Помоги проекту - поделись книгой:
– Я бы на его месте пошел к дому Сан Саныча, – спокойно ответил Лёнечка, и Валюшка уставилась на него круглыми глазами.
Они уже больше полугода знакомы, видятся каждый день, вообще, можно сказать, лучшие друзья, их даже за брата и сестру принимают, а она до сих пор не может привыкнуть к этим перепадам Лёнечкиного состояния. То он лопочет что-нибудь этакое, не разбери поймешь, а то в тупик ставит своей совершенно железной логикой. Вот почему Валюшке и в голову не пришло, что Валерка может к Сан Санычу домой вернуться?! А ведь догадаться об этом было так просто!
– Ладно, давай туда наведаемся, – согласилась она. – Только… надо зайти ко мне домой и взять айсбайль.
– Сейчас лето, – напомнил Лёнечка.
– Ну и что? – буркнула Валюшка.
После того что она испытала зимой, она почти не расставалась с топориком альпиниста: маленьким легким ледорубом, который называется айсбайль. Валюшка таскала его с собой в рюкзачке или в школьной сумке, хотя, конечно, это была лишняя тяжесть. Но летом она немного расслабилась – вот и забыла прихватить айсбайль, когда проводила маму Марину и отправилась к доктору Потапову. К тому же руки у нее были заняты тазиками с печивом: если нести айсбайль, то разве что в зубах, а он ведь железный!
Валюшка уже повернула было к дому мамы Марины, но вдруг спохватилась, что если они с Лёнечкой туда пойдут, то потеряют кучу времени. От обычной бродячей собаки не обязательно отбиваться айсбайлем – для нее и палки хорошей хватит.
Она побрела по тротуару, вглядываясь под деревья на обочине: не валяется ли там подходящий сук.
Очень кстати ветер унес легкие тучки с небосклона, и вышла круглая, яркая, словно добела отмытая луна.
Вскоре сук нашелся – довольно увесистый, напоминающий хорошую дубинку. Для Валюшки он оказался даже тяжеловат, поэтому нести его вызвался Лёнечка.
Они пошли по направлению к дому Сан Саныча. Идти предстояло совсем недалеко – квартала три, и когда они были уже на полпути, вдруг впереди раздался заунывный собачий вой.
Валюшка затряслась от страха и схватила Лёнечку за руку:
– Слышишь?
– Кажется, это в той стороне, где дом Сан Саныча, – сказал Лёнечка. – Пошли скорей!
Валюшку не надо было уговаривать – она понеслась со всех ног.
Лёнечка, волоча увесистый сук, едва поспевал за ней.
«Услышать собачий вой лунной ночью – к сердечной печали и потере друга», – подумал он, тяжело дыша.
Валерка отшатнулся, наткнулся на кресло и свалился в него.
Ирисы проплыли мимо, и кто-то укоризненно прошептал:
– Ну разве он подольет водички цветочкам?!
Никого не было видно. Одни только надсадные вздохи блуждали по комнате…
Собака на улице продолжала надрывно лаять. И вновь кто-то шепнул озабоченно:
– Пойти, что ль, посуду прибрать?
У Валерки пересохло в горле. Он тупо смотрел, как ирисы медленно плывут по направлению к кухне, сопровождаемые чьим-то укоризненным бормотанием.
Чьим-то?! Он знал этот голос! Он его сто раз слышал!
– Баба Катя! – крикнул Валерка.
Вернее, ему только показалось, что он крикнул. На самом деле издалось только слабое сипение.
Кухонная дверь открылась и закрылась. Ирисы исчезли.
Валерка сорвался с кресла, одним прыжком подскочил к кухонной двери и распахнул ее.
Ирисы лежали на кухонном табурете, а на столе была расстелена клетчатая скатерка.
Валерка ее сразу узнал…
Баба Катя не признавала сумок. Она всю свою стряпню увязывала в такие вот клетчатые скатерти и приходила к Сан Санычу со смешными старомодными узелками.
«Так вкуснее», – уверяла она.
Валерка удивлялся, а Сан Саныч даже не спорил.
«Однажды принесла кастрюлю с куриной лапшой, – рассказал он Валерке. – Принесла в сумке… Лапша была пресная, совершенно невкусная… а между прочим, это ее фирменное блюдо!»
С тех пор против смешных узелков никто не возражал.
И вот теперь одна из клетчатых скатерочек бабы Кати лежала на столе и чьи-то невидимые руки аккуратно ставили на нее эмалированную кастрюльку, две расписные глиняные миски, разделочную доску – наверное, на ней баба Катя приносила очередной пирог. Может быть, даже вишневый…
– Так, вроде бы все собрала, – донесся до Валерки озабоченный шепот. – Теперь ему уж больше ничего не понадобится. Зачем ему теперь…
– Баба Катя! – выдавил Валерка. – Это вы?! Баба Катя!!
Над горкой посуды медленно выступили из тьмы очертания пухлых женских рук. Но они были белесыми, прозрачными, призрачными.
– Баба Катя, что с вами случилось? – бормотал, задыхаясь, Валерка. – Что случилось?
Он заметил странную вещь – с каждым его словом бабу Катю было видно все отчетливей. Теперь стало можно различить очертания ее полной фигуры, потом появилась голова с гладко причесанными седыми волосами. Выступило из тьмы лицо, и, как ни был Валерка испуган и потрясен, слезы невольно навернулись у него на глаза – таким печальным выглядело это лицо.
Это была воистину смертельная печаль, и Валерка осознал, что перед ним не просто видение, а призрак мертвой женщины. Бабы Кати нет в живых!
Он торопливо вытер глаза и уставился на призрак. И только сейчас заметил, что бледное лицо, руки, шея, даже вся одежда бабы Кати были покрыты множеством маленьких дырочек.
– Баба Катя, – пробормотал Валерка, – что это… что с вами сделали?!
– Трава, – тихо ответил призрак, теряя четкость очертаний. – Тра-ва-а…
– Где Сан Саныч? – закричал Валерка. Он протянул вперед руки, но они прошли сквозь прозрачный, с каждой минутой бледнеющий силуэт.
Голос бабы Кати был уже еле слышен.
– Троица… береза… – выдохнула она – и все стихло.
Валерка еще несколько мгновений бестолково шарил руками в воздухе, но рядом уже никого не было.
Баба Катя исчезла.
На столе так и остались лежать засохшие цветы и посуда.
Сам не зная зачем, Валерка собрал все четыре угла скатерки и попытался связать их, но не смог – руки дрожали. Потом дрожь перешла на тело, и Валерку затрясло так, что пришлось вцепиться в стол – иначе не удалось бы, наверное, удержаться на ногах.
И тут до него донесся с улицы громкий крик:
– Валерка! Ты здесь? Это мы! Это Валентина и Лёнечка! Ты здесь? Открой!
– Да… неважные пошли дела, коли стали являться мертвые и высказывать свои обиды, – пробормотал Лёнечка. – А вообще-то, в нежилом доме и должна обитать одна нежить. Пропал хозяин – пришли
– Интересно, почему баба Катя все же появилась именно здесь? – спросила Валентина.
– Ну, пока мертвеца до сорока дней отчитывают, он к жизни пытается вернуться и норовит завершить те дела, что доделать не успел, – ответил Лёнечка. – Она вот посуду хотела забрать…
Валерка смотрел на них, натурально вытаращив глаза. Даже потрясение и ужас улеглись! Прежде всего потому, что эти двое вообще никакого потрясения и ужаса не испытывали, слушая его рассказ. Теперь, когда задвинули шторы (они почему-то мигом послушались Валентину и безропотно задернулись) и включили свет, все случившееся ему самому стало казаться совершенной фантастикой. Однако Валентина и Лёнечка восприняли появление бабы Кати как нечто вполне естественное и даже обыденное! Будто встреча с привидением – это что-то само собой разумеющееся!
– Только вот что странно, – задумчиво проговорила Валентина. – Как
– Только некоторые? – повторил Валерка удивленно. – Типа, избранные? Значит, я тоже избранный, если видел бабу Катю?
– Видимо, да, – задумчиво сказала Валентина. – Но почему?! Слушай, а ты, случайно, на грани смерти никогда не находился? Или, может быть, клиническую смерть переживал?
Валерка даже ответить не смог на такой ужасный вопрос – только головой помотал.
– Тогда тем более странно, – протянула Валентина. – Да, Лёнечка? Ну, нас зимой призраки мучили, с этим все понятно – но он вообще тут при чем?!
Этого тона самодовольной всезнайки Валерка снести не мог. Врет и не краснеет! Вот уж воистину Валюшка-погремушка!
– Ага, понятно, – фыркнул он с отвращением. – Хочешь сказать, вы оба смотрели, так сказать, в глаза смерти?
– Было дело, – пробурчал Лёнечка. – Врагу не пожелаешь.
И даже передернулся.
– Правда, что ли? – недоверчиво спросил Валерка.
Лёнечка кивнул и махнул рукой в сторону Валентины: мол, пусть она расскажет.
– Понимаешь, – начала она нерешительно, – Лёнечка с бабушкой жили в совершенно глухой, заброшенной деревне. Прошлой зимой, в декабре, его бабушка умерла. Он пошел в город, к людям, и чуть не заснул в сугробе.
– Метель песни пела, ага, – мечтательно улыбнулся Лёнечка. – Я и лег послушать, а как метель стихла и песни смолкли, проснулся.
– В общем, он был недалеко от гибели, – продолжала Валентина. – Я тоже. На меня обрушился сугроб с крыши. Я замерзла до смерти и даже попала в ад.
– Ну и как, согрелась там, возле адского пламени? – хмыкнул Валерка, но тут же пожалел об этом: глупая получилась шутка.
– Это был ледяной ад, – очень серьезно ответила Валентина. – Он называется Хельхейм. Его обитатели – люди, погубленные зимой. Замерзшие в сугробах, утонувшие в ледяной воде… Там меня заставили дать зимнюю клятву, но все же мне удалось оттуда вырваться! Меня спасли айсбайли – разрушители Хельхейма. А к жизни вернули доктор Михаил Иванович и мама Марина. Я была совсем как сосулька, вернее как снегурка: в тепле не могла находиться, обычное прикосновение меня обжигало… Вдобавок силы ледяного ада не оставляли в покое. Меня преследовали зимние призраки, ожившие мертвецы, но самым страшным был Гарм.
– Это кто такой? – спросил Валерка, силясь понять, врет или не врет Валентина. Вроде бы несет какую-то пургу. Но в ее голосе было нечто такое, что заставляло ей верить.
В ее голосе звучал искренний ужас…
Точно так же трясло бы от ужаса Валерку, если бы он начал кому-нибудь рассказывать о Вере-мегере и о том, что происходило совсем рядом с Городишком, на Туманном острове прошлым летом.
– Гарм – это четырехглазый черный пес, страж Хельхейма, – продолжала Валентина. – Когда нам удалось с помощью одного из айсбайлей заманить его в ловушку, он освободил меня от клятвы, но пригрозил, что когда-нибудь зимой меня погубит черный пес. С тех пор я боюсь черных собак. Тут сейчас лаяла одна около ворот, но убежала, когда мы ближе подошли. А то у нас была такая хорошая дубинка… – Валентина криво улыбнулась. – Понимаю, что летом проклятие не действует, но… все равно стрёмно.
– Ты говоришь, что айсбайль этот вам помог… а кому – вам? Вам с Лёнечкой, что ли? – спросил Валерка.
– Ну да. Айсбайль вообще через него со мной общался.
– Почему? – изумился Валерка, оглянувшись на Лёнечку, который снова сидел с отсутствующим видом.
– Айсбайлем стал его убитый отец, – объяснила Валентина.
– О господи… – пробормотал Валерка. – Ну, ребята… ну и дела!
– Честно, я не вру, – сказала Валентина, глядя на него очень серьезно. – А вот ты чего-то не договариваешь.
– В смысле? – насторожился Валерка.
– Да ты как-то не очень удивился, – пояснила Валентина. – Другой на твоем месте орал бы, что этого не может быть, хватит мне лапшу на уши вешать и все такое. А ты воспринимаешь все совершенно спокойно.
– Я тоже удивился, что вы с Лёнечкой восприняли мой рассказ о появлении бабы Кати совершенно спокойно, – усмехнулся Валерка. – Вы тоже не стали орать про лапшу на уши.
– Я же тебе говорю – мы всякого навидались. А ты… ты тоже навидался? Помню, ходили в Городишке разговоры про каких-то зеленых зайцев, про какие-то страхи на острове… Это правда было? И ты это видел?
– Правда, – буркнул Валерка. – Видел. Только грузить вас этим сейчас некогда. Надо Сан Саныча искать, а мы время теряем!
– Да где ж его искать-то? – беспомощно развела руками Валентина.
– Жаль, что ты бабу Катю не спросил об этом, – подал голос Лёнечка.
– Как это не спросил?! – воскликнул Валерка. – Да что толку? Я спросил, где Сан Саныч. А баба Катя пробормотала: «Троица… береза…» И исчезла. Ерунда какая-то.
– Почему ерунда? – удивился Лёнечка. – Никакая не ерунда! Известно, что если на Троицу ночью под кладбищенской березой посидеть, то можно увидеть своих умерших родственников и поговорить с ними. Только надо до первых петухов успеть.
– Что за чудеса? – пробормотал Валерка. – Береза тут при чем?
– Ну, деревья иногда такие номера выкидывают! – восторженно воскликнул Лёнечка. – К примеру, в купальскую полночь они сходят с места, блуждают по лесам и переговариваются друг с другом.
– Ага-ага, наш Лёнечка в своем репертуаре, – хмыкнула Валентина. – Слушай его больше!
– Посидеть под кладбищенской березой… – повторил Валерка. – Кто-нибудь помнит, где на том кладбище березы растут?
Поделиться книгой: