Гарри Поттер и философский камень [изд-во Махаон]

Он прошёл к дивану, где, застыв от страха, сидел Дудли.

— Подвинься, жирный, — сказал нежданный гость.

Дудли взвизгнул и спрятался за спину матери, которая в свою очередь испуганно жалась за дядей Верноном.

— Ага, вот и Гарри! — воскликнул великан.

Гарри взглянул в суровое, дикое, тёмное лицо и увидел вокруг глаз-жуков добрые морщинки. Великан улыбался.

— А я тебя вот таким помню, — показал руками он. — Скажите-ка: вылитый папаша, а глаза мамкины.

Дядя Вернон сипло втянул в себя воздух.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — вскричал он. — Это проникновение со взломом!

— Дурслей, дурындас, помолчи, — отмахнулся гигант. Он перегнулся через спинку дивана, отобрал у дяди Вернона ружьё, с лёгкостью завязал его узлом и зашвырнул в дальний угол.

Дядя Вернон жалко пискнул — как мышь, на которую наступили.

— Короче, Гарри, — заговорил великан, отворачиваясь от Дурслеев, — с день-рожденьем тебя! Я тут притаранил кой-чего, только, кажись, сел на него по дороге — ну да ладно, всё одно вкусно.

И вытащил из внутреннего кармана чёрного плаща слегка помятую коробку. Гарри дрожащими руками открыл её и обнаружил внутри большой липкий шоколадный торт, на котором зелёной глазурью было выведено: «С днём рождения, Гарри!»

Задрав голову, Гарри посмотрел в лицо огромному человеку. Он хотел сказать спасибо, но это слово потерялось где-то на пути ко рту, и вместо «спасибо» он прошептал:

— Вы кто?

Великан хохотнул:

— Точно, не познакомились. Рубеус Огрид, хранитель ключей и вообще всех угодий «Хогварца».

Протянув громадную ладонь, он вобрал в неё руку Гарри до самого локтя и потряс.

— Ну, как с чайком-то? — напомнил он, потирая руки. — Кстати, и от чего покрепше тоже не откажусь.

Его взгляд упал на пустой очаг, где валялись съёжившиеся пакетики из-под чипсов. Он фыркнул и склонился к очагу. Никто не заметил, что он такое сделал, но буквально через секунду за решёткой уже полыхал огонь. По отсыревшей хижине разлился уютный свет, и Гарри обдало теплом, словно он очутился в горячей ванне.

Гигант развалился на диване, который изрядно просел под его весом, и принялся выкладывать из карманов плаща всякую всячину: медный чайник, упаковку сарделек, кочергу, заварочный чайник, несколько щербатых кружек и бутылку янтарной жидкости, к которой основательно приложился, прежде чем заняться ужином. Вскоре в хижине аппетитно запахло сардельками — те весело потрескивали на огне. Пока Огрид трудился, все молчали, но, стоило ему снять с кочерги первые шесть сочных, пахучих, слегка подгоревших сарделек, Дудли встрепенулся. Дядя Вернон предостерёг:

— Не бери у него ничего, Дудли!

Гигант презрительно фыркнул.

— Твоего кабанчика, Дурслей, больше откармливать ни к чему, так что угомонись.

И он протянул сардельки Гарри. Тот проголодался невыносимо и уж точно в жизни не ел ничего вкуснее, но всё равно не сводил глаз с великана. А поскольку никто ему ничего не объяснял, он решился спросить сам:

— Извините, я так и не понял. Кто вы?

Гигант основательно отхлебнул чаю и утёр рот рукой.

— Зови меня Огрид, — сказал он, — как все. Я уж говорил, я — хранитель ключей в «Хогварце». Про «Хогварц» ты, яс'дело, знаешь.

— Мм… нет, — признался Гарри.

Огрид остолбенел.

— Извините, — быстро добавил Гарри.

— Извините? — рявкнул Огрид, обращая грозный взгляд к Дурслеям, которые съёжились и попятились в темноту. — Это уж ихнее дело — извиняться! Ну, письма до тебя не доходили, ладно. Но чтоб ребёнок не знал про «Хогварц» — тут прям хоть караул кричи! Сам-то ты чего, никогда не интересовался, где твои предки всему обучились?

— Чему всему? — не понял Гарри.

— ЧЕМУ ВСЕМУ? — громовым раскатом повторил Огрид. — А ну-ка обожди-ка!

Он вскочил. В ярости он, казалось, заполнил собой всю лачугу. Дурслеи вжались в стену.

— Это ж как же прикажете понимать?! — зарычал Огрид. — Стало быть, этот мальчонка — вот этот вот самый — не знает ничего — ничегошеньки — НИ ПРО ЧТО?!

Это уже чересчур, подумал Гарри. Он, в конце концов, ходит в школу, да и оценки у него неплохие.

— Ну, кое-что я знаю, — вмешался он. — Считать умею и прочее.

Огрид только отмахнулся:

— Про наш мир, я имею в виду. Твой мир. Мой мир. Мир твоих родителей.

— Какой мир?

Видно было, что Огрид готов взорваться.

— Дурслей! — грозно пророкотал он.

Дядя Вернон мертвенно побледнел и прошептал что-то вроде «тыры-пыры».

Огрид потрясённо смотрел на Гарри.

— Но должен ж ты знать про мамку с папкой, — сказал он. — Они же знаменитые! И ты сам — знаменитый!

— Что? Мои… мои мама и папа… они разве знаменитые?

— Не знает… не знает… — Огрид, запустив руку в волосы, ошарашенно уставился на Гарри. — И тебе не сказали, кто ты есть? — спросил он после долгой паузы.

Дядя Вернон вдруг набрался храбрости.

— Замолчите! — потребовал он. — Немедленно замолчите, сэр! Я запрещаю рассказывать мальчику что бы то ни было!

Человек и похрабрее Вернона Дурслея дрогнул бы под свирепым взором, которым наградил его в ответ Огрид; когда же великан заговорил, каждый звук буквально вибрировал от гнева.

— Ему не сказали? Не сказали, что было в письме, которое оставил при нём Думбльдор? Да я сам там был! Сам всё видел! Яс'те, Дурслей? И ты все годы скрывал?

— Что скрывал? — возбуждённо спросил Гарри.

— МОЛЧАТЬ! ЗАПРЕЩАЮ! — в панике завопил дядя Вернон.

Тётя Петуния задохнулась от ужаса.

— Ой, да увяньте вы оба, — презрительно бросил Огрид и провозгласил: — Гарри! Ты — колдун.

В лачуге повисло молчание. Только слышно было, как грохочет море и свищет ветер.

— Я — кто? — ахнул Гарри.

— Колдун, яс'дело, — повторил Огрид и вновь плюхнулся на диван, со стоном просевший ещё ниже. — И оченно неплохой, ежели чуток натренируешься. С такими предками кем тебе ещё быть? Короче, давай-ка уже прочитай письмецо.

Гарри протянул руку к вожделенному желтоватому конверту, адресованному «Море, Лачуга на скале, Жёсткая половица, мистеру Г. Поттеру». Он развернул письмо.

«ХОГВАРЦ»

ШКОЛА КОЛДОВСТВА и ВЕДЬМИНСКИХ ИСКУССТВ

Директор: Альбус Думбльдор (Орден Мерлина первой степени, Великий Влшб., Гл. Колдун, Верховный Авторитет, Международная Конфедерация Чародейства)

Уважаемый мистер Поттер!

С радостью извещаем, что Вы приняты в Школу колдовства и ведьминских искусств «Хогварц». Список необходимой литературы и экипировки прилагается.

Начало занятий — 1 сентября. Ожидаем ответную сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша,

Минерва Макгонаголл, заместитель директора

В голове у Гарри вспыхнул фейерверк вопросов — не поймёшь, с какого начать. После некоторого раздумья он пролепетал:

— А что значит — «ожидаем ответную сову»?

— Ах ты, гангрен скоротечный, чуть не запамятовал! — воскликнул Огрид, хлопая себя по лбу с такой силой, что перевернул бы и гружёную телегу; затем из очередного кармана он извлёк сову — настоящую, живую, встрёпанную сову, — длинное перо и пергаментный свиток. И, высовывая от усердия язык, нацарапал записку, которую Гарри прочитал вверх ногами:

Уважаемый профессор Думбльдор!

Вручил Гарри письмо. Завтра едем за покупками. Погода кошмарная. Надеюсь, Вы здоровы.

Огрид

Великан скатал послание и отдал сове. Та сжала записку в клюве. Огрид отнёс сову к дверям и швырнул наружу, в непогоду. Затем вернулся и сел на диван с таким видом, будто ничего особенного не совершил — вроде как поговорил по телефону,

Гарри осознал, что стоит с широко раскрытым ртом, и поспешно его захлопнул.

— О чём бишь я? — начал Огрид, но тут дядя Вернон, по-прежнему пепельно-серый от волнения, но ужасно сердитый, шагнул на свет и выкрикнул:

— Он не поедет!

Огрид фыркнул.

— И ты, мугло, конечно же его остановишь, — равнодушно проворчал он.

— Кто? — заинтересовался Гарри.

— Мугл, — пояснил Огрид. — Так мы зовём неволшебный люд. Тебе, бедняге, не подфартило: рос у таких мугловых муглов, каких ещё поискать.

— Когда мы его взяли, поклялись искоренить эту чушь, — заявил дядя Вернон. — Поклялись истребить в нём эту пакость! Колдун! Скажите пожалуйста!

— Вы знали? — поразился Гарри. — Знали, что я… я — колдун?

— Знали?! — завизжала вдруг тётя Петуния. — Ещё б нам не знать! Конечно, знали! Кем ещё ты мог быть с такой мамашей! Моя треклятая сестричка тоже в своё время получила такое письмо и отправилась в эту вашу… школу… а потом являлась домой только на каникулы. И дальше вечно то лягушачья икра в карманах, то чашки превращаются в крыс! Я одна, одна видела, какая она… ненормальная! А родители знай восхищались: ах, Лили то, Лили сё! Гордились — в семье ведьма растёт! — Она перевела дыхание и завелась снова. Видно, её уже очень давно распирало желание высказаться. — А потом, в школе, познакомилась с этим Поттером, и они взяли и поженились. Родился ты, и я, конечно, ни минутки не сомневалась, что ты станешь точно такой же… странный и… и… ненормальный, а потом, здрасьте-пожалста, её взяли и укокошили, а тебя подсунули нам!

Гарри побелел. И, едва совладав с голосом, спросил:

— Укокошили? Вы же говорили, они погибли в аварии?

— В АВАРИИ? — Огрид возмущённо вскочил, и Дурслеи забились ещё дальше в угол. — Да разве ж могла авария убить Лили с Джеймсом! Возмутительно! Безобразие! Гарри Поттер сам про себя не знает, хотя у нас любая малявка про него наизусть расскажет!

— Как это? Почему? — разволновался Гарри.

Огрид перестал злиться и как будто расстроился.

— Не ждал я такого, — сказал он тихо и тревожно. — Хоть Думбльдор и говорил, что тебя нелегко будет отсюда выцепить, что многого ты не знаешь. Ох, Гарри, Гарри… Не знаю, по мне ли работёнка всё тебе рассказать, но кто-то ведь должен… Не идти ж тебе в «Хогварц» недотёпой… — Он бросил на Дурслеев недобрый взгляд. — Пожалуй, лучше всего ничего от тебя не скрывать. Правда, и я сам не всё знаю, история тёмная…

Он сел и некоторое время смотрел в огонь, а после заговорил:

— Видно, начинать надо с… с того, которого звать… Нет, но это с ума сойти, что вы про него и не слыхивали, а у нас он…

— Кто?

— Ох… не люблю его имя произносить без крайней надобности. Никто не любит.

— Почему?

— Горгулья ему на голову! Боятся, вот почему, по сей день боятся. Ох, тяжко… Видишь ли, Гарри, был у нас один колдун… который потом… испортился. Вот прямо до хуже некуда. А звали его… — Огрид судорожно сглотнул: слова не шли с языка.

— Может, напишете на бумажке? — предложил Гарри.

— Не-е, я точно не знаю, как он пишется. Ладно: Вольдеморт. — Огрида передёрнуло. — Всё, не заставляй повторять. Так вот, этот самый колдун лет двадцать уж как начал искать последователей. И, яс'дело, нашёл — одни боялись, другие примазывались к сильному, потому что сила-то у него была, будьте покойны. Смутные стояли времена, Гарри. Никто не знал, кому верить, никто не решался подружиться с незнакомым колдуном или ведьмой… случались всякие жуткие истории. И мало-помалу стал он брать верх. Яс'дело, с ним пытались бороться — но тех он убивал. Жестоко. Оставалось одно надёжное место — «Хогварц». Похоже, Сами-Знаете-Кто боялся только Думбльдора. Не отваживался захватить школу — по крайней мере тогда. Ну вот… А твои мамка с папкой колдуны были на славу, лучше я не встречал. Старшие старосты «Хогварца»! И почему Сами-Знаете-Кто ни разу не попытался перетянуть их на свою сторону? Загадка. Чуял, видать: не станут они с Тёмными Силами якшаться, они ж были с Думбльдором. Может, тем разом он хотел их уговорить… или, наоборот, с пути убрать… кто знает… Только десять лет назад, в Хэллоуин, заявился он в ту деревню, где вы жили. Ты был крохотулька, годик всего. Он вломился к вам в дом и… и… — Огрид осёкся, вытащил из кармана ужасно грязный, крапчатый носовой платок и трубно высморкался. — Извиняюсь, — сказал он. — Но это так грустно! Любил я твоих предков, понимаешь, лучше людей не бывало… Ну а он… Ну… В общем, Сами-Знаете-Кто их убил… А потом — и тут-то вся тайна — он попробовал прикончить тебя. То ли чтоб свидетеля не оставлять, то ли просто убивать нравилось. Но не смог! Никогда не интересовался, откуда у тебя шрам на лбу? Это тебе не просто порез. Такое остаётся после очень сильных злых чар — ими ведь и родителей твоих, и самый ваш дом разнесло, — а на тебе не сработало! Потому ты и знаменит, Гарри. Кого он решал убить, все померли — кроме тебя. Он тогда лучших угробил — и Маккиннонов, и Боунсов, и Пруиттов, — а ты, малявка, взял да и выжил…

Гарри вдруг пронзила боль. Его будто бы вновь ослепила зелёная вспышка, и она была гораздо ярче, чем вспоминалась раньше, и — такое случилось впервые — он вспомнил ещё одно: холодный, пронзительный, жестокий смех.

Огрид смотрел на него печально.

— Я самолично вынес тебя из развалин. Думбльдор приказал. Привёз тебя к этим вот…

— Полнейшая белиберда! — воскликнул дядя Вернон. Гарри вздрогнул: он успел начисто забыть о Дурслеях. К дяде Вернону, похоже, вернулась обычная самоуверенность. Он вызывающе глядел на Ограда и сжимал кулаки. — А теперь послушай меня, юноша, — раздражённо бросил он. — Я согласен, в тебе есть что-то странное — ничего, впрочем, особенного, хорошая добрая порка — и всё пройдёт, но вот твои родители действительно были психи. Без таких в мире только лучше, да и получили они по заслугам: чего и ждать, когда якшаешься с колдунами? Я ведь говорил, что так будет, что они сдохнут под…

Огрид не выдержал и, вскочив, выхватил из-под плаща потрёпанный розовый зонтик. Наставив его на дядю Вернона, будто шпагу, гигант отчеканил:

— Предупреждаю, Дурслей, предупреждаю — ещё слово…

Перед этим надвигающимся на него розовым вертелом дядя Вернон растерял решимость — он распластался по стене и затих.

— То-то. — Огрид, сопя, снова опустился на диван, который на этот раз просел до самого пола.

У Гарри меж тем зрели всё новые вопросы.

— А что случилось с Воль… извините — с Сами-Знаете-Кем?

— Хороший вопрос, Гарри. Исчез. Испарился. Сразу, как пытался тебя убить. Оттого ты ещё знаменитей. Загадка, понимаешь, из загадок… Он ведь тогда забирал всё больше силы, больше власти — с чего ему исчезать? Кто говорит — помер. Вот уж бред! В нём небось и человеческого-то не осталось, помереть нечему. Другие думают, он ещё где-то здесь, вроде как выжидает, но я и в это не верю. Его приспешники вернулись к нашим. Как бы вышли из транса. А не смогли бы, сохрани он хоть какую силу… Я так мыслю: он жив и сидит себе где-то тихо, но колдовской дар потерял. Слишком ослаб, не до борьбы ему. Чего-то в тебе этакое его и прикончило. Той ночью всё у него пошло наперекосяк — пёс знает, что именно, — но только чего-то в тебе его добило, это факт.