred!'	- Ужас, сэр! Какой ужас!
The office messenger, McGrath, a pale-blue-eyed ginger= haired man with a white face and a pink mouth, stood shuddering in the doorway.	На пороге стоял, дрожа, министерский курьер Макрейт, рыжий мужчина, белокожий, с водянисто-голубыми глазами и яркими губами.
' Get out.'	- Прочь отсюда!

Richard Biranne, one of Octavian's Under Secretaries, pushed past McGrath, propelled McGrath out of the door, closed the door.	- Мимо курьера протиснулся Ричард Биранн, один из заместителей Октавиана; вытолкал Макрейта за дверь и закрыл ее.
'What on earth is it?' said Octavian.	- Да что случилось? - сказал Октавиан.
'Thanks, but I'd better stay myself.	- Спасибо, но я уж лучше останусь сам.
Poor devil, I wonder why he did it.'	И с чего бы это он, бедолага?
' I don't know.'	- Я не знаю.
'He was a pretty odd man.	- Странный был человек.
All that conjuring with spirits.'	Взять хотя бы это общение с потусторонним.
' I don't know,' said Biranne.	- Не знаю, - сказал Биранн.
'Or perhaps - Of course, there was that awful business with his wife.	- Или, возможно... Была, разумеется, та жуткая история с его женой.
Someone told me he hadn't been the same since she died.	Мне говорили, он сам не свой с тех пор, как ее не стало.
I thought myself he was getting very depressed.	Я тоже обратил внимание, что ходит как в воду опущенный.
You remember, that terrible accident last year '	Вы помните, этот кошмарный случай в прошлом году...
'Yes,' said Biranne.	- Да, - сказал Биранн.
He laughed his high-pitched little laugh, like an animal's yelp.	У него вырвался тонкий отрывистый смешок, как будто тявкнула собачонка.
'Isn't it just like Radeechy's damn bad taste to go and shoot himself in the office!'	- Вполне в духе Радичи с его паршивым вкусом -взять и застрелиться на службе!
'Kate, darling.'	- Кейт, солнышко!
Octavian was on the telephone to his wife in Dorset.	Октавиан звонил по телефону своей жене в Дорсет.
'Darling, hello.	- Здравствуй, милый.
Are you all right?'	Как ты там?
'I'm fine,' said Octavian, 'but something's happened in the office and I won't be able to get down till tomorrow morning.'	- Я-то ничего, - сказал Октавиан, - но только на работе кое-что произошло, и мне до завтра из города не выбраться.
' Oh dear!	- Ну вот!
Then you won't be here for Barbie's first evening home!'	У Барби первый вечер дома, а тебя, значит, не будет!
Barbara was their daughter and only child, aged four teen.	Барбара была их дочь, единственный ребенок четырнадцати лет от роду.
'I know, it's maddening and I'm very sorry, but I've just got to stay.	- Я понимаю, так не вовремя, мне самому безумно обидно, но я должен остаться, выхода нет.
We've got the police here and there's a terrible to-do.'	У нас здесь полиция, такой стоит тарарам...
' The police?	- Полиция?

What's happened?	А в чем дело?
Nothing awful?'	Ничего страшного, надеюсь?
'Well, yes and no,' said Octavian.	- В общем, и да, и нет, - сказал Октавиан.
' Someone's committed suicide.'	- Кое-кто покончил с собой.
' God!	- Боже!
Anyone we know?'	Что, из знакомых кто-нибудь?
'No, no, it's all right.	- Нет, успокойся.
No one we know.'	Не из наших знакомых.
'Well, thank heavens for that.	- Ну хоть на том спасибо.
I'm so sorry, you poor dear.	Сочувствую тебе, бедненький.
I do wish you could be here for Barbie, she'll be so dis: appointed.'	Какая досада, что тебя не будет, Барби так огорчится!
' I know.	- Да знаю!
But I'll be along tomorrow.	Но завтра утром я приеду.
Is everything OK at your end?	А у вас там все нормально?
How is my harem?'	Как поживает мой гарем?
' Your harem is dying to see you!'	- Гарем ждет тебя не дождется!
' That's good!	- И правильно делает!
Bless you, sweetheart, and I'll ring again tonight.	Будь здорова, моя радость, вечером позвоню еще.
'Octavian, you are bringing Ducane with you, aren't you?' anve mm Gown.	- Октавиан, ты ведь Дьюкейна тоже привезешь?- Да. Он все равно раньше завтрашнего дня приехать не смог бы, так что теперь удобно будет захватить его с собой.
' Splendid.	- Замечательно.
Willy was wanting him.'	Он нужен Вилли.
Octavian smiled.	Октавиан усмехнулся:
'I think you were wanting him, weren't you, my sweetheart?	- По-моему, это тебе он нужен, ангел мой, разве нет?
' Well, of course I was wanting him!	- И мне, конечно!
He's a very necessary man.'	Он очень нужный человек.
'You shall have him, my dear, you shall have him.	- Получишь его, дружок, получишь.
You shall have whatever you want.'	Получишь все, что твоей душеньке угодно.
' Good-eel'	- Красота!
Two	Глава вторая
'You must put all those stones out in the garden,' said Mary Clothier.	- Давайте-ка выносите все эти камни в сад, -сказала Мэри Клоудир.
'Why?' said Edward.	- Почему? - сказал Эдвард.

'Because they're garden stones.'	- Потому что им место в саду.
'Why?' said Henrietta.	- А почему? - сказала Генриетта.
The twins, Edward and Henrietta Biranne, were nine years old.	Близнецам, Эдварду и Генриетте Бираннам было по девять лет.
They were lanky blonde children with identical mops of fine wiry hair and formidably similar faces.	Оба длинноногие и белобрысые, неразличимо похожие, с одинаковой копной пружинистых кудряшек на голове.
' They aren't fossils.	- Добро бы хоть были окаменелости.
There's nothing special about them.'	В них нет ничего особенного.
'There's something special about every stone,' said Edward.	- В каждом камне есть что-то особенное, - сказал Эдвард.
'That is perfectly true in a metaphysical sense,' said Theodore Gray; who had just entered the kitchen in his old red and brown check dressing-gown.	- В метафизическом смысле - очень верно, -заметил, входя на кухню, Теодор Грей, облаченный в клетчатый старый, коричневый с красным халат.
'I am not keeping the house tidy in a metaphysical sense,' said Mary.	- Мне за порядком в доме следить приходится не в метафизическом смысле, - сказала Мэри.
'Where's Pierce?' said Theodore to the twins.	- А где Пирс? - спросил, обращаясь к близняшкам, Теодор.
Pierce was Mary Clothier's son who was fifteen.	Пирсом звали пятнадцатилетнего сына Мэри Клоудир.
'He's up in Barbie's room.	- Наверху, у Барби.
He's decorating it with shells.	Украшает комнату ракушками.
He must have brought in a ton.'	Целую тонну, похоже, наволок.
' Oh God!' said Mary.	- Еще не легче! - сказала Мэри.
The sea-shore invaded the house.	В дом неотступно вторгался берег моря.
The children's rooms were gritty with sand and stones and crushed sea-shells and dried up marine entities of animal and vegetable origin.	В комнатах у ребят под ногами хрустел песок вперемешку с галькой, раздавленные ракушки, засохшие организмы животного и растительного происхождения.
'If Pierce can bring in shells we can bring in stones,' reasoned Henrietta.	- Раз Пирсу можно приносить раковины, значит, нам можно - камушки, - рассудила Генриетта.
'No one said Pierce could bring in shells,' said Mary.	- А кто сказал, что Пирсу можно приносить раковины? - отозвалась Мэри.
'But you aren't going to stop him, are you?' said Edward.	- Но ведь ему-то ты мешать не станешь? - сказал Эдвард.
'If I'd answered back like that at your age I'd have been well slapped,' said Casie the housekeeper.	- Ох и всыпали бы мне, если б я в твоем возрасте перечила каждому слову! - сказала экономка Кейси.
She was Mary Casie, but since she had the same first name as Mary Clothier she was called 'Casie', a dark pregnant title like the name of an animal.	Кейси она была по фамилии, а по имени - тезка Мэри Клоудир, отчего за ней, наподобие клички домашнего животного, и закрепилось смутно неоднозначное "Кейси".

'True, but irrelevant, Edward might reply,' said Theodore.	- Тоже справедливо, хотя и не по существу, как мог бы возразить Эдвард, - сказал Теодор.
'If it's not too much to ask, may I have my tea?	- Может, если это с моей стороны не слишком, мне дадут чаю?
I'm not feeling at all well.'	Нездоровится мне что-то очень.
'Poor old Casie, that was hard luck!' said Edward.	- Это надо же, не повезло тебе, Кейси! - сказал Эдвард.
'I'm not going to stop him,' said Mary, 'firstly because it's too late, and secondly because it's a special occasion with Barbara coming home.'	- Ему - не стану мешать, - сказала Мэри, -во-первых - поздно, а во-вторых - тут особый случай, в честь приезда Барбары.
It paid to argue rationally with the twins.	В споре с близнецами имело смысл прибегать к разумным доводам.
Barbara Gray had been away since Christmas at a finishing school in Switzerland.	Барбара Грей с Рождества находилась в пансионе благородных девиц в Швейцарии.
She had spent the Easter holidays skiing with her parents who were enthusiastic travellers.	Пасхальные каникулы она провела, катаясь на лыжах с родителями, завзятыми любителями путешествовать.
'It's well for some people,' said Casie, a social comment of vague but weighty import which she often uttered.	- Хорошо кой-кому на этом свете, - не обращаясь ни к кому в частности, выдала Кейси не очень внятное, но глубокомысленное высказывание, как было ей свойственно.
'Casie, may we have these chicken's legs?' said Henrietta.	- Кейси, а можно, мы возьмем эти куриные лапки?- спросила Генриетта.
'How I'm to keep the kitchen clean with those children messing in the rubbish bins like starving cats	- Как, интересно, мне содержать кухню в чистоте, когда эти дети, что голодные кошки, вечно роются в мусорных ведрах?..
'Don't pull it all out, Henrietta, please,' said Mary.	- Все-то хотя бы не вытаскивай, Генриетта, -сказала Мэри.
A mess of screwed up paper, coffee beans, old lettuce leaves and human hair emerged with the chicken's legs.	Вперемешку с куриными лапками наружу вывалились комки мятой бумаги, кофейные зерна, листья вялого салата, клочья волос.
'Nobody minds me,' said Casie.	- Никто со мной не считается, - сказала Кейси.
' I'm wasting my life here.'	- Тратишь здесь понапрасну свою жизнь...
'Every life is wasted,' said Theodore.	- Каждый из нас тратит жизнь понапрасну, -сказал Теодор.
' You people don't regard me as your equal '	- Глядите на меня, как на неровню...
' You aren't our equal,' said Theodore.	- Вы и есть нам неровня, - сказал Теодор.
'May I have my tea please?'	- Ну так дадут мне чаю?
' Oh do shut up, Theo,' said Mary.	- Да помолчите вы, Тео, - сказала Мэри.
'Don't set Casie off.	- Будет вам Кейси заводить!
Your tea's there on the tray.'	Вон он, ваш чай, на подносе.
' Lemon sponge. Mmm.	- М-мм, лимонная сдоба.

Good.'	Славно.
' I thought you weren't feeling well,' said Casie.	- Вам вроде бы нездоровилось, - сказала Кейси.
'A mere bilious craving.	- Всего лишь невольный порыв желудка... Где у нас Минго?
Where's Mingo?' Mingo, a large grey unclipped somewhat poodle-like dog, was always in attendance upon Theodore's breakfast and tea, which were taken in bed.	Завтрак и чай, поглощаемые Теодором в постели, непременно проходили в присутствии Минго, рослого серого патлатого пса, отдаленно похожего на пуделя.
Kate and Octavian were ribald in speculation concerning the relations between Theodore and Mingo.	Кейт с Октавианом изощрялись в непристойных догадках насчет отношений между Теодором и Минго.
'We'll bring him, Uncle Theo!' cried Edward.	- Сию минуту доставим, дядя Тео! - крикнул Эдвард.
A brief scuffle produced Mingo from behind the florid castiron stove which, although it was expensive to run and useless for cooking, still filled the huge recess of the kitchen fireplace.	Короткая возня завершилась появлением Минго из-за чугунной, с вычурным узором, плиты, которая, невзирая на дороговизну содержания и непригодность для готовки, по сей день заполняла собою нишу кухонного очага.
Theodore had begun to mount the stairs bearing his tray, followed by the twins who, according to one of their many selfimposed rituals, carried the animal between them, his foolish smiling face emerging from under Edward's arm, his woolly legs trailing, and his sausage of a wagging tail rhythmically lifting the hem of Henrietta's gingham dress.	Теодор, с подносом в руках, начал подниматься по лестнице в сопровождении двойняшек, которые, следуя одному из многочисленных, добровольно возложенных ими на себя ритуалов, вдвоем тащили пса, так что его глуповато-улыбчивая морда торчала из-под Эдвардовой мышки, а мохнатые лапы скребли по полу, меж тем как колбаска-хвост, помахивая, ритмично задирал подол льняного платьица Генриетты.
Theodore, Octavian's valetudinarian elder brother, formerly an engineer in Delhi and now long unemployed, was well known to have left India under a cloud, although no one had ever been able to discover what sort of cloud it was that Theodore had left India under.	Теодор, старший и обремененный несчетными хворобами брат Октавиана, некогда - инженер с должностью в Дели, а ныне давно уже безработный, покинул Индию, как все о том знали, при сомнительных обстоятельствах, хотя какого именно рода обстоятельства вынудили его покинуть Индию, дознаться никому не удалось.
Nor was it known whether Theodore in reality liked or disliked his brother, his contemptuous references to whom were ignored by common consent.	Неведомо было также, жалует Теодор или нет своего брата; пренебрежительные его реплики в адрес последнего с общего согласия в расчет не принимались.
He was a tall thin grey-haired partly bald man with a bulging brow finely engraved with hieroglyphic lines, and screwed-up clever thoughtful eyes.	Был он сухопар, долговяз, с лысеющей седой головой, крутым лбом, изрезанным причудливой сетью морщинок и с умным прищуром задумчивых глаз.
'Paula, must you read at the table?' said Mary.	- Пола, тебе обязательно читать за столом? -сказала Мэри.
Paula Biranne, the twins' mother, was still absorbed in her book.	Пола Биранн, мать двойняшек, не сразу оторвалась от книги.

She left the disciplining of her children, with whom she seemed at such moments to be coeval, entirely to Mary.	Воспитание детей, за сверстницу которых она легко сошла бы в подобные минуты, она целиком препоручила Мэри.
Paula had been divorced from Richard Biranne for over two years.	С Ричардом Биранном Пола два года как состояла в разводе.
Mary herself was a widow of many years' standing.	Что касается Мэри, та много лет уже была вдовой.
'Sorry,' said Paula. She closed her copy of Lucretius.	- Извини, - сказала Пола, закрывая томик Лукреция.
Paula taught Greek and Latin at a local school.	Пола преподавала в местной школе греческий и латынь.
Meal times were important to Mary.	Для Мэри время совместных трапез имело особое значение.
They were times of communication, ritualistic forgatherings almost spiritual in their significance.	То были минуты общения, дружеского обрядового единения, почти духовного по своей сути.
Human speech and casual co-presence then knit up wounds and fissures which were perhaps plain only to Mary's own irritated and restless sensibility, constantly recreating an approximation to harmony of which perhaps again only she was fully aware.	За разговором, в будничном кругу застолья, затягивались раны и царапины, очевидные, быть может, лишь для обостренного и беспокойного восприятия самой Мэри, заново воссоздавая всякий раз относительную гармонию, в существовании которой, быть может, опять-таки отдавала себе отчет одна она.
At these points of contact Mary held an authority which nobody challenged.	При этих точках общего соприкосновения Мэри обладала верховенством, которое никто не оспаривал.
If the household possessed a communal unconscious mind, Mary constituted its communal consciousness.	Если в доме существовало коллективное бессознательное, то Мэри олицетворяла собою коллективную сознательность.
The regularity of breakfast lunch tea and dinner was moreover one of the few elements of formal pattern in a situation which, as Mary felt it, hovered always upon the brink of a not unpleasant but quite irrevocable anarchy.	Размеренное чередование завтрака, ланча, чая и обеда было к тому же одной из немногих составляющих установленного распорядка в ситуации неустойчивого равновесия, поминутно грозящего, по ощущению Мэри, разрядиться не лишенной привлекательности, но абсолютно необратимой анархией.
Victorian Gothic peaks and their white cast-iron tracery, greenly shaded on one side by honeysuckle and on the other side by wistaria, and revealed the stains upon the red and white check tablecloth, the cake crumbs upon the stains, and the coffee beans and human hair upon the paved floor.	Жаркое солнце вливалось в большие окна с их характерным для викторианской готики остроконечным завершением, обнесенные чугунной беленой ажурной решеткой и затененные зеленью, с одной стороны -жимолости, а с другой - глициний, освещая присыпанные крошками сдобы пятна на белой, в красную клетку, скатерти, кофейные зерна и клочки волос на мощенном плитами полу.

The position was that the twins had had their tea, Theo had removed his, Pierce had not come down for his, Kate was late for hers as usual, Mary and Paula and Casie were having theirs.	Мизансцена сложилась на настоящий момент следующая: близнецы уже кончили пить чай, Тео для этой церемонии удалился к себе, Пирс не вышел к столу вовсе, Кейт по обыкновению опаздывала к чаю; Мэри с Полой и Кейси допивали свой.
'She's got a new car again,' said Casie.	- Опять она завела себе новую машину, - сказала Кейси.
'I wish you'd say who you mean and not call everybody "she",' said Mary.	- Хоть обозначили бы, о ком это вы, - сказала Мэри, - не называли бы всех подряд - "она".
' My sister.'	- Сестрица моя.
Casie, having spent most of her life tending her late ailing mother whom she referred to as 'the old bitch', could not forgive her younger sister for having escaped this fate and married an affluent husband.	Кейси большую часть жизни провела, ухаживая за больной, теперь уже покойной матерью, о которой отзывалась не иначе как "старая сука", и не могла простить младшей сестре, что та избежала подобной участи, выйдя замуж, и притом - за богатого человека.
Casie, with a red chunky face and a coil of iron grey hair, was much given to crying fits, often set off by sad things she saw on television, which claimed Mary's preoccupied and exasperated sympathy.	Толстощекая и румяная, с пучком седеющих волос, Кейси легко давала волю слезам, причиной которым вполне могла послужить душещипательная передача по телевизору, рассчитывая при этом на сочувствие занятой и озабоченной Мэри.
'What kind?' said Paula absently. She was still thinking about Lucretius and wondering if a certain passage would be too hard to set in the examination.	- И какую? - рассеянно спросила Пола, все еще поглощенная Лукрецием и мыслями о том, не слишком ли труден облюбованный ею отрывок, чтобы вынести его на экзамен.
'A Triumph something or other.	- "Триумф" какой-то, что ли.
It's well for some people.	Хорошо некоторым на этом свете.
The Costa Brava and all.'	То тебе Коста-Брава, то еще чего.
'We saw that flying saucer again today,' announced Henrietta, who had come back carrying Barbara's cat, Montrose.	- А мы сегодня снова видели ту летающую тарелку, - объявила Г енриетта, возвращаясь назад и неся в руках кота Барбары по кличке Монтроз.
The twins often made this claim.	С подобным утверждением двойняшки выступали не впервые.
'Really?' said Mary.	- Серьезно? - сказала Мэри.
'Henrietta, please don't put Montrose on the table.'	- Будь добра, Генриетта, не сажай Монтроза на стол.
Montrose was a large cocoa-coloured tabby animal with golden eyes, a square body, rectangular legs and an obstinate self-absorbed disposition, concerning whose intelligence fierce arguments raged among the children.	Монтроз, крупный, орехового оттенка, полосатый кот с золотистыми глазами, квадратным туловищем и прямоугольной формы лапами, обладал упрямым своевольным нравом и служил для детей предметом ожесточенных разногласий касательно его умственных способностей.

Tests of Montrose's sagacity were constantly being devised, but there was some uncertainty about the interpretation of the resultant data since the twins were always ready to return to first principles and discuss whether cooperation with the human race was a sign of intelligence at all.	Сообразительность Монтроза без конца подвергалась хитроумным проверкам, но толкование данных, полученных в результате, оставалось неоднозначным, учитывая склонность двойняшек во всем обращаться к первопричинам и сомневаться, является ли вообще готовность ладить с родом людским свидетельством большого ума.
Montrose had one undoubted talent, which was that he could at will make his sleek hair stand up on end, and transform himself from a smooth stripey cube into a fluffy sphere.	Одним неоспоримым талантом Монтроз все же обладал, а именно - умел по желанию поднимать свою лоснистую шерстку дыбом, преображаясь таким образом из гладкого полосатого куба в пушистый шар.
This was called'Montrose's bird look'.	Что получило название "косить под птичку".
'Don't ask me where they get the money from,' said Casie.	- Где они деньги берут, лучше не спрашивайте, -сказала Кейси.
'It's enough to make a Socialist of you.'	- Впору прямо-таки социалистской заделаться от такого.
'But you are a Socialist, Casie,' said Mary.	- Но вы и без того социалистка, Кейси, - сказала Мэри.
So were they all, of course, but this seemed notable only in the instance of Casie.	Что было, разумеется, справедливо по отношению ко всем ним, однако особенно бросалось в глаза лишь применительно к Кейси.
' I didn't say I wasn't, did I?	- А я что, отрицаю?
I just said it was enough to make you one.'	Я просто говорю, от такого поневоле ею станешь.
'Do you know which is the largest of all birds?' said Edward, pushing his way in between Mary and his sister.	- Хотите знать, какая самая большая птица? -проговорил, вырастая между Мэри и своей сестрой, Эдвард.
'No.	- Ну?
Which is?"	И какая же?
' The cassowary.	- Казуар.
He eats Papuans.	Он пожирает папуасов.
He kills them by hitting them with his feet.'	Убьет ударом ноги и съест.
' I think the condor is bigger,' said Henrietta.	- Я думала, кондор - больше, - сказала Генриетта.
'It depends whether you mean wing-span or weight,' said Edward.	- Это смотря как считать, по размаху крыльев или по весу, - сказал Эдвард.
'What about the albatross?' said Paula.	- А как насчет альбатроса? - сказала Пола, всегда готовая принять участие в любом обсуждении, какое бы ни завязалось меж ее детьми, к которым она неизменно относилась как к разумным и взрослым существам.
She was always ready to enter into an argument with her children, whom she treated invariably as rational adults. 'He has the biggest wing-span,' said Edward, 'but he has a much smaller body.	- У альбатроса самый большой размах крыльев, -сказал Эдвард, - но туловище гораздо меньше.

Do you know how big a breast bone we should need to have if we were going to fly?	А знаете, каких нам размеров понадобилась бы грудная кость, если б мы собрались летать?
Mary, do you know how big a breast bone we should need to have if we were going to fly?'	Ты, например, знаешь, Мэри?
'I don't know,' said Mary.	- Я - нет, - сказала Мэри.
'How big?'	- Каких?
'Fourteen feet wide.'	- Шириной в четырнадцать футов!
'Really?	- Неужели?
Fancy that.'	Вот это да!
' In the case of the condor - 'said Paula.	- Но если взять кондора... - сказала Пола.
'Do be careful, Henrietta,' said Mary to Henrietta, who was engaged in hitting her brother's face with one of Montrose's paws.	- Осторожней, Генриетта! - перебила ее Мэри, глядя, как Г енриетта шлепает брата по лицу Монтрозовой лапой.
' It's all right, his claws are in,' said Henrietta.	- Это ничего, он убрал когти, - сказала Генриетта.
' Mine wouldn't be if I were him,' said Casie.	- Я бы на его месте не убирала, - сказала Кейси.
'When I was your age I was taught not to maul my pets about.'	- Меня в твоем возрасте учили не мучить понапрасну домашних животных.
'I do wish you'd do something about those stones,' said Mary.	- Надо все-таки что-то делать с этими камнями, -сказала Мэри.
'We shall all be falling over them.	- Иначе будем все спотыкаться о них и падать.
Couldn't you put them in order of merit, and then we could find a home outside for the less important ones?'	Нельзя ли расположить их в порядке соответственно их достоинству, а после для наименее ценных мы подыскали бы пристанище снаружи?
The idea of putting the stones in order of merit appealed at once to the twins.	Идея расположить камни в соответствии с достоинством нашла мгновенный отклик у близнецов.
They dropped the cat and settled down on the floor with the pile of stones between them and were soon deep in argument.	Они уселись на полу перед грудой камней и очень скоро с головой ушли в обсуждение очередной насущной темы.
'Has Theo been up to see Willy?' asked Paula.	- Что, Тео не ходил проведать Вилли? - спросила Пола.
'No.	- Нет.
I suggested it, but he just laughed and said he wasn't Willy's keeper.'	Я предлагала, но он только посмеялся. Говорит, разве я ему сторож?
Willy Kost, a refugee scholar, lived in a bungalow on Octavian's estate which was known as Trescombe Cottage, a little further up the hill from Trescombe House, Willy suffered from a melancholia which was a cause of anxiety to the household.	Вилли Кост, ученый и беженец, жил в имении Октавиана немного выше Трескоум-хауса, в летнем домике с верандой, носящем название Трескоум-коттедж. Вилли страдал меланхолией, что служило для обитателей имения предметом беспокойства.
' I suppose they've quarrelled again.	- Опять, наверно, поссорились.
They're like a couple of children.	Ведут себя прямо как дети.

Have you been up?'	И ты к нему тоже не ходила?
'No,' said Mary.	- Нет, - сказала Мэри.
' I haven't had a moment.	- Минуты свободной не было.
I sent Pierce up and Willy seemed O.	Пирса посылала к нему - вроде бы Вилли в порядке.
Have you been?'	Ты-то сама не была?
'No,' said Paula.	- И я нет, - сказала Пола.
' I've had a pretty full day too.'	- Тоже дела не отпускали целый день.
Mary was rather relieved.	Мэри выслушала ее с облегчением.
She felt that Willy Kost was her own special responsibility, practically her property, and it mattered that she was always the one who knew how Willy was.	Она чувствовала, что Вилли Кост - ее, и только ее забота, практически ее собственность, и важно, чтобы она, и никто другой, всегда знала, как себя чувствует Вилли.
She would go up and see him tomorrow.	Завтра же она сходит навестить его.
'It's just as well Ducane is coming,' said Paula.	- Очень кстати, что приезжает Дьюкейн, - сказала Пола.
'He always does Willy good.'	- Он всегда благотворно действует на Вилли.
' Is Ducane coming?' said Mary.	- А Дьюкейн, значит, приезжает? - сказала Мэри.
'I wish somebody would tell me something sometimes!'	- Хорошо бы меня хоть о чем-то когда-нибудь ставили в известность.
'I suppose you realize the room isn't ready,' said Casie.	- Вы, надеюсь, понимаете, что комната не убрана,- сказала Кейси.
'I think Kate assumes it's a regular thing now and that's why she didn't tell you.'	- Кейт считает, вероятно, что это уже правило, потому и не предупредила.
John Ducane, a friend and colleague of Octavian's, was a frequent week-end visitor.	Джон Дьюкейн, друг и сослуживец Октавиана, был у них частым гостем в выходные дни.
'Casie, would you mind doing the room after tea?'	- Кейси, вас не затруднит убрать комнату, как покончите с чаем?
'Of course I mind,' said Casie, 'in my one bit of free time; what you mean is will I, yes I will.'	- Конечно затруднит, - сказала Кейси. -Единственное мое свободное времечко! Вы хотите сказать, сделаю ли я это - да, сделаю.
At that moment Kate Gray came into the kitchen, followed by Mingo, and at once as if struck by some piercing stellar ray the scene dissolved into its atoms and reassembled itself round Kate as centre.	В эту минуту на кухню, с Минго по пятам, вошла Кейт Грей, и в мгновение ока вся сцена, словно пронизанная насквозь звездным лучом, рассыпалась на отдельные частицы и перегруппировалась заново, так что в центре оказалась Кейт.
Mary saw, pinioned in some line of force, Paula's keen smiling dog face, felt her own face lift and smile, her hair tossed, blown back.	Мэри, как бы в общем строю людского состава, заметила, как расцветает смышленое, с чертами породистой собаки, лицо Полы, как разглаживается в улыбке ее собственное лицо и отлетают назад, будто подхваченные ветром, волосы.

Mingo was barking, Montrose had jumped on to the table, Casie was pouring more hot water into the pot, the twins, disarranging their careful line of stones, were both chattering at once, fastening brown sandy hands on to the belt of Kate's striped dress.	Минго разразился лаем, Монтроз вскочил на стол, Кейси подливала в чайник кипятку, двойняшки, разорив выложенный с таким усердием ряд камней, трещали наперебой, ухватясь загорелыми, перепачканными в песке руками за пояс полосатого платья Кейт.
Kate's bright round face beamed at them all out of the golden fuzz of her hair.	Оживленное круглое лицо Кейт сияло на всех и каждого из-под пышного облака курчавых золотистых волос.
Her warm untidy being emphasized the sleekness, the thinness, the compactness of the other two, Mary with her straight dark hair tucked behind her ears and her air of a Victorian governess, Paula with her narrow head and pointed face and the well adjusted surfaces of her cropped brown hair.	В ее теплом беспорядочном присутствии ярче обозначалась прибранность, стройность, подтянутость двух других - Мэри, с ее прямыми, заложенными за уши прядями темных волос и обликом гувернантки викторианских времен, и Полы, с ее узкой головкой, резкими чертами лица и аккуратной, волосок к волоску, каштановой короткой стрижкой.
Kate, herself undefined, was a definer of others, the noise, the heat, the light which flattered them into the clearer contours of themselves.	Кейт присущей ей зыбкостью сильнее подчеркивала завершенность в других; звуки, зной, освещение, приобретая форму, выгодно оттеняли четкость их очертаний.
Kate spoke with a slight stammer and a slight Irish accent.	Говорила Кейт чуточку заикаясь и с легким ирландским акцентом.
'Octavian isn't coming tonight after all.'	- Октавиан, как выясняется, все-таки не приедет сегодня.
'Oh dear,' said Mary, 'he won't be here for Barb.'	- Вот те на, - сказала Мэри, - стало быть, Барб встретим без него?
'I know, it's too bad.	- Да, знаю, такая обида!
Something's happened at the office.'	У них стряслось кое-что на работе.
'What's happened?'	- Что стряслось?
' Some chap killed himself.'	- Один человек покончил с собой.
' Good heavens,' said Paula.	- Боги великие, - сказала Пола.
' You mean killed himself, there in the office?	- Так-таки покончил, прямо на работе?
'Yes.	- Ну да.
Isn't it awful?'	Ужас, правда?
'Who was he?' said Paula.	- А кто это? - спросила Пола.
' I don't know.'	- Не знаю.
'What was his name?'	- Как фамилия?
' I didn't think to ask.	- Не догадалась спросить.
He's not anyone we know.'	Он не из тех, кто к нам вхож.
'Poor fellow,' said Paula.	- Бедняга, - сказала Пола.
' I'd like to have known his name.'	- Жалко, не знаем его фамилии.

'Why?' said Edward, who was experimenting with the tendons of one of the chicken's legs.	- Почему? - сказал Эдвард, производя некий опыт над сухожилиями на куриной лапке.
'Because it's somehow easier to think about somebody if you know their name.'	- Как-то проще думать о человеке, когда знаешь его по фамилии.
'Why?' said Henrietta, who was dissecting the other leg with a kitchen knife.	- А почему? - сказала Г енриетта, препарируя кухонным ножом другую лапку.
' You may well ask,' said Paula.	- Законный вопрос, - сказала Пола.
'Plato says how odd it is that we can think of anything, and however far away it is our Know msname -	- Платон говорит, как поразительно, что мы способны думать о чем угодно, и, как бы далеко это что-то ни находилось, можем мыслью досягнуть до него. Так что я, вероятно, могу о нем думать, даже не зная его фамилии...
'You are right to think of him,' said Kate.	- И правильно, что ты думаешь о нем, - сказала Кейт.
' You are so right.	- Так и следует.
You reproach me.	Это мне в укор.
I feel reproached.	Ты меня пристыдила.
I just thought of Octaw vian and Barbara.'	Я, признаться, подумала лишь о Барбаре и Октавиане.
'Why did he kill himself?' said Edward.	- Из-за чего он покончил с собой? - сказал Эдвард.
'I'll do Ducane's room now,' said Mary to Casie.	- Пойду-ка я приберусь к приезду Дьюкейна, -сказала Мэри, обращаясь к Кейси.
'No, you won't,' said Casie.	- Даже и не мечтайте, - сказала Кейси.
They got up together and left the kitchen.	Обе встали и вместе пошли из кухни.
The lazy sun, slanting along the front of the house, cast elongated rectangles of watery gold on to the faded floral wallpaper of the big paved hall, which served as the dining-room at week-ends.	Ленивое солнце, скользя наискосок по фасаду, ложилось продолговатыми квадратами бледного золота на выгорелые, в цветочек, обои просторного, мощенного плитами холла, которым по субботам и воскресеньям пользовались как столовой.
The front door was wide open, framing distant cuckoo calls, while beyond the weedy gravel drive, beyond the clipped descending lawn and the erect hedge of raspberryand-creamy spiraea, rose up the sea, a silvery blue, too thin and transparent to be called metallic, a texture as of skin-deep silver paper, rising up and merging'at some indeterminate point with the pallid glittering blue of the midsummer sky.	Парадная дверь была распахнута настежь, служа как бы рамой далекому голосу кукушки, а за посыпанной гравием, поросшей сорняками подъездной аллеей, за стриженым газоном, полого уходящим вниз, к стене живой изгороди с кустами таволги цвета малины со сливками, вставало море, серебристо голубое, голубизны слишком размытой и прозрачной для металла, более сродни по структуре с лишенной объема серебряной фольгой, - вставало, незаметно сливаясь где-то с блеклой, сверкающей синевой июльского неба.
There was something of evening already in the powdery goldness of the sun and the ethereal thinness of the sea.	Предвестие вечера ощущалось уже в приглушенном золоте солнца, в парящей невесомости моря.

The two women swept round the white curve of the stairs, Casie clumping, Mary darting, and disputed briefly at the top.	Две женщины поднялись наверх по плавному изгибу белой лестницы, Кейси - топая, Мэри -легкой, стремительной поступью, и ненадолго остановились, улаживая свое разногласие.
Mary let Casie go on to the spare room and turned herself in the direction of Barbara's room.	После чего Мэри отпустила Кейси убирать комнату для гостей, а сама направилась к комнате Барбары.
Mary Clothier and her son Pierce had lived for nearly four years now at Trescombe House.	Мэри Клоудир со своим сыном Пирсом жила к этому времени в Трескоум-хаусе почти четыре года.
Mary's father, a sickly defeated man, had been a junior clerk in an insurance office, and he and Mary's vague gentle mother had perished together of double pneumonia, leaving their only child, then aged nine, to the care of an elderly and rather needy aunt.	Отец Мэри, человек болезненный и неудачливый, был мелким служащим страхового агентства и, вместе с ее тихой, нерешительной матерью, умер от двусторонней пневмонии, оставив своего единственного ребенка, девятилетнюю дочь, на попечение немолодой и стесненной в средствах тетки.
Mary had managed, however, by means of scholarships, to win herself a good education, in the course of which she encountered Kate.	Мэри, тем не менее, при поддержке стипендий, сумела получить хорошее образование, в процессе которого и познакомилась с Кейт.
Kate admired Mary and also quite instinctively protected her.	У Кейт она вызывала восхищение, а также безотчетную потребность оказывать ей покровительство.
They became firm friends.	Они крепко подружились.
Much later, at some point in Mary's wanderings as an impecunious and socially uncertain widow Kate had suggested that she should come and live with them, and Mary had come, with many misgivings, for a trial period.	Много лет спустя, на определенном этапе блужданий Мэри по жизни в качестве безденежной вдовы с шатким социальным положением, Кейт предложила ей поселиться у них, и Мэри, обуреваемая тьмой сомнений, согласилась попробовать.
She had stayed.	И в итоге осталась.
Kate and Octavian were well off and enjoyed the deep superiority of the socially secure.	Кейт и Октавиан были люди состоятельные и в полной мере пользовались преимуществами, какие дает социальная защищенность.
Mary, a deprived person who had sometimes come near, rather romantically, to thinking of herself as an outcast, appreciated both these advantages in her friends, and was prepared to be herself propped up by them.	Мэри, как лицо неимущее, представляясь себе порой в несколько романтическом образе отверженной, признавала это превосходство за своими друзьями, готовая видеть в них свою опору.
But of course she could not have accepted this act of rescue had it not been for an indubitable virtue of generosity in both her hosts, a virtue somehow expressed in their roundness, in Octavian's big spherical bald head with its silky golden tonsure, in Kate's plump face and fuzzy ball of touchable yellow hair.	Хотя, конечно, никогда не приняла бы от хозяев дома протянутую ей руку помощи, если бы не такое неоспоримое их достоинство, как бескорыстная широта натуры, - достоинство, нашедшее своеобразное выражение в округлости, отличающей их обоих: большой, шарообразной голове Октавиана, с лысиной, обрамленной рыжеватой шелковистой тонзурой, и пухлом личике Кейт с желтым нимбом пушистых мягких волос.

There was a careless magnanimity about them both, something too of the bounty of those who might have been magnificent sinners magnificently deciding for righteousness.	В обоих чувствовалось небрежное великодушие, изобильная щедрость созданий, способных стать великолепными грешниками, однако великолепным жестом избравших для себя праведную стезю.
They were happily married and spontaneous in their efforts to cause happiness in others.	Счастливые в браке, они были естественны в своей потребности одаривать счастьем других.
Mary was untroubled by the thought that she was in fact extremely useful to them.	Мэри не смущалась сознанием того, что она, в сущности, чрезвычайно им полезна.
Mary ran the house, she controlled the children, she was the one who was always there.	Она вела хозяйство, управлялась с детьми - она была той, которая всегда на месте.
But she knew that the benefits to herself were infinitely greater.	Но знала, что сама получает при этом несоизмеримо больше.
The presence, more recently, of foxy-faced Paula was something about which Mary had been, at first, not too certain.	Присутствие, не столь давнее, в доме востролицей Полы внушало Мэри на первых порах известные опасения.
Paula was a college friend of Mary's, and not known to Kate until the time, after her divorce, when Paula came to stay.	Пола была подругой Мэри еще по колледжу, незнакомой с Кейт вплоть до своего развода, когда ее пригласили погостить.
'Everyone invites a divorced woman,' Paula had said.	Разведенную повсюду зовут в гости, как заметила тогда Пола.
Mary had invited her and Kate had adored her. Kate had suggested that Paula should stay with them indefinitely, Octavian had started to make the joke about his harem, and the matter had been fixed up.	Мэри передала ей приглашение - и Кейт пришла от гостьи в восторг, предложив, чтобы Пола осталась у них на неопределенный срок. Октавиан начал отпускать шуточки насчет своего гарема, и вопрос был решен.
Paula had been Mary's older and revered college friend.	В колледже Пола училась на курс старше Мэри, и та смотрела на нее с почтением.
Mary thought it possible that Paula at close quarters might prove exacting; also she was afraid of becoming jealous.	Мэри не исключала, что с Полой при более тесном общении окажется трудновато; еще она боялась, что будет ревновать.
Paula was an uncompromising person and at times Mary had experienced her as a sort of unconscious png-	Пола не знала компромиссов, и Мэри случалось наталкиваться в ней на безотчетный педантизм.
The strength and clarity of her being, her meticulous accuracy and truthfulness, operated as a reproach to the mediocrity and muddle which Mary felt to be her own natural medium.	Сила и цельность ее натуры, скрупулезная точность и правдивость служили живым упреком для Мэри, склонной относить себя к разряду прирожденных заурядностей с сумбуром в голове.

Paula had a hard cool dignity which had been quite unimpaired by her divorce, the details of which Mary never learnt, though it was generally known that Richard Biranne was an irresponsible chaser of WU1JC La1C11, it 11LLIC LOU 111UL:11, 1V1 b'laULCU. iviaiy way V-paicu to watch, in her nervous hyperconscious way, their interest in each other, and in the first few months of Paula's sojourn Mary suffered acute pains of anticipation.	Пола обладала спокойным и незыблемым чувством собственного достоинства, ни в малой степени не затронутым ее разводом, подробности которого оставались для Мэри невыясненными, хотя о том, что Ричард Биранн - неисправимый ветрогон и волокита, было общеизвестно. Тот факт, что обе, и Кейт и Пола, дружно "обожали" Мэри, едва ли стоило слишком уж принимать на веру. Мэри, со свойственной ей обостренной восприимчивостью, загодя приготовилась наблюдать, как возрастает их интерес друг к другу, и в первые месяцы по приезде Полы не на шутку терзалась недобрыми предчувствиями.
However, in the end it was Paula's coolness, her detachment, her peculiar virtue which soothed Mary's nerves, and even provided Mary with the energy which she needed to see the situation exactly as it was.	Кончилось, однако, тем, что как раз благодаря спокойному достоинству Полы, ее независимости, особой, присущей ей доброкачественности нервы у Мэри успокоились, освободив в ней энергию, потребную, чтобы видеть положение вещей таким, каково оно есть.
She soon concluded that there was nothing to fear.	Скоро она пришла к заключению, что бояться ей нечего.
The mutual affection of Kate and Paula held no threat to her.	Взаимное расположение Кейт и Полы не таило в себе никакой угрозы для нее.
There was nothing hidden and no possibility of a plot.	В нем не было и тени скрытности, потенциальной возможности для сговора у нее за спиной.
With this acceptance came a special pleasure in their existence as a free trio which she knew that the others shared.	Вместе с убежденностью в этом пришло и особое удовольствие от их сосуществования в качестве свободного трио - удовольствие, которое, как она знала, разделяли и двое других.
The quartet of children had also got on reasonably well.	Квартет детей тоже ладил между собой совсем недурно.
They all went away to school now, Pierce to Bryanston, the twins to Bedales and Barbara to La Residence in Switzerland.	Все дети теперь разъезжались по своим школам: Пирс - в Брайанстоун, двойняшки - в Бидейлз, Барбара - в швейцарский La Residence.
Their presence, their absence, together with the alternation of week and week-end made of Mary's existence a chequer-board of contrasting atmosphere.	Их попеременное присутствие и отсутствие в доме, вкупе с чередованием буден и выходных, словно бы разграфляли жизнь Мэри на контрастные шахматные квадраты.
When the children were away Kate often spent part of the week at the Grays' house in London, if she was not absent on a trip with Octavian, who treated airline timetables as most people treat train timetables.	Когда детей не было, Кейт проводила обычно часть недели в своем лондонском доме либо отправлялась в очередную поездку с Октавианом, для которого расписание воздушных рейсов было примерно то же, что для большинства людей -расписание пригородных электричек.
The arrival of the week-end changed the house with the introduction into it of the mystery of a married pair.	С наступлением выходных дом преображался внедрением в него таинства супружеской пары.
Kate and Octavian, charmingly, ebulliently wedded, took, as it were, the thrones which awaited them.	Кейт и Октавиан, очаровательно, с неиссякающим весельем объединенные в браке, занимали, так сказать, ожидающие их места на троне.

Paula and Mary then wore their status of women without men.	Пола и Мэри, соответственно, обретали статус безмужних женщин.
They laughed at Octavian's harem jokes and heard late at night behind walls the ceaseless rivery murmur of the conversing couple.	Смеялись в ответ на шуточки Октавиана насчет гарема, а по ночам слышали за стеной негромкое и неумолчное, как ручей, журчание супружеских разговоров.
When the children were at home the week-end was a less intensive matter just because the house was fuller and more anarchic and less private.	При детях напряжение по выходным несколько разряжалось - просто обстановка в доме становилась более людной, сутолочной, менее уединенной.
But the children too were altered by it, Barbara becoming suddenly 'the child of the house', a somewhat purdah-like condition, half privilege, half penalty, the nature of which was never questioned by the other three.	Но, впрочем, дети в субботу и воскресенье изменялись тоже - Барбара обращалась внезапно в "хозяйскую дочку", чье положение подразумевает своего рода обособленность, нечто среднее между привилегией и повинностью, что остальные трое принимали без рассуждений.
The presence of men, Octavian and of late John Ducane (it occurred to no one to count Uncle Theo as a man), also made the conduct of the children not exactly more disciplined, but more coherent and self-conscious.	Присутствие в доме мужчин - Октавиана, а с недавнего времени и Джона Дьюкейна (рассматривать в качестве мужчины дядю Тео никому не приходило в голову) - тоже влияло на поведение детей, не столько держа их в узде, но хотя бы побуждая к большему порядку в поступках и в голове.
On the whole Mary Clothier was satisfied, at least she enjoyed a harassed nervous rather dark content which she told herself was the best she was capable of.	В целом Мэри Клоудир была довольна - по крайней мере, испытывала посреди ежедневных забот и тревог смутное удовлетворение - лучшее, на что, как сама себе внушала, была способна.
Alistair Clothier had died when Pierce was a very small child, leaving his wife with no money.	Алистер Клоудир умер, когда Пирс был еще совсем маленький, оставив свою жену без гроша.
Mary, who had abandoned the university to marry, found it hard to earn.	Для Мэри, которая, выйдя замуж, бросила университет, зарабатывать на жизнь оказалось нелегко.
She became a typist.	Она стала машинисткой.
Pierce gained a scholarship at his father's old school.	Пирсу присудили стипендию в той же школе, где когда-то учился его отец.
They managed; but Mary had never forgiven the fates for so cheating her over Alistair.	Худо-бедно им удавалось перебиваться, однако Мэри затаила горькую обиду на судьбу, которая так жестоко обманула ее, отняв Алистера.
A spirit took possession of her which was sardonic, sarcastic, narrow.	Ею овладел дух мелочного и желчного сарказма.
She had come to expect little and to rail on what she had.	Она привыкла довольствоваться малым и полагаться лишь на то, что имеет.
Kate, who was not even conscious of Mary as a disappointed person, half cured her.	Кейт, которая и отдаленно не догадывалась, что Мэри - существо, разочарованное в жизни, отчасти исцелила ее.
Kate, eternally and unreflectively happy herself, made Mary want happiness and startled her, by a sort of electrical contact, into the hope of it.	Неизменно и безоглядно счастливая, она и в Мэри пробудила стремление к счастью, зажгла в ней, словно поворотом выключателя, надежду.

Kate's more demonstrative affections gave Mary the courage of her own.	Несдержанная в проявлении чувств, Кейт придала и Мэри отваги дать волю своим эмоциям.
The golden life-giving egoism and rich self-satisfaction of Kate and her husband inspired in Mary a certain hedonism which, puny as it was by comparison, was for her a saving grace.	Безоблачный животворящий эгоизм Кейт и ее мужа, роскошное их самодовольство сообщили и Мэри долю жизнелюбия, очень скромную -никакого сравнения, - но спасительно благотворную для нее.
For the rest, she understood very well indeed the things that hurt her, and on the whole she now accepted them.	Что же до прочего, она прекрасно видела все то, что причиняло ей боль, но, в общем, научилась с этим мириться.
Mary passed along the top corridor, observing the twins who had emerged on to the lawn in front of the house. They were resuming one of their special games.	Проходя по верхнему коридору, Мэри обратила внимание, что двойняшки вышли на газон перед домом и затевают игру.
The twins had a number of private games which they had invented for themselves, the rules of which, though she had many times observed them, Mary was unable to deduce.	У близнецов был целый набор игр собственного изобретения, постигнуть правила которых Мэри не было дано, сколько бы она их ни наблюдала.
She sometimes suspected that these games were mathematical in nature, based upon some sort of built-in computer system in those rather remarkable children which they had not yet discovered that other people did not possess.	Она подозревала иногда, что игры эти скорей из области математики и основаны на некой, от природы дарованной этим удивительным детям внутренней компьютерной системе, отсутствие которой у других людей они пока еще не обнаружили.
Most of the games had brief and uninformative names such as 'Sticks' or 'Feathers'.	Названия эти игры носили большей частью краткие и маловразумительные, типа "колышки" или "пух и перо".
The one which was at present being played upon the sloping lawn in an area of rectangles and triangles marked out with string, was called, no one had ever discovered why, 'Noble Mice'.	Та, например, что разворачивалась в настоящий момент на участке покатого газона, разбитом при помощи натянутой веревки на квадраты и треугольники, именовалась невесть почему "мышиная знать".
The door of Barbara's room was open and Mary saw through the doorway the intent preoccupied profile of her son as he bent down and peered through horn-rimmed spectacles at the surface of the large table in the window.	Дверь в комнату Барбары была открытой, и Мэри увидела с порога сосредоточенный профиль сына, который склонился над большим столом у окна, напряженно вглядываясь сквозь роговые очки в его поверхность.
Pierce, brown UV5V WILLname = "note" u ucJ..cuucu 111 a J1iaia1LL III 1c LLV111 llll VLVVV, s1vlmis - his plump waxen face a somewhat animal quality.	Пирс, смуглый и кареглазый, с каштановыми волосами, был носат, причем нос на его гладкой восковой физиономии составлял одну прямую линию со лбом, как бывает у животных.
An impulse to stroke him down over brow and nose like a pony had already troubled, in half conscious form, a number of people, including some of his masters at school.	Побуждение протянуть руку и погладить его, как гладят пони, по лбу и носу бередило уже невольно душу многих, в том числе и некоторых его школьных учителей.
He had a serious staring gaze which, together with a slow pedantic habit of speech, gave him the air of an intellectual.	Серьезный, пристальный взгляд и привычка говорить неторопливо, тщательно подбирая слова, придавали ему умный вид.

In fact, though clever, he was idle at school and far from bookish.	На самом деле он, и вправду не лишенный способностей, не отличался ни усердием в занятиях, ни особой начитанностью.
Mary, still unseen, moved closer and saw that Pierce had covered the table with a complicated pattern composed of hundreds of shells arranged in spirals, tiny ones in the centre, larger ones on the outside.	Мэри, оставаясь невидимой, подошла ближе и увидела, что Пирс выложил на столе затейливый узор, составленный из сотен ракушек, расположенных по спирали, совсем крохотных в центре и все более крупных ближе к краю.
Adjusting the outer edge of the pattern he stopped to select a shell from a heap at his feet.	Завершая наружный край узора, он остановился, чтобы выбрать нужную ракушку из груды, наваленной у его ног.
Pierce became aware of his mother and turned slowly to face her.	Теперь Пирс почувствовал присутствие матери и медленно повернулся к ней лицом.
He rarely moved fast.	Он вообще чаще всего избегал быстрых движений.
He looked at her without smiling, almost grimly.	Он посмотрел на нее без улыбки, почти угрюмо.
He looked at her like an animal, cornered but not frightened, a dangerous confident animal.	Смотрел, как зверь, загнанный в угол, но не испуганный - опасный, уверенный в себе зверь.
And Mary apprehended herself as a thin dark woman, a mother, a representative somehow of the past, of Pierce's past, confronting him as if she were already a ghost.	Мэри вообразила мысленно самое себя - худая, темная фигура; мать, представляющая, что ни говори, прошлое, Пирсово прошлое, и восставшая перед ним уже чем-то вроде призрака, тени.
This came to her in an instant with an agony of possessive love for her son and a blinding pity of which she did not know whether it was for him or for herself.	Все это явилось к ней мгновенно, вместе с мучительным приливом властной любви к сыну, слепящей жалости, непонятно, к нему или к себе.
Next moment, as she searched for something to say, she took in the scene, Barbara's pretty room, so tidy and empty now, but already expectant.	Ища, что бы сказать, она вобрала в себя заново место действия - нарядную комнату Барбары, такую чистенькую сейчас, пустующую, но уже готовую принять свою хозяйку.
And with an immediate instinct of her son's vulnerability she saw the huge shell design as utterly untimely.	И, безошибочно угадывая чутьем незащищенность сына, увидела, до чего не ко времени здесь и теперь это громоздкое сооружение из ракушек.
It was something that belonged to the quietness of Pierce's thought about Barbara and not to the hurly-burly of Barbara's actual arrival, which Mary now anticipated with a kind of dread.	Оно вязалось с выношенными в тиши помыслами Пирса о Барбаре, но никак не с шумной суматошливой реальностью ее приезда, которого Мэри сейчас ждала с содроганием.
The careful work with the shells seemed to her suddenly so typical of Pierce, so slow and inward and entirely without judgement.	Весь он, показалось ей вдруг, был в этих усердных трудах над ракушками - замкнутый, обращенный внутрь себя и совершенно не умеющий правильно оценить обстановку.
There was a shout from the lawn outside and then the sound of a car upon the gravel and the ecstatic barking of Mingo.	Снаружи, с газона, донесся крик, затем -шуршание колес по гравию и восторженный лай Минго.
Pierce did not move instantly.	Пирс не сразу двинулся с места.

He held his mother's anguished look for a moment longer and then as she moved back he went unhurriedly past her and along the landing.	Еще минуту подержал, не отпуская, своим взглядом горестный взгляд матери, покуда она не отступила назад, и тогда неторопливо прошел мимо нее на лестничную площадку.
'Mama, it was so marvellous, I had a fab lunch in the aeroplane and they offered me champagne, oh Mary, you mustn't carry my case, must she, mama, just look at Mingo's tail, it's going round and round like a propeller, down, Mingo, you'll hurt Montrose with your big paws, Montrose knew me, didn't he, mama, where's Uncle Theo gone to, I hardly saw him, Edward don't pull my skirt so, it's new, Henrietta I've got such a sweet dress for you, I got it in Geneva, is Willy all right, I've got him a marvellous pair of binoculars, I smuggled them, wasn't I brave, I've got presents for everybody, laisse donc, Pierce, que to m'embetes, mama, I went riding every day and my French is so good now and I practised my flute such a lot, I played in a concert, and aren't I brown, just look how brown I am, I've got some lace for you, mama, and a brooch for Mary, and a clock for papa, Henrietta could you take Montrose, do be careful with that suitcase it's got Italian glass in it, just put it on the bed, could you, Mary, oh it's so heavenly to be home, I do wish papa was here, everything looks so wonderful, I shall walk up and see Willy, what on earth are all those shells doing on my table, just push them up in a pile will you, oh damn they're falling all over the floor, Casie I do wish you'd keep the twins out of my room, now you can put the other suitcase on the table, that's right, thank you so much, and mama it was marvellous I went to such a fab dance, we all had to dress in black and white, and I went up in a helicopter, I was so frightened, it's not a bit like an aeroplane...'	- Мамочка, до чего было здорово, - обалденный ланч в самолете, всех обносили шампанским и меня тоже, - погоди, Мэри, тебе нельзя поднимать мой чемодан, скажи ей, мама, - нет, вы взгляните, у Минго хвост крутится прямо как пропеллер, -сидеть, Минго, ты покалечишь Монтроза своими лапищами, - а Монтроз меня узнал, правда, мама,- но куда подевался дядя Тео, я его даже разглядеть не успела, - не дергай меня так за юбку, Эдвард, она совсем новая, - какое у меня платье хорошенькое для тебя, Г енриетта, нашла в Женеве, - а Вилли как, ничего, - для него у меня замечательный бинокль, контрабандой провезла, оцените мою храбрость, - всем-всем до единого привезла подарки, - laisse moi done, Пирс, que tu m'emb?tes[1], - мам, я верхом ездила каждый день, а с французским у меня теперь вообще отлично и на флейте занималась все время, даже играла на концерте, - а загорела как, видите, - вы посмотрите, какой загар, - да, я тебе кружева купила, мамочка, а тебе, Мэри, брошку, папе -часы на стол, - Г енриетта, забери-ка Монтроза, - а вот с этим чемоданом осторожнее, у меня там итальянское стекло, - просто положи на кровать, ладно, Мэри, - ой, какое блаженство быть дома, только жаль, папы нет, - так чудесно все видеть снова, - обязательно сбегаю к Вилли, - это что еще за ракушки у меня на столе, просто сдвинь их в сторону, вот и все, - а, черт, попадали, рассыплются теперь по всему полу, - Кейси, сколько раз я просила не пускать ко мне в комнату близнецов, - теперь можно другой чемодан положить на стол, - вот так, спасибо большое, - ма-ама, на каком потрясном балу я побывала, всем полагалось прийти в черном или белом, - и потом еще летала на вертолете, - так страшно, ужас, - совсем не то что самолет...
Three	Глава третья
John Ducane looked into the eyes of Jessica Bird.	Джон Дьюкейн смотрел в глаза Джессики Берд.
Jessica's eyes slowly filled with tears.	Глаза у Джессики понемногу наливались слезами.
Ducane looked away, sideways, downward.	Дьюкейн отвел прочь свой взгляд, потом потупился.
He had not left her then, when he ought to have done, when the parting would have been an agony to him.	Он не расстался с нею раньше, когда разлука была бы для него мученьем.
He was leaving her now when it was less than agony, when it was almost relief.	Бросал ее теперь, когда это было далеко не так мучительно, скорее даже сулило облегчение.
He ought to have left her then.	Раньше следовало бросить.

The fact remained that he ought to leave her now.	Однако тот факт, что следовало бросить теперь, все равно оставался фактом.
He needed this thought to strengthen him against her tears.	Эта мысль была ему необходима, чтобы устоять против ее слез.
He looked up again, past her blurred suffering head.	Он снова поднял глаза, обойдя стороной ее неясное несчастное лицо.
His imagination, already alienated from her room, perceived its weirdness, Jessica's room was naval in its austerity.	Заново, уже словно бы вчуже, отметил, какой необычный вид у ее комнаты. Комната Джессики своим аскетизмом вызывала представление о военном корабле.
No homely litter of books or papers proclaimed its inhabitant and the pattern of clean hard colours and shapes was not merged into any human mess or fuzz.	Никаких примет обитаемого жилья - ни книжек, ни бумаг, разбросанных в уютном кавардаке, одни лишь жесткие чистые краски и формы, не смягченные следами нормального человеческого беспорядка.
If furniture is handy manadjusted objects for sitting, lying, writing, putting, the room contained no furniture, only surfaces.	Если мебель - это набор предметов, созданных, чтобы человеку удобно было сидеть, лежать, класть, писать, то и мебели в комнате не было, были только поверхности.
Even the chair on which Ducane was sitting, the only chair, was just a sloping surface bearing no friendly curved relation to the human form.	Даже стул, на котором сидел Дьюкейн, -единственный стул - и тот представлял собой всего лишь покатую поверхность, не приспособленную ничьей заботливой рукой к изгибам человеческого тела.
Even the bed wherein he had once been used to wrangle with Jessica looked like a board, its rumpled shame ironed smooth.	Даже кровать, арена былых его схваток с Джессикой, напоминала больше доску; постыдные вмятины на ней - расправлены и разглажены.
Formica shelves, impersonal as coffee bar table tops, supported the entities, neither ornaments nor works of art, which Jessica made or found.	На пластиковых полках, безликих, точно столики в кафе, помещались не то чтобы украшения или произведения искусства, но, точнее, объекты, изготовленные или найденные Джессикой.
She wandered the rubbish tips at night, bringing back bricks, tiles, pieces of wood, tangles of wire.	Вечерами она бродила по мусорным свалкам, подбирая кирпичи, кафельные плитки, деревяшки, спутанные мотки проволоки.
Sometimes she made these things into other things.	Иногда из этих предметов создавала другие предметы.
Sometimes they were allowed to remain themselves.	Иногда им дозволялось оставаться в первоначальном виде.
Most of the entities however were made of newspaper by a method perfected in Jessica's bathroom at a cost of regularly blocked drains.	Большей частью, однако, объекты изготовлялись из газетной бумаги особым методом, осуществляемым Джессикой в ванной комнате ценою регулярно повторяющихся засоров.
A halfdigested mush wherein newsprint was still partly visible was solidified to form neat feather-weight mathematical objects with pierced coloured interiors.	Непрожеванная масса, хранящая следы газетного шрифта, уплотнялась, образуя невесомые геометрические объемы со сквозным разноцветным нутром.

These objects, standing inscrut ably in rows, often seemed to Ducane to belong to a series the principle of which he had not grasped.	Эти загадочные объемы, расставленные рядами, относились, как часто казалось Дьюкейну, к разряду явлений, принцип которых недоступен его пониманию.
They were not intended for contemplation and were soon destroyed.	Для созерцания они, во всяком случае, не предназначались и подлежали в короткий срок уничтожению.
Jessica taught painting and English at a primary school.	Джессика преподавала в начальной школе -рисование и английский.
She was twenty-eight and looked eighteen.	Ей было двадцать восемь лет, а выглядела она на восемнадцать.
Ducane, round-blueeyed, hook nosed, patchily grey, was forty-three and looked forty-three.	Дьюкейну, с его проседью в шевелюре, с голубыми совиными глазами и ястребиным носом, было сорок три и выглядел он на сорок три.
They had met at a party.	Они познакомились на каком-то вечере.
Falling in love surprised them both.	Любовь застигла обоих врасплох.
Jessica, pale, thin, mini-skirted, with long brownish gold hair tangling over her shoulders or pony-tailed with in-twisted ribbons, presented to Ducane an almost unintelligible thing and certainly not his kind of thing.	Джессика, бледная, тоненькая, в непременной мини-юбке, с длинными каштаново-золотистыми волосами, спадающими, как придется, ей на плечи или туго схваченными тесемкой в конский хвост, была для Дьюкейна существом почти непостижимым - и определенно не его поля ягодой.
She seemed to him vastly talented and almost totally non-intellectual, an amalgam he had never encountered before.	Он видел в ней бездну таланта и почти полное отсутствие интеллекта - такого сочетания ему встречать еще не приходилось.
She belonged to a race of the young whose foreignness he felt and had never dreamt of penetrating.	Она принадлежала к племени молодых, чье чужеродство он ощущал в полной мере и в сущность которого проникать отнюдь не собирался.
They had made each other puzzled and happy for a while.	Первое время они не переставали удивлять и радовать друг друга.
Ducane made her presents of books she did not read, jewellery she could not wear, and small expensive objets d'art which, placed among her tribal trinkets, took on a truly surrealist air of estrangement.	Дьюкейн дарил ей книжки, которые она не читала, драгоценности, которых не носила, и маленькие дорогие objets d'art[2], которые, заняв место среди ее культовых творений, до того выпадали из их ряда, что обретали поистине сюрреалистический характер.
He tried vainly to persuade her to work in permanent materials.	Он убеждал ее работать с более долговечными материалами, но тщетно.
She saw him as corrupted, fascinating, infinitely old.	Она в нем видела человека испорченного, неотразимого - и старшего на целую вечность.
Though Ducane did not fully realize it, his nervous uncertain sensuality needed some sophisticated intellectual encouragement, a certain kind of play, which Jessica was unable to provide.	Нервической, неустойчивой чувственности Дьюкейна требовалась, хоть он и не вполне о том догадывался, определенная духовная подпитка, известная игра, обеспечить которую Джессика была неспособна.

His profound puritanism could not in any case brook a long affair.	Да и в любом случае, глубоко сидящий в нем пуританизм не выдерживал длительной связи.
He had not the temperament to be anybody's lover.	По темпераменту он не годился в любовники.
He knew this.	И знал это.
His adventures had been infrequent and fairly short.	На любовные похождения решался нечасто, и продолжались они недолго.
He felt a rational guilt too at keeping this young attractive girl for himself when he did not intend to marry her.	К тому же он и умом сознавал, что совестно удерживать при себе молодую и привлекательную девушку, если ты не намерен на ней жениться.
Ducane, who liked his life to be simple, did not care for concealments and feelings of guilt.	Дьюкейн предпочитал не усложнять себе жизнь, не любил таиться, тяготиться чувством вины.
In time, the excitements of discovery diminished, he began to find her curious aesthetic more exasperating than charming, and was able to see her less as a rare and exotic animal and more as an eccentric English girl, not after all so young, and well on the way to becoming nothing more mysterious than an eccentric English middle-aged woman.	С течением времени новизна открытий возбуждала его все меньше, своеобразие художественных пристрастий Джессики скорее раздражало, а не пленяло, он видел в ней уже не столько редкостное и экзотическое создание, сколько не первой молодости девицу с чудачествами, обещающую в дальнейшем превратиться просто-напросто в пожилую англичанку с чудачествами же и без малейшего мистического флера.
He had then, ashamed of himself for not having had it earlier, the strength to end an affair which he months ago, that he ought to have sett her. tie auowea her tears to move him then and agreed that though no longer lovers they should remain friends, meeting almost as often as before.	Тогда он нашел в себе силы - стыдясь, что не нашел их раньше, - положить конец роману, который, понятно, нечего было и начинать. Тогда-то, то есть более полутора лет назад, ему и следовало ее бросить. Вместо этого он позволил себе дрогнуть при виде ее слез и согласился, что лучше им остаться пусть не любовниками, но хотя бы друзьями, встречаясь так же часто, как и прежде.
He was the readier to agree since he was still half in love with her.	Согласился тем более охотно, что до конца еще не разлюбил ее.
There was perhaps in his passion more cunning than he knew, since when he had released himself from his primary guilt he found her freshly charming, contemplated and touched her with an unmarred delight, and half persuaded himself that he had acquired a child, a friend.	Предполагал он или нет, но в его страсти была немалая доля лукавства, так как, освободясь от бремени главной своей вины, он вновь увидел прелесть Джессики, любуясь ею, прикасаясь к ней с ничем не омраченным удовольствием, почти уговорив себя, что нашел в ней дитя и друга.
He became gradually and sadly aware that she did not share his newfound liberty.	Мало-помалу он с огорчением убедился, что она не разделяет с ним это чувство вновь обретенной свободы.
He had not set her free.	Он не отпустил ее на волю.
She was still in love with him and indeed still behaved as if she were his mistress.	Она по-прежнему любила его, да и вела себя, правду сказать, по-прежнему, то есть как его любовница.
Her time consisted of seeing him, waiting, and seeing him again, of presence, absence, presence.	Видеть его, ждать, видеть снова - его приходы, его уходы, - из этого слагалось ее время.

She watched him anxiously, muting her love, instinctively afraid of making him feel trapped or guilty.	Подавляя в себе порывы любви, она следила за ним с тревогой, с безотчетным страхом, как бы из-за нее он не почувствовал себя пойманным в ловушку или виноватым.
She touched him very carefully with superficial lingering touches as if to extract some essence, some strong salve, to keep her through those empty absence times.	Если и дотрагивалась до него, то совсем легко, стараясь продлить каждое воздушное касание, точно надеялась извлечь таким образом для себя некий бальзам, целительное снадобье, которое поможет ей пережить пустой промежуток, когда его не будет.
The world still came to her only through him.	Она по-прежнему воспринимала мир лишь сквозь призму его особы.
He became aware of a wrought-up intensity of suffering which she could not forbear occasionally to let him glimpse.	Он не мог не заметить силу и глубину ее страданий, - накапливаясь до предела, они нет-нет да и прорывались наружу.
He began to dread his visits to her for fear of these death's head glimpses.	Из-за этих убийственных моментов истины он начал страшиться приходить к ней.
They both became frightened, irritable, quarrelsome.	Оба были напуганы, оба ожесточились, готовые повздорить по малейшему поводу.
Ducane at last decided that there was only one remedy, the brutal one of a complete parting.	В конце концов Дьюкейн пришел к решению, что единственный для них выход - самый жестокий: порвать друг с другом окончательно.
He had thought this into clarity.	Он все продумал, покуда не достиг полной ясности.
But since he had been talking to her, trying to explain, they were back again in the familiar muddled atmosphere of pity and passion.	Но стоило ему завести разговор на эту тему, пуститься в объяснения - и они вновь окунулись в привычную муть, мешанину из сострадания и страсти.
' What have I done?"	- Что я сделала не так?
' You haven't done anything.'	- Ничего ты не сделала.
'Then why can't things go on, why do you suddenly say this now?'	- Тогда почему все не может идти как шло, почему ты вдруг заговорил об этом?
' I've been thinking.	- Я хорошо подумал.
It's a totally wrong situation.'	Ситуация совершенно ненормальная.
'There's nothing wrong.	- Совершенно нормальная.
I just love you.'	Я люблю тебя, вот и все.
' That's the trouble.'	- То-то и оно!
' There's little enough love in the world.	- На свете и без того мало любви.
Why do you want to kill mine?'	Зачем тебе убивать мою?
' It's not so simple, Jessica.	- Все сложнее, Джессика.
I can't just accept your love.'	Я просто не вправе принимать твою любовь.
' I don't see why not.'	- Не понимаю почему.
' It isn't fair to you.	- Это несправедливо по отношению к тебе.

I can't keep you cornered?	Я не могу держать тебя в безысходном положении.
'Suppose I want to be cornered.'	- А если я, допустим, хочу, чтобы меня в нем держали?
'What you want isn't the point.	- Суть не в том, чего ты хочешь.
Be tough enough to see that.'	Наберись духу и пойми.
'You think you're acting in my best interests?'	- То есть, по-твоему, ты действуешь в моих же интересах?
'I know I am.'	- Тебе самой это известно.
' You've got tired of me, why not say so?	- Я тебе надоела, так бы и сказал!
' Jessica, you know that I love you.	- Джессика, ты же знаешь, что я тебя люблю.
I just can't go on making you suffer like this.'	Но не могу я больше причинять тебе такие страдания!
' I'll suffer less in time.	- Пройдет время, и страдания притупятся.
Why should one live without suffering anyway?'	И потом, где сказано, что нужно жить без страданий?
' It's bad for us both.	- Нам обоим это во вред.
I must take some responsibility - '	Должен я нести хоть какую-то ответственность...
'Damn your responsibility.	- Да при чем тут твоя ответственность!
There's someone else.	У тебя кто-то есть.
You've taken a new mistress.'	Ты завел себе новую любовницу.
' I haven't taken a new mistress.'	- Никого я не завел!
'You promised faithfully that you'd tell me if you ever did.'	- Ты же твердо обещал мне, что скажешь, если это случится!
' I keep my promises.	- Я держу свои обещания.
I haven't.'	Этого не случилось.
'Then why can't things go on as before?	- Почему тогда все не может и дальше идти так же?
I don't ask much of you.'	Я много от тебя не прошу.
'That's just it!'	- В этом-то все и дело!
'Anyway, John, I'm just not going to let you go away.	- Как хочешь, Джон, но я не отпущу тебя, так и знай.
I honestly... don't... think... I could stand it.'	Я этого... честно... не выдержу.
'Oh God,' said Ducane.	- О боги, - сказал Дьюкейн.
'You're killing me,' she said, 'for something that's just -abstract.'	- Ты убиваешь меня, - сказала она, - и ради чего? Ради пустых, отвлеченных понятий!
'Oh God,' he said, and got up, turning his back on her. He was afraid that the girl, who was kneeling on the floor in front of him, would throw herself forward and clasp his knees.	- Господи! Он встал и повернулся к ней спиной, опасаясь, как бы девушка, стоящая перед ним на коленях, не метнулась вперед и не обхватила его за ноги.

The violence of his words, of her surprise, had kept them till now facing each other rigidly.	До этой минуты беспощадность его слов и ее потрясение удерживали их в неподвижности лицом друг к другу.
Ducane said to himself, human frailty, wickedness in me, has made this situation where I automatically have to behave like a brute.	Мои слабости, проносилось в голове у Дьюкейна, греховность во мне привели к ситуации, когда хочешь не хочешь, а вынужден поступать как скотина.
She is right to say why kill love, there is never enough.	Она права, зачем убивать любовь, ее всегда и повсюду слишком мало.
Yet I have to kill this love.	Да вот приходится.
Oh God, why is it so like a murder. If I could only take all the suffering on to myself.	Черт, почему это действительно так похоже на убийство... Если б только я мог принять на себя всю эту боль!
But that is one of the punishments of wickedness, perhaps the last and worst one, that even if one wills it one cannot do it.	Но в том-то и кара за грехи, быть может, самая худшая и неотвратимая, что это при всем желании невозможно.
She said behind him, her voice breaking,	У него за спиной она сказала срывающимся голосом:
'Well, I think there must be some special reason.	- Я все равно думаю, должна быть какая-то особая причина.
Something's happened to you - '	Что-то там у тебя случилось...
The trouble was that this was true, and Ducane was weakened by a sense of the impurity of his motives.	Беда в том, что это была правда, и решимость Дьюкейна подрывало сознание, что побуждения его не столь уж бескорыстны.
He knew the act was right, and perhaps he could have done it as a naked simple act, but the shadows of his own interests confused him.	Нет, сам поступок сомнений не вызывал, и будь это лишь поступок как таковой, без посторонних примесей, Дьюкейн, пожалуй, совершил бы его -смущало, что тут примешаны и собственные интересы.
He wanted to set Jessica free, but he wanted even more to be free himself.	Он и в самом деле хотел дать свободу Джессике, но еще больше хотел освободиться сам.
For what had happened to John Ducane was Kate Gray.	Ибо то, что случилось с Джоном Дьюкейном, носило имя Кейт Грей.
Ducane had known Kate for a long time; only lately with that easy shifting of consciousness in relation to the utterly familiar which is one of the privileges of growing older, he had found himself somewhat in love with her and had apprehended her as somewhat in love with him.	Дьюкейн был знаком с Кейт давным-давно, но в последнее время у него, как бывает с годами, произошел легкий сдвиг в отношении к тому, что, казалось бы, досконально тебе знакомо - он обнаружил, что немножко влюблен в Кейт и имеет основания предполагать, что она, в свою очередь, немножко влюблена в него.
The discovery brought him no dismay.	Это открытие не привело его в смятение.
Kate was very married.	Кейт была замужем, и прочно.
He was certain that there was no thought in her lovely head which she did not impart in their long nightly conversations, to her husband.	Он не сомневался, что в ее милой головке нет ни единой мысли, какую она не поведала бы мужу во время их долгих ежевечерних разговоров.

He had no doubt that the married pair had discussed him.	Не сомневался, что супруги обсуждали его между собой.
He would not have been mocked, but he might have been laughed at.	Определенно без насмешки, но может статься, не без подтрунивания.
He could hear Kate saying,	Он прямо-таки слышал, как Кейт сообщает мужу:
' John's a bit sweet on me, you know!'	"А знаешь, Джон ко мне неравнодушен!"
Whatever had so beautifully happened was something to which Octavian was privy.	Как бы ни называлось то, что так счастливо совершилось между ними, - Октавиан был в это посвящен.
There was, in the situation, no danger.	Ситуация не таила в себе ни малейшей опасности.
There was no question of a love affair.	Ни о каком настоящем романе здесь не могло быть и речи.
Ducane could tell Jessica truthfully that he had no mistress and no prospect of one.	Дьюкейн мог с чистой совестью ответить Джессике, что любовницы у него нет и не предвидится.
In fact, following some cautious instinct, Ducane had never mentioned Kate to Jessica, nor Jessica to Kate.	Признаться, из безотчетной осторожности он вообще не упоминал Кейт о Джессике или Джессике о Кейт.
He knew that Kate, in her new awareness of him, took him to be fancy free, and that this was an important belief.	Он знал, что Кейт в своем новом восприятии его исходит из уверенности, что его сердце никем не занято, и уверенность эта имеет важное значение.
The irony of it was that he was fancy free.	Ирония заключалась в том, что оно было и впрямь не занято.
Only now that his feelings for Kate had become more urgent he felt the imperative need to rid himself of this last vestige of an entanglement.	Просто теперь, когда его чувства к Кейт заявляли о себе все громче, он ощутил настоятельную потребность стряхнуть с себя последние путы, еще удерживающие его.
What John envisaged with Kate, and envisaged fairly clearly, was something which was new in his life, and in his vision of it there was a kind of resignation, an acceptance of himself as no longer young and no longer likely to marry.	Картина, которая рисовалась Джону в связи с Кейт, и рисовалась вполне отчетливо, была в его жизни чем-то новым, возникновение ее свидетельствовало о примирении с судьбой, признании того, что он уже не молод и вряд ли теперь когда-нибудь женится.
He needed a resting point, he needed a home, he needed, even, a family.	Явилась потребность на чем-то остановиться, потребность обрести пристанище, семью обрести, если угодно.
He knew, without her having said it, that Kate understood this perfectly.	Он знал, хотя Кейт о том не говорила, что она прекрасно это понимает.
She had told him, he had told her, in half passionate, often wholly passionate kisses which they now exchanged quite easily and spontaneously, smiling into each other's eyes, whenever they happened to be alone together.	Говорили о том полу страстные, - а случалось, и страстные, без всяких "полу", - поцелуи, которыми они, улыбаясь в глаза друг другу, обменивались теперь непринужденно и естественно всякий раз, как оказывались вдвоем.
He knew that for Kate there was nothing but joy in the prospect of so caging him.	Знал он и то, что для Кейт перспектива заарканить его подобным образом не содержит ничего, кроме радости.

For himself, the relationship would at times be painful, and had already been so.	Для него самого такие отношения будут - и уже бывали - небезболезненны.
But he could embrace these exact, these detailed pains; and even the pain could be an element in something that was wholly good.	Что ж, он был готов принять, вкупе со всем прочим, и эти недвусмысленные, эти локализованные муки - разве не может хотя бы и боль служить составной частью блага?
Kate's generosity, her happiness, even her love for her husband, perhaps specially her love for her husband, could make a house for John.	Широта, свойственная Кейт, ее счастливый нрав, даже ее любовь к мужу - пожалуй, в особенности ее любовь к мужу - могли дать Джону ощущение, что он дома.
He liked and respected Octavian, he was fond of all the children and especially of Barbara.	Он сам любил и уважал Октавиана, души не чаял в каждом из детей, и прежде всего - в Барбаре.
He needed to be committed and attached at last and to be able to love in innocence, and he felt certain now that he could commit himself to Kate, and through her to her family and to her whole household.	В нем назрела надобность принадлежать, прикрепиться наконец, с возможностью любить безгрешно - и он теперь был убежден, что может вверить себя Кейт, а через нее - и всему ее семейству вкупе с чадами и домочадцами.
But to do this with a free and truthful heart he would have to end, and end completely, this muddled compromise with Jessica which should never have come into being at all.	Но чтобы осуществить это с легким, чистым сердцем, придется раз и навсегда положить конец запутанной - ни туда, ни сюда - истории с Джессикой, которая была ошибкой с самого начала.
Kate had never questioned him.	Кейт до сих пор не задавала ему вопросов.
When she did he would have to be able to tell the truth.	Однако, когда задаст, нужно, чтобы он мог говорить ей правду.
This was the personal urgency which made him feel, as he heard Jessica sobbing behind him, so like a murderer.	Вот в чем заключалась та личная, та настоятельная необходимость, из-за которой он вынужден был, чувствуя себя палачом, слушать сейчас, как за спиною рыдает Джессика.
Ducane got into his car.	Дьюкейн сел в машину.
He sat in the front of the car next to his chauffeur.	Он ездил на переднем сиденье, рядом со своим водителем.
He felt exhausted and frantic and unclean.	Сел, с ощущением, что опустошен, взвинчен, нечист.
He had given way, he had taken her in his arms, he had promised to see her next week.	Он все же дрогнул - согласился обнять ее, обещал, что они увидятся на следующей неделе.
All was to do again.	Все сызнова возвращалось к тому же.
To gain some immediate relief of his feelings he said to the chauffeur,	Ища немедленной разрядки своим чувствам, он уронил, обращаясь к шоферу:
'It's awful - I mean an awful day - everything has gone wrong.'	- Фу, как паршиво... То есть, я хочу сказать, паршивый день - все не клеится.
Ducane's chauffeur, a Scotsman called Gavin Fivey, slewed his brown eyes round for a moment in the direction of his employer.	Шофер, шотландец по имени Гавен Файви, коротко повел карим глазом в сторону хозяина.
He said nothing.	Он ничего не сказал.

But something to do with the way in which he now gripped the wheel conveyed sympathy, like a firm pressure of the hand.	Только иначе перехватил баранку, чем, словно крепким рукопожатием, умудрился выразить свое сочувствие.
Ducane's father had been a Glasgow solicitor, but his grandfather had been a successful distiller, and Ducane had money. servant.	Отец Дьюкейна был адвокат из Глазго, а дед -удачливый винодел, и от него Дьюкейну достались деньги. Единственная роскошь, которую он позволял себе помимо "Бентли", была держать слугу.
He was aware of the jokes and rumours at his expense which this peculiarity occasioned.	Слухи и намеки в его адрес, порожденные этой прихотью, не оставались для него тайной.
But Ducane, who suffered from a physical maladroitness which he connected with his being left-handed, had never learnt to drive, and saw no reason why he should not treat himself to a chauffeur.	Но Дьюкейн, страдая неловкостью в движениях, связанной, по его мнению, с тем, что он - левша, не видел причин отказывать себе в таком удобстве, как личный водитель.
He had in fact been indifferently served by a number of men who had not lived in his house.	У него, надо сказать, уже сменился в этом качестве ряд персонажей один хуже другого, - но те были приходящие.
Fivey, fairly new on the job, was his first experiment with a servant who lived in.	Файви состоял в этой должности сравнительно недавно и был первым его опытом взять живущего слугу.
Ducane had been influenced in Fivey's favour by two things, the man's appearance and the fact, discreetly revealed with no further details by the employment agency, that he was a jailbird.	В пользу Файви Дьюкейна расположили два обстоятельства: во-первых - внешность, и во-вторых, о чем ему, деликатно опустив подробности, сообщили в агентстве по найму, -что он из бывших заключенных.
Their common Scottishness was a bond too.	Связывало их и общее шотландское происхождение.
Fivey had even been to the same primary school in Glasgow that had nurtured Ducane.	Файви, оказывается, даже ходил в ту же, что и Дьюкейн, начальную школу в Глазго.
This revelation, together with the dissimilarity of their subsequent careers, rather charmed Ducane.	Это открытие, плюс несходство в том, как сложилась их дальнейшая судьба, имели в глазах Дьюкейна определенную прелесть.
He had hoped to hear something of Fivey's adventures as a criminal, but so far he had learnt little about his servant's past except for the fact that Fivey's mother, as he announced unexpectedly one day, 'was a mermaid'.	Он надеялся услышать от Файви рассказы о его уголовных похождениях, но пока сумел выведать о прошлом своего слуги немногое, в частности -что матушка у Файви, как сам он ни с того ни с сего объявил однажды, "была русалкой".
'A mermaid in a circus, you understand,' Fivey had added in his slow Scottish voice.	"Которые в цирке, знаете?" - прибавил Файви своим неторопливым шотландским говорком.
Ducane did not ask whether she was a real mermaid or a fake one.	Дьюкейн не стал уточнять, взаправду русалкой или понарошку.
He preferred not to know.	Предпочел оставить вопрос открытым.
Fivey was very unusual to look at.	Внешность же отличалась у Файви крайним своеобразием.

He had an extremely large shaggy- head which made him look like a figure in a carnival, or as Ducane sometimes thought, like Bottom under the enchantment.	Огромная косматая голова придавала ему сходство не то с участником карнавала, не то, как изредка представлялось Дьюкейну, - с шекспировским заколдованным Основой.
It was never clear to Ducane whether this feature made Fivey look monstrous or beautiful.	Никак не удавалось решить, красавец Файви с такой головой или чудовище.
His copious hair and long drooping moustaches were reddish brown.	Густые волосы и обвислые длинные усы были каштановые с рыжиной.
His complexion was of a brownish apricot hue and covered with abnormally large freckles so that his broad spotted face suggested that of an animal, a spaniel perhaps.	Лицо, смуглое, с абрикосовым оттенком, - сплошь заляпано большущими веснушками; пятнистая, широкая его физиономия хранила сходство с мордой животного - спаниеля, скорей всего.
His wide-apart eyes, of a rich clear brown, were slightly slanted and if Ducane had not known him to be Scottish he would have taken him for some kind of Slav.	Ясные, широко расставленные, ярко-карие глаза -слегка раскосы, так что, не знай Дьюкейн, что Файви шотландец, он принял бы его за славянина.
Fivey was still new enough to be, for Ducane who would not have dreamt of discussing his servant with anyone else, an object of private speculation and something of a hobby.	Для Дьюкейна, который и не подумал бы обсуждать с кем бы то ни было собственного слугу, он был пока еще внове - предмет размышлений наедине с собой, нечто вроде хобби.
Fivey was meticulously neat in the house and could cook two or three dishes.	Аккуратность в доме Файви соблюдал идеальную, умел приготовить два-три блюда.
He was taciturn and apparently friendless and seemed to spend his time off in his room reading women's magazines.	Был неразговорчив и, кажется, не имел друзей; свободное время проводил, уединясь в своей комнате, за чтением, сколько можно было судить, женских журналов.
He irritated Ducane by eating peppermint creams in the car and by singing Jacobite songs, rather drearily, as he went about his household tasks.	Действовал Дьюкейну на нервы привычкой жевать в машине мятные помадки и, выполняя свои обязанности по дому, довольно-таки заунывно тянуть якобитские песни.
Ducane thought it possible that Fivey did not realize that he was singing aloud. So far he had not had the heart to reprimand him.	Дьюкейн, правда, подозревал, что Файви, возможно, не замечает, что поет вслух, и покамест не набрался духу сделать ему внушение.
He hoped, at least, that the fellow was reasonably contented.	Во всяком случае, надеялся, что тот, в разумных пределах, доволен.
Ducane's parents were dead and his only close relation was a married sister who lived in Oban and whom he scarcely saw.	Родители у Дьюкейна умерли, из близкой родни осталась только замужняя сестра, живущая в Обане, с которой он почти не виделся.
Ducane had read history and subsequently law at Balliol, had proceeded to All Souls and had been called to the bar. He had practised briefly as a barrister but he was not enough of an actor to enjoy life in the Courts.	В Бейллиол-колледже Дьюкейн изучал историю, затем - право, впоследствии перешел в Колледж всех душ, был принят в адвокаты. Короткое время занимался адвокатской практикой, но убедился, что за недостатком актерских данных не может с полным удовольствием проводить жизнь в залах суда.

He disliked legal wit in serious situations and shunned an exercise of power which he conceived to be bad for his character.	Ему претило упражняться в адвокатском острословии, когда решаются дела серьезные, -кроме того, он предпочитал держаться в стороне от применения власти, считая, что оно дурно сказывается на характере человека.
In the war he was early posted to Intelligence and, to his regret, spent the war years in Whitehall.	Во время войны его прямиком направили служить в разведку, и таким образом военные годы он, к своему сожалению, провел на Уайтхолле.
He became a civil servant and was at present the legal adviser to the Government department of which Octavian was head.	После поступил на государственную службу и в настоящее время состоял юрисконсультом в министерстве, которое возглавлял Октавиан.
He had maintained his academic interests and was a noted expert on Roman law, a subject on which he lectured intermittently at a London college.	Он не утратил интереса к науке, считался видным экспертом по римскому праву и периодически читал в одном из лондонских колледжей лекции по этому предмету.
He was a busy successful man and aware of himself as a respected figure.	Занятой, преуспевающий человек, сознающий, что он - уважаемая и известная фигура.
People tended to admire him and find him mysterious.	Им восхищались, его находили загадочным.
Ducane saw his career with a cool eye.	Сам же Дьюкейн смотрел на себя и свой жизненный путь трезвым взглядом.
He had retained, and now deliberately fostered, the consciousness, as well as the conscience, of a Scottish puritan.	Он сохранил - а теперь и умышленно пестовал в себе - самосознание и совестливость шотландца и пуританина.
He had no religious beliefs.	Притом был чужд религиозных верований.
He simple wanted to lead a clean simple life and to be a good man, and this remained to him as a real, and also feasible, ambition.	Просто хотел вести простую, чистую жизнь, быть хорошим человеком, и это оставалось для него реальной и досягаемой целью.
As the Bentley now turned into Whitehall Ducane, thinking miserably about Jessica, felt, not for the first time, a distinct impulse to lay his hand upon Fivey's shoulder.	"Бентли" сворачивал на Уайтхолл, когда Дьюкейн, по-прежнему удрученный мыслями о Джессике, ощутил - уже не в первый раз - явное побуждение положить руку на плечо Файви.
He noticed that he had already stretched his arm along the seat behind his chauffeur's back.	Он заметил, что рука его сама собой легла на спинку шоферского сиденья.
The contact, suddenly so vivid to his imagination, would have brought with it some profound and healing comfort.	Живо представилось вдруг: стоит лишь дотронуться - и вот оно, глубокое, блаженное утешение!
Ducane smiled to himself sadly.	Дьюкейн грустно усмехнулся про себя.
Here was yet another of the paradoxes of life.	Еще один парадокс, на какие богата жизнь.
He withdrew his arm from its dangerous position.	Он снял руку с опасного места.
'Hello, Octavian.	Глава четвертая - Здравствуйте, Октавиан.
You left a note that you wanted to see me.'	Вы оставили записку, что хотите меня видеть.
Ducane put his head round Octavian's door.	Дьюкейн просунул голову в дверь к Октавиану.
It was Saturday morning, the day after Radeechy's suicide.	Было субботнее утро, назавтра после самоубийства Радичи.

' Come in, John, come in.	- Заходите, Джон, заходите.
You find us in the soup.'	У нас тут ситуация.
Already seated in Octavian's room were Richard Biranne and George Droysen, formerly a journalist and now a young Principal in the department.	В кабинете уже сидели Ричард Биранн и Джордж Дройзен, бывший журналист, а ныне, несмотря на молодость, - высокое должностное лицо в министерстве.
Ducane came in and sat down and looked inquiringly at Octavian.	Дьюкейн вошел, сел; вопросительно глянул на Октавиана.
'Look,' said Octavian, 'you aren't going to be pleased.	- Слушайте, - заговорил Октавиан, - боюсь, это вас не обрадует.
Well -shall I start to tell him, Droysen, or will you?'	Словом... Дройзен, мне начать или вы ему скажете?
' You tell him,' said Droysen.	- Лучше вы, - сказал Дройзен.
'It's this matter of bloody Radeechy,' said Octavian.	- Это связано с Радичи, чтоб ему... - сказал Октавиан.
Ducane had heard yesterday about Radeechy's death.	Дьюкейн накануне слышал о смерти Радичи.
He had met Radeechy occasionally in the office, but had little acquaintance with him.	Он изредка сталкивался с Радичи на работе, но был мало с ним знаком.
'Yes?'	- И что же?
'Well, it's the press as usual.	- Да все пресса, как водится.
First the press and then the PM.	Сначала - пресса, потом - премьер.
It would happen on a Saturday.	И как назло, в субботу.
Anyway, to tell the tale as briefly as posible, Droysen was around last night in his old haunts in Fleet Street, and it seems that the press have got hold of some sort of story about Radeechy.'	Короче, Дройзен по старой памяти наведался вчера вечером кой-куда на Флит-стрит, и выясняется, что пресса разнюхала какую-то историю насчет Радичи.
'What sort of story?'	- Что за история?
'This is what we haven't found out yet, but it sounds like the usual sort of story, at least it's got the two familiar elements, women and money.'	- Этого-то мы не знаем, но звучит достаточно банально - по крайней мере, налицо два привычных элемента - женщины и деньги.
' You mean blackmail?'	- Шантаж, иными словами?
'Well, it sounds like it.	- Похоже, во всяком случае.
It features a girl who's known as Helen of Troy.	Фигурирует дама по прозванию Елена Прекрасная.
I think we can guess her profession.	О профессии, думаю, догадаться нетрудно.
And there's something about "a large sum of money changed hands". That's the phrase, isn't it, Droysen? "A large sum of money changed hands".'	Упоминается, что "из рук в руки перешла большая сумма денег" - дословно. Так, Дройзен?
'Whose hands?' said Ducane.	- В чьи руки?
' Don't know.'	- Не ведаю.
' But they haven't published this stuff?'	- Но материал пока не напечатан?

'No, no, it's far too hot.	- Нет-нет, он чересчур еще сырой.
As far as Droysen could gather one of the larger nastier dailies has bought it.	Приобретен, насколько Дройзен мог понять, крупной газетой, из самых злобных.
A pretty large sum of money probably changed hands there!	Вот уж где наверняка перешли из рук в руки большие деньги!
And now they're sitting on it to see what happens next, and meanwhile every sort of rumour is going about.'	Теперь его придерживают, выжидая, что будет дальше, а в воздухе тем временем множатся слухи.
' You don't know who provided the story?'	- Не знаете, кто поставщик этой истории?
'No, but it's said to have been someone inside the office.	- Нет, но говорят - кто-то из стен родной конторы.
Not nice!'	Приятного мало.
'Radeechy didn't have access to any secret material, did he?'	- Радичи ведь не имел допуска к секретным материалам?
'Well, not officially.	- Официально - не имел.
But that isn't going to impress anybody.'	Но только для кого это довод?
'Have Security been on to you?'	- Из спецслужб не беспокоили?
'Not yet.	- Пока нет.
I telephoned to tell them of course, since they're so mad keen to know every little thing, and they just grunted, but the PM's been on to me.'	Я туда звонил, естественно, поскольку им непременно вынь да положь любую малость, - в ответ что-то буркнули. А вот премьер-министр -побеспокоил.
'He'd heard about the story and the rumours?	- Дошло, стало быть, насчет этой истории и слухов?
'Well, he'd heard something, and I told him the rest and he was not pleased.'	- Что-то определенно дошло, остальное досказал я и особого восторга не вызвал.
'It's a bit early to get upset,' said Ducane.	- Не рановато ли расстраиваться, - сказал Дьюкейн.
' We don't even know what this story is.'	- Мы не знаем даже, что там, в этой истории.
'No, but you know as well as I do that politicians aren't concerned with justice being done, they're concerned with justice seeming to be done as a result of their keen-eyed vigilance.	- Правильно, зато мы знаем, что политиков мало волнует торжество справедливости, их волнует, чтобы выглядело так, будто она торжествует -вследствие их неусыпных трудов.
Apparently he's already being pressed to have an official inquiry.'	На него, по всей видимости, уже нажимают, добиваясь официального расследования.
'Which kind?	- Какого рода расследования?
'That hasn't emerged yet, but the point is, this is where you come in.'	- С этим еще не ясно - главное, что тут в игру вступаете вы.
'Me?'	- Я?
'Yes.	- Да
You'd be surprised how well thought of you are amongst our leaders.	Вы не поверите, какого о вас лестного мнения наши верхи.

The wants you to conduct an inquiry,:	Премьер желает возложить расследование на вас.
'What status would I have?' said Ducane.	- И каков будет мой статус в этом случае?
'Well, thank God you're taking it so coolly, I thought you'd explode!	- Слава те Господи, глазом не моргнул - я-то боялся, что вы взорветесь!
Strictly speaking you wouldn't have any status, that is the inquiry would be a purely departmental one.	Статуса, строго говоря, - никакого, расследование будет носить чисто ведомственный характер.
I would instruct you to inquire and you would inquire.	То есть я даю вам поручение, вы его выполняете.
The rest would have to be played by ear.'	Со всем прочим будем разбираться по ходу дела.
' I see.	- Понятно.
I suppose quick action is the point.'	Основное, по-видимому, - действовать без промедлений.
' Precisely.	- Именно.
The PM doesn't want this thing to snowball.	Покуда не разрослось, как снежный ком, - вот чего не хочет премьер.
If we can clear it all up quickly, establish what went on if anything, and demonstrate that there's no Security interest, we can avoid an official inquiry which the PM doesn't want any more than we do.'	Если бы разгрести это все быстренько, установить, что там было и было ли, показать, что интересы спецслужб не затронуты, тогда можно бы избежать официального расследования, которого премьеру хочется не больше нашего.
'It's one of those things which it's not easy to demonstrate,' said Ducane.	- Как раз такое показать не просто.
'If Radeechy had a fishy private life, and if the press keep dropping hints, people will believe anything.	Ежели у Радичи не все чисто в плане частной жизни, да еще пресса будет усердствовать с намеками, то люди поверят чему угодно.
It's become a sort of cliche.	Примеров предостаточно.
However, I'll certainly have a go.	Впрочем, попытка не пытка.
It doesn't look as if I've got much choice anyway!	Тем более, что у меня, кажется, и выбора особого нет!
I suppose there isn't the faintest chance that poor Radeechy was being blackmailed into handing over secret stuff?	Я полагаю, быть не может, чтобы Радичи действительно уступил шантажу и передал кому-то секретные материалы?
'Not the faintest,' said Octavian.	- Исключено, - сказал Октавиан.
' You'd agree, wouldn't you, you two?"	- Как остальные - согласны?
'One never knows about anyone,' said Biranne, 'but I shouldn't have thought it of Radeechy.'	- Чужая душа - потемки, - сказал Биранн, - и все же от Радичи я бы такого не ожидал.
' I agree,' said George Droysen.	- Согласен, - сказал Джордж Дройзен.
'And I knew him reasonably well as far as meeting in the office goes.'	- Притом я знал его неплохо, в тех рамках, какие позволяет служба.
'That doesn't go very far,' said Ducane.	- То есть в достаточно узких рамках, - сказал Дьюкейн.
'However it appears he was being blackmailed?'	- И однако, это факт, что его шантажировали?
' So the tale runs.'	- Так утверждают.

' And he did shoot himself.	- И факт, что он застрелился.
Why did he shoot himself?'	С чего бы ему стреляться?
' And in the office too,' said Octavian.	- Мало того, на работе! - сказал Октавиан.
'That does strike me as somehow odd and significant.	- Ведь неспроста, вот что меня поразило, ведь это о чем-то говорит!
Why couldn't he shoot himself decently at home?'	Почему бы не застрелиться тихо-мирно дома?
'He was terribly depressed about his wife's death,' said George Droysen.	- Его безумно потрясла смерть жены, - сказал Джордж Дройзен.
'You remember she got killed last year, fell out of a window or something.	- Помните, она погибла в прошлом году, выпала из окна, что ли.
He was quite shattered.'	Буквально ходил убитый.
'Well, that's a possible motive,' said Ducane.	- Да, чем не мотив, - сказал Дьюкейн.
' He didn't leave a note, did he?'	- Он не оставил записки?
'No,' said Octavian.	- Нет, - сказал Октавиан.
' That's a bit odd too.	- Что тоже странно.
He was such a one for writing minutes about every damn thing.	Такой любитель был писать служебные записки по поводу и без!
You'd think he'd have left us a minute about his own death!'	А уж о собственной смерти ему, казалось бы, написать сам бог велел.
'If we could discover exactly why he did it, that should settle the Security point.	- Если бы точно установить причину самоубийства, тем самым прояснился бы пункт относительно спецслужб.
It looks as if we shall have to find out a lot about Radeechy.	Похоже, нам предстоит немало разведать о Радичи.
Did you know him well Biranne?'	Вы хорошо его знали, Биранн?
'Scarcely knew him at all,' said Biranne.	- Вообще почти не знал, - сказал Биранн.
'We just met in the office, and not much even there.	- Просто встречались на работе, и то нечасто.
No, I didn't know him.'	Нет, не знал.
'I never saw much of him myself,' said Ducane, 'but I confess I'm surprised about this Helen of Troy story.	- Я и сам пересекался с ним не так уж часто, -сказал Дьюкейн, - но, признаюсь, с этой Еленой Прекрасной он меня удивил.
I shouldn't have thought Radeechy was that sort of chap.'	Не подумал бы, что Радичи из эдаких.
'Any man is that sort of chap,' said Biranne, and giggled.	- Каждый мужчина из эдаких, - со смешком сказал Биранн.
Ducane ignored him.	Дьюкейн сделал вид, что не слышит.
'He seemed to me much more the cranky scientist type.	- Я бы куда скорее отнес его к разряду чудаков, немного тронутых на научной почве.
The last conversation I had with him was about poltergeists.	Последний разговор у нас с ним был о проявлениях полтергейста.

He had some theory about their being connected with the water table.'	Согласно его теории, существует связь между ними и поверхностью мирового океана.
'He communed with spirits,' said George Droysen.	- Он сообщался с душами усопших, - сказал Джордж Дройзен.
'After all,' said Octavian, 'spiritualism and magic and all that are connected with sex, always have been.	- В конце концов, - сказал Октавиан, - спиритизм, колдовство и прочее - все это связано, и всегда было связано, с сексом.
Sex comes to most of us with a twist.	К большинству из нас секс приходит в сопряжении с тем или иным вывертом.
Maybe that was just his twist.'	Может, в этом просто состоял его выверт.
Ducane was not sure whether sex came to most of us with a twist.	Дьюкейн не был так уж уверен насчет большинства.
He could not help wondering whether it came to Octavian with one.	Он невольно спросил себя, приходит ли секс к самому Октавиану в сопряжении с вывертом.
'Has he any close family?' he asked.	- Есть у него родные, близкие? - спросил он.
'Apparently there's no one except a sister who's been living in Canada for years.'	- Никого, как будто, кроме сестры, да и та уже много лет живет в Канаде.
'I'd better see the police,' said Ducane, 'and look over whatever they've got, though I imagine that won't amount to much.	- В полицию нужно идти, - сказал Дьюкейн, -поглядим, чем они располагают, хотя предвижу, что немногим.
Would you see that I'm OK'd with Scotland Yard, Octavian?	Не позаботитесь, Октавиан, предупредить обо мне кого следует в Скотленд-Ярде?
And perhaps you'd get back to Fleet Street, Droysen, and track down that story for us, and also find out who gave it to the press.'	А вам бы, Дройзен стоило прогуляться снова по Флит-стрит, навести подробнее справки об этой истории и, кстати, выяснить, кто скормил ее прессе.
' Back to the old pubs!' said Droysen.	- Назад в насиженные пабы! - сказал Дройзен.
' It's a pleasure.'	- С нашим удовольствием.
'You'd better write me an official letter, Octavian.'	- Мне потребуется от вас официальное письмо, Октавиан.
' I've already drafted one.'	- Я уже вчерне набросал.
'Well, put into it, would you, that I can use my own discretion about not revealing anything which I think is not germane to the purpose of the inquiry.'	- Тогда вставьте, ладно, что я по собственному усмотрению решаю, раскрывать или нет то, что, на мой взгляд, не существенно для цели расследования.
'I suppose that's all right?' said Octavian dubiously.	- Думаете, можно? - с сомнением сказал Октавиан.
' Of course it is.	- Да разумеется!
After all, we aren't investigating poor Radeechy's morals.	Не нравственность же бедняги Радичи мы расследуем, в конце концов.
What was his first name, by the way?'	Как его звали, между прочим?
' Joseph,' said Biranne.	- Джозеф, - сказал Биранн.
' Are you going to Dorset, Octavian?'	- Вы в Дорсет едете, Октавиан?

' Certainly!	- Всенепременно!
What's more, you are too.	Мало того - вы тоже.
There's no point in starting in until young Droysen has done his detective work.'	Нет смысла начинать, покуда Дройзен не проведет свои розыски.
' All right.	- Ну хорошо.
Ring me as soon as you get anything.'	Как только добудете что-нибудь, позвоните.
He gave Droysen the Trescombe telephone number.	- Он продиктовал Дройзену номер телефона в Трескоуме.
'Well, that's all, friends.'	- Что ж, это все, друзья.
Ducane stood up.	Дьюкейн встал.
Droysen stood up too.	Дройзен - тоже.
Biranne remained seated, looking at Octavian with a deferential air.	Биранн продолжал сидеть, почтительно глядя на Октавиана.
Ducane cursed his own bad manners.	Дьюкейн мысленно выругал себя за забвение приличий.
He had become so used to being, in his friendship with Octavian, the acknowledged superior that he had for a moment forgotten that this was Octavian's room, Octavian's meeting, and not his.	Он слишком привык, в дружбе с Октавианом, к своему признанному превосходству и на минуточку упустил из вида, что находится в кабинете Октавиана, что не он, а Октавиан проводит это совещание.
But his chief feeling at that instant was hostility to Biranne.	Но сильнее всего в это мгновение он ощутил вражду к Биранну.
Once, many years ago, across a partition in a restaurant, Ducane had overheard Biranne talking about him, Biranne was speculating about whether Ducane was homosexual.	Однажды, много лет назад, он, сидя в ресторане, слышал нечаянно, что за перегородкой говорит о нем Биранн: Биранн рассуждал о том, правда ли, что Дьюкейн - гомосексуалист.
Cursing himself too for the persistence of this memory, Ducane recalled the particular quality of Biranne's mocking laughter.	Выругав себя еще и за назойливую память об этом, Дьюкейн будто услышал вновь тот характерный, тот язвительный смешок Биранна.
Five	Глава пятая
How did they cook eggs in ancient Greece?' Edward Biranne asked his mother.	- А как в Древней Г реции варили яйца? - спросил у матери Эдвард Биранн.
'Do you know, I'm not sure,' said Paula.	- Ты знаешь, не скажу, - отозвалась Пола.
'What's Greek for a poached egg?' said Henrietta.	- А как на древнегреческом будет "яйцо всмятку"?- спросила Генриетта.
' I don't know.	- Не знаю.
There are references to eating eggs but I can't recall any references to cooking them.'	Что яйца употребляли в пищу - об этом кое-где упоминается, а вот о том, чтоб варили, - не припомню.
'Perhaps they ate them raw,' said Henrietta.	- Возможно, ели сырыми, - сказала Генриетта.
'Not very likely,' said Paula.	- Сомнительно, - сказала Пола.

'Can you remember anything in Homer?'	- У Гомера что-нибудь есть на этот счет, не помните?
The twins, taught Greek and Latin from an early age by their mother, were already fairly proficient classicists.	Близнецы, которых мать обучала греческому и латыни чуть ли не с колыбели, были уже нешуточные специалисты в области классических языков.
However, they could not remember anything in Homer.	Из Гомера, однако, им ничего на память не приходило.
'We could try Liddell and Scott,' said Henrietta.	- Можно бы поискать у Лиделла[3] и Скотта[4], -сказала Генриетта.
'Willy will know,' said Edward.	- Вилли, вот кто будет знать, - сказал Эдвард.
'May we have that seaweed in our bath tonight?' said Henrietta.	- Можно, мы вечером те водоросли положим в ванну, когда будем купаться? - спросила Генриетта.
' You'd better ask Mary,' said Paula.	- Это лучше спрашивайте у Мэри, - сказала Пола.
' There's a letter for you downstairs,' said Edward.	- Для тебя там письмо внизу, - сказал Эдвард.
'May I have the stamp?	- Чур, марка - мне!
'You pig!' cried his sister.	- Ты свинтус! - крикнула его сестра.
The twins, cooperative in most matters, were competitive about stamps.	Двойняшки, действуя преимущественно в духе доброго согласия, соперничали, когда речь шла о марках.
Paula laughed.	Пола рассмеялась.
She was just preparing to leave the house.	Она в эти минуты как раз собралась выйти из дому.
'What kind of stamp is it?'	- А что за марка?
' Australian.'	- Австралийская.
A cold dark shadow fell across Paula.	Холодная, мрачная тень накрыла Полу.
She went on mechanically smiling and answering her children's chatter as she left her room and moved down the stairs.	Продолжая машинально улыбаться, отзываясь на болтовню своих детей, она вышла из комнаты и спустилась вниз по лестнице.
Of course it might always be from someone else. But she didn't know anyone else in Australia.	Мало ли от кого еще могло быть это письмо... Но только никого другого она в Австралии не знала.
The letters were always laid out on the big round rosewood table which stood in the centre of the hall, and which was also usually covered with newspapers and whatever books members of the household were reading and with the paraphernalia of the twins' games.	Письма всегда раскладывали на большом, круглом, палисандрового дерева столе посреди холла, заваленном обычно также газетами, книжками, которые на данный момент читали в доме, и дребеденью, имеющей отношение к играм двойняшек.
Edward ran ahead and retrieved his copy of More Hunting Wasps which he had laid down on top of the letter so that Henrietta should not observe the stamp.	Эдвард, добежав первым, схватил брошюру "Еще о хищных осах", которой заблаговременно прикрыл письмо, спасая марку от глаз Генриетты.
Paula saw from a distance Eric's unmistakable writing upon the envelope.	Пола еще издали разглядела на конверте узнаваемый почерк Эрика.

'May I have it, Mummy, please?	- Можно, мам, эту - мне?
'May I have the next one,' cried Henrietta, 'and the next one, and the next one?'	- А можно, мне тогда - в следующий раз, -крикнула Генриетта, - и потом - тоже, и потом?
Paula's hand trembled.	У Полы дрожали руки.
She tore the envelope open quickly, clawed the letter out and put it in her pocket, and gave the envelope to her son. She went out into the sunshine.	Она быстро надорвала конверт, вытащила, письмо, сунула в карман. Отдала конверт сыну и вышла из дому на солнце.
The big sphere, cracked and incompleteat the near end, composed of the sky and the sea, enclosed Paula like a cold vault and she shivered in the sunlight as if it were the ray of a malignant star.	Огромный купол, выщербленный и незамкнутый с ближнего края, образованный небом и морем, опрокинулся над Полой, точно своды холодного склепа; она зябко поежилась, будто не на солнцепеке стояла, а под лучами губительной звезды.
She bowed her head, making a movement as if she were casting a veil about it, and bolted across the lawn and into the meadow and along the path beside the hawthorn hedge which led down towards the sea.	Склонила голову, точно готовясь набросить на нее покрывало, и сбежала по стриженому косогору на лужок, на тропинку вдоль кустов боярышника, уходящую к морю.
Now she saw in the same sunny darkness her sandalled feet slithering upon the purplish stones of the beach as she fled forward, as if she were falling, to get to the edge of the water. Here the beach shelved steeply and she sat down, with a rattling flurry of pebbles, upon a crest of stones with the sea just below her.	Летела, опускаясь к воде, замечая все в том же солнечном мраке, как скользят по лиловатой прибрежной гальке ее обутые в сандалии ноги. У моря берег круто обрывался вниз, и Пола, с шумом осыпая гальку, устроилась на каменном выступе прямо над водой.
It was so calm today that it seemed motionless, touching the shore with an inaudible lapping kiss and the occasional curl of a Lilliputian wavelet.	Море было сегодня такое тихое, что казалось неподвижным, с неслышным плеском целуя берег, изредка наползая на него завитком крошечной волны.
The sun shone into the green water revealing the stonescattered sand which was briefly uncovered at low tide, and farther out a mottled line of mauve seaweed.	Солнце сквозь зелень воды освещало песчаное, усеянное камнями дно, ненадолго обнаженное отливом, и дальше - неровную бахрому розовато-лиловых водорослей.
The water sur face shadowed and dappled the sand with faint bubbly forms like imperfections in glass.	Поверхность воды роняла на песок подвижные тени, испещряя его легкими пузырчатыми очертаниями, похожими на изъяны в стекле.
That she had once been in love with Eric Sears Paula knew from the evidence of letters which she had found.	О том, что когда-то Пола была влюблена в Эрика Сирза, свидетельствовали письма, которые к ней приходили.
She did not know it from memory.	Память о том молчала.
At least, she could remember events and pieces of her own conduct, which were only explicable on the assumption that she had been in love with Eric.	То есть преподносила ей отрывочные события и поступки, не поддающиеся иному объяснению, кроме того, что она была в него влюблена.
But the love itself she could not really remember.	Сама же любовь не оставила по себе воспоминаний.
It seemed to have been not only killed but removed even from the lighted caravan of her accepted and remembered life by the shock of that awful scene.	Ее не просто убило, но напрочь выключило из ясной цепочки осознанных и памятных дней потрясение от той чудовищной сцены.

Eric Sears had been the occasion of Paula's divorce.	Эрик Сирз стал причиной развода Полы.
With the precipitate cruelty of a very jealous man, Richard, whose many infidelities she had tolerated, divorced her for a single lapse.	Ричард Биранн, которому она без конца спускала его измены, с нерассуждающей жестокостью ревнивца развелся с нею, стоило ей оступиться один-единственный раз.
The occasion of it all, her insane passion for Eric, had been erased from her mind, but otherwise she had got over nothing.	Причина причин - наваждение страсти к Эрику -стерлась у нее бесследно, но остальное не изжилось до сих пор.
That terrible time, its misery and its shame, lived within her unassimilated and unresolved.	То страшное время, стыд и горе, были по-прежнему живы в ней - ни свыкнуться, ни примириться.
She had acted crazily, she had acted badly, and she had got away with nothing.	Она поступила безрассудно - дурно поступила, и ничего не сошло ей с рук.
Paula's pride, her dignity, her lofty conception of herself, had suffered a savage wound and that wound still ached and burned, in the daytime and in the night-time.	Г ордости ее, достоинству, возвышенному представлению о себе был нанесен свирепый удар, и эта рана по-прежнему болела и жгла днем и ночью.
She thought that no one knew of this, though she reflected sometimes that of course Richard must know.	Пола думала, что об этом никто не знает, хотя, размышляя, говорила себе подчас, что Ричард-то знает наверняка.
Her love affair with Eric - it had been very brief -now seemed to her something so unutterably mean and unworthy that she could not, even when she tried hard to discipline herself to do so, recognize herself as a protagonist.	Роман с Эриком - совсем короткий, надо сказать, -казался ей теперь чем-то невыразимо пошлым, ничтожным, в чем она положительно не могла участвовать, - как ни старайся, это не укладывалось в голове.
While she was fairly indulgent to others, had been so to Richard, Paula thought that faithfulness in marriage was very important.	Терпимая по отношению к другим, по отношению к Ричарду в прошлом, Пола считала, что сохранять верность в браке очень важно.
Infidelity was undignified and usually involved lying or at least half-truths and concealments.	Неверность унизительна, она, как правило, влечет за собою ложь или по крайней мере недомолвки, утайки.
Paula cared very much about what might be called 'moral style'.	Для Полы имел большое значение "нравственный стиль", если можно так выразиться.
Someone had once said of her, not quite justly,	Кто-то сказал о ней однажды, не вполне справедливо:
'She wouldn't mind what awful thing you did so long as you didn't talk about it in a certain kind of way.'	"Для нее главное не то, какую мерзость вы совершили, а каким тоном вы скажете об этом".
In fact Paula had, by the time their marriage ended, al' most succeeded in convincing her husband that she hated his lies about his adventures more than she hated the adventures themselves.	Во всяком случае, к тому времени, как распался ее брак, Пола почти что убедила мужа, что ей более всего ненавистны не сами его похождения, а его вранье о них.
And what offended her in memory about her own conduct, was not so much that she had actually gone to bed with Eric but that she had half-lied to Richard about it and that she had played a mean scurrying part and become involved in a situation which she did not understand and could not control.	И в собственном поведении тогда ее прежде всего оскорбляло не то, что она спала с Эриком, а то, что опустилась до полуправды в отношениях с Ричардом, играла мелкую, суетливую роль, дала вовлечь себя в чуждую ей, неуправляемую ситуацию.

She regretted it all with an undying regret which only continual efforts of her reason prevented from utterly poisoning her life.	Сожаления грызли ее, не утихая, и, когда бы не постоянные усилия воли и доводы рассудка, окончательно отравили бы ей жизнь.
What would have happened if there had not been that dreadful scene with Richard she did not know.	Как повернулись бы события, не разразись та жуткая сцена с Ричардом, неизвестно.
Richard would probably have divorced her in any case, he was savage with resentment.	Ричард, пожалуй, развелся бы с нею в любом случае, он не помнил себя от ярости.
She could not conceive that she could have gone on loving Eric.	Трудно было вообразить, что она продолжала бы любить Эрика.
He had made her lose too much.	Из-за него она лишилась слишком многого.
But what had really, and it seemed instantaneously, destroyed her love was his crushing physical defeat at the hands of Richard.	Хотя на самом деле уничтожило ее любовь - и, кажется, мгновенно - то сокрушительное поражение, которое он потерпел от рук Ричарда.
This was unjust, but with the deep dark logical injustice of forces which govern us at our most extreme moments and which, though they have nothing to do with morality, must sometimes be recognized in our lives like gods.	Несправедливость - да, но та глубинная, не объяснимая логикой несправедливость, что свойственна силам, управляющим нами в самые роковые минуты, - силам, которые мы вынуждены признавать в нашей жизни как нечто исходящее свыше, и никакая мораль тут ни при чем.
That scene still haunted Paula in sleeping and in waking nightmares, Richard's distorted face, Eric's screams, the blood that seemed to have got everywhere.	Та сцена неотступным кошмаром преследовала Полу до сих пор: перекошенное лицо Ричарда, вопли Эрика, кровь повсюду, куда ни повернись.
Of course they had all pretended that it was an accident.	Все трое, разумеется, сделали вид, что произошла ужасная случайность.
Poor Eric.	Бедный Эрик.
He knew the dark decision of the god as well as Paula did and he submitted to it.	Он не хуже Полы распознал в том непостижимый приговор высших сил и подчинился ему.
He was utterly subdued by shame.	Стыд, положительно, сломил его.
When Paula visited him in hospital she soon -knew that he no longer wanted her to come.	Навестив его в больнице, Пола быстро поняла, что ему это в тягость.
They scrambled through their adieus.	Они кое-как простились.
Eric wrote that he was going to Australia.	Эрик написал ей, что уезжает в Австралию.
He wrote from Australia in a letter of farewell that he had met a girl on the boat and was going to marry her.	В прощальном письме из Австралии сообщал, что встретил на пароходе девушку и собирается на ней жениться.
That had been nearly two years ago.	Было это почти два года назад.
Paula did not want to hear from Eric again.	Вновь получить известие от Эрика Пола не хотела.
She did not want to know that Eric still existed.	Вообще не хотела знать, что Эрик существует в природе.
The sun dazzled angrily upon the water.	Солнце нещадно сверкало на поверхности воды.
Frowning against it she slowly unfolded the letter.	Сощурясь от слепящего света, Пола медленно развернула письмо.

My dearest,	"Милая, дорогая моя!
You will be surprised at hearing from me again - or perhaps you will not.	Ты удивишься, что я пишу тебе опять - а впрочем, может быть, нет.
I somehow know that you have been thinking about me.	Я почему-то знаю, что ты вспоминаешь обо мне.
When I last wrote to you I thought I was going to be married.	Последний раз я писал, что собираюсь жениться.
Well, all that has fallen through.	Так вот, из этого ничего не вышло.
I must admit that I am in a state of utter wretchedness and have been for a long time.	Должен признаться, мне очень скверно, и это продолжается давно.
I didn't know that such extreme unhappiness could continue for so long.	Никогда не думал, что человек может быть глубоко несчастлив так долго.
I write to say that I know now that coming here was a mistake, leaving you was a mistake.	Хочу сказать, что знаю теперь - отъезд сюда был ошибкой, разлука с тобой - ошибкой.
And I have decided to come home.	И я решил вернуться назад.
In fact when you get this letter I shall already be on the ship.	Больше того - когда ты получишь это письмо, я уже буду плыть домой.
Of course I do not know what may or may not have happened to you since we parted, but my intuition tells me that you will not have rushed into another marriage.	Не знаю, разумеется, что было или не было с тобой с тех пор, как мы расстались, но чутье подсказывает мне, что ты не поспешила снова выйти замуж.
Paula, we are bound together.	Пола, мы неразрывно связаны друг с другом.
This is the conclusion to which, in these awful months of misery, I have at last come.	Вот заключение, к которому в конце концов привели меня эти горькие месяцы.
There are eternal bonds which are made in registry offices and in churches, there are eternal bonds which are made in other and stranger and more terrible ways.	Бывают узы, которыми людей навечно скрепляют в конторе или в церкви, - бывают вечные узы, которыми нас соединяют иначе, непредсказуемо и грозно.
You understand what I mean, Paula.	Ты понимаешь, о чем я говорю.
I suffered for you, I was wounded for you, and there is a lack which only you can fill and a pain which only you can cure.	Я пострадал из-за тебя, Пола, из-за тебя был покалечен; есть ущерб, который лишь ты способна возместить, - боль, которую только тебе по силам унять.
I thought I would 'get over' what happened.	Я думал, у меня это пройдет.
I have not.	Не прошло.
And I know that you have not either. (I have had the most extraordinary series of dreams about you, by the way.) I think we belong to each other.	И у тебя не прошло, я знаю! (Какие невероятные сны, между прочим, из ночи в ночь снились мне про тебя!) Уверен, мы принадлежим друг другу.
We must live with what has happened, we must live it into ourselves, and we must do this together. (How very strange the human mind is.	Следует научиться жить с тем, что произошло, сжиться с ним - и сделать это мы должны вместе. (Как удивительно все же устроен человек!
I have had many new causes for wretchedness since I came to Australia.	У меня за то время, что я в Австралии, много было причин печалиться.

People have disappointed me and deceived me and let me down. But everything that has made me really miserable has been somehow connected with that, has somehow been that.) You owe this to me, Paula, and I know that you pay your debts.	И обижали меня, и обманывали, и подводили... Однако косвенным образом эти печали перекликались все с тем же, возвращались к тому же.) Ты передо мной в долгу, Пола, а ты, я знаю, из тех, кто платит по долгам.
You cannot be happy yourself or feel pleased with the way you behaved to me when I have been (I use the words advisedly) nearly destroyed because I was guilty of loving you.	Ты ведь и сама тоже не можешь быть счастлива, довольна тем, как обошлась со мной, когда меня (употребляю эти слова намеренно) едва не погубили за то, что был повинен в любви к тебе.
One must acknowledge the past, assimilate it, be reconciled to it.	Прошлое необходимо признать, принять, - и примириться с ним.
We can heal each other, we can save each other, Paula, and only we can do this for each other.	Мы можем исцелить, можем спасти друг друга, Пола, - и никому, кроме нас одних, это не дано.
I feel an echo from you deep in my heart and I know that what I say is true.	Я сердцем слышу, как отзываешься ты на мои слова, и, значит, сказанное мною - правда.
Wait for me, pray for me, receive me, oh my dear.	Так жди меня, о, милая, молись за меня, встречай меня!
I will write again from the ship.	С дороги напишу еще.
To all eternity Yours Eric Paula crumpled up the letter.	На веки вечные твой, Эрик". Пола скомкала письмо.
Then she tore it up into very small pieces and strewed it upon the still taut surface skin of the water.	Разорвала на мелкие клочки и рассыпала по упругому зеркалу воды.
How that letter conjured Eric up, in all the detail which she had mercifully forgotten, like a demon figure in front of her shadowing the bright sea: his forced ecstasies, his mystical certainties, his blend, which she had once found so touching, of weakness and menace, the ruthless cunning of his egoism.	Как явственно из этого письма вновь перед ней встал Эрик, во всех подробностях, по счастью забытых ею, затмевая, словно фигура из преисподней, сверкающее море, - его вымученные восторги, его мистическая уверенность, смесь слабости и угрозы, что некогда представлялась ей столь трогательной, беспардонное коварство его эгоизма!
Of course she had acted badly, not least in abandoning him so rapidly at the very end.	Конечно же, она вела себя предосудительно -потому, не в последнюю очередь, что так поспешно отвернулась от него в самом конце.
But she had forever been emptied of love for him and of the ability to help him.	Однако любовь к нему, способность помочь покинули ее бесследно и навсегда.
That was her certainty.	В том состояла ее уверенность.
Was it true though, Paula asked herself, trying to steady her mind, could she still help Eric, ought she to try?	Хотя так ли это, тут же спросила себя Пола, стараясь привести в порядок свои мысли - вдруг она все-таки может помочь Эрику, вдруг все же стоит попробовать?
Perhaps he was right to say that there was still something which they had to do for each other.	Что, если он прав и им осталось еще что сделать друг для друга?
Her heart shuddered at it. At the idea of seeing him again she felt nausea, a kind of sick never been Irlgntenea or rcicnaru, ai"ivugu iie was a uiau wuu was capable of violence.	От перспективы увидеться с ним снова ей сделалось муторно, тошно, страшно. Было в Эрике нечто сатанинское. Ричард никогда не внушал ей страха, хоть был из числа тех, кому недолго и ударить.

She knew now that she had been very very frightened of Eric.	Пола знала теперь, что Эрик страшен ей - очень страшен.
This was the quality of the love which she had so completely forgotten.	Таково было качество, присущее той, совершенно ею забытой любви.
'It was an Abyssinian cat And on its dulcimer it sat,' chanted Edward, hauling Montrose out of the basket into which Mingo, repulsed by the cat's cold stare, had been making tentative and unsuccessful efforts to climb.	Глава шестая "Кот был из Абиссинии И лазил по осинам", - - напевал Эдвард, вытаскивая Монтроза из плетенки, в которую нерешительно и безуспешно пытался забраться Минго, пасуя всякий раз перед холодным взглядом кота.
Mingo climbed in.	Минго расположился в корзине.
Affronted, Montrose escaped from Edward on to the stove and fluffed himself out into his bird look.	Монтроз, оскорбленный, вывернулся от Эдварда и удалился к плите, где, подняв дыбом шерсть, закосил под птичку.
'May we have that seaweed in our bath tonight?' Henrietta asked Mary Clothier.	- Можно, мы в ванну вечером положим те водоросли? - спросила Г енриетта у Мэри Клоудир.
'Whatever do you want seaweed in your bath for?' asked Mary.	- Зачем это вам понадобилось мыться с водорослями? - отозвалась Мэри.
'It's our special cure for rheumatism,' said Edward.	- Это наше особое средство от ревматизма, -сказал Эдвард.
'You aren't suffering from rheumatism, are you, Edward?'	- Ты что же, Эдвард, ревматизмом у нас страдаешь?
'No, it's for Uncle Theo really, but we thought we'd better test it ourselves in case there were any toxic effects.'	- Нет, оно вообще-то для дяди Тео, но мы подумали, сперва проверим на себе, не появятся ли потом признаки отравления.
'Last time you two had seaweed in your bath it all went down the plug and it was stopped up for days,' said Casie, who had just come in with a basket of lettuces and tomatoes.	- Прошлый раз, как вы такое учудили, все водоросли попали в сток и образовался засор на много дней, - сказала Кейси, входя на кухню с лукошком, полным салата и помидоров.
'We promise we won't let it go down the plug this time!'	- На этот раз не попадут, честное слово!
'All right then,' said Mary.	- Тогда - ладно, - сказала Мэри.
'Look, I do wish you'd take those stones out into the garden.'	- Слушайте, вы бы все же вынесли в сад эти камни!
Kate and Ducane who were passing by the kitchen door smiled at each other and went on into the hall.	Кейт с Дьюкейном, проходя мимо кухни в холл, обменялись улыбками.
Ducane called back to the kitchen, 'Oh Mary. Kate and I are just going up to see Willy.'	- Да, Мэри, - бросил через плечо Дьюкейн в кухонную дверь, - мы пошли к Вилли.
'Well, don't be late for tea, it's special Sunday tea.'	- К чаю только не опаздывайте, все-таки -воскресный чай, событие.
'And how is my little nymph?' said Ducane to Barbara, whom they met in the doorway.	- Ну и как моя маленькая нимфа? - сказал Дьюкейн, сталкиваясь при выходе из дома с Барбарой.

'Taimerais mieux t'avoir clans manually lit que le tonnerre,' replied Barbara primly. siuppeu for a rew paces vesiue Luem.	- J'aimerais mieux t'avoir dans mon lit que le tonnerre[5]? - отвечала чопорно Барбара, устремляясь вприпрыжку следом за ними.
Barbara was round-faced, like her mother, and had the same shortish slightly fuzzy fair hair, only whereas Kate's unkempt mop shifted about her like a slightly crazed halo, Barbara's hair, much more carefully cut, cupped her head like an elaborate filigree head-piece.	Дьюкейн, смеясь, дернул ее за прядку волос. Светлые, короткие волосы Барбары, круглолицей, как и ее мать, тоже слегка курчавились, но только у Кейт копна их венчала ее подвижным растрепанным нимбом, меж тем как у Барбары, тщательно стриженные, они охватывали ее головку, точно филигранной работы шлем.
Her complexion was that of a child, rosy and shiny, with that delicious apple-like shininess which usually disappears in adolescence.	Лицо, по-ребячьи розовое, отливало тем восхитительным яблочным глянцем, который в юности обычно уже утрачивают.
Short-skirted, longlegged, barefooted, her prancing feet were the same smooth glowing golden-brown colour as her legs.	Босые длинные ноги, от гарцующих ступней до короткой юбочки, были одинаково ровного, теплого, золотисто-смуглого оттенка.
'Why don't you go and look for Pierce?' said Kate.	- Что бы тебе не пойти поискать Пирса, - сказала Кейт.
'I saw him down by the churchyard and he looked rather lonely to me.'	- Я его видела возле кладбища, и кажется, ему довольно одиноко.
Barbara shook her head with a virtuous air.	Барбара, с миной, исполненной добродетели, тряхнула головой:
' I must go and practise my flute.	- Мне надо идти на флейте заниматься.
I'm going to give Willy a Mozart recital.'	Собираюсь дать сольный концерт из Моцарта для Вилли.
'Aren't you going to give me a Mozart recital?' Ducane asked.	- А для меня не хочешь дать сольный концерт? -спросил Дьюкейн.
'No.	- Нет.
Only Willy.'	Только для Вилли.
She skipped away into the house.	- И она вприпрыжку пустилась к дому.
'How that child has grown!' said Ducane.	- Как выросла девочка! - сказал Дьюкейн.
' She's as tall as you.	- Уже с вас ростом.
And nearly as pretty.'	И почти такая же хорошенькая.
' Darling!	- Дорогой мой!
I'm afraid Pierce and Barbara aren't exactly hitting it off since she came back.'	Боюсь, у них с Пирсом не все гладко, с тех пор как она снова дома.
'Well, you know what's the matter.	- Ну что ж, причина вам известна.
They're growing up.'	Взрослеют.
' I know.	- Да, знаю.
They do develop early these days.	Они действительно созревают нынче рано.
I thought somehow, having been together so much like brother and sister, they'd be sort of inoculated.'	Я просто думала, прожив столько времени бок о бок, как брат с сестрой, они будут от этого застрахованы.

'Nothing inoculates them against that,' said Ducane.	- От этого ничем не застрахуешь, - сказал Дьюкейн.
And he realized as he spoke that he did not at all like the idea of Barbara being involved in that.	И, сказав, почувствовал, как не нравится ему мысль, что это может коснуться Барбары.
He would have liked her never to grow up.	Лучше бы никогда ей не взрослеть!
'But this poor chap,' said Kate, reverting to what they had been discussing earlier.	- Да, так тот несчастный, - сказала Кейт, возвращаясь к прежней теме их разговора.
'Why did he do it?'	- Почему он это сделал?
Ducane had not spoken to Kate about the inquiry.	Дьюкейн ничего не говорил Кейт о расследовании.
Although he had received the news of his task coolly enough from Octavian he was feeling far from happy about it.	Он хоть и принял от Октавиана известие о своем задании достаточно хладнокровно, однако радости по этому поводу отнюдь не испытывал.
It was the sort of thing which could turn into an awful mess.	В таком деле не знаешь, какой головной болью оно обернется.
It might be very difficult to find out the truth quickly, and impossible to demons45 trate that there was no security interest and no case for a more elaborate investigation.	Докопаться до истины в короткие сроки может оказаться очень трудно, а показать, что не затронуты интересы спецслужб и нет причин учинять более тщательное расследование, - и вовсе невозможно.
However, it was not just the prospect of failing and being discredited which daunted Ducane.	Тяготила Дьюкейна, впрочем, не одна только перспектива потерпеть неудачу и расписаться в своей несостоятельности.
He did not like the idea of investigating another man's private life in this way.	Ему претила сама идея вторгаться подобным образом в чужую личную жизнь.
Moreover the personality of Radeechy, about whom he had reflected considerably since his arrival in Dorset, now seemed to him both puzzling and sinister.	Тем более что личность Радичи, размышлениям о котором он по приезде в Дорсет посвящал немало времени, представлялась ему теперь и сомнительной, и темной.
He was sure that the spiritualism, or whatever it was, was connected with the suicide; and he felt instinctively that here, once he had started to pry, he would unearth something very unpleasant indeed.	Он был уверен, что между спиритизмом, или что там еще, и самоубийством есть связь, - чутье подсказывало ему, что здесь, только копни, вылезет наружу нечто в высшей степени неприглядное.
' I don't know why he did it,' said Ducane.	- Не знаю почему, - сказал Дьюкейн.
He lost his wife lately.	- Он потерял жену не так давно.
That might have been it.'	Возможно, в том причина.
By this time they had crossed the level lawn behind the house with its two tall feathery acacia trees, climbed over a low palisade of string and sticks which had something to do with the twins, and were climbing a path, made with great labour the previous year by Pierce and Barbara out of pebbles from the beach, between twin hedges of plump veronica bushes.	Они к этому времени перешли ровный газон позади дома, минуя две высокие перистые акации, переступили через низенькое заграждение из веревок, натянутых между колышками, явно имеющее отношение к двойняшкам, и поднимались теперь по дорожке, выложенной год назад из прибрежной гальки меж двумя рядами пышных кустов вероники ценой совместных героических трудов Пирса и Барбары.

Ducane's hand passed caressingly over the compact curves of the bushes.	Ладонь Дьюкейна скользила по кустам, любовно поглаживая их тугие округлости.
At this moment his mind was divided into several compartments or levels.	Сознание его в эти минуты распалось на несколько отделений или уровней.
At one level, perhaps the highest, he was thinking about Willy Kost, whom he was so shortly to meet and whom he had not seen now for some time, since on Ducane's last two week-ends Willy had declared by telephone that he wanted no visitors.	На одном уровне - пожалуй, верхнем - жила мысль о Вилли Косте, с которым ему вот-вот предстояло встретиться впервые за довольно долгое время, так как в последние два его приезда Вилли объявлял по телефону, что не хочет видеть у себя гостей.
At another level Ducane was thinking in an upset nervous way about Radeechy and wondering what George Droysen would find out in Fleet Street.	На другом уровне мозг сверлила навязчивая мысль о Радичи и о том, что удастся разузнать Джорджу Дройзену на Флит-стрит.
At yet another level, or in another compartment, he was miserably recalling his weakness at the end of the scene with Jessica and miserably wondering what on earth he was going to do about her next week.	Еще был уровень или отделение с мучительной памятью о слабости, которой завершилась у него сцена с Джессикой и мучительным вопросом, как же с нею быть на следующей неделе.
However, he did not, today, feel too bad about Jessica.	И тем не менее сегодня мысли о Джессике не слишком портили ему настроение.
Ducane did not usually believe in waiting for the gods to help him out of his follies with miracles, but just today his worry about Jessica had become a little cloudy, softened by a steamy cloud of vague optimism.	Как правило, Дьюкейн предпочитал не уповать на то, что боги чудесным образом вызволят его из бед, которых он натворил по глупости, - это лишь нынче тревоги, связанные с Джессикой, померкли, заволоклись облачком смутного оптимизма.
Somehow or other it could still turn out all right, he felt.	Так или иначе, все еще образуется, думалось ему.
This was possibly because, in an adjoining compartment, he was experiencing a pure and intense joy at two ooates, wnicn toucnea occasionally witn a pleasant, clumsy, friendly jostling as they walked along, and at the knowledge, with him as a physical aura rather than a thought, that he would kiss Kate when they reached the beech wood.	Оттого, быть может, что здесь же, на ближайшем уровне, он испытывал острую, чистую радость от присутствия рядом Кейт, соседства их тел, которые то и дело сталкивались на ходу неуклюже, дружески, - и от сознания, скорее даже физического предощущения, что, когда они дойдут до буковой рощи, он поцелует Кейт.
There was also elsewhere, at what was by no means the lowest level, though it was certainly the least articulate, a consciousness of his surroundings, a participation, an extension of himself into nature, into the compact curvy veronica bushes, into the spherical huge-leaved catalpa tree at the end of the garden, into the rosy sun-warmed bricks of the wall, through an archway in which they were now passing.	А еще где-то, на далеко не низшем, хотя и наименее отчетливом уровне, было восприятие окружающего, участие, продолжение себя в природе, в плотных, скругленных кустах вероники, шарообразной кроне большелистой катальпы на краю сада, в блекло-розовых, нагретых солнцем кирпичах ограды, сквозь арку которой они сейчас проходили.
These bricks were so old and worn and pitted, so edgeless and cornerless, that they looked like a natural conglomeration of red stones or playthings of the sea.	Такие старые, истертые были эти кирпичи, так изрыты щербинами, сглажены по краям и углам, что выглядели естественным образованием из красных камней, которыми, похоже, вдоволь наигралось море.
Everything in Dorset is round, thought Ducane.	Все-то в Дорсете круглое, думал Дьюкейн.

The little hills are round, these bricks are round, the yew trees that grow in the hedgerows are round, the veronica bushes, the catalpa tree, the crowns of the acacia, the pebbles on the beach, the clump of small bamboos beside the arch.	Круглятся пригорки и вот эти кирпичи, тисы, растущие в живой изгороди, кусты вероники и катальпа, круглятся кроны акаций и камушки на пляже, и купа молодого бамбука возле арки.
He thought, everything in Dorset is just the right size.	Все в Дорсете, думал он, в точности нужного размера.
This thought gave him immense satisfaction and sent out through the other layers and compartments of his mind a stream of warm and soothing particles.	Мысль эта наполняла его огромным удовлетворением, расходясь по прочим уровням и отсекам сознания потоком теплых, благотворных частиц.
Thus he walked on with Kate at his side, conveying along with him his jumbled cloud of thoughts whose self-protective and self-adjusting chemistry is known as mental health.	Так шагал он бок о бок с Кейт, неся с собою облако путаных мыслей, совокупное воздействие которых - самозащита и саморегуляция - есть признак душевного здоровья.
They were walking now in a narrow lane with high sloping banks up which white flowering nettles and willow herb crawled out of a matrix of tall yellow moss, so dry and dustylooking in the hot sun that it scarcely seemed like vegetation.	Они свернули на узкий проселок, где по высоким покатым обочинам, устланным длинным желтым мхом, иссохшим и выгоревшим на солнцепеке почти до полной утраты своей растительной сущности, цвели, пробиваясь наружу, крапива и кипрей.
There was an old thick powdery smell, perhaps the smell of the moss.	В воздухе застоялся густой, щекочущий ноздри запах - возможно, запах мха.
A cuckoo called nearby in the wood above, clear, cool, precise, hollow, mad.	Неподалеку в лесу слышался голос кукушки, внятный, однотонный, размеренный, пустой и бессмысленный.
Kate took hold of Ducane's hand.	Кейт взяла Дьюкейна за руку.
'I think I won't come in with you to Willy's,' said Kate.	- Я, наверное, не пойду с вами к Вилли, - сказала Кейт.
'He's been rather down lately and I'm sure it's better if you see him alone.	- Он что-то хандрит в последнее время, и лучше будет, я уверена, вам с ним увидеться наедине.
I don't think Willy will ever kill himself, do you, John?'	Не думаю, чтобы Вилли решился наложить на себя руки, - как по-вашему, Джон?
Willy Kost was given to announcing from time to time that his life was an unbearable burden and he proposed shortly to terminate it.	Вилли Кост имел обыкновение заявлять время от времени, что жизнь невыносимо тяжела и он намерен вскоре покончить с нею.
' I don't know,' said Ducane.	- Трудно сказать, - отозвался Дьюкейн.
He felt that he had not done enough for Willy.	Его не покидало ощущение, что он слишком мало сделал для Вилли.
Most people who knew Willy felt this.	Большинство из тех, кто знал Вилли, разделяли это ощущение.
But he was not an easy person to help.	Впрочем, он был человеком, которому не так-то просто помочь.

Ducane had first met Willy, who was a classical scholar living on a pension from the German government and working on an edition of Propertius, at a meeting in London at which Ducane was reading a rather obscure little paper on the concept of specificatio in Roman law.	С Вилли, специалистом по античной филологии, который жил на пенсию от правительства Германии и работал над изданием, посвященным Проперцию [6], Дьюкейн впервые встретился в Лондоне, на заседании, где выступал с сообщением о малоизвестном документе, трактующем понятие specificatio[7] в римском праве.
He had been responsible for removing Willy from a bed-sitter in Fulham and installing him at Trescombe Cottage.	Это ему принадлежала мысль вытащить Вилли из меблированной квартирки в Фулеме[8] и водворить в Трескоум-коттедж.
He had often wondered since whether this was not a mistake.	Не раз с тех пор он спрашивал себя, не было ли это ошибкой.
He had conceived of providing his friend with the protection of a household.	Суть замысла состояла в том, чтобы обеспечить другу надежность домашней обстановки.
But in fact Willy was able to be as solitary as he pleased.	На деле же Вилли получил возможность жить в полном уединении.
'I don't think that if he was really seriously contemplating suicide he would let the children come to him the way he does,' said Kate.	- Думаю, если б он всерьез замышлял самоубийство, то не пускал бы так свободно к себе детей, - сказала Кейт.
While adult visitors were often barred, the children came and went freely at the cottage.	В то время как взрослым зачастую ход в коттедж был заказан, детям дозволялось приходить и уходить, когда им вздумается.
' Yes, I think that's true.	- Да, это правда, пожалуй.
I wonder, when he won't let any of us see him, if he's really working?'	Интересно, он что, работает, когда никого из нас не пускает к себе?
' Or just brooding and remembering.	- Или просто сидит и терзается воспоминаниями.
It's awful to think of.	Подумать страшно...
'I've never felt any inclination to commit suicide, have you, Kate?'	- Никогда я не испытывал тяги покончить с собой, а вы, Кейт?
' Good heavens no!	- Боже сохрани!
But then for me life's always been such fun.'	Но я, правда, всегда жила в полное свое удовольствие!
'It's hard for people like us with ordinary healthy minds,' said Ducane, 'to imagine what it would be like for one's whole mode of consciousness to be painful, to be hell.'	- Таким, как мы, людям с нормальной, здоровой психикой, - сказал Дьюкейн, - трудно вообразить, что это такое, когда все у тебя в душе - лишь боль, все - ад.
' I know.	- Вот именно.
All those things he must remember and dream about.'	Что только ни вспоминается ему, должно быть, что только ни снится!
Willy Kost had spent the war in Dachau.	Вилли Кост всю войну провел в Дахау.
'I wish Theo would try to see more of him,' said Ducane.	- Хорошо бы с ним Тео бывал почаще, - сказал Дьюкейн.
' Theo!	- Тео?

He's a broken reed if ever there was one. He's just a bundle of nerves himself.	Вот уж кто воистину трость надломленная![9] Он же сам - один сплошной комок нервов!
You should see more of Willy.	Это вам хорошо бы почаще бывать с Вилли.
You can talk directly to people and tell them what to do.	Вы умеете говорить с людьми напрямик, сказать им, что делать.
Most of us are afraid to.'	Другие, в большинстве своем, трусят.
'Sounds awful!' said Ducane and laughed. torcea to tell someway what it was nice in camp .1 tmnx he's never uttered a word about it to anyone.'	- Звучит - не приведи Господь! - сказал, смеясь, Дьюкейн. - Нет, серьезно. Я уверена, Вилли пошло бы на пользу, если б его просто вынудили рассказать, каково там было, в этом лагере. Он, по-моему, слова об этом никому не проронил.
'I doubt if you are right. I can even imagine how difficult that might be,' said Ducane.	- А я вот - не уверен, - сказал Дьюкейн. - Могу представить себе, чего бы это ему стоило!
But the same idea had come to him before.	Однако подобная мысль ему тоже приходила в голову.
'One must be reconciled to the past,' said Kate.	- Надо жить в ладу со своим прошлым, - сказала Кейт.
'When one's suffered injustice and affliction on the scale on which Willy's suffered it,' said Ducane, 'it may just not be possible.'	- Когда перенесешь столько страданий и надругательств, как Вилли, - сказал Дьюкейн, -это может оказаться попросту невозможно.
'Not possible to forgive?'	- Что невозможно - простить?
' Certainly not possible to forgive.	- Какое там простить!
Perhaps not possible to find any way of - thinking about it at all.'	Найти хотя бы приемлемый способ думать обо всем этом!
Ducane's imagination had often wrestled in vain with the question of what it must be like to be Willy Kost.	Дьюкейн нередко пытался вообразить себя на месте Вилли Коста - но тщетно.
'I used to think he'd somehow break down with Mary,' said Kate.	- Я полагала, что Мэри растопит этот лед, -сказала Кейт.
'She really knows him best, apart from you I mean.	- Она, в сущности, знает его, как никто, - не считая вас то есть.
But she says he hasn't talked to her at all about - that.'	Но она говорит, он с нею вовсе не касался этой темы.
Ducane was thinking, we've nearly reached the wood, we've nearly reached the wood. The first shadows fell across them, the cuckoo uttered from farther off his crazed lascivious cry.	Еще немного - и мы в лесу, проносилось в голове у Дьюкейна, еще совсем немного... На них упали уже первые тени, кукушка в некотором отдалении посылала им свой исступленный, свой сладострастный зов.
'Let's sit down here for a minute,' said Kate.	- Присядем на минутку, - сказала Кейт.
There was a clean grey shaft of fallen tree from which a skirt of dry curled golden-brown beech leaves descended on either side.	Здесь лежал ствол поваленного бука - чистый, пепельно-серый, с каскадом жухлых рыже-бурых съеженных листьев по обе стороны.
They sat down upon it, their feet rustling the dry leaves, and turned to face each other.	Они сели, шелестя сухой листвой; повернулись лицом друг к другу.

Kate took Ducane by the shoulders, studying him intently.	Кейт, не спуская пристального взгляда с Дьюкейна, взяла его за плечи.
Ducane looked into the intense streaky smudgy dark blue of her eyes.	Он погрузился в крапчатую, темную, затягивающую голубизну ее глаз.
They both sighed. Then Kate kissed him with a slow and lingering motion.	Оба, словно по уговору, вздохнули, и Кейт приникла к нему томительно долгим поцелуем.
Ducane closed his eyes, turning his head now from the intensity of the kiss, and clutched her very closely against him, feeling the wiry imprint of her springy hair upon his cheek.	Дьюкейн закрыл глаза, отгораживаясь от нарастающего в поцелуе жара, и с силой прижал Кейт к себе, ощущая на щеке колючую печать ее пружинистых волос.
They remained motionless for some time.	Какое-то время они сидели неподвижно.
' Oh God, you do make me happy,' said Kate.	- Ох, как же мне с вами хорошо, - сказала Кейт.
' You make me happy too.'	- И мне с вами.
He set her away from him again, smiling at her, feeling relaxed and free now, desiring her but not with anguish, seeing behind her the brown carpeted empti49 ness of the wood, while the sun glittered above them in shoals of semi-transparent leaves.	Он снова отстранил ее от себя, с улыбкой, с чувством облегчения и свободы, желая ее, но не мучительно, глядя, как у нее за спиной простирается меж деревьев бурая с зеленой подстилкой пустота, а наверху, просвечивая сквозь россыпи листвы, играет солнце.
'You look more like the Duke of Wellington than ever.	- Смотрю на вас - вылитый герцог Веллингтонский!
I love that little crest of grey hair that's coming right in the front. It is all right, isn't it, John?'	Обожаю этот седой хохолок прямо надо лбом... Джон, это ведь ничего?
' Yes,' he said gravely.	- Да, - отвечал он без улыбки.
'Yes.	- Да
I have thought about it a lot and I do think it is all right.'	Я много об этом думал и считаю, что ничего.
'Octavian - well, you know what Octavian feels.	- Октавиан... Ну, вы знаете, как Октавиан смотрит на вещи.
You understand everything.'	Вы все понимаете.
' Octavian's a very happy man.'	- Октавиан - очень счастливый человек.
' Yes, Octavian is a happy man.	- Да, верно.
And that is relevant, you know.'	Октавиан - счастливый человек, и это существенно.
' I know.	- Я знаю.
Dear Kate, I'm a lonely person.	Кейт, милая, я одинок.
And you're a generous woman.	А у вас - щедрое сердце.
And we're both very rational.	И оба мы - люди рассудительные.
All's well here.'	Так что тут все в порядке.
'I knew it was, John, only I just wanted you to say it, like that.	- Я и не сомневалась, Джон, - просто хотела услышать это от вас, эти самые слова.
I'm so glad.	Я так рада!

You're sure it won't be somehow painful for you, sad, you know -?'	Но вы уверены, что вам это не будет тяжело, больно в известном смысле?..
'There will be some pain,' he said, 'but pain that I can deal with.	- Будет, не без того, - сказал он, - но с этой болью можно справиться.
And so much happiness too.'	А сколько будет радости!
'Yes.	- Согласна.
One doesn't want to be just painless and content, does one?	Разве жить безболезненно и в довольстве - предел мечтаний?
You and I can be so much to each other.	Мы с вами можем столько дать друг другу!
Loving people matters, doesn't it?	Любить - значит так много, правда?
Really nothing else matters except that.'	По-настоящему, только это одно и важно...
' Come in,' said Willy Kost.	- Да, заходите, - сказал Вилли Кост.
Ducane entered the cottage.	Дьюкейн вошел.
Willy was sitting stretched out in a low chair beside the hearth, his heels dug into a spilling of grey wood ash.	Вилли Кост полулежал в низком кресле у камина, зарывшись каблуками в горку седой древесной золы.
The gramophone behind him was playing the slow movement of something or other.	Позади него что-то в медленном темпе играл патефон.
It seemed to Ducane that Willy's gramophone was always playing slow movements.	Патефон у Вилли, по впечатлению Дьюкейна, всегда играл что-нибудь медленное.
The noise immediately irritated Ducane, who was unmusical to the point of positively disliking the concourse of sweet sounds.	Дьюкейну, немузыкальному до скрежета зубовного, самые сладостные созвучия мгновенно резали слух.
His mood as he approached the cottage had been elevated and intense.	Он шел к коттеджу взволнованный, в приподнятом настроении.
The harmony generated by his scene with Kate, the perfect understanding so quickly reached between them, had enabled him to switch his thought with a peculiar singleness of attention to the problem of Willy.	Душевная гармония, рожденная сценой между ним и Кейт, полным взаимопониманием, достигнутым ими так быстро, позволила ему целиком сосредоточить свое внимание на проблеме, которую представлял собой Вилли.
The music was now like an alien presence.	Музыка на фоне этого ощущалась как нечто чужеродное.
Willy, who knew how Ducane felt about music, got up and lifted the playing arm off the record and turned the machine off.	Вилли, зная, как действует музыка на Дьюкейна, встал, снял с пластинки звукосниматель и выключил патефон.
' Sorry, Willy.'	- Прошу прощения, Вилли.
' S'all right,' said Willy.	- Да ладно, - сказал Вилли.
' Sit down.	- Вы садитесь.
Have something.	Будете что-нибудь?
Have some tea or something.'	Чаю, может быть?

Willy limped into his little kitchen where Ducane heard the hiss and then the purr of the oil stove.	Он удалился, прихрамывая, в кухоньку, откуда до Дьюкейна донеслось сперва фырканье, а потом -ровное шипенье примуса.
The single main room of the cottage was filled with Willy's books, some on shelves, some still in boxes.	Единственную в коттедже общую комнату заполняли книги Вилли, одни - на полках, другие -все еще в коробках.
Kate, who could not conceive of life without a large personal territory of significantly deployed objects, constantly complained that Willy had never unpacked.	Кейт, которая не мыслила себе жизни без обширного персонального пространства, на котором размещены предметы, всяк со своим особым назначением, постоянно сетовала, что Вилли никак не удосужится разобрать свои вещи.
She had forgiven him his shudder when she once suggested that she should unpack for him.	И не простила ему того, как его передернуло, когда она вызвалась сделать это за него.
The big table was covered with texts and notebooks. Here at least was an area of significance.	Большой стол был весь завален фолиантами, блокнотами, - здесь, по крайней мере, была уж точно зона особого назначения.
Ducane touched the open pages, pretending to look at them.	Дьюкейн тронул одну открытую страницу, другую, делая вид, что просматривает их.
He felt a slight embarrassment as he often did with Willy.	Как обычно в присутствии Вилли, он чувствовал себя несколько скованно.
'How goes it, Willy?'	- Так как оно, Вилли?
'How goes what?'	- Что - оно?
'Well, life, work.'	- Ну - жизнь, работа?
Willy came back into the room and leaned on the back of a chair, observing his guest with amused detachment.	Вилли вернулся в комнату и, опершись на спинку стула, окинул гостя бесстрастным, чуть насмешливым взглядом.
Willy was a small man, delicate in feature, with a long thin curvy mouth which seemed always a little moist and trembling.	Был он мал ростом, с тонкими чертами лица и выразительным изгибом узкогубого, всегда немного влажного, чуткого рта.
He had a great deal of longish white hair and a uniformly brown rather oily and glistening face and sardonic narrow brown eyes.	Густая грива длинных седых волос венчала его смуглое, с маслянистым блеском лицо, в карих узких глазах затаилась недобрая ирония.
A velvety brown mole on one cheek gave him a curious air of prettiness.	Коричневая бархатистая родинка на щеке придавала ему своеобразную миловидность.
' "Day unto day uttereth speech and night unto night showeth knowledge."'	- "День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание"[10].
Ducane smiled encouragingly.'Good!'	Дьюкейн поощрительно усмехнулся: - Здорово!
' Is it good?	- Здорово, полагаете?
Excuse me while I make the tea.'	Извините, я только заварю чай.
He returned with the tea tray.	Он возвратился, неся чайный поднос.
Ducane accepted his cup and began to perambulate the room.	Дьюкейн принял от него чашку и стал расхаживать по комнате.
Willy with a large glass of milk resumed his chair.	Вилли, с большим стаканом молока, вновь уселся на прежнее место.

'I envy you this,' said Ducane. He indicated the table.	- Вот этому я завидую, - сказал Дьюкейн, указывая на стол.
'No, you don't.'	- Неправда.
It was true that he did not.	Да, неправда.
There was always a period of time, more or less brief, when they met after an interval, when Ducane fumbled, flattered.	Всякий раз, когда они встречались после перерыва, Дьюкейн поначалу - недолго, впрочем, - лебезил, заискивал.
He was patronizing Willy now, and they both knew it.	Он сейчас снисходил до Вилли, и они оба знали это.
The barrier created between them by this spontaneous, this as it seemed automatic, flattery and patronage could be broken easily by Willy's directness if Willy had the sheer energy to break it.	Преграду, воздвигаемую между ними этой непроизвольной, как бы машинальной покровительственной лестью, Вилли мог с легкостью устранить своею прямотой, когда у него на то хватало энергии.
Sometimes he had.	Порой - хватало.
Sometimes he had not, and would sit by listlessly while Ducane struggled with their meeting.	Порой - нет, и тогда он сидел безучастно, предоставляя Дьюкейну в одиночку преодолевать тягостность их встречи.
Ducane in fact could overcome this automatic falseness in himself unaided, but it took a little time and a very conscious measure of seriousness and attention.	Дьюкейн, надо сказать, умел справляться с этой своей непроизвольной фальшью и без посторонней помощи, только на это требовалось время и усиленная концентрация воли и внимания.
Willy was always difficult.	С Вилли всегда приходилось нелегко.
' I envy something,' said Ducane.	- Чему-то - правда завидую, - сказал Дьюкейн.
'Perhaps I just wish I had been a poet.'	- Может быть, просто жалею, что не родился поэтом.
' I doubt if you even wish that,' said Willy.	- Даже и в это не верится, - сказал Вилли.
He lay back and closed his eyes.	Он откинулся назад и закрыл глаза.
It looked as if it was one of his listless days.	Похоже, сегодня выдался день, когда им владела безучастность.
'To live with poetry is next best,' said Ducane.	- Тогда - что хотя бы не состою при поэзии, -сказал Дьюкейн.
' My daily bread is quite other.'	- Мой хлеб насущный - совсем другое.
He read out at random a couplet from the open page.	Он наугад прочел вслух двустишие на открытой странице: -
'Quare, dum licet, inter nos laetemur amantes: non satis est ullo tern pore longus amor.'	"Quare, dum licet, inter nos laetemir amantes: non satis est ullo tempore longus amor"[11].
A physical vision of Kate came to him out of the words of Propertius, especially out of that final amor, so much stronger than the lilting Italian amore.	Точно живая, возникла перед ним из слов Проперция Кейт - в особенности из этого конечного amor[12], столь превосходящего по силе певучее итальянское "amore".

He saw the furry softness of her shoulders as he had often seen them in the evening.	Он увидел, как часто воочию видел по вечерам, мягкую, обметанную легким пушком линию ее плеч.
He had never caressed her bare shoulders.	Никогда еще не доводилось ему ласкать ее обнаженные плечи.
Arnor.	Amor.
' Stuff, stuff, stuff,' said Willy.	- Пустое, пустое, - сказал Вилли.
' These were cliches for Propertius.	- У Проперция это расхожие фразы.
In couplets like that he was talking in his sleep.	В этих его двустишиях - бред спросонья.
Well, most human beings are talking in their sleep, even poets, even great poets.'	Людям, знаете, свойственно разговаривать во сне, даже поэтам, даже великим поэтам.
He added, 'The only amor I know anything about is amor fati.'	Единственный вид amor, известный лично мне, -прибавил он, - это amor fati[13].
'Surely a manifestation of pure wickedness,' said Ducane.	- То есть - блажь чистой воды.
'Do you really believe that?'	- Вы так считаете?
' That it's wicked to love destiny?	- Что любить судьбу - значит блажить?
Yes.	Да, считаю.
What happens is usually what oughtn't to happen.	Случается обычно то, чему не надо бы случаться.
Why love it?'	Так за что же ее любить?
'Of course destiny shouldn't be thought of as purposive,' said Willy, 'it should be thought of as mechanical.'	- Ну не стоит приписывать судьбе целенаправленность, - сказал Вилли, - ее следует рассматривать как механизм.
' But it isn't mechanical!' said Ducane.	- Но она не механизм! - сказал Дьюкейн.
' We aren't mechanical!'	- Мы с вами - не механические устройства!
'We are the most mechanical thing of all.	- Еще какие механические!
That is why we can be forgiven.'	Тем и заслуживаем прощения.
' Who says we can be forgiven?	- Где это сказано, что мы заслуживаем прощения?
Anyway that needn't imply love of fate.'	Во всяком случае - за любовь к року?
' It's not easy of course.	- Это не просто, разумеется.
Perhaps it's impossible.	Пожалуй, даже невозможно.
Can a thing be required of us and yet be impossible?	Требовать от нас невозможного?
I don't see why not.'	Что ж, почему бы и нет...
'Submit to fate but don't love it.	- Покоряться судьбе - это я понимаю. Но любить?
To love it one must be drunk.'	Лишь спьяну, разве что.
' And one should not be drunk?'	- А напиваться - нехорошо.
' Of course not.'	- Само собой!

'Supposing being drunk is the only way to carry on?'	- А если пьянство - единственное, что дает силы жить?
' Oh stop this, Willy!' said Ducane.	- Будет вам, Вилли! - сказал Дьюкейн.
These conversations with Willy frightened him sometimes.	Эти беседы с Вилли порой пугали его.
He was never sure if Willy meant what he said or meant the opposite of what he said.	Никогда нельзя было знать наверняка, какой смысл - прямой или обратный - вкладывает Вилли в свои слова.
He felt as if he were being used, as if Willy were using him as a hard neutral surface against which to crush, like insects, the thoughts which haunted him.	У собеседника появлялось ощущение, будто его используют, будто для Вилли он - все равно что твердая безликая поверхность, о которую можно, как тараканов, давить в лепешку мысли, что преследуют его.
Like a baffled witness, he was afraid of being deliberately led to make some damaging, some perhaps fatal, admission.	Теряясь вчуже, Дьюкейн опасался, как бы его умышленно не подвели к порогу ненужного, если не пагубного признания.
He felt both powerless and responsible.	Чувство ответственности и в то же время бессилия владело им.
He said,	Он прибавил:
'There must be other ways of carrying on.'	- Должно же быть и другое, что дает силы жить!
' Even without a God!'	- Даже без веры в Бога?
'Yes.'	- Да
' I don't see why,' said Willy.	- Не вижу почему, - сказал Вилли.
Ducane felt, as so often before, yawning between them the terrible gulf which divides the mentally healthy from the mentally crippled.	Дьюкейн в который раз убедился, какая пропасть отделяет тех, кто душевно здоров, от людей с увечной психикой.
'But you are working?' said Ducane.	- Но вы работаете все-таки?
He knew that he was falling back into the tone of patronizing.	Он чувствовал, что снова принимает покровительственный тон.
Yet he feared Willy's obscure intensities and feared that he might be at such moments employed by Willy to confirm unwittingly some final edict of despair.	Но многозначительные недомолвки Вилли отпугивали его; страшно было, что в такие минуты он мог, поддавшись Вилли, ненароком поддержать некое конечное, отчаянием продиктованное решение.
'No.'	- Нет.
'Oh come!'	- Да ладно!
Ducane knew that Willy had looked forward to this visit.	Дьюкейн знал, что Вилли с нетерпением ждал его прихода.
He knew too that the visit was rendering Willy unspeakably miserable.	Знал и то, что причиняет Вилли своим приходом одни страдания.
This had happened before.	Такое случалось и прежде.

In fact it often happened in spite of the fiction kept up briskly by everyone, including the two protagonists, that Ducane was eminently 'good for' Willy.	Случалось, правду сказать, достаточно часто, вопреки мифу, - его усиленно поддерживали все, включая обоих действующих лиц, - что Дьюкейн оказывает на Вилли благотворное влияние.
Ducane thought, if I were not the tied-up puritan that I am I would touch him now, take his hand or something.	Не будь я такой закоснелый пуританин, думал Дьюкейн, дотронулся бы до него сейчас, за руку взял, что ли...
'What seat?' Willy was observing his friend.	- Што с фами? - зорко наблюдая за другом, сказал Вилли.
He spoke the question caressingly, exaggerating his foreign accent.	Он произнес это ласково, нарочито подчеркивая свой иностранный акцент.
It was a ritual question.	Вопрос был ритуальный.
Ducane laughed.	Дьюкейн рассмеялся.
Some current flowed again, but flowing away from Willy, leaving him more isolated and unreadabl' than ever.	Между ними вновь побежали токи, но исходили они от Вилли, оставляя его в еще более непроницаемом одиночестве.
' Oh, I'm just worrying about you.'	- Да беспокоюсь о вас, вот и все!
'Do not do so, John.	- Не стоит, Джон.
Tell me of your own things.	Расскажите мне лучше о своем.
Tell me about life at that famous place "the office".	Как, например, протекает жизнь в этой вашей знаменитой конторе?
Do you know I have never been in that place where so many people spend their lives.	Знаете, мне никогда не приходилось бывать в таких местах, а сколько народу там все дни свои коротает!
Tell me about the office.'	Давайте поговорим о конторе!
The wraith of Radeechy rose before Ducane like a physical presence in the room, and with it came the puzzlement and the curious fear which he had felt before.	Дьюкейну, словно во плоти, явился образ Радичи, и вместе с ним вернулись прежние неясности и смутные опасения.
He knew that he must not tell Willy about Radeechy.	Он знал, что рассказывать Вилли о Радичи нельзя.
Suicide is infectious, which is one reason why it is wrong.	Самоубийство - штука заразная, и оттого, в частности, оно предосудительно.
But he felt too that there was some germ of craziness here, perhaps even of evil, to which he should not expose the organism of Willy's soul, frail in ways which he could not determine or even imagine.	Здесь же, как он подозревал, таилось еще и зерно безумия, даже порока, может статься, и подвергать их воздействию душевную организацию Вилли, бог весть какую ранимую и хрупкую, он был не вправе.
He said 'It's very dull in the office.	- В конторе - скука смертная.
You are well out of it.'	Это удача, что вас туда не занесло.
He said to himself, I must remember to tell the others not to mention Radeechy to Willy.	Не забыть бы предупредить всех, чтобы при Вилли не упоминали о Радичи, подумал Дьюкейн.

He thought, if Willy were ever to commit suicide I should never forgive myself, I should know it was my fault. Yet his affection was impotent.	Никогда не простил бы себе, если б Вилли и вправду наложил на себя руки. Знал бы, что это я виноват... Хотя много ли было пользы Вилли от его привязанности?
What could he do?	Что он мог?
If he could only persuade Willy to talk to him about the past.	Как ему было заставить Вилли разговориться о своем прошлом?
He said abruptly, 'You sleeping all right these days?"	- Спите нормально в последнее время? - спросил он без всякого перехода.
'Yes, fine, until the cuckoo wakes me up about four thirty!'	- Отлично сплю примерно до полпятого, покамест не разбудит кукушка.
'No bad dreams?'	- Страшные сны не снятся?
They stared at each other, Ducane still standing with his tea cup and Willy stretched out in the chair.	Дьюкейн по-прежнему стоял, держа в руках чашку чая; Вилли, вытянувшись, полулежал в своем кресле. Они скрестились взглядами.
Willy smiled a slow rather cunning smile and began to whistle softly.	Вилли, с ленивой, хитроватой усмешкой, принялся негромко что-то насвистывать.
There was a sharp rap on the door which then flew open to admit the twins, marching abreast and talking at once.	В дверь забарабанили; она распахнулась, и на пороге, вышагивая рядком и галдя наперебой, появились близнецы.
'We've brought you something!' cried Edward.	- А что мы принесли! - кричал Эдвард.
' You'll never guess what it is!' cried Henrietta.	- Нипочем не угадаешь! - кричала Генриетта.
They marched up to Willy and laid a light soft spherical object on his knees.	Тем же манером они прошествовали к Вилли и положили ему на колени легкий, мягкий и округлый предмет.
Willy straightened up to lean over it exclaiming with interest.	Вилли приподнялся, наклоняясь над ним и восклицая с интересом:
' Whatever can it be?	- Что бы это такое могло быть?
What do you think it is, John?'	Как вы думаете, Джон?
Ducane moved over to look at the elongated ball of dull green, a few inches long, which Willy was touching with a curious finger.	Дьюкейн подошел ближе, разглядывая тускло-зеленый продолговатый, с ладонь длиною шарик, который Вилли с любопытством трогал пальцем.
' Some sort of bird's nest, I suppose,' he said.	- Похоже на птичье гнездышко, - сказал он.
He felt himself de trop, a spoilsport, an intruder upon a scene of intimates whose rhythm he could not catch.	Он почувствовал себя de trop [14], посторонним, который затесался не в свою компанию и портит людям настроение.
' It's a long-tailed tit's nest,' cried Edward.	- Длиннохвостой синички! - крикнул Эдвард.
'They've brought up their babies,' cried Henrietta.	- Деток вырастили - и вот! - подхватила Генриетта.
'We watched them building the nest, we watched them all through, and now they've gone away.	- Мы наблюдали, как они вьют гнездо и после тоже наблюдали все время, пока они не улетели.
Isn't it a beautiful nest?	Хорошенькое какое, правда?

You see, outside it's made of moss and lichen, see how they've woven it together, and inside it's all lined with feathers.'	Снаружи, видите, мох и лишайник - смотрите, как их сплели, - а изнутри выстлано перышками.
'One man counted more than two thousand feathers in a long-tailed tit's nest!' cried Edward.	- Один человек подсчитал, больше двух тысяч перьев у длиннохвостой синицы уходит на гнездо!- вскричал Эдвард.
' It's very beautiful,' said Willy.	- Очень красивое, - сказал Вилли.
' Thank you, twins!'	- Спасибо вам, двойняшки!
He looked up at Ducane over the nest which he was holding lightly in his hands.	- Бережно держа гнездо в руках, он глянул поверх него на Дьюкейна.
' Goodbye, John, thank you for coming.'	- До свиданья, Джон. Благодарю, что навестили.
'A bad crow tried to drive them away,' Henrietta was explaining, 'but they were so brave '	- Ворона, вредина, старалась их прогнать, -объясняла Г енриетта, - а они держались так храбро...
Willy and Ducane smiled at each other.	Вилли и Дьюкейн с улыбкой переглянулись.
Ducane's smile was ironical and rueful.	Дьюкейн улыбался иронически, сочувственно.
Willy's smile was apologetic and very sad in some way which Ducane could not fathom.	Вилли - виновато и с безмерной печалью.
With a salute, Ducane turned to the door.	Сделав прощальный жест, Дьюкейн повернулся к двери.
Willy shouted after him, 'I'm all right, you know.	- Со мной все хорошо, слушайте, - крикнул Вилли ему вслед.
Tell them I'm all right.'	- Так и доложите им там - все в порядке.
Ducane walked down the meadow path of clipped grass and into the spotted shade of the beech wood.	Выкошенная через луг тропинка привела Дьюкейна под пятнистую сень буковой рощи.
When he came to the smooth grey tree trunk on which he had embraced Kate he did not sit down upon it.	Дойдя до гладкого пепельно-серого поваленного дерева, на котором они с Кейт обнимались, он не стал садиться.
He stood for a moment or two quite still. Then he knelt down in the crisp dry beech leaves, leaning his arms on the warm shaft of the tree.	Постоял неподвижно с полминуты и, опустившись на колени посреди хрусткой сухой буковой листвы, облокотился о теплый ствол.
He was not thinking about Willy, he was not being sorry for Willy.	Не о Вилли он думал, не Вилли жалел сейчас.
He was being infinitely sorry for himself because the power was denied to him that comes from an understanding of suffering and pain.	Он бесконечно жалел себя за то, что лишен той силы, которая дается, когда постигнешь, что значит страдание и боль.
He would have liked to pray then for himself, to call suffering to him out of the chaos of the world.	Он и хотел бы помолиться о себе, призвать к себе страданье из вселенского хаоса.
But he did not believe in God, and the kind of suffering which brings wisdom cannot be named and cannot without blasphemy be prayed for.	Но он не верил в Бога, а у страданий, что наделяют мудростью, нет имени, и вымаливать их себе - кощунственно.
Seven	Глава седьмая

'We haven't sung our bathing song once since you came back,' Henrietta complained to Barbara.	- Как ты приехала, мы хоть бы разочек спели купальную песенку, - пожаловалась Барбаре Генриетта.
'Well, you go and sing it.'	- Возьми да спой, чего же ты!
'No, we must all four sing it or it isn't proper.'	- Нет, надо всем вместе, иначе не считается.
' I've forgotten it,' said Barbara.	- А я ее забыла, - сказала Барбара.
' I don't believe you,' said Pierce.	- А я не верю, - сказал Пирс.
Barbara was lying full length upon the ivy.	Барбара, растянувшись, лежала на плюще.
Pierce was standing a little way off leaning against a tombstone off which he was intently scratching yellow lichen with a finger nail.	Пирс стоял немного поодаль, опираясь на надгробный камень, с которого сосредоточенно соскребал ногтем желтый лишайник.
'You three go and bathe for heaven's sake,' said Barbara.	- Сходите, ради бога, выкупайтесь втроем, -сказала Барбара.
' I don't want to come.	- Мне неохота.
I feel far too lazy.'	Лень чересчур разбирает.
'Mingo's getting too hot,' said Edward.	- Минго того и гляди перегреется, - сказал Эдвард.
'Why don't dogs have the sense to lie in the shade?'	- И почему это собакам не хватает соображения лежать в тени?
Mingo lay panting on the ivy near Barbara who rocked his warm sheep-like body now and then with a bare foot.	Минго лежал, отдуваясь, на плюще возле Барбары, которая время от времени покачивала босой ногой его горячее овечье туловище.
Hearing his name uttered he swivelled his eyes, lifted his sausage tail an inch or two and let it languidly fall.	Заслышав свое имя, он повел глазами, приподнял хвост-колбасу и бессильно уронил обратно.
'It makes me hot to look at him,' said Henrietta.	- Мне даже смотреть на него жарко, - сказала Генриетта.
' I do wish it would rain.'	- Хорошо бы уж дождик пошел.
' Take him away then,' said Pierce.	- Так уведи его отсюда, - сказал Пирс.
' Drop him in the sea.'	- Спихни в море!
'Go and hunt for flying saucers,' said Barbara.	- Пойди найди летающую тарелку, - сказала Барбара.
'We did see one, really we did!'	- Мы ее правда видели, честное слово!
' Are you coming, Pierce?' said Edward.	- Так ты идешь, Пирс? - сказал Эдвард.
'No.	- Нет.
You go and bathe, twins, and stop making such a damn fuss.'	А вы, близнята, - брысь купаться и хватит путаться под ногами.
'No one wants to bathe these days!' said Henrietta, quite suddenly close to tears.	- Всем расхотелось теперь ходить купаться, -сказала Генриетта внезапно, чуть не плача.
'Pierce, you're cross!' cried Edward accusingly.	- Ты злишься, Пирс! - крикнул Эдвард с осуждением.
To be cross was traditionally a serious fault.	Считалось, что злиться - серьезная провинность.

'No, I'm not.	- Да не злюсь я.
I'm sorry.'	Извини.
'Maybe we won't bathe,' said Henrietta to Edward.	- А может, нам не купаться? - сказала Генриетта Эдварду.
'We'll play Badgerstown instead.'	- Поиграем лучше в барсучий городок.
'Well, I want to bathe,' said Edward.	- Не знаю, я хочу купаться, - сказал Эдвард.
' You two go down,' said Pierce.	- Ну и вперед, - сказал Пирс.
'Maybe I'll follow you.	- Может быть, и я за вами.
Go on, don't be asses.'	Ступайте, будет дурака валять!
'Mingo, come, boy,' said Edward.	- Айда, Минго, - сказал Эдвард.
Mingo got up rather reluctantly.	Минго нехотя встал.
His grey woolly face smiled dutifully, but he was too hot and weary to wag his tail, which swung inertly behind him as he followed the twins, placing his big floppy paws carefully upon the yielding ivy.	Честно изобразил улыбку на своей серой мохнатой морде, но, разомлев от жары, не удосужился повилять хвостом, предоставив ему вяло болтаться позади, покуда сам он брел вслед за двойняшками, с осторожностью наступая большими косматыми лапами на податливый плющ.
The abandoned graveyard was about a quarter of a mile from the house.	Заброшенное кладбище лежало в четверти мили от дома.
Together with its hexagonal green-domed church, the empty and padlocked fane of a geometer god, it bore witness to a vivid eighteenth-century life of the region which was now but pyramidally extant.	Со своею зеленокупольной шестигранной часовней, храмом геометра-бога, пустующим под замком, оно свидетельствовало о бурной жизни здешних мест в восемнадцатом веке, оставившей ныне по себе одни лишь памятники.
The crowded square sloped down towards the sea and behind it, hazed by trees in small valleys or caught distantly by sunlight through folds in rounded hills, could be seen the pale rectangular facades of houses which had once contained this silent population.	Тесно застроенная площадка спускалась к морю, а за ней, по неглубоким, затененным деревьями лощинам, по складкам меж отлогих пригорков, освещенных солнцем вдалеке, виднелись блеклые фасады прямоугольных домов, служивших некогда кровом этому, теперь уже безмолвному населению.
There, if they lingered still, they were the discreetest and most mannerly of ghosts.	Там, если кто из них и задержался до сих пор, то в качестве самых благовоспитанных и скромных призраков.
Here they had kept their past time untouched, become a little shadowy perhaps, but subsistent as the real dreams of real sleepers.	Здесь же они хранили нетронутым свое прошедшее время, тоже, пожалуй, обретя некоторую призрачность, но все-таки - существуя, как существуют подлинные сновидения подлинных спящих.

The draped urns and obelisks, the sublimely truncated columns, the obliquely leaning slabs inscribed with angelic putti and confidently lettered with a divinely dictated clarity and proportion, all glittering a faintly blueish white now in the bright sun, quivered between presence and absence with that quality of being perhaps altogether an hallucination which belongs to certain Greek archaeological sites.	Задрапированные урны и обелиски, усеченные поверху колонны, наклонные плиты с вырезанными на них ангелочками и четкими надписями, уверенно и соразмерно выведенными под диктовку свыше, отсвечивали голубоватой белизной на ярком солнце, трепеща между присутствием и отсутствием, словно были не явью, а видением - такое наблюдаешь порой на археологических раскопках в Греции.
Yet for all its compactness the place was not exactly a township.	Однако, при всей компактности этого поселения, оно им в полном смысле слова не было.
It had the kind of unity which a god might have imposed, a little carelessly, upon some place to which he intended to return and which he later utterly forgot, an attentive inscrutable sort of pattern not like human art.	Присутствовало в нем единство, не без небрежности навязанное, быть может, божеством, которое и собиралось сюда вернуться, да запамятовало о том впоследствии - некая схема, продуманная и непостижимая, несхожая с людским искусством.
There was a sense of speech, as if something were said which yet, as words in an outdoor theatre, was at once devoured by the air.	Витало ощущенье речи, которая, как бывает в театре под открытым небом, не успев прозвучать, мгновенно поглощается воздухом.
In fact nature had taken the churchyard to herself with a relentlessness that was almost sinister, as if she had set herself to paralyse, to blur and render indistinct, the activity of those too attentive dreamers.	Природа, надо сказать, овладела кладбищем с непреклонной, почти зловещей решимостью, словно бы вознамерясь стереть, рассеять, свести на нет действие этих усердных не по чину усопших.
A very thick small-leaved ivy had grown over the whole area, covering the smaller stones entirely and clambering up the slender shafts of the taller ones, woven in between into a thick springy matrix which seemed to swing a little off the ground.	Всю площадь кладбища плотно заплел мелколистный плющ, скрыв под собою без остатка камни помельче, карабкаясь вверх по стройным стволам тех, что повыше, заткав все промежутки между ними толстым настилом, слегка пружинящим под грузом, отделяясь от земли.
From where Pierce and Barbara were, at the top of the graveyard, the thin grey spire of Trescombe parish church, marking the village, could be seen rising from trees a mile to the east, while to the west the roof of Trescombe House was just visible beyond a slope of old yews which had been bent sideways and smoothed along the top by the mingled beating and caress of the strong sea wind.	С возвышения, где находились Пирс и Барбара, в миле к востоку ориентиром деревушки маячил над вершинами деревьев тонкий серый шпиль трескоумской приходской церкви, а на западе, за бугром, поросшим старыми тисами, согнутыми набок и сглаженными по кронам то трепкой, то лаской сильного морского ветра, едва проглядывала крыша Трескоум-хауса.
Ahead was a curve of sheepnibbled green grass which flattened to the stone-strewn meadow which fringed the beach.	Впереди тянулся книзу общипанный овцами зеленый склон, переходя в усеянный валунами горизонтальный прибрежный луг.
The twins had just reached the far end of the meadow and slowed their march on to the stones, with frequent pauses now to shake the pebbles out of their sandals.	Близнецы как раз дошли до дальнего его края и замедлили шаг, пробираясь среди камней, то и дело останавливаясь, чтобы вытряхнуть из сандалий мелкую гальку.

Mingo, his lethargy apparently departed, had run ahead and his sharp excited barks, Mingo's 'seabarks' as Edward called them, could be clearly heard from below.	Минго, по всей видимости стряхнув с себя оцепенение, убежал вперед, и снизу явственно слышался его отрывистый, возбужденный лай -"приморский" лай, по терминологии, установленной Эдвардом.
Mingo, although a confident and enthusiastic swimmer, never seemed to get over his sheer surprise at the great restless watery phenomenon.	Умелый и азартный пловец, Минго, казалось, не переставал заново поражаться всякий раз явлению необъятной и неспокойной водной стихии.
A little further on the figure of Uncle Theo could be seen, walking along very slowly with his head bowed.	Чуть дальше медленно вышагивала вдоль берега фигура дяди Тео со склоненной головой.
When Uncle Theo went for a walk he seemed to look exclusively at his own feet, as if fascinated by their regular motion.	Прогуливаясь, дядя Тео смотрел исключительно на собственные ноги, точно зачарованный их размеренным движением.
Beyond Uncle T$eo were some alien holiday-makers, referred to as 'natives' by the children, of whom this part of the shore happily attracted few, because of its rebarbatively stony nature, and because the steeply shelving beach and the strong currents were thought to make bathing dangerous.	За дядей Тео мелькали чужие отдыхающие -"местные", как именовали их дети, которых этот отрезок берега, к счастью, манил в самых малых количествах, во-первых - из-за противных камней, а во-вторых - из-за крутых уступов и сильного течения: считалось, что купаться здесь опасно.
Cradled upon a swathe of ivy Barbara now lay full length in the sun.	Барбара, вытянувшись во весь рост на солнцепеке, покоилась, точно в колыбели, посреди плюща.
She had kicked off her sandals, and her white cotton dress, spotted with little pale green daisies, carelessly ruffled up as she had tossed herself down on to the dark swinging greenery, displayed a length of bronzed thigh above the knee.	Она скинула с ног сандалии и, когда бросилась сразмаху на темную пружинистую зелень, белое в бледно-зеленых маргаритках бумажное ее платье сбилось выше колен, обнажив загорелое бедро.
Her eyes barely open, appeared liquid and fugitive between the lashes.	Полузакрытые глаза ее влажно и уклончиво поблескивали из-под ресниц.
Pierce, with his back to her, was savagely ripping the ivy strands off the face of one of the smaller squarer stones to reveal a relief carving of a sailing ship.	Пирс, стоя к ней спиной, яростно сдирал плети плюща с небольшого квадратного камня, открывая вырезанное на нем рельефное изображение парусника.
'So you think I tell lies, do you?' said Barbara after a while.	- Так, значит, я по-твоему вру? - сказала Барбара, помолчав.
' I don't believe you've forgotten the bathing song.	- Не верю я, что ты забыла купальную песенку.
You can't have.'	Быть не может.
'Why not?	- Почему это?
When one's in Switzerland this place seems pretty remote.'	Когда живешь в Швейцарии, все здешнее отступает.
' This place is more important than Switzerland.'	- Все здешнее важнее, чем Швейцария.
' Who says it isn't?	- А кто спорит?
' You cried when you went away.'	- Сама же плакала, когда уезжала!
' I'm grown up now.	- Я выросла с тех пор.
I only cry when I'm bored.	Теперь я плачу, только когда мне скучно.
You're boring me.	Мне скучно с тобой!

Why don't you go and bathe or something.'	Шел бы ты куда-нибудь - купаться, что ли!
' I don't want to.	- Не хочу.
Not unless you come too.'	Если ты тоже не пойдешь.
'Why do you follow me around all the time?	- Чего ты ходишь за мной повсюду, как привязанный?
Can't you do anything by yourself now?	Что, разучился хоть что-то делать в одиночку?
Why are you here at all, if it comes to that?	И вообще - почему ты здесь, если уж на то пошло?
Aren't you supposed to be staying with those PemberSmith people and sailing in their yacht?'	Тебе же, вроде, полагается сейчас гостить у этих, как их, Пембер-Смитов, кататься с ними на яхте?
' Oh fuck the Pember-Smiths.'	- Да ну их, этих Пембер-Смитов!
'Why are you so bad-tempered?'	- Что ты все время раздражаешься?
' I'm not bad-tempered!'	- Ничего я не раздражаюсь!
' Well, don't shout!'	- И не гаркай, понятно?
' I'm not shouting!'	- Никто и не гаркает!
Pierce sat down on the ivy with his back against the tombstone.	Пирс сел на плющ, прислонясь спиной к надгробному камню.
He wanted to lay his head against Barbara's biscuity brown legs, a little above the knee, and moan loudly.	Ему хотелось со стоном положить голову на загорелые ноги Барбары чуть выше колен.
He also wanted to destroy something, everything, perhaps himself.	Хотелось сокрушить что-нибудь, все вокруг - и себя заодно.
He tore at the ivy below him, thrusting his hands down deep and wrenching the strong sinewy resistant lower branches.	Он рванул ветки плюща под собой, запуская руки все глубже, пытаясь выдернуть прочные, жилистые, неподатливые прутья.
Making an effort with himself, he said,	Пересиливая себя, он сказал:
'Something's gone wrong with us, Barbie.	- Что-то с нами не так, Барби.
I expect it's just sex.'	Секс сказывается, наверное.
' Sex may have gone wrong with you.	- На тебе - возможно.
It hasn't gone wrong with me.'	На мне не сказывается.
'You're old enough to flirt with John Ducane, anyway!'	- Во всяком случае, до флирта с Джоном Дьюкейном ты доросла точно.
' I didn't say I wasn't old enough for anything.	- Я не сказала, что до чего-то не доросла.
And I don't flirt with John Ducane.	И не флиртую я с Джоном Дьюкейном.
He just happens to be my friend.'	Он мой приятель, вот и все.
' And look at the way you've put your skirt.'	- И юбочку на себе вон как подвернула!
' I haven't put it.	- Даже не думала подворачивать!
It's just that I don't care, whether you're here or not.'	Мне просто все равно, есть ты здесь или нет.
' You're little Miss important Person now, aren't you!'	- Скажите, какой мы стали важной персоной!

' I've always been little Miss Important Person.'	- А я всегда была важной персоной.
'Would you like to see a nuthatch's nest, Barbie?'	- Не хочешь посмотреть на гнездо поползня, Барби?
'No.	- Нет.
You've already told me three times about that nuthatch's nest.'	Ты мне уже три раза говорил про это гнездо.
'Well, you've told me five times about your visit to the Chateau de Chilton.'	- А ты пять раз мне говорила про то, как была в Шильонском замке.
'I wasn't telling you.	- Я не тебе говорила.
I was telling other people and you were just listening.	Я рассказывала другим людям, а ты стоял и слушал.
Que to Yes, bete, Pierce!'	Que tu est bete[15], Пирс!
'Don't bother to show off your French to me, I'm not impressed.'	- Можешь передо мной не хвалиться своим французским, на меня это не действует.
'It's natural, I'm not showing off, I've been talking this language for months!'	- Не хвалюсь я, это само получается, я столько месяцев говорила на этом языке!
'Don't scream at me.	- Не ори на меня.
All right, I'm going.	Ладно, я ухожу.
It's low tide. I'm going to swim to Gunnar's Cave.	Сейчас отлив, сплаваю к Ганнеровой пещере.
I'm going to swim into Gunnar's Cave.'	И заплыву внутрь.
Gunnar's Cave held a prime place in the mythology of the children.	Г аннерова пещера занимала в ребячьей мифологии почетное место.
It opened at the base of the cliff directly into the sea, and although reputedly a smugglers' cave its sole entrance was only above water for a short time at low tide.	Открывалась она у основания утеса, прямо в море, служа, по общему мнению, прибежищем контрабандистам, хотя единственный вход в нее находился над водой только короткое время при отливе.
Mary Clothier, whose vivid subterranean imagination had rapidly extended itself in awful scenes of trappings and drownings, had long ago strictly forbidden the children to swim into the cave at all.	Мэри Клоудир, чье живое воображение с первой минуты принялось рисовать ей втайне душераздирающие картины подводных ловушек и утопленников, давным-давно и строго-настрого запретила детям заплывать в пещеру.
Barbara and the twins, who were rather frightened of the cave, always obeyed.	Барбара и двойняшки, которые побаивались пещеры, слушались беспрекословно.
Pierce, who was very frightened of the cave, sometimes disobeyed.	Пирс, на которого пещера наводила страх и ужас, иногда позволял себе ослушаться.
He had several times swum into the entrance at low tide, and although he had not touched any dry land within, had gained the impression that the cave went upward into the cliff.	Он не однажды заплывал при отливе внутрь и, хоть ни разу не нащупал там суши, вынес впечатление, что в глубине утеса пещера уходит вверх.

If this was so it might be that there was an upper cavern which was above water level even at high tide when the mouth of the cave was below the sea, a wonderful hiding place for smugglers.	Если так, то, возможно, существовала еще и верхняя камера, остающаяся над водой даже во время прилива, когда устье пещеры погружается в море, - великолепное укрытие для контрабандистов.
Pierce did not see any method of finding out whether this was so other than by the experiment of climbing up through the cave and waiting to see what happened.	Пирс не видел иного способа проверить, так ли это, кроме как опытным путем: проникнуть в глубь пещеры и подождать, что будет.
Of course if one was wrong, and the high tide completely filled the cave, then one would be drowned, but even this vision, though it filled Pierce with horror, was also curiously exciting, and especially since Barbara's return he had thought constantly about the cave, picturing its blackness as a kind of consummation in which treasure troves and death by drowning blended together into a buzzing vortex of divine unconsciousness.	Конечно, если он ошибается и прилив заполняет водой всю пещеру без остатка, он утонет, но даже эта жуткая перспектива обладала для Пирса странной притягательностью, и он - особенно со времени приезда Барбары - думал о пещере непрестанно, представляя себе ее тьму неким завершением, где клады сокровищ и гибель под водой сливаются воедино в гулкой пучине вожделенного бесчувствия.
But this belonged to the world of fantasy.	Что относилось, впрочем, к области фантазии.
In fact his explorations had been brief and timid so far, and he had swum hastily back on each occasion and out of the mouth of the cave well before the tide had come near to covering the entrance, which was only open for a period of about forty minutes.	В действительности же вылазки его на разведку были покамест и коротки, и робки - он торопился всякий раз выплыть обратно задолго до того, как прилив подберется к устью пещеры, которое оставалось открытым всего-то лишь минут на сорок.
'Well, go if you want to,' said Barbara.	- Что же, валяй, если хочешь, - сказала Барбара.
'Only I think it's silly to do things that frighten you, it's neurotic.'	- Хотя, по-моему, глупо делать то, чего боишься, это надо быть неврастеником.
' I'm not frightened, I'm curious.	- Я не боюсь, мне любопытно.
It's a smugglers' cave.	Это пещера контрабандистов.
I'd like to find out if there's anything left inside.'	Интересно, вдруг там оставили что-нибудь.
' You don't know it's a smugglers' cave.	- Еще не факт, что пещера контрабандистов.
You don't know Gunnar was a smuggler.	И что Ганнер был контрабандист.
You don't know Gunnar ever existed at all.	Не факт, что Ганнер вообще существовал.
It's not like the Romans.	Вот римляне - это факт!
Gunnar's just a story.'	А Ганнер - так, сказочки.
' The Romans, ha ha!	- Римляне? Три ха-ха!
You remember that Roman coin you found in a pool?	Помнишь, ты нашла в луже римскую монету?
'Yes.'	- Ну да.
'Well, you didn't really find it.	- Так ничего ты не находила!
I put it there for you to find.	Это я подложил, нарочно!
I bought it off a chap at school.'	Купил у одного парня в школе.

Barbara sat up and dragged her dress down. She glared at Pierce.	Барбара села и одернула платье, глядя на Пирса с негодованием.
'I think it's hateful of you to tell me that now, hateful!'	- Какое свинство говорить мне сейчас об этом, жуткое свинство!
Pierce stood up.	Пирс встал.
He mumbled, 'Well, I did it to please you.'	- Хотелось сделать тебе приятное, - пробормотал он.
' And now you're telling me to hurt me.'	- А теперь захотелось доставить неприятность!
What has happened to us, thought Pierce.	Что это с нами, думал Пирс.
We were so happy once.	Нам раньше было так здорово...
With a soft fluffy sound Montrose materialized on top of the tombstone with the carving of the sailing ship, and tucking in his paws made himself into a furry ball, looking down at Barbara with insolent narrow eyes.	С глухим, мягким стуком на могильном камне с изображением парусника возник Монтроз и, подобрав под себя лапы, преобразился в пушистый шар, уставясь на Барбару нахальными узкими глазами.
Pierce scooped the cat into his arms, inhaled from the warm fur a whiff of Barbara's special eau de Cologne, and threw Montrose on to Barbara's lap.	Пирс сгреб кота в охапку, вдохнув аромат любимого одеколона Барбары, исходящий от теплого меха, и бросил Монтроза Барбаре на колени.
He said, 'Oh Barbara, I'm so sorry, don't be cross with me.'	- Ох, Барбара, не сердись, - сказал он. - Извини меня.
Barbara twisted round and knelt in the ivy, hugging Montrose up against her face.	Барбара изогнулась и поднялась на колени, прижимая Монтроза к лицу.
Pierce knelt down opposite to her, and reaching out he touched her bare knee with one finger.	Пирс опустился на плющ напротив нее и, протянув руку, дотронулся пальцем до ее голой коленки.
They looked at each other with puzzlement, almost with fear.	Они смотрели друг на друга озадаченно, почти со страхом.
' I'm sorry too,' she said.	- И ты извини, - сказала она.
'Do you think we've just become bad?'	- Может быть, мы просто испортились, ты не думаешь?
'How do you mean, bad?	- Что значит - испортились?
'Well, you know. When I was younger, when I read in the papers and in books and things about really nasty people, bad people, I felt so completely good and innocent inside myself, I felt that these people were just utterly different from me, that I could never become bad or behave really badly like them.	- Ну, как сказать... Когда мне было меньше лет и я читала в книжках и так далее про насквозь испорченных людей, отъявленных негодяев, то чувствовала себя в душе до того хорошей, чистой- совсем другой, чем они, - и знала, что никогда такой, как они, не буду и поступать, как они, не стану.
Did you feel this?'	А у тебя бывало такое чувство?
'I don't know,' said Pierce. 'I think boys always know about badness.' But he was not sure.	- Не знаю, - сказал Пирс с сомнением. - В ребятах, по-моему, изначально сидит испорченность.
'Well,' said Barbara.	- Да, - заключила Барбара.

'I'm afraid it's all turning out to be much more difficult than I expected.'	- Похоже, все складывается намного сложнее, чем я ожидала.
'Octavian darling, are you never coming to bed?'	- Октавиан, голубчик, ты что, решил вообще не ложиться?
'Just coming, darling.	- Иду, моя радость.
Listen to the owl.'	Нет, ты послушай сову!
' Yes, isn't he lovely.	- Да, прелесть, правда?
By the way, Mary has fixed for Barbie to borrow that pony.'	Между прочим, Мэри договорилась, что Барби дадут напрокат этого пони.
' Oh good.	- Вот и прекрасно.
Kate darling, we're out of toothpaste.'	Кейт, милая, у нас кончилась зубная паста.
'There's a new tube on the dressing table-Don't fall over all those maps and guide books.'	- На туалетном столике непочатый тюбик. Не наткнись там на все эти карты и путеводители.
'Darling, I don't think we can afford to go to Angkor.'	- Боюсь, душенька, поездку в Ангкор мы не потянем.
'I know.	- Я знаю.
I've given up Angkor.	На Ангкоре ставим крест.
I've decided I want to go to Samarkand.'	Я решила, что хочу ехать в Самарканд.
'You know it's in the Soviet Union, darling?'	- Он в Советском Союзе, душа моя, тебе известно?
' Is it?	- Вот как?
Well, they wouldn't eat us.'	Ну и что, не съедят же нас там!
' It'd be terribly hot.'	- Там будет страшно жарко.
' Is Samarkand on the sea?'	- А Самарканд не на море?
'No, I'm afraid not.	- Нет, к сожалению.
Wouldn't you rather go somewhere on the sea?'	Не лучше ли действительно съездить куда-нибудь к морю?
'Well, we did think Rhodes, of course '	- Мы, конечно, подумывали о Родосе...
'We might ask Paula about Rhodes, you remember she went on that cruise.	- Насчет Родоса можно поспрашивать у Полы -помнишь, она туда ездила?
By the way, what's the matter with Paula?	Что, кстати, происходит с Полой?
I thought she was looking awfully depressed and worried.'	Я обратил внимание, что у нее такой подавленный, озабоченный вид!
' Oh, it's just end of term.	- А, это просто конец триместра.
She's so conscientious about those exams.'	Она так ревностно относится к этим экзаменам!
'Ducane did go to see Willy, didn't he?'	- Дьюкейн как будто ходил проведать Вилли?
'Yes, Ducane saw him and then Mary saw him.'	- Да, и Дьюкейн ходил, а потом и Мэри.
' Is Willy all right?"	- И как он?

'He's fine.	- Вилли в порядке.
He told Mary that Ducane had cheered him up no end.'	Сказал Мэри, что Дьюкейн очень поднял ему настроение.
'Ducane's so nice'	- Приятный он человек, Дьюкейн...
' He's so good '	- Он такой правильный...
'He's certainly good for Willy.'	- На Вилли, во всяком случае, он действует благотворно.
'He's good for all of us.	- Он на всех нас действует благотворно.
Octavian '	Знаешь, Октавиан...
' Yes, darling?'	- Что, милая?
' I kissed Ducane in the beech wood.'	- Я поцеловала Дьюкейн в буковой роще.
' Good for you!	- Вот молодец!
Was he pleased?'	И как, он был доволен?
' He was sweet.'	- Он был страшно мил.
'Don't make him fall for you too much, darling, I mean so that it hurts.'	- Смотри только, не влюби его в себя чересчур, моя птичка, - то есть не до страданий.
'No, no, he won't get hurt.	- Нет-нет, до страданий не дойдет.
I'll manage him.'	За этим я прослежу.
'He has plenty of sense actually, I mean as well as being thoroughly decent.'	- Он, вообще-то говоря, человек весьма разумный, помимо того что приличный в высшей степени.
'Yes.	- Да
It's funny that he's never got married.'	Интересно, что при всем том до сих пор не женат.
'No need to make a mystery of it.'	- Не стоит искать в этом жгучую тайну.
' I don't know.	- Как знать!
Do you think he's queer, sort of unconsciously perhaps?	Ты не допускаешь, что он гомосексуален -подсознательно, может быть?
I've never heard of his being connected with any woman.'	Никогда не слыхала, чтобы он состоял в близких отношениях с какой-нибудь женщиной.
'That's because he's so devilish discreet and clam-like.'	- Это оттого, что он невозможно порядочный и скрытный.
'He is clam-like.	- Что скрытный - это определенно!
You know he never told me about his being appointed to do that inquiry.'	Представляешь, ни слова мне не сказал о том, что ему поручено вести это расследование.
'He's jolly worried about that inquiry.'	- Он не на шутку озабочен в связи с этим расследованием.
' Then I'm all the more annoyed he didn't tell me!	- Тогда тем более обидно, что не сказал.
By the way, he thinks we shouldn't tell Willy about that poor chap, what's his name, Radeechy.'	Он, между прочим, считает, что про этого горемыку - как его... Радичи - нельзя рассказывать Вилли.

' He's perfectly right.	- И совершенно прав.
It wouldn't have occurred to me.'	Мне бы и в голову не пришло!
'He thinks of everything.	- Обо всем умеет подумать!
I suppose there's no chance that Radeechy really was a spy or something?'	Что Радичи и вправду был шпион - это, надо полагать, исключается?
'None at all.	- Полностью.
I think John's just rather unnerved at the idea of probing into somebody's private life.'	Нет, я думаю, Джона коробит перспектива соваться в чью-то личную жизнь.
' I'm afraid I should find it fascinating!'	- Боюсь, что мне она показалась бы заманчивой!
' I believe it frightens him.	- А его, вероятно, отпугивает.
He thinks he may discover something - odd.'	Он считает, есть риск, что вскроются некие... м-м отклонения.
' You mean - sexually odd?'	- Сексуальные, ты хочешь сказать?
'Yes.	- Ну да.
He is an old puritan, you know.'	Он ведь неисправимый пуританин, сама знаешь.
' I know. and I adore it.	- Знаю - и обожаю это в нем.
What do you think he thinks we do. darling?'	Интересно, что он думает о том, чем мы занимаемся вдвоем с тобой?
' He doesn't think about it.'	- Он об этом вообще не думает.
'Octavian, do hurry up.	- Октавиан, ну скоро ты?
I think Ducane would tell me now, I mean about the women, about his past.	По-моему, теперь Дьюкейн мне расскажет - о женщинах, я имею в виду, о своем прошлом.
He will tell me now.'	Теперь - непременно расскажет!
'You mean you'll ask him?'	- Ты что, спросишь его?
'Yes.	- Спрошу.
I'm not afraid of Ducane.'	Я не боюсь Дьюкейна.
' Implying I am?	- А я, иными словами, боюсь?
Well, maybe I am in a way.	Что ж, в известном смысле - возможно.
He's a man I'd hate to think ill of me.'	Ни за что не хотел бы, чтобы такой человек был обо мне дурного мнения.
' Yes, I know, me too.	- Да, понимаю, - и я тоже.
You don't think it's a bit fishy, his having that manservant?'	А тебя все же не смущает, что он держит у себя слугу?
'No, I don't.	- Да нет.
Ducane's not homosexual.'	Дьюкейн - не гомосексуалист.
' Octavian, have you ever met that manservant?'	- Октавиан, ты когда-нибудь видел этого слугу?
'No.'	- Нет.
' I shall ask Ducane about that manservant too.	- Я и о слуге расспрошу Дьюкейна.

He's incapable of telling a lie.'	Он не способен сказать неправду.
' He's capable of being embarrassed.'	- Но способен испытать неловкость.
'Yes, well, maybe I'll just investigate the manservant.	- Ну ладно, я, пожалуй, лично обследую этого слугу.
I'll call some time when Ducane's out and inspect him.'	Приеду, когда Дьюкейна не будет дома, и учиню инспецию.
'Kate dear, you don't really think '	- Кейт, неужели ты всерьез решила...
'No, no, of course not, Ducane's a man who doesn't make muddles.	- Нет, конечно. Дьюкейн не из тех, кто создает сложные положения.
That's one of the marvellous things about him.'	Еще одно его чудесное свойство.
'No muddles?	- Не создавать сложных положений?
That's a lot to say of any man.'	О каком мужчине скажешь такое?
'No muddles.	- Никаких сложностей!
Which is also why he can't be hurt.'	Почему, в частности, и страданий не может быть.
' And you can't.	- И у тебя не может.
And I can't.'	И у меня.
'Darling Octavian, I do love it that we tell each other everything.'	- Октавиан, миленький, до чего мне нравится, что мы можем обо всем говорить друг с другом!
' I love it too.'	- Мне тоже нравится.
'God's in His heaven, all's right with the world.	- Есть Бог на свете, все в мире хорошо.
Do come to bed, darling.'	Ложись поскорей, пожалуйста.
' I'm just coming now.'	- Уже иду.
'Darling, you're so round '	- Милый мой, какой ты кругленький...
' Are you ready, darling?'	- Ты готова, дорогая?
' Yes, I'm ready.	- Да, готова.
Oh darling, just guess what Barbie brought you home for a present - she's saving it for your birthday.'	Слушай, а знаешь, что Барби привезла тебе в подарок на день рождения - нипочем не угадаешь?
'What?'	- Что же?
' A cuckoo clock!'	- Ходики с кукушкой!
Eight	Глава восьмая
Ducane faced Peter McGrath, the office messenger, across the desk.	Напротив Дьюкейна, по ту сторону письменного стола, сидел министерский курьер Питер Макрейт.
Ducane said silkily, 'I have information which leads me to suppose that you, Mr McGrath, were connected with the recent sale to the press of a scurrilous story concerning Mr Radeechy.'	- Я располагаю информацией, - вкрадчиво начал Дьюкейн, - которая позволяет заключить, что за недавней продажей средствам печати материала, порочащего мистера Радичи, стоите вы, мистер Макрейт.
Ducane waited.	Он замолчал, выжидая.

It was hot in the room.	В комнате было жарко.
Outside, London roared quietly.	Снаружи монотонно рокотал Лондон.
A little silent fly kept circling quickly and alighting on Ducane's hand.	В воздухе, то и дело садясь на руку Дьюкейна, неслышно кружила быстрая мушка.
McGrath's very light blue eyes were fixed upon Ducane's face.	Белесо-голубые глаза Макрейта глядели на Дьюкейна в упор.
Then McGrath averted his eyes, or rather rolled them in his head as if he were doing an exercise.	Наконец он отвел их - вернее, повел ими по кругу, словно бы выполняя вращательное упражнение.
Then he blinked several times.	Моргнул разок-другой.
He peered at Ducane again and smiled a little confiding smile.	И с доверительной полуулыбкой снова уставился на Дьюкейна.
'We - ell, Sir, I suppose it was bound to come out, wasn't it,' said McGrath.	- Ну что же, сэр, видимо, рано или поздно это должно было выплыть наружу, - произнес он.
Ducane was irritated by McGrath's light Scottish voice, whose exact provenance he could not diagnose, and by the man's colour scheme.	Дьюкейна раздражал тонкий голос Макрейта с шотландским, не поддающимся более точному географическому определению выговором, раздражала расцветка этого субъекта.
A man had no right to have such red hair and such a white skin and such pallid watery blue eyes and such a sugary pink mouth in the middle of it all. McGrath was in very bad taste.	Никто не вправе был уродиться на свет таким рыжим и белокожим, с глазами такой водянистой голубизны и в довершение всего - с таким карамельно пунцовым ртом. Макрейт был воплощением дурного вкуса.
'Now I require some information from you, Mr McGrath,' said Ducane, shuffling his papers about in a business-like manner and shaking off the fascinated fly.	- Так вот, мне понадобятся кой-какие сведения от вас, мистер Макрейт, - сказал Дьюкейн, деловито перебирая бумаги на столе и смахивая прочь неотвязную муху.
'I want first of all to know exactly what this story consisted of, which you sold, and then I shall ask you a number of questions about the background to the story.'	- Прежде всего я желаю точно знать содержание этого проданного вами материала, а потом задам вам ряд вопросов о данных, на которых он основан.
' Am I going to get the push?' said McGrath.	- Выпрут меня отсюда? - спросил Макрейт.
Ducane hesitated.	Дьюкейн замялся.
In fact McGrath's dismissal was a cer tainty.	Честно говоря, увольнение Макрейта было неотвратимо.
However, at this moment Ducane needed McGrath's cooperation. He replied,	В настоящий момент, однако, от Макрейта требовалось содействие, и Дьюкейн отвечал:
'That is not my province, Mr McGrath.	- Такие вопросы - вне моего ведения, мистер Макрейт.
You will doubtless hear from Establishments if your employment here is to terminate.'	Вас непременно известят надлежащим образом, если отпадет надобность в ваших услугах.
McGrath put two pale hands, lightly furred with long reddish hairs, on the desk and leaned forward.	Макрейт положил на стол бледные руки, опушенные рыжеватыми длинными волосками, и подался вперед.
He said confidentially, 'I bet I get the push.	- Спорим, что выпрут, - сказал он задушевно.

Don't you bet?' McGrath's voice, Ducane now noticed, had Cockney overtones.	- А то вы не знаете! Теперь Дьюкейн различил в его речи оттенок кокни.
'We shall require to have, Mr McGrath, a copy of this story.	- Нам потребуется, мистер Макрейт, экземпляр этого материала.
How soon can you provide this?'	Как скоро вы можете его предоставить?
McGrath sat back.	Макрейт выпрямился.
With a slight quizzical effort he raised one eyebrow.	С некоторым усилием обескураженно поднял бровь.
His eyebrows were a light gingery colour and almost invisible.	Брови его, чуть тронутые рыжиной, были почти неразличимы на лице.
' I haven't got a copy,' he said.	- У меня нету экземпляра.
'Come, come,' said Ducane.	- Полно, полно, - сказал Дьюкейн.
' I swear I haven't got a copy, Sir.	- Клянусь вам, нету, сэр.
You see I didn't write the story.	Понимаете, я его не писал.
I'm not much of a hand at the writing.	Я не больно горазд писать.
And you know what those journalist laddies are.	А с этими ребятами, газетчиками, - знаете как.
I just talked and they wrote things down and then they read out to me what they'd written up about it and I signed it.	Я только говорил - они записывали, потом зачитали мне, что получилось, и я подписался.
I never wrote nothing myself.'	А сам ничего не писал.
This is almost certainly true, thought Ducane.	Очень похоже на правду, подумал Дьюкейн.
'How much did they pay you?'	- И сколько вам заплатили?
McGrath's pale face became as smooth as a cat's.	Бледная физиономия Макрейта захлопнулась, как створки раковины.
'A man's financial arrangements are his own affair, Sir, if I may - '	- Денежная сторона, сэр, - это личное дело каждого, если можно так выра...
'I advise you to change your tune a little, McGrath,' said Ducane.	- Я бы на вашем месте сменил тон, Макрейт, -сказал Дьюкейн.
'You have acted very irresponsibly and you may find yourself in serious trouble.	- Вы поступили крайне безответственно, и вас могут ждать серьезные неприятности.
Why did you sell that story?'	Зачем вы продали этот материал?
'Well, Sir, a gentleman like you, Sir, just doesn't know what it's like to need the necessary.	- Видите, сэр, такой человек, как вы, сэр, просто не знает, каково это - жить в нужде.
I sold it for the money, Sir, and I'll make no bones about it.	Ради денег продал, сэр, отпираться не стану.
It was a matter of looking after number one, Sir, as I daresay even you do, Sir, in your own way.'	Соблюдал свой интерес, как по-своему соблюдаете даже вы, сэр, осмелюсь сказать.
An impertinent fellow, thought Ducane, and I should think a complete rogue.	Наглый тип, подумал Дьюкейн, и скорее всего отъявленный мошенник.

Though Ducane had never fully realized it, one reason why his career as a barrister had been less than totally successful was that he lacked the capacity to conceive of any kind of villainy of which he would not have been capable himself.	Дьюкейну, хотя он сам до конца того не сознавал, отчасти помешало вполне преуспеть на адвокатском поприще неумение постигнуть какую бы то ни было разновидность злодейства, если он был неспособен совершить ее сам.
His imagination reached out into the world of evil simply by prolonging the patterns of his own faults.	Воображение его простиралось в мир злодеяний простым продолжением схемы собственных недостатков.
So that his judgement upon McGrath that he was 'a complete rogue' remained unhelpful and abstract.	И потому его суждение о Макрейте - что тот "отъявленный мошенник" - оставалось бесполезным общим местом.
Ducane could not conceive what it could be like to be McGrath.	Дьюкейн не мог представить себе, что значит быть Макрейтом.
The sheer opacity to him of this sort of roguery in fact had the effect of making McGrath more interesting to him and in a curious way more sympathetic.	Сама непостижимость мошеннической его сущности придавала ему в глазах Дьюкейна интерес и странным образом вызвала симпатию.
' All right.	- Допустим.
You sold it for the money.	Продали ради денег.
Now, Mr McGrath, I want you to tell me in as much detail as you can what it was you said to the press about Mr Radeechy.'	Теперь, Макрейт, я хочу, чтобы вы как можно подробнее передали, что именно вы сообщили прессе о мистере Радичи.
McGrath once more rolled his eyes, taking his time about it.	Макрейт, не торопясь отвечать, опять повел глазами по кругу.
He said, 'I can't really remember much '	- Правду сказать, много-то не припомню...
'You can't expect me to believe that,' said Ducane.	- И вы надеетесь, что я этому поверю? - сказал Дьюкейн.
' Come on.	- Не надо.
We shall have the story itself in our hands very shortly.	Очень скоро сам материал окажется у нас в руках.
And if you help me now I may be able to help you later.'	И если вы посодействуете мне сейчас, я, возможно, смогу помочь вам впоследствии.
'Well,' said McGrath, who seemed for the first time a little perturbed, 'well - ' Then he said, 'I liked Mr Radeechy, Sir, I liked him, I did '	- Так, - отозвался Макрейт, впервые обнаружив признаки легкого беспокойства. - Так, значит... Мне нравился мистер Радичи, сэр, - проговорил он. - Правда, нравился...
Ducane felt a quickening of interest.	Дьюкейн оживился.
He felt closer to McGrath, as a bull-fighter might feel to the bull after he had touched it.	Теперь Макрейт сделался понятнее ему - такое чувство, быть может, возникает у матадора, когда он дотронется до быка.
' You knew him well -?' said Ducane softly.	- Вы близко знали его? - спросил он осторожно.
He had often had occasion to question people, and the sensation which he now had was familiar to him, the sense of spinning in the quietness of the room a web of sympathetic atmosphere for the unwary.	Дьюкейну не впервой было вести допрос и не внове сознавать, что он плетет в тиши кабинета невидимую ткань обстановки, располагающей того, кто зазевался, к откровенности.

Ducane felt a bit guilty at being good at this.	Хоть и немножко совестно, что он мастер по этой части.
This 'making people talk' was not just a matter of what was said or even how it was said - it was a talent which depended upon all sorts of intuitive, perhaps telepathic, emanations of an almost physical kind.	Это умение "разговорить человека" состояло не в том, что сказать или даже как сказать, - то был талант улавливать, угадывать телепатические сигналы, почти физически исходящие от собеседника.
'Yes - ' said McGrath.	- Да, - отвечал Макрейт.
He had put his hands on the desk again and was looking at them.	Он снова положил руки на стол и разглядывал их.
His hands were singularly clean.	Руки были на удивление чистые.
The little fly was visiting him now, but he did not shake it off. McGrath and the fly eyed each other.	Шустрая мушка переключилась теперь на него, но он от нее не отмахивался. Макрейт и мушка разглядывали друг друга.
'He was a nice gentleman to me.	- Он обходился со мной по-доброму.
I did things for him, like.	Я делал для него кой-чего.
Things outside the office.'	Помимо работы.
'What sort of things?' said Ducane softly.	- Что именно? - мягко спросил Дьюкейн.
'Well, for his magic, see, he needed things.	- Ну понимаете, ему требовались предметы для его магии.
I used to go to his house, you know, out at Ealing.'	Я бывал у него на дому - в Илинге то есть.
'You mean you brought him things he needed for his magic rituals?'	- Иными словами, приносили вещи, нужные для обрядов, связанных с магией?
'Yes.	- Да, сэр.
He was a rum chap, was Mr Radeechy.	Он чудной был, мистер Радичи.
Harmless sort of looney, I suppose you'd call him.	Безобидный, но, как бы сказать, с приветом.
But he was a clever chap, mind you.	Но при всем том - башковитый, заметьте.
He knew all about that magic business, its history and all.	Про эти дела насчет магии знал все до тонкости -историю там и прочее.
You've never seen so many big books as he had about it.	Что книжек у него было об этом, толстенных, - вы не поверите!
He was a real operator, he knew the lot.'	Истинный был знаток, без дураков.
'What were the things you brought him?'	- Какие же предметы вы ему носили?
' Oh, all kinds.	- Да всяко-разные.
You never knew what he'd be wanting next.	Никогда не угадаешь, что нужно будет в следующий раз.
Feathers, he wanted once, white feathers.	Как-то вот перья понадобились, белые перья.
And all kinds of herbs and sorts of oil.	Злаки, масло разных сортов.
I used to get them at the Health Food Stores.	Покупал в "Диетических продуктах".

And birds he wanted sometimes, and little animals, mice like.'	А бывало, и птиц закажет или мелкое зверье -мышей, к примеру.
'Live ones?'	- Живых?
'Yes, Sir.	- Ага.
I used to get them at the Pet Shop.	Я в зоомагазин ходил за ними.
I think they got suspicious in the end.'	Там, думается, учуяли что-то под конец.
Ducane shuddered.	Дьюкейн передернулся.
' Go on.'	- Продолжайте...
'Then there were things he got for himself like weeds, nightshade and that, and he wanted to teach me to recognize them so I could go to the country and pick them for him, but I didn't care for it.'	- Ну, потом еще кое-чем запасался - травками, скажем, пасленом, и так далее - хотел научить меня разбираться в них, чтобы я, значит, ездил за город собирать их для него, только я не соглашался.
'Why not?	- Отчего же?
' I don't like the country,' said McGrath.	- Не люблю я загород, - сказал Макрейт.
He added, 'I was a bit afraid of those plants, actually growing, it's different in a shop, you understand '	- Остерегаюсь этого зелья, когда оно прет прямо из земли, - прибавил он. - То ли дело, поймите, - в магазине...
' I understand.	- Да, понимаю.
Did Mr Radeechy really believe in his rituals?'	И что, мистер Радичи действительно верил в эти свои обряды?
'Oh Lord, yes,' said McGrath in an aggrieved tone.	- Еще бы, само собой! - обиженным тоном сказал Макрейт.
' He wasn't doing it just for fun.	- Не для потехи ими занимался.
He could do it, too, I mean it worked - '	И притом - со знанием дела, то есть у него они срабатывали...
' It worked -?"	- Срабатывали?
'Well, I don't know, I was never there, mind you, but Mr Radeechy was a very strange man, Sir, a man you might say who had supernatural powers.	- Верней, не знаю, я при том лично не присутствовал, учтите, но только мистер Радичи был очень необычный мужчина, сэр, - как говорится, наделенный сверхъестественной силой.
There was a very funny atmosphere round about that man.'	От него просто веяло чем-то особенным.
'Have you any definite evidence of Mr Radeechy's supernatural powers, or was this just something that you felt?'	- У вас есть прямые свидетельства, что мистер Радичи обладал сверхъестественными способностями - или это просто ощущалось?
'Well, as to evidence, no, but you felt it, like - '	- Чтобы свидетельства - это нет, но как бы чувство такое...
' Yes, I can imagine that.	- Ну да, могу себе представить.
Where did you first meet Mr Radeechy?'	Где вы впервые встретились с мистером Радичи?
'Here in the office, Sir.'	- Здесь же, сэр, на работе.
' I see.	- Ясно.

And you did these odd jobs of shopping for him, for which I imagine he paid you?'	И время от времени делали по его поручению покупки, за что он, надо полагать, платил вам.
'Well, yes, Sir, he did pay me a little for my time - '	- В общем - да, сэр, какую-то малость. Оплачивал мое время.
'Quite.	- Естественно.
Did you see anything of Mrs Radeechy?'	А приходилось вам сталкиваться с миссис Радичи?
'I didn't see much of the lady, Sir, she rather kept out of the way, but I did meet her just to say good evening.'	- Не особо, сэр, она больше держалась в сторонке- так, разве, здрасьте - до свиданья.
'Did she seem to object in any way to your visiting the house?'	- Она, на ваш взгляд, не возражала против ваших посещений?
' Oh not a bit, Sir.	- Нисколько, сэр.
She knew all about it.	Она была в курсе, полностью.
A very cheerful lady and very friendly and polite.'	Жизнерадостная такая дама, очень приветливая, любезная.
'Do you think she and Mr Radeechy got on well together?'	- Они, по-вашему, с мистером Радичи ладили между собой?
'Devoted, Sir, I should say.	- Душа в душу, я сказал бы, сэр.
I've never seen a gentleman so plain miserable as he was after she died.	Никогда не видел, чтобы человек так убивался, как он, когда она померла.
He didn't do any magic for months.'	Магию свою забросил на много месяцев.
'Mrs Radeechy wasn't upset by Mr Radeechy's magic?'	- Миссис Радичи не огорчало, что он занимается магией?
'Well, I never saw her upset by anything, but it must have got her down a bit because of the girls.'	- Я, например, вообще не замечал, чтобы ее огорчало что-нибудь, хотя девицы должны были немного портить ей настроение...
' The girls -	- Девицы?
' Yes, you see the magic needed girls.'	- Да, в смысле, - для магии требовались девицы.
Now we're coming to it, thought Ducane.	Вот мы и добрались до сути, подумал Дьюкейн.
He shivered slightly and the room vibrated quietly with electrical animal emanations.	Он слегка поежился; комната беззвучно пульсировала электрическими животными токами.
'Yes, I understand that many magic rituals involve girls, often virgins.	- Ну да, магические обряды, сколько мне известно, нередко предполагают участие женщины, чаще - невинной девушки.
Perhaps you could tell me a little about these ones.'	Вы бы не рассказали о них немного?
'I don't know about virgins!' said McGrath, and laughed a slightly crazy laugh.	- Насчет невинности - это я не знаю! - У Макрейта вырвался безумный смешок.
Radeechy had him fascinated, it occurred to Ducane.	Радичи околдовал его, мелькнуло в голове у Дьюкейна.

There was a kind of mad admiration in McGrath's laugh.	В смешке Макрейта слышались шальные нотки восхищения.
'You mean the girls whom Mr Radeechy - used - were - well, what were they like?	- Вы хотите сказать, женщины, которых - мм -привлекал мистер Радичи, были... словом, что это были за девицы?
Did you meet them?'	Вам приходилось с ними встречаться?
' I saw them a bit, yes,' said McGrath.	- Приходилось иной раз, ага, - сказал Макрейт.
He was now becoming cautious.	Теперь он говорил, взвешивая каждое слово.
He rocked his hand to disturb the persistent fly. He looked up at Ducane, signalling with his colourless eyebrows.	Взмахнул рукой, прогоняя назойливую муху, и поднял глаза на Дьюкейна, выразительно двигая бесцветными бровями.
' Tarts, I'd say they were.	- Потаскухи, иначе не назовешь.
I never properly saw him at it, mind you.'	Не то чтобы я заставал его когда за этим делом...
'What do you think he did with the girls?' said Ducane.	- Чем же он, по-вашему, занимался с этими девушками?
He found himself smiling at McGrath, encouragingly, perhaps conspiratorially.	Дьюкейн поймал себя на том, что улыбается Макрейту ободряюще - пожалуй, даже по-свойски.
The subject matter imposed, almost without their wills, a cosy masculine atmosphere.	Предмет разговора сам собою вносил в обстановку элемент чисто мужской задушевности.
'Do with them?' said McGrath, smiling too.	- Занимался-то? - переспросил Макрейт, в свою очередь отвечая ему улыбкой.
'Well, you know I never saw really, though I did creep back once or twice, and I looked through a window.	- Я, понимаете, толком не видел этого, хотя раза два потихоньку возвращался и заглядывал в окошко.
I was curious, you see.	Интересно было, знаете.
You'd have been curious too, Sir.'	Вам бы, сэр, тоже было бы интересно.
' I expect I would,' said Ducane.	- Да, наверное, - сказал Дьюкейн.
'I mean, I don't think he did any of the usual things, it wasn't that, he was a pretty odd chappie.	- То есть, чем с ними обыкновенно занимаются -такого, думается, не было, он же с причудами был господин.
He had a girl once lying down on a table, and there was a sort of silver cup balanced on her tummy.	Один раз, смотрю, девица у него лежит на столе, и на животе у ней стоит серебряная чаша.
She had nothing on, mind you:'	А сама притом - раздетая до нитки.
Ducane thought, a black mass.	Черная месса, догадался Дьюкейн.
'Did he have the girls there one at a time or several at once?'	- Он по одной принимал этих женщин или сразу несколько?
'One at a time, Sir, only they couldn't always come, so there were three or four regulars.	- По одной, сэр, только они не всегда бывали свободны, и на тот случай четверо было постоянных.
Once a week it was, punctual on Sundays, and sometimes a special one extra.'	Раз в неделю являлись, по воскресеньям - это уж обязательно, а бывало, и сверх того.

' Anything else that you saw?'	- А еще вы наблюдали что-нибудь?
'Not so to speak saw.	- Не сказать, чтобы наблюдал.
But he had some rather queer things lying around.'	Просто довольно странные вещи лежали у него по всему дому.
'What, for instance?	- Что, например?
'Well, whips and daggers and things.	- Ну, там, хлысты, кинжалы - такое.
But I never saw him use them, on the girls, I mean.'	Правда, чтобы он их когда применял - к барышням, я хочу сказать, - этого я не видел.
' I see,' said Ducane.	- Понятно, - сказал Дьюкейн.
'Well, now tell me something about Helen of Troy.'	- Ну, а теперь расскажите-ка мне о Елене Прекрасной.
'Helen of Troy?' McGrath's white face turned to a uniform light pink.	- Прекрасной? - Белокожее лицо Макрейта окрасилось легким румянцем.
He withdrew his hands from the desk.	Он убрал руки со стола.
' I don't know anybody of that name.'	- Никакой такой не знаю.
' Come, come, Mr McGrath,' said Ducane.	- Бросьте, мистер Макрейт, - сказал Дьюкейн.
'We know you mentioned someone of that name in your story to the press.	- Нам известно, что в истории, изложенной вами прессе, упоминается некая особа под этим именем.
Who is it?'	Так кто же это?
'Oh, Helen of Troy,' said McGrath vaguely, as if some other Helen had been in question.	- А, Елена Прекрасная, - небрежно сказал Макрейт, словно до того речь шла о какой-то другой Елене.
' Yes, I believe there was a young lady of that name.	- Да, вроде была одна с таким прозвищем.
She was just one of the young ladies.!	Среди других прочих.
'Why did you say just now you hadn't heard of her?"	- Почему же вы только что говорили, будто понятия не имеете, кто это?
' I didn't hear rightly what you said.!	- Я не расслышал, что вы сказали.
'Hmmm.	- Хм-м.
Well, now tell me about her.'	Ну хорошо, так расскажите о ней.
' There's nothing to tell,' said McGrath.	- А нечего рассказывать, - сказал Макрейт.
' I didn't kncw any, thing about the girls.	- Не знал я ничего про этих девиц.
I didn't really meet them.	По правде, и не встречался с ними.
I just heard that one's name and it sort of stuck in my head.'	Слышал просто, что одну так звать, - ну, оно и застряло в памяти.
He's lying, Ducane thought.	Врет, подумал Дьюкейн.
There's something about this particular girl.	Что-то связано именно с этой женщиной.
He said,	Он спросил:

'Do you know the, names of these girls and where they could be found?	- Вам известны фамилии этих особ и где их следует искать?
The police may want to question them.'	В полиции, возможно, захотят их допросить.
'The police?' McGrath's face crinkled up as if he were going to cry.	- В полиции? - Физиономия Макрейта сморщилась, будто он собирался заплакать.
' Yes,' said Ducane smoothly.	- Ну да, - невинно подтвердил Дьюкейн.
' It's a pure formality of course.	- Чистая формальность, разумеется.
They may be needed at the inquest.'	Не исключаю, что их присутствие потребуется на дознании.
This was untrue.	Это была неправда.
It had already been arranged with the police that the inquest, which was to take place tomorrow, would involve no exploration of the more 'rum' aspects of the deceased's mode of existence.	С полицией уже договорились, что на дознании, назначенном на завтра, касаться наиболее неординарных сторон жизни покойного не станут.
'Well, I don't know their names or where any of them lived,' McGrath mumbled.	- Не знаю я ни их фамилий, ни местожительства, -буркнул Макрейт.
' I wasn't connected with them at all.'	- Я к ним касательства не имел.
He won't tell me any more about that, thought Ducane.	Об этом он мне больше ничего не скажет, решил Дьюкейн.
He said, 'Now, Mr McGrath, I believe that the story which you sold also makes mention of blackmail.	- Кроме того, мистер Макрейт, - продолжал он, -если не ошибаюсь, в истории, проданной вами газетам, упоминается также шантаж.
Would you kindly tell me what this was all about?'	Не могли бы вы пояснить, о чем речь?
McGrath's face became pink once more, giving him a somewhat babyish appearance.	Макрейт опять порозовел, что придало его лицу несколько ребяческий вид.
'Blackmail?' he said.	- Шантаж? - сказал он.
' I didn't say anything about blackmail.	- Я ничего не говорил про шантаж.
I didn't mention that word at all.'	Даже слова такого не употреблял.
'Never mind about the word,' said Ducane.	- Слово роли не играет, - сказал Дьюкейн.
'Let's talk about the thing.	- Важна сущность.
"Some money changed hands," did it not?'	"Из рук в руки перешла сумма денег" - было такое?
' I don't know anything about that,' said McGrath.	- Точно не знаю.
He huddled his head down into his shoulders.	- Макрейт втянул голову в плечи.
'The laddies at the paper were very keen on that, it was their idea really.'	- Газетчики прямо-таки ухватились за эту мысль, им она первым пришла в голову.
'But they can't have simply invented it.	- Но не могли же они просто придумать.
You must have told them something.'	Наверняка вы сказали им что-то.
'They started it,' said McGrath, 'they started it.	- Они сами начали, - сказал Макрейт, - сами завели этот разговор.

And I told them I didn't know anything for sure.'	А я отвечал, что в точности ничего не знаю.
'But you knew something or guessed or surmised something?	- И тем не менее, хоть что-то вы же знали - или догадывались, может быть, или предполагали?
What?'	Что?
'Mr Radeechy said something about it once, but I might not have understood him properly.	- Мистер Радичи как-то обмолвился насчет этого, хотя, может, я не так его понял.
I told the laddies '	Я ребятам из газеты объяснял...
'What did he say?'	- О чем он обмолвился?
'Let me see,' said McGrath.	- Погодите, сейчас.
He gazed full at Ducane now.	- Теперь Макрейт смотрел Дьюкейну в глаза.
'He said, let me see, he said that someone was getting money out of him.	- Сказал...постойте... что, дескать, кто-то тянет из него денежки.
But he didn't say who or tell me any more about it.	А кто - не назвал, и больше вовсе не заикался об этом.
And I might not have understood him, and I realize now I shouldn't have said anything, but those lads were so keen, as if this was really the best bit of the story.'	Или, может, я неправильно его понял, - и вообще, вижу, лучше бы мне было промолчать, просто газетчики больно уж наседали - так, будто в этом главная соль.
He's lying, thought Ducane.	Ложь, подумал Дьюкейн.
At least he's lying about Radeechy.	Во всяком случае, относительно Радичи.
Then with sudden clarity the surmise came to him: the blackmailer was McGrath himself.	И внезапно его осенила догадка - что Макрейт и есть тот самый шантажист.
That the newspaper had pressed him to endorse the hint of blackmail was probably true.	А что газетчики ухватились за упоминание о шантаже - это, вероятно, правда.
Greed had dimmed McGrath's Scottish cunning.	Алчность затуманила Макрейту его хитрые шотландские мозги.
He had doubtless imagined that he could get away with the whole thing.	Он, несомненно, вообразил, что вся эта история сойдет ему с рук.
An inefficient rogue, Ducane thought.	Мошенник, но неумеха, мысленно заключил Дьюкейн.
'I suppose you imagined that you could get away with the whole thing, Mr McGrath?' Ducane asked, smiling pleasantly.	- Вы, очевидно, воображали, что все это вам так и сойдет, мистер Макрейт? - спросил он, приятно улыбаясь.
'I mean, that we would never find out who sold the story?'	- Что мы так и не выясним, кто продал эти сведения?
McGrath looked at him with a kind of relief and actually sighed audibly.	В глазах Макрейта как будто отобразилось облегчение, что подтвердилось шумным вздохом.
'The boys at the paper said no one would ever know.'	- Ребята из газеты говорили, никто никогда не узнает.
'Boys at papers will say anything,' said Ducane, 'if they think they can get a story.'	- Ребята из газеты вам скажут что угодно, -отозвался Дьюкейн, - им лишь бы добыть материальчик.

'Well, I'll know next time,' said McGrath.	- Что ж, в другой раз буду умней, - сказал Макрейт.
' I mean ' They both laughed.	- То есть... Оба рассмеялись.
'Am I to understand, Mr McGrath, that what you've just told me is the entire substance of what you told the newspaper men?	- Должен ли я понимать, мистер Макрейт, что сказанное здесь вами полностью исчерпывает то, что вы сообщили газетчикам?
'Yes, Sir, that's the lot, they dressed it up a bit of course in the way they wrote it down, but that's all that I told them.'	- Да, сэр, это все, - они, понятно, приукрашивали маленько кое-где, когда записывали за мной, но это все, что я им сказал.
' You aren't keeping anything back, Mr McGrath?	- И ничего не утаили, мистер Макрейт?
I should advise you not to, especially as we shall shortly have that story in our hands.	Не рекомендовал бы вам - тем более что скоро этот материал окажется у нас.
Are you sure there isn't anything else you would like to tell me?'	Уверены, что вам нечего прибавить?
'No, nothing else, Sir.' McGrath paused.	- Нет, больше нечего, сэр.
Then he said.	- Макрейт помолчал.
'You must be thinking badly of me, Sir.	- Вы, небось, плохо думаете обо мне, - заговорил он снова.
It seems bad, doesn't it, to sell a story about a gentleman when he's just gone and killed himself.	- Некрасиво получается, - действительно, не успел человек руки наложить на себя, а уже торгуют его подноготной.
But I did need the money, you see, Sir.	Но мне серьезно нужны были деньги.
It wasn't that I didn't like Mr Radeechy, there was nothing personal.	А не то чтоб я зло держал на мистера Радичи или личную обиду.
He was very good to me, Mr Radeechy was, and I was really fond of him.	Только хорошее видел от него, и сам прямо-таки прикипел к нему.
I'd like you to understand that, Sir.	Вы это поймите, сэр.
I was real fond of Mr Radeechy.'	Мне очень нравился мистер Радичи.
' I understand that,' said Ducane.	- Понятно.
'I think that's all then, Mr McGrath, for the moment.	Что ж, полагаю, это все на данный момент, мистер Макрейт.
I won't keep you any longer.'	Я вас больше не задерживаю.
'For the moment?' said McGrath, a bit dismayed.	- На данный момент? - переспросил Макрейт с тревогой.
He rose to his feet.	Он встал.
'Will you be wanting to see me again, Sir?	- Вы, значит, сэр, захотите встретиться со мной еще раз?
'Possibly,' said Ducane.	- Возможно, - сказал Дьюкейн.
'Possibly not.'	- А возможно, и нет.
'Will I have to come to the inquest, Sir?	- И что, я должен буду явиться на дознание?

'You probably won't be needed at the inquest.'	- На дознании ваше присутствие, вероятно, не потребуется.
'Will I be getting the sack from here, do you think, Sir?	- Вышибут меня отсюда, сэр, как по-вашему?
I've been in the job over ten years.	Десять лет все-таки на этом месте.
And there's my pension.	Опять же пенсия.
What happens to that if -?"	С ней что будет, если...
' That is a matter for Establishments,' said Ducane.	- Это решать администрации, - сказал Дьюкейн.
' Good day to you, McGrath.'	- Всего доброго, Макрейт.
McGrath did not now want to go.	Макрейт медлил.
The interview had generated a curious warmth, almost an intimacy, and McGrath wanted Ducane to comfort him.	В ходе их беседы зародилось теплое чувство, чувство своеобразной близости, и Макрейту хотелось найти у Дьюкейна утешение.
He also wanted to find out from Ducane just how gravely his misdemeanour was likely to be regarded, but he could not sufficiently collect his wits to ask the right questions.	А заодно и выведать, насколько серьезно отнесутся в министерстве к его служебному проступку, - и он силился собраться с мыслями, подыскивая нужные слова.
He stood staring down, opening and closing his pink mouth a little, like a kitten.	Стоял, потупясь, приоткрывая и снова закрывая, точно котенок, свой ярко-розовый рот.
' Good day,' said Ducane.	- Будьте здоровы, - сказал Дьюкейн.
'Thank you, Sir, thank you very much, Sir,' said McGrath.	- Спасибочко, сэр, большое спасибо.
He turned and rather slowly left the room.	Макрейт повернулся и нехотя пошел из комнаты.
The little fly accompanied him.	Мушка увязалась за ним.
Well, well, well, thought Ducane, leaning back in his chair.	Так-так, размышлял Дьюкейн, откидываясь на спинку стула.
It was probably true that what McGrath had told him about Radeechy and the girls was the substance of what he had told the newspaper men.	По-видимому, то, что Макрейт поведал о Радичи и его девицах, и есть действительно суть его рассказа журналистам.
There was certainly enough there to make an excellent story.	С лихвою хватит для роскошной публикации.
About one of the girls, Helen of Troy, there was apparently something which McGrath was concealing, but it might be that this something had been concealed from the newspaper too. McGrath might simply have mentioned her to the journalists because, as he said to Ducane, her nom de guerre had 'struck' him, and it added a picturesque detail.	Насчет одной из девиц, Елены Прекрасной, Макрейт явно что-то недоговаривает, но, может статься, это что-то он утаил и от газетчиков. Просто обмолвился о ней, потому что, как объяснил Дьюкейну, ее nom de guerre[16] "застряла" у него в памяти - и подарил прессе живописную подробность.
And of course the concealed something might be perfectly innocuous, such as McGrath's having become a bit infatuated with this particular girl.	И разумеется, за этим "что-то" может скрываться нечто вполне невинное - например, что Макрейт слегка неравнодушен к этой даме.
Or it might be something important.	А может, и нечто важное.

The devil of it is, thought Ducane, although I told him we shall shortly have the story in our hands, this may just not be so.	Паршиво то, думал Дьюкейн, что, хоть я и твердил ему, будто материал вот-вот окажется у нас в руках, на деле это может обернуться далеко не так.
The newspaper could not, as things stood at the moment, be compelled to hand it over.	Заставить газету передать нам материал при настоящем положении вещей невозможно.
About the blackmail, Ducane could not make up his mind.	Что касается шантажа, тут у Дьюкейна не было особой ясности.
While he had been questioning McGrath he had been led to conjecture that McGrath himself was the blackmailer, or at least a blackmailer.	Задавая Макрейту вопросы, он пришел к предположению, что шантажист - или, по крайней мере, один из шантажистов - сам Макрейт.
The idea now seemed to him less obvious.	Теперь, однако, догадка эта выглядела уже не столь бесспорной.
McGrath had perhaps the personality to be a blackmailer, but, Ducane judged, only to be a small one.	По складу личности Макрейт, пожалуй, и подходил для роли шантажиста, но лишь, по зрелом рассуждении, мелкого.
Ducane could imagine McGrath leering at Radeechy and suggesting respectfully that the pittance he was paid for the 'shopping' might be somewhat increased.	Дьюкейн мог с легкостью представить себе, как Макрейт, ухмыляясь, в почтительных выражениях дает понять Радичи, что к тем грошам, которые ему платят за "покупки", не мешало бы подкинуть малую толику.
And he could imagine Radeechy, half amused, increasing it.	Представить себе, как Радичи с невольной усмешкой отвечает ему согласием.
And he could see that McGrath, upon the death of the goose that laid the golden eggs, might well be carried away by the impulse to make a last packet out of, his poor employer.	Допустить, что по утрате курицы, несущей золотые яйца, Макрейт не устоял против искушения в последний раз поживиться за счет своего незадачливого работодателя.
What he could not imagine was McGrath extracting enormous sums of money from Radeechy. McGrath would not have the nerve, and also he was not quite unpleasant enough.	Чего он не мог себе представить - это чтобы Макрейт вымогал у Радичи громадные суммы денег. Для этого у Макрейта кишка была тонка, да и гнусности в нем достаточной не ощущалось.
It was probably true that he had been quite fond of Radeechy and in a way fascinated by him.	Он, возможно, и вправду хорошо относился к Радичи и в известной мере подпал под его обаяние.
But if McGrath's blackmail was petty it could scarcely count as a motive for Radeechy's suicide.	Но если Макрейт шантажировал Радичи по мелочам, это едва ли могло послужить тому причиной для самоубийства.
Was there someone else, the real blackmailer, behind McGrath?	Стоит ли за спиной Макрейта кто-то другой, истинный шантажист?
Ducane reminded himself that the purpose of the inquiry was to discover whether there was any 'security interest' in the case.	Дьюкейн напомнил себе, что цель расследования -установить, не затронуты ли в этом деле интересы спецслужб.

Since Radeechy had no official access to secret material, the mere fact that he had put himself into a position to be blackmailed and possibly was being blackmailed, need not itself suggest such an interest, were it not that his suicide remained unexplained.	Поскольку доступа к секретным материалам Радичи официально не имел, сам по себе тот факт, что он очутился в положении, допускающем шантаж, и, может быть, стал его жертвой, еще не означал, что они затронуты - если бы не то обстоятельство, что мотивы самоубийства оставались нераскрыты.
If Radeechy had, ex hypothesi, been persuaded to procure and hand over secret material, and if he feared exposure, and even if he did not, here was a quite sufficient motive for suicide.	Предположим, ex hypothesi[17], Радичи вынудили раздобыть и передать в чужие руки секретный материал и он боялся разоблачения - или пусть даже не боялся, - и вот вам вполне убедительный мотив для самоубийства.
On the other hand, there was not a shred of evidence that Radeechy had done so, he appeared to have no close relations with anyone who might have passed such material to him, those who knew him best did not see such conduct as being in his character, and Ducane was in clined to agree with them.	Но ведь, с другой стороны, этому нет ни тени доказательств, Радичи не состоял в близких отношениях ни с кем, кто мог бы достать для него такого рода материал, - плюс те, кто был хорошо с ним знаком, утверждали, что подобные поступки вообще не в его характере, и Дьюкейн склонен был с ними согласиться.
Of course one did not know what price Radeechy might not have been prepared to pay to conceal some particular thing, perhaps some thing of which McGrath had not spoken, and which McGrath did not know, on the assumption that there was another and more important blackmailer in the picture.	Неизвестно, конечно, - допуская, что на сцене присутствовал и другой, более крупный шантажист, - какой ценой был готов Радичи откупиться за сокрытие чего-то, о чем Макрейт не сказал, о чем Макрейт ничего не знал.
But Ducane did not seriously imagine that Radeechy had been spying.	Впрочем, Дьюкейн не представлял себе всерьез, чтобы Радичи занимался шпионажем.
There was something else behind it all.	Что-то за всем этим стояло иное.
He thought, my main task is to find out why he killed himself.	Моя главная задача, думал он, - выяснить, почему он покончил с собой.
And he thought, it may all be terribly simple, he may have done it just because of his wife.	Причем ответ может оказаться страшно прост: из-за жены, вот и все.
And if it is terribly simple it is going to be terribly hard to prove!	И если так, доказать это будет страшно трудно!
There had been no suggestion that Mr and Mrs Radeechy were other than 'devoted' and there was evidence to suggest that they had been happily married.	Ничто не противоречило утверждению, что супруги Радичи жили "душа в душу", - напротив, судя по всему, они были счастливы в браке.
The motive might indeed lie here.	В том-то, возможно, и крылась причина.
How Mrs Radeechy coped with the goings on with the 'girls' Ducane simply could not imagine; but he now understood enough about the mystery of married couples to know that there is practically nothing with which those extraordinary organisms cannot deal.	Как миссис Радичи мирилась с наличием "девиц", у Дьюкейна положительно не укладывалось в голове, - а впрочем, лучше понимая с недавних пор загадки брачных союзов, он уже знал, что нет такого, с чем неспособны справиться эти поразительные сообщества.

Mrs Radeechy might well have been entirely tolerant about the girls. McGrath had described her as a 'very cheerful lady' and this agreed with other testimony. McGrath himself would, of course, have to be interrogated again and very much more ruthlessly and scientifically. This had been just a preliminary shaking of hands.	Очень может быть, что миссис Радичи относилась к мужнину общению с девицами вполне терпимо. "Жизнерадостная такая дама", аттестовал ее Макрейт, - что соответствовало и другим свидетельствам. Самого Макрейта, разумеется, нужно будет допросить еще раз, и гораздо более жестко и профессионально.
It should not be too difficult, Ducane thought, to break McGrath down entirely, to threaten him and frighten him.	Сломить Макрейта окончательно, пригрозить, нагнать страху не должно составить особого труда, размышлял Дьюкейн.
But Ducane did not want to do this until he had made certain whether or not the newspaper could be persuaded to hand over the story.	Только он предпочел бы повременить с этим, пока не станет ясно, согласна ли газета передать им купленный ею материал.
George Droysen had been despatched to conduct this delicate negotiation.	Вести переговоры на эту деликатную тему и отрядили Джона Дройзена.
At this point Ducane began to think about Jessica.	После чего мысли Дьюкейна обратились к Джессике.
The connexion of thought was as follows.	Ход этих мыслей был таков.
It is impossible to be a barrister without imagining oneself a judge, and Ducane's imagination had often taken this flight.	Невозможно быть адвокатом, не воображая себя на месте судьи, и Дьюкейн тоже давал подобным образом волю своему воображению.
However, and this was another reason for Ducane's ultimate disgust with life in the courts, the whole situation of 'judging' was abhorrent to him.	Однако - что, помимо прочего, вызвало у него в конечном счете неприятие жизни в залах суда -вся ситуация с судейством в целом внушала ему отвращение.
He had watched his judges closely, and had come to the conclusion that no human being is worthy to be a judge.	Он зорко наблюдал за судьями и пришел к выводу, что смертных, достойных быть судьей, не существует.
In theory, the judge represents simply the majesty and impartiality of the law whose instrument he is.	Теоретически судья лишь представляет величие и беспристрастность закона, инструментом коего является.
In practice, because of the imprecision of law and the imperfection of man, the judge enjoys a considerable area of quite personal power which he may or may not exercise wisely.	На практике же, из-за неточности, присущей закону и несовершенства, отличающего человека, судья, в достаточно широких пределах, обладает абсолютно личной властью, которую и применяет в меру отпущенной ему мудрости.
Ducane's rational mind knew that there had to be law courts and that English law was on the whole good law and English judges good judges.	Рассудком Дьюкейн понимал, что на свете должны быть суды и что английский суд в общем и целом - хороший суд, а английские судьи -хорошие судьи.
But he detested that confrontation between the prisoner in the dock and the judge, dressed so like a king or a pope, seated up above him.	Но его коробило это противостояние узника на скамье подсудимых и восседающего над ним судьи в облачении, подобающем разве что монарху или папе римскому.

His irrational heart, perceptive of the pride of judges, sickened and said it should not be thus; and said it the more passionately since there was that in Ducane which wanted to be a judge.	Сердце, рассудку вопреки, восставало при лицезрении судейской гордыни, твердя, что так быть не должно, - с тем большей горячностью, что каким-то краешком своего существа Дьюкейн и сам бы желал быть судьей.
Ducane knew, and knew it in a half-guilty, half-annoyed way as if he had been eavesdropping, that there were moments when he had said to himself,	Со смешанным чувством вины и досады, словно позволил себе подслушивать под дверью, он знал, что бывают минуты, когда он говорит себе:
'I alone of all these people am good enough, am humble enough, to be a judge'.	"Лишь я один из всех обладаю теми достоинствами, тем смирением, что дают человеку право быть судьей".
Ducane was capable of picturing himself as not only aspiring to be, but as actually being, the just man and the just judge.	Он представлялся себе не просто потенциальным, но реальным правдолюбцем, вершащим справедливый суд.
He did not rightly know what to do with these visions.	Как относиться к этим воображаемым картинам, Дьюкейн, честно говоря, и сам не знал.
Sometimes he took them, now that he had removed himself from the possibility of actually becoming a real judge, for a sort of harmless idealism.	Иногда, исключив для себя уже реальную возможность стать судьей, принимал их за безобидные мечты.
Sometimes they seemed to him the most corrupting influences in his life.	Иногда видел в них источник самого разлагающего влияния в своей жизни.
What Ducane was experiencing, in this form peculiar to him of imagining himself as a judge, was, though this was not entirely clear in his mind, one of the great paradoxes of morality, namely that in order to become good it may be necessary to imagine oneself good, and yet such imagining may also be the very thing which renders improvement impossible, either because of surreptitious complacency or because of some deeper blasphemous infection which is set up when goodness is thought about in the wrong way.	По существу, воображая себя в этой свойственной ему манере судьей, Дьюкейн, лишь смутно о том догадываясь, столкнулся с одним из коренных парадоксов нравственности, а именно: чтобы сделаться праведником, необходимо бывает вообразить себя таковым, меж тем как это как раз и может стать преградой на пути к совершенству либо из-за тайного самодовольства, либо иной кощунственной заразы, подхваченной, когда раздумья о добродетели свернут на ложную дорожку.
To become good it may be necessary to think about virtue; although unreflective simple people may achieve a thoughtless excellence.	В стремлении к добру не обойтись без помыслов о добродетели, хотя бездумный простак может достичь нравственного совершенства, ни о чем таком не помышляя.
Ducane was in any case highly reflective and had from childhood quite explicitly set before himself the aim of becoming a good man; and although he had little of thA demoniac in his nature there was a devil of pride, a stiff Calvinistic Scottish devil, who was quite capable of bringing Ducane to utter damnation, and Ducane knew this perfectly well.	Дьюкейн, во всяком случае, был крайне склонен к размышлению и с детства ставил перед собой ясную цель: стать достойным человеком, и хотя получил от природы мало демонического, но жил в нем дьявол гордыни, по-шотландски твердолобый кальвинистский дьявол, способный привести Дьюкейна к полной погибели, и Дьюкейн о том прекрасно знал.
This metaphysical dilemma was present to him at times not in any clear conceptual form but rather as an atmosphere, a feeling of bewildered guilt which was almost sexual in quality and not altogether unpleasant.	Метафизическая эта дилемма возникала перед ним временами не в четкой концептуальной форме, а скорее как атмосфера, озадаченно-виноватое ощущение, схожее по характеру с сексуальным и не лишенное приятности.

If Ducane had believed in God, which he had not done since he abandoned, at the age of fifteen, the strict low church Glaswegian Protestantism in which he had been brought up, he would have prayed, instantly and hard, whenever he perceived this feeling coming on.	Если б Дьюкейн верил в Бога - а он не верил с пятнадцати лет, когда отринул суровый низкоцерковный глазговский протестантизм, в котором был воспитан, - то, почуяв близкий наплыв этого ощущения, тотчас прибегнул бы к истовой молитве.
As it was he endured it grimly, as it were with his eyes tight shut, trying not to let it proliferate into something interesting.	А так - угрюмо терпел, закрыв глаза, отгораживаясь от заманчивых картин в перспективе.
This feeling, which came to him naturally whenever he experienced power, especially rather formal power, over another person, had now been generated by his questioning of McGrath.	Это ощущение, которое естественным образом накатывало на него от сознания своей власти над другим человеком, в особенности власти официальной, в данном случае вызвано было допросом, который он учинил Макрейту.
And his faintly excited sense of having power over McGrath put him in mind of another person over whom he had power, and that was Jessica.	А волнующее сознание власти над Макрейтом навело, в свою очередь, на мысли о ком-то еще, также несвободном от его власти, и то была Джессика.
Ducane was ruefully aware that his remorse about his behaviour to Jessica was at least partly compounded of distress at cutting, as Jessica's rather muddled lover, a figure which was indubitably not that of the good man.	Дьюкейн сокрушенно признавался себе, что к угрызениям совести по поводу его поведения с Джессикой примешивалась отчасти досада, что в качестве малодушного ее возлюбленного он являет собой фигуру, весьма далекую от образа достойного человека.
In fact Ducane had long ago made up his mind that he was a man who simply must not have love affairs, and the adventure with Jessica was really, as he now forced himself sternly to see, a clear case of seeing and approving the better and doing the worse.	Он, откровенно говоря, давно решил, что таким, как он, противопоказано заводить романы, и случай с Джессикой - наглядный пример того, что подчас знаешь и хочешь как лучше, а поступаешь как хуже.
However, as he also believed, the only point of severity with the past is improvement of the future.	Но, впрочем, полагал также, что осуждать ошибки прошлого стоит лишь с целью избежать повторения их в будущем.
Given all this muddle, what was the right thing to do now?	Как, заварив всю эту кашу, сделать теперь верный шаг?
Could he, involved as he was in this mess of his own creating, be or even intelligibly attempt to be, the just judge where poor Jess was concerned?	Может ли он, запутавшись в сетях самотканой паутины, играть или хотя бы претендовать на роль справедливого судьи по отношению к бедной Джесс?
How could he sufficiently separate himself from it, how could he judge the mistake when he was the mistake?	Как ему дистанцироваться от этой заварухи, как осудить ошибку, когда ошибка - он сам?
Ducane's thoughts were further confused here by the familiar accusing voice which informed him that he was only so anxious now to simplify his life in order to have a clear conscience, or more grossly a clear field, for his highly significant commitment to tor it might be, to breaK absolutely Wltn Jessica to see her no more?	Вносил сумятицу в его мысли и привычный обличающий голос, настаивая, что он так рвется сейчас упростить себе жизнь лишь для очистки совести или, грубо говоря, - чтоб устранить помехи на столь важном для него пути под высокую руку Кейт. И все же разве не очевидно, что ему, каковы бы ни были на то резоны, следует окончательно порвать с Джессикой и больше с нею не видеться?

Poor Jessica, he thought, oh God, poor Jessica.	Бедняжка Джессика, думал он, бедняжечка, - ах ты господи...
' I say, may I come in for a moment?'	- Простите, можно к вам на минуту?
Ducane's thoughts were interrupted by the voice of Richard Biranne, who had just put his head round the door.	Течение Дьюкейновых мыслей прервал голос Ричарда Биранна, заглянувшего к нему в дверь.
'Come in, come in,' said Ducane pleasantly, checking with a quick physical twitch the instant hostility which had gripped his whole body at the appearance of Biranne.	- Да-да, войдите, - приветливо проговорил Дьюкейн, гася быстрым мускульным усилием враждебное напряжение, которым его тело мгновенно отозвалось на появление Биранна.
Biranne came in and sat down opposite to Ducane.	Биранн вошел и сел напротив.
Ducane looked at his visitor's clever face.	Дьюкейн взглянул на смышленое лицо посетителя.
Biranne had a long handsome slightly tortured-looking intellectual head. His stiff wiry hair, colourlessly fair, stood up in a wavy crest, elongated his face.	Высоколобую красивую голову Биранна венчали тугие завитки жестких пепельных волос, удлинняющие его слегка помятую физиономию.
His shapeless-looking mouth was twisted and rather mobile.	Подвижный, нечеткого рисунка рот легко кривился в усмешке.
He had a high-pitched donnish voice which was physically disturbing, as if it made objects in his vicinity vibrate and do their best to break.	Высокий, назидательно резкий голос словно бы порождал физическое сотрясение воздуха, от какого предметы поблизости дребезжат, норовя разбиться.
Ducane could well imagine that he was attractive to women.	Дьюкейн вполне допускал, что он должен нравиться женщинам.
'Droysen told me about McGrath,' said Biranne.	- Дройзен сказал мне насчет Макрейта, - начал Биранн.
'I was wondering if you had seen that sinner and got anything out of him, if that's not an indiscreet question.'	- Я хотел спросить, вы с ним встречались, греховодником, вытянули из него что-нибудь, если это не секрет?
Ducane did not see why he should not discuss the matter with Biranne, who had after all seen the opening of the drama.	Дьюкейн не видел причин избегать разговоров на эту тему с Биранном, тем более что тот присутствовал при завязке драмы.
He said, 'Yes, I saw him.	- Да, встречался.
He told me a few things.	Кое-что он мне сказал.
I've got the beginnings of a picture.'	Картина начинает проясняться.
'Oh.	- Вот как.
What did you get out of him?'	И что же вам удалось узнать?
'He says he did the shopping for Radeechy's magical goingson.	- Он говорит, что делал покупки для занятий Радичи магией.
He says the magic involved naked girls.	Что в сеансах магии предполагалось участие обнаженных девиц.
That, with a few trimmings, is supposed to be what he spilled to the press.'	К этому, не считая мелких прикрас, как будто и сводится то, что он выболтал прессе.

' Have you got on to the girls?"	- Девицами вы уже занимались?
'Not yet. McGrath said he didn't know anything about them.	- Нет еще. Макрейт сказал, будто ничего о них не знает.
Which I don't believe.'	Чему я не верю.
' Hmmm.	- Хм-м.
What about the blackmail story?'	А как там обстоит с шантажом?
' I don't know,' said Ducane.	- Неизвестно, - сказал Дьюкейн.
'It seems to me possible that McGrath himself was blackmailing Radeechy in a quiet way.	- Не исключаю, что Макрейт втихую сам шантажировал Радичи.
But that's not important.	Но это не имеет значения.
There's something else.	Тут есть что-то другое.
There's someone else.'	Есть кто-то другой.
'Someone else?' said Biranne.	- Другой? - переспросил Биранн.
' I don't see why.	- Не знаю.
Is that just a guess?	Это что, всего лишь догадка?
It seems to me you've got all the ingredients for an explanation already.'	У вас, мне кажется, и так налицо все компоненты объяснения.
' It doesn't add up.	- А в единое целое - не складывается.
Why did Radeechy kill himself?	Почему Радичи наложил на себя руки?
And why did he leave no note?	Почему не оставил записки?
And why did he do it in the office?	И не нашел лучше места, чем контора?
I can't help feeling that's significant.'	Меня не покидает ощущение, что последнее -существенно.
'Had to do it somewhere, poor devil!	- Где-то же должен он был, бедолага, найти для этого место!
It's interesting that you think McGrath might have been blackmailing him.	Интересно, что Макрейт, по-вашему, возможно, шантажировал его.
Couldn't that be the reason?'	Разве это не могло послужить причиной?
' I don't think so.	- Не думаю.
But I'll soon know.'	Впрочем, скоро буду знать наверняка.
' You sound very confident.	- Звучит весьма уверенно.
Have you got another lead?'	У вас есть еще какая-то зацепка?
Ducane suddenly began to feel cautious.	Дьюкейн внезапно прикусил язык.
It disturbed him to see Biranne sitting in the chair from which the multicoloured image of McGrath had not yet entirely faded.	Его смущало зрелище Биранна на стуле, незримо хранящем многоцветный образ Макрейта.

There came to him again that faintly thrilling feeling of mingled unworthiness and aspiration which had been occasioned by the putting of McGrath to the question.	Вернулось вызванное допросом Макрейта волнующее чувство, в котором смешались сознание собственного несовершенства и свои честолюбивые устремления.
Yet Ducane had no power over Biranne.	С той разницей, что на Биранна его власть не распространялась.
Biranne was not a prisoner in the dock.	Биранн не был узником на скамье подсудимых.
He felt an impulse to mystify his visitor.	Его потянуло подпустить в свой ответ туману.
He replied, 'Yes, I've one or two leads.	- Да, есть кой-какие ниточки, - отозвался он.
We'll see, we'll see.'	- Поживем - увидим.
Now he could feel, almost physically, his familiar bedevilment with his old dislike of Biranne.	Теперь он ощущал почти физически издавна привычную упорную неприязнь к Биранну.
He must, at last, forget the quality of that mocking laughter.	Пора, в конце концов, было забыть тот особенный язвительный смешок.
He himself had often mocked at harmless men, and indeed meant by it but little harm.	Он ведь и сам сколько раз ни за что ни про что высмеивал людей, причем без всякого злого умысла.
The puffed up and affronted self must cease its importunities at last.	Пора покончить наконец с навязчивыми притязаниями уязвленного и раздутого самолюбия.
He recalled Biranne's distinguished war record.	Он напомнил себе о недюжинных воинских заслугах Биранна.
Here was another motive for envy, another source of this thoroughly unworthy dislike.	Тоже лишний повод для зависти, лишний источник этой совершенно недостойной вражды.
As Ducane gazed at Biranne, who was now preparing to depart, the dusty sunshine in the room brought a vision dazzling into his eyes of Paula and the twins, as he had last seen them together on the beach in Dorset.	Глядя вслед Биранну, который собрался уходить, Дьюкейн был ослеплен явлением ему в пыльных солнечных лучах образа Полы с двойняшками, какими последний раз видел их у моря в Дорсете.
It had never occurred to Ducane, who liked and admired Paula, to doubt that in their divorce Biranne had beep the guilty party.	Дьюкейн, которому Пола нравилась и внушала уважение, ни минуты не сомневался, что виноватой стороной в разводе был Биранн.
He had heard Biranne talking about women.	Он слышал, как Биранн рассуждает о женщинах.
But what he felt now, as he watched his visitor's departure, was something more like pity: to have had a wife like Paula, to have had children like the twins, and to have wilfully and utterly lost them.	Но сейчас, провожая глазами своего посетителя, испытывал чувство, близкое к жалости: иметь такую жену, как Пола, таких детей, как двойняшки, и по собственной прихоти лишиться их навсегда!
'Do anything you like,' said Jessica, 'only don't say the word "never".	Глава девятая - Делай что хочешь, - сказала Джессика, - только не говори "никогда".
I should die of that word.'	Меня убивает это слово.
John Ducane was miserably silent.	Дьюкейн промолчал с несчастным видом.
His timid hangdog look had made him into another person, a stranger.	Подавленный, виноватый, он выглядел сейчас другим человеком, непохожим на себя.

' I just don't understand,' said Jessica.	- Я просто не могу понять, - говорила Джессика.
'There must be some way round this, there must be.	- Должно же быть какое-то иное решение, наверняка должно!
Think, John, think, for Christ's sake.'	Думай, Джон, думай, ради бога!
'No way,' he mumbled, 'no way.'	- Нет, - пробормотал он, - другого нету.
He was standing beside the window in the thick afternoon sunlight, shrunken up with wretchedness, rendered by misery physically appalling and strange, as if he were barnacled over with scabs and scales.	Дьюкейн стоял у окна в густых лучах предвечернего солнца, съежась от тоски, томясь и маясь, чужой и гадкий сам себе, как будто оброс коростою струпьев.
He moved his head very slowly to and fro, not significantly but as an animal might, twitching its shoulders under a painful yoke.	Он медленно качнул головой туда-сюда не значащим жестом, а движением вьючного животного, которому больно давит на плечи ярмо.
He cast a quick shrewd hostile glance at Jessica and said,	Со вздохом бросил на Джессику быстрый, острый, недобрый взгляд.
' Oh my God.'	- Вот несчастье...
Jessica said, 'You want me to make it easy for you to leave me, don't you.	- Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя легко, так ведь?
But I can't.	А я не могу.
I might just as well try to kill myself by stopping breathing.'	Как я могу покончить с собой, задержав дыхание.
'My poor child,' he said in a low voice, 'don't fight, don't fight, don't fight.'	- Бедная моя девочка, - сказал он сдавленно, - не надо, не надо воевать.
' I'm not fighting.	- Я не воюю.
I'm just wanting to stay alive.'	Просто пытаюсь выжить.
'It's become such a bloody mess, Jessica '	- Это стало ни на что не похоже, Джессика...
' Something in you may have become a mess.	- У тебя - возможно.
I haven't changed.	Я не изменилась.
John, why can't you explain?	Почему ты не можешь объяснить, Джон?
Why are you doing this to us?	Зачем тебе совершать такое над нами?
'We can't go on in this sort of emotional muddle.	- Нельзя влачиться дальше в подобном эмоциональном хаосе.
We've got no background, no stability, no ordinariness.	У нас нет окружения, обыденности, устойчивости.
We're just living on our emotions and eating each other.	Живем эмоциями и пожираем друг друга.
And it's so rotten for you.	И это - безобразие по отношению к тебе.
'You aren't thinking of me, John,' she said, 'I know it.	- Ты думаешь не обо мне, Джон, - сказала она, - я это знаю.
You're thinking of yourself.	Ты о себе думаешь.
As for ordinariness, why should we be ordinary?	Ну, а обыденность - почему она для нас обязательна?

We aren't ordinary people.'	Мы вовсе не обычные люди.
'I mean we can't coexist and take each other for granted.	- Я говорю, что мы не можем сосуществовать и принимать друг друга как данность.
We aren't married and we aren't just friends either.	Мы не женаты и мы не просто друзья.
It doesn't work, Jessica, it's a bad situation.'	Так нельзя. Ситуация никуда не годится, Джессика.
'It's been bad lately, but everything would calm down if you'd only stop making a fuss.'	- В последнее время - да, но, если только ты перестанешь носиться с этой темой, все уляжется.
'We've got to simplify things.	- Необходимо упростить положение вещей.
One has got to simplify one's life.'	Добиться простоты в своей жизни.
' I don't see why.	- Не понимаю почему.
Suppose life just isn't simple?'	Что, если жизнь устроена не просто?
'Well, it ought to be.	- Значит, это неправильно.
All lives ought to be simple and open.	Жизнь у каждого должна быть простой и открытой.
With this thing going on our lives can't be either.	А у нас, покуда тянется эта история, и то, и другое невозможно.
We're like people living on drugs.'	Живем, словно в дурмане.
'There isn't any thing that's going on except that I love you.	- Никакой истории нет, есть то, что я люблю тебя.
This thing's in your mind.'	История существует в твоем воображении.
' All right, it's in my mind then.	- Хорошо, пусть в воображении.
I ought never to have let this relationship start, Jessica.	Я с самого начала не должен был допустить этих отношений.
The responsibility is entirely mine.	Вина целиком на мне, Джессика.
I acted very wrongly indeed.'	Я очень дурно поступил.
'Starting this relationship seems to me one of the better things you've ever done, however it ends.'	- А мне кажется, ты поступил замечательно, что допустил эти отношения, чем бы все это ни кончилось.
'We can't separate it from how it ends.'	- Они неотделимы от того, чем это кончится.
' Why can't you live in the present?	- Почему ты не можешь жить в настоящем?
You live everywhere but in the present.	Ты где угодно живешь, только не в настоящем!
Why can't you just be merciful to me now?"	Что тебе сейчас мешает взять и пощадить меня?
'We are human beings, Jessica.	- Мы - люди, Джессика.
We can't just live in the present.'	Мы не можем жить одним лишь настоящим.
Jessica closed her eyes.	Джессика закрыла глаза.
Her love for John was so intense at that moment it was like being burnt alive.	Любовь ее к Джону была в этот миг такой неистовой, будто сжигала ее заживо.

She thought, if I could only perish now and fall at his feet like a cinder.	Сгинуть бы теперь, подумала она, пасть угольком к его ногам.
His sudden decision not to see her any more was utterly incomprehensible to the girl, it was a death sentence from a hidden authority for an unknown crime.	Его внезапное решение не видеться с нею больше было недоступно ее пониманию, точно смертный приговор незримой власти за неведомое преступление.
Nothing had changed, and then there was suddenly this.	Все шло как обычно, и вдруг, словно гром среди ясного неба - это...
John Ducane had been the first great certainty in Jessica's life.	Джон Дьюкейн возник в жизни Джессики как первая большая подлинность.
She had never known her father, who died when she was an infant.	Родного отца она не знала, он умер, когда она была слишком мала.
The working class home of her mother and stepfather had been a place which she endured and from which she ultimately escaped into an art school.	Мирилась кое-как с типичным для рабочей среды домом матери и отчима, откуда сбежала, поступив в художественное училище.
But her life as a student now seemed to Jessica to have been substanceless, seeming in UCU tiLAtl A. ilui11UC1 01 UliiCiciii UuSS. SLic htU Llicu O.ti a ilutiiber of new and fashionable ways of painting.	Но студенческая жизнь представлялась Джессике теперь пустой, несущественной, - чем-то вроде хмельной случайной вечеринки. Спала то с одним, то с другим. Пробовала то одну, то другую новомодную манеру письма.
No one had tried to teach her anything.	Никто не пытался научить ее чему-нибудь.
Like most of her fellow students Jessica was, to an extent which even John Ducane did not fully appreciate, entirely outside Christianity.	Подобно большинству своих однокашников, Джессика - чего до конца не мог представить себе даже Джон Дьюкейн - существовала абсолютно вне христианства.
Not only had she never believed or worshipped, she had never been informed about the Bible stories or the doctrines of the Church in her home or school.	Мало того что никогда не верила в Бога и не ходила в церковь - никто ни дома, ни в школе не познакомил ее с библейскими преданиями или доктринами религии.
Christ was a figure in a mythology, and she knew about as much about him as she knew about Apollo.	Христос был для нее фигурой из мифологии, и знала она о нем примерно столько же, сколько об Аполлоне.
She was in fact an untainted pagan, although the word suggested a positivity which was not to be found in her life.	Она, по сути дела, являла собой чистой воды язычницу, хотя это слово несет в себе положительный смысл, который отсутствовал в ее жизни.
And if one had been disposed to ask for what and by what Jessica had lived during her student days, the answer would probably have been 'her youth'.	И если б задаться вопросом, для чего и чем жила Джессика в студенческие годы, в ответ, пожалуй, прозвучало бы: "молодость".
She and her companions were supported and united by one strong credo, that they were young.	Один могучий символ веры поддерживал и объединял компанию, в которую она входила, -то, что они молоды.
Jessica thought, or had thought, that she was talented as an artist, but she could never decide what to do.	Джессика - во всяком случае на первых порах -считала, что обладает художественным талантом, ей только никак не удавалось найти ему точку приложения.

From her education in art she had acquired no positive central bent or ability, nor even any knowledge of the history of painting, but rather a sort of craving for immediate and ephemeral 'artistic activity'.	Образование в области искусства не помогло ей определить для себя центральное направление, основную склонность или хотя бы изучить историю живописи - оно, скорее, пробудило позыв к непосредственному и легковесному "творчеству".
This had by now become, in perhaps the only form in which she could know it, a spiritual hunger.	Он-то со временем и вылился в единственно доступный ей вид духовного голода.
She and her comrades had indeed observed certain rules of conduct which had something of the status of tribal taboos.	В кругу ее товарищей принято было следовать неким правилам поведения, в чем-то сродни по своей роли племенным запретам.
But Jessica had never developed the faculty of colouring and structuring her surroundings into a moral habitation, the faculty which is sometimes called moral sense.	Однако Джессика так и не развила в себе способность лепить и строить из окружающего среду своего нравственного обитания -способность, именуемую подчас нравственной основой.
She kept her world denuded out of a fear of convention.	Она, из страха перед общепринятым, оголила свой мир.
Her morality lacked coherent motives.	Установкам ее поведения недоставало внятных обоснований.
Her contacts with her contemporaries, and she met no one except her contemporaries, and her very strict contemporaries at that, were so public and so free as to become finally without taste.	Ее общение со сверстниками - а ни с кем, кроме сверстников, и притом в самом узком смысле слова, она не общалась - отличалось такой пригодностью и свободой, что выродилось наконец в безвкусицу.
She even became used to making love in the presence of third and fourth parties, not out of any perversity, but as a manifestation of her freedom.	Она привыкла к интимной близости в присутствии третьих и даже четвертых лиц - не по извращенности натуры, а как к проявлению свободы.
After all, accommodation was limited, and nobody marked, nobody minded.	К тому же и условия были ограничены, да и никого это не задевало, никого не трогало.
Jessica had thought herself in love on a number of occasions but in fact her attention had been very much more concentrated upon not having a baby.	Случалось, и не однажды, что Джессика принимала очередную встречу за любовь, но главная ее забота была, как бы не заиметь ребенка.
Perpetual change and no hard feelings was the general rule, and one which had kept Jessica, who religiously obeyed it, both inexperienced and in a sense uncorrupted and innocent.	Вечные перемены - и никаких обид, гласило основное правило, и Джессика, неукоснительно следуя ему, оставалась неискушенной и неиспорченной - невинной, в известном смысле слова.
There was a kind of honesty in her mode of life.	Была своеобразная честность в ее образе жизни.
Her integrity took the form of a contempt for the fixed, the permanent, the solid, in general 'the old', a contempt which, as she grew older herself, became a sort of deep fear.	Верность идее вылилась у нее в форму презрения ко всему основательному, устойчивому, прочному, - к "старому", одним словом; презрения, которое, по мере того как сама она становилась старше, перерастало в глубоко спрятанный страх.

So it was that some poor untutored craving in her for the Absolute, for that which after all is most fixed, most permanent, most solid and most old, had to express itself incognito.	И сиротливая нутряная тяга к Абсолюту - к тому, чего, в конечном счете, нет основательней, устойчивее, прочней и старше - должна была поневоле находить себе выражение анонимно.
So Jessica sought to create and to love that which was perfect but momentary.	Так Джессика тщилась создавать и любить то, что совершенно и вместе с тем недолговечно.
This was the zeal, this fanaticism, which she attempted to communicate to the children whom she taught at school.	Эту свою увлеченность, эту одержимость пыталась она передать детям, которым преподавала в школе.
She taught them to work with paper, which could be crumpled up at the end of the lesson, with plasticine, which could be squeezed back into shapeless lumps, with bricks and stones and coloured balls which could be jumbled together again; and if paint was ever spread upon a white surface it was to move like a river, like a mist, like the changing formations of the world of clouds.	Она учила их работать с бумагой, которую можно скомкать в конце урока; с пластилином, который можно смять обратно в бесформенный комок; с кубиками, камешками, разноцветными шариками, которые можно снова перемешать как попало, и если на белую поверхность наносили краску, ей полагалось растекаться рекой, пеленой тумана, изменчивыми образованиями из мира облаков.
No one was ever allowed to copy anything; and a little boy who once wanted to take one of his paper constructions home to show his mother was severely reprimanded.	Копировать что бы то ни было никому не разрешалось, а малыш, которому захотелось однажды забрать очередное свое бумажное сооружение домой и показать маме, получил строгий выговор.
'So it's all play, Miss?' a child had said to Jessica at last in a puzzled tone.	- Так это что, мисс, все понарошку? - озадаченно спросил наконец у Джессики кто-то из детей.
At that moment Jessica felt the glowing pride of the successful teacher.	Для Джессики то была минута горделивого педагогического торжества.
Jessica's refusal to compromise with 'the fixed' which was for her the analogue of, which perhaps indeed was, pureness of heart, and which had once made her feel so spiritually superior, had become, by the time she encountered John Ducane, something about which, although she was just as dogmatic, she was a good deal less confident.	Отказ мириться с основательным и прочным, который служил ей - а возможно, и был на самом деле - аналогом душевной чистоты и наделял ее когда-то таким ощущением духовного превосходства, стал внушать ей ко времени знакомства с Джоном Дьюкейном куда меньше уверенности, сколь бы упорно ни цеплялась она за свои прежние взгляды.
Her earliest conversations with Ducane had been arguments in which he had expressed surprise at her ignorance of great painters and she had expressed disapproval of what she regarded as the flaccid promiscuity of his taste.	Первоначальные ее беседы с Дьюкейном перерождались в споры, когда он выражал удивление ее неосведомленностью о великих художниках, а она - неодобрение его дряблой неразборчивости во вкусах.
It appeared that he liked almost everything!	Ему, оказывается, нравилось все подряд!
He liked Giotto and Piero and Tintoretto and Titian and Rubens and Rembrandt and Velasquez and Tiepolo and Ingres and Renoir and Matisse and Bonnard and Picasso!	И Джотто нравился, и Пьеро, и Тинторетто, Тициан и Рубенс, Рембрандт, Веласкес и Тьеполо, Ингр'Ренуар и Матисс, Бонар и Пикассо!
Jessica was not far from thinking that a taste so catholic must be guilty of insincerity.	Подобная всеядность наводила Джессику на мысль о неискренности.
When pressed by John she would cautiously admit to liking one or two individual pictures which she knew well.	Сама она, уступая нажиму Джона, осторожно признавалась, что любит то или иное хорошо ей известное полотно.

But really she only liked what she could immediately appropriate and use up in her own activity, and this, as the years went by, seemed to be becoming less and less.	Хотя в действительности ей нравилось только то, что можно тут же усвоить и пустить в дело, а этого становилось с годами все меньше.
Ducane had been the most serious event of her life.	Дьюкейн был самым серьезным событием в ее жизни.
He had made her entirely uncertain of herself while at the same time providing what seemed the only possible complete healing for that uncertainty.	Он сообщил ей отчаянную неуверенность в себе, являя в то же время собою единственно возможное исцеление от этой неуверенности.
Jessica's disguised longing for a place of absolute rest, the longing which had been running out through her feverishly active finger tips, found a magisterial and innocent satisfaction in John.	Скрытая тоска Джессики по пристанищу, где ждет успокоение, - тоска, сочащаяся с кончиков ее лихорадочно деятельных пальцев, - нашла в Джоне чистый и непреложный исход.
The girl loved him without reservation.	Девушка полюбила его безоглядно.
His particular stability, his alien solidness and slowness, his belongingness to the establishment, his age, above all his puritanism now seemed to her what she had been seeking for all her life.	Положительность, отличающая его, чуждые ей основательность и неторопливость, принадлежность его к существующему порядку, его возраст, а более всего - его пуританизм представлялись ей теперь тем, чего она искала всю жизнь.
His puritanical shyness and reserve shook her with passion.	Его пуританская застенчивость и сдержанность отзывались в ней содроганием страсти.
She worshipped his seriousness about the act of love.	Серьезность, с которой он подходил к акту любви, будила обожание.
In fact John and Jessica never really managed to understand each other at all, and this was chiefly the fault of John.	Строго говоря, Джон и Джессика по-настоящему никогда не понимали друг друга, и повинен был в том главным образом Джон.
If he had been a wiser man, or a man with a kind of nerve which he was too fastidious to possess, he would have taken young Jessica firmly in hand and treated her as if she were his pupil or his disciple.	Будь он мудрее, имей кураж, которым из щепетильности не обладал, он взялся бы за девушку твердой рукой, обращаясь с ней как со своей ученицей или воспитанницей.
Really Jessica longed for John to instruct her.	Тем более что Джессика только мечтала бы, чтобы Джон ею руководил.
Of course she did not know what kind of instruction she craved; but it was in the nature of her love to think of him as wise and full and of herself as foolish and empty.	Она, понятно, не знала, какого именно жаждет руководства, - просто, по природе своей любви, склонна была считать, что он умен и содержателен, а она - дурочка и пустышка.
And John apprehended this hunger in her too, but he instinctively feared it and did not want to find himself playing the role of a teacher.	Джон со своей стороны тоже угадывал в ней эту жажду, но инстинктивно опасался ее и не желал видеть себя в роли наставника.
Scrupulously, he shrank from 'influencing' his young and now so docile mistress.	Тщательно избегал "оказывать влияние" на свою молоденькую и ныне столь послушную любовницу.
As soon as he sensed his great power he shut his eyes to it, and herein was guilty of an insincerity more grave than that of the aesthetic promiscuity attributed to him by Jessica.	Едва лишь ощутив, как велика его власть над нею, он тотчас закрыл на это глаза, куда серьезнее греша неискренностью, чем при проявлении эстетической всеядности, в которой уличала его Джессика.

This denial of his power was a mistake.	Это его отрицание своей власти было ошибкой.
John ought to have been bold enough to instruct Jessica.	Джону следовало найти в себе мужество руководить Джессикой.
This would have created a more intelligible converse between them and would also have forced Ducane to reveal himself to the girl.	Тогда между ними образовалась бы почва для более полноценного общения, в котором Дьюкейну неизбежно пришлось бы раскрыться перед девушкой.
As it was John withdrew in order not to cramp Jessica, in order to make a space into which she should expand; but she was unable to expand and worshipped across the space without understanding him.	А так он отстранился, дабы не теснить ее, предоставить ей пространство для роста; но Джессика оказалась неспособна расти и, не понимая его, лишь боготворила с разделяющего их расстояния.
While she was almost completely concealed from him by the word 'artist', which he associated with a conventional idea to which he expected Jessica to conform, not realizing that she was a new and completely different species of animal altogether.	Меж тем как сама оставалась почти полностью скрыта от него за словом "художник", связанным для Джона с общепринятым представлением о том, что это такое, - представлением, которому он положил Джессике соответствовать, не подозревая, что встретил в ней существо новой и совершенно иной породы.
Jessica was thinking, I can't bear this pain, he must take this pain away from me.	Мне не вынести эту боль, думала Джессика, он должен избавить меня от нее.
It must be all a nightmare, just a bad dream, it can't be true.	Все это лишь наваждение, дурной сон, - этого не может быть!
When we stopped being lovers I thought it meant that I was to be in his life forever, I accepted it, I went through it because I loved him so much, because I wanted to be what he wished.	Когда мы перестали быть любовниками, я считала, что, значит, останусь в его жизни навсегда; я это приняла, прошла через это, потому что так сильно его любила, хотела быть для него тем, что ему нужно.
And he let me go on loving him and he must have been glad that I loved him.	И он ведь позволял мне любить себя, - должно быть, это доставляло ему радость.
He can't go away from me now, it's impossible, it's a fantastic mistake.	Не может он взять и уйти от меня сейчас, это невозможно, это какая-то дикая ошибка...
The summer afternoon London sunshine made the room hot and hazily bright and desolate and hid John's figure behind a sheet of dusty light, making it insubstantial as if it was a puppet out there that spoke his words while the real John had merged into her tormented body.	Летнее лондонское солнце заливало комнату послеполуденным нещадным зноем; в светлом мареве фигура Джона терялась за пеленой пыльного света, казалась бесплотной, как будто его слова произносил какой-то неживой манекен, а настоящий Джон слился воедино с ее измученным телом.
Ducane had been silent for some time, looking out of the window.	Дьюкейн надолго замолчал, глядя в окно.
'Promise you'll come again,' said Jessica.	- Обещай мне, что ты еще придешь, - сказала Джессика.
'Promise it or I shall die.'	- Обещай, - или я умру.
Ducane turned, bowing his head under the light.	Дьюкейн обернулся, пригнув голову от света.
'It's no good,' he said in a low toneless voice.	- Это бесполезно, - проговорил он глухим, тусклым голосом.

' It's better for me to go away now.	- Будет лучше, если я сейчас уйду.
I'll write to you.'	Я напишу тебе.
' You mean you won't come again?'	- То есть ты больше не придешь?
' It makes no sense, Jessica.'	- В этом нет смысла, Джессика.
' Are you saying that you're leaving me?'	- Ты что, уходишь от меня, другими словами?
'I'll write to you '	- Я буду тебе писать...
'Are you saying that you are going to go now and not come back?'	- Ты хочешь сказать, что прямо сейчас уйдешь и больше не вернешься?
' Oh God. Yes, I'm saying that.'	- Боже ты мой... Да, я это хочу сказать.
Jessica began to scream.	Джессика испустила вопль...
She was lying on her back on the bed and John Ducane was lying beside her, his face buried in her shoulder and his dry cool hair touching her cheek.	...Она лежала на спине; рядом, зарывшись лицом в ее плечо, вытянулся на кровати Джон Дьюкейн, его сухие, прохладные волосы касались ее щеки.
Jessica's two hands, questing across the dark stuff on his jacket, met each other and clasped, holding him in a tight compact embrace.	Руки Джессики, блуждая по темной ткани его пиджака, нашли друг друга и соединились, заключив его в крепкое объятье.
As her hands interlocked across his back she sighed deeply, gazing up at the ceiling which the slanting golden sunlight of the evening had made shadowy and dappled and deep, and the gold filled her eyes which seemed to grow larger and larger like great lakes brim full of peace.	Сплетя пальцы у него на спине, она глубоко вздохнула, устремив взгляд на потолок, расплывчатый и испещренный пятнами, объемный под золотистыми косыми лучами вечернего солнца; золотистый свет лился ей в глаза, широкие и бездонные, как озера, до краев заполненные покоем.
For the terrible pain had gone, utterly gone, and her body and her soul were limp with the bliss of its departing.	Ибо мучительная боль ушла, пропала бесследно, и Джессика обмякла телом и душой от блаженства, что боли больше нет.
Ten	Глава десятая
There was a loud crash upstairs, followed by a prolonged wailing sound.	Что-то грохнуло наверху, и следом послышался жалобный протяжный возглас.
Mary rather guiltily tossed Henrietta's copy of The Flying Saucer Review, which she had been perusing, back on to the hall table, and ran up the stairs two at a time.	Мэри виновато оторвалась от журнала "Летающие тарелки", принадлежащего Генриетте, и, бросив его обратно на стол, кинулась через две ступеньки из холла вверх по лестнице.
The scene, in Uncle Theo's room, was much as she had expected.	Сцена, которую она застала у Тео, примерно соответствовала ее ожиданиям.
Theo was sitting up in bed looking rather sheepish, holding Mingo in his arms.	Тео, с глуповатым выражением лица, сидел в постели, обхватив руками Минго.
Casie was crying, and trying to extract a handkerchief from her knickers.	Кейси, плача, пыталась вытащить из кармана шаровар носовой платок.
Theo's tea-tray lay upon the floor with a mess, partly on it and partly round about it, of broken crockery, scattered bread and butter, and shattered cake.	Чайный поднос Тео лежал на полу, а на нем и вокруг него в беспорядке валялись черепки фаянсовой посуды, остатки бутербродов и ошметки торта.

The carpet had not suffered, since the floor of Theo's room was always thickly covered with old newspapers and Theo's underwear, and into this fungoid litter the spilt tea had already been absorbed.	Ковер не пострадал, поскольку пол в этой комнате был постоянно завален старыми газетами вперемешку с предметами мужского белья, и пролитый чай успел впитаться в этот многослойный хлам.
' Oh Casie, do stop it,' said Mary.	- Ну хватит, Кейси, - сказала Мэри.
' Go downstairs and put the kettle on again.	- Подите вниз и ставьте снова чайник.
I'll clear this up.	Я здесь уберу.
Off you go.'	Ступайте же.
Casie went away still wailing.	Кейси, не переставая причитать, удалилась.
'What happened?' said Mary.	- Что случилось? - спросила Мэри.
'She said she was a useless broken-down old bitch, and I agreed with her, and then she threw the tea tray on to the floor.'	- Она сказала, что она старая заезженная кляча, я с нею согласился, а она в ответ швырнула на пол поднос.
'Theo, you just mustn't bait Casie like that, you're always doing it, it's so unkind.'	- Вечно вы, Тео, поддеваете Кейси, так нельзя, это просто жестоко!
Mingo had jumped down and was investigating the wreckage on the floor.	Минго тем временем соскочил с постели и принялся обследовать кавардак на полу.
The woolly fur which stuck out on either side of his mouth, and which he was now fluttering over the broken china, resembled moustaches.	Пучки шерсти, торчащие по углам его пасти наподобие усов, обмахивали осколки разбитой посуды.
His wet pink nose quivered as he shot out a delicate pink lip and very daintily picked up a thin slice of bread and butter. ratuer a guuu 1:a1Ce allu 1111 name = "note" el L41111y P1UPUS111g was CAL IL.	Наморщив влажный нос, он выпятил нежно-розовую губу и грациозно ухватил тонкий ломтик хлеба с маслом. - Только не подпускайте Минго к торту, - сказал Тео. - Он выглядит соблазнительно, и я определено намерен его съесть.
Would you mind putting it on to this?'	Вы не положите его вот сюда?
He held out a sheet of newspaper.	Он протянул ей лист газеты.
Mary picked up the larger fragments of the cake and put them on to the newspaper.	Мэри подобрала несколько кусков покрупнее и положила на газету.
Then, with her nose wrinkling rather like Mingo's, she began to collect the debris on to the tray.	Затем, морща, по примеру Минго, нос, принялась собирать на поднос останки еды и посуды.
Uncle Theo's room, which he rarely permitted anyone to clean, smelled superficially of medicines and disinfectants, and more fundamentally of old human sweat.	В комнате Тео, где кому бы то ни было редко разрешалось наводить порядок, попахивало лекарствами и йодом и прочно установился застарелый запах пота.
This rancid odour was alleged by the twins to be the basis of the affinity between Uncle Theo and Mingo, and Mary had come vaguely to believe this, although she regarded the aroma more as a spiritual emanation from the dog-man pair than as a mere physical cause.	По утверждению двойняшек, этот тяжелый дух служил основой родственной близости между дядей Тео и Минго, и Мэри мало-помалу поверила в это, хотя, на ее взгляд, флюиды, исходящие от собако-человечьей пары, были скорее не физического, а духовного свойства.