Помоги проекту - поделись книгой:
Так описал татар Фома из Сплита. С той поры прошло немало лет – но они были столь же воинственны, как и прежде. Смуглоликий хан жаждал победы. О его возвращении на трон Золотой Орды почти столь же сильно мечтал и Витаутас. Мирные границы с татарской империей, в случае прихода туда Джелаледдина, превращали Великое княжество в сильнейшую державу. Только для этого вначале необходимо было разгромить орден. И Витаутас кинул в битву все свои полки: двадцать тысяч конных, несколько тысяч пеших, тысячи три обозных и коноводов. В литовском войске было и тридцать шесть русских хоругвей. Примерно такое же войско привел его брат Ягайло.
Кроме поляков, литовцев, русских и татар в состав союзного войска входили жемайтийцы, армяне, волохи и наемники из чехов, моравов, венгров. Отрядом чехов командовал Ян Жижка – позже он станет в своей стране национальным героем. Разноплеменная армия, вооружение и выучка которой по все статьям проигрывали громящему совершенству тевтонцев. Их войско, несомненно, было одним из сильнейших в Европе. Точная численность самих членов ордена на Грюнвальдском поле, к сожалению, неизвестна.
Обычно говорят о восьмистах братьях-рыцарях и шести с половиной тысячах кнехтов. Их поддерживали ополченцы – поляки и пруссы, проживавшие на захваченных землях. Удивительно, но во время сражения последние бились со своими братьями по крови не на жизнь, а на смерть. И неудивительно – многим знатным пруссам было за что благодарить своих немецких покровителей. Еще Петр из Дусбурга писал об этом так:
«
Именно представители прусских «вольных» обязаны были служить ордену – и надо сказать, делали это с честью.
Кроме светских дворян, воинскую повинность в ордене несли четыре прусские епископства. Со школьной скамьи памятная скороговорка – «Вассал моего вассала – не мой вассал» – именно здесь превращалась в руководство к действию. Те, кто проживал на землях епископов, не считались орденскими вассалами. В случае войны каждый из них должен был двинуть в бой собственную хоругвь. Та же почетная обязанность была возложена и на каждый прусский город. Начальная военная подготовка была едва ли не любимейшим занятием бюргеров. Все представители сильного пола, способные носить оружие, стремились попасть в так называемые стрелковые сообщества – что-то вроде элитных клубов боевых искусств. Феерические праздники, которые они проводили, напоминали турниры лучников из фильмов о Робин Гуде. Судя по всему, не прочь они были при случае подраться и всерьез. Во главе таких отрядов стояли ратманы – чиновники городской администрации.
Плечом к плечу с ними сражались наемники – те, кто профессионально ставил против звонкой монеты собственную жизнь. Они готовы были воевать столь долго, сколько им платили. На каких полях обнажать клинки – им было, по большому счету, все равно. Сколько окажется в армии нанятых воинов – зависело исключительно от состояния кошелька сюзерена. У Тевтонского ордена проблем с деньгами не было. Собственно, это и спасет орден после грюнвальдского разгрома – крестоносцам не составит труда увеличить плату своим наемникам, дабы они не разбежались. А вскоре наемные отряды и вообще потеснят привычные рыцарские войска. Увы, в Тринадцатилетней войне с Польшей (1454–1466) это сыграет с тевтонцами злую шутку – наемные гарнизоны с легкостью сдавали крепости врагу…
Впрочем, на Грюнвальдском поле германские и чешские конные арбалетчики покажут себя вполне достойно. Как и «корабельные парни» – балтийские корсары. Балуясь в северных морях, захватывая острова и корабельные конвои, они замахнулись было и на орденские земли, проникнув по рекам в сердце Ливонского ордена и напав на Дерпт… Тевтонцам удалось пресечь амбициозные планы пиратов – и получить в их лице сотни отменных воинов. Кстати, численность наемников известна нам доподлинно – братья вели образцовые бухгалтерские книги. В начале лета 1410-го в рядах немецкой армии числилось 3712 наемников. Всего в бою при Грюнвальде над войском крестоносцев развевалась пятьдесят одна хоругвь.
…Грюнвальд, Танненберг, Жальгирис… В общем – Зеленый Лес, в котором так замечательно удалось укрыться союзным войскам. До сих пор не утихают споры о том, почему многоопытные в военных науках тевтонцы решили дать бой на собственной территории. Ударь они по войскам Польши и Великого княжества еще на Висле – и наверняка победа была бы за ними. Тем более что воинами рыцари были отменными. Готовые по первому сигналу обнажить мечи, они служили пожизненно. Универсальные солдаты, чем-то напоминающие роботов-андроидов из современных голливудских блокбастеров, они могли равно драться конными и пешими, штурмовать и обороняться. В перерывах между походами постоянно оттачивали мастерство. Прибавим к этому жесточайшую дисциплину – и вот вам секрет их головокружительных успехов на Балтике. Единственное, во что они по-настоящему верили, – исключительность орденской миссии. Без покорения ненавистных язычников само их существование теряло смысл. Они воевали не в силу обязательств и не за деньги – за идею. На подвиги тевтонцев благословлял сам Господь, и за такого сюзерена они готовы были драться до конца. Вечная война, в которой все средства хороши, а злодеяние, совершенное во имя исполнения «миссии», вполне может быть оправданно. Впрочем, в этом тевтонцев вряд ли можно назвать оригинальными – ведь о том, что никакое дело, совершенное во имя ордена, не является грехом, сказал еще незабвенный Бернар Клервосский, создавший знаменитый
Итак, тевтонцы позволили противнику пересечь границу. Принимая это решение, великий магистр еще не знал, пойдут ли Ягайло и Витаутас общим фронтом. Вполне возможно, он рассчитывал истребить их поодиночке. А когда осознал, сколь велика опасность, оказалось, что неприятель уже движется к бродам на Дрвенце. За ними открывался прямой путь вглубь орденских земель… Ульрих фон Юнгинген решил, что решающее сражение будет здесь, – и опять промахнулся. Броды, ощетинившись частоколами и арбалетами, ждали врага – а враг, хорошо понимая, что поражение в этом месте неминуемо, просто свернул, решив обойти Дрвенцу у истоков…
Неслыханная дерзость! Надо во что бы то ни стало остановить «братьев-разбойников» – теперь это дело чести. Путь, по которому двигались польско-литовские войска, должен пройти через деревню Грюнвальд. Здесь и будет бой – тот самый, «последний и решительный»…
Немцы оказались в этих местах на день раньше. Их обоз расположился подле селения, а отряды заняли боевые позиции между соседними Танненбергом и Людвиково. Поле, которому суждено обагриться кровью одной из величайших битв в истории Средневековья, лежало к югу. Обычная равнина с грядами невысоких холмов да узкими оврагами… На рассвете за лощиной показался враг. Поляки зашли с левой стороны озера, литовцы – с правой. Несколько дней тому назад король Владислав Ягайло произвел смотр войск – и остался доволен. Сразу после смотра был взят и первый немецкий замок Лаутенбург. На следующий день его судьбу разделил Гильбенбург. Разграбив город, войско союзников двинулось дальше к озеру Любен… Зындрам, командовавший поляками, выслал несколько разъездов в сторону деревни. Выбравшись на опушку, разведчики замерли: всего в полуверсте стояли закованные в железо немецкие рыцари.
Крестоносцы тоже видели противника. Вопреки всем законам, он расположился в лесу и как будто не собирался покидать укрытия. Ульрих срочно собрал совет. И вот уже Владислав Ягайло принимает из рук герольдов два меча. Начинается боевое перестроение войск…
Поляки и литовцы вытянулись на два километра тремя линиями. Правый фланг – русские, литовцы и татары. Левый – поляки. Рядом с новогрудцами стала волынь, а за ней – волковысцы. Они прямо-таки рвались в бой, памятуя о том, как однажды треклятые немцы напали на их город в Вербное воскресенье… Крестоносцы тоже вначале построились в три линии. Но после, дабы удлинить свой фронт, встали в две. Впереди, под прикрытием арбалетчиков – окованные железом бомбарды. На правом фланге находилось двадцать хоругвей под командованием Лихтенштейна, на левом – пятнадцать знамен Генриха Валленрода.
«Силен и славен» был могущественный клан Валленродов! Сколько существовал орден – столько и воевали его представители на прибалтийских землях. Долгое время брат Генриха Конрад был советником великих магистров. Говорят, получив приглашение на свадьбу Ягайло с принцессой Ядвигой, он пришел в неописуемую ярость: спустился в подземелье Мариенбурга и собственноручно перебил несколько десятков пленных литовцев… Любые преступления блекли перед его жестокостью. Однажды, разгромив ополчение маленького городка Вентспилс, Конрад на коне, закованном в броню, ворвался в толпу безоружных жителей. А устав избивать беззащитных, приказал женщин предать поруганию, а затем повесить рядом с детьми и стариками…
В 1390 году Валленрод сам был избран великим магистром. Первым же распоряжением он покарал одного епископа, который не раз возмущался зверствами его людей. Отдав приказ отрубить правые руки всем епископским крестьянам, он первым приступил к его исполнению. Его жертвами стали личные слуги святого отца…
Вскоре до гроссмейстера-палача дошел слух о том, что Ягайло признал за Витаутасом право владеть Литвой. О, с каким наслаждением повелел он расправиться с оставшимися в Мальброке женой и сыновьями нового князя! Дикие оргии творили его рыцари: мужчин предавали мучительным казням, женщин насиловали, а после сжигали заживо. Сам папа римский высказал свое возмущение подобной жестокостью. Неизвестно, сколько человек пало бы еще от безжалостной руки – но, к счастью для литовцев, в одной из стычек Конрад был ранен ржавым серпом и вскоре скончался от заражения крови. Как повествует хроника, «он умер в помешательстве, без последнего миропомазания, без пасторского благословения». А перед смертью отдал приказ своему брату Генриху перебить всех томившихся в подземелье Мальброка литовцев. Сделать это лично ему недостало сил…
…Пара мгновений – затишье перед бурей. Спустя несколько часов братья-рыцари будут торжествовать победу. В клочья разорвать разнуздавшегося врага, могучим «девятым валом» прокатиться по полю битвы, сметая все на своем пути… Первыми дрогнули татары. Их сабли без смысла чиркали о доспехи, стрелы отскакивали, не причиняя вреда. А от длинных рыцарских мечей не было спасения…
В бой пошли вторая, и третья линии литовско-русского войска – на помощь отступавшим татарам. Но и они были смяты железной волною. Только три смоленских полка Юрия Мстиславского оставались на поле боя, но их теснили шесть хоругвей Валленрода… Целый полк полег на сырую землю, а два других с яростью пробились к правому флангу поляков и прикрыли его.
Вот она, победа! И рыцари, прорвавшиеся к вражескому обозу, ринулись за добычей. Но тут непролазным частоколом выросли впереди тысячи пеших ратников, с цепами, кистенями, рогатинами. Такого боя крестоносцы еще не видели. Их били, как зверей, – наотмашь валя шипастыми шарами лошадей, дробя закаленные огнем доспехи… Вот уже и знамя вражье поднято и водружено на место… «польские рыцари в яростном натиске бросаются на врагов и всю ту вражескую силу, которая сошлась с ними в рукопашном бою, опрокинув, повергают на землю и сокрушают. И хотя враги еще некоторое время оказывали сопротивление, однако, наконец, окруженные отовсюду, были повержены и раздавлены множеством королевских войск; почти все воины, сражавшиеся под шестнадцатью знаменами, были перебиты или взяты в плен».
Пленных рыцарей сотнями сгоняли к польской и литовской стоянкам – за них можно было испросить неплохой выкуп. Всю ночь возвращались преследовавшие беглецов полки. А на рассвете, когда хоругви построились, увидели, сколь многих не хватает в рядах… Пятая часть тех, кто ступил на Грюнвальдское поле, осталась на нем навсегда. А орден, который еще утром был одним из самых могущественных государств Европы, к вечеру превратился в очередного колосса на глиняных ногах…
Поляки и литовцы предали земле убитых – и двинулись к Мальборку. Сколь стремительно шли к Грюнвальду – столь медленно передвигались теперь. Сто километров преодолевали более недели. Это позволило крестоносцам наладить защиту своей столицы. Через полтора месяца бесплодной изнурительной осады войска Витаутаса первыми отправились зимовать на родину. А вслед за ними сняли блокаду и поляки.
…Рассказывают, что, когда поражение стало неминуемо, приближенные Ульриха фон Юнгингена предлагали ему бежать. Он остался непреклонен: «Не дай Бог, чтобы я оставил это поле, на котором погибло столько мужей, – не дай Бог». Конечно, он не мог не видеть, что битва проиграна. И все-таки – это казалось невозможным. Невозможно, чтобы его отборные рыцари, которые рубились как никогда прежде, были бессильны под вражьим напором… Один за другим, как подкошенные, падали они; казалось, земля уже хлюпает кровью под копытами тяжелых коней. Он и сам вовсю орудовал мечом, ожидая, что еще мгновение – и все повернется вспять: это его воины погонят ненавистных поляков, их черной кровью смывая свой нечаянный позор… И вдруг все стихло. Сверкнуло что-то – то ли шишак золоченого шлема, то ли срез боевого топора – и душа великого магистра навек соединилась с теми, кто столетия до него воевал за Гроб Господень в выжженных зноем пустынях Палестины…
В орденских хрониках записано: великий магистр Ульрих фон Юнгинген погиб от руки татарского хана Багардина. Ирония судьбы – его убийцей стал язычник. Впрочем, так ли важно, чья рука сжимала разящую сталь? На той самой картине Яна Матейко не видно, раскосы ли глаза человека, наносящего великому магистру смертельный удар. Он просто одет в красное – средневековую униформу палача.
15 июля 1410 года приговор ордену был приведен в исполнение.
Поражение в Грюнвальдской битве оказалось настолько большим потрясением для тевтонских рыцарей, что в Германии о нем помнят и до сих пор. А когда в 1914 году, во время Первой мировой, немецкая армия снова сражалась под Танненбергом – на этот раз с одними лишь с русскими, – маршал Ван Гинденбург заявил генералу Людендорфу, что это их последний шанс взять реванш за 1410 год. Пять сотен лет спустя немцы отомстили за свой позор. Цифры бесстрастны: cвыше девяноста тысяч русских попало в плен, около тридцати тысяч было убито или ранено. Командующий армией генерал Самсонов покончил с собой во время отступления. Что ж – возможно, нечто подобное сделал бы в свое время и великий магистр тевтонцев, не настигни его на поле боя карающая рука.
Битва при Азенкуре
«
Так гласят сухие строки энциклопедии. А еще умная книга сообщает о том, что именно здесь, на берегах Соммы, в начале XX века английские войска впервые в истории применили танки. Огнедышащие железные чудовища не помогли армии союзников. Как за пять веков до этого не помогли рыцарям Шарля д’Альбре их непробиваемая броня и тяжелые мечи. Тогда, в самый разгар Столетней войны, французы и англичане сражались по разные стороны баррикад. И битву, обильно полившую кровью берега Соммы, военные историки назовут «триумфом большого английского лука»…
…Октябрь 1415-го. Три месяца миновало с того дня, как король Англии Генрих V объявил Франции войну. Он готовился к ней больше двух лет и вот наконец решил – пора! Уже в августе англичане высадились в трех милях от порта Гарфлер – там теперь расположен Гавр. Позади десятки миль пути. Король рассчитывал достичь Кале за восемь дней. Небывалая по тем временам скорость, доложу я вам! Чтобы передвигаться как можно быстрее, прихватили только самое обычное вооружение и недельный запас пищи. Артиллерия, амуниция, провиант – все это ползло позади со скоростью столь любимых французами улиток, еще не успевших попасть в чесночное масло. Подойдя к Сомме, англичане обнаружили, что единственный известный им брод контролируется французскими войсками. Дно ощетинилось острыми кольями, а на противоположном берегу – шеститысячный отряд. Очевидец писал: «..
Наконец, у Войенна и Бетанкура было обнаружено два неохраняемых брода. Но дамбы, ведущие к ним, оказались разрушены французами. Отряды лучников по пояс в воде переправились на другой берег. Переправы надо было укрепить так, чтобы они выдерживали вес тяжеловооруженного всадника. Для благого дела все средства хороши – и его величество приказал разобрать на бревна окрестные крестьянские дома…
Как только дамба была готова, первый отряд пересек реку. К наступлению темноты вся английская армия переправилась на другой берег Соммы, еще не зная, что враг уже близко…
24 октября разведчики сообщили герцогу Йорку, что сквозь пелену дождя заметили неприятеля. Французы были похожи на несметные полчища саранчи – во всяком случае, так показалось походному капеллану, который глянул на них с холма.
Вооруженные до зубов рыцари торопились, стремясь преградить дерзким завоевателям путь к отступлению. Французские военачальники решили принудить армию Генриха к сражению, в исходе которого не сомневались. Ведь на их стороне – 30 тысяч закованных в броню всадников и пехотинцев, вооруженных арбалетами сокрушительной убойной силы. Что смогут сделать против этой армады 5 тысяч лучников с их ясеневыми стрелами! Да и безрукавка из оленьей кожи – плохая защита! Плетеная шапка, кожаные перчатки и нарукавники англичан явно проигрывали перед двадцатипятикилограммовыми доспехами французских воинов.
По непролазной грязи англичане добрались до места, где, наконец, разбили лагерь и приготовились ждать конца. Даже боевой дух славного Гарри, как ласково англичане называют Генриха V, поколебался. Он отправил во французскую ставку парламентеров – с предложением в обмен на свободный путь до Кале вернуть противнику недавно захваченный Гарфлер – важнейший порт в устье Сены. Все помнили, как измученная осадой крепость распахнула ворота, и Генрих заставил городскую верхушку, стоя на коленях, вручать ему ключи… Те из горожан, кто отказался стать британским подданным, были изгнаны «в чем мать родила», а доблестные французские рыцари несколько дней кряду беспрепятственно грабили их дома. Разумеется, искушение вернуть утраченную цитадель было велико – и неизвестно, состоялось бы самое знаменитое сражение в истории Столетней войны, прими французы это предложение. Но окрыленные собственным превосходством, они гордо ответили «нет».
Конец всем надеждам! В штабе Гарри горько оплакивали свою несчастную судьбу. Сэр Уолтер Хунгерфорд грустно пошутил – для того чтобы победить в предстоящем бою, Генриху не хватает еще десяти тысяч лучников.
Король вскинул голову:
– Я забыл о том, что мои войска состоят из солдат Бога!
В ночь перед сражением был отдан приказ о соблюдении тишины. Нарушившего его дворянина ожидало страшное наказание – конфискация лошади или доспехов. А представитель низших сословий за это мог лишиться даже собственного уха («отметина Гарри в ночи» – так назовет эту кару великий Шекспир). Оружейники без сна трудились над приведением в порядок боевого оружия. Солдаты – истощенные голодом и вымотанные долгим переходом, с ужасом ожидали рассвета. К священникам для исповеди выстроились гигантские очереди. Умирать, не причастившись, не хотел никто…
А французы веселились ночь напролет. Пили вино, разыгрывали в кости английских лордов – своих будущих пленников, а также богатые выкупы, которые за них можно было бы получить. Плясали хороводом вокруг раскрашенной повозки, в которой собирались доставить Генриха V в Париж. Скорее, скорее, заря!..
Наконец первые лучи солнца коснулись кромки большого прямоугольного поля, резко сужавшегося посередине. С запада в лесу затаилась деревушка Азенкур, с востока – Трамкур. Поле, засеянное озимыми, за несколько дней проливных дождей превратилось в вязкое болото. Английская армия заняла позиции на южном крае теснины, расположившись тремя «войсками». Многие погибли во время перехода – к этому моменту у британцев было только восемь сотен рыцарей и менее пяти тысяч лучников.
Пикейщики, спешившись, встали в центре. С флангов выдвинулись вперед лучники, по пять-шесть рядов. Они выстроились полумесяцем – так было удобнее стрелять. Да, кстати, – знаете ли вы о том, что главное отличие между средневековыми и современными стрелками заключается как раз в способах прицеливания? Современные теоретики «лукового» дела таковых различают четыре: инстинктивный, полуинстинктивный, по точке прицеливания и с использованием прицела. Последнего, разумеется, в Средние века попросту не существовало. Зато с первыми тремя были неплохо знакомы и стрелки Азенкура.
Представьте себе, что вы размахиваетесь и бросаете камень. Вы ни о чем не думаете в этот момент – просто инстинктивно пускаете его в цель. Так в те далекие времена действовали лишь новички. Те же, кто успел «набить руку», производили в мозгу куда более сложное вычисление. При этом учитывалось все – и дальность броска, и увесистость стрелы. Как правило, она была легкой – из осины или из тополя, но увенчанной тяжелым наконечником.
Надо сказать, что по баллистике стрела больше походит на артиллерийский снаряд, чем на винтовочную пулю. Специалист сформулировал бы эту особенность так: она летит по навесной, а не настильной траектории. Для опытного лучника это означало одно – стреляя по близкой цели, надо опустить лук, а стремясь поразить удаленную, напротив, поднять. Современники утверждали, что большой лук мог поразить врага на расстоянии 400 ярдов (365 метров) – а, находясь за сотню метров друг от друга, истинные «профи» легко попадали «стрела в стрелу». Но это, скорее, уже нечто из области фантастики. К тому же после такого упражнения стрела годилась лишь на выброс – а ведь она стоила денег. Так что в настоящем бою лучники редко стреляли по целям, которые находились от них далее 50 ярдов. И вообще, тогда мало кто стремился стрелять по щелям в доспехах. Важно было поддерживать шквальный «огонь», делая по 10–15 выстрелов в минуту, – тех, кто не укладывался в «десятку», на службу вообще не брали. Колчанов не было, стрелы (порядка ста на каждого) переносили просто в узких мешках – из ткани или кожи. С каждой стороны такая трубка затягивалась шнурками, которые в бою распускались – так что наружу показывались и наконечники, и оперение из серого гуся. А чтобы было проще и быстрее брать следующую стрелу, лучник втыкал несколько перед собою в землю. Подсчитано: при начальной скорости 50 метров в секунду и стометровой высоте полета, стрела вполне способна пробить любые доспехи…
Разумеется, как утверждают средневековые тексты, «
Правилами 1465 года определялось, что любой англичанин «..
…Король отдал приказ – пусть каждый воткнет перед собой в землю заостренный с двух концов кол длиной в одиннадцать футов. Нет лучшей защиты от французских всадников! Резерва не было – при столь скромном войске оставлять его стало бы непозволительной роскошью. Даже для охраны обоза было выделено всего сорок воинов. Хорошо хоть фланги прикрывались лесом…
Французы тоже поделились на три отряда, выставленные друг за другом, – место было узким, и другая дислокация не представлялась возможной. Первые два слоя «пирога» состояли, в основном, из пеших воинов, а третий – преимущественно из конных. На флангах – по небольшому кавалерийскому отряду.
План французов был прост – конница сомнет английских лучников, а тяжелая пехота довершит начатое. Вот что писал мессир Жан, господин дю Форресталь, чьи отец и брат погибли во время этого сражения:
Двадцатишестилетний король Генрих взял на себя командование центром. Другие позиции были доверены опытным военачальникам. Правым флангом командовал кузен короля, герцог Йоркский. Левым – лорд Камойс, который бил французов еще в конце семидесятых годов прошлого века. Перед тем как надеть доспехи, монарх прослушал три мессы и принял святое причастие.
Поверх доспехов он облачился в роскошное одеяние, расшитое золотыми леопардами и лилиями. Шлем венчала небольшая корона. На маленьком сером пони Генрих объехал войска, а его коня сзади вел паж. О чем мог сказать король своим верным лучникам?
О том, что он – настоящий рыцарь – намерен биться до конца. И о том, что французы поклялись каждому взятому в плен стрелку отрубать по два пальца на правой руке – чтобы никогда уже не смогли они натянуть тетиву и пустить стрелу врагам навстречу! Теперь этот не слишком пристойный жест известен всем. Хочешь продемонстрировать, что собеседника в грош не ставишь – покажи ему средний палец. А вот в Англии к среднему иногда еще добавляют и указательный – хотя с того дня, когда зародилась эта традиция, минуло почти шесть сотен лет…
Воины прокричали ему в ответ: «Мы с тобой! Да дарует Господь тебе долгую жизнь и победу над врагом твоим!» Высокий боевой дух вообще был свойственен английским лучникам. В отличие от французских пехотинцев, это были не забитые вассалы, а люди, знающие себе цену. Цена, кстати, была таковой – от 3 до 6 пенсов в сутки (элитные лучники получали до 9 пенсов, а также премии за захват вражеских рыцарей).
…Спустя три часа неподвижного стояния Генрих решил-таки спровоцировать французскую атаку. Он сделал вид, что сам атакует. Но, пройдя три четверти километра, англичане восстановили прежний строй. Фланговые лучники выдвинулись вперед метров на сто у края леса; вогнутый назад центр вновь молниеносно вколотил в землю колья, соорудив непроходимый частокол.
Эффект был точно таким, как ожидалось. Коннетабль Франции отдал команду к наступлению. Войско в неуклюжих доспехах, едва передвигая ноги, двинулось на врага, а фланговые отряды, обогнав пехотинцев, галопом помчались к английским позициям. Их встретил шквал стрел. Четырехгранные наконечники из закаленной стали пробивали железные латы. Двадцать стрел в минуту выпускали меткие лучники – ну как тут не вспомнить легендарного Робина Гуда! Большая часть всадников полегла «под огнем»… Обезумевшие лошади понеслись назад, разрушая ряды своих пехотинцев. Но это было только начало разгрома. Прорвав строй пехоты, кони буквально растоптали своих лучников и арбалетчиков. Уцелевшие обратились в бегство.
Однако передовая линия пехоты все же сумела перестроиться. Последняя «стометровка» перед английскими позициями далась особенно тяжело. Это был кромешный ад; стрелы и топь делали свое дело. Только благодаря гигантскому численному превосходству, французы начали теснить англичан. Но лучники теперь пустили в ход мечи и кувалды. Толпа же французов была настолько плотной, что большинство и оружием-то воспользоваться не могли! Задние ряды напирали на передние. Тот, кто упал в грязь, подняться уже не мог. Французы захлебывались в зловонной жиже, задыхались под тяжестью тел… Джон Гардинг, который участвовал в этом сражении, писал – «б
Нечто подобное уже видали берега Соммы – примерно за полвека до того, при Креси – в первой крупной схватке Столетней войны. И тогда разразилась спасительная для англичан гроза, превратившая подножие холма, на котором они стояли, в настоящее болото. У французских арбалетов намокли тетивы, и стрелять с прежней скоростью они не могли… А англичане, как ни в чем не бывало, осыпали их градом стрел – «таким густым, что он казался снегом». Павезы – щиты арбалетчиков – остались где-то в обозе, и незащищенные стрелки обратились в бегство… Но тут они столкнулись с французскими рыцарями, ехавшими сзади и рвущимися в атаку. «Убивайте весь этот сброд, – прокричал Филипп VI, – они нам мешают и держат путь без резона». Поразительное благородство! И французская кавалерия пошла в атаку, сминая генуэзцев. На скользком склоне холма образовалось настоящее месиво из спотыкающихся всадников и пытающихся продраться сквозь их ряды пехотинцев… Англичане же стреляли без устали. А в промежутках между атаками сбегали вниз, чтобы подобрать стрелы, коих, по подсчетам исследователей, было выпущено не менее пятисот тысяч…
Впрочем, и теперь, при Азенкуре, англичане были неутомимы. В ход пошли даже заостренные шесты. Легко одетые, порой босые, лучники легко передвигались по полю, взбирались на груды тел, многие из которых были выше человеческого роста. Некоторых раненых англичане добивали ударами кинжалов под забрало. Но большую часть французских рыцарей – около трех тысяч – они, невзирая на их тяжесть, поставили на ноги и отправили в тыл, рассчитывая на выкуп.
Сам Генрих бился как лев. Когда один из французов жестоко ранил мечом герцога Глостерского, король встал над телом раненого брата и отбивал атаки нападавших, пока того не вынесли с поля боя.
Незадолго до этого эпизода герцог Алансонский, возглавлявший вторую шеренгу французов, сражался близ Глостера. Заметив, что солдаты беспорядочно бегут, он поскакал назад, пытаясь их остановить. Увы, ему это не удалось. Тогда он вернулся и с горсткой воинов атаковал отряд герцога Глостерского. Как гласит предание, Алансон даже сумел сорвать со шлема Генриха V украшение в виде цветка… Но вскоре был сбит с ног и не смог подняться. Сдаваясь в плен самому королю, он снял шлем, но в этот же момент, какой-то английский рыцарь, разгоряченный боем, ударом секиры рассек ему голову…
…Слух пронесся по рядам бойцов, как ветер, – третья шеренга французов, та, что на лошадях, готовится к атаке! Ее возглавит сам герцог Брабантский, младший брат герцога Бургундского. Он только-только прибыл к месту схватки, даже не захватив подходящей одежды для того, чтобы надеть ее поверх доспехов. Плащ он одолжил у своего герольда – и ринулся в бой. Вслед за ним – графы Марль и Фокемберк. Они поклялись либо убить ненавистного Генриха, либо погибнуть…
Увы, солдаты – те, кто еще держался на ногах, – отнюдь не горели подобным рвением. Жалкая атака захлебнулась. Герцог Брабантский был сбит с лошади, и ему перерезали горло – за простого герольда, каковым его посчитали, не получишь выкупа! Остатки его армии ретировались с поля боя.
Именно во время этой атаки Генрих отдал свой печально знаменитый приказ – уничтожить пленных. Слишком уж много их скопилось в тылу, слишком уж мало сил могли выделить англичане для их охраны! А вдруг французы сумеют освободиться и нанесут коварный удар! Ликвидировать всех – вот единственный выход. Люди Генриха были в ужасе. Разумеется, не из жалости – а из жадности. Стоит ли терять огромные деньги, которые они надеялись получить в качестве выкупа! Но король пригрозил повесить всех, кто откажется повиноваться приказу. Двести лучников – представляете, сколько было пленных! – составили «расстрельную команду». И те, кто, согласно негласным рыцарским законам, могли ожидать милосердия, «
Одна группа пленников была заживо сожжена в доме, в котором содержалась в заточении. В живых оставляли лишь принцев крови, герцогов и других представителей высшей знати. Многие из них еще не скоро увидят родной дом. Герцог Орлеанский выйдет из Тауэра только в 1440-м… Маршал Бусико умрет в заточении в Йоркшире. Большую часть пленников и вовсе продали в качестве слуг, ибо за них никто не собирался платить…
…На перепаханное битвой поле опустилась ночь. Едва забрезжил кровавый рассвет, англичане взялись за «уборку». Среди месива из плоти и металла они выискивали живых, которых можно было взять в плен. Сильно покалеченных добивали на месте. Мертвых стащили в большой амбар и, уложив рядами вперемежку с хворостом, подожгли. Страшный костер полыхал много часов…
Искрами погребального пламени любовался во время торжественного ужина победитель – Генрих. Ему прислуживали самые знатные из пленников – подавая блюда, они преклоняли колени перед своим новым повелителем. Да, теперь он истинный король – не только Англии, но и Франции. За четыре часа, которые продолжалась битва, он с немногочисленным войском буквально растоптал огромную армию противника! Англичане уничтожили более десяти тысяч воинов. И среди них – герцогов Алансонского, Брабантского и Бара, графа Невера, восемь других графов, девяносто два барона и простых дворян без счета. Если верить хроникам и Шекспиру, английские потери составили около 100 человек…
…Англию уже три недели снедала тревога за короля. Наконец, были получены полные триумфа письма. Их адресатами были канцлер и епископ Бофор и мэр Лондона Никлас Уолтон, по прозвищу Безмозглый Ник. Со ступеней собора Святого Павла эти послания были торжественно зачитаны, а затем ударили колокола всех церквей. Звон не смолкал до самого заката…
Когда Генрих въезжал в Лондон, его с рассвета поджидала толпа горожан. Торжественную процессию возглавлял сам Безмозглый Ник и двадцать четыре олдермена в красных одеждах. В десять утра победитель вступил на Лондонский мост. На вершине башни были сооружены две гигантские фигуры – мужчины и женщины. Колосс, вооруженный боевым топором, протягивал королю огромные ключи. На статуе надпись: «Гигант был слишком мрачен на вид, чтобы учить французов учтивости».
Дальше красовались две колонны из поддельного мрамора и яшмы. На одной – золотая антилопа со щитом, на другой – золотой лев с развевающимся королевским штандартом. За мостом стояли наряженные ангелами хористы с позолоченными лицами, а дальше – старейшины Сити, являющие собой двенадцать апостолов. Королю был подан хлеб, завернутый в серебряные листья, и вода из акведука – подобно тому, как Мелхиседек поднес хлеба и вина Аврааму, вернувшемуся после победы над четырьмя царями…
За перекрестком соорудили деревянный замок с причудливыми башенками и крепостными стенами. Из ворот вышли красивые танцующие девы. Осыпав короля листьями лавра и золотыми монетами, они запели, подыгрывая на тамбуринах: «Добро пожаловать, Генрих Пятый, король Англии и Франции!»
Среди всеобщего ликования монарх, однако, был сдержан и задумчив. Одетый в пурпурные одежды – цвета скорби, – он молча взирал на происходящее. Что видел он перед собой? О чем скорбел?..
Быть может, о том, что век рыцарства завершался. И стрелковое оружие, выходившее на кровавую арену войны, принесет его потомкам куда более страшные потери…
Снятие осады Орлеана
… Когда дотлели угли страшного костра, в куче пепла обнаружили нетронутое огнем сердце. Его отнесли на берег Сены и бросили в зеленоватую воду. Стояло 30 мая 1431 года – оставался один день до начала лета. В детстве она так любила лето – впрочем, как, наверное, все мальчики и девочки во все времена. Приветно шумел ветвями лес Шеню, весело журчал Смородиновый ручей. На его берегу росло дерево, под которым, как рассказывали старики, по ночам собирались феи. Играя с подружками в его тени, она и себя воображала доброй волшебницей, еще не зная, что каких-то десять лет спустя, ее вполне официально признают ведьмой… Впрочем, почти за шесть столетий ее наградят таким количеством разношерстных определений, какого не удостаивалась, пожалуй, ни одна личность в истории. Святая и сумасшедшая, нежная и отважная, решительная и добрая – если к этой девушке было бы применимо известное выражение «перевернуться в гробу», то ей на том свете вряд ли суждена спокойная жизнь. Увы, гроба у нее не было, как нет и могилы. Ее единственное изображение начертил пером хронист, когда до него дошла весть о славной победе под Орлеаном. Курносое существо с длинными локонами больше напоминает принцессу с детского рисунка, чем бесстрашную воительницу. Только за пятьдесят лет, прошедших после того события, о ее деяниях написали 22 французских, 8 бургундских и 14 иностранных его коллег-летописцев. Прибавьте к ним около десятка поэтов, которые воспели ее подвиг еще в XV веке, – и вам станет ясно, что даже на основании этих свидетельств можно узнать о ней больше, чем о любом ее современнике. Ан нет – юную воительницу и дальше не оставляли своим внимаем ни исследователи, ни творцы. Среди ее «поклонников» значатся Вольтер, Бернард Шоу, Марк Твен, Ингмар Бергман и Люк Бессон, затративший на свое экранное творение 70 миллионов долларов. Впрочем, судя по всему, и это не предел – ведь ее житие уже легло в основу шестнадцати фильмов. Первый из них был снят во Франции еще в 1898 году – ну а для «миллионов россиян» из поколения шестидесятников ее «портретом» стало лицо молодой Инны Чуриковой, неуловимо напоминающее наивный рисунок из старой хроники.
И сейчас, когда мы неумолимо приближаемся к началу второго десятилетия миллениума, каждый год появляется несколько книг, предлагающих читателям новые сенсационные факты ее биографии. Еще большую активность проявляет Мировая паутина. Чтобы узнать о ней «правду, и ничего, кроме правды», достаточно набрать в любом поисковике имя – Жанна д’Арк (кстати, аристократический апостроф к нему тоже прибавили вездесущие исследователи). Вот корсиканский философ и историк Робер Каратини называет Жанну не более чем «душевнобольной девушкой, которую ловко использовали в собственных целях политики и высшие военные чины, стремившиеся пробудить в душах французов ненависть к Англии», и не в одном из сражений она якобы вообще не участвовала. Украинский антрополог Сергей Горбенко, прославившийся своими работами по восстановлению внешности исторических персонажей, утверждает, что Жанну вовсе не сожгли на костре, да и к тому же звали ее вовсе не Жанной, а Маргаритой, и была она незаконной дочерью короля. Впрочем, версия о том, что и процесс, и казнь Орлеанской девы – всего лишь хорошо разыгранный спектакль, отнюдь не новость.
Первые сведения о воскресшей Жанне появились, если верить записям в счетной книге Орлеана, еще 28 июля 1439 года – более чем через восемь лет после ее официальной смерти. Тогда она собственной персоной пожаловала в город под именем Жанны д’Армуаз – рассказывают, что ее встретила восторженная толпа и прижали к груди родные братья. Впрочем, вероятнее всего, и это тоже не более чем легенда. А вот то, что во Франции сложно найти город, в котором не был бы установлен памятник всеми любимой народной героине, – неопровержимый факт. В самом Орлеане он красуется на центральной площади имени Жанны, от которой отходит центральная улица имени Жанны, на которой вы можете вкусно пообедать в кафе «Жанна д’Арк»… и так далее, до бесконечности. В нашей стране подобных почестей удостаивался лишь известный вождь мирового пролетариата. Разумеется, популярность Орлеанской девы – совсем иного рода.
Так писал о Жанне Сэмюэль Клеменс, «папа» Тома Сойера и Гекльберри Финна, более известный нам под псевдонимом Марк Твен. На мой взгляд, его меткое описание эпохи позднего Средневековья вполне можно было бы «наложить» и на наши дни – впрочем, такова, вероятно, участь классиков. Однако разбирать нравственные устои общества – не наша задача. Давайте лучше отправимся туда, где катит свои быстрые волны река с красивым названием Луара, на берегах которой обрела бессмертие девушка-рыцарь в тяжелых доспехах с белоснежным знаменем в тонкой руке… Замок Шинон – один из самых больших в долине Луары. Неподалеку от него находится дом, где жил непревзойденный весельчак Франсуа Рабле. Мрачным контрастом смотрятся руины замка, разбросанные на широком холме. Казалось бы, что может быть интересного для туристов в серых развалинах – тем более что эти берега донесли до нас сохранившиеся великолепные образцы средневекового зодчества. Но посетители едут сюда тысячами – на запах событий, которые творились за крепостными стенами многие века назад… ...Год 1308-й. Римский папа Климент V объявляет, что лично рассмотрит дела высших сановников опального ордена тамлиеров. По распоряжению короля Франции в Пуатье из Корбейля, под строгим конвоем, возглавляемым главным тюремщиком храмовников Жаном де Жанвилем, выехал печальный обоз.
В нем сидели великий магистр Жак де Моле, командор Кипра Рэмбо де Карон, магистр Аквитании и Пуату Жоффруа де Гонневиль, прецептор Нормандии Жоффруа де Шарне и великий визитатор Гуго де Пейро. Перед городом Тур путешествие было прервано – по причине того, что узники занемогли. Их отправили в замок Шинон, находившийся под юрисдикцией короля, и поместили в главную башню той его части, которая называется Кудре. Им так и не доведется встретиться здесь с папой – но они оставят на сером камне таинственные рисунки, вот уже много веков не дающие спокойно спать любителям тайн.
Поделиться книгой: