Бэтмэн. Новые приключения

— И много возил?

— Миллионы, — соврал Брамс.

— Миллионы, говоришь?

— Ну, может, чуть меньше, — неохотно поправился тот.

— И я думаю — поменьше. Знаешь, разница большая, когда держишь в руках свои кровные и когда перевозишь чужие. Свои — это как собственная жена, можешь ломать, можешь мять. А вот с чужой женой всегда иное обращение.

Брамс наморщил лоб, вспомнив свою любовницу, жену приятеля. Действительно, Глюк прав. Если своей жене он мог позволить сказать какую-нибудь гадость, выругаться или попросту толкнуть в плечо, заехать по лицу, то с любовницей подобное обращение было невозможно.

— Да, Глюк, ты абсолютно прав.

— Слушай, давай договоримся раз и навсегда: чтобы я больше никогда не слышал этой расслабленности в твоем тоне.

Брамс повернул голову, искоса глядя на Глюка.

— Вас понял, — с трудом произнес Брамс, внезапно переходя на вы. — А вы как будете меня называть?

— А как тебе нравится? Как тебя называет твоя любовница?

Брамс чуть покраснел, глаза суетливо забегали.

— Так называют только женщины. Мы же с вами не голубые?

— Но и не бесцветные, — ехидно пошутил Глюк.

— Можете называть Пупой.

— Хорошо, Пупа. Твой телефон я знаю, позвоню и сразу приходи. А пока займись кадровыми вопросами.

— Понял, шеф.

— Кадры решают все, — как говорил один иностранец.

— А вы мне выпить, шеф, не предложите?

— У меня не пьют и не курят. И предупреди людей: если я увижу кого-нибудь выпившим, он будет трупом.

— Ну, зачем так? Солдату перед делом бывает полезно выпить.

— Это смотря перед каким делом. Пьют слабаки перед лицом своих страхов. А мне не страхи переживать нужно, а дело сделать быстро.

Брамс явно мялся, не решаясь о чем-то спросить. Глюк заметил это и вновь улыбнулся, оскалив желтоватые зубы.

— Хочешь спросить о чем-то, Пупа? Так спрашивай, не стесняйся.

— Сколько я получу?

— Мы же с тобой договорились.

— Я хочу еще раз услышать.

— Если все пройдет хорошо, если все закончится благополучно, ты получишь двадцать штук.

— Понял.

Брамс поднялся с какой-то странной улыбкой. Эта улыбка не очень-то подходила к выражению его глаз. Он явно не верил, что можно вот так запросто получить большие деньги, пусть даже и за преступление.

— Я не выдумываю. Ты получишь эти деньги. А теперь ступай, мне еще надо поработать.

Брамс покинул квартиру.

Глюкас Вандрос расхаживал по комнате, подходя то к одному окну, то к другому, отодвигая шторы, выглядывая на улицу. На его бледно-желтом лице застыло выражение легкого презрения ко всему миру. Глаза поблескивали, выдавая работу мысли. Крепкие пальцы время от времени подрагивали. Бывший сотрудник стучал ногтями о край подоконника, отбивая такты марша Шопена.

— Ты труп, Брамс-Пупа, труп. Но ты сам еще об этом не знаешь. Все вы будете трупами. Только Глюк останется в живых. Только он один будет владеть несметным состоянием.

Ровно через полтора часа в дверь вновь позвонили, и на пороге появился коренастый мужчина с двухдневной щетиной на лице. Когда мужчина снял кепку и вытер вспотевший лоб, Глюк предложил ему сесть. Что-что, а выдержать паузу Глюк умел. Тот опустился на диван, пружины заскрипели, и Глюк прикинул, что его гость весит никак не меньше ста пятнадцати килограммов. Действительно, мужчина был крепкий, напоминал медведя. Глубокие залысины светлели на его загорелом обветренном лице.

— В чем заключается моя работа?

— Ты и еще один человек должны будете встретить меня с грузом. У вас должна быть машина.

— Какой будет груз? Сколько?

— Этого я еще не знаю. Но машина должна быть вместительная.

— А вес груза?

— Рассчитывай на полторы тонны.

Мужчина сузил глаза, потер щеку и присвистнул.

— Тонны полторы?

— А ты что, рассчитывал на легковой перевезти?

— В общем-то да.

— Нет, не пойдет, машина должна быть большая.

— Микроавтобус подойдет?

— Нет, не подойдет, — бросил Глюк. — Должна быть бортовая машина. Габариты пока неизвестны. Номера могут быть любые.

— А накладные на груз?

— Вот накладные, — Глюк вытащил из кармана пачку долларов. — Думаю, что с такими накладными можно проехать в любую точку штатов.

Гость повернул голову на крепкой шее, пристально посмотрел на пачку денег и затем закивал. Этот мужчина был вообще неразговорчивым субъектом, а когда говорил, то слова вылетали из его уст как испуганные вороны из крон кладбищенских деревьев.

— Хорошо, будь по-твоему, — перейдя на «ты», бросил мужчина. — Когда должна быть машина?

— Она все время должна стоять наготове.

— Мне ее еще надо достать.

— Это твои проблемы.

— Хорошо, — пробурчал гость, сунув руку за пазуху.

От этого движения гостя Глюк немного поежился.

«Не дай бог выхватит сейчас пушку, выстрелит мне в грудь или в голову, заберет деньги и с концами. И тогда моим планам не суждено будет сбыться. Мало того, что могут пристрелить бывшие коллеги, так еще и свои могут убить», — мелькнула мысль.

От этой мысли глаза Глюка вспыхнули еще ярче, они стали как два горящих угля.

— Так ты меня понял?

— Понял, — мужчина поднялся и протянул широкую руку. Глюк догадался, чего хочет гость. Пачка долларов перекочевала из кармана пиджака на широкую темную ладонь гостя.

— Ты зачем с собой пушку все время таскаешь? — поинтересовался Глюк, сжимая в своем кармане рукоять пистолета.

— На всякий случай.

— Какой еще случай? Ты мне это брось. Все должно быть точно. Не дай бог тебя прихватят прежде времени! Тогда плакали твои денежки.

— Меня-то прихватят?.. — выдохнул мужчина и улыбнулся жуткой улыбкой. — Не родился еще тот коп, который меня прихватит. В гробу я их всех видал.

— Ладно, не зарекайся. Ступай.

— Жду звонка, — покидая квартиру, пробурчал зловещий гость.

Он вышел, держа кепку в руке.

Глюк через минуту раздвинул планки жалюзи и выглянул на улицу. Коренастый мужчина подошел к джипу, рванул на себя дверь, легко взобрался в машину, и та, выдохнув облако дыма, сорвалась с места. Завизжали протекторы по темному от недавнего дождя асфальту.

— Придурок! — прошептал Глюк. — Но ничего не поделаешь, и с такими придется иметь дело. Правда, и его век недолог.

Глюк вошел в маленькую кухню, открыл холодильник, вытащил палку сырокопченой колбасы и большим ножом быстро отрезал себе несколько широких кусков. Затем взял хлеб и, накалывая куски колбасы на острие ножа, принялся есть, щуря чуть слезящиеся глаза. Он стоял, чуть ссутулившись, затем повис над столом и посмотрел в окно на спешащих, занятых своими делами жителей города Сан-Франциско.

«Уроды! Уроды! Куда-то бегут, куда-то торопятся, целуются, плачут, расстаются… И знать не знают, что может произойти, и думать не думают, что сейчас на них смотрит сквозь стекло человек, в чьих руках скоро окажется их жизнь. Боже, какие они беспечные! Радуются снегу, солнцу, радуются жратве, деньгам. Мужики радуются женщинам, женщины — украшениям, обновкам, цветам, духам. И не думают, не подозревают, что над ними стоит Глюкас Вандрос и держит их, как кукловод за ниточки, в своих руках. Стоит ему пошевелить пальцами, как все придет в движение.

И сильные мужчины, и слабые женщины, заплаканные дети будут прятаться, молить его о пощаде. Как все просто! Они надеются на власть, на полицию, на ФБР, на армию, надеются на безмозглых политиков, думая, что все эти структуры, все эти надстройки смогут их защитить. Но надстройка-то давным-давно прохудилась и напоминает дырявую крышу. Стоит подуть ветру, как заскрипят стропила и полетят доски. Обрушатся углы, стекла со звоном вылетят из домов, и ветер смерти страшным, жутким смерчем закружит людишек, подхватывая легко, как песчинки, бросая и разбивая, превращая в пыль, в грязь, в ничто. Боже, какие они все беспечные и самонадеянные!»

Глюк дожевал ломоть колбасы, крепко сжал рукоять ножа и с силой вогнал нож в разделочную доску. Нож еще долго вибрировал, черная ручка напоминала метроном.

«Ладно, не время предаваться мечтам, надо думать, высчитывать, спешить».

Глюк взглянул на старый будильник, единственную деталь обстановки, которую он захватил с прежней квартиры. Часовая и минутная стрелки стали почти под прямым углом, показывая без четверти шесть.

Глюкас Вандрос шел, не озираясь, подняв воротник серого, невзрачного пальто. Под пиджаком в кожаной кобуре покоился пистолет, и время от времени Глюк прижимал к боку левую руку, ощущая оружие. Пройдя квартал, он резко свернул за угол и оглянулся. На этот раз он ничего подозрительного не заметил. Парочка влюбленных, старушка с прохудившейся авоськой, мальчик с собакой, да надменный полисмен с электрошоковой дубинкой и наручниками на поясе. Пройдя еще квартал, Глюкас Вандрос остановил такси.

— Куда? — поинтересовался молодой таксист.

— Вперед, а там я тебе скажу.

Автомобиль поехал. Глюк уставился в забрызганное ветровое стекло.

— У тебя что «дворники» не работают?

— Правый что-то сломался.

— Так почини.

— Долго возиться.

— Неприятно ехать, когда ни хрена не видишь.

— Ладно, сейчас.

Парень оказался вежливый. Въехав на тротуар, заглушил двигатель, выскочил из машины и протер ветровое стекло.

— Ну, как сейчас? — осведомился он, взглянув в лицо пассажира.

— Поехали, поехали.

— Я протер стекло.

— Протирай не протирай, вся жизнь серая, грязная и лучше от этого не становится.

Таксист пожал плечами. Ему и не таких чудаков доводилось возить, а этот вроде смирный.

— Так какой дорогой едем? — чтобы хоть как-то завязать разговор, поинтересовался парень.

— Давай к площади Искусств.

Не доехав немного до площади Искусств, Глюк попросил остановиться. Он щедро рассчитался с таксистом и неторопливо пошел по улице, смешавшись с толпой.

Мужчина, с которым была назначена встреча, уже ждал его в своей шикарной «Тойоте». Глюк открыл дверь и уселся на переднее сиденье. Представитель богатой фирмы нервно стучал пальцами по баранке, обтянутой кожей. Едва захлопнулась дверь, «Тойота» рванулась с места. Глюк посмотрел на сытое, холеное лицо человека, с которым ему предстояло решать важные дела, и подумал:

«А ты-то чего лезешь в это дело? У тебя есть все — деньги, положение в обществе, сытая жизнь. Тебе же больше и не нужно».

Но тут же сам себе ответил:

«Деньги — интересная вещь. Как бы их ни было много, всегда не хватает. Особенно таким вот сытым, холеным, как этот бизнесмен. И сколько бы ты ни заработал, сколько бы ни украл, ты всегда их сумеешь потратить на своих баб, на шубы, на побрякушки. Тебе никогда и в голову не придет такая мысль, какая пришла мне, — поставить на колени всю Америку, поднять такой переполох, от которого чертям станет тошно. Ты вот сейчас рулишь, глядишь по сторонам, ловя на себе завистливые взгляды. Шикарная тачка, пальто от английского портного, перстень с бриллиантом, швейцарские часы… Но дело, в которое ты ввязался, опасно. И тебя свои же подручные, которым ты веришь или не веришь, что, кстати, не меняет дела, пристрелят, как паршивого пса, взорвут твою машину, чтобы спрятать концы в воду. А твои женщины, которые клянутся тебе в любви, будут так же клясться таким же холеным и сытым, тем, у кого в кармане зашуршат деньги. И самое интересное, возможно, те же бумажки зашуршат у них, да-да — те же самые, что сейчас шуршат у тебя».