Предай их всех [СИ]

* * *

Жизнь наладится, Кархад верил в это. Когда-нибудь. А пока у Талсидонии масса проблем и, значит, у Кархада, верного слуги короля и отечества, их тоже масса. И он примется за их решение, как только оправится от ран, а если приказ придет раньше — значит, раньше. Но вот прямо сейчас ждет пир, а затем и бал в честь победы. Можно не сомневаться, что героем дня будет именно он, Кархад, так как он единственный благородный представитель победоносного войска, вернувшийся с войны: армия Кагэмара вернется с грузом дани нескоро, остальные тринадцать героев — простолюдины, четверо будут пировать на всенародной гулянке на главной площади столицы, остальные девять, получив щедрую награду, испросили позволения вернуться по домам, к своим семьям. Кого из них посвятят в рыцари, кому пожалуют эсквайра, кого просто повысят в звании и определят в гвардию, чьей семье какая награда за утрату героя-кормильца полагается — это король будет разбираться после, на холодную голову, когда Кархад напишет доклад. А пока вся столица, да и вся страна ликует. Все, с угрозой ханнайцев покончено, набегов больше не будет, а ублюдки на ханнайском троне на много поколений запомнят, что с Талсидонией связываться — себе дороже.

Молодой рыцарь дернул за колокольчик, вызывая камердинера и целительницу. Целительница, к слову — дочь леса, ее магия за несколько часов оставила от кровоточащих ран ноющие, но зажившие рубцы. Будь она там, у моста — домой вернулось бы не четырнадцать, а не меньше тридцати, очень многим не хватило совсем чуть, чтобы выжить. Но увы, эльфы не желают принимать участия в войнах людей, хоть и живут на их землях. Конечно, Кархад прекрасно понимал: им не резон. Они не подданные талсидонской короны, свои леса территорией любого человеческого королевства не признают, и с ними поспорить об этом — тоже чревато. Должно быть, просто зависть. Живут себе в своих дремучих чащобах, изредка посещая города людей, чтобы продать целебные мази, волшебные амулеты или собственные магические таланты, и за семьсот лет жизни им может горя выпасть меньше, чем Кархаду — за три дня. Впрочем, мирная жизнь эльфов куплена их предками дорогой ценой, Кархад знал и это, и то, что люди за войны с длинноухими платили еще дороже.

Оделся с помощью слуги, а пока целительница снимала повязки и производила последние манипуляции, двое лакеев притащили бадью для умывания. Спал долго, весь вчерашний день, как вернулся, всю ночь и снова до вечера. Самочувствие вполне ничего так, есть хочется жутко, но сейчас пир, а потом силы и на бал хватит. А на балу он увидит ее высочество Мирдану… Давно не виделись, полгода уж прошло, но еще вчера старый Паттус сообщил: молодая госпожа вернулась из летней резиденции, куда отец отослал ее на время войны.

Кархад бросил в зеркало еще один взгляд на свое лицо и горестно поморщился: обрубок уха его, прежде весьма недурственного собой, не красит. Ну и плевать, отметины войны он будет носить с гордостью.

* * *

— Сэр Кархад Вэйл ап Карлайл! — провозгласил слуга, и по пиршественному залу пробежал негромкий гомон.

Кархад вошел в зал, обратив внимание на большое количество стражи у стен, и почтительно поклонился королю, Дэнбар в ответ приветственно взмахнул рукой.

— Ступай сюда, по правую руку садись. Подать кубок барону Карлайлу в последний раз! — И, видя недоумение рыцаря, широко улыбнулся: — бароны Карлайлы много поколений верой и правдой служили Талсидонии, и я решил, что такому достойному роду давно уже пора стать графским!

Сидящие за столом отсалютовали этим словам поднятыми кубками. Кархад принял из рук лакея рог, наполненный вином.

— Ну что, да Карлайл, — сказал король, употребив графскую приставку «да» вместо баронской «ап», — каков будет твой тост?

Кархад секунду помедлил и поднял кубок:

— За то, чтобы Талсидония стояла до конца времен, и отдавших свою жизнь во имя этого!

Кубки поднялись и опрокинулись, слуги бросились наполнять их, а рыцарь сел на указанное ему место между бароном Фэйдом и графом Арканайским и, наклонившись чуть вперед, сказал:

— Ваше величество, я глубоко благодарен вам за такую честь, но имею просьбу. Пускай я останусь в Карлайле, а те земли, которые отошли бы мне прибавкой к феоду, пускай будут разделены среди семей тех воинов из третьего эскадрона, которые не дожили до победы. Никто из них не сделал меньше, чем я, мы все стояли в одном строю, и упокоились в одной могиле. А что сам сейчас не с ними — не моя заслуга, просто повезло, что вражьи клинки удовлетворились лишь пальцами да ухом.

Дэнбар благосклонно кивнул:

— Достойное решение. Так, значит, тому и быть. Слуги, еще меда графу Карлайлу!

Кархад выслушал еще несколько поздравлений в свой адрес, опрокинул кубок и окинул взглядом собравшихся. Много достойных людей нынче в зале, но есть и незнакомые лица в середине и конце стола.

Тут как раз поднялся незнакомый, но богато одетый пожилой толстяк, сидящий сразу за бароном Фэйдом, и обратился к Кархаду с поздравлениями:

— Вы воистину благородный воин, сэр да Карлайл, — сказал он, — а ваш подвиг, без сомнения, будет воспет менестрелями еще при вашей жизни. Посему от имени его величества Клейдана Шестого выражаю восхищение вашим мужеством и присоединяю к этому свои ничтожные поздравления!

Клейдан?! Король Далмады?! И его человек тут, за столом?!! Должно быть, лицо Кархада выражало настолько явное удивление, что король Дэнбар пояснил:

— Это Виссандо, посол Клейдана. Привез заверения, что Далмада и не собиралась воевать с нами.

— Мой король, вы верите первейшему союзнику ханнайцев, собравшему против нас сорокатысячную армию?! — с неприкрытым скепсисом спросил рыцарь.

Король неопределенно, но тоже с долей скепсиса пожал плечами, а Виссандо сразу же пустился в объяснения:

— Ну, видите ли, сэр рыцарь, у Далмады давно заключен союз с Ханнаем, и многие годы этот союз позволял обеим странам жить и процветать… А когда на троне Ханная внезапно оказался монарх, скажем так, не такой мудрый и уравновешенный, как предыдущие ханнайские короли… Это создало проблему, потому как договор — это договор, исполнять его — дело чести и репутации, и мой мудрейший повелитель Клейдан Шестой оказался в крайне неудобном положении, когда его союзник крайне неразумно вступил в войну с лучшим соседом Далмады. Ему пришлось собирать армию, потому как договор, вы же понимаете. Но он собирал войско так медленно, а Талсидония победила так быстро, что король Клейдан не успел вступить в войну. Если бы он сам хотел воевать — держал бы армию наготове, вы же понимаете. Но, само собой, что все сказанное — лишь домыслы старого никчемного жирдяя, которому доверили только возить королевские письма, и для которого это и так слишком большая честь.

— Сдается мне, что повелитель Далмады давно был не прочь захватить наши северные провинции, — проворчал Кархад, — просто испугался и пошел на попятный.

— Вот-вот, — пробасил граф Арканайский, — на моей границе что ни день, то сотни далмадианских кавалеристов замечают, ежечасно ждем атаки, и тут я внезапно узнаю, что Клейдан, оказывается, наш лучший сосед! Ха-ха!

Посол виновато развел руками:

— Всемилостивейшие господа, я же говорю, какой спрос с жалкого носителя королевской почты? Мне истинные мысли других людей неизвестны. И все же подчеркну, что король мой Клейдан, дайте боги ему здоровья, армию под рукой не держал. А те сотни — так вы, препочтеннейший граф, каждый день видите одних и тех же всадников. В Далмаде вдоль всех границ постоянно отряды передвигаются. Ну, чтобы соседи думали, что там войска большие. Сами ведь понимаете, время неспокойное, то там безумец, то тут тиран…

— Ну да неважно, — подытожил дискуссию Дэнбар, — свой ответ Клейдану я повторяю так, чтобы вся знать Талсидонии знала: мы войны не ищем, но отпор дать готовы каждый день и каждую ночь, кому угодно. Пускай пример ханнайцев всем послужит уроком.

— Воистину мудрые слова, — поклонился посол, — мой повелитель будет рад узнать, что великая Талсидония клинка за пазухой на него не держит.

Пир продолжался, появились слуги с новыми блюдами. Кархад бросил взгляд на стражу: теперь понятно, почему они тут стоят.

По ходу дела дворяне принялись вполголоса обсуждать возможные последствия войны, торговые пошлины, разгул разбойников в каком-то приграничном лесу, цены на ввозное оружие и прочие жизненные мелочи. Кархад, слушая вполуха, всерьез заинтересовался разве что появлением орочьей орды на юге. Можно только гадать, куда будет набег, на Талсидонию или Зодангу, но давешний инцидент с нарушившими границу золотобытчиками вроде бы исчерпан. Стало быть, Зоданге в скором времени достанется, орки уж если собрались в орду — времени попусту терять не будут.

В душе молодой рыцарь надеялся, что ближайшие годы пройдут без войны. Талсидонцы — народ не воинственный, сами вражды искать не будут, возможным недругам в очередной раз продемонстрирована сила. Что ж, можно рассчитывать на мирный труд и дальнейшее укрепление страны, пока очередному кретину не придет в голову затея испытать Талсидонию на прочность.

Вскоре появились слуги с огромными ковшами: пир заканчивается, стало быть. А дальше бал, а на балу, если боги смилостивятся, он снова увидит Мирдану.

Лакеи разнесли ковши нескольким людям вокруг стола: таков давний обычай Талсидонии. Те, которые получают ковши с крепчайшим медом, вспыхивающим от огня, делают глоток и передают соседу, сидящему слева. Ковши идут вокруг стола, символизируя движение солнца на небе, и напоминают пирующим, что все они — сыновья одной страны, один народ. Правда, за многие столетия обычай слегка изменился. Раньше в ковшах подавали хорошее вино — теперь, по совету эльфов, крепкий мед или другой напиток высокой крепости, по их мнению, так пьющие из одного ковша меньше будут болеть. Ну и присутствие иноземцев за столом стало обычным делом, раньше право выпить с талсидонской знатью для чужака было огромной честью и абы кто ее не удостаивался.

Один из ковшей прошел от барона Гэрри к барону Лоредану, от него — далмадианскому послу, от него — барону Фэйду, Фэйд, глотнув, передал Кархаду, и в этот момент рука в кожаной перчатке, протянувшись через плечо рыцаря, перехватила ручку ковша.

— Не пейте это, сэр рыцарь, — послышался мягкий, вкрадчивый голос.

Рыцарь возмущенно засопел, обернулся и увидел позади себя одного из стражников, в обычной парадной броне, но в шлеме с закрытым забралом. Усилием воли он подавил гнев — каждый благородный человек должен уметь держать себя в руках, особенно в присутствии короля — но если этот простолюдин сейчас же не объяснится… Брутальное вмешательство в древний обычай, само собой, привлекло всеобщее внимание, на лицах заиграли желваки, кулаки сжались, но все молчали, предоставив право принять меры королю.

А стражник, отняв у Кархада ковш, подошел к послу Виссандо, поставил сосуд перед ним и масляным голосом произнес:

— Сделайте еще один глоточек, ваша светлость.

— Что это значит?! — возмутился далмадианец и взглянул на короля.

Неожиданно для всех в правой руке стражника невесть откуда появился кинжал и неуловимым движением прижался к горлу посла.

— Отпейте еще немножко, будьте так любезны… или умрете.

— Что происходит?! Ваше величество, прикажите вашему стражнику!..

Король сделал знак страже, но приказ оказался неожиданным:

— Взять жирного ублюдка.

Однако брать внезапно стало некого: во второй руке стражника с забралом появился еще один кинжал, Кархад успел лишь раз моргнуть, но за этот короткий миг Виссандо получил шесть ударов в спину, по три каждым клинком. Посол застыл с вытаращенными глазами и медленно завалился назад, упав на пол.

Кархад вскочил на ноги, выбираясь из-за стола и выхватывая меч, но тут вмешался король:

— Сядь! — властно приказал он рыцарю и устремил на стражника тяжелый взгляд: — объясни.

Тот адресовал королю полупоклон:

— Яд, мой повелитель. Посол подсыпал в ковш, когда получил его в руки, сразу после того, как сам отпил. Очень тонкое, изящное движение, незаметное для того, кто ничего не знает о перстнях с ядом.

Стражник, не снимая перчатки, окунул палец в ковш, засунул под забрало и то ли лизнул, то ли понюхал.

— Перетертые семена душегуба-обманщика, — резюмировал он, — яд редкий и коварный. Если б вы глотнули из ковша, мой повелитель — умерли бы в муках дня так через четыре, когда посол уже покинул бы страну. Им же отравили мою мать.

Барон Фэйд, и так уже изрядно побледневший, схватился за горло:

— Великий Ариант! Я сделал глоток!! Рвотной смеси мне, зовите лекаря!!

— Бесполезно, ваша светлость, — почти проворковал стражник, — порошок из этих семян, намоченный в алкоголе, приклеивается к стенкам желудка, и выблевать их можно, хе-хе, только вместе с ним. И очень редкий лекарь знает рецепт противоядия. Ах, как прискорбно.

— Ты!.. Ты нарочно подождал, когда я выпью!!

— Я подоспел слишком поздно, увы.

— Лжешь! Мерзкая тварь!!

— Я уже слышал это от вас, — ответил стражник, — и потому решил соответствовать вашим ожиданиям.

Возникло небольшое замешательство, когда отравленный барон в сопровождении нескольких других дворян бросился на поиски целителя. Тут у Кархада, ровным счетом ничего не понимающего, лопнуло терпение.

— Ваше величество! Что происходит?! Кто это?!

— Это мой телохранитель, — мрачно ответил король и вновь взглянул на стражника в забрале: — Р'Энкор, йоклол возьми, ты нарочно дал Фэйду выпить отраву?!

— Нет, мой повелитель, я ничего ему не давал, — вкрадчиво ответил стражник, — просто решил не мешать. В мои обязанности забота о ком-либо, кроме вас, не входит, и вы это знаете. Барон Фэйд нанес мне оскорбление, за которое, произойди оно не в Талсидонии, поплатился бы головой, и это вы, мой повелитель, тоже знаете. Я не вызвал его на дуэль только потому, что у меня нет такого права, а не потому, что простил.

Кархад слушал этот диалог, и внутри его все клокотало от ярости. Вместе с тем он понимал, что этот странный Р'Энкор, видимо, не совсем прост, если позволяет себе разговаривать с королем подобным образом.

Тут в зал быстрым шагом вошла целительница-эльфийка.

— Где, кого и чем отравили?

— Фэйда. Он только что отправился тебя искать. А отравили его… Р'Энкор?

— Душегубом-обманщиком. Но вот незадача: для лесных эльфов он не ядовит, и потому противоядия у них нет. Они его называют не душегубом, а заячьим солодом.

Целительница покачала головой:

— Так и есть. Я не смогу ничем помочь, увы.

Дэнбар забарабанил пальцами по столу.

— Р'Энкор, а ты знаешь рецепт противоядия?

— Я — убийца, а не целитель.

Король достал из кармана что-то мелкое и зажал в кулаке.

— Не юли. Ты знаешь рецепт или нет?

— Не тратьте кристаллы попусту, мой повелитель. Если Фэйд не умрет, мне и впредь придется сносить оскорбления тех, кто не выше меня происхождением, лишь оттого, что здесь у меня нет права вызвать обидчика на дуэль.

— Я нанял тебя противодействовать убийцам, а не потворствовать им!

— Осмелюсь вас поправить: вы наняли меня для защиты от убийц вашей бесценной персоны. Все остальное в договоре не оговорено, а значит — на мое усмотрение.

В зале повисла гробовая тишина: почти все, как и Кархад, замерли с отвисшими челюстями. Чтобы кто-то позволил себе говорить с королем вот в такой манере?! Неслыханно! Возмутительно! Сукин сын в забрале говорит крайне почтительным тоном, но то, что он говорит, выходит за любые рамки. Вот так открыто перечить королю осмеливаются очень немногие.

Однако король проявил куда большую выдержку.

— Чего ты хочешь?

— Уважения, которого я заслуживаю, но в котором мне отказывают. Пусть этот толстый барон умрет и послужит уроком остальным благородным талсидонцам, вот чего я хочу.

— Я не знаю, кто ты такой, но явно не талсидонец, — резко сказал Кархад, — и таким образом в Талсидонии тебе уважения не добиться, только ненависти!

Р'Энкор негромко и зловеще засмеялся:

— Да что ты знаешь о ненависти, рыцарь-человек?

Он пальцем поднял забрало, и под ним Кархад увидел изящное эльфийское лицо с серой кожей, бесцветными губами и фосфоресцирующими фиолетовыми глазами.

— Дроу! — потрясенно выдохнул рыцарь.

— Теперь ты понимаешь, как глупо пугать меня ненавистью? — в своей вкрадчивой манере спросил Р'Энкор, — мне к ней не привыкать. Ненавидь сколько влезет — но уважай. Иначе в следующий раз, когда мне снова подвернется возможность спасти твою жизнь, вот как сейчас, я просто промолчу.

— Прекратите болтовню, — велел король, — Р'Энкор, ты не отрицаешь, что знаешь рецепт. Ближе к делу. Тебе нужно еще золота?

Тот отправил королю полупоклон:

— Вы невероятно щедры, а я — не жаден. Но если вам непременно хочется, чтобы Фэйд жил — признайте мое право, как сына благородного Дома, на дуэли с дворянами Талсидонии.

— Это вряд ли возможно. Но я могу официально причислить тебя к своему двору, и если тебя оскорбят впредь — наказанием будет пятьдесят плетей, согласно закону.

— Это будет более чем замечательно, мой повелитель.

— Что ж, с этого момента ты — мой придворный, со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Говори рецепт.

Плечи Р'Энкора затряслись в приступе беззвучного, но искреннего и недоброго веселья.

— Как прикажете, — широко улыбнулся дроу несколько секунд спустя, — итак, ведро воды, кружка уксуса, кружка соли и, хи-хи-хи… Простите, не удержался… хи-хи-хи, свежая коровья «лепешка». Все это тщательно перемешать и выпить.

За столом раздались характерные звуки, когда покушавший человек отчаянно пытается удержать съеденное внутри, а оно просится наружу.

— Ты издеваешься? — возмутился Дэнбар.