1925
Мое перо
Перевод А. Тверского
Вперед, перо, не знающее страха, — Оружие, готовое к боям! А ну, давай покажем молодежи, Что мы с тобой не постарели тоже, Будь молодым, перо, как Гете сам! Пусть говорят, что твой поэт дряхлеет, Что болен он, что он давно устал, Что нет у старика ни сил, ни страсти, Что не имеет он над рифмой власти, — Вперед, перо, разящий мой металл! Вперед, вперед! Гляди, идет к нам муза, И кровь ее быстра — тигрицы кровь. И вдохновение мое пылает горном. В цель не попасть вовек наветам вздорным: На поле битвы мы с тобою вновь! 1927
«Весенний полевой цветок…»
Перевод В. Инбер
Весенний полевой цветок, Как встарь, ласкает душу мне. Я осень от себя гоню, Я шлю приветствия весне. Гром, ветер, молния, гроза, Как прежде, входят в душу мне. Я счастлив. Молодость со мной, Я сердцем обращен к весне. В колхозах много крепких рук И мыслей о грядущем дне, Я жду великих перемен, Я ожидаю их к весне. 1931
Лирика старости
Перевод Эм. Александровой
Я помню далекие дни, весенний мой возраст счастливый, Когда молодая листва шумела и пела кругом, Когда бушевали в садах соцветья душистые сливы И под ноги стлалась земля пушистым зеленым ковром. Я помню, как по вечерам окраины сонной молчанье Крикливой своей болтовней тревожил влюбленный удод, Как, вспенясь от полой воды, с каким-то свирепым урчаньем Гянджинка гнала, ошалев, разбухшие бревна вперед. Я помню, на розы взглянуть прохожих сады приглашали, Над городом медленно плыл дурманящий их аромат. Уже осыпался миндаль, в цвету абрикосы стояли, И нежные их лепестки пронзал золотистый закат. Промчались года. И опять зеленый апрель надо мною Шуршит молодою листвой, прохладой в лицо мне дыша. Состарило время меня. И все-таки каждой весною Со всею землей заодно опять расцветает душа. 1933
Мне говорят…
Перевод В. Инбер
Мне говорят: «Ты долго жил. Ты отдых честно заслужил. Твое горячее перо Воспело правду и добро. Ты очень стар, — мне говорят, — Пусть будет светел твой закат. Пусть будет бури лишена Его большая тишина». Я спрашиваю: «А волну Вы закуете в тишину? А Волга, слыша вашу речь, Сумеет по-иному течь?» Нет, отдыхать я не могу, — У родины еще в долгу. И только смерть, никто другой, Меня отправит на покой. 8 июня 1935 г.
СУЛЕЙМАН СТАЛЬСКИЙ
(1869–1937)
Переводы С. Липкина
С лезгинского
{16}
Жди, Сулейман, большевиков!
Э, будь неладен ты, Кавказ! Всеобщей ты казною стал, И всякий негодяй сейчас Легко владеть тобою стал. У проходимцев мы — рабы. Ужасней не было судьбы! Мошенникам для молотьбы Ты ригою большою стал. Для всех теперь свободен вход В наш Дагестан, в наш огород, Наш край и к тем и к этим льнет, Он девкой площадною стал! Ум у родной Кюры потух: Ей мнится курицей петух! Мой край! Захватывает дух: Над бездной ты глухою встал! Завыли волки, погляди, И позади и впереди! Идет Деникин. Боль в груди! Он истинной бедою стал! Не различить, где хрен, где лук. Колчак откуда взялся вдруг? Топтать многозеленый луг Он со своей ордою стал. А вот идет еще один. То — Бичерахов{17}, сукин сын! Пусть у него блестящий чин, — Наемным он слугою стал! Кто ни пришел бы — нам позор! Нас пеленает в своей ковер, Захватывает землю вор, Нам край родной тюрьмою стал. Просвета нет. На Дагестан Турецкий двинулся султан. Опять — невольничий аркан, И день кромешной тьмою стал. Жди, Сулейман, большевиков! Прогоним всяких колчаков, Чтоб край родной не знал оков, Свободною страною стал! 1919
Ты коммунистом будь!
Ты коммунистом будь! Иди Дорогою прямой, товарищ! Будь самых первых впереди, Будь правдою самой, товарищ! Учись и знанья не таи, Не спи, работай и твори, Да недреманными твои Глаза пребудут, мой товарищ! Как солнца свет растит зерно, Растить людей тебе дано. А если завелось пятно, — Пятно порока смой, товарищ! Гончар — он в глине чудодей. Кузнец — он знает суть гвоздей. Не будь невеждой: для людей Стань светом, а не тьмой, товарищ! Кто горше хины, а язык В мед окунул, на всех привык Свой зуб точить — не большевик. Не я — ему другой товарищ! У Сулеймана-старика Крылата каждая строка. Тебе протянута рука, — Дай руку, дорогой товарищ! 1934
ОВАНЕС ТУМАНЯН
(1869–1923)
С армянского
{18}
Четверостишия
«Свободен день, вольна любовь…»
Перевод К. Липскерова
Свободен день, вольна любовь, и всем добром владеет он. Но мучает и страждет он, и сам несчастьем поражен. Так сделай, злобный человек, чтоб все живые жить могли, И сам живи, вкушая мир обильной, благостной земли. Ноябрь 1919 г.
«Хотел быть с тобою…»
Перевод С. Мар
Хотел быть с тобою и с жизнью связанным вместе. Хотел бы я в поле быть и с высью нетленною вместе. Кто даст мне блаженство утратить себя без возврата И слиться навеки со всею вселенною вместе? 12 мая 1920 г.
«Лунный луч — твоя улыбка…»
Перевод С. Городецкого
Лунный луч — твоя улыбка — на лице моем скользит В час, когда я, насмерть ранен, вижу смерти лик вблизи. Так под солнца животворным, благодетельным лучом Дуб стоит, грозой сраженный, высыхая с каждым днем. 1920
«Дыхание бога вдыхаю…»
Перевод К. Липскерова
Дыхание бога вдыхаю: он дышит во всем. Призыв его слышу и голос: он слышен во всем. И я возвышаюсь, внимая, и ловит мой дух Мелодию мира и шепот, — он слышен во всем. 14 февраля 1921 г.
«Глянь! С Запада рабы машин…»
Перевод О. Румера
Глянь! С Запада рабы машин и золота бегут кровавой, Ревущей в ужасе толпой, истерзанной, тысячеглавой, Из мертвых ледяных пустынь своей безвыходной тоски Сюда, на мой родной Восток, божественный и величавый. 1 мая 1921 г.
«Плывут века, жизнь коротка…»
Перевод С. Мар
Плывут века, жизнь коротка, что будет позже — все равно! Я был, и есть, и буду я, но это тоже — все равно! Переменю я сотни форм, всё преходяще на земле, Я со вселенной слит душой, пусть я прохожий — всё равно! 3 мая 1921 г.
«В стране армян, как великан…»
Перевод О. Румера
В стране армян, как великан, стоит Масис могучий; С владыкой сил мой дух вступил в беседу там, на круче. С тех дней, когда меж «нет» и «да» была темна граница, Из века в век, чей вечен бег, беседа эта длится. 21 мая 1921 г.
«Родник течет и протечет…»
Перевод К. Липскерова
Родник течет и протечет, Помедлит жаждущий, пройдет. Блаженных, неземных ключей Поэт возжаждет — и пройдет. 9 июня 1922 г.
«Немало развалин былого…»
Перевод К. Липскерова
Немало развалин былого в сердце моем, Мрачнеет прошедшее благо в сердце моем, Не в силах я вспомнить в печальный, сумрачный час, Гостило ль отрадное время в сердце моем… 12 июля 1922 г.
«Да, это всё…»
Перевод Т. Спендиаровой
Да, это всё… что ж, друг, подымем чару! Уйдет и это вдруг, подымем чару! Жизнь, как струя, звеня, прольется в мире, Спеши, нам недосуг, подымем чару! 24 августа 1922 г.
А. Герасимов. В. И. Ленин на трибуне. 1930
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ
(1873–1924)
{19}
«Я вырастал в глухое время…»
Я вырастал в глухое время, Когда весь мир был глух и тих. И людям жить казалось в бремя, А слуху был не нужен стих. Но смутно слышалось мне в безднах Невнятный гул, далекий гром, И топоты копыт железных, И льдов тысячелетних взлом. И я гадал: мне суждено ли Увидеть новую лазурь, Дохнуть однажды ветром воли И грохотом весенних бурь. Шли дни, ряды десятилетий. Я наблюдал, как падал плен. И вот предстали в рдяном свете, Горя, Цусима и Мукден. Год Пятый прошумел, далекой Свободе открывая даль. И после гроз войны жестокой Был Октябрем сменен февраль. Мне видеть не дано, быть может, Конец, чуть блещущий вдали. Но счастлив я, что был мной прожит Торжественнейший день земли. Март 1920 г.
России
В стозарном зареве пожара, Под ярый вопль вражды всемирной, В дыму неукрощенных бурь, — Твой облик реет властной чарой: Венец рубинный и сапфирный Превыше туч пронзил лазурь! Россия! в злые дни Батыя Кто, кто монгольскому потопу Возвел плотину, как не ты? Чья, в напряженной воле, выя, За плату рабств, спасла Европу От Чингис-хановой пяты? Но из глухих глубин позора, Из тьмы бессменных унижений, Вдруг, ярким выкриком костра, — Не ты ль, с палящей сталью взора, Взнеслась к державности велений В дни революции Петра? И вновь, в час мировой расплаты, Дыша сквозь пушечные дула, Огня твоя хлебнула грудь, — Всех впереди, страна-вожатый, Над мраком факел ты взметнула, Народам озаряя путь. Что ж нам пред этой страшной силой? Где ты, кто смеет прекословить? Где ты, кто может ведать страх? Нам — лишь вершить, что ты решила, Нам — быть с тобой, нам — славословить Твое величие в веках! 1920
К русской революции
Ломая кольцо блокады, Бросая обломки ввысь, Все вперед, за грань, за преграды Алым всадником — мчись! Сквозь жалобы, вопли и ропот Трубным призывом встает Твой торжествующий топот, Над простертым миром полет. Ты дробишь тяжелым копытом Обветшалые стены веков, И жуток по треснувшим плитам Стук беспощадных подков. Отважный! Яростно прянув, Ты взвил потревоженный прах. Оседает гряда туманов, Кругозор в заревых янтарях. И все, и пророк и незоркий, Глаза обратив на восток, — В Берлине, в Париже, в Нью-Йорке, — Видят твой огненный скок. Там взыграв, там кляня свой жребий, Встречает в смятеньи земля На рассветном пылающем небе Красный призрак Кремля. 4 декабря 1920 г.
Романтикам
Вам, удаленным и чуждым, но близким и милым. Вам эти строфы, любимцы отринутых дней! В зеркало месяц виденья бросает Людмилам, С бледным туманом слита вереница теней; С тихой и нежной мечтой о принцессах лилейных, Рыцари едут в лесу за цветком голубым; Жены султанов глядятся в кристальных бассейнах В знойных гаремах, окутанных в сладостный дым. Светлы картины, и чары не страшны, пропитан Воздух великой тоской по нездешней стране! В юности кем этот трепет тоски не испытан, Кто с Лоэнгрином{20} не плыл на волшебном челне? Трезвая правда сожгла ваши чистые дали, С горных высот мы сошли до глубоких низин; С грохотом города стены холодные встали, С дымом фабричным задвигались поршни машин. Вышли другие, могучие силой хотений, Вышли, чтоб рушить и строить на твердой земле, — Но в их упорстве был отзвук и ваших стремлений, В свете грядущего — луч, вас манивший во мгле! Вам, кто в святом беспокойстве восторженно жили, Гибли трагически, смели и петь и любить, Песнь возлагаю на вашей бессмертной могиле: Счастлив, кто страстных надежд здесь не мог утолить! 1920
Родное
Березка любая в губернии Горько сгорблена грузом веков, Но не тех, что, в Беарне ли, в Берне ли, Гнули спину иных мужиков. Русский говор — всеянный, вгребленный В память — ропщет, не липы ль в бреду? Что нам звоны латыни серебряной: Плавим в золото нашу руду! Путь широк по векам! Ничего ему, Если всем — к тем же вехам, на пир; Где-то в Пушкинской глуби по-своему Отражен, склон звездистый, Шекспир. А кошмар, всё, что мыкали, путь держа С тьмы Батыя до первой зари, Бьет буруном, в мечтах (не до удержа!): Мономахи, монахи, цари! Пусть не кровью здоровой из вен Земля: То над ней алый стяг — трезвый Труд!.. Но с пристрастий извечного вензеля Зовы воль в день один не сотрут! Давних далей сбываньем тревожимы, Все ж мы ждем у былых берегов, В красоте наших нив над Поволжьями, Нежных весен и синих снегов! 8 марта 1923 г.
Ленин
Кто был он? — Вождь, земной Вожатый Народных воль, кем изменен Путь человечества, кем сжаты В один поток волны времен. Октябрь лег в жизни новой эрой, Властней века разгородил, Чем все эпохи, чем все меры, Чем Ренессанс и дни Аттил. Мир прежний сякнет, слаб и тленен; Мир новый — общий океан — Растет из бурь октябрьских: Ленин На рубеже, как великан. Земля! зеленая планета! Ничтожный шар в семье планет! Твое величье — имя это, Меж слав твоих — прекрасней нет! Он умер; был одно мгновенье В веках; но дел его объем Превысил жизнь, и откровенья Его — мирам мы понесем! 25 января 1924 г.
ДМИТРИЙ ГУЛИА
(1874–1960)
С абхазского
{21}
Моя родина
Перевод Cm. Куняева
Милая родина, что ты Смотришь с печалью такой — Иль потеряла кого-то, Кто был любимым тобой? Или о тех, кто оставил Гнезда свои, ты грустишь? За морем след их растаял… Ты не туда ли глядишь? Или о том загрустила, Что прозябаешь во тьме? Что тебе, свет мой, не мило?… Можешь довериться мне. 1920
Мир
Перевод Г. Регистана
Что может быть прекрасней в мире, Чем без тревоги — в мире жить, Растить семью в своей квартире И грамоте детей учить, Из них готовя нашу смену, Которая отчизну-мать В труде прославит непременно, А надо — будет защищать! 1945
На море
Перевод В. Потаповой
Дорожка серебряная легла На темно-зеленое море, Но волны ее в осколки стекла Превратили в яростном споре. Но все же она опять ожила, Легла от края до края И море надвое рассекла, Живым серебром играя. Светящийся, зыбкий и гибкий путь Лежит над равниной плоской; Взволнованная морская грудь Украшена узкой полоской. Волна поднимается в полный рост И рьяно о берег бьется, Но этот непрочный и шаткий мост Разбить ей не удается. 1947
Нас слышит целый мир
Перевод Л. Мартынова
Лишь только заблестит рассвета первый луч, Я слышу голос. Говорит столица. Родимый голос тот, и ласков и могуч, Сквозь мглу пространств сюда, ко мне, стремится. Тот голос мне советы подает, Вперед и ввысь идти мне помогая. Столицу вижу я. Она встает Перед глазами ясно, как живая. Людей мильоны, где бы ни были они, Услышат голос тот, знакомый и родимый, — Повсюду зреет мощь, куда ты ни взгляни, Везде велик в борьбе народ непобедимый. В горах, в песках, на берегах морских, На кромке вечных льдов, в полях, где зреет колос, Где только люди есть, — звучит везде для них Москвы родной и мужественный голос. Нас слышит целый мир! Мир понимает нас! Простые люди паи везде всем сердцем внемлют — Все, кто у горнов трудится сейчас, И пахарь, обрабатывая землю. А в час, когда земля в ночной тиши лежит И сонмы звезд горят над морем и над сушей, Ты думаешь, что спит Москва? Не спит! Со всей землею говорит! Послушай! 1949
На морском берегу
Перевод В. Державина
Я над утренним морем стою И под шум его думаю думу свою: Вот каким должен быть Человек настоящий — Необъятный душой, как оно, Полный силы живой, как оно, Как простор этот, вечно шумящий, Мчащий бурные волны в разгоне безбрежном Должен быть он и ласково-нежным, Словно море летней зарей. И таким после жизни своей Будет в памяти жить он людской. 1956
Я у моря живу
Перевод В. Державина
Я у моря живу. Открыт предо мной Необъятный простор голубой. И когда я спускаюсь к нему, то сперва Камни крепкие под ногой. Дальше — галька и мягкий песок… Я на волны гляжу — белеют они, Я на горы гляжу — синеют они. Небосвод несказанно высок, И сверкают звезды на нем Золотисто-янтарным огнем. Поучиться премудрости жизни у моря Я сегодня хочу, чтоб корабль свой вести, С ветром встречным и волнами споря. Нет, не отдыха я ищу В задушевной беседе с пучиной кипящей! Чувства новые в ней почерпнуть я хочу. Жить — как море в труде и борьбе настоящей: Неустанно ворочая глыбы камней И немолчно шумя всею ширью своей.
