История Турции в средние века и новое время

Разделив богатую добычу, монголы двинулись дальше на запад и, не встречая серьезного сопротивления, захватили Сивас и Кайсери. Затем они остановили свое наступление, вступив в переговоры с султанским везиром. Последний сумел убедить монгольских полководцев в том, что полное завоевание Малой Азии будет трудной задачей в силу ее удаленности от основных баз монгольского войска в Муганской степи. Ему удалось заключить мир на условии признания Сельджукидами вассальной зависимости и выплаты ежегодной дани; за султанами Коньи сохранялась власть на той части государства, которая не была завоевана монголами. Этот договор был подтвержден затем ханом Батыем, командовавшим монгольскими войсками в западных областях империи Чингизидов. Он прислал Кейхюсреву ярлык, объявлявший того представителем Батыя в землях Рума.

Битва при Кёсе-даге стала переломным моментом в истории государства малоазийских Сельджукидов, когда рост могущества этой державы сменился ее прогрессирующим упадком. Новая ситуация характеризовалась падением авторитета центральной власти, снижением эффективности работы государственного механизма, ростом центробежных тенденций. {77}

Ослабление престижа султанской династии стало особенно заметно после смерти Кейхюсрева в конце 1245 г. Старшему из его трех сыновей было в то время 11 лет, младшему — всего 7. Пользуясь малолетством наследников престола (шахзаде), придворные вельможи и государственные сановники захватили власть в свои руки. Вначале все три шахзаде были объявлены соправителями. Затем за спиной каждого из них образовалась своя партия, стремившаяся оттереть от престола соперников. Взаимная неприязнь умножала интриги, заговоры, тайные убийства и конфискации имущества. Начавшуюся междоусобную борьбу охотно поддерживали монголы, к которым за поддержкой обращались представители враждующих группировок.

Взявшие верх при дворе временщики стремились в первую очередь поживиться за счет государства, грабя казну, присваивая и раздавая своим сторонникам все более крупные земельные пожалования. В условиях ослабления контроля центрального правительства за положением на местах икта стали терять свой условный характер, превращаясь в наследственные держания, где их хозяева располагали по существу всей полнотой правовой и административной власти. В своих деревнях сельджукские вельможи чувствовали себя в полной безопасности, поэтому при различных осложнениях они предпочитали покидать Конью, чтобы переждать тревожное время в собственных владениях. Нередко они считали возможным передать полученные от султана земли и доходы от них в вакфы. Так, за счет вакфа, основанного одним из наиболее видных царедворцев Каратаем, были выстроены мечети в Анталье, медресе и ряд других общественных зданий в Конье.

Слабость султанского правительства определялась не только усилением соперничества и интриг среди сельджукской знати, но и резким сокращением государственных доходов. По подсчетам некоторых историков, примерно треть поступлений казны уходило в качестве дани монголам (без учета вымогательств и грабежей монгольских войск, время от времени вторгавшихся на земли султаната), еще треть оседала у частных лиц, главным образом крупных землевладельцев, и лишь последняя треть оказывалась в распоряжении властей. Этого было явно мало для поддержания порядка и усмирения туркменских кочевников.

Единственной возможностью увеличить доходы было повышение ставок налогов и введение новых сборов, взимаемых с податного населения, и прежде всего с сельских жителей. Однако подобный курс еще больше подрывал авторитет султанов Рума, поэтому в крестьянской среде находили поддержку как всевозможные самозванцы, так и местные правители, отказывавшиеся подчиняться приказам из Коньи.

Вышли из повиновения и перестали выполнять султанские указы и многие племенные объединения кочевников. Вторая половина XIII {78} в. стала временем интенсивных перемещений значительных масс номадов по территории Малой Азии, во все больших масштабах скапливавшихся в пограничных районах — уджах.

Чем сильнее проявлялись центробежные тенденции и чем меньшим оказывался султанский контроль над провинциями, тем значительнее становилась роль икдишей и особенно ахи в городах Анатолии. Ослабление центральной власти ставило под угрозу и нормальную деятельность и само существование торгово-ремесленного населения, поскольку нарушались установившиеся поставки сельскохозяйственной продукции в города, усиливался разбой на торговых путях, да и в самих городах произвол местных властей подрывал сложившийся порядок жизни. В подобных условиях организации икдишей и ахи зачастую брали на себя функции охраны городов, обеспечения порядка и условий жизнедеятельности горожан. Ибн Биби отмечал: "Там, где нет султана [т.е. правителя], его обязанности исполняет ахи … порядок, которому они следуют в управлении, верховые выезды те же, что и у эмиров". Созданные ахи народные ополчения часто использовались враждовавшими между собой эмирами.

Сельджукиды — вассалы Хулагуидов.

Упадок государства вынуждал султанов Коньи все чаще обращаться за поддержкой к монгольским ханам, теряя последние остатки своей самостоятельности. Тем временем и в самой Монгольской империи произошли серьезные изменения. Брат великого хана Мункэ-каана Хулагу, направленный им для окончательного завоевания Юго-Западной Азии, покончил с существованием Аббасидского халифата, захватив Багдад ( 1258), и создал для себя и своих потомков особый улус. В него наряду с Ираном, землями Закавказья и Месопотамии вошла и Восточная Анатолия. Румский султанат, так же как и Грузинское царство, Трапезундская империя, Киликийская Армения и островное королевство Кипр стал вассалом нового улуса, правитель которого принял титул "ильхана". Складывание государства Хулагуидов означало установление более регулярного и жесткого контроля монголов над ситуацией в Малой Азии.

Первоначально сельджукская правящая верхушка рассчитывала сохранить самостоятельность во внутренних делах государства, поскольку внимание ильханов было отвлечено затянувшейся борьбой с Айюбидами за Сирию. Именно таковы были намерения Муинеддина Сулеймана Перване, бывшего фактическим правителем страны в 1261—1277 гг. Его утверждение в качестве первого министра связано с окончанием династийного спора между сыновьями Кейхюсрева II. Еще в 1254 г. младший из них — Алаеддин Кейкубад II (сын грузинской царевны) был отравлен во время поездки ко двору монгольского хана, а в 1257 г. спор между оставшимися братьями пытался решить Мункэ, разделив земли султаната между ними. В дальнейшем младший из {79} соправителей Рукнеддин Кылыч-Арслан IV сумел заручиться поддержкой Хулагу, обвинив своего брата Иззеддина Кейкавуса II в антимонгольском заговоре, заключенном с туркменскими беями и египетским султаном Бейбарсом. Узнав о появлении в Малой Азии монгольского войска, Кейкавус II, чьей матерью была гречанка, бежал в Константинополь, а оттуда в Крым. Вместе с ним ушла часть его сторонников, расселившихся затем в Добрудже (и получивших название гагаузов).

Сам Муинеддин Перване, названный в одной из эпиграфических надписей "королем эмиров и везиров", а в грузинских летописях — "султаном", стремился возродить авторитет центральной власти и сохранить целостность государства. С этой целью он вел борьбу с непокорными туркменами и одновременно — путем широкой раздачи икта — пытался привлечь на свою сторону влиятельных эмиров и сановников. Последствия его политики отмечает Ибн Биби: Кылыч-Арслан, следуя советам своего министра, "сделал большую часть своего государства владениями знати и простолюдинов и повелел выдать каждому законные свидетельства, грамоты султана и дивана". Этот же курс продолжал Перване после убийства Кылыч-Арслана IV в ставке нового ильхана Абаги (1265) и объявления султаном малолетнего Гияседдина Кейхюсрева III (1265—1284). Несмотря на все усилия первого министра сохранить хорошие отношения с монголами, ему не удалось избежать конфликта с Хулагуидами. Причиной тому стало все более увеличившееся присутствие представителей ильхана в Малой Азии, которые более не ограничивались получением дани, а требовали новых земельных угодий, денежных подарков и все более активно вмешивались в дела государственного управления. В конечном итоге один из близких к Перване сановников установил связи с главным противником Хулагуидов — Бейбарсом, пригласив его занять престол Румского султаната. Экспедиция Бейбарса в Малую Азию успеха не имела. Войска Абаги жестоко расправились со всеми, кто подозревался в антимонгольских настроениях. Казнен был и Муинеддин Перване. С его гибелью окончился период относительного спокойствия в жизни султаната.

Нашествие Абаги привело к значительному уменьшению владений правителей Коньи: за ними были сохранены лишь земли к западу от р. Кызыл-Ирмак. Кроме того, под влиянием чиновников ильхана был осуществлен ряд административных реформ, включавших утверждение некоторых собственно монгольских институтов. С этого времени Хулагуиды сами стали назначать везира в Румском султанате. В 1284 г. по приказу ильхана был убит Кейхюсрев III, а на его место возведен один из сыновей Иззеддина Кейкавуса II — Гияседдин Масуд (1284—1293, 1294—1300, 1302—1304). Сами даты его правления свидетельствуют о том, что ему пришлось вести упорную борьбу за престол в Конье против других претендентов, в том числе против своего племянника {80} Алаеддина Кейкубада III (ум. 1302). Основной силой, удерживавшей Масуда на султанском троне, были монгольские войска, вновь и вновь приходившие в Малую Азию, сея смерть и разрушения.

Стремясь справиться с нараставшей силой сопротивления, ильхан Кейхату осуществил давно уже вынашиваемое разделение султанских владений, а вместе с ними и всех государственных учреждений, на две части. Эта акция вызвала рост соперничества, споров и беспорядков. Самостоятельность сельджукских султанов стала простой фикцией, а процесс распада государства на множество самостоятельных княжеств — бейликов и эмиратов еще более ускорился. Со смертью Масуда сельджукская династия фактически перестала существовать, власть в Конье окончательно перешла в руки монгольских наместников.

* * *

Сельджукский период составляет начальный этап турецкой истории. Отсюда берет начало процесс этногенеза турок. Тогда же впервые проявились и многие отличительные черты социально-экономической, политической и духовной жизни турецкого народа.

Важнейший результат этого периода заключается в складывании нового социума. Сельджукское общество во многом типично для Средневековья — времени гигантского расширения поля исторического действия, столкновений и объединений в единых политических рамках общественных коллективов, различавшихся не только по языку, вере и обычаям, но и по принципам экономического и социального бытия.

В данном случае волны тюркской колонизации Малой Азии привели к соединению в пределах державы малоазийских Сельджукидов кочевников-скотоводов и оседлых земледельцев, членов цивилизованного (средиземноморского) общества и варваров-степняков, едва вышедших из стадии военной демократии, христиан, мусульман и язычников, представителей различных тюркоязычных этносов, греков, армян, курдов, персов и арабов. Если взять за основу показатели социально-экономической и политической жизни, то можно констатировать, что столь гетерогенное общество оказалось весьма динамичным, по крайней мере с точки зрения усвоения пришлыми номадами достижений как византийского мира, так и ближневосточного (арабо-иранского). По-видимому, столкновение различных традиций общественного и культурного бытия привело к их взаимному ослаблению и определенной открытости сельджукского общества.

С феноменом социальной и культурной открытости связано и то обстоятельство, что сельджукское общество оказалось в состоянии воспроизвести не только черты традиционной восточной деспотии, но и феодальные порядки в их средиземноморской специфике. Характер {81} общественных отношений в Румском султанате до сих пор является предметом научных споров. Часть исследователей, в том числе многие турецкие историки, рассматривают их как выражение формационных порядков, связанных с азиатским способом производства. Другие, в том числе и авторы данной работы, склонны видеть в них одну из модификаций восточного феодализма, отличительной чертой которого является гипертрофированная роль государства.

Для сельджукского общества было характерно сосуществование двух систем земельной собственности, отражавших различное отношение к земле в кочевой и оседлой среде. Одной из них было присуще господство государственных форм собственности на землю как на территорию с подвластным населением; ее историки считают типичной для азиатского способа производства. В основе другой лежала собственность отдельных лиц на землю как условие производства; эта система могла воспроизвести феодальные порядки. Таким образом, поземельные отношения развивались в виде двух параллельных процессов: на основе складывания системы условных пожалований с правом сбора налога и путем экспроприации владельческих прав крестьян на землю и превращения их в арендаторов-издольщиков. Соотношение этих систем на отдельных этапах сельджукской истории менялось.

Начало XIII в. было отмечено усилением значения государственной собственности. В общественно-политической жизни эта тенденция связана с созданием централизованного государства с деспотической властью правителя. В середине XIII в. стала возрастать роль уклада, базировавшегося на крупной частной собственности, когда условные пожалования постепенно превращались в безусловные, а землевладельца-налогосборщика вытеснял феодал, более заинтересованный в хозяйственной эксплуатации земли. В политической жизни общества усилились центробежные тенденции, власть центрального правительства заметно ослабела. Дальнейшее развитие отмеченной тенденции было прервано новым вторжением тюркских кочевников и монгольским нашествием.

Сельджукскому обществу было присуще преобладание государственных форм феодализма, при приоритете цивилизационных функций государства. Это объясняется устойчивым сосуществованием центров земледельческой цивилизации с обширной варварской периферией в лице кочевников-скотоводов.

В общественно-политической и культурной жизни нового социума утвердилось преобладающее влияние ислама. Его распространению правящие круги султаната уделяли особое внимание, видя в мусульманском населении важнейшую опору своей власти. Через мусульманское духовенство и религиозно-культурные институты ислама обеспечивалось широкое восприятие традиций и достижений {82} ближневосточного (арабо-иранского) общества. В каком-то смысле приоритет, отдаваемый властями кораническим нормам, ограничивал возможности контактов с немусульманским миром, в частности со средневековой Европой. Однако нельзя не заметить, что пропаганда и утверждение ислама как в низах, так и верхах сельджукского общества осуществлялись при посредстве неортодоксальных, иногда просто "еретических" сект и братств. Поэтому сохранялись весьма широкие возможности для самых разных интерпретаций основ взаимоотношений мусульман и христиан. {83}

Период бейликов (конец XIII — первая половина XV в.)

Глава 7

Распад Сельджукского государства и появление первых бейликов

Малая Азия в период монгольского владычества.

В Румском султанате вторжение монголов в 1243 г. оставило те же следы, что и в других странах, подвергшихся их нашествию: разграбленные города, сожженные нивы, опустевшие селения. Все же масштабы разорения Анатолии были не столь велики, поскольку Байджу не пошел дальше Кайсери и весь поход занял не более трех месяцев. В дальнейшем Хулагуиды не раз еще приводили свои войска во владения Сельджукидов, сея смерть и разрушения, но эти карательные экспедиции имели относительно кратковременный характер. Они не могли существенно повлиять на состояние хозяйственной жизни.

Более значимым оказалось воздействие экономической политики монгольской администрации. Масштабы этого влияния увеличивались по мере того, как расширялась сфера прямого управления ильханов в Малой Азии. Довольно быстро после завершения завоевательных походов монголы перешли от хищного грабежа к извлечению регулярных доходов с покоренных ими стран. С этой целью они ввели практику переписей податного населения. Это нововведение было впервые осуществлено в 1247 г., а спустя 8 лет повторено. С созданием государства Хулагуидов экономическая эксплуатация земель Рума обрела более четкие формы.

Дань, поступавшая монголам из Малой Азии, распадалась на две части: первая (инджу) шла в казну государства, другая (далай) направлялась в распоряжение самого ильхана. Сбором этих поступлений ведали два различных ведомства. Поскольку государственный механизм сельджукской державы быстро пришел в упадок, а численность монгольских агентов — баскаков — была явно недостаточна, взимание дани обеспечивалось широким применением практики мукатаа, т.е. откупа всех сборов с данной территории или определенного вида занятий. В {84} качестве откупщиков выступали обычно сельджукские вельможи. В их числе был и один из последних везиров Румского султаната Фахреддин Казвини, назначенный самими монголами и крайне непопулярный в народе из-за жестоких методов, к которым тот прибегал при сборе податей.

Сама налоговая система вряд ли претерпела сколь-нибудь значительные изменения. Во всяком случае известно, что монгольские правители еще до своего обращения в мусульманскую веру (в начале XIV в.) сохраняли сбор джизьи — подушной подати с немусульман. Правда, после утверждения прямого управления Малой Азией здесь вводится ряд налогов, которые были известны в других странах Ближнего Востока, но не существовали при Сельджукидах. Среди них: тамга — сбор с продуктов ремесла и других товаров, выносимых на рынок, авариз — налог, вводимый при чрезвычайных обстоятельствах, и некоторые другие.

Наследники Чингисхана известны своей заботой о развитии торговли. Эта же особенность экономической политики хорошо прослеживается и у Хулагуидов. Во всяком случае в Малой Азии продолжается широкое строительство мостов, каравансараев и укрепленных постов вдоль основных караванных путей, заметно оживляются внешние связи, в том числе и с христианской Европой. В 1255 г. Гильом де Рубрук отмечал, что монопольное право на торговлю квасцами находится в руках двух итальянцев — генуэзца и венецианца. Согласно другим сообщениям, в Малой Азии сбывались различные товары из Флоренции, Генуи и Венеции, ткани из Фландрии, торговцы из Прованса посещали Анталью. По всей стране были распространены итальянские монеты (флорины). Ясно, что ильханы видели в торговле один из основных источников пополнения своей казны, об этом же свидетельствует и взимание тамги.

Если верить свидетельствам Рашид ад-Дина, первого министра хулагуидского правителя Газанхана (1295—1304), то к концу XIII в. вся держава ильханов, в том числе и Малая Азия, оказалась в состоянии полного экономического упадка. Из-за неумеренных притязаний монгольской правящей верхушки и ее пренебрежения к проблемам хозяйственной жизни "одна десятая часть [владений] обработана, а все остальные в запустении". Это утверждение подкрепляют и расчеты доходов с земель Рума, приведенные Хамдуллахом Казвини. В начале XIV в. они составляли лишь 3,3 млн. динаров, что почти в 5 раз меньше суммы поступлений правителей Коньи в домонгольское время. Однако нельзя забывать, что Рашид ад-Дин был заинтересован в том, чтобы подчеркнуть значимость реформ, осуществленных во времена Газанхана, когда правящая верхушка Хулагуидов приняла ислам. Неясно также, указал ли Хамдуллах Казвини всю сумму сборов с податного {85} населения или только величину поступлений в казну ильхана, имел ли он в виду общую территорию Румского султаната или только земли, находившиеся под властью баскаков. Во всяком случае свидетельства об интенсивной хозяйственной жизни анатолийских городов и активизации торговли не подтверждают заключения о плачевных результатах экономической политики ильханов. Видимо, правильнее говорить о негативных последствиях политического курса монгольской администрации в землях Рума.

Значимость Малой Азии для наследников Чингисхана определялась не только возможностью получения оттуда большой дани, но и стратегическим ее положением в Восточном Средиземноморье. Опираясь на здешние базы, ильханам было легче продолжать борьбу с Айюбидами за контроль над Сирией. Кроме того, удерживая власть над Конийским султанатом, Хулагуиды препятствовали реализации планов совместных действий двух своих основных соперников — правителей Золотой Орды и айюбидских султанов Египта.

Несомненно, что основной заботой монгольских наместников было всемерное упрочение господства завоевателей в землях Рума и ослабление тех сил, которые могли бы угрожать их власти. С этой точки зрения вполне понятны и радушный прием в ставке ильханов соперничающих претендентов на султанский престол, и разжигание вражды между различными группировками внутри сельджукской правящей верхушки, и активная поддержка султанских министров, пытавшихся помешать росту антимонгольских настроений, и жестокая расправа с теми, кто стремился наладить связи с мамлюкскими правителями Египта. Понятен и успех посольств Хетума I, в результате которых армяне сумели не только предотвратить монгольское нашествие на Киликийское царство, добиться независимости от правителей Коньи, но и вернуть ряд крепостей, ранее захваченных Кейкубадом I. Нетрудно себе представить и последствия курса монгольских наместников: быстрый распад султаната Сельджукидов Рума, междоусобная борьба, своеволие кочевников — все это должно было сказаться на экономическом состоянии Малой Азии, привести к сокращению посевных площадей, уменьшению численности крестьянства, а в конечном итоге и сокращению поступлений от податного населения.

Антимонгольские выступления и крах господства Хулагуидов.

Политика завоевателей чем дальше, тем больше вызывала недовольство разных слоев сельджукского общества. Противниками монгольского владычества активно выступали три социальные силы: часть близких к султанскому двору эмиров, желавших восстановить сельджукскую государственность; туркменские и иные кочевники, чье стремление к самостоятельности вступало в противоречие с претензиями иноземных правителей на полновластное хозяйничание в Малой Азии; горожане, {86} экономическая деятельность которых страдала от произвола монгольских наместников и введенных ими новых поборов. Групповые интересы мешали объединению этих сил, зачастую они вступали во взаимную борьбу, что существенно снижало общие результаты антимонгольских выступлений.

Первоначально движение возглавлялось представителями султанской династии. Наиболее известным из них был Иззеддин Кейкавус II (ум. 1280). Старший сын Кейхюсрева II не был последовательным борцом за сохранение сильного Румского султаната, его поведение определялось в первую очередь обстоятельствами династийного соперничества. Но в ситуации, когда его брат и соправитель Кылыч-Арслан IV выступал за безусловное подчинение приказам монгольских предводителей, попытки Кейкавуса II отстоять свое право на отцовский престол воспринимались в Малой Азии как открытый вызов завоевателям.

Такие акции предпринимались им по крайней мере трижды: в 1254, 1256—1257, 1260 гг. Состав его сторонников был разнороден и переменчив. В поддержку Кейкавуса выступали то христиане-наемники из Никеи, то мусульманские фанатики, требовавшие объявить джихад (священную войну) монголам за их покровительство христианам и буддистам, то туркмены из пограничных уджей. В 1260 г. египетский султан послал ему в помощь отряд мамлюков в 300 человек. Однако всякий раз Иззеддин Кейкавус терпел поражение от монгольских войск.

После того, как в 1265 г. попытка Кылыч-Арслана IV занять более независимую позицию по отношению к своим покровителям завершилась его гибелью, сельджукская верхушка фактически отходит от активной борьбы. Ее представители предпочитают вступать в ряды последователей знаменитого поэта и философа Джалаледдина Руми, получившего в народе прозвище "Мевляна" (наш учитель). Мевляна проповедовал равенство всех людей перед Богом и веру в бессмертие человечества:

Мы, как вода, течем и протекаем, Но, как вино, в крови мы у народа. Пускай протянем ноги, в землю ляжем недвижимо, Мы все равно в движении пребудем вечно, Как те, которые лежат на корабле. Что устремился вдаль под парусами.

Первоначально среди ближайшего окружения Руми были простые горожане — мастеровые, вольноотпущенники, художники, музыканты, затем круг его последователей стал расширяться за счет вельмож и эмиров, стремившихся авторитетом поэта-философа повысить свой престиж в обществе, очистить свое имя, запятнанное служением {87} монголам. После смерти Мевляны его ученики объединились в религиозное братство "мевлеви", которое канонизировало привычки поэта, его пляски и манеру одеваться, а его стихотворная эпопея "Месневи" ("Двустишия") стала частью религиозного обряда.

С начала 60-х годов наиболее активной оппозиционной силой становятся туркменские племена, обосновавшиеся в северных, западных и южных уджах и отказывавшиеся повиноваться приказам монгольских агентов. В 1256—1257 гг. и 1261 г. они поддержали выступления Иззеддина Кейкавуса. Несмотря на жестокие репрессии монголов, они еще долго продолжали нападать на противников Иззеддина в областях Денизли, Чанкыры, Анкара, Кастамону, Токат. Особой воинственностью отличались туркмены, разместившиеся в предгорьях Тавра в районе Эрменека. Их предводителем был Караман (ум. 1262), начинавший как горный разбойник и превратившийся затем в предводителя большого племенного ополчения. Его возвышению, вероятно, способствовал и духовный авторитет отца: судя по сообщениям некоторых хронистов, им был некий Нури Суфи, который прибыл из Азербайджана, чтобы встретиться с Баба Ильясом Хорасани. Одновременно с выступлениями против правителей Коньи, отряды Карамана совершали набеги на земли Киликийской Армении; в отражении этих атак принимал участие даже Хетум I.

Следующий всплеск туркменских мятежей связан с ожиданием прихода мамлюков во главе с Бейбарсом в Малую Азию. С ним уже вели переговоры не только некоторые лица из окружения Перване, но и вожди племенных ополчений во главе с сыном Карамана и его наследником Караманоглу Мехмед-беем. Видимо, предполагалось, что появление мамлюкского войска, только что нанесшего очередное поражение ильхану, станет толчком к широкому антимонгольскому выступлению. Однако эти ожидания не сбылись. Пока Бейбарс готовился к походу, монголы успели провести ряд карательных экспедиций против туркмен, а также перебросить в западный удж из-под Малатьи племя гермиян, дабы разжечь огонь взаимной вражды среди кочевников пограничной области. Весной 1276 г. египетский султан действительно появился в Малой Азии, в Кайсери он был торжественно возведен на сельджукский престол. Однако общего восстания не произошло, лишь туркмены Тавра поддержали Бейбарса. Узнав о приближении новой армии монголов во главе с ильханом, он вынужден был вернуться в Египет.

Тем временем Мехмед Караманоглу сумел заключить союз с другими предводителями тюркских племен, в том числе с Эшреф-беем и Ментеше. Их 20-тысячная армия взяла Конью. На престол был возведен самозванец, выдававший себя за Сиявуша, сына Иззеддина Кейкавуса, более известный под прозвищем "Джимри" (прокаженный). {88} Его везиром стал Караманоглу Мехмед-бей, поспешивший установить связи с самим Иззеддином. Однако осенью подошла армия Абаги и туркменским вождям пришлось отступить от столицы Румского султаната. Впрочем, зимой они еще дважды приступали к стенам города, и лишь благодаря усилиям местных ахи Конья не была взята. В условиях, когда султан и его окружение бежали из Коньи, именно лидеры ахи и их вооруженное ополчение — рунуд — возглавили оборону города. Весной 1277 г. монголам удалось окружить в горах предводителя караманцев. Мехмед-бей и его два брата погибли. Тем временем сельджукский везир с помощью гермиян сумел подавить восстание в западном удже, захватив Карахисар, куда бежал Джимри. Сам Джимри был вскоре пойман и казнен, жестокие репрессии обрушились на его сторонников.

Через несколько лет преемникам Абаги вновь пришлось иметь дело с мятежными туркменами, которые открыто демонстрировали свое неподчинение ставленникам ильхана на престоле в Конье. Такими выступлениями они смогли упрочить свое влияние в общественной жизни Малой Азии. Политическая дезинтеграция в Румском султанате способствовала также усилению роли организаций ахи. Особенно это заметно в событиях, связанных с восстанием Джимри. Но занимая явно враждебную позицию по отношению к караманцам, столичные ахи выражали столь же сильные антимонгольские настроения. Так, во время нового выступления туркмен в 1290—1291 гг., вызванного вымогательствами монгольского ставленника Фахреддина Казвини, они призывали очередного претендента на сельджукский престол расправиться с местным монгольским баскаком и поддерживали связи с мятежным Эшреф-беем. После прихода карательной экспедиции ильхана, когда многие районы Малой Азии подверглись разорению, пользовавшийся большим авторитетом лидер ахи спас Конью от разграбления, но затем он был убит одним из приближенных Алаеддина Кейкубада III. Султан, страшась взрыва возмущения жителей столицы, вынужден был казнить убийцу.

Начавшийся в 90-х годах политический кризис в державе Хулагуидов не позволил ильханам в дальнейшем уделять достаточное внимание событиям, происходившим в Малой Азии. В какой-то мере обращение монгольской правящей верхушки в ислам в период правления Газан-хана ослабило остроту антимонгольского движения. Правление хулагуидского наместника Чобана не было отмечено сколько-нибудь значительными выступлениями, хотя именно при нем окончательно пресеклась династия Сельджукидов (1307 г.). Чобану и его сыну Тимурташу еще удавалось удерживать власть над землями Рума, однако обострившаяся династическая борьба между наследниками Газан-хана существенно ослабила их позиции в Анатолии. В 1327 г., спасаясь от немилости Абу-Саид-хана, занявшего престол Хулагуидов, Тимурташ {89} вынужден был бежать в мамлюкский Египет. С его уходом фактически прекратилось монгольское владычество в Малой Азии.

Образование первых бейликов.

Развал государства малоазийских Сельджукидов во второй половине XIII в. и изменившаяся ситуация в державе Хулагуидов на рубеже XIII—XIV вв. создали благоприятные возможности для появления на территории Анатолии ряда небольших эмиратов — бейликов. Формально они сохраняли зависимость от монгольских наместников и правителей Коньи, выплачивая им ежегодно определенную сумму податей, но фактически довольно скоро превратились в самостоятельные государственные образования. Этот процесс обозначился прежде всего в уджах, где сосредоточилась большая часть кочевых и полукочевых племен, незадолго до этого переселившихся в Малую Азию. Побывавший в этих районах в конце XIII в. известный путешественник Марко Поло так описывал население уджей: "Туркмены чтут Мухаммеда и следуют его закону; люди простые и язык у них грубый. Живут они в горах и на равнинах, повсюду, где знают, что есть привольные пастбища, так как занимаются скотоводством". По свидетельству наблюдательного итальянца, туркмены составляли основную массу сельского населения, тогда как в городах преобладали греки и армяне, занимавшиеся торговлей и ремеслами.

У племен, живших на границах Конийского султаната, сложился определенный военно-кочевой быт: часть соплеменников несла военную службу, другие пасли скот, занимались домашними промыслами. Практически все жители уджей были вооружены — постоянные стычки с соседями из-за пастбищ и угона скота, набеги с целью грабежа или захвата новых земель составляли неотъемлемую часть их каждодневной жизни. Внутреннее управление в уджах отличалось патриархальной демократичностью. Как правило, местные правители — беи — избирались на советах племенной знати и выступали преимущественно в роли военных предводителей. В качестве ближайших сподвижников бея подвизались его родственники — сыновья и братья, которых он назначал управителями захваченных городов и крепостей. Постоянное участие в военных экспедициях сплачивало население уджей и превращало в послушное орудие в руках их вождей. Общему единению способствовала деятельность странствующих мусульманских вероучителей — "баба", выступавших активными проповедниками войны с "неверными". В целом ситуация в пограничных уджах напоминала те порядки, что сложились в Малой Азии в ходе первого вторжения тюркских племен.

Большинство первых бейликов начало свое самостоятельное существование на землях, отвоеванных у "неверных"; это Караман, {90} Ментеше, Чобан. Другие княжества сложились на землях, отведенных их вождям сельджукскими или монгольскими властями; позже, воспользовавшись политической обстановкой, местные эмиры порвали связи со своими сюзеренами и стали независимыми правителями. Так возникли бейлики Эшреф, Гермиян и Хамид. История княжеств Караман, Ментеше, Гермиян известна лучше, ибо они оказали наиболее существенное влияние на дальнейший ход турецкой истории.

Бейлик Караман сложился в предгорьях Тавра к северу и западу от Киликийской Армении. Интересное свидетельство о ранней истории этого княжества оставил армянский летописец XIII в. Смбат Спарапет. Рассказывая о событиях 1263 г., он записал, что "появился некий Хараман из рода кочующих племен исмаильтян (т.е. мусульман), и присоединились многие из его племени, и потребовал он, чтобы величали его султаном. Он сделался настолько сильным, что румский султан Рукн-ед-дин [Кылыч-Арслан IV] не осмеливался возражать ему. Хараман захватил в свои руки большинство областей с крепостями и стал сильно притеснять Исаврию и Селевкию [области к северу и западу от Киликии], пленив жителей. Он дважды разгромил войска царя Гетума, охранявшие границы". Наибольшую известность приобрел его сын Мехмед, завязавший тесные связи с Бейбарсом. Поддержав восстание Джимри, он стал при нем фактическим правителем Коньи. С именем Мехмеда Караманоглу связывается и первая попытка перевода канцелярского делопроизводства с персидского языка на язык "тюрки". Монгольские наместники неоднократно предпринимали походы в земли Карамана, но несмотря на тяжелые поражения княжество продолжало существовать. При преемниках Мехмед-бея оно значительно расширилось. В 1308 г., вновь завладев Коньей, караманские эмиры открыто заявили о своих претензиях стать преемниками сельджукских султанов.

Сын сельджукского наместника в Сивасе Ментеше Челеби начал действовать как вассал Карамана, но затем основал собственное княжество в юго-западной части Малой Азии на территории византийской провинции Кария. Само расположение бейлика — на значительном удалении от монгольских властей и по соседству с владениями византийцев, генуэзцев, венецианцев на побережье Эгейского моря — определило и характер действий эмира и его преемников. Они были направлены на расширение зоны влияния Ментеше в Западной Анатолии и одновременно на получение доходов от левантийской торговли. Свои замыслы наследники основателя бейлика сумели реализовать лишь отчасти. Им удалось установить контроль над землями южнее р. Меандр (Большой Мендерес). С помощью местных греческих моряков был {91} создан собственный флот. Его назначением были не столько торговые перевозки, сколько пиратские операции в Эгейском море. Однако активность пиратов Ментеше оказалась вскоре скована противодействием рыцарей Ордена госпитальеров (иоаннитов), обосновавшихся в 1306—1309 гг. на о. Родос и посвятивших себя борьбе с мусульманским присутствием в Средиземноморье.

Как и Ментеше, бейлик Гермиян сложился на базе западного пограничного уджа, соседствовавшего с владениями Никейской империи. Еще в начале 40-х годов гермиянцы были использованы для подавления восстания Баба Исхака. Спустя два десятилетия их переместили на запад, к Кютахье, чтобы противодействовать местным туркменским вождям из бейлика Денизли, который был уничтожен монголами после восстания Джимри. В начале 80-х годов гермиянские эмиры сами выступили против правителей Коньи. Укреплению нового бейлика в немалой степени способствовали внешние обстоятельства, в частности крах Латинской империи и воссоздание Византийской империи в 1261 г. Вновь утвердившиеся в Константинополе Палеологи сосредоточили все свое внимание на сохранении балканских владений. Оборонительная система, существовавшая до этого времени в западных районах Малой Азии, пришла в упадок и не могла более сдерживать напор тюркских кочевников — "отчаянных воинов", по определению арабского автора XIV в. Успешные походы гермиянских военачальников на византийские земли подняли престиж княжества и позволили существенно расширить его территорию. В начале XIV в. бейлик располагался на землях, простиравшихся от Филадельфии (Алашехира) на юге до Анкары на севере и Кыршехира на востоке.

В отличие от первых трех княжеств эмират, управляемый наследниками Хюсамеддина Чобана, предводителя экспедиции в Крым, просуществовал недолго. Он сложился на базе северо-западного уджа, занимавшего важную в стратегическом отношении территорию между Никейской империей и Трапезундом. Его вожди часто выступали в качестве предводителей местных "гази". Они также активно участвовали в сложной политической борьбе между различными претендентами на султанский престол в Конье, помогая то одному, то другому представителю династии Сельджукидов поддерживать связи с Константинополем и Трапезундом. Эта деятельность не прошла мимо внимания монгольских властей в Анатолии. В 1291 г. монголы помогли предводителю небольшого отряда Шемседдину Яману Джандару разделаться с последним эмиром из рода Чобанидов и создать собственное княжество на захваченных землях. {92}

Глава 8

Анатолийские бейлики в XIV — первой половине XV в.

Борьба за сельджукское наследство.

Успех караманцев, захвативших в 1308 г. Конью, оказался кратковременным. Вскоре очередная экспедиция монгольских войск под предводительством ильхана Олджайту вынудила караманского бея ретироваться к горам Тавра. Однако само появление туркменских вождей в Конье имело важные последствия: с падением столицы наступил окончательный крах государства малоазийских Сельджукидов. Пресеклась не только династия, правившая в землях Рума, но и перестала существовать в какой бы то ни было форме зависимость правителей бейликов от конийских султанов. Соперничество отдельных эмиров обрело отныне ясно выраженную цель: достижение верховенства над всеми тюркскими владениями в Малой Азии.

На первых порах борьба за сельджукское наследие сдерживалась монгольским присутствием. Однако ситуация в корне изменилась после того, как вместо Тимурташа анатолийским наместником был назначен Шейх Хасан Бозорг. Он мало интересовался происходившим в Малой Азии, передав все дела по управлению своему ставленнику уйгуру Алаеддину Эретна (ум. 1352). А после гибели в междоусобной войне в Иране Шейха Хасана Бозорга (1356) малоазийские бейлики окончательно освободились от всякой внешней зависимости. Эретна еще в 1333 г. объявил себя правителем Румского эялета, превратившегося затем в крупный самостоятельный бейлик. Наряду с ним в 20–30-х годах XIV в. в Центральной и Восточной Анатолии появилось еще несколько независимых княжеств — Джандар, Джаник, Эрзинджан. Несколько позже в районах, прилегающих к северной Сирии, утвердились туркменские династии Зулькадирие и Рамазаногуллары, тесно связанные с мамлюкским Египтом. Именно правители этих бейликов, заручившись поддержкой беев Карамана и египетского султана, добились падения Киликийского Армянского царства в 1375 г.

Какова бы ни была ориентация тех или иных эмиров, все они — в силу союзнических отношений, династийных браков неродственных связей — оказались втянуты в борьбу за право считаться преемниками Сельджукидов. Достижение этой цели могло стать первым шагом на пути к бывшей столице Великих Сельджукидов — Багдаду, а иными словами — к утверждению своей власти на мусульманском Ближнем Востоке. Поскольку в соперничество вступали все новые и новые претенденты, оно растянулось вплоть до конца XIV в. {93}

Анатолийские бейлики в первой половине XIV в. {94}

Эгейские эмираты и их роль в жизни Западной Анатолии.

В стороне от борьбы за сельджукское наследство остались лишь княжества, созданные на рубеже XIII—XIV вв. на малоазийском побережье Эгейского моря военачальниками из Ментеше и Гермияна. Их имел в виду византийский автор второй половины XIV в. Никифор Григора, рассказывая об упадке Сельджукского государства. Он отмечал, что "не только сатрапы и люди, отличавшиеся родом и заслугами, разбили между собой царство на множество участков, но и многие из людей незнатных и неизвестных, окружив себя всяким сбродом, взялись за разбой, не имея при себе ничего, кроме лука и колчана".

В византийских источниках начала XIV в. часто упоминается Сасан (Саса-бей), зять Ментеше, действовавший первоначально от его имени. Затем он создал собственный бейлик, захватив в 1304 г. Эфес (Сельчук), Тир (Тире), Бирги и Магнезию (Манису). Примерно в это же время объявил о своей независимости военачальник из Гермияна Айдын, подчинивший себе земли к северу от р. Меандр. Сначала Саса-бей и Айдын действовали совместно, как союзники. Затем их интересы разошлись и начались раздоры, в ходе которых Саса-бей погиб, а победитель присоединил владения бывшего союзника к своему бейлику.

Севернее земель Айдына обосновался еще один выходец из Гермияна Сарухан. На территории Мизии стали хозяйничать наследники Мелика Данышмендида — Калем и его сын Кара-Иса. По имени последнего получил название созданный ими бейлик Кареси. По соседству с ним, в Вифинии, начал свое существование и Османский бейлик, из которого позже выросло Османское государство.

Отрезав владения гермиянских эмиров от территорий, населенных "неверными", новые бейлики взяли на себя важнейшую функцию пограничных уджей, заключавшуюся в ведении "священной войны" за захват владений византийцев и итальянских государств в бассейне Эгейского моря. Именно этим княжествам с 20–30-х годов XIV в. стала поступать и большая часть награбленных богатств "гяуров", сюда же устремился и основной поток пришельцев из внутренних районов Анатолии, желавших влиться в ряды "борцов за веру". К середине 30-х годов практически вся Западная Анатолия оказалась в руках правителей Эгейских эмиратов. Никифор Григора с горечью констатировал, что "варвары заняли земли до самого Лесбоса и поделили их между собой".

Важнейшую роль в жизни приморских бейликов стали играть пиратство и работорговля. Создав, по примеру эмиров Ментеше, собственный флот, беи Айдына, Сарухана, Кареси стали причинять большой вред левантийской торговле и населению островов Эгейского моря. Уже в первые десятилетия XIV в. отряды из Эгейских эмиратов стали появляться и на территории Балкан, действуя в качестве союзников отдельных {95} балканских правителей и подвергая местное население жестокому грабежу и насилиям. Ущерб, который несли балканские государства и европейские страны в результате действий тюркских пиратов и наемников, заставил их правителей предпринять совместные ответные действия.

Они нашли свое наиболее полное выражение в организации крестового похода в 1343—1344 гг. с целью отвоевания Смирны (Измира). Этот крупнейший порт на Эгейском побережье Малой Азии был захвачен в 1329 г. айдынским эмиром Гази Умур-беем, который использовал его как базу для совместных с соседними беями пиратских экспедиций. Никифор Григора назвал его "самым могущественным из сатрапов", отмечая, что он заполонил море своими судами, за короткое время стал хозяином моря и страшной угрозой для эгейских островов, а также для Эвбеи и Пелопоннеса, жителей Крита и Родоса, всего побережья от Фессалии до Византии. По сообщению ал-Умари, правитель Айдынского бейлика мог выставить войско в 70 тыс. конных и пеших воинов.

Крестовый поход против Умур-бея увенчался успехом. Соединенные силы участников Священной лиги — папа Римский, Венеция, Орден госпитальеров — захватили Смирну, была уничтожена большая часть турецкой флотилии. В 1348 г. при попытке вернуть себе Смирну Умур-бей погиб. К середине XIV в. в результате активных действий членов Лиги военный и экономический потенциал Эгейских эмиратов был существенно подорван, заметно снизилась их внешнеполитическая активность.

Факторы возвышения Османского бейлика.

Условия развития бейлика, известного по имени первого независимого правителя этого княжества — бея Османа (1258—1324), оказались более благоприятными, чем другие.

Османский бейлик образовался на базе располагавшегося вдоль течения р. Сакарья пограничного уджа, где главную роль первоначально играли представители династии Хюсамеддина Чобана. Владения отца Османа, Эртогрула, утвердившегося здесь же в первой половине XIII в., находились западнее Сакарьи в византийской области Вифиния. После монгольского нашествия зависимость правителей бейлика от сельджукских султанов стала чисто номинальной, а с распадом княжества Чобанидов османцы стали играть ведущую роль в удже, возглавив походы на земли "неверных". Принято считать, что около 1300 г. Осман окончательно освободился от подчинения Сельджукидам и стал проводить самостоятельную политику, нацеленную на расширение своих владений. В труде византийского историка начала XIV в. Пахимера имя Османа впервые упомянуто в связи с битвой у Бафеуса, близ Измида, состоявшейся 27 июля 1302 г. Обеспокоенные возросшей активностью османцев, действовавших по соседству с {96} Константинополем, византийские правители направили против них отряд в 2 тыс. воинов под командованием Музалона. Навстречу им выступило войско Османа, насчитывавшее около 5 тыс. человек. В разыгравшемся сражении византийцы были полностью разгромлены.

Османский бейлик уступал другим княжествам и по территории, и по ряду социально-экономических показателей. Однако географическое положение, а также политическая ситуация, сложившаяся к началу XIV в., благоприятствовали его быстрому расширению. Район вокруг городка Сёгют, ставший первоначальным ядром будущего государства, был весьма далек от тех областей, где господствовали монголы. Выплачивая им дань, правители княжества могли быть фактически самостоятельны в своих действиях. Бейлик не имел общей границы с Караманом, и предводители последнего не могли помешать начальным успехам османцев. Сильное соседнее княжество Гермиян вело в то время войны с Византией, к тому же соперничество с Караманидами отвлекало внимание гермиянских эмиров от событий в Вифинии. Эгейские эмираты были слишком заняты своими пиратскими набегами, чтобы следить за действиями Османа и его окружения.

Важным фактором, способствовавшим росту княжества, было его соседство с Византией. Наступление османцев на владения империи в Малой Азии позволило им существенно расширить границы своих земель и вместе с тем обеспечило постоянный приток новых сил в виде добровольцев из других малоазийских бейликов для участия в "священной войне" против "неверных". В результате походов, осуществленных еще при жизни Осман-бея, была захвачена территория вокруг хорошо укрепленной крепости Бруса (Бурса), которая сдалась после длительной осады уже сыну Османа — Орхан-бею (1324—1362) и стала новой столицей бейлика. В 30-х годах пали и последние византийские города Никея и Никомедия. Посетивший в это время Малую Азию арабский путешественник Ибн Баттута гак рассказывал об Орхане: "Этот султан — самый могущественный из туркменских правителей, самый богатый сокровищами, городами и воинами. У него около ста укрепленных замков, которые он беспрестанно объезжает. Он проводит по нескольку дней в каждом из замков для наблюдения за их состоянием и ремонтом". При всей преувеличенности оценок Ибн Баттуты его рассказ интересен как свидетельство быстро растущей силы княжества. Неслучайно, что в 40-е годы османцы легко смогли аннексировать соседнее княжество Кареси и выйти к черноморским проливам.

В последующие годы под контролем Орхан-бея оказался важный экономический район Малой Азии от Бурсы до Анкары, через который проходили основные торговые пути из внутренних районов Азии к портам Эгейского моря. Торговые сборы стали обеспечивать османской {97} казне большие доходы. Вместе с тем военный потенциал княжества был еще недостаточен, чтобы османцы могли преодолеть Босфор и захватить Константинополь, считавшийся крупнейшей крепостью своего времени. Не были уверены османские беи и в благополучном исходе соперничества с Караманом, Гермияном и другими малоазийскими бейликами за сельджукское наследство. В таких условиях основным объектом новых захватнических планов стали земли, лежавшие за Дарданеллами. Решение, принятое Орханом и его окружением, было достаточно рискованным: ведь переброска основных сил на Балканы лишала османские владения в Анатолии надежного прикрытия. Однако продолжавшееся противоборство малоазийских эмиров оказалось достаточной гарантией сохранности границ княжества.

Эретна и другие бейлики Центральной и Восточной Анатолии.

К середине XIV в. эпицентр политической напряженности в Малой Азии переместился в центральные и восточные районы, где после окончательного краха монгольского владычества вновь проявился ряд самостоятельных эмиратов. Среди них особо выделялся бейлик Эретна (или Эртена). Свое название он получил по имени основателя правившей в нем династии, бывшего первоначально наибом (помощником) монгольского наместника в Анатолии. Эретна стал фактическим хозяином большей части Центральной и Восточной Анатолии, включая Сивас, Кайсери, Аксарай, Анкару, Нигде, Амасью, Токат, Эрзинджан, Самсун и Мерзифон. Через несколько лет его имя стало упоминаться в пятничных молитвах (хутбе) и чеканиться на монетах с титулом "султан", что свидетельствовало об утверждении Эретны в качестве независимого правителя. Вплоть до самой смерти в 1352 г. он признавался одним из наиболее влиятельных малоазийских властителей, поскольку ему удавалось не только сохранить целостность своих владений, но и расширять их за счет соседей. Однако осуществление этого курса давалось ему нелегко. Не раз он был вынужден обращаться за помощью к мамлюкским султанам Египта и объявлять себя их наибом. Его наследники не были столь же удачливыми политиками и не смогли предотвратить отпадение ряда земель (Амасья, Джаник, Эрзинджан и др.), управители которых объявили себя независимыми беями.

Попытку восстановить бейлик в его прежних границах предпринял Кади Бурханеддин Ахмед (1345—1398), известный в то время правовед, государственный деятель и поэт. Он вырос в семье кадия Кайсери и еще в молодые годы сменил отца на его посту. Благодаря своим способностям и высокой образованности Бурханеддин сумел быстро выдвинуться при дворе внука Эретны Алаеддина Али в Сивасе. В 1378 г. последний назначил его своим везиром. После смерти Алаеддина Али-бея (1380) Бурханеддин Ахмед стал фактическим правителем княжества, а в 1390 г., устранив последнего отпрыска династии Эретна, {98} провозгласил себя султаном. Опираясь на союз с туркменскими и монгольскими кочевыми племенами, умело играя на противоречиях и амбициях владетелей небольших соседних бейликов, он сумел в значительной мере осуществить задуманные планы. Ему удалось добиться покорности мятежных наместников и вернуть под свой контроль многие города и крепости Центральной Анатолии. Однако попытка утвердиться в Малатье вызвала острый конфликт с мамлюкским Египтом. Египетские войска совместно с отрядами некоторых анатолийских беев в 1388 г. в течение 30 дней осаждали Сивас. Не добившись успеха, египетский султан Баркук пошел на заключение мира с Кади Бурханеддином.

На следующий год султан Сиваса выступил одним из инициаторов антиосманской коалиции, в которую вошли эмиры Карамана, Айдына, Сарухана, Ментеше, Гермияна и Хамида. Союзники, поняв наконец всю опасность дальнейшего роста могущества османов, попытались использовать сербский поход сына Орхана Мурада I (1362—1389), чтобы нанести сокрушительный удар по его владениям в Малой Азии. Эта цель не была достигнута. Более того, новый османский правитель Баязид I (1389—1403) быстро нанес ответный удар, в результате которого им были оккупированы земли княжеств Западной Анатолии. Новый союз, объединивший Бурханеддина с беями Карамана и Кастамону, вынудил Баязида остановить дальнейшее наступление и принять посредничество Каира для временного замирения со своими противниками.

В отличие от других малоазийских беев сивасский султан не испугался угроз среднеазиатского эмира Тимура, который в 1394 г. вторгся на территорию Анатолии. По инициативе Кади Бурханеддина начала создаваться коалиция противников Тимура, в которую вошли Баязид I, Баркук и хан Золотой Орды Тохтамыш. Известия о переговорах союзников вынудили грозного завоевателя на этот раз отказаться от дальнейшего продвижения вглубь Анатолии и отправиться в поход на Тохтамыша.

Арабский историк тех лет Айни, высоко оценивая политику правителя Сиваса, писал, что "Кади Бурхамеддин не склонил головы ни перед османским государем, ни перед египетским султаном, ни перед Тимуром". Тем не менее последние годы деятельности этого политика и ученого были наполнены трудной борьбой против соперников, наступавших с разных сторон. В их числе оказались не только османцы и караманцы, но и менее именитые противники — Мутаххартен, правитель известного с 30-х годов XIV в. княжества Эрзинджан, беи Зулькадирие и Рамазаногуллары, а также вожди сложившихся в Восточной Анатолии после распада державы Хулагуидев туркменских конфедераций Аккоюнлу (Белобаранные, по изображению тотема на знамени) {99} и Каракоюнлу (Чернобаранные). В столкновении с войсками "белобаранных" Кади Бурханеддин потерпел поражение и был убит (1398). Его гибель привела к быстрому распаду государства, большинство подданных которого предпочли принять власть Баязида.

Не надолго пережил своего соперника Мутаххартен, умерший в 1403 г., а вскоре перестало существовать и его княжество со столицей в Эрзинджане. Все эти события создали благоприятные возможности для укрепления и территориального расширения конфедераций Аккоюнлу (в верховьях Тигра с центром в Диярбакыре) и Каракоюнлу (основные владения в районе оз. Ван с центром в Эрзуруме). На протяжении первой половины XV в. оба объединения превратились в две большие соперничающие державы, владения которых охватывали не только Восточную Анатолию, но и Азербайджан, Армению, Курдистан, западные области Ирана и Месопотамию (Ирак Арабский).

Конец существования анатолийских бейликов.

Если в первой половине XIV в. в Малой Азии насчитывалось до 20 больших и малых княжеств, то к концу столетия их количество заметно уменьшилось за счет поглощения одних другими. К этому времени выделились три основных центра притяжения: Караман, правители которого в 1335 г., еще раз завладев Коньей, объявили себя преемниками Сельджукидов, Сивасский султанат Кади Бурханеддина и быстро набиравшее силу Османское государство. Закрепившись на Балканах, османская верхушка решила, что настало время для утверждения своего верховенства и в Анатолии. Курс на поглощение соседних бейликов начал осуществлять еще Мурад I, но наиболее активно его проводил Баязид.

В пылу междоусобной борьбы за сельджукское наследие малоазийские эмиры не смогли своевременно оценить возросшие возможности османцев и оказались не в состоянии соперничать с ними. К тому же Мурад предпочитал не прибегать к силе в отношении мусульманских княжеств, а использовать различные дипломатические средства, династийные браки, фиктивные покупки тех или иных земель. Первая крупная военная операция была проведена в 1387 г. во время конфликта с беями Карамана из-за раздела территории бейлика Хамид (Центральная Анатолия). В данном случае применение оружия османская сторона оправдывала тем, что Караманиды вступили в сговор с "неверными" — правителями Венеции, Сербии, папой Римским.

Сама готовность мусульманских беев заключить союз с христианскими противниками Мурада показывала, что собственных сил Карамана было недостаточно для противостояния османцам. Однако ни попытки договориться с европейскими государями, ни усилия Кади Бурханеддина по созданию антиосманской коалиции в самой Малой Азии не принесли ожидаемых результатов, поскольку замыслы участников были узко эгоистичны. Каждый из них рассчитывал обойтись {100} малыми жертвами, полагая, что сможет, не вступая в прямое противоборство с сильным соперником, ослабить его борьбой с другими своими союзниками. Османская верхушка искусно использовала взаимную подозрительность и нерешительность, царившие в стане противников. В 1389—1390 гг. Баязиду удалось подчинить себе княжества Западной Анатолии — Ментеше, Айдын, Сарухан и Гермиян. В 1390—1392 гг. им были разгромлены основные силы Карамана и уцелевшим членам династии пришлось признать его главенство. Несколько позже вынужден был подчиниться Баязиду и правитель Кастамону из династии Джандарогуллары.

В последующие годы ситуация в Анатолии осложнилась, поскольку у Баязида появился новый и очень грозный противник в лице Тимура. За 35 лет своего правления (1370—1405), проведенных в непрестанных военных походах, Тимур создал огромную империю, простиравшуюся от Северной Индии до Восточной Анатолии. Желая стать единовластным правителем мусульманского мира, он последовательно убирал всех возможных своих соперников.

Угроза нашествия Тимура, ставшая реальной после первых его вторжений в 1394 и 1396 гг., вынудила малоазийских эмиров определить свою позицию к этому удачливому и жестокому завоевателю. В то время как Кади Бурханеддин выступил за совместные с Баязидом действия против Тимура, другие беи поспешили установить с ним дружественные связи. С его помощью они рассчитывали подорвать могущество как Баязида, так и Кади Бурханеддина и тем самым изменить соотношение сил в Анатолии в свою пользу. Такова была реакция Мутаххартена и спасшихся Караманидов. На приход Тимура надеялись и бывшие правители Эгейских эмиратов, тайком перебравшиеся в его ставку.

Гибель Кади Бурханеддина, внутренние неурядицы в Египте позволили Баязиду существенно расширить свои владения в Анатолии: он присоединил к ним земли Сивасского султаната, бейликов Джаник и Амасья, а также города Малатья, Эльбистан, Дивриги, ранее находившиеся под контролем мамлюков. Вместе с тем неизбежным оказалось и его столкновение с Тимуром. В решающем сражении в 1402 г. под Анкарой на сторону Тимура перешли войска, набранные в Кареси, Сарухане и Айдыне. Их примеру последовали отряды из Ментеше, Хамида и Гермияна. В результате Баязид потерпел сокрушительное поражение.

Чтобы не допустить возрождения османского могущества Тимур восстановил самостоятельность бейликов, но большинство из них, оказавшись в состоянии династийной и междоусобной борьбы, просуществовало лишь 15-20 лет. Все они были вновь поглощены Османским государством. К началу 20-х годов XV в. окончательно перестал {101} существовать бейлик Сарухан, спустя несколько лет — Ментеше, Айдын и Теке (часть Хамида, сохранившая свою самостоятельность после раздела княжества в конце XIV в.). В 1428 г. отказался от своих владельческих прав последний эмир Гермияна Якуб Челеби. Определенную самостоятельность сохранили до середины XV в. лишь несколько бейликов: в Западной Анатолии — Джандар (другое название Исфендиярогуллары), вобравший в себя соседние бейлики Синоп и Борлу, в Центральной Анатолии — Караман, заметно сократившийся со времен Тимура, в Юго-Восточной Анатолии — Зулькадирие и Рамазан, продолжавшие существовать благодаря покровительству мамлюкского Египта. Вне османских владений оставалась Восточная Анатолия, где шла упорная борьба между Каракоюнлу и Аккоюнлу.

В начале 60-х годов османский султан Мехмед II Фатих, осуществляя завоевание черноморского побережья Малой Азии, аннексировал владения Исфендиярогуллары. Затем в 1465 г. он направил свои войска против Карамана. Правители этого княжества пытались противостоять ему, вступив в союз с главой правящего клана Аккоюнлу Узун Хасаном и заручившись обещаниями о помощи со стороны Венеции, Венгрии и некоторых других европейских государств. Однако, как и прежде, попытки наладить совместные действия успеха не имели. В течение двух лет Мехмед Фатих сумел сломить сопротивление караманцев, но окончательно включить княжество в состав своего государства он смог лишь после победы в войне с Аккоюнлу. В сражении при Башкенте (1473) османская армия разгромила войско Узун Хасана и его союзника караманского бея. Благодаря этому успеху Фатиху удалось в основном завершить объединение Малой Азии под властью османской династии.

Глава 9

Социально-экономические и этно-культурные процессы в малоазийских бейликах

Преемственность и перемены в сельской жизни.

Образование независимых бейликов заметно сказалось на жизни основной массы населения Анатолии. Само по себе исчезновение единого центра политической власти не могло вызвать каких-то сдвигов в характере деятельности земледельцев и кочевников-скотоводов, но условия их жизни и труда изменились. Постоянные конфликты между бейликами, борьба за верховенство, стремление беев к расширению своих владений серьезно осложняли жизнь деревенских общин, зато позволили номадам {102} получить большую свободу действий и добиться увеличения площади пастбищ за счет пахотных земель. Одновременно с умножением массы кочевых и полукочевых элементов произошло сокращение численности земледельцев из-за разорения, ухода части крестьян в отряды беев и эмиров, а также из-за оттока сельской молодежи в города.

Другим следствием политической раздробленности можно считать перемены в аграрных отношениях. В то время как существование пограничных уджей в государстве Сельджукидов было связано с узурпацией прав государства как собственника земли и с повышением удельного веса мулька, т.е. безусловного, наследственного землевладения, последующее превращение уджей в самостоятельные политические образования дало толчок для обратной эволюции — обращения собственных владений правителя уджа (уджбея) в казенные земли (мири). По мере упрочения власти правителя княжества и удачного осуществления им курса на аннексию владений соседних династов государственный земельный фонд увеличивался. Этому способствовало также возросшее в результате монгольского нашествия воздействие тюрко-монгольской традиции в жизни Анатолии. Выступавшие носителями патриархально-общинных устоев и представлений скотоводческие племена были той социальной силой, на поддержку которых опирались анатолийские беи в своей политике, направленной на максимальное расширение государственных земель.

Дальнейшая история бейликов отмечена складыванием системы условного землевладения за счет раздачи служебных пожалований. Этот процесс не означал наступления нового этапа в развитии аграрных отношений в средневековой Турции, но выражал определенный возврат к тем порядкам, которые уже существовали в сельджукском обществе. Разумеется, речь идет не о возрождении институтов, существовавших при Сельджукидах, но о появлении в XIV—XV вв. категорий землевладения, типологически схожих с теми, что были широко распространены в ХII—ХIII вв. В разных бейликах это сходство было неодинаковым. В таких княжествах, как Караман, что сложились на территории Конийского султаната, аграрные порядки были ближе к сельджукидскому образцу, чем в Эгейских эмиратах, образовавшихся на землях, которые еще недавно принадлежали византийцам.

Общим моментом для большинства бейликов можно считать появление еще в XIV в. такой категории служебного землевладения, как тимар. Его характерной чертой было пожалование права на сбор налогов, как правило с сельского населения, за выполнение определенной, чаще всего военной, службы. В этом он был схож с классическим для мусульманского средневековья институтом икта. Однако использование нового, заимствованного из персидского языка термина (означающего "попечение, милость, вознаграждение") для обозначения условного пожалования свидетельствует о том, что тимар имел и определенные отличия от сельджукского икта, отражая специфические условия, существовавшие в Анатолии XIV — первой половины XV в. {103}

В Караманском бейлике тимар оказался тесно связан с системой "маликяне-дивани". Поскольку правители княжества утверждали преемственность своей власти от Сельджукидов, они не могли насильственно упразднить прежние аграрные порядки, для которых было характерно широкое распространение мулькового и вакуфного землевладения. Не имея возможности увеличить фонд казенных земель, Караманиды пошли по другому пути. За владельцами мульков и управителями вакфов было сохранено право на получение "текялиф-и шерие", т.е. шариатских налогов (ушр, джизья и некоторые другие). Эти сборы назывались "маликяне”. Право на взимание других групп налогов, в частности "текялиф-и орфие” (сборы на основе традиции) и "авариз-и дивание" (чрезвычайные налоги), правители княжества оставили за собой. Эта часть доходов составляла категорию "дивани". Именно они и передавались в качестве условного пожалования. Тимар в Карамане был очень схож с "классическим" видом икта IX в. Оба эти аграрных института представляли собой не столько земельное держание, сколько право на получение дохода от труда земледельцев. Поскольку государство определяло и размер территории, и количество крестьянских наделов, с которых следовало собирать налоги, и саму величину поступлений, то можно считать, что основу икта IX в. и караманского тимара составляло отчисление от взимаемой государством централизованной ренты. Однако второе владение отличалось от первого более сложным порядком получения дохода.

В Эгейских эмиратах тимар воспроизводил византийскую пронию — земельное пожалование за службу, получившее широкое распространение в Византии с XIII в. Кстати, и само слово "тимар" эквивалентно по значению термину "прония", который, в свою очередь, эквивалентен латинскому "бенефицию". Судя по сохранившимся свидетельствам, тимары в Западной Анатолии делились на "свободные" (сербест) и "несвободные" (сербестсиз), в зависимости от того, как присваивались поступления с податного населения. Свободные держания, передаваемые представителям власти на местах, отличались тем, что основные подати (кроме джизьи) принадлежали их владельцам. Держатели несвободных тимаров должны были делить отдельные виды сборов, в частности штрафы за проступки и налог на скот, с местными управителями.