Помоги проекту - поделись книгой:
Прежде чем заняться философией, считал Сенека, нужно разобраться в самом себе, со всех сторон осмотреть себя и проверить, в чем ты преуспел: в философии или в жизни. Философия — не лицедейство напоказ толпе. Философом надо быть не на словах, а на деле. Философия — не для того, чтобы очень приятно провести день и без скуки убить время. Она выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздержаться. Без нее нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каждый час случается так много событий, что нам требуется совет, которого можно спросить только у нее.
Р. ДЕКАРТ: ТРИ ПРАВИЛА НРАВСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
Чтобы успешно осуществлять свою деятельность, человек, чем бы он ни занимался — искусством, философией или политикой, — должен придерживаться некоторых обязательных правил морали. Правила эти Декарт выработал для себя лично, однако считал их полезными для всех.
Первое правило заключаем в подчинении законам и обычаям своей страны. Лучше не умиляться собственным мнениям, не ставить их высоко, а следовать мнениям наиболее благоразумных людей. При этом больше обращать внимание на то, как эти благоразумные люди поступают, чем на их слова.
Очень мало на свете людей, которые говорят то, что на самом деле думают.
Второе правило состоит в твердости/решимости и упорном следовании избранным позициям, даже если они вызывают сомнение. Заблудившись в лесу, нужно не метаться из стороны в сторону, а твердо и неуклонно идти в одном направлении. Если и не достигнешь своей цели, то все-таки выйдешь куда-нибудь, где наверняка будет лучше, чем среди леса.
Третье правило: всегда стремиться победить скорее себя, чем судьбу, изменить свои желания, а не порядок мира. В полной нашей власти находятся только наши мысли! Не надо жаловаться, если мы хотели сделать нечто грандиозное, а сделали мало. Мы всегда делаем столько, сколько можем, — значит, большего нам не дано.
Мы должны быть подобны тем философам, которые некогда умели поставить себя вне власти судьбы и, несмотря на страдания и бедность, соперничать в блаженстве со своими богами.
Главной задачей человека в жизни Декарт считал совершенствование им своего разума. Гораздо печальнее потерять разум, нежели жизнь.
Ж-Ж. РУССО: ПРОБЛЕМА ЕСТЕСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ
В 1750 году во Франции был объявлен конкурс на лучшее сочинение на тему «Способствовали ли науки и искусства улучшению нравов». Премию получил никому не известный 38-летний служащий Руссо, выходец из Швейцарии. В своем сочинений он утверждал, что науки, письменность и искусство — главные враги морали. Создавая бедность, они являются источниками рабства. Наука и добродетель несовместимы. Все науки имеют неблагородное Происхождение: астрономия вытекает из суеверий астрологии, красноречие из честолюбия, геометрия — из скупости, физика — из тщеславного любопытства. Все, что отличает цивилизованного человека от необученного варвара, есть зло.
Успехи наук, прогресс техники привели к разделению труда, но такая специализация усиливает зависимость человека от людей других профессий, превращая его в одностороннее существо. Истинным основателем современного гражданского общества стал, по Руссо, тот, кто первым, отгородив участок земли, сказал «Это — мое» и кто нашел людей достаточно простодушных, чтобы они этим словам поверили.
Чтобы уничтожить зло, необходимо отвергнуть цивилизацию, так как человек по природе добрый дикарь, когда он сыт и находится в мире со всей природой. Получив премию и внезапно достигнув славы, Руссо начал жить в соответствии с этими принципами. Он даже продал свои часы, сказав, что ему больше не надо знать времени. Выход из противоречий современной цивилизации Руссо видел в изменении системы и методов воспитания. Этому он посвятил свою книгу «Эмиль».
Жить, писал Руссо, — вот ремесло, которому нужно обучить ребенка. Выходя из моих рук, он не будет ни судьей, ни солдатом, ни священником, но он будет прежде всего человеком. Всем, чем должен, быть человек, он сумеет быть в случае надобности так же хорошо, как и всякий другой. И как бы судьба ни перемещала его, он всегда будет на своем месте.
Жить — значит уметь пользоваться всей полнотой чувств, всеми способностями, всеми частями своего существа. Мудрый человек не тот, кто долго жил, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь. Иного хоронят столетним старцем, а он умер при самом рождении, потому что всю жизнь был задавлен условностями, ложными принципами, никогда не раскрывал душу и сердце навстречу миру и людям. И большинство людей живут так — родятся и умирают в рабстве у предрассудков. Ребенка с детства заставляют слепо подчиняться, с детства он живет в искусственно стесненных взрослыми обстоятельствах. Воспитание же должно быть естественным — нужно наблюдать природу и следовать по ее пути. Она непрерывно упражняет детей, учит, что такое труд и боль, приучает к невзгодам, непогоде, голоду, жажде. Ребенок выносит такие испытания, которые не вынес бы взрослый.
Поэтому нужно дать ребенку полную свободу, просто ограничивая, его в крайностях и умело направляя его поведение. Люди! Будьте человечны, обращался Руссо к учителям. Любите детство, будьте внимательны к его играм и забавам, к его инстинкту. Кто из вас жалел подчас о том милом возрасте, когда улыбка не сходит с уст, когда душа постоянно наслаждается миром?
Согласно Руссо, есть два вида зависимости — от людей и от вещей. Держите ребенка в зависимости от вещей — и вы будете следовать порядку природы. Не воспитывайте в ребенке рабское послушание, помогайте ему, но настолько, чтобы он был свободным, а не властным. С тех пор как взялись воспитывать детей, не придумали еще другого способа, кроме соревнования, зависти, ненависти, тщеславие жадности, низкого страха. Использовали все, кроме настоящей свободы, которая тонко и мудро направляется воспитанием. Детей учат словами, а надо учить делами, поступками: самому быть терпимым, любящим, бескорыстным и счастливым от того, что твои потребности не превосходят твои возможности.
От рождения до 12 лет Руссо предлагает заботиться о развитии тела и органов чувств ребенка, больше тренировать чувства, потому что, став взрослыми, люди забывают о них и начинают жить только разумом, становятся поверхностными и книжными. Надо учить видеть, учить слышать окружающую природу. С 12 до 15 лет — развивать у детей интеллект, учить физику, геометрию, астрономию, но только на примере природы. Например, наблюдая звездное небо.
С 15 до 20 — развивать нравственные чувства: любовь к ближнему, необходимость разделять их страдания и т. д.
Поскольку природа всегда честна и в человеческом сердце от рождения нет никакой испорченности, то естественное воспитание детей способно, считал Руссо, решить все социальные проблемы. Свобода и самодеятельность ребенка, уважение его личности и изучение его интересов — вот, с его точки зрения, основа настоящего воспитания.
КЕНИГСБЕРГСКИЙ МЕЧТАТЕЛЬ
Иммануил Кант — величайший, по мнению многих, философ всех времен и народов — высказал немало глубоких соображений и в своем учении о морали. Все поступки людей Кант в своей книге «Критика практического разума» (раньше под практикой понималось учение о поведении) поделил на моральные и легальные (законные). Если, например, ты бросаешься на помощь тонущему человеку, но при этом знаешь, что тот очень богат и щедро тебя отблагодарит, — твой поступок вполне законный (ты спасаешь человека), но не имеет никакого отношения к морали. Если приятель просит одолжить ему небольшую сумму и ты ему даешь, тебе не жалко, у тебя и так еще много остается, а при этом греешь себя мыслью, что сейчас ты ему поможешь, завтра он тебе, — это тоже легальный, но не моральный поступок!
Но если ты увидел тонущего и не знаешь, кто это, тебе нет до этого дела, человек ведь тонет, да еще к тому же ты плохо плаваешь и вода ледяная, но ты должен помочь другому, не можешь не помочь — это, по Канту, моральный поступок. Если у тебя просят денег, а их осталось только на один день, и если ты отдашь, но завтра сам будешь голодать, но ты не можешь не отдать, тебя же просят, — это поступок моральный. Таким образом, моральный поступок, по Канту, — это поступок, совершенный вопреки естественной склонности человека, т. е. направленный им против самого себя. Пусть мне будет плохо, но я не могу не помочь другому — я ведь человек и не могу опуститься ниже своего достоинства, думать о выгоде или о последствиях. Я должен здесь и сейчас поступить как человек.
Философ В. Толстых описывает диспут на моральные темы в одном из элитарных московских вузов 1970-х годов. Студентам был задан провокационный вопрос: допустим, вы идете по берегу реки и видите, что тонут двое, причем заранее известно, что один из них знаменитый академик, а другой Я никому не известный слесарь. Кого вы будете спасать, если спасти сможете только одного? Студенты очень долго спорили, а потом решили, что спасать будут академика, от него обществу больше пользы. То есть подплыл к одному, спросил его — не академик ли он, извинился и поплыл к другому.
Такой спор свидетельствовал, конечно, об уровне морального идиотизма советского общества тех времен (и этот уровень мало изменился к сегодняшнему дню) — студентам даже в голову не приходило, что спасать надо человека, а не академика или слесаря, спасать надо — кого сможешь.
Из рассуждений о моральных и легальных поступках Кант выводит категорию долга. Обычно долг воспринимается нами как очень скучное понятие, нам с детства прожужжали все уши: ты должен, ты должен! Однако Кант считает, что, только выполняя долг, человек становится свободным. Пусть я пострадаю, пусть я умру, а долг выполню. Выполняя долг, я могу пойти против себя самого, против законов природы. Но выше законов природы — законы свободы. Если я дал честное слово, то нарушить его для меня страшней смерти, я даже могу пойти на смерть, но от своего слова не отрекусь. Ни одно животное не знает чувства долга, у любого животного сильнее инстинкт самосохранения (как и у многих людей, находящихся на уровне животного существования). Но что может быть прекраснее свободной воли человека, который, не считаясь ни со смертельными опасностями, ни с угрозой собственному благополучию, стоит на своем, стоим выше законов природы. Что мне болезнь, что мне смерть, ведь, если я не выполню свой человеческий долг, я же потом жить не смогу, мне будет стыдно в глаза людям смотреть.
Можно оправдаться перед другими: не смог я этого сделать — спасти тонущего или помочь ближнему, — слаб был, струсил; опасно это, плохо плаваю, собственных детей надо кормить, куда уж тут о чужих думать и т. д. Тебя поймут, простят, но сам ты себя никогда не сможешь простить, если у тебя есть совесть. Совесть — это и есть показатель человечности.
Есть сколько угодно причин для оправдания плохих поступков; нет только никаких причин для поступков хороших, совершенных по совести. Ты почему бросился в воду и спас человека? Ты почему помог старушке перейти улицу? Нормальный человек обидится на такие вопросы. Когда нет ответа на «почему», тогда он действует по совести. Просто ты не мог поступить иначе, потому что ты человек.
И далее Кант пишет о двух моральных законах. Первый закон: Поступай так, чтобы максима твоей воли была основой всеобщего законодательства! Т. е. поступай всегда максимально по-человечески, не делая никаких уступок себе и никак не оправдывая своих слабостей, и тогда твой поступок будет законом для всех, в том числе и для тебя самого.
В христианской религии есть норма — «поступай так, как хочешь, чтобы с тобой поступали». Это правильное положение, однако Кант имел в виду не его, ибо есть люди, который нравится, когда с ними поступают плохо.
Второй закон: Человек всегда должен быть только целью и никогда не может быть средством! Нельзя использовать человека, его жизнь, его здоровье ни для каких, даже самых благородных целей. Почти никогда в истории этот закон не выполнялся — всегда индивидуальную человеческую жизнь сильные мира сего в грош не ставили. Часто можно слышать: потерпите, пусть ваша жизнь скудна и плоха, зато следующие поколения будут счастливы. Все эти рассуждения противоречат моральному закону.
Никогда, даже в мелочах, нельзя использовать человека как средство, для своей выгоды. Нарушая этот закон, мы убиваем в себе человеческое начало.
Заканчивая книгу, Кант пишет о том, что две вещи поражают и волнуют больше всего на свете: звездное небо над нами с его бесконечными пространствами и нравственный закон в человеке, делающий его свободным. Причем второе поражает намного сильнее, ибо выполняя нравственный закон, человек становится выше законов Вселенной.
Канта можно назвать мечтателем: он писал о законах морали как идеальных принципах, понимая, что никто не живет, руководствуясь только совестью, что в мире торжествуют зло, насилие, ханжество, несвобода. Но тем не менее Кант считал, что сто не должно делать человека безвольным, не должно ослаблять его стремление к максимуму человечности. Человек должен жить так, как если он был свободен, даже если на самом деле существует масса ограничений его свободы. Гарантом его борьбы за человеческое достоинство, за то, что рано или поздно в мире восторжествует совесть, является Бог. Можно сколько угодно сомневаться в существовании Бога, приводить научные доказательства; можно, наоборот, верить в Бога и также пытаться научно обосновать свою веру. Но мы должны, по Канту, жить так, как если бы Бог существовал.
Л. ТОЛСТОЙ: НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ
Замечательный писатель, Лев Толстой был еще и очень глубоким мыслителем. Он развивал основные идеи греческих философов, нравственные идеи христианства и моральную философию Канта. Основной вопрос Толстого: как разорвать замкнутый круг насилия — вечный принцип человеческого существования. Все вокруг построено на насилии: государство осуществляет насилие над своими подданными и ведет войны против других государств, родители подавляют своих детей, учителя — учеников и т, д. и т. п.
На насилие люди отвечают также насилием угнетенные поднимаются на восстание и опять творят зло. И Толстой пришел к мысли о необходимости возродить основном принцип христианской религии —
Если не отвечать насилием на насилие, простить и даже полюбить врагов своих (подняться над обидами и оскорблениями, что может сделать только очень сильны человек), то прервется порочный замкнутый круг непрерывного насилия, творимого в истории. Вообще христианская религия — это религия сильных людей.
Если даже насилие, полагал Толстой, когда-либо и защищало жизнь и спокойствие людей, то куда чаще оно, напротив, становилось причиной величайших бедствий.
Есть два источника насилия в мире — государственная власть и революционеры, которые с нею борются. Власть — это всегда насилие. Существуют суд, прокуратура, тюрьмы, лагеря, но от этого не становится меньше преступников или недовольных. Человек, совершивший преступление, уже наказан тем, что нарушил человеческий закон. А если он не испытывает мук совести, не наказывает сам себя, то сажать его в тюрьму бесполезно, она только еще больше его озлобит. Вообще, считает Толстой, люди живут в относительном спокойствии, не убивают и не режут друг друга не потому, что есть суды и тюрьмы, а потому, что люди еще любят и жалеют.
Другой источник насилия — революционеры. Эти люди знают, как нужно устроить общество, в котором все будут счастливы, и потому готовы положить собственные жизни и заодно миллионы чужих для осуществления своих идей. Обычный человек не знает, как сложится его жизнь через год, а революционеры знают, как устроится жизнь целого народа через десятилетия. И в ответ на государственное насилие устраивают новое насилие, и снова текут реки крови, и снова страдают люди, и никакое счастливое будущее не наступает и не наступит.
Государство и не боится революционеров, оно знает, как с ними бороться: оно боится других людей — тех, кто не хочет участвовать в насилии, тех, которым ничего не нужно — ни богатства, ни славы. Эти люди не хотят делать карьеру в государстве, потому что она развращает человека, не хотят делать революции, потому что революции не уничтожают насилия, а порождают его в еще большем объеме.
Толстой призывал: не отвечайте насилием на насилие, не служите государству в apмии, в полиции, в таможне, не принимайте участие в вооруженной борьбе против власти. Насилие порождает только насилие и ничего больше. Единственный выход — моральное самоусовершенствование. Начните с себя. Приучите себя любить ближних, какими бы плохими они вам ни казались, изгоняйте из своего сердца ожесточение, не поддавайтесь соблазнам мира: карьере, деньгам, славе, ибо иначе окажетесь во власти насилия и будете его проводниками. Другого пути преобразовать мир нет и не будет.
До тех пор, пока люди неспособны устоять против соблазнов страха, корысти, честолюбия, тщеславия, которые порабощают одних и развращают других, они всегда будут образовывать в общество насилующих и обманывающих и насилуемых и обманываемых.
Чтобы этого больше не было, каждому человеку нужно сделать нравственное усилие над самим собой.
Многие критиковали Толстого за утопизм и романтические мечтания, но вот последователь Толстого Махатма Ганди призвал индийцев не бороться с английскими колонизаторами, а просто не участвовать во власти:
не служить англичанам, не платить подати, не работать в администрации. И власть англичан после двух столетий рухнула в несколько лет. Это был удивительный образец жизненности толстовского учения.
Сколько было насмешек, иронии, даже издевательств над учением Толстого! Но вряд ли человечество может предложить что-нибудь другое, кроме морального самосовершенствования, воспитания взаимного уважения и терпимости. Недаром в политике сейчас все больший вес приобретают идеи ненасильственного мира.
А. ШОПЕНГАУЭР: ФИЛОСОФИЯ ПЕССИМИЗМА
Артур Шопенгауэр, считавший себя учеником Канта, первым обосновал философию пессимизма. С его точки зрения, миром правит воля к жизни — некая биологическая по своей природе сила, которая и делает всех людей рабами. Это она заставляет человека познавать мир, чтобы лучше к нему приспособиться, это она заставляет нас жить во что бы то ни стало, цепляться за жизнь, даже если она тяжела или просто невыносима.
Вся человеческая жизнь — сплошные страдания и разочарования. Человек под влиянием воли все время чего-то желает: богатства, денег, комфорта, здоровья, продления жизни. Но эти желания никогда не удовлетворяются окончательно. А вскоре после того, как человеку удалось чего-то достичь, наступает равнодушие и скука. Между страданиями и скукой мечется человеческая жизнь.
Земное счастье — иллюзия. Жизнь большинства людей печальна и непродолжительна. Счастлив человек бывает лишь по видимости в редкие минуты. Когда жизнь дает обещания, она их не держит. А когда держит, то только для того, чтобы показать, как недостойно было то, чего мы желали. Поэтому счастье всегда находится в будущем или в прошлом, так что в настоящем человек никогда счастлив не бывает. Но будущее ненадежно, а прошлое — уже невозможно.
Мы не знаем, считает Шопенгауэр, трех высших благ жизни — здоровья, молодости и свободы. Пока они у нас есть, мы их не осознаем и не понимаем их ценности, а понимаем только тогда, когда утратим. Счастливые дни мы замечаем только тогда, когда они уступают место несчастным дням.
Жизнь — вовсе не подарок, рассчитанный на наши наслаждения. Если мы посмотрим на человеческое общество, то мы увидим всеобщую нужду, беспрерывные усилия, постоянные столкновения, бесконечную борьбу.
Все вокруг суетятся — одни в мечтах, другие в деятельности, поднимая неописуемый шум. Но где последняя цель всего этого? Последняя цель, по Шопенгауэру, оказывается весьма жалкой: поддержать на короткий промежуток времени жизнь.
Как бы ни была жалка жизнь, человек цепляется за нее из последних сил, воля к жизни сильнее разума, сам разум — продукт воли. Но какое значение имеет короткая отсрочка смерти, временное облегчение страданий, минутное удовлетворение желания — если все это уходит у нас из рук, а победа смерти несомненна?
Поэтому человек должен выйти из-под власти воли, подавить в себе всякие желания. Нужно понять, считает Шопенгауэр, что страдания — неизбежная часть нашей жизни, и если мы избавимся от одного, то неизбежно придет другое; если на время прекращаются страдания, то наступает скука, которая также является страданием. Если мы поймем это, нам удастся воспитать в себе равнодушие к страданиям. Ведь страдания, как и счастье, приходят не извне, а возникают изнутри человека. Подавить волю, перестать быть ее рабом, уменьшить тягостную заботу о собственном благополучии — таков единственно возможный путь мыслящего человека. Доступный, правда, немногим, кому дано понять, что жизнь — это вечный обман и вечные разочарования, что в мире нет ничего достойного наших желаний, стремлений и борьбы, что все его блага ничтожны. Тем самым мы преодолеваем господство воли.
Наверное, вы сами замечали, что когда чего-нибудь сильно и долго добиваешься, то, получив наконец желанное, никакой радости уже не испытываешь. Часто даже удивляешься себе: зачем тратил столько страсти и энергии на такую ерунду. Радость бывает только тогда, когда что-нибудь приятное или нужное тебе неожиданно сваливается на тебя, как дар, как подарок.
Ф. ДОСТОЕВСКИЙ О ВРЕДЕ ДОНОСИТЕЛЬСТВА И ПРИРОДЕ ЗЛА
Когда в разгар «охоты» террористов на русского царя Достоевский вместе с журналистом А. С. Сувориным обсуждали очередное неудавшееся пока покушение, писатель спросил: «Представьте, что мы случайно услышали разговор о том, что сейчас Зимний дворец будет взорван. Обратились бы вы в полицию?»
Суворин, монархист и «махровый реакционер» (как его называли в советской печати), ответил: «Нет, не пошел бы». — И я бы не пошел, — сказал Достоевский. — Почему? Ведь это ужас. Это — преступление. Мы, может быть, могли бы его предупредить. Но я боюсь прослыть доносчиком.
Доносительство в ту эпоху для человека интеллигентного казалось не только противным, но и невозможным делом. Достоевский также был монархистом, речь ведь шла о жизни царя, но пойти в полицию считал все равно невозможным. Можно попытаться самому обезоружить террориста, но доносить в принципе нельзя.
За полстолетия до этого подобная же проблема поднималась в кругу декабристов. После разгрома восстания многие его руководители вели себя очень странно. Так, П. Пестель — человек большого личного мужества, будучи арестованным, на допросах называл много фамилий людей, которые наделе даже не были причастны к движению. Тех арестовывали, а Пестель, оправдываясь, говорил:
— Я хотел напугать правительство. Оно узнает, что нас так много, и вынуждено будет пойти на реформы.
Вообще многие декабристы «сотрудничали» со своими следователями. Но вот декабрист М. Лунин вел себя очень последовательно и достойно, ни в какие беседы со следователями не вступал, никаких фамилий не называл и вообще считал всякое доносительство и предательство вещью невозможной. «Какое мне дело, — рассуждал он, — до царя и правительства, до того, что оно напугается и пойдет на реформы и в будущем жизнь станет легче. Какое мне дело до будущего? Ведь я сейчас погублю свою бессмертную душу, выдав кого-нибудь. Как же я буду после этого жить?»
Кончилось тем, что Лунин погиб в сибирском остроге.
Лунин прекрасно понимал, что есть вещи гораздо более важные, чем собственная жизнь и благополучие, есть честь и достоинство — невидимый материал, из которого ткется человеческое существование. Нет совести, нет любви, нет чести — и нет человека, а есть только животное — с мускулами, нервами, с большой головой, со многими знаниями, умное, хитрое, но животное.
Это же понимал и Достоевский, который весь свой могучий талант писателя посвятил воспитанию человеческого в человеке. Достоевский понимал, что человек не рождается человеком, что он еще должен им стать, снова родиться уже в духе, в стихии человечности, что великий символ любой религии — символ «второго рождения» — не красивая сказка, а насущная необходимость для каждого человеческого существа.
В XX веке в России все радикально поменялось. Появился новый человек — Павлик Морозов. Человек, донесший на собственного отца, был сделан национальным героем. Доносительство, тем более по идейным соображениям, стало нормой жизни, к нему призывали на партийных съездах, его восхваляли в литературе. Государство рубило сук, на котором сидело, подрывало нравственное здоровье народа. Народ испортить легко, а для воспитания его нужны столетия. Тот уровень нравственной деградации общества, который мы сейчас имеем, рожден той пропагандой предательства и доносительства.
Достоевский удивительно глубоко проанализировал природу зла. По его мнению, зло всегда будет в мире, пока в мире есть свобода. Зло идет от свободы человеческой воли. Человек не хочет счастья, особенно если счастье принудительное, он хочет свободы, хочет своеволия, хочет «по своей глупой воле пожить». Любой закон он воспринимает как насилие над собой, даже если это закон математики, вроде «дважды два — четыре», готов на любую глупость, даже на преступление, лишь бы не быть «штифтиком» (сейчас говорят «винтиком»), игрушкой в руках судьбы и сильных мира сего, человек согласен на несчастья и страдания, лишь бы остаться свободным.
Человек Достоевского кричит: «Господи Боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь законы и дважды два четыре не нравятся? Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что каменная стена, у меня сил не хватило».
Главные герои Достоевского (Раскольников и другие) — это люди, решившиеся на преступление, чтобы доказать себе и другим, что они свободные существа.
Можно, конечно, избавить мир от зла, но для этого нужно отнять у людей свободу, чтобы, они не смогли больше ни капризничать, ни выражать недовольство, ни тем более совершать преступления. В таком мире все будут счастливы, но это будет счастье муравейника.
Интересно, что все деспотические режимы успешно боролись с преступностью, поскольку сводили до минимума человеческую свободу, любое нарушение закона жестоко каралось (говорят, Гитлер в один день покончил с трамвайными безбилетниками, расстреляв пару человек). От преступности в таком обществе быстро избавляются, люди могут свободно гулять по вечерам, не опасаться карманных и квартирных краж, но в то же время они совершенно несвободны, они рабы мощного государственного аппарата.
Наоборот, в демократических странах уровень преступности всегда довольно высок, злые люди пользуются предоставленными всем — им в том числе — свободами, потому что в демократическом государстве человека нельзя просто так арестовать, а надо долго и тщательно готовить и обосновывать обвинение, чтобы, не дай Бог, не ущемить свободу человека, даже если это человек, подозреваемый в преступлении.
У польского писателя-фантаста Станислава Лема есть роман «Возвращение со звезд»: космонавты возвращаются на Землю после двадцати лет отсутствия. За время произошла Великая Гуманитарная революция — всем сделали прививку, после которой человек уже не способен на агрессию, грубость, насилие. Осуществилась извечная мечта — нет больше преступлений, нет больше войн. Но космонавты, у которых такой прививки не было, пользуются как ни странно, огромным успехом в обществе — в них все видят нормальных, полноценных людей. Способность ко злу, агрессивность оказалась тесно связанной с талантом, упрямством в достижении целей, смелостью. А люди с прививкой стали напоминать послушных овец.
К. ЛЕОНТЬЕВ — АРИСТОКРАТ В МОРАЛИ
Константин Леонтьев — писатель, философ, публицист — отличался весьма оригинальными взглядами на мораль, отчего заслужил у «прогрессивной интеллигенции» звание реакционера. Прежде всего он выступил против демократической идеи равенства. Никакого равенства не может быть в обществе, считал он, как нет его и в природе.
Любое развитие Леонтьев разделял на три цикла. Первый цикл: полная дифференциация — неравенство видов в природе, людей, классов и т. д. Благодаря неравенству, различию происходит пышное развитие и цветение всего бытия.
Второй этап — начинающееся смешение, уравнивание.
И третий, самый худший — наступление полного равенства, появление застойного болота, когда все цвета и краски смешиваются в единый серый фон, где нет ни ярких личностей, ни смелых поступков, ни героев, есть только серый будничный быт.
В своей работе «Византизм и славянство» Леонтьев восхищался византийским устройством общества: сильное государство, сильная церковь и церковная дисциплина, полное неравенство, четкая социальная иерархия. И в истории Запада его больше всего восхищало средневековье — с рыцарями, монахами, купцами, ремесленниками, крестьянами, сильной королевской властью.
Но после французской революции и победы демократии все в Европе потускнело — вместо рыцарей и купцов появился некий усредненный обыватель, все тонет в мещанском болоте мелких интересов, мелочного расчета.
— Ужасно и обидно думать, рассуждал Леонтьев, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили свои акрополи, римляне вели свои Пунические войны, что апостолы проповедовали, мученики страдали; поэты пели, живописцы писали, рыцари блистали в турнирах для того только, чтобы французский или немецкий, или русский буржуа благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия? Стыдно было бы за человечество, если этот подлый, с точки зрения мыслителя, идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки.
Леонтьев был эстетом в морали: для него все моральное красиво и мужественно, а все серое, мелкое — аморально. Юлий Цезарь в тысячу раз развращеннее Акакия Акакиевича, но в нем в тысячу раз больше красоты, поэзии и правды, чем в мелком гоголевском чиновнике. Мещанскую мораль, предлагающую любить всех людей только потому, что они люди, хотя они ничего не сделали для того, чтобы быть людьми, — ни героических поступков, ни больших дел, Леонтьев считает аморализмом.
Сильная власть, мощное государство, неравенство и борьба между людьми за место под солнцем создают в обществе ту атмосферу, в которой совершаются великие дела и
вырастают великие личности. Если не считать блаженство и абсолютную правду назначением человечества на земле, то нет ничего ужасного в том, что миллионы русских людей должны были страдать для того, чтобы смог писать Пушкин, чтобы смог быть выстроен Кремль и его соборы, чтобы Суворов и Кутузов одержали свои победы.
Константин Леонтьев защищает мораль сильных и ярких индивидуальностей, мораль героическую, — против морали утилитарной усредненной, безличностной. С одной стороны, он уважает барство; с другой — любит наивность и грубость мужика. Онегин, с одной стороны, а с другой — солдат Каратаев для него лучше того «среднего» мещанского типа, к которому прогресс сводил всех и сверху и снизу, и графа и пастуха.
Поделиться книгой: