Дядя Вернон едва не врезался в идущую впереди машину. Он резко обернулся, напоминая лицом гигантскую свёклу с усами, и завопил:
— МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!
Дудли с Пирсом хрюкнули.
— Знаю, — согласился Гарри. — Но это же сон.
Он пожалел, что раскрыл рот. Хуже лишних вопросов для Дурслеев были только рассказы о вещах, действующих не так, как положено, пусть во сне или даже в мультфильме: Дурслеям сразу казалось, что у Гарри появляются опасные мысли.
Суббота выдалась очень солнечной, и в зоопарке было полно народу. Дудли и Пирсу купили по большому шоколадному мороженому, а потом — улыбчивая продавщица успела спросить, чего хочет Гарри, прежде чем его оттащили от её тележки, — Дурслеям пришлось раскошелиться на дешёвый лимонный лёд и ему. Тоже неплохо, решил Гарри, облизывая мороженое и наблюдая за гориллой, чесавшей голову: ни дать ни взять Дудли, только волосы чёрные.
То было лучшее утро в жизни Гарри. Он предусмотрительно держался поодаль от остальных, чтобы Дудли и Пирс, которым к обеду зоопарк поднадоел, не вздумали обратиться к своему любимому занятию — колотить его. Они пообедали в ресторане прямо в зоопарке и, когда Дудли учинил скандал — якобы в десерте «Полосатый чулок» сверху слишком мало мороженого, — дядя Вернон купил ему другую порцию, а Гарри разрешили доесть первую.
Словом, всё шло чересчур хорошо, а потому быстро закончилось.
После обеда они отправились в террариум. Внутри было темно и прохладно; вдоль стен тянулись освещённые витрины. За стеклом, меж камней и брёвен, ползали, извивались, шныряли всевозможные змеи и ящерицы. Дудли с Пирсом хотели посмотреть здоровенных ядовитых кобр и толстых питонов, способных задушить человека. Дудли быстро отыскал самую большую змею. Она могла бы дважды обернуться вокруг машины дяди Вернона и сплющить её в лепёшку — только сейчас была не в настроении. Вообще-то она спала.
Дудли постоял, прижав нос к стеклу, поглядел на блестящие коричневые кольца, и заканючил:
— Пусть она поползает!
Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не шелохнулась.
— Постучи ещё, — приказал Дудли.
Дядя Вернон громко забарабанил костяшками. Змея дрыхла.
— Ску-у-учно, — простонал Дудли и побрёл прочь, загребая ногами.
Гарри подошёл к витрине и вгляделся в змею. Он бы не удивился, если бы узнал, что та сдохла со скуки, — подумать, целый день болван за болваном, которые долбят по стеклу и не дают покоя! Хуже, чем спать в чулане — там колотит в дверь одна только тётя Петуния, и Гарри разрешают ходить по всему дому.
И вдруг змея открыла круглые глаза. Медленно, очень медленно подняла голову и уставилась ему прямо в лицо.
Гарри вытаращился на неё. Потом быстро огляделся: не видит ли кто. Никто не видел. Тогда он повернулся к змее и тоже подмигнул.
Змея качнула головой на дядю Вернона и Дудли, а затем возвела глаза к потолку. Её взгляд ясно говорил:
— Понимаю, — пробормотал Гарри в стекло, хотя и не был уверен, что змея его слышит. — Небось достало?
Змея энергично кивнула.
— А ты вообще откуда? — полюбопытствовал Гарри.
Змея постучала хвостом по табличке у стекла. Гарри прочитал: «Боа-констриктор, Бразилия».
— Хорошо там, в Бразилии?
Боа-констриктор снова постучал по табличке, и Гарри прочёл дальше: «Этот экземпляр выведен в зоопарке».
— Вот как? Значит, ты не был в Бразилии?
Констриктор потряс головой, и тут за спиной Гарри раздался оглушительный вопль, так что и он, и змея вздрогнули:
— ДУДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЕЙ! ИДИТЕ СЮДА! ПОСМОТРИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ
Дудли подбежал вразвалку.
— Прочь с дороги, ты, морда! — крикнул он, ткнув Гарри под рёбра. От неожиданности Гарри упал на бетонный пол. Дальше всё произошло до того быстро, что никто не успел ничего понять: только что Пирс с Дудли стояли, уткнувшись носами в стекло, а через секунду уже отскочили, взвыв от ужаса.
Гарри сел и ахнул: стеклянная витрина, ограждавшая вольер с боа-констриктором, исчезла. Огромная змея, стремительно развёртывая кольца, ползла наружу. По всему террариуму люди с громкими воплями неслись к выходам.
Змея быстро и бесшумно скользнула мимо Гарри, и тот услышал — готов был поклясться, что услышал, — её тихий, свистящий шёпот: «Бразилия, жди меня… С-с-спас-сибо, амиго».
Смотритель террариума был в шоке.
— Стекло, — повторял он как попугай. — Куда делось стекло?
Директор зоопарка, ни на секунду не переставая извиняться, собственноручно заварил тёте Петунии крепкого сладкого чая. Дудли и Пирс беспомощно что-то бормотали. Насколько видел Гарри, боа-констриктор, проползая мимо, всего-навсего слегка прихватил их за пятки, но, когда все расселись в машине, Дудли уже рассказывал, что питон едва не откусил ему ногу, а Пирс клялся, что его чуть не задушили. Но самое мерзкое — по крайней мере для Гарри — началось, когда Пирс, слегка успокоившись, заявил:
— А Гарри с ним разговаривал! Скажешь, нет, Гарри?
Дядя Вернон дождался, пока Пирса заберут, и взялся за Гарри. От злости он едва мог говорить. Выдавил только:
— Вон — в чулан — сиди — без еды, — и рухнул в кресло. Тётя Петуния побежала за бренди.
Позже Гарри лежал в чулане и мечтал о часах. Он не знал, сколько времени и все ли уже заснули. А до того не смел вылезти и пробраться на кухню хоть что-нибудь съесть.
Он жил у Дурслеев почти десять лет, десять несчастливых лет, с младенчества, с того дня, когда его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил себя в той машине. Иногда, подолгу сидя в чулане и сильно напрягая память, он словно бы видел ослепительную зелёную вспышку и ощущал жгучую боль во лбу. Видимо, это и было воспоминание об аварии, хотя непонятно, откуда взялась вспышка. Родителей он не помнил совсем. Дядя и тётя о них не говорили; спрашивать, разумеется, запрещалось. Их фотографий в доме не держали.
Малышом Гарри всё мечтал о неведомом родственнике: вот он приедет и заберёт его. Но такого не случалось. Кроме дяди и тёти, у него никого не было. И всё же иногда ему казалось (или он это придумывал?), что посторонние люди на улице его узнают. Очень, кстати, странные посторонние. Однажды они ходили по магазинам с тётей Петунией и Дудли, и какой-то крошечный человечек в фиолетовом цилиндре поклонился Гарри. После яростных расспросов, откуда Гарри знает этого типа, тётя волоком вытащила детей на улицу, так ничего и не купив. В другой раз, в автобусе, ему весело помахала рукой дикого вида старуха, вся в зелёном. А на днях некто лысый в длиннющем пурпурном плаще молча пожал ему и тут же ушёл. Самым же странным было то, что все они исчезали при малейшей попытке их рассмотреть.
В школе у Гарри друзей не было. Все знали, что Дудли с приятелями терпеть не могут дурака Поттера с его мешковатой одеждой и разбитыми очками, а идти против Дудли и его компании никто не хотел.
Глава третья. Письма невесть откуда
Побег бразильского боа-констриктора обошёлся Гарри дорогой ценой. К тому времени, когда его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы и Дудли успел сломать новую видеокамеру, разбить радиоуправляемый самолёт и при первом же выезде на гоночном велосипеде сбить с ног старую миссис Фигг, тащившуюся по Бирючинной улице на костылях.
Гарри радовался, что уроки кончились, но от Дудли и его приятелей, ежедневно являвшихся в гости, деться было некуда. Пирс, Деннис, Малькольм и Гордон, как на подбор — тупые здоровяки, охотно признавали своим вожаком Дудли, самого среди них здорового и тупого, и с радостью составляли ему компанию в любимом занятии «гоняем Гарри».
Гарри старался почаще уходить из дома, бродил по окрестностям и думал о новом учебном годе. Там, казалось ему, брезжил слабый лучик надежды. В сентябре ему предстояло идти в среднюю школу — впервые в жизни без Дудли. Того зачислили в частную школу «Смылтингс», где некогда учился и дядя Вернон. Туда же записали и Пирса Полкисса. Гарри же определили в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дудли это страшно веселило.
— B «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, — сообщил он Гарри. — Хочешь пойдём наверх, потренируемся?
— Нет, спасибо, — ответил Гарри. — Чего-чего, а твоей башки нашему бедному унитазу не переварить: его стошнит! — И убежал, пока до Дудли не дошёл смысл сказанного.
Однажды в июле тётя Петуния с Дудли отправились в Лондон покупать форму для «Смылтингса», а Гарри остался с миссис Фигг, которая оказалась не так ужасна, как раньше. Выяснилось, что ногу она сломала, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило её любовь к кошкам. Миссис Фигг разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила ломтиком шоколадного торта — судя по вкусу, тот пролежал у неё не год и не два.
Тем же вечером в гостиной Дудли демонстрировал новую, с иголочки, форму. Мальчики в «Смылтингсе» носили бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, каждому полагалась шишковатая палка, чтобы лупить друг друга, пока не видят учителя. Это умение считалось крайне полезным для взрослой жизни.
Глядя на сына в новых бриджах, дядя Вернон охрипшим голосом произнёс, что гордится им сейчас как никогда. Тётя Петуния разрыдалась и сквозь слёзы пролепетала:
— Просто не верится, что это — наш крошечка Дудликин… Такой взрослый, такой красивый…
А Гарри ничего сказать не решился. Он с таким трудом сдерживал хохот, что у него, похоже, треснула пара рёбер.
Наутро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стояла отвратительная вонь. Шла она из большого цинкового корыта, водружённого на раковину. Гарри заглянул внутрь. В серой воде плавали какие-то грязные половики.
— Что это? — спросил он тётю Петунию. Та поджала губы — как, впрочем, всегда, на любые его вопросы.
— Твоя новая школьная форма, — ответила она.
Гарри ещё раз посмотрел в корыто.
— Ой, — сказал он. — Я не знал, что она должна быть мокрая.
— Не идиотничай, — разозлилась тётя Петуния. — Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дудли в серый цвет. Будет не хуже, чем у других.
Гарри сильно в этом сомневался, но почёл за благо не спорить, сел за стол и постарался не думать о своём первом дне в «Бетонных стенах» — все, пожалуй, решат, будто он напялил старую слоновью шкуру.
Вошли Дудли с дядей Верноном и от неприятного запаха брезгливо сморщили носы. Дядя Вернон, по обыкновению, развернул газету, а Дудли грохнул на стол смылтингсовую палку, которую теперь повсюду таскал с собой.
От входной двери донёсся шум: это почтальон сунул почту в прорезь, и на коврик упали конверты.
— Принеси почту, Дудли, — велел дядя Вернон из-за газеты.
— Пусть Гарри принесёт.
— Принеси почту, Гарри.
— Пусть Дудли принесёт.
— Ткни его палкой, Дудли.
От палки Гарри увернулся и пошёл за почтой. На коврике лежали три послания: открытка от Марджи, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, бурый конверт, очевидно, со счетами, и —
Он взял письмо и уставился на него; сердце, как большая струна, дрожало в груди. Никто никогда за всю жизнь не писал ему никаких писем. Да и кому бы? У него ни друзей, ни родственников. Даже в библиотеку не записан, и на грубые требования вернуть просроченные книги рассчитывать не приходится. И всё же вот оно, письмо с адресом. Ошибки быть не может:
Суррей
Литтл Уинджинг,
Бирючинная улица, дом № 4,
Чулан под лестницей,
Мистеру Г. Поттеру
Конверт толстый, тяжёлый, из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелёными чернилами. Марки нет.
Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на обратной стороне лиловую сургучную печать с гербом: лев, орёл, барсук и змея вокруг большой буквы «X».
— Чего застрял? — раздался голос дяди Вернона. — Проверяешь, нет ли бомб? — И он засмеялся собственной шутке.
Гарри вернулся на кухню, не сводя глаз с письма. Протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно распечатывать жёлтый конверт.
Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздражённо фыркнул и переключился на открытку.
— Марджи заболела, — сообщил он тёте Петунии, — съела какую-то морскую тварь.
— Пап! — закричал вдруг Дудли. — Пап, смотри, что это у Гарри?
Гарри почти уже развернул послание, тоже написанное на плотном пергаменте, но дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.
— Это
— Кто станет тебе писать? — осклабился дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть. Но, едва он глянул на текст, цвет его лица сменился с красного на зелёный быстрее, чем на светофоре. Впрочем, и зелёным дело не кончилось. Ещё секунда — и лицо дяди Вернона посерело, как засохшая овсяная каша. — П-п-петуния! — воскликнул он сиплым шёпотом.
Дудли попытался выхватить пергамент, но дядя Вернон вздёрнул письмо повыше. Тётя Петуния с любопытством взяла его у мужа из рук, прочла первую строчку и едва не упала в обморок. Она схватилась за горло и задушенно прохрипела:
— Вернон! Боже милосердный… Вернон!
Они смотрели друг на друга, словно позабыв о Гарри и Дудли. Однако последний не привык к невниманию и звонко ударил отца палкой по голове.
— Хочу прочитать письмо! — объявил он громко.
— Это
— Убирайтесь отсюда, оба! — просипел дядя Вернон, засовывая письмо в конверт.
Гарри не пошевелился.
— ОТДАЙТЕ ПИСЬМО! — закричал он.
— Покажите
— ВОН! — проревел дядя Вернон, за шкирку вышвырнул обоих мальчишек в холл и захлопнул кухонную дверь у них перед носом. Гарри и Дудли деловито и безмолвно подрались за место у замочной скважины. Победил Дудли, а Гарри, в очках, болтавшихся на одном ухе, лёг на живот и стал подслушивать под дверью.
— Вернон, — говорила тётя Петуния дрожащим голосом, — посмотри на адрес… Откуда они знают, где он спит? Они что, следят за нами?
— Следят… шпионят… а то и подглядывают, — испуганно бормотал дядя Вернон.
— Но что же делать, Вернон? Написать им? Сообщить, что мы не желаем…
Гарри видел, как сияющие чёрные туфли дяди Вернона шагают взад-вперёд по кухне.
— Нет, — решил наконец дядя, — мы их проигнорируем. Если они не получат ответа… Да, так лучше всего… мы ничего не станем делать…