В паспорте он, кстати, Илья Джезайевич Эбенштейн, обалдеть не встать. Имя Элайя русифицировал, а отчество не стал, ну и получился такой вот русско-англо-еврейский номен, который есть омен, но что этот дикий антропонимический гибрид Эйнштейну предвещает, поди-ка пойми…
Вернемся к Натали…
Поначалу я опасался, как бы моя ведьмочка не сорвалась, не пошла вразнос или не впала в депрессию, все-таки во времена нашей юности она была натуральным отморозком, и слово «стерва» для нее тогдашней – слишком, слишком слабое. Кличка Горгона, которую она себе выбрала, пожалуй, лучше всего ее характеризовала… однако те времена давно прошли. Нынче она – мать. Не ожидал я, если честно, что Натали окажется такой самоотверженной матерью. Ради наших девочек она готова на все, включая такой подвиг, как жить в глуши, исполняя роль образцовой домохозяйки. А ведь ей всего двадцать шесть. Молодая женщина, распираемая энергией и фантазиями, мозги которой полны тараканов. Уникальный аномал-суггестор, с раннего детства познавший абсолютную власть над людьми…
Мне – двадцать пять, и моя власть охватывает только технические устройства. Мне с моими способностями легче: гораздо меньше опасных искушений.
Нашим девочкам – по десять. Про их власть лучше не вспоминать лишний раз, чтоб не привлекать внимание серьезных дяденек, любящих ставить боевые задачи… Время власти наших королев еще придет, когда они подрастут и войдут в полную силу… Я очень надеюсь, что придет. Такая у нас интересная семейка…
Вот ведь ирония судьбы! Просто обхохочешься. Чернобыльская Зона сколлапсировала, прекратив свое существование, зато Москва, в которой мы почти уже обжились, внезапно и необъяснимо начала превращаться в чудовищных размеров клоаку, и тогда мы бежали из Москвы. Прибежали к городу Питеру, который, не прошло и пяти лет, тоже превратился в Зону. Понятное дело, мы с женой тут ни при чем (или правильнее сказать – «я ни при чем»?), но иногда проскакивает жутковатая мысль: а не ты ли, Петр Панов, таскаешь все эти Зоны за собой – Хармонт, Москва, Санкт-Петербург…
Маришка и Анюта стояли с виноватым видом, но было совершенно ясно: виноватыми себя не чувствуют. В паузах, когда мама набирала воздух для очередного вопля, шаловливо переглядывались. А Натали разошлась не на шутку, наполняя сочным контральто чуть не все пространство села:
– Вам что, своих тряпок мало? Ну так попросили бы Максима Кирилловича, он бы вам спустил с чердака пару чемоданов!!! Спустили бы, Максим Кириллович?
Мой отец покивал: конечно, не вопрос. Вот он действительно чувствовал себя виноватым. И правда, отвлекся на рабочих, строящих новую теплицу, оставил близнецов без присмотра почти на час, а в результате…
– На деньги – насрать!.. (Да-да, при детях. В функциях моей супруги, увы, не предусмотрена блокировка по возрасту.) Хотя, блин, почему насрать? Дизайнерские шторы, Италия… китайский атлас… Бли-и-ин!!! Ладно… Но это ж была первая вещь, которую мы с вашим папой приобрели для этого дома!!! Понимаете, вы, чудовища? Нам тогда по семнадцать-восемнадцать лет было!!! И прекратите шептаться, когда я с вами говорю!..
Насчет «шептаться» она была права. Эти их беззвучные переглядывания на самом деле означали активный обмен информацией. Близняшки прочно связаны друг с другом… в том числе ментально, и запросто могут общаться без слов. Эйнштейн считает, что они вообще практически одно целое, чуть ли не коллективный разум, но это, конечно, было не так, учитывая, как часто девочки ссорились между собой, переходя при этом на обычную грызню голосом.
И кстати, неразлучные сестрички несколько отличались друг от друга внешне, то есть вовсе не были двойняшками в классическом понимании. Они были разнояйцевыми близнецами. Марина плюс Анна – в память о наших с Натали погибших матерях.
Но чудовищами они, разумеется, тоже были, тут Натали права, – и еще какими чудовищами…
Касательно инцидента (на мой взгляд, цента ломаного не стоившего), то суть в том, что, пока мой папа увлеченно нес по кочкам рабочих-гастеров, случайно обрушивших каркас, дети решили сделать себе красивый платок. Сначала думали вырезать его из маминого платья, но быстро сообразили, что платков надо два – каждой по экземпляру. В результате взгляд юных мастериц пал на шторы в гостиной. Каждая взяла по одной шторе и вырезала кусок – из середины, щедро, не скупясь…
Короче, мелочь из тех, что Натали в хорошем настроении спускает на тормозах. А теперь, мне кажется, она просто сорвалась. Устала из-за этих дел с новым Лоскутом.
– …Ну и как мне вас наказать? – закончила она. – Да хватит, хватит между собой секретничать! Разговаривайте, как люди.
Маришка показала на резаные куски атласа, которыми Натали все это время страстно размахивала, потупила взор и спросила:
– Мамуля, а какой из платков лучше?
– Тот, который больше! – моментально подсказала Анюта. – Если больше – значит красивей, правда?
– А у меня зато с бахромой!
– У тебя только с одной стороны бахрома и неровная!
– Так дедушка помешал нарезать!
Натали в сердцах швырнула тряпки на траву:
– Ну что вы за дети… шлепки майонезные…
А мне вдруг представился альтернативный вариант истории: два презерватива с двумя «майонезными шлепками» внутри канули десять лет назад в канализации – и здравствуй, нормальная жизнь в нормальном месте среди нормальных людей…
Поменялся бы? Глупый вопрос, ответа не имеющий… О существовании презервативов я в свои пятнадцать знал, но чисто теоретически, и никогда не решился бы спросить их в аптеке.
– Прости-и-и, – неискренне заныли близнецы.
Но Натали уже шла в дом, громко ворча:
– Мамуля добрая, но без бахромы… Ничего, подрастете и нарежете… А вот ужин за меня вам никто не сготовит, сволочи…
– Это я виноват, – тоскливо произнес мой отец, он же дед. – Рассказал им про тайский танец с платком… Ну и…
– Папа… – негромко прошипел я рассерженной гадюкой. – Ведь просил: ну не надо, не надо про эту страну при девочках…
– Ладно тебе… Таиланд – страна как страна, природа красивая, люди приветливые, четырежды там бывал… И ничего
Близняшки услышали, у них хороший слух, да и слушают они не всегда одними лишь ушами. Хором объявили с нескрываемой гордостью:
– Да, мы тайские танцовщицы!
Далее развивать скользкую тему при них я не стал, потом с отцом переговорю, наедине.
А он засмеялся, широко расставил руки, подхватил обеих тайских внучек и посадил себе на плечи с такой легкостью, словно это были плюшевые игрушки. Танцовщицы восторженно пищали. Девчонки обожали физическую силу, дикую и прямолинейную, постоянно просили деда (иногда меня) покрутить их в воздухе, держа только за руку; они визжали: «Не отпускай, не отпускай!», а потом ходили тихие и послушные. Психолог объяснил, что их в принципе привлекает мощь, любое проявление силы, а тут буквально под руками такая, по их представлениям, стихия, которая им абсолютно недоступна и непонятна… Да уж, стихия. Папа мой, Максим свет Кириллович, силач от природы – низкорослый, широченный, кряжистый, ни грамма жира лишнего, бревно под два центнера на себя кладет и несет, сколько скажешь. Донесет – и в пробуренную яму аккуратно вставит. Никогда специально не качался, таким уродился. Я его в детстве шкафом обзывал, он меня тумбочкой. Я тоже уродился, папина копия. Такая же уродина, хоть и не столь крут. Натка меня, когда в лирическом настроении, гномом зовет; хотя обычно – Гоблином…
– Правда, что мои «попрыгунчики» опять всплыли? – спросил меня отец.
На самом деле он маму мою до сих пор не может забыть. Не может простить ее смерть всему окружающему миру, включая вновь обретенную родину. А детские обиды за отобранные инопланетные цацки – ну, это так, не всерьез, пар выпустить.
– Из-за них всех нас чуть не покрошили, – ответил я ему. – В Новой Голландии, оказывается, есть хранилище артефактов, а в нем, ты прав, держат
– Зачем?
– Научники захотели. Которые при погонах. Во-первых, изучают свойства конфигуратов…
– Чего-чего?
– Сочетания артефактов. Любые сочетания, какие в голову взбредут. Назвали конфигуратами. Не представляю, как это все делается, большинство этих штучек надо активировать, а если собрать их вместе, и они разные, то, значит, нужна синхронизация…
– А во-вторых?
– Смотрят, как аномалы взаимодействуют с артефактами и с конфигуратами. Я, конечно, в полном объеме до исследований не допущен, но… Фактически я первый помощник Эйнштейна и узнаю об этих исследованиях только сейчас. Не случись нападения, не узнал бы. Противно.
– Понимаю, Эйнштейн умеет, – с отвращением согласился отец. До сих пор он испытывал к боссу, бывшему своему напарнику по сталкерскому ремеслу, острую неприязнь, так время и не заживило эту заусеницу. – И что нового сказал твой Эйнштейн насчет «попрыгунчиков»? Какие результаты… кхм… исследований?
– Взаимодействовать с ними может по-прежнему только один человек. До сих пор другого такого уникума не нашли.
– Ты, – констатировал он.
– Так точно. Я.
– Ну и глупо.
– Что глупо?
– Да изучать в Питере волшебные амулеты, творящие чудеса только в хармонтской Зоне! Смысл? Что они, надеются здесь новую «душевую» отыскать? Третью по счету?
Он был прав, я и сам не видел смысла играть с «попрыгунчиками» в центре питерской Зоны. Эти артефакты – прежде всего ключи к одной из легендарных хармонтских аномалий, которая когда-то носила название «душевая», так что интересоваться этим конкретным, утащенным оттуда хабаром должна была скорее разведка, а не военная наука. И храниться, если по уму, они должны в сибирской Зоне. Почему? Просто потому, что «душевая» – это система порталов, ведущая из Хармонта во все изначальные Зоны: американскую, корейскую, сибирскую, монгольскую, чернобыльскую. Подчеркиваю, только в изначальные Зоны, а не в эти жуткие новообразования, расползшиеся по крупным городам Земли, как метастазы. Хармонт в этой системе – центральный узел, что-то вроде серверной станции, если пользоваться сетевой аналогией. А «Джек-попрыгунчик» и «Джон-попрыгунчик» позволяют возвращаться в исходную точку, расположенную в хармонтской Зоне, то есть – куда? На территорию противника. Вояки не имеют права не заниматься освоением и предотвращением таких внепространственных переносов, если уж переносы возможны. И они занимаются! Насколько я знаю, в Сибири вокруг точки выхода построили мощную стену и рассадили круглосуточно дежурящих пулеметчиков с огнеметчиками. (Очень хорошо это помню. Тамошний портал – лежащее на холме звено здоровенной бетонной трубы, почему-то не желающее скатываться вниз, такая вот занятная аномалия. Из трубы мы по очереди и выходили – все, кто бежал из Хармонта.) Так какого, пардон, хрена наши с отцом артефакты, способные послужить стране, пусть даже и гипотетически, томятся в запасниках на задах какого-то там Вивария? Бардак, по-моему. Но спросить у Эйнштейна стоит.
– О’кей, посоветую боссу переправить артефакты в Сибирь, – сказал я ему. – Ты, кстати, знаешь, что местные называют сибирскую Зону идиотским словом «Трот»? Это «торт» наоборот. Почему-то прижилось.
– Потому и прижилось, что идиотское, – он фыркнул. – А началось все с бублика…
– В смысле?
– В прямом. Ну, бублик представляешь? По науке его форма – тор. Территория с особым режимом… Только она не сибирская, та Зона, а скорее уральская. Что у тебя с географией, двоечник?
Какое-то время мы спорили о российской географии, пока девочки на дедушкиных плечах не объявили, что мы скучные. Они сползли на землю и деловито пошагали к качелям с широким двойным сиденьем. Мы посмотрели им вслед.
– Что с той беспризорницей, ради которой вызывали Наташу? – поинтересовался отец. – Вы хоть не зря рисковали?
– Риска никто не ждал, папа, не гони волну. А Жужа – суггестор совершенно нового типа. Будем дикарку изучать, приручать и дрессировать. Спецы говорят, уникальное сочетание аномальностей, с таким до сих пор не встречались. Непонятно, как ее классифицировать, они там не смогли даже определить, какой у нее «тотем». Эти ее картинки из воздуха…
– Ну, приручайте, дрессировщики. Жену свою только побереги, герой.
– Зря ворчишь. Если б не моя жена, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Если б Натка не смогла нейтрализовать контролера… Контролера, папа!
– Надо говорить «Карл». «Контролера, Карл!»
– Спасибо, – хмуро покивал я.
Отец до сих пор обожает меня учить: то географии, то русским идиомам, причем далеко не всегда растолковывает их изначальный смысл, – не знаю уж, какой тут Карл имеется в виду, возможно, барон фон Мюнхгаузен, отчего-то он в России популярен больше, чем в родной Германии.
А еще родитель пичкает отпрыска древними кинокомедиями, фразы из которых давно стали поговорками. Комедии, впрочем, мне нравятся.
– Ты говорил, девчонка видела странную женщину на крыше, – вспомнил отец.
– Если не наврала. И если не глюк. Как проверишь?
– Я вот что подумал… Попроси эту вашу Жужу ее изобразить, ту бабу. В виде своего миража – пусть попробует хотя бы приблизительно. А вы сфоткайте все варианты. Чем не фоторобот?
Я чуть не присел. А ведь действительно… Ну, отец! Вот уж точно, сыщики, как и сталкеры, не бывают бывшими, а он у меня и тот, и другой…
– Жабы выяснили, кто были эти зомби? – спросил он.
– Наемники из ЧВК, бывшие, само собой. Причем заокеанские, белая кость. Откуда они взялись в нашей Зоне, как их прошляпили, никто не понимает. Да бог бы с ней, с Зоной, как они в Россию попали? Контрразведка вся на ушах. Многие головы полетели и еще, думаю, полетят.
Разумеется, чины из армейской контрразведки и прочих силовых структур не стоят навытяжку перед Питером Пэном и не рапортуют о своих доблестных провалах. Но их компы – при всех паролях, кодах доступа и локальных, внутри конторы замкнутых сетях – стоят. Навытяжку. Перед Питером Пэном. И рапортуют.
Я подкинул еще несколько «жареных» фактов (отец любит послушать, как вояки плюхаются задницей в лужу с жидким дерьмом) и ехидно завершил свою речь:
– Доволен, Карл?
Папа дернулся было что-то съязвить мне в ответ…
Тут в наши ворота и постучали.
Ворота высокие, стальные, как и ограда по всему большому участку. Стучать надо кулаком или ногой. Или кричать.
Переговорному устройству в этой усадьбе по понятным причинам не бывать – и даже простому электрозвонку, и не просите. Нет смысла устанавливать на день-другой, пока близняшки вновь не забудутся и не заиграются…
Любая, самая жалкая электроника-электромеханика – не для нас, убогих. Бак с водой под крышей накачиваю насосом с велоприводом, ноги стали сильными, как у страуса. Натали скоро обзаведется бицепсами культуристки, вручную приводя в движение мясорубку и миксер, ладно хоть от ручной стирки избавлена заботливым Бабуином. Визор изредка смотрю на службе, супруга не смотрит вообще и начинает забывать, что такое компьютер и как с ним управляться… Все еще считаете, что растить детей-мутантов – это прикольно и весело?
Пришли соседи, жившие в крайнем доме. Милая такая парочка, Андрей и его девушка Лена, наши с Наткой ровесники. Своих детей нет. Они поселились возле нас отнюдь не случайно: работали домашними учителями, получая неплохие бабки. Учеников у них было всего двое, вернее, учениц – Маришка и Анюта, наши близнецы. Тепло устроились, если не принимать в расчет, что ученицы-то – чудовища…
Андрей и Лена были педагогами-универсалами, обучали девчонок по упрощенным курсам, но нагрузка – о-го-го. Английским Натали занималась с дочерьми сама, как-никак носитель языка.
А еще оба они, Андрей и Лена, были аномалами, иначе никак. Чтобы с близнецами управляться, надо самому быть не совсем человеком, а лучше – нечеловеком, это я, Питер Пэн, вам говорю. Человека мои детки скомкают и не заметят, иначе зачем бы нам их от людей прятать с самого младенчества? (На самом-то деле мы прячем людей – от них.)
Вот дедушку Максима – не трогают, ни когда заиграются, ни даже когда гневаются. Любят дедушку. А он ведь у меня обычный человек, мой папа-сталкер… Эйнштейна, кстати, тоже не обижают, их расчудесный «дядя Илья», когда у нас гостит, свой антисуггесторский шлем в автомобиле оставляет, настолько спокоен за свои мозги. А ведь у человека фобия… Короче, не суть.
Учителей-надомников нам сосватал ЦАЯ. И контракт у этой парочки – с Центром, хотя я бы предпочел платить из своего кармана, так спокойней. Но что есть – то есть.
– Попрощаться зашли? – спросил я у соседей, силясь вспомнить, на какое число у них заказаны билеты, – говорили ведь, да я позабыл.
– Рановато прощаться, у нас вылет только в пятницу. Если вообще полетим… Мы просто так, Пэн, по-соседски заскочили, – сказал Андрей и выразительно посмотрел на меня, потом искоса – на отца.
Что-то странное происходит… Я знал, как нетерпеливо они ждали каникул и своего отпуска, чуть ли не дни в календаре зачеркивали, как готовились к отдыху, как планировали каждую мелочь, – и хорошо понимал ребят. Их любой понял бы, прожив безвылазно полгода, с самых рождественских каникул, в нашей дыре. И вдруг: «Если вообще полетим…» Что стряслось-то?
Учитель нервно улыбался. Подруга его стояла с каменным лицом и, похоже, думала о чем-то своем. Совсем не похоже на обычное поведение Лены, говорливой и улыбчивой. Она девушка не в моем вкусе, однако, согласен, есть тут на что посмотреть и за что подержаться…
– Уведу паршивок в дом, – сообщил мне отец, он у меня понятливый. – Чую, чую, ужином пахнет.
На самом деле просто воспользовался поводом оставить меня с гостями наедине: он же отлично видел, как те нервничают. Светски улыбнулся им и отчалил.
– Пэн, – тут же сказала Лена. – Только на тебя надежда.
– Постараюсь оправдать.
– Ты слышал, что случилось с Общиной Чистых? – это уже Андрей. – В Янино?
– Мы только из-за «колючки». Гоню от себя все посторонние звуки и мысли.
– Ты извини, что дергаем. Просто я у
– У кого я спрошу?