Томек в Гран-Чако

– Патроны к револьверу у меня есть, хоть и немного, – сказал Смуга, заткнув кольт за пояс. – Постой, Тадек, по-моему, Агуа говорила нам бежать к реке! А что за реку она имела в виду?

– Как – что за реку? Ясно, ту, которая течет на юго-восток. Кампа держат там в зарослях на берегу лодки. Оттуда они и провожали сегодня Тасулинчи.

– Дорогу знаешь?

– Знаю, я там уже был.

– И ночью найдешь?

– Найду.

– Ну тогда веди!

Оба закинули на спину мешки и штуцеры дулом вниз. Смуга взял еще и пукуну. Вскоре они оказались в огромном зале святилища. Впотьмах, на ощупь они продвигались к выходу, оставив погашенный светильник в одной из ниш за потайными дверями в подземелье. Вой ветра заглушал шаги, молнии пронизывали ночную темень, раскаты грома доносились уже издали.

Не успели Смуга с Новицким дойти под ливнем до лестницы на нижнюю террасу, как промокли до нитки. Потоки воды струились по скользким каменным ступеням. Борясь с дождем и сильным ветром, они подошли к главным воротам древнего города. Новицкий быстро обнаружил узкую, ухабистую лесную тропу, извивавшуюся вниз по склону. Мужчины вошли в лес. Здесь ветер был уже не таким сильным. Шумела бегущая вниз вода, ноги скользили по грязи. По обе стороны тропинки темнели джунгли. По мере того как они спускались все ниже и ниже, деревья становились выше, их кроны переплетали лианы, заслоняя покрытое грозовыми тучами небо.

Новицкий спешил, но каждый шаг давался ему с трудом. Его ноги вязли в раскисшей земле, он спотыкался о выступающие корни деревьев, по лицу хлестали мокрые ветви. В гуще леса ветер едва ощущался, но треск падавших время от времени деревьев говорил – гроза еще не закончилась. Однако Новицкий упрямо продвигался вперед, иногда оглядываясь, чтобы убедиться, следует ли за ним Смуга. К счастью, здесь можно было пренебречь осторожностью – дождь тут же смывал их следы, а ветер заглушал шум шагов.

Они долго брели по джунглям, замерзшие и промокшие. Вдруг дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Ветер стих, грома не было слышно. В просветах листвы мерцали звезды и изредка мелькала луна. Лес наполняли ароматы тропических растений.

Новицкий остановился, чтобы отдышаться.

– Давай-ка чуть передохнем, – предложил он Смуге. – Что-то у меня нога разболелась, – видно, намокшая ткань царапину натирает.

– Хорошо, что гроза прошла, – глуховато ответил Смуга. – Да и мне передохнуть не помешает. С тех пор как я попал в плен, так далеко ходить не приходилось. Тем более в такую погодку. Интересно, обогнули мы селение?

– Еще как обогнули! Оно вон там, на юго-западе, – рукой указал Новицкий. – Если не застрянем здесь, к рассвету доберемся до реки. Дай-ка мне твой мешок, Янек, тебе будет легче идти. Вот тебе и тропики – холод пробирает до костей. В особенности по ночам.

– Я уж подумал было, что пойдет град. Это днем здесь жара, а по ночам – да, холодище.

Немного отдохнув, Новицкий и Смуга снова отправились в путь через джунгли. Пропитанная водой земля, скользкая после дождя трава, колючий бамбук, лианы – все это затрудняло передвижение. Но беглецы продолжали спуск по склону, который мало-помалу становился отлогим. Ночную тишину нарушало лишь кваканье огромных лягушек, обитавших в прибрежных болотах. Вскоре до них донеслось журчание реки.

Новицкий остановился:

– Ты слышишь, Ян?

– Слышу, река уже рядом. После такого дождя вода в ней должна подняться.

– Ну, об этом легко догадаться, так и есть. Пошли, а то уже начинает светать.

Лесная тропинка постепенно становилась шире. Беглецы шагали по жидкой грязи – дождевой воде некуда было стекать с ровной поверхности тропы. По берегам речки индейцы вырубили лес, чтобы облегчить подход, но это мало помогло. В долине густой кустарник разросся так буйно, что местами был выше человеческого роста и даже не прогибался под ногами.

На открытом пространстве было уже довольно светло, ночь отступала. Звезды поблекли, далеко на востоке на черно-синем небе вспыхивали яркие багровые блики. Над берегами и рекой повис молочно-белый туман. Откуда-то из глубины чащи донесся крик птицы, тут же пронзительно заверещали попугаи, им вторили хриплые крики ревунов, характерное карканье цапель, пощелкивание аистов и клекот ястребов. Джунгли пробуждались ото сна. Светало…

Новицкий оглядывал прибрежные заросли, где кампа обычно держали лодки. Агуа уговаривала их двигаться к реке, словно зная, что там они найдут лодку. И догадки Новицкого подтвердились. В зарослях у самой воды отыскалась выдолбленная из ствола дерева лодка-плоскодонка. В ней лежали два коротких весла, на лопастях которых был выжжен оригинальный узор – знак хозяина судна. Они нашли длинную, отполированную сотнями ладоней жердь для замера глубины или отталкивания от дна, если лодка сядет на мель. Новицкий придирчиво осмотрел плоскодонку, оценил ее надежность и устойчивость и остался доволен.

– Ну что тут скажешь? Садись да плыви!

На первом месте среди всех цепкохвостых следует поставить ревунов (Mycetes). Это обыкновенно плотные, с высокой пирамидальной головой и выдающейся мордой небольшие обезьяны, покрытые густой шерстью, которая, удлиняясь на подбородке, принимает форму бороды. <…> Любимым их местопребыванием являются пустые, высокие и сырые леса Южной Америки. <…> Жизнь ревунов довольно однообразна. Днем они рассаживаются по высоким деревьям, на ночь же спускаются на более низкие деревья и, спрятавшись в их густой листве, предаются сну. Даже во время процесса питания движения их ленивы: медленно перелезают они с ветки на ветку, неторопливо срывая ветки и почки и еще неторопливее поднося их ко рту, а насытившись, усаживаются, скорчившись на каком-нибудь суку, точно дремлющие дряхлые старики. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 1.)

В зарослях Новицкий обнаружил еще две лодки, побольше, но без весел. Вернувшись к первой лодке, он легко столкнул ее на воду, и быстрое после ночного ливня течение тут же ее подхватило.

– Ян! – позвал он.

Смуга с мешком и пукуной в руках подошел к зарывшейся носом в воду лодке.

– Да, капитан, твоя зазноба-индианка нас не подвела, – оценил он. – А есть здесь еще лодки?

– Конечно! Целых две, причем большие, только без весел.

– Индейцы не бросают весел где попало – это их собственность, – объяснил Смуга. – Если в лодке нашлись весла, это неспроста. Похоже, кто-то помогал нам сбежать. Но об этом поговорим потом. А теперь – в путь!

– Янек, в экспедиции, как и в армии, всегда должен быть командир, – сказал Новицкий. – Командир – ты, но уж позволь на воде командовать мне. Река разбушевалась, воды вон сколько прибыло, всякое может случиться. А я на воде всю жизнь, с самого детства. Вырос на нашей любимой Висле, а в ней столько коварных водоворотов, омутов, течения повсюду меняются, мелей до черта. Я еще мальчишкой спасал утопающих.

– Согласен, капитан! Я видел твое мастерство на Амуре[25]. Какие будут распоряжения?

– Отлично! Штуцеры на ремнях за спину! Патроны под рубашку! Обвязать лианами, чтобы не потерять. На всякий случай кольт должен быть всегда под рукой. Если перевернемся, сразу же греби к ближайшему берегу, а мешками и пукуной занимаюсь я. А теперь давай-ка садись на нос, бери весло, загребай слева. И весло держи покрепче – если выронишь, считай, нам конец.

Смуга кивнул, усаживаясь там, где было велено. Он отлично понимал, что для сплава по бурной реке требуются умение, смелость, отвага и сила. Всем этим с избытком обладал великан-моряк с Повислья. Прежде чем усесться в лодку, Новицкий внимательно осмотрелся…

Уже совсем рассвело. Цикады завели свою утреннюю песню. Туман, поднимаясь, таял в ярких лучах восходящего солнца. Бурная, мутная, желтая река несла ветви пальм, стебли тростника, пучки водорослей. В глубине таились электрические скаты, кровожадные пираньи, похожие на угрей рыбки кандиру, заползающие в естественные отверстия людей, крокодилы и сотни других опасных тварей. Вынужденное купание в любой момент могло обернуться трагедией.

Первенство по величине между всеми исполинскими змеями Нового Света, без сомнения, принадлежит удаву анаконде (Eunectes murinus). Гигант этот достигает 8,29 м в длину, а 6–7-метровые встречаются довольно часто. Анаконда живет обыкновенно в воде или около воды, прекрасно плавает, может очень долго оставаться под водой и подолгу лежит на дне, отдыхая. На берег она выходит, чтобы погреться на горячем песке или съесть пойманную добычу. Питается анаконда птицами, небольшими млекопитающими, а также рыбами. Среди домашних животных она нередко производит опустошения, почему местные жители ее сильно ненавидят. <…> Рассказывают, что анаконда нападает иногда и на человека. <…> Толстую, красиво блестящую чешуями кожу анаконды выделывают, изготовляя из нее сапоги, чемоданы, попоны для лошадей и т. п., мясо и жир употребляют в пищу. Кроме людей, у взрослых анаконд почти нет врагов, и рассказы о страшных битвах между водяными змеями и крокодилами – не что иное, как вымыслы. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 3.)

По берегам реки густо росли деревья, грациозные пальмы, бамбук и тростник. Склоны берега оплетали спускавшиеся до самой воды корни. Сверху над водой гигантским зонтом нависали ветки. Можно было плыть в этом естественном растительном тоннеле, оставаясь почти невидимыми. Но и здесь подстерегала опасность. С ветвей на них могла броситься ядовитая змея или анаконда, притаившаяся в укромном месте в ожидании добычи. Могли накинуться лесные муравьи или рой ядовитых ос. Поразмыслив, Новицкий сказал:

– Думаю, Янек, этот заморыш Тасулинчи вместе со своими дикарями далеко не уплыл. Буря точно согнала их на берег. Не рановато ли мы пустились в путь?

…Самый сильный из живущих в Южной Америке ястребов – гарпия (Thrasaetus harpyia). Это сильная птица с необыкновенно высоким и крепким клювом, толстыми ногами, оканчивающимися длинными пальцами с чрезвычайно большими и сильно изогнутыми когтями. Оперение ее обильное и мягкое; на затылке оно удлиняется в широкий хохол, который может подниматься. <…> Она водится в каждом обширном лесу, начиная от Мексики до середины Бразилии и от Атлантического океана до Тихого. <…> …перья гарпии с незапамятных времен составляют крайне ценное украшение у индейцев, которые поэтому держат этих птиц смолоду в неволе, чтобы добывать их перья легче, чем путем охоты за взрослыми птицами. (А. Брэм. Жизнь животных, т. 2.)

– Я тоже об этом думал, – отозвался Смуга. – Смерть наступает нам на пятки.

– Плыть посередине реки быстрее, но тогда и компания Тасулинчи вмиг нас заметит. Рядом с берегом плыть медленнее, но безопаснее: в случае чего сразу же можно причалить. Как ты думаешь, Ян?

– Погоня для нас намного опаснее, – ответил Смуга. – Лодки у кампа большие, да и гребцов полно. Как пить дать догонят. А Тасулинчи наверняка пристал у какой-нибудь песчаной отмели, берега-то вон какие неприступные. А отмель мы издали заметим. Так что пока будем держаться середины, а в случае чего прижмемся к берегу.

Новицкий срезал несколько гибких лиан, оба обвязались ими, чтобы не выронить коробки с патронами из-под рубашек. Уложив мешки и пукуну на дно лодки, он подтолкнул ее и вскочил на корму.

Подхваченная быстрым течением лодка осела в воду, закачалась. Сначала ее развернуло кормой вперед, но опытный моряк несколькими движениями весла изменил положение судна. Они поплыли вниз по течению посередине реки. Смуга и рулевой Новицкий действовали слаженно. Новицкий вовремя замечал и мастерски огибал опасные водовороты и островки, заросшие кустами. Если столкновение с ними было неизбежно, тогда на помощь приходила жердь – Смуга, отложив весло, брался за нее, чтобы оттолкнуть лодку на безопасное расстояние от препятствия.

Как обычно по утрам или вечерам, на реке появились белоснежные цапли, розовые фламинго, пестрые крикливые попугаи и дикие утки. Временами над ними зловеще кружил ястреб. Тогда пернатыми овладевала паника – одни поднимали пронзительный крик, другие что есть мочи спасались в глубине леса. Тропические джунгли были царством сотен видов различных птиц, начиная с громадных гарпий и заканчивая крошечными колибри размером не больше пчелы. Каждая птица обладала неповторимым голосом. Одни очаровательно пели, другие издавали необычные, ни на что не похожие звуки.

Южная Америка получила название «птичьего материка», однако тропический лес никак нельзя назвать райской идиллией[26]. Под роскошным балдахином зелени идет непрерывная борьба за выживание. Деревья, кустарники, молодая поросль тянутся к животворному солнцу и по праву сильного затеняют слабые растения. И в животном мире не прекращается борьба за существование. Хищники устраивают кровавые пиршества, гибель особей одних видов означает продолжение жизни для других.

Монотонный шум утреннего ветра доносил из глубины леса звуки, похожие на тяжкие вздохи, жутковатое урчание, свист и тявканье. Временами слышался душераздирающий вопль гибнущего животного. Такова была утренняя песня первозданных джунглей.

Новицкий со Смугой напряженно вслушивались в таинственные звуки, вглядывались в берега реки, не забывая посматривать назад. А вдоль берегов продолжали тянуться зеленые стены. Казалось, джунгли поднимаются прямо из речной воды. Изредка в прибрежных зарослях, словно вход в тоннель, темнел проход, вытоптанный ходившими на водопой животными.

После бессонной ночи и изнурительного перехода оба друга все сильнее ощущали усталость. Припекало солнце. Но о каком отдыхе, пусть даже недолгом, можно было мечтать, если приходилось передвигаться по взбухшей от тропического ливня реке, на каждом шагу таившей опасности? Они страшно устали и проголодались. Новицкий, который всегда любил вкусно и много поесть, жевал листья коки. Восточная часть джунглей Перу была родиной этого растения – коки, известной даже в Европе. Новицкий во время своих прогулок за пределы селения индейцев-кампа собирал маленькие овальные листочки, сушил их, нарезал и складывал на случай побега. И сейчас, поглядывая на лежавший на дне лодки мешочек, советовал товарищу:

– Янек, ты жуй коку, как я! Честно говоря, у меня уже рот ничего не чувствует и я еле шевелю языком, но, жуя коку, индейцы обманывают желудок и легче переносят трудности долгих переходов в джунглях. Если уж дикари оценили преимущества коки, нам просто грех от нее отказываться, разве не так?

– От дикарей многому можно научиться, особенно правилам выживания в джунглях, – подтвердил Смуга.

– И то верно, каждый по-своему умен, – поддакнул Новицкий. Он выплюнул за борт пахнувший ромашкой волокнистый комочек, в который после долгого пережевывания превратились листья коки, и продолжил: – Индеец в джунглях всегда отыщет чем поживиться, а нам кишки от голода сводит.

Время тянулось медленно, жара усиливалась. Солнце поднималось к зениту. В воде, словно в зеркале, отражались его почти отвесные лучи. Река ослепительно сверкала сплошным потоком света. Джунгли смолкли, птицы исчезли с берегов.

Смуга, прищурившись, взглянул на небо:

– Все живое спряталось от жары в чаще. Пора и нам укрыться.

– Золотые слова! – радостно подтвердил Новицкий. – Если кампа гонятся за нами, то никуда они не денутся – придется пережидать жару. Здесь словно в печке. Доблестные воины Тасулинчи небось спят без задних ног.

– Держи вправо, – скомандовал Смуга.

Лодка вплыла под кроны деревьев, нависавших над берегом реки. Здесь отблески солнца на воде уже не ослепляли, да и течение было слабее. Но друзья и тут не почувствовали облегчения. Под зеленым пологом царила страшная духота, наполненная зловонием гниющих листьев.

VII

В джунглях Амазонии

Лодка неспешно плыла вдоль правого, лежавшего в тени берега. Новицкий и Смуга напряженно всматривались в нависавшую над ними плотную зелень, лавировали среди торчавших из-под воды сплетенных клубками корней. Какое-то время спустя они заметили бухточку у высокого берега. Подмытое течением дерево нависало над самой водой, касаясь ее кроной. Лишь благодаря мощным корням, крепко вросшим в берег, и лианам, которые, подобно канатам, оплели растущих вблизи лесных великанов, дерево не рухнуло в воду.

– Мечта, а не пристань! – обрадовался Новицкий. – Лодку укроем в густых ветвях, а сами отдохнем на берегу.

– Верно говоришь, надо переждать жару и отдохнуть, – не стал возражать Смуга. – Только смотри, Тадек, ни единой веточки не сломай – индейцы тут же заметят!

Лодка вошла в гущу ветвей. Пока Новицкий привязывал ее, Смуга взобрался на наклонившееся дерево. Сразу же завизжали встревоженные обезьяны, запищали и захлопали крыльями птицы. Смуга сел на ствол:

– Подай мне штуцеры и мешки!

Новицкий поднялся к нему, и оба перебрались на ярко освещенный берег. Почти к самой кромке воды подступала густая чащоба, не позволявшая войти в лес. Пальмы с пышными кронами, колючий бамбук, который можно найти только в Южной Америке, тростник, буйно разросшиеся кусты и высокие травы – все это составляло грозное преддверие джунглей. И лишь в отдалении лес чуть редел[27]. В тени высоких палисандров и американских кедров царила сырая прохлада. Солнечные лучи изредка проникали сюда через плотный свод из лиан и вьюнков, высоко над землей оплетавших кроны деревьев. Одни лианы тянулись к солнцу, другие свисали с зеленого потолка к земле фантастическими ажурными гирляндами, расцвеченными яркими чашечками цветов. Высокие деревья росли поодиночке, иногда парами и небольшими группами. Порой среди них попадался величавый гигант, представлявший собой отдельный мир.

Смуга и Новицкий внимательно осматривали этот мрачный, влажный, угрюмый лес, ревностно оберегающий свои несметные богатства. Здесь встречалось ценнейшее черное дерево, росли каучуковые деревья, а также хлебное, гуттаперчевое, лаковое, коричное, фиговое деревья, железное дерево[28] с прочной древесиной, которая не поддается обычному топору. Были и такие деревья, части которых обладают лечебными свойствами и используются в пищу, а также растения с ядовитыми плодами и млечным соком, способными ослепить и даже убить.

В джунглях царил вечный закон жизни и смерти. Деревья разрастались, тянулись к солнцу и, состарившись, падали. Замшелые упавшие стволы образовывали непреодолимые преграды. Повсюду были заметны следы ураганов – деревья, вырванные с корнем нечеловеческой силой, висели между других деревьев, густо оплетенных лианами, которые не давали им упасть на землю. Сквозь толстые корни и сломанные ветви пробивались папоротники и травы, целебные свойства которых знали и использовали индейские шаманы. В избытке произрастали ядовитые и хищные растения. В воздухе висел густой одуряющий ванильный аромат орхидей, перемешанный с гнилостным смрадом погибших растений.

Смуга и Новицкий осторожно пробирались через чащу, стараясь не оставлять следов. Кроме шаловливых обезьянок и щебечущих птиц, они не видели, да и не слышали других животных. Но это ничего не значило, поскольку звери, ведущие ночной образ жизни, отсыпались в норах, а дневные при малейшем шорохе бесшумно и незаметно исчезали. В чащах скрывались ядовитые змеи, докучливые насекомые и разного рода кровососы.

Смуга заметил отдельно стоящее высокое дерево. С его раскидистой кроны свисали лианы, ограждая исполина от других растений.

– Тут мы и остановимся, – объявил он, указывая на дерево.

– Место для нас подходящее, – согласился Новицкий. Его голос звучал странно, приглушенно, словно он находился в храме. И действительно, толстые стволы напоминали величественные колонны соборов, а дурманящие ароматы – запах ладана. – Ах ты, акула тебя проглоти, ну и деревце ты выбрал!

– Это ты точно подметил, капитан! – подхватил Смуга. – Не кто-нибудь, а сам Гумбольдт считал его гениальным творением тропической природы. Это бертолеция, бразильский орех[29]. Не приходилось пробовать?

– Приходилось, разумеется, только Томек говорил, что это не орехи, а семена.

– И был прав, – согласился Смуга. – Но для нас куда важнее, что их можно есть сырыми. Перед уходом нужно будет их собрать. И еще, капитан: не садись на землю!

– Да помню я, помню! Тут везде человека подкарауливает какая-нибудь дрянь! Давай-ка на пару часиков подвесим гамаки. Деревьев здесь полно, есть из чего выбрать!

Тут Новицкий внезапно замер. Где-то поблизости послышалось несколько ударов, словно стучали молотом по наковальне. Звуки стихли, но вскоре возобновились.

Правая рука Новицкого легла на рукоять кольта. Он взглянул на Смугу, но тот спокойно прислушивался к этим непонятным звукам, разглядывая ветви ближайших деревьев. Новицкий замер на месте как вкопанный.

Гумбольдт, Фридрих Вильгельм Генрих Александр фон (1769–1859) – немецкий натуралист, географ, путешественник. Один из основателей географии как науки. В 1799–1804 гг. проводил научные исследования на территории испанских колоний в Северной и Южной Америке. Результатом этой работы стали обширные геологические, геодезические и картографические данные, крупные зоологические и ботанические коллекции (около 1800 неизвестных ранее видов растений); описание климата, морских течений, памятников, быта и политического состояния посещенных стран. Материалы экспедиции составили грандиозный 30-томный труд «Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799–1804 годах». Работу Гумбольдта и его сотрудников называют вторым научным открытием Америки.

Удары молотом повторились в третий раз. Смуга вытянул руку, будто желая что-то показать товарищу. Новицкий проследил взглядом – неподалеку на ветке сидела белая птица с зеленым подгрудком, черным клювом и бурыми лапами. Ее длина от клюва до хвоста не превышала двадцати пяти сантиметров. Птица подняла голову, и раздалось знакомое постукивание и удары по наковальне. Трепеща крыльями, рядом с ней присела оливково-зеленая самочка с темно-зеленой головой и желтым брюшком.

– А, кит тебя слопай! – ошарашенно пробормотал Новицкий. – А я-то подумал, тут где-то по соседству кузница.

И вновь зазвучали удары металла о металл, им эхом вторили удары по наковальне. Судя по всему, этих странных птиц было здесь более чем достаточно. Странные, необычные звуки зачаровывали, напоминая громкий перезвон колокольчиков…

– Что это за чудны́е птахи? – поинтересовался явно заинтригованный Новицкий.