Я бросился в комнату бабушки и нашел ее лежащей на полу.
— Esta bien[4], ничего-ничего, я с тобой… — У меня слезы навернулись на глаза, когда я взял бабушку на руки, словно маленького ребенка, и стал поднимать с пола. Я бережно уложил ее обратно на кровать и снова стал ласково приговаривать, стараясь утешить ее.
— Мигель, Мигель… — Ее слабый голос дрожал, она трясущимися руками вцепилась мне в плечи. — Я молилась Господу, и Он мне ответил.
— Все хорошо, бабуля. Я здесь.
— Наконец-то я буду с твоим дедушкой и с твоей дорогой мамой. — Она закашлялась. — Мне был знак. Мигель, мне был знак.
У меня сжалось сердце.
— Какой знак?
— Ангел. Мальчик-ангел, — прошептала бабушка. Она пристально вглядывалась мне в лицо. Казалось, ее выцветшие глаза вдруг обрели особую остроту и ясность.
Я проглотил застрявший в горле ком.
— Тот парень из новостей?
— Я просила, чтобы ангел пришел и забрал меня домой. И вот он спустился на землю. Когда он исчез за деревьями… я поняла, что настала и моя очередь исчезнуть.
— Бабуля, он всего лишь несчастный испуганный пацан. — Теперь задрожал и мой голос. Мышцы спины свело от напряжения.
— Повернись. — Голос бабушки неожиданно окреп. — Дай мне взглянуть, прежде чем я уйду.
Я неохотно развернулся спиной к бабушке, но тут же рывком обернулся назад, услышав ее сдавленный возглас. Бабушка задыхалась.
— Abuelita[5], не уходи! — закричал я. Слезы жгли мне глаза. Бабушка смотрела мимо меня в пространство. Ее взгляд был полон страха и одновременно ликования. Пальцы судорожно перебирали подол ночной рубашки. Она прошептала три слова:
— Прости, Господи… ангел…
— Бабуля, бабуля, ты меня слышишь? — Я взял и свои ладони ее сухие натруженные руки. — Что ты видишь?
Бабушка нахмурилась, словно прислушиваясь к далекому голосу.
— Бабуля?..
— Мигель, мальчик мой… — Бабушка прерывисто вздохнула. — Господь… избрал тебя.
— Для чего?
— Я буду наблюдать с небес. — Она снова тяжело перевела дыхание. — Тебе… это будет непросто.
— Что я должен сделать?
Бабушка прикрыла глаза.
— Найди его.
— Я люблю тебя, бабуля. Не уходи! — умолял я ее. — Не оставляй меня!
— Найди… его…
Я услышал глубокий судорожный вдох. Последний выдох.
И бабушка ушла.
Глава 4
Мигель. Найди его
Похороны закончились. Я сидел на ступеньках церковного крыльца, уставившись в пространство невидящим взглядом. Земля продолжала вращаться, жизнь катилась привычной колеей, словно ничего не произошло. До самых похорон я так и не смог полностью осознать, что моя бабуля ушла, и лишь когда закончилась короткая служба и гроб с телом вынесли из церкви, я понял, что ее больше нет.
Голос эхом отдавался у меня в ушах — едва слышный шепот, но в нем тонул гул запруженной машинами городской улицы.
Священник вышел из церкви и взглянул на меня сверху вниз. Я инстинктивно расправил плечи и выпрямил спину, хотя короткие и легкие крылья были надежно скрыты под просторной рубашкой — моей лучшей рубашкой, вылинявшей лишь самую малость.
— Теперь он твой, — сказал священник и мягко вложил мне в ладонь бабушкин нательный крест. Мои пальцы крепко стиснули крестик, гладкая поверхность дерева была теплой. — Ты всегда был хорошим мальчиком, — добавил священник. — И всегда умел заботиться о других. Теперь твое будущее в твоих руках. Да благословит тебя Господь, сынок.
Он потрепал меня по плечу и ушел обратно в прохладный полумрак церкви.
Я медленно надел на шею бабушкин крестик на черной тесемке и побрел в нашу опустевшую квартиру. Бабушкино кресло выглядело покинутым. Смотреть на него было выше моих сил. Когда я взялся за кресло и потащил его к выходу из гостиной, мне показалось, что внизу, под сиденьем, приторочен какой-то предмет. Я положил кресло на бок и обнаружил под ним картонную коробку, прикрепленную скотчем. Длинная бахрома надетого на кресло чехла надежно защищала бабушкин тайник от посторонних глаз.
Я открыл коробку. Внутри лежал тщательно перевязанный бечевкой бумажный пакет. В пакете я нашел фотографию мамы, держащей на руках грудного младенца — меня. В то время мама была счастлива, замужем за моим папой, и у нее было все, чего только можно пожелать. Большие темные глаза сияли, она улыбалась, чуть склонившись надо мной. Пышные, вьющиеся крупными локонами черные волосы каскадом падали ей на плечи. Правый край фотографии, тот, где от нее оторвали кусочек, был неровным. На исчезнувшей части был изображен богатый белый американец — мой отец.
Под выцветшей фотографией я обнаружил наши с мамой паспорта — два американских и два мексиканских.
Я сидел на полу возле перевернутого кресла и крутил в руках свой американский паспорт. В голове начал вырисовываться план. Я так давно жил без отца, что уже успел забыть, что благодаря ему у меня есть американское гражданство.
В данном случае это оказалось более чем кстати.
Я отложил в сторону оба маминых паспорта. Кроме фото и паспортов в коробке лежал запечатанный бумажный конверт. Когда я вскрыл его, то от удивления едва не разразился проклятиями.
— Откуда это? — прошептал я, хотя в глубине души понимал: семьсот долларов США остались от мамы. Бабушка все эти годы хранила наше маленькое состояние в тайнике под креслом до того дня, когда оно понадобится мне больше всего.
Теперь я мог отправляться на поиски Тейлора. Но прежде чем уехать, надо было решить еще один вопрос.
Последние несколько лет я работал на Хуана как охранник на его складе пиломатериалов и как личный посыльный. При этом Хуан прекрасно понимал, что я знаю: его бизнес — лишь прикрытие для темных делишек, гораздо более выгодных, чем заготовка пиломатериалов. Однако я никогда не лез в дела шефа, руководствуясь мудрым правилом: меньше знаешь, крепче спишь. И все же я не мог не замечать вооруженных до зубов «бизнесменов», которые частенько наносили визиты на склад, а также ящики и коробки, которые неизвестно откуда появлялись и затем неизвестно куда исчезали. Невольное участие в подобного рода делах даже в качестве наблюдателя было мне не по душе, и, будь в нашем городке другая работа для меня, я с радостью ушел бы от Хуана. Но по крайней мере, я мог рассчитывать на стабильную выплату жалованья — мой шеф всегда платил аккуратно и в срок. Хуан неукоснительно придерживался данного принципа, как я полагал, из чувства некой гордости, чего не скажешь о других нанимателях, с которыми мне прежде приходилось иметь дело. Кроме того, подобная щепетильность в финансовых вопросах была еще и способом щегольнуть тем, что у него никогда не возникает недостатка в наличке.
Сейчас мне нужны были все деньги, которые я только мог собрать. Хуан еще не расплатился со мной за последние две недели работы. Но на этот раз я желал получить причитающееся мне не в мексиканской валюте. Итак, настало время мне самому заключить небольшую сделку с моим криминальным шефом.
Я явился на склад с небольшим рюкзаком за плечами, в котором лежало все мое имущество. Я напялил пару дешевеньких очков в толстой оправе, в которых смахивал на какой-то мультяшный персонаж. На самом деле в них были вставлены простые стекла, без диоптрий. Я носил очки, чтобы мои странные глаза с огромными желтыми радужками не привлекали внимания.
К счастью, Хуан оказался в хорошем настроении. Он заинтересованно слушал тщательно отрепетированную байку о том, как арендодатель вышиб меня из квартиры и теперь мне не остается ничего другого, как вернуться в Штаты.
— Ха! — крякнул Хуан, когда я покончил с историей. — Кажется, наш малыш Мигель что-то замышляет!
Я неопределенно пожал плечами, ничего не отрицая и ничего не подтверждая.
Хуан снова одобрительно крякнул.
— Мой мальчик, ты работал на меня достаточно долго и усердно, много дольше и усерднее, чем большинство твоих предшественников — безнадежных payasos[6]. Полагаю, мы сможем договориться. Более того, я подкину тебе на прощание нечто вроде бонуса.
Хуан взял лежавший на столе смартфон, который он выдавал мне всякий раз, когда отправлял с поручением в город.
— Держи. — Хуан протянул мне смартфон. — Он твой.
— Благодарю, босс!
— А, пустяки, мой мальчик. — Хуан беззаботно махнул рукой. — Только не забудь нажать кнопку «заводские настройки» и сбросить все контакты, договорились?
— Так точно, босс.
Я кивнул и последовал за Хуаном в его офис в дальнем конце склада. Плотно прикрыв за собой дверь, я выудил из кармана оба маминых паспорта и положил их на стол перед Хуаном.
— Не фальшивые? — спросил он.
— Нет, босс.
Хуан открыл сейф и отсчитал причитающееся мне жалованье за две недели, прибавил к нему щедрую премию и протянул мне пачку свеженьких хрустящих американских долларов. Я ни секунды не сомневался, что мамины паспорта превратят в фальшивые, прежде чем я успею добраться до американской границы. Но я надеялся, что молитвами бабушки этот грех мне простится.
Я тронулся в путь автостопом. Из-за небольшой выпуклости на спине, которую образовали туго сложенные под рубашкой крылья, да еще в сочетании с нелепыми очками я казался близоруким недотепой с искривленным позвоночником — такие редко вызывают опасения у водителей. Меня подбирали быстро и охотно, мне потребовались всего три пересадки, чтобы добраться до границы Мексики со штатом Аризона. На границе тоже все прошло гладко: офицер едва бросил взгляд на мой американский паспорт.
Проведя ночь в самом дешевом мотеле, который только смог отыскать, наутро я заказал самый большой завтрак, какой только позволяло меню придорожного кафе. Впервые за многие месяцы я не чувствовал себя голодным.
Приободренной той относительной легкостью, с которой мне удалось осуществить первую часть плана и которая уже сама по себе внушала надежду, что я все делаю правильно, я двинулся дальше на запад — в Калифорнию.
Часы, которые я проводил, болтаясь в кузове очередного пикапа или шагая вдоль обочины шоссе в ожидании следующего автомобиля, водитель которого пожелает меня подвезти, были посвящены одному-единственному занятию, ставшему для меня чем-то вроде решения детективной задачки. Я искал в Интернете информацию о «загадочном мальчике с крыльями», которая могла бы навести меня на след Тейлора. Не расставаясь со смартфоном, я одним из первых просматривал новые, только что загруженные видео по теме «мальчик-птица».
Первым в Сети появилось видео, снятое группой студентов, которые отправились в туристический поход в национальный парк, расположенный в нескольких милях севернее границы Калифорнии и штата Орегон. Им удалось отснять ролик на несколько секунд: некто убегает от них, петляя между деревьями; на спине у беглеца видны плотно сложенные коричневые крылья. Студенты преследовали человека с крыльями примерно с полмили, потом прекратили погоню и тут же выложили свое кино в Сеть.
Примерно через час на YouTube появилось еще одно, уже отредактированное видео, где был в замедленном режиме показан момент, когда беглец, петляя между деревьями, делает резкий поворот и на несколько мгновений раскрывает крылья. В углу экрана была сделана врезка для сравнения — фото того момента, когда Тейлор прыгает с крыши больницы и тоже раскрывает крылья. Моментально под видео начали прирастать бесконечные ветки комментариев, где зрители гадали, настоящие это съемки или искусная подделка.
Вскоре полиция выпустила официальное обращение к жителям штата: «Если кому-либо удастся вступить в контакт с Тейлором Оуэном, пожалуйста, постарайтесь убедить его оставаться на месте и дожидаться помощи спасателей. Специалисты считают, что во время прыжка с парашютом Тейлор мог получить небольшую травму головы, которая повлияла на его психическое состояние. По всей вероятности, Тейлор считает, что прикрепленные к его спине бутафорские крылья — настоящие. Родители опасаются, что мальчик может нанести себе вред, если снова попытается „взлететь“».
Я хмыкнул: ах вот оно что, бутафорские крылья! Значит, такую историю вы решили скормить публике?
Словно опровергая выдумки полиции, мои собственные крылья отозвались болью. С тех пор как я покинул Мексику, они почти постоянно причиняли мне беспокойство: зуд и мышечная боль время от времени сопровождались легкой судорогой. Свободная рубашка, казалось, день ото дня уменьшалась в размерах. Похоже, улучшение питания дало новый толчок развитию крыльев — они начали быстро расти. Я должен был как можно скорее найти Тейлора, пока крылья не достигнут таких размеров, что их станет невозможно прятать под рубашкой.
На второй день моего путешествия по Калифорнии, когда я пытался поймать попутку, чтобы двинуться на север от Лос-Анджелеса, в Сети появилась информация, что некая корпорация объявила награду за возвращение Тейлора. А вскоре Интернет взорвался еще одной новостью: в Сеть просочилось видео, снятое спортивными камерами, которые были закреплены на руке и шлеме Тейлора во время его прыжка с парашютом.
Просматривая ролик с падением Тейлора, от которого начинала кружиться голова, я вынужден был опуститься на обочину дороги. Кадр поделили пополам: видеозаписи с камеры на шлеме и с камеры на руке шли одновременно. Вначале все выглядело нормально: взволнованный салага возле открытой двери самолета, инструктор дает обратный отсчет, прыжок.
Затем, после нескольких секунд полета, восторженная улыбка сошла с лица Тейлора.
Сколько бы раз я ни прокручивал начальные кадры записи, при каждом просмотре у меня перехватывало дыхание. Лицо Тейлора было искажено гримасой, он кричал от боли. Внезапно у него за спиной мелькнула какая-то черная тень, и в следующее мгновение его завертело в воздушном потоке. Перед зрителем с тошнотворной скоростью замелькали небо и облака. Вдруг какой-то темный предмет прилепился к объективу камеры, закрепленной на руке Тейлора, заслонив его лицо. Я знал, что это за предмет — перо, липкое и влажное от крови.
Треск ломаемых сучьев снова и снова заставлял мое сердце сжиматься в груди. Затем последовал звук удара, камеру резко тряхнуло, перо наконец отлепилось от объектива — было видно, как сильно Тейлор ударяется о землю. Последний кадр — лицо Тейлора во весь экран. Глаза налиты кровью и страшно расширены. Прежде чем веки Тейлора опускаются, я вижу, что происходит с его глазами: темно-коричневые радужные оболочки увеличиваются так, что белка почти не видно, бледнеют и приобретают оттенок светлой бронзы. Как у меня.
Помню страх и боль, которые испытал несколько недель тому назад при рождении собственных крыльев. Первым моим порывом было броситься к бабушке, умоляя ее объяснить, почему Бог сделал со мной такое. Но она была слишком хрупкой, моя бабушка, и я испугался, что ее слабое сердце может не выдержать. Вместо этого я несколько часов провел в ванной комнате, отмывая сначала заляпанные кровью стены и пол, а затем отчищая самого себя. Когда я впервые коснулся пальцами крыльев, они были влажными и липкими и казались какими-то чужими. Но затем, стоя под душем, я наблюдал, как окрашенная кровью розовая вода постепенно становится прозрачной, как каждое перо наливается густым черным цветом. Даже в тусклом свете одинокой лапочки под потолком ванной невозможно было не заметить изящества и красоты моих новорожденных крыльев.
Выбравшись из-под душа, я обсох и, приподняв одно крыло, подтянул его к себе, чтобы рассмотреть поближе. Я почувствовал, как поворачивается сустав на спине, там, где между лопатками кость крыла крепится к скелету. Взглянув в зеркало, я заметил какие-то новые, необычной формы мускулы, перекатывающиеся на груди под кожей. Остатки кожного кокона, в котором развивались крылья, висели у меня на боках, словно я облез от солнечного ожога. Мягкая нежная кожа покрывала всю спину от лопаток до талии, все мои детские шрамы бесследно исчезли. Когда же крылья полностью высохли, я стал неспешно перебирать пальцами перья, прислушиваясь к своим ощущениям. Они были странными и приятными, немного похожими на те, что возникают, если перебираешь волоски у себя на руке. Потребовалась несколько дней, чтобы привыкнуть к тому, что эти штуки растут из моего тела, что они — часть меня. Кроме того, я продолжал с нетерпением ждать, что Бог пошлет мне нечто вроде знака, объясняющего произошедшее.
Мои воспоминания прервали громкий сигнал автомобиля и скрип тормозов. Здоровенный грузовик остановился возле меня, водитель махнул рукой — залезай! Я вскочил на ноги, мгновенно вернувшись к реальности и к задаче, которая стояла передо мной, — отыскать Тейлора, мальчика с крыльями. У нас с ним будет уйма времени, чтобы поделиться воспоминаниями и сравнить наши ощущения от рождения крыльев, если мне вообще удастся его отыскать, прежде чем он навсегда исчезнет из поля зрения.
Пользуясь сообщениями очевидцев в Интернете как виртуальными хлебными крошками, которыми герой известной сказки отмечал свой путь, я продолжал двигаться на север в надежде, что приближаюсь к месту, где скрывается Тейлор.
Люди, которым удавалось засечь Тейлора роющимся в мусорных баках или выпрыгивающим из кузова фуры на стоянке грузовиков, тут же радостно оповещали интернет-сообщество о встрече с беглецом и с азартом присоединялись к полицейской облаве, за которой тысячи зрителей следили в онлайн-режиме. С одной стороны, эта информация была для меня чрезвычайно полезной, с другой — заставляла содрогаться от мысли, что стоит кому-нибудь заметить мою крылатость, и я моментально превращусь в точно такую же мишень, как Тейлор.
Вскоре после того, как я прибыл в Сакраменто, пользователь Твиттера под ником @SofieReports сообщила, что только что видела Тейлора убегающим в лес-заповедник всего в нескольких часах езды на восток от города.
Итак, к вечеру я уже стоял на окраине того самого леса, который любезно указала в своем сообщении @SofieReports. У меня не было опыта жизни под открытым небом, не было и туристического снаряжения — или что там обычно берут в походы, — и даже моих запасов еды едва хватило бы, чтобы продержаться от силы сутки. У меня были телефон, карта заповедника, которую я прихватил на стойке для бесплатной рекламы в местном супермаркете, а еще дешевый фонарик и коробок спичек. Здравый смысл подсказывал, что лучше всего отыскать подходящее место для ночлега в ближайшем городке, дождаться утра и тогда начать методично обшаривать лес.
То же самое советовали и все местные средства массовой информации. Сотни людей, подкалывая друг друга, но вполне серьезно договаривались о встрече в определенном месте, чтобы с рассветом начать охоту на мальчика с крыльями. Я должен найти Тейлора раньше, чем это сделают они.
Я поправил болтающийся за спиной просторный рюкзак, прикрывавший сложенные под рубашкой крылья, сделал глубокий вдох и, всем сердцем веря, что Бог направит меня в нужную сторону, не оглядываясь, зашагал по тропинке в темноту ночного леса.
Глава 5
Тейлор. Побег
Удивительный все-таки выдался у меня сегодня день. Начавшись подъемом на высоту пятнадцать тысяч футов, он продолжился новой вылазкой — теперь я лез на карниз здания на уровне десятого этажа в одних трусах и больничной рубашке. Но, имея в качестве альтернативы не самый привлекательный вариант — быть упакованным в смирительную рубашку и превратиться в подопытного кролика, — я все же решил попытать счастья и вырваться на свободу. Я понимал, что мне ни за что не проскользнуть мимо дежурящих у дверей моей палаты охранников. К тому же они позаботились убрать все предметы, которые даже потенциально можно было бы использовать в качестве оружия. Следовательно, у меня оставался единственный выход — окно. Призвав на помощь все свои навыки, полученные на тренировках по боевым искусствам, я совершил, наверное, самый мощный бросок в своей жизни: оконное стекло под моей босой пяткой дрогнуло и покрылось тонкой паутинкой трещин. Зашипев от боли, я стиснул зубы и снова ударил пяткой по стеклу. Стекло со звоном посыпалось на пол.
Охранники в коридоре услышали шум и ринулись в палату. Они неистово трясли и дергали ручку двери, которую я заранее надежно подпер стулом, искренне надеясь, что такой способ блокировки дверей не окажется очередной выдумкой киношников. Обернув руку полотенцем, я смахнул торчавшие из рамы остатки стекла и осторожно выбрался на карниз здания. Сражаясь со сместившимся из-за крылатости центром тяжести, я двинулся по карнизу, точно змея, которая скользит боком по песку. Ветер доносил до меня шум города и играл подолом больничной рубахи. Я думал, что если мне суждено свалиться с этого чертового карниза и расшибиться в лепешку, то меня найдут лежащим на асфальте в одних трусах и дурацкой распашонке в мелкую крапинку.
Но поскольку на сегодня падение на асфальт с десятого этажа не входило в программу моих развлечений, я решил не испытывать судьбу и усилием воли отогнал забавный образ крылатого мальчика в распашонке. Вместо этого я сосредоточился на движении по карнизу, стараясь не обращать внимания на вопящую внизу толпу. В конце концов, у меня имелся определенный план. Ну, нечто вроде плана.
Я намеревался вернуться домой, чего бы это ни стоило.
Припав вплотную к стене здания, я продолжал маленькими шажками двигаться вдоль карниза прочь от разбитого окна. Шершавая бетонная стена больно царапала мне щеку. Сердце бешено колотилось, гулкие удары отдавались у меня в ушах. В какой-то момент я оступился. Правая нога соскользнула с карниза, и лишь чудом мне удалось устоять. Я понял, что не смогу двигаться дальше, — колени предательски дрожали, ладони стали влажными. Какой-то идиот за соседним окном стал махать руками, точно на голубя, приземлившегося к нему на карниз, пытаясь загнать меня обратно в разбитое окно. Я предельно лаконично сообщил ему все, что думаю по этому поводу, продемонстрировав кулак с поднятым средним пальцем.
Одновременно я старался собрать остатки мужества, чтобы привести в исполнение вторую часть моего «как бы плана».
Очередной порыв ветра вновь лишил меня и без того шаткого равновесия, я покачнулся, мышцы у меня на спине напряглись, и крылья сами собой раскрылись во всю ширь. Я понимал, что не смогу полететь, как птица, но теперь знал, что умею отлично падать. После падения с высоты пятнадцать тысяч футов падение с десятого этажа на крышу соседнего корпуса больницы — сущий пустяк.
И все же мне потребовалось немалое мужество, чтобы отлепиться от стены здания и опрокинуться назад. Я перевернулся в воздухе и раскинул руки в стороны, крылья послушно повторили движение рук. Мышцы спины заломило. Я наполовину планировал, наполовину падал и все же успешно приземлился на соседнюю крышу — и охнул от боли, ударившись босыми пятками о бетонное покрытие. Лишь спустя несколько секунд ко мне вернулась способность двигаться. Прихрамывая, я затрусил в дальний конец крыши.
Затем был еще один прыжок на десять футов вниз на крышу хозяйственной постройки, притулившейся у подножия небольшого холма. А потом я вскарабкался по склону холма к шоссе, перебрался через дорогу и побежал полем, стараясь уйти как можно дальше от разыскивающей меня толпы. Я бежал и бежал.
В наступающих сумерках я проскользнул на какой-то захламленный задний двор и стянул с веревки сушившиеся на ней широченную гавайскую рубаху и рабочие штаны. Переодевшись, я затолкал больничную одежду в мусорный контейнер и двинулся дальше. Еще через два квартала я украл из открытой машины пляжные шлепанцы. Я шел и шел, пока не начал спотыкаться от усталости.
Я забрел в пустой парк и, свернувшись калачиком иод кустом, наконец дал волю слезам. Когда я рыдал, вздрагивая всем телом, перья на моих крыльях соприкасались с кожей на спине и слегка щекотали ее — идиотское ощущение, но оно странным образом успокаивало. Я пролежал в парке под кустом до тех пор, пока солнце не зашло за горизонт и на Лос-Анджелес не опустилась ночная тьма.
Я шагал по городу, стараясь держаться темных улочек и проулков. Обострившиеся органы чувств, особенно зрение и слух, наводняли мой мозг таким количеством информации, что я едва не рехнулся.
Наконец я добрел до своей улицы. Две полицейские машины медленно двигались вдоль тротуара. Я затаился в кустах за живой изгородью возле соседнего дома, дожидаясь, пока они скроются из вида. Затем быстро пересек газон перед своим домом, юркнул за угол и побежал к задней двери, по дороге прихватив запасной ключ в дупле старого вяза.