Помоги проекту - поделись книгой:
Подождав несколько секунд, он спросил:
— Как поживаешь? — И, поняв, что это глупейший вопрос. — Когда приехала? Ты меня ждешь?
Там было тихо. Ему казалось, слишком долго было тихо.
— Нет!
— Что «нет»?
— Я не жду, — ответила она уже погромче. И добавила: — Я встретила человека... У нас с тобой все равно ничего бы не вышло. Ты же взрослый и сам все понимаешь. Родители против...
«Что она такое говорит?!»
Заикаясь, попросил ее сказать, что это неправда, что она это выдумала. Но она сказала:
— Правда. Не переживай.
Затем раздались гудки.
Он побежал вниз, вышел из корпуса, прошел мимо зазевавшегося сторожа через ворота на улицу. Со всех сторон на него кричали шоферы под отчаянный скрип тормозов, он на кого-то все время натыкался, кому- то сказал «извините», от кого-то услышал: «Болван! Куда прешь!» — но ничего не понимал.
Он вернулся в больницу, пошел к главному врачу и потребовал чтобы его немедленно выписали. Но выписали его только через три дня, после того как стало очевидно, что терпеть его в больнице больше нельзя. За эти три дня он заметно успокоился. Так что, выйдя, не отправился в ресторан «Дружба» и не запил, чтобы забыться.
Он бродил по городу, играл с бродячими собаками, встретив бесцельно шатающегося пьянчугу, единственного, способного его терпеливо и участливо выслушать, рассказал ему свою историю.
— Да... — посочувствовал пьянчуга, — от баб держись подальше.
«Вот, — думал Серый — Дожил. Ты волен менять образ жизни, профессию, местожительство. Ты волен жить, как тебе хочется, и никто тебя за это не преследует; никто этого не запретит, потому что ты никому не мешаешь. Ты свободен, но от тебя ушла женщина, и свобода теперь не нужна. Человек всегда раб — своей машины, квартиры или собственных привязанностей, настроений. Цена жизни... Когда теряешь любимого человека, мир для тебя становится пустым, ты словно брошенный матерью, ты — один, один в пустыне, ибо ничто не заменит тех глаз, в которых одних заключены вся правда и преданность... Человек может быть сильным физически и духовно, но если он один — зачем ему сила! Так, кажется, говорил Тростовский...
Жизнь — бег. Я бегу, где медленно, где быстрее, где безрассудно тратя силы, где экономя, держась в кильватере тех, кто сильнее меня, защищают меня своей спиной, бегу, расчищая и сам дороги идущим вслед, тем, кто слабее меня, бегу, стараясь не отрываться от людей, чувствовать их всегда рядом, чтоб не забылось, что я — человек... Но если от меня ушла та, кому я был готов расчищать дорогу, значит, ей на меня не захотелось опереться. Но, может, кому-нибудь другому я могу дать то, от чего отказалась она? Чтобы жить, ты непременно должен быть кому-то нужен. Но кому?..
И он вспомнил хриплый голос Мани, ее слова: «А если бы взял кто... эх, не так бы я жила... Такой была бы женой, и не снилась бы фраеру такая лафа...»
«Вот кто слабее меня, — подумал Серый, — женщина, которой нужно очень немного, чтобы оставить недостойную жизнь. Ей нужно лишь одно — чтобы кто-нибудь посильнее уважал ее как человека. Считался бы с ней, как с другом. Зато, должно быть, она, узнавшая беду, сумеет оценить товарищество. Быть может, для нее он станет необходим, его рука окажется достаточно сильной поддержкой — не так, как для Киры?»
Ему захотелось разыскать Маньку. Он решил ей все рассказать, решил попытаться стать ей другом, научить ее ценить преданность. Наверное, именно с этого надо было начинать еще тогда, давно. А он ее ноги рассматривал... Он считал себя лучше ее и чище. Но разве только он так считал?..
Как часто друзья теряют друг друга оттого, что один не сумел признать мир другого. Здесь виновато все — самолюбие, преувеличенное представление о себе, а самое главное — люди почему-то забывают, что если ты — мир, то человек рядом с тобой — тоже целый мир, и каждый из нас необходим в действительно большом мире, все мы вместе и делаем его разнообразным. А чрезмерное уважение к собственной особе заставляет — и нередко — считать пустяками самое важное в жизни друга. Чтобы это понять, надо быть «безразмерным»: будучи большим, нужно быть настолько большим, чтобы вместить в себя маленький мир женщины, понять его и радоваться ему. Маленькие часто бывают большими там, где большие — маленькими... V
Конура Мани на чердаке была пуста. Во дворе Серого встретила хозяйка и сообщила, что Маня здесь больше не живет, ушла со всеми своими монатками, одни патлы оставила.
— Какие патлы? — спросил Серый.
— Не знаю, как это у них называются, в мое время такого не было. Это теперь молодежь завела... уж своих волос им мало.
«Неужели шиньон?» — догадался Серый, не поверив, однако.
— Это такая рыжая штука из волос? — спросил он.
— Эта самая, — подтвердила женщина, — у меня в ней котята.
Серый поблагодарил любезную женщину и ушел.
Неужели он и здесь опоздал? Может быть, Рыжий что-нибудь знает?
Решение
Звонок у Рыжего не работал, но дверь была не заперта. В нос Серому ударил запах немытой посуды. Слышался храп. Рыжий валялся на грязной постели одетый. В комнате было не убрано и пусто. Красная лошадка валялась под столом, плюшевый медведь — в углу, задрав вверх лапы. На всем — толстый слой пыли.
Подойдя к Рыжему, чтобы разбудить его, Серый понял, что тот изрядно выпил, прежде чем завалиться спать, и, не желая повторения истории, осторожно тронул его за плечо. Сильно всхрапнув, Аркадий открыл глаза и тупо уставился на Серого.
— Чего спишь с открытой дверью? — спросил Серый.
Рыжий смотрел непонимающе.
— Туго соображаешь, — сказал Серый. — Здравствуй! Не узнаешь?
Вместо ответа Рыжий закрыл глаза и немедленно захрапел.
— Вставай! — проорал Серый и повторил свои вопросы.
Теперь Рыжий узнал его и сел. Начал чесаться, как будто его кусали блохи. В такой грязи это было вполне реально.
— А чего тут взять? — сказал он равнодушно, будто они только вчера расстались и между ними не было никакой размолвки. — Ты откуда привалил? — Он аппетитно зевнул.
Серый осмотрел еще раз квартиру и согласился: действительно, взять здесь было нечего: исчез телевизор, не было радио, даже подушек; под голову Рыжий сунул свернутое старое женское пальтишко.
— А Лариса? — спросил Серый прямо, не отвечая на вопрос.
— Нету, — он провел ладонью по лицу, зевнул, — похоронил я ее... с ребенком заодно.
Он нагнулся, пошарил трясущейся рукой под кроватью и вытащил полбутылки водки.
— Поищи там в кухне какую-нибудь посуду. Стаканы там где-то есть. Пожрать нету. Лук там посмотри... Где-то должен быть.
Серый пошел на кухню, нашел луковицу и грязные стаканы. Помыл их. Разлили водку, Рыжий выпил.
— А телевизор?
— Пропил.
Вот, значит, как все завершилось: один человек съел другого.
Выглядел Рыжий плохо, намного хуже, чем в те дни, когда они встретились: обросший, похудевший, в глазах тупое безразличие, равнодушие.
Серый спросил о Маньке.
— Замуж пошла, — сказал Аркадий.
А Серому неудержимо хотелось смеяться. Он объяснил Рыжему, что сам был готов на ней жениться. Рыжий неопределенно хмыкнул, его это не интересовало.
— За кого же она?
— Да малый один, с кирпичного.
Впору было Серому обняться с Рыжим и отправиться куда-нибудь, например, к Барабану, хотя лавочку эту, он вспомнил, снесли. Он выразил сожаление по этому поводу, но Рыжий сказал:
— Это потому снесли, что старая была. Понял? Теперь построили новую, так что... стоит.
Задумчиво изучая пустой стакан, он спросил:
— Может ли баба любить мужика без руки?
— Может.
— А без ноги?
— Может.
— А без двух ног?
— Сможет, наверно, — сказал Серый не совсем уверенно.
— Ага... — сказал Рыжий сам себе.
— У тебя-то есть и руки и ноги, — сказал Серый, — и морда — кирпичом за тридцать метров не промажешь.
Рыжий не ответил. Серый приблизительно догадывался, о чем он думал: добившись всего, чего можно было в его положении, он вдруг все потерял, и уже поздно начинать заново. Теперь он кусает локти и сравнивает себя с безногим. Он думает... Рожденный ползать летать не может... Но ходить, быть может, научится. Зверь родится от зверя, человек — от человека, а мысль — от мысли. Главное, чтобы появилась первая, хоть маленькая мыслишка. Кто знает, может, он еще до чего-нибудь додумается!
Вспомнились стихи какого-то поэта:
А следующего раза не будет. Но что делать, если кто-нибудь не хочет бежать, просто не хочет, сам ложится на дорогу, путаясь в ногах у тех, кто должен жить дальше. Не тянуть же его силком! Тянуть Рыжего Серый не хотел. Да и силенок не хватило. Проще было дать ему трешник, что он и сделал. На том они расстались.
К Ольге Сергеевне Серый пришел не один — принес голодную бездомную собачонку. Он назвал ее «Матросом» — из-за полосок на груди. Вечером он навестил Сашко в последний раз, а на следующий день покинул этот город. Не потому, что ему там не повезло в личной жизни,— просто у него не было выбора: для работы на мельнице он был слаб, а что же делать? Поэтому он решил принять приглашение знакомого директора зоопарка, к тому же животным он симпатизировал.
Он решил, где бы ни был, что бы ни делал, — учиться узнавать новое, ведь чем больше он будет знать, тем ближе станет свобода, которую он поклялся отыскать — настоящую, заключавшуюся в чем-то ему еще не известном. Только на воле он узнал, что еще далек от нее.
Конечно, он уже много знал — больше, чем двадцать, десять лет назад, вчера. Но он был уверен, что завтра будет знать больше, чем сегодня, а через десять, двадцать лет — неизмеримо больше.
Однажды он видел в городском театре трех молодых музыкантов — аккордеон, гитара, контрабас. Это были совсем юные виртуозы, которые сами создавали музыку и сами ее исполняли. Это было здорово. «Вот счастливые, — подумал он, — это их дело, они — мастера, музыка — их призвание».
Рыба должна плавать, но она не может плавать в аквариуме, где нет пространства, она там может лишь существовать; птица должна летать, но она не может летать в клетке. Всякий человек должен искать себе такое занятие, которое делает его счастливым. Призвание — это тоже выражение свободы.
Он получил письмо от матери — первое на воле, это письмо пришло из далекой страны — Швеции и наполнило его сердце сладкой радостью: она жива и здорова, она его любит, она его ждет и все ему прощает, потому что она — его мать.
Купив билет на поезд, он стоял на остановке автобуса. Народу было
много. Подъехал автобус, и он ворвался внутрь. Стоявшая впереди женщина повернулась к нему и радостно сказала:
— Здравствуй! Ты с каких берегов?
Это была Маня. Выглядела она странно: волосы распущены по плечам, лицо без пудры, только губы чуть-чуть накрашены. Одета в простенькое пальто.
Рассказав ей коротко о своих делах, Серый поинтересовался, как она замуж вышла.
— Обыкновенно, — сказала Маня. — Встретились два лаптя — и все... Стал он ходить... Ничего «такого» не было. Он робкий был. Но деликатный. Уважение имел. Сам страшный из себя, но ласковый. Заходи, будем рады. Я тоже на кирпичном. Комнату получили...
Серый смотрел на Маню и думал: «Скоро она родит пацана — пальчики оближешь».
Что она такой может быть, об этом Серый догадывался. Приобрел кто-то настоящего друга.
Карася, как всегда, он не застал. Увидел его в последний раз из окна отходящего поезда. Карась шел по перрону, сильно качаясь, искал кого-то в толпе. Кого? Не трудно догадаться: кого-нибудь, кто бы «сделал по стаканчику». У каждого свое счастье...
Часть вторая
ВЫБОР
В зоопарке
Город, куда Серый прибыл, был столицей одной из богатых и крупных республик Союза. Серый остался и прожил здесь четыре года. В его оправдание можно сказать, что он действовал как мужчина, влюбившийся с первого взгляда: он много странствовал, много видел стран и городов, но только этот полюбил сразу, с первого дня. Полюбил улицы и дома, парки и могучую реку, полюбил сказочные ночи этого города, его жизнерадостные стадионы, — все в этом городе нравилось Серому, как в любимой женщине нравится все — и красивое и некрасивое.
Горожане приняли его дружески. Милиция только однажды за все это время заподозрила его в том, что он угнал трактор из близлежащего колхоза, но он сумел доказать, что в тракторах ничего не смыслит. Наконец, ему удалось расположить к себе начальника городского управления милиции и заполучить устное разрешение на проживание в городе до неопределенного времени, после чего Серый устроился в зоопарк, где провел в зоологическом мире продолжительное время. Его пробовали на многих разновидностях этого мира, но директор, которому он в свое время мыл спину, с каждым разом все больше убеждался, что лишь любить животных для того, чтобы с ними работать,— мало. Серый, с молчаливого согласия знакомого директора, стал величать себя зоонаучным сотрудником, хотя его знания ограничивались знакомством с Пиратом и Мистером. Правда, он был не единственным, присвоившим себе научное звание, но у него-то никакого образования не было, тогда как у многих зоонаучных сотрудников того парка имелось хотя бы кинематографическое, или кулинарное, или педагогическое, полное или неполное высшее образование.
Сначала Серого Волка приставили к слону, где ему пришлось таскать в ведрах «обратную продукцию», и если всех всегда интересует, сколько слон ест, никто не думает о том, сколько набирается этой «обратной продукции»... После того как Серого предупредили, что ему придется всю жизнь работать, чтобы рассчитаться с государством, если — не дай бог! —эта громадина покинет мир по его недосмотру, он потребовал, чтобы его перевели к верблюду, стоившему намного дешевле. От верблюда его перевели к хищникам. И его эта работа устраивала: хищнице какие-то двести — триста грамм ни туда ни сюда, а Серому Волку от этой пантеры да одного тигра и одного льва — завтрак и обед.
Вершиной его карьеры оказался террариум, где он ухаживал за удавом, кормил его живыми кроликами. Кормиться за счет удава, конечно, не было возможности, но зато и волноваться за здоровье этого гада нужды не было, ибо удав обладал проницательностью лучшего терапевта и никогда не страдал непроходимостью, потому что никогда не ел испорченной пищи: он только глянет в глаза кролику — и уже все знает о здоровье своей жертвы. Кроме удава Серый должен был следить за крокодилом. Этот крокодил его здорово подвел: Серый проворонил двух граждан, выливших крокодилу в бассейн поллитра водки. Серого еще пробовали в обезьяннике, но здесь обитатели были настолько скандальные, что хоть милицию зови... Что с них возьмешь: звери — звери и есть. Не понравилось все это Серому Волку, и решил он податься куда-нибудь из зоопарка, но возник вопрос — куда?
Наблюдая за жизнью зверей, в царстве которых почетом и уважением пользуются сильные, завидуя льву, в сравнении с которым заяц или волк — полное ничтожество, Серый решил отыскать способ вырасти не только в собственных глазах, но вообще в глазах рода человеческого. Заяц при всем своем желании не может стать львом, человек же устроен так, что часто непонятно, когда он заяц, а когда лев, во всяком случае в каждом человеке спит лев, нужно только постараться разбудить его.
Поделиться книгой: