Финансист - английский и русский параллельные тексты

Теодор Драйзер. Финансист

Chapter I The Philadelphia into which Frank Algernon Cowperwood was born was a city of two hundred and fifty thousand and more. It was set with handsome parks, notable buildings, and crowded with historic memories.	Филадельфия, где родился Фрэнк Алджернон Каупервуд, насчитывала тогда более двухсот пятидесяти тысяч жителей. Город этот изобиловал красивыми парками, величественными зданиями и памятниками старины.
Many of the things that we and he knew later were not then in existence-the telegraph, telephone, express company, ocean steamer, city delivery of mails.	Многого из того, что знаем мы и что позднее узнал Фрэнк, тогда еще не существовало -телеграфа, телефона, доставки товаров на дом, городской почтовой сети и океанских пароходов.
There were no postage-stamps or registered letters.	Не было даже почтовых марок и заказных писем.
The street car had not arrived.	Еще не появилась конка.
In its place were hosts of omnibuses, and for longer travel the slowly developing railroad system still largely connected by canals.	В черте города курсировали бесчисленные омнибусы, а для дальних путешествий служила медленно развивавшаяся сеть железных дорог, все еще тесно связанная с судоходными каналами.
Cowperwood's father was a bank clerk at the time of Frank's birth, but ten years later, when the boy was already beginning to turn a very sensible, vigorous eye on the world, Mr. Henry Worthington Cowperwood, because of the death of the bank's president and the consequent moving ahead of the other officers, fell heir to the place vacated by the promoted teller, at the, to him, munificent salary of thirty-five hundred dollars a year.	Фрэнк родился в семье мелкого банковского служащего, но десять лет спустя, когда мальчик начал любознательно и зорко вглядываться в окружающий мир, умер председатель правления банка; все служащие соответственно повысились в должностях, и мистер Генри Уортингтон Каупервуд "унаследовал" место помощника кассира с блистательным, по его тогдашним понятиям, годовым окладом в три с половиной тысячи долларов.
At once he decided, as he told his wife joyously, to remove his family from 21 Buttonwood Street to 124 New Market Street, a much better neighborhood, where there was a nice brick house of three stories in height as opposed to their present two-storied domicile.	Он тотчас же радостно сообщил жене о своем решении перебраться из дома 21 по Батнвуд-стрит в дом 124 по Нью-Маркет-стрит: и район не такой захолустный, и дом - трехэтажный кирпичный особнячок - не шел ни в какое сравнение с нынешним жилищем Каупервудов.
There was the probability that some day they would come into something even better, but for the present this was sufficient.	У них имелись все основания полагать, что со временем они переедут в еще более просторное помещение, но пока и это было неплохо.
He was exceedingly grateful.	Мистер Каупервуд от души благодарил судьбу.
Henry Worthington Cowperwood was a man who believed only what he saw and was content to be what he was-a banker, or a prospective one.	Генри Уортингтон Каупервуд верил лишь в то, что видел собственными глазами, и был вполне удовлетворен своим положением, - это открывало ему возможность стать банкиром в будущем.
He was at this time a significant figure-tall, lean, inquisitorial, clerkly-with nice, smooth, closely-cropped side whiskers coming to almost the lower lobes of his ears.	В ту пору он был представительным мужчиной -высокий, худощавый, подтянутый, с вдумчивым взглядом и холеными, коротко подстриженными бакенбардами, доходящими почти до мочек ушей.
His upper lip was smooth and curiously long, and he had a long, straight nose and a chin that tended to be pointed.	Верхняя губа, странно далеко отстоявшая от длинного и прямого носа, всегда была чисто выбрита, так же как и заостренный подбородок.

His eyebrows were bushy, emphasizing vague, grayish-green eyes, and his hair was short and smooth and nicely parted.	Густые черные брови оттеняли зеленовато-серые глаза, а короткие прилизанные волосы разделялись аккуратным пробором.
He wore a frock-coat always-it was quite the thing in financial circles in those days-and a high hat.	Он неизменно носил сюртук - в тогдашних финансовых кругах это считалось "хорошим тоном"- и цилиндр.
And he kept his hands and nails immaculately clean.	Ногти держал в безукоризненной чистоте.
His manner might have been called severe, though really it was more cultivated than austere.	Впечатление он производил несколько суровое, но суровость его была напускная.
Being ambitious to get ahead socially and financially, he was very careful of whom or with whom he talked.	Стремясь выдвинуться в обществе и в финансовом мире, мистер Каупервуд всегда тщательно взвешивал, с кем и о ком он говорит. Он в равной мере остерегался как высказывать резкие или непопулярные в его кругу мнения по социальным или политическим вопросам, так и общаться с людьми, пользовавшимися дурной репутацией. Впрочем, надо заметить, что он не имел определенных политических убеждений.
He was as much afraid of expressing a rabid or unpopular political or social opinion as he was of being seen with an evil character, though he had really no opinion of great political significance to express.	Он не являлся ни сторонником, ни противником рабовладения, хотя атмосфера тогда была насыщена борьбой между аболиционистами и сторонниками рабства.
He was neither anti- nor pro-slavery, though the air was stormy with abolition sentiment and its opposition.	Каупервуд твердо верил, что на железных дорогах можно нажить большое богатство, был бы только достаточный капитал, да еще одна странная штука - личное обаяние, то есть способность внушать к себе доверие.
He believed sincerely that vast fortunes were to be made out of railroads if one only had the capital and that curious thing, a magnetic personality-the ability to win the confidence of others.	По его убеждению, Эндрю Джексон был совершенно не прав, выступая против Николаса Бидла[1] и Банка Соединенных Штатов, - эта проблема волновала тогда все умы. Он был крайне обеспокоен потоком "дутых денег", находившихся в обращении и то и дело попадавших в его банк, который, конечно, все же таковые учитывал и с выгодой для себя вновь пускал в оборот, выдавая их жаждущим ссуды клиентам.
He was sure that Andrew Jackson was all wrong in his opposition to Nicholas Biddle and the United States Bank, one of the great issues of the day; and he was worried, as he might well be, by the perfect storm of wildcat money which was floating about and which was constantly coming to his bank-discounted, of course, and handed out again to anxious borrowers at a profit.	Третий филадельфийский национальный банк, в котором он служил, помещался в деловом квартале, в ту пору считавшемся центром всего американского финансового мира; владельцы банка попутно занимались также игрой на бирже.

His bank was the Third National of Philadelphia, located in that center of all Philadelphia and indeed, at that time, of practically all national finance-Third Street-and its owners conducted a brokerage business as a side line.	"Банки штатов", крупные и мелкие, возникали тогда на каждом шагу; они бескорыстно выпускали свои банковые билеты на базе ненадежных и никому не ведомых активов и с невероятной быстротой вылетали в трубу или даже приостанавливали платежи.
There was a perfect plague of State banks, great and small, in those days, issuing notes practically without regulation upon insecure and unknown assets and failing and suspending with astonishing rapidity; and a knowledge of all these was an important requirement of Mr. Cowperwood's position. As a result, he had become the soul of caution.	Осведомленность во всех этих делах была непременным условием деятельности мистера Каупервуда, отчего он и стал воплощенной осторожностью.
Unfortunately, for him, he lacked in a great measure the two things that are necessary for distinction in any field-magnetism and vision.	К сожалению, ему не хватало двух качеств, необходимых для преуспеяния на любом поприще: личного обаяния и дальновидности.
He was not destined to be a great financier, though he was marked out to be a moderately successful one.	Крупным финансистом он не мог бы сделаться, но ему все же предстояла неплохая карьера.
Mrs. Cowperwood was of a religious temperament-a small woman, with light-brown hair and clear, brown eyes, who had been very attractive in her day, but had become rather prim and matter-of-fact and inclined to take very seriously the maternal care of her three sons and one daughter.	Миссис Каупервуд была женщина религиозная; маленькая, со светло-каштановыми волосами и ясными карими глазами, она в молодости казалась весьма привлекательной, но с годами стала несколько жеманной и вся ушла в житейские заботы. К своим материнским обязанностям по воспитанию троих сыновей и дочери она относилась очень серьезно.
The former, captained by Frank, the eldest, were a source of considerable annoyance to her, for they were forever making expeditions to different parts of the city, getting in with bad boys, probably, and seeing and hearing things they should neither see nor hear.	Мальчики, предводительствуемые старшим, Фрэнком, служили для нее источником постоянных тревог, ибо то и дело совершали "вылазки" в разные концы города, где, чего доброго, водились с дурной компанией, видели и слышали то, что в их возрасте не полагалось ни видеть, ни слышать.
Frank Cowperwood, even at ten, was a natural-born leader.	Фрэнк Каупервуд в десять лет вел себя как прирожденный вожак.
At the day school he attended, and later at the Central High School, he was looked upon as one whose common sense could unquestionably be trusted in all cases.	И в начальной и в средней школе все считали, что на его здравый смысл можно положиться при любых обстоятельствах.
He was a sturdy youth, courageous and defiant.	Характер у него был независимый, смелый и задорный.
From the very start of his life, he wanted to know about economics and politics.	Политика и экономика привлекали его с детства.
He cared nothing for books.	Книгами он не интересовался.
He was a clean, stalky, shapely boy, with a bright, clean-cut, incisive face; large, clear, gray eyes; a wide forehead; short, bristly, dark-brown hair.	С виду это был подтянутый, широкоплечий, ладно скроенный мальчик. Лицо открытое, глаза большие, ясные и серые; широкий лоб и темно-каштановые, остриженные бобриком волосы.

He had an incisive, quick-motioned, self-sufficient manner, and was forever asking questions with a keen desire for an intelligent reply.	Манеры порывистые и самоуверенные. Всех и каждого донимая вопросами, он настаивал на исчерпывающих, разумных ответах.
He never had an ache or pain, ate his food with gusto, and ruled his brothers with a rod of iron.	Фрэнк не знал болезней или недомогания, отличался прекрасным аппетитом и полновластно командовал братьями:
"Come on, Joe!"	"Ну-ка, Джо!",
"Hurry, Ed!"	"Живей, поворачивайся, Эд!"
These commands were issued in no rough but always a sure way, and Joe and Ed came.	Его команда звучала не грубо, но авторитетно, и Джо с Эдом повиновались.
They looked up to Frank from the first as a master, and what he had to say was listened to eagerly.	Они с детства привыкли смотреть на старшего брата как на главаря, с чьими словами следует считаться.
He was forever pondering, pondering-one fact astonishing him quite as much as another-for he could not figure out how this thing he had come into-this life-was organized.	Он постоянно размышлял, размышлял без устали. Все на свете равно поражало его, ибо он не находил ответа на главный вопрос: что это за штука жизнь и как она устроена?
How did all these people get into the world?	Откуда взялись на свете люди?
What were they doing here?	Каково их назначение?
Who started things, anyhow?	Кто положил всему начало?
His mother told him the story of Adam and Eve, but he didn't believe it.	Мать рассказала ему легенду об Адаме и Еве, но он в нее не поверил.
There was a fish-market not so very far from his home, and there, on his way to see his father at the bank, or conducting his brothers on after-school expeditions, he liked to look at a certain tank in front of one store where were kept odd specimens of sea-life brought in by the Delaware Bay fishermen.	Каупервуды жили неподалеку от рыбного рынка; по дороге к отцу в банк или во время какой-нибудь "вылазки" с братьями после школьных уроков Фрэнк любил останавливаться перед витриной, в которой был выставлен аквариум; рыбаки с залива Делавэр нередко пополняли его всевозможными диковинками морских глубин.
He saw once there a sea-horse-just a queer little sea-animal that looked somewhat like a horse-and another time he saw an electric eel which Benjamin Franklin's discovery had explained.	Однажды он видел там морского конька -крохотное животное, немного смахивающее на лошадку, в другой раз - электрического угря, чьи свойства объяснило знаменитое открытие Бенджамина Франклина.
One day he saw a squid and a lobster put in the tank, and in connection with them was witness to a tragedy which stayed with him all his life and cleared things up considerably intellectually.	В один прекрасный день в аквариум пустили омара и каракатицу, и Фрэнк стал очевидцем трагедии, которая запомнилась ему на всю жизнь и многое помогла уразуметь.
The lobster, it appeared from the talk of the idle bystanders, was offered no food, as the squid was considered his rightful prey.	Из разговоров любопытствующих зевак он узнал, что омару не давали никакой пищи, так как его законной добычей считалась каракатица.
He lay at the bottom of the clear glass tank on the yellow sand, apparently seeing nothing-you could not tell in which way his beady, black buttons of eyes were looking-but apparently they were never off the body of the squid.	Омар лежал на золотистом песчаном дне стеклянного садка и, казалось, ничего не видел; невозможно было определить, куда смотрят черные бусинки его глаз, надо думать, они не отрывались от каракатицы.

The latter, pale and waxy in texture, looking very much like pork fat or jade, moved about in torpedo fashion; but his movements were apparently never out of the eyes of his enemy, for by degrees small portions of his body began to disappear, snapped off by the relentless claws of his pursuer.	Бескровная и восковидная, похожая на кусок сала, она передвигалась толчками, как торпеда, но беспощадные клешни врага каждый раз отрывали новые частицы от ее тела.
The lobster would leap like a catapult to where the squid was apparently idly dreaming, and the squid, very alert, would dart away, shooting out at the same time a cloud of ink, behind which it would disappear.	Омар, словно выброшенный катапультой, кидался к тому месту, где, казалось, дремала каракатица, а та, стремительно отпрянув, укрывалась за чернильным облачком, которое оставляла за собой.
It was not always completely successful, however.	Но и этот маневр не всегда был успешен.
Small portions of its body or its tail were frequently left in the claws of the monster below.	Кусочки ее тела и хвоста все чаще оставались в клешнях морского чудовища.
Fascinated by the drama, young Cowperwood came daily to watch.	Юный Каупервуд ежедневно прибегал сюда и, как зачарованный, следил за ходом трагедии.
One morning he stood in front of the tank, his nose almost pressed to the glass.	Однажды утром он стоял перед витриной, чуть не прижавшись носом к стеклу.
Only a portion of the squid remained, and his ink-bag was emptier than ever.	От каракатицы оставался уже только бесформенный клок; почти пуст был и ее чернильный мешочек.
In the corner of the tank sat the lobster, poised apparently for action.	Омар притаился в углу аквариума, видимо изготовившись к боевым действиям.
The boy stayed as long as he could, the bitter struggle fascinating him.	Мальчик простаивал у окна почти все свободное время, завороженный этой жестокой схваткой.
Now, maybe, or in an hour or a day, the squid might die, slain by the lobster, and the lobster would eat him.	Теперь уже скоро, может быть через час, а может быть - завтра, каракатицы не станет; омар ее прикончит и сожрет.
He looked again at the greenish-copperish engine of destruction in the corner and wondered when this would be.	Фрэнк перевел глаза на зеленую, с медным отливом разрушительную машину в углу аквариума.
To-night, maybe.	Интересно, скоро ли это случится? Пожалуй, еще сегодня.
He would come back to-night.	Вечером надо будет снова прибежать сюда.
He returned that night, and lo! the expected had happened.	Вечер настал, и что же? Ожидаемое свершилось.
There was a little crowd around the tank.	У витрины стояла кучка людей.
The lobster was in the corner. Before him was the squid cut in two and partially devoured.	Омар забился в угол, перед ним лежала перерезанная надвое, почти уже сожранная каракатица.
"He got him at last," observed one bystander.	- Дорвался наконец! - произнес кто-то рядом с мальчиком.
"I was standing right here an hour ago, and up he leaped and grabbed him.	- Я тут давно стою: с час назад омар вдруг ринулся и схватил ее.

The squid was too tired.	Каракатица изнемогала, у нее больше не хватало проворства.
He wasn't quick enough. He did back up, but that lobster he calculated on his doing that.	Она метнулась было от него, но омар этого и ждал.
He's been figuring on his movements for a long time now. He got him to-day."	Он уже давно предусмотрел малейшее движение своей жертвы и вот сегодня, наконец, ее прикончил.
Frank only stared.	Фрэнк смотрел широко раскрытыми глазами.
Too bad he had missed this.	Какая досада, что он упустил этот миг.
The least touch of sorrow for the squid came to him as he stared at it slain.	На секунду в нем шевельнулась жалость к убитой каракатице.
Then he gazed at the victor.	Затем он перевел взгляд на победителя.
"That's the way it has to be, I guess," he commented to himself.	"Так оно и должно было случиться, - мысленно произнес он.
"That squid wasn't quick enough."	- Каракатице не хватало изворотливости".
He figured it out.	Он попытался разобраться в случившемся.
"The squid couldn't kill the lobster-he had no weapon.	"Каракатица не могла убить омара, - у нее для этого не было никакого оружия.
The lobster could kill the squid-he was heavily armed.	Омар мог убить каракатицу, - он прекрасно вооружен.
There was nothing for the squid to feed on; the lobster had the squid as prey.	Каракатице нечем было питаться, перед омаром была добыча - каракатица.
What was the result to be?	К чему это должно было привести?
What else could it be?	Существовал ли другой исход?
He didn't have a chance," he concluded finally, as he trotted on homeward.	Нет, она была обречена", - заключил он, уже подходя к дому.
The incident made a great impression on him.	Этот случай произвел на Фрэнка неизгладимое впечатление.
It answered in a rough way that riddle which had been annoying him so much in the past: "How is life organized?"	В общих чертах он давал ответ на загадку, долго мучившую его: как устроена жизнь?
Things lived on each other-that was it.	Вот так все живое и существует - одно за счет другого.
Lobsters lived on squids and other things.	Омары пожирают каракатиц и других тварей.
What lived on lobsters?	Кто пожирает омаров?
Men, of course!	Разумеется, человек.
Sure, that was it!	Да, конечно, вот она разгадка.
And what lived on men? he asked himself.	Ну, а кто пожирает человека? - тотчас же спросил он себя.
Was it other men?	Неужели другие люди?
Wild animals lived on men.	Нет, дикие звери.

And there were Indians and cannibals.	Да еще индейцы и людоеды.
And some men were killed by storms and accidents.	Множество людей гибнет в море и от несчастных случаев.
He wasn't so sure about men living on men; but men did kill each other.	Он не был уверен в том, что и люди живут один за счет других, но они убивают друг друга, это он знал.
How about wars and street fights and mobs?	Взять хотя бы войны, уличные побоища, погромы.
He had seen a mob once.	Погром Фрэнк видел однажды собственными глазами.
It attacked the Public Ledger building as he was coming home from school.	Он возвращался из школы, когда толпа напала на редакцию газеты "Паблик леджер".
His father had explained why.	Отец объяснил ему, что послужило тому причиной.
It was about the slaves.	Страсти разгорелись из-за рабов.
That was it!	Да, да, конечно!
Sure, men lived on men.	Одни люди живут за счет других.
Look at the slaves. They were men.	Рабы - они ведь тоже люди.
That's what all this excitement was about these days.	Из-за этого-то и царило в те времена такое возбуждение.
Men killing other men-negroes.	Одни люди убивали других людей - чернокожих.
He went on home quite pleased with himself at his solution.	Фрэнк вернулся домой, весьма довольный сделанными им выводами.
"Mother!" he exclaimed, as he entered the house, "he finally got him!"	- Мама! - крикнул он, едва переступив порог. -Наконец-то он ее прикончил!
"Got who?	- Кто?
What got what?" she inquired in amazement.	Кого? - в изумлении спросила мать.
"Go wash your hands."	- Ступай-ка мыть руки.
"Why, that lobster got that squid I was telling you and pa about the other day."	- Да омар, про которого я вам с папой рассказывал. Прикончил каракатицу.
"Well, that's too bad.	- Какая жалость!
What makes you take any interest in such things?	Но что тут интересного?
Run, wash your hands."	Живее мой руки!
"Well, you don't often see anything like that.	- Ого, такую штуку не часто приходится видеть!
I never did."	Я, например, видел это в первый раз.
He went out in the back yard, where there was a hydrant and a post with a little table on it, and on that a shining tin-pan and a bucket of water.	Он вышел во двор, где была водопроводная колонка и рядом с нею врытый в землю столик, на котором стояли ведро с водой и блестящий жестяной таз.
Here he washed his face and hands.	Фрэнк вымыл лицо и руки.

"Say, papa," he said to his father, later, "you know that squid?"	- Папа, - обратился он к отцу после ужина, -помнишь, я тебе рассказывал про каракатицу?
"Yes."	- Помню.
"Well, he's dead.	- Ну так вот - ее уже нет.
The lobster got him."	Омар ее сожрал.
His father continued reading. "Well, that's too bad," he said, indifferently.	- Скажи на милость! - равнодушно отозвался отец, продолжая читать газету.
But for days and weeks Frank thought of this and of the life he was tossed into, for he was already pondering on what he should be in this world, and how he should get along.	Но Фрэнк еще долгие месяцы размышлял над виденным, над жизнью, с которой он столкнулся, ибо его уже начинал занимать вопрос, кем он будет и как сложится его судьба.
From seeing his father count money, he was sure that he would like banking; and Third Street, where his father's office was, seemed to him the cleanest, most fascinating street in the world.	Наблюдая за отцом, считавшим деньги, он решил, что привлекательнее всего банковское дело. А Третья улица, где служил его отец, казалась ему самой красивой, самой замечательной улицей в мире.
Chapter II	2
The growth of young Frank Algernon Cowperwood was through years of what might be called a comfortable and happy family existence.	Детство Фрэнка Алджернона Каупервуда протекало среди семейного уюта и благополучия.
Buttonwood Street, where he spent the first ten years of his life, was a lovely place for a boy to live.	Батнвуд-стрит, улица, где он прожил до десяти лет, пришлась бы по душе любому мальчику.
It contained mostly small two and three-story red brick houses, with small white marble steps leading up to the front door, and thin, white marble trimmings outlining the front door and windows.	В основном она была застроена двухэтажными особнячками из красного кирпича с низкими ступеньками из белого мрамора и такими же наличниками на дверях и окнах.
There were trees in the street-plenty of them.	Вдоль улицы были густо посажены деревья.
The road pavement was of big, round cobblestones, made bright and clean by the rains; and the sidewalks were of red brick, and always damp and cool.	Мостовая, выложенная крупным округленным булыжником, после дождя блестела чистотой, а от красных кирпичных тротуаров, всегда чуть-чуть сыроватых, веяло прохладой.
In the rear was a yard, with trees and grass and sometimes flowers, for the lots were almost always one hundred feet deep, and the house-fronts, crowding close to the pavement in front, left a comfortable space in the rear.	Позади каждого домика имелся двор, поросший деревьями, так как земельные участки здесь тянулись футов на сто в ширину, дома же были выдвинуты близко к мостовой, и за ними оставалось много свободного пространства.
The Cowperwoods, father and mother, were not so lean and narrow that they could not enter into the natural tendency to be happy and joyous with their children; and so this family, which increased at the rate of a child every two or three years after Frank's birth until there were four children, was quite an interesting affair when he was ten and they were ready to move into the New Market Street home.	Отец и мать Каупервуды, люди достаточно простодушные и отзывчивые, умели радоваться и веселиться вместе со своими детьми. Поэтому ко времени, когда отец решил перебраться в новый дом на Нью-Маркет-стрит, семья, в которой после рождения Фрэнка каждые два-три года прибавлялось по ребенку, пока детей не стало четверо, представляла собой оживленный маленький мирок.

Henry Worthington Cowperwood's connections were increased as his position grew more responsible, and gradually he was becoming quite a personage.	С тех пор как Генри Уортингтон Каупервуд стал занимать более ответственный пост, его связи непрерывно ширились, и он мало-помалу сделался видной персоной.
He already knew a number of the more prosperous merchants who dealt with his bank, and because as a clerk his duties necessitated his calling at other banking-houses, he had come to be familiar with and favorably known in the Bank of the United States, the Drexels, the Edwards, and others.	Он свел знакомство со многими крупнейшими вкладчиками своего банка, а так как по делам службы ему приходилось бывать и в других банкирских домах, то его стали считать "своим" и в Банке Соединенных Штатов и у Дрекселей, Эдвардов и многих других.
The brokers knew him as representing a very sound organization, and while he was not considered brilliant mentally, he was known as a most reliable and trustworthy individual.	Биржевые маклеры знали его как представителя крепкой финансовой организации, и он повсюду слыл человеком если и не блестящего ума, то в высшей степени честным и добропорядочным дельцом.
In this progress of his father young Cowperwood definitely shared.	Юный Каупервуд все больше вникал в детали отцовских занятий.
He was quite often allowed to come to the bank on Saturdays, when he would watch with great interest the deft exchange of bills at the brokerage end of the business.	По субботам ему частенько разрешалось приходить в банк, и он с огромным интересом наблюдал, как производятся маклерские операции и как ловко обмениваются всевозможные бумаги.
He wanted to know where all the types of money came from, why discounts were demanded and received, what the men did with all the money they received.	Ему хотелось знать, откуда берутся все эти ценности, для чего клиенты обращаются в банк за учетом векселей, почему банк такой учет производит и что люди делают с полученными деньгами.
His father, pleased at his interest, was glad to explain so that even at this early age-from ten to fifteen-the boy gained a wide knowledge of the condition of the country financially-what a State bank was and what a national one; what brokers did; what stocks were, and why they fluctuated in value.	Отец, довольный, что сын интересуется его делом, охотно давал ему объяснения, так что Фрэнк в очень раннем возрасте - между десятью и пятнадцатью годами - уже составил себе довольно полное представление о финансовой системе Америки, знал, что такое банк штата и в чем его отличие от Национального, чем занимаются маклеры, что такое акции и почему их курс постоянно колеблется.
He began to see clearly what was meant by money as a medium of exchange, and how all values were calculated according to one primary value, that of gold.	Он начал уяснять себе значение денег как средства обмена и понял, что всякая стоимость исчисляется в зависимости от основной -стоимости золота.
He was a financier by instinct, and all the knowledge that pertained to that great art was as natural to him as the emotions and subtleties of life are to a poet.	Он был финансистом по самой своей природе и все связанное с этим трудным искусством схватывал так же, как поэт схватывает тончайшие переживания, все оттенки чувств.
This medium of exchange, gold, interested him intensely.	Золото - это средство обмена - страстно его привлекало.
When his father explained to him how it was mined, he dreamed that he owned a gold mine and waked to wish that he did.	Узнав от отца, как оно добывается, мальчик часто во сне видел себя собственником золотоносных копей и, проснувшись, жаждал, чтобы сон обратился в явь.

He was likewise curious about stocks and bonds and he learned that some stocks and bonds were not worth the paper they were written on, and that others were worth much more than their face value indicated.	Не меньший интерес возбуждали в нем акции и облигации; он узнал, что бывают акции, не стоящие бумаги, на которой они отпечатаны, и другие, расценивающиеся гораздо выше своего номинала.
"There, my son," said his father to him one day, "you won't often see a bundle of those around this neighborhood."	- Вот, сынок, погляди, - сказал ему однажды отец,- такие бумажки не часто встречаются в наших краях.
He referred to a series of shares in the British East India Company, deposited as collateral at two-thirds of their face value for a loan of one hundred thousand dollars.	Речь шла об акциях Британской Ост-индской компании, заложенных за две трети номинала, в обеспечение стотысячного займа.
A Philadelphia magnate had hypothecated them for the use of the ready cash.	Они принадлежали одному филадельфийскому магнату, нуждавшемуся в наличных деньгах.
Young Cowperwood looked at them curiously.	Юный Каупервуд с живым любопытством разглядывал пачку бумаг.
"They don't look like much, do they?" he commented.	- По виду не скажешь, что они стоят денег, -заметил он.
"They are worth just four times their face value," said his father, archly.	- Они ценятся вчетверо выше своего номинала, -улыбаясь, отвечал отец.
Frank reexamined them.	Фрэнк снова принялся рассматривать бумаги.
"The British East India Company," he read.	- "Британская Ост-индская компания", - прочитал он вслух.
"Ten pounds-that's pretty near fifty dollars."	- Десять фунтов. Что-то около пятидесяти долларов.
"Forty-eight, thirty-five," commented his father, dryly.	- Сорок восемь долларов и тридцать пять центов, -деловито поправил его отец.
"Well, if we had a bundle of those we wouldn't need to work very hard.	- М-да, будь у нас такая пачка, не было бы надобности трудиться с утра до вечера.
You'll notice there are scarcely any pin-marks on them. They aren't sent around very much.	Обрати внимание, они почти новехонькие, - редко бывают в обороте.
I don't suppose these have ever been used as collateral before."	В закладе они, видимо, первый раз.
Young Cowperwood gave them back after a time, but not without a keen sense of the vast ramifications of finance.	Подержав пачку в руках, юный Каупервуд вернул ее отцу, дивясь огромной разветвленности финансового дела.
What was the East India Company?	Что это за Ост-индская компания?
What did it do?	Чем она занимается?
His father told him.	Отец объяснил ему.
At home also he listened to considerable talk of financial investment and adventure.	Дома Фрэнк тоже слышал разговоры о капиталовложениях и о рискованных финансовых операциях.

He heard, for one thing, of a curious character by the name of Steemberger, a great beef speculator from Virginia, who was attracted to Philadelphia in those days by the hope of large and easy credits.	Его заинтересовал рассказ про весьма любопытную личность, некоего Стимберджера, крупного спекулянта из штата Виргиния, который перепродавал мясо и недавно заявился в Филадельфию, привлеченный надеждой на широкий и легкий кредит.
Steemberger, so his father said, was close to Nicholas Biddle, Lardner, and others of the United States Bank, or at least friendly with them, and seemed to be able to obtain from that organization nearly all that he asked for.	Стимберджер, по словам отца, был связан с Николасом Бидлом, Ларднером и другими заправилами Банка Соединенных Штатов и даже очень дружен кое с кем из них. Так или иначе, но он добивался от этого банка почти всего, чего хотел добиться.
His operations in the purchase of cattle in Virginia, Ohio, and other States were vast, amounting, in fact, to an entire monopoly of the business of supplying beef to Eastern cities.	Он производил крупнейшие закупки скота в Виргинии, Огайо и других штатах и фактически монополизировал мясную торговлю на востоке страны.
He was a big man, enormous, with a face, his father said, something like that of a pig; and he wore a high beaver hat and a long frock-coat which hung loosely about his big chest and stomach.	Это был огромный человек с лицом, весьма напоминавшим, по словам мистера Каупервуда, свиное рыло; он неизменно ходил в высокой бобровой шапке и длинном, просторном сюртуке, болтавшемся на его могучем теле.
He had managed to force the price of beef up to thirty cents a pound, causing all the retailers and consumers to rebel, and this was what made him so conspicuous.	Стимберджер умудрился взвинтить цены на мясо до тридцати центов за фунт, чем вызвал бурю негодования среди мелких торговцев и потребителей и стяжал себе недобрую славу.
He used to come to the brokerage end of the elder Cowperwood's bank, with as much as one hundred thousand or two hundred thousand dollars, in twelve months-post-notes of the United States Bank in denominations of one thousand, five thousand, and ten thousand dollars.	Являясь в фондовый отдел филадельфийского банка, он приносил с собой тысяч на сто или на двести краткосрочных обязательств Банка Соединенных Штатов, выпущенных купюрами в тысячу, пять и десять тысяч долларов, сроком на год.
These he would cash at from ten to twelve per cent. under their face value, having previously given the United States Bank his own note at four months for the entire amount.	Эти обязательства учитывались из расчета на десять - двенадцать процентов ниже номинала, а сам он платил за них Банку Соединенных Штатов векселем на полную сумму сроком на четыре месяца.
He would take his pay from the Third National brokerage counter in packages of Virginia, Ohio, and western Pennsylvania bank-notes at par, because he made his disbursements principally in those States.	Следуемые ему деньги он получал в фондовом отделе Третьего национального банка альпари[2] пачками банкнот разных банков, находившихся в Виргинии, Огайо и Западной Пенсильвании, так как именно в этих штатах он главным образом и производил свои расчеты.
The Third National would in the first place realize a profit of from four to five per cent. on the original transaction; and as it took the Western bank-notes at a discount, it also made a profit on those.	Третий национальный банк получал от четырех до пяти процентов барыша с основной сделки да еще удерживал учетный процент с западных штатов, что тоже давало немалую прибыль.

There was another man his father talked about-one Francis J. Grund, a famous newspaper correspondent and lobbyist at Washington, who possessed the faculty of unearthing secrets of every kind, especially those relating to financial legislation.	В рассказах отца часто упоминался некий Фрэнсис Гранд, знаменитый вашингтонский журналист, игравший немалую роль за кулисами конгресса США, великий мастер выведывать всевозможные секреты, особенно касающиеся финансового законодательства.
The secrets of the President and the Cabinet, as well as of the Senate and the House of Representatives, seemed to be open to him.	Секретные дела президента и кабинета министров, а также сената и палаты представителей, казалось, были для него открытой книгой.
Grund had been about, years before, purchasing through one or two brokers large amounts of the various kinds of Texas debt certificates and bonds.	В свое время Гранд, через посредство двух или трех маклерских контор, скупал крупными партиями долговые обязательства и облигации Техаса.
The Republic of Texas, in its struggle for independence from Mexico, had issued bonds and certificates in great variety, amounting in value to ten or fifteen million dollars.	Эта республика, боровшаяся с Мексикой за свою независимость, выпустила ряд займов на сумму в десять - пятнадцать миллионов долларов.
Later, in connection with the scheme to make Texas a State of the Union, a bill was passed providing a contribution on the part of the United States of five million dollars, to be applied to the extinguishment of this old debt.	Предполагалось включить Техас в число штатов США, и в связи с этим через конгресс был проведен законопроект об ассигновании пяти миллионов долларов в счет погашения старой задолженности республики.
Grund knew of this, and also of the fact that some of this debt, owing to the peculiar conditions of issue, was to be paid in full, while other portions were to be scaled down, and there was to be a false or pre-arranged failure to pass the bill at one session in order to frighten off the outsiders who might have heard and begun to buy the old certificates for profit.	Гранд пронюхал об этом, равно как и о том, что часть долговых обязательств, в силу особых условий их выпуска, будет оплачена полностью, остальные же - со скидкой, и что заранее решено инсценировать провал законопроекта на одной сессии, чтобы отпугнуть тех, кто, прослышав о такой комбинации, вздумал бы, в целях наживы, скупать старые обязательства.
He acquainted the Third National Bank with this fact, and of course the information came to Cowperwood as teller.	Гранд поставил об этом в известность Третий национальный банк, а следовательно, об этом узнал и помощник кассира Каупервуд.
He told his wife about it, and so his son, in this roundabout way, heard it, and his clear, big eyes glistened.	Он рассказал все жене, а через нее это дошло до Фрэнка; его ясные большие глаза загорелись.
He wondered why his father did not take advantage of the situation and buy some Texas certificates for himself.	Почему, спрашивал он себя, отец не воспользуется случаем и не приобретет облигации Техасской республики лично для себя.
Grund, so his father said, and possibly three or four others, had made over a hundred thousand dollars apiece.	Ведь сам же он говорил, что Гранд и еще человека три-четыре нажили на этом тысяч по сто.
It wasn't exactly legitimate, he seemed to think, and yet it was, too.	Надо думать, что он считал это не вполне законным, хотя и противозаконного тут, собственно, ничего не было.
Why shouldn't such inside information be rewarded?	Почему бы не вознаградить себя за такую неофициальную осведомленность?

Somehow, Frank realized that his father was too honest, too cautious, but when he grew up, he told himself, he was going to be a broker, or a financier, or a banker, and do some of these things.	Фрэнк решил, что его отец не в меру честен, не в меру осмотрителен, - когда он сам вырастет, сделается биржевиком, банкиром и финансистом, то уж, конечно, не упустит такого случая.
Just at this time there came to the Cowperwoods an uncle who had not previously appeared in the life of the family. He was a brother of Mrs. Cowperwood's-Seneca Davis by name-solid, unctuous, five feet ten in height, with a big, round body, a round, smooth head rather bald, a clear, ruddy complexion, blue eyes, and what little hair he had of a sandy hue.	Как раз в те дни к Каупервудам приехал родственник, никогда раньше их не посещавший, Сенека Дэвис, брат миссис Каупервуд, белолицый, румяный и голубоглазый здоровяк, ростом в пять футов и девять дюймов, крепкий, круглый, с круглой же головой и блестящей лысиной, обрамленной курчавыми остатками золотисто-рыжих волос.
He was exceedingly well dressed according to standards prevailing in those days, indulging in flowered waistcoats, long, light-colored frock-coats, and the invariable (for a fairly prosperous man) high hat.	Одевался он весьма элегантно, тщательно соблюдая моду - жилет в цветочках, длинный серый сюртук и цилиндр (неотъемлемая принадлежность преуспевающего человека).
Frank was fascinated by him at once.	Фрэнк пленился им с первого взгляда.
He had been a planter in Cuba and still owned a big ranch there and could tell him tales of Cuban life-rebellions, ambuscades, hand-to-hand fighting with machetes on his own plantation, and things of that sort.	Мистер Дэвис был плантатором и владел большим ранчо на Кубе; он рассказывал мальчику о жизни на острове - о мятежах, засадах, яростных схватках с мачете в руках на его собственной плантации и о множестве других интересных вещей.
He brought with him a collection of Indian curies, to say nothing of an independent fortune and several slaves-one, named Manuel, a tall, raw-boned black, was his constant attendant, a bodyservant, as it were.	Он привез с собой целую коллекцию индейских диковинок, много денег и нескольких невольников. Один из них - Мануэль, высокий и тощий негр - неотлучно находился при нем как бы в качестве его адъютанта и телохранителя.
He shipped raw sugar from his plantation in boat-loads to the Southwark wharves in Philadelphia.	Мистер Дэвис экспортировал со своих плантаций сахар-сырец, который сгружали в Южной гавани Филадельфии.
Frank liked him because he took life in a hearty, jovial way, rather rough and offhand for this somewhat quiet and reserved household.	Дядя очаровал Фрэнка своей простодушной жизнерадостностью, казавшейся в этой спокойной и сдержанной семье даже несколько грубоватой и развязной.
"Why, Nancy Arabella," he said to Mrs Cowperwood on arriving one Sunday afternoon, and throwing the household into joyous astonishment at his unexpected and unheralded appearance, "you haven't grown an inch!	Нагрянув в воскресенье под вечер, нежданно и негаданно, дядя поверг всю семью в радостное изумление. - Да что ж это такое, сестрица! -вскричал он, едва завидев миссис Каупервуд. -Ты ни капельки не потолстела.
I thought when you married old brother Hy here that you were going to fatten up like your brother.	А я-то думал, когда ты выходила замуж за своего почтенного Генри, что тебя разнесет, как твоего братца.
But look at you!	Нет, вы только посмотрите!
I swear to Heaven you don't weigh five pounds."	Клянусь честью, она и пяти фунтов не весит.

And he jounced her up and down by the waist, much to the perturbation of the children, who had never before seen their mother so familiarly handled.	И, обхватив Нэнси-Арабеллу за талию, он подкинул ее к вящему удивлению детей, не привыкших к столь бесцеремонному обращению с их матерью.
Henry Cowperwood was exceedingly interested in and pleased at the arrival of this rather prosperous relative; for twelve years before, when he was married, Seneca Davis had not taken much notice of him.	Генри Каупервуд был очень доволен и польщен приездом богатого родственника: пятнадцать лет назад, когда он был молодоженом, Сенека Дэвис просто не удостаивал его вниманием.
"Look at these little putty-faced Philadelphians," he continued,	- Вы только взгляните на этих маленьких горожан,- шумел дядя, - рожицы точно мелом вымазанные.
"They ought to come down to my ranch in Cuba and get tanned up.	Вот бы им приехать на мое ранчо подзагореть немножко.
That would take away this waxy look."	Восковые куклы да и только.
And he pinched the cheek of Anna Adelaide, now five years old.	- С этими словами он ущипнул за щеку пятилетнюю Анну-Аделаиду.
"I tell you, Henry, you have a rather nice place here." And he looked at the main room of the rather conventional three-story house with a critical eye.	- Надо сказать, Г енри, вы тут недурно устроились,- продолжал он, критическим взглядом окидывая гостиную ничем не примечательного трехэтажного дома.
Measuring twenty by twenty-four and finished in imitation cherry, with a set of new Sheraton parlor furniture it presented a quaintly harmonious aspect.	Комната эта, размером двадцать футов на двадцать четыре, отделанная панелями под вишневое дерево и обставленная новым гарнитуром в стиле Шератона, выглядела несколько необычно, но в общем приятно.
Since Henry had become teller the family had acquired a piano-a decided luxury in those days-brought from Europe; and it was intended that Anna Adelaide, when she was old enough, should learn to play.	Когда Г енри Каупервуд стал помощником кассира, он выписал из Европы фортепиано -большая роскошь по тогдашним понятиям.
There were a few uncommon ornaments in the room-a gas chandelier for one thing, a glass bowl with goldfish in it, some rare and highly polished shells, and a marble Cupid bearing a basket of flowers.	Комнату украшали и другие редкие вещи: газовая люстра, аквариум с золотыми рыбками, несколько прекрасно отполированных раковин причудливой формы и мраморный купидон с корзиной цветов в руках.
It was summer time, the windows were open, and the trees outside, with their widely extended green branches, were pleasantly visible shading the brick sidewalk.	Стояло лето, в распахнутые окна заглядывали, радуя взор, деревья, осенявшие своими кронами кирпичные тротуары.
Uncle Seneca strolled out into the back yard.	Дядя Сенека не торопясь вышел во двор.
"Well, this is pleasant enough," he observed, noting a large elm and seeing that the yard was partially paved with brick and enclosed within brick walls, up the sides of which vines were climbing.	- Весьма приятный уголок, - заметил он, стоя под развесистым вязом и оглядывая дворик, частично вымощенный кирпичом и обнесенный кирпичной же оградой, по которой вился дикий виноград.
"Where's your hammock?	- А где же у вас гамак?
Don't you string a hammock here in summer?	Неужели вы летом не вешаете здесь гамака?

Down on my veranda at San Pedro I have six or seven."	В Сен-Педро у меня их штук шесть или семь на веранде.
"We hadn't thought of putting one up because of the neighbors, but it would be nice," agreed Mrs. Cowperwood.	- Мы как-то не подумали о гамаке, ведь кругом соседи. Но это было бы премило, - отвечала миссис Каупервуд.
"Henry will have to get one."	- Завтра же попрошу Генри его купить.
"I have two or three in my trunks over at the hotel.	- Я привез с собой несколько штук. Они у меня в сундуке в гостинице.
My niggers make 'em down there.	Мои чернокожие на Кубе сами плетут их.
I'll send Manuel over with them in the morning."	Я вам завтра утром пришлю один с Мануэлем.
He plucked at the vines, tweaked Edward's ear, told Joseph, the second boy, he would bring him an Indian tomahawk, and went back into the house.	Он сорвал листик винограда, подергал ухо Эдварда, пообещал Джозефу, младшему из мальчиков, индейский томагавк и вернулся в дом.
"This is the lad that interests me," he said, after a time, laying a hand on the shoulder of Frank.	- Вот этот мальчонка мне нравится, - сказал он немного погодя и положил руку на плечо Фрэнка.
"What did you name him in full, Henry?"	- Как его полное имя, Генри?
"Frank Algernon."	- Фрэнк Алджернон.
"Well, you might have named him after me.	- Гм! Надо было назвать его иначе, как зовут меня.
There's something to this boy. How would you like to come down to Cuba and be a planter, my boy?"	В этом мальчугане что-то есть... Приезжай ко мне на Кубу, сынок, я из тебя сделаю плантатора.
"I'm not so sure that I'd like to," replied the eldest.	- Меня к этому не тянет, - отвечал старший сын Каупервуда.
"Well, that's straight-spoken.	- По крайней мере сказано откровенно!
What have you against it?"	Что же ты имеешь против моего предложения?
"Nothing, except that I don't know anything about it."	- Ничего. Только я не знаю этого дела.
"What do you know?"	- А какое ты знаешь?
The boy smiled wisely.	Мальчик улыбнулся не без хитрецы.
"Not very much, I guess."	- Я пока еще мало что знаю.
"Well, what are you interested in?"	- Ну ладно, а что тебя интересует?
"Money!"	- Деньги.
"Aha!	- Вот оно что!
What's bred in the bone, eh? Get something of that from your father, eh?	Это, значит, в крови - по стопам папеньки пошел.
Well, that's a good trait.	Что ж, плохого тут нет!
And spoken like a man, too!	И рассуждает-то он, как мужчина.
We'll hear more about that later.	Ну, малый, мы с тобой еще побеседуем.
Nancy, you're breeding a financier here, I think.	Похоже, Нэнси, что у тебя растет финансист.
He talks like one."	Он смотрит на вещи, как настоящий делец.

He looked at Frank carefully now.	Дядя еще внимательнее взглянул на Фрэнка.
There was real force in that sturdy young body-no doubt of it.	В этом решительном юнце, несомненно, чувствовалась сила.
Those large, clear gray eyes were full of intelligence.	Его большие и ясные серые глаза выражали ум.
They indicated much and revealed nothing.	Они многое таили в себе и ничего не выдавали.
"A smart boy!" he said to Henry, his brother-in-law.	- Занятный малый, - сказал мистер Дэвис зятю.
"I like his get-up.	- Мне нравится его прыть.
You have a bright family."	У вас славные дети.
Henry Cowperwood smiled dryly.	Мистер Каупервуд только улыбнулся.
This man, if he liked Frank, might do much for the boy.	Этот дядюшка, раз ему так нравится Фрэнк, может многое для него сделать.
He might eventually leave him some of his fortune.	Например, оставить ему со временем часть своего состояния.
He was wealthy and single.	Мистер Дэвис был богат и холост.
Uncle Seneca became a frequent visitor to the house-he and his negro body-guard, Manuel, who spoke both English and Spanish, much to the astonishment of the children; and he took an increasing interest in Frank.	Дядя Сенека стал часто бывать у Каупервудов, всегда в сопровождении своего чернокожего телохранителя Мануэля, говорившего, к немалому изумлению детей, по-английски и по-испански. Фрэнк все больше и больше интересовал его.
"When that boy gets old enough to find out what he wants to do, I think I'll help him to do it," he observed to his sister one day; and she told him she was very grateful.	- Когда мальчик подрастет и решит, кем он хочет быть, я помогу ему встать на ноги, - заметил однажды мистер Дэвис в разговоре с сестрой, и та горячо поблагодарила его.
He talked to Frank about his studies, and found that he cared little for books or most of the study he was compelled to pursue.	Дядя беседовал с Фрэнком о его занятиях и обнаружил, что мальчика мало интересуют книги, да и вообще большинство школьных предметов.
Grammar was an abomination.	Грамматика - просто гадость.
Literature silly.	Литература - ерунда.
Latin was of no use.	Латынь - бесполезная трата времени.
History-well, it was fairly interesting.	История - ну, это еще куда ни шло.
"I like bookkeeping and arithmetic," he observed.	- Я люблю счетоводство и математику, - заявил Фрэнк.
"I want to get out and get to work, though. That's what I want to do."	- А вообще мне бы хотелось покончить с этим и взяться за дело.
"You're pretty young, my son," observed his uncle.	- Рановато еще, дружок, - отозвался дядя.
"You're only how old now?	- Сколько тебе?
Fourteen?"	Четырнадцать?
"Thirteen."	- Тринадцать.
"Well, you can't leave school much before sixteen.	- Вот видишь, а раньше шестнадцати нельзя бросить школу.

You'll do better if you stay until seventeen or eighteen.	Еще бы лучше проучиться лет до семнадцати-восемнадцати.
It can't do you any harm.	Это тебе не повредит.
You won't be a boy again."	Детства ведь потом не вернешь, мой мальчик.
"I don't want to be a boy.	- Я не хочу быть мальчиком.
I want to get to work."	Я хочу работать.
"Don't go too fast, son.	- Не торопись, сынок.
You'll be a man soon enough.	Все равно оглянуться не успеешь, и ты уже взрослый.
You want to be a banker, do you?"	Ты ведь, кажется, метишь в банкиры?
"Yes, sir!"	- Да, дядя.
"Well, when the time comes, if everything is all right and you've behaved yourself and you still want to, I'll help you get a start in business.	- Ну, что ж, когда, бог даст, время придет, я помогу тебе на первых порах, если ты не передумаешь.
If I were you and were going to be a banker, I'd first spend a year or so in some good grain and commission house.	Смотри только, веди себя хорошо. На твоем месте я бы поработал год-другой в большой хлебно-комиссионной конторе.
There's good training to be had there.	Там можно понабраться опыта.
You'll learn a lot that you ought to know.	Ты узнаешь много такого, что тебе впоследствии пригодится.
And, meantime, keep your health and learn all you can.	А пока береги свое здоровье и учись.
Wherever I am, you let me know, and I'll write and find out how you've been conducting yourself."	Когда понадобится, извести меня, где бы я ни находился. Я напишу и узнаю, как ты себя вел.
He gave the boy a ten-dollar gold piece with which to start a bank-account.	Он дал мальчику золотую монету в десять долларов, чтобы тот открыл себе счет в банке.
And, not strange to say, he liked the whole Cowperwood household much better for this dynamic, self-sufficient, sterling youth who was an integral part of it.	Неудивительно, что этот подвижный, уверенный в своих силах и еще не тронутый жизнью юнец расположил мистера Дэвиса ко всей семье Каупервудов.
Chapter III	3
It was in his thirteenth year that young Cowperwood entered into his first business venture.	На четырнадцатом году жизни Фрэнк Каупервуд впервые пустился в коммерческую авантюру.
Walking along Front Street one day, a street of importing and wholesale establishments, he saw an auctioneer's flag hanging out before a wholesale grocery and from the interior came the auctioneer's voice:	Однажды, проходя по Фронт-стрит, улице импортирующих и оптовых фирм, он заметил аукционный флажок над дверью оптово-бакалейного магазина; изнутри слышался голос аукциониста:
"What am I bid for this exceptional lot of Java coffee, twenty-two bags all told, which is now selling in the market for seven dollars and thirty-two cents a bag wholesale?	- Что мне предложат за партию превосходного яванского кофе? Оптовая рыночная цена на сегодняшний день семь долларов тридцать два цента за мешок.
What am I bid?	Сколько даете?

What am I bid?	Сколько даете?
The whole lot must go as one.	Партия идет только целиком.
What am I bid?"	Сколько даете?
"Eighteen dollars," suggested a trader standing near the door, more to start the bidding than anything else.	- Восемнадцать долларов, - крикнул стоявший у двери лавочник, собственно, лишь для того, чтобы положить начало торгам.
Frank paused.	Фрэнк остановился.
"Twenty-two!" called another.	- Двадцать два, - произнес другой голос.
"Thirty!" a third.	- Тридцать, - послышался третий.
"Thirty-five!" a fourth, and so up to seventy-five, less than half of what it was worth.	- Тридцать пять! - воскликнул четвертый. Цена дошла до семидесяти пяти долларов, что составляло меньше половины настоящей стоимости кофе.
"I'm bid seventy-five!	- Семьдесят пять долларов.
I'm bid seventy-five!" called the auctioneer, loudly.	Семьдесят пять, - выкрикивал аукционист.
"Any other offers?	- Кто больше?
Going once at seventy-five; am I offered eighty?	Семьдесят пять долларов - раз. Кто даст восемьдесят?
Going twice at seventy-five, and"-he paused, one hand raised dramatically.	Семьдесят пять долларов два... - Он сделал паузу и драматическим жестом занес руку.
Then he brought it down with a slap in the palm of the other-"sold to Mr. Silas Gregory for seventy-five.	Затем резко опустил ее. - Продано мистеру Сайласу Грегори за семьдесят пять долларов.
Make a note of that, Jerry," he called to his red-haired, freckle-faced clerk beside him. Then he turned to another lot of grocery staples-this time starch, eleven barrels of it.	Запишите, Джерри, - обратился он к своему рыжему, веснушчатому помощнику и тут же перешел к продаже другой партии бакалейного товара: одиннадцати бочонков крахмала.
Young Cowperwood was making a rapid calculation.	Юный Каупервуд быстро прикинул в уме.
If, as the auctioneer said, coffee was worth seven dollars and thirty-two cents a bag in the open market, and this buyer was getting this coffee for seventy-five dollars, he was making then and there eighty-six dollars and four cents, to say nothing of what his profit would be if he sold it at retail.	Рыночная цена кофе, если верить аукционисту, семь долларов тридцать два цента за мешок; значит, лавочник, купивший его за семьдесят пять долларов, может тут же заработать восемьдесят шесть долларов четыре цента, а продав его в розницу, - и того больше.
As he recalled, his mother was paying twenty-eight cents a pound.	Насколько ему помнится, мать платит двадцать восемь центов за фунт.
He drew nearer, his books tucked under his arm, and watched these operations closely.	С учебниками под мышкой Фрэнк протиснулся поближе и стал еще внимательнее следить за процедурой торгов.
The starch, as he soon heard, was valued at ten dollars a barrel, and it only brought six.	Бочонок крахмала, как он вскоре услышал, стоит десять долларов, а здесь его продали за шесть.
Some kegs of vinegar were knocked down at one-third their value, and so on.	Несколько бочонков уксуса пошли с молотка за треть своей стоимости.

He began to wish he could bid; but he had no money, just a little pocket change.	Фрэнку очень захотелось принять участие в торгах, но в кармане у него была только мелочь.
The auctioneer noticed him standing almost directly under his nose, and was impressed with the stolidity-solidity-of the boy's expression.	Аукционист заметил мальчика, стоявшего прямо перед ним, и был поражен серьезностью и упорством, написанными на его лице.
"I am going to offer you now a fine lot of Castile soap-seven cases, no less-which, as you know, if you know anything about soap, is now selling at fourteen cents a bar.	- Предлагаю партию прекрасного кастильского мыла - семь ящиков, ни больше и ни меньше. Оно, надо вам знать, если вы вообще что-нибудь смыслите в мыле, стоит теперь четырнадцать центов брусок.
This soap is worth anywhere at this moment eleven dollars and seventy-five cents a case.	А за ящик с вас возьмут не меньше одиннадцати долларов семидесяти пяти центов.
What am I bid?	Сколько даете?
What am I bid?	Сколько даете?
What am I bid?"	Сколько даете?
He was talking fast in the usual style of auctioneers, with much unnecessary emphasis; but Cowperwood was not unduly impressed.	Он говорил быстро, с обычными интонациями аукциониста и чрезмерным пафосом, но на юного Каупервуда это не действовало.
He was already rapidly calculating for himself.	Он живо подсчитывал в уме.
Seven cases at eleven dollars and seventy-five cents would be worth just eighty-two dollars and twenty-five cents; and if it went at half-if it went at half-	Семь ящиков по одиннадцать семьдесят пять -всего восемьдесят два доллара двадцать пять центов. И если эта партия пойдет за полцены... Если она пойдет за полцены...
"Twelve dollars," commented one bidder.	- Двенадцать долларов! - предложил кто-то.
"Fifteen," bid another.	- Пятнадцать! - повысил цену другой.
"Twenty," called a third.	- Двадцать! - крикнул третий.
"Twenty-five," a fourth.	- Двадцать пять! - надбавил четвертый.
Then it came to dollar raises, for Castile soap was not such a vital commodity.	Дальше пошли надбавки по одному доллару, так как кастильское мыло не пользовалось широким спросом.
"Twenty-six."	- Двадцать шесть!
"Twenty-seven."	- Двадцать семь!
"Twenty-eight."	- Двадцать восемь!
"Twenty-nine."	- Двадцать девять!
There was a pause.	Все молчали.
"Thirty," observed young Cowperwood, decisively.	- Тридцать! - решительно произнес юный Каупервуд.
The auctioneer, a short lean faced, spare man with bushy hair and an incisive eye, looked at him curiously and almost incredulously but without pausing.	Аукционист, маленький, худощавый человек с изможденным лицом и взъерошенными волосами, с любопытством и несколько недоверчиво покосился на Фрэнка, ни на миг, впрочем, не умолкая.

He had, somehow, in spite of himself, been impressed by the boy's peculiar eye; and now he felt, without knowing why, that the offer was probably legitimate enough, and that the boy had the money.	Напряженный взгляд мальчика поневоле привлек его внимание, и он как-то сразу, сам не зная почему, преисполнился доверия и решил: деньги у него есть.
He might be the son of a grocer.	Возможно, он сын какого-нибудь бакалейщика.
"I'm bid thirty!	- Тридцать долларов!
I'm bid thirty!	Тридцать долларов!
I'm bid thirty for this fine lot of Castile soap.	Тридцать долларов за партию превосходного кастильского мыла!
It's a fine lot.	Отличное мыло!
It's worth fourteen cents a bar.	В розницу идет по четырнадцати центов кусок.
Will any one bid thirty-one?	Кто даст тридцать один доллар?
Will any one bid thirty-one?	Кто даст тридцать один?
Will any one bid thirty-one?"	Кто даст тридцать один?
"Thirty-one," said a voice.	- Тридцать один! - раздался голос.
"Thirty-two," replied Cowperwood.	- Тридцать два! - произнес Каупервуд.
The same process was repeated.	Торг возобновился.
"I'm bid thirty-two!	- Тридцать два доллара!
I'm bid thirty-two!	Тридцать два доллара!
I'm bid thirty-two!	Тридцать два доллара!
Will anybody bid thirty-three?	Кто даст за это замечательное мыло тридцать три?
It's fine soap. Seven cases of fine Castile soap.	Семь ящиков прекрасного кастильского мыла.
Will anybody bid thirty-three?"	Кто даст тридцать три?
Young Cowperwood's mind was working.	Мозг юного Каупервуда напряженно работал.
He had no money with him; but his father was teller of the Third National Bank, and he could quote him as reference.	Денег у него с собой не было, но его отец служил помощником кассира в Третьем национальном банке, и Фрэнк мог сослаться на него.
He could sell all of his soap to the family grocer, surely; or, if not, to other grocers.	Все это мыло, без сомнения, удастся продать бакалейщику по соседству с домом, а если не ему, то еще какому-нибудь лавочнику.
Other people were anxious to get this soap at this price.	Нашлись ведь и другие, желавшие приобрести его по такой цене.
Why not he?	Так почему бы мыло не купить Фрэнку?
The auctioneer paused.	Аукционист сделал паузу.
"Thirty-two once!	- Тридцать два доллара - раз!
Am I bid thirty-three?	Кто даст тридцать три?
Thirty-two twice!	Тридцать два доллара - два!
Am I bid thirty-three?	Даст кто-нибудь тридцать три?

Thirty-two three times!	Тридцать два доллара - три!
Seven fine cases of soap.	Семь ящиков превосходного мыла!
Am I bid anything more?	Кто даст больше?
Once, twice! Three times!	Раз, два, три!
Am I bid anything more?"-his hand was up again-"and sold to Mr.-?" He leaned over and looked curiously into the face of his young bidder.	Кто больше? - рука его снова поднялась в воздух. - Продано мистеру... Он слегка перегнулся через стойку, с любопытством заглядывая в лицо юного покупателя.
"Frank Cowperwood, son of the teller of the Third National Bank," replied the boy, decisively.	- Фрэнку Каупервуду, сыну помощника кассира Третьего национального банка, - твердым голосом проговорил мальчик.
"Oh, yes," said the man, fixed by his glance.	- Идет! - сказал аукционист, убежденный его уверенным взглядом.
"Will you wait while I run up to the bank and get the money?"	- Вы подождете, пока я сбегаю в банк за деньгами?
"Yes.	- Хорошо!
Don't be gone long. If you're not here in an hour I'll sell it again."	Только недолго: если вы через час не вернетесь, я снова пущу его в продажу.
Young Cowperwood made no reply.	Фрэнк уже не ответил.
He hurried out and ran fast; first, to his mother's grocer, whose store was within a block of his home.	Он выбежал за дверь и прежде всего помчался к бакалейщику, чья лавка была на расстоянии одного квартала от дома Каупервудов.
Thirty feet from the door he slowed up, put on a nonchalant air, and strolling in, looked about for Castile soap.	Последние тридцать шагов он прошел медленно, потом состроил беспечную мину и, войдя в лавку, стал глазами искать кастильское мыло.
There it was, the same kind, displayed in a box and looking just as his soap looked.	Вот оно - на обычном месте, того же сорта, в таком же ящике, как и "его" мыло.
"How much is this a bar, Mr. Dalrymple?" he inquired.	- Почем у вас кусок такого мыла, мистер Дэлримпл? - осведомился Фрэнк.
"Sixteen cents," replied that worthy.	- Шестнадцать центов, - с достоинством отвечал лавочник.
"If I could sell you seven boxes for sixty-two dollars just like this, would you take them?"	- Если я предложу вам семь ящиков точно такого товара за шестьдесят два доллара, вы возьмете?
"The same soap?"	- Точно такого?
"Yes, sir."	- Да, сэр.
Mr. Dalrymple calculated a moment.	Мистер Дэлримпл мысленно произвел подсчет.
"Yes, I think I would," he replied, cautiously.	- Да, пожалуй, - осторожно ответил он.
"Would you pay me to-day?"	- И вы могли бы сегодня же заплатить мне?
"I'd give you my note for it.	- Я дал бы вексель.
Where is the soap?"	А где товар?

He was perplexed and somewhat astonished by this unexpected proposition on the part of his neighbor's son.	Мистер Дэлримпл был несколько озадачен этим неожиданным предложением соседского сына.
He knew Mr. Cowperwood well-and Frank also.	Он хорошо знал мистера Каупервуда, да и Фрэнка тоже.
"Will you take it if I bring it to you to-day?"	- Так вы возьмете мыло, если я вам сегодня его доставлю?
"Yes, I will," he replied.	- Возьму, - ответил лавочник.
"Are you going into the soap business?"	- Вы что же, мылом занялись?
"No. But I know where I can get some of that soap cheap."	- Нет, но я знаю, где его можно дешево купить.
He hurried out again and ran to his father's bank.	Фрэнк торопливо вышел и побежал к отцу.
It was after banking hours; but he knew how to get in, and he knew that his father would be glad to see him make thirty dollars.	Операции в банке уже прекратились, но мальчик знал там все ходы и выходы и знал также, что мистер Каупервуд будет доволен, если сын заработает тридцать долларов.
He only wanted to borrow the money for a day.	Ему нужно было только занять денег на один день.
"What's the trouble, Frank?" asked his father, looking up from his desk when he appeared, breathless and red faced.	- Что случилось, Фрэнк? - поднимая голову от конторки, спросил мистер Каупервуд, завидев своего раскрасневшегося и запыхавшегося сына.
"I want you to loan me thirty-two dollars! Will you?"	- Я хочу попросить у тебя взаймы тридцать два доллара, папа.
"Why, yes, I might.	- Хорошо.
What do you want to do with it?"	А на что они тебе понадобились?
"I want to buy some soap-seven boxes of Castile soap.	- Я собираюсь купить мыло: семь ящиков кастильского мыла.
I know where I can get it and sell it.	Я знаю, где его достать, и у меня уже есть на него покупатель.
Mr. Dalrymple will take it.	Мистер Дэлримпл берет всю партию.
He's already offered me sixty-two for it.	Он предложил мне шестьдесят два доллара.
I can get it for thirty-two.	А я покупаю за тридцать два.
Will you let me have the money? I've got to run back and pay the auctioneer."	Если ты дашь мне денег, я мигом слетаю и заплачу аукционисту.
His father smiled.	Мистер Каупервуд улыбнулся.
This was the most business-like attitude he had seen his son manifest.	Никогда еще его сын не проявлял такой деловитости.
He was so keen, so alert for a boy of thirteen.	Для мальчика тринадцати лет он был на редкость сообразителен и оборотист.
"Why, Frank," he said, going over to a drawer where some bills were, "are you going to become a financier already?	- Итак, Фрэнк, - сказал он, направляясь к ящику, в котором лежало несколько ассигнаций, - ты, видно, уже становишься финансистом.

You're sure you're not going to lose on this?	А ты уверен, что не потерпишь убытка?
You know what you're doing, do you?"	Ты отдаешь себе отчет в своей затее?
"You let me have the money, father, will you?" he pleaded.	- Дай же мне деньги, папа, - с мольбой в голосе проговорил Фрэнк.
"I'll show you in a little bit.	- А я тебе докажу, на что я способен.
Just let me have it.	Только дай деньги.
You can trust me."	Можешь мне поверить.
He was like a young hound on the scent of game.	Он походил на молодую охотничью собаку, учуявшую дичь.
His father could not resist his appeal.	Отец не мог противиться его настояниям.
"Why, certainly, Frank," he replied. "I'll trust you." And he counted out six five-dollar certificates of the Third National's own issue and two ones.	- Разумеется, Фрэнк, я верю тебе, - сказал он, отсчитывая шесть пятидолларовых банкнот своего же Третьего национального банка и две по доллару.
"There you are."	- Получай!
Frank ran out of the building with a briefly spoken thanks and returned to the auction room as fast as his legs would carry him.	Пробормотав благодарность, Фрэнк выскочил и со всех ног понесся на аукцион.
When he came in, sugar was being auctioned.	В момент его прихода с торгов продавался сахар.
He made his way to the auctioneer's clerk.	Фрэнк протискался к столику, за которым сидел клерк.
"I want to pay for that soap," he suggested.	- Я хочу заплатить за мыло, - сказал он.
"Now?"	- Сейчас?
"Yes.	- Да-
Will you give me a receipt?"	Вы мне выпишете квитанцию?
"Yep."	- Можно!
"Do you deliver this?"	- Товар будет доставлен на дом?
"No. No delivery.	- Нет, у нас без доставки.
You have to take it away in twenty-four hours."	Вы должны забрать его в течение суток.
That difficulty did not trouble him.	Неожиданное затруднение не смутило Фрэнка.
"All right," he said, and pocketed his paper testimony of purchase.	- Хорошо, - сказал он, пряча квитанцию в карман.
The auctioneer watched him as he went out.	Аукционист невольно проводил его глазами.
In half an hour he was back with a drayman-an idle levee-wharf hanger-on who was waiting for a job.	Через полчаса Фрэнк вернулся в сопровождении ломовика, околачивавшегося со своей телегой в порту и готового подработать чем угодно.
Frank had bargained with him to deliver the soap for sixty cents.	За шестьдесят центов он подрядился отвезти мыло по назначению.

In still another half-hour he was before the door of the astonished Mr. Dalrymple whom he had come out and look at the boxes before attempting to remove them.	Еще через полчаса они уже стояли перед лавкой изумленного мистера Дэлримпла, которого Фрэнк, прежде чем сгружать мыло с телеги, заставил выйти на улицу и взглянуть на ящики.
His plan was to have them carried on to his own home if the operation for any reason failed to go through.	В случае, если сделка не состоится, Фрэнк решил отвезти мыло домой.
Though it was his first great venture, he was cool as glass.	Несмотря на то, что это была его первая спекуляция, он все время сохранял полнейшее присутствие духа.
"Yes," said Mr. Dalrymple, scratching his gray head reflectively. "Yes, that's the same soap.	- Н-да, - проговорил мистер Дэлримпл, задумчиво почесывая седую голову, - н-да, мыло то же самое.
I'll take it.	Я беру его.
I'll be as good as my word.	Слово надо держать.
Where'd you get it, Frank?"	Где это вы его раздобыли, Фрэнк?
"At Bixom's auction up here," he replied, frankly and blandly.	- На распродаже у Биксома, тут недалеко, -откровенно и учтиво отвечал юный Каупервуд.
Mr. Dalrymple had the drayman bring in the soap; and after some formality-because the agent in this case was a boy-made out his note at thirty days and gave it to him.	Мистер Дэлримпл велел отнести мыло в лавку и после некоторых формальностей, осложнявшихся тем, что продавец был несовершеннолетним, выписал вексель сроком на месяц.
Frank thanked him and pocketed the note.	Фрэнк поблагодарил и спрятал его в карман.
He decided to go back to his father's bank and discount it, as he had seen others doing, thereby paying his father back and getting his own profit in ready money.	Он решил еще раз пойти к отцу и учесть вексель, как это делали на его глазах другие, чтобы отдать долг и получить свой барыш наличными.
It couldn't be done ordinarily on any day after business hours; but his father would make an exception in his case.	Как правило, этих операций не производят после закрытия банка, но отец сделает для него исключение.
He hurried back, whistling; and his father glanced up smiling when he came in.	Насвистывая, он отправился в путь; отец снова улыбнулся, увидев его.
"Well, Frank, how'd you make out?" he asked.	- Ну как, Фрэнк, выгорело твое дело? -осведомился мистер Каупервуд.
"Here's a note at thirty days," he said, producing the paper Dalrymple had given him.	- Вот вексель сроком на месяц, - сказал мальчик, кладя на стол полученное от Дэлримпла обязательство.
"Do you want to discount that for me? You can take your thirty-two out of that."	- Пожалуйста, учти его с удержанием своих тридцати двух долларов.
His father examined it closely.	Отец внимательно рассматривал вексель.
"Sixty-two dollars!" he observed.	- Шестьдесят два доллара, - прочитал он.
"Mr. Dalrymple!	- Мистер Дэлримпл.
That's good paper!	Все правильно.
Yes, I can.	Да, я учту его.

It will cost you ten per cent.," he added, jestingly.	Это обойдется тебе в десять процентов, - пошутил он.
"Why don't you just hold it, though?	- Но почему бы тебе не оставить вексель у себя?
I'll let you have the thirty-two dollars until the end of the month."	Я могу подождать и не буду требовать свои тридцать два доллара до конца месяца.
"Oh, no," said his son, "you discount it and take your money.	- Нет, не надо, - возразил Фрэнк, - ты лучше учти его и возьми свои деньги.
I may want mine."	Мои могут мне понадобиться.
His father smiled at his business-like air.	Деловитый вид сына позабавил мистера Каупервуда.
"All right," he said.	- Ну, хорошо, - сказал он.
"I'll fix it to-morrow. Tell me just how you did this."	- Завтра все будет устроено, а теперь расскажи мне, как тебе это удалось?
And his son told him.	И сын ему рассказал.
At seven o'clock that evening Frank's mother heard about it, and in due time Uncle Seneca.	В семь часов вечера эту историю узнала миссис Каупервуд, а несколько позднее и дядя Сенека.
"What'd I tell you, Cowperwood?" he asked.	- Ну, что я вам говорил, Каупервуд? - воскликнул дядюшка.
"He has stuff in him, that youngster.	- Этот мальчуган подает надежды.
Look out for him."	Вы еще и не то увидите!
Mrs. Cowperwood looked at her boy curiously at dinner.	За обедом миссис Каупервуд с любопытством вглядывалась в сына.
Was this the son she had nursed at her bosom not so very long before?	Неужели вот этого мальчика она еще так недавно кормила грудью?
Surely he was developing rapidly.	Как он быстро возмужал!
"Well, Frank, I hope you can do that often," she said.	- Надеюсь, Фрэнк, тебе и впредь будут удаваться такие дела, - сказала она.
"I hope so, too, ma," was his rather noncommittal reply.	- И я надеюсь, мама, - последовал лаконичный ответ.
Auction sales were not to be discovered every day, however, and his home grocer was only open to one such transaction in a reasonable period of time, but from the very first young Cowperwood knew how to make money.	Правда, торги происходили не каждый день, и не каждый день были возможны сделки с бакалейщиком, но Фрэнк уже с юных лет умел наживать деньги.
He took subscriptions for a boys' paper; handled the agency for the sale of a new kind of ice-skate, and once organized a band of neighborhood youths into a union for the purpose of purchasing their summer straw hats at wholesale.	Он собирал подписку на журнал для юношества, работал агентом по распространению нового типа коньков, а раз даже соблазнил окрестных мальчишек объединиться и закупить себе к лету партию соломенных шляп по оптовой цене.
It was not his idea that he could get rich by saving.	О том, чтобы сколотить капитал бережливостью, Фрэнк и не помышлял.

From the first he had the notion that liberal spending was better, and that somehow he would get along.	Он чуть не с детства проникся убеждением, что куда приятнее тратить деньги не считая и что этой возможности он так или иначе добьется.
It was in this year, or a little earlier, that he began to take an interest in girls.	В этом же году, если не раньше, в нем начал пробуждаться интерес к девочкам.
He had from the first a keen eye for the beautiful among them; and, being good-looking and magnetic himself, it was not difficult for him to attract the sympathetic interest of those in whom he was interested.	Его взгляд неизменно останавливался на самой красивой. А так как он сам был красив и обаятелен, то ему ничего не стоило заинтересовать своей особой понравившуюся ему девочку.
A twelve-year old girl, Patience Barlow, who lived further up the street, was the first to attract his attention or be attracted by him.	Двенадцатилетняя Пейшенс Барлоу, жившая по соседству, была первой, на которую он загляделся, и сама она загляделась на него.
Black hair and snapping black eyes were her portion, with pretty pigtails down her back, and dainty feet and ankles to match a dainty figure.	Природа наделила ее блестящими черными глазами и черными волосами, которые она заплетала в две тугие косы. Изящные ножки с тонкими лодыжками легко несли ее прелестную фигурку.
She was a Quakeress, the daughter of Quaker parents, wearing a demure little bonnet.	Родители девочки были квакеры, и на ее голове всегда красовался скромный маленький чепчик.
Her disposition, however, was vivacious, and she liked this self-reliant, self-sufficient, straight-spoken boy.	Характер у нее, однако, был очень живой, и этот смелый, самоуверенный, прямой мальчик ей нравился.
One day, after an exchange of glances from time to time, he said, with a smile and the courage that was innate in him:	Однажды, после того как они не раз уже обменялись беглыми взглядами, он остановил ее (девочка шла в ту же сторону) и с улыбкой, смело, как всегда, спросил:
"You live up my way, don't you?"	- Вы ведь живете на нашей улице? Правда?
"Yes," she replied, a little flustered-this last manifested in a nervous swinging of her school-bag-"I live at number one-forty-one."	- Да, - отвечала она, слегка волнуясь и раскачивая сумку с книгами, - в доме сто сорок один.
"I know the house," he said.	- Я знаю этот дом, - сказал он.
"I've seen you go in there.	- Видел, как вы туда входили.
You go to the same school my sister does, don't you?	Вы, кажется, учитесь в одной школе с моей сестрой?
Aren't you Patience Barlow?"	Ведь вас зовут Пейшенс Барлоу?
He had heard some of the boys speak her name.	Он слышал, как кто-то из его соучеников назвал ее по имени.
"Yes.	- Да, - подтвердила она.
How do you know?"	- А откуда вы знаете?
"Oh, I've heard," he smiled.	- Слышал, - улыбнулся Фрэнк.
"I've seen you.	- Я вас часто вижу.
Do you like licorice?"	Хотите лакрицы?

He fished in his coat and pulled out some fresh sticks that were sold at the time.	Он порылся в кармане и вытащил несколько палочек свежей лакрицы, очень распространенного в те времена лакомства.
"Thank you," she said, sweetly, taking one.	Пейшенс ласково поблагодарила и взяла одну.
"It isn't very good.	- Наверно, не очень вкусно.
I've been carrying it a long time.	Она уже давно лежит в кармане.
I had some taffy the other day."	На днях у меня были тянучки.
"Oh, it's all right," she replied, chewing the end of hers.	- Нет, вкусно, - отозвалась она, посасывая кончик палочки.
"Don't you know my sister, Anna Cowperwood?" he recurred, by way of self-introduction.	- Вы ведь знаете мою сестру, Анну Каупервуд? -спросил Фрэнк, возвращаясь к начатому разговору и как бы представляясь своей соседке.
"She's in a lower grade than you are, but I thought maybe you might have seen her."	- Она, правда, классом младше вас, но, может быть, вы знакомы?
"I think I know who she is.	- Я ее знаю.
I've seen her coming home from school."	Мы встречаемся, когда идем из школы.
"I live right over there," he confided, pointing to his own home as he drew near to it, as if she didn't know.	- Я живу вон там, направо, - Фрэнк указал ей на дом, к которому они подходили, будто девочка и без того не знала, где он живет.
"I'll see you around here now, I guess."	- Надеюсь, мы теперь часто будем видеться?
"Do you know Ruth Merriam?" she asked, when he was about ready to turn off into the cobblestone road to reach his own door.	- Вы знакомы с Рут Мерриэм? - спросила она, когда Фрэнк уже собирался свернуть на мощеную дорожку, ведущую к его дому.
"No, why?"	- Нет, а почему вы спрашиваете?
"She's giving a party next Tuesday," she volunteered, seemingly pointlessly, but only seemingly.	- У нее во вторник вечеринка, - как бы вскользь заметила девочка.
"Where does she live?"	- Где она живет?
"There in twenty-eight."	- В доме двадцать восемь.
"I'd like to go," he affirmed, warmly, as he swung away from her.	- Я был бы не прочь зайти к ней, - признался Фрэнк, сворачивая домой.
"Maybe she'll ask you," she called back, growing more courageous as the distance between them widened.	- Может быть, она пригласит вас. - Пейшенс становилась все храбрее, по мере того как расстояние между ними увеличивалось.
"I'll ask her."	- Я ее попрошу.
"Thanks," he smiled.	- Спасибо, - поблагодарил он с улыбкой.
And she began to run gayly onward.	Она весело побежала дальше.
He looked after her with a smiling face.	Фрэнк с сияющим лицом смотрел ей вслед.
She was very pretty.	Она была прелестна.
He felt a keen desire to kiss her, and what might transpire at Ruth Merriam's party rose vividly before his eyes.	Он ощутил страстное желание поцеловать ее и живо вообразил себе вечеринку у Рут Мерриэм и все, что это ему сулило.

This was just one of the early love affairs, or puppy loves, that held his mind from time to time in the mixture of after events.	То был еще совсем детский роман, одно из ребяческих увлечений, которые время от времени охватывали Фрэнка среди вихря житейских событий.
Patience Barlow was kissed by him in secret ways many times before he found another girl.	С Пейшенс Барлоу он не раз целовался в укромных уголках, прежде чем нашел себе другую.
She and others of the street ran out to play in the snow of a winter's night, or lingered after dusk before her own door when the days grew dark early.	Зимой Пейшенс вместе с соседскими девочками выбегала на улицу поиграть в снежки или же в долгие зимние вечера засиживалась на скамеечке у дверей своего дома.
It was so easy to catch and kiss her then, and to talk to her foolishly at parties.	Изловить ее в эти часы и поцеловать было так же легко, как легко было на вечеринках нашептывать ей всякий вздор.
Then came Dora Fitler, when he was sixteen years old and she was fourteen; and Marjorie Stafford, when he was seventeen and she was fifteen. Dora Fitter was a brunette, and Marjorie Stafford was as fair as the morning, with bright-red cheeks, bluish-gray eyes, and flaxen hair, and as plump as a partridge.	На смену ей пришла Дора Фитлер, - Фрэнку было тогда шестнадцать, лет, ей четырнадцать, -позднее, в семнадцать лет, - пятнадцатилетняя Марджори Стэффорд, белокурая, пухленькая девочка с голубовато-серыми глазами, румяная и свежая, как утренняя заря.
It was at seventeen that he decided to leave school.	В семнадцать Фрэнк решил бросить школу.
He had not graduated. He had only finished the third year in high school; but he had had enough.	Он всего три года проучился в старших классах, но уже был сыт ученьем по горло.
Ever since his thirteenth year his mind had been on finance; that is, in the form in which he saw it manifested in Third Street.	С тринадцати лет все его помыслы были обращены на финансовое дело, в той его форме, какую он наблюдал на Третьей улице.
There had been odd things which he had been able to do to earn a little money now and then.	Время от времени он выполнял поручения, дававшие ему возможность кое-что подработать.
His Uncle Seneca had allowed him to act as assistant weigher at the sugar-docks in Southwark, where three-hundred-pound bags were weighed into the government bonded warehouses under the eyes of United States inspectors.	Дядя Сенека позволил ему помогать весовщику в грузовом порту, где под бдительным надзором правительственных инспекторов складывались в государственные пакгаузы при таможне трехсотфунтовые мешки с сахаром.
In certain emergencies he was called to assist his father, and was paid for it.	Иногда, при особо спешной работе, он помогал отцу и получал за это плату.
He even made an arrangement with Mr. Dalrymple to assist him on Saturdays; but when his father became cashier of his bank, receiving an income of four thousand dollars a year, shortly after Frank had reached his fifteenth year, it was self-evident that Frank could no longer continue in such lowly employment.	Фрэнк даже сговорился было с мистером Дэлримплом насчет работы у него в субботние дни, но вскоре после того, как ему стукнуло пятнадцать, его отец стал главным кассиром с годовым окладом в четыре тысячи долларов, и о работе за прилавком, конечно, больше не могло быть и речи.
Just at this time his Uncle Seneca, again back in Philadelphia and stouter and more domineering than ever, said to him one day:	Как раз в это время в Филадельфию снова приехал дядя Сенека, еще более толстый, еще более властный, и сказал племяннику:
"Now, Frank, if you're ready for it, I think I know where there's a good opening for you.	- Вот что, Фрэнк, если хочешь приняться за дело, то я тебе для начала припас хорошее местечко.

There won't be any salary in it for the first year, but if you mind your p's and q's, they'll probably give you something as a gift at the end of that time.	Первый год ты будешь работать без жалованья, но, если справишься, тебе, вероятно, дадут наградные.
Do you know of Henry Waterman & Company down in Second Street?"	Слыхал ты про фирму "Генри Уотермен и К°" на Второй улице?
"I've seen their place."	- Я знаю, где помещается их контора.
"Well, they tell me they might make a place for you as a bookkeeper.	- Так вот они согласны взять тебя счетоводом.
They're brokers in a way-grain and commission men.	Это маклеры, занимающиеся перепродажей зерна и посредническими делами.
You say you want to get in that line.	Ты как-то говорил, что хочешь поработать в этой области.
When school's out, you go down and see Mr. Waterman-tell him I sent you, and he'll make a place for you, I think.	Когда кончится учебный год, сходи к мистеру Уотермену, сошлись на меня, и он, надо думать, тебя возьмет.
Let me know how you come out."	Сообщи мне потом, как вы договорились.
Uncle Seneca was married now, having, because of his wealth, attracted the attention of a poor but ambitious Philadelphia society matron; and because of this the general connections of the Cowperwoods were considered vastly improved.	Дядя Сенека теперь был уже женат - своими деньгами он завоевал сердце одной небогатой, но честолюбивой дамы из филадельфийских светских кругов. Благодаря этому браку связи Каупервудов, по общему мнению, должны были очень укрепиться.
Henry Cowperwood was planning to move with his family rather far out on North Front Street, which commanded at that time a beautiful view of the river and was witnessing the construction of some charming dwellings.	Г енри Каупервуд подумывал о том, чтобы переехать в северную часть города, на Фронт-стрит, откуда открывался великолепный вид на реку и где уже шло строительство красивых особняков.
His four thousand dollars a year in these pre-Civil-War times was considerable.	По тем временам - незадолго до Гражданской войны[3] - его четырехтысячный оклад был довольно внушительным.
He was making what he considered judicious and conservative investments and because of his cautious, conservative, clock-like conduct it was thought he might reasonably expect some day to be vice-president and possibly president, of his bank.	Генри Каупервуд, благоразумный и осторожный, никогда не вкладывал свои сбережения даже в мало-мальски рискованные дела и благодаря своей аккуратности, осмотрительности и пунктуальности имел, как полагали его сослуживцы, все основания в будущем рассчитывать на пост вице-директора или даже директора банка, в котором работал.
This offer of Uncle Seneca to get him in with Waterman & Company seemed to Frank just the thing to start him off right.	Предложение дяди Сенеки относительно "Уотермена и К°" Фрэнк счел для начала вполне подходящим.
So he reported to that organization at 74 South Second Street one day in June, and was cordially received by Mr. Henry Waterman, Sr.	Посему в июне месяце он отправился на Вторую улицу и был приветливо встречен Г енри Уотерменом-старшим.

There was, he soon learned, a Henry Waterman, Jr., a young man of twenty-five, and a George Waterman, a brother, aged fifty, who was the confidential inside man.	Кроме того, как выяснилось, имелись еще Генри Уотермен-младший, двадцатилетний молодой человек, и некий Джордж Уотермен, пятидесяти лет, брат Уотермена-старшего, доверенное лицо, бывшее в курсе всех сделок.
Henry Waterman, Sr., a man of fifty-five years of age, was the general head of the organization, inside and out-traveling about the nearby territory to see customers when that was necessary, coming into final counsel in cases where his brother could not adjust matters, suggesting and advising new ventures which his associates and hirelings carried out.	Во главе предприятия стоял Генри Уотермен-старший, пятидесяти пяти лет. Он выезжал, по мере надобности, к пригородным клиентам; за ним оставалось последнее слово в вопросах, которых брат не мог разрешить самолично, и он же затевал новые сделки, так что его компаньонам и служащим оставалось только проводить их в жизнь.
He was, to look at, a phlegmatic type of man-short, stout, wrinkled about the eyes, rather protuberant as to stomach, red-necked, red-faced, the least bit popeyed, but shrewd, kindly, good-natured, and witty.	С виду флегматичный, коротконогий, пузатый толстячок, с густой сетью морщинок вокруг выпуклых глаз и красной шеей, мистер Генри Уотермен-старший на деле был проницательным, добродушным, покладистым и остроумным человеком.
He had, because of his naturally common-sense ideas and rather pleasing disposition built up a sound and successful business here.	Благодаря врожденному здравому смыслу и подкупающей благожелательности ему удалось создать прочное и процветающее дело.
He was getting strong in years and would gladly have welcomed the hearty cooperation of his son, if the latter had been entirely suited to the business.	Но годы уже давали себя знать, и теперь он от души радовался бы сотрудничеству с сыном, если бы таковое не шло в ущерб фирме.
He was not, however.	Но об этом нечего было и мечтать.
Not as democratic, as quick-witted, or as pleased with the work in hand as was his father, the business actually offended him.	Не столь демократичный, как отец, лишенный его быстрой сообразительности и работоспособности, сын не чувствовал ничего, кроме отвращения к коммерческой деятельности.
And if the trade had been left to his care, it would have rapidly disappeared.	Дело, оставленное на его попечение, несомненно, пошло бы прахом.
His father foresaw this, was grieved, and was hoping some young man would eventually appear who would be interested in the business, handle it in the same spirit in which it had been handled, and who would not crowd his son out.	Отец это видел, огорчался и все надеялся, что сыщется какой-нибудь молодой человек, который заинтересуется делом, будет продолжать его на прежних началах и вместе с тем не вытеснит его сына, - одним словом, человек, готовый довольствоваться ролью младшего компаньона.
Then came young Cowperwood, spoken of to him by Seneca Davis.	И вот с рекомендациями от Сенеки Дэвиса явился молодой Каупервуд.
He looked him over critically.	Мистер Уотермен окинул его критическим взглядом.
Yes, this boy might do, he thought.	Да, подумал старик, мальчик подходящий.
There was something easy and sufficient about him.	Из этого мальчика может выйти толк.
He did not appear to be in the least flustered or disturbed.	Он держался непринужденно и в то же время с достоинством, без малейших признаков волнения или стеснительности.

He knew how to keep books, he said, though he knew nothing of the details of the grain and commission business.	По его словам, он умел вести счетные книги, хотя и не разбирался во всех тонкостях хлебно-комиссионного дела.
It was interesting to him. He would like to try it.	Но эта отрасль интересовала его, и он хотел бы попытать в ней счастья.
"I like that fellow," Henry Waterman confided to his brother the moment Frank had gone with instructions to report the following morning.	- Этот малый мне нравится, - сказал брату Генри Уотермен, после того как Фрэнк ушел, получив предложение завтра утром приступить к новым обязанностям.
"There's something to him.	- В нем что-то есть!
He's the cleanest, briskest, most alive thing that's walked in here in many a day."	Такой юный, сметливый, живой человек давно уже не переступал нашего порога.
"Yes," said George, a much leaner and slightly taller man, with dark, blurry, reflective eyes and a thin, largely vanished growth of brownish-black hair which contrasted strangely with the egg-shaped whiteness of his bald head.	- Да, - согласился Джордж, более худой и высокий, чем брат, с карими, несколько мутными, задумчивыми глазами и жиденькими темными волосиками, еще больше подчеркивавшими белизну плеши на его яйцевидной голове.
"Yes, he's a nice young man.	- Весьма приятный молодой человек.
It's a wonder his father don't take him in his bank."	Странно, что отец не берет его к себе в банк.
"Well, he may not be able to," said his brother.	- Как знать, вероятно, у него нет такой возможности, - возразил брат.
"He's only the cashier there."	- Ведь он там всего-навсего главный кассир.
"That's right."	- Это правда.
"Well, we'll give him a trial.	- Что ж, испытаем его.
I bet anything he makes good.	По-моему, у него любое дело будет спориться.
He's a likely-looking youth."	Многообещающий юноша!
Henry got up and walked out into the main entrance looking into Second Street.	Генри Уотермен встал и направился к парадной двери, выходившей на Вторую улицу.
The cool cobble pavements, shaded from the eastern sun by the wall of buildings on the east-of which his was a part-the noisy trucks and drays, the busy crowds hurrying to and fro, pleased him.	Холодок булыжной мостовой, защищенной от утреннего солнца сплошной стеной зданий (среди них и здание его конторы), стук копыт, грохот подвод, снующая толпа - все это нравилось ему.
He looked at the buildings over the way-all three and four stories, and largely of gray stone and crowded with life-and thanked his stars that he had originally located in so prosperous a neighborhood.	Он посмотрел через дорогу - трех- и четырехэтажные дома, почти все из серого камня. В них тоже бурлила жизнь, и Генри Уотермен возблагодарил небо за то, что некогда ему пришла в голову мысль основать свое дело на столь бойком месте.
If he had only brought more property at the time he bought this!	Жаль только, что он в свое время не приобрел здесь еще несколько участков.
"I wish that Cowperwood boy would turn out to be the kind of man I want," he observed to himself, meditatively.	"Хорошо бы этот молодой Каупервуд оказался подходящим для меня человеком, - мысленно сказал себе старик.
"He could save me a lot of running these days."	- Я был бы избавлен от множества лишних хлопот".

Curiously, after only three or four minutes of conversation with the boy, he sensed this marked quality of efficiency.	Примечательно, что пятиминутного разговора было достаточно, чтобы убедиться в деловитости этого мальчика.
Something told him he would do well.	Генри Уотермен почти не сомневался, что надежды его сбудутся.
Chapter IV	4
The appearance of Frank Cowperwood at this time was, to say the least, prepossessing and satisfactory.	Внешность Фрэнка Каупервуда в те годы была располагающей и приятной.
Nature had destined him to be about five feet ten inches tall. His head was large, shapely, notably commercial in aspect, thickly covered with crisp, dark-brown hair and fixed on a pair of square shoulders and a stocky body.	Рослый - пять футов и десять дюймов, широкоплечий и ладно скроенный, с крупной красивой головой и густыми, вьющимися темно-каштановыми волосами.
Already his eyes had the look that subtle years of thought bring. They were inscrutable. You could tell nothing by his eyes.	В глазах его светилась живая мысль, но взгляд их был непроницаем, по нему ничего нельзя было угадать.
He walked with a light, confident, springy step.	Походка у Фрэнка была легкая, уверенная, быстрая.
Life had given him no severe shocks nor rude awakenings.	Он не знал ни тяжелых ударов судьбы, ни горечи разочарований.
He had not been compelled to suffer illness or pain or deprivation of any kind.	Ему не доводилось страдать ни от болезней, ни от лишений.
He saw people richer than himself, but he hoped to be rich.	Правда, он видел вокруг себя людей более богатых, но ведь и он надеялся разбогатеть.
His family was respected, his father well placed.	Его семья пользовалась уважением, отец занимал хороший пост.
He owed no man anything.	Фрэнк никому никогда не был должен.
Once he had let a small note of his become overdue at the bank, but his father raised such a row that he never forgot it.	Только однажды он просрочил мелкий вексель, выданный банку, и отец дал ему такой нагоняй, что он запомнил это на всю жизнь.
"I would rather crawl on my hands and knees than let my paper go to protest," the old gentleman observed; and this fixed in his mind what scarcely needed to be so sharply emphasized-the significance of credit.	- Да я бы на четвереньках приполз, но не допустил, чтобы мой вексель опротестовали! -восклицал мистер Каупервуд. И Фрэнк раз навсегда понял то, что, собственно, можно было понять и без таких патетических восклицаний, -значение кредита.
No paper of his ever went to protest or became overdue after that through any negligence of his.	После этого случая уже ни один выданный им вексель не был опротестован или просрочен по его небрежности.
He turned out to be the most efficient clerk that the house of Waterman & Co. had ever known.	Фрэнк оказался самым дельным служащим, какого когда-либо знал торговый дом "Уотермен и К°".
They put him on the books at first as assistant bookkeeper, vice Mr. Thomas Trixler, dismissed, and in two weeks George said:	Сперва его засадили за книги в качестве помощника бухгалтера, на место недавно уволенного мистера Томаса Трикслера, но уже две недели спустя Джордж Уотермен сказал:

"Why don't we make Cowperwood head bookkeeper?	- Почему бы нам не перевести Каупервуда в бухгалтеры?
He knows more in a minute than that fellow Sampson will ever know."	Он за одну минуту сообразит больше, чем наш Сэмсон за всю свою жизнь.
"All right, make the transfer, George, but don't fuss so.	- Хорошо, Джордж, я не возражаю, но ты об этом особенно не распространяйся.
He won't be a bookkeeper long, though.	Каупервуд долго бухгалтером не останется.
I want to see if he can't handle some of these transfers for me after a bit."	Посмотрим, не сумеет ли он в скором времени, заменить меня в некоторых делах.
The books of Messrs.	Бухгалтерия нового дома
Waterman & Co., though fairly complicated, were child's play to Frank.	"Уотермен и К°", достаточно сложная, для Фрэнка была детской забавой.
He went through them with an ease and rapidity which surprised his erstwhile superior, Mr. Sampson.	Он так легко, так быстро разобрался в книгах, что его бывший начальник Сэмсон только диву давался.
"Why, that fellow," Sampson told another clerk on the first day he had seen Cowperwood work, "he's too brisk.	- Нет, этот малый слишком прыток, - в первый же день, взглянув на работу Фрэнка, заявил он другому служащему.
He's going to make a bad break.	- Он запутается, помяните мое слово.
I know that kind.	Я эту породу знаю.
Wait a little bit until we get one of those rush credit and transfer days."	Вот подождите, пусть только начнутся горячие денечки с кредитованиями и перечислениями.
But the bad break Mr. Sampson anticipated did not materialize.	Вопреки предсказаниям мистера Сэмсона, Фрэнк не запутался.
In less than a week Cowperwood knew the financial condition of the Messrs. Waterman as well as they did-better-to a dollar.	Не прошло и недели, как он уже знал состояние финансов фирмы Уотермен не хуже, если не лучше, самих хозяев.
He knew how their accounts were distributed; from what section they drew the most business; who sent poor produce and good-the varying prices for a year told that.	Он знал, кому направлять счета, в каких районах заключается больше всего сделок, кто поставляет хороший товар и кто плохой, - о последнем красноречиво свидетельствовало колебание цен в течение года.
To satisfy himself he ran back over certain accounts in the ledger, verifying his suspicions.	Желая проверить свои предположения, он просмотрел ряд старых счетов в гроссбухе.
Bookkeeping did not interest him except as a record, a demonstration of a firm's life.	Бухгалтерией он интересовался лишь в той мере, в какой она регистрировала и отражала жизнь фирмы.
He knew he would not do this long.	Он знал, что долго на этой работе не останется.
Something else would happen; but he saw instantly what the grain and commission business was-every detail of it.	Там видно будет. Пока же он сразу, до мельчайших подробностей, постиг суть хлебно-комиссионного дела.

He saw where, for want of greater activity in offering the goods consigned-quicker communication with shippers and buyers, a better working agreement with surrounding commission men-this house, or, rather, its customers, for it had nothing, endured severe losses.	Он увидел, какие серьезные убытки терпят хозяева, - вернее их клиенты, так как фирма занималась лишь посредничеством, - из-за недостаточно быстрого сбыта товаров, поступающих на консигнацию[4], а также отсутствия налаженного контакта с поставщиками, покупателями и другими комиссионными фирмами.
A man would ship a tow-boat or a car-load of fruit or vegetables against a supposedly rising or stable market; but if ten other men did the same thing at the same time, or other commission men were flooded with fruit or vegetables, and there was no way of disposing of them within a reasonable time, the price had to fall.	Клиент, к примеру, отгружал фрукты или овощи, ориентируясь на устойчивые, а не то даже растущие рыночные цены. Но если это же делали одновременно десять человек или у других посредников получалось затаривание, то цены немедленно падали.
Every day was bringing its special consignments.	Грузооборот никогда не был стабильным.
It instantly occurred to him that he would be of much more use to the house as an outside man disposing of heavy shipments, but he hesitated to say anything so soon.	Фрэнку тотчас же пришло на ум, что, занявшись сбытом крупных партий товара в качестве выездного агента, он принес бы фирме куда больше пользы, но до поры до времени решил этого вопроса не поднимать.
More than likely, things would adjust themselves shortly.	Более чем вероятно, что в ближайшем будущем все разрешится само собою.
The Watermans, Henry and George, were greatly pleased with the way he handled their accounts.	Оба Уотермена - Генри и Джордж - не могли нахвалиться тем, как Фрэнк вел их отчетность.
There was a sense of security in his very presence.	Самое его присутствие вселяло в них веру, что все идет хорошо.
He soon began to call Brother George's attention to the condition of certain accounts, making suggestions as to their possible liquidation or discontinuance, which pleased that individual greatly.	Вскоре Фрэнк обратил внимание "братца Джорджа" на состояние некоторых счетов, рекомендуя сбалансировать одни, другие же совсем закрыть, чем доставил старому джентльмену несказанное удовольствие.
He saw a way of lightening his own labors through the intelligence of this youth; while at the same time developing a sense of pleasant companionship with him.	Деловитость этого юноши со временем сулила ему облегчение собственных его трудов; в то же время в нем росло чувство личной приязни к Фрэнку.
Brother Henry was for trying him on the outside.	"Братец Генри" был за то, чтобы испробовать молодого человека на внешних операциях.
It was not always possible to fill the orders with the stock on hand, and somebody had to go into the street or the Exchange to buy and usually he did this.	Поскольку наличные запасы фирмы не всегда могли удовлетворить заказчиков, приходилось обращаться за товаром в другие конторы или же на биржу, и обычно это делал глава фирмы.
One morning, when way-bills indicated a probable glut of flour and a shortage of grain-Frank saw it first-the elder Waterman called him into his office and said:	Однажды утром, когда прибыли накладные, предвещавшие избыток муки и недостаток зерна на рынке, - Фрэнк это заметил первым, - старший Уотермен пригласил его к себе в кабинет и сказал:
"Frank, I wish you would see what you can do with this condition that confronts us on the street.	- Фрэнк, я попросил бы вас подумать, как выйти из создавшегося положения.

By to-morrow we're going to be overcrowded with flour.	Завтра у нас образуется завал муки.
We can't be paying storage charges, and our orders won't eat it up.	Мы не можем платить полежалое, а между тем наличные заказы не поглотят всего товара.
We're short on grain.	В зерне же у нас нехватка.
Maybe you could trade out the flour to some of those brokers and get me enough grain to fill these orders."	Может быть, вам удастся сбыть лишнюю муку кому-нибудь из маклеров и раздобыть достаточно зерна на покрытие заказов?
"I'd like to try," said his employee.	- Я попытаюсь, - отвечал Каупервуд.
He knew from his books where the various commission-houses were.	Из своих бухгалтерских книг Фрэнк знал адреса различных комиссионных контор.
He knew what the local merchants' exchange, and the various commission-merchants who dealt in these things, had to offer.	Знал также, чем располагает местная товарная биржа и что могут предложить те или иные работающие в этой отрасли посредники.
This was the thing he liked to do-adjust a trade difficulty of this nature.	Поручение устранить возникший затор пришлось ему по вкусу.
It was pleasant to be out in the air again, to be going from door to door.	Так приятно было вновь очутиться на свежем воздухе и ходить из дома в дом.
He objected to desk work and pen work and poring over books.	Ему претило сидеть в конторе, скрипеть пером и корпеть над книгами.
As he said in later years, his brain was his office.	Много лет спустя Фрэнк сказал: "Моя контора -это моя голова".
He hurried to the principal commission-merchants, learning what the state of the flour market was, and offering his surplus at the very rate he would have expected to get for it if there had been no prospective glut.	Сейчас же он поспешил к крупнейшим комиссионерам, разузнавая, как обстоит дело с мукой, и предлагая свои излишки по цене, которую он запросил бы, если бы над фирмой и не нависла угроза затоваривания.
Did they want to buy for immediate delivery (forty-eight hours being immediate) six hundred barrels of prime flour?	Нет ли желающих купить шестьсот бочонков первосортной муки с немедленной (другими словами, в течение двух суток) доставкой?
He would offer it at nine dollars straight, in the barrel.	Цена - девять долларов за бочонок.
They did not.	Охотников не находилось.
He offered it in fractions, and some agreed to take one portion, and some another.	Тогда Фрэнк стал предлагать товар мелкими партиями, и эта затея оказалась успешной.
In about an hour he was all secure on this save one lot of two hundred barrels, which he decided to offer in one lump to a famous operator named Genderman with whom his firm did no business.	Через какой-нибудь час у него оставалось всего двести бочонков, и он решил предложить их некоему Джендермену, видному дельцу, с которым его фирма не имела торговых отношений.
The latter, a big man with curly gray hair, a gnarled and yet pudgy face, and little eyes that peeked out shrewdly through fat eyelids, looked at Cowperwood curiously when he came in.	Джендермен, крупный мужчина с курчавой седой шевелюрой, одутловатым лицом, изрытым оспой, и маленькими глазками, хитро поблескивавшими из-под тяжелых век, с любопытством уставился на Фрэнка.

"What's your name, young man?" he asked, leaning back in his wooden chair.	- Как ваша фамилия, молодой человек? -осведомился он, откидываясь на спинку деревянного кресла.
"Cowperwood."	- Каупервуд.
"So you work for Waterman & Company?	- Так вы, значит, служите у Уотерменов?
You want to make a record, no doubt. That's why you came to me?"	Наверно, решили отличиться, а потому и пришли ко мне?
Cowperwood merely smiled.	Каупервуд в ответ только улыбнулся.
"Well, I'll take your flour.	- Ну что ж, я возьму у вас муку.
I need it.	Она мне пригодится.
Bill it to me."	Выписывайте счет.
Cowperwood hurried out.	Каупервуд поспешил откланяться.
He went direct to a firm of brokers in Walnut Street, with whom his firm dealt, and had them bid in the grain he needed at prevailing rates. Then he returned to the office.	От Джендермена он прямиком пошел в маклерскую контору на Уолнат-стрит, с которой его фирма вела дела, велел закупить на бирже нужное ему зерно по рыночной цене и вернулся к себе в контору.
"Well," said Henry Waterman, when he reported, "you did that quick.	- Быстро вы управились, - сказал Генри Уотермен, выслушав его доклад.
Sold old Genderman two hundred barrels direct, did you?	- И продали двести бочонков старому Джендермену?
That's doing pretty well.	Очень, очень хорошо.
He isn't on our books, is he?"	Он как будто и не наш клиент?
"No, sir." "I thought not.	- Нет, сэр.
Well, if you can do that sort of work on the street you won't be on the books long."	- Ну, если вам удается проводить такие дела, вы долго не засидитесь на книгах.
Thereafter, in the course of time, Frank became a familiar figure in the commission district and on 'change (the Produce Exchange), striking balances for his employer, picking up odd lots of things they needed, soliciting new customers, breaking gluts by disposing of odd lots in unexpected quarters.	В скором времени Фрэнка уже знали и во многих маклерских конторах и на бирже. Он скупал товарные остатки для своих хозяев, приобретал случайно попадавшиеся партии нужного товара, вербовал новых клиентов, ликвидировал излишки, сбывая их мелкими партиями совсем неожиданным покупателям.
Indeed the Watermans were astonished at his facility in this respect.	Уотермены только дивились, с какой легкостью он все это проделывал.
He had an uncanny faculty for getting appreciative hearings, making friends, being introduced into new realms.	Фрэнк обладал исключительной способностью заставлять благожелательно выслушивать себя, завязывать дружеские отношения, проникать в новые торговые круги.
New life began to flow through the old channels of the Waterman company.	Свежий ключ забил в старом русле торгового дома "Уотермен и К°".

Their customers were better satisfied. George was for sending him out into the rural districts to drum up trade, and this was eventually done.	Клиентура теперь обслуживалась несравненно лучше, и Джордж стал настаивать на посылке Фрэнка в сельские местности для оживления торговли, так что Фрэнк нередко выезжал за город.
Near Christmas-time Henry said to George:	Перед рождеством Генри Уотермен сказал брату:
"We'll have to make Cowperwood a liberal present.	- Надо сделать Каупервуду хороший подарок.
He hasn't any salary.	Он ведь не получает жалованья.
How would five hundred dollars do?"	Как ты думаешь, пятисот долларов ему будет достаточно?
"That's pretty much, seeing the way times are, but I guess he's worth it.	- Это большие деньги по нынешним временам, но, по-моему, он их заслужил.
He's certainly done everything we've expected, and more.	Этот малый, несомненно, оправдал все наши ожидания и даже превзошел их.
He's cut out for this business."	Он словно создан для хлебно-комиссионного дела.
"What does he say about it?	- А что он сам говорит об этом?
Do you ever hear him say whether he's satisfied?"	Ты не слыхал, он доволен?
"Oh, he likes it pretty much, I guess.	- О, мне кажется, он вполне удовлетворен.
You see him as much as I do."	Впрочем, ты видишь его не реже, чем я.
"Well, we'll make it five hundred.	- Ну что ж, так и порешим - пятьсот долларов.
That fellow wouldn't make a bad partner in this business some day.	А со временем можно будет принять его компаньоном в наше дело.
He has the real knack for it.	У него хватка настоящего коммерсанта.
You see that he gets the five hundred dollars with a word from both of us."	Распорядись насчет этих денег да скажи ему приветливое словечко от нас обоих.
So the night before Christmas, as Cowperwood was looking over some way-bills and certificates of consignment preparatory to leaving all in order for the intervening holiday, George Waterman came to his desk.	И вот накануне сочельника, когда Фрэнк просматривал какие-то накладные и счета, чтобы перед наступающим праздником оставить все дела в полном порядке, к его столу подошел Джордж Уотермен.
"Hard at it," he said, standing under the flaring gaslight and looking at his brisk employee with great satisfaction.	- Все еще за работой? - спросил он, останавливаясь под ослепительным газовым рожком и одобрительно глядя на усердного юношу.
It was early evening, and the snow was making a speckled pattern through the windows in front.	За окном уже спустились сумерки, и мороз покрыл узорами стекла.
"Just a few points before I wind up," smiled Cowperwood.	- Так, просматриваю кое-что напоследок, - с улыбкой отвечал Каупервуд.
"My brother and I have been especially pleased with the way you have handled the work here during the past six months.	- Мы с братом очень довольны тем, как вы работали эти полгода.

We wanted to make some acknowledgment, and we thought about five hundred dollars would be right.	Нам хотелось как-нибудь выразить нашу признательность, и потому мы просим вас принять награду в пятьсот долларов.
Beginning January first we'll give you a regular salary of thirty dollars a week."	А с будущего года мы назначаем вам регулярное жалованье - тридцать долларов в неделю.
"I'm certainly much obliged to you," said Frank.	- Очень вам благодарен, - отвечал Фрэнк.
"I didn't expect that much.	- Я не рассчитывал на такой оклад.
It's a good deal.	Это больше, чем я мог предполагать.
I've learned considerable here that I'm glad to know."	Ведь работая у вас, я многому научился.
"Oh, don't mention it.	- Полноте.
We know you've earned it. You can stay with us as long as you like.	Вы заслужили эти деньги и можете оставаться у нас, сколько захотите.
We're glad to have you with us."	Мы вам всегда рады.
Cowperwood smiled his hearty, genial smile.	Каупервуд улыбнулся, как обычно приветливо и добродушно.
He was feeling very comfortable under this evidence of approval.	Откровенное признание его заслуг очень ему польстило.
He looked bright and cheery in his well-made clothes of English tweed.	Приятно было смотреть на него, веселого, сияющего, в хорошо сшитом костюме из английского сукна.
On the way home that evening he speculated as to the nature of this business.	Вечером, по дороге домой, Фрэнк размышлял о том, что представляет собою дело, в котором он работал.
He knew he wasn't going to stay there long, even in spite of this gift and promise of salary.	У него не было ни малейшего намерения долго оставаться на этой службе, несмотря на наградные и обещанное жалованье.
They were grateful, of course; but why shouldn't they be?	Братья Уотермены испытывали к нему признательность - что ж тут удивительного?
He was efficient, he knew that; under him things moved smoothly.	Он был энергичным работником, и сам знал это.
It never occurred to him that he belonged in the realm of clerkdom. Those people were the kind of beings who ought to work for him, and who would.	Ему и в голову не приходило причислять себя к мелким служащим, напротив: со временем эта людская порода должна будет работать на него.
There was nothing savage in his attitude, no rage against fate, no dark fear of failure.	В таком его взгляде на вещи не было ни озлобления, ни ярости против судьбы, ни страха перед неудачей.
These two men he worked for were already nothing more than characters in his eyes-their business significated itself.	На своих хозяев он смотрел как на представителей определенного типа дельцов.
He could see their weaknesses and their shortcomings as a much older man might have viewed a boy's.	Он видел их слабости и недостатки, так же как взрослый видит недостатки ребенка.
After dinner that evening, before leaving to call on his girl, Marjorie Stafford, he told his father of the gift of five hundred dollars and the promised salary.	После обеда, собираясь к своей приятельнице Марджори Стэффорд, Фрэнк рассказал отцу о наградных и обещанном жалованье.

"That's splendid," said the older man.	- Великолепно! - обрадовался Каупервуд-старший.
"You're doing better than I thought.	- Ты делаешь даже большие успехи, чем я предполагал.
I suppose you'll stay there."	Надо думать, ты там и останешься?
"No, I won't.	- Нет, не останусь.
I think I'll quit sometime next year."	В будущем году я от них уйду.
"Why?"	- Почему?
"Well, it isn't exactly what I want to do.	- Видишь ли, меня к этому не тянет.
It's all right, but I'd rather try my hand at brokerage, I think.	Дело неплохое, но я предпочел бы испробовать свои силы на фондовой бирже.
That appeals to me."	Это мне интереснее.
"Don't you think you are doing them an injustice not to tell them?"	- А тебе не кажется, что будет нехорошо по отношению к твоим хозяевам, если ты не предупредишь их заранее?
"Not at all.	- Нисколько.
They need me." All the while surveying himself in a mirror, straightening his tie and adjusting his coat.	Я им все равно нужен, - отвечал Фрэнк, завязывая галстук перед зеркалом и оправляя сюртук.
"Have you told your mother?"	- Матери ты рассказал?
"No.	- Нет еще.
I'm going to do it now."	Сейчас пойду к ней.
He went out into the dining-room, where his mother was, and slipping his arms around her little body, said:	Он вошел в столовую, где сидела мать, обвил руками ее хрупкие плечи и сказал:
"What do you think, Mammy?"	- Угадай, что я тебе расскажу, мама.
"Well, what?" she asked, looking affectionately into his eyes.	- Не знаю, - отвечала она, ласково заглядывая ему в глаза.
"I got five hundred dollars to-night, and I get thirty a week next year.	- Я сегодня получил пятьсот долларов наградных, а с будущего года мне положено жалованье -тридцать долларов в неделю.
What do you want for Christmas?"	Что тебе подарить к рождеству?
"You don't say!	- Да неужели?
Isn't that nice!	Вот это замечательно.
Isn't that fine!	Как я рада!
They must like you.	Тебя, верно, там очень любят?
You're getting to be quite a man, aren't you?"	Ты становишься совсем взрослым мужчиной.
"What do you want for Christmas?"	- Что же тебе подарить к рождеству?
"Nothing.	- Ничего.
I don't want anything.	Мне ничего не надо.

I have my children."	У меня есть мои дети.
He smiled.	Фрэнк улыбнулся.
"All right. Then nothing it is."	- Будь по-твоему, - ничего, так ничего.
But she knew he would buy her something.	Но мать знала, что он непременно купит ей какой-нибудь подарок.
He went out, pausing at the door to grab playfully at his sister's waist, and saying that he'd be back about midnight, hurried to Marjorie's house, because he had promised to take her to a show.	Выходя, Фрэнк на мгновенье задержался в дверях, обнял за талию сестренку, предупредил мать, чтобы его не ждали рано, и поспешил к Марджори, с которой условился идти в театр.
"Anything you want for Christmas this year, Margy?" he asked, after kissing her in the dimly-lighted hall.	- Какой же мне сделать тебе рождественский подарок, Марджи? - спросил он, целуя ее в полутемной передней.
"I got five hundred to-night."	- Я получил сегодня пятьсот долларов.
She was an innocent little thing, only fifteen, no guile, no shrewdness.	Ей едва минуло пятнадцать лет, и ни хитрости, ни корысти в ней еще не было.
"Oh, you needn't get me anything."	- Ах, что ты, мне ничего не нужно.
"Needn't I?" he asked, squeezing her waist and kissing her mouth again.	- Не нужно? - повторил он, прижимая ее к себе и снова целуя в губы.
It was fine to be getting on this way in the world and having such a good time.	Хорошо прокладывать себе путь в этом мире, хорошо наслаждаться всеми радостями жизни!
Chapter V	5
The following October, having passed his eighteenth year by nearly six months, and feeling sure that he would never want anything to do with the grain and commission business as conducted by the Waterman Company, Cowperwood decided to sever his relations with them and enter the employ of Tighe & Company, bankers and brokers.	В октябре следующего года - месяцев через шесть после того, как ему минуло восемнадцать лет, -Фрэнк, окончательно убедившись, что хлебно-комиссионное дело (насколько он мог судить о нем по компании Уотерменов) не его призвание, решил уйти из этой фирмы и поступить на службу в банкирскую контору "Тай и К°".
Cowperwood's meeting with Tighe & Company had come about in the ordinary pursuance of his duties as outside man for Waterman & Company. From the first Mr. Tighe took a keen interest in this subtle young emissary.	С мистером Таем Фрэнк познакомился как агент "Уотермена и К°" по внешним сделкам, и тот сразу же заинтересовался молодым человеком.
"How's business with you people?" he would ask, genially; or,	- Ну, как дела у ваших хозяев? - иногда добродушно спрашивал он.
"Find that you're getting many I.O.U.'s these days?"	Или осведомлялся: - Ну что, растет ваш вексельный портфель?
Because of the unsettled condition of the country, the over-inflation of securities, the slavery agitation, and so forth, there were prospects of hard times.	Тревожное время, переживаемое страной, непомерно раздутый выпуск ценных бумаг, пропаганда против рабовладельчества и все прочее заставляли людей тревожиться за будущее.
And Tighe-he could not have told you why-was convinced that this young man was worth talking to in regard to all this.	И Таю - он сам не мог бы объяснить почему -казалось, что с этим юношей стоило потолковать на животрепещущие темы.

He was not really old enough to know, and yet he did know.	И годы его как будто не такие, чтобы во всем этом разбираться, а все-таки разбирается.
"Oh, things are going pretty well with us, thank you, Mr. Tighe," Cowperwood would answer.	- Благодарю вас, мистер Тай, у нас дела идут неплохо, - обычно отвечал ему Каупервуд.
"I tell you," he said to Cowperwood one morning, "this slavery agitation, if it doesn't stop, is going to cause trouble."	- Вот увидите, - однажды утром сказал Тай Фрэнку, - если эта пропаганда против рабства не прекратится, мы еще хлебнем горя.
A negro slave belonging to a visitor from Cuba had just been abducted and set free, because the laws of Pennsylvania made freedom the right of any negro brought into the state, even though in transit only to another portion of the country, and there was great excitement because of it.	Как раз в это время невольник, принадлежавший одному приезжему кубинцу, был отобран у хозяина и отпущен на волю, ибо по законам Пенсильвании всякий негр, оказавшийся на территории штата, хотя бы даже проездом, получал свободу.
Several persons had been arrested, and the newspapers were discussing it roundly.	Случай этот вызвал большие волнения. Несколько человек было арестовано, газеты подняли отчаянную шумиху.
"I don't think the South is going to stand for this thing.	- Никогда не поверю, что Юг станет терпеть такое положение вещей.
It's making trouble in our business, and it must be doing the same thing for others.	В наше дело это вносит сумятицу и, надо думать, в другие отрасли тоже.
We'll have secession here, sure as fate, one of these days."	Помяните мое слово, мы доиграемся до отпадения Южных штатов.
He talked with the vaguest suggestion of a brogue.	Мистер Тай произнес эту сентенцию с чуть заметным ирландским акцентом.
"It's coming, I think," said Cowperwood, quietly.	- Да, к тому идет, - спокойно отвечал Каупервуд.
"It can't be healed, in my judgment.	- И ничего тут не поделаешь.
The negro isn't worth all this excitement, but they'll go on agitating for him-emotional people always do this.	Негры, конечно, не стоят всех этих волнений, но агитация в их пользу будет продолжаться. Чем же еще заниматься чувствительным людям?
They haven't anything else to do. It's hurting our Southern trade."	А нашей торговле с Югом это сильно вредит.
"I thought so. That's what people tell me."	- Я держусь такого же мнения да и слышу то же самое со всех сторон.
He turned to a new customer as young Cowperwood went out, but again the boy struck him as being inexpressibly sound and deep-thinking on financial matters.	По уходе молодого Каупервуда мистер Тай занялся другим клиентом, но нет-нет да и вспоминал юношу, поразившего его глубиной и здравостью своих суждений о финансовых делах.
"If that young fellow wanted a place, I'd give it to him," he thought.	"Если этот молодой человек захочет переменить место, я предложу ему работать у меня", - решил он.
Finally, one day he said to him:	И однажды сказал Фрэнку:
"How would you like to try your hand at being a floor man for me in 'change?	- Вы не хотели бы попытать свои силы в биржевом деле?
I need a young man here. One of my clerks is leaving."	У меня как раз освободилось место.

"I'd like it," replied Cowperwood, smiling and looking intensely gratified.	- С удовольствием, - улыбаясь, отвечал Каупервуд, видимо, польщенный.
"I had thought of speaking to you myself some time."	- Я и сам собирался просить вас об этом.
"Well, if you're ready and can make the change, the place is open.	- Ну что ж, если вы решитесь перейти ко мне, место за вами.
Come any time you like."	Приступайте, когда вам будет угодно.
"I'll have to give a reasonable notice at the other place," Cowperwood said, quietly.	- Я должен заблаговременно предупредить своих хозяев, - заметил Фрэнк.
"Would you mind waiting a week or two?"	- Вы не могли бы подождать недели две?
"Not at all.	- Разумеется.
It isn't as important as that.	Никакой спешки нет.
Come as soon as you can straighten things out.	Улаживайте все свои дела.
I don't want to inconvenience your employers."	Я вовсе не хочу ставить Уотерменов в затруднительное положение.
It was only two weeks later that Frank took his departure from Waterman & Company, interested and yet in no way flustered by his new prospects.	Лишь две недели спустя Фрэнк распрощался с компанией Уотерменов; его интересовали, но ничуть не опьяняли открывавшиеся перед ним перспективы.
And great was the grief of Mr. George Waterman. As for Mr. Henry Waterman, he was actually irritated by this defection.	Мистер Джордж Уотермен очень расстроился, а мистера Г енри эта измена привела в сильнейшую досаду.
"Why, I thought," he exclaimed, vigorously, when informed by Cowperwood of his decision, "that you liked the business.	- А я-то думал, что вам у нас нравится, -воскликнул он, когда Каупервуд сообщил ему о своем решении.
Is it a matter of salary?"	- Может быть, вы недовольны жалованьем?
"No, not at all, Mr. Waterman. It's just that I want to get into the straight-out brokerage business."	- Нет, мистер Уотермен, я просто хочу заняться биржевым делом.
"Well, that certainly is too bad.	- Так, так.
I'm sorry.	Сожалею, очень сожалею.
I don't want to urge you against your own best interests.	Я не хочу вас отговаривать, если это во вред вашим интересам.
You know what you are doing.	Вам виднее.
But George and I had about agreed to offer you an interest in this thing after a bit.	Но мы с Джорджем собирались через некоторое время предложить вам стать нашим компаньоном.
Now you're picking up and leaving.	А вы вдруг, здорово живешь, сорвались с места -и до свидания.
Why, damn it, man, there's good money in this business."	Ведь в нашем деле, черт возьми, можно заработать хорошие деньги.
"I know it," smiled Cowperwood, "but I don't like it.	- Я знаю, - с улыбкой отвечал Каупервуд, - но оно мне не по душе.
I have other plans in view.	У меня другие планы.

I'll never be a grain and commission man."	Я не собираюсь посвящать себя хлебно-комиссионному делу.
Mr. Henry Waterman could scarcely understand why obvious success in this field did not interest him.	Мистер Генри Уотермен никак не мог взять в толк, почему Фрэнка не интересует эта отрасль, если он так явно преуспел в ней.
He feared the effect of his departure on the business.	Вдобавок он опасался, как бы уход молодого человека не повредил делам фирмы.
And once the change was made Cowperwood was convinced that this new work was more suited to him in every way-as easy and more profitable, of course.	Вскоре Каупервуд пришел к заключению, что новая работа ему куда больше по вкусу - она и легче и выгодней.
In the first place, the firm of Tighe & Co., unlike that of Waterman & Co., was located in a handsome green-gray stone building at 66 South Third Street, in what was then, and for a number of years afterward, the heart of the financial district.	Начать хотя бы с того, что фирма "Тай и К°" помещалась в красивом зеленовато-сером каменном здании - дом шестьдесят шесть по Третьей улице, которая в те времена, да еще и много лет спустя была центром местного финансового мира.
Great institutions of national and international import and repute were near at hand-Drexel & Co., Edward Clark & Co., the Third National Bank, the First National Bank, the Stock Exchange, and similar institutions.	Тут же рядом находились банкирские дома, известные не только в Америке, но и за ее пределами: "Дрексель и К°", Третий национальный банк, Первый национальный банк, а также фондовая биржа и другие подобные учреждения.
Almost a score of smaller banks and brokerage firms were also in the vicinity.	По соседству приютились еще десятка два банков и биржевых контор помельче.
Edward Tighe, the head and brains of this concern, was a Boston Irishman, the son of an immigrant who had flourished and done well in that conservative city.	Эдвард Тай, глава и "мозг" фирмы, родом из Бостона, был сыном преуспевшего и разбогатевшего в этом консервативном городе ирландца-иммигранта.
He had come to Philadelphia to interest himself in the speculative life there.	В Филадельфию мистера Тая привлекли широкие возможности спекуляций.
"Sure, it's a right good place for those of us who are awake," he told his friends, with a slight Irish accent, and he considered himself very much awake.	"Это самое подходящее место для человека, умеющего держать ухо востро", - с легким ирландским акцентом говаривал он своим друзьям. Себя он считал именно таким человеком.
He was a medium-tall man, not very stout, slightly and prematurely gray, and with a manner which was as lively and good-natured as it was combative and self-reliant.	Это был мужчина среднего роста, не слишком полный, с легкой и несколько преждевременной проседью, по натуре жизнерадостный и добродушный, но в то же время задорный и самоуверенный.
His upper lip was ornamented by a short, gray mustache.	Над верхней губой у него топорщились коротко подстриженные седые усики.
"May heaven preserve me," he said, not long after he came there, "these Pennsylvanians never pay for anything they can issue bonds for."	- Беда с этими пенсильванцами, - жаловался он уже вскоре после переезда. - Никогда не платят наличными, норовят всучить вексель.
It was the period when Pennsylvania's credit, and for that matter Philadelphia's, was very bad in spite of its great wealth.	В ту пору кредит Пенсильвании, а следовательно, и Филадельфии, несмотря на богатство штата, стоял очень низко.

"If there's ever a war there'll be battalions of Pennsylvanians marching around offering notes for their meals.	- Если дело дойдет до войны, - говорил мистер Тай, - то целые легионы пенсильванцев начнут предлагать векселя в уплату за обед.
If I could just live long enough I could get rich buyin' up Pennsylvania notes and bonds.	Проживи я целых два века, я разбогател бы на покупке пенсильванских векселей и обязательств.
I think they'll pay some time; but, my God, they're mortal slow!	Когда-нибудь они, верно, расплатятся с долгами, но бог ты мой, до чего же это медленно делается!
I'll be dead before the State government will ever catch up on the interest they owe me now."	Я буду лежать в могиле раньше, чем они покроют мне хотя бы проценты по своей задолженности.
It was true.	Он не ошибался.
The condition of the finances of the state and city was most reprehensible.	Финансы штата и города находились в весьма плачевном состоянии.
Both State and city were rich enough; but there were so many schemes for looting the treasury in both instances that when any new work had to be undertaken bonds were necessarily issued to raise the money.	И тот и другой были достаточно богаты, но, поскольку казну обирали все, кому не лень, и любыми способами, то всякие новые начинания в штате требовали выпуска новых облигаций.
These bonds, or warrants, as they were called, pledged interest at six per cent.; but when the interest fell due, instead of paying it, the city or State treasurer, as the case might be, stamped the same with the date of presentation, and the warrant then bore interest for not only its original face value, but the amount then due in interest.	Эти облигации или "обязательства", как их называли, гарантировали шесть процентов годовых, но, когда наступал срок уплаты процентов, казначей города или штата ставил на них штамп с датой предъявления, и проценты по "обязательству" начислялись с этого дня не только на номинал, но и на накопившиеся проценты.
In other words, it was being slowly compounded.	Иначе говоря, это было постепенное накопление процентов.
But this did not help the man who wanted to raise money, for as security they could not be hypothecated for more than seventy per cent. of their market value, and they were not selling at par, but at ninety.	Людям, нуждающимся в наличных деньгах, от этого толку было мало, ибо под залог таких "обязательств" банки выдавали не более семидесяти процентов их курсовой стоимости, продавались же они не по паритету, а по девяносто за сто.
A man might buy or accept them in foreclosure, but he had a long wait.	Конечно, их можно было покупать в расчете на будущее, но уж очень долго приходилось ждать.
Also, in the final payment of most of them favoritism ruled, for it was only when the treasurer knew that certain warrants were in the hands of "a friend" that he would advertise that such and such warrants-those particular ones that he knew about-would be paid.	Окончательный выкуп этих обязательств опять-таки сопровождался жульническими махинациями. Зная, что те или иные "обязательства" находятся в руках "добрых знакомых", казначей опубликовывал сообщение, что такие-то номера - именно те, которые были ему известны, - будут оплачены.
What was more, the money system of the United States was only then beginning slowly to emerge from something approximating chaos to something more nearly approaching order.	Более того, вся денежная система Соединенных Штатов тогда еще только начинала переходить от состояния полного хаоса к состоянию, отдаленно напоминавшему порядок.

The United States Bank, of which Nicholas Biddle was the progenitor, had gone completely in 1841, and the United States Treasury with its subtreasury system had come in 1846; but still there were many, many wildcat banks, sufficient in number to make the average exchange-counter broker a walking encyclopedia of solvent and insolvent institutions.	Банк Соединенных Штатов, основанный Николасом Бидлом, в 1841 году был окончательно ликвидирован. В 1846 году министерство финансов Соединенных Штатов организовало свою систему казначейств. И все же фиктивных банков существовало столько, что владелец небольшой меняльной конторы поневоле становился ходячим справочником платежеспособных и неплатежеспособных предприятий.
Still, things were slowly improving, for the telegraph had facilitated stock-market quotations, not only between New York, Boston, and Philadelphia, but between a local broker's office in Philadelphia and his stock exchange.	Правда, мало-помалу положение улучшалось, так как телеграф облегчил не только обмен биржевой котировкой между Нью-Йорком, Бостоном и Филадельфией, но даже и связь между конторой местного биржевого маклера и фондовой биржей.
In other words, the short private wire had been introduced.	Другими словами, в обиход начали входить частные телеграфные линии, действовавшие на коротком расстоянии.
Communication was quicker and freer, and daily grew better.	Взаимный обмен информацией стал более быстрым, доступным и совершенствовался день ото дня.
Railroads had been built to the South, East, North, and West.	Железные дороги уже протянулись на юг, на восток, на север и на запад.
There was as yet no stock-ticker and no telephone, and the clearing-house had only recently been thought of in New York, and had not yet been introduced in Philadelphia.	Но еще не было автоматической регистрации курсов, не было телефона; в Нью-Йорке совсем недавно додумались до расчетной палаты, в Филадельфии она еще не была учреждена.
Instead of a clearing-house service, messengers ran daily between banks and brokerage firms, balancing accounts on pass-books, exchanging bills, and, once a week, transferring the gold coin, which was the only thing that could be accepted for balances due, since there was no stable national currency.	Ее заменяли рассыльные, метавшиеся между банками и биржевыми конторами; они же сводили балансы по банковским счетным книжкам, обменивали векселя и раз в неделю переправляли в банк золотую монету - единственное средство для окончательного расчета по задолженности, так как твердой государственной валюты в те времена не существовало.
"On 'change," when the gong struck announcing the close of the day's business, a company of young men, known as "settlement clerks," after a system borrowed from London, gathered in the center of the room and compared or gathered the various trades of the day in a ring, thus eliminating all those sales and resales between certain firms which naturally canceled each other.	На бирже, когда гонг возвещал о прекращении сделок на сегодняшний день, в середине зала -точь-в-точь как в Лондоне - собирались в кружок молодые люди, именовавшиеся "расчетными клерками"; они сверяли и подытоживали всевозможные покупки и продажи, аннулируя те из них, которые взаимно погашались в результате повторных сделок между фирмами.
They carried long account books, and called out the transactions-"Delaware and Maryland sold to Beaumont and Company,"	Заглядывая в счетные книги, они выкрикивали сделки, которые были произведены за день: "Делавэр и Мериленд" продала компании "Бомонт",
"Delware and Maryland sold to Tighe and Company," and so on.	"Делавэр и Мериленд" продала компании "Тай" и т. е.

This simplified the bookkeeping of the various firms, and made for quicker and more stirring commercial transactions.	Такой способ упрощал бухгалтерию фирм, ускоряя и оживляя сделки.
Seats "on 'change" sold for two thousand dollars each.	Место на фондовой бирже стоило две тысячи долларов.
The members of the exchange had just passed rules limiting the trading to the hours between ten and three (before this they had been any time between morning and midnight), and had fixed the rates at which brokers could do business, in the face of cut-throat schemes which had previously held.	Согласно правилам, недавно введенным биржевым комитетом, сделки дозволялось заключать между десятью часами утра и тремя пополудни (раньше это делалось в любое время -с утра до полуночи). Тот же комитет установил твердые ставки за услуги, оказываемые маклерами, вместо прежних бесцеремонных поборов.
Severe penalties were fixed for those who failed to obey.	Нарушители подвергались суровым взысканиям.
In other words, things were shaping up for a great 'change business, and Edward Tighe felt, with other brokers, that there was a great future ahead.	Иными словами, делалось все возможное для укрепления биржи, и Эдвард Тай, наравне с другими маклерами, возлагал большие надежды на будущее.
Chapter VI	6
The Cowperwood family was by this time established in its new and larger and more tastefully furnished house on North Front Street, facing the river.	К этому времени семейство Каупервудов уже обосновалось в своем новом, более поместительном и лучше обставленном жилище на Фронт-стрит, возле самой реки.
The house was four stories tall and stood twenty-five feet on the street front, without a yard.	Дом был четырехэтажный, с фасадом длиной в двадцать пять футов, двора при нем не было.
Here the family began to entertain in a small way, and there came to see them, now and then, representatives of the various interests that Henry Cowperwood had encountered in his upward climb to the position of cashier.	Здесь Каупервуды начали время от времени устраивать небольшие приемы для тех представителей различных отраслей коммерции, с которыми Генри Каупервуд встречался на своем пути, неукоснительно приближавшем его к посту главного кассира.
It was not a very distinguished company, but it included a number of people who were about as successful as himself-heads of small businesses who traded at his bank, dealers in dry-goods, leather, groceries (wholesale), and grain.	Общество это не отличалось изысканностью, но в числе гостей бывали лица столь же преуспевшие, как и Каупервуд, - хозяева небольших предприятий, связанных деловыми отношениями с его банком, торговцы мануфактурой, кожевенными товарами, хлебом и оптовики-бакалейщики.
The children had come to have intimacies of their own.	У детей завелась своя компания.
Now and then, because of church connections, Mrs. Cowperwood ventured to have an afternoon tea or reception, at which even Cowperwood attempted the gallant in so far as to stand about in a genially foolish way and greet those whom his wife had invited.	Миссис Каупервуд тоже изредка устраивала дневное чаепитие или вечер для своих знакомых по церковному приходу, и тогда Каупервуд пытался играть роль светского человека, обычно сводившуюся к тому, что он стоял с благодушно-глуповатым видом и приветствовал гостей жены.

And so long as he could maintain his gravity very solemnly and greet people without being required to say much, it was not too painful for him.	Так как он умел сохранять серьезно-торжественное выражение лица и выслушивать приветствия, не требовавшие пространных ответов, то эта церемония не особенно его обременяла.
Singing was indulged in at times, a little dancing on occasion, and there was considerably more "company to dinner," informally, than there had been previously.	Иногда у Каупервудов пели, иногда немного танцевали; вскоре гости стали приходить запросто к обеду, чего прежде никогда не водилось.
And here it was, during the first year of the new life in this house, that Frank met a certain Mrs. Semple, who interested him greatly.	И вот в первый же год своей жизни в новом доме Фрэнк познакомился с некоей миссис Сэмпл и увлекся ею.
Her husband had a pretentious shoe store on Chestnut Street, near Third, and was planning to open a second one farther out on the same street.	У ее мужа был большой обувной магазин на Честнат-стрит, близ Третьей улицы, и он уже подумывал об открытии второго на той же Честнат-стрит, чуть подальше.
The occasion of the meeting was an evening call on the part of the Semples, Mr. Semple being desirous of talking with Henry Cowperwood concerning a new transportation feature which was then entering the world-namely, street-cars.	Однажды вечером Сэмпл с женой нанесли визит Каупервудам. Мистер Сэмпл хотел побеседовать с хозяином дома о новом, только что зародившемся виде городского транспорта -конной железной дороге.
A tentative line, incorporated by the North Pennsylvania Railway Company, had been put into operation on a mile and a half of tracks extending from Willow Street along Front to Germantown Road, and thence by various streets to what was then known as the Cohocksink Depot; and it was thought that in time this mode of locomotion might drive out the hundreds of omnibuses which now crowded and made impassable the downtown streets.	Опытная линия протяженностью в полторы мили, построенная Северо-Пенсильванской железнодорожной компанией, была только что сдана в эксплуатацию. Начинаясь на Уиллоу-стрит, она шла вдоль Фронт-стрит до Джермантаун-роуд, а оттуда по разным улицам до места, известного под названием "Станция Кохоксинк". Считалось, что этот способ передвижения постепенно вытеснит сотки омнибусов, которые курсировали по городу и сильно затрудняли пешеходное движение в его торговой части.
Young Cowperwood had been greatly interested from the start.	Молодой Каупервуд с самого начала заинтересовался этим предприятием.
Railway transportation, as a whole, interested him, anyway, but this particular phase was most fascinating.	Железнодорожное дело вообще занимало Фрэнка, эта же его разновидность - в особенности.
It was already creating widespread discussion, and he, with others, had gone to see it.	Конка вызывала оживленные споры, и Фрэнк вместе с другими любопытными отправился на нее взглянуть.
A strange but interesting new type of car, fourteen feet long, seven feet wide, and nearly the same height, running on small iron car-wheels, was giving great satisfaction as being quieter and easier-riding than omnibuses; and Alfred Semple was privately considering investing in another proposed line which, if it could secure a franchise from the legislature, was to run on Fifth and Sixth streets.	Странного и непривычного вида вагон -четырнадцать футов в длину, семь в ширину и приблизительно столько же в высоту, -поставленный на маленькие железные колеса, предоставлял пассажирам несравненно больше удобств, чем омнибус. Альфред Сэмпл уже втихомолку помышлял о том, чтобы вложить деньги во вторую, намечавшуюся линию, которая, по получении санкции городских властей, должна была пройти по Пятой и Шестой улицам.

Cowperwood, Senior, saw a great future for this thing; but he did not see as yet how the capital was to be raised for it.	Каупервуд-старший прочил этому предприятию блестящую будущность, хотя не понимал еще, откуда возьмутся средства для его осуществления.
Frank believed that Tighe & Co. should attempt to become the selling agents of this new stock of the Fifth and Sixth Street Company in the event it succeeded in getting a franchise.	Фрэнк, со своей стороны, считал, что компании Тай следовало бы взять на себя реализацию акций будущей линии Пятой и Шестой улиц, если город выдаст разрешение на таковую.
He understood that a company was already formed, that a large amount of stock was to be issued against the prospective franchise, and that these shares were to be sold at five dollars, as against an ultimate par value of one hundred.	Он слышал, что акционерное общество организовалось и уже готовит большой выпуск акций, которые будут пущены в продажу по пяти долларов за штуку при паритете - в конечном итоге - в сто долларов.
He wished he had sufficient money to take a large block of them.	Фрэнк очень сожалел, что у него недостаточно денег для покупки солидного пакета этих акций.
Meanwhile, Lillian Semple caught and held his interest.	Меж тем Лилиан Сэмпл пленила Фрэнка и завладела его воображением.
Just what it was about her that attracted him at this age it would be hard to say, for she was really not suited to him emotionally, intellectually, or otherwise.	Трудно сказать, что влекло молодого Каупервуда к ней, ибо ни по темпераменту, ни по уму она не была ему ровней.
He was not without experience with women or girls, and still held a tentative relationship with Marjorie Stafford; but Lillian Semple, in spite of the fact that she was married and that he could have legitimate interest in her, seemed not wiser and saner, but more worth while.	Фрэнк уже приобрел некоторый опыт в отношениях с женщинами и по-прежнему дружил с Марджори Стэффорд. Тем не менее Лилиан Сэмпл, хотя ни умом, ни красотой она не превосходила других и вдобавок была замужем, так что он не мог иметь серьезных намерений, больше всех волновала его.
She was twenty-four as opposed to Frank's nineteen, but still young enough in her thoughts and looks to appear of his own age.	Ей было двадцать четыре года, а ему всего девятнадцать, но душой и телом она казалась такой же юной, как он.
She was slightly taller than he-though he was now his full height (five feet ten and one-half inches)-and, despite her height, shapely, artistic in form and feature, and with a certain unconscious placidity of soul, which came more from lack of understanding than from force of character.	Высокая, чуть выше его, хотя он к этому времени уже достиг своего предельного роста (пять футов и десять с половиной дюймов), она все же была очень изящна. От нее веяло невозмутимым спокойствием, объяснявшимся скорее поверхностностью восприятия, нежели силой характера.
Her hair was the color of a dried English walnut, rich and plentiful, and her complexion waxen-cream wax--with lips of faint pink, and eyes that varied from gray to blue and from gray to brown, according to the light in which you saw them.	У Лилиан были густые пышные волосы пепельного оттенка, бледное, узкое, почти восковое лицо, нежно-розовые губы и прямой нос. Ее серые глаза в зависимости от освещения казались то голубыми, то совсем темными.
Her hands were thin and shapely, her nose straight, her face artistically narrow.	Руки ее поражали тонкостью и красотой.
She was not brilliant, not active, but rather peaceful and statuesque without knowing it.	Она не отличалась ни живостью, ни блеском ума, движения ее были медлительны и как-то бессознательно пластичны.
Cowperwood was carried away by her appearance.	Каупервуда увлекла ее внешность.

Her beauty measured up to his present sense of the artistic.	Она вполне соответствовала его тогдашним представлениям об идеале красоты.
She was lovely, he thought-gracious, dignified.	"Как она прелестна, - думал он, - как мила, и притом сколько в ней достоинства".
If he could have his choice of a wife, this was the kind of a girl he would like to have.	Если бы он мог выбирать, то выбрал бы себе именно такую жену.
As yet, Cowperwood's judgment of women was temperamental rather than intellectual.	В своих суждениях о женщинах Каупервуд руководствовался больше чувством, чем разумом.
Engrossed as he was by his desire for wealth, prestige, dominance, he was confused, if not chastened by considerations relating to position, presentability and the like.	Стремясь добиться богатства, престижа и влияния, он, конечно, придавал большое значение представительности женщины, ее положению в обществе и всему прочему.
None the less, the homely woman meant nothing to him. And the passionate woman meant much.	Но тем не менее некрасивые женщины никогда не привлекали его, красавицы же привлекали очень сильно.
He heard family discussions of this and that sacrificial soul among women, as well as among men-women who toiled and slaved for their husbands or children, or both, who gave way to relatives or friends in crises or crucial moments, because it was right and kind to do so-but somehow these stories did not appeal to him.	Он не раз слышал дома рассказы о самопожертвовании женщин, как, впрочем, и мужчин, слышал о женщинах-труженицах, рабски преданных своим мужьям, или детям, или семье в целом, женщинах, которые в критические минуты всем поступались для родных или друзей, движимые чувством долга и добросердечием. Но эти истории почему-то не трогали его.
He preferred to think of people-even women-as honestly, frankly self-interested.	Он предпочитал считать всех, даже женщин, откровенно эгоистичными.
He could not have told you why.	Почему - объяснить он не мог.
People seemed foolish, or at the best very unfortunate not to know what to do in all circumstances and how to protect themselves.	Люди, не способные к самозащите и не умеющие найти выход из любого положения, казались ему глупыми или в лучшем случае несчастными.
There was great talk concerning morality, much praise of virtue and decency, and much lifting of hands in righteous horror at people who broke or were even rumored to have broken the Seventh Commandment.	Как много говорилось вокруг о высокой нравственности, как превозносились добродетели и порядочность, как часто воздевались к небу руки в праведном ужасе перед теми, кто нарушил седьмую заповедь или хотя бы был заподозрен в нарушении таковой!
He did not take this talk seriously.	Фрэнк не принимал таких разговоров всерьез.
Already he had broken it secretly many times.	Он и сам уже не раз нарушал эту заповедь.
Other young men did.	То же самое делали и другие молодые люди.
Yet again, he was a little sick of the women of the streets and the bagnio.	Правда, уличные женщины претили ему.
There were too many coarse, evil features in connection with such contacts.	В соприкосновении с ними было много низменного и гадкого.

For a little while, the false tinsel-glitter of the house of ill repute appealed to him, for there was a certain force to its luxury-rich, as a rule, with red-plush furniture, showy red hangings, some coarse but showily-framed pictures, and, above all, the strong-bodied or sensuously lymphatic women who dwelt there, to (as his mother phrased it) prey on men.	На первых порах ему нравился мишурный, вульгарный блеск "веселых домов". В их роскоши был известный размах: красная плюшевая мебель, шикарные красные портьеры, безвкусные, зато оправленные в дорогие рамы картины и, прежде всего, сами обитательницы, здоровые и сильные или же чувственные и флегматичные, - женщины, которые (по выражению его матери) "подстерегали" мужчин.
The strength of their bodies, the lust of their souls, the fact that they could, with a show of affection or good-nature, receive man after man, astonished and later disgusted him.	Выносливость их тела и похотливость души, способность с показной ласковостью и радушием принимать одного мужчину за другим - все это вначале изумляло Фрэнка, но вскоре стало вызывать в нем отвращение.
After all, they were not smart.	К тому же они были тупы.
There was no vivacity of thought there.	От них нельзя было услышать ни одного живого слова.
All that they could do, in the main, he fancied, was this one thing.	И подумать только, ничего другого они делать не умели.
He pictured to himself the dreariness of the mornings after, the stale dregs of things when only sleep and thought of gain could aid in the least; and more than once, even at his age, he shook his head.	Он мысленно рисовал себе их тоскливое пробуждение после угарных ночей, отвратительный осадок в душе, который лишь отчасти могли рассеять сон и жажда наживы. И Фрэнку, несмотря на его молодость, становилось грустно.
He wanted contact which was more intimate, subtle, individual, personal.	Ему хотелось близости, в которой было бы больше интимного, утонченного, оригинального, личного.
So came Lillian Semple, who was nothing more to him than the shadow of an ideal.	И вот появилась Лилиан Сэмпл, всего лишь отдаленное подобие идеала.
Yet she cleared up certain of his ideas in regard to women.	Тем не менее она облагородила его представление о женщине.
She was not physically as vigorous or brutal as those other women whom he had encountered in the lupanars, thus far-raw, unashamed contraveners of accepted theories and notions-and for that very reason he liked her.	В ней не было животной силы и необузданности, как в тех женщинах из вертепов, грубо и бесстыдно нарушавших общепринятые понятия и воззрения, - и этого одного уже было достаточно, чтобы Лилиан ему нравилась.
And his thoughts continued to dwell on her, notwithstanding the hectic days which now passed like flashes of light in his new business venture.	Она жила в его мыслях даже в эти горячие дни, которые словно вспышки пламени озаряли его деятельность на новом поприще.
For this stock exchange world in which he now found himself, primitive as it would seem to-day, was most fascinating to Cowperwood.	Ибо биржевой мир, в который окунулся Каупервуд, каким бы примитивным он нам ни казался сегодня, для него был исполнен очарования.

The room that he went to in Third Street, at Dock, where the brokers or their agents and clerks gathered one hundred and fifty strong, was nothing to speak of artistically-a square chamber sixty by sixty, reaching from the second floor to the roof of a four-story building; but it was striking to him.	Зал фондовой биржи на Третьей улице, где собирались маклеры, их агенты и служащие, - в общей сложности человек полтораста, - отнюдь не был архитектурной достопримечательностью -просто квадратное помещение размером шестьдесят футов на шестьдесят, объединявшее два верхних этажа четырехэтажного дома. Но Фрэнка зал этот приводил в восторг.
The windows were high and narrow; a large-faced clock faced the west entrance of the room where you came in from the stairs; a collection of telegraph instruments, with their accompanying desks and chairs, occupied the northeast corner.	Окна там были высокие и узкие, прямо напротив входа, на западной стене, висели часы с огромным циферблатом, а северо-восточный угол загромождали конторки, стулья и целое скопище телеграфных аппаратов.
On the floor, in the early days of the exchange, were rows of chairs where the brokers sat while various lots of stocks were offered to them.	В раннюю пору существования биржи в зале рядами стояли стулья, на которых сидели маклеры, прислушиваясь к всевозможным предложениям акций.
Later in the history of the exchange the chairs were removed and at different points posts or floor-signs indicating where certain stocks were traded in were introduced.	Впоследствии эти стулья убрали, и в различных местах зала были установлены столбики (либо сделаны отметки на полу), указывавшие, где продаются те или иные бумаги.
Around these the men who were interested gathered to do their trading.	Вокруг таких столбиков толпились люди, заинтересованные в заключении сделок.
From a hall on the third floor a door gave entrance to a visitor's gallery, small and poorly furnished; and on the west wall a large blackboard carried current quotations in stocks as telegraphed from New York and Boston.	Из коридора третьего этажа дверь вела на тесную и кое-как обставленную галерею для публики. На западной стене висела громадная черная доска, на которой отмечалась котировка[5] акций, передаваемая по телеграфу из Нью-Йорка и Бостона.
A wicket-like fence in the center of the room surrounded the desk and chair of the official recorder; and a very small gallery opening from the third floor on the west gave place for the secretary of the board, when he had any special announcement to make.	В середине зала, за низенькой загородкой, находилось место официального председателя, был еще маленький балкон - на него для экстренных сообщений выходил секретарь биржевого комитета.
There was a room off the southwest corner, where reports and annual compendiums of chairs were removed and at different signs indicating where certain stocks of various kinds were kept and were available for the use of members.	В юго-западном углу была дверь, которая вела в комнату, где биржевики знакомились со всевозможными отчетами и годичными обзорами.
Young Cowperwood would not have been admitted at all, as either a broker or broker's agent or assistant, except that Tighe, feeling that he needed him and believing that he would be very useful, bought him a seat on 'change-charging the two thousand dollars it cost as a debt and then ostensibly taking him into partnership.	Молодого Каупервуда не допустили бы на биржу ни как маклера, ни как маклерского агента или помощника, если бы Тай, нуждавшийся в нем и уверенный, что такой человек будет ему полезен, не купил для него место. Две тысячи долларов, которые оно стоило, он записал как долг Фрэнка, после чего во всеуслышанье объявил его своим компаньоном.
It was against the rules of the exchange to sham a partnership in this way in order to put a man on the floor, but brokers did it.	Такое фиктивное товарищество противоречило правилам биржи, но маклеры нередко прибегали к нему.

These men who were known to be minor partners and floor assistants were derisively called "eighth chasers" and "two-dollar brokers," because they were always seeking small orders and were willing to buy or sell for anybody on their commission, accounting, of course, to their firms for their work.	Младших компаньонов и подручных насмешливо называли "восьмушечниками" и "двухдолларовыми маклерами", потому что они гнались за любым мелким заработком и готовы были покупать и продавать по чьему угодно поручению, отчитываясь, конечно, перед своей фирмой в произведенных операциях.
Cowperwood, regardless of his intrinsic merits, was originally counted one of their number, and he was put under the direction of Mr. Arthur Rivers, the regular floor man of Tighe & Company.	Несмотря на свои выдающиеся способности, Фрэнк на первых порах тоже считался "восьмушечником" и был отдан под начало мистеру Артуру Райверсу, полномочному представителю компании "Тай" на бирже.
Rivers was an exceedingly forceful man of thirty-five, well-dressed, well-formed, with a hard, smooth, evenly chiseled face, which was ornamented by a short, black mustache and fine, black, clearly penciled eyebrows.	Райверс был необыкновенно энергичный человек, лет тридцати пяти, элегантный, хорошо сложенный, с чисто выбритым, жестким и словно точеным лицом, которое украшали коротко подстриженные черные усики и тонкие черные брови.
His hair came to an odd point at the middle of his forehead, where he divided it, and his chin was faintly and attractively cleft.	Волосы его посередине разделялись аккуратным пробором. Подбородок чуть заметно раздваивался.
He had a soft voice, a quiet, conservative manner, and both in and out of this brokerage and trading world was controlled by good form.	Голос у Райверса был мягкий, манеры спокойные и сдержанные; он всегда и везде был одинаково корректен.
Cowperwood wondered at first why Rivers should work for Tighe-he appeared almost as able-but afterward learned that he was in the company.	Вначале Каупервуд недоумевал, зачем Райверсу, такому опытному дельцу, служить у мистера Тая, но впоследствии узнал, что Райверс - участник в деле.
Tighe was the organizer and general hand-shaker, Rivers the floor and outside man.	Тай был организатор, он принимал клиентов в конторе, а Райверс представлял фирму на бирже и ведал внешними сношениями.
It was useless, as Frank soon found, to try to figure out exactly why stocks rose and fell.	Вскоре Фрэнк убедился, что не стоит даже пытаться понять, почему акции то поднимаются, то падают.
Some general reasons there were, of course, as he was told by Tighe, but they could not always be depended on.	Это, конечно, определялось какими-то общими причинами, как объяснил ему Тай, но учесть их было почти невозможно.
"Sure, anything can make or break a market"-Tighe explained in his delicate brogue-"from the failure of a bank to the rumor that your second cousin's grandmother has a cold.	- Любая причина может вызвать на бирже и "бум", и панику, - говорил Тай со своим своеобразным акцентом, - будь то крах банка или только слух, что бабушка вашего двоюродного брата схватила насморк.
It's a most unusual world, Cowperwood.	Биржа совсем особый мир, Каупервуд.
No man can explain it.	Никто на свете не сумеет вам его объяснить.
I've seen breaks in stocks that you could never explain at all-no one could. It wouldn't be possible to find out why they broke.	Я видел, как вылетали в трубу акционерные общества, хотя даже самый опытный биржевик не мог бы сказать, по какой причине.

I've seen rises the same way.	Я видел также, как акции необъяснимо взлетали до небес.
My God, the rumors of the stock exchange!	Ох, эти биржевые слухи!
They beat the devil.	Сам дьявол не придумает ничего подобного.
If they're going down in ordinary times some one is unloading, or they're rigging the market.	Обычно, если акции падают, значит, кто-то выбрасывает их на биржу или же на рынке общая депрессия.
If they're going up-God knows times must be good or somebody must be buying-that's sure.	Если акции поднимаются, значит, то ли конъюнктура благоприятна, то ли кто-то скупает их. Это уже факт.
Beyond that-well, ask Rivers to show you the ropes.	Больше того... Ну, да пусть Райверс познакомит вас со всей подноготной.
Don't you ever lose for me, though.	Об одном я должен вас предупредить: никогда не вводите меня в убыток.
That's the cardinal sin in this office."	Это самый тяжкий грех, какой может совершить доверенный моей конторы.
He grinned maliciously, even if kindly, at that.	При этих словах Тай улыбнулся любезно, но многозначительно.
Cowperwood understood-none better.	Каупервуд понял, но... к его сведениям это ничего не прибавило.
This subtle world appealed to him. It answered to his temperament.	Этот лукавый мир нравился ему и соответствовал его темпераменту.
There were rumors, rumors, rumors-of great railway and street-car undertakings, land developments, government revision of the tariff, war between France and Turkey, famine in Russia or Ireland, and so on.	Слухи, слухи, слухи неслись со всех сторон - о широких планах строительства железных дорог и коночных линий, об освоении новых земель, о пересмотре правительством таможенных тарифов, о войне между Францией и Турцией, о голоде в России и в Ирландии и т. е. и т. п.
The first Atlantic cable had not been laid as yet, and news of any kind from abroad was slow and meager.	Первый трансатлантический кабель еще не был проложен, новости из-за границы доходили медленно и скудно.
Still there were great financial figures in the held, men who, like Cyrus Field, or William H. Vanderbilt, or F.	Тем не менее на биржевой арене подвизались крупнейшие финансисты, такие, как Сайрус Филд, Уильям Вандербильдт или Ф.
X. Drexel, were doing marvelous things, and their activities and the rumors concerning them counted for much.	Дрексель; они творили чудеса; и деятельность их, равно как и всевозможные слухи о ней, играла огромную роль в жизни биржи.
Frank soon picked up all of the technicalities of the situation.	Фрэнк быстро овладел техникой дела.
A "bull," he learned, was one who bought in anticipation of a higher price to come; and if he was "loaded up" with a "line" of stocks he was said to be "long."	Он узнал, что того, кто покупал в чаянии повышения курса, называли "быком", если же этот маклер уже скупил большие партии определенных ценных бумаг, то про него говорили, что он "нагрузился до отказа".

He sold to "realize" his profit, or if his margins were exhausted he was "wiped out."	Когда он начинал продавать, это значило, что он "реализует" свой барыш, если же его маржа[6] иссякала, - он "прогорал".
A "bear" was one who sold stocks which most frequently he did not have, in anticipation of a lower price, at which he could buy and satisfy his previous sales.	"Медведем" назывался биржевик, продававший акции, которых у него по большей части не было в наличии, с расчетом на их падение, чтобы тогда по дешевке закупить их и покрыть свои запродажные сделки.
He was "short" when he had sold what he did not own, and he "covered" when he bought to satisfy his sales and to realize his profits or to protect himself against further loss in case prices advanced instead of declining.	Покуда он продавал бумаги, не имея их, он считался "пустым"; если же он покупал акции, чтобы удовлетворить клиента и положить в карман прибыль или с целью избежать убытка от непредвиденного повышения курсов, то на биржевом жаргоне говорили, что он "покрывается".
He was in a "corner" when he found that he could not buy in order to make good the stock he had borrowed for delivery and the return of which had been demanded.	Когда обнаруживалось, что он не может достать акций, чтобы вернуть их тем, у кого он их раньше занял для выполнения заказа, он оказывался "загнанным в угол".
He was then obliged to settle practically at a price fixed by those to whom he and other "shorts" had sold.	Тогда ему приходилось покрывать свою задолженность по ценам, назначенным лицами, которым он и другие "пустые" маклеры запродали ценности.
He smiled at first at the air of great secrecy and wisdom on the part of the younger men.	В первое время Фрэнка забавлял таинственный вид и выражение всезнайства, свойственное молодым маклерам.
They were so heartily and foolishly suspicious.	Они были так искренне и так нелепо подозрительны.
The older men, as a rule, were inscrutable.	Более опытные их коллеги, как правило, оставались непроницаемы.
They pretended indifference, uncertainty. They were like certain fish after a certain kind of bait, however.	Они разыгрывали равнодушие и нерешительность, но сами, как хищные рыбы, высматривали соблазнительную добычу.
Snap! and the opportunity was gone. Somebody else had picked up what you wanted.	Мгновение, и возможность упущена: кто-то другой воспользовался ею.
All had their little note-books.	Каждый из них не выпускал из рук маленького блокнота.
All had their peculiar squint of eye or position or motion which meant	У каждого была своя манера подмигивать, своя характерная поза или жест, означавшие:
"Done!	"Идет.
I take you!"	Я беру".
Sometimes they seemed scarcely to confirm their sales or purchases-they knew each other so well-but they did.	Иногда казалось, что они почти не подтверждают своих продаж или покупок, - они ведь так хорошо знали друг друга. Но это только казалось.

If the market was for any reason active, the brokers and their agents were apt to be more numerous than if it were dull and the trading indifferent.	Когда на бирже почему-либо царило оживление, там толпилось куда больше биржевиков и их агентов, чем в дни, когда биржа работала вяло и в делах наблюдался застой.
A gong sounded the call to trading at ten o'clock, and if there was a noticeable rise or decline in a stock or a group of stocks, you were apt to witness quite a spirited scene.	Удар гонга в десять часов утра возвещал начало операций, и когда намечалось заметное повышение или понижение акций одной или нескольких компаний, там можно было наблюдать любопытную картину.
Fifty to a hundred men would shout, gesticulate, shove here and there in an apparently aimless manner; endeavoring to take advantage of the stock offered or called for.	Человек пятьдесят, а то и сто сразу кричали, размахивали руками, метались как угорелые из стороны в сторону, стараясь извлечь выгоду из предлагаемых или требуемых бумаг.
"Five-eighths for five hundred P. and W.," some one would call-Rivers or Cowperwood, or any other broker.	- Даю пять восьмых за пятьсот штук "П" и "У"! -выкликал маклер - Райверс, Каупервуд или кто-нибудь другой.
"Five hundred at three-fourths," would come the reply from some one else, who either had an order to sell the stock at that price or who was willing to sell it short, hoping to pick up enough of the stock at a lower figure later to fill his order and make a little something besides.	- Пятьсот по три четверти! - кричал в ответ агент, получивший указание продавать по этой цене или игравший на понижение, в надежде позднее купить нужные акции и выполнить полученный заказ да еще кое-что подработать на разнице.
If the supply of stock at that figure was large Rivers would probably continue to bid five-eighths.	Если акций по этой цене на бирже было много, то покупатель, Райверс к примеру, стоял на своих "пяти восьмых".
If, on the other hand, he noticed an increasing demand, he would probably pay three-fourths for it.	Заметив, однако, что спрос на интересующие его бумаги возрастает, он платил за них и "три четверти".
If the professional traders believed Rivers had a large buying order, they would probably try to buy the stock before he could at three-fourths, believing they could sell it out to him at a slightly higher price.	Если профессиональные биржевики подозревали, что Райверс получил заказ на крупную партию тех или иных акций, они всячески старались забежать вперед и купить их до него хотя бы по "три четверти", в расчете затем продать их ему с небольшой наценкой.
The professional traders were, of course, keen students of psychology; and their success depended on their ability to guess whether or not a broker representing a big manipulator, like Tighe, had an order large enough to affect the market sufficiently to give them an opportunity to "get in and out," as they termed it, at a profit before he had completed the execution of his order.	Эти профессионалы были, конечно, тонкими психологами. Их успех зависел от способности угадать, имеет ли тот или иной маклер, представляющий какого-нибудь крупного дельца вроде Тая, достаточно большой заказ, чтобы воздействовать на рынок и дать им возможность "обернуться", как они выражались, с барышом, прежде чем он кончит свои закупки.
They were like hawks watching for an opportunity to snatch their prey from under the very claws of their opponents.	Так коршун настороженно выжидает случая вырвать добычу из когтей соперника.

Four, five, ten, fifteen, twenty, thirty, forty, fifty, and sometimes the whole company would attempt to take advantage of the given rise of a given stock by either selling or offering to buy, in which case the activity and the noise would become deafening.	Четыре, пять, десять, пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят человек, а временами и вся толпа, пытались использовать повышение той или иной бумаги, предлагая или покупая ее; в таких случаях поднималась невообразимая суета, и шум становился оглушительным.
Given groups might be trading in different things; but the large majority of them would abandon what they were doing in order to take advantage of a speciality.	Отдельные группы продолжали заниматься куплей-продажей других бумаг, но подавляющее большинство бросало все свои дела, чтобы не упустить выгодного случая.
The eagerness of certain young brokers or clerks to discover all that was going on, and to take advantage of any given rise or fall, made for quick physical action, darting to and fro, the excited elevation of explanatory fingers.	Более молодые маклеры и клерки, горя желанием охватить все разом и обернуть в свою пользу падение или повышение ценностей, носились взад и вперед, возбужденно жестикулировали и обменивались знаками, подымая кверху условленное число пальцев.
Distorted faces were shoved over shoulders or under arms.	Искаженные лица выставлялись из-за чужих плеч, из-под чужих рук.
The most ridiculous grimaces were purposely or unconsciously indulged in.	Все как-то странно кривлялись - сознательно или бессознательно.
At times there were situations in which some individual was fairly smothered with arms, faces, shoulders, crowded toward him when he manifested any intention of either buying or selling at a profitable rate.	Стоило кому-нибудь высказать намерение купить или продать бумаги по сулившей прибыль цене, как он уже оказывался втянутым в сплошной круговорот рук, плеч и голов.
At first it seemed quite a wonderful thing to young Cowperwood-the very physical face of it-for he liked human presence and activity; but a little later the sense of the thing as a picture or a dramatic situation, of which he was a part faded, and he came down to a clearer sense of the intricacies of the problem before him.	Вначале все это - вернее, внешняя сторона всего этого очень занимала молодого Каупервуда, так как он любил толпу, любил оживление; но вскоре живописность и драматизм сцен, в которых он сам принимал участие, померкли для него, и он начал уяснять себе внутренний смысл всего происходящего.
Buying and selling stocks, as he soon learned, was an art, a subtlety, almost a psychic emotion.	Покупка и продажа акций были искусством, тонким мастерством, чуть ли не психической эмоцией.
Suspicion, intuition, feeling-these were the things to be "long" on.	Подозрительность, целеустремленность, чутье -вот что нужно было для успеха.
Yet in time he also asked himself, who was it who made the real money-the stock-brokers?	По прошествии некоторого времени он уже стал задаваться вопросом: кто же, собственно, больше всего на этом наживается? Маклеры?
Not at all.	Ничего подобного!
Some of them were making money, but they were, as he quickly saw, like a lot of gulls or stormy petrels, hanging on the lee of the wind, hungry and anxious to snap up any unwary fish.	Кое-кто из них, правда, неплохо зарабатывал, но все они, - и Фрэнк скоро понял это, - словно стая голодных чаек или буревестников налетали с подветренной стороны, алчно выслеживая неосторожную рыбу.
Back of them were other men, men with shrewd ideas, subtle resources.	За их спиной стояли другие - люди неистощимого коварства, пронырливые умы.

Men of immense means whose enterprise and holdings these stocks represented, the men who schemed out and built the railroads, opened the mines, organized trading enterprises, and built up immense manufactories.	Крупные капиталисты, чьи предприятия и богатства олицетворялись этими акциями. Это они проектировали и строили железные дороги, разрабатывали рудники, создавали коммерческие предприятия и гигантские фабрики.
They might use brokers or other agents to buy and sell on 'change; but this buying and selling must be, and always was, incidental to the actual fact-the mine, the railroad, the wheat crop, the flour mill, and so on.	Правда, они прибегали к услугам маклеров для биржевых операций, но все - и купля и продажа -могло быть и было только побочным явлением, -основой оставались рудники, железные дороги, урожаи, мельницы и т. п.
Anything less than straight-out sales to realize quickly on assets, or buying to hold as an investment, was gambling pure and simple, and these men were gamblers.	Все остальное, что не было обыкновенной продажей с целью скорейшего получения наличного капитала или обыкновенной покупкой с целью вложения средств, оказывалось просто неприкрашенной азартной игрой, а те, кто этим занимался, - игроками.
He was nothing more than a gambler's agent.	И сам он, Фрэнк, всего-навсего агент игрока.
It was not troubling him any just at this moment, but it was not at all a mystery now, what he was.	Сейчас он еще не огорчался этим, но загадки более не существовало, он знал, кто он такой.
As in the case of Waterman & Company, he sized up these men shrewdly, judging some to be weak, some foolish, some clever, some slow, but in the main all small-minded or deficient because they were agents, tools, or gamblers.	Как и раньше, когда он работал у "Уотермена и К°", он любил мысленно классифицировать своих собратьев по профессии: одни оказывались слабовольными, другие глупыми, третьи умными, четвертые неповоротливыми, но все - мелкие душонки, неполноценные люди, ибо они были агентами, орудием в чужих руках или азартными игроками.
A man, a real man, must never be an agent, a tool, or a gambler-acting for himself or for others-he must employ such.	Настоящий человек никогда не станет ни агентом, ни покорным исполнителем чужой воли, ни игроком, ведущим игру, все равно в своих или в чужих интересах; нет, люди этого сорта должны обслуживать его, Фрэнка.
A real man-a financier-was never a tool.	Настоящий человек - финансист - не может быть орудием в руках другого.
He used tools.	Он сам пользуется таковым.
He created.	Он создает.
He led.	Он руководит.
Clearly, very clearly, at nineteen, twenty, and twenty-one years of age, he saw all this, but he was not quite ready yet to do anything about it.	Ясно, исчерпывающе ясно Каупервуд понял все это в девятнадцать или в двадцать лет, но в ту пору он еще не созрел для того, чтобы сделать из своего знания практические выводы.
He was certain, however, that his day would come.	Тем не менее он твердо верил: настанет и его час.
Chapter VII	7
In the meantime, his interest in Mrs. Semple had been secretly and strangely growing.	Меж тем, как это ни странно, увлечение Фрэнка женой мистера Сэмпла втайне продолжало расти.
When he received an invitation to call at the Semple home, he accepted with a great deal of pleasure.	Однажды, получив приглашение посетить их дом, он откликнулся на это с большим удовольствием.

Their house was located not so very far from his own, on North Front Street, in the neighborhood of what is now known as No. 956.	Сэмплы жили неподалеку от Каупервудов, на Фронт-стрит.
It had, in summer, quite a wealth of green leaves and vines.	Летом их особнячок утопал в зелени.
The little side porch which ornamented its south wall commanded a charming view of the river, and all the windows and doors were topped with lunettes of small-paned glass.	С маленькой веранды на южной стороне открывался очаровательный вид на реку; все окна и двери в верхней своей части были украшены полукружьями из мелких стекол.
The interior of the house was not as pleasing as he would have had it.	Внутреннее убранство дома было далеко не таким, каким хотелось бы его видеть Фрэнку.
Artistic impressiveness, as to the furniture at least, was wanting, although it was new and good.	Ни малейшей утонченности, хотя мебель новая и добротная.
The pictures were-well, simply pictures.	Картины... ну что ж, картины как картины.
There were no books to speak of-the Bible, a few current novels, some of the more significant histories, and a collection of antiquated odds and ends in the shape of books inherited from relatives.	Книги и вовсе не заслуживали упоминания -Библия, два-три модных романа, несколько более или менее солидных альманахов и куча устарелого книжного хлама, доставшегося Сэмплам по наследству.
The china was good-of a delicate pattern.	Фарфор был превосходный, нежного рисунка.
The carpets and wall-paper were too high in key.	Ковры и обои неприятно кричащих тонов.
So it went. Still, the personality of Lillian Semple was worth something, for she was really pleasing to look upon, making a picture wherever she stood or sat.	Зато хороша была сама Лилиан: какую бы позу ни приняла эта женщина, она оставалась неизменно прекрасной.
There were no children-a dispensation of sex conditions which had nothing to do with her, for she longed to have them.	Детей у них не было, но не по вине миссис Сэмпл, - ей очень хотелось ребенка.
She was without any notable experience in social life, except such as had come to the Wiggin family, of which she was a member-relatives and a few neighborhood friends visiting.	Она мало встречалась с людьми, если не считать девических лет, когда ее родителей порою навещали родственники и кое-кто из соседей.
Lillian Wiggin, that was her maiden name-had two brothers and one sister, all living in Philadelphia and all married at this time.	Двое братьев и сестра Лилиан тоже жили в Филадельфии и уже успели обзавестись семьями.
They thought she had done very well in her marriage.	Они считали, что Лилиан сделала прекрасную партию.
It could not be said that she had wildly loved Mr. Semple at any time.	Она никогда не была пылко влюблена в мистера Сэмпла, хотя охотно вышла за него.
Although she had cheerfully married him, he was not the kind of man who could arouse a notable passion in any woman.	Сэмпл отнюдь не принадлежал к людям, способным пробудить сильную страсть в женщине.
He was practical, methodic, orderly.	Отличительными его чертами были практичность и педантичная аккуратность.

His shoe store was a good one-well-stocked with styles reflecting the current tastes and a model of cleanliness and what one might term pleasing brightness.	Обувной магазин у него был хороший, с большим ассортиментом модного товара, помещение светлое и очень чистое.
He loved to talk, when he talked at all, of shoe manufacturing, the development of lasts and styles.	На мистера Сэмпла иногда нападала разговорчивость, и тогда он долго толковал об обувном производстве, новых колодках и моделях.
The ready-made shoe-machine-made to a certain extent-was just coming into its own slowly, and outside of these, supplies of which he kept, he employed bench-making shoemakers, satisfying his customers with personal measurements and making the shoes to order.	В торговый обиход тогда только начинала входить готовая обувь - частично уже и машинной выработки; у мистера Сэмпла всегда имелся запас такой обуви, но он не отказывался и от услуг сапожников-кустарей, которые шили на заказ по мерке.
Mrs. Semple read a little-not much. She had a habit of sitting and apparently brooding reflectively at times, but it was not based on any deep thought.	Миссис Сэмпл любила иногда немного почитать, но чаще сидела, словно погруженная в раздумье, что, впрочем, отнюдь не объяснялось ее глубокомыслием.
She had that curious beauty of body, though, that made her somewhat like a figure on an antique vase, or out of a Greek chorus.	Зато она при этом блистала той редкой красотой, которая делала ее похожей на античную статую или на участницу греческого хора.
It was in this light, unquestionably, that Cowperwood saw her, for from the beginning he could not keep his eyes off her.	Без сомнения, такой именно она и представлялась Каупервуду, ибо он с самого начала не в силах был отвести от нее взора.
In a way, she was aware of this but she did not attach any significance to it.	Миссис Сэмпл замечала его восхищенные взгляды, но не придавала им особого значения.
Thoroughly conventional, satisfied now that her life was bound permanently with that of her husband, she had settled down to a staid and quiet existence.	Привыкшая уважать условности и уверенная, что судьба ее навсегда связана с судьбою мужа, она наслаждалась тихим и безмятежным существованием.
At first, when Frank called, she did not have much to say.	В первое время, когда Фрэнк стал бывать у них, она не знала, о чем с ним говорить.
She was gracious, but the burden of conversation fell on her husband.	Лилиан приветливо встречала гостя, но бремя беседы всецело ложилось на мужа.
Cowperwood watched the varying expression of her face from time to time, and if she had been at all psychic she must have felt something.	Каупервуд то и дело взглядывал на миссис Сэмпл, следя за выражением ее лица, и будь она чуть-чуть подогадливее, она поняла бы, что за этим кроется.
Fortunately she was not.	К счастью, она была недогадлива.
Semple talked to him pleasantly, because in the first place Frank was becoming financially significant, was suave and ingratiating, and in the next place he was anxious to get richer and somehow Frank represented progress to him in that line.	Мистер Сэмпл любезно беседовал с гостем, во-первых, потому, что молодой Каупервуд заметно выдвигался в финансовом мире, был учтив и вкрадчив, а во-вторых, потому, что мистер Сэмпл был не прочь приумножить свое состояние, а Фрэнк в его глазах олицетворял финансовый успех.

One spring evening they sat on the porch and talked-nothing very important-slavery, street-cars, the panic-it was on then, that of 1857-the development of the West.	Однажды весенним вечером они все трое сидели на веранде и болтали - так, о пустяках - о негритянском вопросе, о конке, о только что разразившейся финансовой панике (это было в 1857 году) и о быстром развитии Запада.
Mr. Semple wanted to know all about the stock exchange. In return Frank asked about the shoe business, though he really did not care.	Мистер Сэмпл хотел узнать поподробнее о фондовой бирже, а Фрэнк, со своей стороны, расспрашивал его об обувном деле, хотя, по правде говоря, нисколько таковым не интересовался.
All the while, inoffensively, he watched Mrs. Semple.	Все это время он украдкой наблюдал за миссис Сэмпл.
Her manner, he thought, was soothing, attractive, delightful.	Какая у нее мягкая, ласковая и прелестная манера держать себя, думал он.
She served tea and cake for them.	Она подала чай с печеньем.
They went inside after a time to avoid the mosquitoes.	Немного погодя все вошли в комнаты, спасаясь от комаров.
She played the piano.	Миссис Сэмпл села за рояль.
At ten o'clock he left.	В десять часов Фрэнк откланялся.
Thereafter, for a year or so, Cowperwood bought his shoes of Mr. Semple. Occasionally also he stopped in the Chestnut Street store to exchange the time of the day.	После этого вечера молодой Каупервуд год или полгода покупал себе обувь у мистера Сэмпла, иногда же просто заглядывал к нему в магазин на Честнат-стрит перекинуться несколькими словами.
Semple asked his opinion as to the advisability of buying some shares in the Fifth and Sixth Street line, which, having secured a franchise, was creating great excitement.	Однажды Сэмпл спросил его, стоит ли приобрести акции коночной линии Пятой и Шестой улиц, уже получившей от города разрешение, - событие, вызвавшее большой ажиотаж на бирже.
Cowperwood gave him his best judgment.	Каупервуд изложил ему свои соображения.
It was sure to be profitable.	Дело это, несомненно, сулит прибыль.
He himself had purchased one hundred shares at five dollars a share, and urged Semple to do so.	Сам он уже приобрел сто акций по пять долларов и потому настоятельно советует Сэмплу последовать его примеру.
But he was not interested in him personally. He liked Mrs. Semple, though he did not see her very often.	Собственно, этот человек был глубоко безразличен Фрэнку, но миссис Сэмпл ему по-прежнему нравилась, хотя он и редко ее видел.
About a year later, Mr. Semple died.	Примерно через год мистер Сэмпл скончался.
It was an untimely death, one of those fortuitous and in a way insignificant episodes which are, nevertheless, dramatic in a dull way to those most concerned.	Это была безвременная смерть, случайный, малозначительный эпизод на фоне других событий, но печальный для близких.
He was seized with a cold in the chest late in the fall-one of those seizures ordinarily attributed to wet feet or to going out on a damp day without an overcoat-and had insisted on going to business when Mrs. Semple urged him to stay at home and recuperate.	Поздней осенью он схватил простуду - пустячное заболевание, которое случается, когда человек промочил ноги или в сырую погоду вышел без пальто. Он все-таки отправился в магазин, несмотря на уговоры миссис Сэмпл.

He was in his way a very determined person, not obstreperously so, but quietly and under the surface. Business was a great urge.	Человек тихий и сдержанный, он по-своему был очень упрям и неустанно пекся о своем деле.
He saw himself soon to be worth about fifty thousand dollars.	Он уже видел себя в ближайшем будущем обладателем состояния в пятьдесят тысяч долларов.
Then this cold-nine more days of pneumonia-and he was dead.	И вдруг - простуда, девять дней в постели с воспалением легких, и мистера Сэмпла не стало.
The shoe store was closed for a few days; the house was full of sympathetic friends and church people.	Обувной магазин закрыли на несколько дней, дом наполнился соболезнующими друзьями и церковнослужителями.
There was a funeral, with burial service in the Callowhill Presbyterian Church, to which they belonged, and then he was buried.	Затем отпеванье в Кэллоухиллской пресвитерианской церкви, прихожанами которой были супруги Сэмпл, и похороны.
Mrs. Semple cried bitterly.	Миссис Сэмпл горько плакала.
The shock of death affected her greatly and left her for a time in a depressed state.	Смерть, увиденная так близко, потрясла ее, и некоторое время она была очень удручена.
A brother of hers, David Wiggin, undertook for the time being to run the shoe business for her.	Ее брат, Дэвид Уиггин, временно взял на себя ведение дела.
There was no will, but in the final adjustment, which included the sale of the shoe business, there being no desire on anybody's part to contest her right to all the property, she received over eighteen thousand dollars.	Завещания покойный не оставил, но после того, как вопрос о наследстве был урегулирован и обувной магазин продан, миссис Сэмпл получила свыше восемнадцати тысяч долларов, ибо никто не оспаривал ее права на безраздельное владение всем имуществом.
She continued to reside in the Front Street house, and was considered a charming and interesting widow.	Она осталась жить на той же Фронт-стрит и слыла интересной вдовушкой.
Throughout this procedure young Cowperwood, only twenty years of age, was quietly manifest.	Во время всех этих событий молодой Каупервуд, которому только что исполнилось двадцать лет, вел себя достаточно активно.
He called during the illness.	Он заходил во время болезни мистера Сэмпла.
He attended the funeral.	Присутствовал на похоронах.
He helped her brother, David Wiggin, dispose of the shoe business.	Помогал брату миссис Сэмпл ликвидировать обувное дело.
He called once or twice after the funeral, then stayed away for a considerable time.	После похорон он раза два навестил вдову и потом долго не показывался.
In five months he reappeared, and thereafter he was a caller at stated intervals-periods of a week or ten days.	Месяцев через пять он снова появился и с той поры уже стал навещать Лилиан каждую неделю или десять дней.
Again, it would be hard to say what he saw in Semple.	Повторяем: трудно сказать, что он нашел в Лилиан Сэмпл.
Her prettiness, wax-like in its quality, fascinated him; her indifference aroused perhaps his combative soul.	Может быть, красивое, бледное личико так привлекало его, а может быть, ее равнодушие распаляло его задорную натуру.

He could not have explained why, but he wanted her in an urgent, passionate way.	Он и сам не мог бы объяснить, почему он так настойчиво и страстно желал ее.
He could not think of her reasonably, and he did not talk of her much to any one.	Он не мог спокойно думать о Лилиан и почти никогда не говорил о ней.
His family knew that he went to see her, but there had grown up in the Cowperwood family a deep respect for the mental force of Frank.	В семье знали, что он у нее бывает, но Каупервуды к этому времени уже научились уважать внутреннюю силу и ум Фрэнка.
He was genial, cheerful, gay at most times, without being talkative, and he was decidedly successful.	Он был приветлив, жизнерадостен, большей частью весел, не будучи болтлив, и вдобавок безусловно шел в гору.
Everybody knew he was making money now.	Все знали, что он уже научился делать деньги.
His salary was fifty dollars a week, and he was certain soon to get more.	Жалованья он получал пятьдесят долларов в неделю, и у него имелись все основания вскоре ожидать прибавки.
Some lots of his in West Philadelphia, bought three years before, had increased notably in value.	Несколько земельных участков, купленных им три года назад в западной части Филадельфии, значительно поднялись в цене.
His street-car holdings, augmented by still additional lots of fifty and one hundred and one hundred and fifty shares in new lines incorporated, were slowly rising, in spite of hard times, from the initiative five dollars in each case to ten, fifteen, and twenty-five dollars a share-all destined to go to par.	Его вложения в конные линии умножились благодаря приобретенным им пакетам в пятьдесят, сто и сто пятьдесят акций вновь организовавшихся компаний; несмотря на трудное время, эти бумаги медленно, но верно повышались и, при первоначальной стоимости в пять долларов, расценивались теперь в десять, пятнадцать и двадцать пять, а со временем должны были дойти до паритета.
He was liked in the financial district and he was sure that he had a successful future.	В финансовых кругах Фрэнка любили, будущее рисовалось ему в радужных красках.
Because of his analysis of the brokerage situation he had come to the conclusion that he did not want to be a stock gambler.	По зрелом размышлении он решил, что профессиональным биржевым игроком он не будет.
Instead, he was considering the matter of engaging in bill-brokering, a business which he had observed to be very profitable and which involved no risk as long as one had capital.	Теперь он уже подумывал об учетно-вексельном деле, по его наблюдениям выгодном и, при наличии капитала, лишенном каких бы то ни было элементов риска.
Through his work and his father's connections he had met many people-merchants, bankers, traders.	Благодаря своей работе и связям отца Фрэнк встречался с множеством коммерсантов, банковских деятелей и оптовых торговцев.
He could get their business, or a part of it, he knew.	Он знал, что они охотно поручат ему свои дела или хотя бы часть дел.
People in Drexel & Co. and Clark & Co. were friendly to him. Jay Cooke, a rising banking personality, was a personal friend of his.	В конторах "Дрексель и К°" и "Кларк и К°" к нему относились очень благожелательно, а Джей Кук, восходящее банковское светило, был его другом.
Meanwhile he called on Mrs. Semple, and the more he called the better he liked her.	Между тем Фрэнк продолжал навещать миссис Сэмпл, и чем чаще он бывал у нее, тем больше она ему нравилась.

There was no exchange of brilliant ideas between them; but he had a way of being comforting and social when he wished.	Нельзя сказать, чтобы они вели беседы блестящие и остроумные, но Фрэнк, когда хотел, мог быть приятен и занимателен.
He advised her about her business affairs in so intelligent a way that even her relatives approved of it.	Он давал Лилиан такие разумные деловые советы, что даже ее родственники к ним прислушивались.
She came to like him, because he was so considerate, quiet, reassuring, and so ready to explain over and over until everything was quite plain to her.	Мало-помалу он начал нравиться ей; внимательный, спокойный и положительный, Фрэнк с готовностью растолковывал Лилиан тот или иной деловой вопрос, пока ей все не становилось ясно.
She could see that he was looking on her affairs quite as if they were his own, trying to make them safe and secure.	Она видела, что он следит за ее делами с не меньшим вниманием, чем если бы это были его собственные, и старается упрочить ее материальное благополучие.
"You're so very kind, Frank," she said to him, one night.	- Какой вы добрый, Фрэнк, - однажды сказала она ему.
"I'm awfully grateful.	- Я вам бесконечно благодарна.
I don't know what I would have done if it hadn't been for you."	Право, не знаю, что я стала бы делать без вас.
She looked at his handsome face, which was turned to hers, with child-like simplicity.	Она взглянула на его красивое лицо, с детской непосредственностью обращенное к ней.
"Not at all. Not at all.	- Полноте, полноте!
I want to do it.	Мне это так приятно!
I wouldn't have been happy if I couldn't."	Я пришел бы в отчаяние, если бы не мог быть вам полезен.
His eyes had a peculiar, subtle ray in them-not a gleam.	Его глаза не загорелись, но засветились каким-то мягким, теплым светом.
She felt warm toward him, sympathetic, quite satisfied that she could lean on him.	Миссис Сэмпл ощутила прилив нежности: как хорошо, когда можно опереться на такого человека.
"Well, I am very grateful just the same.	- Как бы то ни было, я вам от души благодарна.
You've been so good.	Вы очень добры ко мне.
Come out Sunday again, if you want to, or any evening.	Приходите опять, в воскресенье или в любой другой вечер.
I'll be home."	Я буду дома.
It was while he was calling on her in this way that his Uncle Seneca died in Cuba and left him fifteen thousand dollars.	Как раз в пору, когда Фрэнк так зачастил к миссис Сэмпл, на Кубе умер его дядя Сенека, оставив ему пятнадцать тысяч долларов.
This money made him worth nearly twenty-five thousand dollars in his own right, and he knew exactly what to do with it.	Вместе с этими деньгами в распоряжении Фрэнка теперь оказался капитал в двадцать пять тысяч долларов, и он уже точно знал, как им распорядиться.

A panic had come since Mr. Semple had died, which had illustrated to him very clearly what an uncertain thing the brokerage business was.	Вскоре после смерти мистера Сэмпла финансовый мир охватила паника, наглядно показавшая Фрэнку, сколь ненадежно маклерское дело.
There was really a severe business depression.	В промышленном мире наступила полнейшая депрессия.
Money was so scarce that it could fairly be said not to exist at all.	Свободные деньги стали редки, можно сказать вовсе исчезли.
Capital, frightened by uncertain trade and money conditions, everywhere, retired to its hiding-places in banks, vaults, tea-kettles, and stockings.	Капитал, испуганный пошатнувшейся торговлей и общим денежным положением в стране, глубоко ушел в свои тайники - в банки, подвалы, чулки и кубышки.
The country seemed to be going to the dogs.	Страна, казалось, летела в пропасть.
War with the South or secession was vaguely looming up in the distance.	Впереди уже маячила война с Югом или его отпадение.
The temper of the whole nation was nervous.	Нервная лихорадка охватила всю нацию.
People dumped their holdings on the market in order to get money.	Люди выбрасывали на рынок все свои ценности, лишь бы раздобыть наличные деньги.
Tighe discharged three of his clerks.	Тай уволил из своей конторы троих служащих.
He cut down his expenses in every possible way, and used up all his private savings to protect his private holdings.	Он старался экономить на чем только можно и пустил в оборот все личные сбережения, лишь бы спасти вложенный в бумаги капитал.
He mortgaged his house, his land holdings-everything; and in many instances young Cowperwood was his intermediary, carrying blocks of shares to different banks to get what he could on them.	Он заложил свой дом и земельные участки -одним словом, все, что имел. Молодой Каупервуд неоднократно служил ему посредником и носил пакеты акций в разные банки с наказом получить под них сколько удастся.
"See if your father's bank won't loan me fifteen thousand on these," he said to Frank, one day, producing a bundle of Philadelphia & Wilmington shares.	- Узнайте-ка, не ссудит ли мне банк вашего отца пятнадцать тысяч вот под это, - сказал он однажды Фрэнку, доставая толстую пачку акций "Филадельфия и Уилмингтон".
Frank had heard his father speak of them in times past as excellent.	Фрэнк помнил, что отец некогда называл их весьма солидными.
"They ought to be good," the elder Cowperwood said, dubiously, when shown the package of securities.	- Вообще говоря, это очень хорошие бумаги, -нерешительно произнес Каупервуд-старший при виде акций.
"At any other time they would be.	- Вернее, они были бы хороши во всякое другое время.
But money is so tight.	Но сейчас так трудно с наличными.
We find it awfully hard these days to meet our own obligations.	Мы с величайшим напряжением расплачиваемся по нашим собственным обязательствам.
I'll talk to Mr. Kugel." Mr. Kugel was the president.	Впрочем, я поговорю с мистером Кугелем (Кугель был председателем правления банка).
There was a long conversation-a long wait.	Последовал долгий разговор, долгое ожидание.

His father came back to say it was doubtful whether they could make the loan.	Наконец старший Каупервуд вернулся и сообщил Фрэнку, что они вряд ли смогут провести эту операцию.
Eight per cent., then being secured for money, was a small rate of interest, considering its need.	Восемь процентов - установившийся в это время дисконт - слишком невыгодные условия, учитывая спрос на деньги.
For ten per cent. Mr. Kugel might make a call-loan.	Мистер Кугель если и согласится, то разве что на онкольную ссуду[7] из расчета десяти процентов.
Frank went back to his employer, whose commercial choler rose at the report.	Фрэнк вернулся к своему доверителю, коммерческая душа которого возмутилась при этом сообщении.
"For Heaven's sake, is there no money at all in the town?" he demanded, contentiously.	- Да скажите мне, черт возьми, - негодуя воскликнул он, - неужели во всем городе нет больше денег?
"Why, the interest they want is ruinous!	Ведь это же разорение, такие проценты!
I can't stand that.	Я не выдержу.
Well, take 'em back and bring me the money.	Ну, ладно. Забирайте обратно эти акции и тащите мне деньги.
Good God, this'll never do at all, at all!"	Но это никуда не годится, никуда не годится!
Frank went back.	Фрэнк снова отправился в банк.
"He'll pay ten per cent.," he said, quietly.	- Мистер Тай согласен на десять процентов, -спокойно объявил он.
Tighe was credited with a deposit of fifteen thousand dollars, with privilege to draw against it at once. He made out a check for the total fifteen thousand at once to the Girard National Bank to cover a shrinkage there.	Таю был открыт кредит на пятнадцать тысяч долларов с правом немедленного его использования, и он тут же перечислил всю сумму в Джирардский национальный банк, чтобы заткнуть там "прореху".
So it went.	Так шли дела.
During all these days young Cowperwood was following these financial complications with interest.	Меж тем молодой Каупервуд с интересом всматривался во все осложнявшееся финансовое положение страны.
He was not disturbed by the cause of slavery, or the talk of secession, or the general progress or decline of the country, except in so far as it affected his immediate interests.	Проблема рабовладельчества, разговоры об отложении Южных штатов, общий подъем или упадок благосостояния страны тревожили его лишь в той мере, в какой они непосредственно затрагивали его интересы.
He longed to become a stable financier; but, now that he saw the inside of the brokerage business, he was not so sure that he wanted to stay in it.	Он стремился стать настоящим финансистом, но теперь, ознакомившись с закулисной стороной биржевого дела, уже не был уверен в своем желании сделать карьеру биржевика.
Gambling in stocks, according to conditions produced by this panic, seemed very hazardous.	Биржевая игра при условиях, созданных этой паникой, сопряжена с чрезвычайным риском.
A number of brokers failed.	Многие маклеры разорились.

He saw them rush in to Tighe with anguished faces and ask that certain trades be canceled.	Фрэнк достаточно насмотрелся на их измученные лица, когда они врывались к мистеру Таю и просили его аннулировать те или иные их заявки.
Their very homes were in danger, they said.	Даже дома они не чувствуют себя в безопасности, говорили они.
They would be wiped out, their wives and children put out on the street.	Им грозит окончательная гибель, их жены и дети будут выброшены на улицу.
This panic, incidentally, only made Frank more certain as to what he really wanted to do-now that he had this free money, he would go into business for himself.	Эта паника, между прочим, только помогла Фрэнку уяснить себе, чем ему в действительности хотелось заняться. Теперь, когда у него есть свободные средства, он начнет действовать самостоятельно.
Even Tighe's offer of a minor partnership failed to tempt him.	Даже предложение мистера Тая стать его младшим компаньоном не соблазнило Фрэнка.
"I think you have a nice business," he explained, in refusing, "but I want to get in the note-brokerage business for myself.	- Я считаю, что у вас прекрасное дело, - сказал он, объясняя свой отказ, - но я хочу открыть собственную учетно-вексельную контору.
I don't trust this stock game.	На биржевую игру ставку делать не стоит.
I'd rather have a little business of my own than all the floor work in this world."	Свое, пусть маленькое, дело я предпочитаю всем биржам на свете.
"But you're pretty young, Frank," argued his employer.	- Но вы еще чертовски молоды, Фрэнк, - возразил его хозяин.
"You have lots of time to work for yourself."	- У вас уйма времени впереди для самостоятельной деятельности.
In the end he parted friends with both Tighe and Rivers.	В конце концов они расстались друзьями как с Таем, так и с Райверсом.
"That's a smart young fellow," observed Tighe, ruefully.	- Ох, и умен же этот малый! - с сожалением заметил Тай.
"He'll make his mark," rejoined Rivers.	- Он своего добьется! - подтвердил Райверс.
"He's the shrewdest boy of his age I ever saw."	- Я в жизни не встречал такого способного молодого человека.
Chapter VIII	8
Cowperwood's world at this time was of roseate hue.	Мир рисовался Каупервуду в розовых тонах.
He was in love and had money of his own to start his new business venture.	Он был влюблен, и у него были деньги, чтобы начать собственное дело.
He could take his street-car stocks, which were steadily increasing in value, and raise seventy per cent. of their market value.	Под свои акции конных железных дорог, непрерывно поднимавшиеся в цене, он мог получить семьдесят процентов их курсовой стоимости.
He could put a mortgage on his lots and get money there, if necessary.	В случае надобности мог еще заложить земельные участки и таким образом раздобыть солидную сумму.

He had established financial relations with the Girard National Bank-President Davison there having taken a fancy to him-and he proposed to borrow from that institution some day.	У него существовала налаженная связь с Джирардским банком, - Фрэнк нравился директору, мистеру Дэвисону, и рассчитывал, что тот со временем предоставит ему кредит.
All he wanted was suitable investments-things in which he could realize surely, quickly.	Оставалось только поместить капитал так, чтобы он поддавался быстрой и безубыточной реализации.
He saw fine prospective profits in the street-car lines, which were rapidly developing into local ramifications.	По мнению Фрэнка, отличную прибыль сулили все разветвлявшиеся линии конки.
He purchased a horse and buggy about this time-the most attractive-looking animal and vehicle he could find-the combination cost him five hundred dollars-and invited Mrs. Semple to drive with him.	К этому времени Фрэнк приобрел лошадь и коляску, самые элегантные, какие только можно было сыскать, - затея эта обошлась ему в пятьсот долларов, - и пригласил миссис Сэмпл покататься с ним.
She refused at first, but later consented.	Та сперва отказалась, но потом уступила.
He had told her of his success, his prospects, his windfall of fifteen thousand dollars, his intention of going into the note-brokerage business.	Он поведал ей о своих удачах, планах, о пятнадцати тысячах долларов, как с неба свалившихся на него, и, наконец, о своем намерении заняться учетно-вексельным делом.
She knew his father was likely to succeed to the position of vice-president in the Third National Bank, and she liked the Cowperwoods.	Миссис Сэмпл знала, что его отца в будущем ждал пост вице-директора Третьего национального банка, к тому же Каупервуды вообще нравились ей.
Now she began to realize that there was something more than mere friendship here.	Она уже начала понимать, что отношение Фрэнка к ней нельзя назвать просто дружбой.
This erstwhile boy was a man, and he was calling on her.	Недавний мальчик стал мужчиной, и ее влекло к нему.
It was almost ridiculous in the face of things-her seniority, her widowhood, her placid, retiring disposition-but the sheer, quiet, determined force of this young man made it plain that he was not to be balked by her sense of convention.	Это казалось ей почти смешным. Она старше его, вдова, живет тихой, уединенной жизнью. Но упрямая, спокойная решительность этого юноши красноречивей слов свидетельствовала, что его не остановят никакие условности.
Cowperwood did not delude himself with any noble theories of conduct in regard to her.	Каупервуд не обманывал себя и не идеализировал своего отношения к ней.
She was beautiful, with a mental and physical lure for him that was irresistible, and that was all he desired to know.	Красивая Лилиан духовно и физически неодолимо влекла его - больше он ничего знать не хотел.
No other woman was holding him like that.	Ни одной другой женщине не удавалось так приковать его к себе.
It never occurred to him that he could not or should not like other women at the same time.	При этом ему и в голову не приходило, что теперь он не может или не должен интересоваться другими женщинами.
There was a great deal of palaver about the sanctity of the home. It rolled off his mental sphere like water off the feathers of a duck.	Болтовня о святости домашнего очага всегда отскакивала от него, как горох от стены.

He was not eager for her money, though he was well aware of it. He felt that he could use it to her advantage.	На деньги миссис Сэмпл он не зарился, но, зная, что у нее есть собственный капитал, был уверен, что сумеет с пользой для нее же пустить деньги в оборот.
He wanted her physically. He felt a keen, primitive interest in the children they would have.	Он жаждал обладать ею и уже с любопытством думал о детях, которые у них будут.
He wanted to find out if he could make her love him vigorously and could rout out the memory of her former life.	Как хотелось ему знать, сумеет ли он заставить ее беззаветно полюбить его, удастся ли ему изгнать из ее памяти воспоминания о прежней жизни.
Strange ambition.	Странное честолюбие!
Strange perversion, one might almost say.	Можно было бы даже сказать - странная извращенность.
In spite of her fears and her uncertainty, Lillian Semple accepted his attentions and interest because, equally in spite of herself, she was drawn to him.	Невзирая на все свои страхи и сомнения, Лилиан Сэмпл принимала ухаживанья и заботы Фрэнка, ибо тоже невольно тянулась к нему.
One night, when she was going to bed, she stopped in front of her dressing table and looked at her face and her bare neck and arms.	Однажды ночью, ложась спать, она подошла к туалетному столику и внимательно оглядела в зеркале свое лицо, свои обнаженные плечи и руки.
They were very pretty.	Как она хороша!
A subtle something came over her as she surveyed her long, peculiarly shaded hair.	Необъяснимое волнение охватило ее, когда она разглядывала свои длинные пепельные волосы.
She thought of young Cowperwood, and then was chilled and shamed by the vision of the late Mr. Semple and the force and quality of public opinion.	Она подумала о молодом Каупервуде, но перед ее глазами тотчас возник образ покойного мистера Сэмпла, - она похолодела и тут же вспыхнула от стыда, представив себе, какую бурю общественного негодования это может вызвать.
"Why do you come to see me so often?" she asked him when he called the following evening.	- Почему вы так часто приходите ко мне? -спросила она, когда на следующий вечер Фрэнк зашел к ней.
"Oh, don't you know?" he replied, looking at her in an interpretive way.	- Разве вы сами не знаете? - проговорил он, все, казалось, объясняя ей своим взглядом.
"No."	- Нет!
"Sure you don't?"	- Правда не знаете?
"Well, I know you liked Mr. Semple, and I always thought you liked me as his wife.	- Как вам сказать... Я знаю, что вы были расположены к мистеру Сэмплу и ко мне как к его жене.
He's gone, though, now."	Но мистера Сэмпла больше нет.
"And you're here," he replied.	- Зато есть вы, - ответил он.
"And I'm here?"	- Я?
"Yes.	- Да
I like you.	И вы мне нравитесь.
I like to be with you.	Мне хорошо с вами.
Don't you like me that way?"	А вы разве не чувствуете того же?

"Why, I've never thought of it.	- Право, я никогда об этом не думала.
You're so much younger.	Вы гораздо моложе меня.
I'm five years older than you are."	Ведь между нами разница в пять лет.
"In years," he said, "certainly. That's nothing.	- В годах, - произнес Фрэнк, - а это не имеет значения.
I'm fifteen years older than you are in other ways.	Во всем остальном я старше вас лет на пятнадцать.
I know more about life in some ways than you can ever hope to learn-don't you think so?" he added, softly, persuasively.	Я знаю жизнь лучше, чем вы когда-либо будете ее знать. Да вы и сами в этом не сомневаетесь, -добавил он мягким, убеждающим тоном.
"Well, that's true.	- Да, это верно.
But I know a lot of things you don't know."	Но зато и я знаю многое, чего не знаете вы.
She laughed softly, showing her pretty teeth.	Она тихо засмеялась, обнажив свои прекрасные зубы.
It was evening.	Уже стемнело.
They were on the side porch.	Они сидели на веранде.
The river was before them.	Река внизу тихо катила свои воды.
"Yes, but that's only because you're a woman.	- Возможно, - сказал Фрэнк, - потому что вы женщина.
A man can't hope to get a woman's point of view exactly.	Мужчина никогда не может стать на точку зрения женщины.
But I'm talking about practical affairs of this world. You're not as old that way as I am."	А я говорил о практической стороне жизни, - в этом смысле я старше вас.
"Well, what of it?"	- Ну и что же?
"Nothing.	- Ничего.
You asked why I came to see you. That's why.	Вы спросили, зачем я прихожу к вам, вот я и объяснил.
Partly."	Лишь отчасти, конечно.
He relapsed into silence and stared at the water.	Он умолк и стал глядеть на реку.
She looked at him.	Миссис Сэмпл подняла глаза на гостя.
His handsome body, slowly broadening, was nearly full grown.	Его красивая фигура, с годами становившаяся все более плотной, была теперь как у вполне зрелого мужчины.
His face, because of its full, clear, big, inscrutable eyes, had an expression which was almost babyish.	Непроницаемый взгляд больших ясных глаз придавал его лицу какое-то ребяческое выражение.
She could not have guessed the depths it veiled.	О том, что таилось в их глубине, она не догадывалась.
His cheeks were pink, his hands not large, but sinewy and strong.	Щеки у него были румяные, руки небольшие, но мускулистые и сильные.

Her pale, uncertain, lymphatic body extracted a form of dynamic energy from him even at this range.	Ее нежное, хрупкое тело даже на расстоянии впитывало в себя исходившую от него энергию.
"I don't think you ought to come to see me so often.	- Мне кажется, вам не следует так часто бывать у меня.
People won't think well of it."	Люди могут заподозрить нехорошее.
She ventured to take a distant, matronly air-the air she had originally held toward him.	Она решила взять с ним любезно-сдержанный тон почтенной женщины, тон, которого придерживалась в начале их знакомства.
"People," he said, "don't worry about people.	- Люди? - повторил он. - Не тревожьтесь об этом.
People think what you want them to think.	Люди думают о нас то, что мы хотим им внушить.
I wish you wouldn't take that distant air toward me."	Мне неприятно, что вы так сухо говорите со мной.
"Why?"	- Почему?
"Because I like you."	- Потому что я люблю вас.
"But you mustn't like me.	- Но вы не должны любить меня.
It's wrong.	Это нехорошо.
I can't ever marry you.	Я ведь не могу выйти за вас замуж.
You're too young. I'm too old."	Вы так молоды, а я уже стара.
"Don't say that!" he said, imperiously.	- Полноте! - решительно произнес Фрэнк.
"There's nothing to it.	- Что за вздор!
I want you to marry me.	Я хочу, чтобы вы были моей женой.
You know I do.	И вы это знаете.
Now, when will it be?"	Лучше скажите, когда мы поженимся?
"Why, how silly!	- Ну что вы говорите? - воскликнула она.
I never heard of such a thing!" she exclaimed.	- В жизни ничего подобного не слыхала.
"It will never be, Frank. It can't be!"	Этому не бывать.
"Why can't it?" he asked.	- Почему? - спросил он.
"Because-well, because I'm older.	- Потому, что... потому, что я старше вас.
People would think it strange.	Это всем показалось бы странным.
I'm not long enough free."	И я так недавно овдовела.
"Oh, long enough nothing!" he exclaimed, irritably.	- Ах, недавно или давно - какое это имеет значение! - раздраженно отозвался Фрэнк.
"That's the one thing I have against you-you are so worried about what people think.	- Единственное, что мне в вас не нравится, это ваше вечное: "Что скажут люди".
They don't make your life.	"Люди" не строят вашу жизнь.
They certainly don't make mine.	А уж мою и подавно.
Think of yourself first.	Прежде всего думайте о себе.
You have your own life to make.	Вы сами должны устраивать свою жизнь.

Are you going to let what other people think stand in the way of what you want to do?"	Неужели вы допустите, чтобы между вами и вашим желанием становилось то, что подумают другие?
"But I don't want to," she smiled.	- Но у меня нет этого желания, - с улыбкой перебила его Лилиан.
He arose and came over to her, looking into her eyes.	Фрэнк встал, приблизился к ней и заглянул ей в глаза.
"Well?" she asked, nervously, quizzically.	- Ну и что? - взволнованно и насмешливо спросила она.
He merely looked at her.	Он продолжал смотреть на нее.
"Well?" she queried, more flustered.	- Ну и что же? - повторила она, все больше теряясь.
He stooped down to take her arms, but she got up.	Он наклонился, желая обнять ее, но она встала.
"Now you must not come near me," she pleaded, determinedly.	- Нет, не приближайтесь ко мне! - умоляюще заговорила Лилиан.
"I'll go in the house, and I'll not let you come any more.	- Я сейчас уйду в комнаты и больше на порог вас не пущу.
It's terrible!	Это ужасно!
You're silly!	Вы с ума сошли!
You mustn't interest yourself in me."	Оставьте меня в покое.
She did show a good deal of determination, and he desisted.	Она проявила такую решительность, что Фрэнк покорился.
But for the time being only.	Но только на этот вечер.
He called again and again.	Он приходил опять и опять.
Then one night, when they had gone inside because of the mosquitoes, and when she had insisted that he must stop coming to see her, that his attentions were noticeable to others, and that she would be disgraced, he caught her, under desperate protest, in his arms.	И однажды, когда комары загнали их в комнаты и миссис Сэмпл снова начала настаивать, чтобы он прекратил свои посещения, уверяя, что его внимание к ней всем бросается в глаза и она будет опозорена, Фрэнк, невзирая на ее отчаянное сопротивление, решительно заключил ее в объятия.
"Now, see here!" she exclaimed.	- Что вы, что вы! Перестаньте! - восклицала она.
"I told you!	- Я ведь вам говорила!
It's silly!	Это же глупо наконец!
You mustn't kiss me!	Не смейте меня целовать!
How dare you! Oh! oh! oh!-"	О-о-о!
She broke away and ran up the near-by stairway to her room.	Она вырвалась и побежала по лестнице к себе в спальню.
Cowperwood followed her swiftly.	Каупервуд быстро последовал за ней.

As she pushed the door to he forced it open and recaptured her. He lifted her bodily from her feet and held her crosswise, lying in his arms.	Когда миссис Сэмпл хотела было захлопнуть дверь, он силою отворил ее, снова схватил молодую женщину в объятия и высоко поднял на воздух.
"Oh, how could you!" she exclaimed.	- Как вы смеете! - закричала она.
"I will never speak to you any more.	- Да я вас больше знать не хочу!
I will never let you come here any more if you don't put me down this minute.	Если вы сию же минуту не отпустите меня, ноги вашей здесь больше не будет.
Put me down!"	Пустите!
"I'll put you down, sweet," he said.	- Я отпущу вас, радость моя.
"I'll take you down," at the same time pulling her face to him and kissing her.	Я сам снесу вас вниз, - отвечал он, притягивая ее к себе и покрывая ее лицо поцелуями.
He was very much aroused, excited.	Он был страшно возбужден и взволнован.
While she was twisting and protesting, he carried her down the stairs again into the living-room, and seated himself in the great armchair, still holding her tight in his arms.	Несмотря на то что Лилиан продолжала вырываться и протестовать, он снес ее вниз в гостиную и уселся в огромное кресло, по-прежнему крепко прижимая ее к себе.
"Oh!" she sighed, falling limp on his shoulder when he refused to let her go.	- Ах! - вздохнула она, поняв, что он не отпустит ее, и бессильно уронила на его плечо голову.
Then, because of the set determination of his face, some intense pull in him, she smiled.	Потом, прочитав на лице Фрэнка твердую решимость и вдруг ощутив всю его притягательную силу, она улыбнулась.
"How would I ever explain if I did marry you?" she asked, weakly.	- Если я выйду за вас замуж, - устало произнесла она, - как я объясню свой поступок?
"Your father! Your mother!"	Что скажет ваш отец, ваша мать?
"You don't need to explain.	- Вам ничего объяснять не придется.
I'll do that.	Это сделаю я.
And you needn't worry about my family. They won't care."	И волноваться незачем. Мои родные ничего не скажут.
"But mine," she recoiled.	- А моя семья? - содрогаясь, сказала она.
"Don't worry about yours.	- Какое им дело?
I'm not marrying your family. I'm marrying you.	Я женюсь не на вашей семье, а на вас.
We have independent means."	Мы с вами оба материально независимы.
She relapsed into additional protests; but he kissed her the more.	Она стала приводить новые возражения, но Фрэнк отвечал на них новыми поцелуями.
There was a deadly persuasion to his caresses.	Его ласкам Нельзя было не покориться.
Mr. Semple had never displayed any such fire.	Мистер Сэмпл никогда не бывал так пылок.
He aroused a force of feeling in her which had not previously been there.	Фрэнк пробудил в ней чувства, которых она раньше не ведала.
She was afraid of it and ashamed.	Ей было и страшно и стыдно.

"Will you marry me in a month?" he asked, cheerfully, when she paused.	- Так, значит, через месяц мы поженимся? -радостно спросил он, когда она замолчала.
"You know I won't!" she exclaimed, nervously.	- Вы знаете, что нет! - взволнованно воскликнула Лилиан.
"The idea!	- Что за настойчивость!
Why do you ask?"	Не будем об этом говорить.
"What difference does it make?	- Не все ли равно - когда?
We're going to get married eventually."	Рано или поздно ты станешь моей женой.
He was thinking how attractive he could make her look in other surroundings.	Фрэнк уже думал о том, как очаровательна она будет в другой, новой обстановке.
Neither she nor his family knew how to live.	Ни она, ни его семья не умеют жить.
"Well, not in a month.	- Но никак не через месяц.
Wait a little while.	Надо подождать.
I will marry you after a while-after you see whether you want me."	Я выйду за вас, когда вы убедитесь, что действительно этого хотите.
He caught her tight.	Фрэнк крепко прижал ее к себе.
"I'll show you," he said.	- Я докажу тебе это, - прошептал он.
"Please stop.	- Перестаньте.
You hurt me."	Вы делаете мне больно.
"How about it?	- Ну, так когда же?
Two months?"	Через два месяца?
"Certainly not."	- Нет, нет.
"Three?"	- А через три?
"Well, maybe."	- Может быть.
"No maybe in that case.	- Никаких отговорок.
We marry."	Ты будешь моей женой.
"But you're only a boy."	- Но ты совсем еще мальчик.
"Don't worry about me.	- Об этом не беспокойся.
You'll find out how much of a boy I am."	Ты узнаешь, какой я мальчик.
He seemed of a sudden to open up a new world to her, and she realized that she had never really lived before.	Новый мир, казалось, открылся ей, и она поняла, что никогда еще не жила по-настоящему.
This man represented something bigger and stronger than ever her husband had dreamed of.	В этом человеке была такая сила, такие горизонты открывались перед ним, о каких ее муж не смел и помышлять.
In his young way he was terrible, irresistible.	При всей своей юности он был страшен, необорим.
"Well, in three months then," she whispered, while he rocked her cozily in his arms.	- Хорошо, пускай через три месяца, - прошептала она, в то время как он нежно ее баюкал.

Chapter IX	9
Cowperwood started in the note brokerage business with a small office at No. 64 South Third Street, where he very soon had the pleasure of discovering that his former excellent business connections remembered him.	Каупервуд начал свое учетно-вексельное дело с того, что основал маленькую контору в доме номер шестьдесят четыре по Третьей улице, и скоро к своей радости убедился, что его прежние хорошо налаженные деловые связи остались в силе.
He would go to one house, where he suspected ready money might be desirable, and offer to negotiate their notes or any paper they might issue bearing six per cent. interest for a commission and then he would sell the paper for a small commission to some one who would welcome a secure investment.	Он обращался к какой-нибудь фирме, по его предположению нуждавшейся в наличных деньгах, и предлагал либо учесть ее векселя, либо взять на себя, на комиссионных началах, распространение любых обязательств, которые она пожелает выпустить из шести процентов годовых; затем он продавал эти бумаги с небольшой накидкой клиенту, искавшему случая вложить деньги в надежное дело.
Sometimes his father, sometimes other people, helped him with suggestions as to when and how.	Отец или кто-нибудь из знакомых время от времени давали ему советы, когда и как действовать.
Between the two ends he might make four and five per cent. on the total transaction.	На таких двойных сделках он обычно выгадывал четыре-пять процентов.
In the first year he cleared six thousand dollars over and above all expenses.	В первый же год, за вычетом всех накладных расходов, у него очистилось шесть тысяч долларов.
That wasn't much, but he was augmenting it in another way which he believed would bring great profit in the future.	Не очень много, конечно, но Фрэнк старался приумножить этот доход другим путем, сулившим, по его мнению, большие барыши в будущем.
Before the first street-car line, which was a shambling affair, had been laid on Front Street, the streets of Philadelphia had been crowded with hundreds of springless omnibuses rattling over rough, hard, cobblestones.	До того как по Фронт-стрит прошла первая, еще очень неторопливая конка, улицы Филадельфии были запружены сотнями безрессорных омнибусов, громыхавших по булыжной мостовой.
Now, thanks to the idea of John Stephenson, in New York, the double rail track idea had come, and besides the line on Fifth and Sixth Streets (the cars running out one street and back on another) which had paid splendidly from the start, there were many other lines proposed or under way.	Но теперь в Нью-Йорке, по идее Джона Стефенсона, уже были проложены двухколейные пути, и кроме линии на Пятой и Шестой улицах (вагоны шли в одну сторону по одной улице и в обратную по другой), с самого начала дававшей прекрасный доход, множество новых линий было либо запроектировано, либо уже сдано в эксплуатацию.
The city was as eager to see street-cars replace omnibuses as it was to see railroads replace canals.	Г ород спешил заменить омнибусы конкой, так же как раньше спешил заменить каналы железными дорогами.
There was opposition, of course.	Кое-кто, конечно, противился этим новшествам.
There always is in such cases.	Без сопротивления в таких случаях не обходится.
The cry of probable monopoly was raised.	Начали кричать о монополии.

Disgruntled and defeated omnibus owners and drivers groaned aloud.	Разоренные владельцы и оставшиеся без работы кучера омнибусов громко роптали.
Cowperwood had implicit faith in the future of the street railway.	Каупервуд безраздельно верил в будущность конных железных дорог.
In support of this belief he risked all he could spare on new issues of stock shares in new companies.	Эта вера побуждала его идти на риск и вкладывать все свободные деньги в акции, выпускавшиеся новыми конно-железнодорожными компаниями.
He wanted to be on the inside wherever possible, always, though this was a little difficult in the matter of the street-railways, he having been so young when they started and not having yet arranged his financial connections to make them count for much.	Он всегда стремился выведать закулисную сторону дела, но в данном случае сделать это оказалось нелегко; Фрэнк был еще очень молод, когда прокладывались первые линии, и не имел достаточно солидных связей в финансовых кругах, которые дали бы ему возможность проникнуть в самую суть.
The Fifth and Sixth Street line, which had been but recently started, was paying six hundred dollars a day.	Линия Пятой и Шестой улиц, недавно пущенная в эксплуатацию, приносила шестьсот долларов дохода в день.
A project for a West Philadelphia line (Walnut and Chestnut) was on foot, as were lines to occupy Second and Third Streets, Race and Vine, Spruce and Pine, Green and Coates, Tenth and Eleventh, and so forth.	Разрабатывался проект новой линии в западной части Филадельфии (по улицам Уолнат и Честнат) и еще нескольких линий, которые должны были пройти по Второй и Третьей улицам, по улицам Рейс и Вайн, Спрус и Пайн, Грин и Коутс, Десятой, Одиннадцатой и так далее.
They were engineered and backed by some powerful capitalists who had influence with the State legislature and could, in spite of great public protest, obtain franchises.	Строительство и финансирование этих линий находились в руках могущественных капиталистов, имевших связи в законодательном собрании штата и добивавшихся разрешений, несмотря на бурные протесты общественности.
Charges of corruption were in the air.	То и дело раздавались обвинения в подкупе.
It was argued that the streets were valuable, and that the companies should pay a road tax of a thousand dollars a mile.	Указывалось, что городские улицы - ценная территория и что следовало бы обложить городские железнодорожные компании дорожным налогом в тысячу долларов с мили.
Somehow, however, these splendid grants were gotten through, and the public, hearing of the Fifth and Sixth Street line profits, was eager to invest.	Но главным предпринимателям всеми правдами и неправдами удалось получить нужные привилегии, и множество людей, прослышав о доходах, приносимых линиями Пятой и Шестой улиц, торопились скупить акции.
Cowperwood was one of these, and when the Second and Third Street line was engineered, he invested in that and in the Walnut and Chestnut Street line also.	В числе их был и Каупервуд; как только стало известно о прокладке новых линий на Второй и Третьей улицах, он вложил деньги в это предприятие, а несколько позднее и в линии на улицах Уолнат и Честнат.
He began to have vague dreams of controlling a line himself some day, but as yet he did not see exactly how it was to be done, since his business was far from being a bonanza.	Фрэнку уже мерещилась возможность стать владельцем такой линии, но реальных путей к осуществлению этой мечты он пока не видел: его контора еще отнюдь не была финансовым Эльдорадо.

In the midst of this early work he married Mrs. Semple.	В эту пору Фрэнк обвенчался с миссис Сэмпл.
There was no vast to-do about it, as he did not want any and his bride-to-be was nervous, fearsome of public opinion.	Свадьба была скромная, без излишнего шума, -так хотел Фрэнк, да и будущая его жена нервничала из страха перед общественным мнением.
His family did not entirely approve.	Семья Фрэнка не очень одобряла его выбор.
She was too old, his mother and father thought, and then Frank, with his prospects, could have done much better.	На взгляд родителей, Лилиан была слишком стара для него, кроме того, перед Фрэнком открывались такие блестящие перспективы, что он мог бы сделать гораздо лучшую партию.
His sister Anna fancied that Mrs. Semple was designing, which was, of course, not true.	Его сестра Анна считала миссис Сэмпл расчетливой и коварной, но это, конечно, было не так.
His brothers, Joseph and Edward, were interested, but not certain as to what they actually thought, since Mrs. Semple was good-looking and had some money.	Братьям Джозефу и Эдварду вся эта история казалась очень любопытной, но толком они не знали, какого мнения им держаться: как-никак миссис Сэмпл была хороша собой, и у нее водились деньги.
It was a warm October day when he and Lillian went to the altar, in the First Presbyterian Church of Callowhill Street.	В погожий октябрьский день Фрэнк и Лилиан предстали перед алтарем Первой пресвитерианской церкви на Кэллоухил-стрит, где пожелала венчаться невеста.
His bride, Frank was satisfied, looked exquisite in a trailing gown of cream lace-a creation that had cost months of labor.	Лилиан, к немалому удовлетворению Фрэнка, была прелестна в платье из белоснежных кружев с длинным шлейфом - творении, стоившем кружевницам долгих месяцев труда.
His parents, Mrs. Seneca Davis, the Wiggin family, brothers and sisters, and some friends were present. He was a little opposed to this idea, but Lillian wanted it.	На церемонии присутствовали родители Фрэнка, миссис Дэвис - вдова дяди Сенеки, братья и сестры Лилиан и несколько близких знакомых, Фрэнку и это общество казалось слишком многолюдным, но таково было желание Лилиан.
He stood up straight and correct in black broadcloth for the wedding ceremony-because she wished it, but later changed to a smart business suit for traveling.	Во время венчания Фрэнк стоял прямой и подтянутый, в строгом черном сюртуке, - тоже по желанию невесты, - но по окончании обряда быстро переоделся в элегантный дорожный костюм.
He had arranged his affairs for a two weeks' trip to New York and Boston.	Он устроил свои дела так, чтобы иметь возможность съездить на две недели в Нью-Йорк и Бостон.
They took an afternoon train for New York, which required five hours to reach.	Под вечер они сели в поезд, через пять часов доставивший их в Нью-Йорк.
When they were finally alone in the Astor House, New York, after hours of make-believe and public pretense of indifference, he gathered her in his arms.	Когда, после долгого притворства и деланного равнодушия на людях, они очутились наконец с глазу на глаз в номере отеля "Астор", Фрэнк заключил ее в объятия.
"Oh, it's delicious," he exclaimed, "to have you all to myself."	- Какое блаженство, что мы наконец одни! -воскликнул он.

She met his eagerness with that smiling, tantalizing passivity which he had so much admired but which this time was tinged strongly with a communicated desire.	Лилиан отозвалась на его пыл с той дразнящей ласковой робостью, которая всегда так восхищала его; но теперь эта робость была окрашена желанием, сообщившимся ей от Фрэнка.
He thought he should never have enough of her, her beautiful face, her lovely arms, her smooth, lymphatic body.	Ему казалось, что он никогда не насытится ею, ее прекрасным лицом, изящными руками, ее нежным телом.
They were like two children, billing and cooing, driving, dining, seeing the sights.	Они без конца ворковали, нежничали, катались по городу, вкусно ели и наслаждались зрелищами.
He was curious to visit the financial sections of both cities.	Фрэнку не терпелось побывать в финансовых центрах Нью-Йорка и Бостона.
New York and Boston appealed to him as commercially solid.	Оба эти города привлекали его своей коммерческой солидностью.
He wondered, as he observed the former, whether he should ever leave Philadelphia.	Осматривая первый, Фрэнк спрашивал себя, решится ли он когда-нибудь расстаться с Филадельфией.
He was going to be very happy there now, he thought, with Lillian and possibly a brood of young Cowperwoods.	Ведь теперь, думал он, его ждет там полное счастье с Лилиан, а впоследствии, быть может, и с целым выводком юных Каупервудов.
He was going to work hard and make money.	Он будет работать не щадя сил и много зарабатывать.
With his means and hers now at his command, he might become, very readily, notably wealthy.	Со своим собственным капиталом и средствами жены, поступившими теперь в его распоряжение, он надеялся вскоре стать весьма состоятельным человеком.
Chapter X	10
The home atmosphere which they established when they returned from their honeymoon was a great improvement in taste over that which had characterized the earlier life of Mrs. Cowperwood as Mrs. Semple.	Обстановка, которой окружили себя молодые, возвратясь из свадебного путешествия, по изяществу значительно превосходила ту, в которой миссис Каупервуд жила в свою бытность миссис Сэмпл.
They had decided to occupy her house, on North Front Street, for a while at least.	Они решили временно поселиться в ее доме на Фронт-стрит.
Cowperwood, aggressive in his current artistic mood, had objected at once after they were engaged to the spirit of the furniture and decorations, or lack of them, and had suggested that he be allowed to have it brought more in keeping with his idea of what was appropriate. During the years in which he had been growing into manhood he had come instinctively into sound notions of what was artistic and refined.	Повинуясь овладевшему им в тот период тяготению ко всему утонченному, Фрэнк сразу же после помолвки стал возражать против стиля, вернее "бесстильности" мебели и убранства дома и просил позволения обставить их жилище в соответствии с его собственными понятиями об изяществе и красоте, понятиями, как-то инстинктивно усвоенными им в период возмужания.
He had seen so many homes that were more distinguished and harmonious than his own.	Ему довелось видеть множество домов, обставленных с несравненно большим вкусом, чем дом его родителей.

One could not walk or drive about Philadelphia without seeing and being impressed with the general tendency toward a more cultivated and selective social life.	В те времена невозможно было пройти или проехать по улицам Филадельфии, не почувствовав всеобщей тяги к более культурному и красивому быту, не заразившись ею.
Many excellent and expensive houses were being erected.	Улицы застраивались великолепными и дорогостоящими домами.
The front lawn, with some attempt at floral gardening, was achieving local popularity.	Широкое распространение получило садоводство. В моду входили цветники вдоль фасадов.
In the homes of the Tighes, the Leighs, Arthur Rivers, and others, he had noticed art objects of some distinction-bronzes, marbles, hangings, pictures, clocks, rugs.	В домах мистера Тая, мистера Ли, Артура Райверса и других знакомых внимание Фрэнка привлекали изысканные, дорогие вещи - бронза, мрамор, портьеры, картины, часы, ковры.
It seemed to him now that his comparatively commonplace house could be made into something charming and for comparatively little money.	Фрэнк решил, что ценой сравнительно небольших затрат он сможет превратить свое заурядное жилище в уютный и очаровательный дом.
The dining-room for instance which, through two plain windows set in a hat side wall back of the veranda, looked south over a stretch of grass and several trees and bushes to a dividing fence where the Semple property ended and a neighbor's began, could be made so much more attractive.	Так, например, куда более привлекательной можно было сделать столовую, где из обоих окон, выходивших на южную террасу, открывался вид на лужайку, поросшую кустарником и деревьями, которая тянулась до самого забора, отделявшего владения мистера Сэмпла от участка соседа.
That fence-sharp-pointed, gray palings-could be torn away and a hedge put in its place.	Остроконечный серый частокол следует снести и заменить живой изгородью.
The wall which divided the dining-room from the parlor could be knocked through and a hanging of some pleasing character put in its place. A bay-window could be built to replace the two present oblong windows-a bay which would come down to the floor and open out on the lawn via swiveled, diamond-shaped, lead-paned frames.	В стене, разделяющей столовую и гостиную, надо сделать проем и завесить его красивой портьерой, а взамен двух продолговатых окошек устроить так называемый "фонарь", откуда из двустворчатых окон с ромбовидными стеклами в свинцовых переплетах можно будет любоваться лужайкой.
All this shabby, nondescript furniture, collected from heaven knows where-partly inherited from the Semples and the Wiggins and partly bought-could be thrown out or sold and something better and more harmonious introduced.	Всю ветхую мебель, собранную бог весть откуда,- частью унаследованную от семьи Сэмпл, частью от семьи У иггин, частью же благоприобретенную,- выкинуть вон или продать и взамен купить новую.
He knew a young man by the name of Ellsworth, an architect newly graduated from a local school, with whom he had struck up an interesting friendship-one of those inexplicable inclinations of temperament.	Фрэнк недавно познакомился с молодым, только что сошедшим со студенческой скамьи архитектором, неким Элсуортом; они сразу почувствовали живой интерес и необъяснимое тяготение друг к другу.
Wilton Ellsworth was an artist in spirit, quiet, meditative, refined.	Уилтон Элсуорт был вдумчивым, спокойным, утонченным человеком, артистической натурой в подлинном смысле слова.
From discussing the quality of a certain building on Chestnut Street which was then being erected, and which Ellsworth pronounced atrocious, they had fallen to discussing art in general, or the lack of it, in America.	Разговорившись о доме, строившемся на Честнат-стрит, - Элсуорт назвал его ужасным, -они перешли к обсуждению искусства вообще, вернее, отсутствия такового в Америке.

And it occurred to him that Ellsworth was the man to carry out his decorative views to a nicety.	Фрэнку тотчас же подумалось, что Элсуорт лучше всякого другого сумеет осуществить его замыслы относительно переустройства дома.
When he suggested the young man to Lillian, she placidly agreed with him and also with his own ideas of how the house could be revised.	Когда он сказал об этом Лилиан, она беспрекословно согласилась, так же как соглашалась со всеми планами мужа насчет перемен в их жилище.
So while they were gone on their honeymoon Ellsworth began the revision on an estimated cost of three thousand dollars, including the furniture.	После отъезда Каупервудов в свадебное путешествие Элсуорт приступил к работе, исходя из сметы в три тысячи долларов, которая предусматривала и новую обстановку.
It was not completed for nearly three weeks after their return; but when finished made a comparatively new house.	Закончена работа была лишь через три недели после их возвращения, но зато дом стал почти неузнаваемым.
The dining-room bay hung low over the grass, as Frank wished, and the windows were diamond-paned and leaded, swiveled on brass rods.	"Фонарь", согласно замыслу Фрэнка, как бы висел над зеленью лужайки, а окна его с ромбовидными стеклами в свинцовых переплетах были снабжены бронзовыми петлями.
The parlor and dining-room were separated by sliding doors; but the intention was to hang in this opening a silk hanging depicting a wedding scene in Normandy.	Г остиная теперь отделялась от столовой раздвижными дверями, которые предполагалось еще украсить шелковым занавесом с изображением крестьянской свадьбы в Нормандии.
Old English oak was used in the dining-room, an American imitation of Chippendale and Sheraton for the sitting-room and the bedrooms.	Столовая была обставлена старинной английской дубовой мебелью, а гостиная и спальни -американской имитацией Чиппендейла и Шератона.
There were a few simple water-colors hung here and there, some bronzes of Hosmer and Powers, a marble venus by Potter, a now forgotten sculptor, and other objects of art-nothing of any distinction. Pleasing, appropriately colored rugs covered the floor.	Несколько скромных акварелей украшали стены, там и сям стояли бронзовые статуэтки работы Хосмера и Пауэрса. Хорошим украшением служила также мраморная Венера Поттера (ныне совсем забытого скульптора) и еще несколько вещей, впрочем, второсортных.
Mrs. Cowperwood was shocked by the nudity of the Venus which conveyed an atmosphere of European freedom not common to America; but she said nothing. It was all harmonious and soothing, and she did not feel herself capable to judge. Frank knew about these things so much better than she did.	Миссис Каупервуд была несколько смущена наготою Венеры, - это придавало дому дух европейской фривольности, не принятой в Америке, но промолчала; как-никак такое украшение радовало глаз, да кроме того, она не считала себя знатоком по этой части, Фрэнк куда лучше разбирается во всем этом.
Then with a maid and a man of all work installed, a program of entertaining was begun on a small scale.	Когда наняты были слуги - горничная и лакей, Каупервуды стали устраивать небольшие приемы.
Those who recall the early years of their married life can best realize the subtle changes which this new condition brought to Frank, for, like all who accept the hymeneal yoke, he was influenced to a certain extent by the things with which he surrounded himself.	Всякий, кто помнит первые годы своей супружеской жизни, поймет те едва уловимые перемены, которые произошли во Фрэнке после брака, ибо любой человек, связавший себя узами Гименея, в какой-то мере подпадает под влияние своего домашнего окружения.

Primarily, from certain traits of his character, one would have imagined him called to be a citizen of eminent respectability and worth.	Судя по некоторым чертам его характера, можно было предположить, что ему назначено судьбою стать образцом добропорядочного, почтенного гражданина.
He appeared to be an ideal home man.	Фрэнк, казалось, был очень увлечен семейной жизнью.
He delighted to return to his wife in the evenings, leaving the crowded downtown section where traffic clamored and men hurried.	С великой радостью возвращался он по вечерам к жене отдохнуть от сутолоки, уличного шума и вечной спешки деловых кварталов.
Here he could feel that he was well-stationed and physically happy in life.	Дома он тотчас же проникался ощущением своего материального и физического благоденствия.
The thought of the dinner-table with candles upon it (his idea); the thought of Lillian in a trailing gown of pale-blue or green silk-he liked her in those colors; the thought of a large fireplace flaming with solid lengths of cord-wood, and Lillian snuggling in his arms, gripped his immature imagination.	Стол, накрытый к обеду, зажженные свечи (идея Фрэнка), Лилиан в ниспадающем до полу платье из голубого или зеленого шелка - ему очень нравились на ней эти цвета, - большой камин с пылающими в нем толстыми поленьями, и вновь Лилиан, прильнувшая к нему, - все это держало в плену его еще не созревшее воображение.
As has been said before, he cared nothing for books, but life, pictures, trees, physical contact-these, in spite of his shrewd and already gripping financial calculations, held him.	Книги, как мы уже говорили, не интересовали Фрэнка, но жизнь, картины, деревья, физическая близость любимой женщины властвовали над ним, несмотря на уже захватывавшие его сложные финансовые комбинации.
To live richly, joyously, fully-his whole nature craved that.	Богатой, радостной, полной жизни - вот чего он жаждал всем своим существом.
And Mrs. Cowperwood, in spite of the difference in their years, appeared to be a fit mate for him at this time.	Миссис Каупервуд, несмотря на разницу в летах, в то время казалась вполне подходящей для него подругой.
She was once awakened, and for the time being, clinging, responsive, dreamy.	Выведенная из своего полусонного состояния, она теперь горячо привязалась к Фрэнку, с готовностью откликалась на все его желания и любила помечтать вместе с ним.
His mood and hers was for a baby, and in a little while that happy expectation was whispered to him by her.	Им обоим хотелось ребенка, и в скором времени она шепнула Фрэнку, что ждет этого радостного события.
She had half fancied that her previous barrenness was due to herself, and was rather surprised and delighted at the proof that it was not so.	Прежде Лилиан думала, что причина ее бесплодия кроется в ней самой, а потому была и удивлена и обрадована, когда убедилась в своей ошибке.
It opened new possibilities-a seemingly glorious future of which she was not afraid.	Перед нею открывались новые горизонты -прекрасное будущее, теперь не оставлявшее места для опасений.
He liked it, the idea of self-duplication.	Фрэнка радовала мысль о повторении себя в ребенке.
It was almost acquisitive, this thought.	Он думал о маленьком Каупервуде не без гордости.

For days and weeks and months and years, at least the first four or five, he took a keen satisfaction in coming home evenings, strolling about the yard, driving with his wife, having friends in to dinner, talking over with her in an explanatory way the things he intended to do.	Многие дни, недели, месяцы и даже годы - по крайней мере первые четыре-пять лет - ему доставляло несказанное удовольствие возвращаться домой, разгуливать по двору, приглашать друзей к обеду, кататься по городу с женой, посвящать ее в свои планы.
She did not understand his financial abstrusities, and he did not trouble to make them clear.	Она ничего не могла понять в его сложных финансовых комбинациях, но он особенно и не настаивал на этом.
But love, her pretty body, her lips, her quiet manner-the lure of all these combined, and his two children, when they came-two in four years-held him.	Зато любовь, прекрасное тело Лилиан, ее губы, ее спокойные манеры - притягательная сила всего этого да еще двое детей, появившихся на свет за четыре года их супружества, давали ему полное удовлетворение.
He would dandle Frank, Jr., who was the first to arrive, on his knee, looking at his chubby feet, his kindling eyes, his almost formless yet bud-like mouth, and wonder at the process by which children came into the world.	Он качал на коленях Фрэнка-младшего, своего первенца, смотрел на его пухлые ножки, на его искрящиеся глаза, на почти еще бесформенный и тем не менее похожий на бутон ротик и размышлял об удивительном процессе деторождения.
There was so much to think of in this connection-the spermatozoic beginning, the strange period of gestation in women, the danger of disease and delivery.	Неисчерпаемый источник для раздумий: первоначальное оплодотворение, изумительный период созревания плода в утробе женщины и все опасности, с этим связанные.
He had gone through a real period of strain when Frank, Jr., was born, for Mrs. Cowperwood was frightened.	Он пережил тяжелые минуты, когда миссис Каупервуд рожала Фрэнка-младшего, прежде всего потому, что она сама была очень напугана.
He feared for the beauty of her body-troubled over the danger of losing her; and he actually endured his first worry when he stood outside the door the day the child came. Not much-he was too self-sufficient, too resourceful; and yet he worried, conjuring up thoughts of death and the end of their present state.	Он опасался за красоту ее тела, его страшила мысль потерять ее, и, стоя за дверью в день появления на свет ребенка, он, собственно, впервые познал настоящую тревогу, хоть и не слишком сильную, - для этого он был чересчур уравновешен, чересчур занят самим собою. И все же его страшила мысль, что жена может умереть и тогда наступит конец нынешнему счастливому житью.
Then word came, after certain piercing, harrowing cries, that all was well, and he was permitted to look at the new arrival.	А потом пронзительные, душераздирающие крики, весть, что все кончилось благополучно, и позволение взглянуть на новорожденного.
The experience broadened his conception of things, made him more solid in his judgment of life.	Переживания этого дня расширили кругозор Фрэнка, сообщили большую глубину его пониманию жизни.
That old conviction of tragedy underlying the surface of things, like wood under its veneer, was emphasized.	Он лишний раз убедился, что под поверхностью явлений, словно грубое дерево под слоем блестящего лака, таится трагедия.
Little Frank, and later Lillian, blue-eyed and golden-haired, touched his imagination for a while.	Фрэнк-младший, а немного позднее голубоглазая и златокудрая малютка Лилиан на время завладели его воображением.
There was a good deal to this home idea, after all.	Домашний очаг - в конце концов неплохая штука!

That was the way life was organized, and properly so-its cornerstone was the home.	Так уж устроена жизнь, и краеугольный камень жизни - дом.
It would be impossible to indicate fully how subtle were the material changes which these years involved-changes so gradual that they were, like the lap of soft waters, unnoticeable.	Нет возможности описать здесь все как будто бы мелкие, но в общем существенные перемены, которые принесли с собой эти годы. Они происходили столь постепенно, что оставались неприметными для глаза, как медленное течение вод.
Considerable-a great deal, considering how little he had to begin with-wealth was added in the next five years.	За пять лет состояние Фрэнка значительно возросло, особенно если вспомнить, что он начал с грошей.
He came, in his financial world, to know fairly intimately, as commercial relationships go, some of the subtlest characters of the steadily enlarging financial world.	Мало-помалу он сблизился (насколько коммерческие дела вообще допускают сближение) с некоторыми наиболее оборотистыми представителями непрестанно разраставшегося финансового мира Филадельфии.
In his days at Tighe's and on the exchange, many curious figures had been pointed out to him-State and city officials of one grade and another who were "making something out of politics," and some national figures who came from Washington to Philadelphia at times to see Drexel & Co., Clark & Co., and even Tighe & Co.	Во время его работы у мистера Тая и на бирже ему не раз указывали на любопытные фигуры более или менее крупных деятелей городского самоуправления или администрации штата, "подрабатывавших на политике", и деятелей государственного масштаба, приезжавших из Вашингтона повидаться с представителями банкирских домов "Дрексель и К°", "Кларк и К°" и даже "Тай и К°".
These men, as he learned, had tips or advance news of legislative or economic changes which were sure to affect certain stocks or trade opportunities.	Эти люди, как он узнал, были наперед осведомлены о предстоящих законодательных реформах и экономических переменах, которые неминуемо должны были отразиться на известных ценностях и отраслях торговли.
A young clerk had once pulled his sleeve at Tighe's.	В конторе "Тай и К°" молодой сослуживец как-то дернул Фрэнка за рукав.
"See that man going in to see Tighe?"	- Заметили вы человека, который сейчас прошел в кабинет к хозяину?
"Yes."	- Да
"That's Murtagh, the city treasurer.	- Это Мэртаг, городской казначей.
Say, he don't do anything but play a fine game.	Он, доложу я вам, играет наверняка!
All that money to invest, and he don't have to account for anything except the principal. The interest goes to him."	Все казенные деньги в его распоряжении, а отчитывается он только в основном капитале, так что проценты идут к нему в карман!
Cowperwood understood.	Каупервуд понял.
All these city and State officials speculated.	Все чиновники города и штата занимались спекуляцией.
They had a habit of depositing city and State funds with certain bankers and brokers as authorized agents or designated State depositories.	Они депонировали городские или государственные средства у определенных банкиров или маклеров, которых правительство либо уполномочивало, либо даже назначало быть хранителями вкладов.

The banks paid no interest-save to the officials personally.	Банки не платили процентов по этим вкладам никому, кроме представителей казначейства.
They loaned it to certain brokers on the officials' secret order, and the latter invested it in "sure winners."	По секретным указаниям этих лиц они ссужали казенными деньгами биржевиков, а те помещали их в "верные" бумаги.
The bankers got the free use of the money a part of the time, the brokers another part: the officials made money, and the brokers received a fat commission. There was a political ring in Philadelphia in which the mayor, certain members of the council, the treasurer, the chief of police, the commissioner of public works, and others shared.	В Филадельфии действовала целая шайка: в долю входили мэр города, несколько членов муниципалитета, казначей, начальник полиции, уполномоченный по общественным работам и другие чиновники.
It was a case generally of "You scratch my back and I'll scratch yours."	Их девиз был "рука руку моет".
Cowperwood thought it rather shabby work at first, but many men were rapidly getting rich and no one seemed to care.	Вначале такая "деятельность" внушала Каупервуду брезгливое чувство, но многие разбогатели на его глазах, и никого это, по-видимому, не тревожило.
The newspapers were always talking about civic patriotism and pride but never a word about these things.	Газеты вечно трубили о гражданском долге и патриотической гордости, но о подобных махинациях не упоминали ни словом.
And the men who did them were powerful and respected.	А люди, их совершавшие, оставались у власти и пользовались всеобщим уважением.
There were many houses, a constantly widening circle, that found him a very trustworthy agent in disposing of note issues or note payment.	Многие банкирские дома - круг их непрерывно ширился - считали Фрэнка заслуживающим доверия посредником для реализации платежных обязательств и взимания платежей по векселям.
He seemed to know so quickly where to go to get the money.	Он как-то сразу угадывал, куда надо обращаться за деньгами.
From the first he made it a principle to keep twenty thousand dollars in cash on hand in order to be able to take up a proposition instantly and without discussion.	С первого же дня Фрэнк взял себе за правило всегда иметь на руках тысяч двадцать наличными, чтобы немедленно и без лишних разговоров откликаться на выгодные предложения.
So, often he was able to say,	Таким образом, он создал себе условия, при которых в большинстве случаев мог отвечать:
"Why, certainly, I can do that," when otherwise, on the face of things, he would not have been able to do so.	"Да, разумеется, я беру это на себя!"
He was asked if he would not handle certain stock transactions on 'change.	К нему обращались с просьбами провести те или иные биржевые операции.
He had no seat, and he intended not to take any at first; but now he changed his mind, and bought one, not only in Philadelphia, but in New York also.	Фрэнк тогда еще не имел собственного места на бирже и поначалу не собирался его покупать, но теперь он передумал и приобрел место не только в Филадельфии, но и в Нью-Йорке.

A certain Joseph Zimmerman, a dry-goods man for whom he had handled various note issues, suggested that he undertake operating in street-railway shares for him, and this was the beginning of his return to the floor.	Некий Джозеф Зиммермен, торговец мануфактурой, которому он помог реализовать ряд векселей, предложил ему взять в свое ведение его акции конных железных дорог, и Фрэнк снова стал завсегдатаем фондовой биржи.
In the meanwhile his family life was changing-growing, one might have said, finer and more secure.	Тем временем изменилась и его домашняя жизнь, семейные устои стали более прочными, незыблемыми, быт более изысканным.
Mrs. Cowperwood had, for instance, been compelled from time to time to make a subtle readjustment of her personal relationship with people, as he had with his.	Миссис Каупервуд, например, была вынуждена время от времени подвергать критическому пересмотру свои знакомства, так же как и он свои.
When Mr. Semple was alive she had been socially connected with tradesmen principally-retailers and small wholesalers-a very few.	При жизни мистера Сэмпла круг Лилиан состоял преимущественно из семей розничных торговцев и нескольких оптовиков, что помельче.
Some of the women of her own church, the First Presbyterian, were friendly with her.	Кроме того, Лилиан дружила с двумя или тремя дамами, прихожанками той же Первой пресвитерианской церкви.
There had been church teas and sociables which she and Mr. Semple attended, and dull visits to his relatives and hers.	Изредка устраивались так называемые "приходские чаепития" и вечеринки, на которых она присутствовала с мистером Сэмплом, или же они совместно наносили скучные визиты к ее и его родственникам.
The Cowperwoods, the Watermans, and a few families of that caliber, had been the notable exceptions.	Каупервуды, Уотермены и другие семьи того же ранга были счастливым исключением на общем тусклом фоне.
Now all this was changed.	Теперь все переменилось.
Young Cowperwood did not care very much for her relatives, and the Semples had been alienated by her second, and to them outrageous, marriage.	Молодой Каупервуд не очень-то интересовался родственниками Лилиан, а те, со своей стороны, отдалились от нее из-за ее, с их точки зрения, неподобающего брака.
His own family was closely interested by ties of affection and mutual prosperity, but, better than this, he was drawing to himself some really significant personalities.	Семья Фрэнка по-прежнему была связана с ним тесными узами теплых родственных чувств и общим стремлением к благополучию, но самое главное - он сумел завоевать расположение нескольких действительно видных лиц.
He brought home with him, socially-not to talk business, for he disliked that idea-bankers, investors, customers and prospective customers.	Фрэнк приглашал к себе в гости - вовсе не для обсуждения дел, ибо это было бы совсем не в его духе, - банкиров, состоятельных людей, вкладывавших деньги в разные предприятия, и клиентов - настоящих и будущих.
Out on the Schuylkill, the Wissahickon, and elsewhere, were popular dining places where one could drive on Sunday.	На берегах речек Скуилкил, Уиссахикон и во многих других местах располагались загородные рестораны, куда приятно было наведаться в воскресный день.
He and Mrs. Cowperwood frequently drove out to Mrs. Seneca Davis's, to Judge Kitchen's, to the home of Andrew Sharpless, a lawyer whom he knew, to the home of Harper Steger, his own lawyer, and others.	Фрэнк и Лилиан часто ездили к вдове Сенеки Дэвиса, к судье Китчену, навещали знакомого юриста Эндрью Шарплесса, Харпера Стеджера, личного поверенного Фрэнка, и многих других.

Cowperwood had the gift of geniality.	Каупервуд обладал даром приветливого и непринужденного обращения.
None of these men or women suspected the depth of his nature-he was thinking, thinking, thinking, but enjoyed life as he went.	Никто из знавших его, будь то мужчина или женщина, не подозревал всей глубины его натуры. Фрэнк думал, думал, но это не мешало ему наслаждаться жизнью.
One of his earliest and most genuine leanings was toward paintings.	Одним из его самых ранних и наиболее искренних увлечений была живопись.
He admired nature, but somehow, without knowing why, he fancied one could best grasp it through the personality of some interpreter, just as we gain our ideas of law and politics through individuals.	Он горячо любил природу, но, сам не зная почему, считал, что лучше всего она познается в изображении художника, так же как через других лучше уясняется смысл законов и политических событий.
Mrs. Cowperwood cared not a whit one way or another, but she accompanied him to exhibitions, thinking all the while that Frank was a little peculiar.	Лилиан была к живописи более чем равнодушна, но сопровождала мужа по всем выставкам, не переставая втихомолку думать, что Фрэнк все-таки человек не без странностей.
He tried, because he loved her, to interest her in these things intelligently, but while she pretended slightly, she could not really see or care, and it was very plain that she could not.	Любя ее, он пытался пробудить в ней интерес к интеллектуальным наслаждениям, но миссис Каупервуд, хотя и притворялась, будто живопись ее занимает, на самом деле была к ней слепа и безразлична: видимо, эта область оставалась для нее просто недоступной.
The children took up a great deal of her time.	Дети отнимали большую часть ее времени.
However, Cowperwood was not troubled about this.	Каупервуда, однако, это нисколько не огорчало.
It struck him as delightful and exceedingly worth while that she should be so devoted.	Он находил восхитительной и в высшей степени достойной такую материнскую привязанность.
At the same time, her lethargic manner, vague smile and her sometimes seeming indifference, which sprang largely from a sense of absolute security, attracted him also.	Вместе с тем ему нравились в Лилиан ее флегматичность, блуждающая улыбка и даже ее безразличие ко всему на свете, временами, впрочем, напускное, объяснявшееся в первую очередь ее умиротворением и обеспеченностью.
She was so different from him!	Какими разными людьми они были!
She took her second marriage quite as she had taken her first-a solemn fact which contained no possibility of mental alteration.	Свое второе замужество она восприняла точно так же, как и первое, - для нее это было серьезное событие, исключавшее всякую возможность каких бы то ни было колебаний в мыслях и чувствах.
As for himself, however, he was bustling about in a world which, financially at least, seemed all alteration-there were so many sudden and almost unheard-of changes.	Что же касается Фрэнка, то он вращался в шумном мире, который, по крайней мере в финансовом отношении, весь состоял из перемен, внезапных и поразительных превратностей.
He began to look at her at times, with a speculative eye-not very critically, for he liked her-but with an attempt to weigh her personality.	Фрэнк начал временами присматриваться к жене -не слишком критически, ибо он любил ее, но стараясь правильно оценить ее сущность.
He had known her five years and more now.	Он знал Лилиан уже больше пяти лет.
What did he know about her?	Но что собственно он знал о ней?

The vigor of youth-those first years-had made up for so many things, but now that he had her safely...	Юношеский пыл в первые годы их совместной жизни заставлял его на многое закрывать глаза, но теперь, когда она уже безраздельно принадлежала ему...
There came in this period the slow approach, and finally the declaration, of war between the North and the South, attended with so much excitement that almost all current minds were notably colored by it.	В эту пору медленно надвигалась и наконец была объявлена война между Севером и Югом, вызвавшая такое возбуждение умов, что все, казалось, были поглощены только ею одной.
It was terrific.	Вначале творилось нечто невообразимое.
Then came meetings, public and stirring, and riots; the incident of John Brown's body; the arrival of Lincoln, the great commoner, on his way from Springfield, Illinois, to Washington via Philadelphia, to take the oath of office; the battle of Bull Run; the battle of Vicksburg; the battle of Gettysburg, and so on.	Затем начались митинги, многолюдные и бурные; уличные беспорядки; инцидент с останками Джона Брауна[8]; прибытие Линкольна, этого великого народного трибуна, в Филадельфию, проездом из Спрингфилда (штат Иллинойс) в Вашингтон, где он должен был принести присягу и вступить на пост президента; битва при Булл-Рэне, битва при Виксберге; битва при Геттисберге и так далее, и так далее.
Cowperwood was only twenty-five at the time, a cool, determined youth, who thought the slave agitation might be well founded in human rights-no doubt was-but exceedingly dangerous to trade.	Каупервуд был в это время двадцатипятилетним молодым человеком, хладнокровным и целеустремленным; он считал, что пропаганда против рабства с точки зрения человеческой может быть и вполне обоснованна, даже несомненно так, но для коммерции крайне опасна.
He hoped the North would win; but it might go hard with him personally and other financiers.	Он желал победы Северу, но знал, что и ему и другим финансистам может прийтись очень туго.
He did not care to fight. That seemed silly for the individual man to do.	Сам он не имел охоты воевать - нелепое занятие для человека с ярко выраженной индивидуальностью.
Others might-there were many poor, thin-minded, half-baked creatures who would put themselves up to be shot; but they were only fit to be commanded or shot down.	Пусть воюют другие, на свете достаточно бедняков, простаков и недоумков, готовых подставить свою грудь под пули: они только и годятся на то, чтобы ими командовали и посылали их на смерть.
As for him, his life was sacred to himself and his family and his personal interests.	Что касается его, то свою жизнь он считал священной и целиком принадлежащей семье и деловым интересам.
He recalled seeing, one day, in one of the quiet side streets, as the working-men were coming home from their work, a small enlisting squad of soldiers in blue marching enthusiastically along, the Union flag flying, the drummers drumming, the fifes blowing, the idea being, of course, to so impress the hitherto indifferent or wavering citizen, to exalt him to such a pitch, that he would lose his sense of proportion, of self-interest, and, forgetting all-wife, parents, home, and children-and seeing only the great need of the country, fall in behind and enlist.	Он помнил, как однажды, в час, когда рабочие идут домой с работы, по одной из улочек лихо промаршировал небольшой отряд вербовщиков в синих мундирах. Барабанный бой, развевающееся знамя Соединенных Штатов - все это, конечно, преследовало одну цель: потрясти душу доселе безразличного или колеблющегося гражданина, наэлектризовать его так, чтобы он утратил чувство меры и самосохранения и, памятуя лишь о том, что он нужен стране, позабыл все - жену, стариков, дом и детей и присоединился бы к отряду.

He saw one workingman swinging his pail, and evidently not contemplating any such denouement to his day's work, pause, listen as the squad approached, hesitate as it drew close, and as it passed, with a peculiar look of uncertainty or wonder in his eyes, fall in behind and march solemnly away to the enlisting quarters.	Фрэнк увидел, как один рабочий, который шел, слегка помахивая обеденным котелком, и, по-видимому, отнюдь не помышлял о таком финале своего трудового дня, вдруг остановился и начал прислушиваться к топоту приближавшегося отряда, а когда солдаты поравнялись с ним, помедлил немного, проводил их ряды нерешительным и недоуменным взглядом и вдруг, пристроясь к хвосту, с торжественным выражением на лице зашагал к вербовочному пункту.
What was it that had caught this man, Frank asked himself.	Что увлекло этого рабочего? - спрашивал себя Фрэнк.
How was he overcome so easily?	Почему он так легко покорился чужой воле?
He had not intended to go.	Ведь он не собирался идти на войну.
His face was streaked with the grease and dirt of his work-he looked like a foundry man or machinist, say twenty-five years of age.	На его лице еще были следы масла и копоти; это был молодой человек лет двадцати пяти, по виду литейщик или слесарь.
Frank watched the little squad disappear at the end of the street round the corner under the trees.	Фрэнк смотрел вслед маленькому отряду до тех пор, пока тот не скрылся за углом улочки.
This current war-spirit was strange.	Как странно это внезапное пробуждение воинственного духа!
The people seemed to him to want to hear nothing but the sound of the drum and fife, to see nothing but troops, of which there were thousands now passing through on their way to the front, carrying cold steel in the shape of guns at their shoulders, to hear of war and the rumors of war.	Фрэнку казалось, что люди ничего слышать не хотели, кроме барабанов и труб, ничего не хотели видеть, кроме тысяч солдат, следовавших на фронт с холодной сталью ружей на плечах, ничем другим не интересовались, кроме войны и военных новостей.
It was a thrilling sentiment, no doubt, great but unprofitable.	Несомненно, это было волнующее чувство, даже величественное, но невыгодное для тех, кто его испытывал.
It meant self-sacrifice, and he could not see that.	Оно звало к самопожертвованию, а Фрэнк этого не понимал.
If he went he might be shot, and what would his noble emotion amount to then?	Если он пойдет на войну, его могут убить, а тогда - что пользы от его возвышенных чувств?
He would rather make money, regulate current political, social and financial affairs.	Нет, лучше он будет наживать деньги и заниматься делами политическими, общественными, финансовыми.
The poor fool who fell in behind the enlisting squad-no, not fool, he would not call him that-the poor overwrought working-man-well, Heaven pity him!	Бедный глупец, последовавший за вербовочным отрядом, - нет, не глупец, он не станет его так называть! Просто растерявшийся бедняга рабочий, - да сжалится над ним небо!
Heaven pity all of them!	Да сжалится небо над ними всеми!
They really did not know what they were doing.	Воистину они не ведают, что творят!

One day he saw Lincoln-a tall, shambling man, long, bony, gawky, but tremendously impressive.	Однажды ему довелось видеть Линкольна - этот неуклюже ступавший, долговязый, костлявый, с виду простоватый человек произвел на Фрэнка неизгладимое впечатление.
It was a raw, slushy morning of a late February day, and the great war President was just through with his solemn pronunciamento in regard to the bonds that might have been strained but must not be broken.	Стояло холодное и ненастное февральское утро; великий президент военной эпохи только что закончил свое торжественное обращение к народу, в котором он говорил, что связующие узы между штатами могут быть натянуты до предела, но порваны они не должны быть.
As he issued from the doorway of Independence Hall, that famous birthplace of liberty, his face was set in a sad, meditative calm.	Когда он выходил из Дворца Независимости[9], прославленного здания, где зародилась американская свобода, его лицо было грустным и задумчиво-спокойным.
Cowperwood looked at him fixedly as he issued from the doorway surrounded by chiefs of staff, local dignitaries, detectives, and the curious, sympathetic faces of the public.	Каупервуд не спускал глаз с президента, покуда тот выходил из подъезда, окруженный штабными офицерами, представителями местной власти, сыщиками и любопытной, сочувственно настроенной толпой.
As he studied the strangely rough-hewn countenance a sense of the great worth and dignity of the man came over him.	Внимательно вглядываясь в необычные, грубо высеченные черты Линкольна, он проникался сознанием удивительной чистоты и внутреннего величия этой личности.
"A real man, that," he thought; "a wonderful temperament."	- Вот настоящий человек! - говорил себе Фрэнк. -Какая необыкновенная натура!
His every gesture came upon him with great force.	- Каждый жест президента поражал его.
He watched him enter his carriage, thinking	Глядя, как Линкольн садится в экипаж, он думал:
"So that is the railsplitter, the country lawyer.	"Так вот он, этот сокрушитель устоев, этот бывший провинциальный адвокат!
Well, fate has picked a great man for this crisis."	Ну что ж, в критические дни судьба избрала достойнейшего".
For days the face of Lincoln haunted him, and very often during the war his mind reverted to that singular figure.	Образ Линкольна еще долго стоял перед глазами Фрэнка, и за время войны его мысли неоднократно возвращались к этому исключительному человеку.
It seemed to him unquestionable that fortuitously he had been permitted to look upon one of the world's really great men.	Он был убежден, что ему посчастливилось видеть одного из истинно великих мира сего.
War and statesmanship were not for him; but he knew how important those things were-at times.	Война и государственная деятельность не привлекали Фрэнка, но он знал, как важно порой и то и другое.
Chapter XI	11
It was while the war was on, and after it was perfectly plain that it was not to be of a few days' duration, that Cowperwood's first great financial opportunity came to him.	Во время войны и после того, как стало очевидным, что это война затяжная, Каупервуду представилась возможность проявить свои способности финансиста в действительно крупном деле.

There was a strong demand for money at the time on the part of the nation, the State, and the city.	Вся страна, штат, город испытывали в этот период острую нужду в деньгах.
In July, 1861, Congress had authorized a loan of fifty million dollars, to be secured by twenty-year bonds with interest not to exceed seven per cent., and the State authorized a loan of three millions on much the same security, the first being handled by financiers of Boston, New York, and Philadelphia, the second by Philadelphia financiers alone.	В июле 1861 года конгресс утвердил выпуск внутреннего займа на пятьдесят миллионов долларов в виде облигаций, подлежащих погашению в течение двадцати лет и приносящих держателям до семи процентов годовых; штат, в свою очередь, приблизительно на тех же условиях санкционировал выпуск займа на три миллиона. Реализацию первого займа производили бостонские, нью-йоркские и филадельфийские финансисты, второго - только филадельфийские.
Cowperwood had no hand in this.	Каупервуд не принимал в этом участия.
He was not big enough.	Он был еще недостаточно известен.
He read in the papers of gatherings of men whom he knew personally or by reputation, "to consider the best way to aid the nation or the State"; but he was not included.	В газетах он читал о заседаниях, на которых финансовые заправилы, знакомые ему лично или только по имени, "обсуждали наиболее целесообразные мероприятия по оказанию помощи стране или штату". Фрэнка они не приглашали.
And yet his soul yearned to be of them.	Меж тем он всей душой жаждал быть среди них.
He noticed how often a rich man's word sufficed-no money, no certificates, no collateral, no anything-just his word.	Он уже понял в то время, что для успеха дела часто бывает достаточно одного слова богатого человека, не надо ни денег, ни гарантий, ни конкретного обеспечения - ничего, только его слово.
If Drexel & Co., or Jay Cooke & Co., or Gould & Fiske were rumored to be behind anything, how secure it was!	Если ходили слухи, что за кулисами какого-нибудь дела скрываются "Дрексель и К°", "Джей Кук и К°" или "Гулд и Фиск", - оно уже считалось надежным!
Jay Cooke, a young man in Philadelphia, had made a great strike taking this State loan in company with Drexel & Co., and selling it at par.	Джей Кук, молодой филадельфиец, провел замечательную операцию: он взял на себя, в компании с Дрекселем, реализацию выпущенного штатом займа и распродал его по номиналу.
The general opinion was that it ought to be and could only be sold at ninety.	По общему мнению, заем мог быть распространен лишь по цене девяносто долларов за сто.
Cooke did not believe this.	Кук с этим мнением не согласился.
He believed that State pride and State patriotism would warrant offering the loan to small banks and private citizens, and that they would subscribe it fully and more.	Он считал, что гордость за свой штат и патриотизм граждан помогут реализации займа среди мелких банков и частных лиц, так что сумма подписки перекроет, возможно даже с избытком, сумму выпуска.
Events justified Cooke magnificently, and his public reputation was assured.	Дальнейшие события подтвердили правильность расчетов Кука, и это упрочило его деловую репутацию.

Cowperwood wished he could make some such strike; but he was too practical to worry over anything save the facts and conditions that were before him.	Каупервуду очень хотелось сделать что-либо подобное, но он был достаточно практичен, чтобы не испытывать зависти к Куку, - он всегда исходил из фактов и реальных возможностей.
His chance came about six months later, when it was found that the State would have to have much more money.	Его время пришло через полгода, когда выяснилось, что Пенсильвании понадобится куда больше денег.
Its quota of troops would have to be equipped and paid.	Солдат, выставленных штатом по разверстке, нужно было обмундировать и содержать.
There were measures of defense to be taken, the treasury to be replenished.	Кроме того, необходимо было провести ряд оборонных мероприятий и вдобавок еще пополнить казну.
A call for a loan of twenty-three million dollars was finally authorized by the legislature and issued.	Законодательное собрание после долгих обсуждений наконец разрешило выпуск внутреннего займа на сумму в двадцать три миллиона долларов.
There was great talk in the street as to who was to handle it-Drexel & Co. and Jay Cooke & Co., of course.	В финансовых кругах оживленно обсуждался вопрос о том, кому будет поручена реализация займа, - в первую очередь называли компании Дрекселя и Джея Кука.
Cowperwood pondered over this.	Каупервуд много думал над этим.
If he could handle a fraction of this great loan now-he could not possibly handle the whole of it, for he had not the necessary connections-he could add considerably to his reputation as a broker while making a tidy sum.	Если бы ему добиться полномочий на реализацию части этого огромного займа, - едва ли он в состоянии был бы взять его на себя целиком, у него еще не было достаточных связей, - он значительно повысил бы свою репутацию биржевого маклера и в то же время у него очистилось бы немало денег.
How much could he handle?	Какую же сумму он может взять на себя?
That was the question.	Вот в чем вопрос.
Who would take portions of it?	Кто станет приобретать у него облигации?
His father's bank?	Отцовский банк?
Probably.	Весьма вероятно.
Waterman & Co.?	"Уотермен и К°"?
A little.	На небольшую сумму!
Judge Kitchen?	Судья Китчен?
A small fraction.	Незначительную часть!
The Mills-David Company?	Компания "Милс-Дэвид"?
Yes.	Да!

He thought of different individuals and concerns who, for one reason and another-personal friendship, good-nature, gratitude for past favors, and so on-would take a percentage of the seven-percent. bonds through him.	Он стал перебирать в памяти предприятия и частных лиц, которые по тем или иным соображениям - из побуждений личной дружбы, в силу покладистого характера, признательности за услуги в прошлом и так далее - подписались бы через него на какое-то количество этих семипроцентных облигаций.
He totaled up his possibilities, and discovered that in all likelihood, with a little preliminary missionary work, he could dispose of one million dollars if personal influence, through local political figures, could bring this much of the loan his way.	Фрэнк подытожил свои возможности и обнаружил, что после некоторой предварительной "обработки" он, по всей вероятности, мог бы разместить облигаций на один миллион долларов, если бы влиятельные политические деятели Филадельфии поспособствовали предоставлению ему этой доли займа.
One man in particular had grown strong in his estimation as having some subtle political connection not visible on the surface, and this was Edward Malia Butler.	Наибольшие надежды Фрэнк возлагал на некоего Эдварда Мэлию Батлера, у которого были не бросающиеся в глаза, но весьма солидные связи в политическом мире.
Butler was a contractor, undertaking the construction of sewers, water-mains, foundations for buildings, street-paving, and the like.	Батлер был подрядчиком, производившим работы по прокладке канализационных труб и водопроводов, по сооружению фундаментов, мощению улиц и так далее.
In the early days, long before Cowperwood had known him, he had been a garbage-contractor on his own account.	В давно прошедшие дни, задолго до того как Каупервуд познакомился с ним, Батлер на свой страх и риск брал подряды на вывоз мусора.
The city at that time had no extended street-cleaning service, particularly in its outlying sections and some of the older, poorer regions.	Г ород в то время еще не знал систематизированной уборки улиц, тем более на окраинах и в некоторых старых, населенных беднотою районах.
Edward Butler, then a poor young Irishman, had begun by collecting and hauling away the garbage free of charge, and feeding it to his pigs and cattle.	Эдвард Батлер, тогда молодой бедняк-ирландец, начал с того, что бесплатно сгребал и убирал отбросы, которые шли на корм его свиньям и скоту.
Later he discovered that some people were willing to pay a small charge for this service.	Позднее он обнаружил, что есть люди, готовые кое-что платить за эти услуги.
Then a local political character, a councilman friend of his-they were both Catholics-saw a new point in the whole thing.	А еще позднее один местный деятель, член муниципалитета и приятель Батлера, - оба они были католиками - взглянул на все это дело с совсем новой точки зрения.
Butler could be made official garbage-collector.	Отчего бы не назначить Батлера официальным подрядчиком по уборке мусора?
The council could vote an annual appropriation for this service.	Муниципалитет может выделить для этой цели ежегодные ассигнования.
Butler could employ more wagons than he did now-dozens of them, scores.	Батлеру будет дана возможность нанять несколько дюжин мусорных фургонов.
Not only that, but no other garbage-collector would be allowed.	Более того, никаких других мусорщиков в городе не останется.

There were others, but the official contract awarded him would also, officially, be the end of the life of any and every disturbing rival.	Сейчас они, конечно, существуют, но официальный договор между Батлером и муниципалитетом положит конец всякой конкуренции.
A certain amount of the profitable proceeds would have to be set aside to assuage the feelings of those who were not contractors.	Частью прибыли от этого весьма выгодного дела придется поступиться, чтобы ублажить и успокоить тех, кого обошли подрядом.
Funds would have to be loaned at election time to certain individuals and organizations-but no matter. The amount would be small.	Во время выборов надо будет ссужать деньгами некоторые организации и отдельных лиц, но это не беда, речь идет о небольших суммах.
So Butler and Patrick Gavin Comiskey, the councilman (the latter silently) entered into business relations.	Итак, Батлер и член муниципалитета Патрик Г евин Комисский вступили в деловое соглашение (последний, конечно, тайно).
Butler gave up driving a wagon himself.	Батлер больше уже не разъезжал сам с мусорным фургоном.
He hired a young man, a smart Irish boy of his neighborhood, Jimmy Sheehan, to be his assistant, superintendent, stableman, bookkeeper, and what not.	Он нанял жившего по соседству расторопного ирландского парня, по имени Джимми Шихен, и тот сделался его помощником, управляющим, конюхом, бухгалтером - словом, решительно всем.
Since he soon began to make between four and five thousand a year, where before he made two thousand, he moved into a brick house in an outlying section of the south side, and sent his children to school.	Вскоре Батлер стал зарабатывать от четырех до пяти тысяч в год, - раньше он с трудом выгонял две тысячи, - переехал в кирпичный дом на южной окраине города и отдал детей в школу.
Mrs. Butler gave up making soap and feeding pigs.	Миссис Батлер бросила варить мыло и разводить свиней.
And since then times had been exceedingly good with Edward Butler.	Начиная с этого времени фортуна была неизменно благосклонна к Эдварду Батлеру.
He could neither read nor write at first; but now he knew how, of course.	Раньше он не умел ни читать, ни писать, но теперь, конечно, выучился грамоте.
He had learned from association with Mr. Comiskey that there were other forms of contracting-sewers, water-mains, gas-mains, street-paving, and the like.	Из бесед с мистером Комисским он выяснил, что существуют и другие формы подрядов -например, на прокладку канализационных, водопроводных и газовых магистралей, мощение улиц и так далее.
Who better than Edward Butler to do it?	Кому же и взяться за них, как не Эдварду Батлеру?
He knew the councilmen, many of them.	Он знаком со многими членами муниципалитета.
Het met them in the back rooms of saloons, on Sundays and Saturdays at political picnics, at election councils and conferences, for as a beneficiary of the city's largess he was expected to contribute not only money, but advice.	Он встречался с ними в задних комнатках пивных, на пикниках, устраиваемых заправилами города в субботние и воскресные дни, на предвыборных совещаниях и заседаниях, ибо, вкушая от щедрот города, должен был помогать ему не только деньгами, но и советом.
Curiously he had developed a strange political wisdom.	Любопытно, что Батлер вскоре обнаружил незаурядную политическую прозорливость.

He knew a successful man or a coming man when he saw one.	Ему достаточно было взглянуть на человека, чтобы сказать, пойдет ли тот в гору.
So many of his bookkeepers, superintendents, time-keepers had graduated into councilmen and state legislators.	Многие из его бухгалтеров, управляющих и табельщиков сделались членами муниципалитета или законодательного собрания.
His nominees-suggested to political conferences-were so often known to make good.	Кандидатуры, которые он выдвигал на выборах, обычно проходили с успехом.
First he came to have influence in his councilman's ward, then in his legislative district, then in the city councils of his party-Whig, of course-and then he was supposed to have an organization.	Сначала он приобрел влияние в районе, где баллотировался в муниципалитет его ставленник, затем в своем избирательном участке, потом на городских собраниях своей партии, конечно вигов[10], и, наконец, его стали считать главою самостоятельной политической организации.
Mysterious forces worked for him in council.	Какие-то таинственные силы работали на него в муниципалитете.
He was awarded significant contracts, and he always bid.	Ему доставались крупные подряды, он участвовал во всех торгах.
The garbage business was now a thing of the past.	О мусороуборочных работах он и думать забыл.
His eldest boy, Owen, was a member of the State legislature and a partner in his business affairs.	Старший сын мистера Батлера, Оуэн, был членом законодательного собрания и компаньоном отца.
His second son, Callum, was a clerk in the city water department and an assistant to his father also.	Второй сын, Кэлем, служил в отделе городского водоснабжения и тоже участвовал в делах отца.
Aileen, his eldest daughter, fifteen years of age, was still in St. Agatha's, a convent school in Germantown.	Старшая дочь, пятнадцатилетняя Эйлин, еще училась в монастырском пансионе св. Агаты, в Джермантауне.
Norah, his second daughter and youngest child, thirteen years old, was in attendance at a local private school conducted by a Catholic sisterhood.	Другая, тринадцатилетняя Нора, самая младшая в семье, была определена в частную школу, находившуюся в ведении католических монахинь.
The Butler family had moved away from South Philadelphia into Girard Avenue, near the twelve hundreds, where a new and rather interesting social life was beginning.	Семья Батлеров переехала из южной части Филадельфии на Джирард-авеню, поближе к аристократическому кварталу; там уже зарождалась интенсивная "светская" жизнь.
They were not of it, but Edward Butler, contractor, now fifty-five years of age, worth, say, five hundred thousand dollars, had many political and financial friends.	Батлеры не принадлежали к избранному кругу, но у главы семьи, пятидесятипятилетнего подрядчика, "стоившего" почти что полмиллиона, нашлось много друзей в мире политическом и финансовом.
No longer a "rough neck," but a solid, reddish-faced man, slightly tanned, with broad shoulders and a solid chest, gray eyes, gray hair, a typically Irish face made wise and calm and undecipherable by much experience.	Да и сам он был уже не прежний "неотесанный детина", но плотный человек с красноватым, слегка обветренным лицом, седовласый, сероглазый, с широкими плечами и могучей грудью - типичный ирландец; богатый жизненный опыт придал его лицу спокойное, умудренное и непроницаемое выражение.

His big hands and feet indicated a day when he had not worn the best English cloth suits and tanned leather, but his presence was not in any way offensive-rather the other way about.	Большие руки и ноги напоминали о днях, когда он еще не носил прекрасных костюмов английского сукна и желтых ботинок, но ничего "простецкого" в нем не осталось, напротив, держал он себя с большим достоинством.
Though still possessed of a brogue, he was soft-spoken, winning, and persuasive.	Правда, говорил Батлер по-прежнему с ирландским акцентом, но всегда живо, любезно и убедительно.
He had been one of the first to become interested in the development of the street-car system and had come to the conclusion, as had Cowperwood and many others, that it was going to be a great thing.	Он один из первых заинтересовался строительством конных железных дорог и, так же как Каупервуд и множество других, пришел к заключению, что это дело с большим будущим.
The money returns on the stocks or shares he had been induced to buy had been ample evidence of that, He had dealt through one broker and another, having failed to get in on the original corporate organizations.	Наилучшим доказательством служила прибыль, которую приносили купленные им акции и паи. Батлер действовал через маклеров, так как не успел вступить в эти предприятия в период их организации.
He wanted to pick up such stock as he could in one organization and another, for he believed they all had a future, and most of all he wanted to get control of a line or two.	Он скупал акции всех конно-железнодорожных компаний, считая, что перед любой из них открываются прекрасные перспективы, но больше всего ему хотелось целиком заполучить в свои руки контроль над одной или двумя линиями.
In connection with this idea he was looking for some reliable young man, honest and capable, who would work under his direction and do what he said.	В соответствии с этим замыслом он подыскивал надежного молодого человека, способного и честного, который действовал бы по его указаниям, делая все, что ему прикажут.
Then he learned of Cowperwood, and one day sent for him and asked him to call at his house.	Кто-то рекомендовал ему Каупервуда, и он вызвал его к себе письмом.
Cowperwood responded quickly, for he knew of Butler, his rise, his connections, his force.	Каупервуд не замедлил откликнуться, так как много слышал о Батлере, его карьере, связях и влиянии.
He called at the house as directed, one cold, crisp February morning.	Однажды в феврале сухим морозным утром Фрэнк отправился к нему.
He remembered the appearance of the street afterward-broad, brick-paved sidewalks, macadamized roadway, powdered over with a light snow and set with young, leafless, scrubby trees and lamp-posts.	Впоследствии он не раз вспоминал эту улицу -широкие кирпичные тротуары, мостовую, слегка припорошенную снегом, чахлые, оголенные деревца и фонарные столбы.
Butler's house was not new-he had bought and repaired it-but it was not an unsatisfactory specimen of the architecture of the time.	Дом Батлера, хотя и не новый, - он отремонтировал его после покупки, - был неплохим образцом архитектуры своего времени.
It was fifty feet wide, four stories tall, of graystone and with four wide, white stone steps leading up to the door.	Пятидесяти футов в длину, четырехэтажный, он был сложен из серого известняка; к парадной двери вели четыре широкие белые ступени.
The window arches, framed in white, had U-shaped keystones.	Окна с белыми наличниками имели форму широких арок.

There were curtains of lace and a glimpse of red plush through the windows, which gleamed warm against the cold and snow outside.	Изнутри они были завешены кружевными гардинами, и красный плюш мебели, чуть просвечивавший сквозь кружево, выглядел как-то особенно уютно с холодной и заснеженной улицы.
A trim Irish maid came to the door and he gave her his card and was invited into the house.	Нарядная горничная-ирландка открыла дверь Каупервуду; он вошел и дал ей свою визитную карточку.
"Is Mr. Butler home?"	- Мистер Батлер дома?
"I'm not sure, sir.	- Не могу сказать, сэр.
I'll find out.	Я сейчас узнаю.
He may have gone out."	Возможно, он вышел.
In a little while he was asked to come upstairs, where he found Butler in a somewhat commercial-looking room.	Через несколько минут Фрэнка провели наверх. Батлер принял его в комнате, несколько напоминавшей контору.
It had a desk, an office chair, some leather furnishings, and a bookcase, but no completeness or symmetry as either an office or a living room.	Там стояли письменный стол, деревянное кресло, кое-какая кожаная мебель и книжный шкаф. Все эти предметы были разрознены и расставлены так, как не расставляют мебель ни в конторе, ни в жилой комнате.
There were several pictures on the wall-an impossible oil painting, for one thing, dark and gloomy; a canal and barge scene in pink and nile green for another; some daguerreotypes of relatives and friends which were not half bad.	На стене висели картины: одна - написанная маслом, что-то совершенно невообразимое! -темная и мрачная; на другой - в розовых и расплывчато-зеленых тонах изображался канал с плывущей по нему баржей и, наконец, несколько неплохих дагерротипов родных и друзей.
Cowperwood noticed one of two girls, one with reddish-gold hair, another with what appeared to be silky brown. The beautiful silver effect of the daguerreotype had been tinted.	Каупервуд обратил внимание на прекрасный, слегка подцвеченный портрет двух девочек. У одной волосы были рыжевато-золотые, у другой каштановые и, должно быть, шелковистые.
They were pretty girls, healthy, smiling, Celtic, their heads close together, their eyes looking straight out at you.	Это были миловидные, здоровые и веселые девочки кельтского типа; их головки почти соприкасались, глаза в упор смотрели на зрителя.
He admired them casually, and fancied they must be Butler's daughters.	Фрэнк полюбовался ими и решил, что это, наверное, дочери хозяина дома.
"Mr. Cowperwood?" inquired Butler, uttering the name fully with a peculiar accent on the vowels. (He was a slow-moving man, solemn and deliberate.) Cowperwood noticed that his body was hale and strong like seasoned hickory, tanned by wind and rain.	- Мистер Каупервуд? - встретил его Батлер; он как-то странно растягивал гласные, да и вообще это был человек медлительный, важный, вдумчивый. Фрэнк обратил внимание на его крепкую фигуру, могучую, как старый дуб, закаленный дождем и ветрами.
The flesh of his cheeks was pulled taut and there was nothing soft or flabby about him.	Кожа на его лице была туго натянута, да и весь он был какой-то подтянутый и подобранный.
"I'm that man."	- Да, - ответил Фрэнк.

"I have a little matter of stocks to talk over with you" ("matter" almost sounded like "mather"), "and I thought you'd better come here rather than that I should come down to your office.	- У меня есть к вам дельце - насчет покупки акций, и я подумал, что лучше вам прийти сюда, чем мне ездить к вам в контору.
We can be more private-like, and, besides, I'm not as young as I used to be."	Здесь мы можем поговорить с глазу на глаз, кроме того, и годы мои уже не те.
He allowed a semi-twinkle to rest in his eye as he looked his visitor over.	Он поглядел на гостя, чуть сощурив глаза.
Cowperwood smiled.	Каупервуд улыбнулся.
"Well, I hope I can be of service to you," he said, genially.	- Я к вашим услугам, - учтиво отозвался он.
"I happen to be interested just at present in pickin' up certain street-railway stocks on 'change.	- В настоящее время я заинтересован в том, чтобы выловить на бирже акции некоторых конно-железных дорог.
I'll tell you about them later.	В подробности я вас посвящу позднее.
Won't you have somethin' to drink?	Не выпьете ли чего-нибудь?
It's a cold morning."	Утро сегодня холодное.
"No, thanks; I never drink."	- Благодарю вас, я никогда не пью.
"Never?	- Никогда?
That's a hard word when it comes to whisky.	Нешуточное слово, ежели речь идет о виски!
Well, no matter. It's a good rule.	Но так или иначе - это похвально.
My boys don't touch anything, and I'm glad of it.	Мои сыновья тоже капли в рот не берут, и меня это очень радует.
As I say, I'm interested in pickin' up a few stocks on 'change; but, to tell you the truth, I'm more interested in findin' some clever young felly like yourself through whom I can work.	Так вот, я хочу выловить на бирже кое-какие акции, но, скажу вам правду, мне еще важнее найти смекалистого молодого человека, вроде вас, скажем, через которого я мог бы действовать.
One thing leads to another, you know, in this world." And he looked at his visitor non-committally, and yet with a genial show of interest.	Вы же сами знаете, что одно дело всегда тянет за собой другое, - и Батлер посмотрел на своего гостя испытующим, но в то же время благожелательным взглядом.
"Quite so," replied Cowperwood, with a friendly gleam in return.	- Совершенно верно, - согласился Каупервуд, приветливо улыбнувшись в ответ на взгляд хозяина дома.
"Well," Butler meditated, half to himself, half to Cowperwood, "there are a number of things that a bright young man could do for me in the street if he were so minded.	- Н-да, - задумчиво произнес Батлер, обращаясь то ли к Каупервуду, то ли к самому себе, - толковый молодой человек мог бы быть мне очень полезен в делах.
I have two bright boys of my own, but I don't want them to become stock-gamblers, and I don't know that they would or could if I wanted them to.	У меня двое сыновей, неглупые ребята, но я бы не хотел, чтоб они играли на бирже, да если бы и захотел, не знаю, может, они бы и не сумели.
But this isn't a matter of stock-gambling.	Но дело тут, собственно, не в этом.
I'm pretty busy as it is, and, as I said awhile ago, I'm getting along.	Я вообще очень занят, и, как я вам говорил, мои годы уже не те.

I'm not as light on my toes as I once was.	Я теперь не так уж легок на подъем.
But if I had the right sort of a young man-I've been looking into your record, by the way, never fear-he might handle a number of little things-investments and loans-which might bring us each a little somethin'.	А будь у меня подходящий молодой человек (кстати, я все разузнал о вашей работе), он мог бы выполнять для меня разные небольшие поручения по части паев и займов - они давали бы кое-что нам обоим.
Sometimes the young men around town ask advice of me in one way and another-they have a little somethin' to invest, and so-"	У меня частенько спрашивают совета по тому или иному вопросу молодые люди, которые желали бы вложить свой капитал в дело, так что...
He paused and looked tantalizingly out of the window, knowing full well Cowperwood was greatly interested, and that this talk of political influence and connections could only whet his appetite.	Он замолчал и, как бы поддразнивая гостя, стал смотреть в окно, хорошо зная, что заинтересовал Каупервуда и что разговор о влиянии в деловом мире и о коммерческих связях еще больше его раззадорит.
Butler wanted him to see clearly that fidelity was the point in this case-fidelity, tact, subtlety, and concealment.	Батлер дал ему понять, что главное в этих делах -верность, такт, сметливость и соблюдение тайны.
"Well, if you have been looking into my record," observed Cowperwood, with his own elusive smile, leaving the thought suspended.	- Что ж, если вы справлялись о моей работе... -заметил Фрэнк, сопровождая свои слова характерной для него мимолетной улыбкой и не договаривая фразы.
Butler felt the force of the temperament and the argument.	Батлер в этих немногих словах почувствовал силу и убедительность.
He liked the young man's poise and balance.	Ему нравились выдержка и уравновешенность молодого человека.
A number of people had spoken of Cowperwood to him. (It was now Cowperwood & Co. The company was fiction purely.) He asked him something about the street; how the market was running; what he knew about street-railways. Finally he outlined his plan of buying all he could of the stock of two given lines-the Ninth and Tenth and the Fifteenth and Sixteenth-without attracting any attention, if possible.	О Каупервуде он слышал от многих. (Теперь фирма называлась уже "Каупервуд и К°", причем "компания" была чисто фиктивная.) Он задал Фрэнку еще несколько вопросов относительно биржи и общего состояния рынка, осведомился, что ему известно насчет железных дорог, и наконец изложил свой план, заключавшийся в том, чтобы скупить как можно больше акций коночных линий Девятой, Десятой, Пятнадцатой и Шестнадцатой улиц, но, по возможности, исподволь и не вызывая шума.
It was to be done slowly, part on 'change, part from individual holders.	Действовать тут надо осторожно, скупая акции частью через биржу, частью же у отдельных держателей.
He did not tell him that there was a certain amount of legislative pressure he hoped to bring to bear to get him franchises for extensions in the regions beyond where the lines now ended, in order that when the time came for them to extend their facilities they would have to see him or his sons, who might be large minority stockholders in these very concerns. It was a far-sighted plan, and meant that the lines would eventually drop into his or his sons' basket.	Батлер умолчал о том, что он намерен оказать известное давление на законодательные органы и добиться разрешения на продолжение путей за теперешние конечные пункты, чтобы, когда наступит время приступить к работам, огорошить железнодорожные концерны известием, что крупнейшими их акционерами являются Батлеры, отец или сыновья, - дальновидный план, направленный на то, чтобы в конечном счете эти линии оказались целиком в руках семейства Батлеров.

"I'll be delighted to work with you, Mr. Butler, in any way that you may suggest," observed Cowperwood.	- Я буду счастлив сотрудничать с вами, мистер Батлер, любым угодным вам образом, - произнес Каупервуд.
"I can't say that I have so much of a business as yet-merely prospects.	- Я не скажу, что у меня уже сейчас большое дело, это еще только первые шаги.
But my connections are good.	Но связи у меня хорошие.
I am now a member of the New York and Philadelphia exchanges.	Я приобрел собственное место на нью-йоркской и филадельфийской биржах.
Those who have dealt with me seem to like the results I get."	Те, кому приходилось иметь со мной дело, по-моему, всегда оставались довольны результатами.
"I know a little something about your work already," reiterated Butler, wisely.	- О вашей работе мне кое-что уже известно, -повторил Батлер.
"Very well, then; whenever you have a commission you can call at my office, or write, or I will call here.	- Очень хорошо. Когда я вам понадоблюсь, вы, может быть, зайдете в мою контору или напишете мне, и я приду к вам.
I will give you my secret operating code, so that anything you say will be strictly confidential."	Я сообщу вам свой секретный код, так что все вами написанное останется в строжайшей тайне.
"Well, we'll not say anything more now.	- Ладно, ладно! Сейчас мы больше не будем об этом говорить.
In a few days I'll have somethin' for you. When I do, you can draw on my bank for what you need, up to a certain amount."	Скоро мы вновь встретимся, и тогда в моем банке вам будет открыт кредит на определенную сумму.
He got up and looked out into the street, and Cowperwood also arose.	Он встал и взглянул в окно. Каупервуд тоже поднялся.
"It's a fine day now, isn't it?"	- Кажется, отличная погода сегодня?
"It surely is."	- Прекрасная!
"Well, we'll get to know each other better, I'm sure."	- Ну, я уверен, что со временем мы с вами сойдемся ближе.
He held out his hand.	Он протянул Каупервуду руку.
"I hope so."	- Я тоже надеюсь.
Cowperwood went out, Butler accompanying him to the door.	Каупервуд направился к выходу, и Батлер проводил его до парадной двери.
As he did so a young girl bounded in from the street, red-cheeked, blue-eyed, wearing a scarlet cape with the peaked hood thrown over her red-gold hair.	В эту самую минуту с улицы вбежала молодая, румяная, голубоглазая девушка в ярко-красной пелерине с капюшоном, накинутым на рыжевато-золотистые волосы.
"Oh, daddy, I almost knocked you down."	- Ах, папа, я чуть тебя с ног не сбила!
She gave her father, and incidentally Cowperwood, a gleaming, radiant, inclusive smile.	Она улыбнулась отцу, а заодно и Каупервуду, сияющей, лучезарной и беззаботной улыбкой.
Her teeth were bright and small, and her lips bud-red.	Зубы у нее были блестящие и мелкие, а губы, как пунцовый бутон.
"You're home early.	- Ты сегодня рано вернулась.

I thought you were going to stay all day?"	Я полагал, что ты ушла на весь день.
"I was, but I changed my mind."	- Я так и хотела, а потом передумала.
She passed on in, swinging her arms.	Она прошла дальше, размахивая руками.
"Yes, well-" Butler continued, when she had gone. "Then well leave it for a day or two.	- Итак, - продолжал Батлер, когда она скрылась, -подождем денек-другой.
Good day."	До свиданья!
"Good day."	- До свиданья!
Cowperwood, warm with this enhancing of his financial prospects, went down the steps; but incidentally he spared a passing thought for the gay spirit of youth that had manifested itself in this red-cheeked maiden.	Каупервуд спускался по лестнице, радуясь открывавшимся перед ним перспективам финансовой деятельности, и вдруг в его воображении возникла только что виденная им румяная девушка - живое воплощение юности.
What a bright, healthy, bounding girl!	Какая она яркая, здоровая, жизнерадостная!
Her voice had the subtle, vigorous ring of fifteen or sixteen.	В ее голосе звучала вся свежесть и бодрая сила пятнадцати или шестнадцати лет.
She was all vitality.	Жизнь била в ней ключом.
What a fine catch for some young fellow some day, and her father would make him rich, no doubt, or help to.	Лакомый кусочек, который со временем достанется какому-нибудь молодому человеку, и вдобавок ее отец еще обогатит его или по меньшей мере посодействует его обогащению.
Chapter XII	12
It was to Edward Malia Butler that Cowperwood turned now, some nineteen months later when he was thinking of the influence that might bring him an award of a portion of the State issue of bonds.	К Эдварду Мэлии Батлеру и обратился Каупервуд почти два года спустя, когда подумал, что он мог бы достигнуть весьма влиятельного положения, если бы ему поручили распространить часть выпущенного займа.
Butler could probably be interested to take some of them himself, or could help him place some.	Возможно, Батлер и сам заинтересуется приобретением пакета облигаций, а не то просто поможет ему, Фрэнку, разместить их.
He had come to like Cowperwood very much and was now being carried on the latter's books as a prospective purchaser of large blocks of stocks.	К этому времени Батлер уже проникся искренней симпатией к Каупервуду и в книгах последнего значился крупным держателем ценных бумаг.
And Cowperwood liked this great solid Irishman.	Каупервуду тоже нравился этот плотный, внушительный ирландец.
He liked his history.	Нравилась ему и вся история жизни Батлера.
He had met Mrs. Butler, a rather fat and phlegmatic Irish woman with a world of hard sense who cared nothing at all for show and who still liked to go into the kitchen and superintend the cooking.	Он познакомился с его женой, очень полной и флегматичной ирландкой. Она была весьма неглупа, терпеть не могла ничего показного и до сих пор еще любила заходить на кухню и лично руководить стряпней.
He had met Owen and Callum Butler, the boys, and Aileen and Norah, the girls.	Фрэнк был уже знаком и с сыновьями Батлера -Оуэном и Кэлемом, и с дочерьми - Норой и Эйлин.