Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Застывшее время - Элизабет Джейн Говард на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Элизабет Джейн Говард

Застывшее время

© К. Гусакова, перевод на русский язык, 2018

© Ю. Рыжкова, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Посвящается Доуше Верни

Генеалогическое древо семьи КАЗАЛЕТ

Семья КАЗАЛЕТ, ее родственники и домочадцы

Предисловие

Предисловие к роману рассчитано на читателей, незнакомых с первой книгой Хроники семьи Казалет «Беззаботные годы».

Уильям и Китти Казалет, которых домочадцы называют Бриг и Дюши, оставили лондонский дом и проводят все время в Суссексе, в поместье Хоум-Плейс. Зрение Брига все ухудшается, поэтому он постепенно отходит от дел семейной лесозаготовительной компании, которую возглавляет. У четы трое сыновей – Хью, Эдвард и Руперт, а также незамужняя дочь Рейчел.

Хью женат на Сибил, которая родила ему троих детей. Старшая, Полли, учится на дому вместе с кузиной; в начале данного романа ей четырнадцать. Тринадцатилетний Саймон присоединился к кузену в частной школе. Уильям (Уиллс) совсем недавно отметил второй день рождения.

Средний сын, Эдвард, женат на Вилли (Виоле Райдал, чья овдовевшая мать, леди Райдал, весьма педантична). Детей у них четверо. Шестнадцатилетняя Луиза перешла с домашнего обучения в школу домоводства, где провела семестр. Брат Луизы, Тедди, крепкий и очень спортивный, уже два года проучился в частной школе, а восьмилетняя Лидия ходит в дневную. Новорожденному Роланду четыре месяца.

Третий сын, Руперт, был женат на Изобел, которая родила ему двоих детей: Клэри, ровесницу Полли, с которой они вместе учатся на дому, а также Невилла – ему уже восемь, и он посещает дневную школу в Лондоне. Вторая жена Руперта, Зоуи, младше его на двенадцать лет.

Незамужняя дочь, Рейчел, которая заботится о почти слепом отце, помогает благотворительному детскому приюту – в начале романа его уже второй раз эвакуировали в дом неподалеку, принадлежащий Бригу, ее отцу. У Рейчел есть лучшая подруга – Марго Сидни, известная как Сид; она преподает игру на скрипке и живет в Лондоне, но часто навещает поместье семьи Казалет.

Сестра Вилли, жены Эдварда, – Джессика, – замужем за Реймондом Каслом. У них четверо детей. Двадцатилетняя Анджела, чьей первой и безответной любовью был Руперт Казалет, работает в Лондоне. Шестнадцатилетний Кристофер страстно интересуется природой и выступает против войны. Нора, на год старше Кристофера, посещает ту же школу домоводства, что и Луиза. Самой младшей, Джуди, девять лет, и она учится в частной школе.

В конце «Светлых лет» Каслы получили от двоюродной бабки Реймонда наследство – деньги и дом во Френшеме, куда перебрались из плохого жилища в Восточном Финчли.

Мисс Миллимент – очень старая семейная гувернантка: она начинала с Вилли и Джессики, а теперь воспитывает Клэри и Полли.

Диана Макинтош – самое серьезное увлечение из многих любовниц Эдварда, замужняя мать троих сыновей.

Помимо поместья Хоум-Плейс, Бриг приобрел и перестроил еще два расположенных поблизости дома: Милл-Фарм, где теперь разместился детский приют, и Грушевый коттедж, где обитают как Казалеты, так и Каслы. У Брига и Дюши также есть и лондонский дом на Честер-террас, но теперь он почти не используется.

Дома в Лондоне есть и у троих сыновей Брига. У Хью и Сибил – на Лэдброук-гроув, Хью использует его в рабочие дни. Пока дети на учебе, Эдвард и Вилли живут около Лэнсдаун-роуд. Руперт и Зоуи владеют небольшим домиком в районе Брук-Грин.

На семью Казалет работает ряд слуг, но для данного романа следует выделить основных. Это кухарка миссис Криппс, шофер Тонбридж, садовник Макалпайн и его помощник Билли, конюх Рен, старшая во всем поместье горничная Айлин, а также няня Клэри и Невилла, Эллен, у которой с рождением Уиллса и Роланда прибавилось обязанностей.

«Беззаботные годы» окончились в 1938 году речью Чемберлена по прибытии из Мюнхена – о заключенном «с честью мире». «Застывшее время» начинается год спустя, после немецкого вторжения в Польшу, когда войны уже никак не избежать. Из крупных городов эвакуируют детей; все ждут объявления Чемберлена об ответе Германии на британский ультиматум.

Хоум-Плейс

Сентябрь 1939

Радио кто-то выключил и, хотя народу в комнате собралось немало, воцарилась полная тишина – такая, что Полли ощутила, едва ли не услышала, как глухо застучало ее собственное сердце. Пока присутствующие хранили молчание, мирное время подходило к концу…

Бриг, дедушка Полли, пошевелился. Она проследила взглядом, как он – все так же молча – медленно встал, одной дрожащей рукой сжал спинку стула, другой потер подслеповатые глаза. Потом пересек комнату и расцеловал, одного за другим, своих старших сыновей – отца Полли, Хью, и дядю Эдварда. Она ожидала, что дедушка подойдет и к дяде Рупу, но этого не случилось. Полли никогда не видела, чтобы дедушка целовал других мужчин, и сейчас он сделал это скорее в знак сожаления и поддержки. Из-за того, что им пришлось пережить во время прошлой войны, и потому, что это оказалось напрасным, подумала Полли.

Она все видела. Как дядя Эдвард поймал взгляд ее отца и подмигнул, а тот поморщился как от неприятного воспоминания. Как сидящая с идеально прямой спиной бабушка, Дюши, с холодной яростью уставилась на дядю Руперта. Она злилась не на него, а из-за того, что он тоже должен уйти на фронт. Дюши такая старомодная, она считает, что сражаться и умирать должны простолюдины. Иного она понять не может. А Полли все понимала.

Комната постепенно оживала – взрослые заерзали в креслах, что-то забубнили, начали прикуривать сигареты и отправлять детей на улицу, поиграть. Случилось страшное, а семейство Полли делало вид, будто ничего не изменилось. Они всегда так поступали, если происходило что-то плохое. Год назад, когда объявили о мирном договоре, они вели себя иначе, но присмотреться к их реакции Полли не удалось. Она испытала такую вспышку изумления и радости, что лишилась сознания. «Ты вся побледнела, а потом хлопнулась в обморок», – рассказала ее кузина Клэри, которая занесла этот случай в особый дневник, куда записывала все, что могло ей пригодиться для будущей карьеры писательницы. Полли почувствовала на себе взгляд Клэри и коротко кивнула – да, пора отсюда выметаться, – как вдруг раздался нарастающий вой сирен, и Тедди воскликнул:

– Авиация! Черт! Так скоро?!

Все повскакивали с мест. Бриг скомандовал взять противогазы, дождаться остальных в холле, а потом идти в убежище. Дюши отправилась предупредить слуг. Мать Полли, Сибил, и тетя Вилли сказали, что заберут Уиллса и Роли из коттеджа, а тетя Рейч – что сбегает в Милл-Фарм помочь сестре-хозяйке приюта с эвакуированными малышами. Брига почти никто не послушал.

– Если хочешь захватить свою писанину, я понесу оба противогаза, – предложила Полли, когда они тщетно пытались найти в их спальне картонную коробку с бумагами. – Черт! Куда же мы ее сунули?!

Вновь раздались сирены – однако теперь они не выли, а издавали ровный гул.

– Отбой! – крикнул кто-то из холла.

– Ложная тревога, наверное, – проговорил Тедди разочарованно.

– Все равно из этого противного древнего убежища мы ничего бы не разглядели, – отозвался Невилл. – Ты и сам слышал, они специально этой войной прикрываются, чтобы на пляж не ходить. Ужасно несправедливо.

– Не говори таких глупостей, Невилл! – одернула его Лидия. – В военное время на пляжи не ходят.

Какая напряженная тут атмосфера, подумала Полли. А вот вне дома – приятное воскресное утро, пахнет листвой, которую сжигает Макалпайн, и кажется, будто ничего не изменилось.

Детей выставили из гостиной – взрослые хотели побеседовать между собой, и те, кто таковыми еще не считался, разумеется, сочли подобные меры отвратительными.

– Они же и так при нас не только шутят и смеются, – посетовал Невилл, выйдя в холл вместе с остальными детьми.

Прежде чем кто-то успел поддержать его или, напротив, заткнуть, из гостиной выглянул дядя Руперт.

– Все, кто так и не нашел свои чертовы противогазы, найдите их сейчас же, – сказал он. – И на будущее: они должны лежать в оружейной. Бегом на поиски.

* * *

– Ненавижу, когда меня считают ребенком, – пожаловалась Луиза Норе по пути к Милл-Фарм. – Теперь они будут там часами сидеть и решать нашу судьбу, словно мы пешки в их игре. Должны же мы иметь возможность хотя бы высказать свое мнение, прежде чем все что-то станет свершившимся фактом.

– Сперва с ними надо согласиться, а потом сделать так, как считаешь нужным, – сказала на это Нора.

То есть так, как хотелось ей самой, догадалась Луиза.

– Чем собираешься заняться после учебы?

– Я тут больше не останусь. Пойду учиться на медсестру.

– Нет-нет, не надо! Подожди до Пасхи. Тогда мы сможем уйти вместе. Без тебя я окончательно возненавижу это домоводство. И вообще, могу поспорить, что семнадцатилетних на курсы не берут.

– Меня возьмут, – возразила Нора. – И у тебя все будет в порядке. Теперь ты не так тоскуешь по дому, худшее позади. Жаль, конечно, что ты на год младше, это значит, что еще не скоро начнешь приносить пользу обществу. Зато научишься готовить лучше моего и…

– Лучше меня, – машинально поправила Луиза.

– Хорошо, лучше меня, а это очень нужное дело. Сможешь записаться военным поваром.

Какой ужас, подумала Луиза. Ей вообще-то совсем не хотелось приносить кому-либо пользу. Ей хотелось стать великой актрисой. А вот Нора считала эти мечты легкомысленными. Во время каникул у них на эту тему уже случилась… ну, не совсем ссора, скорее спор, после которого Луиза решила делиться своими чаяниями с бо́льшей осторожностью.

– Актрисы бесполезны! – заявила тогда Нора, все же нехотя допустив, что, если бы не грядущая война, Луиза была бы вольна выбирать любую профессию. Та, в свою очередь, поинтересовалась, какой же толк в монашках, – именно ею мечтала стать Нора. Правда, она пока не знала, суждено ли этому замыслу осуществиться – отчасти потому, что в прошлом году сама пообещала от него отказаться, если войны не будет. А нынче на фронте требовались медсестры, так что в ближайшем будущем с монашеством Норе так или иначе пришлось бы повременить.

Нора, впрочем, возразила, что Луиза ничего не понимает ни в молитвах, ни в людях, посвятивших жизнь вере. Ну а Луизе было все равно, полезны ли актрисы для общества или нет, ей просто хотелось играть на сцене. С точки зрения морали это ставило ее куда ниже Норы, поэтому Луизе не нравилось себя с ней сравнивать. Вдобавок Нора сама обличала себя в грехах, сводя на нет всякую попытку ее осудить.

«Я ведь действительно жутко самодовольна», – говорила она. Или: «Если меня и примут в послушницы, эта чертова самоуверенность еще сыграет со мной злую шутку».

Ну и что на такое ответить? Луиза-то предпочитала на свои недостатки и вовсе закрывать глаза.

– Если ты считаешь себя такой ужасной, то как с этим живешь? – спросила она у Норы под конец их то ли ссоры, то ли спора.

– А у меня нет выбора. По крайней мере, я знаю, над чем мне нужно работать. Ну вот, опять я за свое. Уверена, что ты, как и большинство людей, в глубине души прекрасно видишь свои изъяны. А это – уже первый шаг.

По-прежнему желая убедить Нору в пользе актерского мастерства, Луиза упомянула великих деятелей искусства: Шекспира, Моцарта и Баха. Последнего она добавила умышленно – он, как известно, был религиозен.

– Ну, тебе-то с ними не сравниться!

После этого восклицания Луиза умолкла. Потому что крошечная, тайная часть ее существа все-таки верила, что она займет место среди великих. Ну, или хотя бы станет новой Сарой Бернар или Дэвидом Гарриком (Луизе всегда больше нравились мужские роли). Спор, как и все прочие, в которых она участвовала, так ничем и не разрешился – и это только укрепило ее намерения. А Нора, напротив, уверилась в том, что кузина должна одуматься.

– Ты все время меня осуждаешь! – возмутилась Луиза.

– Как и ты меня, – парировала Нора. – Все так поступают. И вообще, я не назвала бы это осуждением. Скорее, это проверка того, насколько человек соответствует стандартам. Я все время так с собой делаю.

– И ты, конечно же, всегда на уровне.

– Конечно же нет!

Вспыхнувший искренним негодованием взгляд Норы вновь заставил Луизу умолкнуть. А потом, глянув на широкие нависшие брови подруги, на уже наметившиеся усики над верхней губой, она поняла, что рада быть непохожей на Нору. Притом рада – это мягко сказано.

– Мне кажется, ты гораздо лучше меня, – произнесла тогда Луиза, но так и не добавила, что все равно предпочла бы остаться собой.

– Наверное, я действительно смогу куда-нибудь устроиться поваром, – признала Луиза, когда они добрались до Милл-Фарм, где жили еще пару дней назад.

В пятницу утром всем ее обитателям было велено перебраться в новые домики Брига, объединенные в один большой коттедж, который назвали «Грушевым» – в честь растущего в саду старого дерева. Спален там стало восемь, к тому времени в них уже разместились Сибил и Вилли (Хью и Эдвард приезжали только по выходным), а также Джессика Касл, гостившая тут каждый год вместе с Реймондом (он отправился в Лондон за мисс Миллимент и леди Райдал). Оставшихся комнат хватило только для Лидии с Невиллом и малышей – Уиллса и Роланда.

Переезд в коттедж занял весь день. Старшие дети тем временем перебирались в Хоум-Плейс, где со всеми удобствами устроились Руперт с Зоуи, двоюродные бабушки и Рейчел. В субботу прибыл приют: двадцать пять малышей, шестнадцать учениц-медсестер, а также сестра-хозяйка с сестрой Краучбек. Приехали они двумя автобусами – за рулем первого сидел Тонбридж, второго – подруга Рейчел, Сид. Предполагалось, что медсестры будут жить в теннисном павильоне, где уже поставили три туалета и кое-как работающий душ.

И вот сестра-хозяйка Краучбек с малышами и отрядом медсестричек-нянечек, которые должны были дежурить по ночам, заняли Милл-Фарм. Субботним днем Нора предложила их с Луизой помощь в приготовлении ужина для медсестер, чему тетушка Рейчел была от всей души благодарна. Она провела весь день на ногах и совершенно выбилась из сил в попытках сделать теннисный павильон пригодным не только для ночлега, но и для хранения личных вещей. С готовкой в Милл-Фарм возникли немалые трудности – местную кухонную утварь уже перенесли в Грушевый коттедж, а багаж приюта еще не прибыл. Дело в том, что грузовик компании «Казалет» с вещами сбился с пути и добрался до места только к девяти часам вечера. Так что готовить пришлось в коттедже. Вилли потом подвезла их к Милл-Фарм на машине – под противным надзором Эмили, которая, конечно же, была уверена, что леди со своими детками не способны и яйца сварить даже перед лицом голодной смерти. Вдобавок она не желала говорить Норе и Луизе, где что лежит – мол, она не помнит, ведь голова у нее идет кругом от суматохи; да и вообще, пусть они лучше ничего не трогают. Луизе пришлось признать, что Нора в этой ситуации вела себя на редкость тактично и, судя по всему, совершенно не реагировала на пренебрежительное к ней отношение. Вдвоем они состряпали пару огромных пастушьих пирогов, а Луиза напекла еще и самых настоящих батских булочек, – недавно научилась их готовить, и получались они превосходно. Ужин всем очень понравился, и сестра-хозяйка назвала Нору и Луизу умничками.

Еще на подходе к дому они услышали детский плач. Нора сказала, что утренний сон малышей наверняка прервала воздушная тревога. Их должны были перенести в убежище, построенное по приказу Брига.

– Хотя вообще не представляю, как медсестры успеют добежать до него от павильона, – добавила Нора.

Луиза представила, как в темноте из ниоткуда сыплются бомбы, и содрогнулась. Неужели немцы на такое способны?.. Сама Луиза думала, что вряд ли, но вслух задавать этот вопрос не стала – ей совершенно не хотелось знать на него ответ.

Сестра-хозяйка и тетя Рейчел возились на кухне. Первая сидела за столом и составляла списки, вторая доставала из деревянных ящиков кухонную утварь. Юная медсестра отмеряла порции детской смеси Cow&Gate из массивной жестяной банки, а ее напарница стерилизовала в двух кастрюльках бутылочки. Несмотря на тревожную обстановку, присутствующие сохраняли бодрость духа.

– Чему быть, того не миновать, – говорила сестра-хозяйка.

Лицо у нее как у королевы Виктории, только обветренное, думала Луиза. Те же голубые глаза навыкате и крючковатый нос, лишь пухлые, слегка обвисшие щеки приобрели кирпичный оттенок и покрылись сеточкой сосудов. А вот фигура – совсем как у королевы Марии – эдакая дородная женщина эдвардианской эпохи. Носила она темно-синее саржевое платье с длинными рукавами, накрахмаленный белый фартук и чепец.

– Мы пришли помочь с обедом, – сообщила Нора.

– Храни вас Бог, мои дорогие, – отозвалась тетя Рейчел. – В кладовке есть немного продуктов, но я их пока не разбирала. Где-то, кажется, был окорок, и Билли принес латука.

– Еще есть чернослив, который вчера замочила сестра Краучбек, – добавила сестра-хозяйка. – Хорошо, когда девочки его едят – на инжирном сиропе целое состояние экономим.

– Чернослив следует протушить, – сказала Нора. – Не знаю, остынет ли он к обеду.

– Нищим выбирать не приходится, – заметила сестра-хозяйка, цепляя авторучку на край фартука и поднимаясь на ноги.

Тушить чернослив вызвалась Луиза.

– Только не снимайте с огня бутылочки. Провалиться мне на этом самом месте, если не прошло и двадцати минут. И что бы мы делали, мисс Казалет, без наших маленьких помощниц?.. О, мисс Казалет, не надо, вы так грыжу заработаете!

Рейчел оставила попытки сдвинуть ящик самостоятельно. Ей помогла Нора. Детский плач усилился – проснулся еще кто-то из малышей.

– Мистер Гитлер нарушил нам весь распорядок дня. Если он и дальше будет так поступать, мне придется отправить ему открытку. Мол, устраивать авианалет с утра – такая глупость. Но что с вас взять… мужчины! – добавила сестра-хозяйка. – Посмотрим, не принесет ли нам чего-нибудь сестра Краучбек… Хотя сегодня же воскресенье, верно? Все магазины закрыты. Ох, ну ладно, лучше поздно, чем никогда.

И она плавно направилась к выходу, где едва не столкнулась с девушкой, несущей ведро подгузников.

– Смотри, куда идешь, Сьюзен. И займись ими на улице, иначе аппетит всем отобьешь.

– Да, сестра.

Все ученицы носили сиреневые, с белыми полосками, хлопковые платья с коротким рукавом и черные чулки.

– Поищи Сид, лапочка моя, хорошо? – попросила тетя Рейчел. – До обеда надо вынести из кухни как можно больше ящиков. Сид где-то наверху, затемняет окна.

* * *

Светомаскировка окон во всех трех домах, а также в жилых пристройках, включая крышу теннисного павильона, занимала Брига уже несколько дней. Он поручил Сид и Вилли изготовить деревянные рейки, к которым затем прибьют ткань. Сибил, Джессика и Дюши, располагавшие швейными машинками, шили шторы для тех окон, к которым нельзя было крепить рейки. Сэмпсон, подрядчик, одолжил длинную лестницу, чтобы помощник садовника покрасил крышу павильона, но тот вскоре умудрился свалиться прямо в огромный бак с водой. По мнению Макалпайна, Билли такую удачу явно не заслужил, и вообще, имел наглость сломать руку и лишиться пары передних зубов.

Работу над крышей и всем прочим, что так и не сдвинулось с мертвой точки к субботнему утру и переезду приюта, перепоручили Сэмпсону. Тедди, Кристофера и Саймона, к их неудовольствию, приставили помогать одному из людей Сэмпсона. Им надо было устанавливать строительные подмости, а потом – покрывать темно-зеленой краской наклонные стекла, за которыми, в сгущающемся полумраке, ставили койки Рейчел и Сид. За последними наблюдали недовольные Лидия и Невилл. Они вроде как исполняли роль посыльных, но тетя Рейчел, как назло, не могла придумать для них поручений. В субботу все трудились изо всех сил, а Полли с Клэри еще утром улизнули на автобус до Гастингса…

– У кого ты спросила?

– Ни у кого я не спрашивала. Просто сказала Эллен.



Поделиться книгой:

На главную
Назад