Надо бы все же хоть какой-то регламент ввести. Пока-то вот такие бессмысленные свары только на руку. Но, по сути, непорядок. Удивительно, что эдак вообще хоть до чего-то умудрялись договориться.
Прогорланили еще часа три. Поднимались различные вопросы. Но главное, пожалуй, было одно. Купцы уяснили, что их игра раскрыта и теперь ремесленники и мануфактурщики встанут в позу, когда речь зайдет о снижении цен. А коли так, то вскорости и осенние караваны кружным путем отправятся на Москву. И пусть не слишком бойко, но торговлишка оживет.
А вот с сырьем для металлургического завода плохо. Сбываются мрачные прогнозы Ивана. Карл поставлять руду не пожелал, уральская отрезана. Остается только болотная. Ну и запасы, что были сделаны на черный день. Судя по всему, доходы Карпова должны были просесть раза в три. А учитывая, что ему приходилось содержать постоянную дружину в три полноценных полка, удар мог получиться сокрушительным. Уже через год Ивану грозили ощутимые финансовые трудности.
Но на деле все оказалось не так страшно. Разумеется, финансовые потери изрядные, особенно от экспорта металла в ту же Англию. Но ведь Карпов предвидел это. А потому компенсировал наращиванием производства готовой продукции.
Возросли объемы изготовления карет и легких экипажей, как увеличился и их модельный ряд. Этот новомодный транспорт расхватывался как горячие пирожки. Вовсю заработали заводы оптических приборов, часовой и оружейный. Последний все больше ориентировался на экспорт. Причем не на гражданский рынок, а на выполнение госзаказа Русского царства.
Николай старался наладить выделку своего огнестрельного оружия. Но оно получалось изрядным по цене и уступало качеством. Попытался надавить на Карпова-старшего, да тот сослался на сыновей. Мол, эти два охламона что-то там удумали, а он только и того что следит за производством. Вот если будут такие же станы, то непременно сумеет начать выделку. А без них ну никак ему не управиться. И построить их он не сможет.
Кстати, и от отца шла подпитка чистой монетой. Не мог тот позабыть о сыновьях. Как помнил и о намерении Ивана подмять под себя Псковскую землю. Оно, конечно, мал золотник, да вот дорог. Шутка сказать, сын московского стрельца встанет во главе удельной земли. Да еще и проживает с настоящей царевной, одарившей его сыном, коего Иван уже признал. Да за такие перспективы ничего не жалко!
Вот только Карлу ничего об этом не известно. Туго у него со шпионами. Как и у иезуитов, с которыми он вошел в сношение. Святые братья в своем репертуаре. Ради достижения цели готовы сотрудничать хоть с самим Сатаной, что уж говорить о еретиках.
Правда, шведский король не больно-то и потерял. За последние годы он заметно нарастил производство чугуна, железа и стали. Так что сумел замкнуть англичан на себе. К тому же они были его союзниками. Ну что ж, Ивана это вполне устраивало.
С Соборной площади уходил не один, а вместе с боярином Пятницким. Мужчина в возрасте за пятьдесят, но далеко еще не старый. Псков – особая земля, где мнение народа учитывается. А потому и заигрывают бояре с жителями, дабы показать свою близость. Ивану нравилось гулять в любую погоду, а вот его спутник в ненастье или слякоть все же предпочитал экипаж. Но сегодня было солнечно и сухо, вот и составил компанию.
Ефим Ильич несколько лет назад принадлежал к литовской партии, от которой сегодня уж не осталось и следа. Его соратника, попытавшегося уничтожить Карпова, Иван спровадил на плаху, приняв на себя его должность и звание. А там и с Пятницким сошлись. Что ни говори, но Ефим Ильич ратовал в первую очередь за Псковскую землю. Да, он выступал за союз с Литвой. Но лишь оттого, что понимал – без сильного союзника Пскову попросту не выстоять.
Были те, кто выступал за Новгород, давнего союзника, от которого Псков в свое время отпочковался. Но союзник этот всегда был себе на уме и обязательства свои выполнять не спешил. А то и гадил понемногу.
Ну и московская партия. Русский царь когда-то хозяйничал здесь. Некоторым псковичам это не пришлось по сердцу, но далеко не всем. Потому как стремившихся к союзу с Москвой в совете бояр было большинство.
Вот и противостояли бояре друг другу, каждый видя выгоду для республики по-своему. Карпов же показал иной путь. Да, в союзе с Москвой. Но на равных условиях. А для этого нужно было продемонстрировать силу. Потому как договариваются с сильным – слабому диктуют свою волю. И пока у Ивана Архиповича вроде как все получалось. Но…
– Ваня, я вот все думаю. Ить тебе на решение веча по большому счету начхать с высокой колокольни. Эвон в прошлую весну взял и намылил холку шведу. Да так знатно, что он по сию пору обходит нас стороной. Два месяца назад вывел свою дружину к границе, а Карл даже носом не повел. Словно и нет Пскова.
– Ты это к чему, Ефим Ильич? – покосившись на идущего рядом боярина, спросил Карпов.
Мало ли что Пятницкий к нему без отчества. На секундочку, он вдвое старше его будет. Случится, так и нагоняй даст. И если по делу, то молодой боярин только почешется. Ну еще и осмотрится вокруг, не видел ли кто ту выволочку. А о том, чтобы поднять руку на Пятницкого, и мысли не возникнет. Вот такие у них сложились отношения, едва ли не родственные.
– А к тому, что не понимаю, отчего ты не направил свою дружину и не занял Великие Луки. Чай, тысячник тамошний и град сдал бы без противления, и на верность присягнул бы скоренько. И Карл не стал бы вязаться в драку, где твои солдатики. Это я тебе точно говорю.
– Нет, Ефим Ильич, мне такой радости и даром не надо. Столкнуться с Карлом я не боюсь. Пободаемся еще. Касаемо же самих новгородцев, тут все куда сложнее. Вот коли они сами прислали бы просьбу о том, чтобы Псков взял их под свою руку, то дело иное. Сами пришли, а не мы воспользовались трудным моментом и подгребли их под себя. Возьми Николая. Кто он для новгородцев, Архангельска, Северного Урала и Сибири? Заступник! Не он полез к ним. Они к нему на поклон пошли, дабы взял он их под сень крыльев двуглавого орла.
– Но со шведом ведь воевать не стал.
– Не стал. Потому как сил на то не достало. Не слышал разве, турецкий султан опять войной грозится? Почитай, вся армия на южные рубежи отправилась.
– Хм… Складно оно все как-то получилось. Сколько уж лет Москва увещеваниями склоняла Новгород и Псков. А тут пришла война, и русский царь разом отхватил огромный кус.
– Хочешь сказать, Николай сговорился с Карлом? – Иван даже остановился, вперив внимательный взгляд в старшего товарища.
– Да бог с тобой, – отмахнулся боярин. – И мысли такой не было. Но вот мнится мне, что помочь братьям по крови и вере Николай все же мог.
– Угу. То есть его за глаза помоями поливают, в лицо плюют, выставляя против него свое войско, пусть и на своей земле. И это когда его сестра была в опасности. А царь, значит, утрется и, позабыв обиды, поведет полки в заступничество за таких вот добрых соседей.
– Кхм. Но ведь союзники, – покряхтев, смущенно выдал Пятницкий.
– А я вот не помню, чтобы у Москвы с Псковом и Новгородом были какие иные договоренности, кроме торговых, – возразил Иван.
– Тоже верно. Но все одно, как-то уж вовремя и гладко, – сделав неопределенный жест, закончил боярин.
– Согласен. И рад, что на русском престоле сидит разумный и прозорливый царь. Нам от этого в будущем только польза, – высказал свое мнение Иван.
– Ну, может, ты и прав, вот только общая граница нам не помешала бы. Или так уверен в своей дружине?
– И буду еще больше уверен с каждым днем, что нам даст Карл. А он даст. Войска уж перебрасывает в Лифляндию. Он-то думает, что пока будет Августа воевать, наша мошна поиздержится. А она не столь уж и худосочна.
– Не надорвешься? Эвон сколько взвалил на свои плечи. И школы, и училища, и госпиталь, и много чего еще иного.
– Выдюжу, Ефим Ильич. Ты ведь знаешь, мне для счастья много не надо. Нет золотых и серебряных блюд, так я из деревянной миски поснедаю. А ради цели, что перед собой поставил, последнее отдам.
– А детки как же? Сын у тебя растет.
– А что детки? Я-то ничего не пожалею, да батюшка не станет все спускать до последнего. Так что даст пригляд внукам.
– Ну-ну, – огладил бороду боярин. – А что там у тебя с беженцами? Признаться, когда ты в прошлом году скупал землю, я все диву давался, к чему тебе столько-то. Да еще и пустующей.
– А что с беженцами? Принимаю и размещаю. Тех, кто желает пахать землицу, селю в деревеньках, снабжаю инвентарем, живностью, семенами и продовольствием на прокорм до нового урожая. Тех, кто опасается какой каверзы или не желает садиться на землю без мужиков, определяю на житье в общих домах. В основном это бабы да девки. Ну и обучаю их профессии, предоставляю работу. У меня нынче ткацких да суконных мануфактур четыре. Сукна и парусины столько выделывают, что приходится затылок чесать, куда все это пристроить.
– И сколько уже вышло народу?
– Уж тысяч десять. И люди продолжают идти. Несладко им под шведом-то. Хватает и тех, кого мои дружинники выводят.
– Суешься, стало быть, на вражью территорию?
– Лешакам практика нужна. Вот они и учатся, – пояснил Иван.
– Хм. Иван, а что, если, скажем, я захочу часть новгородцев пристроить на своих землях?
– Не пойдет, Ефим Ильич.
– Отчего же? Думаешь, похолоплю? Так я не меньше твоего о благе Пскова пекусь. И так же смогу честь по чести заем предоставить инвентарем и остальным.
– Не в этом дело. Просто я всех мужиков от восемнадцати и до сорока в полки призываю. Зачастую остаются бабы да дети. Ну какие из них землепашцы?
– Но у тебя ведь пашут?
– Пашут. Но, опять же, как. Я их свожу в совхозы…
– Куда? – не понял боярин.
– Совместные хозяйства. И на такие хозяйства выделяю различные механизмы. Ну вот сколько может крестьянин вспахать за день на одной лошади?
– Ясное дело, четверть[3].
– А с теми машинами на конной тяге, что предоставляю я, одна лошадь за день способна вспахать десятину. Правда, используются при этом две лошади и две машины с разных концов поля. Потому как перетягивают между собой двойной плуг. Ну и работников должно быть двое. Вот только единоличному хозяйству выкупать такую машину больно дорого. А как совместное, то не так уж страшно. Тех, кто опасается в кабалу попасть, я тоже к делу приставляю. Ты сможешь все это сделать?
– Намудрил ты. Но, с другой-то стороны, начинать ить когда-то надо. Чует мое сердце: кто углядит доброе зерно в твоих начинаниях, тот в прибытке и останется. Ты те машины только для своих этих совхозов ладишь?
– Желаешь прикупить?
– Ты ить меня знаешь, Иван Архипович. Я пока сам на зуб не распробую, в дело не влезу. Но, скажем, обеспечить всем тем, что есть в твоих хозяйствах, одну кабальную деревеньку я попробовал бы.
– Не вопрос, Ефим Ильич. Отправляй в Замятлино парочку мужиков посообразительнее, чтобы их там обучили с машинами обращаться, да пользуй. Я такому только рад буду.
– Еще бы тебе несогласным быть. Машины, чай, не бесплатно отдашь.
– Не бесплатно. Да только тебе оно все одно в прибыток обернется. Так что обоим выгода.
– Это да. Землица-то пустая имеется, да рук не хватает. Стоит бесхозная, бурьяном поросшая. А эдак, глядишь, даже теми силами, что есть, вспашем и засеем.
– А вот это ты верно подметил. Есть у меня желание сделать так, чтобы малое число крестьян могло прокормить множество работного люда мануфактур, фабрик да заводов. И без механизмов тут никак не обойтись.
За разговорами дошли до дома Пятницкого, где простились, и Иван направился к своей усадьбе. Старший товарищ зазывал на обед, но Карпов отказался. Его дома ждала Лиза. Ефим Ильич понимающе ухмыльнулся в бороду.
Псковский закон предписывал князю проживать на территории крома, в княжеских палатах. Но великая княгиня тишком да бочком слегка игнорировала это положение, проживая достаточно долгое время в усадьбе Карпова.
Палаты за ней числились. Охранная стрелецкая сотня квартировала в кроме и несла круглосуточный караул. Даже она с детьми там жила. Но только когда Ивана не было в Пскове. Непорядок. Все так. Но народ на эту шалость смотрел сквозь пальцы. Опять же, жить князю надлежало в своих палатах, но ведь не запрещено же ему бывать в гостях? И никем не определено, сколько он может гостить. Главное, чтобы обязанностями своими не пренебрегал. А Елизавета Дмитриевна не пренебрегала.
– Здравствуй, лада, – войдя в светелку, поздоровался Иван.
А потом разулыбался, как ясно солнышко. Молодая мать, кормящая пятимесячного младенца… Просто замечательная картина. А уж если это любимая женщина и твой ребенок, так и вовсе сердце счастьем заходится.
– Здравствуй, Ванечка, – отбирая грудь у уснувшего богатыря, озарилась она ответной улыбкой.
– Спит?
– А что ему. Ест да спит. Вообще он у нас какой-то уж больно тихий.
Как и дочку, Лиза решила выкормить их сына сама, чему Иван был откровенно рад. Потому как это говорило только об одном – его сын для нее желанный. И воспитывать намеревалась самолично. Ясное дело, до поры ему никто не станет говорить, кто его мать. Но факт остается фактом. И этим Елизавета отличалась от своей тетки Ирины, определившей их с Иваном дочь, Софью, на воспитание в дворянскую семью.
– Сильные – они всегда тихие. Гоношатся да верещат обычно мелкие да плюгавые, – отмахнулся Иван, забирая сына к себе на руки.
Затем зарылся лицом в пеленки и вдохнул дурманящий аромат младенца, пахнущего материнским молоком. Голова тут же пошла кругом, хотя он вполне держал дюжий удар в челюсть. И не сказать, что подобное случалось только с собственными детьми. Как бы не так. При виде любого младенца он вел себя как распоследний токсикоман. Впрочем, подобная привычка способствовала росту его авторитета в глазах простого люда.
– И чего ты их все время нюхаешь? – покачивая головой и все так же светясь улыбкой, спросила мать.
– Ничего-то ты не понимаешь, женщина, – отмахнулся Карпов.
– Я не понимаю? – возмутилась та.
– Ну не я же.
– Ну ты нахал!
– И ты даже не представляешь какой, – ничуть не стал спорить Иван.
– Ладно. Мы потом поговорим, – мстительным тоном произнесла Лиза и отобрала у него Петрушу.
Иван, конечно, настаивал, чтобы никаких уси-пуси-муси. Но ты поди объясни это матери. На все замечания она заявляла, что когда срок придет, она из сына воспитает настоящего мужа. А пока суд да дело, пускай не мешают ей тетешкаться. Хм. Вообще-то Иван и сам хорош. Но справедливости ради нужно заметить, что себя он так же корил.
Пока Лиза укладывала сына в кроватку, Иван прошел в кабинет и глянул на корреспонденцию. Там оказалось два письма. Одно от зятя, Демидова. Тот сокрушался по поводу застрявших на границе дощаников, доверху груженных рудой.
Надо бы отписать ему, чтобы не дергался. Пускай поставит суда где-нибудь на отстой у границы. Ничего особо не объяснять, а просто указать, что вечно такое продолжаться не может и Карл не захочет мириться с собственными потерями.
Второе послание было от Кузьмы. И коль скоро не заявился для доклада сам, то ничего важного или срочного не приключилось. Иван сломал восковую печать и развернул лист бумаги.
– Что там пишет Кузьма Платонович? – заглянула в кабинет Елизавета.
– Откуда знаешь, что он?
– Ну, писем было два. И от твоего зятя распечатанное лежит на столе, – подходя к Ивану, пояснила она.
Потом взяла за руку и повисла на нем, пристроив головку на плече. Ну чисто довольная собой кошка. Хм. А с другой стороны, она своего добилась. Ее любимый настолько близко, насколько это вообще возможно. И данное обстоятельство ни в коей мере не расстраивало его.
– Пишет, что Карл во главе двадцатитысячной армии прибыл в Лифляндию и двинулся к Риге, дабы снять с нее осаду. Курфюрст саксонский вроде как готовит свои войска к сражению. У Августа войск больше, так что он надеется надрать задницу этому мальчишке, – хмыкнув и потершись щекой о ее волосы, сообщил Иван.
– И чему ты ухмыляешься?
– Просто знаю, что этот мальчишка наподдаст Августу Сильному.
– Уверен?
– Помнится, ты сама сказала, что Европа еще поплачет от этого юноши.
– Я имела в виду политическое поприще.
– Ну а я оцениваю его как полководца. Одним ударом разделаться с Данией, а потом за какие-то два месяца захватить столь обширные земли новгородцев… Он, разумеется, молод, но не мальчишка. И уж точно рядом с ним есть знающие генералы. Словом, он разобьет саксонцев, тут не может быть двух мнений. Иное дело, не накинется ли он после этого на Речь Посполитую? А главное, на Литву. Это было бы не ко времени.
– Да. Острожский сейчас не готов к подобному обороту. Но, думаю, Карл скорее обрушится на герцогство Курляндское, пропустившее через свою территорию саксонскую армию. Так что у Константина Ивановича будет время подготовиться.
– Дай-то бог, дай-то бог. А вообще, я бы остановил Карла сейчас. Пока он не успел наворотить больших дел.
– Увы, но сейчас не лучший момент. И ты это прекрасно знаешь.
Угу. Он знал. Как человек двадцать первого века Иван не мог не учитывать простую истину. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблем. Вот только Лиза оказалась настоящей сестрой своего братца. Когда события начали развиваться, она припомнила разглагольствования Ивана, внесла свои правки и дополнения, после чего начала активную переписку с русским царем. И интрига завертелась.
Конечно, поклониться Москве Новгородом вместо Пскова – это хорошо. Но Лиза получила свой кусочек счастья и не желала его терять, чего бы ей это ни стоило. И нужна-то тут сущая безделица – независимый Псков. Но прав Иван. Договариваются с сильным. Слабому же диктуют свою волю.
Убить Карла, да еще подбросить в шведский Риксдаг серебра, – и в королевстве начнется такая неразбериха, что шведам будет не до войны. Под шумок Николай успеет освободить бывшие новгородские земли. Учитывая же то, как вели себя шведы на русских землях, и то, как новгородцы уже сегодня дерутся с захватчиками, в московском царе увидят освободителя. Тут никаких сомнений. Опять же, упорно бродят слухи о предательстве купеческой верхушки. А поскольку разорился далеко не весь торговый люд, народу верилось в это легко.
Однако убийство короля никоим образом не устраивало Псков. Договариваются с сильным. Но для начала ту силу нужно проявить. А значит, нужен крепкий противник. Карл сегодня приобретает громкую славу полководца, а его армия едва ли не лучшая в Европе. Если Иван прав и Карл разобьет Августа, то это будет просто превосходно. Король, в одну кампанию покончивший сразу с тремя противниками. Победа над таким будет выглядеть достойным деянием. Иначе же, никаких сомнений, в Пскове появятся московские чиновники, а все начинания Карпова пойдут псу под хвост.
И это сработало. Пусть у Ивана зубы сводило при мысли о том, какой это будет стоить большой крови. Но… Политика – куда более грязная и кровавая штука, чем война.