Восстаие против современного мира

Мертвеца поддерживают, чтобы он казался живым: к мужчинам относятся как к кроликам или жеребцам (впрочем, иного они и не заслуживают), их союзы тщательно и рационально планируются, но не обманывайте себя: нас ждет либо культура красивых трудовых животных, или, если победит индивидуалистический и утилитарный элемент, более сильный закон поведет расы по пути регрессии или вымирания с неумолимостью физического закона энтропии и уменьшения энергии. И это будет одним из многих аспектов «заката Запада», сегодня уже очевидных.

* * *

В качестве предисловия ко второй части этой работы изложим последнее наблюдение, непосредственно связанное со сказанным ранее относительно взаимоотношений между духовной мужественностью и культовой религиозностью. Из этих последних соображений становится ясно, что то, что на Западе называется «религией» соответствует сущностно «женской» ориентации. Отношения со сверхъестественным, понимаемым в персонализированной форме (теизм) как посвящение, приверженность и внутреннее отречение от собственной воли перед божественной субстанцией представляют собой —на своем плане —типичные свойства пути, на котором может себя реализовать женская природа.

Кроме того, если женский элемент в общем соответствует натуралистическому элементу, становится возможным понять, почему в мире Традиции низшие касты и расы (в которых натуралистический элемент был выражен сильнее, чем в тех кастах и расах, которые управлялись властью аристократических ритуалов и божественного наследия) приобщались к высшему порядку именно благодаря отношениям «религиозного» типа. Таким образом, даже «религия» могла иметь свое место и выполнять свои функции внутри целой иерархии, хотя и будучи подчиненной и условной относительно высших форм тех духовной реализации, о которых мы уже говорили —инициации и различных форм высшего аскетизма.

После смешения каст или аналогичных социальных общностей и прихода к власти низших социальных слоев и рас свойственный им дух не может не торжествовать и в этом отношении: любые отношения со сверхъестественным понимаются только в смысле «религии», а любая другая высшая форма воспринимается как подозрительная и даже клеймится как кощунственная и демоническая. Эта феминизация духовности началась уже в древние времена. Это и определило первое искажение изначальной традиции у тех народов, среди которых она победила.

Анализ этого процесса упадка вместе со всеми прочими процессами, которые привели к коллапсу первоначального человечества, и является объектом рассуждений, которые будут изложены во второй части работы, благодаря чему происхождение и облик «современного мира» станут очевидными.

* * *

Хотелось бы указать на разницу в методологии, использованной в первой части этой работы, и методологии, избранной для второй части.

Первая часть носила морфологический и типологический характер. В ней речь шла прежде всего о выводе из различных свидетельств элементов, позволяющих выяснить в общем и, таким образом, в надысторическом смысле природу традиционного духа и традиционный взгляд на мир, человека и жизнь. Вследствие этого мы оставили без внимания взаимосвязи между выбранными элементами и общим духом различных исторических традиций, к которым они принадлежали. Те элементы, которые в контексте частной конкретной традиции не сообразуются с традиционным духом, рассматривались нами как отсутствующие и неспособные повлиять на ценность и значение остальных элементов. Мы также не пытались определить, в какой степени определенные убеждения и исторические институты были истинно «традиционными» по духу, а в какой —лишь по форме.

Сейчас же речь пойдет о другом. Мы попытаемся следовать исторической динамике традиционных и антитрадиционных сил, в отношении которых невозможно применить тот же метод; некоторые частные элементы из-за их «традиционности» будет невозможно выделить и оценить во всей совокупности различных исторических цивилизаций. Теперь станет важным и составит объект нашего исследования общий дух конкретной цивилизации и смысл всех составляющих ее элементов. Комплексное рассмотрение действующих сил, ведущее к синтезу, станет заменой анализу, при помощи которого мы выделяли важные для нас элементы. Речь пойдет о выявлении «доминант» различных исторических комплексов и определении ценности различных элементов не с абсолютной и абстрактной точки зрения, а согласно действию, выполняемому ими в той или иной цивилизации.

Таким же образом, как мы уже попытались объединить исторический и частный элемент с идеальным, универсальным и «типичным» элементом, сейчас речь пойдет об объединении идеального элемента с реальным. Последнее объединение, как и первое, представляет собой нечто большее, чем следование методам и результатам исследований современной критической историографии; по своей сути оно будет основываться на «традиционной» и метафизической точке зрения, на интуиции смысла, который не выводится из индивидуальных элементов, но предполагает их. Из этого смысла можно уяснить инструментальные и органические ценности, которыми такие элементы могли обладать в различных эпохах прошлого и в различных исторически обусловленных формах.

Таким образом, может случиться так, что то, что было отброшено в первом объединении, выйдет на первый план во втором, и наоборот. В контексте данной цивилизации некоторые элементы могут быть ценными и рассматриваться как имеющие важнейшее значение, в то время как в других цивилизациях они находятся в тени и не имеют актуальной ценности.

Для определенной категории читателей это предупреждение будет полезным. Переход от рассмотрения Традиции как метаистории к восприятию Традиции как истории предполагает смену перспективы; одни и те же элементы приобретают различную ценность; согласно историческим обстоятельствам единые вещи делятся на части, а отдельные объединяются.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ОБЛИК СОВРЕМЕННОГО МИРА

Много я знаю; вижу я, вещая, грозно грядущий жребий богов.

Прорицание вельвы[495] , 44

Вот я открою тебе тайну: настало уже время жениху

узнать свою невесту; угадай же, друг, где лежит венец?

К Полуночи... Но откуда приходит жених? Из средины,

где зной порождает свет и шествует к Полуночи... и там

восходит сияние света. Что же делают те, что обитают

к Полудню? Они задремали в зное, но буря разбудит их;

многие среди них ужаснутся до смерти.

Я. Беме, Аврора, II, xi, 43

ГЛАВА 22. ДОКТРИНА ЧЕТЫРЕХ ЭПОХ

Хотя современный человек до последнего времени воспринимал смысл известной ему истории как эволюцию и превозносил его в этом качестве, исповедуемая традиционным человеком истина является совершенно противоположной. Во всех древних свидетельствах традиционного человечества можно найти, в той или иной форме, мысль о регрессе, об упадке: от первоначальных высших состояний существа опустились до состояний, все более обусловленных человеческими, моральными и случайными элементами. Этот инволюционный процесс начался в очень отдаленном прошлом; его лучше всего характеризует эддический термин «Рагнарёк», «сумерки богов». В традиционном мире это учение было выражено не в неопределенной и общей форме, а в форме цельной доктрины, встречающейся в достаточно единообразных вариантах—доктрине четырех эпох. В соответствии с Традицией истинный смысл истории и возникновения того, что мы в общем виде называем «современным миром», происходит из процесса постепенного упадка, следующего через четыре периода или «поколения». Эта доктрина и послужит основой дальнейшего изложения.

Самая известная форма доктрины четырех эпох —это форма, свойственная греко-римской традиции. Гесиод писал о четырех эпохах, символизируемых четырьмя металлами (золото, серебро, бронза и железо), помещая между последними двумя пятую эпоху —эпоху «героев», которая, как мы увидим, имела смысл особого, частичного восстановления первоначального состояния. [496] Индийской традиции знакома та же доктрина в виде четырех периодов, называемых соответственно Сатья-юга (или Крита-юга), Трета-юга, Двапара-юга и Кали-юга (то есть «темная эпоха»), [497] при этом каждая эпоха сравнивалась с потерей одной из четырех ног или опор быка, символизирующего дхарму —традиционный закон. Персидская версия этого мифа похожа на эллинскую версию: четыре эпохи характеризуются золотом, серебром, сталью и «сплавом железа». [498] Халдейская версия выражала эту же точку зрения почти такими же словами.

Что касается частностей, то мы можем найти более поздний образ вселенной, представленной в виде квадриги, управляемой высшим богом; эта квадрига увлекается по круговому пути четырьмя лошадьми, представляющими четыре элемента. Считалось, что четыре эпохи соответствовали сменяющемуся доминированию каждой из этих лошадей, которая затем ведет остальных в соответствии с символической природой элемента—в разной степени обладающих светом и скоростью, —который она представляет. [499] Этот взгляд снова появляется, хотя и в преобразованном виде, в иудейской традиции. В одном из пророческих писаний упоминается о сверкающей статуе с головой из золота, грудью и руками из серебра, животом и бедрами из меди и ногами из железа и глины. Четыре части статуи представляют четыре «царства», которые следуют друг за другом, начиная с золотого царства «царя царей», получившего «власть, силу и славу от бога небесного». [500] Египет знал упомянутое Евсевием предание относительно трех различных династий, состоявших соответственно из богов, полубогов и манов, [501] и мы можем видеть в них эквивалент первых трех эпох (золотой, серебряной и бронзовой). Таким же образом древние ацтекские традиции говорят о пяти солнцах или солнечных периодах, первые четыре из которых соответствуют этим элементам и в которых, как в евразийских традициях, можно найти огненные и водные (потоп)катастрофы, а также борьбу против великанов, характеризующую период «героев», который Гесиод добавил к другим четырем[502] —в этом мы можем узнать варианты того же учения, память о котором может быть найдена в преданиях других народов в других формах, более или менее фрагментарных.

Исследуя значение отдельных периодов, стоит принять во внимание некоторые общие соображения, так как вышеупомянутая концепция открыто противоречит современным взглядам на доисторическое время и мир истоков. Придерживаться традиционной точки зрения, согласно которой в начале времен жил не звероподобный пещерный человек, а «больше-чем-человек», а древнее доисторическое время было не временем существования «цивилизации», а «эпохой богов», [503]для многих людей, которые так или иначе верят в благую весть дарвинизма, означает простую «мифологию». Однако так как мы не изобрели эту мифологию, нужно объяснить ее существование, то есть тот факт, что в древнейших мифологических свидетельствах и писаниях нет такой памяти, которая могла бы поддержать «эволюционизм», а то, что в них найдено, является прямо противоположным —иными словами, постоянно повторяющаяся мысль о лучшем, прекрасном и сверхчеловеческом («божественном») прошлом. Эти же свидетельства так же мало знают о «животном происхождении» —они единообразно говорят об изначальном родстве людей и богов; сохраняется память об изначальном состоянии бессмертия вместе с мыслью о том, что закон смерти появился только в определенный момент, и почти как противоестественный факт или как анафема. В двух типичных свидетельствах в качестве причины «падения» указывается смешение «божественной» расы с человеческой расой в узком смысле, считавшейся низшей; в некоторых текстах этот «грех» сравнивается с содомией и спариванием с животными. С одной стороны, существует библейский миф о Бен Элохим, «детях богов», которые брали себе «дщерей человеческих», в результате чего «все смертные вели на земле развращенную жизнь». [504] С другой стороны, известен миф Платона о населении Атлантиды, воспринимаемом как потомки и последователи богов, потерявшие божественный элемент и в конце концов позволившие своей человеческой природе восторжествовать из-за повторявшегося смешения с людьми. [505] В более поздние эпохи Традиция представляет разнообразие мифов, в которых присутствовали расы-носители цивилизации, а божественные расы боролись с животными, циклопическими или демоническими расами. Это асы, сражающиеся с духами стихий; олимпийцы и герои, сражающиеся с великанами и чудовищами тьмы, воды и земли. Это арийские дэвы, сражающиеся с асурами, «врагами божественных героев»; это инки —господа, устанавливающие свои солнечные законы среди аборигенов «Матери-Земли»; это Племена богини Дану (Туата де Дананн), которые, согласно ирландским легендам, победили ужасную расу фоморов, и так далее. На этой основе можно утверждать, что даже если в традиционных учениях говорится о расах, которые могут соответствовать животным и низшим типам теории эволюции (это низший субстрат цивилизаций, созданных высшими расами), то эволюционизм ошибочно рассматривает эти подобные животным расы как первоначальные в абсолютном смысле, в то время как они таковы только относительно, или понимает как продукт «эволюции» некоторые смешанные формы, предварявшие появление других высших в биологическом и цивилизационном смысле рас. У этих рас свое происхождение; из-за того, что прошло много времени (как в случае с «гиперборейской» или «атлантической» расой) и из-за географических факторов эти расы не оставили таких следов своего существования, которые могли бы распознать те, кто основывается на археологических и палеонтологических свидетельствах, доступных профанному исследованию.

С другой стороны, немаловажно то, что народы, все еще живущие в предполагаемом первоначальном, первобытном и «невинном» состоянии, не особенно удобны для эволюционистской гипотезы. Эти племена не развиваются, а скорее вымирают, тем самым демонстрируя, что они являются выродившимися остатками периодов, жизненный потенциал которых давно исчерпан; иначе говоря, они являются разнородными элементами, оставленными позади основным направлением человечества. Таков случай и неандертальца, который в своей крайней морфологической животности сильно напоминает «обезьяночеловека». В определенный период неандерталец таинственно исчез, а расы, последовавшие за ним (ориньякцы и особенно кроманьонцы), представлявшие собой высший тип (насколько, что мы можем распознать в них исток многих современных человеческих рас), не могут считаться дальнейшими «стадиями эволюции» этого исчезнувшего типа. То же самое касается вымершей расы Гримальди и многих существующих «первобытных» народов: они не «эволюционируют», а вымирают. Их «приобщение к цивилизации» —это не «эволюция», а почти всегда резкое изменение, поражающее их жизненные способности. Действительно, существуют виды, сохраняющие свои характеристики даже в условиях, относительно отличающихся от естественных; другие виды в подобных обстоятельствах, наоборот, вымирают; в ином случае происходит расовое смешение с другими элементами, в которых не происходит ни ассимиляции, ни реальной эволюции. Результат этого смешения сильно напоминает процессы, следующие законам наследственности Менделя: примитивный элемент, исчезая из фенотипа, сохраняется в форме отдельной, латентной наследственности, способной возникать спорадически, хотя она всегда наделена характером гетерогенности по отношению к высшему типу.

Эволюционисты считают, что они придерживаются опытных фактов. Они не подозревают, что факты сами по себе молчат, и, будучи по-разному проинтерпретированы, поддерживают крайне разнообразные гипотезы. Однако случилось так, что автор, полностью владеющий всеми данными, приведенных для доказательства теории эволюции, продемонстрировал, что эти данные в итоге поддерживают противоположную гипотезу, которая во многом соответствует традиционному учению. Мы имеем в виду гипотезу, согласно которой человек далек от того, чтобы быть продуктом «эволюции» животного вида, и многие животные виды должны рассматриваться как недоразвитые ответвления первоначального импульса; только в высшей человеческой расе этот первоначальный импульс находит свое прямое и адекватное проявление. [506] Также существуют древние мифы о борьбе между божественными родами и чудовищными сущностями или животноподобными демонами, которая, вероятно, имела место до стабилизации человеческой расы (то есть человечества в его последней стадии). Эти мифы могут относиться к борьбе первоначального человеческого принципа против его внутренних животных возможностей, которые были, так сказать, в конечном счете отделены и оставлены позади в форме определенных животных видов. Что касается вероятных «предков» человечества (таких, как человекообразная обезьяна и снежный человек), они могут представлять собой первые потери в вышеупомянутой борьбе: человеческие элементы, смешанные с определенными животными возможностями или полностью захваченные ими. Если в тотемизме, обнаруживаемом в низших обществах, понятие о мифическом коллективном предке клана часто смешивается с понятием о демоне данного животного вида, в этом отражается память о похожей стадии смешанности.

Хотя у нас нет желания вдаваться в вопросы антропогенеза, которые в определенной степени являются трансцендентальными, отсутствие в далеком доисторическом периоде человеческих останков и присутствие в нем только останков животных можно проинтерпретировать так, что первоначальное человечество (при условии, что мы можем назвать первоначальным «человеком» тип, который сильно отличался от исторического человечества) было последней формой жизни, испытавшей процесс материализации, затронувший после животных в первую очередь отклонившиеся и деградировавшие ветви, смешанные с животным началом, с организмом, способным сохраниться в ископаемом виде. Здесь стоит вспомнить, что в некоторых традициях существует память о первоначальной человеческой расе со «слабыми» или «мягкими» костями. Например, Ли-цзы, говоря о гиперборейском регионе, в котором начался настоящий период, упоминал, что население этого региона (эквивалентное «трансцендентным людям») имело «мягкие кости». Высшие расы, пришедшие с севера, не хоронили, а кремировали своих умерших —этот факт более поздних времен является еще одним из фактов, которые нужно иметь в виду при рассмотрении проблемы отсутствия костей.

Нам могут возразить: «Нет никаких следов этого фантастического человечества!». Кроме того, что несколько наивно думать, что высшие существа не могли существовать, не оставив после себя таких следов, как руины, рабочие инструменты, оружие и так далее, нужно заметить, что существуют остатки циклопических сооружений относительно недавних эпох, хотя и не все из них указывают на цивилизованное общество (круг в Стоунхендже; гигантские камни удивительной устойчивости; pedra cansada[507] в Перу; колоссы в Тиуанаке и тому подобные вещи). Они представляют собой загадки для археологов: непонятно, какие средства были задействованы для того, чтобы собрать и переместить необходимые материалы. При взгляде в прошлое забывается то, что было уже признано или по крайней мере не исключалось априори(существование древних исчезнувших цивилизаций, а также то, что некоторые цивилизации появились лишь относительно недавно), но нужно также спросить, является ли существование расы, находящейся в прямом духовном контакте с космическими силами (как утверждает традиция, так и было в самом начале) невероятным просто потому, что она не работала с такими материалами, как камень и металл, как те расы, у которых больше не было возможностей использовать силы природных стихий и существ. Кажется, что «пещерный человек» сам является легендой: видимо, «первобытный» человек использовал пещеры (многие из которых выдают свое сакральное назначение) не в качестве жилищ, как животные, но в качестве мест культа, что сохранилось даже в бесспорно «цивилизованные» эпохи (см. греко-минойский культ пещер и церемонии и инициатические помещения на горе Ида); и естественно находить внутри только следы того, что было, так как естественная защита данного места, а в других местах и совместная работа времени, людей и природных стихий не оставила для наших современников ничего.

Говоря в общем, существует базовая традиционная идея, согласно которой состояние знания и цивилизации было естественным состоянием если не человечества в общем, то, по крайней мере, определенных изначальных элит; и это знание не было «созданным» и приобретенным, как истинный королевский сан не происходит из низов. Жозеф де Местр, после замечания о том, что «естественное» состояние Руссо и его эпигонов (по отношению к дикарям) является лишь последней стадией одичания некоторых племен, которые или были рассеяны, или испытали последствия какой-то деградации или нарушения, повлиявшей на их глубинную сущность, [508]справедливо писал: «в вопросе о сущности и развитии наук нас ослепляет грубый софизм, обвороживший буквально всех: о той эпохе, когда люди непосредственно из причин выводили будущие следствия, мы судим по тем временам, когда они с трудом поднимаются к причинам от следствий, занимаются одними лишь следствиями, утверждают, что искать причины бесполезно или даже вовсе не представляют себе, что такое причина». [509] «Люди обладали знанием изначально, —и не просто знанием, но знанием, отличным от нашего и превосходящим наше, ибо истоки его были выше, что, впрочем, и сделало подобное знание весьма небезопасным. Теперь вы понимаете, почему знание в своих началах всегда было окутано тайной и укрывалось в храмах, где оно в конце концов и угасло, когда огонь его уже не давал света, а только обжигал». [510] Таким образом, мало-помалу, как суррогат, начала формироваться и другая наука, —исключительно человеческая и эмпирическая, которой наши современники так гордятся и которая, как они думают, годится для того, чтобы при помощи нее судить все то, что они считают «цивилизацией». Эта последняя представляет собой тщетную попытку при помощи суррогатов взобраться обратно вверх из неестественного и вырожденного состояния, которое не воспринимается таковым и которое совершенно не похоже на то, что было когда-то.

Так или иначе, нужно понимать, что эти и подобные указания имеют минимальную ценность для тех, кто не намерен решительно изменить свое умонастроение. У каждой эпохи есть свой «миф», отражающий определенный коллективный климат. Сегодня аристократическая идея о том, что у человека имеется высшее происхождение, а именно —прошлое света и духа, сменилась демократической идеей эволюционизма, выводящей высшее из низшего, человека из животного, цивилизацию из варварства. Это не столько «объективный» результат свободного и сознательного научного поиска, сколько одно из многих отражений того, что пришествие современного мира, характеризуемого низшими слоями и человеком без традиций, неизбежно произвело на интеллектуальном и культурном планах. Следовательно, не нужно обманываться: некоторые «данные в опыте» предрассудки всегда будут производить алиби для самозащиты. Признание иных горизонтов станет возможным не при помощи новых «фактов», а скорее при помощи нового отношения к ним. Любая попытка обосновать даже с научной перспективы то, чего придерживается традиционная догматическая точка зрения, принесет плоды только среди тех, кто уже духовно предрасположен принять это знание.

ГЛАВА 23. ЗОЛОТОЙ ВЕК

Мы начнем с определения соответствующих четырем традиционным эпохам периодов в их идеальном и морфологическом смысле, а уже далее определим их историческое положение во времени и пространстве.

В первую очередь рассмотрим Золотой век. Эта эпоха соответствует первоначальной цивилизации, которая совершенно естественно в абсолютной степени соответствовала тому, что можно назвать традиционным духом. Поэтому как у земли, так и у людей, обладающих как исторической, так и надысторической связью с Золотым веком, встречаются символы и атрибуты, характеризующие высшую функцию царского сана—символы полюса, солнца, высоты, постоянства, славы и жизни в высшем смысле. В последующие эпохи и в отдельных традициях, уже смешанных и разбросанных, господствующие (в традиционном смысле) элиты все еще обладали этим первоначальным состоянием или воспроизводили его. Это позволяет нам (так сказать, при помощи перехода от производной к интегралу) вывести из титулов и атрибутов этих господствующих слоев некоторые элементы, которые помогут охарактеризовать природу первой эпохи.

Первая эпоха по своей сути является эпохой бытия, и, следовательно, истины в трансцендентном смысле. [511] Это очевидно не только из индийского обозначения сатья-юга (слово сат означает «бытие», отсюда сатья — «истина»), но также и из латинского имени царя или бога Золотого века —Сатурна. Сатурн (Saturnus), соответствующий эллинскому Кроносу, неявно отсылает к этой идее, так как в его имени мы находим как раз арийский корень сат вместе с окончанием -urnus (как в слове nocturnus, и так далее). [512] Что касается этой эпохи как эпохи духовного постоянства, то, как мы увидим далее, в многочисленных представлениях о первоначальной стране, в которой разворачивался этот период, встречаются символы окруженного водами континента, «острова», горы или «срединной земли».

Первая эпоха как эпоха бытия —это также эпоха Живых в высшем смысле этого слова. Согласно Гесиоду, смерть —которая для большинства людей поистине является концом, за которым следует Гадес[513] —появилась только в последние две эпохи (Железный и Бронзовый века). В Золотом веке Кроноса «смертные жили как боги» (ώς τε θεοί), и «в вечной молодости, наполненной силой». Этот период закончился, но «эти люди продолжают жить на земле» (τοί μεν... είσί) невидимо, ήέρα εσσαμενοι; [514] эти слова косвенно указывают на вышеупомянутую доктрину, согласно которой представители первоначальной традиции, как и их родина, в определенное время скрылись. В царстве Йимы, иранского царя Золотого века, до того, как новые космические условия заставили его скрыться в «подземном» убежище (обитатели которого таким образом смогли избежать темной и мучительной судьбы, постигшей новые поколения) [515] , не было «ни болезни, ни смерти». [516] Йима, «великолепный и сияющий, солнце подобный», изгнал смерть из своего царства. [517] Согласно как римлянам, так и грекам, в золотом царстве Сатурна люди и бессмертные боги жили одной общей жизнью, а правителей первой из мифических египетских династий называли θεοί, «богами». Согласно халдейскому мифу, смерть стала царить повсюду только после потопа, когда «боги» оставили смерть людям, оставив вечную жизнь для себя. [518]В кельтских сказаниях говорится об острове или таинственной атлантической стране, которая, согласно учению друидов, являлась местом рождения человечества[519] —это Тир-на-Мбео, «земля живых», и Тир-на-Ног, «земля молодых». [520] В саге Echtra Condla, где эта страна отождествляется со «страной победителя» (Тир-на-Боагад), ее называют «страной живых, в которой нет ни старости, ни смерти» [521] .

С другой стороны, повсеместная взаимосвязь первой эпохи с золотом символизирует солнечный, светоносный, неуязвимый характер. В эллинской традиции золото связано с сияющим великолепием света и со всем, что является священным и великим, [522] а всё светлое, сияющее и прекрасное обозначалось как «золотое». [523] В ведийской традиции «первоначальное ядро», хиранья-гарбха, было золотым; а в общем говорилось: «золото поистине есть огонь, свет и бессмертие». [524] У нас уже был случай подчеркнуть, что в египетской традиции считалось, что фараон «сделан из золота», под которым подразумевался тот же «солнечный флюид», что и составляющий неуязвимые тела небесных богов и бессмертных, и даже титул фараона «золотой» («Гор, сделанный из золота») обозначал его божественное и солнечное происхождение, его неуязвимость и несокрушимость. [525] Платон полагал, что золото —это отличительный элемент, определяющий природу расы правителей. [526]От золотой вершины горы Меру, считавшейся «полюсом», первоначальным местом жительства человечества, и олимпийской обители богов; и от золотой крыши «древнего Асгарда», считавшегося обителью асов и божественных скандинавских королей, находящейся в «срединной земле», [527] до «чистой земли» и подобных ей стран, описанных в дальневосточных традициях—вновь и вновь мы находим понятие о первоначальном периоде, в котором символизируемое золотом духовное качество имело свое первостепенное и наивысшее проявление. Мы также можем полагать, что во многих мифах, упоминающих хранение или передачу чего-то золотого, речь идет о хранении или передачи чего-то, тесно связанного с первоначальной традицией. Согласно эддическому мифу, после Рагнарека («сумерек богов») появится новая раса и новое солнце; тогда асы вновь соберутся вместе и найдут волшебные золотые таблички, которыми они владели в первоначальные времена [528] .

Существуют и эквивалентные вышеописанным идеи и даже разъяснения золотого символа первой эпохи —это свет, великолепие и «слава» в том особом триумфальном смысле, который уже объяснялся при рассмотрении маздеистского понятия хварна. [529] Согласно иранской традиции, первоначальная страна (Арйана Вэджа), населенная «семенем» ариев и самим Йимой, которого называли «славным и великолепным», считалась первой из хороших стран и земель, созданных Ахура-Маздой. [530] Эквивалентной аллегорией, обнаруживаемой в индийской традиции, является Швета-двипа, белый остров или страна, расположенная на севере (как и Ацтлан, первоначальная северная обитель ацтеков, подразумевающая идею белизны или света) [531] —это обитель теджаса, сияющей силы, где живет божественный Нараяна, которого считали «светом» или «тем, в котором сияет великий огонь, распространяясь во всех направлениях». Земля Туле, упоминаемая греками, характеризовалась как «Страна солнца» («Thule ultima a sole nomen Habens»). Хотя такая этимология слова «Туле» туманна и неопределенна, она, тем не менее, указывает, что древние считали эту область божественной, [532] и указывает на солнечный характер «древнего Тлаппаллана», Туллана или Тулы (стяжение слова tonalan —«обитель солнца»), первоначальной родины тольтеков и «рая» их героев; она также указывает на страну гиперборееев, так как согласно священной географии древних традиций гипербореи были загадочным народом, жившим в вечном свете, и их земля, как считалось, была местом обитания и родиной дельфийского Аполлона, —дорического бога света (Φοίβος Απόλλων, «чистый» и «сверкающий»), который также был «золотым» богом и богом Золотого века. [533] Некоторые роды, как у бореев (северян), одновременно жреческие и царские, возводили свои корни к аполлонической земле гипербореев. [534] Существует много других указаний, которые мы не можем здесь процитировать только из-за затруднения в выборе.

ГЛАВА 24. ПОЛЮС И ГИПЕРБОРЕЯ

Сейчас важно рассмотреть особое свойство первоначальной эпохи, которое позволит связать с ней довольно точные исторические и географические представления. Мы уже говорили о символизме «полюса». Он представлен или в виде острова или материка, что символизирует духовную стабильность (обитель трансцендентных людей, героев и бессмертных) в противоположность случайности «вод», или в виде горы или «вершины», что связывается с олимпийскими смыслами. В древних традициях оба этих представления часто связывались с «полярным» символизмом, применявшемуся к высшему центру мира и, таким образом, к архетипу любого вида regere в высшем смысле этого слова[535] .

В дополнение к символу полюса некоторые повторяющиеся и достаточно точные традиционные сведения указывают на север как на местонахождение острова, материка или горы, смысл чего смешивается с местонахождением самой первой эпохи. Иными словами, мы встречаемся с мотивом, имеющим одновременно и духовный, и реальный смысл, указывая на то, в чем символ является реальностью, а реальность —символом; здесь история и метаистория не являются двумя отдельными частями, а просвечивают друг сквозь друга. Это именно та точка, в которой можно войти в течение событий, обусловленное временем. Согласно преданиям, в далекую доисторическую эпоху, соответствующую Золотому веку или веку «бытия», символический остров или «полярная» земля была реальной областью, находящимся на севере —в районе сегодняшнего Северного полюса. Эту область населяли существа, которые в силу своего обладания той нечеловеческой духовностью, на которую указывали уже обсужденные понятия золота, «славы», света и жизни, и на которую в более поздние времена будут ссылаться при помощи вышеупомянутого символизма, составляли расу, которой была свойственна ураническая традиция в чистом виде. Эта раса, в свою очередь, была центральным и наиболее непосредственным источником различных форм и выражений, которые эта традиция имела в других расах и цивилизациях[536] .

Память об этой арктической обители присутствует в наследии многих народов в форме как реальных географических намеков, так и символов ее функции и изначального смысла, часто поднимаясь —как мы еще увидим —на надысторический уровень; иначе говоря, они применялись к другим центрам, которые можно рассматривать как воспроизведение первого. Поэтому часто встречается смешение преданий, и, следовательно, имен, мифов и местоположений, в которых, тем не менее, тренированный глаз легко различит отдельные компоненты. В первую очередь следует подчеркнуть смешение арктической темы с темой атлантической, загадки Севера с загадкой Запада, так как первоначальный традиционный полюс сменил свое местоположение как раз на атлантическое. Известно, что по астрофизической причине, состоящей в наклоне земной оси, в каждую эпоху происходит смена климата. Однако, согласно преданию, этот наклон появился в особый момент, в который произошла синтония физического и метафизического событий в том смысле, что беспорядок в природе отразил духовный факт. Когда Ле-цзы (гл. V) в мифической форме говорил о великане Гунгуне, который разбил «Небесный столп», он мог ссылаться именно на подобное событие. В этом предании мы также находим конкретные отсылки, такие как нижеследующая, хотя она смешана с деталями, описывающими более поздние катаклизмы: «Небесные столбы были разбиты. Земля тряслась до самого своего основания. Северные небеса спускались ниже и ниже. Солнце, луна и звезды изменили свой курс [из-за смещения земной оси]. Земная поверхность раскрылась, и воды, содержавшиеся внутри нее, вырвались наружу и затопили разные страны. Человек восстал против Небес, и вселенная впала в хаос. Солнце потемнело. Планеты изменили свой курс, и великая гармония небес была уничтожена». [537] Как бы то ни было, в определенный момент на полярную область опустились заморозки и длинная ночь. Таким образом, когда в результате этого последовало вынужденное переселение, первый период закончился и началась вторая великая эпоха—атлантическая.

Арийские тексты Индии, такие как Веды и Махабхарата, сохраняют память об арктической обители, упоминая об астрономических и календарных событиях, которые нельзя понять иначе, чем как отсылку к такой области. [538] В индийской традиции термин двипа, означающий «островной континент», посредством пространственной транспозиции временного понятия (период =остров) часто используется для обозначения разных периодов. В доктрине двипа мы находим выразительные воспоминания об арктической обители, пусть в смешанном виде. Вышеупомянутый Швета-двипа («остров великолепия») располагался на Крайнем Севере; часто упоминается изначальная северная раса Уттара-куру, чьей родиной был Джамбу-двипа — «полярный» островной континент, первый из различных двипа и в то же время центр для всех из них. Память о нем смешалась с памятью о Сака-двипа, расположенном в «белом море» или «молочном море», то есть арктическом море. В этом месте не происходило никаких отклонений от закона, данного свыше. [539] Согласно Курма-пуране, обитель солнечного Вишну, символизируемая «полярным крестом» (то есть изогнутым крестом или свастикой), опять же совпадает со Швета-двипа, в которой, согласно Падма-пуране, живут великие аскеты, махайоги и «дети Брахмы» (эквивалент «трансцендентных людей», населявших север согласно китайской традиции), не зная сансарического страха и беспокойства; эти «великие души» живут у Хари —самого Вишну, «светловолосого» и «золотого», и находящегося у символического трона, «поддерживаемого львами, сияющего как солнце и излучающего свет как огонь». Таковы варианты темы «солнечной земли». В качестве ее отражения на уровне доктрины можно рассмотреть тот факт, что, как мы уже показали, дева-яна —путь, ведущий к солнечному бессмертию и надындивидуальным состояниям бытия —в противоположность пути возвращения к манам или Матерям—назывался северным путем: на санскрите слово уттара («север») также означает наивысшую область, а уттара-яна («северный путь») является «путем наверх», по которому следует Солнце между зимним и летним солнцестояниями[540] .

Среди ариев Ирана сохранились более точные воспоминания. Их первоначальная обитель (Арйана Вэджа), созданная богом света, в которой пребывает «слава» и где царь Йима встретил Ахура-Мазду, находилась на Крайнем Севере. Имеется точное описание похолодания. Предание сообщает, что Йима был предупрежден о приближении «роковых зим» [541] и что в Арйана Вэджа пришла «змея зимы», творение бога тьмы Ан-гра-Манью; затем последовали «десять месяцев зимы и два месяца лета», и «было холодно в водах, на земле, и мороз покрыл растения». [542] Десять месяцев зимы и два месяца лета —это климат арктического региона.

Скандинавская традиция, несмотря на свою фрагментарность, представляет разнообразные беспорядочно смешанные свидетельства. Тем не менее, представляется возможным и здесь отыскать свидетельства, аналогичные приведенным выше. Асгард, изначальная золотая обитель асов, в этих преданиях помещен в Мидгард, «Срединную землю». Эта мифическая страна в свою очередь отождествляется или с Гардарики, почти что арктическим регионом, или с «Зеленым островом» или «Зеленой землей», которая, хотя и изображается в космологии как первая земля, поднявшаяся из бездны Гиннунгагап, может быть связана с Гренландией. Гренландия, как предполагает ее имя, похоже, вплоть до готского времени была богата растительностью и еще не была затронута мерзлотой. В ранние Средние века мы все еще находим идею о том, что северные регионы были родиной разных рас и народов. [543] В прочем, в эддических сказаниях, описывающих борьбу богов с судьбой (rök), которая в итоге затронет и их обитель, можно распознать некоторые сведения, относящиеся к концу первого периода; в этих сказаниях память о прошлых событиях смешана с апокалиптическими темами. Здесь, как и в Вендидаде, повторяется тема ужасной зимы. Вырвавшиеся на свободу природные стихии дополняются потемнением солнца. Снежные бури не дают наслаждаться его дарами. «Ветер вздымает до неба валы, на сушу бросает их, небо темнеет; мчится буран, и бесятся вихри» [544] .

В китайской традиции земля «трансцендентных людей», страна «расы существ с мягкими костями» часто отождествляется с северным регионом: считалось, что император первой династии связан со страной, расположенной к северу от Северного моря, в бескрайней области, в которой не бывает плохой погоды и в которой находятся символическая гора (Хулин) и символический источник воды. Эта страна называлась «страной крайнего севера»; с большим сожалением ее оставил другой персонаж —царь My. [545] Аналогично Тибет хранит память о Чанг-Шамбала, таинственном «северном городе», или «городе мира», который тоже считался островом, на котором родился герой Гесер, как Заратустра родился в Арйана Вэджа. Учителя тибетской традиции говорят, что «северные пути» ведут йогина к великому освобождению [546] .

Повторяющиеся сказания относительно истоков, найденные в Северной Америке от Тихого океана до Великих озер, упоминают о священной земле «дальнего севера», расположенной у «великих вод», откуда пришли предки индейцев науатль, тольтеков и ацтеков. Мы уже говорили, что название этой страны, Аптлан, как и индийское Швета-двипа, отсылает к идее белизны, белой страны. В северных сказаниях сохранилась память о стране, населенной голами, которая находится у залива св. Лаврентия и называется «Великая Ирландия» или Hvitramamaland, что означает «страна белых людей». Имена Вабаникис и Абеникис, встречающиеся у населения этих регионов, происходят от слова вабея, что означает «белый». [547] Кроме того, некоторые легенды Центральной Америки упоминают четырех изначальных предков расы квиче, которые хотели вернуться в Туллу, область света. Когда они добрались туда, они обнаружили только лед —солнце там перестало появляться. Затем они разделились и двинулись в страну квиче. [548] Эта Тулла или Туллан была прародиной предков тольтеков, которые, возможно, выводили из нее свое племенное имя и которые в итоге назвали центр империи, основанной ими на мексиканском плоскогорье, «Тула». Эта Тула также понималась как «Страна Солнца» и иногда помещалась к востоку от Америки, в Атлантике; но это, вероятно, происходило из-за смешения с памятью о более поздней обители, которая на некоторое время выполняла функцию изначальной Тулы (которой, вероятно, соответствует Ацтлан), когда ледяная погода спустилась на нее, а солнце исчезло. [549] Название «Тула», соответствующее греческому «Туле», также применялось по отношению к другим областям.

Согласно греко-римским сказаниям, Туле лежит в море, чье имя происходит от имени бога Золотого века —Море Крона (Mare Cronium), которое соответствует северному региону Атлантики; [550] подобное же расположение приписывали в более поздних преданиях тому, что стало символом и надысторией в форме Счастливых островов, или Островов Бессмертных, [551] или Потерянного острова. Этот остров, как писал Гонорий Августодунский в XII веке, «прячется от людских взоров; его можно обнаружить только случайно, но это происходит всё реже». Туле смешивают как с легендарной страной гипербореев, расположенной на Дальнем Севере, [552] откуда изначальные ахейцы принесли культ дельфийского Аполлона, так и с островом Огигия, «пупом моря», расположенным далеко в океане. [553] Плутарх помещал этот остров к северу от Великобритании и утверждал, что Кронос, бог золотой эпохи, все еще живет недалеко от Арктики; в этой области солнце садится каждый день только на один час, и даже тогда тьма не охватывает всё и вся, но кажется закатом —как в Арктике. [554] Смутное понятие яркого северного света стало основой понятия страны гипербореев как места вечного света, свободного от тьмы. Это представление и эта память были настолько яркими, что их отголосок был слышен до конца римской цивилизации: когда изначальную землю отождествили с Великобританией, Констанций Хлор отправился туда со своими легионами не столько за добычей и военными победами, сколько чтобы добраться до «самой священной страны, ближайшей к небесам», чтобы созерцать отца богов Кроноса и увидеть «день без ночи» —то есть предвосхитить обладание вечным светом, свойственное императорскому апофеозу. [555] Даже когда Золотой век проецировался на будущее как надежда на новый saeculum, мы можем найти отсылки к северному символизму: согласно Лак-танцию, [556] могущественный повелитель, который вновь утвердит справедливость после падения Рима, придет с севера —ab extremis finibus plagae septemtrionalis (с отдаленнейших северных территорий); таинственный непобедимый тибетский герой Гесер, который заново утвердит царство истины и уничтожит узурпаторов, будет «перерожден» на севере; [557] Шамбала, священный северный город, будет местом рождения Калки-аватара, который положит конец «темному веку»; гиперборейский Аполлон, согласно Вергилию, начнет новый золотой и героический век под знаком Рима; [558] и так далее.

Обозначив эти существенные моменты, в дальнейшем мы не будем ссылаться на закон объединения физических и духовных причин, прилагающийся к уровню, на котором возможно предчувствовать тесную взаимосвязь между тем, что можно в широком смысле назвать «падением» —отклонением изначальной расы, и физическим наклоном земной оси, обусловившим радикальные перемены климата и периодические естественные катастрофы, влияющие на целые континенты. Укажем только, что начиная с того времени, как была покинута полярная обитель, можно констатировать то последовательное искажение и потерю изначальной традиции, которые в итоге приведут к Железному веку, или Темному веку, Кали-Юге, или «эпохе волка» (Эдда), и, в пределе, к современности в узком смысле этого слова.

ГЛАВА 25. СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

Относительно переселения северной расы нужно различать две большие волны: первая двигалась с севера на юг, а вторая, последующая —с запада на восток. Группы гиперборейцев, несущие один и тот же дух, кровь и корпус символов, знаков и слов, сначала достигли Северной Америки и северных регионов Евразийского континента. Предположительно, десятки тысяч лет спустя вторая большая миграционная волна продвинулась до Центральной Америки, но в первую очередь достигла ныне исчезнувшей земли, расположенной в Атлантике, тем самым утвердив новый центр, отображавший полярный. Следовательно, это была Атлантида, описанная Платоном и Диодором; и факт этого переселения и восстановления центра объясняют то смешение имен, символов и топографии, на которое мы уже указывали, говоря о первых двух эпохах. В этом случае нужно говорить о североатлантическом народе и североатлантической цивилизации.

Из этой атлантической обители расы второго периода распространились как по Америке (отсюда уже упомянутые воспоминания науатль, тольтеков и ацтеков об их прародине), так и по Европе и Африке. С большой вероятностью эти расы достигли Западной Европы в раннем палеолите. Они, предположительно, соответствуют, среди прочих, Туата-де-Дананн —божественной расе, пришедшей в Ирландию из Авалона под руководством Огмы Солнцеликого, эквивалента белого и солнечного Кетцалькоатля, который со своими товарищами пришел в Америку из «страны за водами». Антропологически эти расы соответствуют кроманьонцу, появившемуся к концу ледникового периода именно в западной части Европы (особенно в области французской кантабрийской цивилизации Мадлен, Гурден и Альтамиры). Кроманьонец как культурно, так и биологически значительно превосходил аборигенов культуры мустье и ледникового периода —настолько, что кто-то не так давно назвал кроманьонцев «эллинами палеолита».

Что касается их происхождения, то схожесть между их цивилизацией и гиперборейской цивилизацией, найденной даже в остатках народа Крайнего Севера (культура оленей), весьма значительна. [559]Среди прочих доисторических следов того же периода находятся найденные на балтийских и фризо-саксонских берегах; в Доггерланде, в частично исчезнувшей области —легендарной Винете —находился центр этой цивилизации. Другие миграционные волны достигли Испании и западноафриканских берегов; [560] позднее, между палеолитом и неолитом и, возможно, вместе с населением чисто северного происхождения, другие народы проследовали через континент с северо-запада на юго-восток в Азию, в ту область, которую многие считают колыбелью индоевропейцев, и затем далее, до Китая. [561] Другие волны следовали североафриканской береговой линии до Египта или плыли по морю, добравшись с Балеарских островов до Сардинии и до доисторических центров цивилизации в Эгейском море. В частности, в Европе и на Ближнем Востоке весьма схоже происхождение как мегалитической цивилизации дольменов, так и так называемого народа боевых топоров, остающееся таким же загадочным для «опытных» исследований, как и происхождение кроманьонцев. Эти переселения происходили отдельными волнами, с потоками туда и обратно, сопровождаясь смешением и конфликтами с аборигенными или уже смешанными народами того же корня. Таким образом, с севера до юга и с запада до востока при помощи проникновения, приспособления или господства возникли цивилизации, которые изначально разделяли в определенной степени одну и ту же структуру и зачастую свойства одного духовного наследия господствующих элит. Встречи с низшими расами, порабощенными хтоническими культами демонов и смешанными с животной природой, породили память о борьбе в мифологизированных формах, которые всегда подчеркивают контраст между светоносным божественным типом (элементом северного происхождения) и темным типом, лишенным божественного света. В устройстве традиционных обществ расами-завоевателями была утверждена иерархия, несущая духовную и в то же время этническую ценность. Мы находим отчетливые ее черты в кастовых системах Индии, Ирана, Египта, Перу и так далее.

Мы уже говорили, что изначально атлантический центр должен был воспроизводить «полярную» функцию гиперборейского центра, и что этот второй центр в традициях и преданиях часто смешивается с первым. Это смешение не должно помешать нам констатировать в последующем периоде, тем не менее попадающим в рамки отдаленной доистории, трансформацию цивилизации и духовности —дифференциацию, ведущую от первой эпохи ко второй —от Золотого века к Серебряному, которая в итоге расчистила путь для третьей —Бронзового века или Века титанов, которую номинально нужно охарактеризовать как «атлантическую», учитывая, что в эллинской традиции Атлант как брат Прометея является родственником титанам[562] .

С антропологической точки зрения в расе, производной от изначального северного корня, нужно усматривать первую большую группу, которая разделилась путем идиовариаций, то есть без смешения: она состояла в первую очередь из волн более чистой арктической ветви и проявилась в последний раз в различных родах чистой арийской расы. Далее, вторая большая группа разделилась из-за смешения с аборигенными расами Юга, с протомонголоидами и негроидами, и с другими, которые, возможно, представляли собой выродившиеся остатки населения второго доисторического континента, ныне исчезнувшего, расположенного на юге, который некоторые называют Лемурией. [563] Эта вторая группа, вероятно, включала краснокожую расу последних обитателей Атлантиды (согласно рассказу Платона, пришедшую в упадок из-за повторявшихся браков с человеческой расой): их нужно считать первоначальным этническим корнем многих более поздних цивилизаций, основанных миграционными волнами с запада на восток (красная раса критян-эгейцев, этеокритяне (минойцы), пеласги, ликийцы,«кефтиу» египтян и т. д.), [564] и американских цивилизаций, которые в своих мифах помнили о происхождении своих предков из божественной атлантической земли, «расположенной на великих водах». Греческое имя финикийцев означает «красные», и, вероятно, это другая остаточная память о первых атлантических мореплавателях неолитического Средиземноморья.

Следовательно, в обширном материале, касающемся традиций и учреждений второго периода, как с антропологической, так и с духовной точки зрения нужно рассматривать два компонента —северный и атлантический. Первый из них непосредственно связан со светом Севера, и он по большей части сохранил изначальную ураническую и «полярную» ориентацию. Второй выдает трансформацию, случившуюся в результате контактов с силами Юга. Перед тем, как рассмотреть смысл такой трансформации, составляющей первое искажение, или, так сказать, внутреннего двойника потери полярной родины, акцентируем внимание на другом вопросе.

Почти все народы сохранили память о катастрофе, которая окончила период предыдущего человечества. Миф о Потопе —это самая частая форма, используемая для описания этой памяти: от персов и мексиканцев до майя, от халдеев и греков до индийцев и народов, населявших атлантический берег Африки, до кельтов и скандинавов. Его изначальное содержание является историческим событием: согласно рассказу Платона и Диодора, по своей сути оно представляло собой конец атлантической земли. Центр атлантической цивилизации, с которым ее колонии долгое время сохраняли связь, ушел под воду в эпоху, которая, как следует из некоторых хронологических следов, содержащихся в мифе, значительно древнее того времени, которое, согласно индийской традиции, открыло «темный век». Историческая память об этом центре постепенно исчезла в произошедших от него цивилизациях, но элементы древнего наследия все же сохранились в крови господствующих каст, корнях различных языков, а также в общественных институтах, знаках, обрядах и иерограммах. В иудейской традиции тема вавилонской башни с последующим наказанием в виде «смешения языков» может относиться к периоду, в котором единообразная традиция была утеряна и различные формы цивилизации отделились от их общего источника и больше не могли понимать друг друга после катастрофы Потопа, окончившего период атлантического человечества. Историческая память часто сохранялась в мифе —то есть в надыстории. На Западе, где Атлантида была расположена в свой первоначальный период (когда она воспроизводила и увековечивала более древнюю «полярную» функцию), воспроизводилась тоска по погибшей стране. Путем транспозиции уровня воды, поглотившие Атлантиду, сравнивались с «водами смерти», которые последующие послепотопные поколения, полностью состоявшие из смертных существ, должны пересечь при помощи инициации, чтобы вновь приобщиться к божественному состоянию «мертвых», то есть исчезнувшей расы. На этой основе известные аллегорические изображения «Острова мертвых» можно часто понять в аналогичном смысле как трансформацию памяти о затонувшем островном континенте. [565] В традиционных учениях загадка рая и стран бессмертных в целом соединилась с загадкой Запада (а в некоторых случаях и с загадкой Севера) —таким же образом, как тема «спасшихся из воды» и «не утонувших в водах» [566]сместилась от реального исторического смысла (отсылавшего к элитам, спасшимся во время катастрофы и основавшим новые традиционные центры) к символическому, и проявилась в легендах о пророках, героях и посвященных. Говоря в общем, символы, свойственные этой изначальной расе, загадочным образом вновь проявляются повсюду, где бы ни появлялись традиционные цари-завоеватели и их династии, вплоть до относительно недавних времен.

Можно добавить, что у эллинов часто неясным оказывается местонахождение божественного сада (θέων κήπος), который является первоначальным жилищем олимпийского бога Зевса, [567] и сада Гесперид «за рекой Океаном»; согласно некоторым источникам, Геспериды являются дочерями Атланта, царя западного острова. Именно в этот сад Геракл должен был попасть, имея в качестве проводника Атланта, который один «знает темные пучины моря», в ходе того символического подвига, который часто связывался с его завоеванием олимпийского бессмертия. [568] Говоря в общем, эллинским эквивалентом северного солнечного пути или дева-яны индоариев был западный путь или «путь Зевса», ведущий от крепости Кроноса, расположенной на острове героев в далеком море, к вершине горы Олимп. [569] Согласно халдейской традиции на Западе «за глубокими водами смерти, которые не имеют брода и которые не пересекались с незапамятных времен» находится божественный сад, в котором правит царь Атрахасис-Шамашнапиштим —герой, избежавший Потопа и все еще сохраняющий привилегию бессмертия. Этого сада достиг Гильгамеш, следовавший западному пути солнца, чтобы получить дар жизни[570] .

Что касается Египта, то знаменательно, что у египетской цивилизации не было «варварской» предыстории: она возникла, так сказать, неожиданно, с самого начала демонстрируя высокий уровень. Согласно преданиям, первые египетские династии были сформированы расой, происходящей с Запада, также известной как «товарищи Гора» (шемсу-Херу), отмеченные «знаком первого среди обитателей западной страны», то есть Осириса, который считался вечным царем «Полей Иалу» в «стране священной Аментет», существовавшей на «далеком западе» за «водами смерти», и иногда связывавшейся с идеей большого острова. Египетский похоронный обряд нес в себе символизм и древнюю память: произносилась обрядовая формула «на Запад!», а сам обряд понимался как пересечение вод; процессия несла «священный ковчег солнца», то есть, ковчег «спасшихся из вод». [571] Кроме того, как мы уже упоминали, в дальневосточных и тибетских сказаниях присутствует «западный рай» с деревьями с золотыми плодами, как в саду Гесперид. С загадкой Запада также связан весьма часто встречающийся образ Ми-ту с веревкой и надписью «Тот, кто несет [души] на Запад». [572] С другой стороны, память, превратившаяся с миф о рае, встречается в кельтских и гэльских сказаниях, касающихся «Страны Живых», Маг-Мелл или Авалона —странами бессмертия, считавшимися расположенными на западе. [573] В Авалоне достигли вечной жизни спасшиеся из расы «свыше» —Туата де Дананн, сам король Артур и легендарные герои, такие, как Коналл, Ойсин (Оссиан), Кухулин, Лоэгайре, Ожье Датчанин и другие. [574]Этот таинственный Авалон является эквивалентом атлантического «рая», описанного в американских легендах: это древний Тлапалиан или Туллан; это «Страна Солнца», или «Красная страна», в которую вернулись как белый бог Кельцаткоатль, так и легендарные герои, такие, как тольтекский жрец Гуемак, упомянутый в Кодексе Чимальпопоки —как вернулись Туата в Авалон, таким образом исчезнув из вида для людей. Енох отправился на запад, «к дальнему краю земли», на котором находятся символические горы и божественные деревья, охраняемые архангелом Михаилом; эти деревья дают жизнь и спасение избранным, но запретны для простых смертных до времени Страшного суда. [575] Последние отголоски этого мифа сохранились до христианских Средних веков: монахи-мореплаватели из монастырей св. Матвея и св. Эльве якобы нашли в таинственной атлантической стране золотой город, в котором живут Енох и Илия —пророки, которые «не умерли» [576] .

С другой стороны, исчезновение священной земли, отделенной от континентальной земли mare tenebrosum («Водами Смерти»), в мифе о Потопе может также приобретать смысл, связывающий его с символизмом «ковчега», с сохранением «зародышей Живых» — «Живых» в высшем и образном смысле. [577] Исчезновение легендарной священной земли может также символизировать переход центра, сохраняющего изначальную нечеловеческую духовность в незамутненном виде, в невидимое, тайное или непроявленное измерение. Отсюда, согласно Гесиоду, существа первой эпохи, которые «не умерли», продолжили свое существование в качестве невидимых стражей человечества. Таким образом, легенда о подземном народе или подземном царстве[578] часто является эквивалентом легенды об утонувшей земле, острове или городе; эта легенда обнаруживается среди многих народов. [579] Когда на земле стала господствовать нечестивость, выжившие существа предыдущих эпох переместились в «подземную страну» (то есть стали «невидимыми»), которая в результате смешения с символизмом «высот» часто находится в горах. [580] Эти существа продолжат свое существование до конца периода упадка, который сделает возможным их новое проявление. Пиндар говорил, что дорогу, ведущую к гиперборейцам, «нельзя найти ни по морю, ни по суше», и что только герои —такие как Персей и Геракл —смогли это сделать. [581] Монтесума, последний мексиканский правитель, мог войти в Антлан только после совершения магических операций, преобразивших его физическое тело. [582]Плутарх рассказывает, что обитатели севера могли общаться с Кроносом, царем Золотого века, и с другими обитателями дальней северной области только в состоянии сна. [583] Согласно Ле-Цзы чудесные области, связанные с арктической областью, а также с западом, «нельзя достигнуть ни на корабле, ни на повозке, ни пешком, но только при помощи путешествия духа». [584] Согласно учению лам Тибета, Шамбала, таинственная северная обитель, находится «в моем духе». [585] Именно так сохранились и обрели надысторическую ценность свидетельства, касающиеся того, что когда-то было реальной территорией, населенной не только людьми, представляя в тоже время символы состояния за пределами жизни, которые могут быть достигнуты только при помощи инициации. Кроме собственно символа встречается и идея о том, что изначальный центр все еще существует в тайном и обычно недоступном месте (как католическая теология говорит об Эдеме): только изменение состояния или природы может открыть его двери для поколений, живущих в последние эпохи.

Таким образом осуществилась второе великое смешение метафизики и истории. В реальности символ Запада, как и символ «полюса», может принимать универсальное значение за пределами всяких географических и исторических отсылок. На Западе, где физический свет, являющийся субъектом рождения и упадка, угас, горит неизменный духовный свет; там начинается путешествие «ладьи солнца» в Страну Бессмертных. И так как эта область лежит там, где солнце исчезает за горизонтом, она также понималась как подземная или подводная. Таков прямолинейный символизм, непосредственно вдохновленный естественными наблюдениями и встречающийся у различных народов —даже у не имеющих отношения к атлантическим воспоминаниям. [586] Это, однако, не означает, что этот мотив в пределах, определенных сопутствующими свидетельствами —как те, что мы представили, —не может обладать также и историческим характером. Здесь мы имеем ввиду то, что среди бесчисленных форм, которые принимает загадка Запада, можно выделить группу, для которой законно будет предположить, что происхождение символа состояло не в естественном явлении хода солнца, а в духовной транспозиции, в далекой памяти об исчезнувшей западной родине. Решающее доказательство в этом отношении составляет удивительное соответствие между европейскими (особенно скандинавскими и кельтскими) и американскими мифами.

Во-вторых, «загадка Запада» всегда отмечает особую стадию в истории духа, который уже больше не является изначальным; он соответствует типу духовности, которую ни типологически, ни исторически нельзя рассматривать как изначальную. Этот дух определяется мистерией трансформации. Он характеризуется дуализмом и прерывистым переходом: один свет зажигается, другой угасает. Трансценденция ушла в подполье. Сверхприрода, в отличие от изначального состояния, больше не является природой: это цель инициации и объект проблематичного поиска. Даже при рассмотрении общего аспекта «загадки Запада» она кажется свойственной тем более поздним цивилизациям, разнообразие и судьбы которых мы исследуем далее. Она связана с солнечным символом в узком смысле, но не с полярным; здесь мы встречаем вторую фазу первоначальной традиции.

ГЛАВА 26. СЕВЕР И ЮГ

В первой части данной работы мы указали на связь между солнечным символизмом и многочисленными цивилизациями традиционного типа. Представляется естественным, что он встречается в серии следов, воспоминаний и мифов, связанных с изначальной цивилизацией. Однако при рассмотрении атлантического периода уже нужно констатировать искажение, разделение солнечного символизма и символизма, связанного с предыдущей гиперборейской цивилизацией. Гиперборейскую стадию можно охарактеризовать как стадию, в которой светоносный принцип представляет характеристики неизменности и центральности, которые, так сказать, являются чисто «олимпийскими». Эти признаки, как уже было справедливо отмечено, свойственны Аполлону как гиперборейскому богу, который, в отличие от Гелиоса, не является тем солнцем, которое следует закону восхождения и нисхождения за горизонт, —это солнце само по себе как господствующая и неизменная природа света. [587] Изначально с этой первоначальной формой духовности были, очевидно, связаны свастика и другие формы доисторического креста, встречающиеся на границе ледникового периода (как и другой весьма древний доисторический солнечный символ круга с внутренним центром, иногда встречающийся на каменных дольменах). На самом деле свастика является солнечным символом в той степени, в которой она представляет вращающееся движение вокруг постоянного и неподвижного центра, соответствующего центру другого солнечного символа—круга. [588] Существуют разные виды солнечных колес и свастик: круги, кресты, круги с крестами и радиальные круги; далее, есть топоры со свастикой, двойные топоры и другие предметы, сделанные из метеоритов, расположенных по кругу; а также изображения «солнечного корабля», связанные опять же с топорами или с аполлонически-гиперборейским лебедем и оленем: все эти символы являются следами первоначальной стадии северной традиции[589] .

Также существует и иная духовность, связанная с полярным символизмом, хотя она подчеркивает связь с годом (божественный год) и, таким образом, с законом изменения, восхождения, упадка, смерти и перерождения. Следовательно, изначальная тема изменяется с того момента, который можно назвать «дионисийским». Здесь мы находим влияния, свойственные другому принципу, другому культу, другой расе и другому региону. Становится явным дифференцирующее смешение.

Чтобы классифицировать этот тип смешения, мы можем рассмотреть наиболее существенную точку во времени для символа солнца как «божественного года»: зимнее солнцестояние. Здесь вмешивается и приобретает большую значимость новый элемент —в котором свет, как кажется, исчезает и начиная с которого он, как кажется, восстает вновь, как бы из-за возобновленного контакта с изначальным принципом своей собственной жизни. Этот символ или вовсе не встречается в традициях чисто северного происхождения, или встречается только в подчиненном виде; но в южных цивилизациях и расах он является господствующим и часто приобретает центральный смысл. Это женский теллурический символ —Мать (божественная женщина), Земля или Воды (или Змея); эти три типичные выражения в большой степени эквивалентны друг другу и часто друг с другом связаны (Мать-Земля; порождающие Воды; Змея Вод, и так далее). Связь, устанавливаемая между этими двумя принципами —Матерью и Солнцем —дает смысл двум различным интерпретациям этого символизма. Первая из них все еще сохраняет следы «полярной» северной традиции, а вторая характеризует новый период —Серебряный век, смешение (что уже имеет смысл вырождения) Севера и Юга.

С абстрактной перспективы там, где отмечают солнцестояния, все еще существует связь с «полярным» символизмом (ось север-юг), в то время как символизм равноденствий связан с долготным направлением (восток-запад) до такой степени, что господство одного из них в разных цивилизациях часто само по себе позволяет нам определить то в них, что отсылает соответственно к гиперборейскому или атлантическому наследию. Однако в том, что может быть более точно охарактеризовано как атлантическая традиция и цивилизация, мы находим смешанную форму. Здесь, вместе с присутствием символизма солнцестояния, все еще имеется «полярный» элемент; но в господстве темы солнечного бога, который меняется, и в появлении и последующем господстве в моменты солнцестояний фигуры Матери или ей подобных символах мы можем заметить следствия иного влияния, иного типа духовности и цивилизации.

Следовательно, когда центр составлен солнечным мужским принципом, понимаемым как жизнь, которая возникает и увядает, и которая проходит через зиму и весну или смерть и возрождение (как в случае так называемых божеств растительности), в то время как тождественный сам себе и неизменный принцип отождествляется с Вселенской Матерью и с Землей, понимаемой как вечное начало всякой жизни, как космическое лоно и неистощимый источник и обитель всякой энергии —тогда мы поистине встретились с упадочной цивилизацией второй эпохи, традиционно находящейся под эгидой воды или луны. И напротив, где бы солнце ни продолжало пониматься в своем аспекте «чистого света», как «бесплотное мужество», свободное от истории и от рождения, и в том же олимпийском смысле, и где бы внимание людей ни было сфокусировано на светоносной небесной природе неподвижных звезд, предстающих свободными от закона восхождения и заката, который в противоположной точке зрения властвует над солнцем и над самим божественным годом —это случай высшей, чистейшей и изначальной духовности, период уранических цивилизаций.

Это довольно общая и при этом фундаментальная схема. Говоря в общем, можно различать Свет Севера и Свет Юга. В той степени, в которой в смешанной материи истории, восходящей к весьма отдаленным эпохам, такая оппозиция имеет относительно отчетливые черты, можно различать ураническую и лунную духовность, «Арктиду» и «Атлантиду».

Исторически и географически Атлантида соответствует не Югу, а Западу. Югу соответствует Лемурия, о которой мы говорили вскользь, и некоторые негроидные и южные народы можно рассматривать как последние сумеречные остатки этого континента. Но так как вплоть до этого момента мы по сути следовали траектории упадка изначальной гиперборейской цивилизации, мы обсудим Атлантиду только в отношении фазы этого упадка, а Юг будет рассмотрен только по отношению к тому влиянию, которое он оказал на изначальные расы и на северные цивилизации во время атлантического периода (но не только в это время—при условии, что мы не придаем этому выражению общий, типологический смысл) —следовательно, в рамках промежуточных форм, которые имеют двойной смысл искажения изначального наследия и возвышения до более чистых форм хтонических и демонических тем, свойственных южным аборигенным расам. Именно поэтому мы говорим не просто «Юг», а «Свет Юга», и будем использовать термин «лунная духовность» для характеристики второго периода: по отношению к Луне как светоносному, но все же несолнечному символу, который сходен с «небесной Землей», то есть с очищенной землей (Югом).

Из-за многочисленных элементов нет сомнений, что темы Матери или Женщины, Вод и Земли обязаны своим происхождением Югу. Из-за их проникновения и смешения они встречаются во всех последующих «атлантических» следах и воспоминаниях; это заставило некоторых ошибочно считать, что североатлантической цивилизации был свойственен культ матери. Согласно довольно достоверной идее существует связь между Моуру —одним из «творений», которые, согласно Авесте, [590] появились после арктической обители, и «атлантическим» периодом —и, следовательно, Моуру нужно приравнять к «Стране Матери». [591]Более того, если некоторые пытались увидеть в доисторической мадленской культуре (атлантического происхождения) изначальный центр, из которого цивилизация —в которой Богиня-Мать играла такую господствующую роль, что можно было бы сказать, что «на заре цивилизации женщина излучает такой яркий свет через религию, что фигура мужчины находится в тени» [592] —распространилась по неолитическому Средиземноморью; и если говорят, что в иберо-кантабрийском периоде можно разглядеть признаки лунно-деметрической мистерии, господствовавшей в доэллинской цивилизации пеласгов[593] —во всем этом определенно должна быть какая-то истина. Как мы уже говорили, имя Туата-де-Дананн ирландского периода, божественной расы с Запада, означает «народ богини Дану». Легенды, воспоминания и надысторические транспозиции, согласно которым западный остров был местонахождением богини, царицы или правящей жрицы, в любом случае многочисленны и весьма значимы. Мы уже упоминали разнообразные свидетельства этого рода. Хранение золотых яблок (что может представлять собой традиционное наследие первой эпохи и символ свойственных ей духовных состояний) в западном саду Зевса, согласно мифу, стало ответственностью Гесперид —не просто женщин, а дочерей Атланта. Согласно некоторым гэльским сказаниям, атлантическим Авалоном правила царственная дева; а женщина, явившаяся Кондле, чтобы заманить его в «Страну Живых», намекала при помощи символов, что эта страна населена только женщинами и детьми. [594] При этом Гесиод писал, что Серебряный век характеризовался очень долгим периодом «детства» под материнской опекой; [595] это та же идея, переданная при помощи того же символизма. Даже обозначение «Серебряный век» напоминает о лунном свете и лунной, матриархальной эпохе. [596] В кельтских мифах постоянно повторяется тема женщины, которая наделяет героя бессмертием на Западном острове. [597] Это соответствует эллинской легенде о Калипсо, дочери Атланта, царице загадочного острова Огигия, божественной женщине, бессмертной и дарующей бессмертие избранным ею; [598] теме «девы, сидящей на троне морей» на пути на запад, пройденного Гильгамешем, которая является богиней мудрости и стражем жизни —деве, которую, впрочем, смешивают с богиней-матерью Иштар; [599] скандинавскому мифу об Идун и ее яблоках, которые омолаживают и наделяют вечной жизнью; [600] дальневосточным сказаниям о «западном рае» в том аспекте, в котором она также называется «страной западной женщины»; [601] и, в итоге, мексиканской традиции, связанной с божественной женщиной, матерью великого Уитцилопочли, которая осталась правительницей священной океанской страны Ацтлан. [602] Это отголоски, которые прямо или косвенно отсылают к одной и той же идее; это воспоминания, символы и аллегории, которые нужно очистить от материального смысла и считать универсальными отсылками к «лунной» духовности, к принципу regere, и к приобщению к вечной жизни, которая перешла от солнечной и мужской эгиды к лунной и женской эгиде Божественной Женщины.

К тем же выводам можно было бы прийти, рассматривая эллинский миф об Афродите —богине, которая в своих азиатских вариантах характеризует южный компонент средиземноморских цивилизаций, так как, согласно Гесиоду, она родилась из воды из-за оскопления изначального небесного божества Урана, который, как считают некоторые, в качестве Кроноса представляет как Золотой век, так и северный центр. Согласно Старшей Эдде, появление женского элемента («трех могучих дочерей великанов») [603] отмечает как конец Золотого века, так и начало первых сражений между божественными расами асов и ванов, а позднее —между божественными расами и великанами; как мы увидим позже, эти сражения отражают дух последующих эпох.

Женщина, рассмотренная в своем стихийном хтоническом аспекте, а также демоны земли в общем, являлись главным объектом южных аборигенных культов. Отсюда происходят великие азиатско-южные хтонические богини, а также богини, представленные уже в чудовищных стеатопигических женских идолах раннего мегалитического периода. [604] Именно эта богиня мира Юга, преобразованная и сведенная к чистой и почти деметрической форме, представленная уже в населенных ориньякцами пещерах Брассемпуи, проникла в новую цивилизацию западноатлантического происхождения и стала в ней господствующей. [605] Вдоль пути атлантических колонизаторов от Пиренеев до Египта и от неолита до микенского периода встречаются почти что исключительно женские идолы, а в культе —больше жрицы, чем жрецы, или же, достаточно часто, женоподобные жрецы. [606] Тот же мотив присутствует во Фракии, Иллирии, Месопотамии и даже в некоторых северных и кельтских ветвях вплоть до германцев, и особенно в Индии, где он сохранился в некоторых южных формах тантрического культа и в доисторических следах так называемой цивилизации Мохенджо-Даро, не говоря уже о более поздних формах, о которых мы скажем позже.

Это лишь краткая отсылка к изначальным хтоническим корням темы, свойственной «Свету Юга», которую можно связать с южным компонентом, присутствующим в этих цивилизациях, традициях и институтах, которые возникли вследствие великого движения с запада на восток. Этот дифференцирующий компонент противоположен изначальному типу олимпийско-уранической духовности, связанной с расами более чистого северного (североатлантического) происхождения или с теми расами, которые смогли сохранить или заново зажечь огонь изначальной традиции даже в среде с совершенно иными влияниями.

В силу тайной связи, существующей между тем, что происходит на видимом плане (который явно сформирован внешними условиями) и тем, что следует судьбе и глубокому духовному смыслу, при рассуждении о таких влияниях можно сослаться на факторы окружающей среды и климата, чтобы объяснить по аналогии произошедшую дифференциацию. Опыт солнца, света и того же огня сам по себе естественно влиял на северные расы в качестве освобождающей духовности, особенно во время длительной ледниковой зимы; в священном символизме этих рас уранически-солнечные, олимпийские или связанные с небесным огнем персонажи выходили на первый план. Более того, суровый климат, бесплодная почва, необходимость охотиться и, наконец, необходимость путешествий через неизвестные моря и континенты естественно превращали тех, кто внутренне сохранял этот духовный опыт солнца, ясного неба и огня, в воинов, завоевателей и мореплавателей, и таким образом способствовали тому синтезу мужества и духовности, характерные следы которого сохранились в индоевропейцах.

В связи с этим становится более ясным другой аспект ранее упомянутого символизма священных камней. Камень или скала являются выражением твердости, духовной непоколебимости и священного мужества тех, кто «спасся из вод». Камень отмечает главное качество тех, кто в итоге возгосподствовал в более поздние времена и кто после Великого Потопа основал традиционные центры в местах, где знак «центра», «полюса» и «дома Бога» часто вновь проявлялся в символическом камне как вариация омфала. [607] Отсюда происходят эллинская тема второй расы, рожденной «из камня» после потопа; [608] идея о том, что Митра родился из камня; что камни считались способными указывать на истинных королей (см. ч. I, гл. 4) или что они найдены в начале Via Sacra (римский lapis niger, черный камень); что священные камни были материалом, из которого сделаны судьбоносные мечи; и, в итоге, что метеориты, или «камни с небес», или «сияющие камни», часто превращались в топоры, оружие и символ доисторических завоевателей.

На юге, напротив, естественным было то, что объектом наиболее непосредственного опыта был не солнечный принцип, а его следствия, отраженные в цветущем плодородии, связанном с землей; следовательно, центр сместился к Матери-Земле, понимаемой как Magna Mater, а символизм —к хтоническим божествам или существам, к богам растительности и растительного и животного плодородия, в то время как огонь, когда-то воспринимаемый как божественная, небесная и благотворная реальность, приобрел противоположный аспект —«адский», двусмысленный, земной. Благоприятный климат и природное изобилие в итоге побудили большинство людей к самоотречению, миру, покою, к созерцанию и потерянности в природе, а не к активному поиску утверждения и самопреодоления. [609] Так даже в области всего, до определенной степени вызванного внешними факторами, Свет Севера при помощи солнечных и уранических символов сопровождается мужским этосом и воинской духовностью, состоящей из твердой воли к установлению порядка и господства, а в южных традициях господство хтонической темы и пафоса смерти и возрождения соответствует определенной склонности к смешению, эскапизму, отречению и натуралистическому пантеизму с чувственными или мистическими и созерцательными обертонами[610] .

В любой исторической эпохе, следующей после заката северных рас, можно заметить действие двух противоположных тенденций, которые могут быть прослежены, в той или иной форме, до фундаментальной полярности Север-Юг. В каждой более поздней цивилизации можно распознать динамический исход или встречи, или столкновения этих двух тенденций, которые порождали более или менее длительные формы до пришествия тех сил и процессов, которые появились позже, в Бронзовом и Железном веках. Не только внутри каждой цивилизации, но даже в борьбе между различными цивилизациями, в превосходстве одной и в крушении другой часто всплывает более глубокий смысл —можно заметить превосходство или упадок сил, обращавшихся к одному из этих духовных полюсов, с большей или меньшей связью с этническими линиями, которые или изначально знали Свет Севера, или, напротив, подпали под чары Матерей и экстаз отречения Юга.

ГЛАВА 27. ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАТЕРИ

Чтобы предпринять исследование подобного рода, необходимо дать более точную типологическую характеристику форм цивилизаций, последовавших за изначальной. В первую очередь мы поговорим о понятии «цивилизации Матери» [611] .

Типичной чертой этой цивилизации является метафизическая транспозиция женщины как принципа и субстанции порождения. Богиня выражает высшую реальность, а всякое существо, понимаемое как сын или дочь, является перед ней чем-то обусловленным, подчиненным, лишенным собственной жизни и, следовательно, преходящим и эфемерным. Таков тип великих азиатско-средиземноморских богинь жизни —Исиды, Ашеры, Кибелы, Танит и особенно Деметры —центральной фигуры пеласгско-минойского периода. Изображение солнечного принципа как ребенка, покоящегося на коленях Великой Матери, как если бы он был порожден ею; египетско-минойские изображения цариц или божественных женщин, держащих лотос и ключ жизни; Иштар, к которой обращен один из наиболее древних записанных гимнов со словами «Нет никакого истинного бога помимо тебя» и которую часто называли Ummu ilani, «Мать богов»; разнообразные аллюзии, зачастую с космологическими транспозициями, провозглашающие первенство «ночного» принципа над дневным, рождающимся из ее лона, и, следовательно, темных и лунных божеств над проявленными и дневными; как результат, типичное чувство «тайного» как судьбы, как фаталистического закона, которого никто не в силах избежать; первенство в некоторых архаичных видах символизма (часто связанного с лунным, а не солнечным измерением времени) знака или бога луны перед знаком или богом солнца (см., например, случай вавилонских богов Сина и Шамаша) и инверсия, в которой луна иногда изображалась мужским божеством, а солнце —женским; роль, приписываемая принципу вод и связанному с ней культу змеи и аналогичных сущностей; а также, на другом плане, подчинение Адониса Афродите, Вирбия Диане, некоторых форм Осириса (который превратился из своей изначальной солнечной формы в лунного бога вод) Исиде, [612] Вакха Деметре, азиатского Геракла Милитте —все это более или менее непосредственно связано с одним и тем же мотивом. Повсюду на юге —от Месопотамии до Атлантики —встречаются относящиеся к неолиту статуэтки Матери с ребенком.

В цивилизации Крита, где родину называли «материнской землей» (μητρίς), а не «отечеством» (πατρίς), что также демонстрирует особую связь с атлантически-южной цивилизацией[613] и субстратом еще более древних южных культов, богов считали смертными; как лето, каждый год они претерпевали смерть. [614] У Зевса (Тешуба) не было отца, а его матерью была влажная почва; следовательно, принципом являлась «женщина», а сам бог был «порожденным» и смертным существом, чья могила демонстрировалась от поколения к поколению. [615] В противоположность этому неизменный женский субстрат всякой формы жизни считался бессмертным. После рассеяния теней Хаоса появилась черная богиня Гея —μέλαινα γαία —женский принцип. Гея без супруга порождает —после «великих гор», океана и Понта —собственного сына или мужа; и всё божественное потомство Геи, перечисляемое Гесиодом, следующим традиции, которую нельзя путать с традицией чисто олимпийского рода, изображается как мир, подчиненный движению, изменению и становлению.

Выражения этой инверсии ценностей на более низком плане можно распознать в обрядах на основе следов, сохранившихся до ранних исторических времен в некоторых азиатских средиземноморских культах. Возьмем, например, сесахские и фригийские праздники. Сесахские праздники в честь великой Богини достигали своего апогея в убийстве человека, представлявшего царя-мужчину. [616] С другой стороны, отказ от мужского элемента при чествовании Богини также встречается в кастрациях, совершавшихся во время мистерий Кибелы: иногда жрецы, чувствовавшие себя одержимыми Богиней, лишали себя мужского качества также и физически, чтобы стать похожими на нее и как бы преобразоваться в женский тип, понимаемый как высшее проявление священного. [617] Более того, в храмах Артемиды и Астарты от Эфеса до Иераполя жрецы часто были евнухами. [618] Лидийский Геркулес, одетый как женщина, три года служит могущественной Омфале —тому же типу божественной женщины, что и Семирамида; тот факт, что принимавшие участие в некоторых мистериях, посвященных Гераклу или Дионису, часто носили женские одежды; тот факт, что жрецы у некоторых древнегерманских племен охраняли священные леса опять же в женских одеждах; ритуальная инверсия полов, при которой статуи Нанны-Иштар в Сузе и Венеры на Кипре демонстрировали мужские черты, а женщины одевались как мужчины, а мужчины как женщины, отмечавшие свой культ; [619] и, в итоге, пеласгско-минойское подношение Богине сломанного оружия[620] и узурпация священного гиперборейского воинского символа боевого топора персонажами амазонского типа и южными богинями —все эти примеры определенно представляют собой фрагментарные, материализованные и искаженные отголоски. Однако, несмотря на это, все они типичны для общей точки зрения, согласно которой мужской элемент и мужчины в общем стали рассматриваться как маловажный, внутренне противоречивый, малоценный, преходящий и низкий элемент, так как женское стало фундаментальным символом сакральности, силы и жизни.

Мать =Земля, gremius matris terrae. Из этого уравнения проистекает существенный момент, а именно: в тип цивилизаций южного корня можно включить все разновидности культов, мифов и обрядов, в которых господствует хтоническая тема, в которой появляется мужской элемент, и присутствуют не только богини, но и боги земли, роста, природного плодородия, вод или подземного огня. Матери правили подземным миром и всем тайным, понимаемым как ночь и тьма в противоположность coelum, что также может предполагать общую идею невидимого, но в ее высшем, светоносном и небесном аспекте. Далее, имеется фундаментальное и хорошо известное противопоставление Деуса —типа светоносных божеств индоевропейского пантеона, [621] и Аль, объекта демонического, экстатического и исступленного культа темных южных рас, в котором нет никакого контакта с подлинно сверхъестественным. Действительно, низший аспект культа Матери определяет инфернально-демонический элемент, стихийное царство подземных сил. Противостоит всему этому олимпийская, неизменная и вневременная реальность, купающаяся в свете мира умопостигаемых сущностей (κόσμος νοητός) и представляемая в форме богов войны, победы, славы, вершин или небесного огня.

В качестве особенно важного момента нужно отметить, что в южных цивилизациях, в которых господствовал женский теллурический культ, господствующим похоронным обрядом было погребение, а среди цивилизаций североарийского происхождения практиковалась кремация. Это отражает вышеупомянутую точку зрения: в первом случае судьба индивида состоит не в том, чтобы при помощи огня очиститься от земных останков и подняться в небесные области, а в том, чтобы вернуться в недра земли и раствориться в хтонической Magna Mater, которая и была источником его эфемерной жизни. Это объясняет подземное, а не небесное расположение царства мертвых, типичное для древнейших этнических слоев Юга. [622] Согласно своему символическому смыслу погребение мертвых чаще всего встречается среди следов периода Матери.

Говоря в общем, можно установить связь между женской духовностью и пантеизмом, согласно которому Всё понимается как великое море, в котором ядро индивида растворяется и теряется, как крупинка соли. В пантеизме личность является иллюзорным и временным проявлением одной недифференцированной субстанции, которая в одно и то же время и дух, и природа —это единственная реальность; в этом мировоззрении нет места никакой подлинной трансцендентности. Необходимо добавить —и это будет важным при определении смысла последующих периодов, —что те формы, в которых божественное понимается как личность, представляют собой смешанный, но по сути тот же самый дух; [623] в этих формах подчеркивается натуралистическая связь порождения и создания человека с соответствующим пафосом абсолютной зависимости, покорности, пассивности, отречения и отказа от своей воли. Довольно показательно здесь мнение Страбона (География, VII, 3, 4), согласно которому молитве (в смысле простой набожности) мужчину научила женщина.

Мы уже подчеркивали, что материализация мужества является неизбежным спутником всякой феминизации духовности. Этот мотив, который внесет дальнейшие изменения в различные цивилизации, соответствующие Бронзовому или Железному веку, поможет нам охарактеризовать другие аспекты цивилизации Матери.