Призрак оперы - английский и русский параллельные тексты

Gaston Leroux	Гастон Леру
The Phantom of the Opera	ПРИЗРАК ОПЕРЫ
Prologue	Предисловие
IN WHICH THE AUTHOR OF THIS SINGULAR WORK INFORMS THE READER HOW HE ACQUIRED THE CERTAINTY THAT THE OPERA GHOST REALLY EXISTED The Opera ghost really existed. He was not, as was long believed, a creature of the imagination of the artists, the superstition of the managers, or a product of the absurd and impressionable brains of the young ladies of the ballet, their mothers, the box-keepers, the cloak-room attendants or the concierge.	В котором автор этого необычного произведения рассказывает читателю, как он пришел к уверенности, что призрак Оперы действительно существовал Призрак в Парижской опере действительно существовал, Он не был, как долгое время считали, ни иллюзией певцов, ни суеверием директоров или плодом фантазии разгоряченных умов танцовщиц кордебалета, их матерей, билетеров, гардеробщиков и консьержек.
Yes, he existed in flesh and blood, although he assumed the complete appearance of a real phantom; that is to say, of a spectral shade.	Да, он существовал, причем во плоти и крови, хотя делал все, чтобы его считали настоящим привидением.
When I began to ransack the archives of the National Academy of Music I was at once struck by the surprising coincidences between the phenomena ascribed to the "ghost" and the most extraordinary and fantastic tragedy that ever excited the Paris upper classes; and I soon conceived the idea that this tragedy might reasonably be explained by the phenomena in question.	Едва начав поиск в архивах Национальной академии музыки, я был поражен удивительной связью между феноменом, приписываемым призраку, и жуткой трагедией, которая разыгралась в это же самое время, и вскоре пришел к мысли, что истоки трагедии, вероятно, можно было бы найти именно в этом необыкновенном явлении.
The events do not date more than thirty years back; and it would not be difficult to find at the present day, in the foyer of the ballet, old men of the highest respectability, men upon whose word one could absolutely rely, who would remember as though they happened yesterday the mysterious and dramatic conditions that attended the kidnapping of Christine Daae, the disappearance of the Vicomte de Chagny and the death of his elder brother, Count Philippe, whose body was found on the bank of the lake that exists in the lower cellars of the Opera on the Rue-Scribe side.	События, о которых пойдет речь, произошли всего лишь тридцать лет назад, и в Опере до сих пор нетрудно найти почтенных пожилых людей несомненной честности, помнящих, как будто это было только вчера, загадочные и трагические обстоятельства похищения Кристины Доэ, исчезновения виконта Рауля де Шаньи и смерти его старшего брата, графа Филиппа, тело которого было найдено на берегу озера, находящегося под зданием Оперы.
But none of those witnesses had until that day thought that there was any reason for connecting the more or less legendary figure of the Opera ghost with that terrible story.	Но ни один из этих свидетелей, конечно же, никогда не думал, что легендарный призрак Оперы имел отношение к этим ужасным событиям.
The truth was slow to enter my mind, puzzled by an inquiry that at every moment was complicated by events which, at first sight, might be looked upon as superhuman; and more than once I was within an ace of abandoning a task in which I was exhausting myself in the hopeless pursuit of a vain image.	Я медленно продвигался к осознанию правды, ибо мой разум был обеспокоен расследованием, которое постоянно наталкивалось на нечто сверхъестественное. Не один раз я был близок к тому, чтобы отказаться от истощивших мои силы попыток расследовать явление, которое я даже не мог понять.

At last, I received the proof that my presentiments had not deceived me, and I was rewarded for all my efforts on the day when I acquired the certainty that the Opera ghost was more than a mere shade.	Наконец я получил доказательство того, что интуиция не обманула меня. Все мои усилия были вознаграждены, и я обрел уверенность в том, что привидение в Опере было больше, чем призрак.
On that day, I had spent long hours over THE MEMOIRS OF A MANAGER, the light and frivolous work of the too-skeptical Moncharmin, who, during his term at the Opera, understood nothing of the mysterious behavior of the ghost and who was making all the fun of it that he could at the very moment when he became the first victim of the curious financial operation that went on inside the "magic envelope."	В тот день я провел долгие часы, углубившись в чтение "Мемуаров импресарио", легковесной книги чрезмерно скептичного Армана Мушармена, который за время своей службы в Опере так ничего и не понял в ставящем в тупик поведении призрака, энергично высмеивал его, тогда как сам стал первой жертвой любопытной финансовой операции, получившей название "магический конверт".
I had just left the library in despair, when I met the delightful acting-manager of our National Academy, who stood chatting on a landing with a lively and well-groomed little old man, to whom he introduced me gaily.	Чувствуя, что прихожу в уныние, я покинул библиотеку и встретил администратора нашей Национальной академии музыки. Он оживленно беседовал с элегантно одетым маленьким пожилым человеком, которому с радостью представил меня.
The acting-manager knew all about my investigations and how eagerly and unsuccessfully I had been trying to discover the whereabouts of the examining magistrate in the famous Chagny case, M. Faure.	Администратору было известно, как нетерпеливо и, увы, тщетно я пытался узнать о местонахождении мсье Фора, мирового судьи, расследовавшего знаменитое дело Шаньи.
Nobody knew what had become of him, alive or dead; and here he was back from Canada, where he had spent fifteen years, and the first thing he had done, on his return to Paris, was to come to the secretarial offices at the Opera and ask for a free seat.	Никто не мог сказать мне, что стало с ним, жив он или мертв. Он только что вернулся из Канады, где пробыл пятнадцать лет.
The little old man was M. Faure himself.	Этот маленький старик и был сам мсье Фор.
We spent a good part of the evening together and he told me the whole Chagny case as he had understood it at the time.	Мы провели вместе добрую половину вечера, и мсье Фор поведал мне о деле Шаньи.
He was bound to conclude in favor of the madness of the viscount and the accidental death of the elder brother, for lack of evidence to the contrary; but he was nevertheless persuaded that a terrible tragedy had taken place between the two brothers in connection with Christine Daae.	Он считал, что виконт страдал душевным недугом, а смерть его старшего брата была случайностью, и не сомневался в том, что к страшной трагедии, разыгравшейся между братьями, Кристина Доэ имела прямое отношение.
He could not tell me what became of Christine or the viscount.	Ему не было известно ни о ее судьбе, ни о судьбе виконта.
When I mentioned the ghost, he only laughed.	И, конечно, Фор только рассмеялся, когда я упомянул о призраке.

He, too, had been told of the curious manifestations that seemed to point to the existence of an abnormal being, residing in one of the most mysterious corners of the Opera, and he knew the story of the envelope; but he had never seen anything in it worthy of his attention as magistrate in charge of the Chagny case, and it was as much as he had done to listen to the evidence of a witness who appeared of his own accord and declared that he had often met the ghost.	Ему рассказывали о странных событиях, которые, казалось, указывали на то, что некое сверхъестественное существо поселилось в Опере, и он знал историю "магического конверта", но во всем этом, он чувствовал, не было ничего, что требовало бы внимания судьи, расследовавшего дело Шаньи. Однако он выслушал показания свидетеля-добровольца, который рассказал, что сам видел привидение.
This witness was none other than the man whom all Paris called the "Persian" and who was well-known to every subscriber to the Opera.	Этим свидетелем был некто перс. Человек, принадлежавший к светскому обществу, он был хорошо известен всем подписчикам Оперы.
The magistrate took him for a visionary.	Судья решил тогда, что он сумасшедший.
I was immensely interested by this story of the Persian. I wanted, if there were still time, to find this valuable and eccentric witness.	Естественно, я невероятно заинтересовался тем, что мсье Фор рассказал мне о персе, и решил разыскать столь ценного свидетеля.
My luck began to improve and I discovered him in his little flat in the Rue de Rivoli, where he had lived ever since and where he died five months after my visit.	Удача сопутствовала мне, и я нашел его в маленькой квартире на улице Риволи, где он жил и где умер через пять месяцев после моего визита.
I was at first inclined to be suspicious; but when the Persian had told me, with child-like candor, all that he knew about the ghost and had handed me the proofs of the ghost's existence-including the strange correspondence of Christine Daae-to do as I pleased with, I was no longer able to doubt.	Вначале я был настроен скептически. Однако все мои сомнения рассеялись, когда перс рассказал мне все, что знал о привидении, представив даже доказательства его существования, а также странные письма Кристины Доэ, которые пролили ослепительно яркий свет на все происшедшее.
No, the ghost was not a myth!	Нет, привидение не было мифом!
I have, I know, been told that this correspondence may have been forged from first to last by a man whose imagination had certainly been fed on the most seductive tales; but fortunately I discovered some of Christine's writing outside the famous bundle of letters and, on a comparison between the two, all my doubts were removed.	Позже мне сказали, разумеется, что часть этих писем, возможно, сфабрикована человеком, чье воображение определенно питалось фантастическими выдумками. К счастью, мне удалось найти не вызывающие сомнений образцы почерка Кристины, я сравнил их, и это устранило всякую неопределенность.
I also went into the past history of the Persian and found that he was an upright man, incapable of inventing a story that might have defeated the ends of justice.	Кроме того, я разузнал все, что мог, о персе и пришел к заключению, что он честный человек и не способен ввести в заблуждение правосудие.
This, moreover, was the opinion of the more serious people who, at one time or other, were mixed up in the Chagny case, who were friends of the Chagny family, to whom I showed all my documents and set forth all my inferences.	Таково же было мнение и друзей семьи, весьма порядочных людей, которые прямо или косвенно были вовлечены в дело Шаньи. Когда я показал им все имеющиеся у меня документы, они горячо поддержали меня.
In this connection, I should like to print a few lines which I received from General D--:	В этой связи позволю себе процитировать, что писал мне, в частности, генерал Д.:
SIR:	"Дорогой мсье!
I can not urge you too strongly to publish the results of your inquiry.	Я не могу слишком настаивать на том, чтобы вы опубликовали" результаты своего расследования.

I remember perfectly that, a few weeks before the disappearance of that great singer, Christine Daae, and the tragedy which threw the whole of the Faubourg Saint-Germain into mourning, there was a great deal of talk, in the foyer of the ballet, on the subject of the "ghost;" and I believe that it only ceased to be discussed in consequence of the later affair that excited us all so greatly.	Я отчетливо помню, что за несколько недель до исчезновения великой певицы Кристины Доэ и трагедии, которая опечалила всех в предместье Сен-Жермен, танцовщицы много говорили о "привидении", и, мне кажется, разговоры продолжались до тех пор, пока всех не захватила трагедия, о которой я упомянул.
But, if it be possible-as, after hearing you, I believe-to explain the tragedy through the ghost, then I beg you sir, to talk to us about the ghost again.	Но если возможно (а, услышав вас, я думаю, что да) объяснить трагедию посредством привидения, надеюсь, вы расскажете нам больше о самом привидении.
Mysterious though the ghost may at first appear, he will always be more easily explained than the dismal story in which malevolent people have tried to picture two brothers killing each other who had worshiped each other all their lives.	Каким бы таинственным оно ни казалось на первый взгляд, оно более объяснимо, чем то, что случилось между двумя братьями, которые любили друг друга всю свою жизнь и которым злобные люди пытались приписать смертельную вражду.
Believe me, etc.	Примите и т.д."
Lastly, with my bundle of papers in hand, I once more went over the ghost's vast domain, the huge building which he had made his kingdom. All that my eyes saw, all that my mind perceived, corroborated the Persian's documents precisely; and a wonderful discovery crowned my labors in a very definite fashion.	Наконец, имея доказательства, я прошел по всему огромному владению призрака, величественному зданию Оперы, которое он превратил в свою империю, и документы перса подтвердились всем тем, что видели мои глаза и воспринимал мой разум. Непостижимое открытие решительным образом завершило мой труд.
It will be remembered that, later, when digging in the substructure of the Opera, before burying the phonographic records of the artist's voice, the workmen laid bare a corpse.	Напомню, что недавно в подвале Оперы рабочие нашли скелет.
Well, I was at once able to prove that this corpse was that of the Opera ghost.	Едва увидев его, я понял - это скелет призрака Оперы.
I made the acting-manager put this proof to the test with his own hand; and it is now a matter of supreme indifference to me if the papers pretend that the body was that of a victim of the Commune.	Я заставил администратора прикоснуться к этому доказательству собственными руками, и теперь для меня не имеет никакого значения предположение газет о том, что скелет принадлежал одной из жертв Коммуны.
The wretches who were massacred, under the Commune, in the cellars of the Opera, were not buried on this side; I will tell where their skeletons can be found in a spot not very far from that immense crypt which was stocked during the siege with all sorts of provisions.	Несчастных, убитых в подвалах Оперы во времена Коммуны, не хоронили на этой стороне. Я скажу, где можно найти их скелеты, - далеко от огромного склепа, где во время осады хранился провиант.
I came upon this track just when I was looking for the remains of the Opera ghost, which I should never have discovered but for the unheard-of chance described above.	Я неожиданно напал на него, когда искал останки призрака Оперы. Я, безусловно, не нашел бы их, если бы не крайне маловероятное обстоятельство, связанное с захоронением живых голосов.
But we will return to the corpse and what ought to be done with it.	Но я еще вернусь к этому скелету и вопросу о том, что надо сделать с ним.

For the present, I must conclude this very necessary introduction by thanking M. Mifroid (who was the commissary of police called in for the first investigations after the disappearance of Christine Daae), M. Remy, the late secretary, M. Mercier, the late acting-manager, M. Gabriel, the late chorus-master, and more particularly Mme. la Baronne de Castelot-Barbezac, who was once the "little Meg" of the story (and who is not ashamed of it), the most charming star of our admirable corps de ballet, the eldest daughter of the worthy Mme. Giry, now deceased, who had charge of the ghost's private box. All these were of the greatest assistance to me; and, thanks to them, I shall be able to reproduce those hours of sheer love and terror, in their smallest details, before the reader's eyes. And I should be ungrateful indeed if I omitted, while standing on the threshold of this dreadful and veracious story, to thank the present management the Opera, which has so kindly assisted me in all my inquiries, and M. Messager in particular, together with M. Gabion, the acting-manager, and that most amiable of men, the architect intrusted with the preservation of the building, who did not hesitate to lend me the works of Charles Garnier, although he was almost sure that I would never return them to him. Lastly, I must pay a public tribute to the generosity of my friend and former collaborator, M. J. Le Croze, who allowed me to dip into his splendid theatrical library and to borrow the rarest editions of books by which he set great store.	Закончить же это столь необходимое предисловие хочу благодарностью тем, кто скромно играл вторые роли в нашей драме, но оказал мне большую помощь. Это полицейский комиссар Мифруа, который проводил предварительное расследование после исчезновения Кристины Доэ, мсье Реми, бывший секретарь, мсье Мерсье, бывший администратор, мсье Габриэль, бывший хормейстер, и в особенности баронесса Кастело-Барбезак, когда-то "маленькая Мег", самая яркая звезда в нашем восхитительном кордебалете и старшая дочь покойной мадам Жири, которая была билетершей в ложе призрака. Благодаря им читатель сможет теперь воспроизвести те события во всех деталях.
GASTON LEROUX. Chapter I Is it the Ghost?	Глава 1 Было ли это привидение?
It was the evening on which MM. Debienne and Poligny, the managers of the Opera, were giving a last gala performance to mark their retirement.	Этим вечером мсье Дебьенн и мсье Полиньи, два директора Парижской оперы, давали гала-предвтавление по случаю своего ухода.
Suddenly the dressing-room of La Sorelli, one of the principal dancers, was invaded by half-a-dozen young ladies of the ballet, who had come up from the stage after "dancing" Polyeucte.	Артистическая уборная Ла Сорелли, одной из ведущих балерин театра, неожиданно подверглась вторжению полудюжины танцовщиц кордебалета, которые только что покинули сцену, оттанцевав "Полиэкт".
They rushed in amid great confusion, some giving vent to forced and unnatural laughter, others to cries of terror.	Они были в полном замешательстве, некоторые дико и неестественно смеялись, другие издавали крики ужаса.
Sorelli, who wished to be alone for a moment to "run through" the speech which she was to make to the resigning managers, looked around angrily at the mad and tumultuous crowd.	Ла Сорелли, желавшая побыть одна, чтобы отрепетировать речь, которую она вскоре должна была произнести перед Дебьенном и Полиньи, почувствовала раздражение, увидев возбужденных молодых женщин. Прима обернулась к вошедшим и спросила о причине их волнения.

It was little Jammes-the girl with the tip-tilted nose, the forget-me-not eyes, the rose-red cheeks and the lily-white neck and shoulders-who gave the explanation in a trembling voice:	Маленькая Жамме - нос, который так нравился Гревену, глаза цвета голубых незабудок, розовые щечки, белая грудь - смогла выговорить лишь два слова, голос ее прерывался и дрожал:
"It's the ghost!"	- Это привидение!
And she locked the door.	И она заперла дверь на ключ.
Sorelli's dressing-room was fitted up with official, commonplace elegance. A pier-glass, a sofa, a dressing-table and a cupboard or two provided the necessary furniture.	Артистическая уборная Ла Сорелли была обставлена с комфортом - большое, во весь рост зеркало, удобный диван, изящный туалетный столик, вместительный гардероб.
On the walls hung a few engravings, relics of the mother, who had known the glories of the old Opera in the Rue le Peletier; portraits of Vestris, Gardel, Dupont, Bigottini.	На стенах несколько гравюр, сувениров ее матери, которая знавала славные дни старого оперного театра на улице Лепелетье. Портреты Вестриса, Гарделя, Дюпона и Биготтини.
But the room seemed a palace to the brats of the corps de ballet, who were lodged in common dressing-rooms where they spent their time singing, quarreling, smacking the dressers and hair-dressers and buying one another glasses of cassis, beer, or even rhum, until the call-boy's bell rang. Sorelli was very superstitious. She shuddered when she heard little Jammes speak of the ghost, called her a "silly little fool" and then, as she was the first to believe in ghosts in general, and the Opera ghost in particular, at once asked for details:	Эта комната казалась дворцом девушкам из кордебалета. Девушкам, которые ютились в общих помещениях, где напевали, ссорились, дубася парикмахеров и костюмеров, угощали друг друга пивом, черносмородинным ликером или даже ромом, пока мальчишка не начинал звонить в свой колокольчик, вызывая танцовщиц на сцену. Ла Сорелли, дама весьма суеверная, услышав, что Жамме упомянула привидение, вздрогнула: - Ты маленькая дурочка! Но поскольку она верила в привидения вообще и в привидение в Опере в частности, ей не терпелось получить больше информации.
"Have you seen him?"	-Ты его видела? - живо спросила она.
"As plainly as I see you now!" said little Jammes, whose legs were giving way beneath her, and she dropped with a moan into a chair.	-Так же ясно, как вижу тебя, - ответила маленькая Жамме со стоном. Ее ноги подкосились, и она упала в кресло.
Thereupon little Giry-the girl with eyes black as sloes, hair black as ink, a swarthy complexion and a poor little skin stretched over poor little bones-little Giry added:	А маленькая Жири - темные глаза, черные волосы, смуглое лицо, кожа, облегающая кости, - тут же сказала:
"If that's the ghost, he's very ugly!"	- Если это было действительно привидение, то оно просто безобразно!
"Oh, yes!" cried the chorus of ballet-girls. And they all began to talk together.	- О да! - воскликнули другие танцовщицы и заговорили все разом.
The ghost had appeared to them in the shape of a gentleman in dress-clothes, who had suddenly stood before them in the passage, without their knowing where he came from.	Призрак показался им в облике джентльмена в черном фраке с раздвоенными фалдами. Джентльмен неожиданно появился в холле, и никто не видел, откуда он пришел.
He seemed to have come straight through the wall.	Появился так внезапно, что, казалось, сошел со стены.
"Pooh!" said one of them, who had more or less kept her head. "You see the ghost everywhere!"	- О, вам повсюду мерещатся привидения! -заметила одна из танцовщиц, которая более или менее сохраняла присутствие духа.

And it was true.	И это была правда.
For several months, there had been nothing discussed at the Opera but this ghost in dress-clothes who stalked about the building, from top to bottom, like a shadow, who spoke to nobody, to whom nobody dared speak and who vanished as soon as he was seen, no one knowing how or where.	Уже несколько месяцев все в Опере только и говорили об этом призраке во фраке. Он передвигался по зданию подобно тени, не обращался ни к кому (и никто не осмеливался обратиться к нему) и исчезал так быстро, что невозможно было сказать, как он это сделал или куда ушел.
As became a real ghost, he made no noise in walking.	Как и подобает настоящему привидению, он двигался совершенно бесшумно.
People began by laughing and making fun of this specter dressed like a man of fashion or an undertaker; but the ghost legend soon swelled to enormous proportions among the corps de ballet. All the girls pretended to have met this supernatural being more or less often. And those who laughed the loudest were not the most at ease. When he did not show himself, he betrayed his presence or his passing by accident, comic or serious, for which the general superstition held him responsible.	Среди девушек из кордебалета о нем буквально ходили легенды. Все танцовщицы утверждали, что встречали его и, мало того, были жертвами его дьявольских чар.
Had any one met with a fall, or suffered a practical joke at the hands of one of the other girls, or lost a powderpuff, it was at once the fault of the ghost, of the Opera ghost.	Любой несчастный случай, потерянная пуховка от пудры, шутка, которую сыграл с танцовщицей кто-то из друзей, - все это немедленно связывалось с привидением, призраком Оперы.
After all, who had seen him?	А действительно, кто видел его?
You meet so many men in dress-clothes at the Opera who are not ghosts.	В Опере бывает множество мужчин в черных фраках, которые отнюдь не являются привидениями.
But this dress-suit had a peculiarity of its own. It covered a skeleton.	Но этот фрак отличался от других одним: его носил скелет.
At least, so the ballet-girls said.	Во всяком случае, так говорили танцовщицы.
And, of course, it had a death's head.	И у скелета, разумеется, была голова мертвеца.
Was all this serious?	Заслуживает ли все это серьезного отношения? Судите сами.
The truth is that the idea of the skeleton came from the description of the ghost given by Joseph Buquet, the chief scene-shifter, who had really seen the ghost.	Идея скелета возникла из описания привидения, данного Жозефом Бюке, главным рабочим сцены, который действительно видел его.
He had run up against the ghost on the little staircase, by the footlights, which leads to "the cellars."	Бюке столкнулся с призраком лицом к лицу на маленькой лестнице, которая начинается около рампы и ведет вниз, в подвалы.
He had seen him for a second-for the ghost had fled-and to any one who cared to listen to him he said:	Он видел его всего лишь одну секунду, но это произвело на него неизгладимое впечатление. Вот что Жозеф Бюке рассказывал о призраке каждому, кто хотел его слушать:
"He is extraordinarily thin and his dress-coat hangs on a skeleton frame.	"Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявом теле.

His eyes are so deep that you can hardly see the fixed pupils.	Глаза смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы.
You just see two big black holes, as in a dead man's skull.	Все, что вы действительно видите, - это два темных отверстия, какие бывают у скелетов.
His skin, which is stretched across his bones like a drumhead, is not white, but a nasty yellow.	Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятно желтая.
His nose is so little worth talking about that you can't see it side-face; and THE ABSENCE of that nose is a horrible thing TO LOOK AT.	Нос настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь со стороны, и это отсутствие носа производит ужасное впечатление.
All the hair he has is three or four long dark locks on his forehead and behind his ears."	Волос почти нет, только три или четыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами". По словам Бюке, он тщетно пытался настичь это привидение, но оно мгновенно исчезло, не оставив никакого следа.
This chief scene-shifter was a serious, sober, steady man, very slow at imagining things.	Главный рабочий сцены был серьезным, уравновешенным человеком, у которого почти полностью отсутствовало воображение, и он был трезв.
His words were received with interest and amazement; and soon there were other people to say that they too had met a man in dress-clothes with a death's head on his shoulders.	Его слушали с изумлением и интересом. Немедленно несколько человек начали говорить, что они тоже сталкивались с призраком в вечернем платье и с головой мертвеца.
Sensible men who had wind of the story began by saying that Joseph Buquet had been the victim of a joke played by one of his assistants.	Тем не менее окружающие склонны были считать, что Жозеф Бюке стал жертвой мистификации одного из своих подчиненных.
And then, one after the other, there came a series of incidents so curious and so inexplicable that the very shrewdest people began to feel uneasy.	Но вскоре один за другим произошли инциденты настолько странные и необъяснимые, что даже самые закоренелые скептики были потрясены.
For instance, a fireman is a brave fellow!	Известно, что пожарные - смелые люди.
He fears nothing, least of all fire!	Они не боятся ничего и, конечно же, не боятся огня.
Well, the fireman in question, who had gone to make a round of inspection in the cellars and who, it seems, had ventured a little farther than usual, suddenly reappeared on the stage, pale, scared, trembling, with his eyes starting out of his head, and practically fainted in the arms of the proud mother of little Jammes.	Пожарный, о котором идет речь, лейтенант, пошел как-то осмотреть подвалы и, кажется, рисковал не больше чем обычно. Неожиданно он появился в зрительном зале бледный, с трясущимися руками, с глазами, вылезшими из орбит, и почти упал в обморок на руки матери маленькой Жамме.
And why?	И почему?
Because he had seen coming toward him, AT THE LEVEL OF HIS HEAD, BUT WITHOUT A BODY ATTACHED TO IT, A HEAD OF FIRE!	Потому что увидел голову в огне, голову без тела, которая приближалась к нему на уровне глаз.
And, as I said, a fireman is not afraid of fire.	А ведь, повторяю, пожарные не боятся огня!
The fireman's name was Pampin.	Имя этого лейтенанта было - Папен.
The corps de ballet was flung into consternation.	Кордебалет пришел в ужас.

At first sight, this fiery head in no way corresponded with Joseph Buquet's description of the ghost. But the young ladies soon persuaded themselves that the ghost had several heads, which he changed about as he pleased. And, of course, they at once imagined that they were in the greatest danger.	Прежде всего, эта голова в огне не соответствовала описанию призрака, данному Жозефом Бюке. Тщательно расспросив Папена, а затем и Жозефа Бюке, танцовщицы пришли к единодушному мнению, что у привидения несколько голов и что оно меняет их по своему желанию.
Once a fireman did not hesitate to faint, leaders and front-row and back-row girls alike had plenty of excuses for the fright that made them quicken their pace when passing some dark corner or ill-lighted corridor.	Поскольку даже пожарный, причем лейтенант, упал в обморок при виде жуткого призрака, балерины и стажеры нашли в этом достаточно оправдания для страха, который заставлял их бежать так быстро, как только можно, когда им надо было миновать темные уголки плохо освещенного коридора.
Sorelli herself, on the day after the adventure of the fireman, placed a horseshoe on the table in front of the stage-door-keeper's box, which every one who entered the Opera otherwise than as a spectator must touch before setting foot on the first tread of the staircase.	Итак, на следующий день после того, как пожарный рассказал о своей встрече, Ла Сорелли решила улучшить, насколько это возможно, охрану здания, которое подпало под дьявольские чары. Окруженная танцовщицами и большой группой стажеров в трико, она направилась в вестибюль к привратнику, неподалеку от двора администрации, и положила ему на стол подкову. Отныне каждый (речь идет не о зрителях), кто приходил в Оперу, должен был прикоснуться к этой подкове, прежде чем подняться по лестнице. Тот, кто не делал этого, рисковал стать жертвой темной силы, которая овладела зданием от подвалов до чердаков.
This horse-shoe was not invented by me-any more than any other part of this story, alas!-and may still be seen on the table in the passage outside the stage-door-keeper's box, when you enter the Opera through the court known as the Cour de l'Administration.	Поверьте, я не придумал эту подкову (так же как и все остальное в этой истории), и ее до сих пор можно видеть на столе в вестибюле, перед конторкой привратника, когда входишь в Оперу через двор администрации. Теперь вы, вероятно, можете представить себе душевное состояние балерин, когда они вошли в артистическую уборную Ла Сорелли.
To return to the evening in question. "It's the ghost!" little Jammes had cried. An agonizing silence now reigned in the dressing-room. Nothing was heard but the hard breathing of the girls.	- Это было привидение! - воскликнула маленькая Жамме, и тревога танцовщиц возросла еще больше. В комнате воцарилось мучительное молчание, нарушаемое только учащенным дыханием.
At last, Jammes, flinging herself upon the farthest corner of the wall, with every mark of real terror on her face, whispered:	Наконец, проявляя неподдельный страх, Жамме бросилась в дальний угол и прошептала одно слово:
"Listen!"	- Слушайте!
Everybody seemed to hear a rustling outside the door. There was no sound of footsteps. It was like light silk sliding over the panel.	Всем показалось, что откуда-то из-за двери раздался шелестящий звук. Нет, не шагов - как будто легкая шелковая одежда скользнула вдоль двери.
Then it stopped. Sorelli tried to show more pluck than the others. She went up to the door and, in a quavering voice, asked:	Ла Сорелли, пытаясь подавить страх, подошла к двери и спросила равнодушным голосом:

"Who's there?"	- Кто там?
But nobody answered.	Ответа не последовало.
Then feeling all eyes upon her, watching her last movement, she made an effort to show courage, and said very loudly:	Чувствуя, что девушки ловят малейшее ее движение, Ла Сорелли, сделав над собой усилие, сказала очень громко:
"Is there any one behind the door?"	- Есть там кто-нибудь?
"Oh, yes, yes! Of course there is!" cried that little dried plum of a Meg Giry, heroically holding Sorelli back by her gauze skirt.	- О да, конечно, есть! - прошептала смуглая Мег Жири, ухватившись за газовую юбку Ла Сорелли.
"Whatever you do, don't open the door!	- Не открывай!
Oh, Lord, don't open the door!"	Боже мой, не открывай!
But Sorelli, armed with a dagger that never left her, turned the key and drew back the door, while the ballet-girls retreated to the inner dressing-room and Meg Giry sighed:	Но Ла Сорелли, вооруженная стилетом, который всегда был при ней, решила рискнуть, она отперла дверь, открыла ее (танцовщицы отступили в ванную, а Мег Жири едва дышала:
"Mother! Mother!" Sorelli looked into the passage bravely.	"Мама! Мама!") и смело выглянула в коридор.
It was empty; a gas-flame, in its glass prison, cast a red and suspicious light into the surrounding darkness, without succeeding in dispelling it.	Он был пуст. Газовый свет, подобно огненной бабочке в стеклянной тюрьме, бросал зловещий красный отблеск на все вокруг.
And the dancer slammed the door again, with a deep sigh.	С тяжелым вздохом Ла Сорелли быстро закрыла дверь.
"No," she said, "there is no one there."	- Нет, - сказала она, - там никого нет.
"Still, we saw him!" Jammes declared, returning with timid little steps to her place beside Sorelli. "He must be somewhere prowling about.	- Но мы видели его! - настаивала Жамме. - Он, должно быть, крадется где-нибудь здесь.
I shan't go back to dress.	Я не пойду обратно одеваться.
We had better all go down to the foyer together, at once, for the 'speech,' and we will come up again together."	Мы спустимся сейчас вниз вместе и вместе вернемся.

And the child reverently touched the little coral finger-ring which she wore as a charm against bad luck, while Sorelli, stealthily, with the tip of her pink right thumb-nail, made a St. Andrew's cross on the wooden ring which adorned the fourth finger of her left hand. She said to the little ballet-girls:	Жамме незаметно прикоснулась к маленькому коралловому пальчику, который, как считают, отвращает несчастье. А Ла Сорелли украдкой обвела крест святого Андрея на деревянном кольце, которое было на третьем пальце ее левой руки. Один известный журналист однажды написал следующее: "Ла Сорелли - великая балерина, красивая женщина с печальным, чувственным лицом и гибким, как ветка ивы, телом. Обычно о ней говорят, что она "милое создание". Голова ее легко покачивается, словно перо цапли, на длинной, гордой, элегантной шее. Когда она танцует, движения ее бедер придают всему телу трепет невыразимого томления. Когда балерина поднимает руки и напрягается, чтобы начать пируэт, тем самым подчеркивая линии бюста и выделяя бедро, мужчины, говорят, готовы размозжить себе голову из-за неосуществленного желания". Что же касается ее ума, то, кажется, это был установленный факт, Ла Сорелли его почти не имела. Впрочем, никто не ставил ей это в вину.
"Come, children, pull yourselves together!	- Вы должны взять себя в руки, девочки! - сказала она танцовщицам.
I dare say no one has ever seen the ghost."	- Привидение? Может быть, его никто и не видел!
"Yes, yes, we saw him-we saw him just now!" cried the girls. "He had his death's head and his dress-coat, just as when he appeared to Joseph Buquet!"	- Мы видели его, - запротестовала одна из девушек, - в черном фраке и с головой мертвеца, точно таким же, каким его видел Жозеф Бюке!
"And Gabriel saw him too!" said Jammes. "Only yesterday!	- И Габриэль тоже встретился с ним, только вчера, - сказала Жамме.
Yesterday afternoon-in broad day-light--"	- Вчера днем, средь бела дня!
"Gabriel, the chorus-master?"	- Габриэль? Хормейстер?
"Why, yes, didn't you know?"	- Конечно. Ты не знала об этом?
"And he was wearing his dress-clothes, in broad daylight?"	-И он был в вечернем платье средь бела дня?
"Who?	- Кто?
Gabriel?"	Габриэль?
"Why, no, the ghost!"	- Нет, нет, призрак.
"Certainly! Gabriel told me so himself. That's what he knew him by.	- Да, он был во фраке, - подтвердила Жамме. -Габриэль сам рассказал мне.
Gabriel was in the stage-manager's office.	Он был в кабинете режиссера.
Suddenly the door opened and the Persian entered.	Вдруг дверь открылась и вошел перс.
You know the Persian has the evil eye--"	Вы знаете, у перса дурной глаз...

"Oh, yes!" answered the little ballet-girls in chorus, warding off ill-luck by pointing their forefinger and little finger at the absent Persian, while their second and third fingers were bent on the palm and held down by the thumb.	- О да! - воскликнули все вместе маленькие танцовщицы.
"And you know how superstitious Gabriel is," continued Jammes.	- И вы знаете, как суеверен Г абриэль, -продолжала Жамме.
"However, he is always polite. When he meets the Persian, he just puts his hand in his pocket and touches his keys.	- Он вежлив, но, увидев перса, он обычно сует руку в карман и прикасается к ключам.
Well, the moment the Persian appeared in the doorway, Gabriel gave one jump from his chair to the lock of the cupboard, so as to touch iron!	Но на этот раз при виде перса он вскочил с кресла и подбежал к замку на двери стенного шкафа, чтобы скорее прикоснуться к металлу.
In doing so, he tore a whole skirt of his overcoat on a nail.	Затем схватил свое пальто, висевшее на гвозде, но разорвал его.
Hurrying to get out of the room, he banged his forehead against a hat-peg and gave himself a huge bump; then, suddenly stepping back, he skinned his arm on the screen, near the piano; he tried to lean on the piano, but the lid fell on his hands and crushed his fingers; he rushed out of the office like a madman, slipped on the staircase and came down the whole of the first flight on his back.	Г абриэль так спешил покинуть кабинет режиссера, что ударился о вешалку и посадил себе большой фонарь на лбу. Он оцарапал руку о подставку для дот. Попытался опереться на фортепьяно, но не следил за тем, что делает, и крышка инструмента сильно ударила его по пальцам. Наконец Габриэль как сумасшедший выскочил из кабинета, однако споткнулся на ступеньках и упал.
I was just passing with mother. We picked him up. He was covered with bruises and his face was all over blood. We were frightened out of our lives, but, all at once, he began to thank Providence that he had got off so cheaply.	Мы с мамой как раз проходили мимо и поспешили помочь ему подняться. Мы страшно испугались, увидев, как он выглядел: весь в синяках, на лице кровь. Но он улыбнулся нам и произнес: "Слава Богу, я легко отделался!"
Then he told us what had frightened him. He had seen the ghost behind the Persian, THE GHOST WITH THE DEATH'S HEAD just like Joseph Buquet's description!"	Мы спросили, что случилось, и Габриэль сказал нам, почему он испугался: оказывается, за спиной перса он увидел привидение с головой мертвеца, как его описывал Жозеф Бюке.
Jammes had told her story ever so quickly, as though the ghost were at her heels, and was quite out of breath at the finish.	Жамме говорила так быстро, будто привидение гналось за ней. Девушки встретили ее рассказ испуганным шепотом, но затем замолчали.
A silence followed, while Sorelli polished her nails in great excitement.	Ла Сорелли лихорадочно полировала ногти на руках.
It was broken by little Giry, who said: "Joseph Buquet would do better to hold his tongue."	- Жозеф Бюке должен помалкивать, - наконец вполголоса сказала Мег Жири.
"Why should he hold his tongue?" asked somebody.	- Почему же? - спросил кто-то.
"That's mother's opinion," replied Meg, lowering her voice and looking all about her as though fearing lest other ears than those present might overhear.	- Так думает моя мама, - ответила Мег, еще больше понижая голос и оглядываясь, как бы боясь, что ее услышит некто, кого она не видит.
"And why is it your mother's opinion?"	- А почему твоя мать думает так?
"Hush!	- Тише!

Mother says the ghost doesn't like being talked about."	Мама говорит, что призрак не любит, когда его беспокоят.
"And why does your mother say so?" "Because-because-nothing-"	-А почему? -Почему.., почему.. Потому что... Да нет, ничего.
This reticence exasperated the curiosity of the young ladies, who crowded round little Giry, begging her to explain herself.	Эта сдержанность лишь возбудила любопытство балерин. Они окружили Мег и просили ее объясниться.
They were there, side by side, leaning forward simultaneously in one movement of entreaty and fear, communicating their terror to one another, taking a keen pleasure in feeling their blood freeze in their veins.	Наклонившись вперед в единой мольбе, они заражали друг друга страхом и получали от этого пронзительное, леденящее душу удовольствие.
"I swore not to tell!" gasped Meg.	- Я поклялась не рассказывать! - прошептала Мег.
But they left her no peace and promised to keep the secret, until Meg, burning to say all she knew, began, with her eyes fixed on the door:	Но они продолжали настаивать и так убедительно обещали сохранить все в тайне, что Мег, которая умирала от нетерпения рассказать все, что знала, бросив взгляд в сторону двери, начала:
"Well, it's because of the private box."	- Хорошо... Это из-за ложи...
"What private box?"	- Какой ложи?
"The ghost's box!"	- Ложи призрака здесь, в Опере.
"Has the ghost a box?	- У призрака есть ложа? - От известия, что у призрака есть собственная ложа в театре, у балерин захватило дух.
Oh, do tell us, do tell us!"	- О, расскажи нам. Расскажи об этом! - наперебой заговорили девушки.
"Not so loud!" said Meg.	- Тише! - приказала Мег снова.
"It's Box Five, you know, the box on the grand tier, next to the stage-box, on the left."	- Это пятая ложа. Ложа, следующая после директорской в первом левом ярусе.
"Oh, nonsense!"	- Неужели?
"I tell you it is.	-Да.
Mother has charge of it.	Ведь моя мать - билетерша обслуживает эту ложу.
But you swear you won't say a word?"	Но поклянитесь, что не скажете никому!
"Of course, of course."	- Конечно!
"Well, that's the ghost's box.	- Это действительно ложа привидения.
No one has had it for over a month, except the ghost, and orders have been given at the box-office that it must never be sold."	Никто не был в ней уже больше месяца - никто, кроме призрака. А другим администрация говорит, что ложу никогда не будут сдавать.
"And does the ghost really come there?" "Yes." "Then somebody does come?"	- И призрак приходит туда?
"Why, no!	- Да, - твердо сказала Мег.
The ghost comes, but there is nobody there." The little ballet-girls exchanged glances.	- Призрак приходит в ложу, но его никто не видят.

If the ghost came to the box, he must be seen, because he wore a dress-coat and a death's head.	Танцовщицы недоуменно посмотрели друг на друга: как же так, ведь призрак одет в черный фрак и у него голова мертвеца!
This was what they tried to make Meg understand, but she replied: "That's just it!	Они сказали об этом Мег, но та настаивала на своем:
The ghost is not seen. And he has no dress-coat and no head!	- Нет, его нельзя увидеть!
All that talk about his death's head and his head of fire is nonsense!	У него нет ни черного фрака, ни головы.
There's nothing in it.	Все это ерунда.
You only hear him when he is in the box.	У него нет ничего... Когда он в ложе, его только можно слышать.
Mother has never seen him, but she has heard him.	Моя мать никогда не видела его, но она слышала.
Mother knows, because she gives him his program."	Она-то знает, потому что всегда дает ему программку!
Sorelli interfered.	Ла Сорелли почувствовала, что настало время вмешаться:
"Giry, child, you're getting at us!"	- Мег, ты действительно ждешь, что мы поверим в эту глупую историю?
Thereupon little Giry began to cry.	Мег залилась слезами:
"I ought to have held my tongue-if mother ever came to know!	- Я должна была держать язык за зубами.
But I was quite right, Joseph Buquet had no business to talk of things that don't concern him-it will bring him bad luck-mother was saying so last night--"	Пели мама узнает... Но Жозеф Бюке напрасно сует свой нос не в свое дело. Это принесет ему несчастье. Так мама сказала вчера вечером.
There was a sound of hurried and heavy footsteps in the passage and a breathless voice cried:	В этот момент балерины услышали тяжелые, быстрые шаги в коридоре и задыхающийся голос прокричал:
"Cecile!	- Сесиль!
Cecile!	Сесиль!
Are you there?"	Ты там?
"It's mother's voice," said Jammes.	- Это моя мама! - воскликнула маленькая Жамме.
"What's the matter?"	- Что могло случиться?
She opened the door.	Она открыла дверь.
A respectable lady, built on the lines of a Pomeranian grenadier, burst into the dressing-room and dropped groaning into a vacant arm-chair.	Представительная дама, похожая на померанского гренадера, ворвалась в артистическую и со стоном опустилась в кресло.
Her eyes rolled madly in her brick-dust colored face.	Ее глаза дико вращались, лицо приобрело кирпичный оттенок.
"How awful!" she said.	- Какое несчастье! - прошептала она.
"How awful!"	- Какое несчастье!
"What? What?"	- Что, что?

"Joseph Buquet!"	- Жозеф Бюке.
"What about him?"	Он... -Ну, что?
"Joseph Buquet is dead!"	- Он мертв!
The room became filled with exclamations, with astonished outcries, with scared requests for explanations.	Комната наполнилась восклицаниями, протестами и просьбами объяснить, что произошло.
"Yes, he was found hanging in the third-floor cellar!"	-Да. Его только что нашли в третьем подвале.., повешенным, - продолжала бедная почтенная дама тяжело дыша. Но, что самое ужасное, рабочие сцены, которые нашли его тело, утверждают, будто слышали вокруг звуки, напоминающие пение мертвых!
"It's the ghost!" little Giry blurted, as though in spite of herself; but she at once corrected herself, with her hands pressed to her mouth:	- Это призрак! Это сделал призрак!- закричала Мег Жири. Слова, казалось, сорвались с ее губ против воли. Она мгновенно зажала рот ладонью.
"No, no!-I, didn't say it!-I didn't say it!--"	- Нет, нет, я ничего не сказала!
All around her, her panic-stricken companions repeated under their breaths:	Все ее подруги севшими от страха голосами повторяли:
"Yes-it must be the ghost!"	-Да! Да! Это призрак!
Sorelli was very pale.	Ла Сорелли была бледна.
"I shall never be able to recite my speech," she said.	- Боже, разве теперь я смогу произнести свою речь! - воскликнула она.
Ma Jammes gave her opinion, while she emptied a glass of liqueur that happened to be standing on a table; the ghost must have something to do with it.	Мать маленькой Жамме, опустошив бокал ликера, который кто-то оставил на столе, и придя после этого немного в себя, заявила: - Да, привидение, безусловно, имело к этому отношение.
The truth is that no one ever knew how Joseph Buquet met his death.	Как умер Жозеф Бюке, так и осталось тайной.
The verdict at the inquest was "natural suicide." In his Memoirs of Manager, M. Moncharmin, one of the joint managers who succeeded MM.	Краткое расследование не дало никакого результата, кроме заключения о "естественном самоубийстве".
Debienne and Poligny, describes the incident as follows: "A grievous accident spoiled the little party which MM.	В своих "Мемуарах импресарио" Мушармен, один из тех двоих, кто стал преемником Дебьенна и Полиньи, так пишет о смерти Бюке:
Debienne and Poligny gave to celebrate their retirement.	"Несчастный случай помешал маленькому торжеству, которое Дебьенн и Полиньи решили устроить по случаю своего ухода.
I was in the manager's office, when Mercier, the acting-manager, suddenly came darting in.	Я был в кабинете импресарио, когда неожиданно вошел Мерсье, администратор.
He seemed half mad and told me that the body of a scene-shifter had been found hanging in the third cellar under the stage, between a farm-house and a scene from the Roi de Lahore. I shouted:	Он был в панике и сказал мне, что в третьем подвале между задником и декорациями из "Короля Лахора" нашли повешенным рабочего сцены.
"'Come and cut him down!'	- Пойдемте же и снимем его, - произнес я.

"By the time I had rushed down the staircase and the Jacob's ladder, the man was no longer hanging from his rope!"	Пока мы спускались вниз по ступеням и лестнице, повешенный уже оказался без веревки!
So this is an event which M. Moncharmin thinks natural. A man hangs at the end of a rope; they go to cut him down; the rope has disappeared.	Итак, вот серия событий, которые показались естественными Мушармену: человек, повешенный на веревке; Мушармен идет, чтобы снять его, но веревка уже исчезла.
Oh, M. Moncharmin found a very simple explanation!	Директор нашел этому простое объяснение.
Listen to him:	Вот что он пишем дальше:
"It was just after the ballet; and leaders and dancing-girls lost no time in taking their precautions against the evil eye." There you are!	"Это было во время представления. Балерины и стажеры быстро приняли меры предосторожности против дьявольского глаза" Точка, конец объяснения.
Picture the corps de ballet scuttling down the Jacob's ladder and dividing the suicide's rope among themselves in less time than it takes to write!	Только представьте себе: кордебалет спускается вниз по лестнице и делит между собой веревку повешенного за время, меньшее чем об этом можно написать.
When, on the other hand, I think of the exact spot where the body was discovered-the third cellar underneath the stage!-imagine that SOMEBODY must have been interested in seeing that the rope disappeared after it had effected its purpose; and time will show if I am wrong.	Нет, эта идея не заслуживает того, чтобы ее принимать всерьез. Но когда я думаю о месте, где было найдено тело, - третий подвал под сценой, -то все больше склоняюсь к мнению, что кто-то был заинтересован в том, чтобы веревка, сослужив свою службу, сразу же исчезла. Позже мы увидим, прав я или нет, думая таким образом.
The horrid news soon spread all over the Opera, where Joseph Buquet was very popular.	Зловещая новость быстро распространилась по всей Опере, где Жозефа Бюке очень любили.
The dressing-rooms emptied and the ballet-girls, crowding around Sorelli like timid sheep around their shepherdess, made for the foyer through the ill-lit passages and staircases, trotting as fast as their little pink legs could carry them.	Артистическая уборная Ла Сорелли опустела, и маленькие танцовщицы, окружив ее, словно испуганные овцы пастуха, направились в фойе поспешно, как только позволяли их розовые ножки, минуя тускло освещенные коридоры и лестницы.
Chapter II The New Margarita	Глава 2 Новая Маргарита
On the first landing, Sorelli ran against the Comte de Chagny, who was coming up-stairs.	На первой лестничной площадке Ла Сорелли столкнулась с графом де Шаньи, который поднимался наверх.
The count, who was generally so calm, seemed greatly excited.	Граф, обычно такой спокойный, выказывал признаки сильного волнения.
"I was just going to you," he said, taking off his hat.	- Я шел к вам, - сказал он, галантно поклонившись молодой женщине.
"Oh, Sorelli, what an evening!	- Ах, Сорелли, что за чудесный вечер!
And Christine Daae: what a triumph!"	Какой успех Кристины Доэ!
"Impossible!" said Meg Giry.	- Невероятно, - запротестовала Мег Жири.
"Six months ago, she used to sing like a CROCK!	- Шесть месяцев назад она пела, как ржавая петля.

But do let us get by, my dear count," continues the brat, with a saucy curtsey. "We are going to inquire after a poor man who was found hanging by the neck."	Но дайте нам пройти, дорогой граф, - продолжала она, делая дерзкий реверанс, - мы пытаемся побольше узнать о бедняге, которого нашли повешенным.
Just then the acting-manager came fussing past and stopped when he heard this remark.	Как раз в этот момент мимо поспешно проходил озабоченный администратор. Услышав последние слова Мег, он остановился.
"What!" he exclaimed roughly. "Have you girls heard already?	- Что? Вы уже знаете? - спросил он довольно сердито.
Well, please forget about it for tonight-and above all don't let M. Debienne and M. Poligny hear; it would upset them too much on their last day."	- Не говорите об этом, не хотелось бы, чтобы Дебьенн и Полиньи узнали! Какая неприятность в их последний день!
They all went on to the foyer of the ballet, which was already full of people.	Балерины спустились в комнату отдыха, которая уже была переполнена.
The Comte de Chagny was right; no gala performance ever equalled this one.	Граф де Шаньи был прав: ни одно гала-представление не могло сравниться с этим.
All the great composers of the day had conducted their own works in turns.	Те, кому выпало удовольствие быть в этот вечер в театре, до сих пор с глубоким чувством рассказывают о нем детям и внукам.
Faure and Krauss had sung; and, on that evening, Christine Daae had revealed her true self, for the first time, to the astonished and enthusiastic audience.	Подумайте только: Гуно, Рейс, Сен-Санс, Массне, Гире, Делиб - все один за другим вставали за пульт оркестра и лично дирижировали своими произведениями.
Gounod had conducted the Funeral March of a Marionnette; Reyer, his beautiful overture to Siguar; Saint Saens, the Danse Macabre and a Reverie Orientale; Massenet, an unpublished Hungarian march; Guiraud, his Carnaval; Delibes, the Valse Lente from Sylvia and the Pizzicati from Coppelia.	Фор и Краусс были среди исполнителей, и именно в этот вечер светское общество Парижа с восхищением открыло для себя Кристину Доэ, чью таинственную судьбу я намереваюсь описать в этой книге. Гуно дирижировал "Похоронным маршем марионетки", Рейс - своей великолепной увертюрой к "Сигюр", Сен-Санс - виртуозными "Пляской смерти" и "Восточным сном", Массне -"Неизданным венгерским маршем", Гире - своим "Карнавалом", Делиб - "Медленным вальсом" из "Сильвии" и пиццикато из "Коппелии".
Mlle. Krauss had sung the bolero in the Vespri Siciliani; and Mlle. Denise Bloch the drinking song in Lucrezia Borgia.	Пели неподражаемые Мари Габриэль Краусс и Дениз Блок: первая - болеро из "Сицилийской вечери"; вторая - брин-дизи из "Лукреции Борджа".
But the real triumph was reserved for Christine Daae, who had begun by singing a few passages from Romeo and Juliet.	Но самый большой триумф ожидал Кристину Доэ. Она начала выступление, спев несколько арий из "Ромео и Джульетты" Шарля Гуно.

It was the first time that the young artist sang in this work of Gounod, which had not been transferred to the Opera and which was revived at the Opera Comique after it had been produced at the old Theatre Lyrique by Mme. Carvalho. Those who heard her say that her voice, in these passages, was seraphic; but this was nothing to the superhuman notes that she gave forth in the prison scene and the final trio in FAUST, which she sang in the place of La Carlotta, who was ill.	На сцене Оперы эта дивная музыка звучала впервые. Мы очень сочувствуем тем, кто никогда не слышал Кристину Доэ в партии Джульетты, кто не знал ее простодушного очарования, никогда не испытывал дрожи при звуках ее ангельского голоса, не чувствовал, как душа высоко парит вместе с ее душой над могилами влюбленных из Вероны: "Господи! Господи! Прости нас!" И все же это было ничто в сравнении с исполнением ею сцены в тюрьме и финального трио в "Фаусте", которые она свела вместо заболевшей Карлотты.
No one had ever heard or seen anything like it.	Никто с тех пор не слышал и не видел ничего подобного!
Daae revealed a new Margarita that night, a Margarita of a splendor, a radiance hitherto unsuspected.	Это была новая Маргарита, Маргарита во всем блеске и сиянии, которых в ней до Кристины Доэ никто не подозревал.
The whole house went mad, rising to its feet, shouting, cheering, clapping, while Christine sobbed and fainted in the arms of her fellow-singers and had to be carried to her dressing-room.	Восторженная публика приветствовала певицу громовыми овациями, она же рыдала и в конце концов упала без чувств на руки партнеров. Без чувств ее отнесли в артистическую комнату. Великий критик де Сен-В, в память об этом изумительном вечере написал статью, которую так и озаглавил "Новая Маргарита". Будучи великолепным знатоком музыки, он сознавал, что эта милая девочка принесла на подмостки Оперы больше, чем свое искусство, - она принесла свое сердце. Все друзья Оперы знали, что сердце Кристины осталось таким же чистым, как в пятнадцать лет, и, чтобы понять, что случилось с ней, пишет де Сен-В., остается "предположить, что она впервые полюбила". "Вероятно, я скажу бестактность, - продолжает он, - но только любовь способна сотворить такое чудо полного преображения. Два года назад мы слышали Кристину Доэ на концерте в консерватории, когда она подарила нам очаровательную надежду. В чем истоки ее огромного успеха сегодня? Если он не спустился с небес на крыльях любви, я должен поверить, что он поднялся из ада и что Кристина Доэ, подобно Офтердингену, майстер-зингеру, заключила сделку с дьяволом. Тот, кто не слышал ее в финальном трио в "Фаусте", не знает этой оперы": экзальтация голоса и экстаз чистой души не могут быть большими!"
A few subscribers, however, protested.	Однако некоторые завсегдатаи Оперы протестовали.
Why had so great a treasure been kept from them all that time?	Почему от них так долго скрывали такое сокровище?

Till then, Christine Daae had played a good Siebel to Carlotta's rather too splendidly material Margarita. And it had needed Carlotta's incomprehensible and inexcusable absence from this gala night for the little Daae, at a moment's warning, to show all that she could do in a part of the program reserved for the Spanish diva!	И действительно, только благодаря непостижимому отсутствию Карлотты в этот вечер Кристина, заменив ее в последний момент, смогла продемонстрировать свой талант в той части программы, которая была первоначально зарезервирована для испанской примадонны.
Well, what the subscribers wanted to know was, why had Debienne and Poligny applied to Daae, when Carlotta was taken ill?	Но почему Дебьенн и Полиньи выбрали именно Кристину, когда узнали, что Карлотта не выступит.
Did they know of her hidden genius?	Знали ли они о ее таланте?
And, if they knew of it, why had they kept it hidden?	Если да, то почему скрывали это?
And why had she kept it hidden?	И почему она сама скрывала его?
Oddly enough, she was not known to have a professor of singing at that moment.	Странно, но никто не слышал, чтобы у Кристины был учитель.
She had often said she meant to practise alone for the future.	Она неоднократно говорила, что отныне будет работать одна.
The whole thing was a mystery.	Все это было необъяснимо.
The Comte de Chagny, standing up in his box, listened to all this frenzy and took part in it by loudly applauding.	Стоя в своей ложе, граф де Шаньи тоже аплодировал певице.
Philippe Georges Marie Comte de Chagny was just forty-one years of age.	Графу Филиппу Жоржу Мари де Шаньи был сорок один год.
He was a great aristocrat and a good-looking man, above middle height and with attractive features, in spite of his hard forehead and his rather cold eyes.	Он был выше среднего роста и имел приятное, даже красивое лицо, несмотря на жесткие морщины на лбу и некоторую холодность глаз.
He was exquisitely polite to the women and a little haughty to the men, who did not always forgive him for his successes in society.	С женщинами он обращался с утонченной учтивостью, а с мужчинами держался несколько высокомерно.
He had an excellent heart and an irreproachable conscience.	У него было благородное сердце и чистая совесть.
On the death of old Count Philibert, he became the head of one of the oldest and most distinguished families in France, whose arms dated back to the fourteenth century.	После смерти старого графа Филибера он стал главой одной из самых старинных и знаменитых семей во Франции, корни которой восходили еще ко временам Людовика X.
The Chagnys owned a great deal of property; and, when the old count, who was a widower, died, it was no easy task for Philippe to accept the management of so large an estate.	Состояние Шаньи было значительным.
His two sisters and his brother, Raoul, would not hear of a division and waived their claim to their shares, leaving themselves entirely in Philippe's hands, as though the right of primogeniture had never ceased to exist.	Его две сестры и брат Рауль никогда не думали о разделе имущества. Они сохраняли совместное владение и полагались во всех делах на Филиппа, как будто право первородства все еще было в силе.

When the two sisters married, on the same day, they received their portion from their brother, not as a thing rightfully belonging to them, but as a dowry for which they thanked him.	Когда его сестры вышли замуж (обе в один день), они взяли свою долю имущества как приданое.
The Comtesse de Chagny, nee de Moerogis de La Martyniere, had died in giving birth to Raoul, who was born twenty years after his elder brother.	Графиня де Шаньи, урожденная де Мерож де ла Мартиньер, умерла при родах Рауля, который на двадцать лет был младше Филиппа.
At the time of the old count's death, Raoul was twelve years of age.	Раулю было двенадцать лет, когда умер старый граф.
Philippe busied himself actively with the youngster's education. He was admirably assisted in this work first by his sisters and afterward by an old aunt, the widow of a naval officer, who lived at Brest and gave young Raoul a taste for the sea. The lad entered the Borda training-ship, finished his course with honors and quietly made his trip round the world.	Филипп принимал активное участие в воспитании брата, вначале ему помогали сестры, а затем старая тетушка, которая жила в Бресте и которая привила Раулю вкус к мореплаванию. Молодой человек прошел обучение на борту учебного судна "Борда", с успехом закончил его и отправился в традиционное кругосветное плавание.
Thanks to powerful influence, he had just been appointed a member of the official expedition on board the Requin, which was to be sent to the Arctic Circle in search of the survivors of the D'Artoi's expedition, of whom nothing had been heard for three years.	Он был включен в официальную экспедицию на "Акуле", созданную для поиска в полярных льдах оставшихся в живых от экспедиции "Дартуа", которая пропала три года назад.
Meanwhile, he was enjoying a long furlough which would not be over for six months; and already the dowagers of the Faubourg Saint-Germain were pitying the handsome and apparently delicate stripling for the hard work in store for him.	Пока же Рауль наслаждался отпуском, который был рассчитан на шесть месяцев, и вдовы предместья Сен-Жермен уже жалели этого красивого хрупкого юношу за те тяжелые испытания, которые ему предстояли.
The shyness of the sailor-lad-I was almost saying his innocence-was remarkable. He seemed to have but just left the women's apron-strings.	Застенчивость Рауля - так и хочется назвать ее невинностью - была удивительной.
As a matter of fact, petted as he was by his two sisters and his old aunt, he had retained from this purely feminine education manners that were almost candid and stamped with a charm that nothing had yet been able to sully.	Он был избалован своими сестрами и старой теткой, и женское воспитание оставило ему простодушные, очаровательные манеры, которые ничто не могло испортить.
He was a little over twenty-one years of age and looked eighteen.	Ему шел двадцать второй год, но выглядел он на восемнадцать.
He had a small, fair mustache, beautiful blue eyes and a complexion like a girl's.	У него были небольшие белокурые усы и красивые голубые глаза.
Philippe spoiled Raoul.	Филипп очень баловал младшего брата.
To begin with, he was very proud of him and pleased to foresee a glorious career for his junior in the navy in which one of their ancestors, the famous Chagny de La Roche, had held the rank of admiral.	Мало того, он гордился им, с радостью предвкушал его славную карьеру на флоте, где один из их предков, знаменитый Шаньи де ла Рош, был адмиралом.

He took advantage of the young man's leave of absence to show him Paris, with all its luxurious and artistic delights.	Филипп воспользовался отпуском Рауля, чтобы показать ему Париж. Ведь Рауль почти не знал, что может предложить этот город по части роскошных наслаждений и удовольствий другого рода.
The count considered that, at Raoul's age, it is not good to be too good.	Г раф считал, что в возрасте Рауля иметь слишком много добродетели даже вредно.
Philippe himself had a character that was very well-balanced in work and pleasure alike; his demeanor was always faultless; and he was incapable of setting his brother a bad example.	Филипп обладал уравновешенным характером, равномерно совмещал удовольствия с делами, имел безупречные манеры и был неспособен подавать своему брату дурной пример.
He took him with him wherever he went. He even introduced him to the foyer of the ballet.	Он брал его с собой повсюду, даже представил балеринам в Опере.
I know that the count was said to be "on terms" with Sorelli.	Поговаривали, что Филипп был "в очень тесных отношениях" с Ла Сорелли.
But it could hardly be reckoned as a crime for this nobleman, a bachelor, with plenty of leisure, especially since his sisters were settled, to come and spend an hour or two after dinner in the company of a dancer, who, though not so very, very witty, had the finest eyes that ever were seen!	Но поскольку граф оставался холостяком и, следовательно, имел много свободного времени, особенно теперь, когда его сестры вышли замуж, несомненно, не было ничего предосудительного в том, что он любил провести час или два после ужина с танцовщицей, которая, хотя и не блистала умом, зато имела самые прекрасные глаза в мире.
And, besides, there are places where a true Parisian, when he has the rank of the Comte de Chagny, is bound to show himself; and at that time the foyer of the ballet at the Opera was one of those places.	Кроме того, есть такие места, где настоящий парижанин ранга графа де Шаньи просто обязан показываться, а в то время артистические уборные и комнаты отдыха балерин были одним из этих мест.
Lastly, Philippe would perhaps not have taken his brother behind the scenes of the Opera if Raoul had not been the first to ask him, repeatedly renewing his request with a gentle obstinacy which the count remembered at a later date.	В конце концов, Филипп и не взял бы своего брата за кулисы Национальной академии музыки, если бы Рауль не просил его неоднократно об этом с мягкой настойчивостью, о которой граф не раз вспоминал позже.
On that evening, Philippe, after applauding the Daae, turned to Raoul and saw that he was quite pale.	В тот вечер после овации, которую публика устроила Кристине Доэ, граф, повернувшись к брату, обратил внимание на его необыкновенную бледность и весьма встревожился.
"Don't you see," said Raoul, "that the woman's fainting?"	- Разве ты не видишь, она вот-вот упадет в обморок? - взволнованно произнес Рауль. И это была правда, потому что на сцене Кристину буквально поддерживали партнеры.
"You look like fainting yourself," said the count.	- Ты сам вот-вот упадешь в обморок, - заметил Филипп, наклоняясь к брату.
"What's the matter?"	- В чем дело?
But Raoul had recovered himself and was standingup.	Но Рауль, ничего не ответив, встал.

"Let's go and see," he said, "she never sang like that before."	- Пойдем, - сказал он нетвердым голосом. - Куда ты хочешь идти? - спросил Филипп, удивленный волнением брата. - Пойдем и посмотрим! Она впервые пела так!
The count gave his brother a curious smiling glance and seemed quite pleased.	Филипп с любопытством посмотрел на Рауля, и его губы растянулись в улыбке. - Хорошо, почему бы и нет? - сказал он, делая вид, что восхищен предложением брата. - Пойдем.
They were soon at the door leading from the house to the stage. Numbers of subscribers were slowly making their way through.	У входа на сцену толпились люди.
Raoul tore his gloves without knowing what he was doing and Philippe had much too kind a heart to laugh at him for his impatience.	Пока братья ждали, чтобы пройти, Рауль разорвал свои перчатки, даже не осознавая, что делает. Филипп слишком любил брата, чтобы посмеяться над его нетерпением.
But he now understood why Raoul was absent-minded when spoken to and why he always tried to turn every conversation to the subject of the Opera.	Но теперь он понял, почему Рауль казался столь взволнованным и почему ему доставляло такое удовольствие сводить все разговоры к тому, что происходит в Опере.

They reached the stage and pushed through the crowd of gentlemen, scene-shifters, supers and chorus-girls, Raoul leading the way, feeling that his heart no longer belonged to him, his face set with passion, while Count Philippe followed him with difficulty and continued to smile.

Они вступили на сцену. Толпа мужчин в вечерних костюмах спешила к комнате танцовщиц или в артистические уборные. Крики рабочих сцены смешивались с раздраженными замечаниями администраторов. Уходящие статисты из последней живой картины, толкающиеся артистки кордебалета, рама задника, которую куда-то несут, задник, опускаемый с чердака, настоящее, а не декоративное окно, которое крепят энергичными ударами молотка, постоянные крики предостережений, заставляющие вас оглядываться, чтобы кто-то не сбил с вашей головы шляпу или не свалил с ног, -такова обычная суматоха антракта, которая никогда не перестает поражать новичка, подобного молодому человеку с белокурыми усами, голубыми глазами и стройной фигурой, пересекавшему так быстро, насколько позволяли суета и скопление людей, сцену. Сцену, на которой Кристина Доэ только что праздновала триумф и под которой только что умер Жозеф Бюке. Неразбериха никогда не была более полной, чем в этот вечер, но и Рауль никогда не был менее робким. Он решительно пробирался вперед, не обращая внимания ни на что. Он был озабочен только своим желанием увидеть молодую женщину, чей волшебный голос овладел его сердцем. Да, он чувствовал, что его бедное, неопытное сердце не принадлежит ему больше. Рауль пытался защитить его с того дня, когда Кристина, которую он знал еще маленькой девочкой, вошла в его жизнь. Он решил, что должен бороться с нежными чувствами, которые она разбудила в нем, потому что поклялся любить только ту женщину, которая станет его женой. А разве мог он, аристократ, жениться на певице! Но сейчас... Сейчас он перенес потрясение, в первую очередь, эмоциональное. Он испытывал боль в груди, как будто кто-то открыл ее и извлек оттуда его сердце. И эту ужасную пустоту в груди нельзя было заполнить ничем, кроме как сердцем Кристины. Таковы симптомы той болезни, понять которую, вероятно, могут лишь те, кто сам имел опыт, обычно характеризуемый как "влюблен без памяти". Графу Филиппу было трудно поспевать за братом. Он все еще улыбался.

At the back of the stage, Raoul had to stop before the inrush of the little troop of ballet-girls who blocked the passage which he was trying to enter. More than one chaffing phrase darted from little made-up lips, to which he did not reply; and at last he was able to pass, and dived into the semi-darkness of a corridor ringing with the name of

В глубине сцены, около двойной двери к ступенькам лестницы, которая вела в комнату балерин и к ложам бенуара с левой стороны, Рауля остановила небольшая группа стажеров. Раздались насмешливые слова в его адрес, но Рауль не отвечал. В конце концов ему удалось пройти. Коридор был наполнен восклицаниями восторженных поклонников, но одно имя парило над этим гулом голосов:

"Daae!	"Доэ!
Daae!"	Доэ!"
The count was surprised to find that Raoul knew the way.	Следуя за Раулем, Филипп говорил себе: "Он знает дорогу, мошенник!"
He had never taken him to Christine's himself and came to the conclusion that Raoul must have gone there alone while the count stayed talking in the foyer with Sorelli, who often asked him to wait until it was her time to "go on" and sometimes handed him the little gaiters in which she ran down from her dressing-room to preserve the spotlessness of her satin dancing-shoes and her flesh-colored tights.	Это обстоятельство заинтриговало графа, ведь он никогда не брал брата в артистическую уборную Кристины. Рауль, вероятно, ходил туда один, пока Филипп разговаривал, как обычно, с Ла Сорелли. Прима неизменно просила его побыть с ней до выхода на сцену, кроме того, его приятной обязанностью было держать маленькие гетры, которые она надевала, спускаясь из артистической, чтобы сохранить блеск своих атласных туфелек и чистоту трико телесного цвета.
Sorelli had an excuse; she had lost her mother.	У нее было оправдание: она рано лишилась матери.
Postponing his usual visit to Sorelli for a few minutes, the count followed his brother down the passage that led to Daae's dressing-room and saw that it had never been so crammed as on that evening, when the whole house seemed excited by her success and also by her fainting fit.	Отложив на несколько минут визит к Ла Сорелли, Филипп спешил за Раулем по коридору, который вел к комнате Кристины. Коридор этот сегодня был полон людьми как никогда. Все в Опере горячо обсуждали успех Кристины и ее обморок.
For the girl had not yet come to; and the doctor of the theater had just arrived at the moment when Raoul entered at his heels. Christine, therefore, received the first aid of the one, while opening her eyes in the arms of the other.	Певица все еще не пришла в себя, и послали за доктором. Тот как раз направлялся в артистическую, с трудом прокладывая себе дорогу сквозь толпу поклонников. Рауль шел за ним, почти наступая ему на пятки. Доктор и Рауль вошли в комнату Кристины одновременно. Доктор оказал ей первую помощь, и она наконец открыла глаза.
The count and many more remained crowding in the doorway.	Филипп был частью плотной толпы, стоявшей перед дверью.
"Don't you think, Doctor, that those gentlemen had better clear the room?" asked Raoul coolly.	- Не думаете ли вы, доктор, что эти господа должны покинуть комнату?- спросил Рауль с невероятной дерзостью.
"There's no breathing here."	- Здесь ужасно душно.
"You're quite right," said the doctor. And he sent every one away, except Raoul and the maid, who looked at Raoul with eyes of the most undisguised astonishment.	- Вы правы, - согласился доктор и заставил выйти из помещения всех, кроме Рауля и служанки. Та смотрела на Рауля широко раскрытыми глазами, полными смущения.
She had never seen him before and yet dared not question him; and the doctor imagined that the young man was only acting as he did because he had the right to.	Она никогда до этого не видела этого юношу, но она не осмелилась спросить его ни о чем. Доктор же предположил, что, поскольку этот молодой человек действовал таким образом, он, вероятно, имеет на это право.

The viscount, therefore, remained in the room watching Christine as she slowly returned to life, while even the joint managers, Debienne and Poligny, who had come to offer their sympathy and congratulations, found themselves thrust into the passage among the crowd of dandies.	Так Рауль остался в комнате, наблюдая, как к Кристине возвращается сознание, в то время как даже Дебьенн и Полиньи, пришедшие выразить ей свое восхищение, были отодвинуты в коридор вместе с другими мужчинами во фраках.
The Comte de Chagny, who was one of those standing outside, laughed:	Граф Филипп де Шаньи, также изгнанный из комнаты, громко смеясь, воскликнул:
"Oh, the rogue, the rogue!"	- Ох плут! Плут!
And he added, under his breath:	Затем подумал:
"Those youngsters with their school-girl airs!	"Доверяй после этого тихоням.
So he's a Chagny after all!"	Однако он настоящий Йаньи!"
He turned to go to Sorelli's dressing-room, but met her on the way, with her little troop of trembling ballet-girls, as we have seen.	Граф направился к артистической уборной Ла Сорелли, но та уже спускалась вниз со своими напуганными подругами, и они встретились, о чем я уже говорил в начале этой главы.
Meanwhile, Christine Daae uttered a deep sigh, which was answered by a groan.	В своей артистической комнате Кристина сделала глубокий вздох, ответом на который был стон.
She turned her head, saw Raoul and started.	Она повернула голову и, увидев Рауля, вздрогнула.
She looked at the doctor, on whom she bestowed a smile, then at her maid, then at Raoul again.	Она посмотрела на доктора, улыбнулась ему, затем взглянула на служанку и опять на Рауля.
"Monsieur," she said, in a voice not much above a whisper, "who are you?"	- Кто вы, мсье? - спросила она слабым голосом.
"Mademoiselle," replied the young man, kneeling on one knee and pressing a fervent kiss on the diva's hand, "I AM THE LITTLE BOY WHO WENT INTO THE SEA TO RESCUE YOUR SCARF."	Юноша опустился на колено и пылко поцеловал ее руку. - Мадемуазель, - сказал он, - я тот маленький мальчик, который вошел в море, чтобы достать ваш шарф.
Christine again looked at the doctor and the maid; and all three began to laugh.	Кристина опять посмотрела на доктора и служанку, и все трое засмеялись.
Raoul turned very red and stood up.	Рауль, покраснев, поднялся.
"Mademoiselle," he said, "since you are pleased not to recognize me, I should like to say something to you in private, something very important."	- Мадемуазель, поскольку вам доставляет удовольствие не признавать меня, я хотел бы сказать вам кое-что наедине, очень важное.
"When I am better, do you mind?" And her voice shook.	- Вы не могли бы подождать, когда мне станет лучше? - произнесла девушка дрожащим голосом.
"You have been very good."	- Вы очень добры..
"Yes, you must go," said the doctor, with his pleasantest smile.	- Простите, мсье, но вы должны покинуть нас, -сказал доктор со своей самой любезной улыбкой.
"Leave me to attend to mademoiselle."	- Я должен позаботиться о мадемуазель Доэ.
"I am not ill now," said Christine suddenly, with strange and unexpected energy.	- Я не больна, - резко сказала Кристина с энергией, настолько странной, насколько и неожиданной.

She rose and passed her hand over her eyelids.	Она встала и быстро провела рукой по глазам.
"Thank you, Doctor. I should like to be alone.	- Благодарю вас, доктор, но теперь мне надо побыть одной.
Please go away, all of you. Leave me.	Пожалуйста, оставьте меня.
I feel very restless this evening."	Я очень волнуюсь.
The doctor tried to make a short protest, but, perceiving the girl's evident agitation, he thought the best remedy was not to thwart her.	Доктор пытался протестовать, но, видя волнение своей пациентки, решил, что лучше всего предоставить ей возможность делать так, как она хочет.
And he went away, saying to Raoul, outside:	Он ушел вместе с Раулем, который смущенно остался стоять в коридоре.
"She is not herself to-night.	-Я не узнаю ее сегодня, - заметил доктор.
She is usually so gentle."	- Она обычно такая спокойная и нежная...
Then he said good night and Raoul was left alone.	И он ушел. Рауль остался в одиночестве.
The whole of this part of the theater was now deserted.	Коридоры уже опустели.
The farewell ceremony was no doubt taking place in the foyer of the ballet.	В комнате отдыха балерин, очевидно, началась церемония проводов.
Raoul thought that Daae might go to it and he waited in the silent solitude, even hiding in the favoring shadow of a doorway.	Подумав, что Кристина, вероятно, тоже пойдет туда, Рауль ждал.
He felt a terrible pain at his heart and it was of this that he wanted to speak to Daae without delay.	Он отступил в желанную темноту дверного проема, по-прежнему чувствуя ужасную боль в том месте, где было его сердце.
Suddenly the dressing-room door opened and the maid came out by herself, carrying bundles.	Внезапно дверь артистической уборной Кристины открылась, и оттуда вышла служанка с пакетами в руках.
He stopped her and asked how her mistress was.	Рауль остановил ее и спросил, как чувствует себя ее хозяйка.
The woman laughed and said that she was quite well, but that he must not disturb her, for she wished to be left alone.	Девушка засмеялась и ответила, что Кристина чувствует себя вполне нормально, но он не должен беспокоить ее, потому что она хочет побыть одна.
And she passed on.	И служанка поспешно удалилась.
One idea alone filled Raoul's burning brain: of course, Daae wished to be left alone FOR HIM!	В разгоряченном сознании Рауля мелькнула безумная мысль: Кристина, очевидно, решила остаться одна, чтобы видеть его.
Had he not told her that he wanted to speak to her privately?	Он же сказал, что хочет поговорить с ней наедине.
Hardly breathing, he went up to the dressing-room and, with his ear to the door to catch her reply, prepared to knock. But his hand dropped.	Едва дыша, он направился обратно к двери ее комнаты и уже поднял руку, чтобы постучать, но тут же ее опустил.
He had heard A MAN'S VOICE in the dressing-room, saying, in a curiously masterful tone:	Он услышал резкий мужской голос, доносившийся из комнаты:

"Christine, you must love me!"	"Кристина, вы должны любить меня".
And Christine's voice, infinitely sad and trembling, as though accompanied by tears, replied:	И голос Кристины, дрожащий и полный слез, ответил:
"How can you talk like that? WHEN I SING ONLY FOR YOU!"	"Как вы можете говорить это мне? Ведь я пою только для вас!"
Raoul leaned against the panel to ease his pain.	Услышав эти слова, Рауль вынужден был прислониться к двери.
His heart, which had seemed gone for ever, returned to his breast and was throbbing loudly. The whole passage echoed with its beating and Raoul's ears were deafened.	Его сердце, которое, казалось, исчезло навсегда, вернулось к нему вновь и колотилось так громко, что слышно было во всем коридоре.
Surely, if his heart continued to make such a noise, they would hear it inside, they would open the door and the young man would be turned away in disgrace.	Если его сердце так стучит, его же могут услышать, мелькнула мысль, дверь отворится, и его постыдно пошлют прочь.
What a position for a Chagny! To be caught listening behind a door!	Боже, что за положение: он, де Шаньи, подслушивает у двери!
He took his heart in his two hands to make it stop.	Рауль положил обе руки на сердце, чтобы успокоить его. Но сердце - не собачья пасть, и даже если вы держите собаку обеими руками с закрытой пастью, чтобы заставить ее прекратить невыносимый лай, вы все равно слышите, как она рычит.
The man's voice spoke again:	Мужской голос заговорил опять:
"Are you very tired?"	- Вы, должно быть, устали.
"Oh, to-night I gave you my soul and I am dead!" Christine replied.	-О да! Сегодня я отдала вам душу, и я мертва.
"Your soul is a beautiful thing, child," replied the grave man's voice, "and I thank you.	- Ваша душа прекрасна, дитя мое, - произнес мужчина, - и я благодарю вас.
No emperor ever received so fair a gift. THE ANGELS WEPT TONIGHT."	Ни один император не получал такого подарка. Даже ангелы плакали сегодня.
Raoul heard nothing after that.	Больше Рауль ничего не слышал.
Nevertheless, he did not go away, but, as though he feared lest he should be caught, he returned to his dark corner, determined to wait for the man to leave the room.	Опасаясь, что его увидят, он вернулся к темному дверному проему и решил ждать там, пока мужчина не покинет комнату.
At one and the same time, he had learned what love meant, and hatred.	Только что он познал любовь и ненависть. И все это в один вечер.
He knew that he loved. He wanted to know whom he hated.	Он знал, кого любит, теперь оставалось узнать, кого он ненавидит.
To his great astonishment, the door opened and Christine Daae appeared, wrapped in furs, with her face hidden in a lace veil, alone.	К его удивлению, дверь открылась, и Кристина, одетая в меха, с лицом, скрытым под кружевной вуалью, вышла одна.
She closed the door behind her, but Raoul observed that she did not lock it. She passed him.	Рауль заметил, что она закрыла дверь, но не заперла ее.

He did not even follow her with his eyes, for his eyes were fixed on the door, which did not open again.	Он, даже не проводив ее взглядом, не отрываясь, смотрел на дверь. Она не открывалась.
When the passage was once more deserted, he crossed it, opened the door of the dressing-room, went in and shut the door.	Когда Кристина скрылась в конце коридора, Рауль пересек его, открыл дверь комнаты и вошел внутрь.
He found himself in absolute darkness.	Он оказался в полной темноте.
The gas had been turned out.	Газовый свет был выключен.
"There is some one here!" said Raoul, with his back against the closed door, in a quivering voice. "What are you hiding for?"	- Есть здесь кто-нибудь? - спросил он вибрирующим голосом. "Почему он скрывается?"- подумал юноша. Он стоял спиной к закрытой двери.
All was darkness and silence.	Темнота и тишина.
Raoul heard only the sound of his own breathing.	Он слышал только звук собственного дыхания.
He quite failed to see that the indiscretion of his conduct was exceeding all bounds.	Рауль даже не сознавал, насколько неосторожным было его поведение.
"You shan't leave this until I let you!" he exclaimed.	- Вы не уйдете отсюда, пока я не выпущу вас, -резко сказал он.
"If you don't answer, you are a coward!	- Отвечайте, вы, если вы не трус!
But I'll expose you!"	Но я разоблачу вас!
And he struck a match.	Рауль зажег спичку.
The blaze lit up the room.	Пламя на секунду осветило комнату.
There was no one in the room!	Никого!
Raoul, first turning the key in the door, lit the gas-jets. He went into the dressing-closet, opened the cupboards, hunted about, felt the walls with his moist hands.	Заперев дверь, он зажег газовый свет, открыл стенные шкафы, поискал, заглянул в ванную, ощупал стены влажными руками.
Nothing!	Пусто!
"Look here!" he said, aloud. "Am I going mad?"	- Я теряю разум? - громко произнес он.
He stood for ten minutes listening to the gas flaring in the silence of the empty room; lover though he was, he did not even think of stealing a ribbon that would have given him the perfume of the woman he loved.	Минут десять юноша стоял, прислушиваясь к шипению газа, в полной тишине опустевшей комнаты; хотя он был влюблен, ему даже не пришло в голову взять ленту на память о любимой женщине.
He went out, not knowing what he was doing nor where he was going.	Он вышел совершенно потерянный, не понимая, что делает и куда идет.
At a given moment in his wayward progress, an icy draft struck him in the face. He found himself at the bottom of a staircase, down which, behind him, a procession of workmen were carrying a sort of stretcher, covered with a white sheet.	Лишь почувствовав холодный воздух на лице, Рауль увидел, что находится на нижней площадке узкой лестницы. За ним двигалась группа рабочих, которые несли некое подобие носилок, покрытых белой материей.
"Which is the way out, please?" he asked of one of the men.	- Скажите, пожалуйста, где здесь выход? -спросил он.

"Straight in front of you, the door is open.	- Прямо перед вами, - ответил один из рабочих. -Вы видите, дверь открыта.
But let us pass."	Но разрешите сначала нам пройти.
Pointing to the stretcher, he asked mechanically:	Рауль показал на носилки и спросил без особого интереса:
"What's that?"	- Что это?
The workmen answered: "'That' is Joseph Buquet, who was found in the third cellar, hanging between a farm-house and a scene from the ROI DE LAHORE."	- Жозеф Бюке. Его нашли повешенным в третьем подвале между задником и декорациями из "Короля Лахора".
He took off his hat, fell back to make room for the procession and went out.	Рауль отступил в сторону, пропуская рабочих вперед, затем поклонился и вышел.
Chapter III The Mysterious Reason	Глава 3 В которой Дебьенн и Полиньи по секрету раскрыли Арману Мушармену и Фирмену Ришару, новым директорам, действительную причину их ухода из Оперы
During this time, the farewell ceremony was taking place.	Между тем прощальная церемония началась.
I have already said that this magnificent function was being given on the occasion of the retirement of M. Debienne and M. Poligny, who had determined to "die game," as we say nowadays.	Как я уже говорил, это великолепное торжество было устроено Дебьенном и Полиньи по случаю их ухода из Оперы. Употребляя банальное выражение, они хотели уйти в блеске славы.
They had been assisted in the realization of their ideal, though melancholy, program by all that counted in the social and artistic world of Paris.	Все, кто хоть что-то значил в парижском обществе и искусстве, помогли импресарио организовать эту идеальную программу.
All these people met, after the performance, in the foyer of the ballet, where Sorelli waited for the arrival of the retiring managers with a glass of champagne in her hand and a little prepared speech at the tip of her tongue.	Все собрались в комнате отдыха танцовщиц. Ла Сорелли ждала Мушармена и Ришара с бокалом шампанского в руке и приготовленной речью.
Behind her, the members of the Corps de Ballet, young and old, discussed the events of the day in whispers or exchanged discreet signals with their friends, a noisy crowd of whom surrounded the supper-tables arranged along the slanting floor.	Танцовщицы кордебалета собрались вокруг нее, негромко обсуждая события дня. Возле столиков с едой, поставленных между картинами Буланже "Танец воина" и "Танец крестьян", уже образовалась гудящая толпа.
A few of the dancers had already changed into ordinary dress; but most of them wore their skirts of gossamer gauze; and all had thought it the right thing to put on a special face for the occasion: all, that is, except little Jammes, whose fifteen summers-happy age!-seemed already to have forgotten the ghost and the death of Joseph Buquet.	Некоторые балерины успели переодеться, но большинство все еще оставались в легких газовых одеждах. Все девушки сохраняли серьезный вид, который они считали подобающим случаю, - все, кроме маленькой Жамме, казалось, уже забывшей о привидении и смерти Жозефа Бюке.
She never ceased to laugh and chatter, to hop about and play practical jokes, until Mm. Debienne and Poligny appeared on the steps of the foyer, when she was severely called to order by the impatient Sorelli.	Она болтала, пританцовывая и подшучивая над своими друзьями, что, собственно, неудивительно, когда тебе пятнадцать лет. Раздраженная Ла Сорелли строго призвала ее к порядку, едва Дебьенн и Полиньи появились в комнате. Оба уходящих директора казались веселыми.

Everybody remarked that the retiring managers looked cheerful, as is the Paris way.	В провинции это показалось бы неестественным, но в столице считалось проявлением хорошего вкуса.
None will ever be a true Parisian who has not learned to wear a mask of gaiety over his sorrows and one of sadness, boredom or indifference over his inward joy.	Никто не мог бы слыть настоящим парижанином, не научившись надевать маску веселья на свои печали и маску уныния, скуки и безразличия на свои внутренние радости.
You know that one of your friends is in trouble; do not try to console him: he will tell you that he is already comforted; but, should he have met with good fortune, be careful how you congratulate him: he thinks it so natural that he is surprised that you should speak of it.	Если вы знаете, что у одного из ваших друзей горе, не пытайтесь утешать его: он скажет, что дела уже поправляются. Если же его посетила удача, не поздравляйте его: он только удивится тому, что кто-то вспомнил об этом.
In Paris, our lives are one masked ball; and the foyer of the ballet is the last place in which two men so "knowing" as M. Debienne and M. Poligny would have made the mistake of betraying their grief, however genuine it might be.	Парижане всегда чувствуют себя, как на маскараде, и двое столь утонченных мужчин, как Дебьенн и Полиньи, конечно же не могли позволить себе демонстрировать перед обществом свое подлинное настроение.
And they were already smiling rather too broadly upon Sorelli, who had begun to recite her speech, when an exclamation from that little madcap of a Jammes broke the smile of the managers so brutally that the expression of distress and dismay that lay beneath it became apparent to all eyes:	Они несколько нарочито улыбались, когда Ла Сорелли начала свою речь. Затем восклицание этой легкомысленной Жаме заставило их улыбки исчезнуть столь внезапно, что окружающие не могли не уловить печаль и страх, которые они скрывали.
"The Opera ghost!"	- Призрак Оперы!
Jammes yelled these words in a tone of unspeakable terror; and her finger pointed, among the crowd of dandies, to a face so pallid, so lugubrious and so ugly, with two such deep black cavities under the straddling eyebrows, that the death's head in question immediately scored a huge success.	- Жамме произнесла эти слова со страхом и указала на лицо, бледное, печальное и искаженное, как сама смерть.
"The Opera ghost!	- Призрак!
The Opera ghost!"	Призрак Оперы!
Everybody laughed and pushed his neighbor and wanted to offer the Opera ghost a drink, but he was gone.	Все засмеялись и, толкая друг друга, пытались подойти поближе к призраку, чтобы предложить ему что-либо выпить.
He had slipped through the crowd; and the others vainly hunted for him, while two old gentlemen tried to calm little Jammes and while little Giry stood screaming like a peacock.	Но он исчез, очевидно ускользнув в толпу. Его безуспешно искали, в то время как оба старых господина пытались успокоить малюток Жамме и Жири.
Sorelli was furious; she had not been able to finish her speech; the managers, had kissed her, thanked her and run away as fast as the ghost himself.	Ла Сорелли была взбешена: она не смогла закончить свою речь. Дебьенн и Полиньи поцеловали ее, поблагодарили и ушли гак же быстро, как привидение.

No one was surprised at this, for it was known that they were to go through the same ceremony on the floor above, in the foyer of the singers, and that finally they were themselves to receive their personal friends, for the last time, in the great lobby outside the managers' office, where a regular supper would be served.	Никто этому не удивился - все знали, что им предстоит еще пройти такую же церемонию в комнате отдыха певцов этажом выше и что потом они будут принимать в последний раз своих близких друзей в большом вестибюле рядом со своим кабинетом, где их ждал настоящий ужин.
Here they found the new managers, M. Armand Moncharmin and M. Firmin Richard, whom they hardly knew; nevertheless, they were lavish in protestations of friendship and received a thousand flattering compliments in reply, so that those of the guests who had feared that they had a rather tedious evening in store for them at once put on brighter faces.	Там-то мы и нашли их теперь с новыми директорами Арманом Мушарменом и Фирменом Ришаром. Они едва знали друг друга, но обменивались громкими комплиментами и заверениями в дружбе, в результате чего у гостей, которые опасались провести довольно скучный вечер, заметно поднялось настроение.
The supper was almost gay and a particularly clever speech of the representative of the government, mingling the glories of the past with the successes of the future, caused the greatest cordiality to prevail.	Во время ужина атмосфера была почти праздничной. Было произнесено несколько тостов, и представитель правительства продемонстрировал такие способности в этой области, что вскоре сердечность уже царила среди гостей.
The retiring managers had already handed over to their successors the two tiny master-keys which opened all the doors-thousands of doors-of the Opera house.	Передача административных полномочий состоялась накануне в неофициальной обстановке, и вопросы, которые необходимо было разрешить между новыми и старыми администраторами, были разрешены при посредничестве представителя правительства с таким большим желанием обеих сторон прийти к согласию, что никто теперь не удивлялся, увидев теплые улыбки на лицах импресарио. Дебьенн и Полиньи вручили Мушармену и Ришару два маленьких универсальных ключа, которые отпирали все несколько тысяч дверей Национальной академии музыки.
And those little keys, the object of general curiosity, were being passed from hand to hand, when the attention of some of the guests was diverted by their discovery, at the end of the table, of that strange, wan and fantastic face, with the hollow eyes, which had already appeared in the foyer of the ballet and been greeted by little Jammes' exclamation:	Собравшиеся с любопытством рассматривали эти ключи. Их передавали из рук в руки, как вдруг внимание некоторых гостей привлекла странная фигура с бледным, фантастическим лицом, которая уже появлялась в комнате танцовщиц и которую маленькая Жамме встретила восклицанием:
"The Opera ghost!"	"Призрак Оперы!"
There sat the ghost, as natural as could be, except that he neither ate nor drank.	Человек сидел в конце стола и вел себя совершенно естественно, за исключением того, что ничего не ел и не пил.
Those who began by looking at him with a smile ended by turning away their heads, for the sight of him at once provoked the most funereal thoughts.	Те, кто улыбался, впервые увидев его, вскоре отводили взгляд, потому что его вид вызывал болезненные мысли.
No one repeated the joke of the foyer, no one exclaimed:	Никто здесь не воспринимал его появление как шутку, как это было у танцовщиц, никто не кричал:

"There's the Opera ghost!"	"Вот он, призрак Оперы!"
He himself did not speak a word and his very neighbors could not have stated at what precise moment he had sat down between them; but every one felt that if the dead did ever come and sit at the table of the living, they could not cut a more ghastly figure.	Человек ничего не говорил. Даже сидевшие рядом с ним не могли сказать точно, когда он пришел, но каждый думал, что, если мертвые иногда возвращаются и сидят за столом живых, они не могут иметь более ужасного лица, чем это.
The friends of Firmin Richard and Armand Moncharmin thought that this lean and skinny guest was an acquaintance of Debienne's or Poligny's, while Debienne's and Poligny's friends believed that the cadaverous individual belonged to Firmin Richard and Armand Moncharmin's party.	Друзья Мушармена и Ришара думали, что этот бестелесный гость был другом Дебьенна и Полиньи, а друзья Дебьенна и Полиньи считали, что он друг Мушармена и Ришара.
The result was that no request was made for an explanation; no unpleasant remark; no joke in bad taste, which might have offended this visitor from the tomb.	Потому никто не спрашивал объяснений и не отпускал никаких неприятных замечаний или шуток дурного вкуса, которые могли обидеть этого ужасного человека.
A few of those present who knew the story of the ghost and the description of him given by the chief scene-shifter-they did not know of Joseph Buquet's death-thought, in their own minds, that the man at the end of the table might easily have passed for him; and yet, according to the story, the ghost had no nose and the person in question had.	Некоторые гости, которые слышали легенду о призраке и его описание, данное главным рабочим сцены (они еще не знали о смерти Жозефа Бюке), думали, что человек в конце стола мог сойти за материализацию какого-то воображаемого лица, созданного неисправимым суеверием персонала Оперы. По легенде, у призрака нет, носа, а у этого мужчины он был.
But M. Moncharmin declares, in his Memoirs, that the guest's nose was transparent: "long, thin and transparent" are his exact words.	Мушармен пишет в своих мемуарах, что нос был прозрачным. Вот его точные слова: "Его нос был длинным, тонким и прозрачным".
I, for my part, will add that this might very well apply to a false nose.	И позволю себе добавить, Что это, видимо, был фальшивый нос.
M. Moncharmin may have taken for transparency what was only shininess.	Мушармен, возможно, принял отблеск за прозрачность.
Everybody knows that orthopaedic science provides beautiful false noses for those who have lost their noses naturally or as the result of an operation.	Каждый знает, что наука может сделать отличные искусственные носы для людей, которые были лишены носа природой или в результате какой-либо операции.
Did the ghost really take a seat at the managers' supper-table that night, uninvited?	Действительно ли в ту ночь привидение пришло и сидело за столом на банкете без приглашения?
And can we be sure that the figure was that of the Opera ghost himself?	И можем ли мы быть уверенными, что лицо, о котором идет речь, было лицом самого призрака Оперы?
Who would venture to assert as much?	Кто осмелится утверждать это?
I mention the incident, not because I wish for a second to make the reader believe-or even to try to make him believe-that the ghost was capable of such a sublime piece of impudence; but because, after all, the thing is impossible.	Я упомянул об этом инциденте не потому, что хотел убедить моих читателей в том, что привидение действительно способно на такую дерзость, а лишь потому, что, по моему мнению, вполне возможно, что это так. У меня есть достаточные основания думать так.

M. Armand Moncharmin, in chapter eleven of his Memoirs, says:	Мушармен пишет в одиннадцатой главе своих мемуаров:
"When I think of this first evening, I can not separate the secret confided to us by MM. Debienne and Poligny in their office from the presence at our supper of that GHOSTLY person whom none of us knew."	"Когда я вспоминаю этот первый вечер, я не могу отделить присутствие на нашем ужине этой похожей на привидение личности, которой никто у нас не знал, от того, что мсье Дебьенн и мсье Полиньи сообщили нам по секрету в своем кабинете".
What happened was this: Mm.	Случилось же следующее.
Debienne and Poligny, sitting at the center of the table, had not seen the man with the death's head. Suddenly he began to speak.	Дебьенн и Полиньи, сидя в центре стола, еще не видели мужчину с ужасной головой, похожей на смерть, когда тот вдруг начал говорить.
"The ballet-girls are right," he said.	- Танцовщицы правы, - сказал он.
"The death of that poor Buquet is perhaps not so natural as people think."	- Смерть бедного Бюке, возможно, не такая естественная, как думают.
Debienne and Poligny gave a start. "Is Buquet dead?" they cried.	Дебьенн и Полиньи вздрогнули и разом воскликнули: - Бюке мертв?
"Yes," replied the man, or the shadow of a man, quietly.	- Да, - спокойно ответил мужчина или привидение.
"He was found, this evening, hanging in the third cellar, between a farm-house and a scene from the Roi de Lahore."	- Этим вечером его нашли висящим в третьем подвале между задником и декорациями из "Короля Лахора".
The two managers, or rather ex-managers, at once rose and stared strangely at the speaker.	Оба директора, или, скорее, бывших директора, встали и странно посмотрели на говорящего.
They were more excited than they need have been, that is to say, more excited than any one need be by the announcement of the suicide of a chief scene-shifter.	Они пребывали в большем волнении, чем можно было ожидать от людей, которые узнали, что повесился рабочий сцены.
They looked at each other. They, had both turned whiter than the table-cloth.	Они переглянулись, став белее белых скатертей.
At last, Debienne made a sign to Mm. Richard and Moncharmin; Poligny muttered a few words of excuse to the guests; and all four went into the managers' office.	Наконец Дебьенн кивнул Мушармену и Ришару, Полиньи сказал несколько слов извинений гостям, и четверо мужчин удалились в директорский кабинет.
I leave M. Moncharmin to complete the story. In his Memoirs, he says:	Далее я цитирую мемуары Мушармена:
"Mm. Debienne and Poligny seemed to grow more and more excited, and they appeared to have something very difficult to tell us.	"Месье Дебьенн и Полиньи выглядели очень взволнованными, казалось, что они хотят что-то сообщить нам, но не решаются.
First, they asked us if we knew the man, sitting at the end of the table, who had told them of the death of Joseph Buquet; and, when we answered in the negative, they looked still more concerned.	Сначала они спросили, знаем ли мы человека, сказавшего о смерти Жозефа Бюке, и когда мы ответили отрицательно, их волнение еще больше усилилось.

They took the master-keys from our hands, stared at them for a moment and advised us to have new locks made, with the greatest secrecy, for the rooms, closets and presses that we might wish to have hermetically closed.	Они взяли у нас универсальные ключи, покачали головой и посоветовали тайно сменить замки во всех комнатах, стенных шкафах и местах, которые мы хотели бы надежно запереть.
They said this so funnily that we began to laugh and to ask if there were thieves at the Opera.	Полиньи и Дебьенн выглядели так комично, что Ришар и я рассмеялись. Я спросил, есть ли в Опере воры.
They replied that there was something worse, which was the GHOST.	Полиньи ответил, что есть нечто похуже воров: призрак.
We began to laugh again, feeling sure that they were indulging in some joke that was intended to crown our little entertainment.	Мы засмеялись опять, думая, что они разыгрывают с нами шутку, которая должна увенчать вечерние празднества.
Then, at their request, we became 'serious,' resolving to humor them and to enter into the spirit of the game.	Но в конце концов по их просьбе мы опять стали "серьезными", готовые посмеяться вместе, принять участие в их игре.
They told us that they never would have spoken to us of the ghost, if they had not received formal orders from the ghost himself to ask us to be pleasant to him and to grant any request that he might make.	Они сказали, что молчали бы, если бы призрак сам не приказал им убедить нас обращаться с ним учтиво и предоставлять все, о чем бы он ни попросил.
However, in their relief at leaving a domain where that tyrannical shade held sway, they had hesitated until the last moment to tell us this curious story, which our skeptical minds were certainly not prepared to entertain.	Обрадованные, что вскоре отделаются от привидения, они колебались до последнего момента, говорить ли нам об этой странной ситуации, к которой наш скептический разум, определенно, не был подготовлен.
But the announcement of the death of Joseph Buquet had served them as a brutal reminder that, whenever they had disregarded the ghost's wishes, some fantastic or disastrous event had brought them to a sense of their dependence.	Но затем объявление о смерти Жозефа Бюке напомнило милейшим Полиньи и Дебьенну, что как бы они ни противились желаниям привидения, фантастические или ужасные происшествия быстро возвратят их к осознанию зависимости от него.
"During these unexpected utterances made in a tone of the most secret and important confidence, I looked at Richard.	Пока они рассказывали об этих неожиданных вещах тоном торжественным и доверительным, я смотрел на Ришара.
Richard, in his student days, had acquired a great reputation for practical joking, and he seemed to relish the dish which was being served up to him in his turn.	В свои студенческие годы он был известен как мастер различных мистификаций, и консьержи бульвара Сен-Мишель могли засвидетельствовать, что он заслужил эту репутацию. Казалось, он получал удовольствие от блюда, которое ему предлагали.
He did not miss a morsel of it, though the seasoning was a little gruesome because of the death of Buquet.	Он не упустил ни одного кусочка этого блюда, хотя приправа к нему была немного мрачной из-за смерти Бюке.
He nodded his head sadly, while the others spoke, and his features assumed the air of a man who bitterly regretted having taken over the Opera, now that he knew that there was a ghost mixed up in the business.	Ришар уныло покачал головой, и, по мере того как Дебьенн и Полиньи говорили, его лицо принимало выражение испуга. Казалось, он горько сожалеет, что стал директором Оперы теперь, узнав о привидении.

I could think of nothing better than to give him a servile imitation of this attitude of despair.	Я бы не смог лучше сымитировать это выражение отчаяния.
However, in spite of all our efforts, we could not, at the finish, help bursting out laughing in the faces of MM. Debienne and Poligny, who, seeing us pass straight from the gloomiest state of mind to one of the most insolent merriment, acted as though they thought that we had gone mad.	Но в конце концов, несмотря на все наши усилия, мы не смогли не рассмеяться в лицо Дебьенну и Полиньи. Видя, как мы перешли от глубокого уныния к дерзкому веселью, они повели себя так, будто решили, что мы сошли с ума.
"The joke became a little tedious; and Richard asked half-seriously and half in jest:	Ришар, почувствовав, что шутка слишком затянулась, полусерьезно спросил:
"'But, after all, what does this ghost of yours want?'	- Но чего хочет этот призрак?
"M. Poligny went to his desk and returned with a copy of the memorandum-book.	Полиньи подошел к своему столу и вернулся с копией инструкций для администрации Оперы.
The memorandum-book begins with the well-known words saying that 'the management of the Opera shall give to the performance of the National Academy of Music the splendor that becomes the first lyric stage in France' and ends with Clause 98, which says that the privilege can be withdrawn if the manager infringes the conditions stipulated in the memorandum-book.	Они начинаются словами: "Администрация должна придавать представлениям Национальной академии музыки блеск, который приличествует лучшему французскому оперному театру" и заканчиваются статьей 98: "Администратор может быть отстранен от своего поста: 1.
This is followed by the conditions, which are four in number. "The copy produced by M. Poligny was written in black ink and exactly similar to that in our possession, except that, at the end, it contained a paragraph in red ink and in a queer, labored handwriting, as though it had been produced by dipping the heads of matches into the ink, the writing of a child that has never got beyond the down-strokes and has not learned to join its letters.	Если он действует вопреки положениям, предусмотренным в инструкции..." Инструкция была написана черными чернилами и казалась совершенной копией той, что была у нас, однако в конце был добавлен параграф, написанный красными чернилами странным, неровным почерком. Он наводил на мысль о ребенке, который еще учился писать и не умел соединять буквы.
This paragraph ran, word for word, as follows:	Этот параграф был пятым пунктом, добавленным к четырем в статье 98:
"'5.	"5.
Or if the manager, in any month, delay for more than a fortnight the payment of the allowance which he shall make to the Opera ghost, an allowance of twenty thousand francs a month, say two hundred and forty thousand francs a year.'	Если директор задерживает больше чем на две недели ежемесячную плату, которая полагается призраку Оперы, выплаты должны продолжаться до дальнейшего уведомления в размере 20.000 франков в месяц, или 240.000 франков за год".
"M. Poligny pointed with a hesitating finger to this last clause, which we certainly did not expect.	Полиньи, поколебавшись, указал на этот последний пункт, который для нас, конечно же, явился неожиданностью.
"'Is this all?	- Это все?
Does he not want anything else?' asked Richard, with the greatest coolness.	Он не хочет чего-нибудь еще? - спросил Ришар с абсолютным хладнокровием.
"'Yes, he does,' replied Poligny.	- Да, хочет, - ответил Полиньи.

"And he turned over the pages of the memorandum-book until he came to the clause specifying the days on which certain private boxes were to be reserved for the free use of the president of the republic, the ministers and so on.	Он полистал инструкции и громко прочитал: - "Статья 63. Ложа № 1 в первом правом ярусе резервируется на все представления для главы государства. Ложа № 20 бенуара по понедельникам и ложа № 30 первого яруса по средам и пятницам предоставляется в распоряжение министров. Ложа № 27 второго яруса резервируется каждый день для использования префектом Сены и главным комиссаром парижской полиции".
At the end of this clause, a line had been added, also in red ink:	Затем он показал параграф, приписанный красными чернилами:
"'Box Five on the grand tier shall be placed at the disposal of the Opera ghost for every performance.'	"Ложа № 5 первого яруса предоставляется в распоряжение призрака Оперы на все представления".
"When we saw this, there was nothing else for us to do but to rise from our chairs, shake our two predecessors warmly by the hand and congratulate them on thinking of this charming little joke, which proved that the old French sense of humor was never likely to become extinct.	В этот момент Ришар и я встали, тепло пожали руки своим предшественникам и поздравили их с очаровательной шуткой, которая показывала, что старое французское чувство юмора по-прежнему живо.
Richard added that he now understood why MM. Debienne and Poligny were retiring from the management of the National Academy of Music. Business was impossible with so unreasonable a ghost.	Ришар даже добавил, что теперь он понимает, почему Дебьенн и Полиньи покидают свои посты: невозможно вести дела Оперы и бороться с таким требовательным призраком.
"'Certainly, two hundred and forty thousand francs are not be picked up for the asking,' said M. Poligny, without moving a muscle of his face.	- Конечно, - серьезно ответил Полиньи. - 240.000 франков не растут на дереве.
'And have you considered what the loss over Box Five meant to us?	И вы понимаете, во что нам обходится зарезервированная для призрака ложа номер пять первого яруса.
We did not sell it once; and not only that, but we had to return the subscription: why, it's awful!	Мы не можем продать абонемент на нее и вынуждены вернуть деньги, которые постоянный зритель заплатил за нее. Это ужасно!
We really can't work to keep ghosts!	Мы не хотим работать, чтобы не поддерживать призрака!
We prefer to go away!'	Мы предпочитаем уйти.
"'Yes,' echoed M. Debienne, 'we prefer to go away.	- Да, мы предпочитаем уйти, - повторил Дебьенн.
Let us go.'"	- И давайте сделаем это сейчас.
"And he stood up.	- Он встал.
Richard said: 'But, after all all, it seems to me that you were much too kind to the ghost.	- Но мне кажется, вы слишком добры к этому призраку, - сказал Ришар.
If I had such a troublesome ghost as that, I should not hesitate to have him arrested.'	- Если бы я имел такое беспокойное привидение, я бы не колеблясь приказал арестовать его.
"'But how?	-Где?
Where?' they cried, in chorus.	Как? - воскликнул Полиньи.

' We have never seen him!'	- Мы его никогда не видели.
"'But when he comes to his box?'	- Даже когда он приходит в свою ложу?
"'WE HAVE NEVER SEEN HIM IN HIS BOX'	- Мы его никогда не видели в ложе.
"'Then sell it.'	- Тогда почему бы не продать абонемент на нее?
"'Sell the Opera ghost's box!	- Абонемент на ложу призрака Оперы?
Well, gentlemen, try it.'	Вот, мсье, вы и попробуйте!
"Thereupon we all four left the office.	Мы наконец покинули кабинет.
Richard and I had 'never laughed so much in our lives.'"	Ришар и я никогда так не смеялись".
Chapter IV Box Five	Глава 4 Ложа номер пять
Armand Moncharmin wrote such voluminous Memoirs during the fairly long period of his co-management that we may well ask if he ever found time to attend to the affairs of the Opera otherwise than by telling what went on there.	Арман Мушармен написал такие обширные мемуары, что может возникнуть вопрос, когда он находил время заниматься делами театра.
M. Moncharmin did not know a note of music, but he called the minister of education and fine arts by his Christian name, had dabbled a little in society journalism and enjoyed a considerable private income.	Он не знал ни одной ноты, но был в тесных отношениях с министром общественного образования и изящных искусств, немного писал как репортер, кроме того, у него было довольно большое состояние.
Lastly, he was a charming fellow and showed that he was not lacking in intelligence, for, as soon as he made up his mind to be a sleeping partner in the Opera, he selected the best possible active manager and went straight to Firmin Richard.	Он обладал немалым обаянием, был умен, поскольку своим партнером в Опере выбрал человека весьма достойного: он пошел прямо к Фирмену Ришару.

Firmin Richard was a very distinguished composer, who had published a number of successful pieces of all kinds and who liked nearly every form of music and every sort of musician.	Ришар был выдающимся композитором и настоящим джентльменом. Вот его характеристика, опубликованная в "Театральном ревю" в период, когда он стал одним из директоров Оперы: "Фирмену Ришару около пятидесяти лет. Он высок ростом и широк в плечах, но у него нет ни единой унции жира. Он обладает ярко выраженной индивидуальностью и внушительной внешностью. Цвет его лица всегда свеж. Волосы спадают довольно низко на лоб, и он их коротко стрижет. Лицо выглядит слегка печальным, что смягчается откровенным взглядом и прекрасной улыбкой. Фирмен Ришар -известный композитор, весьма искусный в гармонии и контрапункте. Характерная черта его музыки - монументальность. Он опубликовал несколько высоко оцененных критикой камерных пьес, фортепьянных сонат и небольших сочинений, полных оригинальности. Наконец, его "Смерть Геркулеса", исполняемая на концертах в консерватории, несет эпическое влияние Глюка, мастера, перед которым мсье Ришар испытывает благоговение. Хотя он обожает Глюка, однако Пиччинни любит не меньше. Преисполненный преклонения перед Пиччинни, он отдает дань уважения и Мейерберу, восхищается Чимарозой, кроме того, никто другой так высоко не ценит гений Вебера. Что же касается Вагнера, мсье Ришар не далек от того, чтобы считаться первым и, вероятно, единственным человеком во Франции, который понимает его музыку". На этом закончу цитату.
Clearly, therefore, it was the duty of every sort of musician to like M. Firmin Richard.	Она явно подразумевает, как мне кажется, что если Фирмен Ришар любит почти всех композиторов то обязанность всех композиторов -любить Фирмена Ришара.
The only things to be said against him were that he was rather masterful in his ways and endowed with a very hasty temper.	Чтобы довершить этот набросок, добавлю, что характер его был далеко не ангельским - иначе говоря, он отличался довольно крутым нравом.
The first few days which the partners spent at the Opera were given over to the delight of finding themselves the head of so magnificent an enterprise; and they had forgotten all about that curious, fantastic story of the ghost, when an incident occurred that proved to them that the joke-if joke it were-was not over.	На протяжении тех первых дней, которые партнеры провели в Опере, они были поглощены удовольствием ощущать себя хозяевами такого громадного и великолепного предприятия и, без сомнения, забыли об истории с привидением. Однако вскоре произошел инцидент, который напомнил им, что шутка - если это было то, что было, - еще не закончилась.
M. Firmin Richard reached his office that morning at eleven o'clock.	В это утро Ришар прибыл в свой кабинет в одиннадцать часов.
His secretary, M. Remy, showed him half a dozen letters which he had not opened because they were marked "private."	Его секретарь, мсье Реми, показал ему полдюжины писем, которые не вскрывал, так как на них было написано: "Лично".

One of the letters had at once attracted Richard's attention not only because the envelope was addressed in red ink, but because he seemed to have seen the writing before.	Одно письмо немедленно привлекло внимание Ришара не только потому, что надпись на конверте была сделана красными чернилами, но и потому, что, как ему показалось, он видел этот почерк раньше.
He soon remembered that it was the red handwriting in which the memorandum-book had been so curiously completed. He recognized the clumsy childish hand.	Он быстро понял, что этим неуклюжим почерком был написан параграф, которым так странно заканчивалась книга инструкций.
He opened the letter and read:	Ришар вскрыл конверт и прочел:
DEAR MR. MANAGER:	"Дорогие импресарио!
I am sorry to have to trouble you at a time when you must be so very busy, renewing important engagements, signing fresh ones and generally displaying your excellent taste.	Извините меня за беспокойство и за то, что отнимаю у вас дорогое время в тот момент, когда вы решаете судьбу исполнителей в Опере, возобновляете важные ангажементы и заключаете новые, делая все это авторитетно, с прекрасным пониманием театрального дела, знанием публики и ее вкусов, что я с моим долгим опытом нахожу просто поразительным.
I know what you have done for Carlotta, Sorelli and little Jammes and for a few others whose admirable qualities of talent or genius you have suspected. Of course, when I use these words, I do not mean to apply them to La Carlotta, who sings like a squirt and who ought never to have been allowed to leave the Ambassadeurs and the Cafe Jacquin; nor to La Sorelli, who owes her success mainly to the coach-builders; nor to little Jammes, who dances like a calf in a field.	Я знаю, что вы сделали для Карлотты, Ла Сорелли и маленькой Жамме и некоторых других, чей талант вы распознали. (Вы знаете, кого я имею в виду под некоторыми другими, совершенно очевидно, что это не Карлотта, которая поет, как мартовская кошка, и которой лучше никогда не покидать бы кафе "Жакен"; что это не Ла Сорелли, которая своим успехом обязана главным образом телу; не маленькая Жамме, которая скачет, словно теленок на лугу.
And I am not speaking of Christine Daae either, though her genius is certain, whereas your jealousy prevents her from creating any important part. When all is said, you are free to conduct your little business as you think best, are you not?	Это и не Кристина Доэ: хотя ее гений неоспорим, вы с ревностной заботливостью отстранили ее от всех ведущих спектаклей.) Вы, конечно, свободны управлять оперными делами, как считаете необходимым.
All the same, I should like to take advantage of the fact that you have not yet turned Christine Daae out of doors by hearing her this evening in the part of Siebel, as that of Margarita has been forbidden her since her triumph of the other evening; and I will ask you not to dispose of my box to-day nor on the FOLLOWING DAYS, for I can not end this letter without telling you how disagreeably surprised I have been once or twice, to hear, on arriving at the Opera, that my box had been sold, at the box-office, by your orders.	Однако я воспользуюсь, тем, что вы еще не выбросили Кристину Доэ, прослушав ее сегодня в роли Зибеля, поскольку роль Маргариты сейчас запрещена ей, и это после триумфа накануне. Прошу вас не располагать моей ложей сегодня вечером и в другие вечера. Не могу закончить это письмо, не признавшись в том, как неприятно был я удивлен, придя в Оперу и узнав, что на мою ложу продан абонемент по вашему приказу.
I did not protest, first, because I dislike scandal, and, second, because I thought that your predecessors, MM. Debienne and Poligny, who were always charming to me, had neglected, before leaving, to mention my little fads to you.	Я не протестовал, во-первых, потому что не люблю устраивать сцены, а также потому, что думал, что ваши предшественники мсье Дебьенн и Полиньи, которые всегда были добры ко мне, не сказали вам перед уходом о моей повышенной чувствительности.

I have now received a reply from those gentlemen to my letter asking for an explanation, and this reply proves that you know all about my Memorandum-Book and, consequently, that you are treating me with outrageous contempt. IF YOU WISH TO LIVE IN PEACE, YOU MUST NOT BEGIN BY TAKING AWAY MY PRIVATE BOX.	Но в ответ на мою просьбу объясниться они прислали мне письмо, которое доказывает, что вы знакомы с моей книгой инструкций. Поэтому считаю, что вы проявляете ко мне нетерпимое неуважение. Если вы хотите, чтобы мы жили в мире, вам не должно начинать с того, с чего начали вы - отобрали у меня мою ложу!
Believe me to be, dear Mr. Manager, without prejudice to these little observations, Your Most Humble and Obedient Servant,	Сделав эти маленькие замечания, я прошу вас считать меня вашим покорным слугой.
OPERA GHOST.	Призрак Оперы".
The letter was accompanied by a cutting from the agony-column of the Revue Theatrale, which ran:	В конверт была вложена вырезка из "Театрального ревю":
O.	"П.
G.-There is no excuse for R. and M. We told them and left your memorandum-book in their hands.	О.: Р, и М, нельзя простить. Мы предупредили их об этом и оставили вашу книгу инструкций.
Kind regards.	С уважением".
M. Firmin Richard had hardly finished reading this letter when M. Armand Moncharmin entered, carrying one exactly similar.	Едва Фирмен Ришар закончил читать письмо, как дверь его кабинета отворилась и вошел Арман Мушармен, держа в руках точно такой же конверт.
They looked at each other and burst out laughing.	Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
"They are keeping up the joke," said M. Richard, "but I don't call it funny."	- Шутка продолжается, - сказал Ришар, - и это уже не смешно.
"What does it all mean?" asked M. Moncharmin.	- Что все это означает? - спросил Мушармен.
"Do they imagine that, because they have been managers of the Opera, we are going to let them have a box for an indefinite period?"	- Неужели они думают, что мы позволим им сохранить ложу за собой навсегда лишь потому, что они были директорами Оперы?
"I am not in the mood to let myself be laughed at long," said Firmin Richard.	- Я не намерен позволять им продолжать свой обман дальше, - заявил Ришар.
"It's harmless enough," observed Armand Moncharmin.	- Это все довольно безобидно, - заметил Мушармен.
"What is it they really want?	- В сущности, чего они хотят?
A box for to-night?"	Ложу на сегодня?
M. Firmin Richard told his secretary to send Box Five on the grand tier to Mm. Debienne and Poligny, if it was not sold. It was not. It was sent off to them.	Ришар приказал своему секретарю послать Дебьенну и Полиньи билеты в ложу номер пять первого яруса, если она еще не зарезервирована, Ложа оказалась свободной, и билеты были отправлены немедленно.
Debienne lived at the corner of the Rue Scribe and the Boulevard des Capucines; Poligny, in the Rue Auber.	Дебьенн жил на углу улицы Скриба и бульвара Капуцинов, Полиньи - на улице Обера.
O. Ghost's two letters had been posted at the Boulevard des Capucines post-office, as Moncharmin remarked after examining the envelopes.	Оба письма, подписанных призраком, были отправлены из почтового отделения на бульваре Капуцинов. Мушармен заметил это, рассматривая конверты.

"You see!" said Richard.	- Вот видишь, - сказал Ришар.
They shrugged their shoulders and regretted that two men of that age should amuse themselves with such childish tricks.	Они пожали плечами и выразили сожаление, что такие почтенные люди, как Дебьенн и Полиньи, до сих пор забавляются детскими проказами.
"They might have been civil, for all that!" said Moncharmin.	- По крайней мере, они могли бы быть повежливее, - произнес Мушармен.
"Did you notice how they treat us with regard to Carlotta, Sorelli and Little Jammes?"	- Заметил, что они написали о Карлотте, Ла Сорелли к маленькой Жамме?
"Why, my dear fellow, these two are mad with jealousy!	- Мой друг, эти люди больны завистью!
To think that they went to the expense of, an advertisement in the Revue Theatrale!	Подумай только: они пошли даже на то, что заплатили за объявление в "Театральном ревю".
Have they nothing better to do?"	Что, им больше нечего делать?
"By the way," said Moncharmin, "they seem to be greatly interested in that little Christine Daae!" "You know as well as I do that she has the reputation of being quite good," said Richard.	- Кстати, - добавил Мушармен, - они, похоже, проявляют интерес к маленькой Кристине Доэ -Ты же знаешь, что у нее репутация целомудренной девушки?
"Reputations are easily obtained," replied Moncharmin.	- Репутации часто бывают незаслуженными, -сказал Мушармен.
"Haven't I a reputation for knowing all about music? And I don't know one key from another."	- Я, к примеру, пользуюсь репутацией знатока музыки, но не отличу скрипичный ключ от басового.
"Don't be afraid: you never had that reputation," Richard declared.	- Не беспокойся, у тебя никогда не было такой репутации, - заверил его Ришар.
Thereupon he ordered the artists to be shown in, who, for the last two hours, had been walking up and down outside the door behind which fame and fortune-or dismissal-awaited them.	Он приказал швейцару пригласить в комнату артистов, которые расхаживали взад и вперед в коридоре, ожидая, когда откроются директорские двери, двери, за которыми они найдут славу, деньги, а может быть, и увольнение.
The whole day was spent in discussing, negotiating, signing or cancelling contracts; and the two overworked managers went to bed early, without so much as casting a glance at Box Five to see whether M. Debienne and M. Poligny were enjoying the performance.	Весь день прошел в дискуссиях и переговорах, в подписании и расторжении контрактов. Поэтому вы можете быть уверены, что этой ночью, ночью 25 января, оба наших импресарио, уставших от трудного дня, легли в постель, даже не заглянув в ложу номер пять, чтобы узнать, понравилось ли Дебьенну и Полиньи вечернее представление.
Next morning, the managers received a card of thanks from the ghost:	На следующее утро Ришар и Мушармен нашли в своей почте открытку:
DEAR, MR. MANAGER:	"Дорогие импресарио!
Thanks.	Благодарю вас.
Charming evening.	Восхитительный вечер.
Daae exquisite.	Доэ прелестна.
Choruses want waking up.	С хорами необходимо поработать.
Carlotta a splendid commonplace instrument.	Карлотта изумительна.

Will write you soon for the 240,000 francs, or 233,424 fr. 70 c., to be correct.	Скоро напишу вам о 240.000 франков или, точнее, о 243.424 франках 70 сантимах.
Mm. Debienne and Poligny have sent me the 6,575 fr. 30 c. representing the first ten days of my allowance for the current year; their privileges finished on the evening of the tenth inst.	Дебьенн и Полиньи прислали мне 6575 франков за первые десять дней выплаты в счет этого года, поскольку они прекратили свою деятельность вечером десятого.
Kind regards. O. G.	Ваш покорный слуга П. О."
On the other hand, there was a letter from Mm. Debienne and Poligny:	Они получили также письмо от Дебьенна и Полиньи:
GENTLEMEN:	"Мсье!
We are much obliged for your kind thought of us, but you will easily understand that the prospect of again hearing Faust, pleasant though it is to ex-managers of the Opera, can not make us forget that we have no right to occupy Box Five on the grand tier, which is the exclusive property of HIM of whom we spoke to you when we went through the memorandum-book with you for the last time.	Благодарим вас за доброту, во вы легко поймете, что перспектива вновь послушать "Фауста", какой бы приятной она ни была для бывших директоров Оперы, не может заставить нас забыть, что мы не имеем права занимать ложу номер пять первого яруса. Вы знаете, кому эта ложа принадлежит, ибо мы говорили о ней с вами, когда перечитывали книгу инструкций последний раз.
See Clause 98, final paragraph.	Посему отсылаем вас к последнему параграфу статьи 63.
Accept, gentlemen, etc.	Примите, мсье..."
"Oh, those fellows are beginning to annoy me!" shouted Firmin Richard, snatching up the letter.	- Они начинают действовать мне на нервы! -грубо сказал Ришар, вырывая письмо из рук Мушармена.
And that evening Box Five was sold.	В этот же вечер ложа номер пять была сдана.
The next morning, Mm. Richard and Moncharmin, on reaching their office, found an inspector's report relating to an incident that had happened, the night before, in Box Five.	Придя в свой кабинет на следующий день, Ришар и Мушармен нашли на столе отчет контролера Оперы относительно событий, которые имели место накануне вечером в ложе номер пять.
I give the essential part of the report:	Вот наиболее существенный отрывок из этого короткого отчета:
I was obliged to call in a municipal guard twice, this evening, to clear Box Five on the grand tier, once at the beginning and once in the middle of the second act. The occupants, who arrived as the curtain rose on the second act, created a regular scandal by their laughter and their ridiculous observations.	"Дважды в этот вечер, в начале и в середине второго акта, мне пришлось вызывать полицейского, чтобы удалить лиц, занимавших ложу № 5 первого яруса, которые прибыли в начале второго акта. Они нарушали порядок своим громким смехом и глупыми замечаниями.
There were cries of "Hush!" all around them and the whole house was beginning to protest, when the box-keeper came to fetch me.	Раздавались крики "Тише!", и публика начинала протестовать.
I entered the box and said what I thought necessary.	Я пошел в ложу и сделал необходимые замечания.
The people did not seem to me to be in their right mind; and they made stupid remarks.	Занимавшие ложу люди вели себя крайне глупо и казались не в своем уме.
I said that, if the noise was repeated, I should be compelled to clear the box.	Я предупредил их, что, если нарушение порядка повторится, мне придется удалить их.

The moment I left, I heard the laughing again, with fresh protests from the house.	Выйдя из ложи, я опять услышал смех и протесты публики.
I returned with a municipal guard, who turned them out.	Я вернулся обратно с полицейским, который заставил этих людей покинуть ложу.
They protested, still laughing, saying they would not go unless they had their money back.	Все еще смеясь, они сказали, что останутся в холле до тех пор, пока им не вернут деньги.
At last, they became quiet and I allowed them to enter the box again.	В конце концов они успокоились, и я позволил им вернуться в ложу.
The laughter at once recommenced; and, this time, I had them turned out definitely.	Смех немедленно возобновился, и я удалил их на этот раз окончательно".
"Send for the inspector," said Richard to his secretary, who had already read the report and marked it with blue pencil.	- Пошлите за контролером, - сказал Ришар своему секретарю, который первым прочитал отчет и уже сделал на нем пометки синим карандашом.
M. Remy, the secretary, had foreseen the order and called the inspector at once.	Секретарь, мсье Реми, понятливый и робкий в присутствии директора, был интеллигентным, элегантным молодым человеком двадцати четырех лет. Он носил тонкие усы, одевался безупречно (даже днем носил сюртук) и получал жалованье в две тысячи четыреста франков в год. Он выискивал в газетах полезную информацию, отвечал на письма, распределял ложи и пригласительные билеты, назначал встречи, говорил с людьми, ожидавшими директора, навещал больных артистов, подыскивал дублеров, вел переписку с главами департаментов, но его главной обязанностью было служить своего рода замком дверей кабинета директора. Реми уже послал за контролером. Немного обеспокоенный, тот вошел в кабинет Ришара.
"Tell us what happened," said Richard bluntly.	- Расскажите нам, что же все-таки произошло, -грубо сказал Ришар.
The inspector began to splutter and referred to the report.	Контролер смутился и показал на свой отчет.
"Well, but what were those people laughing at?" asked Moncharmin.	- Почему эти люди смеялись? - спросил Мушармен.
"They must have been dining, sir, and seemed more inclined to lark about than to listen to good music.	- Вероятно, хорошо пообедали с вином, мсье, и были больше настроены развлекаться, чем слушать серьезную музыку.
The moment they entered the box, they came out again and called the box-keeper, who asked them what they wanted.	Едва войдя в ложу, они сразу же вышли и позвали билетершу. Она спросила, что им угодно.
They said,	Тогда один из мужчин сказал:
'Look in the box: there's no one there, is there?'	"Осмотрите ложу - там никого нет, не правда ли?"
'No,' said the woman. 'Well,' said they, 'when we went in, we heard a voice saying THAT THE BOX WAS TAKEN!'"	Билетерша ответила: "Нет", а мужчина произнес: "Хорошо, когда мы вошли, то услышали, как кто-то сказал, что ложа занята".

M. Moncharmin could not help smiling as he looked at M. Richard; but M. Richard did not smile.	Мушармен не мог сдержать улыбки, но Ришар не улыбался.
He himself had done too much in that way in his time not to recognize, in the inspector's story, all the marks of one of those practical jokes which begin by amusing and end by enraging the victims.	Он имел слишком большой опыт в такого рода вещах и не верил в истории, подобные той, что ему рассказывал сейчас контролер, видя в ней все признаки злобной мистификации.
The inspector, to curry favor with M. Moncharmin, who was smiling, thought it best to give a smile too. A most unfortunate smile!	Г лядя на Мушармена, который все еще улыбался, контролер решил, что тоже должен улыбнуться.
M. Richard glared at his subordinate, who thenceforth made it his business to display a face of utter consternation.	Но Ришар бросил на него испепеляющий взгляд. Контролер тут же попытался придать лицу подходящее случаю выражение.
"However, when the people arrived," roared Richard, "there was no one in the box, was there?"	- Когда эти люди прибыли, - грозно спросил Ришар, - кто-нибудь был в ложе?
"Not a soul, sir, not a soul!	- Никого, мсье, совершенно никого!
Nor in the box on the right, nor in the box on the left: not a soul, sir, I swear!	И никого не было в ложах по обе стороны от нее.
The box-keeper told it me often enough, which proves that it was all a joke." "Oh, you agree, do you?" said Richard. "You agree! It's a joke! And you think it funny, no doubt?" "I think it in very bad taste, sir."	Клянусь, ложа была пуста, готов биться об заклад! Убежден - все это только шутка.
"And what did the box-keeper say?"	- А что сказала билетерша?
"Oh, she just said that it was the Opera ghost.	- О, что касается ее, то тут все просто: она сказала, это был призрак.
That's all she said!"	Что еще можно от нее ожидать?
And the inspector grinned. But he soon found that he had made a mistake in grinning, for the words had no sooner left his mouth than M. Richard, from gloomy, became furious.	Контролер хихикнул, но понял, что опять совершил ошибку, ибо, услышав упоминание о призраке, Ришар точно взбесился.
"Send for the box-keeper!" he shouted.	- Я хочу видеть билетершу, - крикнул он.
"Send for her! This minute! This minute!	- Немедленно!
And bring her in to me here!	Приведите ее сюда!
And turn all those people out!"	И пошлите прочь этих людей.
The inspector tried to protest, but Richard closed his mouth with an angry order to hold his tongue.	Контролер пытался протестовать, но Ришар угрожающим "Молчите!" заставил его замолчать.
Then, when the wretched man's lips seemed shut for ever, the manager commanded him to open them once more.	Затем, когда губы его несчастного служащего, казалось, сомкнулись навсегда, Ришар потребовал, чтобы он их вновь разомкнул.
"Who is this 'Opera ghost?'" he snarled.	- Что это за призрак в Опере? - спросил он с выражением неудовольствия.
But the inspector was by this time incapable of speaking a word.	Но контролер был теперь не способен вымолвить и слова.

He managed to convey, by a despairing gesture, that he knew nothing about it, or rather that he did not wish to know.	Отчаянными жестами он дал Ришару понять, что не знает.
"Have you ever seen him, have you seen the Opera ghost?"	- Вы-то сами видели призрака?
The inspector, by means of a vigorous shake of the head, denied ever having seen the ghost in question.	Контролер энергично покачал головой.
"Very well!" said M. Richard coldly.	-Тем хуже для вас, - холодно отрезал Ришар.
The inspector's eyes started out of his head, as though to ask why the manager had uttered that ominous "Very well!"	Глаза контролера открылись так широко, что, казалось, готовы были выскочить из орбит, и, обретя вновь способность говорить, он спросил директора, почему тот произнес эти зловещие слова.
"Because I'm going to settle the account of any one who has not seen him!" explained the manager.	- Потому что я намерен уволить каждого, кто его не видел! - ответил Ришар.
"As he seems to be everywhere, I can't have people telling me that they see him nowhere.	- Этот призрак появляется повсюду, и недопустимо, что его нигде не видели.
I like people to work for me when I employ them!"	Я хочу, чтобы мои служащие делали свое дело, и делали его хорошо! Глава 5 Продолжение "Ложи номер пять"
Having said this, M. Richard paid no attention to the inspector and discussed various matters of business with his acting-manager, who had entered the room meanwhile.	Сказав это, Ришар, не обращая больше внимания на контролера, начал обсуждать текущие дела со своим администратором, который только что вошел.
The inspector thought he could go and was gently-oh, so gently!-sidling toward the door, when M. Richard nailed the man to the floor with a thundering:	Контролер решил, что может уйти, и медленно стал отступать к двери. Однако Ришар, увидев это, топнул ногой и оглушительно рявкнул:
"Stay where you are!"	- Не двигаться!
M. Remy had sent for the box-keeper to the Rue de Provence, close to the Opera, where she was engaged as a porteress. She soon made her appearance.	Вскоре появилась билетерша, которая работала также консьержкой на улице Прованс, недалеко от Оперы.
"What's your name?"	- Как вас зовут?
"Mme. Giry.	- Мадам Жири.
You know me well enough, sir; I'm the mother of little Giry, little Meg, what!" This was said in so rough and solemn a tone that, for a moment, M. Richard was impressed.	Вы меня знаете, мсье. Я мать Мег Жири, или маленькой Мег, как ее еще называют.
He looked at Mme. Giry, in her faded shawl, her worn shoes, her old taffeta dress and dingy bonnet. It was quite evident from the manager's attitude, that he either did not know or could not remember having met Mme. Giry, nor even little Giry, nor even "little Meg!"	Ришар посмотрел на женщину (выцветшая шаль, стертые туфли, старое платье из тафты, потемневшая шляпа), и по выражению его лица стало очевидно, что он или никогда не встречался с ней, или забыл о встрече.
But Mme. Giry's pride was so great that the celebrated box-keeper imagined that everybody knew her.	Но все билетеры одинаковы - они абсолютно уверены, что их знает буквально каждый..

"Never heard of her!" the manager declared.	- Нет, я вас не припоминаю, - заявил Ришар.
"But that's no reason, Mme. Giry, why I shouldn't ask you what happened last night to make you and the inspector call in a municipal guard."	- Но все же я хотел бы, чтобы вы рассказали, что случилось вчера вечером, почему вам и контролеру пришлось позвать полицейского.
"I was just wanting to see you, sir, and talk to you about it, so that you mightn't have the same unpleasantness as M. Debienne and M. Poligny.	- Да, я сама хотела поговорить с вами об этом, мсье, чтобы у вас не было таких же неприятностей, как у мсье Дебьенна и мсье Полиньи.
They wouldn't listen to me either, at first."	Вначале они тоже не хотели слушать меня и...
"I'm not asking you about all that.	- Я не спрашиваю вас обо всем этом, - прервал ее Ришар.
I'm asking what happened last night."	- Расскажите, что произошло вчера вечером.
Mme. Giry turned purple with indignation. Never had she been spoken to like that.	Мадам Жири покраснела от возмущения - никто раньше не говорил с ней таким тоном.
She rose as though to go, gathering up the folds of her skirt and waving the feathers of her dingy bonnet with dignity, but, changing her mind, she sat down again and said, in a haughty voice:	Она встала, будто намеревалась уйти, с достоинством разглаживая складки юбки и встряхивая перьями своей поблекшей шляпы, затем, видимо передумав, опять села и сказала высокомерно:
"I'll tell you what happened. The ghost was annoyed again!" Thereupon, as M. Richard was on the point of bursting out, M. Moncharmin interfered and conducted the interrogatory, whence it appeared that Mme.	- Случилось то, что кто-то опять раздражал привидение" В этот момент, видя, что Ришар вот-вот разразится гневом, Мушармен вмешался и сам стал расспрашивать билетершу.
Giry thought it quite natural that a voice should be heard to say that a box was taken, when there was nobody in the box.	Оказалось, для мадам Жири было совершенно нормальным, что люди слышали голос в ложе, хотя там никого не было.
She was unable to explain this phenomenon, which was not new to her, except by the intervention of the ghost.	Она объясняла этот феномен только действиями привидения.
Nobody could see the ghost in his box, but everybody could hear him.	Его никто никогда не видел, но многие слышали, поведала мадам Жири присутствующим.
She had often heard him; and they could believe her, for she always spoke the truth. They could ask M. Debienne and M. Poligny, and anybody who knew her; and also M. Isidore Saack, who had had a leg broken by the ghost!	Она слышала его часто, и на ее слово можно положиться, потому что она никогда не лжет и они могут спросить у мсье Дебьенна и мсье Полиньи или кого-либо другого, кто знает ее, включая Исидора Саака, которому призрак сломал ногу.
"Indeed!" said Moncharmin, interrupting her.	- Даже так? - спросил Мушармен.
"Did the ghost break poor Isidore Saack's leg?"	- Призрак сломал ногу бедному Исидору Сааку?
Mme. Giry opened her eyes with astonishment at such ignorance.	Г лаза мадам Жири выразили изумление по поводу такого невежества.
However, she consented to enlighten those two poor innocents.	Наконец она согласилась просветить этих двух несчастных простаков.

The thing had happened in M. Debienne and M. Poligny's time, also in Box Five and also during a performance of FAUST.	Инцидент произошел во времена Дебьенна и Полиньи и так же, как вчера, в ложе номер пять во время представления "Фауста".
Mme. Giry coughed, cleared her throat-it sounded as though she were preparing to sing the whole of Gounod's score-and began: "It was like this, sir.	Мадам Жири откашлялась и прочистила горло, как будто собиралась спеть всю оперу Гуно. - Вот как это было, мсье, - начала она.
That night, M. Maniera and his lady, the jewelers in the Rue Mogador, were sitting in the front of the box, with their great friend, M. Isidore Saack, sitting behind Mme. Maniera. Mephistopheles was singing"-Mme.	- В тот вечер мсье Маньера и его жена, они торговцы драгоценными камнями с улицы Могадор, сидели в первом ряду ложи. Сзади мадам Маньера расположился их близкий друг Исидор Саак. На сцене пел Мефистофель.
Giry here burst into song herself-"'Catarina, while you play at sleeping,' and then M. Maniera heard a voice in his right ear (his wife was on his left) saying,	- И мадам Жири запела: "Вы так крепко спите..." -Затем своим правым ухом (а его жена сидела слева) мсье Маньера услышал голос:
'Ha, ha! Julie's not playing at sleeping!' His wife happened to be called Julie.	"Ха, ха, кто-кто, а Жюли не так уж крепко спит..." А его жену звали Жюли.
So. M. Maniera turns to the right to see who was talking to him like that.	Он повернул голову направо, чтобы посмотреть, кто сказал эти слова.
Nobody there!	Никого!
He rubs his ear and asks himself, if he's dreaming. Then Mephistopheles went on with his serenade... But, perhaps I'm boring you gentlemen?"	Мефистофель все еще пел... Но, может быть, вам скучно слушать это, мсье?
"No, no, go on."	- Нет-нет, продолжайте.
"You are too good, gentlemen," with a smirk.	- Вы очень добры, - сказала мадам Жири жеманно.
"Well, then, Mephistopheles went on with his serenade"-Mme.	- Итак, Мефистофель все еще пел.
Giry, burst into song again-"'Saint, unclose thy portals holy and accord the bliss, to a mortal bending lowly, of a pardon-kiss.' And then M. Maniera again hears the voice in his right ear, saying, this time,	- Она запела: "Катрин, я обожаю вас, молю, не откажите в сладком поцелуе..." - И опять мсье Маньера услышал голос справа:
'Ha, ha! Julie wouldn't mind according a kiss to Isidore!'	"Ха, ха, уж кто-кто, а Жюли не откажет Исидору в сладком поцелуе".
Then he turns round again, but, this time, to the left; and what do you think he sees?	Маньера опять повернул голову, и на этот раз в сторону жены и Исидора. И что же он видит?
Isidore, who had taken his lady's hand and was covering it with kisses through the little round place in the glove-like this, gentlemen"-rapturously kissing the bit of palm left bare in the middle of her thread gloves.	Исидор взял руку мадам Маньера и целует ее через небольшое отверстие в перчатке, вот так, мсье. - И мадам Жири поцеловала кусочек кожи, который просматривался сквозь ее шелковую перчатку.
"Then they had a lively time between them!	- Смею вас уверить, что все трое не сидели после этого тихо!
Bang! Bang!	Бах, бах!

M. Maniera, who was big and strong, like you, M. Richard, gave two blows to M. Isidore Saack, who was small and weak like M. Moncharmin, saving his presence.	Мсье Маньера, который был таким же большим и сильным, как вы, мсье Ришар, дал пару пощечин Исидору Сааку, который был худым и слабым, как вы, мсье Мушармен, при всем моем к вам уважении.
There was a great uproar.	Началась суматоха.
People in the house shouted,	Люди в зале стали кричать:
' That will do! Stop them! He'll kill him!'	"Он убьет его, убьет!"
Then, at last, M. Isidore Saack managed to run away."	Наконец Исидор смог убраться.
"Then the ghost had not broken his leg?" asked M. Moncharmin, a little vexed that his figure had made so little impression on Mme. Giry.	- Так призрак не сломал ему ногу? - спросил Мушармен, немного раздосадованный замечанием мадам Жири по поводу его внешности.
"He did break it for him, sir," replied Mme. Giry haughtily.	-Там - нет, мсье, - ответила она надменно.
"He broke it for him on the grand staircase, which he ran down too fast, sir, and it will be long before the poor gentleman will be able to go up it again!"	- Он сломал ее прямо на большой лестнице, по которой Исидор Саак спускался слишком быстро, и сломал ее так сильно, что пройдет довольно много времени, прежде чем бедный Исидор сможет опять подняться по этой лестнице.
"Did the ghost tell you what he said in M. Maniera's right ear?" asked M. Moncharmin, with a gravity which he thought exceedingly humorous.	- И призрак сам сказал вам, что шептал в правое ухо мсье Маньера? - спросил Мушармен серьезно, как судья.
"No, sir, it was M. Maniera himself. So--"	- Нет, мсье, это сказал мне Маньера.
"But you have spoken to the ghost, my good lady?"	- Но вы говорили с призраком, не правда ли, мадам?
"As I'm speaking to you now, my good sir!" Mme. Giry replied.	- Да, так же как сейчас с вами, любезный мсье.
"And, when the ghost speaks to you, what does he say?"	- И что же этот призрак обычно говорит вам, позвольте спросить?
"Well, he tells me to bring him a footstool!"	- Он просит, чтобы я принесла скамеечку для ног.
This time, Richard burst out laughing, as did Moncharmin and Remy, the secretary. Only the inspector, warned by experience, was careful not to laugh, while Mme. Giry ventured to adopt an attitude that was positively threatening.	После этих слов мадам Жири, которые она произнесла торжественным тоном, и при виде ее серьезного, полного значительности лица Ришар, Мушармен и Реми, секретарь, уже не могли сдерживаться - все разом они расхохотались. Контролер, исходя из своего предыдущего опыта, не присоединился к ним. Прислонившись к стене и нервно играя ключами в кармане, он гадал, чем это все может кончиться. Чем высокомернее становилась мадам Жири, тем больше он боялся, что раздражение Ришара вернется. Однако, видя веселье импресарио, билетерша посмела даже прибегнуть к угрозе.
"Instead of laughing," she cried indignantly, "you'd do better to do as M. Poligny did, who found out for himself."	- Вместо того чтобы смеяться, - возмутилась она, -лучше бы поступили, как мсье Полиньи.

"Found out about what?" asked Moncharmin, who had never been so much amused in his life.	- И как же? - спросил Мушармен, который никогда так не забавлялся.
"About the ghost, of course! ... Look here ..."	-Я постоянно пытаюсь объяснить вам... Послушайте.
She suddenly calmed herself, feeling that this was a solemn moment in her life:	- Мадам Жири вдруг успокоилась, чувствуя, видимо, что настал ее час.
"LOOK HERE," she repeated.	- Я помню все, как будто это было вчера.
"They were playing La Juive.	В тот вечер давали "Иудейку".
M. Poligny thought he would watch the performance from the ghost's box...	Мсье Полиньи сидел один в ложе призрака. Мадемуазель Краусс была великолепна. Она только что спела, вы знаете, это место во втором акте. - И мадам Жири затянула: "Я хочу жить и умереть рядом с человеком, которого люблю..." - Да, да, я знаю это место, - прервал ее Мушармен с улыбкой. Но она продолжала петь, встряхивая перьями своей шляпы "Уйдем, уйдем! Здесь и на небесах одна судьба ждет нас..." - Да-да, мы знаем это место, - повторил Ришар, снова теряя терпение. - Что из того?
Well, when Leopold cries,	-Так вот, это как раз, когда Леопольд воскликнул:
'Let us fly!'-you know-and Eleazer stops them and says,	"Бежим!", а Элеазар останавливает их:
'Whither go ye?' ... well, M. Poligny-I was watching him from the back of the next box, which was empty-M. Poligny got up and walked out quite stiffly, like a statue, and before I had time to ask him, 'Whither go ye?' like Eleazer, he was down the staircase, but without breaking his leg.	"Куда вы бежите?" Именно в этот момент мсье Полиньи, я наблюдала за ним из соседней ложи, которая не была занята, именно тогда он вдруг неожиданно встал и вышел, негнущийся, как статуя. Я едва успела спросить, куда он идет, совсем как Элеазар? Но мсье Полиньи не ответил мне и был бледнее трупа. Я видела, как он спустился по лестнице. Он не сломал себе ногу, но шел как во сне, как будто ему приснился кошмар. Он даже не мог найти дорогу - а ведь ему платили за то, чтобы он знал Оперу как свои пять пальцев. Высказав все это, мадам Жири сделала паузу, чтобы посмотреть на эффект, который она произвела. Но Мушармен лишь покачал головой.
"Still, that doesn't let us know how the Opera ghost came to ask you for a footstool," insisted M. Moncharmin.	- Все это еще не объясняет, как и при каких обстоятельствах призрак просил у вас скамеечку для ног, - настаивал он, глядя прямо в глаза мадам Жири.
"Well, from that evening, no one tried to take the ghost's private box from him.	- После этого вечера призрака оставили в покое и никто не пытался отобрать у него ложу.
The manager gave orders that he was to have it at each performance.	Месье Дебьенн и мсье Полиньи отдали приказ, чтобы ложу оставляли свободной для него на все представления.
And, whenever he came, he asked me for a footstool."	И каждый раз, приходя, он просил у меня скамеечку для ног.

"Tut, tut! A ghost asking for a footstool! Then this ghost of yours is a woman?"	- Итак, призрак, который просит скамеечку для ног... Ваш призрак - женщина?
"No, the ghost is a man."	- Нет, призрак - мужчина.
"How do you know?"	- Откуда вы это знаете?
"He has a man's voice, oh, such a lovely man's voice!	- У него голос мужчины, красивый мужской голос.
This is what happens: When he comes to the opera, it's usually in the middle of the first act. He gives three little taps on the door of Box Five.	Вот так это происходит. Обычно он появляется в Опере в середине первого акта, трижды стучится в дверь ложи номер пять.
The first time I heard those three taps, when I knew there was no one in the box, you can think how puzzled I was!	Можете представить, в каком недоумении я была, услышав эти стуки, а я знала очень хорошо, что в ложе никого нет.
I opened the door, listened, looked; nobody!	Я открыла дверь, я слушала, я смотрела - никого!
And then I heard a voice say,	И вот я услышала, как какой-то голос сказал мне:
'Mme. Jules' my poor husband's name was Jules-'a footstool, please.'	"Мадам Жюль (это фамилия моего покойного мужа), вы не принесете мне скамеечку для ног?"
Saving your presence, gentlemen, it made me feel all-overish like.	Я стала, извините меня, директор, как помидор.
But the voice went on,	Но голос продолжал:
'Don't be frightened, Mme. Jules, I'm the Opera ghost!'	"Не бойтесь, мадам Жюль, это я, призрак Оперы!!!"
And the voice was so soft and kind that I hardly felt frightened. THE VOICE WAS SITTING IN THE CORNER CHAIR, ON THE RIGHT, IN THE FRONT ROW."	Это был такой добрый, дружеский голос, что я почти перестала бояться. Я посмотрела в ту сторону, откуда он раздался. Голос, мсье, шел с первого места справа в первом ряду. За исключением того, что я никого не видела там, было точно так, как будто кто-то сидел на этом месте и говорил со мной, кто-то очень вежливый.
"Was there any one in the box on the right of Box Five?" asked Moncharmin.	- А ложа справа от ложи номер пять была занята? - спросил Мушармен.
"No; Box Seven, and Box Three, the one on the left, were both empty.	- Нет. Седьмая и третья ложи были еще пусты.
The curtain had only just gone up."	Представление только что началось.
"And what did you do?"	- И что же вы сделали?
"Well, I brought the footstool.	- Я принесла скамеечку, что же еще?
Of course, it wasn't for himself he wanted it, but for his lady!	Она, разумеется, была нужна не для него. Она была нужна для его дамы.
But I never heard her nor saw her."	Но я никогда не слышала и не видела ее...
"Eh? What?	Что?
So now the ghost is married!"	У привидения к тому же была жена?

The eyes of the two managers traveled from Mme. Giry to the inspector, who, standing behind the box-keeper, was waving his arms to attract their attention.	Мушармен и Ришар перевели взгляд с мадам Жири на контролера, который стоял позади нее и размахивал руками, чтобы привлечь к себе внимание директоров.
He tapped his forehead with a distressful forefinger, to convey his opinion that the widow Jules Giry was most certainly mad, a piece of pantomime which confirmed M. Richard in his determination to get rid of an inspector who kept a lunatic in his service.	Он с отчаянием указал пальцем на лоб, показывая, что мадам Жири сумасшедшая, что заставило Ришара принять окончательное решение уволить контролера, который держал на работе помешанную.
Meanwhile, the worthy lady went on about her ghost, now painting his generosity:	Но она продолжала рассказывать, полностью погруженная в мысли о призраке: теперь она восхваляла его щедрость.
"At the end of the performance, he always gives me two francs, sometimes five, sometimes even ten, when he has been many days without coming.	- В конце спектакля он обычно давал мне монетку в сорок су, иногда в сто су, а иногда даже в десять франков, если несколько дней подряд не приходил.
Only, since people have begun to annoy him again, he gives me nothing at all.	Но теперь вот, когда они начали опять раздражать его, он больше мне ничего не дает.
"Excuse me, my good woman," said Moncharmin, while Mme.	- Извините, славная женщина!
Giry tossed the feathers in her dingy hat at this persistent familiarity, "excuse me, how does the ghost manage to give you your two francs?"	- Мадам Жири снова сердито встряхнула перьями своей шляпки от такой настойчивой фамильярности. - Извините, но как призрак передает вам эти деньги? - спросил Мушармен, который от рождения был любопытным.
"Why, he leaves them on the little shelf in the box, of course.	- Он просто оставляет их на перилах ложи.
I find them with the program, which I always give him.	Я их нахожу там вместе с программой, которую всегда приношу ему.
Some evenings, I find flowers in the box, a rose that must have dropped from his lady's bodice ... for he brings a lady with him sometimes; one day, they left a fan behind them."	Иногда я нахожу в ложе цветы, розу, например, которая, видимо, выпала из корсажа его дамы. Он, должен быть, приходит иногда с дамой, поскольку однажды они оставили веер.
"Oh, the ghost left a fan, did he?	- Ха, ха. Призрак оставил веер?
And what did you do with it?"	И что же вы с ним сделали?
"Well, I brought it back to the box next night."	- Конечно, я принесла его в следующий раз.
Here the inspector's voice was raised.	В этот момент раздался голос контролера:
"You've broken the rules; I shall have to fine you, Mme. Giry."	- Вы не придерживаетесь правил, мадам Жири. Я вас оштрафую.
"Hold your tongue, you fool!" muttered M. Firmin Richard.	- Замолчите, болван! - прозвучал глубокий голос Ришара.
"You brought back the fan.	- Итак, вы принесли обратно веер.
And then?"	Что случилось потом?

"Well, then, they took it away with them, sir; it was not there at the end of the performance; and in its place they left me a box of English sweets, which I'm very fond of.	- Они его забрали, мсье. Я не нашла веер после представления, а на этом месте они оставили коробку с английскими конфетами, я их так люблю, мсье директор.
That's one of the ghost's pretty thoughts."	Это одна из любезностей призрака.
"That will do, Mme. Giry.	- Хорошо, мадам Жири.
You can go."	Вы можете идти.
When Mme. Giry had bowed herself out, with the dignity that never deserted her, the manager told the inspector that they had decided to dispense with that old madwoman's services; and, when he had gone in his turn, they instructed the acting-manager to make up the inspector's accounts.	Когда матушка Жири оставила кабинет, почтительно, но с достоинством, которое никогда не покидало ее, поклонившись обоим директорам, Ришар сказал контролеру, что решил освободиться от услуг этой старой сумасшедшей. Затем добавил, что он тоже уволен. И хотя тот заявил о своей привязанности к Опере, директора сказали секретарю, что контролер должен быть рассчитан и уволен.
Left alone, the managers told each other of the idea which they both had in mind, which was that they should look into that little matter of Box Five themselves.	Когда секретарь ушел и они остались одни, каждый выразил мысль, пришедшую им обоим в одно и то же время: надо пойти и посмотреть ложу номер пять. Мы вскоре также последуем за ними.
Chapter V The Enchanted Violin	Глава 6 Зачарованная скрипка
Christine Daae, owing to intrigues to which I will return later, did not immediately continue her triumph at the Opera.	Из-за интриг, о которых мы расскажем позже, Кристине Доэ не удалось повторить в Опере успех, который она имела на том знаменитом гала-концерте.
After the famous gala night, she sang once at the Duchess de Zurich's; but this was the last occasion on which she was heard in private.	Однако у Кристины была возможность появиться в доме герцогини Цюрихской, где она спела лучшие произведения из своего репертуара. Вот что писал о ней известный критик X., который был среди гостей: "Когда вы слышите ее в "Гамлете" Амбруаза Тома, невольно задаетесь вопросом: не пришел ли Шекспир на Елисейские поля, чтобы отрепетировать с ней роль Офелии? Это правда, что, когда она надевает звездную диадему Царицы ночи, Моцарт, казалось бы, должен покинуть свое вечное убежище, прийти и послушать ее. Но ему нет необходимости делать это, потому что сильный, вибрирующий голос неподражаемого интерпретатора "Волшебной флейты" достигает гения, легко поднимаясь в небеса, так же как она сама без усилий дошла от крытой соломой хижины в деревне Скотелоф до золотого и мраморного дворца, построенного мсье Гарнье". Однако после вечера в доме герцогини Цюрихской Кристина не пела на публике.

She refused, without plausible excuse, to appear at a charity concert to which she had promised her assistance.	Она отклоняла все приглашения и предложения платных выступлений. Без какого-либо благовидного объяснения она отказалась выступить на благотворительном концерте, в котором предварительно обещала принять участие.
She acted throughout as though she were no longer the mistress of her own destiny and as though she feared a fresh triumph.	Она вела себя так, как будто больше не контролировала свою жизнь, как будто боялась нового триумфа.
She knew that the Comte de Chagny, to please his brother, had done his best on her behalf with M. Richard; and she wrote to thank him and also to ask him to cease speaking in her favor.	Кристина узнала, что граф Филипп де Шаньи, желая угодить своему брату, предпринимал активные усилия в ее интересах, даже обращался к мсье Ришару. Она написала графу, поблагодарила его и попросила ничего не говорить о ней с директорами Оперы.
Her reason for this curious attitude was never known.	Что за причины могли быть у певицы для такого странного поведения?
Some pretended that it was due to overweening pride; others spoke of her heavenly modesty.	Одни приписывали это беспредельной гордыне, другие - божественной скромности.
But people on the stage are not so modest as all that; and I think that I shall not be far from the truth if I ascribe her action simply to fear.	В действительности же наиболее вероятным объяснением подобного поведения был страх.
Yes, I believe that Christine Daae was frightened by what had happened to her.	Да, Кристина Доэ была напугана тем, что случилось с ней, и в такой же степени удивлена, как, впрочем, и все, кто ее окружал. Удивлена?
I have a letter of Christine's (it forms part of the Persian's collection), relating to this period, which suggests a feeling of absolute dismay:	У меня есть одно из ее писем (из коллекции перса), и, прочитав это письмо, я уже не могу писать, что она была удивлена или даже напугана своим триумфом - она была в ужасе.
"I don't know myself when I sing," writes the poor child.	"Я не узнаю себя больше, когда пою", - писала она. Бедное, милое, чистое дитя!
She showed herself nowhere; and the Vicomte de Chagny tried in vain to meet her.	Кристина нигде не показывалась, и виконт Рауль де Шаньи тщетно пытался встретиться с ней: писал, спрашивал разрешения прийти, умолял.
He wrote to her, asking to call upon her, but despaired of receiving a reply when, one morning, she sent him the following note:	Рауль уже начинал терять всякую надежду, когда однажды утром получил следующую записку:
MONSIEUR: I have not forgotten the little boy who went into the sea to rescue my scarf.	"Я не забыла маленького мальчика, который вошел в море, чтобы достать мой шарф.
I feel that I must write to you to-day, when I am going to Perros, in fulfilment of a sacred duty.	Я не могла не написать вам об этом, особенно теперь, собираясь поехать в Перрос-Герек, чтобы выполнить свой долг.
To-morrow is the anniversary of the death of my poor father, whom you knew and who was very fond of you.	Ведь завтра годовщина смерти моего отца. Вы знали его, и он любил вас.

He is buried there, with his violin, in the graveyard of the little church, at the bottom of the slope where we used to play as children, beside the road where, when we were a little bigger, we said good-by for the last time.	Похоронен он вместе со своей скрипкой на кладбище, которое окружает маленькую-церковь у подножия холма. Отец так часто играл в этой церкви, когда мы с вами были детьми. Он похоронен у дороги, где, повзрослев, мы сказали друг другу "до свидания" в последний раз".
The Vicomte de Chagny hurriedly consulted a railway guide, dressed as quickly as he could, wrote a few lines for his valet to take to his brother and jumped into a cab which brought him to the Gare Montparnasse just in time to miss the morning train.	Прочитав записку, Рауль тут же справился о железнодорожном расписании, быстро оделся, написал несколько строк брату и вскочил в экипаж. Однако он опоздал на утренний поезд, к которому так надеялся успеть.
He spent a dismal day in town and did not recover his spirits until the evening, when he was seated in his compartment in the Brittany express.	Виконт провел тоскливый день. Хорошее настроение вернулось к нему только вечером, когда он наконец сел в поезд.
He read Christine's note over and over again, smelling its perfume, recalling the sweet pictures of his childhood, and spent the rest of that tedious night journey in feverish dreams that began and ended with Christine Daae.	Он перечитывал записку Кристины, вдыхал ее аромат, оживляя в памяти милые образы своих отроческих лет. Иногда Рауль забывался в беспокойном сне, который начинался и кончался его Кристиной.
Day was breaking when he alighted at Lannion. He hurried to the diligence for Perros-Guirec.	Уже рассвело, когда Рауль сошел с поезда в Ланньоне и сел в карету до Перрос-Герека.
He was the only passenger.	Он был единственным пассажиром.
He questioned the driver and learned that, on the evening of the previous day, a young lady who looked like a Parisian had gone to Perros and put up at the inn known as the Setting Sun.	У кучера он узнал, что накануне вечером молодая женщина, кажется, парижанка, приехала в Перрос и остановилась в гостинице "Заходящее солнце".
The nearer he drew to her, the more fondly he remembered the story of the little Swedish singer.	Это могла быть только Кристина. Рауль глубоко вздохнул: наконец ему удастся поговорить с ней спокойно. Он так сильно любил ее, что это почти лишало его дыхания. Этот сильный молодой человек, который совершил кругосветное путешествие, вел себя, как девственница, никогда не покидавшая дома матери. Он ехал к Кристине, перебирая в памяти страницы биографии певицы.
Most of the details are still unknown to the public.	Многие детали ее истории до сих пор неизвестны публике.
There was once, in a little market-town not far from Upsala, a peasant who lived there with his family, digging the earth during the week and singing in the choir on Sundays.	В маленьком шведском городке неподалеку от Упсала жил крестьянин с семьей. В поте лица работая в течение недели, по воскресеньям он пел в церковном хоре.
This peasant had a little daughter to whom he taught the musical alphabet before she knew how to read.	Свою маленькую дочь он обучил нотам до того, как она стала читать.
Daae's father was a great musician, perhaps without knowing it.	Возможно, не сознавая этого, отец Кристины был великим музыкантом.
Not a fiddler throughout the length and breadth of Scandinavia played as he did.	Он играл на скрипке и считался лучшим маэстро в округе.

His reputation was widespread and he was always invited to set the couples dancing at weddings and other festivals.	Слава о нем распространилась повсюду, и его наперебой звали играть на свадьбах и праздниках.
His wife died when Christine was entering upon her sixth year.	Мать Кристины умерла, когда девочке шел шестой год.
Then the father, who cared only for his daughter and his music, sold his patch of ground and went to Upsala in search of fame and fortune.	Доэ, который любил только дочь и музыку, продал землю и отправился искать счастья в Упсала.
He found nothing but poverty.	Но нашел там одну бедность.
He returned to the country, wandering from fair to fair, strumming his Scandinavian melodies, while his child, who never left his side, listened to him in ecstasy or sang to his playing.	Тогда он вернулся в свой городок и стал ходить с ярмарки на ярмарку, играя скандинавские мелодии, а девочка, которая никогда не покидала отца, пела под аккомпанемент его скрипки.
One day, at Ljimby Fair, Professor Valerius heard them and took them to Gothenburg.	Услышав однажды их обоих на ярмарке в Лимби, профессор Валериус пригласил их в Гетеборг.
He maintained that the father was the first violinist in the world and that the daughter had the making of a great artist.	Он утверждал, что отец был лучшим скрипачом в мире, а дочь имела задатки стать великой певицей.
Her education and instruction were provided for.	Профессор взял на себя заботу о ее образовании и обучении.
She made rapid progress and charmed everybody with her prettiness, her grace of manner and her genuine eagerness to please.	Все, кто ни встречался с Кристиной, были пленены ее красотой, очарованием, стремлением к совершенствованию. Ее успехи были потрясающими.
When Valerius and his wife went to settle in France, they took Daae and Christine with them.	Когда профессор и его жена уезжали во Францию, они взяли старого Доэ и Кристину с собой.
"Mamma" Valerius treated Christine as her daughter.	Жена Валериуса относилась к Кристине как к родной дочери.
As for Daae, he began to pine away with homesickness.	Что же касается Доэ, то он начал чахнуть от ностальгии.
He never went out of doors in Paris, but lived in a sort of dream which he kept up with his violin.	Он никогда не выходил из дому, живя словно в какой-то мечте, которую лелеял с помощью своей скрипки.
For hours at a time, he remained locked up in his bedroom with his daughter, fiddling and singing, very, very softly.	Много времени Доэ проводил с Кристиной, играя на скрипке и что-то напевая.
Sometimes Mamma Valerius would come and listen behind the door, wipe away a tear and go down-stairs again on tiptoe, sighing for her Scandinavian skies.	Иногда жена профессора приходила послушать их через дверь, тяжело вздыхала, вытирая слезы, и уходила на цыпочках. Она тоже тосковала по неяркому скандинавскому небу.
Daae seemed not to recover his strength until the summer, when the whole family went to stay at Perros-Guirec, in a far-away corner of Brittany, where the sea was of the same color as in his own country.	Энергия возвращалась к Доэ только летом, когда они выезжали в Перрос-Герек - часть Бретани, тогда еще мало знакомую парижанам. Доэ нравилось смотреть на море, потому что оно напоминало ему родину.

Often he would play his saddest tunes on the beach and pretend that the sea stopped its roaring to listen to them.	Часто, сидя на берегу, он играл свои наиболее жалобные мелодии и утверждал, что море затихало, чтобы послушать их.
And then he induced Mamma Valerius to indulge a queer whim of his. At the time of the "pardons," or Breton pilgrimages, the village festival and dances, he went off with his fiddle, as in the old days, and was allowed to take his daughter with him for a week.	После долгих уговоров Доэ убедил жену Валериуса позволять ему во время религиозных процессий, деревенских праздников играть на скрипке, как он делал это раньше, и даже брать с собой Кристину.
They gave the smallest hamlets music to last them for a year and slept at night in a barn, refusing a bed at the inn, lying close together on the straw, as when they were so poor in Sweden.	Крестьяне никогда не уставали слушать их. Музыканты отказывали себе в гостинице и спали прямо в сарае на соломе, тесно прижавшись друг к другу, как это делали когда-то в Швеции.
At the same time, they were very neatly dressed, made no collection, refused the halfpence offered them; and the people around could not understand the conduct of this rustic fiddler, who tramped the roads with that pretty child who sang like an angel from Heaven.	Доэ и Кристина одевались соответствующим образом, отказывались от денег, которые им предлагали за работу, и не брали пожертвований. Местные жители не понимали поведения этого виртуоза-скрипача, который бродил по деревням со своей красавицей дочерью, певшей, словно ангел с небес.
They followed them from village to village.	Толпы людей шли за ними из деревни в деревню.
One day, a little boy, who was out with his governess, made her take a longer walk than he intended, for he could not tear himself from the little girl whose pure, sweet voice seemed to bind him to her.	Однажды мальчик из Парижа заставит свою гувернантку пройти долгий путь, потому что был восхищен девочкой, чей чистый, мелодичный голос, казалось, приковал его к ней.
They came to the shore of an inlet which is still called Trestraou, but which now, I believe, harbors a casino or something of the sort.	Они вышли к небольшой бухте.
At that time, there was nothing but sky and sea and a stretch of golden beach.	В те дни там не было ничего, кроме неба, моря и золотого песчаного берега.
Only, there was also a high wind, which blew Christine's scarf out to sea.	Вдруг поднявшийся ветер сорвал с Кристины шарф и понес его в море.
Christine gave a cry and put out her arms, but the scarf was already far on the waves. Then she heard a voice say:	Она с криком протянула руку, но шарф уже плавал на волнах, и тут девочка услышала голос:
"It's all right, I'll go and fetch your scarf out of the sea."	- Не беспокойся. Я сейчас достану.
And she saw a little boy running fast, in spite of the outcries and the indignant protests of a worthy lady in black. The little boy ran into the sea, dressed as he was, and brought her back her scarf.	Она увидела мальчика, который, несмотря на крики и возмущенные протесты дородной мадам, одетой в черное, бросился прямо в одежде в море и вытащил из воды шарф.
Boy and scarf were both soaked through. The lady in black made a great fuss, but Christine laughed merrily and kissed the little boy, who was none other than the Vicomte Raoul de Chagny, staying at Lannion with his aunt.	Мальчик, конечно, промок насквозь, и его гувернантка, казалось, никогда не успокоится. Однако Кристина радовалась от всего сердца и с благодарностью поцеловала смельчака. Этим мальчиком был виконт Рауль де Шаньи, который жил в то время со своей тетушкой в Ланньоне.
During the season, they saw each other and played together almost every day.	На протяжении лета они с Кристиной виделись почти каждый день.

At the aunt's request, seconded by Professor Valerius, Daae consented to give the young viscount some violin lessons.	По просьбе тетушки, переданной профессором Валериусом, Доэ начал давать юному виконту уроки игры на скрипке.
In this way, Raoul learned to love the same airs that had charmed Christine's childhood.	Так Рауль полюбил мелодии, которые с детства окружали Кристину.
They also both had the same calm and dreamy little cast of mind.	У них обоих была романтическая душа.
They delighted in stories, in old Breton legends; and their favorite sport was to go and ask for them at the cottage-doors, like beggars:	Они любили старинные истории, бретонские народные сказки и частенько ходили от дома к дому, прося как нищие:
"Ma'am ..." or, "Kind gentleman ... have you a little story to tell us, please?"	"Расскажите вам что-нибудь интересное, пожалуйста", и им, конечно, почти никогда не отказывали.
And it seldom happened that they did not have one "given" them; for nearly every old Breton grandame has, at least once in her life, seen the "korrigans" dance by moonlight on the heather.	Существует разве старая бретонка, которая хотя бы раз в жизни не видела домового, танцующего на торфяном болоте при лунном свете?
But their great treat was, in the twilight, in the great silence of the evening, after the sun had set in the sea, when Daae came and sat down by them on the roadside and, in a low voice, as though fearing lest he should frighten the ghosts whom he evoked, told them the legends of the land of the North.	Но с самым большим нетерпением дети ждали вечера, когда солнце садилось в море и великий покой сумерек опускался над землей. Тогда отец Кристины садился с ними на обочине дороги и тихим голосом, словно боясь спугнуть духов, рассказывал красивые веселые или ужасные легенды и мифы северных стран. Иногда они были такими же прелестными, как сказки Андерсена, иногда грустными, как стихи великого поэта Рунеберга.
And, the moment he stopped, the children would ask for more.	И когда Доэ прекращал рассказ, дети просили: "Еще!"
There was one story that began:	Раулю запомнилась история, которая начиналась так:
"A king sat in a little boat on one of those deep, still lakes that open like a bright eye in the midst of the Norwegian mountains ..." And another:	"Однажды король сидел в маленькой лодке на берегу одного из тихих глубоких озер, которые открываются, как сияющие глаза, среди гор Норвегии..." Или другая:
"Little Lotte thought of everything and nothing.	"Маленькая Лотта думала обо всем и ни о чем.
Her hair was golden as the sun's rays and her soul as clear and blue as her eyes.	Она парила в золотых лучах солнца, как птица, с венком из цветов на белокурых локонах. Душа девочки была такой же чистой и голубой, как ее глаза.
She wheedled her mother, was kind to her doll, took great care of her frock and her little red shoes and her fiddle, but most of all loved, when she went to sleep, to hear the Angel of Music." While the old man told this story, Raoul looked at Christine's blue eyes and golden hair; and Christine thought that Lotte was very lucky to hear the Angel of Music when she went to sleep.	Она нежно любила свою мать и была верна своей кукле. Лотта тщательно следила за своей одеждой, красными туфельками и скрипкой, но больше всего на свете ей нравилось слушать перед сном Ангела музыки..." Доэ рассказывал, а Рауль не отрываясь смотрел на голубые глаза и золотистые волосы Кристины. А Кристина думала о том, как повезло маленькой Лотте, что она могла слышать перед сном Ангела музыки.

The Angel of Music played a part in all Daddy Daae's tales; and he maintained that every great musician, every great artist received a visit from the Angel at least once in his life.	Детше уставали расспрашивать Доэ об этом Ангеле. Доэ утверждал, что всех великих композиторов и музыкантов Ангел музыки посещал хотя бы раз в жизни.
Sometimes the Angel leans over their cradle, as happened to Lotte, and that is how there are little prodigies who play the fiddle at six better than men at fifty, which, you must admit, is very wonderful.	Иногда он приходил к их постели, как это случилось с Лоттой, и поэтому появлялись вундеркинды, которые в шесть лет играли на скрипке лучше, чем пятидесятилетние мужчины, что, согласитесь, весьма необычно.
Sometimes, the Angel comes much later, because the children are naughty and won't learn their lessons or practise their scales.	Иногда он прилетал и к непослушным детям, которые не хотели учить уроки или упражняться.
And, sometimes, he does not come at all, because the children have a bad heart or a bad conscience.	А к детям со злым сердцем и нечистой совестью Ангел музыки вообще не являлся.
No one ever sees the Angel; but he is heard by those who are meant to hear him.	Его никто никогда не видел, но многие слышали -слышали те, кому это было предопределено.
He often comes when they least expect him, when they are sad and disheartened.	Чаще всего Ангел спускался к людям, когда те меньше всего ждали его, когда они пребывали в унынии или печали.
Then their ears suddenly perceive celestial harmonies, a divine voice, which they remember all their lives.	Вдруг они слышали небесные звуки и божественный голос, запоминавшийся на всю жизнь.
Persons who are visited by the Angel quiver with a thrill unknown to the rest of mankind.	У людей, которых посещал Ангел, в груди загоралось какое-то пламя, они начинали ощущать некую пульсацию, несвойственную другим смертным.
And they can not touch an instrument, or open their mouths to sing, without producing sounds that put all other human sounds to shame.	Когда же они прикасались к инструменту или открывали рот, чтобы петь, то издавали звуки такой красоты, перед которыми меркли все другие звуки на земле.
Then people who do not know that the Angel has visited those persons say that they have genius.	Те, кто не знал, что этих людей посетил Ангел музыки, называли их гениями.
Little Christine asked her father if he had heard the Angel of Music.	Маленькая Кристина спросила как-то отца, слышал ли он Ангела.
But Daddy Daae shook his head sadly; and then his eyes lit up, as he said:	Тот печально покачал головой, затем посмотрел на дочь сияющими глазами и сказал:
"You will hear him one day, my child!	- Когда-нибудь ты услышишь его, дитя мое!
When I am in Heaven, I will send him to you!"	Когда я буду на небесах, я пошлю его к тебе, обещаю.
Daddy was beginning to cough at that time.	Это было как раз в то время, когда Доэ начал сильно кашлять.
Three years later, Raoul and Christine met again at Perros.	Пришла осень и разлучила Рауля и Кристину. Они увиделись вновь только три года спустя. Это случилось опять в Перросе, и впечатление, которое вынес Рауль от встречи с Кристиной, было столь сильным, что осталось с юношей навсегда.

Professor Valerius was dead, but his widow remained in France with Daddy Daae and his daughter, who continued to play the violin and sing, wrapping in their dream of harmony their kind patroness, who seemed henceforth to live on music alone.	Профессор Валериус умер, но его жена не уехала из Франции, занявшись финансовыми делами. Кристина и ее отец тоже остались. Они по-прежнему пели и играли на скрипке, продолжая жить со своей любимой благодетельницей.
The young man, as he now was, had come to Perros on the chance of finding them and went straight to the house in which they used to stay.	Оказавшись в Перросе, Рауль тотчас отправился в дом покойного профессора.
He first saw the old man; and then Christine entered, carrying the tea-tray.	Старик Доэ, увидев молодого человека, встал со своего кресла со слезами на глазах и обнял виконта со словами, что он и Кристина никогда не забывали его.
She flushed at the sight of Raoul, who went up to her and kissed her.	И действительно, редко проходил день, чтобы они не вспоминали Рауля.
She asked him a few questions, performed her duties as hostess prettily, took up the tray again and left the room.	Старик все еще говорил, когда дверь открылась и в комнату вошла Кристина, как всегда, прелестная.
Then she ran into the garden and took refuge on a bench, a prey to feelings that stirred her young heart for the first time.	Она несла на подносе чай для отца.
Raoul followed her and they talked till the evening, very shyly.	Узнав Рауля, она поставила поднос на стол.
They were quite changed, cautious as two diplomatists, and told each other things that had nothing to do with their budding sentiments.	Легкая краска смущения покрыла очаровательное лицо девушки.
When they took leave of each other by the roadside, Raoul, pressing a kiss on Christine's trembling hand, said:	Она стояла в нерешительности, ничего не говоря. Рауль подошел к Кристине и поцеловал ее, приветствуя, она не уклонилась от поцелуя. Задав несколько вопросов, мило исполнив свой долг хозяйки, она забрала поднос и унесла его. Выйдя из комнаты, Кристина уединилась в саду. Чувства, которые она ранее не испытывала, волновали ее юное сердце. Рауль присоединился к ней, и они проговорили до вечера. Оба настолько изменились, что едва узнавали теперь друг друга. Они были осторожны, как дипломаты, и говорили о вещах, не имевших ничего общего с их подлинными чувствами. Прощаясь с Кристиной, Рауль нежно поцеловал ее дрожащую руку и проговорил:
"Mademoiselle, I shall never forget you!"	- Я никогда не забуду вас!
And he went away regretting his words, for he knew that Christine could not be the wife of the Vicomte de Chagny.	Он ушел, сожалея об этих импульсивных словах, потому что понимал: Кристина Доэ никогда не сможет стать женой виконта Рауля де Шаньи. Что же касается Кристины, то она вернулась к отцу и сказала: - Тебе не кажется, что Рауль не такой славный, каким был раньше? Он мне больше не нравится! Она пыталась больше не думать о виконте.

As for Christine, she tried not to think of him and devoted herself wholly to her art.	Найдя, что сделать это нелегко, девушка вернулась к своим занятиям, которые отнимали теперь все ее время.
She made wonderful progress and those who heard her prophesied that she would be the greatest singer in the world.	Ее успехи были удивительными. Те, кто слышал голос Кристины, предсказывали, что она станет величайшей певицей мира.
Meanwhile, the father died; and, suddenly, she seemed to have lost, with him, her voice, her soul and her genius.	Но затем умер старик Доэ, и, казалось, потеряв его, Кристина потеряла и свой голос, и свою душу.
She retained just, but only just, enough of this to enter the CONSERVATOIRE, where she did not distinguish herself at all, attending the classes without enthusiasm and taking a prize only to please old Mamma Valerius, with whom she continued to live.	У нее было достаточно таланта, чтобы поступить в консерваторию, но всего лишь достаточно. Она ничем не отличалась от других, занималась в классе без особого энтузиазма и завоевала приз, чтобы доставить удовольствие старой мадам Валериус, в доме которой продолжала жить.
The first time that Raoul saw Christine at the Opera, he was charmed by the girl's beauty and by the sweet images of the past which it evoked, but was rather surprised at the negative side of her art. He returned to listen to her.	Увидев Кристину в Опере, Рауль был очарован ее красотой и полон воспоминаний из приятного прошлого. Но она, казалось, отрешилась от всего.
He followed her in the wings. He waited for her behind a Jacob's ladder. He tried to attract her attention.	Молодой человек пошел за кулисы, ждал ее за декорациями, безуспешно пытаясь привлечь ее внимание.
More than once, he walked after her to the door of her box, but she did not see him.	Несколько раз сопровождал ее до двери артистической комнаты, но Кристина не заметила его.
She seemed, for that matter, to see nobody.	Она, казалось, действительно никого не замечала.
She was all indifference.	Она была олицетворенным безразличием.
Raoul suffered, for she was very beautiful and he was shy and dared not confess his love, even to himself.	Рауль страдал и не признавался себе в том, что любит ее.
And then came the lightning-flash of the gala performance: the heavens torn asunder and an angel's voice heard upon earth for the delight of mankind and the utter capture of his heart.	Затем настал тот незабываемый вечер, когда словно разверзлись небеса и ангельский голос был услышан на земле, захватив всех, кто внимал ему, и переполнив сердце Рауля.
And then ... and then there was that man's voice behind the door-"You must love me!"-and no one in the room...	А потом был этот мужской голос, который он услышал через дверь: "Кристина, вы должны любить меня!" - и никого в артистической комнате.
Why did she laugh when he reminded her of the incident of the scarf?	Почему она, едва открыв глаза, засмеялась, когда он сказал: "Я тот маленький мальчик, который вошел в море, чтобы достать ваш шарф"?
Why did she not recognize him?	Почему она не узнала его?
And why had she written to him? ...	И почему теперь написала ему?
Perros was reached at last.	Холм был таким пологим, таким пологим... Вот распятие у дороги, далее пустынное торфяное болото, замерзшее поле, неподвижный пейзаж под белым небом.

Raoul walked into the smoky sitting-room of the Setting Sun and at once saw Christine standing before him, smiling and showing no astonishment.	Стекла экипажа дребезжали и, казалось, вот-вот вылетят.
"So you have come," she said.	Карета производила много шума, но двигалась так медленно!
"I felt that I should find you here, when I came back from mass.	Он узнавал дома, фермы, склоны, деревья вдоль дороги.
Some one told me so, at the church."	Вот последний поворот дороги; после него карета нырнет вниз, к морю, к широкому заливу Перроса.
"Who?" asked Raoul, taking her little hand in his.	Итак, Кристина остановилась в гостинице
"Why, my poor father, who is dead."	"Заходящее солнце" - неудивительно, поскольку это единственная здесь гостиница.
There was a silence; and then Raoul asked:	К тому же достаточно уютная.
"Did your father tell you that I love you, Christine, and that I can not live without you?"	Он вспомнил, как давным-давно слушал здесь всевозможные истории.
Christine blushed to the eyes and turned away her head.	Как стучит сердце!
In a trembling voice, she said:	Что она скажет, увидев его?
"Me?	Первой, кого Рауль увидел, войдя в гостиницу, была матушка Трикар.
You are dreaming, my friend!"	Она узнала его, поприветствовала и спросила, что привело сюда виконта.
And she burst out laughing, to put herself in countenance.	Он покраснел от смущения и сказал, что, будучи в Ланньоне по делам, решил заехать повидать ее.
"Don't laugh, Christine; I am quite serious," Raoul answered.	Матушка Трикар хотела приготовить ему завтрак, но Рауль отказался.
And she replied gravely:	Дверь отворилась, и он вскочил на ноги.
"I did not make you come to tell me such things as that."	Это была Кристина!
"You 'made me come,' Christine; you knew that your letter would not leave me indignant and that I should hasten to Perros.	Она стояла перед ним, улыбаясь и, судя по всему, нимало не удивившись тому, что видит Рауля здесь.
How can you have thought that, if you did not think I loved you?"	Ее лицо было свежим и розовым, как выросшая в тени клубника.
"I thought you would remember our games here, as children, in which my father so often joined.	Ее дыхание было слегка отрывистым, несомненно, после быстрой ходьбы, грудь, в которой скрывалось честное сердце, мягко поднималась.
I really don't know what I thought...	Глаза, ясные зеркала светло-голубых неподвижных озер, которые лежат, охваченные сном, на далеком Севере, отражали ее светлуй душу.

Perhaps I was wrong to write to you ...	Меховая шубка была расстегнута, давая возможность видеть тонкую талию и совершенные линии ее грациозного молодого тела.
This anniversary and your sudden appearance in my room at the Opera, the other evening, reminded me of the time long past and made me write to you as the little girl that I then was..."	Рауль и Кристина долго смотрели друг на друга.
There was something in Christine's attitude that seemed to Raoul not natural.	Матушка Трикар улыбнулась и благоразумно удалилась.
He did not feel any hostility in her; far from it: the distressed affection shining in her eyes told him that.	Наконец Кристина заговорила:
But why was this affection distressed?	- Вы приехали, и это не удивляет меня.
That was what he wished to know and what was irritating him.	Я чувствовала, что найду вас здесь, когда вернусь с обедни.
"When you saw me in your dressing-room, was that the first time you noticed me, Christine?"	Мне сказали в церкви.
She was incapable of lying.	Да, мне сказали, что вы приехали.
"No," she said,	- Кто сказал? - спросил Рауль, взяв ее маленькую ручку в свои руки.
"I had seen you several times in your brother's box.	Она не отняла ее.
And also on the stage."	- Мой отец, мой бедный покойный отец.
"I thought so!" said Raoul, compressing his lips.	Помолчав секунду, он спросил:
"But then why, when you saw me in your room, at your feet, reminding you that I had rescued your scarf from the sea, why did you answer as though you did not know me and also why did you laugh?"	- Ваш отец не сказал вам, что я люблю вас, Кристина, и что не могу жить без вас?
The tone of these questions was so rough that Christine stared at Raoul without replying.	Она покраснела до корней волос и смущенно отвела от него взор.
The young man himself was aghast at the sudden quarrel which he had dared to raise at the very moment when he had resolved to speak words of gentleness, love and submission to Christine.	- Вы любите меня? - произнесла она неуверенным голосом.
A husband, a lover with all rights, would talk no differently to a wife, a mistress who had offended him.	- Вы, должно быть, потеряли рассудок, мой друг!
But he had gone too far and saw no other way out of the ridiculous position than to behave odiously.	- И она вызывающе рассмеялась.
"You don't answer!" he said angrily and unhappily.	- Не смейтесь, Кристина, прошу вас, это очень серьезно.
"Well, I will answer for you.	- Я не просила вас приезжать сюда, тем более для того, чтобы говорить такие вещи, - ответила Кристина мрачно.

It was because there was some one in the room who was in your way, Christine, some one that you did not wish to know that you could be interested in any one else!"	- Неправда.
"If any one was in my way, my friend," Christine broke in coldly, "if any one was in my way, that evening, it was yourself, since I told you to leave the room!"	Вы знали, что ваша записка не оставит меня равнодушным и я поспешу в Перрос.
"Yes, so that you might remain with the other!"	Как вы могли знать это, не догадываясь о моей любви?
"What are you saying, monsieur?" asked the girl excitedly.	- Я думала, вы запомнили наши детские игры, в которых часто принимал участие и мой отец... Хотя я не уверена, что я на самом деле думала.
"And to what other do you refer?"	Возможно, мне не следовало писать вам.
"To the man to whom you said,	Но ваше неожиданное появление тогда в артистической комнате перенесло меня в прошлое, и я написала вам, как маленькая девочка, какой была когда-то, маленькая девочка, которая радуется, что у нее есть друг в то время, когда она так печальна и одинока.
'I sing only for you! ... to-night I gave you my soul and I am dead!'"	Некоторое время ни один из них не произносил ни слова.
Christine seized Raoul's arm and clutched it with a strength which no one would have suspected in so frail a creature.	Что-то в ее отношении казалось Раулю противоестественным, хотя он не мог сказать точно, что именно.
"Then you were listening behind the door?"	Однако враждебности к себе он не чувствовал.

"Yes, because I love you everything ...	Далеко нет. Печальная нежность, которую он улавливал в глазах Кристины, устраняла любое сомнение, которое у него могло появиться по этому поводу. Но почему она так печальна? Это ставило его в тупик и уже начинало раздражать.- Скажите, Кристина, до того как вы увидели меня в своей артистической, неужели раньше вы не замечали меня? Она не смогла солгать. - Отчего же, - сказала она. - Я уже видела вас несколько раз в ложе вашего брата, а также за кулисами. - Я так и думал! - воскликнул Рауль. - Но почему тогда в артистической, почему вы отвечали так, будто не знали меня, и чему вы смеялись? Вопрос Рауля прозвучал так резко, что Кристина лишь посмотрела на него в изумлении и ничего не ответила. Он и сам был удивлен, что действует так, как будто хочет поссориться с ней, а ведь несколько минут назад он намеревался говорить с ней о любви. Он выглядел, как супруг или давний любовник, говоривший с женой или любовницей, которая оскорбила его. Но сознание своей неправоты сердило молодого человека еще больше. Порицая себя за глупость, он тем не менее не мог найти лучшего выхода из этой смехотворной ситуации, как упорствовать в своей неистовой решимости вести себя отвратительно.- Вы не ответили мне, - сказал он, рассерженный и жалкий. - Хорошо, тогда я отвечу за вас! Вы поступили так потому, что в артистической был кто-то, чье присутствие беспокоило вас, кто-то, кому вы не хотели показать, что можете интересоваться кем-либо, кроме него. - Если кто-то и беспокоил меня, - ответила Кристина ледяным тоном, - то это могли быть только вы, поскольку вас одного я попросила уйти. - Да, чтобы остаться наедине с другим мужчиной!- Что вы говорите? - Кристина пришла в необыкновенное волнение. - О каком другом мужчине вы ведете речь?! - О том, которому вы сказали; "Я пою только для вас! Сегодня я отдала вам свою душу и я мертва". Она схватила его руку и сжала ее с такой силой, какую трудно было заподозрить в хрупкой молодой женщине. -Так вы подслушивали у двери? - Да, потому что люблю вас.
And I heard everything ..."	И я слышал все.
"You heard what?"	- Что, что вы слышали?
And the young girl, becoming strangely calm, released Raoul's arm.	- Став странно спокойной, Кристина отпустила руку Рауля.
"He said to you,	- Я слышал слова:
' Christine, you must love me!'"	"Вы должны любить меня".

At these words, a deathly pallor spread over Christine's face, dark rings formed round her eyes, she staggered and seemed on the point of swooning.	Едва он произнес это, смертельная бледность покрыла лицо Кристины, она пошатнулась и, казалось, вот-вот упадет.
Raoul darted forward, with arms outstretched, but Christine had overcome her passing faintness and said, in a low voice:	Рауль бросился к ней, но она, преодолев свою минутную слабость, произнесла едва слышно:
"Go on! Go on! Tell me all you heard!" At an utter loss to understand, Raoul answered:	- Продолжайте, повторите мне все, что вы слышали. Он посмотрел на нее, колеблясь, озадаченный ее реакцией. - Продолжайте, -повторила она. - Разве вы не видите, я умираю от желания знать это?
"I heard him reply, when you said you had given him your soul,	- Когда вы сказали, что отдали ему душу, я слышал, как он ответил:
'Your soul is a beautiful thing, child, and I thank you.	"Ваша душа прекрасна, дитя мое, и я благодарю вас.
No emperor ever received so fair a gift.	Ни один император не получал такого подарка!
The angels wept tonight.'"	Ангелы плакали сегодня вечером".
Christine carried her hand to her heart, a prey to indescribable emotion.	Кристина положила руку на сердце и смотрела на Рауля в неописуемом волнении.
Her eyes stared before her like a madwoman's.	Она казалась почти безумной.
Raoul was terror-stricken.	Молодой человек был в смятении.
But suddenly Christine's eyes moistened and two great tears trickled, like two pearls, down her ivory cheeks.	Но затем глаза ее увлажнились и две жемчужины, две тяжелые слезы, покатились по щекам.
"Christine!"	- Кристина!
"Raoul!"	- Рауль!
The young man tried to take her in his arms, but she escaped and fled in great disorder.	Он попытался обнять ее, но она вырвалась и убежала в необъяснимом замешательстве в свою комнату.
While Christine remained locked in her room, Raoul was at his wit's end what to do. He refused to breakfast. He was terribly concerned and bitterly grieved to see the hours, which he had hoped to find so sweet, slip past without the presence of the young Swedish girl.	Рауль горько упрекал себя за грубость, но ревность все еще не покидала его. Поскольку Кристина выказала такое волнение, узнав, что он раскрыл ее секрет, вероятно, это очень важный секрет! Однако несмотря ни на что, Рауль ни на минуту не сомневался в ее чистоте. Он знал, какая у нее безупречная репутация, и не был настолько наивным, чтобы не сознавать, что красивой молодой певице иногда приходится выслушивать слова любви. Правда, Кристина ответила, что отдала свою душу, но, очевидно, она имела в виду только свое пение. Очевидно? Тогда почему же она так расстроилась сейчас? Бедный Рауль был так несчастен! И если бы он только мог найти того человека, он потребовал бы от него объяснений. Почему Кристина убежала? Почему она заперлась в своей комнате? Рауль был глубоко опечален этим. Он так надеялся провести с ней все время здесь.

Why did she not come to roam with him through the country where they had so many memories in common?	Почему она не хочет спуститься вниз и пойти с ним побродить по местам, с которыми их связывает так много общих воспоминаний?
He heard that she had had a mass said, that morning, for the repose of her father's soul and spent a long time praying in the little church and on the fiddler's tomb. Then, as she seemed to have nothing more to do at Perros and, in fact, was doing nothing there, why did she not go back to Paris at once?	И почему, если ей нечего больше делать в Перросе, почему она не возвращается обратно в Париж? Рауль узнал, что утром Кристина заказала службу за упокой души ее отца и долго молилась сначала в маленькой церквушке, а потом на его могиле.
Raoul walked away, dejectedly, to the graveyard in which the church stood and was indeed alone among the tombs, reading the inscriptions; but, when he turned behind the apse, he was suddenly struck by the dazzling note of the flowers that straggled over the white ground.	Опечаленный, Рауль отправился на кладбище, которое окружало церковь. Он бродил среди могил, читая надписи, пока не оказался позади апсиды. Могила, которую он искал, была усыпана яркими розами, покрывавшими гранитное надгробье и запорошенную снегом землю. Запах цветов наполнял ледяной воздух.
They were marvelous red roses that had blossomed in the morning, in the snow, giving a glimpse of life among the dead, for death was all around him. It also, like the flowers, issued from the ground, which had flung back a number of its corpses.	Эти сверхъестественные красные розы, которые, казалось, цвели на снегу, были единственными островками жизни среди этого царства мертвых. Смерть была здесь повсюду.
Skeletons and skulls by the hundred were heaped against the wall of the church, held in position by a wire that left the whole gruesome stack visible.	Груды костей и черепов были свалены у стены церкви, скрепленные только сеткой из тонкой проволоки, которая оставляла все это мрачное сооружение на виду у живущих.
Dead men's bones, arranged in rows, like bricks, to form the first course upon which the walls of the sacristy had been built.	Черепа, положенные рядами, как кирпичи, казалось, создавали основание, на котором были возведены стены ризницы.
The door of the sacristy opened in the middle of that bony structure, as is often seen in old Breton churches.	У многих старых бретонских церквей до сих пор сохранились такие нагромождения костей.
Raoul said a prayer for Daae and then, painfully impressed by all those eternal smiles on the mouths of skulls, he climbed the slope and sat down on the edge of the heath overlooking the sea.	Рауль помолился за отца Кристины. Затем, окончательно потеряв присутствие духа из-за вечных улыбок белых черепов, покинул кладбище, взобрался на склон холма и сел на краю торфяного болота, с которого открывался вид на море. Ветер злобно носился по берегу, преследуя скудные остатки дневного света, которые в конце концов сдались, став лишь бледной полоской на горизонте.
The wind fell with the evening.	Затем ветер замер. Спустился вечер.
Raoul was surrounded by icy darkness, but he did not feel the cold.	Рауль не чувствовал холода, весь погруженный в воспоминания.
It was here, he remembered, that he used to come with little Christine to see the Korrigans dance at the rising of the moon.	Он и Кристина часто приходили в сумерки сюда, на эти безлюдные торфяные болота, посмотреть, как танцуют домовые, когда поднимается луна.
He had never seen any, though his eyes were good, whereas Christine, who was a little shortsighted, pretended that she had seen many.	Он никогда не видел никаких домовых, хотя у него были зоркие глаза, однако Кристина, немного близорукая, утверждала, что видела их много раз.

He smiled at the thought and then suddenly gave a start. A voice behind him said:	Виконт улыбнулся при этом воспоминании, затем вдруг вздрогнул: прямо возле себя он заметил очертания человеческой фигуры и услышал голос:
"Do you think the Korrigans will come this evening?"	- Вы думаете, домовые придут сегодня ночью?
It was Christine.	Кристина!
He tried to speak. She put her gloved hand on his mouth.	Он было собрался ответить ей что-то, но она закрыла его рот рукой в перчатке.
"Listen, Raoul.	- Послушайте меня, Рауль.
I have decided to tell you something serious, very serious ...	Я решилась сказать вам нечто серьезное, очень серьезное. - Ее голос задрожал. Он молча ждал.
Do you remember the legend of the Angel of Music?"	- Вы помните легенду об Ангеле музыки?
"I do indeed," he said.	- Конечно, помню, - ответил Рауль.
"I believe it was here that your father first told it to us."	- И, думаю, именно здесь ваш отец рассказал нам ее впервые.
"And it was here that he said,	- Да, и здесь он сказал мне:
'When I am in Heaven, my child, I will send him to you.'	"Когда я буду на небесах, я пошлю его к тебе, обещаю".
Well, Raoul, my father is in Heaven, and I have been visited by the Angel of Music."	Рауль, мой отец теперь на небесах, и меня посетил Ангел музыки.
"I have no doubt of it," replied the young man gravely, for it seemed to him that his friend, in obedience to a pious thought, was connecting the memory of her father with the brilliancy of her last triumph.	- Не сомневаюсь, что это так, - сказал молодой человек мрачно, предполагая, что она связывает память об отце со своим последним триумфом.
Christine appeared astonished at the Vicomte de Chagny's coolness:	Кристина, казалось, немного удивилась спокойствию, с которым он воспринял новость о том, что ее посетил Ангел музыки.
"How do you understand it?" she asked, bringing her pale face so close to his that he might have thought that Christine was going to give him a kiss; but she only wanted to read his eyes in spite of the dark.	- Как вы это объясняете? - спросила она, приближая свое бледное лицо так близко к Раулю, что он даже подумал, не хочет ли она поцеловать его. Но Кристина только пыталась прочесть что-то в его глазах, несмотря на темноту.
"I understand," he said, "that no human being can sing as you sang the other evening without the intervention of some miracle.	- Я считаю, что человеческое существо не может петь так, как вы пели в тот вечер, если не произошло какое-то чудо, если в это не вовлечены каким-то образом небеса.
No professor on earth can teach you such accents as those.	Ни один учитель на земле не мог научить вас таким звукам.
You have heard the Angel of Music, Christine."	Вы слышали Ангела музыки, Кристина.
"Yes," she said solemnly, "IN MY DRESSING-ROOM.	- Да, - сказала она торжественно. - В моей артистической комнате.

That is where he comes to give me my lessons daily."	Он приходит туда каждый день и дает мне уроки. Она говорила с такой необычной силой, что виконт посмотрел на нее с опаской, как будто она сказала что-то ужасное или была безумицей, описывающей дикое видение, в которое верила всей силой своего больного рассудка. Кристина сделала несколько шагов в сторону и стала неподвижной тенью ночи.
"In your dressing-room?" he echoed stupidly.	- В вашей артистической комнате? - повторил он, как бессмысленное эхо.
"Yes, that is where I have heard him; and I have not been the only one to hear him."	- Да, вот где я слышала его, и я не единственная, кто слышал его.
"Who else heard him, Christine?"	- Кто же еще?
"You, my friend."	- Вы, Рауль.
"I? I heard the Angel of Music?"	- Я слышал Ангела музыки?
"Yes, the other evening, it was he who was talking when you were listening behind the door.	- Да, это он говорил со мной в тот вечер.
It was he who said,	Это его слова:
' You must love me.'	"Вы должны любить меня!"
But I then thought that I was the only one to hear his voice. Imagine my astonishment when you told me, this morning, that you could hear him too."	Я думала, никто, кроме меня, не может слышать его голос, и вы видели, как я удивилась утром, узнав, что и вы слышали его.
Raoul burst out laughing.	Рауль рассмеялся.
The first rays of the moon came and shrouded the two young people in their light.	Свет луны высветил фигуры молодых людей.
Christine turned on Raoul with a hostile air. Her eyes, usually so gentle, flashed fire.	Кристина резко повернулась к нему, глаза ее, обычно такие добрые, метали молнии.
"What are you laughing at? YOU think you heard a man's voice, I suppose?"	- Почему вы смеетесь? Неужели вы думаете, что я говорила с обыкновенным мужчиной?
"Well! ..." replied the young man, whose ideas began to grow confused in the face of Christine's determined attitude.	- Ну, да, конечно, - кивнул Рауль, мысли которого стали путаться от всего происходящего.
"It's you, Raoul, who say that?	- Как вы можете говорить мне это, Рауль?
You, an old playfellow of my own! A friend of my father's!	Вы, друг моего детства, друг моего отца!
But you have changed since those days.	Как вы изменились!
What are you thinking of?	Во что вы верите?
I am an honest girl, M. le Vicomte de Chagny, and I don't lock myself up in my dressing-room with men's voices.	Я честная девушка, виконт де Шаньи, и не запираюсь в своей артистической комнате с мужчинами.
If you had opened the door, you would have seen that there was nobody in the room!"	Если бы вы открыли дверь, то увидели бы, что там никого не было!
"That's true!	- Я знаю.

I did open the door, when you were gone, and I found no one in the room."	После того как вы ушли, я действительно открыл дверь и никого не нашел в комнате.
"So you see! ... Well?"	- Вот видите!
The viscount summoned up all his courage.	Рауль собрался с духом:
"Well, Christine, I think that somebody is making game of you."	- Кристина, по-моему, кто-то сыграл с вами злую шутку.
She gave a cry and ran away.	Она вскрикнула и бросилась бежать.
He ran after her, but, in a tone of fierce anger, she called out:	Он кинулся за ней, но Кристина бросила ему гневно:
"Leave me!	- Оставьте меня!
Leave me!" And she disappeared.	Оставьте меня одну! - и исчезла в темноте.
Raoul returned to the inn feeling very weary, very low-spirited and very sad.	Рауль вернулся в гостиницу усталый и обескураженный.
He was told that Christine had gone to her bedroom saying that she would not be down to dinner.	Он узнал, что Кристина поднялась в свою комнату, сказав, что не спустится к ужину. Он спросил, не больна ли она. Добродушная хозяйка гостиницы ответила с улыбкой, что если она и больна, то такая болезнь не бывает слишком серьезной. Затем, подумав, что влюбленные поссорились, добрая женщина ушла, пожимая плечами и бормоча что-то по поводу молодых людей, которые тратят время на глупые препирательства, когда Господь Бог отвел им столь малое количество дней для жизни на земле.
Raoul dined alone, in a very gloomy mood.	Рауль поужинал, сидя один у камина, и, можете себе представить, в какие мрачные мысли он был погружен.
Then he went to his room and tried to read, went to bed and tried to sleep.	В своей комнате он пытался читать, затем лег в постель, тщетно пытаясь заснуть.
There was no sound in the next room.	За стеной было тихо. Что делает Кристина? Спит? Если нет, то о чем она думает сейчас? А о чем думал он? Раулю трудно было сказать. Странный разговор с Кристиной смутил его. Он думал не столько о ней, сколько о том, что происходило вокруг нее, и это "вокруг" было таким расплывчатым, таким туманным, таким неуловимым, что он испытывал странное, необъяснимое беспокойство.
The hours passed slowly.	Время шло очень медленно.
It was about half-past eleven when he distinctly heard some one moving, with a light, stealthy step, in the room next to his.	Было около половины двенадцатого ночи, когда он совершенно отчетливо услышал легкие шаги в соседней комнате.
Then Christine had not gone to bed!	Кристина еще не спала?
Without troubling for a reason, Raoul dressed, taking care not to make a sound, and waited.	Не сознавая, что делает, Рауль быстро оделся, стараясь не шуметь. Затем, готовый ко всему, стал ждать.

Waited for what?	Готовый к чему?
How could he tell?	Рауль этого не знал.
But his heart thumped in his chest when he heard Christine's door turn slowly on its hinges.	Его сердце неистово застучало, когда он услышал, как дверь комнаты Кристины скрипнула.
Where could she be going, at this hour, when every one was fast asleep at Perros?	Куда она идет в такое время?
Softly opening the door, he saw Christine's white form, in the moonlight, slipping along the passage.	Виконт слегка приоткрыл свою дверь и при свете луны увидел белую фигуру Кристины, осторожно двигавшуюся по коридору.
She went down the stairs and he leaned over the baluster above her. Suddenly he heard two voices in rapid conversation.	Девушка дошла до лестницы и спустилась вниз. Он перегнулся через перила лестницы и вдруг услышал голоса.
He caught one sentence:	Он разобрал только одну фразу:
"Don't lose the key."	"Не потеряйте ключ".
It was the landlady's voice.	Это был голос хозяйки.
The door facing the sea was opened and locked again. Then all was still.	Дверь, выходившая к морю, открылась, потом закрылась, и воцарилась тишина.
Raoul ran back to his room and threw back the window. Christine's white form stood on the deserted quay.	Рауль вернулся в свою комнату, подошел к окну и распахнул его: Кристина стояла на пустынной набережной.
The first floor of the Setting Sun was at no great height and a tree growing against the wall held out its branches to Raoul's impatient arms and enabled him to climb down unknown to the landlady.	Второй этаж гостиницы "Заходящее солнце" был не очень высоким. Дерево, растущее напротив стены, протянуло свои ветви к нетерпеливым рукам Рауля и дало ему возможность спуститься вниз незаметно для хозяйки.
Her amazement, therefore, was all the greater when, the next morning, the young man was brought back to her half frozen, more dead than alive, and when she learned that he had been found stretched at full length on the steps of the high altar of the little church.	Поэтому добрая женщина была поражена, когда утром виконта принесли в гостиницу замерзшим, скорее мертвым, чем живым, и она узнала, что его нашли лежащим на ступенях высокого алтаря церкви в Перросе.
She ran at once to tell Christine, who hurried down and, with the help of the landlady, did her best to revive him.	Матушка Трикар немедленно отправилась сообщить об этой Кристине, которая сбежала вниз и с помощью хозяйки стала приводить Рауля в чувство.
He soon opened his eyes and was not long in recovering when he saw his friend's charming face leaning over him.	Наконец он открыл глаза и полностью пришел в себя, увидев перед собой склоненное очаровательное лицо Кристины. Что же случилось?
A few weeks later, when the tragedy at the Opera compelled the intervention of the public prosecutor, M. Mifroid, the commissary of police, examined the Vicomte de Chagny touching the events of the night at Perros.	Несколько недель спустя, когда трагические события в Опере потребовали вмешательства прокурора, полицейский комиссар Мифруа имел повод допросить виконта де Шаньи о событиях той ночи.
I quote the questions and answers as given in the official report pp. 150 et seq.:	Вот как его свидетельские показания были воспроизведены в стенографической записи расследования:

Q. "Did Mlle. Daae not see you come down from your room by the curious road which you selected?"	"Вопрос: Мадемуазель Доэ видела, как вы спустились из своей комнаты таким необычным способом?
R. "No, monsieur, no, although, when walking behind her, I took no pains to deaden the sound of my footsteps.	Ответ: Нет, мсье. Но я шел за ней, не пытаясь заглушить звук моих шагов.
In fact, I was anxious that she should turn round and see me. I realized that I had no excuse for following her and that this way of spying on her was unworthy of me.	Все, чего я хотел, это чтобы она обернулась, увидела и узнала меня, потому что понимал: то, как я веду себя, недостойно дворянина.
But she seemed not to hear me and acted exactly as though I were not there.	Но она, казалось, ничего не слышала.
She quietly left the quay and then suddenly walked quickly up the road.	Она миновала набережную и стала быстро подниматься вверх по дороге.
The church-clock had struck a quarter to twelve and I thought that this must have made her hurry, for she began almost to run and continued hastening until she came to the church."	Церковные часы пробили без четверти двенадцать, и мне показалось, что, услышав это, она зашагала еще быстрее, почти побежала. Вскоре мадемуазель Доэ подошла к воротам кладбища.
Q. "Was the gate open?"	Вопрос: Ворота были открыты?
R. "Yes, monsieur, and this surprised me, but did not seem to surprise Mlle. Daae."	Ответ: Да, и это удивило меня, хотя, кажется, это совсем не удивило мадемуазель Доэ.
Q. "Was there no one in the churchyard?"	Вопрос: Кто-нибудь был на кладбище?
R. "I did not see any one; and, if there had been, I must have seen him.	Ответ: Я не видел. Но если бы там кто-то был, я бы его заметил.
The moon was shining on the snow and made the night quite light."	Ярко светила луна, и снег отражал ее свет, делая его еще ярче.
Q. "Was it possible for any one to hide behind the tombstones?"	Вопрос Не мог ли кто-нибудь скрываться за надгробным камнем?
R. "No, monsieur.	Ответ: Нет.
They were quite small, poor tombstones, partly hidden under the snow, with their crosses just above the level of the ground.	Надгробья там маленькие. Они были полностью покрыты снегом.
The only shadows were those of the crosses and ourselves.	Единственные тени падали от крестов, мадемуазель Доэ и от меня.
The church stood out quite brightly.	Церковь выглядела ослепительной при лунном свете.
I never saw so clear a night.	Я никогда не видел раньше такой ясной ночи.
It was very fine and very cold and one could see everything."	Было очень красиво, очень светло и очень холодно. Я впервые был на кладбище ночью и не предполагал, что может быть такой свет.
Q. "Are you at all superstitious?"	Вопрос: Вы суеверны?
R. "No, monsieur, I am a practising Catholic,"	Ответ: Нет, я верующий христианин.

Q. "In what condition of mind were you?"	Вопрос: В каком состоянии находился в то время ваш разум?
R. "Very healthy and peaceful, I assure you.	Ответ: У меня была очень ясная голова.
Mlle. Daae's curious action in going out at that hour had worried me at first; but, as soon as I saw her go to the churchyard, I thought that she meant to fulfil some pious duty on her father's grave and I considered this so natural that I recovered all my calmness.	Не скрою, я встревожился, увидев, что мадемуазель Доэ вышла одна посреди ночи, но когда я понял, что она идет на кладбище, я успокоился. Я подумал, что она намеревается выполнить обет на могиле отца, и это показалось мне совершенно естественным, имея в виду ее любовь к отцу.
I was only surprised that she had not heard me walking behind her, for my footsteps were quite audible on the hard snow.	Меня только удивило, что она не слышит, что я иду позади нее, хотя снег скрипел под моими ногами.
But she must have been taken up with her intentions and I resolved not to disturb her.	Ее, должно быть, полностью поглотили благочестивые мысли. Я решил не беспокоить ее и, когда она остановилась у могилы отца, встал в нескольких шагах от нее.
She knelt down by her father's grave, made the sign of the cross and began to pray.	Мадемуазель опустилась на колени, перекрестилась и стала молиться.
At that moment, it struck midnight.	В это время часы пробили полночь.
At the last stroke, I saw Mlle. Daae life{ sic} her eyes to the sky and stretch out her arms as though in ecstasy. I was wondering what the reason could be, when I myself raised my head and everything within me seemed drawn toward the invisible, WHICH WAS PLAYING THE MOST PERFECT MUSIC!	Двенадцатый удар все еще звучала в моих ушах, когда я увидел, что она смотрит на небо, воздев руки к луне. Она, казалось, впала в экстаз, и я не мог понять, что его вызвало. Я тоже поднял голову, осмотрелся в замешательстве, и все мое существо приковало что-то невидимое, издававшее звуки музыки. И какой музыки!
Christine and I knew that music; we had heard it as children.	Кристина и я знали эту мелодию - мы слышали ее в детстве.
But it had never been executed with such divine art, even by M. Daae.	Но на скрипке ее отца эта музыка никогда не исполнялась с таким потрясающим мастерством.
I remembered all that Christine had told me of the Angel of Music. The air was The Resurrection of Lazarus, which old M. Daae used to play to us in his hours of melancholy and of faith.	Я не мог не вспомнить, что Кристина говорила об Ангеле музыки, и не знал, что думать об этих незабываемых звуках: хотя они шли не с неба, было легко поверить, что они божественного происхождения, поскольку я не видел ни скрипки, ни смычка, ни скрипача. Я ясно помню эту изумительную мелодию - "Воскрешение Лазаря". Отец Кристины обычно играл нам ее, когда был чем-то опечален.

If Christine's Angel had existed, he could not have played better, that night, on the late musician's violin.	Если бы Ангел Кристины существовал, он не мог бы сыграть лучше. Призыв Иисуса приподнимал нас над землей, и я почти ожидал увидеть, как надгробный камень с могилы ее отца поднимется в воздух. У меня возникла мысль, что скрипка похоронена с ним, но я не могу сейчас сказать, как далеко уводило меня мое воображение в эти лучезарные моменты, на этом маленьком провинциальном кладбище, рядом с белеющими черепами, ухмыляющимися своими обнаженными челюстями.
When the music stopped, I seemed to hear a noise from the skulls in the heap of bones; it was as though they were chuckling and I could not help shuddering."	Затем музыка прекратилась, и я пришел в себя. Мне показалось, что звуки шли со стороны груды костей и черепов. Вопрос: Так вы слышали звуки именно оттуда? Ответ: Да, мне почудилось, что черепа смеются над нами. Я не мог не содрогнуться.
Q. "Did it not occur to you that the musician might be hiding behind that very heap of bones?"	Вопрос: А вам не пришло в голову, что небесный музыкант, который так сильно увлек вас, возможно, скрывался за кучей костей?
R. "It was the one thought that did occur to me, monsieur, so much so that I omitted to follow Mlle. Daae, when she stood up and walked slowly to the gate.	Ответ: Да, мне приходила такая мысль, и она настолько овладела мной, что я уже не думал о том, чтобы преследовать Кристину, когда она поднялась с колен и спокойно покинула кладбище.
She was so much absorbed just then that I am not surprised that she did not see me."	Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не было ничего удивительного в том, что она не заметила меня. Я не двигался с места, разглядывая груду костей и решив довести эту невероятную авантюру до конца, а также узнать, что за всем этим скрывается.
Q. "Then what happened that you were found in the morning lying half-dead on the steps of the high altar?"	Вопрос: Как же случилось, что утром вас нашли полумертвым на ступенях алтаря?
R. "First a skull rolled to my feet ... then another ... then another ...	Ответ: Все произошло очень быстро." Череп скатился ко мне, затем другой и еще один.
It was as if I were the mark of that ghastly game of bowls.	Казалось, я стал мишенью в жуткой игре шаров.
And I had an idea that false step must have destroyed the balance of the structure behind which our musician was concealed.	Я подумал, что музыкант, скрывающийся за грудой костей, случайно толкнул ее.
This surmise seemed to be confirmed when I saw a shadow suddenly glide along the sacristy wall.	Эта версия показалась мне еще более правдоподобной, когда я неожиданно увидел какую-то тень, двинувшуюся вдоль ярко освещенной стены ризницы.
I ran up.	Я бросился вслед.
The shadow had already pushed open the door and entered the church.	Тень уже открыла дверь церкви и вошла внутрь.

But I was quicker than the shadow and caught hold of a corner of its cloak.	Я бежал изо всех сил и успел ухватиться за край плаща.
At that moment, we were just in front of the high altar; and the moonbeams fell straight upon us through the stained-glass windows of the apse.	Мы оказались перед высоким алтарем, и лунный свет, проходя через цветное стекло окна апсиды, упал прямо на нас.
As I did not let go of the cloak, the shadow turned round; and I saw a terrible death's head, which darted a look at me from a pair of scorching eyes.	Я все еще держал тень за плащ. Тень повернулась, и я увидел так же ясно, как вижу вас, мсье, ужасную голову мертвеца, пристально смотрящую на меня глазами, в которых горел огонь ада.
I felt as if I were face to face with Satan; and, in the presence of this unearthly apparition, my heart gave way, my courage failed me ... and I remember nothing more until I recovered consciousness at the Setting Sun."	Я подумал, что это сам Сатана! При виде этого призрака я, вероятно, потерял сознание и ничего не помню до того времени, пока не очнулся утром в гостинице "Заходящее солнце".
Chapter VI A Visit to Box Five	Глава 7 Визит в ложу номер пять
We left M. Firmin Richard and M. Armand Moncharmin at the moment when they were deciding "to look into that little matter of Box Five."	Мы оставили Фирмена Ришара и Армана Мушармена как раз в тот момент, когда они решили посетить ложу номер пять в первом ярусе.
Leaving behind them the broad staircase which leads from the lobby outside the managers' offices to the stage and its dependencies, they crossed the stage, went out by the subscribers' door and entered the house through the first little passage on the left.	Они спустились по широкой лестнице, которая ведет к сцене и прилегающим к ней помещениям, пересекли сцену, вошли в зрительный зал через вход для подписчиков и пошли налево по первому коридору.
Then they made their way through the front rows of stalls and looked at Box Five on the grand tier, They could not see it well, because it was half in darkness and because great covers were flung over the red velvet of the ledges of all the boxes.	Затем миновали первые ряды партера, остановились и посмотрели на ложу номер пять в первом ярусе. Они не могли видеть ее ясно, потому что зал был в полутьме и защитные чехлы покрывали красные бархатные перила.
They were almost alone in the huge, gloomy house; and a great silence surrounded them.	Ришар и Мушармен были сейчас одни в огромном затемненном зале.
It was the time when most of the stage-hands go out for a drink.	Было тихо, рабочие отправились выпить рюмочку вина.
The staff had left the boards for the moment, leaving a scene half set.	Они покинули сцену, оставив задник лишь частично закрепленным.
A few rays of light, a wan, sinister light, that seemed to have been stolen from an expiring luminary, fell through some opening or other upon an old tower that raised its pasteboard battlements on the stage; everything, in this deceptive light, adopted a fantastic shape.	Несколько лучей света (бледный тусклый свет, который, казалось, украли у умирающей звезды) проскальзывали в зал через какие-то щели и сияли на старой башне, увенчанной картонной зубчатой стеной, которая стояла на сцене. В этой искусственной ночи или, скорее, в обманчивом дневном свете вещи принимали странные очертания.
In the orchestra stalls, the drugget covering them looked like an angry sea, whose glaucous waves had been suddenly rendered stationary by a secret order from the storm phantom, who, as everybody knows, is called Adamastor. MM.	Полотно, закрывавшее кресла в партере, выглядело, как рассерженное море, зелено-голубые волны которого в мгновение остановились по приказу гиганта, чье имя, как всем известно, Адамастор.

Moncharmin and Richard were the shipwrecked mariners amid this motionless turmoil of a calico sea.	Мушармен и Ришар были словно моряки потерпевшего аварию корабля в пучине неподвижно возмущенного полотняного моря.
They made for the left boxes, plowing their way like sailors who leave their ship and try to struggle to the shore.	Как будто, оставив свою лодку и пытаясь доплыть до берега, они проложили путь к ложам левой стороны.
The eight great polished columns stood up in the dusk like so many huge piles supporting the threatening, crumbling, big-bellied cliffs whose layers were represented by the circular, parallel, waving lines of the balconies of the grand, first and second tiers of boxes.	Восемь больших колонн из полированного камня возвышались в тени, подобно громадным сваям, предназначенным поддерживать угрожающе шатающиеся выпуклые утесы, чьи основания были представлены изогнутыми параллельными линиями перил лож первого, второго и третьего ярусов.
At the top, right on top of the cliff, lost in M. Lenepveu's copper ceiling, figures grinned and grimaced, laughed and jeered at MM. Richard and Moncharmin's distress. And yet these figures were usually very serious. Their names were Isis, Amphitrite, Hebe, Pandora, Psyche, Thetis, Pomona, Daphne, Clytie, Galatea and Arethusa. Yes, Arethusa herself and Pandora, whom we all know by her box, looked down upon the two new managers of the Opera, who ended by clutching at some piece of wreckage and from there stared silently at Box Five on the grand tier.	На самой вершине утеса, потерянного в медном небе Ленепве[2], гримасничали, смеясь и забавляясь над опасениями Мушармена и Ришара, фигуры, хотя обычно они были очень серьезными: Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Галатея... Да, сама Пандора, известная каждому из-за ящика, смотрела вниз на двух новых директоров Оперы, которые теперь молча рассматривали ложу номер пять первого яруса.
I have said that they were distressed.	Я уже сказал, что они были полны страха.
At least, I presume so. M. Moncharmin, in any case, admits that he was impressed. To quote his own words, in his Memoirs:	По крайней мере, я предполагаю, что они боялись. Вот что Мушармен пишет в своих мемуарах:
"This moonshine about the Opera ghost in which, since we first took over the duties of MM. Poligny and Debienne, we had been so nicely steeped"-Moncharmin's style is not always irreproachable-"had no doubt ended by blinding my imaginative and also my visual faculties.	"Трескучая болтовня о привидении в Опере, которой нас кормили (каким изысканным стилистом был Мушармен!) с тех пор, как мы заменили Полиньи и Дебьенна, должно быть, ухудшила баланс моих наделенных богатым воображением способностей и, рассматривая все вместе, моих зрительных способностей тоже.
It may be that the exceptional surroundings in which we found ourselves, in the midst of an incredible silence, impressed us to an unusual extent. It may be that we were the sport of a kind of hallucination brought about by the semi-darkness of the theater and the partial gloom that filled Box Five.	Может быть, виновата обстановка, в которой мы оказались и которая так сильно обеспокоила нас; может быть, мы стали жертвами каких-то галлюцинаций, возникших в полутьме зрительного зала и даже еще более глубоких теней в пятой ложе.
At any rate, I saw and Richard also saw a shape in the box.	Но в один и тот же миг Ришар и я увидели в ложе какие-то очертания.
Richard said nothing, nor I either. But we spontaneously seized each other's hand.	Ни один из нас не сказал ничего, но мы схватили друг друга за руки.
We stood like that for some minutes, without moving, with our eyes fixed on the same point; but the figure had disappeared.	Затем подождали несколько минут, не двигаясь, пристально глядя в одну и ту же точку. Но очертания исчезли.

Then we went out and, in the lobby, communicated our impressions to each other and talked about 'the shape.'	Мы вышли из зала и в коридоре рассказали друг другу о своих впечатлениях.
The misfortune was that my shape was not in the least like Richard's.	К сожалению, очертания, которые видел я, не совпадали с тем, что видел Ришар.
I had seen a thing like a death's head resting on the ledge of the box, whereas Richard saw the shape of an old woman who looked like Mme. Giry.	Мне привиделся череп на перилах ложи, в то время как Ришар различил очертания старой женщины, которая выглядела, как мадам Жири.
We soon discovered that we had really been the victims of an illusion, whereupon, without further delay and laughing like madmen, we ran to Box Five on the grand tier, went inside and found no shape of any kind."	Мы поняли, что стали жертвами иллюзии. Г ромко рассмеявшись, мы немедленно поспешили в пятую ложу, вошли туда и, естественно, никого там не нашли.
Box Five is just like all the other grand tier boxes.	И теперь мы в ложе номер пять. Эта ложа такая же, как и все остальные ложи в первом ярусе.
There is nothing to distinguish it from any of the others.	Ничто не отличает ее от соседних".
M. Moncharmin and M. Richard, ostensibly highly amused and laughing at each other, moved the furniture of the box, lifted the cloths and the chairs and particularly examined the arm-chair in which "the man's voice" used to sit.	Смеясь друг над другом, Мушармен и Ришар потрогали мебель в ложе, подняли чехлы и тщательно осмотрели кресло, в котором обычно "сидел голос".
But they saw that it was a respectable arm-chair, with no magic about it.	Убедились, что это настоящее кресло и в нем не было ничего магического.
Altogether, the box was the most ordinary box in the world, with its red hangings, its chairs, its carpet and its ledge covered in red velvet.	Ложа выглядела совершенно обычной во всех отношениях - с красными портьерами, креслами, коврами и перилами, обитыми красным бархатом.
After, feeling the carpet in the most serious manner possible, and discovering nothing more here or anywhere else, they went down to the corresponding box on the pit tier below.	Исследовав все, что возможно, директора пошли вниз в ложу бенуара, расположенную прямо под пятой ложей.
In Box Five on the pit tier, which is just inside the first exit from the stalls on the left, they found nothing worth mentioning either.	В ложе бенуара, которая находится как раз на углу первого входа из партера, они также не смогли обнаружить чего-либо достойного внимания.
"Those people are all making fools of us!" Firmin Richard ended by exclaiming.	- Эти люди пытаются сделать из нас дураков! -сказал наконец Фирмен Ришар сердито.
"It will be FAUST on Saturday: let us both see the performance from Box Five on the grand tier!"	- В субботу представление "Фауста", и мы оба будем смотреть его из ложи номер пять первого яруса.
Chapter VII Faust and What Followed	Глава 8 В которой Фирмен Ришар и Арман Мушармен осмелились дать представление "Фауста" в "проклятой" Опере и в которой мы увидим, что из этого вышло
On the Saturday morning, on reaching their office, the joint managers found a letter from O. G. worded in these terms:	Придя в свой кабинет в субботу утром, оба директора нашли письмо следующего содержания:

MY DEAR MANAGERS:	"Мои дорогие импресарио!
So it is to be war between us?	Мы в состоянии войны?
If you still care for peace, here is my ultimatum.	Если вы все еще желаете мира, вот мой ультиматум.
It consists of the four following conditions:	Он содержит четыре условия:
1.	1.
You must give me back my private box; and I wish it to be at my free disposal from henceforward.	Вы возвращаете мне мою ложу, а я хочу, чтобы она была предоставлена в мое распоряжение немедленно.
2.	2.
The part of Margarita shall be sung this evening by Christine Daae.	Партию Маргариты должна петь сегодня Кристина Доэ.
Never mind about Carlotta; she will be ill.	Не беспокойтесь о Карлотте - она будет больна.
3.	3.
I absolutely insist upon the good and loyal services of Mme.	Я настаиваю на том, чтобы добрая и верная мадам Жири, моя билетерша, продолжала работать.
Giry, my box-keeper, whom you will reinstate in her functions forthwith.	Вы восстановите ее в прежнем положении безотлагательно.
4.	4.
Let me know by a letter handed to Mme. Giry, who will see that it reaches me, that you accept, as your predecessors did, the conditions in my memorandum-book relating to my monthly allowance.	В письме, которое будет доставлено мадам Жири, вы, как и ваши предшественники, примите положения книги инструкций, касающиеся моего месячного содержания.
I will inform you later how you are to pay it to me.	Позже я дам вам знать, в какой форме вы станете выплачивать его мне.
If you refuse, you will give FAUST to-night in a house with a curse upon it.	Если вы не выполните эти условия, сегодня вечером представление
Take my advice and be warned in time.	"Фауста" в проклятом театре не состоится.
O. G.	Ваш П. О."
"Look here, I'm getting sick of him, sick of him!" shouted Richard, bringing his fists down on his office-table.	- С меня этого достаточно! - закричал Ришар, энергично барабаня по столу обеими руками.
Just then, Mercier, the acting-manager, entered.	Вошел Мерсье, администратор.
"Lachenel would like to see one of you gentlemen," he said.	- Лахеналь хочет видеть одного из вас, мсье, -сказал Мерсье.
"He says that his business is urgent and he seems quite upset."	- Он говорит, что это крайне необходимо, и он, кажется, расстроен.
"Who's Lachenel?" asked Richard.	- Кто такой этот Лахеналь?
"He's your stud-groom."	- Главный конюх.
"What do you mean?	-Что?

My stud-groom?"	Главный конюх?
"Yes, sir," explained Mercier, "there are several grooms at the Opera and M. Lachenel is at the head of them."	- Да, мсье, - ответил администратор. - В Опере есть несколько конюхов, и Лахеналь ими руководит.
"And what does this groom do?"	- И что же он делает?
"He has the chief management of the stable."	- Он заведует конюшней.
"What stable?"	- Какой конюшней?
"Why, yours, sir, the stable of the Opera."	- Вашей, мсье.
"Is there a stable at the Opera?	Конюшней Оперы.
Upon my word, I didn't know.	- В Опере есть конюшня? Впервые слышу!
Where is it?"	Где она находится?
"In the cellars, on the Rotunda side.	- В подвалах.
It's a very important department; we have twelve horses."	У нас двенадцать лошадей.
"Twelve horses!	- Двенадцать лошадей?
And what for, in Heaven's name?"	Для чего же, во имя Бога?
"Why, we want trained horses for the processions in the Juive, The Profeta and so on; horses 'used to the boards.'	- Для процессий в "Иудейке", "Пророке" и так далее нам нужны тренированные лошади, которые "знают сцену".
It is the grooms' business to teach them.	Обязанность конюхов - научить их этому.
M. Lachenel is very clever at it.	Лахеналь - высококвалифицированный тренер.
He used to manage Franconi's stables."	Он когда-то заведовал конюшнями Франкони.
"Very well ... but what does he want?"	- Очень хорошо... Но что он хочет от меня?
"I don't know; I never saw him in such a state."	- Не знаю. Знаю только, что никогда не видел его в таком состоянии.
"He can come in."	- Пусть войдет.
M. Lachenel came in, carrying a riding-whip, with which he struck his right boot in an irritable manner.	Лахеналь вошел и нетерпеливо ударил по своему сапогу плеткой, которую держал в руке.
"Good morning, M. Lachenel," said Richard, somewhat impressed.	- Доброе утро, мсье Лахеналь, - сказал немного напуганный Ришар.
"To what do we owe the honor of your visit?"	- Чем обязан вашему визиту?
"Mr. Manager, I have come to ask you to get rid of the whole stable."	- Мсье, я пришел просить вас ликвидировать всю конюшню.
"What, you want to get rid of our horses?"	- Что? Вы хотите отделаться от наших лошадей?
"I'm not talking of the horses, but of the stablemen."	- Не от лошадей, от конюхов.
"How many stablemen have you, M. Lachenel?"	- Сколько конюхов служат у вас, мсье Лахеналь?
"Six stablemen!	- Шесть.
That's at least two too many."	- Шесть конюхов! Это, по крайней мере, на два больше, чем надо.

"These are 'places,'" Mercier interposed, "created and forced upon us by the under-secretary for fine arts.	- Эти должности, - объяснил Мерсье, были навязаны нам заместителем главы администрации изящных искусств.
They are filled by protegees of the government and, if I may venture to ..."	Они заняты людьми, которым протежирует правительство, и если я рискну...
"I don't care a hang for the government!" roared Richard.	- Меня не волнует правительство, - подчеркнуто сухо заявил Ришар.
"We don't need more than four stablemen for twelve horses."	- Нам не надо больше четырех конюхов для двенадцати лошадей.
"Eleven," said the head riding-master, correcting him.	- Одиннадцати, - поправил Лахеналь.
"Twelve," repeated Richard.	- Двенадцати, - повторил Ришар.
"Eleven," repeated Lachenel.	- Одиннадцати, - опять сказал Лахеналь.
"Oh, the acting-manager told me that you had twelve horses!"	- Мсье Мерсье сказал мне, что у вас двенадцать лошадей.
"I did have twelve, but I have only eleven since Cesar was stolen."	- У меня было двенадцать, но сейчас их осталось только одиннадцать - после того как украли Цезаря.
And M. Lachenel gave himself a great smack on the boot with his whip.	- И Лахеналь снова сильно ударил себя по сапогу плеткой.
"Has Cesar been stolen?" cried the acting-manager.	- Цезаря украли? - изумленно спросил Мерсье.
"Cesar, the white horse in the Profeta?"	- Цезаря, большую белую лошадь из "Пророка"?
"There are not two Cesars," said the stud-groom dryly.	- У нас только один Цезарь, - грубо прервал его Лахеналь.
"I was ten years at Franconi's and I have seen plenty of horses in my time. Well, there are not two Cesars.	- Я работал десять лет на конюшнях Франкони и видел много лошадей и могу с полным основанием сказать вам, что второго такого Цезаря нет.
And he's been stolen."	И его украли!
"How?"	- Как это случилось?
"I don't know.	-Я не знаю.
Nobody knows.	Никто не знает.
That's why I have come to ask you to sack the whole stable."	Вот почему я пришел просить разогнать всех на конюшне.
"What do your stablemen say?"	- А что говорят о краже ваши конюхи?
"All sorts of nonsense.	- Всякие глупости.
Some of them accuse the supers. Others pretend that it's the acting-manager's doorkeeper ..."	Некоторые обвиняют каких-то рабочих, другие утверждают, что это сделал бухгалтер.
"My doorkeeper?	- Бухгалтер?
I'll answer for him as I would for myself!" protested Mercier.	Я уверен в нем, как в самом себе, - запротестовал Мерсье.
"But, after all, M. Lachenel," cried Richard, "you must have some idea."	- Но, мсье Лахеналь, - сказал Ришар, - у вас самого должна быть какая-то идея.

"Yes, I have," M. Lachenel declared. "I have an idea and I'll tell you what it is.	- Да, у меня есть идея, - резко произнес Лахеналь, - и я скажу вам, в чем она состоит.
There's no doubt about it in my mind."	Что касается меня, то я не сомневаюсь.
He walked up to the two managers and whispered. "It's the ghost who did the trick!"	- Он подошел ближе и сказал вполголоса: - Это сделал призрак.
Richard gave a jump.	Ришар вздрогнул.
"What, you too! You too!"	- И вы, и вы тоже!
"How do you mean, I too?	- Что вы имеете в виду под "я тоже"?
Isn't it natural, after what I saw?"	Это же совершенно естественно. - Совершенно естественно, мсье Лахеналь? Что совершенно естественно? - Сказать вам это после того, что я видел.
"What did you see?"	- И что же вы видели?
"I saw, as clearly as I now see you, a black shadow riding a white horse that was as like Cesar as two peas!"	- Я видел так же ясно, как вижу вас, темную фигуру верхом на белой лошади, которая один к одному походила на Цезаря.
"And did you run after them?"	- И вы не побежали за этой белой лошадью и темной фигурой?
"I did and I shouted, but they were too fast for me and disappeared in the darkness of the underground gallery."	- Да, я побежал и закричал, но они продолжали идти на большой скорости и исчезли в темноте галереи.
M. Richard rose.	Ришар встал.
"That will do, M. Lachenel. You can go ...	- Очень хорошо, мсье Лахеналь, можете идти.
We will lodge a complaint against THE GHOST."	Мы подадим жалобу на призрак.
"And sack my stable?"	- И уволите всех конюхов?
"Oh, of course!	- Да-да, конечно.
Good morning."	До свидания.
M. Lachenel bowed and withdrew.	Лахеналь поклонился и вышел.
Richard foamed at the mouth.	Ришар пребывал в крайней степени раздражения.
"Settle that idiot's account at once, please."	- Немедленно снимите этого идиота с платежной ведомости, - приказал он Мерсье.
"He is a friend of the government representative's!" Mercier ventured to say.	- Он друг представителя правительства, -осмелился вставить тот.
"And he takes his vermouth at Tortoni's with Lagrene, Scholl and Pertuiset, the lion-hunter," added Moncharmin.	- И каждый день выпивает в кафе Тортони с Лажреном, Шоллем и Пертрюсе, который убил льва, - добавил Мушармен.
"We shall have the whole press against us!	- Вся пресса навалится на нас!
He'll tell the story of the ghost; and everybody will be laughing at our expense!	Он начнет болтать о призраке, и мы станем посмешищем.
We may as well be dead as ridiculous!"	Тогда мы погибли.

"All right, say no more about it."	- Хорошо, давайте не будем больше об этом говорить, - уступил Ришар.
At that moment the door opened. It must have been deserted by its usual Cerberus, for Mme. Giry entered without ceremony, holding a letter in her hand, and said hurriedly:	В этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась мадам Жири с конвертом в руке:
"I beg your pardon, excuse me, gentlemen, but I had a letter this morning from the Opera ghost.	- Извините меня, мсье, но сегодня утром я получила письмо от призрака Оперы, в котором говорится, чтобы я зашла к вам.
He told me to come to you, that you had something to!!	У вас есть что-то...
She did not complete the sentence. She saw Firmin Richard's face; and it was a terrible sight.	Она не закончила свою сентенцию, увидев лицо Ришара.
He seemed ready to burst.	Казалось, он сейчас взорвется.
He said nothing, he could not speak.	Но пока единственными внешними признаками гнева, кипящего внутри, был цвет его лица и сверкание молний в глазах. Он ничего не сказал. Он был не способен говорить.
But suddenly he acted.	Неожиданно он перешел к действию.
First, his left arm seized upon the quaint person of Mme. Giry and made her describe so unexpected a semicircle that she uttered a despairing cry. Next, his right foot imprinted its sole on the black taffeta of a skirt which certainly had never before undergone a similar outrage in a similar place.	Сначала схватил левой рукой неряшливую мадам Жири и повернул ее таким быстрым, неожиданным полукругом, что та издала отчаянный крик, затем правая нога Ришара оставила отпечаток подошвы на черной тафте юбки, которая, определенно, никогда раньше не подвергалась такому надругательству в таком месте.
The thing happened so quickly that Mme. Giry, when in the passage, was still quite bewildered and seemed not to understand.	Все произошло так быстро, что мадам Жири, оказавшись в коридоре, все еще была ошеломлена и, казалось, не понимала, что случилось.
But, suddenly, she understood; and the Opera rang with her indignant yells, her violent protests and threats.	Вдруг она сразу все осознала, и Опера огласилась ее возмущенным визгом, горячими протестами и угрозами. Потребовалось три молодых человека, чтобы спустить ее по лестнице, и два полицейских, чтобы вывести на улицу.
About the same time, Carlotta, who had a small house of her own in the Rue du Faubourg St. Honore, rang for her maid, who brought her letters to her bed.	Примерно в это же время Карлотта, которая жила в предместье Сен-Оноре, позвонила служанке и приказала принести почту в постель.
Among them was an anonymous missive, written in red ink, in a hesitating, clumsy hand, which ran:	В ней она нашла анонимное письмо следующего содержания:
If you appear to-night, you must be prepared for a great misfortune at the moment when you open your mouth to sing ... a misfortune worse than death.	"Если вы будете выступать сегодня вечером, вас ждет большое несчастье, которое поразит вас как раз тогда, когда вы начнете петь, несчастье худшее, чем смерть". Эта угроза была неуклюже написана красными чернилами.
The letter took away Carlotta's appetite for breakfast.	Прочитав ее, Карлотта сразу лишилась аппетита.

She pushed back her chocolate, sat up in bed and thought hard.	Отодвинув поднос, на котором служанка принесла горячий шоколад, примадонна сидела в постели и терялась в догадках.
It was not the first letter of the kind which she had received, but she never had one couched in such threatening terms.	Она получала подобные письма и раньше, но это чем-то отличалось от других.
She thought herself, at that time, the victim of a thousand jealous attempts and went about saying that she had a secret enemy who had sworn to ruin her.	Карлотта считала, что завистники плетут против нее разного рода интриги, и часто говорила о тайных врагах, которые полны решимости погубить ее.
She pretended that a wicked plot was being hatched against her, a cabal which would come to a head one of those days; but she added that she was not the woman to be intimidated.	Она утверждала, что является объектом злобного заговора, который в конце концов вскроется, но добавляла, что она не из того рода женщин, которые поддаются запугиванию.
The truth is that, if there was a cabal, it was led by Carlotta herself against poor Christine, who had no suspicion of it.	Однако единственным заговором был тот, который сама Карлотта организовала против бедной Кристины.
Carlotta had never forgiven Christine for the triumph which she had achieved when taking her place at a moment's notice.	Карлотта не простила Кристине ее величайшего триумфа, когда та заменила ее на сцене без предварительного уведомления.
When Carlotta heard of the astounding reception bestowed upon her understudy, she was at once cured of an incipient attack of bronchitis and a bad fit of sulking against the management and lost the slightest inclination to shirk her duties.	Когда примадонна узнала о необыкновенном приеме, оказанном молодой певице, она сразу же почувствовала себя выздоравливающей от начинающегося бронхита и готовой рассердиться на администрацию. Больше она не проявляла ни малейшего желания уступать своего положения в Опере.
From that time, she worked with all her might to "smother" her rival, enlisting the services of influential friends to persuade the managers not to give Christine an opportunity for a fresh triumph.	С той поры Карлотта работала во всю силу, чтобы "задушить" соперницу, а ее могущественные друзья оказывали давление на директоров, стараясь помешать им дать Кристине еще один шанс для триумфа.
Certain newspapers which had begun to extol the talent of Christine now interested themselves only in the fame of Carlotta.	Некоторые газеты, которые восторженно писали о таланте Кристины, теперь восхваляли исключительно Карлотту.

Lastly, in the theater itself, the celebrated, but heartless and soulless diva made the most scandalous remarks about Christine and tried to cause her endless minor unpleasantnesses.	Знаменитая примадонна позволяла себе возмутительно оскорбительные выпады против молодой певицы и пыталась причинить ей как можно больше неприятностей. У Карлотты не было ни сердца, ни души. Она была только инструментом, хотя, несомненно, инструментом изумительным. Ее репертуар включал все созданное немецкими, итальянскими и французскими композиторами, что могло удовлетворить честолюбие любой певицы. О ней никогда не говорили, что она спела не в той тональности или что ей не хватило силы голоса, необходимой для какой-то части ее огромного репертуара. Короче, инструмент этот был мощным, замечательно точным и широкого диапазона. Но никто не мог сказать Карлотте то, что Россини сказал Марии Г абриэле Краусс, когда та спела для него "Темные леса" на немецком языке: "Вы поете душой, дитя мое, и ваша душа прекрасна". Где была ваша душа, Карлотта, когда вы танцевали в пользующейся дурной репутацией таверне в Барселоне? Где была она позже, в Париже, когда вы пели непристойные, циничные песенки в сомнительных мюзик-холлах? Где была ваша душа, когда перед мастерами, собравшимися в доме одного из ваших любовников, вы извлекали музыку из своего послушного инструмента, замечательного своей способностью петь о возвышенной любви или низком разврате с одинаковым равнодушным совершенством? Карлотта, если у вас когда-то душа и была, а затем вы потеряли ее, у вас была возможность обрести ее, становясь Джульеттой, Эльвирой, Офелией и Маргаритой, ибо другие поднимались из больших глубин, чем вы, и очищались благодаря искусству.
When Carlotta had finished thinking over the threat contained in the strange letter, she got up.	Наконец Карлотта, заставив себя не думать об угрозе в этом странном письме, встала с постели.
"We shall see," she said, adding a few oaths in her native Spanish with a very determined air.	- Мы посмотрим, - сказала она себе и решительно произнесла несколько клятв по-испански.
The first thing she saw, when looking out of her window, was a hearse.	Первое, что увидела примадонна, подойдя к окну, был катафалк.
She was very superstitious; and the hearse and the letter convinced her that she was running the most serious dangers that evening.	Это окончательно убедило ее в том, что дело серьезное.
She collected all her supporters, told them that she was threatened at that evening's performance with a plot organized by Christine Daae and declared that they must play a trick upon that chit by filling the house with her, Carlotta's, admirers.	Она созвала всех своих друзей, объявила, что заговор, организованный Кристиной Доэ, грозит навредить ей во время сегодняшнего представления, и сказала, что хочет расстроить эти планы, заполнив зал своими поклонниками.
She had no lack of them, had she?	А у нее было много поклонников!

She relied upon them to hold themselves prepared for any eventuality and to silence the adversaries, if, as she feared, they created a disturbance.	Она рассчитывала, что они будут готовы ко всему и заставят замолчать ее врагов, если они попытаются сорвать спектакль.
M. Richard's private secretary called to ask after the diva's health and returned with the assurance that she was perfectly well and that, "were she dying," she would sing the part of Margarita that evening.	Придя к Карлотте, чтобы узнать о ее здоровье, секретарь Фирмена Ришара вернулся обратно, чтобы сообщить, что она чувствует себя отлично и споет сегодня партию Маргариты, "даже если будет умирать".
The secretary urged her, in his chief’s name, to commit no imprudence, to stay at home all day and to be careful of drafts; and Carlotta could not help, after he had gone, comparing this unusual and unexpected advice with the threats contained in the letter.	Поскольку секретарь по поручению Ришара настоятельно просил певицу быть осторожной, оставаться весь день дома и избегать сквозняков, после его ухода она не могла не сравнить столь неожиданные рекомендации с угрозой, переданной в письме.
It was five o'clock when the post brought a second anonymous letter in the same hand as the first.	В пять часов Карлотта получила еще одно анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и первое.
It was short and said simply:	Оно было коротким, в нем говорилось:
You have a bad cold.	"Вы простудились.
If you are wise, you will see that it is madness to try to sing to-night.	Если вы благоразумны, то поймете, что для вас будет сумасшествием пытаться петь сегодня вечером".
Carlotta sneered, shrugged her handsome shoulders and sang two or three notes to reassure herself.	Карлотта пренебрежительно рассмеялась, пожала своими великолепными плечами и спела два-три пассажа, чтобы успокоиться.
Her friends were faithful to their promise. They were all at the Opera that night, but looked round in vain for the fierce conspirators whom they were instructed to suppress.	Ее друзья выполнили обещание: они все были в Опере в тот вечер. Но напрасно они осматривались, разыскивая свирепых заговорщиков, против которых должны бороться. За исключением нескольких посторонних -почтенных граждан среднего класса, чьи безмятежные лица не отражали иных намерений, кроме как послушать музыку, публика состояла из постоянных посетителей Оперы, чей элегантный внешний вид и подобающие манеры не давали какого-либо повода подозревать их в планировании беспорядков.
The only unusual thing was the presence of M. Richard and M. Moncharmin in Box Five.	Единственное, что казалось необычным, - это присутствие Ришара и Мушармена в пятой ложе.
Carlotta's friends thought that, perhaps, the managers had wind, on their side, of the proposed disturbance and that they had determined to be in the house, so as to stop it then and there; but this was unjustifiable supposition, as the reader knows.	Друзья Карлотты подумали, что, видимо, оба директора узнали о готовящемся срыве представления и хотели быть в зале, чтобы его предотвратить.
M. Richard and M. Moncharmin were thinking of nothing but their ghost.	Но это было необоснованное предположение, как вы помните, Ришар и Мушармен думали сейчас только о призраке.
"Vain! In vain do I call, through my vigil weary, On creation and its Lord!	Напрасно ум Ответа жадно просит У творца и у природы всей,

Never reply will break the silence dreary! No sign! No single word!"	Никто открыть не в силах Все таинства непонятых путей...
The famous baritone, Carolus Fonta, had hardly finished Doctor Faust's first appeal to the powers of darkness, when M. Firmin Richard, who was sitting in the ghost's own chair, the front chair on the right, leaned over to his partner and asked him chaffingly:	Каролас Фонта, знаменитый баритов, только начал партию - обращение доктора Фауста к силам ада, когда Ришар, который сидел в кресле призрака - первое справа в первом ряду, -наклонился к своему коллеге и весело сказал:
"Well, has the ghost whispered a word in your ear yet?"	- Как вы? Голос уже сказал вам что-нибудь на ухо?
"Wait, don't be in such a hurry," replied M. Armand Moncharmin, in the same gay tone.	- Подождите, давайте не будем торопить события, - ответил Мушармен таким же шутливым тоном.
"The performance has only begun and you know that the ghost does not usually come until the middle of the first act."	- Представление только началось, а призрак, как говорят, обычно не приходит до середины первого акта.
The first act passed without incident, which did not surprise Carlotta's friends, because Margarita does not sing in this act.	Первый акт прошел без инцидентов, что не удивило друзей Карлотты, поскольку Маргарита в первом акте не поет.
As for the managers, they looked at each other, when the curtain fell.	Когда занавес упал, оба директора посмотрели друг на друга и улыбнулись.
"That's one!" said Moncharmin.	- Первый акт закончился, - сказал Мушармен.
"Yes, the ghost is late," said Firmin Richard.	- Да, призрак опаздывает, - кивнул Ришар.
"It's not a bad house," said Moncharmin, "for 'a house with a curse on it.'"	- Довольно представительная публика, - заметил Мушармен, все еще продолжая шутить, - для "проклятого театра".
M. Richard smiled and pointed to a fat, rather vulgar woman, dressed in black, sitting in a stall in the middle of the auditorium with a man in a broadcloth frock-coat on either side of her.	Ришар соизволил вновь улыбнуться и указал своему коллеге на полную безвкусно одетую женщину в черном, сидевшую в партере, в центре зала. По обе стороны от нее расположились двое мужчин вульгарного вида, одетых в сюртуки из черного сукна.
"Who on earth are 'those?'" asked Moncharmin.	- Кто это? - спросил Мушармен.
"'Those,' my dear fellow, are my concierge, her husband and her brother."	- Моя консьержка, ее брат и супруг.
"Did you give them their tickets?"	- Это вы дали им билеты?
"I did ...	-Да.
My concierge had never been to the Opera-this is, the first time-and, as she is now going to come every night, I wanted her to have a good seat, before spending her time showing other people to theirs."	Моя консьержка никогда не была в Опере. Это ее первое посещение. И поскольку она будет приходить сюда каждый вечер, начиная с сегодняшнего, я хотел, чтобы у нее было хорошее место, по крайней мере, сегодня, прежде чем она начнет показывать другим людям ну, места.

Moncharmin asked what he meant and Richard answered that he had persuaded his concierge, in whom he had the greatest confidence, to come and take Mme. Giry's place. Yes, he would like to see if, with that woman instead of the old lunatic, Box Five would continue to astonish the natives?	Мушармен попросил объяснений, и Ришар сказал ему, что решил на время взять свою консьержку, которой полностью доверяет, на место мадам Жири.
"By the way," said Moncharmin, "you know that Mother Giry is going to lodge a complaint against you."	- Кстати, о мадам Жири, - заметил Мушармен. -Она намеревается подать на вас жалобу.
"With whom?	- Кому?
The ghost?"	Призраку?
The ghost!	Призрак!
Moncharmin had almost forgotten him. However, that mysterious person did nothing to bring himself to the memory of the managers; and they were just saying so to each other for the second time, when the door of the box suddenly opened to admit the startled stage-manager.	Мушармен почти забыл о нем, и пока загадочное существо не сделало ничего, чтобы напомнить им о своем существовании. Вдруг дверь ложи отворилась, и вошел режиссер, который выглядел очень возбужденным.
"What's the matter?" they both asked, amazed at seeing him there at such a time.	- Что случилось? - опросили оба директора одновременно, удивленные его приходом в такое время.
"It seems there's a plot got up by Christine Daae's friends against Carlotta.	- Что случилось?! - воскликнул тот. - Друзья Кристины Доэ замышляют что-то против Карлотты!
Carlotta's furious."	Карлотта взбешена!
"What on earth ... ?" said Richard, knitting his brows.	- О чем вы? - Ришар нахмурил брови.
But the curtain rose on the kermess scene and Richard made a sign to the stage-manager to go away.	Но затем, видя, что занавес уже поднимается, показал жестом режиссеру, чтобы тот оставил их.
When the two were alone again, Moncharmin leaned over to Richard:	Когда режиссер ушел, Мушармен наклонился к уху Ришара и спросил:
"Then Daae has friends?" he asked.	- У Доэ есть друзья?
"Yes, she has."	-Да.
"Whom?"	- Кто же они?
Richard glanced across at a box on the grand tier containing no one but two men.	Ришар кивнул в сторону ложи бенуара, в которой было только двое.
"The Comte de Chagny?"	- Граф де Шальи?
"Yes, he spoke to me in her favor with such warmth that, if I had not known him to be Sorelli's friend ..." "Really? Really?" said Moncharmin.	- Да. Он говорил о ней так тепло. И если бы я не знал, что он друг Ла Сорелли" - Хорошо, хорошо... - проворчал Мушармен.
"And who is that pale young man beside him?"	- А кто этот бледный молодой человек рядом с, ним?
"That's his brother, the viscount."	- Его брат, виконт.
"He ought to be in his bed.	- Ему следовало быть в постели.

He looks ill."	Он выглядит больным.
The stage rang with gay song:	Сцена наполнилась веселым пением. Опьянение в музыке. Триумф кубков.
"Red or white liquor,	Красное ли белое,
Coarse or fine!	Право, не беда.
What can it matter,	Нам без радости нельзя.
So we have wine?"	Наливай, брат, вина...
Students, citizens, soldiers, girls and matrons whirled light-heartedly before the inn with the figure of Bacchus for a sign.	Беспечные студенты, бюргеры, солдаты, молодые женщины и матроны кружились перед таверной с богом Бахусом на вывеске.
Siebel made her entrance.	Появился Зибель.
Christine Daae looked charming in her boy's clothes; and Carlotta's partisans expected to hear her greeted with an ovation which would have enlightened them as to the intentions of her friends.	Кристина Доэ была очень привлекательна в мужском платье. Ее свежая юность и меланхоличное обаяние делали ее поистине очаровательной. Поклонники Карлотты предполагали, что молодую певицу будут приветствовать овацией, которая раскроет им намерения ее друзей.
But nothing happened.	Овация была бы грубой ошибкой, но ее не последовало.
On the other hand, when Margarita crossed the stage and sang the only two lines allotted her in this second act:	Зато Карлотту в роли Маргариты восторженно приветствовали, едва она пересекла сцену и пропела одну единственную фразу во втором акте:
"No, my lord, not a lady am I, nor yet a beauty, And do not need an arm to help me on my way,"	Не блещу я красою И, право же, не стою Я рыцарской руки.
Carlotta was received with enthusiastic applause. It was so unexpected and so uncalled for that those who knew nothing about the rumors looked at one another and asked what was happening.	Возгласы одобрения были столь неожиданными и неуместными, что те, кто был не в курсе происходящего, недоуменно смотрели друг на друга, пожимая плечами.
And this act also was finished without incident.	Этот акт также закончился благополучно.
Then everybody said: "Of course, it will be during the next act."	Поклонники Карлотты предполагали, что беспорядки наверняка начнутся во время следующего акта.
Some, who seemed to be better informed than the rest, declared that the "row" would begin with the ballad of the KING OF THULE and rushed to the subscribers' entrance to warn Carlotta.	Некоторые, вероятно, более осведомленные, говорили, что все начнется с "золотого кубка короля Туле", и поспешили предупредить Карлотту.
The managers left the box during the entr'acte to find out more about the cabal of which the stage-manager had spoken; but they soon returned to their seats, shrugging their shoulders and treating the whole affair as silly.	Ришар и Мушармен в антракте покинули ложу, чтобы узнать подробности заговора, о котором упомянул режиссер, но вскоре вернулись, сочтя происходящее не чем иным, как глупостью.
The first thing they saw, on entering the box, was a box of English sweets on the little shelf of the ledge.	Первое, что они заметили, войдя в ложу, была коробка конфет на перилах.
Who had put it there?	Кто положил ее туда?

They asked the box-keepers, but none of them knew.	Они спросили билетеров, но те не могли дать ответа.
Then they went back to the shelf and, next to the box of sweets, found an opera glass.	Повернувшись опять к перилам, они увидели на этот раз рядом с коробкой пару оперных биноклей.
They looked at each other. They had no inclination to laugh.	Они взглянули друг на друга, теперь им уже не хотелось смеяться.
All that Mme. Giry had told them returned to their memory ... and then ... and then ... they seemed to feel a curious sort of draft around them ...	Они хорошо помнили все, что сказала им мадам Жири. Вдруг они ощутили в ложе какой-то странный ветерок.
They sat down in silence.	Они сидели молча, чувствуя себя крайне неловко.
The scene represented Margarita's garden:	На сцене благоухал сад Маргариты.
"Gentle flow'rs in the dew,	И заверьте ее: моя любовь сильна и чиста,
Be message from me ..."	Расскажите ей о надеждах и страхах...
As she sang these first two lines, with her bunch of roses and lilacs in her hand, Christine, raising her head, saw the Vicomte de Chagny in his box; and, from that moment, her voice seemed less sure, less crystal-clear than usual.	Когда Кристина пропела это, держа в руках букет роз и сирени, она посмотрела вверх и увидела виконта Рауля де Шаньи. С этого момента всем показалось, что голос ее стал менее твердым, менее чистым, менее прозрачным, чем обычно, как будто что-то притупляло и глушило его.
Something seemed to deaden and dull her singing...	Создавалось впечатление, что певица сильно волнуется или чего-то боится.
"What a queer girl she is!" said one of Carlotta's friends in the stalls, almost aloud. "The other day she was divine; and to-night she's simply bleating.	- Странная девушка, - заметил один из друзей Карлотты в партере почти во весь голос, - недавно была просто божественна, а сейчас блеет, как коза.
She has no experience, no training."	Никакого мастерства, никакой школы!
"Gentle flow'rs, lie ye there And tell her from me!!	Расскажите вы ей, цветы мои...
The viscount put his head under his hands and wept.	Рауль обхватил голову руками: он плакал.
The count, behind him, viciously gnawed his mustache, shrugged his shoulders and frowned.	Позади него граф Филипп жевал кончики усов и хмурил брови.
For him, usually so cold and correct, to betray his inner feelings like that, by outward signs, the count must be very angry.	Если уж граф, обычно такой внешне невозмутимый и холодный, так проявлял свои чувства, он, вероятно, был взбешен.
He was.	И он на самом деле был взбешен.
He had seen his brother return from a rapid and mysterious journey in an alarming state of health.	Он видел, что Рауль вернулся из своей загадочной поездки полным тревоги и совершенно больным.
The explanation that followed was unsatisfactory and the count asked Christine Daae for an appointment.	Последовавшие объяснения не успокоили Филиппа. Желая узнать больше о том, что произошло, он попросил Кристину Доэ о встрече.

She had the audacity to reply that she could not see either him or his brother... "Would she but deign to hear me And with one smile to cheer me ..."	Но она имела дерзость ответить, что не может принять ни его, ни его брата. А не интрига ли это, подумал граф. Он считал, что для такой женщины, как Кристина, непростительно заставлять Рауля страдать, но еще более непростительно страдать из-за нее Раулю. Как был он не прав, проявив кратковременный интерес к этой девушке, чей однодневный успех оказался теперь непостижимым для всех! Расскажите вы ей, цветы мои...
"The little baggage!" growled the count.	- Хитрая маленькая обманщица, - пробормотал Филипп.
And he wondered what she wanted. What she was hoping for...	Граф не понимал, чего она хочет, на что надеется.
She was a virtuous girl, she was said to have no friend, no protector of any sort ...	О Кристине говорили, что у нее нет ни друга, ни покровителя.
That angel from the North must be very artful!	Но этот скандинавский ангел, должно быть, хитер, как лиса!
Raoul, behind the curtain of his hands that veiled his boyish tears, thought only of the letter which he received on his return to Paris, where Christine, fleeing from Perros like a thief in the night, had arrived before him:	Все еще сидя в прежней позе, закрыв лицо руками, словно занавесом, Рауль думал только о письме, которое получил от Кристины, вернувшись в Париж.
MY DEAR LITTLE PLAYFELLOW:	"Мой дорогой бывший маленький друг!
You must have the courage not to see me again, not to speak of me again.	Вы должны иметь смелость никогда не видеть меня или говорить со мной.
If you love me just a little, do this for me, for me who will never forget you, my dear Raoul.	Если вы любите меня хотя бы немного, сделайте это. Я никогда не забуду вас, мой дорогой Рауль. Но самое главное - никогда не приходите ко мне в артистическую комнату.
My life depends upon it.	От этого зависит моя жизнь.
Your life depends upon it. YOUR LITTLE CHRISTINE.	И ваша тоже. Ваша маленькая Кристина".
Thunders of applause. Carlotta made her entrance.	Послышался гром аплодисментов: вышла Карлотта.
"I wish I could but know who was he That addressed me, If he was noble, or, at least, what his name is ..." When Margarita had finished singing the ballad of the KING OF THULE, she was loudly cheered and again when she came to the end of the jewel song: "Ah, the joy of past compare These jewels bright to wear! ..."	Сцена в саду развертывалась как обычно. Когда Карлотта закончила петь арию о короле Туле, ее приветствовали аплодисментами, то же самое произошло после коронной арии Маргариты.
Thenceforth, certain of herself, certain of her friends in the house, certain of her voice and her success, fearing nothing, Carlotta flung herself into her part without restraint of modesty ...	Уверенная в себе, в своих поклонниках в зале и в своем успехе, не боясь больше ничего, Карлотта отдавалась пению полностью, исступленно.
She was no longer Margarita, she was Carmen.	Она не была больше Маргаритой, скорее, это была Кармен.

She was applauded all the more; and her debut with Faust seemed about to bring her a new success, when suddenly ... a terrible thing happened.	Ей все больше аплодировали, и казалось, что ее дуэт с Фаустом принесет ей новый триумф. Но вдруг случилось нечто ужасное.
Faust had knelt on one knee:	Фауст встал на колени:
"Let me gaze on the form below me, While from yonder ether blue Look how the star of eve, bright and tender, lingers o'er me, To love thy beauty too!"	Позволь взглянуть мне на образ милый!
And Margarita replied:	И Маргарита ответила:
"Oh, how strange! Like a spell does the evening bind me! And a deep languid charm I feel without alarm With its melody enwind me And all my heart subdue."	Как, странно, словно чары, Вечер сковал меня...

At that moment, at that identical moment, the terrible thing happened... Carlotta croaked like a toad: "Co-ack!" There was consternation on Carlotta's face and consternation on the faces of all the audience. The two managers in their box could not suppress an exclamation of horror.

И в этот самый момент случилось, как я уже сказал, нечто необъяснимое. Весь зал встал. Оба директора в своей ложе не могли удержаться от возгласов ужаса. Зрители обменивались недоуменными взглядами, будто спрашивая друг у друга объяснения этого поразительного происшествия. Лицо Карлотты выражало мучительную боль, она казалась безумной. Бедная женщина стояла с полуоткрытым ртом, только что пропев ".. , с мелодией, обвивающей меня". Но теперь Карлотта не пела. Она боялась произнести слово или издать хотя бы звук, потому что ее рот, созданный для гармонии, этот искусный инструмент, который никогда не подводил ее, этот великолепный орган, который генерировал очаровательные звуки, труднейшие пассажи, был создан для самых утонченных модуляций, этот механизм, которому, чтобы быть божественным, не хватало только небесного огня, который один только дает подлинное волнение и возвышает души - этот рот... Из этого рта вылезла" жаба! Отвратительная, ужасная, шершавая, влажная, квакающая жаба! Откуда она появилась? Как она прилипла к языку певицы? Жаба предательски выползла из ее гортани и квакнула. Ква! Ква! Ах, это ужасное кваканье! Как вы, вероятно, поняли, речь идет не о настоящей жабе, во плоти и крови, но о звуках, издаваемых жабой. Эту жабу не было видно, но благодаря дьяволу ее можно было слышать. Ква! Зрители в зале чувствовали себя так, будто их забрызгали грязью. Ни одна настоящая жаба на берегу самого последнего пруда никогда не оглашала ночь более отвратительным кваканьем. И, разумеется, это было совершенно неожиданным для всех. Карлотта не могла поверить ни своему горлу, ни своим глазам. Удар молнии на сцене поразил бы ее меньше, чем эта квакающая жаба. И молния, конечно же, не опозорила бы ее так. Кто бы поверил этому? Примадонна безмятежно пела "...с мелодией, обвивающей меня", пела без усилий, так легко, как вы говорите: "Привет, как поживаете?"

Нельзя отрицать, есть самонадеянные певицы, которые совершают большую ошибку, переоценивая свои силы и возможности, пытаясь использовать данный им небесами голос, чтобы произвести эффект и спеть то, что попросту находится вне досягаемости вокального оснащения, с которым они родились. Тогда, чтобы наказать их, небеса неожиданно причиняют им страдания в виде квакающей жабы во рту. Все знают об этом. Но никто не мог допустить мысли, что такое могло случиться с певицей, подобной Карлотте, которая брала по крайней мере две верхние октавы. Публика помнила ее мощные, высокие ноты и невероятные стаккато в

	"Волшебной флейте". Помнила тот оглушительный успех, когда однажды, исполняя партию Эльвиры в "Дон Жуане", Карлотта взяла верхнее си-бемоль, которое ее партнерша донна Анна была не в состоянии спеть. Тогда что же означало это кваканье в конце спокойного "с мелодией, обвивающей меня"? Это было непостижимо.
Every one felt that the thing was not natural, that there was witchcraft behind it. That toad smelt of brimstone.	В этом угадывалось колдовство. За жабой явно стояли темные силы.
Poor, wretched, despairing, crushed Carlotta!	Бедная, отчаявшаяся, подавленная Карлотта!
The uproar in the house was indescribable.	Шум и крики в зале возрастали.
If the thing had happened to any one but Carlotta, she would have been hooted.	Если бы такое случилось с другой певицей, ее просто бы освистали, но Карлотта".
But everybody knew how perfect an instrument her voice was; and there was no display of anger, but only of horror and dismay, the sort of dismay which men would have felt if they had witnessed the catastrophe that broke the arms of the Venus de Milo...	Зная ее совершенный голос, публика проявила скорее тревогу, нежели гнев. Люди как бы впали в оцепенение, словно стали свидетелями катастрофы, в результате которой потеряла руки Венера Милосская.
And even then they would have seen ... and understood ... But here that toad was incomprehensible!	Однако и тогда они могли бы видеть, что случилось, и понять, но теперь."
So much so that, after some seconds spent in asking herself if she had really heard that note, that sound, that infernal noise issue from her throat, she tried to persuade herself that it was not so, that she was the victim of an illusion, an illusion of the ear, and not of an act of treachery on the part of her voice....	Несколько секунд Карлотта стояла, не веря, действительно ли она слышала эту ноту. Но мог ли этот звук называться нотой? Мог ли он даже называться звуком? Звук был все же музыкой... Она пыталась убедить себя, что в действительности не слышала этого адского шума, что она была введена в заблуждение собственным слухом, а не предана своим голосом. В отчаянии Карлотта смотрела вокруг, как будто ища покровительства, убежища или, может быть, стихийного заверения невиновности своего голоса. Она положила негнущиеся пальцы на горло жестом самозащиты и протеста. Нет-нет, это кваканье вышло не из нее! И казалось, что Каролас Фонта согласен с ней: он смотрел на партнершу с неописуемым выражением бесконечного, детского изумления. Ибо он все еще был рядом, он не покинул ее и, вероятно, мог сказать, как такое стало возможным. Нет, пожалуй, не мог. Фонта смотрел на ее рот в замешательстве, как ребенок, не отрывающий глаз от неистощимой шляпы фокусника. Как мог такой маленький рот издать этот звук? Все, что я описываю так подробно, - жаба, кваканье, оцепенение, ужас, шум и крики в зале, смущение на сцене и за кулисами, - продолжалось несколько секунд. Несколько ужасных секунд, которые показались бесконечными двум почтенным господам в пятой ложе.

Meanwhile, in Box Five, Moncharmin and Richard had turned very pale.	Мушармен и Ришар были очень бледны.
This extraordinary and inexplicable incident filled them with a dread which was the more mysterious inasmuch as for some little while, they had fallen within the direct influence of the ghost.	Этот невероятный, необъяснимый инцидент показался им тем более таинственным, что несколько моментов они находились под прямым влиянием призрака.
They had felt his breath.	Они чувствовали его дыхание.
Moncharmin's hair stood on end.	Несколько волосков на голове Мушармена встали дыбом от этого дыхания.
Richard wiped the perspiration from his forehead.	Ришар вытащил носовой платок, чтобы вытереть пот со лба.
Yes, the ghost was there, around them, behind them, beside them; they felt his presence without seeing him, they heard his breath, close, close, close to them!	Да, призрак был здесь. Был везде - вокруг них, позади них, рядом с ними. Они ощущали его, не видя. Слышали его дыхание так близко от себя, так близко!
They were sure that there were three people in the box ...	Они были уверены, что не одни в ложе.
They trembled ... They thought of running away ... They dared not ... They dared not make a movement or exchange a word that would have told the ghost that they knew that he was there! ...	Они дрожали от страха, хотели бежать отсюда, но боялись даже пошевельнуться, боялись сделать неосторожное движение или сказать слово, которое дало бы понять призраку, что он замечен.
What was going to happen?	Что же тогда случится?
This happened. "Co-ack!"	Случилось кваканье.
Their joint exclamation of horror was heard all over the house. THEY FELT THAT THEY WERE SMARTING UNDER THE GHOST'S ATTACKS.	Их двойное восклицание влилось в общий единый звук ужаса в зале. Оба директора чувствовали, что призрак наступает.
Leaning over the ledge of their box, they stared at Carlotta as though they did not recognize her.	Склонившись над перилами ложи, они смотрели на Карлотту, как будто не узнавали ее.
That infernal girl must have given the signal for some catastrophe.	Своим кваканьем эта дьявольская женщина, должно быть, давала сигнал какому-то несчастью.
Ah, they were waiting for the catastrophe!	И они ожидали этого несчастья.
The ghost had told them it would come!	Призрак обещал им его.
The house had a curse upon it!	Опера была проклятой.
The two managers gasped and panted under the weight of the catastrophe.	- Продолжайте!
Richard's stifled voice was heard calling to Carlotta: "Well, go on!"	Продолжайте!
No, Carlotta did not go on ...	Но Карлотта не стала продолжать с того места, где остановилась.

Bravely, heroically, she started afresh on the fatal line at the end of which the toad had appeared. An awful silence succeeded the uproar. Carlotta's voice alone once more filled the resounding house: "I feel without alarm ..." The audience also felt, but not without alarm. .. "I feel without alarm ... I feel without alarm-co-ack! With its melody enwind me-co-ack! And all my heart sub-co-ack!" The toad also had started afresh!	Смело, героически она возобновила фразу, в конце которой появилась жаба. Как странно, словно чары, Вечер сковал меня... Зал тоже казался очарованным. Но кваканье возобновилось.
The house broke into a wild tumult.	Зал взорвался.
The two managers collapsed in their chairs and dared not even turn round; they had not the strength; the ghost was chuckling behind their backs!	Тяжело опустившись в кресла, Ришар и Мушармен не нашли в себе мужества e сил обернуться. Призрак смеялся рядом с ними.
And, at last, they distinctly heard his voice in their right ears, the impossible voice, the mouthless voice, saying:	И наконец они отчетливо услышали его голос, этот невозможный, идущий из глубины голос:
"SHE IS SINGING TO-NIGHT TO BRING THE CHANDELIER DOWN!"	- Того, как она поет сегодня, не выдержит даже люстра!
With one accord, they raised their eyes to the ceiling and uttered a terrible cry.	Они оба посмотрели наверх и издали ужасный крик.
The chandelier, the immense mass of the chandelier was slipping down, coming toward them, at the call of that fiendish voice. Released from its hook, it plunged from the ceiling and came smashing into the middle of the stalls, amid a thousand shouts of terror. A wild rush for the doors followed.	Люстра, громадная люстра падала вниз, отвечая на призыв этого сатанинского голоса. Под бесчисленные вопли и крики она рухнула в самый центр партера. Началась паника. Моей целью не является оживить это историческое событие.
The papers of the day state that there were numbers wounded and one killed.	Те, кто любопытен, могут прочесть об этом в газетах того времени. Было много ранений и одна смерть.
The chandelier had crashed down upon the head of the wretched woman who had come to the Opera for the first time in her life, the one whom M. Richard had appointed to succeed Mme. Giry, the ghost's box-keeper, in her functions!	Люстра упала на голову бедной женщины, пришедшей в Оперу впервые в своей жизни, той самой, которую Ришар выбрал, чтобы заменить мадам Жири, билетершу ложи призрака!
She died on the spot and, the next morning, a newspaper appeared with this heading:	Она умерла тотчас же, и на следующий день одна из газет дала следующий заголовок:
TWO HUNDRED KILOS ON THE HEAD OF A CONCIERGE	"Тысяча двести килограммов на голову консьержки!"
That was her sole epitaph!	Это был единственный некролог.
Chapter VIII The Mysterious Brougham	Глава 9 Загадочная карета
That tragic evening was bad for everybody.	Этот трагический вечер кончился плохо для всех.
Carlotta fell ill.	Карлотта заболела.

As for Christine Daae, she disappeared after the performance. A fortnight elapsed during which she was seen neither at the Opera nor outside. Raoul, of course, was the first to be astonished at the prima donna's absence.	Кристина Доэ исчезла сразу после представления, и две недели ее никто не видел в Опере или где-либо еще. (Это первое исчезновение не следует путать со знаменитым похищением, которое произошло позже при таких драматических и необъяснимых обстоятельствах.) Разумеется, Рауль был озадачен отсутствием Кристины.
He wrote to her at Mme. Valerius' flat and received no reply.	Он написал ей по адресу мадам Валериус, но ответа не получил.
His grief increased and he ended by being seriously alarmed at never seeing her name on the program. FAUST was played without her.	Вначале он особенно не удивился, поскольку знал ее настроение и решимость порвать с ним все отношения, хотя и не догадывался о причинах этого. Его печаль продолжала расти, в конце концов он обнаружил, что ее имени нет ни в одной из программ. Даже "Фауста" представляли без нее.
One afternoon he went to the managers' office to ask the reason of Christine's disappearance.	Однажды около пяти часов пополудни виконт отправился в Оперу, чтобы разузнать что-то о Кристине.
He found them both looking extremely worried.	Он нашел обоих директоров поглощенными работой.
Their own friends did not recognize them: they had lost all their gaiety and spirits.	Друзья просто не узнавали их: они утратили бодрое расположение духа и энтузиазм.
They were seen crossing the stage with hanging heads, care-worn brows, pale cheeks, as though pursued by some abominable thought or a prey to some persistent sport of fate.	Частенько их видели на сцене с нахмуренными бровями, наклоненными головами, бледными лицами, как будто их преследовала какая-то отвратительная мысль или они стали жертвой жестокого удара судьбы.
The fall of the chandelier had involved them in no little responsibility; but it was difficult to make them speak about it.	Падение люстры привело ко многим последствиям, за которые они несли прямую ответственность, но было трудно говорить с ними на тему происшедшего.
The inquest had ended in a verdict of accidental death, caused by the wear and tear of the chains by which the chandelier was hung from the ceiling; but it was the duty of both the old and the new managers to have discovered this wear and tear and to have remedied it in time.	Официальное расследование пришло к заключению, что это был несчастный случай, вызванный износом креплений, но и бывшие директора, и настоящие обязаны были обнаружить и устранить эти неполадки, прежде чем они привели к катастрофе.
And I feel bound to say that MM. Richard and Moncharmin at this time appeared so changed, so absent-minded, so mysterious, so incomprehensible that many of the subscribers thought that some event even more horrible than the fall of the chandelier must have affected their state of mind.	И я должен сказать, что Ришар и Мушармен казались такими изменившимися и отстраненными, такими таинственными и непостижимыми, что многие полагали, что что-то даже более страшное, чем падение люстры, изменило состояние их ума.
In their daily intercourse, they showed themselves very impatient, except with Mme. Giry, who had been reinstated in her functions.	В своих отношениях с людьми они демонстрировали большую нетерпимость, за исключением мадам Жири, которая была восстановлена в своей должности.

And their reception of the Vicomte de Chagny, when he came to ask about Christine, was anything but cordial.	Поэтому легко себе представить, как Ришар и Мушармен приняли виконта Рауля де Шаньи, когда тот пришел справиться у них о Кристине.
They merely told him that she was taking a holiday.	Они просто ответили, что певица в отпуске.
He asked how long the holiday was for, and they replied curtly that it was for an unlimited period, as Mlle. Daae had requested leave of absence for reasons of health.	Когда же он спросил, как долго будет продолжаться ее отпуск, ему вежливо было сказано, что отпуск неограничен, поскольку Кристина Доэ мотивировала его состоянием здоровья.
"Then she is ill!" he cried.	- Она больна! - воскликнул Рауль.
"What is the matter with her?"	- Что с ней?
"We don't know."	- Мы не знаем.
"Didn't you send the doctor of the Opera to see her?"	- Вы посылали к ней своего доктора?
"No, she did not ask for him; and, as we trust her, we took her word."	- Нет. Она не просила нас об этом, мы полностью доверяем ей и потому поверили мадемуазель Доэ относительно ее болезни.
Raoul left the building a prey to the gloomiest thoughts. He resolved, come what might, to go and inquire of Mamma Valerius.	Отсутствие Кристины взволновало Рауля. Мрачный, он покинул Оперу и решил - будь что будет - пойти e мадам Валериус.
He remembered the strong phrases in Christine's letter, forbidding him to make any attempt to see her. But what he had seen at Perros, what he had heard behind the dressing-room door, his conversation with Christine at the edge of the moor made him suspect some machination which, devilish though it might be, was none the less human.	Он, конечно, помнил, что Кристина запретила ему предпринимать какие-либо попытки увидеть ее, но события в Перросе, а также то, что он слышал через дверь артистической комнаты, их последний разговор у кромки торфяного болота заставили его подозревать какие-то козни, которые, хотя и выглядели дьявольскими, все же строились людьми.
The girl's highly strung imagination, her affectionate and credulous mind, the primitive education which had surrounded her childhood with a circle of legends, the constant brooding over her dead father and, above all, the state of sublime ecstasy into which music threw her from the moment that this art was made manifest to her in certain exceptional conditions, as in the churchyard at Perros; all this seemed to him to constitute a moral ground only too favorable for the malevolent designs of some mysterious and unscrupulous person.	Легко возбудимая фантазия Кристины, ее нежная и доверчивая душа, своеобразное воспитание, построенное на сказках и легендах, ее постоянные мысли о мертвом отце и в особенности восторженное состояние, в которое ее повергала музыка, - все это, как казалось виконту, делало ее особенно уязвимой для нечистоплотных действий некоторых неизвестных, неразборчивых в средствах людей.
Of whom was Christine Daae the victim?	Чьей жертвой она стала?

This was the very reasonable question which Raoul put to himself as he hurried off to Mamma Valerius.	Этот вопрос Рауль снова и снова задавал себе, когда спешил к мадам Валериус. Хотя Рауль и был поэтом, страстно любил музыку, любил старинные бретонские предания, в которых плясали домовые, и более всего любил скандинавскую нимфу по имени Кристина Доэ, но в то же время он верил в сверхъестественное только в делах религии, и самая фантастическая история в мире не могла заставить его забыть, что дважды два - четыре. Что скажет ему мадам Валериус?
He trembled as he rang at a little flat in the Rue Notre-Dame-des-Victoires.	Виконт дрожал, когда звонил в маленькую квартирку на улице Нотр-Дам дес Виктор.
The door was opened by the maid whom he had seen coming out of Christine's dressing-room one evening.	Дверь открыла служанка, которую он видел однажды в артистической комнате Кристины.
He asked if he could speak to Mme. Valerius.	Он спросил, можно ли видеть мадам Валериус.
He was told that she was ill in bed and was not receiving visitors.	Ему ответили, что она больна, в постели и не принимает посетителей.
"Take in my card, please," he said.	- Пожалуйста, возьмите мою карточку, - сказал Рауль.
The maid soon returned and showed him into a small and scantily furnished drawing-room, in which portraits of Professor Valerius and old Daae hung on opposite walls.	Ему не пришлось долго ждать. Служанка вернулась и провела его в слабо освещенную и скупо обставленную гостиную, в которой висели портреты профессора Валериуса и отца Кристины.
"Madame begs Monsieur le Vicomte to excuse her," said the servant. "She can only see him in her bedroom, because she can no longer stand on her poor legs."	- Мадам просит вас извинить ее, мсье, - сказала служанка, - но она может принять вас только в спальне, она больна и не встает.
Five minutes later, Raoul was ushered into an ill-lit room where he at once recognized the good, kind face of Christine's benefactress in the semi-darkness of an alcove.	Через пять минут Рауля ввели в темную спальню, где он сразу же увидел в тени алькова доброе лицо мадам Валериус.
Mamma Valerius' hair was now quite white, but her eyes had grown no older; never, on the contrary, had their expression been so bright, so pure, so child-like.	Ее волосы поседели, но глаза не состарились, никогда прежде они не были такими по-детски ясными и чистыми.
"M. de Chagny!" she cried gaily, putting out both her hands to her visitor.	- Мсье де Шаньи! - воскликнула она радостно, протягивая ему обе руки.
"Ah, it's Heaven that sends you here! ...	- Вас, должно быть, послало небо!
We can talk of HER."	Теперь мы можем поговорить о Кристине.
This last sentence sounded very gloomily in the young man's ears.	Для Рауля эти последние слова прозвучали зловеще.
He at once asked: "Madame ... where is Christine?"	-Где она? - спросил он быстро.
And the old lady replied calmly: "She is with her good genius!"	- Со своим направляющим духом, - ответила старая женщина спокойно.
"What good genius?" exclaimed poor Raoul.	- Каким направляющим духом? - вскричал бедный Рауль.

"Why, the Angel of Music!"	- Ну конечно с Ангелом музыки.
The viscount dropped into a chair.	Охваченный тревогой, Рауль опустился в кресло.
Really? Christine was with the Angel of Music? And there lay Mamma Valerius in bed, smiling to him and putting her finger to her lips, to warn him to be silent!	Кристина была с Ангелом музыки, а мадам Валериус лежала здесь, в постели, улыбаясь ему и приложив пальцы к губам в знак того, чтобы он молчал.
And she added: "You must not tell anybody!"	- Но вы не должны никому говорить, -прошептала она.
"You can rely on me," said Raoul.	- Можете положиться на меня, - ответил он, едва понимая, что говорит.
He hardly knew what he was saying, for his ideas about Christine, already greatly confused, were becoming more and more entangled; and it seemed as if everything was beginning to turn around him, around the room, around that extraordinary good lady with the white hair and forget-me-not eyes.	Его мысли о Кристине, уже весьма неопределенные, становились все более и более беспорядочными, и ему казалось, что все начинает кружиться вокруг него, вокруг комнаты и вокруг этой необыкновенной седой дамы с ясными небесно-голубыми глазами, с пустыми небесно-голубыми глазами.
"I know! I know I can!" she said, with a happy laugh.	- Да, я знаю, что могу положиться на вас, - сказала она со счастливым смехом.
"But why don't you come near me, as you used to do when you were a little boy?	- Но подойдите ко мне поближе, как вы делали это, когда были маленьким мальчиком.
Give me your hands, as when you brought me the story of little Lotte, which Daddy Daae had told you.	Дайте мне ваши руки, как тогда, когда приходили рассказать мне историю маленькой Лотты, услышанную от отца Кристины.
I am very fond of you, M. Raoul, you know. And so is Christine too!"	Вы мне очень нравитесь, мсье Раулю И Кристине вы нравитесь тоже.
"She is fond of me!" sighed the young man.	- Я нравлюсь ей, - сказал он со вздохом.
He found a difficulty in collecting his thoughts and bringing them to bear on Mamma Valerius' "good genius," on the Angel of Music of whom Christine had spoken to him so strangely, on the death's head which he had seen in a sort of nightmare on the high altar at Perros and also on the Opera ghost, whose fame had come to his ears one evening when he was standing behind the scenes, within hearing of a group of scene-shifters who were repeating the ghastly description which the hanged man, Joseph Buquet, had given of the ghost before his mysterious death.	Ему было трудно собраться с мыслями и сосредоточиться на "направляющем духе" мадам Валериус, Ангеле музыки, о котором так странно говорила с ним Кристина, голове мертвеца, увиденной им мельком, в каком-то кошмаре, на ступенях алтаря в Перросе, призраке Оперы, о котором он услышал однажды вечером, когда задержался на сцене недалеко от группы рабочих, вспоминавших его описание, данное Жозефом Бюке незадолго до своей таинственной смерти.
He asked in a low voice: "What makes you think that Christine is fond of me, madame?"	- Почему вы думаете, что я нравлюсь Кристине? -спросил он низким голосом.
"She used to speak of you every day."	- Она каждый день рассказывала мне о вас!
"Really? ...	- Правда?
And what did she tell you?"	Что же она говорила?
"She told me that you had made her a proposal!"	- Сказала, что вы признались ей в любви.
And the good old lady began laughing wholeheartedly.	И добродушная старая дама громко засмеялась, показывая свои хорошо сохранившиеся зубы.