Помоги проекту - поделись книгой:
Леонтьев ощущал себя пророком, жил в постоянном предчувствии всемирной революции, которая окончательно всех уравняет и погрузит Европу в серое и унылое существование. Сначала он надеялся, что подобная судьба минует Россию и она не пойдет по пути Запада, но в конце жизни увидел, что и в России наступает царство мещанства, связанное с бурным развитием капитализма..
Он предвидел многие беды, ожидающие Россию в будущем, призывал усиливать и укреплять государство, царскую власть, но все. его призывы остались неуслышанными.
ФРИДРИХ НИЦШЕ: БОРЬБА С МОРАЛЬЮ
По общему духу своих рассуждений Ницше удивительно похож на Леонтьева, жили они примерно в одно время, но, как ни странно, совершенно не знали друг о друге. Ницше с тех же аристократических позиций выступил против обыденной мещанской морали, которая, по его мнению, проявляется в двух формах — в морали христианской и морали социалистической.
Христианство — это восстание рабов морали, христиане призывают любить человека только за то, что он человек, каким бы он ни был мелким, слабым, духовно тщедушным и завистливым. Христианская религия сострадания коверкает и искажает человеческий образ. В человеке, по мнению Ницше, соединены воедино тварь и творец, в человеке есть материал, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель. Наше сострадание относится к «твари в человеке», к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, — к тому, что страдает по необходимости и должно страдать.
Нужно любить не ближнего, как призывает христианство, а дальнего — того, кто, усиливаясь и преображая себя, еще только станет человеком. Современный человек — это только путь к настоящему человеку, к сверхчеловеку. А христианская мораль, как и социалистическая, воспитывает людей слабых, которые притом гордятся своей слабостью и ничтожностью. Они никогда ничем не рисковали — ни здоровьем, ни капиталом, ни свободой, никогда не решались ни на какой поступок. Как же может среди них появиться человек, подлинная личность?
Эти мелкие, невзрачные люди полны злобной зависти ко всему красивому, умному, талантливому. Они бы с удовольствием всех равняли, чтобы никто не выделялся, чтобы все жили одинаково: пусть бедно и одинаково плохо; зато никому не нужно будет завидовать.
О подобного рода идеологии писал еще Маркс, называя «Казарменным коммунизмом». Такие коммунисты видят свою цель в том, чтобы все всем раздать поровну, все разделить, а то, что разделить нельзя, например талант, — уничтожить.
Ницше предсказывал появление такого строя в XX веке, когда мелкие, завистливые и злобные души придут к власти и начнут переустраивать мир по-своему.
Их стадную мораль, рекомендующую никому не высовываться и жить, как живут все, Ницше называл аморализмом. Истинная мораль — это мораль аристократическая, это мораль человека, который попирает ногами презренное благополучие. Если человек знает, зачем живет, ему безразлично, как он живет, не к счастью стремится человек. Свободный человек, но еще более свободный дух, полушутливо-полусерьезно писал он, попирает ногами то презренное благополучие, которое видят в своих мечтах торгаши, христиане, коровы, женщины, англичане и прочие демократы. Свободный человек — воин.
Свободный человек — это человек, который любит своих врагов, это сильная личность, готовая принять на себя всю тяжесть мира и считать себя ответственной за все зла и несчастья, происходящие с людьми.
НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ: ЭТИКА ЗАКОНА И ЭТИКА ТВОРЧЕСТВА
Двадцатый век показал всю несостоятельность той просветительской морали, которую подвергали критике Достоевский, Леонтьев, Ницше и которая предлагала любить человека только за то, что он человек, которая провозглашала, что «человек — это звучит гордо!» Образованные и внешне интеллигентные люди под влиянием оголтелой пропаганды жгли книги, изгоняли профессоров из университетов, строили лагеря, травили инакомыслящих, т. е. вели себя отнюдь не как люди, а скорее как животные. Просветительская мораль не давала никакого иммунитета против превращения людей в животных. Еще Достоевский писал, что если поскрести ногтем современного так называемого интеллигента, то из-под его благообразной внешности может выглянуть звериная морда. Морда и выглянула, да еще такая, что вся европейская цивилизация содрогнулась. По жестокости, по массовым убийствам XX век превзошел все остальные века истории.
С точки зрения Н. Бердяева, просветительская мораль — это прежде всего этика закона. В основе этой этики лежит религиозный страх. Боязнь нарушить запрет и стать нечистым образует этику на ранних этапах человеческого развития, потом, приобретая более утонченные формы, она по сути остается все той же. Закон по своей природе всегда запугивает. Он не преображает человеческую природу, не уничтожает греха, а через внешний и внутренний страх держит грех в известных границах. Еще А. Шопенгауэр считал голос совести на девять десятых просто страхом перед общественным порицанием.
Этика закона стремится сделать человека автоматом добродетели, против такой этики воевал еще Сократ. Человек подчиняется закону потому, что боится наказания. А если закон отменен, если государство открыто объявляет, что нет человека вообще, а есть высшие и низшие расы, то человек срывается с тормозов и становится способным не любое преступление.
Самый культурный в мире народа немцы, давшие миру больше всего философов, писателей, композиторов, под влиянием фашистской пропаганды за несколько лет превратился вдруг в стадо беснующихся баранов. Значит, подлинная культура, в том числе моральная, была свойственна только очень немногим людям; а у всех остальных была тонкой пленкой, которая быстро исчезла, обнажив звериную сущность.
Закон необходим обществу, без него невозможна цивилизованная жизнь. Но человек в массе своей почти не верит в добро как в некое надчеловеческое начало, не верит в кантовский моральный закон. Почему, собственно, я должен этому закону подчиняться? Ведь это не я придумал этот закон, а общество, оно заставляет меня слушаться. Общество беспощадно к моей индивидуальной судьбе, к моей частной жизни. Почему я должен быть добрым? Почему я должен любить людей, если я их терпеть не могу? Почему я должен ломать и переделывать себя? Тем более что люди, поучающие других от лица общества, сами часто не являются образцом для других -—- это или тираны, или фанатики, или просто проходимцы, дорвавшиеся до власти.
Жизнь человека, в том числе и нравственная жизнь, так сложна и индивидуальна, что не укладывается ни в какие общие принципы, нормы и законы морали. Мне, например, говорят, что я на уроках должен внимательно слушать учителя и не перебивать его, а я считаю, что только споря с учителем, постоянно задавая ему вопросы, я смогу чему-нибудь научиться.
Мне говорят, что я должен любить своих родителей, но мои родители (часто бывает ведь и такое) не нуждаются в моей любви, они просто выполняют свой долг — кормят и одевают меня, но им нет дела до моих переживаний, страданий, душевных трудностей, они даже не в состоянии ответить на многие мои серьезные вопросы, потому что никогда не заставляли себя думать о чем-нибудь действительно серьезном.
Таким образом, живая личность для Бердяева есть нечто более глубокое и ценное, чем всякая мораль. Ценность человека — не в степени его подчиненности моральным требованиям, а в силе и остроте его внутреннего влечения к добру, способности творить. Не послушание, а творчество есть главный моральный долг человека.
А творить себя нужно каждый день и каждый час, потому что каждый день и каждый час нас пытается одолеть дьявол (лень, эгоизм, нежелание рисковать, бездумное животное существование, полусонная жизнь). Но человек с самого детства должен сам себя творить, постоянно будить себя, постоянно принимать собственные решения; а для этого — думать самому, заставлять себя быть терпимым, спокойным, подавлять в себе животную злобу и воспитывать любовь к людям. Никакой закон не воспитает человека, если он сам себя не воспитает, не сотворит. Поэтому этика творчества для Бердяева выше этики закона.
ПОДЛИННОЕ И НЕПОДЛИННОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ
Философия ищет и показывает те пути и способы, какими можно разбудить человека к истинно человеческой нравственной жизни. Но борьба за человека ведется в неравных условиях — силы, стремящиеся не разбудить, а усыпить человека, слишком могущественны» слишком всеохватны. Это прежде всего современное бюрократическое государство, которое с помощью средств массовой информации, рекламы, образования стремится вывести такую породу человека, который бы ни над чем серьезно не задумывался, был послушным винтиком в отлаженной системе общественных связей. В нашей стране эксперимент по созданию «нового советского человека», продолжавшийся более 70 лет, вполне удался. Юрий Нагибин писал в 1983 году в своем дневнике: «По-моему, мы близки к созданию образцового гражданина социалистического общества. Головы, души, моральные ценности — все сдано на склад и едва ли когда востребуется. Поразительное свойство у таких людей: говорить без умолку ни о чем. Смысл этой трепотни — не дать коснуться серьезных тем. Этих картонных людей ничто не мучает, не заботит, у них нет сомнений, колебаний, желания хоть как-то разобраться в окружающем, они запрограммированы как роботы».
Уже в начале века философ Мартин Хайдеггер ввел понятие «Маn», «безличного». С помощью частицы «Маn» в немецком языке строятся безличные предложения типа «светает» или «смеркается». У Хайдеггера «Man» является особым, безличным способом существования, которым живет большинство людей: они читают то, что читают другие, говорят то, что говорят все, поступают так, как поступают все. Все живут, как все, никто не хочет проявить свое лицо, решиться на свой оригинальный поступок, проявить свое Я. «Маn» — это стадное существование,
Хайдеггер поясняет суть этого существования через образ смерти. Обычно люди избегают мыслей о собственной смерти» говорят: когда это еще будет! Может быть, к тому времени какие-нибудь таблетки изобретут! Может быть, я и не умру вовсе!
На что Хайдеггер отвечает: умрешь, и умрешь сам! Никто за тебя умирать не будет! И ты сейчас должен проникнуться мыслью о своей неизбежной будущей смерти.
Но на самом деле речь у Хайдеггера идет не столько о смерти, сколько о жизни. Никто за тебя не будет умирать, но и жить за тебя — тоже. Ты сам должен прожить свою жизнь, А большинство людей живет чужой жизнью. Кому-то подражают, кого-то копируют, руководствуются не ими изобретенными стандартами и шаблонами поведения и мышления.
Много лет назад в «Литературной газете» был помещен забавный рассказик: идет человек домой, одет по тогдашней интеллигентской моде: в дубленке, в пыжиковой шапке, с дипломатом в руке. И думает: «Сейчас приду домой и обрадую жену, что наконец-то достал Босха! (Иероним Босх, нидерландский художник XVI века, был одно время необычайно модным среди столичной интеллигенции: сюрреалистические картины казались очень созвучными времени.) А жена, наверно, на Хемингуэя подписалась, она с вечера пошла очередь занимать». Приходит он домой, из коридора кричит жене, которая хлопочет на кухне, что достал Босха.
— А я на Хемингуэя подписалась, — кричит ему в ответ жена.
Человек проходит в спальню, ложится на диван, не глядя берет с тумбочки телепрограмму, которая всегда лежит на одном и том же месте, и, разворачивая ее, спрашивает жену:
— Как там у сына в школе дела?
— Какой сын? — отвечает жена. — У нас ведь дочь!
Ошарашенный, он встает с дивана и видит, что попал не в свою квартиру, видимо, этажом ошибся. Вроде все то же, но немного не так, обои больше выцвели. Он хватает свои вещи, бросается в коридор, тут открывается входная дверь, входит человек в дубленке, пыжиковой шапке, с дипломатом и кричит:
— А я Босха достал!
Этот рассказ — весьма точная иллюстрация к тому, что Хайдеггер называет «Маn». Бездумная шаблонная жизнь — все, как у всех, бездумное поглощение духовных ценностей — типичное стадное, животное существование.
И в этом смысле — аморальное, поскольку не отвечает подлинно человеческому назначению.
КАРАМАЗОВЫ ИЛИ СМЕРДЯКОВЫ?
Большинство людей всегда жило в состоянии «Маn», не думая, не решаясь ни на что, руководствуясь только общепринятыми правилами или указаниями начальства. Как писал Ницше, человек еще не поднял взора над уровнем животного, он вовсе не тот человек, о котором мечтала природа, он, может быть, еще только путь к истинному человеку. А пока это нечто незавершенное, недоделанное, не вырвавшееся еще из примитивного состояния.
Но есть мгновения, когда облака разрываются и нас, вместе со всей природой, влечет к человеку, т. е. к чему-то, что стоит высоко над нами. Содрогаясь, мы оглядываемся вокруг и видим, как бегут хищные звери и мы сами среди них. Чудовищная подвижность людей в великой земной пустыне, их города и государства, их войны, их неустанное схождение и расхождение, их беспорядочная беготня, их взаимное подражание, их умение перехитрить и уничтожить друг друга, их крик в нужде, их радостный рёв в победе — все есть продолжение животного состояния. Современный деятельный человек, по Ницше, злостный бездельник, ибо его деятельности недостает стланного. Самое главное дело и самая главная работа начинается тогда, когда человек остается один на один с собой, чтобы решать самые главные вопросы: зачем ты живешь? для чего ты пришел в этот мир? в чем заключается то дело, которое только ты призван сделать?
Но люди боятся самоуглубления, боятся тишины, когда совесть прошепчет им на ухо нечто важное, и потому они оглушают себя общением с друзьями, чтением газет, посещением увеселительных заведений, т. е. делают все, лишь бы бежать от самих себя. Так постепенно формируется привычка жить стадной массовой жизнью, не приходя в сознание, ибо сознания для такой пустой и поверхностной жизни вовсе не нужно, достаточно рефлексов и инстинктов.
Вроде бы это личное дело человека, как ему жить — стадным инстинктом или разумом, жить бездумно или мучительно искать смысл своего бытия. Но в XX веке это становится уже не личным делом. XX век — это век восстания массы, когда она впервые приходит к власти. Кто такой человек массы?
Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в своей книге, которая и называется «Восстание масс», пишет, что человек массы — это индивид без каких-либо достоинств и способностей, серый, заурядный, невзрачный и, главное, ничуть этим не опечаленный. Даже гордящийся своей посредственностью, гордящийся тем, что он такой же, как все. Человек массы — тот, кого в России традиционно называли чернью. Это не обязательно рабочий или крестьянин, человек массы может быть политиком, профессором или даже поэтом. В XX веке, кстати, появились массовые поэты и писатели со своей эрзац-литературой.
И вот эти массы пришли к власти в России и Германии и стали переустраивать, перекраивать общество по своему убогому мещанскому образцу. Этот процесс, может быть не в таком явном виде, идет во многих странах мира.
В России после революции: к власти пришел не народ, а именно масса, чернь, недоучки, неудачники, полуобразованные и полувоспитанные люди, натворившие неслыханное количество бед. То же самое произошло и в Германии в 30-х годах. Пришли Шариковы, пришли Смердяковы. Как писал Достоевский, в революции всегда на место Карамазовых приходят Смердяковы, вместо интеллигента к власти прорывается лакей.
М. Хайдеггер писал о двух способах человеческого существования — подлинном и Я подлинном («Man»). Порвать с неподлинным существованием, вырваться из отупляющей животности можно только с помощью морального самовоспитания. Например, встает лицом к смерти, до самого дна души проникнуться мыслью о ее неизбежности, ужасом исчезновения своего бытия. Может быть, после такой встряски человек задумается; как гнусно и глупо он жил. Вспомните рассказ Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича», в котором мелкий чиновник, проживший свою жизнь бездарно и бездумно, в меру воруя и в меру подличая, вдруг смертельно заболел и, умирая, понял всю бессмысленность и нелепость своей жизни, всю жалкость своего бытия. Ему казалось, что еще немного — и он поймет главный смысл человеческой жизни, ему откроется что-то самое важное и потаенное. Ему забрезжил какой-то свет, но это было последнее мгновение его жизни.
Есть много путей преображения жизни — и философский, и религиозный; потрясти человеческую душу и заставить человека задуматься всерьез над своей жизнью может и искусство. В любом случае спасение и освобождение человека бывает прежде всего внутренним, он должен внутренне себя освободить, добиться внутренней свободы. Никакие революции не освободят человека, который в душе своей остался рабом. Прав был Чехов, когда говорил, что раба нужно по капле выдавливать из себя каждому человеку каждую минуту и всю жизнь.
МИРОВОЙ АБСУРД И ПОИСКИ СМЫСЛА ЖИЗНИ
Человечество в ходе своей истории все больше убеждается в том, что у него ничего никогда не получается. Не удался ни один замысел, ни одна цель какой-либо исторической эпохи. Те великие задачи, которые были поставлены христианской верой 2000 лет тому назад, никогда не были и не будут осуществлены. Человечество не стало лучше, чище, благороднее, хотя идеалы христианства всем известны и почти всеми признаются.
Не удалось Возрождение, и то, что им создано, не соответствует планам великих гуманистов. Та же участь постигла Реформацию, поставившую себе великую цель — утверждение религиозной свободы — и приведшую к крушению саму религию. Не удалась Великая французская революция, создавшая вместо братства, равенства и свободы буржуазное общество, новые формы неравенства и ненависти людей друг к другу.
Не удался социализм — в России и многих странах мира он привел к неслыханным бедствиям и социальным противоречиям. Не удался анархизм — он никогда не осуществит той абсолютной свободы, к которой призывает, а может установить лишь еще большее рабство.
В человеческой истории больше абсурда, чем цели и смысла. Однако это не повод приходить в отчаяние и упиваться трагичностью своей жизни. Люди пытаются найти собственный смысл жизни в этом абсурде, оправдать свое существование.
Одни видят моральное оправдание своего существования в том, чтобы переделывать «плохую» действительность, изменять мир с помощью революции или с помощью техники, и т. д. Но, как писал выдающийся философ Семен Франк, «что бы ни совершал человек, какие бы технические, социальные, умственные усовершенствования ни вносил в жизнь, его завтрашний и послезавтрашний день ничем не будут отличаться от вчерашнего и сегодняшнего. Всегда в этом мире будет царить слепая случайность, человек всегда будет бессильной былинкой, которую легко погубить, всегда жизнь его будет кратким отрывком, в который не вместить осмысляющей жизнь духовной полноты, и всегда слепая страсть, глупость и зло будут царить на земле».
Умный, нравственно развитой человек мало озабочен тем, будет ли завтрашний день лучше сегодняшнего, а следующий век лучше предыдущего. Это уже дело Бога, а не человека. На вопрос — что делать, чтобы изменить мир? — Франк отвечает: ничего! Потому что человек привык к тому, что есть какой-то смысл, лежащий вне жизни, есть какая-то цель, которую нужно осуществить. Но целью жизни является сама жизнь — не как бессмысленная сутолока и стремление к чему-то иному, а жизнь как полнота духа, самодостаточная, насыщенная в себе и спокойная, без суеты.
Все внешние критерии смысла жизни несостоятельны. Вера в прогресс, в непрерывное совершенствование человечества, вдохновлявшая множество людей в Последние два века, полностью разоблачена, ибо оказалось, что человечество не движется вперед, оно ни на шаг не приблизилось к осуществлению совершенного общественного строя, воплощению добра и разума в человеческих отношениях. У французского писателя и философа Альбера Камю есть эссе «Миф о Сизифе». Древнегреческий герой Сизиф наказан богами за свой проступок и вынужден всю жизнь толкать в гору камень, который тут же скатывается назад. У Камю Сизиф — это человек, который поднялся над бессмысленностью своего существования, который в этой бессмысленности обрел свой смысл и свою гордость. Как бы тяжела и бесцельна ни была жизнь — это моя жизнь, и я должен ее прожить достойно.
Как и Камю, Франк считает, что смысл жизни не дан, а задан, смысл жизни должен быть внутри нас, а не вовне. Искание смысла жизни есть борьба против тьмы бессмыслия, это внутреннее преображение, внутреннее сотворение человеком самого себя. Но это не значит, будто подобные люди, занятые внутренним творчеством, ничего не делают, а заняты только личным спасением. Исканиями и мучениями таких людей в мире накапливается добро. Философ, святой, художник, вообще любой человек, не ограничивающийся внешней жизнью; а ищущий истоки своего бытия, пытающийся найти свое настоящее место в этой жизни, понять свое предназначение, производит и накапливает в мире добро. Без таких людей мир давно бы уже рухнул в пропасть полного хаоса и бессмысленности.
Историки, которые пишут о великом русском святом Сергии Радонежском, часто видят его главную заслугу в том, что он благословил рать Дмитрия Донского. Но они забывают, писал Франк, что этому предшествовали десятилетия упорного молитвенного и аскетического труда, что этим трудом добыты духовные богатства, которыми в течение последующих веков питались люди, что без него они не имели бы сил подняться на борьбу с татарами.
То, что наша жизнь духовно скудная, означает, что все меньше и меньше сегодня людей, ищущих смысл жизни, людей глубоко мыслящих, своей внутренней работой, прибавляющих в мире добро. Мы только тратим то, что создали наши предки.
МЫСЛЯЩИЙ ТРОСТНИК
ЧЕЛОВЕК
ТАЙНА ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
Возникновение человека — чудо, не разъясняемое никакими научными теориями. Прежде чем возник человек, должна была возникнуть жизнь на Земле, и это — не меньшее чудо, поскольку десятки факторов должны были совпасть, чтобы создались благоприятные условия: здесь и расстояние от Земли до Солнца (на Венере слишком жарко, а на Марсе слишком холодно); здесь и объем планеты — малые планеты не удерживают атмосферы, а на больших она жидкая, и многое другое.
До сих пор неизвестно, была ли жизнь занесена на Землю из космоса или возникла здесь химическим путем. Но как бы то ни было, возникшая жизнь не обязательно должна была развиваться до человека, она вполне могла существовать в виде грибов или плесени. Во Вселенной нет однонаправленного развития в сторону усложнения, скорее наоборот: Вселенная изменяется от космоса, порядка — к хаосу.
То, что возник человек, было совершеннейшей случайностью, непредсказуемой мутацией. Природа наобум пробовала десятки вариантов: были питекантропы, неандертальцы, синантропы, зинджантропы, родезийские люди и, наверное, множество других неизвестных нам видов.
И вот появились кроманьонцы, у которых был чуть-чуть больше мозг, быстрее скорость реакции. Они начали с того, что перебили своих конкурентов и стали быстро распространяться по Земле. А могли бы и не возникнуть или не выжить, поскольку у них были мощные противники — например, неандертальцы. Есть гипотеза, что «снежные люди» и есть последние выжившие неандертальцы, прекрасно приспособленные к природе.
А человек сегодняшний, homo sapiens (человек разумный), совершенно к природе не приспособлен и, по идее, не должен был бы выжить. Чтобы человек рождался совершенно готовым к жизни — как жеребенок или теленок, через несколько часов после рождения способные самостоятельно передвигаться, питаться и т. д., — для этого человек должен проводить в утробе матери 21 месяц. То есть мы все рождаемся как бы недоношенными. Ребенок человека много лет не может жить самостоятельно, ни одно животное не может позволить себе такой роскоши: до десяти — пятнадцати лет кормить и обучать собственное дитя.
Но эта неприспособленность обернулась необычайным преимуществом для человека.
Любое животное, любое неразумное существо не может чего-то не делать, в нем все или почти все жестко запрограммировано природой. Ласточка не может не летать и не кормить своих птенцов, она делает по двести вылетов в день, и, даже если птенцы вдруг погибнут, она все равно будет носить червяков, пока не распадется инстинктивная связь действий.
Человек вообще может ничего не делать, «Вот сейчас лягу и буду лежать, пока умру», — может сказать он. И ляжет и помрет, и никто ему, если он захочет, не сумеет помешать.
Человеческий ребенок, в отличие от животного, рождается с совершенно открытой программой, в нем почти ничего не заложено наследственно — кроме некоторых инстинктов и неявных предрасположенностей. Ребенок формируется не во чреве матери, а здесь, в мире, когда слышит человеческую речь, чувствует материнскую любовь, видит краски и звуки мира.
Поскольку человек рождается с открытой программой, то из него можно вылепить что угодно, в его наследственности ничего жестко не записано. Вырастет среди волков — будет волком (Маугли), среди обезьян обезьяной, а среди людей, если повезет, может стать человеком. Правда, те, кто вырос с первых дней среди животных, вернувшись к людям, разумными уже не становятся. Человеческий мозг формируется под влиянием человеческого окружения с первых часов жизни.
ЧТО ПОМОГЛО ЧЕЛОВЕКУ СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ?
Много лет в исторической науке» антропологии, философии господствовала точка зрения, согласно которой труд сделал человека человеком. Человек поднялся над животным состоянием только тогда, когда стал производить орудия труда, и это производство — его главное отличие от животных.
Однако топоры и дубины просуществовали почти миллион лет, не подвергаясь существенным изменениям, за это время не было никакого усовершенствования техники обтесывания камней.
Животные преуспели в этом значительно больше, оказались более искусными строителями и изобретателями. Плотины бобров, ульи и термитники свидетельствуют о том, что технические навыки животных развивались очень успешно.
Благодаря чрезмерно развитому и постоянно активному мозгу, человек обладал большей умственной энергией, чем ему необходимо было для выживания на чисто животном уровне. И он давал выход такой энергии не только при добывании пищи и размножении, но и в производстве очень странных и не нужных для этого вещей: наскальных рисунков, культовых вещей (тотемных столбов, которым поклонялись как духам рода, молитвенных дощечек и т. д.). «Культурная работа» заняла более важное положение, чем утилитарный ручной труд.
Далеко не всегда при раскопках древних стоянок человека археологи находили орудия труда, но почти всегда там были предметы религиозного культа или какие-то образцы примитивного искусства. Человек оказался не столько животным, производящим орудия труда, сколько животным, производящим символы, — символическим животным. Например, первобытная семья, перед тем как идти на охоту, трижды обегала вокруг тотемного столба и пять раз приседала. Считалось, что после этого охота будет удачной. С точки зрения животного люди ведут себя подобно сумасшедшим. Но с точки зрения человека, это было важнейшее символическое действо, которым люди вводили себя в особое состояние, творили себе невидимых, символических покровителей — т. е. совершали чисто человеческие действия, развивали свою специфическую человеческую природу.
У некоторых народов сохранился древнейший обряд похорон, когда на них приглашаются плакальщицы. Эти люди ведут себя артистически (они и есть артисты) — рвут на себе волосы, бьются головой о гроб, жалобно кричат, хотя на самом деле никаких чувств к покойнику не испытывают, их наняли разыграть действо. Но «спектакль» имеет огромный символический смысл — родственники после него уже никогда не забудут своих умерших. Этот ритуал способствовал образованию и закреплению памяти, потому что забывать естественно, а помнить — нет. А человек, как мы говорили вначале, существо искусственное: он не рождается природой, он сам себя рождает, творит.
Особенно быстро развитие человека пошло с возникновением языка — теперь уже производство «культурных» предметов намного обогнало создание орудий труда и в свою очередь способствовало быстрому развитию техники.
Расширяющая границы жизни культурная «работа» заняла более важное положение, чем утилитарный ручной труд. До этого ничего уникального в технической деятельности человека не было, не было ничего специфически человеческого в его орудиях труда. Главным орудием, потрясающим и великолепным, оставалось его тело.
Удивительно пластичное, приспособленное к любому виду деятельности, управляемое разумом, оно могло создавать гораздо более важные и сложные вещи, чем примитивные топоры и деревянные колья.
Даже рука человека, полагал философ Л. Мэмфорд, была не просто мозолистым орудием: она ласкала тело возлюбленного, прижимала ребенка к груди, делала жесты и выражала в танце некоторые иным образом еще не передаваемые чувства, представления о жизни или смерти, о запомнившемся прошлом или желаемом будущем.
Любая культурная деятельность человека, любое производство орудий труда было направлено не столько на подчинение окружающей среды, на увеличение добычи пищи, сколько на укрощение самого себя.
Когда человеку не угрожало враждебное окружение, его громадная внутренняя энергия, часто неразумная и неуправляемая, служила скорее препятствием, чем помощью в выживании. Контроль над своей психикой с помощью создания символической культуры был более существенным для жизни, чем контроль над внешней средой.
Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало что мог сделать и в окружающем его мире. Борьба за существование не завладела полностью энергией и жизнеспособностью первобытного человека и не отвлекла его от более насущной потребности: внести порядок и значение в каждую часть жизни. В этой более значительной борьбе ритуал, танец, песня, рисунок, резьба и более всего дискурсивный язык — человеческие язык и речь, систематизирующие мир, играли решающую роль.
А БЫЛ ЛИ ТОТ МАЛЬЧИК?
Поделиться книгой: