Помоги проекту - поделись книгой:
— Никаких огорчений, что ты! Абсолютная надежность! Гарантия фирмы!
— И… скажем, — неожиданностей не бывает?
— Ну, посуди сама — какие неожиданности? У мужчин после анабиоза все рефлексы заторможены… И аппетита никакого… Я говорю — очень удобно! Меньше стирать, меньше мыть посуды…
А иногда… знаешь… умора. Я роботессу отсылаю… У них же, согласно колдоговора, один выходной в неделю, почти как у людей — добились в своем профсоюзе, так вот — я ее отсылаю, а Петьке моему приказываю: мол, тебе поручение — съездить на рынок за картошкой, Катьку отвезти в музыкальную школу, стащить зимние вещи в химчистку… Справляется, как миленький! И не пикнет… Я ж говорю — у них после анабиоза мозги заторможенные, опомниться не успевают… Тут только, конечно, главное — не пропустить время адаптации. Но я его на таймер ставлю, вроде автоматической плиты…
— Та-а-ак… — огорошенно протянула подруга. — Вот это прогресс. Ну, а… Извини за откровенность… О втором ребенке не думаешь?
— Да ты что? — вспыхнула земная женщина. — Причем тут… это самое… Пройденный этап! Зачем мне сомнительная петенькина наследственность? В генном банке, за нормальную доступную цену… И лучшие представители, заметь: ученые, спортсмены, эстрадные исполнители… Вполне можно подобрать по вкусу. А насчет этих… как ты говоришь… семейные утехи… Это у вас там, в провинции, на зеленую травку тянет. Неуправляемые эмоции! А у нас для этого совершенно нет времени! Мы же — деловые женщины. Эмансипированные…
— Да уж вижу, что вы добились абсолютного равноправия… — вздохнула далекая провинциальная подруга.
— А сегодня я мужа вызвала — в театр меня будет сопровождать. Представляешь — спектакль телеретро. Закачаешься! Я вот себе платье сшила, у автоматического закройщика — правда, миленькое? Посмотри-ка, как сидит?
Она поспешно натянула платье и закрутилась перед зеркалом.
— Что скажешь?
— Вполне… — оценила подруга. — Сидит, как влитое. И цвет отличный.
— Вот-вот! И, что ни говори, а мужчина, конечно, лучшее дополнение к вечернему туалету. И сумочка… Теперь — оценила? Полнейшая эмансипация!
— Гораздо больше… — раздался вдруг из прихожей хриплый, словно бы прокуренный мужской голос. — Ты имеешь гораздо больше…
— Что?! — вскочила хозяйка, метнувшись к дверям и забыв выключить видеофон, на котором брови на лице далекой подруги от потрясения взлетели вверх, чуть ли не за рамку экрана. — Ты… Заговорил?! Черт! С этим вызовом я совсем забыла про таймер!
— Ты идешь с явным перевыполнением! Целых сто восемь процентов эмансипации… — Вот ты ее и имеешь… — хмуро сказал муж — и отключился.
УПРЯМЫЙ ПАЦИЕНТ
— Индекс А 0, группа семь, номер двести девятнадцать дробь шестьсот четырнадцать! — четко произнес динамик, и на табло над дверью те же загадочные цифры продублировались в деликатной светящейся голубой строке. — Ваша очередь! Клиент или пациент с таким длинным внушительным индексом, которого в нормальной, не врачебной жизни, звали Никита Орешников, взглянул на свою пластиковую карточку, сравнил цифры на ней и на табло, решительно поднялся из кресла и шагнул к двери. Она услужливо и бесшумно распахнулась перед ним…
— Ну как, уважаемый гражданин… гм… Орешников, — обратился к нему безупречно официальным тоном дежурный врач. — Вы внимательно ознакомились с нашей генной библиотекой? Никита долго вглядывался в человекообразное существо, по древней традиции облаченное в белый халат, сидевшее за белым столом-пультом. Из-под белой шапочки, накрахмаленной до голубизны и похрустывающей даже на взгляд, с каббалистическим красным крестом на ней, прямо в Никиту смотрели прикрытые сильными линзами очков глаза-телескопы.
«Робот или не робот?» — с мучительным стеснением думал про себя Никита, решая, на какой степени откровенности остановится, и на всякий случай промычал неопределенно:
— М-да… это самое… ознакомился. Широкий выбор!
— Не правда ли? — оживился врач. — Итак, что же вам понравилось? Легендарный Мухаммед Али, вакуумболист Евгений Храмов или классический, старомодный, я бы даже сказал — земной хоккеист Джеймс Страуфорд?
— Я не сторонник силовой борьбы… — осторожно сказал Никита.
— Ага… Понятно! — быстро переключился врач. — Вам по духу ближе деятели… гм… искусства? Композитор Вендерецкий, начало двадцать первого века? Или скрипач Вэн-Ляо-Ши? Абсолютнейший виртуоз? Художник Полоскин? Архитектор Джон Петренко? Победитель Третьего Межзвездного конкурса? Мегаполис на спутнике Плутона. Шедевр!
— Пожалуй, я предпочел бы нечто более… Фундаментальное.
— Вас привлекает необозримый мир науки? — одобрительно наклонил голову врач. — Нильс Бор? Ландау? Берголетти?
— Нет, вы меня не совсем поняли… — с тихой настойчивостью продолжал Никита Орешников.
— Я хотел бы… Я хотел бы… ну, как это у вас называется в специальных терминах? Дублировать себя!
— Себя?! — чуть не подпрыгнул врач и посмотрел на Никиту, как на слабоумного. — Се-бя… еще раз раздельно повторил он.
«Робот! Конечно, робот!» — обрадовался Никита. Ему стало как-то легче.
— Может быть, желаете что-нибудь экзотическое? — осведомился врач голосом официанта, предлагающего разборчивому посетителю необычное, даже рискованное для желудка пикантное блюдо. — Например, — знаменитый змеелов Черный Паоло, а? Или — каскадеры-близнецы «Три Фернан — три»?
— Кстати, — вдруг спохватился врач, — а вы кого, собственно говоря, хотите? Мальчика или девочку?
— Еще чего! — фыркнул Никита Орешников и счастливо порозовел. — Только мальчика… Сына!
— Ну-ну… — буркнул врач. — Вам повезло… Еще не выбран лимит. Сейчас пошла мода на видеонную вокалсинтезаторшу Галлу Тугачевскую. Все хотят петь ее электронным голосом…
— А я хочу петь своим! — хрипло заорал Никита. — Это, наконец, мое конституционное право!
— Разумеется… — сухо подтвердил врач. — Если вы здоровы. И если к этому нет противопоказаний со стороны Центральной Медицинской Службы… Дайте мне расписку в том, что вы действительно хотите иметь ребенка… это самое… тьфу! от самого себя… А с себя лично… я снимаю с себя всякую… всяческую ответственность!
Он поперхнулся, мотнул головой, отчего у него слетели с носа очки, и он попытался поймать их на лету, как бабочку. Ему это удалось, и, водрузив очки на их законное место, он полюбопытствовал:
— Простите… Редкий случай в моей практике… А почему вы хотите… это… размножиться… таким первобытным способом?!
— Первобытным?! — угрожающе придвинулся к столу Никита, и на его правой руке призывно и сладко заиграл бицепс. — А вы-то сами, доктор? — он засмеялся и во-время оборвал рискованную фразу. «А вдруг — и впрямь робот? — опасливо подумал он. — Еще обидится…» Врач смутился.
— Ну… не первобытным… гм-гм… как бы это выразиться поточнее… Несовременным и не модным, вот! — нашелся он и победоносно оглядел молодого… да-да… очень молодого, лет так двадцать пять — двадцать шесть молодого и ершистого человека. — Кстати, а каков ваш… индекс личной привлекательности?
Никита промямлил что-то весьма неопределенное.
— Вот видите… — резюмировал безжалостный врачеватель. — И вы хотите, чтобы ваш… потомок… был таким же?
— А жене — нравится! — вдруг совершенно неожиданно для себя и совершенно нелогично выпалил Никита.
— Нравится — не нравится… — бормотал врач, внимательно изучая данные медицинской карты из Центральной Службы, возникающие перед ним на экране дисплея. — Вы, конечно, самонадеянный молодой человек… И у вас еще не полностью реализованы ваши возможности…
— Да не хочу я ваших замороженных гениев! — завопил Никита так, что на каком-то приборе вспыхнул тревожный красный глазок. — Мне их и даром не надо!
— А вы посоветовались с имплантантом?
— С кем?! — не понял Никита Орешников.
— С вашей женой, разумеется: как она относится к этой дикой идее? Ведь ее желание имеет, в конечном счете, решающее значение… А тут — известный риск… Вы берете на себя ответственность за этот… далеко идущий шаг?
— Беру! — отрезал Никита. — И она — согласна. Она мне сама говорила!
— Все так говорят… — снисходительно махнул рукой врач. — Пока не доходит до дела… А потом передумывают… И соглашаются на другие… лучшие модели… Врач пожевал губами.
— Когда вы видели вашу жену последний раз? — ехидно спросил он. «Нет, пожалуй, не робот!» — решил Никита и ответил: — Три дня назад. Специально прилетала на семейный совет из Центральной Бразилии…
— Ну вот видите… Целых три дня… Она могла и передумать. Все-таки, такой выбор ослепительных достоинств… Не всякая женщина устоит!
— А моя — устоит! — вдруг весело и освобожденно засмеялся Никита. — Моя жена… она, знаете, весьма первобытная, несовременная и не модная женщина! — он засмеялся еще громче. — Так вот, она относится к этой дикой безумной идее весьма положительно! Да! И мы хотим иметь ребенка… от самих себя, вот!
И кстати сказать, — распалялся он, — почему это в вашей… генной библиотеке… нет набора генов… токаря?
— Токаря?! — всплеснул руками врач. — Простого токаря?
— А я вот — не простой токарь! — всерьез взъярился Никита Орешников. — Я — если хотите знать, токарь-виртуоз! И тоже — лауреат трех Межпланетных конкурсов!
— Этого же нет в вашей медкарте… — растерянно пролепетал врач. Потом совсем подомашнему уставился на Никиту с откровенным любопытством. — А что? — и стал почесывать затылок…
«Нет, не робот!» — легко подумал Никита.
— Пройдите в операционную… — деловито сказал врач.
— Зачем? — испугался Никита.
— Мы еще раз проверим ваши анализы… идите, идите… Виртуоз!
— Поздравляю! — через некоторое время приветствовал его дежурный оператор, выходя из-за пульта и протягивая Никите руку. — У вас будет мальчик. Минуточку… Вот его согласованные параметры. Вес… Рост… Индекс… Можете заранее выбрать имя… И строго предупредил:
— Явитесь за ребенком тридцатого мая в девять часов пятнадцать минут по среднеевропейскому времени. Следующий!
ЛИЦЕНЗИЯ
— Ну и работенка! — буркнул хирург, стягивая окровавленные перчатки и бросая их в стерилизатор. — Не знаю, сколько дней прибавит эта свеженькая почка нашему уважаемому пациенту, зато знаю наверняка, что она прибавит на счет нашего шефа добрую пачку свеженьких долларов…
— Никак не могу привыкнуть… — признался молодой ассистент. — Ведь тот… чью почку мы взяли для пересадки… Он был еще жив! Голову могу дать на отсечение!
— Кому нужна твоя голова? — мрачно осадил его хирург. — Мозг пересаживать мы еще не научились… Значит, на него и спроса нет. Заметь: пока — нет. А какие бы открылись ослепительные перспективы! Да наши достопочтенные хилые сенаторы глотки бы перегрызли друг другу на бегу, торопясь в нашу клинику!
Ассистент невольно хмыкнул. Хирург внимательно посмотрел на него: молодое свежее лицо, идеальное функционирование неизношенного организма…
— Кстати, а как твоя печень? — поинтересовался он.
— В порядке… А почему… почему ты спрашиваешь? — с почти незаметной ноткой тревоги в голосе откликнулся ассистент.
— Так… Может быть — пригодится…
— Леди и джентльмены! Господа сенаторы! Ни для кого из уважаемых граждан нашей свободной страны, оплота мира и демократии, не является секретом, что нашу страну захлестывает неудержимая волна незапланированных, стихийных убийств. В среднем на территории нашего государства с удручающей закономерностью происходит одно убийство в минуту! Причем, хочу особо подчеркнуть: совершенно бесполезное убийство!
Гибнет масса человеческого материала, еще вполне пригодного для выполнения жизненных функций, в то время как нашей передовой медицине катастрофически не хватает запасных органов для пересадки — в гуманных целях продления жизни — тысячам и тысячам наших достойнейших, лояльнейших граждан!
Леди и джентльмены! Представители нашей свободной прессы! Как известно, создатель при сотворении мира не предусмотрел для человека запасных частей… Хе-хе… Мы должны — да, это наш высокий долг перед нашими славными налогоплательщиками! исправить… хе-хе… извинительную ошибку создателя. Мы должны взять дело использования запасных человеческих органов в свои руки. Да, да! Это дело в дальнейшем нельзя пускать на самотек! Достижения современной науки таковы, что мы с известной степенью точности, используя вероятностные методы расчетов, можем предугадать, где и когда совершится очередное, бесполезное, случайное убийство. Наша задача: вырвать из рук преступных элементов ее жертву, этого невинного агнца, и заставить ее, эту предназначенную судьбой и статистикой жертву заклания, служить нашему процветающему обществу своими органами! Я предлагаю ввести плановое опережающее… гм… изъятие человеческих особей согласно компьютерных рекомендаций, с выдачей соответствующих лицензий на плановый вероятностный отстрел.
Компьютеры нового поколения и наша государственная система управления вполне справятся с поставленной задачей!
Призываю вас проголосовать за принятие моего законопроекта и внести соответствующие поправки в нижеследующие параграфы…
— Боб, тебе не кажется, что мы с тобой похожи на «коммандос», подстерегающих в засаде потенциального противника, а?
— Что ты, Джек! Коммандос могут убивать без разбора, кого попало, чем больше, тем лучше. Нет, мы с тобой — законопослушные граждане. Мы можем изъять согласно разрешения только одного человека. Вот она, бумажка-то, хрустит в кармане! Повезло нам с тобой, Джек! Такая работенка выпала… Скоро здесь, — и он похлопал себя по нагрудному карману комбинезона, — будут хрустеть доллары! Ух, золотая ты моя!
— А почему бы нам не изъять… этого… одного разрешенного… в доме? Тихо, спокойно, без лишних хлопот, как бывало?
— Да ты что, не читал газет? Там здорово высказывался наш сенатор! Нам строго определен квадрат. В данном случае это должен быть водитель легковой машины на этом вот шоссе. Знаешь, Джек, мы с тобой вроде как бы придаток компьютера. Он предсказал, что сегодня, именно на этой дороге между семью и семью тридцатью вечера все равно кто-нибудь скапутится… Вероятностная статистика, Джек, — великая вещь!
— Боб, ну почему ты не выстрелил? Этот самодовольный толстый боров за рулем «Кадиллака» так и напрашивался на пулю!
— Зачем торопиться? Надо выждать… более подходящий момент. Ну, ты сам рассуди, Джек: у нас есть разрешение только на одно вероятностное убийство. Нам и заплатят только за одно. Неважно, что от тела возьмут: сердце, печень, почки или иную требуху, нам плевать, плата одинаковая. А вот если в машине будут другие пассажиры, а водитель перед этим обрывом… из-за нас… выпустит руль? Соображаешь? Остальных мы прихватим… свеженьких… как бы случайно!
— Ну, Боб, и башка же у тебя! Да твой мозг стоит государственного компьютера! Не голова, а целый Капитолий! Любой сенатор позавидует!
— Тише, Джек, что ты, тише… Еще услышит кто-нибудь…
— Боб, внимание! В машине — четверо, и по-моему, здорово навеселе: песни орут во всю глотку. Целься верней, Боб, не промахнись!
— Эй, «Скорая»! Вы что там, заснули? Подгоняйте машину ближе, включайте холодильные установки! У нас четыре туши!
— Слушается дело: народ против Роберта Дилона и Джека Уиллфорда… В ответ на предъявленное обвинение вышеназванными лицами представлена лицензия на вероятностное убийство за номером… выданная федеральными властями. Вследствие чего суд постановляет: действия означенных лиц в целях… гм… планового изъятия для медицинских надобностей одной человекоособи согласно существующего законоположения являются праводопустимыми. Смерть же прочих пассажиров автомашины марки «Лендровер», государственный регистрационный номер… наступила в результате несчастного случая. Тела тяжело раненых с множественными увечьями, несовместимыми с жизнью, использованы согласно существующих заявок на запасные органы госпиталем святого Сальвадора и клиникой профессора Харроу.
— Ну и работенка! — буркнул хирург, стягивая окровавленные перчатки и бросая их в стерилизатор… — Не знаю, сколько дней прибавит это свеженькое сердце нашему уважаемому пациенту…
Здесь все было тихо и спокойно.
Шелестя данлоповскими шинами по идеальному покрытию шоссе, гарантирующему комфорт и безопасность, бесшумно пролетали устремленные к горизонту автомашины. На фоне темнофиолетового неба, слабо освещенного равнодушными звездами, вспыхивали в тревожном рваном ритме кроваво-красные буквы придорожного плаката: «Водитель, будь осторожен! Помни: новый Бернард ждет!»
ВЕЧНОЕ ПЕРО
Уолтер сорвал с головы шлем-мыслесъемник и мрачно чертыхнулся. Электричество вырубилось. Экран его персонального рабочего дисплея был слеп, как крот в своей подземной дыре, да еще густой кентуккийской ночью…
Видимо, вчерашняя гроза сделала-таки свое черное дело. Механики из Управления погодой пропустили ее в малонаселенные предгорья Аппалачей, где жил и работал летом Уолтер, ища самой недоступной роскоши XXII века — уединения. Это стоило дорого, очень дорого, но Уолтер мог позволить себе дом из двух комнат с автоматизированным погребом и кухней, и дом этот отстоял на целых сто ярдов от ближайшего соседа! Конечно, он платил и за звуковую защиту… А то ведь сдохнуть можно от реактивного рева всякой летающей прямо над головой нечисти! Дело в том, что Джеймс Уолтер принадлежал к тем разрядам высокооплачиваемых технарей, которых налоговые контролеры на своем лихом жаргоне втайне именовали: «творюги»… Среди них выделялись, в первую голову, конечно, «кормачи» или гастроаранжировщики сочинители пищевых сочетаний из хлореллы и других белковых заменителей; специалисты — исполнители запаховых и вкусовых гамм; «лечилы» — настройщики и эксплуатационники диагностических и врачевательных установок; «играчи» — программисты шахматных матчей в трехмерном пространстве, визорохоккейных встреч и иных электронных игр; «одевалы» — изобретатели модных покроев и цветокомбинаторы, диктующие окраску флаеров, домов и одеяний… Короче — все те, чьи тела и души словно бы срослись с электронно-вычислительными машинами восемнадцатого поколения.
В своей налоговой декларации Дж. Уолтер против графы «специальность» привычно писал: литермен. Приблизительно, для широкой публики это можно было истолковать как «буквоед», но чаще его называли короче и выразительнее: «буквач»… А по сути, по глубинному смыслу своего рода занятий Джеймс Уолтер был словесным композитором.
Но не думайте, что если у вас есть мыслительный шлем, доступ к энциклопедическим знаниям и персональный редакционный дисплей, — то это совсем простое дело! Далеко не каждому удается вырваться из безвестности. И из нескольких сотен буквачей очень немногие умеют создавать оригинальные и приятные для глаза узоры из замысловато расположенных слов на экранах домашних визоров. Но чтобы, вдобавок, — у некоторых слов и на вид и на слух изящно совпадали окончания — для этого требовалось подлинное искусство! Талант, если хотите…
Поделиться книгой: