Помоги проекту - поделись книгой:
Россия – лидер поневоле
Лидирующую роль в создании коалиции по противостоянию США придется брать на себя России, поскольку именно она находится в наиболее уязвимом положении и без создания такой коалиции не сможет одержать верх в развязываемой против нее конфронтации. Если Россия не проявит инициативу, то формируемый Соединенными Штатами антироссийский альянс может поглотить или нейтрализовать наших потенциальных союзников. Так, провоцируемая американцами против России война в Европе может оказаться выгодной Китаю. Взаимное ослабление Америки, Евросоюза и России облегчает КНР достижение глобального лидерства. Бразилия способна поддаться давлению Вашингтона. Индия рискует замкнуться на решении своих внутренних проблем.
Россия обладает не меньшим, чем США, историческим опытом лидерства в мировой политике, необходимым духовным авторитетом и достаточной военно-технической мощью. Но отечественному общественному сознанию необходимо избавиться от комплекса неполноценности, восстановить историческую гордость за многовековое упорное создание цивилизации, объединившей множество наций и культур и не раз спасавшей Европу и человечество от самоистребления. Вернуть понимание исторической преемственности роли «русского мира» в созидании общечеловеческой культуры, начиная от Киевской Руси – духовной преемницы Византийской империи – до Российской Федерации, являющейся преемницей СССР и Российской империи. Евразийский интеграционный процесс следует преподносить как глобальный проект восстановления общего пространства, развития веками живших вместе, сотрудничавших и обогащавших друг друга народов от Лиссабона до Владивостока и от Петербурга до Коломбо.
Социально-консервативный синтез
Идеологическим основанием нового миропорядка может стать концепция социально-консервативного синтеза, объединяющая систему ценностей мировых религий с достижениями социального государства и научной парадигмой устойчивого развития. Эту концепцию стоит использовать в качестве позитивной программы для формирования глобальной антивоенной коалиции, которая должна предложить понятные всем принципы упорядочивания и гармонизации социально-культурных и экономических отношений в мировом масштабе.
Гармонизация международных отношений возможна только на основе фундаментальных ценностей, разделяемых всеми основными культурно-цивилизационными общностями. К числу таких ценностей относятся принцип недискриминации (равенства людей) и декларируемая всеми конфессиями любовь к ближнему без разделения на «своих» и «чужих». Такие ценности могут быть выражены в понятиях справедливости и ответственности, а также в юридических формах прав и свобод граждан.
Фундаментальная ценность человеческой личности и равенства прав всех людей вне зависимости от их вероисповедания, национальной, классовой и какой-либо еще принадлежности должна быть признана всеми конфессиями. Основанием для этого, во всяком случае в монотеистических религиях, является понимание единства Бога и того, что каждое вероучение указывает свою дорогу спасения человека, имеющую право на существование. Подобное мировоззрение способно устранить насильственные формы межрелигиозных и межнациональных конфликтов, перевести их в плоскость свободного выбора каждого человека. Для этого необходимы правовые формы участия конфессий в общественном жизнеустройстве и разрешении социальных конфликтов.
Это позволит нейтрализовать одну из самых разрушительных технологий американской стратегии ведения мировой хаотической войны – использование межконфессиональных противоречий для разжигания религиозных и национальных конфликтов, переходящих в гражданские и региональные войны.
Вовлечение конфессий в формирование международной политики даст нравственно-идеологическое основание для предотвращения этнонациональных конфликтов и создаст предпосылки для перевода межнациональных противоречий в конструктивное русло, их снятия посредством инструментов государственной социальной политики. В свою очередь, вовлечение конфессий в формирование социальной политики подведет нравственное основание под государственные решения. Это поможет обуздать дух вседозволенности и распущенности, доминирующий сегодня в правящей элите развитых государств, восстановить понимание социальной ответственности власти перед обществом. Пошатнувшиеся ценности социального государства получат мощную идеологическую поддержку. В свою очередь, политическим партиям придется признать значение фундаментальных нравственных ограничений, защищающих основы человеческого бытия.
Концепция социально-консервативного синтеза дает идеологическую основу для реформирования международных валютно-финансовых и экономических отношений на основе принципов справедливости, взаимного уважения национальных суверенитетов и взаимовыгодного обмена. Их реализация требует ограничения свободы действия рыночных сил, постоянно порождающих дискриминацию большинства граждан и стран по доступу к благам.
Либеральная глобализация подорвала возможности государств влиять на распределение национального дохода и богатства. Транснациональные корпорации бесконтрольно перемещают ресурсы, которые ранее контролировались государствами. Последние вынуждены снижать степень социальной защищенности граждан, чтобы сохранять привлекательность экономик для инвесторов. Одновременно снизилась эффективность государственных социальных инвестиций, потребители которых освободились от национальной принадлежности. В результате присвоения американоцентричной олигархией все большей части доходов, генерируемых в мировой экономике, происходит падение уровня жизни населения большинства стран с открытой экономикой, увеличивается дифференциация граждан по доступу к благам. Для преодоления разрушительных тенденций требуется изменить всю архитектуру финансово-экономических отношений, вводя ограничения на движение капитала. Цель – блокировать возможности его ухода от социальной ответственности, с одной стороны, и выровнять издержки социальной политики национальных государств – с другой.
Ограничение возможностей уклониться от социальной ответственности включает ликвидацию офшорных зон, позволяющих избегать налоговых обязательств, и признание права национальных государств регулировать трансграничное перемещение капитала. Выравнивание социальных издержек различных государств потребует установить глобальные минимальные социальные стандарты, что предусматривало бы опережающее повышение уровня социального обеспечения населения относительно бедных стран. Для этого должны заработать международные механизмы выравнивания уровня жизни, что предполагает создание инструментов их финансирования.
Руководствуясь концепцией социально-консервативного синтеза, антивоенная коалиция поставила бы задачи формирования глобальных механизмов социальной защиты. Так, способом финансирования международных механизмов выравнивания уровня жизни стал бы налог на валютообменные операции в размере 0,01 от суммы трансакций. Этот сбор (суммой до 15 трлн. долларов в год) может взиматься на основе международного соглашения в рамках национальных налоговых законодательств и перечисляться в распоряжение уполномоченных международных организаций. В их числе – Красный Крест (предупреждение и преодоление последствий гуманитарных катастроф, вызванных стихийными бедствиями, войнами, эпидемиями и пр.); ВОЗ (предотвращение эпидемий, снижение детской смертности, вакцинация населения и пр.); МОТ (организация глобальной системы контроля за выполнением норм техники безопасности, соблюдением общепринятых норм трудового законодательства, включая оплату труда не ниже прожиточного минимума и запрет на использование детского и принудительного труда, за трудовой миграцией); Мировой банк (строительство объектов социальной инфраструктуры: водоснабжение, дороги, канализация и пр.); ЮНИДО (передача технологий развивающимся странам); ЮНЕСКО (поддержка международного сотрудничества в сфере науки, образования и культуры, защиты культурного наследия). Расходование средств должно вестись на основе бюджетов, утверждаемых Генеральной Ассамблеей ООН.
Еще одним направлением работы может стать создание глобальной системы защиты окружающей среды, финансируемой за счет ее загрязнителей. Для этого нужно заключить международное соглашение, предусматривающее универсальные нормы штрафов за загрязнение с перечислением их на экологические цели в соответствии с национальным законодательством и под контролем уполномоченной международной организации. Часть средств централизованно направляется на проведение глобальных экологических мероприятий и организацию мониторинга состояния окружающей среды. Альтернативный механизм возможен на основе оборота квот на загрязнение путем расширения и запуска механизмов Киотского протокола.
Важнейшее направление – создание глобальной системы ликвидации неграмотности и обеспечения доступа всех граждан планеты к информации и получению современного образования. Потребуется унификация минимальных требований ко всеобщему начальному и среднему образованию с выделением дотаций слаборазвитым странам за счет средств, собираемых посредством предложенного выше налога. Должна появиться доступная для всех жителей планеты система предоставления услуг высшего образования ведущими вузами развитых стран. Последние могли бы выделять квоты на прием иностранных студентов, набираемых по международному конкурсу с оплатой обучения из того же источника. Параллельно силами вузов-участников разворачивается глобальная система предоставления дистанционных образовательных услуг на бесплатной основе для всех желающих со средним образованием. Создание и поддержание соответствующей информационной инфраструктуры может быть возложено на ЮНЕСКО и Мировой банк с финансированием из того же источника.
Антикризисная гармонизация миропорядка
Растущий разрыв между бедными и богатыми странами создает угрозу развитию и самому существованию человечества. Он воспроизводится и поддерживается присвоением ряда функций международного экономического обмена национальными институтами США и их союзников, действующими исходя из своих частных интересов. Они монополизировали эмиссию мировой валюты, используя эмиссионный доход в своих интересах и обеспечивая неограниченный доступ к кредиту своим банкам и корпорациям. Монополизировали установление технических стандартов, поддерживая технологическое превосходство собственной промышленности. Навязали всему миру выгодные им правила международной торговли, заставив других открыть товарные рынки и резко ограничить собственные возможности влияния на конкурентоспособность национальных экономик. Наконец, принудили большинство стран к открытию рынков капитала, обеспечив господствующее положение своей финансовой олигархии, богатеющей за счет той же монополии на безграничную эмиссию мировой валюты.
Устойчивое и успешное для человечества социально-экономическое развитие невозможно без устранения монополизации функций международного экономического обмена в чьих-либо частных или национальных интересах. Ради устойчивого развития человечества и гармонизации глобальных общественных отношений, преодоления дискриминации в международном экономическом обмене могут вводиться глобальные и национальные ограничения.
В частности, для предотвращения глобальной финансовой катастрофы необходимы срочные меры по формированию новой безопасной и эффективной валютно-финансовой системы, основанной на взаимовыгодном обмене национальных валют и исключающей присвоение глобального эмиссионного дохода в чьих-то частных или национальных интересах.
Для выравнивания возможностей социально-экономического развития развивающимся странам необходим свободный доступ к новым технологиям при условии, что они возьмут обязательство не использовать их в военных целях. Государства, согласившиеся на такое ограничение и открывшие доступ к информации о военных расходах, выводятся из-под ограничений международных режимов экспортного контроля. Им также оказывается помощь в получении новых технологий, необходимых для развития.
Для обеспечения добросовестной конкуренции нужен международный механизм, который не позволил бы транснациональным корпорациям злоупотреблять монопольным положением на рынке. Соответствующие функции антимонопольной политики могут быть возложены на ВТО на основе специального соглашения, обязательного для всех государств-членов. Оно предусмотрит права субъектов международного экономического обмена требовать устранения монопольных злоупотреблений со стороны ТНК, а также компенсации вызванных ими потерь за счет введения соответствующих санкций. В число таких злоупотреблений наряду с завышением или занижением цен, фальсификацией качества продукции и другими типичными примерами недобросовестной конкуренции должно входить занижение оплаты труда относительно регионального прожиточного минимума, подтвержденного МОТ. В отношении естественных глобальных и региональных монополий следует установить процедуры регулирования цен на разумном уровне.
В условиях неэквивалентного экономического обмена государствам следует оставить свободу регулирования национальных экономик для выравнивания уровней социально-экономического развития. Наряду с принятыми в рамках ВТО механизмами защиты внутреннего рынка от недобросовестной внешней конкуренции инструментами выравнивания служат разные механизмы стимулирования научно-технического прогресса и государственной поддержки инновационной и инвестиционной активности; установление государственной монополии на использование природных ресурсов; введение норм валютного контроля для ограничения вывоза капитала и нейтрализации спекулятивных атак против национальной валюты; удержание под национальным контролем важнейших секторов экономики; другие формы повышения конкурентоспособности.
Особое значение имеет обеспечение добросовестной конкуренции в информационной сфере. Доступ в мировое информационное пространство должен быть гарантирован всем жителям планеты в качестве как потребителей, так и поставщиков информации. Для поддержания открытости этого рынка следует применять жесткие антимонопольные ограничения, не позволяющие какой-либо стране или группе аффилированных лиц доминировать в информационном пространстве.
Для соблюдения всеми участниками глобального экономического обмена установленных международных и национальных норм необходим обязательный для всех режим санкций за их нарушение. Для этого – международное соглашение по исполнению судебных решений, выносимых в отношении участников международного экономического обмена вне зависимости от их национальной принадлежности. При этом необходимо предусмотреть возможность апелляции к международному суду, решение которого обязательно для исполнения всеми государствами.
Введение обязательных норм и санкций за их нарушение (так же как и санкций за нарушение национального законодательства) предполагает примат международных соглашений над национальным законодательством. Государства, нарушающие этот принцип, должны ограничиваться в правах на участие в мировом экономическом обмене. В частности, их национальная валюта не принимается в международных расчетах, в отношении их резидентов могут применяться экономические меры, их деятельность на мировом рынке может ограничиваться.
Для осуществления описанных принципиальных изменений в международных отношениях требуется мощная коалиция, способная преодолеть сопротивление США и государств
Антивоенная коалиция должна выдвинуть мирную альтернативу гонке вооружений как средству стимулирования развития технологического уклада. Эта альтернатива – в широкой международной кооперации при решении глобальных проблем, которые требуют концентрации ресурсов в проведении прорывных научно-технических разработок. К примеру, проблема защиты Земли от космических угроз не имеет в настоящее время технического решения. Чтобы его получить, нужны научно-технические прорывы на основе интеграции интеллектуальных потенциалов ведущих стран мира и совместного финансирования соответствующих международных программ научно-технического развития.
Парадигма устойчивого развития в принципе отвергает войны. Вместо конфронтации и конкуренции она делает ставку на кооперацию и сотрудничество как механизмы концентрации ресурсов в перспективных направлениях НТП. Она лучше, чем провоцируемая геополитикой гонка вооружений, подходит как научно-организационная основа механизма управления становлением нового технологического уклада. Основными потребителями продукции последнего являются здравоохранение, образование и культура, развитие которых слабо стимулируется военными расходами. Но на эти отрасли непроизводственной сферы вместе с наукой в близкой перспективе будет приходиться до половины ВВП развитых стран. Соответственно подход, при котором тяжесть государственного стимулирования НТП переносится с военных расходов на гуманитарные, прежде всего на медицинские исследования и науки о жизни, является дальновидным. Поскольку государство обеспечивает свыше половины расходов на здравоохранение, образование и науку, такой перенос способствовал бы укреплению планомерного начала в управлении социально-экономическим развитием, что ограничивало бы действие разрушительных сил.
С 2017 г. в США начнется новый избирательный цикл, который, по всей видимости, будет замешан на русофобии как идейной основе фактически разжигаемой Вашингтоном мировой войны за сохранение собственной власти. К этому времени кризисное состояние американской финансовой системы может проявиться в сокращении бюджетных расходов, обесценивании доллара и ухудшении уровня жизни населения. Давление внутренних проблем и кризисов во внешней политике, с одной стороны, будет провоцировать рост агрессивности американского руководства, а с другой – ослаблять его положение. В случае интеллектуальной, экономической и военной мобилизации у России есть шансы не проиграть в конфликтах 2015–2018 гг., поскольку США и их сателлиты еще не будут готовы к открытой агрессии.
Самый опасный период для России наступит в начале 2020-х гг., когда начнется технологическое перевооружение развитых стран и Китая, а Соединенные Штаты и другие западные государства выйдут из депрессии 2008–2018 гг. и совершат новый технологический скачок. Именно в 2021–2025 гг. Россия может резко отстать в технологическом и экономическом отношении, что обесценит ее оборонный потенциал и резко усилит внутренние социальные и межэтнические конфликты, как это произошло с СССР в конце 1980-х годов. Конфликты будут разжигаться извне и изнутри, а почвой станут социальное неравенство, неравенство между регионами и экономические проблемы. Чтобы избежать самого негативного сценария, ведущего к распаду страны, необходима системная внутренняя и внешняя политика укрепления национальной безопасности, обеспечения экономической самостоятельности, повышения международной конкурентоспособности и опережающего развития экономики, мобилизации общества и модернизации ВПК.
К 2017 г., когда США начнут открыто и по всем фронтам угрожать России, российская армия должна иметь современное и эффективное вооружение, российское общество – быть сплоченным и уверенным в своих силах, интеллектуальная элита – владеть достижениями нового технологического уклада, экономика – находиться на волне роста этого уклада, а российская дипломатия – организовать широкую антивоенную коалицию стран, способную согласованными действиями прекратить американскую агрессию.
Отложенный полицентризм
Несмотря на относительный упадок США, подъем Китая и других стран БРИКС, американское политическое и академическое сообщество убеждено, что в обозримой перспективе Соединенные Штаты сохранят мировое лидерство. Ожидания России, что Америка постепенно воспримет международные изменения в сторону многополярности и полицентризма, пока не оправдываются.
Мировой порядок и американская мысль: глобалисты против изоляционистов
Со времени окончания Второй мировой войны в американском интеллектуально-политическом сообществе активно обсуждаются вопросы стабилизации международного порядка и роли США. По мере выдвижения на первый план новых проблем формируются различные группы сторонников укрепления или, наоборот, ослабления американского участия в управлении миром. Аргументация глобалистов и изоляционистов меняется сообразно времени.
Распад биполярной системы обнажил имеющуюся в американских университетах и мозговых трестах тенденцию подстраивать под себя остальную часть мира. Эпоха противостояния с СССР ее маскировала, выдвигая на первый план практические императивы выживания и контроля вооружений. Крах Советского Союза поставил Америку и ее интеллектуальное сообщество в новые условия. Подавляющее большинство его представителей убеждены в прогрессивности американской гегемонии и «империи», а в академической науке заметно стремление обосновать важность глобализации с американским лицом, альтернативой которой видится глобальная неуправляемость. Реалисты, или теоретики баланса власти в мировой политике, выдвинули теорию стабильности однополярного мира. Либералы привычно настаивают на необходимости глобального распространения американских идеалов демократии и рыночной экономики. А так называемые конструктивисты отстаивают концепции глобального изоморфизма культурных норм, возникших в глубинах западной цивилизации.
Глобалистам традиционно оппонировали сторонники снижения роли Соединенных Штатов в мире, или изоляционисты. Уже со второй половины 1970-х – начала 1980-х гг. в американском интеллектуально-политическом сообществе обнаружились критики доминирования США. Среди них были как левые, формировавшие свои взгляды во многом под влиянием теории Иммануила Валлерстайна о капиталистической «мир-системе», так и сторонники снижения американского глобального участия в целях национальной безопасности. Последние, подобно йельскому историку Полу Кеннеди, говорили о «перенапряжении» (
И хотя глобалисты традиционно пользовались гораздо большим влиянием в обществе, вторая половина 2000-х гг. способствовала укреплению изоляционистов. Причиной тому стало нарастание мировой нестабильности и общего восприятия за пределами западного мира роли Америки как деструктивной, а не конструктивной силы в глобальном управлении. Мировой финансовый кризис, начавшийся со скандалов на Уолл-стрит, поражения внешней политики Вашингтона в Афганистане и Ираке, а также заметный экономический подъем Китая и других незападных держав стимулировали развитие критической мысли.
Аргументы изоляционистов
Сегодня, как и ранее, умеренных и радикально-изоляционистских взглядов придерживаются аналитики различных идеологических ориентаций – как левые, так и консервативные. К первым относятся, например, сторонники критических теорий международных отношений, ратующие за радикальные изменения в мире и подвергающие критике не только внешнюю политику США, но и сами базовые понятия современности, такие как государственный суверенитет, капитализм и либеральная демократия. Ко вторым принадлежат те, кто вслед за Хантингтоном желали бы укрепления американских ценностей внутри страны, а не за ее пределами.
Но более других влиятельны реалисты, традиционно выступавшие критиками экспансионистских и глобалистских амбиций американской политической элиты. Представители этого лагеря обрели влияние со времени, когда бежавший из нацистской Германии Ханс Моргентау выдвинулся в число наиболее значительных теоретиков международных отношений и сформулировал основные принципы дипломатии в книгах, по которым училось несколько поколений американского истеблишмента. Однако Моргентау известен и в качестве непримиримого критика американской войны во Вьетнаме, осудившего США как действовавших вопреки собственным национальным интересам.
Подобно Моргентау, современные реалисты резко критикуют американскую внешнюю политику как подрывающую интересы государства. Влиятельность ряда представителей академического реализма, таких как Кеннет Уолтц, Джон Миршаймер, Роберт Арт, Барри Позен, Стивен Уолт и другие, связана с уже упомянутым значительным местом реалистского мышления в истеблишменте, а также участием его адептов в экспертно-аналитической деятельности и относительной консолидированностью их позиции. Примером последней может служить появление в
Позицию реалистов следует обозначить как умеренный изоляционизм. Никто из них не отрицает необходимости глобальной вовлеченности США в реагирование на важнейшие угрозы национальной безопасности, связанные с терроризмом, распространением ядерного оружия и региональной нестабильностью. Но они исходят из невозможности продолжать управление миром в прежних имперских формах, в первую очередь из-за ограниченности материально-экономических ресурсов страны. В различных формах на ресурсную ограниченность указывает аргументация Фарида Закарии о возникновении «постамериканского» мира, Кристофера Лэйна, Роберта Пэйпа, Эндрю Басевича и других. В этом вопросе с реалистами солидарны как левые, так и консервативные изоляционисты, которые давно говорили о проблеме гигантского внешнего долга и экономической переориентации страны на глобальное производство, сопряженной с серьезными национальными рисками.
В качестве альтернативы реалисты-изоляционисты предлагают концепцию ограниченного участия в мировом управлении, которую одни именуют избирательной вовлеченностью (Роберт Арт), а другие – офшорным балансированием (Джон Миршаймер, Стивен Уолт). Следует не препятствовать подъему региональных держав, а управлять их руками. Это должны быть государства, у которых сложились прочные отношения с Америкой и чьи интересы не входят в противоречие с американскими. Например, на Ближнем Востоке это Турция и Израиль. При этом многие реалисты выступают против чрезмерной военной и политической поддержки Израиля как противоречащей американским задачам. Миршаймер и Уолт опубликовали нашумевшую книгу о неблаговидной роли «израильского лобби» во внешней политике. Национальные интересы они связывают с поддержанием региональной стабильности, противодействием терроризму и ядерному распространению, но не с распространением демократии в мире.
В связи с этим, а также с тем, что большинство представителей данного лагеря воспринимают в качестве стратегического противника Китай, некоторые желали бы видеть главным партнером в Евразии Россию (на это в свое время намекал и Хантингтон). Многие реалисты против расширения НАТО и с пониманием относятся к критической позиции России по этому вопросу. Ряд реалистов, а также изоляционистов левой и консервативной ориентации жестко критиковали интервенционистскую роль США в евразийском регионе и позицию в «цветных революциях» в Грузии и Украине. С такой критикой выступали на страницах ведущих изданий Стивен Коэн, Пэт Бьюкэнен, Дмитрий Саймс, Стивен Уолт, Джон Миршаймер и многие другие. Следует заметить, что как у левых, так и у реалистов-изоляционистов имеются свои, влиятельные издания, такие как
Иное дело – Китай. Считая Пекин главным вызовом американской безопасности, большинство представителей данного лагеря предупреждают о возникновении новых, все более острых кризисов в отношениях двух стран. Наиболее пессимистично настроен Миршаймер, недавно предрекавший в своей книге «Трагедия великих держав» неизбежность американо-китайской войны.
Он же предложил теоретическое обоснование умеренно-изоляционистской внешней политики, показав на большом историческом материале опасность великодержавных амбиций и отвергнув понятие однополярности как не имеющее исторических прецедентов. По убеждению Миршаймера, любое возвышение одной из держав является временным, оно неизбежно вызовет противодействие остальных. Современное же состояние американской гегемонии не может продлиться долго. Сдерживание амбиций США уже началось, и главный вопрос заключается в том, примет ли оно мирные формы или же завершится войной. Мы вступили, считает ученый, в наиболее опасный период развития мировой системы, который он называет «несбалансированной многополярностью».
Ответ глобалистов
Пестрый лагерь глобалистов объединяет убежденность в необходимости сохранения американского лидерства и масштабного военно-политического влияния Соединенных Штатов в мире. Наиболее заметны здесь позиции реалистов и либералов-институционалистов, которые частично разделяют взгляды друг друга и даже выступают с совместными публикациями. Примером может служить статья «Не возвращайся домой, Америка», опубликованная в ведущем академическом журнале реалистской направленности
Сначала о реалистах-глобалистах, взгляды которых в последние годы претерпели некоторые важные изменения. С 2000-х гг. ряд реалистов, подобно Вулфору, включились в обоснование теории стабильности однополярного мира. Их аргументация сводилась к тому, что в силу огромного, исторически беспрецедентного разрыва между военно-экономическим потенциалом США и остальных крупных держав всякое сдерживание «гегемона» утрачивает смысл как слишком дорогостоящее. Вместо этого игроки мировой политики будут стремиться к получению выгод, укрепляя взаимодействие с центром. Последний же сможет воспользоваться своим доминирующим положением для поддержания мира, стабильности и экономической открытости. В связи с этим в упомянутой статье Брукс, Айкенберри и Вулфор отстаивают стратегию «глубокой вовлеченности» во всех основных регионах мира.
Эта благостная картина подверглась изменениям под влиянием военных и экономических поражений Соединенных Штатов конца 2000-х – начала 2010-х годов. Так, некоторые из реалистов перестали настаивать на мирном характере однополярности, доказывая неизбежность противоречий между доминирующим полюсом и остальными державами, а также нарастание асимметричных и периферийных конфликтов с участием крупных региональных держав. По этому пути пошел Нуно Монтейро, ученик Миршаймера, поставивший перед собой задачу сформулировать полноценную теорию однополярной политики. Монтейро убежден в возможности и необходимости однополярности, однако, не считая систему способной гарантировать мир, он полагает оптимальной для США стратегию оборонительного приспособления (
С похожих позиций выступают и представители консервативного истеблишмента. В отличие от реалистов консерваторы настаивают на распространении демократии как отвечающей американским интересам и ценностям (в этом они сходятся с Наем и другими представителями либеральных теорий). Однако в отличие от либералов считают непременным условием успеха расширения свободы сохранение за США глобального военного превосходства и готовности использовать силу. Здесь, впрочем, тоже есть сдвиги. Характерна, например, позиция Генри Нау, придерживающегося консервативного интернационализма. Отмежевавшись от устремлений Буша-младшего насадить демократию во всем мире, Нау призывает «фильтровать» цели Америки сообразно возможностям. Кроме того, он считает ошибочным нежелание Буша и Обамы вступать в переговоры с Россией и другими странами-«диктаторами» и «агрессорами». На смену санкциям и односторонним угрозам должны прийти переговоры и возможность предложить противоположной стороне выгодные для нее экономические и политические условия. Однако такого рода переговоры должны проводиться только с позиции силы, вплоть до возможности использования ресурсов НАТО против агрессора и необходимости дальнейшего расширения и укрепления военного альянса.
Наконец, в американском истеблишменте по-прежнему сильны либералы-демократизаторы и сторонники укрепления международных экономических институтов. Как первые, так и вторые обильно представлены в администрации президента Барака Обамы. В частности, Госдепартамент продолжает исходить из необходимости и даже неизбежности распространения демократических ценностей в мире, по возможности без применения военной силы. При всех отличиях взгляды Хиллари Клинтон, Виктории Нуланд и Джона Керри в данном отношении весьма схожи. В экспертно-академическом сообществе подобные идеи отстаивают Най и другие сторонники «мягкой силы», а также приверженцы теории демократического мира, согласно которой демократии не вступают в вооруженные конфликты друг с другом. Популярны и либерально-конструктивистские теории, изучающие глобальное распространение западных норм и идентичности «мировой цивилизации». Достижения конструктивистов представлены, в частности, работами Питера Катценстайна о роли религии и цивилизации в международных отношениях с общим выводом о постепенности формирования, несмотря на сохраняющиеся культурные различия, «цивилизации современного общества».
Заметно и влияние теоретиков открытой экономики и укрепления международных экономических институтов. Некоторые из них, подобно Эрику Гарцке, убеждены, что капитализм гарантирует мирное взаимодействие государств. Другие настаивают на том, что наличие международных экономических институтов, таких как МВФ и Всемирный банк, и постепенное расширение участия незападных стран в деятельности глобальных институтов стало залогом предотвращения второй Великой депрессии. Но и здесь, считают они, лидерство Соединенных Штатов – залог стабильности. Без него не было бы глобальной поддержки идей экономической открытости, предоставления необходимой для выхода из кризиса ликвидности и макроэкономической координации среди основных экономик мира (США, ЕС и Китай). Такова, в частности, аргументация недавней книги Дэниела Дрэзнера «Система сработала». Америка, считают представители данной группы, заинтересована в распространении глобального капитализма и вовлечении в его систему всех значимых игроков. Это ведет к снижению их эгоизма (
Важнейший для глобалистов вопрос – как быть с подъемом Китая? Несмотря на рост алармизма американского интеллектуально-политического сообщества относительно намерений и возможностей азиатского гиганта, глобалисты в целом менее пессимистичны, чем изоляционисты. Так, реалисты ставят под сомнение способность Китая, несмотря на его экономический подъем, всерьез конкурировать с США в военной области. Значительный ВВП, считает, например, Майкл Бекли, еще не означает способности конвертировать его в национальную мощь. Последняя определяется показателями инновационности и возможностями высокотехнологического производства внутри страны, по которым отставание Китая от Америки не сократилось с 1991 года. В основном реалисты-глобалисты считают, что следует активнее проецировать военную мощь в Азии, вовлекая Китай в экономическое сотрудничество. Шансы военной конфронтации остаются невысокими, учитывая ее дорогостоящий характер, а инновационность экономики США позволит ей сохранить ведущие позиции в мире. В этом с реалистами солидарны и представители либеральных школ.
Что касается России, то большинство глобалистов считают ее сложным партнером. В силу традиционно-великодержавного менталитета и все еще слабой степени интеграции в западные политико-экономические структуры Россия пока не готова примириться с глобальным доминированием Соединенных Штатов и довольствоваться ролью младшего партнера. Нельзя сказать, что глобалисты озабочены этим больше, чем растущей ролью Китая. Россия воспринимается как слабое, хотя и капризное (
Выводы для России
Таким образом, в споре изоляционистов и глобалистов последнее слово остается за глобалистами. Корректируя свои позиции, они продолжают доминировать в интеллектуально-политическом дискурсе, настаивая на политике глубокой вовлеченности и отказывая незападным странам в статусе равных партнеров. Как выразился недавно в статье в
Другой характерный пример – президент Обама, который со времени своего избрания на первый срок склонялся к изоляционизму в гораздо большей степени, чем кто-либо из его предшественников. К сожалению, это был изоляционизм недостаточной осведомленности и опыта, в результате чего президент уверовал, что отношения с Россией, Китаем и странами Ближнего Востока будут укрепляться уже в силу демонстрации Америкой намерений отказаться от силовой политики Буша-младшего. Сегодня политика в отношении России во многом отдана на откуп Госдепартаменту, влияние «ястребов» в окружении президента существенно возросло, а сам он все чаще выступает как ярый поборник американской исключительности и глубокой глобальной вовлеченности.
Сказанное подводит к мысли, что Россия не может строить свою политику исходя из убеждения, что Америка вот-вот избавится от иллюзий однополярности. Эти иллюзии укоренены в ментальности политического класса и на обозримый период продолжат определять формирование американских интересов в мире. Даже если к власти придет лидер со взглядами, близкими изоляционистским, он вскоре скорректирует их в соответствии с убеждениями глобально-ориентированной элиты. Эта элита как огня боится национализма великих держав, в котором немедленно усматривает «нового Гитлера», и экономического меркантилизма, подобного предшествовавшему Великой депрессии. Аналогии с предвоенной Европой по-прежнему формируют внешнеполитическое сознание США, требуя курса на глобальную вовлеченность. Москве следует готовиться к длительному сосуществованию с такого рода элитой с глобальными амбициями и не ожидать замирения с Вашингтоном на равных условиях, даже если российская экономика окрепнет, а подъем Китая и Индии будет идти по-прежнему впечатляющими темпами. В отношении России в Америке глубоко укоренено убеждение, которое недавно выразила в своих мемуарах Хиллари Клинтон. В преддверии номинации на участие в президентской гонке от Демократической партии в 2016 г. она написала о заблуждении России в том, что США нуждаются в ней больше, чем она в них, и о том, что «сила и решимость – это единственный язык, который способен понять Путин».
Как строить систематическую внешнюю политику – вопрос, нуждающийся в самостоятельном обсуждении. Однако представляется очевидным, что успехи российской политики будут связаны с гибким отстаиванием национальных интересов, а не фронтальным столкновением с агрессивными и сильными державами, главной из которых являются сегодня Соединенные Штаты. Конфликты, подобные грузинскому и украинскому, не должны стать правилом. Необходимо новое понимание превентивной дипломатии в Евразии, современная интерпретация российских интересов в Азии и поиск сфер взаимодействия с западными странами. Пока формируется такая модель, России придется, как и ранее, импровизировать и удивлять мир. По выражению Сергея Караганова, «несмотря на свои очень скромные экономические и культурные возможности, она (Россия) играет гораздо более существенную роль в мировой политике, чем можно было бы ожидать. В основном это происходит благодаря ее воле и опыту».
Формирование действительно полицентричного или многополярного мира потребует значительного времени. Скорее всего, этот период неопределенности или «несбалансированности» продлится не одно десятилетие и окажется наиболее опасным со времени окончания Второй мировой войны. Российской внешней политике нужны новые теоретические ориентиры, выводящие ее за пределы чрезмерно абстрактной и дезориентирующей теории многополярного мира. Со временем прогнозы ее сторонников сбудутся, и придет время более изоляционистского мышления. Но произойдет это не ранее, чем Америка пройдет через новую череду внешнеполитических кризисов и поражений.
Два мира – два права?
Конфликт на Украине и вокруг нее – следствие многих причин, по которым украинская государственность оказалась на грани распада еще до того, как ситуация в конце концов «взорвалась» на Майдане. Ни местная политическая элита, ни внешние силы, участвующие в процессе, никогда не действовали в интересах украинского народа в целом. Однако взглянем на последние события сквозь призму международного права, переживающего тяжелый кризис. Из мерила законности оно становится политическим инструментом. А интерпретации зависят от желаний заказчика.
Украина и Запад
Вспомним известный исторический эпизод. Заканчивая свою речь в Монреале в июле 1967 г. и покидая сцену, президент Франции де Голль, польщенный теплыми приветствиями жителей, крикнул: «Да здравствует свободный Квебек!» Оттава передала официальную ноту протеста, сочтя (и справедливо) это грубым вмешательством во внутренние дела Канады, и отношения с Францией какое-то время оставались весьма натянутыми.
Насколько незначительным выглядит этот дипломатический инцидент в сравнении с тем, что в течение многих недель происходило на Евромайдане, куда официальные лица из США и ЕС совершали постоянное паломничество для поддержки противников Виктора Януковича…
Когда в Киеве начались массовые протесты в ответ на отказ подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, это могло оставаться внутренним делом Украины. Но представители западных государств, возмущенные тем, что украинский президент их «кинул», отвергли один из краеугольных принципов мировой политики – невмешательство во внутренние дела других государств. Аберрация сознания сегодня столь сильна, что на Западе очень многие, включая представителей власти, искренне не понимают: визиты официальных лиц США и Евросоюза на Майдан с обещаниями поддержки противоречили международному праву. Не говоря уж о том, что компромиссы стали невозможны, поскольку сторонники революции уверовали, будто внешние державы сделают все ради их победы, хотя ожидавшийся масштаб зарубежной помощи был преувеличенным. Любые договоренности о справедливом распределении власти, которые часто оказываются единственным способом избежать конфронтации в исторически, этнически и культурно разделенном украинском обществе, оказались исключены.
В годы холодной войны большинство экспертов и государств, по крайней мере на словах, признавали принцип невмешательства. И когда Вашингтон и Москва все же участвовали в событиях, происходивших на «заднем дворе» друг у друга, они делали это тайно, под прикрытием, а не демонстрировали явное взаимное неуважение. Теперь многие считают данный принцип устаревшим. Если мир, как полагают последователи Фрэнсиса Фукуямы (хотя сам автор доктрины о «конце истории» признал ее недостатки), движется к повсеместному торжеству либеральной демократии, борьба с режимами, не соответствующими либерально-демократическим стандартам, – исключительно благое дело, а единственное вмешательство, достойное осуждения, – это попытки действовать вопреки логике всемирной истории.
Такой подход сталкивается по крайней мере с двумя серьезными проблемами. Во-первых, долгосрочные исторические прогнозы обычно не оправдывались, и нам неизвестно, куда движется мир. Ни одна социальная, экономическая или политическая система не вечна. Во-вторых, если либеральная демократия в самом деле призвана быть землей обетованной для обществ, которые пока еще к ней не пришли, попытки ускорить ее наступление способны повлечь за собой острые конфликты и хаос, не исключая гражданские и даже межгосударственные войны. Вместо расширения либеральной демократии мир может оказаться свидетелем ее сжатия. На этом фоне соблюдение принципа невмешательства, пусть и способствующее безнаказанности некоторых диктаторов, – сравнительно невысокая цена, которую придется заплатить.
К сожалению, в контексте сегодняшних геополитических конфликтов юридические аргументы в лучшем (или худшем) случае представляют собой словесное прикрытие информационной войны, в которой главной жертвой, как всегда, оказывается правда. Даже на Западе нужно быть если не Генри Киссинджером, то хотя бы Джоном Миршаймером, чтобы иметь возможность высказать сбалансированную точку зрения на события на Украине в ключевых СМИ. Только специалисты читают такие качественные источники, как
Мы наблюдаем тревожное размывание принципов неприменения силы и невмешательства во внутренние дела государств. Соревнование России и Запада за Украину напоминало борьбу между европейскими империями за Африку в XIX веке. Неужели страны НАТО не понимают, что Китай или Россия могут также прибегнуть к манипуляциям из их арсенала? Но это явно не арсенал международного права.
Косово и Крым
Законность референдума от 16 марта 2014 г. о статусе Крыма, а также цепочка событий, которая привела к нему, и последующие решения Симферополя и Москвы носят сомнительный характер. Конечно, международное право, хотя и не поощряет к выходу из состава государства отдельных территорий (право на самоопределение и выход из федерации лишь частично совместимы), не запрещает этого категорически. В этом смысле референдумы, прошедшие в провинции Квебек и в Шотландии, международное право не нарушают. Но если бы третьи страны признали успешный исход голосования об отделении Квебека и Шотландии раньше Канады и Великобритании, такое действие считалось бы вмешательством во внутренние дела этих стран.
Обосновывая действия в Крыму, российская сторона апеллирует к косовскому прецеденту, который, к слову, Москва прежде жестко (и вполне справедливо) критиковала как нарушение международного права. Признание независимости Косово большинством западных стран состоялось вопреки всем решениям Совета Безопасности ООН как до (резолюция 1199 от 23.09.1998 г. и 1203 от 24.10.1998 г.), так и после (резолюция 1244 от 10.06.1999 г.) вторжения Североатлантического альянса. В них подчеркивалась важность гарантий территориальной целостности Югославии. Например, резолюция 1244 подтвердила «приверженность всех стран-членов принципу суверенитета и территориальной целостности Союзной республики Югославия и других стран этого региона, согласно Заключительному Хельсинкскому акту и приложению 2».
Консультативное заключение Международного суда от 22 июля 2010 г., в котором говорилось, что объявление независимости Косово «не было нарушением общего международного права» (его процитировал президент России в речи перед Федеральным собранием 18 марта), хотя и верно по форме, по существу стало самоуспокоением, а по последствиям – потенциально взрывоопасным прецедентом. Само по себе объявление Косово независимым государством, может быть, и не нарушало международное право. Но то, что оно стало возможным только вследствие военной кампании НАТО против Сербии, вынуждает признать крайнюю сомнительность акции.
Референдум в Крыму также омрачен присутствием Вооруженных сил РФ, даже если подразделения были расквартированы в Севастополе в соответствии с договором между Россией и Украиной. Достаточно задать один вопрос: состоялся бы референдум 16 марта, не будь в Крыму российских войск (кстати, не остававшихся на базах, что было бы необходимым требованием, если бы Россия в самом деле стремилась избежать вмешательства во внутренние дела соседней страны)? Если ответ отрицательный, а, с моей точки зрения, это так, то Москва нарушила международное право, хотя нет сомнений, что большинство и крымчан, и жителей России приветствуют воссоединение. В этом смысле действие можно считать легитимным, хотя и противоречащим международному праву.
Мы снова видим параллель с интервенцией НАТО против Сербии в 1999 г., которая в докладе Независимой международной комиссии по Косово во главе с судьей Ричардом Голдстоуном была определена как «незаконная, но легитимная акция». Обратите внимание: Россия также начала широко применять понятие «легитимность» вместо «законность». В глазах наблюдателя легитимность – более призрачный и субъективный критерий, нежели «законность».
Если говорить о конкретных юридических нормах, нарушенных Россией, я бы прежде всего обратился к Определению агрессии 1974 года, которое также входит в обычное международное право. В Статье 3 Определения, в частности, говорится, что «любое из следующих действий, независимо от объявления или не объявления войны, должно, согласно положениям Статьи 2, считаться актом агрессии: <…> (е) применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по согласию с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения».
Очевидно, что российские Вооруженные силы в Крыму были использованы в нарушение соглашения. А референдум 16 марта ущербен с точки зрения международного права не потому, что он не соответствует Конституции Украины, и не потому, что принцип самоопределения народов менее применим в Крыму, чем в Шотландии или Квебеке. Незаконность референдума проистекает из того факта, что он проводился в условиях отказа Москвы от принципа неприменения силы (как и в случае с бомбардировкой Сербии и последующим провозглашением независимости Косово). Даже искренность желания абсолютного большинства крымчан войти в состав России не делает этот референдум законным. В лучшем случае его можно считать легитимным. Впрочем, мало у кого возникают сомнения по поводу того, что Крым останется частью Российской Федерации, независимо от законности, незаконности или легитимности процесса аннексии территории.
Одобрение западными странами независимости Косово облегчило Кремлю задачу признания двух отколовшихся от Грузии автономий в качестве независимых государств, а потом и способствовало крымскому блицприсоединению. В совокупности с другими легковесными подходами к международному праву все это, от Югославии до Украины, способствовало подрыву его основ.
То, что НАТО в 1999 г. было озабочено отнюдь не участью косоваров, а чем-то иным, документально подтверждено, хотя эти документы или их анализ не так легко отыскать в западных средствах массовой информации. Например, согласно общепринятому мнению, к войне привел отказ Милошевича подписать так называемое «соглашение Рамбуйе», предложенное Вашингтоном. Однако, как отмечал Генри Киссинджер, «текст соглашения Рамбуйе, в котором Сербии было предложено допустить войска НАТО на всю территорию Югославии, был провокацией и поводом для начала бомбежек. Рамбуйе – не тот документ, который мог бы принять даже самый кроткий из сербов. Этот чудовищный дипломатический акт ни в коем случае нельзя было составлять в таком виде».
Точно так же лорд Гильберт заявил в Палате лордов британского парламента: «Условия, предложенные Милошевичу в Рамбуйе, совершенно недопустимы, как он мог их принять? В этом просматривается откровенный умысел». Получается, что главной причиной натовских бомбежек СРЮ в 1999 г. являлись не столько гуманитарные соображения, сколько упрямство и несговорчивость Милошевича. Как пишет Джон Норрис, директор по связям заместителя госсекретаря Строуба Тэлботта в период косовского кризиса, «войну НАТО можно объяснить сопротивлением Югославии общей тенденции политических и экономических реформ, а не бедственным положением косовских албанцев. Милошевич так долго был камнем преткновения для трансатлантического сообщества, и Соединенные Штаты сочли, что он отреагирует только на военное давление».
Сферы влияния
С геополитической точки зрения и в 2004 г. («оранжевая революция»), и в 2014-м налицо непрерывные усилия Запада по сдерживанию России, попытки взять ее в кольцо. Конечно, США вправе заявить, что дело не в геополитике, а в свободах, демократии и экономическом развитии. Невозможно отрицать, что бывшие коммунистические республики в Центральной и Восточной Европе, а также в Балтии сегодня свободнее и благополучнее, чем прежде. И более тесные связи между Украиной и остальной Европой в принципе пойдут стране на пользу. Однако в обозримом будущем у Киева нет шансов стать членом ЕС, он может разве что гордиться политической частью соглашения об ассоциации.
Украинская политика Вашингтона меньше всего имеет отношение к демократии и свободам, если об этом вообще можно говорить. Соединенные Штаты не раз свергали или помогали свергать демократически избранные правительства (Иран в 1953-м, Гватемала в 1954-м, Чили в 1973-м, это лишь несколько примеров), и сегодня они связаны союзническими обязательствами с некоторыми из наиболее одиозных автократий (например, монархиями Персидского залива). Это не значит, что США никогда и нигде не способствовали успеху демократии и защите прав человека, но такие цели всегда оставались второстепенными или побочными по отношению к геополитическим расчетам и соображениям.
Украина при Ющенко, как и Грузия при Саакашвили, была близка к подписанию Плана действий по членству в НАТО, открывавшего дорогу к полноценному участию в альянсе. В отличие от Евросоюза НАТО – геополитический и военный блок, и его приближение к границам России преследует соответствующие цели. Вот что пишет Джордж Фридман: «Некоторые на Западе твердят о том, что опасения России – это анахронизм. Никто не стремится и не может вторгнуться в Россию. Подобные взгляды кажутся продвинутыми, но на самом деле страдают упрощенчеством. Намерения значат сравнительно немного с точки зрения оценки угроз, и они очень быстро меняются, равно как и возможности». А вот география и геополитика так быстро не меняются. Это относительные константы, поэтому Россия, естественно, встревожена приближением НАТО к своим границам.
Москва предпринимает ответные действия, реагирует на приближение Соединенных Штатов и их союзников к своим границам. Джон Миршаймер писал об украинском кризисе: «Вашингтон сыграл ключевую роль в эскалации этой опасной ситуации, и г-н Путин руководствуется теми же геополитическими соображениями, что и все великие державы, включая США». Реагируя на действия Вашингтона, Россия также нарушает нормы международного права. В этом смысле у России хорошие учителя.
Но если Америке многочисленные нарушения международного права пока сходили с рук (хотя в долгосрочной перспективе такая политика подрывает базовые американские принципы, и мы уже видим эффект бумеранга), Россия почти наверняка от этого пострадает. Москва слишком рано показывает зубы. Ей стоит поучиться у своего большого соседа – Китая, обратив особое внимание на совет Дэн Сяопина своим преемникам: «Трезво оценивайте события, отстаивайте нашу позицию, спокойно отвечайте на вызовы, скрывайте наши возможности и выжидайте, избавляйтесь от амбиций, никогда не претендуйте на лидерство». Иными словами: развивайте экономику, боритесь с коррупцией, уделяйте внимание «мягкой силе», а затем постепенно по необходимости увеличивайте военный бюджет.
Приходится, однако, признать, что Москва – не Пекин. Россия не привыкла мерить время веками. Более того, в отличие от Китая, который начал играть мышцами, пытаясь
Разные страны по-разному отвечают на попытки «цивилизовать» их и заставить соответствовать доминирующему тренду. Немало государств с восторгом следуют руководящим указаниям, другие делают это неохотно, а некоторые вообще ощетиниваются, и подталкивать их контрпродуктивно. Едва ли следовало ожидать, что Москва станет проводить политику присоединения к большинству, на которую согласны многие небольшие государства.
Владимир Путин в своей предвыборной статье 2012 г. указывал, что «Россия практически всегда проводила независимую внешнюю политику, и именно так дело будет обстоять в будущем». Россия слишком велика, чтобы подчиняться диктату какой-либо внешней державы, иначе все время будут возникать недоразумения и конфликты. Британский эксперт Ричард Саква несколько лет назад писал, что «современная система международных отношений не обладает механизмом для интеграции усиливающихся великих держав. Это касается Китая, а также России и некоторых других стран».
Порядок и право
Конфликт вокруг Украины иллюстрирует столкновение различных планов будущего мироустройства.
С одной стороны, налицо стремление заставить человечество двигаться к однополярному миропорядку с управлением из единого центра – Вашингтона – при вспомогательной роли Брюсселя. Этот путь должен привести через цепочку смены режимов к всемирному торжеству либеральной демократии в «конце истории».
С другой – стремление региональных держав противопоставить этой тенденции многополярный мир с множеством сфер влияния, в котором правила поведения представляют собой следствие общемирового согласия наподобие постнаполеоновского «Европейского концерта наций» XIX века, который гарантировал самый долгий период мира в истории континента (1815–1914). Естественно, есть игроки, которым не нравится ни один из этих вариантов. Достаточно большое число небольших государств (я бы назвал их «анархофилами») ожесточенно защищают свою независимость, тогда как некоторые нации, не имеющие своей государственности, пытаются обзавестись ею (например, упомянутые Каталония, Квебек, Шотландия и многие другие), используя косовский, а теперь и крымский прецедент. Имеются «смутьяны», предпочитающие мировой беспорядок любому существующему или потенциальному порядку, чтобы иметь возможность «ловить рыбу в мутной воде».
Будущее международного права в наиболее деликатных и политически горячих сферах будет зависеть от того, какой из двух вышеупомянутых проектов мироустройства возобладает. Оно действует и, надеюсь, дальше будет действовать сравнительно успешно в более технических областях. Будет ли международное право по своим базовым предпосылкам и характеристикам подлинно межгосударственным или оно станет чем-то вроде внутреннего права ЕС, то есть наднациональным, но уже всемирным правом, соответствующим однополярному миру?
Поделиться книгой: