Граф Монте-Кристо. Часть 3 - английский и русский параллельные тексты

Александр Дюма.

Граф Монте Кристо 3 часть

Chapter 78. We hear From Yanina. If Valentine could have seen the trembling step and agitated countenance of Franz when he quitted the chamber of M. Noirtier, even she would have been constrained to pity him. Villefort had only just given utterance to a few incoherent sentences, and then retired to his study, where he received about two hours afterwards the following letter:--	I. Нам пишут из Янины Франц вышел из комнаты Нуартье такой потрясенный и растерянный, что даже Валентине стало жаль его. Вильфор, который за все время тягостной сцены пробормотал лишь несколько бессвязных слов и затем поспешно удалился в свой кабинет, получил два часа спустя следующее письмо:
"After all the disclosures which were made this morning, M. Noirtier de Villefort must see the utter impossibility of any alliance being formed between his family and that of M. Franz d'Epinay.	"После того что обнаружилось сегодня, г-н Нуартье де Вильфор едва ли допускает мысль о родственных отношениях между его семьей и семьей Франца д'Эпине.
M. d'Epinay must say that he is shocked and astonished that M. de Villefort, who appeared to be aware of all the circumstances detailed this morning, should not have anticipated him in this announcement."	Франц д'Эпине с ужасом думает о том, что г-н де Вильфор, по-видимому, осведомленный об оглашенных сегодня событиях, не предупредил его об этом сам".
No one who had seen the magistrate at this moment, so thoroughly unnerved by the recent inauspicious combination of circumstances, would have supposed for an instant that he had anticipated the annoyance; although it certainly never had occurred to him that his father would carry candor, or rather rudeness, so far as to relate such a history.	Тот, кто видел бы в эту минуту королевского прокурора, согбенного под тяжестью удара, мог бы предположить, что Вильфор этого удара не ожидал; и в самом деле Вильфор никогда не думал, чтобы его отец мог дойти до такой откровенности, вернее, беспощадности.
And in justice to Villefort, it must be understood that M. Noirtier, who never cared for the opinion of his son on any subject, had always omitted to explain the affair to Villefort, so that he had all his life entertained the belief that General de Quesnel, or the Baron d'Epinay, as he was alternately styled, according as the speaker wished to identify him by his own family name, or by the title which had been conferred on him, fell the victim of assassination, and not that he was killed fairly in a duel.	Правда, г-н Нуартье, мало считавшийся с мнением сына, не нашел нужным осведомить его об этом событии, и Вильфор всегда думал, что генерал де Кенель, или, если угодно, барон д'Эпине, погиб от руки убийцы, а не в честном поединке.
This harsh letter, coming as it did from a man generally so polite and respectful, struck a mortal blow at the pride of Villefort.	Это жестокое письмо всегда столь почтительного молодого человека было убийственно для самолюбия Вильфора.
Hardly had he read the letter, when his wife entered.	Едва успел он пройти в свой кабинет, как к нему вошла жена.
The sudden departure of Franz, after being summoned by M. Noirtier, had so much astonished every one, that the position of Madame de Villefort, left alone with the notary and the witnesses, became every moment more embarrassing.	Уход Франца, которого вызвал к себе г-н Нуартье, настолько всех удивил, что положение г-жи де Вильфор, оставшейся в обществе нотариуса и свидетелей, становилось все затруднительнее.
Determined to bear it no longer, she arose and left the room; saying she would go and make some inquiries into the cause of his sudden disappearance.	Наконец она решительно встала и вышла из комнаты, заявив, что пойдет узнать, в чем дело.

M. de Villefort's communications on the subject were very limited and concise; he told her, in fact, that an explanation had taken place between M. Noirtier, M. d'Epinay, and himself, and that the marriage of Valentine and Franz would consequently be broken off.	Вильфор сообщил ей только, что после происшедшего между ним, Нуартье и д'Эпине объяснения брак Валентины и Франца состояться не может.
This was an awkward and unpleasant thing to have to report to those who were awaiting her return in the chamber of her father-in-law. She therefore contented herself with saying that M. Noirtier having at the commencement of the discussion been attacked by a sort of apoplectic fit, the affair would necessarily be deferred for some days longer.	Невозможно было объявить это ожидавшим; поэтому г-жа де Вильфор, вернувшись в гостиную, сказала, что с г-ном Нуартье случилось нечто вроде удара, так что подписание договора придется отложить на несколько дней.
This news, false as it was following so singularly in the train of the two similar misfortunes which had so recently occurred, evidently astonished the auditors, and they retired without a word.	Это известие, хоть и совершенно ложное, так странно дополняло два однородных случая в этом доме, что присутствующие удивленно переглянулись и молча удалились.
During this time Valentine, at once terrified and happy, after having embraced and thanked the feeble old man for thus breaking with a single blow the chain which she had been accustomed to consider as irrefragable, asked leave to retire to her own room, in order to recover her composure.	Тем временем Валентина, счастливая и испуганная, нежно поцеловала беспомощного старика, одним ударом разбившего цепи, которые она уже считала нерасторжимыми, попросила разрешения уйти к себе и отдохнуть.
Noirtier looked the permission which she solicited.	Нуартье взглядом отпустил ее.
But instead of going to her own room, Valentine, having once gained her liberty, entered the gallery, and, opening a small door at the end of it, found herself at once in the garden.	Но вместо того чтобы подняться к себе, Валентина, выйдя из комнаты деда, пошла по коридору и через маленькую дверь выбежала в сад.
In the midst of all the strange events which had crowded one on the other, an indefinable sentiment of dread had taken possession of Valentine's mind.	Среди всей этой смены событий сердце ее сжималось от тайной тревоги.
She expected every moment that she should see Morrel appear, pale and trembling, to forbid the signing of the contract, like the Laird of Ravenswood in "The Bride of Lammermoor."	С минуты на минуту она ждала, что появится Моррель, бледный и грозный, как Ревенсвуд в "Ламмермурской невесте".
It was high time for her to make her appearance at the gate, for Maximilian had long awaited her coming. He had half guessed what was going on when he saw Franz quit the cemetery with M. de Villefort.	Она вовремя подошла к решетке. Максимилиан увидел, как Франц уехал с кладбища вместе с Вильфором, догадался о том, что должно произойти, и поехал следом.
He followed M. d'Epinay, saw him enter, afterwards go out, and then re-enter with Albert and Chateau-Renaud.	Он видел, как Франц вошел в дом, потом вышел и через некоторое время вновь вернулся с Альбером и Шато-Рено.
He had no longer any doubts as to the nature of the conference; he therefore quickly went to the gate in the clover-patch, prepared to hear the result of the proceedings, and very certain that Valentine would hasten to him the first moment she should be set at liberty.	Таким образом, у него уже не было никаких сомнений. Тогда он бросился в огород, готовый на все и не сомневаясь, что Валентина при первой возможности прибежит к нему.

He was not mistaken; peering through the crevices of the wooden partition, he soon discovered the young girl, who cast aside all her usual precautions and walked at once to the barrier.	Он не ошибся; заглянув в щель, он увидел Валентину, которая, не принимая обычных мер предосторожности, бежала прямо к воротам.
The first glance which Maximilian directed towards her entirely reassured him, and the first words she spoke made his heart bound with delight.	Едва увидев ее, он успокоился; едва она заговорила, он подпрыгнул от радости.
"We are saved!" said Valentine.	- Спасены! - воскликнула Валентина.
"Saved?" repeated Morrel, not being able to conceive such intense happiness; "by whom?"	- Спасены! - повторил Моррель, не веря своему счастью. - Но кто же нас спас?
"By my grandfather.	- Дедушка.
Oh, Morrel, pray love him for all his goodness to us!"	Всегда любите его, Моррель!
Morrel swore to love him with all his soul; and at that moment he could safely promise to do so, for he felt as though it were not enough to love him merely as a friend or even as a father.	Моррель поклялся любить старика всей душой, и ему нетрудно было дать эту клятву, потому что в эту минуту он не только любил его, как друга или отца, он поклонялся ему, как божеству.
"But tell me, Valentine, how has it all been effected? What strange means has he used to compass this blessed end?"	- Но как это произошло? - спросил Моррель. - Что он сделал?
Valentine was on the point of relating all that had passed, but she suddenly remembered that in doing so she must reveal a terrible secret which concerned others as well as her grandfather, and she said,	Валентина уже готова была все рассказать, но вспомнила, что за всем этим скрывается страшная тайна, которая принадлежит не только ее деду.
"At some future time I will tell you all about it."	- Когда-нибудь я вам все расскажу, - сказала она.
"But when will that be?"	- Когда же?
"When I am your wife."	- Когда буду вашей женой.
The conversation had now turned upon a topic so pleasing to Morrel, that he was ready to accede to anything that Valentine thought fit to propose, and he likewise felt that a piece of intelligence such as he just heard ought to be more than sufficient to content him for one day. However, he would not leave without the promise of seeing Valentine again the next night.	Такими словами можно было заставить Морреля согласиться на все; поэтому он покорно удовольствовался услышанным и даже согласился немедленно уйти, но только при условии, что увидится с Валентиной на следующий день вечером.
Valentine promised all that Morrel required of her, and certainly it was less difficult now for her to believe that she should marry Maximilian than it was an hour ago to assure herself that she should not marry Franz.	Валентина обещала. Все изменилось для нее, и ей было легче поверить теперь, что она выйдет за Максимилиана, чем час тому назад поверить, что она не выйдет за Франца.
During the time occupied by the interview we have just detailed, Madame de Villefort had gone to visit M. Noirtier.	Тем временем г-жа де Вильфор поднялась к Нуартье.
The old man looked at her with that stern and forbidding expression with which he was accustomed to receive her.	Нуартье, как всегда, встретил ее мрачным и строгим взглядом.

"Sir," said she, "it is superfluous for me to tell you that Valentine's marriage is broken off, since it was here that the affair was concluded."	- Сударь, - обратилась она к нему, - мне незачем говорить вам, что свадьба Валентины расстроилась, раз все это произошло именно здесь.
Noirtier's countenance remained immovable.	Нуартье был невозмутим.
"But one thing I can tell you, of which I do not think you are aware; that is, that I have always been opposed to this marriage, and that the contract was entered into entirely without my consent or approbation."	- Но вы не знаете, - продолжала г-жа де Вильфор,- что я всегда была против этого брака и он устраивался помимо меня.
Noirtier regarded his daughter-in-law with the look of a man desiring an explanation.	Нуартье посмотрел на свою невестку, как бы ожидая объяснения.
"Now that this marriage, which I know you so much disliked, is done away with, I come to you on an errand which neither M. de Villefort nor Valentine could consistently undertake."	- А так как теперь этот брак, которого вы не одобряли, расторгнут, я являюсь к вам с просьбой, с которой ни мой муж, ни Валентина не могут к вам обратиться.
Noirtier's eyes demanded the nature of her mission.	Нуартье вопросительно посмотрел на нее.
"I come to entreat you, sir," continued Madame de Villefort, "as the only one who has the right of doing so, inasmuch as I am the only one who will receive no personal benefit from the transaction,--I come to entreat you to restore, not your love, for that she has always possessed, but to restore your fortune to your granddaughter."	- Я пришла просить вас, - продолжала г-жа де Вильфор, - и только я одна имею на это право, потому что я одна ничего от этого не выигрываю,- чтобы вы вернули своей внучке не любовь, - она всегда ей принадлежала, - но ваше состояние.
There was a doubtful expression in Noirtier's eyes; he was evidently trying to discover the motive of this proceeding, and he could not succeed in doing so.	В глазах Нуартье выразилось колебание; по-видимому, он искал причин этой просьбы и не находил их.
"May I hope, sir," said Madame de Villefort, "that your intentions accord with my request?"	- Могу ли я надеяться, сударь, - сказала г-жа де Вильфор, - что ваши намерения совпадают с моей просьбой?
Noirtier made a sign that they did.	- Да, - показал Нуартье.
"In that case, sir," rejoined Madame de Villefort, "I will leave you overwhelmed with gratitude and happiness at your prompt acquiescence to my wishes." She then bowed to M. Noirtier and retired.	- В таком случае, сударь, - сказала г-жа де Вильфор, - я ухожу от вас счастливая и благодарная. - И, поклонившись старику, она вышла из комнаты.
The next day M. Noirtier sent for the notary; the first will was torn up and a second made, in which he left the whole of his fortune to Valentine, on condition that she should never be separated from him.	На следующий же день Нуартье вызвал нотариуса. Первое завещание было уничтожено и составлено новое, по которому он оставлял все свое состояние Валентине с тем условием, что его с ней не разлучат.
It was then generally reported that Mademoiselle de Villefort, the heiress of the marquis and marchioness of Saint-Meran, had regained the good graces of her grandfather, and that she would ultimately be in possession of an income of 300,000 livres.	Нашлись люди, которые подсчитали, что мадемуазель де Вильфор, наследница маркиза и маркизы де Сен-Меран и к тому же вернувшая себе милость своего деда, в один прекрасный день станет обладательницей почти трехсот тысяч ливров годового дохода.

While all the proceedings relative to the dissolution of the marriage-contract were being carried on at the house of M. de Villefort, Monte Cristo had paid his visit to the Count of Morcerf, who, in order to lose no time in responding to M. Danglars' wishes, and at the same time to pay all due deference to his position in society, donned his uniform of lieutenant-general, which he ornamented with all his crosses, and thus attired, ordered his finest horses and drove to the Rue de la Chausse d'Antin. Danglars was balancing his monthly accounts, and it was perhaps not the most favorable moment for finding him in his best humor.	Между тем граф Монте-Кристо посетил графа де Морсера, и тот, чтобы доказать Данглару свою готовность, нарядился в парадный генерал-лейтенантский мундир со всеми орденами и велел подать лучший выезд. Он отправился на улицу Шоссе-д'Антен и велел доложить о себе Данглару, который как раз подводил свой месячный баланс. В последнее время, чтобы застать Данглара в хорошем расположении духа, лучше было выбирать другую минуту.
At the first sight of his old friend, Danglars assumed his majestic air, and settled himself in his easy-chair.	При виде старого друга Данглар принял величественный вид и выпрямился в кресле.
Morcerf, usually so stiff and formal, accosted the banker in an affable and smiling manner, and, feeling sure that the overture he was about to make would be well received, he did not consider it necessary to adopt any manoeuvres in order to gain his end, but went at once straight to the point.	Морсер, обычно столь чопорный, старался, напротив, быть веселым и приветливым. Почти уверенный в том, что его предложение будет встречено с радостью, он отбросил всякую дипломатию и сразу приступил к делу.
"Well, baron," said he, "here I am at last; some time has elapsed since our plans were formed, and they are not yet executed."	- Я к вам, барон, - сказал он. - Мы с вами уже давно ходим вокруг да около наших старых планов...
Morcerf paused at these words, quietly waiting till the cloud should have dispersed which had gathered on the brow of Danglars, and which he attributed to his silence; but, on the contrary, to his great surprise, it grew darker and darker.	Морсер ждал, что при этих словах лицо барона просияет, потому что именно своему долгому молчанию он приписывал его хмурый вид; но, напротив, как ни странно, это лицо стало еще более бесстрастным и холодным.
"To what do you allude, monsieur?" said Danglars; as if he were trying in vain to guess at the possible meaning of the general's words.	Вот почему Морсер остановился на середине своей фразы. - Какие планы, граф? - спросил банкир, словно не понимая, о чем идет речь.
"Ah," said Morcerf, "I see you are a stickler for forms, my dear sir, and you would remind me that the ceremonial rites should not be omitted.	- Вы большой педант, дорогой барон, - сказал граф. - Я упустил из виду, что церемониал должен быть проделан по всем правилам.
Ma foi, I beg your pardon, but as I have but one son, and it is the first time I have ever thought of marrying him, I am still serving my apprenticeship, you know; come, I will reform."	Ну что ж, прошу прощения. Ведь у меня один только сын, и так как я впервые собираюсь его женить, то я новичок в этом деле; извольте, я повинуюсь.
And Morcerf with a forced smile arose, and, making a low bow to M. Danglars, said:	И Морсер, принужденно улыбаясь, встал, отвесил Данглару глубокий поклон и сказал:
"Baron, I have the honor of asking of you the hand of Mademoiselle Eugenie Danglars for my son, the Vicomte Albert de Morcerf."	- Барон, я имею честь просить руки мадемуазель Эжени Данглар, вашей дочери, для моего сына, виконта Альбера де Морсера.
But Danglars, instead of receiving this address in the favorable manner which Morcerf had expected, knit his brow, and without inviting the count, who was still standing, to take a seat, he said:	Но вместо того чтобы встретить эти слова благосклонно, как имел право надеяться Морсер, Данглар нахмурился и, не приглашая графа снова сесть, сказал:
"Monsieur, it will be necessary to reflect before I give you an answer."	- Прежде чем дать вам ответ, граф, мне необходимо подумать.

"To reflect?" said Morcerf, more and more astonished; "have you not had enough time for reflection during the eight years which have elapsed since this marriage was first discussed between us?"	- Подумать! - возразил изумленный Морсер. -Разве у вас не было времени подумать? Ведь восемь лет прошло с тех пор, как мы с вами впервые заговорили об этом браке.
"Count," said the banker, "things are constantly occurring in the world to induce us to lay aside our most established opinions, or at all events to cause us to remodel them according to the change of circumstances, which may have placed affairs in a totally different light to that in which we at first viewed them."	- Каждый день возникают новые обстоятельства, граф, - отвечал Дангар, - они вынуждают людей менять уже принятые решения.
"I do not understand you, baron," said Morcerf.	- Что это значит? - спросил Морсер. - Я вас не понимаю, барон!
"What I mean to say is this, sir,--that during the last fortnight unforeseen circumstances have occurred"--	- Я хочу сказать, сударь, что вот уже две недели, как новые обстоятельства...
"Excuse me," said Morcerf, "but is it a play we are acting?"	- Позвольте, - сказал Морсер, - зачем нам разыгрывать эту комедию?
"A play?"	- Какую комедию?
"Yes, for it is like one; pray let us come more to the point, and endeavor thoroughly to understand each other."	- Объяснимся начистоту.
"That is quite my desire."	- Извольте.
"You have seen M. de Monte Cristo have you not?"	- Вы виделись с графом Монте-Кристо?
"I see him very often," said Danglars, drawing himself up; "he is a particular friend of mine."	- Я вижу его очень часто, - важно сказал Данглар.- Мы с ним друзья.
"Well, in one of your late conversations with him, you said that I appeared to be forgetful and irresolute concerning this marriage, did you not?"	- И в одну из последних встреч вы ему сказали, что вас удивляет моя забывчивость, моя нерешительность касательно этого брака.
"I did say so."	- Совершенно верно.
"Well, here I am, proving at once that I am really neither the one nor the other, by entreating you to keep your promise on that score."	- Так вот, как видите, с моей стороны нет ни забывчивости, ни нерешительности, напротив, я явился просить вас выполнить ваше обещание.
Danglars did not answer.	Данглар ничего не ответил.
"Have you so soon changed your mind," added Morcerf, "or have you only provoked my request that you may have the pleasure of seeing me humbled?"	- Может быть, вы успели передумать, - прибавил Морсер, - или вы меня вызвали на этот шаг, чтобы иметь удовольствие унизить меня?
Danglars, seeing that if he continued the conversation in the same tone in which he had begun it, the whole thing might turn out to his own disadvantage, turned to Morcerf, and said:	Данглар понял, что, если он будет продолжать разговор в том же тоне, это может грозить ему неприятностями.
"Count, you must doubtless be surprised at my reserve, and I assure you it costs me much to act in such a manner towards you; but, believe me when I say that imperative necessity has imposed the painful task upon me."	- Граф, - сказал он, - вы имеете полное право удивляться моей сдержанности, я вполне вас понимаю. Поверьте, я сам очень этим огорчен, но меня вынуждают к этому весьма серьезные обстоятельства.

"These are all so many empty words, my dear sir," said Morcerf: "they might satisfy a new acquaintance, but the Comte de Morcerf does not rank in that list; and when a man like him comes to another, recalls to him his plighted word, and this man fails to redeem the pledge, he has at least a right to exact from him a good reason for so doing."	- Все это отговорки, сударь, - возразил граф, -другой на моем месте, быть может, и удовлетворился бы ими; но граф де Морсер - не первый встречный. Когда он является к человеку и напоминает ему о данном слове, а этот человек не желает свое слово сдержать, то он имеет право требовать хотя бы объяснения.
Danglars was a coward, but did not wish to appear so; he was piqued at the tone which Morcerf had just assumed.	Данглар был трусом, но не хотел казаться им; тон Морсера задел его за живое.
"I am not without a good reason for my conduct," replied the banker.	- Объяснение у меня, конечно, имеется, - возразил он.
"What do you mean to say?"	- Что вы хотите сказать?
"I mean to say that I have a good reason, but that it is difficult to explain."	- Я хочу сказать, что хотя объяснение у меня и имеется, но дать его нелегко.
"You must be aware, at all events, that it is impossible for me to understand motives before they are explained to me; but one thing at least is clear, which is, that you decline allying yourself with my family."	- Но согласитесь, - сказал Морсер, - что я не могу удовольствоваться вашими недомолвками; во всяком случае, для меня ясно, что вы отвергаете родственный союз между нами.
"No, sir," said Danglars; "I merely suspend my decision, that is all."	- Нет, сударь, - ответил Данглар, - я только откладываю свое решение.
"And do you really flatter yourself that I shall yield to all your caprices, and quietly and humbly await the time of again being received into your good graces?"	- Но не думаете же вы, что я подчинюсь вашей прихоти и буду смиренно ждать, пока вы мне вернете свое благоволение?
"Then, count, if you will not wait, we must look upon these projects as if they had never been entertained."	- В таком случае, граф, если вам не угодно ждать, будем считать, что наши планы не осуществились.
The count bit his lips till the blood almost started, to prevent the ebullition of anger which his proud and irritable temper scarcely allowed him to restrain; understanding, however, that in the present state of things the laugh would decidedly be against him, he turned from the door, towards which he had been directing his steps, and again confronted the banker.	Граф до боли закусил губу, чтобы не дать воли своему высокомерному и вспыльчивому нраву; он понимал, что при данных обстоятельствах он один окажется в смешном положении. Он направился было к двери, но вдруг раздумал и вернулся.
A cloud settled on his brow, evincing decided anxiety and uneasiness, instead of the expression of offended pride which had lately reigned there.	Тень прошла по его лицу, выражение оскорбленной гордости сменилось признаками смутного беспокойства.
"My dear Danglars," said Morcerf, "we have been acquainted for many years, and consequently we ought to make some allowance for each other's failings.	- Послушайте, дорогой Данглар, - сказал он, - мы с вами знакомы не первый год и должны немного считаться друг с другом.
You owe me an explanation, and really it is but fair that I should know what circumstance has occurred to deprive my son of your favor."	Я прошу вас объясниться. Должен же я по крайней мере знать, какое злополучное обстоятельство заставило вас изменить свое отношение к моему сыну.

"It is from no personal ill-feeling towards the viscount, that is all I can say, sir," replied Danglars, who resumed his insolent manner as soon as he perceived that Morcerf was a little softened and calmed down.	- Это ни в какой мере не касается лично виконта, вот все, что я могу вам сказать, - отвечал Данглар, к которому вернулась его наглость, когда он увидел, что Морсер несколько смягчился.
"And towards whom do you bear this personal ill-feeling, then?" said Morcerf, turning pale with anger.	- А кого это касается? - побледнев, спросил Морсер изменившимся голосом.
The expression of the count's face had not remained unperceived by the banker; he fixed on him a look of greater assurance than before, and said:	Данглар, от которого не ускользнуло его волнение, посмотрел на него более уверенным взглядом, чем обычно.
"You may, perhaps, be better satisfied that I should not go farther into particulars."	- Будьте благодарны мне за то, что я не выражаюсь яснее, - сказал он.
A tremor of suppressed rage shook the whole frame of the count, and making a violent effort over himself, he said:	Нервная дрожь, вызванная, вероятно, сдерживаемым гневом, охватила Морсера.
"I have a right to insist on your giving me an explanation.	- Я имею право, - ответил он, делая над собой усилие, - и я требую, чтобы вы объяснились.
Is it Madame de Morcerf who has displeased you?	Может быть, вы имеете что-нибудь против госпожи де Морсер?
Is it my fortune which you find insufficient?	Может быть, вы считаете, что я недостаточно богат?
Is it because my opinions differ from yours?"	Может быть, мои взгляды не сходны с вашими?..
"Nothing of the kind, sir," replied Danglars: "if such had been the case, I only should have been to blame, inasmuch as I was aware of all these things when I made the engagement.	- Ни то, ни другое, ни третье, - сказал Данглар, -это было бы непростительно с моей стороны, потому что, когда я давал слово, я все это знал.
No, do not seek any longer to discover the reason.	Не допытывайтесь.
I really am quite ashamed to have been the cause of your undergoing such severe self-examination; let us drop the subject, and adopt the middle course of delay, which implies neither a rupture nor an engagement.	Я очень сожалею, что так встревожил вас. Поверьте, лучше оставим это. Примем среднее решение: ни разрыв, ни обязательство.
Ma foi, there is no hurry.	Зачем спешить?
My daughter is only seventeen years old, and your son twenty-one.	Моей дочери семнадцать лет, вашему сыну двадцать один.
While we wait, time will be progressing, events will succeed each other; things which in the evening look dark and obscure, appear but too clearly in the light of morning, and sometimes the utterance of one word, or the lapse of a single day, will reveal the most cruel calumnies."	Подождем. Пусть пройдет время, может быть, то, что сегодня нам кажется неясным, завтра станет слишком ясным; бывает, что в один день опровергается самая убийственная клевета.
"Calumnies, did you say, sir?" cried Morcerf, turning livid with rage. "Does any one dare to slander me?"	- Клевета? - воскликнул Морсер, смертельно бледнея. - Так меня оклеветали?
"Monsieur, I told you that I considered it best to avoid all explanation."	- Повторяю вам, граф, не требуйте объяснений.

"Then, sir, I am patiently to submit to your refusal?"	- Итак, сударь, я должен молча снести отказ?
"Yes, sir, although I assure you the refusal is as painful for me to give as it is for you to receive, for I had reckoned on the honor of your alliance, and the breaking off of a marriage contract always injures the lady more than the gentleman."	- Он особенно тягостен для меня, сударь. Да, мне он тяжелее, чем вам, потому что я надеялся иметь честь породниться с вами, а несостоявшийся брак всегда бросает большую тень на невесту, чем на жениха.
"Enough, sir," said Morcerf, "we will speak no more on the subject."	- Хорошо, сударь, прекратим этот разговор, -сказал Морсер.
And clutching his gloves in anger, he left the apartment.	И, яростно комкая перчатки, он вышел из комнаты.
Danglars observed that during the whole conversation Morcerf had never once dared to ask if it was on his own account that Danglars recalled his word.	Данглар отметил про себя, что Морсер ни разу не решился спросить, не из-за него ли самого Данглар берет назад свое слово.
That evening he had a long conference with several friends; and M. Cavalcanti, who had remained in the drawing-room with the ladies, was the last to leave the banker's house.	Вечером он долго совещался с несколькими друзьями; Кавальканти, который все время находился с дамами в гостиной, последним покинул его дом.
The next morning, as soon as he awoke, Danglars asked for the newspapers; they were brought to him; he laid aside three or four, and at last fixed on the Impartial, the paper of which Beauchamp was the chief editor.	На следующий день, едва проснувшись, Данглар спросил газеты; как только их принесли, он, отбросив остальные, схватился за "Беспристрастный голос". Редактором этой газеты был Бошан.
He hastily tore off the cover, opened the journal with nervous precipitation, passed contemptuously over the Paris jottings, and arriving at the miscellaneous intelligence, stopped with a malicious smile, at a paragraph headed "We hear from Yanina."	Данглар поспешно сорвал бандероль, нетерпеливо развернул газету, с пренебрежением пропустил передовую и, дойдя до хроники, со злобной улыбкой прочитал заметку, начинавшуюся словами: Нам пишут из Янины.
"Very good," observed Danglars, after having read the paragraph; "here is a little article on Colonel Fernand, which, if I am not mistaken, would render the explanation which the Comte de Morcerf required of me perfectly unnecessary."	- Отлично, - сказал он, прочитав ее, - вот маленькая статейка о полковнике Фернане, которая, по всей вероятности, избавит меня от необходимости давать какие-либо объяснения графу де Морсеру.
At the same moment, that is, at nine o'clock in the morning, Albert de Morcerf, dressed in a black coat buttoned up to his chin, might have been seen walking with a quick and agitated step in the direction of Monte Cristo's house in the Champs Elysees.	В это же время, а именно в девять часов утра, Альбер де Морсер, весь в черном, застегнутый на все пуговицы, бледный и взволнованный, явился в дом на Елисейских полях.
When he presented himself at the gate the porter informed him that the Count had gone out about half an hour previously.	- Граф вышел с полчаса тому назад, - сказал привратник.
"Did he take Baptistin with him?"	- А Батистена он взял с собой? - спросил Морсер.
"No, my lord."	- Нет, господин виконт.
"Call him, then; I wish to speak to him."	- Позовите Батистена, я хочу с ним поговорить.
The concierge went to seek the valet de chambre, and returned with him in an instant.	Привратник пошел за камердинером и через минуту вернулся вместе с ним.

"My good friend," said Albert, "I beg pardon for my intrusion, but I was anxious to know from your own mouth if your master was really out or not."	- Друг мой, - сказал Альбер, - прошу простить мою настойчивость, но я хотел лично от вас услышать, действительно ли графа нет дома.
"He is really out, sir," replied Baptistin.	- Да, сударь, - отвечал Батистен.
"Out, even to me?"	- Даже для меня?
"I know how happy my master always is to receive the vicomte," said Baptistin; "and I should therefore never think of including him in any general order."	- Я знаю, насколько граф всегда рад вас видеть, и я никогда не посмел бы поставить вас на одну доску с другими.
"You are right; and now I wish to see him on an affair of great importance.	- И ты прав, мне нужно его видеть по важному делу.
Do you think it will be long before he comes in?"	Скоро ли он вернется?
"No, I think not, for he ordered his breakfast at ten o'clock."	- Думаю, что скоро: он заказал завтрак на десять часов.
"Well, I will go and take a turn in the Champs Elysees, and at ten o'clock I will return here; meanwhile, if the count should come in, will you beg him not to go out again without seeing me?"	- Отлично, я пройдусь по Елисейским полям и в десять часов вернусь сюда; если граф вернется раньше меня, передай, что я прошу его подождать меня.
"You may depend on my doing so, sir," said Baptistin.	- Будет исполнено, сударь.
Albert left the cab in which he had come at the count's door, intending to take a turn on foot.	Альбер оставил у ворот графа наемный кабриолет, в котором он приехал, и отправился пешком.
As he was passing the Allee des Veuves, he thought he saw the count's horses standing at Gosset's shooting-gallery; he approached, and soon recognized the coachman.	Когда он проходил мимо Аллеи Вдов, ему показалось, что у тира Госсе стоит экипаж графа; он подошел и узнал кучера.
"Is the count shooting in the gallery?" said Morcerf.	- Граф в тире? - спросил его Морсер.
"Yes, sir," replied the coachman.	- Да, сударь, - ответил кучер.
While he was speaking, Albert had heard the report of two or three pistol-shots.	В самом деле, еще подходя к тиру, Альбер слышал выстрелы.
He entered, and on his way met the waiter.	Он вошел. В палисаднике он встретил служителя.
"Excuse me, my lord," said the lad; "but will you have the kindness to wait a moment?"	- Простите, господин виконт, - сказал тот, - но не угодно ли вам немного подождать?
"What for, Philip?" asked Albert, who, being a constant visitor there, did not understand this opposition to his entrance.	- Почему, Филипп? - спросил Альбер; он был завсегдатаем тира, и неожиданное препятствие удивило его.
"Because the person who is now in the gallery prefers being alone, and never practices in the presence of any one."	- Потому что то лицо, которое сейчас упражняется, абонирует весь тир только для себя одного и никогда не стреляет при других.
"Not even before you, Philip?	- И даже при вас, Филипп? - Вы видите, сударь, я стою здесь.
Then who loads his pistol?"	- А кто заряжает пистолеты?
"His servant."	- Его слуга.
"A Nubian?"	- Нубиец?

"A negro."	- Негр.
"It is he, then."	- Так и есть.
"Do you know this gentleman?"	- Вы знаете этого господина?
"Yes, and I am come to look for him; he is a friend of mine."	- Я пришел за ним; это мой друг.
"Oh, that is quite another thing, then.	- В таком случае другое дело.
I will go immediately and inform him of your arrival." And Philip, urged by his own curiosity, entered the gallery; a second afterwards, Monte Cristo appeared on the threshold.	Я скажу ему. - И Филипп, подстрекаемый любопытством, прошел в тир. Через секунду на пороге появился Монте-Кристо.
"I ask your pardon, my dear count," said Albert, "for following you here, and I must first tell you that it was not the fault of your servants that I did so; I alone am to blame for the indiscretion.	- Простите, дорогой граф, что я врываюсь к вам сюда, - сказал Альбер. - Но прежде всего должен вам сказать, что ваши слуги не виноваты: это я сам так настойчив.
I went to your house, and they told me you were out, but that they expected you home at ten o'clock to breakfast.	Я был у вас; мне сказали, что вы отправились на прогулку, но к десяти часам вернетесь завтракать.
I was walking about in order to pass away the time till ten o'clock, when I caught sight of your carriage and horses."	Я тоже решил до десяти погулять и случайно увидал ваш экипаж.
"What you have just said induces me to hope that you intend breakfasting with me."	- Из этого я с удовольствием заключаю, что вы приехали позавтракать со мной.
"No, thank you, I am thinking of other things besides breakfast just now; perhaps we may take that meal at a later hour and in worse company."	- Благодарю, мне сейчас не до завтрака; быть может, позже мы и позавтракаем, но только в несколько неприятной компании!
"What on earth are you talking of?"	- Что такое, не понимаю?
"I am to fight to-day."	- Дорогой граф, у меня сегодня дуэль.
"For what?"	- У вас? А зачем?
"I am going to fight"--	- Да чтобы драться, конечно!
"Yes, I understand that, but what is the quarrel?	- Я понимаю, но ради чего?
People fight for all sorts of reasons, you know."	Драться можно по многим поводам.
"I fight in the cause of honor."	- Затронута моя честь.
"Ah, that is something serious."	- Это дело серьезное.
"So serious, that I come to beg you to render me a service."	- Настолько серьезное, что я приехал к вам просить об одной услуге.
"What is it?"	- О какой?
"To be my second."	- Быть моим секундантом.
"That is a serious matter, and we will not discuss it here; let us speak of nothing till we get home.	- Дело нешуточное; не будем говорить об этом здесь, поедем ко мне.
Ali, bring me some water."	Али, подай мне воды.

The count turned up his sleeves, and passed into the little vestibule where the gentlemen were accustomed to wash their hands after shooting.	Граф засучил рукава и прошел в маленькую комнатку, где посетители тира обычно мыли руки.
"Come in, my lord," said Philip in a low tone, "and I will show you something droll."	- Войдите, виконт, - шепотом сказал Филипп, -вам будет любопытно взглянуть.
Morcerf entered, and in place of the usual target, he saw some playing-cards fixed against the wall.	Морсер вошел. На прицельной доске вместо мишени были наклеены игральные карты.
At a distance Albert thought it was a complete suit, for he counted from the ace to the ten.	Издали Морсеру показалось, что там вся колода, кроме фигур, - от туза до десятки.
"Ah, ha," said Albert, "I see you were preparing for a game of cards."	- Вы играли в пикет? - спросил Альбер.
"No," said the count, "I was making a suit."	- Нет, - отвечал граф, - я составлял колоду.
"How?" said Albert.	- Колоду?
"Those are really aces and twos which you see, but my shots have turned them into threes, fives, sevens, eights, nines, and tens."	- Да, видите, это тузы и двойки, но мои пули сделали из них тройки, пятерки, семерки, восьмерки, девятки и десятки.
Albert approached.	Альбер подошел ближе.
In fact, the bullets had actually pierced the cards in the exact places which the painted signs would otherwise have occupied, the lines and distances being as regularly kept as if they had been ruled with pencil.	В самом деле, по совершенно прямой линии и на совершенно точном расстоянии пули заменили собой отсутствующие знаки и пробили картон в тех метах, где эти знаки должны были быть отпечатаны. Подходя к доске, Альбер, кроме того, подобрал трех ласточек, которые имели неосторожность пролететь на пистолетный выстрел от графа.
"Diable," said Morcerf.	- Черт возьми! - воскликнул он.
"What would you have, my dear viscount?" said Monte Cristo, wiping his hands on the towel which Ali had brought him; "I must occupy my leisure moments in some way or other.	- Что поделаешь, дорогой виконт, - сказал Монте-Кристо, вытирая руки полотенцем, которое ему подал Али, - надо же чем-нибудь заполнить свой досуг.
But come, I am waiting for you."	Но идемте, я вас жду.
Both men entered Monte Cristo's carriage, which in the course of a few minutes deposited them safely at No. 30.	Они сели в карету Монте-Кристо, которая в несколько минут доставила их к воротам дома № 30.
Monte Cristo took Albert into his study, and pointing to a seat, placed another for himself.	Монте-Кристо провел Морсера в свой кабинет и указал ему на кресло. Оба сели.
"Now let us talk the matter over quietly," said the count.	- Теперь поговорим спокойно, - сказал граф.
"You see I am perfectly composed," said Albert.	- Вы видите, что я совершенно спокоен.
"With whom are you going to fight?"	- С кем вы собираетесь драться.
"With Beauchamp."	- С Бошаном.
"One of your friends!"	- С вашим другом?
"Of course; it is always with friends that one fights."	- Дерутся всегда с друзьями.

"I suppose you have some cause of quarrel?"	- Но для этого нужна причина.
"I have."	- Причина есть.
"What has he done to you?"	- Что он сделал?
"There appeared in his journal last night--but wait, and read for yourself."	- Вчера вечером в его газете... Да вот прочтите.
And Albert handed over the paper to the count, who read as follows:--	Альбер протянул Монте-Кристо газету, и тот прочел:
"A correspondent at Yanina informs us of a fact of which until now we had remained in ignorance. The castle which formed the protection of the town was given up to the Turks by a French officer named Fernand, in whom the grand vizier, Ali Tepelini, had reposed the greatest confidence."	- "Нам пишут из Янины. До нашего сведения дошел факт, никому до сих пор не известный или, во всяком случае, никем не оглашенный: крепости, защищавшие город, были выданы туркам одним французским офицером, которому визирь Али-Тебелин вполне доверился и которого звали Фернан".
"Well," said Monte Cristo, "what do you see in that to annoy you?"	- Ну и что? - спросил Монте-Кристо. - Что вы нашли в этом оскорбительного для себя?
"What do I see in it?"	- Как что я нашел?
"Yes; what does it signify to you if the castle of Yanina was given up by a French officer?"	- Какое вам дело до того, что крепости Янины были выданы офицером по имени Фернан?
"It signifies to my father, the Count of Morcerf, whose Christian name is Fernand!"	- А такое, что моего отца, графа де Морсера, зовут Фернан.
"Did your father serve under Ali Pasha?"	- И ваш отец был на службе у Али-паши?
"Yes; that is to say, he fought for the independence of the Greeks, and hence arises the calumny."	- То есть он сражался за независимость Греции: вот в чем заключается клевета.
"Oh, my dear viscount, do talk reason!"	- Послушайте, дорогой виконт, поговорим здраво.
"I do not desire to do otherwise."	- Извольте.
"Now, just tell me who the devil should know in France that the officer Fernand and the Count of Morcerf are one and the same person? and who cares now about Yanina, which was taken as long ago as the year 1822 or 1823?"	- Скажите мне, кто во Франции знает, что офицер Фернан и граф де Морсер одно и то же лицо, и кого сейчас интересует Янина, которая была взята, если не ошибаюсь, в тысяча восемьсот двадцать втором или тысяча восемьсот двадцать третьем году?
"That just shows the meanness of this slander. They have allowed all this time to elapse, and then all of a sudden rake up events which have been forgotten to furnish materials for scandal, in order to tarnish the lustre of our high position.	- Вот это и подло; столько времени молчали, а теперь вспоминают о давно минувших событиях, чтобы вызвать скандал и опорочить человека, занимающего высокое положение.
I inherit my father's name, and I do not choose that the shadow of disgrace should darken it.	Я наследник отцовского имени и не желаю, чтобы на него падала даже тень подозрения.
I am going to Beauchamp, in whose journal this paragraph appears, and I shall insist on his retracting the assertion before two witnesses."	Я пошлю секундантов к Бошану, в газете которого напечатана эта заметка, и он опровергнет ее.
"Beauchamp will never retract."	- Бошан ничего не опровергнет.
"Then he must fight."	- В таком случае мы будем драться.

"No he will not, for he will tell you, what is very true, that perhaps there were fifty officers in the Greek army bearing the same name."	- Нет, вы не будете драться, потому что он вам ответит, что в греческой армии могло быть полсотни офицеров по имени Фернан.
"We will fight, nevertheless.	- Все равно, мы будем драться.
I will efface that blot on my father's character. My father, who was such a brave soldier, whose career was so brilliant"—	Я этого так не оставлю... Мой отец такой благородный воин, такое славное имя...
"Oh, well, he will add,	- А если он напишет:
'We are warranted in believing that this Fernand is not the illustrious Count of Morcerf, who also bears the same Christian name.'"	"Мы имеем основания считать, что этот Фернан не имеет ничего общего с графом де Морсером, которого также зовут Фернан?"
"I am determined not to be content with anything short of an entire retractation."	- Мне нужно настоящее, полное опровержение; таким я не удовлетворюсь!
"And you intend to make him do it in the presence of two witnesses, do you?"	- И вы пошлете ему секундантов?
"Yes."	- Да-
"You do wrong."	- Напрасно.
"Which means, I suppose, that you refuse the service which I asked of you?"	- Иными словами, вы не хотите оказать мне услугу, о которой я вас прошу?
"You know my theory regarding duels; I told you my opinion on that subject, if you remember, when we were at Rome."	- Вы же знаете мои взгляды на дуэль; я вам уже высказывал их в Риме, помните?
"Nevertheless, my dear count, I found you this morning engaged in an occupation but little consistent with the notions you profess to entertain."	- Однако, дорогой граф, не далее как сегодня я застал вас за упражнением, которое плохо вяжется с вашими взглядами.
"Because, my dear fellow, you understand one must never be eccentric.	- Дорогой друг, никогда не следует быть исключением.
If one's lot is cast among fools, it is necessary to study folly. I shall perhaps find myself one day called out by some harebrained scamp, who has no more real cause of quarrel with me than you have with Beauchamp; he may take me to task for some foolish trifle or other, he will bring his witnesses, or will insult me in some public place, and I am expected to kill him for all that."	Если живешь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным; каждую минуту может встретиться какой-нибудь сумасброд, у которого будет столько же оснований ссориться со мной, как у вас с Бошаном, и из-за невесть какой нелепости он вызовет меня или пошлет мне секундантов, или оскорбит меня публично; такого сумасброда мне поневоле придется убить.
"You admit that you would fight, then?	- Стало быть, вы допускаете для себя возможность дуэли?
Well, if so, why do you object to my doing so?"	- Еще бы! - Тогда почему же вы хотите, чтобы я не дрался?
"I do not say that you ought not to fight, I only say that a duel is a serious thing, and ought not to be undertaken without due reflection."	- Я вовсе не говорю, что вам не следует драться. Я говорю только, что дуэль - дело серьезное и требует размышления.
"Did he reflect before he insulted my father?"	- А Бошан размышлял, когда оскорбил моего отца?

"If he spoke hastily, and owns that he did so, you ought to be satisfied."	- Если нет и если он признает это, вам не следует на него сердиться.
"Ah, my dear count, you are far too indulgent."	- Дорогой граф, вы слишком снисходительны!
"And you are far too exacting.	- А вы слишком строги.
Supposing, for instance, and do not be angry at what I am going to say"--	Предположим... вы слышите: предположим... Только не вздумайте сердиться на то, что я вам скажу.
"Well."	- Я слушаю вас.
"Supposing the assertion to be really true?"	- Предположим, что приведенный факт имел место...
"A son ought not to submit to such a stain on his father's honor."	- Сын не может допустить предположения, которое затрагивает честь отца.
"Ma foi, we live in times when there is much to which we must submit."	- В наше время многое допускается.
"That is precisely the fault of the age."	- Этим и плохо наше время.
"And do you undertake to reform it?"	- А вы намерены его исправить?
"Yes, as far as I am personally concerned."	- Да, в том, что касается меня.
"Well, you are indeed exacting, my dear fellow!"	- Я не знал, что вы такой ригорист!
"Yes, I own it."	- Так уж я создан.
"Are you quite impervious to good advice?"	- И вы никогда не слушаетесь добрых советов?
"Not when it comes from a friend."	- Нет, слушаюсь, если они исходят от друга.
"And do you account me that title?"	- Меня вы считаете своим другом?
"Certainly I do."	- Да-
"Well, then, before going to Beauchamp with your witnesses, seek further information on the subject."	- Тогда раньше, чем посылать секундантов к Бошану, наведите справки.
"From whom?"	- У кого?
"From Haidee."	- Хотя бы у Гайде.
"Why, what can be the use of mixing a woman up in the affair?--what can she do in it?"	- Вмешивать в это женщину? Что она может сказать мне?
"She can declare to you, for example, that your father had no hand whatever in the defeat and death of the vizier; or if by chance he had, indeed, the misfortune to"--	- Заверить вас, скажем, что ваш отец не повинен в поражении и смерти ее отца, и дать вам нужные разъяснения, если бы вдруг оказалось, что ваш отец имел несчастье...
"I have told you, my dear count, that I would not for one moment admit of such a proposition."	- Я уже вам сказал, дорогой граф, что не могу допустить подобного предположения.
"You reject this means of information, then?"	- Значит, вы отказываетесь прибегнуть к этому способу?
"I do--most decidedly."	- Отказываюсь. - Решительно? - Решительно!
"Then let me offer one more word of advice."	- В таком случае последний вам совет.
"Do so, then, but let it be the last."	- Хорошо, но только последний.

"You do not wish to hear it, perhaps?"	- Или вы его не желаете?
"On the contrary, I request it."	- Напротив, я прошу.
"Do not take any witnesses with you when you go to Beauchamp--visit him alone."	- Не посылайте к Бошану секундантов. - Почему? - Пойдите к нему сами.
"That would be contrary to all custom."	- Это против всех правил.
"Your case is not an ordinary one."	- Ваше дело не такое, как все.
"And what is your reason for advising me to go alone?"	- А почему вы считаете, что мне следует отправиться к нему лично?
"Because then the affair will rest between you and Beauchamp."	- Потому что в этом случае все останется между вами и Бошаном.
"Explain yourself."	- Я вас не понимаю.
"I will do so. If Beauchamp be disposed to retract, you ought at least to give him the opportunity of doing it of his own free will,--the satisfaction to you will be the same.	- Это очень ясно: если Бошан будет склонен взять свои слова обратно, вы дадите ему возможность сделать это по доброй воле и в результате все-таки добьетесь опровержения.
If, on the contrary, he refuses to do so, it will then be quite time enough to admit two strangers into your secret."	Если же он откажется, вы всегда успеете посвятить в вашу тайну двух посторонних.
"They will not be strangers, they will be friends."	- Не посторонних, а друзей.
"Ah, but the friends of to-day are the enemies of to-morrow; Beauchamp, for instance."	- Сегодняшние друзья - завтрашние враги. -Бросьте! - А Бошан?
"So you recommend"--	- Итак...
"I recommend you to be prudent."	- Итак, будьте осторожны.
"Then you advise me to go alone to Beauchamp?"	- Значит, вы считаете, что я должен сам пойти к Бошану?
"I do, and I will tell you why.	- Да. - Один? - Один.
When you wish to obtain some concession from a man's self-love, you must avoid even the appearance of wishing to wound it."	Если хочешь, чтобы человек поступился своим самолюбием, надо оградить это самолюбие от излишних уколов.
"I believe you are right."	- Пожалуй, вы правы.
"I am glad of it."	- Я очень рад.
"Then I will go alone."	- Я поеду один.
"Go; but you would do better still by not going at all."	- Поезжайте; но еще лучше - не ездите вовсе.
"That is impossible."	- Это невозможно.
"Do so, then; it will be a wiser plan than the first which you proposed."	- Как знаете, все же это лучше того, что вы хотели сделать.
"But if, in spite of all my precautions, I am at last obliged to fight, will you not be my second?"	- Но если, несмотря на всю осторожность, на все принятые мною меры, дуэль все-таки состоится, вы будете моим секундантом?

"My dear viscount," said Monte Cristo gravely, "you must have seen before to-day that at all times and in all places I have been at your disposal, but the service which you have just demanded of me is one which it is out of my power to render you."	- Дорогой виконт, - серьезно сказал Монте-Кристо, - однажды вы имели случай убедиться в моей готовности оказать вам услугу, но сейчас вы просите невозможного.
"Why?"	- Почему?
"Perhaps you may know at some future period, and in the mean time I request you to excuse my declining to put you in possession of my reasons."	- Быть может, когда-нибудь узнаете. - А до тех пор? - Я прошу вашего разрешения сохранить это в тайне.
"Well, I will have Franz and Chateau-Renaud; they will be the very men for it."	- Хорошо. Я попрошу Франца и Шато-Рено.
"Do so, then."	- Отлично, попросите Франца и Шато-Рено.
"But if I do fight, you will surely not object to giving me a lesson or two in shooting and fencing?"	- Но если я буду драться, вы не откажетесь дать мне урок фехтования или стрельбы из пистолета?
"That, too, is impossible."	- Нет, и это невозможно.
"What a singular being you are!--you will not interfere in anything."	- Какой вы странный человек! Значит, вы не желаете ни во что вмешиваться?
"You are right--that is the principle on which I wish to act."	- Ни во что.
"We will say no more about it, then.	- В таком случае не будем об этом говорить.
Good-by, count."	До свидания, граф.
Morcerf took his hat, and left the room.	Альбер взял шляпу и вышел.
He found his carriage at the door, and doing his utmost to restrain his anger he went at once to find Beauchamp, who was in his office.	У ворот его дожидался кабриолет; стараясь сдержать свой гнев, Альбер поехал к Бошану; Бошан был в редакции. Альбер поехал в редакцию.
It was a gloomy, dusty-looking apartment, such as journalists' offices have always been from time immemorial.	Бошан сидел в темном, пыльном кабинете, какими всегда были и будут редакционные помещения.
The servant announced M. Albert de Morcerf.	Ему доложили о приходе Альбера де Морсера.
Beauchamp repeated the name to himself, as though he could scarcely believe that he had heard aright, and then gave orders for him to be admitted.	Он заставил повторить это имя два раза; затем, все еще не веря, крикнул: - Войдите!
Albert entered.	Альбер вошел.
Beauchamp uttered an exclamation of surprise on seeing his friend leap over and trample under foot all the newspapers which were strewed about the room.	Бошан ахнул от удивления, увидев своего друга. Альбер шагал через кипы бумаги, неловко пробираясь между газетами всех размеров, которые усеивали крашеный пол кабинета.
"This way, this way, my dear Albert!" said he, holding out his hand to the young man.	- Сюда, сюда, дорогой, - сказал Бошан, протягивая руку Альберу, - каким ветром вас занесло?
"Are you out of your senses, or do you come peaceably to take breakfast with me?	Вы заблудились, как Мальчик-с-пальчик, или просто хотите со мной позавтракать?

Try and find a seat--there is one by that geranium, which is the only thing in the room to remind me that there are other leaves in the world besides leaves of paper."	Поищите себе стул; вон там стоит один, рядом с геранью, она одна напоминает мне о том, что лист может быть не только газетным.
"Beauchamp," said Albert, "it is of your journal that I come to speak."	- Как раз из-за вашей газеты я и приехал, - сказал Альбер.
"Indeed?	- Вы?
What do you wish to say about it?"	А в чем дело?
"I desire that a statement contained in it should be rectified."	- Я требую опровержения.
"To what do you refer?	- Опровержения? По какому поводу?
But pray sit down."	Да садитесь же!
"Thank you," said Albert, with a cold and formal bow.	- Благодарю вас, - сдержанно ответил Альбер с легким поклоном.
"Will you now have the kindness to explain the nature of the statement which has displeased you?"	- Объясните.
"An announcement has been made which implicates the honor of a member of my family."	- Я хочу, чтобы вы опровергли одно сообщение, которое затрагивает честь члена моей семьи.
"What is it?" said Beauchamp, much surprised; "surely you must be mistaken."	- Да что вы! - сказал Бошан, донельзя изумленный. - Какое сообщение? Этого не может быть.
"The story sent you from Yanina."	- Сообщение, которое вы получили из Янины.
"Yanina?"	- Из Янины?
"Yes; really you appear to be totally ignorant of the cause which brings me here." "Such is really the case, I assure you, upon my honor! Baptiste, give me yesterday's paper," cried Beauchamp.	- Да. Разве вы не понимаете, о чем я говорю? -Честное слово... Батист, дайте вчерашнюю газету!- крикнул Бошан.
"Here, I have brought mine with me," replied Albert.	- Не надо, у меня есть.
Beauchamp took the paper, and read the article to which Albert pointed in an undertone.	Бошан прочел: - "Нам пишут из Янины" - и т. д., и т. д.
"You see it is a serious annoyance," said Morcerf, when Beauchamp had finished the perusal of the paragraph.	- Теперь вы понимаете, что дело серьезное, -сказал Морсер, когда Бошан дочитал заметку.
"Is the officer referred to a relation of yours, then?" demanded the journalist.	- А этот офицер ваш родственник? - спросил журналист.
"Yes," said Albert, blushing.	- Да, - ответил, краснея, Альбер.
"Well, what do you wish me to do for you?" said Beauchamp mildly.	- Что же вы хотите, чтобы я для вас сделал? -кротко сказал Бошан.
"My dear Beauchamp, I wish you to contradict this statement."	- Я бы хотел, Бошан, чтобы вы поместили опровержение.
Beauchamp looked at Albert with a benevolent expression.	Бошан посмотрел на Альбера внимательно и дружелюбно.

"Come," said he, "this matter will want a good deal of talking over; a retractation is always a serious thing, you know.	- Давайте поговорим, - сказал он, - ведь опровержение это очень серьезная вещь.
Sit down, and I will read it again."	Садитесь, я еще раз прочту заметку.
Albert resumed his seat, and Beauchamp read, with more attention than at first, the lines denounced by his friend.	Альбер сел, и Бошан с большим вниманием, чем в первый раз, прочел строчки, вызвавшие гнев его друга.
"Well," said Albert in a determined tone, "you see that your paper his insulted a member of my family, and I insist on a retractation being made."	- Вы сами видите, - сказал твердо, даже резко Альбер, - в вашей газете оскорбили члена моей семьи, и я требую опровержения.
"You insist?"	- Вы... требуете...
"Yes, I insist."	- Да, требую.
"Permit me to remind you that you are not in the Chamber, my dear Viscount."	- Разрешите мне сказать вам, дорогой виконт, что вы плохой дипломат.
"Nor do I wish to be there," replied the young man, rising. "I repeat that I am determined to have the announcement of yesterday contradicted.	- Да я и не стремлюсь быть дипломатом, -возразил Альбер, вставая. - Я требую опровержения этой заметки, и я его добьюсь.
You have known me long enough," continued Albert, biting his lips convulsively, for he saw that Beauchamp's anger was beginning to rise,--"you have been my friend, and therefore sufficiently intimate with me to be aware that I am likely to maintain my resolution on this point."	Вы мой друг, - продолжал Альбер сквозь зубы, видя, что Бошан надменно поднял голову, - и, надеюсь, вы достаточно меня знаете, чтобы понять мою настойчивость.
"If I have been your friend, Morcerf, your present manner of speaking would almost lead me to forget that I ever bore that title. But wait a moment, do not let us get angry, or at least not yet. You are irritated and vexed--tell me how this Fernand is related to you?"	- Я ваш друг, Морсер. Но я могу забыть об этом, если вы будете и дальше разговаривать в таком тоне... Но не будем ссориться, пока это возможно... Вы взволнованы, раздражены... Скажите, кем вам доводится этот Фернан?
"He is merely my father," said Albert--"M. Fernand Mondego, Count of Morcerf, an old soldier who has fought in twenty battles and whose honorable scars they would denounce as badges of disgrace."	- Это мой отец, - сказал Альбер. - Фернан Мондего, граф де Морсер, старый воин, участник двадцати сражений, и его благородное имя хотят забросать грязью.
"Is it your father?" said Beauchamp; "that is quite another thing. Then I can well understand your indignation, my dear Albert. I will look at it again;" and he read the paragraph for the third time, laying a stress on each word as he proceeded.	- Ваш отец? - сказал Бошан. - Это другое дело, я понимаю ваше возмущение, дорогой Альбер... Прочтем еще раз... И он снова перечитал заметку, на этот раз взвешивая каждое слово.
"But the paper nowhere identifies this Fernand with your father."	- Но где же тут сказано, что этот Фернан - ваш отец? - спросил Бошан.
"No; but the connection will be seen by others, and therefore I will have the article contradicted."	- Нигде, я знаю; но другие это увидят. Вот почему я и требую опровержения этой заметки.
At the words "I will," Beauchamp steadily raised his eyes to Albert's countenance, and then as gradually lowering them, he remained thoughtful for a few moments.	При слове требую Бошан поднял глаза на Альбера и, сразу же опустив их, на минуту задумался.

"You will retract this assertion, will you not, Beauchamp?" said Albert with increased though stifled anger.	- Вы дадите опровержение? - с возрастающим гневом, но все еще сдерживаясь, повторил Альбер.
"Yes," replied Beauchamp.	- Да, - сказал Бошан.
"Immediately?" said Albert.	- Ну слава богу! - сказал Альбер.
"When I am convinced that the statement is false."	- Но лишь после того, как удостоверюсь, что сообщение ложное.
"What?"	- Как!
"The thing is worth looking into, and I will take pains to investigate the matter thoroughly."	- Да, это дело стоит того, чтобы его расследовать, и я это сделаю.
"But what is there to investigate, sir?" said Albert, enraged beyond measure at Beauchamp's last remark. "If you do not believe that it is my father, say so immediately; and if, on the contrary, you believe it to be him, state your reasons for doing so."	- Но что же тут расследовать, сударь? - сказал Альбер, выходя из себя. - Если вы не верите, что речь идет о моем отце, скажите прямо; если же вы думаете, что речь идет о нем, я требую удовлетворения.
Beauchamp looked at Albert with the smile which was so peculiar to him, and which in its numerous modifications served to express every varied emotion of his mind.	Бошан взглянул на Альбера с присущей ему улыбкой, которой он умел выражать любое чувство.
"Sir," replied he, "if you came to me with the idea of demanding satisfaction, you should have gone at once to the point, and not have entertained me with the idle conversation to which I have been patiently listening for the last half hour.	- Сударь, раз уж вам угодно пользоваться этим обращением, - возразил он, - если вы пришли требовать удовлетворения, то с этого следовало начать, а не говорить со мной о дружбе и о других пустяках, которые я терпеливо выслушиваю уже полчаса.
Am I to put this construction on your visit?"	Вам угодно, чтобы мы с вами стали на этот путь?
"Yes, if you will not consent to retract that infamous calumny."	- Да, если вы не опровергнете эту гнусную клевету!
"Wait a moment--no threats, if you please, M. Fernand Mondego, Vicomte de Morcerf; I never allow them from my enemies, and therefore shall not put up with them from my friends.	- Одну минуту! Попрошу вас без угроз, господин Фернан де Мондего виконт де Морсер, я не терплю их ни от врагов, ни тем более от друзей.
You insist on my contradicting the article relating to General Fernand, an article with which, I assure you on my word of honor, I had nothing whatever to do?"	Итак, вы хотите, чтобы я опроверг заметку о полковнике Фернане, заметку, к которой я, даю вам слово, совершенно непричастен?
"Yes, I insist on it," said Albert, whose mind was beginning to get bewildered with the excitement of his feelings.	- Да, я этого требую! - сказал Альбер, теряя самообладание.
"And if I refuse to retract, you wish to fight, do you?" said Beauchamp in a calm tone.	- Иначе дуэль? - продолжал Бошан все так же спокойно.
"Yes," replied Albert, raising his voice.	- Да! - заявил Альбер, повысив голос.

"Well," said Beauchamp, "here is my answer, my dear sir. The article was not inserted by me--I was not even aware of it; but you have, by the step you have taken, called my attention to the paragraph in question, and it will remain until it shall be either contradicted or confirmed by some one who has a right to do so."	- Ну, так вот мой ответ, милостивый государь, -сказал Бошан, - эту заметку поместил не я, я ничего о ней не знал. Но вы привлекли к ней мое внимание, она меня заинтересовала. Поэтому она останется в неприкосновенности, пока не будет опровергнута или же подтверждена теми, кому ведать надлежит.
"Sir," said Albert, rising, "I will do myself the honor of sending my seconds to you, and you will be kind enough to arrange with them the place of meeting and the weapons."	- Итак, милостивый государь, - сказал Альбер, вставая, - я буду иметь честь прислать вам моих секундантов; вы с ними условитесь о месте и выборе оружия.
"Certainly, my dear sir."	- Превосходно, милостивый государь.
"And this evening, if you please, or to-morrow at the latest, we will meet."	- И сегодня вечером, если вам угодно, или, самое позднее, завтра мы встретимся.
"No, no, I will be on the ground at the proper time; but in my opinion (and I have a right to dictate the preliminaries, as it is I who have received the provocation)--in my opinion the time ought not to be yet.	- Нет, нет! Я явлюсь на поединок, когда наступит для этого время, а по моему мнению (я имею право выражать свое мнение, потому что вы меня вызвали), время еще не настало.
I know you to be well skilled in the management of the sword, while I am only moderately so; I know, too, that you are a good marksman--there we are about equal. I know that a duel between us two would be a serious affair, because you are brave, and I am brave also.	Я знаю, что вы отлично владеете шпагой, я владею ею сносно; я знаю, что вы из шести три раза попадаете в цель, я - приблизительно так же; я знаю, что дуэль между нами будет серьезным делом, потому что вы храбры, и я... не менее.
I do not therefore wish either to kill you, or to be killed myself without a cause.	Поэтому я не желаю убивать вас или быть убитым вами без достаточных оснований.
Now, I am going to put a question to you, and one very much to the purpose too.	Теперь я сам, в свою очередь, поставлю вопрос, и ка-те-го-ри-чески.
Do you insist on this retractation so far as to kill me if I do not make it, although I have repeated more than once, and affirmed on my honor, that I was ignorant of the thing with which you charge me, and although I still declare that it is impossible for any one but you to recognize the Count of Morcerf under the name of Fernand?"	Настаиваете ли вы на этом опровержении так решительно, что готовы убить меня, если я его не помещу, несмотря на то что я вам уже сказал и повторяю и заверяю вас своей честью: я ничего об этой заметке не знал, и никому, кроме такого чудака, как вы, никогда и в голову не придет, что под именем Фернана может подразумеваться граф де Морсер?
"I maintain my original resolution."	- Я безусловно на этом настаиваю.
"Very well, my dear sir; then I consent to cut throats with you.	- Ну что же, милостивый государь, я даю свое согласие на то, чтобы мы перерезали друг другу горло, но я требую три недели сроку.
But I require three weeks' preparation; at the end of that time I shall come and say to you,	Через три недели я вам скажу либо:
' The assertion is false, and I retract it,' or	"Это ложная заметка" и возьму ее обратно; либо:
'The assertion is true,' when I shall immediately draw the sword from its sheath, or the pistols from the case, whichever you please."	"Это правда", - и мы вынем шпаги из ножен или пистолеты из ящика, по вашему выбору.

"Three weeks!" cried Albert; "they will pass as slowly as three centuries when I am all the time suffering dishonor."	- Три недели! - воскликнул Альбер. - Но ведь это три вечности бесчестия для меня!
"Had you continued to remain on amicable terms with me, I should have said, 'Patience, my friend;' but you have constituted yourself my enemy, therefore I say, 'What does that signify to me, sir?'"	- Если бы мы оставались друзьями, я бы сказал вам: терпение, друг; вы стали моим врагом, и я говорю вам: а мне что за дело, милостивый государь?
"Well, let it be three weeks then," said Morcerf; "but remember, at the expiration of that time no delay or subterfuge will justify you in"--	- Хорошо, через три недели, - сказал Альбер. - Но помните, через три недели уже не будет никаких отсрочек, никаких отговорок, которые могли бы вас избавить...
"M. Albert de Morcerf," said Beauchamp, rising in his turn, "I cannot throw you out of window for three weeks--that is to say, for twenty-four days to come--nor have you any right to split my skull open till that time has elapsed.	- Господин Альбер де Морсер, - сказал Бошан, в свою очередь, вставая, - я не имею права выбросить вас в окно раньше, чем через три недели, а вы не имеете права заколоть меня раньше этого времени.
To-day is the 29th of August; the 21st of September will, therefore, be the conclusion of the term agreed on, and till that time arrives--and it is the advice of a gentleman which I am about to give you--till then we will refrain from growling and barking like two dogs chained within sight of each other."	Сегодня у нас двадцать девятое августа; следовательно, до двадцать первого сентября. А пока, поверьте - и это совет джентльмена, - лучше нам не кидаться друг на друга, как две цепные собаки.
When he had concluded his speech, Beauchamp bowed coldly to Albert, turned his back upon him, and went to the press-room.	И Бошан, сдержанно поклонившись Альберу, повернулся к нему спиной и прошел в типографию.
Albert vented his anger on a pile of newspapers, which he sent flying all over the office by switching them violently with his stick; after which ebullition he departed--not, however, without walking several times to the door of the press-room, as if he had half a mind to enter.	Альбер отвел душу на кипе газет, которую он раскидал яростными ударами трости; после чего он удалился, не преминув несколько раз оглянуться в сторону типографии.
While Albert was lashing the front of his carriage in the same manner that he had the newspapers which were the innocent agents of his discomfiture, as he was crossing the barrier he perceived Morrel, who was walking with a quick step and a bright eye. He was passing the Chinese Baths, and appeared to have come from the direction of the Porte Saint-Martin, and to be going towards the Madeleine.	Когда Альбер, отхлестав ни в чем не повинную печатную бумагу, проезжал бульвар, яростно колотя тростью по передку своего кабриолета, он заметил Морреля, который, высоко вскинув голову, блестя глазами, бодрой походкой шел мимо Китайских бань, направляясь к церкви Мадлен.
"Ah," said Morcerf, "there goes a happy man!"	- Вот счастливый человек! - сказал Альбер со вздохом.
And it so happened Albert was not mistaken in his opinion.	На этот раз он не ошибся.
Chapter 79.	II.
The Lemonade.	Лимонад
Morrel was, in fact, very happy.	И в самом деле Моррель был очень счастлив.

M. Noirtier had just sent for him, and he was in such haste to know the reason of his doing so that he had not stopped to take a cab, placing infinitely more dependence on his own two legs than on the four legs of a cab-horse. He had therefore set off at a furious rate from the Rue Meslay, and was hastening with rapid strides in the direction of the Faubourg Saint-Honore.	Старик Нуартье только что прислал за ним, и он так спешил узнать причину этого приглашения, что даже не взял кабриолета, надеясь больше на собственные ноги, чем на ноги наемной клячи; он почти бегом пустился в предместье Сент-Оноре.
Morrel advanced with a firm, manly tread, and poor Barrois followed him as he best might.	Моррель шел гимнастическим шагом, и бедный Барруа едва поспевал за ним.
Morrel was only thirty-one, Barrois was sixty years of age; Morrel was deeply in love, and Barrois was dying with heat and exertion.	Моррелю был тридцать один год, Барруа -шестьдесят; Моррель был упоен любовью, Барруа страдал от жажды и жары.
These two men, thus opposed in age and interests, resembled two parts of a triangle, presenting the extremes of separation, yet nevertheless possessing their point of union.	Эти два человека, столь далекие по интересам и по возрасту, походили на две стороны треугольника: разделенные основанием, они сходились у вершины.
This point of union was Noirtier, and it was he who had just sent for Morrel, with the request that the latter would lose no time in coming to him--a command which Morrel obeyed to the letter, to the great discomfiture of Barrois.	Вершиной этой был Нуартье, пославший за Моррелем и наказавший ему поспешить, что Моррель и исполнял в точности, к немалому отчаянию Барруа.
On arriving at the house, Morrel was not even out of breath, for love lends wings to our desires; but Barrois, who had long forgotten what it was to love, was sorely fatigued by the expedition he had been constrained to use.	Прибыв на место, Моррель даже не запыхался: любовь окрыляет, но Барруа, уже давно забывший о любви, был весь в поту.
The old servant introduced Morrel by a private entrance, closed the door of the study, and soon the rustling of a dress announced the arrival of Valentine.	Старый слуга ввел Морреля через известный нам отдельный ход, запер дверь кабинета, и немного погодя шелест платья возвестил о приходе Валентины.
She looked marvellously beautiful in her deep mourning dress, and Morrel experienced such intense delight in gazing upon her that he felt as if he could almost have dispensed with the conversation of her grandfather. But the easy-chair of the old man was heard rolling along the floor, and he soon made his appearance in the room.	В трауре Валентина была необыкновенно хороша. Моррелю казалось, что он грезит наяву, и он готов был отказаться от беседы с Нуартье; но вскоре послышался шум кресла, катящегося по паркету, и появился старик.
Noirtier acknowledged by a look of extreme kindness and benevolence the thanks which Morrel lavished on him for his timely intervention on behalf of Valentine and himself--an intervention which had saved them from despair.	Нуартье приветливо слушал Морреля, который благодарил его за чудесное вмешательство, спасшее его и Валентину от отчаяния.
Morrel then cast on the invalid an interrogative look as to the new favor which he designed to bestow on him. Valentine was sitting at a little distance from them, timidly awaiting the moment when she should be obliged to speak.	Потом вопрошающий взгляд Морреля обратился на Валентину, которая сидела поодаль и робко ожидала минуты, когда она будет вынуждена заговорить.
Noirtier fixed his eyes on her.	Нуартье, в свою очередь, взглянул на нее.

"Am I to say what you told me?" asked Valentine.	- Я должна сказать то, что вы мне поручили? -спросила она.
Noirtier made a sign that she was to do so.	- Да, - ответил Нуартье.
"Monsieur Morrel," said Valentine to the young man, who was regarding her with the most intense interest, "my grandfather, M. Noirtier, had a thousand things to say, which he told me three days ago; and now, he has sent for you, that I may repeat them to you.	- Господин Моррель, - сказала тогда Валентина, обращаясь к Максимилиану, пожиравшему ее глазами, - за эти три дня дедушка сказал мне многое из того, что он хотел сообщить вам. Сегодня он послал за вами, чтобы я это вам пересказала.
I will repeat them, then; and since he has chosen me as his interpreter, I will be faithful to the trust, and will not alter a word of his intentions."	Он выбрал меня своей переводчицей, и я вам все повторю слово в слово.
"Oh, I am listening with the greatest impatience," replied the young man; "speak, I beg of you."	- Я жду с нетерпением, мадемуазель, - отвечал Моррель, - говорите, прошу вас.
Valentine cast down her eyes; this was a good omen for Morrel, for he knew that nothing but happiness could have the power of thus overcoming Valentine.	Валентина опустила глаза; это показалось Моррелю хорошим предзнаменованием: Валентина проявляла слабость только в минуты счастья.
"My grandfather intends leaving this house," said she, "and Barrois is looking out suitable apartments for him in another."	- Дедушка хочет уехать из этого дома, - сказала она. - Барруа подыскивает ему помещение.
"But you, Mademoiselle de Villefort,--you, who are necessary to M. Noirtier's happiness"--	- А вы, - сказал Моррель, - ведь господин Нуартье вас так любит и вы ему так необходимы?
"I?" interrupted Valentine; "I shall not leave my grandfather,--that is an understood thing between us.	- Я не расстанусь с дедушкой, - ответила Валентина, - это решено.
My apartment will be close to his.	Я буду жить подле него.
Now, M. de Villefort must either give his consent to this plan or his refusal; in the first case, I shall leave directly, and in the second, I shall wait till I am of age, which will be in about ten months.	Если господин де Вильфор согласится на это, я уеду немедленно. Если же он откажет мне, придется подождать до моего совершеннолетия, до которого осталось десять месяцев.
Then I shall be free, I shall have an independent fortune, and"--	Тогда я буду свободна, независима и...
"And what?" demanded Morrel.	- И?.. - спросил Моррель.
"And with my grandfather's consent I shall fulfil the promise which I have made you."	- ...и, с согласия дедушки, сдержу слово, которое я вам дала.
Valentine pronounced these last few words in such a low tone, that nothing but Morrel's intense interest in what she was saying could have enabled him to hear them.	Валентина так тихо произнесла последние слова, что Моррель не расслышал бы их, если бы не вслушивался с такой жадностью.
"Have I not explained your wishes, grandpapa?" said Valentine, addressing Noirtier.	- Верно ли я выразила вашу мысль, дедушка? -прибавила Валентина, обращаясь к Нуартье.

"Yes," looked the old man.--"Once under my grandfather's roof, M. Morrel can visit me in the presence of my good and worthy protector, if we still feel that the union we contemplated will be likely to insure our future comfort and happiness; in that case I shall expect M. Morrel to come and claim me at my own hands. But, alas, I have heard it said that hearts inflamed by obstacles to their desire grew cold in time of security; I trust we shall never find it so in our experience!"	- Да, - ответил взгляд старика. - Когда я буду жить у дедушки, - прибавила Валентина, -господин Моррель сможет видеться со мной в присутствии моего доброго и почитаемого покровителя. Если узы, которые связывают наши, быть может, неопытные и изменчивые сердца, встретят его одобрение и после этого испытания послужат порукой нашему будущему счастью (увы! говорят, что сердца, воспламененные препятствиями, охладевают в благополучии!), то господину Моррелю будет разрешено просить моей руки, я буду ждать...
"Oh," cried Morrel, almost tempted to throw himself on his knees before Noirtier and Valentine, and to adore them as two superior beings, "what have I ever done in my life to merit such unbounded happiness?"	- Чем я заслужил, что на мою долю выпало такое счастье? - воскликнул Моррель, готовый преклонить колени перед старцем, как перед богом, и перед Валентиной, как перед ангелом.
"Until that time," continued the young girl in a calm and self-possessed tone of voice, "we will conform to circumstances, and be guided by the wishes of our friends, so long as those wishes do not tend finally to separate us; in a word, and I repeat it, because it expresses all I wish to convey,--we will wait."	- А до тех пор, - продолжала своим чистым и строгим голосом Валентина, - мы будем уважать волю моих родных, если только они не будут стремиться разлучить нас. Словом, и я повторяю это, потому что этим все сказано, мы будем ждать.
"And I swear to make all the sacrifices which this word imposes, sir," said Morrel, "not only with resignation, but with cheerfulness."	- И те жертвы, которые это слово на меня налагает, - сказал Моррель, обращаясь к старику, -я клянусь принести не только покорно, но и с радостью.
"Therefore," continued Valentine, looking playfully at Maximilian, "no more inconsiderate actions--no more rash projects; for you surely would not wish to compromise one who from this day regards herself as destined, honorably and happily, to bear your name?"	- Поэтому, друг мой, - продолжала Валентина, бросив на Максимилиана проникший в самое его сердце взгляд, - довольно безрассудств. Берегите честь той, которая с сегодняшнего дня считает себя предназначенной достойно носить ваше имя.
Morrel looked obedience to her commands.	Моррель прижал руку к сердцу.
Noirtier regarded the lovers with a look of ineffable tenderness, while Barrois, who had remained in the room in the character of a man privileged to know everything that passed, smiled on the youthful couple as he wiped the perspiration from his bald forehead.	Нуартье с нежностью глядел на них. Барруа, стоявший тут же, как человек, посвященный во все тайны, улыбался, вытирая крупные капли пота, выступившие на его плешивом лбу.
"How hot you look, my good Barrois," said Valentine.	- Бедный Барруа, он совсем измучился, - сказала Валентина.
"Ah, I have been running very fast, mademoiselle, but I must do M. Morrel the justice to say that he ran still faster."	- Да, - сказал Барруа, - ну и бежал же я, мадемуазель; а только господин Моррель, надо отдать ему справедливость, бежал еще быстрее меня.
Noirtier directed their attention to a waiter, on which was placed a decanter containing lemonade and a glass.	Нуартье указал глазами на поднос, на котором стояли графин с лимонадом и стакан.
The decanter was nearly full, with the exception of a little, which had been already drunk by M. Noirtier.	Графин был наполовину пуст. Полчаса тому назад из него пил сам Нуартье.

"Come, Barrois," said the young girl, "take some of this lemonade; I see you are coveting a good draught of it."	- Выпей, Барруа, - сказала Валентина, - я по глазам вижу, что ты хочешь лимонаду.
"The fact is, mademoiselle," said Barrois, "I am dying with thirst, and since you are so kind as to offer it me, I cannot say I should at all object to drinking your health in a glass of it."	- Правду сказать, - ответил Барруа, - я умираю от жажды и с удовольствием выпью стакан за ваше здоровье.
"Take some, then, and come back immediately."	- Так возьми, - сказала Валентина, - и возвращайся сюда поскорее.
Barrois took away the waiter, and hardly was he outside the door, which in his haste he forgot to shut, than they saw him throw back his head and empty to the very dregs the glass which Valentine had filled.	Барруа взял поднос, вышел в коридор, и все увидели через приотворенную дверь, как он запрокинул голову и залпом выпил стакан лимонада, налитый ему Валентиной.
Valentine and Morrel were exchanging their adieux in the presence of Noirtier when a ring was heard at the door-bell. It was the signal of a visit.	Валентина и Моррель прощались друг с другом в присутствии Нуартье, как вдруг на лестнице, ведущей в половину Вильфора, раздался звонок.
Valentine looked at her watch.	Валентина взглянула на стенные часы.
"It is past noon," said she, "and to-day is Saturday; I dare say it is the doctor, grandpapa."	- Полдень, - сказала она, - сегодня суббота; дедушка, это, вероятно, доктор.
Noirtier looked his conviction that she was right in her supposition.	Нуартье показал знаком, что он тоже так думает.
"He will come in here, and M. Morrel had better go,--do you not think so, grandpapa?"	- Он сейчас придет сюда; господину Моррелю лучше уйти, не правда ли, дедушка?
"Yes," signed the old man.	- Да, - был ответ старика.
"Barrois," cried Valentine, "Barrois!"	- Барруа! - позвала Валентина. - Барруа, идите сюда!
"I am coming, mademoiselle," replied he.	- Иду, мадемуазель, - послышался голос старого слуги.
"Barrois will open the door for you," said Valentine, addressing Morrel. "And now remember one thing, Monsieur Officer, that my grandfather commands you not to take any rash or ill-advised step which would be likely to compromise our happiness."	- Барруа проводит вас до двери, - сказала Валентина Моррелю. - А теперь, господин офицер, прошу вас помнить, что дедушка советует вам не предпринимать ничего, что могло бы нанести ущерб нашему счастью.
"I promised him to wait," replied Morrel; "and I will wait."	- Я обещал ждать, - сказал Моррель, - и я буду ждать.
At this moment Barrois entered.	В эту минуту вошел Барруа.
"Who rang?" asked Valentine.	- Кто звонил? - спросила Валентина.
"Doctor d'Avrigny," said Barrois, staggering as if he would fall.	- Доктор д'Авриньи, - сказал Барруа, еле держась на ногах.
"What is the matter, Barrois?" said Valentine.	- Что с вами, Барруа? - спросила Валентина.
The old man did not answer, but looked at his master with wild staring eyes, while with his cramped hand he grasped a piece of furniture to enable him to stand upright.	Старик ничего не ответил; он испуганными глазами смотрел на своего хозяина и судорожно сжатой рукой пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть.
"He is going to fall!" cried Morrel.	- Он сейчас упадет! - воскликнул Моррель.

The rigors which had attacked Barrois gradually increased, the features of the face became quite altered, and the convulsive movement of the muscles appeared to indicate the approach of a most serious nervous disorder.	В самом деле, дрожь, охватившая Барруа, все усиливалась; его лицо, искаженное судорогой, говорило о сильнейшем нервном припадке.
Noirtier, seeing Barrois in this pitiable condition, showed by his looks all the various emotions of sorrow and sympathy which can animate the heart of man.	Нуартье, видя страдания Барруа, бросал вокруг себя тревожные взгляды, которые ясно выражали все волнующие его чувства.
Barrois made some steps towards his master.	Барруа шагнул к своему хозяину.
"Ah, sir," said he, "tell me what is the matter with me.	- Боже мой, боже мой, - сказал он, - что это со мной?..
I am suffering--I cannot see.	Мне больно... в глазах темно.
A thousand fiery darts are piercing my brain.	Голова как в огне.
Ah, don't touch me, pray don't."	Не трогайте меня, не трогайте!
By this time his haggard eyes had the appearance of being ready to start from their sockets; his head fell back, and the lower extremities of the body began to stiffen.	Его глаза вылезли из орбит и закатились, голова откинулась назад, все тело судорожно напряглось.
Valentine uttered a cry of horror; Morrel took her in his arms, as if to defend her from some unknown danger.	Валентина вскрикнула от испуга; Моррель схватил ее в объятия, как бы защищая от неведомой опасности.
"M. d'Avrigny, M. d'Avrigny," cried she, in a stifled voice. "Help, help!"	- Господин д'Авриньи! Господин д'Авриньи! -закричала Валентина сдавленным голосом. -Сюда, сюда, помогите!
Barrois turned round and with a great effort stumbled a few steps, then fell at the feet of Noirtier, and resting his hand on the knee of the invalid, exclaimed,	Барруа повернулся на месте, отступил на шаг, зашатался и упал к ногам Нуартье, рукой схватившись за его колено.
"My master, my good master!"	- Господин! Мой добрый господин! - кричал он.
At this moment M. de Villefort, attracted by the noise, appeared on the threshold.	В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.
Morrel relaxed his hold of Valentine, and retreating to a distant corner of the room remained half hidden behind a curtain.	Моррель выпустил полубесчувственную Валентину и, бросившись в глубь комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.
Pale as if he had been gazing on a serpent, he fixed his terrified eye on the agonized sufferer.	Побледнев, как полотно, он с ужасом смотрел на умирающего, словно вдруг увидел перед собой змею.
Noirtier, burning with impatience and terror, was in despair at his utter inability to help his old domestic, whom he regarded more in the light of a friend than a servant.	Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась на помощь несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой.
One might by the fearful swelling of the veins of his forehead and the contraction of the muscles round the eye, trace the terrible conflict which was going on between the living energetic mind and the inanimate and helpless body.	Страшная борьба жизни и смерти, происходившая перед паралитиком, отражалась на его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые мышцы вокруг глаз мучительно напряглись.

Barrois, his features convulsed, his eyes suffused with blood, and his head thrown back, was lying at full length, beating the floor with his hands, while his legs had become so stiff, that they looked as if they would break rather than bend.	Барруа, с дергающимся лицом, с налитыми кровью глазами и запрокинутой головой, лежал на полу, хватаясь за него руками, а его окоченевшие ноги, казалось, скорее сломались бы, чем согнулись.
A slight appearance of foam was visible around the mouth, and he breathed painfully, and with extreme difficulty.	На губах его выступила пена, он задыхался.
Villefort seemed stupefied with astonishment, and remained gazing intently on the scene before him without uttering a word.	Вильфор, ошеломленный, не мог оторвать глаз от этой картины, которая приковала его внимание, как только он переступил порог.
He had not seen Morrel.	Морреля он не заметил.
After a moment of dumb contemplation, during which his face became pale and his hair seemed to stand on end, he sprang towards the door, crying out,	Минуту он стоял молча, заметно побледнев.
"Doctor, doctor! come instantly, pray come!"	- Доктор! Доктор! - воскликнул он наконец, кидаясь к двери. - Идите сюда! Скорее!
"Madame, madame!" cried Valentine, calling her step-mother, and running up-stairs to meet her; "come quick, quick!--and bring your bottle of smelling-salts with you."	- Сударыня! - звала Валентина свою мачеху, цепляясь за перила лестницы. - Идите сюда! Идите скорее! Принесите вашу нюхательную соль!
"What is the matter?" said Madame de Villefort in a harsh and constrained tone.	- Что случилось? - сдержанно спросил металлический голос г-жи де Вильфор.
"Oh, come, come!"	- Идите, идите!
"But where is the doctor?" exclaimed Villefort; "where is he?"	- Да где же доктор? - кричал Вильфор.
Madame de Villefort now deliberately descended the staircase.	Г оспожа де Вильфор медленно сошла с лестницы; слышно было, как скрипели деревянные ступени.
In one hand she held her handkerchief, with which she appeared to be wiping her face, and in the other a bottle of English smelling-salts.	В одной руке она держала платок, которым вытирала лицо, в другой - флакон с нюхательной солью.
Her first look on entering the room was at Noirtier, whose face, independent of the emotion which such a scene could not fail of producing, proclaimed him to be in possession of his usual health; her second glance was at the dying man.	Дойдя до двери, она прежде всего взглянула на Нуартье, который, если не считать вполне естественного при данных обстоятельствах волнения, казался совершенно здоровым; затем взгляд ее упал на умирающего.
She turned pale, and her eye passed quickly from the servant and rested on the master.	Она побледнела, и ее взгляд, если так можно выразиться, отпрянул от слуги и вновь устремился на господина.
"In the name of heaven, madame," said Villefort, "where is the doctor? He was with you just now.	- Ради бога, сударыня, где же доктор? - повторил Вильфор. - Он прошел к вам.
You see this is a fit of apoplexy, and he might be saved if he could but be bled!"	Вы же видите, это апоплексический удар, его можно спасти, если пустить ему кровь.
"Has he eaten anything lately?" asked Madame de Villefort, eluding her husband's question.	- Не съел ли он чего-нибудь? - спросила г-жа де Вильфор, уклоняясь от ответа.

"Madame," replied Valentine, "he has not even breakfasted.	- Он не завтракал, - сказала Валентина, - но дедушка посылал его со спешным поручением.
He has been running very fast on an errand with which my grandfather charged him, and when he returned, took nothing but a glass of lemonade."	Он очень устал и, вернувшись, выпил только стакан лимонада.
"Ah," said Madame de Villefort, "why did he not take wine? Lemonade was a very bad thing for him."	- Почему же не вина? - сказала г-жа де Вильфор. -Лимонад очень вреден.
"Grandpapa's bottle of lemonade was standing just by his side; poor Barrois was very thirsty, and was thankful to drink anything he could find."	- Лимонад был здесь, в дедушкином графине. Бедному Барруа хотелось пить, и он выпил то, что было под рукой.
Madame de Villefort started.	Госпожа де Вильфор вздрогнула.
Noirtier looked at her with a glance of the most profound scrutiny.	Нуартье окинул ее своим глубоким взглядом.
"He has such a short neck," said she.	- У него такая короткая шея! - сказала она.
"Madame," said Villefort, "I ask where is M. d'Avrigny?	- Сударыня, - сказал Вильфор, - я спрашиваю вас, где д'Авриньи?
In God's name answer me!"	Отвечайте, ради бога!
"He is with Edward, who is not quite well," replied Madame de Villefort, no longer being able to avoid answering.	- Он у Эдуарда; мальчик нездоров, - сказала г-жа де Вильфор, не смея дольше уклоняться от ответа.
Villefort rushed up-stairs to fetch him.	Вильфор бросился на лестницу, чтобы привести доктора.
"Take this," said Madame de Villefort, giving her smelling-bottle to Valentine.	- Возьмите, - сказала г-жа де Вильфор, передавая Валентине флакон, - ему, вероятно, пустят кровь.
"They will, no doubt, bleed him; therefore I will retire, for I cannot endure the sight of blood;" and she followed her husband up-stairs.	Я пойду к себе, я не выношу вида крови. - И она ушла вслед за мужем.
Morrel now emerged from his hiding-place, where he had remained quite unperceived, so great had been the general confusion.	Моррель вышел из своего темного угла, среди общей тревоги его никто не заметил.
"Go away as quick as you can, Maximilian," said Valentine, "and stay till I send for you.	- Уходите скорей, Максимилиан, - сказала ему Валентина, - и не приходите, пока я вас не позову.
Go."	Идите.
Morrel looked towards Noirtier for permission to retire.	Моррель жестом посоветовался с Нуартье.
The old man, who had preserved all his usual coolness, made a sign to him to do so.	Нуартье, сохранивший все свое хладнокровие, сделал ему утвердительный знак.
The young man pressed Valentine's hand to his lips, and then left the house by a back staircase.	Он прижал к сердцу руку Валентины и вышел боковым коридором.
At the same moment that he quitted the room, Villefort and the doctor entered by an opposite door.	В это время в противоположную дверь входили Вильфор и доктор.

Barrois was now showing signs of returning consciousness. The crisis seemed past, a low moaning was heard, and he raised himself on one knee.	Барруа понемногу приходил в себя; припадок миновал, он начал стонать и приподнялся на одно колено.
D'Avrigny and Villefort laid him on a couch.	Д'Авриньи и Вильфор перенесли Барруа на кушетку.
"What do you prescribe, doctor?" demanded Villefort.	- Что нужно, доктор? - спросил Вильфор.
"Give me some water and ether.	- Пусть принесут воды и эфиру.
You have some in the house, have you not?"	У вас в доме найдется эфир?
"Yes."	- Да
"Send for some oil of turpentine and tartar emetic."	- Пусть сбегают за скипидарным маслом и рвотным.
Villefort immediately despatched a messenger.	- Бегите скорей! - приказал Вильфор.
"And now let every one retire."	- А теперь пусть все выйдут.
"Must I go too?" asked Valentine timidly.	- И я тоже? - робко спросила Валентина.
"Yes, mademoiselle, you especially," replied the doctor abruptly.	- Да, мадемуазель, прежде всего вы, - резко сказал доктор.
Valentine looked at M. d'Avrigny with astonishment, kissed her grandfather on the forehead, and left the room.	Валентина удивленно взглянула на д'Авриньи, поцеловала деда в лоб и вышла.
The doctor closed the door after her with a gloomy air.	Доктор с мрачным видом закрыл за ней дверь.
"Look, look, doctor," said Villefort, "he is quite coming round again; I really do not think, after all, it is anything of consequence."	- Смотрите, смотрите, доктор, он приходит в себя; это был просто припадок.
M. d'Avrigny answered by a melancholy smile.	Д'Авриньи мрачно улыбался.
"How do you feel, Barrois?" asked he.	- Как вы себя чувствуете, Барруа? - спросил он.
"A little better, sir."	- Немного лучше, сударь.
"Will you drink some of this ether and water?"	- Вы можете выпить стакан воды с эфиром?
"I will try; but don't touch me."	- Попробую, только не трогайте меня.
"Why not?"	- Почему?
"Because I feel that if you were only to touch me with the tip of your finger the fit would return."	- Мне кажется, если вы дотронетесь до меня хотя бы пальцем, со мной опять будет припадок.
"Drink."	- Выпейте.
Barrois took the glass, and, raising it to his purple lips, took about half of the liquid offered him.	Барруа взял стакан, поднес его к своим посиневшим губам и отпил около половины.
"Where do you suffer?" asked the doctor.	- Где у вас болит? - спросил доктор.
"Everywhere. I feel cramps over my whole body."	- Всюду; меня сводит судорога.
"Do you find any dazzling sensation before the eyes?"	- Голова кружится?

"Yes."	- Да-
"Any noise in the ears?"	- В ушах звенит?
"Frightful."	- Ужасно.
"When did you first feel that?"	- Когда это началось?
"Just now."	- Только что.
"Suddenly?"	- Сразу?
"Yes, like a clap of thunder."	- Как громом ударило.
"Did you feel nothing of it yesterday or the day before?"	- Вчера вы ничего не чувствовали? Позавчера ничего?
"Nothing."	- Ничего.
"No drowsiness?"	- Ни сонливости? Ни тяжести в желудке?
"None."	- Нет.
"What have you eaten to-day?"	- Что вы ели сегодня?
"I have eaten nothing; I only drank a glass of my master's lemonade--that's all;" and Barrois turned towards Noirtier, who, immovably fixed in his arm-chair, was contemplating this terrible scene without allowing a word or a movement to escape him.	- Я ничего еще не ел; я только выпил стакан лимонада из графина господина Нуартье. И Барруа кивнул головой в сторону старика, который, неподвижный в своем кресле, следил за этой сценой, не упуская ни одного движения, ни одного слова.
"Where is this lemonade?" asked the doctor eagerly.	- Где этот лимонад? - живо спросил доктор.
"Down-stairs in the decanter."	- В графине, внизу.
"Whereabouts downstairs?"	- Где внизу?
"In the kitchen."	- На кухне.
"Shall I go and fetch it, doctor?" inquired Villefort.	- Хотите, я принесу, доктор? - спросил Вильфор.
"No, stay here and try to make Barrois drink the rest of this glass of ether and water.	- Нет, оставайтесь здесь и постарайтесь, чтобы больной выпил весь стакан.
I will go myself and fetch the lemonade."	- А лимонад?.. - Я пойду сам.
D'Avrigny bounded towards the door, flew down the back staircase, and almost knocked down Madame de Villefort, in his haste, who was herself going down to the kitchen.	Д'Авриньи бросился к двери, отворил ее, побежал по черной лестнице и едва не сбил с ног г-жу де Вильфор, которая также спускалась на кухню.
She cried out, but d'Avrigny paid no attention to her; possessed with but one idea, he cleared the last four steps with a bound, and rushed into the kitchen, where he saw the decanter about three parts empty still standing on the waiter, where it had been left.	Она вскрикнула. Д'Авриньи даже не заметил этого; поглощенный одной мыслью, он перепрыгнул через последние ступеньки, вбежал в кухню и увидел на три четверти пустой графин, стоящий на подносе.
He darted upon it as an eagle would seize upon its prey.	Он ринулся на него, как орел на добычу.
Panting with loss of breath, he returned to the room he had just left.	С трудом дыша, он поднялся в первый этаж и вернулся в комнату Нуартье.
Madame de Villefort was slowly ascending the steps which led to her room.	Госпожа де Вильфор в это время медленно поднималась к себе.

"Is this the decanter you spoke of?" asked d'Avrigny.	- Это тот самый графин? - спросил д'Авриньи.
"Yes, doctor."	- Да, господин доктор.
"Is this the same lemonade of which you partook?"	- Это тот самый лимонад, который вы пили?
"I believe so."	- Наверное.
"What did it taste like?"	- Какой у него был вкус?
"It had a bitter taste."	- Горький.
The doctor poured some drops of the lemonade into the palm of his hand, put his lips to it, and after having rinsed his mouth as a man does when he is tasting wine, he spat the liquor into the fireplace.	Доктор налил несколько капель на ладонь, втянул их губами и, подержав во рту, словно пробуя вино, выплюнул жидкость в камин.
"It is no doubt the same," said he. "Did you drink some too, M. Noirtier?"	- Это он и есть, - сказал он. - Вы его тоже пили, господин Нуартье?
"Yes."	- Да, - показал старик.
"And did you also discover a bitter taste?"	- И вы тоже нашли, что у него горький вкус?
"Yes."	- Да
"Oh, doctor," cried Barrois, "the fit is coming on again.	- Г осподин доктор, - крикнул Барруа, - мне опять худо!
Oh, do something for me."	Боже милостивый, сжалься надо мной!
The doctor flew to his patient.	Доктор бросился к больному.
"That emetic, Villefort--see if it is coming."	- Где же рвотное, Вильфор?
Villefort sprang into the passage, exclaiming,	Вильфор выбежал из комнаты и крикнул:
"The emetic! the emetic!--is it come yet?"	- Где рвотное? Принесли?
No one answered.	Никто не ответил.
The most profound terror reigned throughout the house.	Весь дом был охвачен ужасом.
"If I had anything by means of which I could inflate the lungs," said d'Avrigny, looking around him, "perhaps I might prevent suffocation.	- Если бы я мог ввести ему воздух в легкие, -сказал д'Авриньи, озираясь по сторонам, - может быть, это предотвратило бы удушье.
But there is nothing which would do--nothing!"	Неужели ничего нет? Ничего!
"Oh, sir," cried Barrois, "are you going to let me die without help?	- Доктор, - кричал Барруа, - не дайте мне умереть!
Oh, I am dying! Oh, save me!"	Я умираю, господи, умираю!
"A pen, a pen!" said the doctor.	- Перо! Нет ли пера? - спросил доктор.
There was one lying on the table; he endeavored to introduce it into the mouth of the patient, who, in the midst of his convulsions, was making vain attempts to vomit; but the jaws were so clinched that the pen could not pass them.	Вдруг он заметил на столе перо. Он попытался ввести его в рот больного, который корчился в судорогах; но челюсти его были так плотно сжаты, что не пропускали пера.
This second attack was much more violent than the first, and he had slipped from the couch to the ground, where he was writhing in agony.	У Барруа начался еще более сильный припадок, чем первый. Он скатился с кушетки на пол и лежал неподвижно.

The doctor left him in this paroxysm, knowing that he could do nothing to alleviate it, and, going up to Noirtier, said abruptly,	Доктор оставил его во власти припадка, которого он ничем не мог облегчить, и подошел к Нуартье.
"How do you find yourself?--well?"	- Как вы себя чувствуете? - быстро спросил он шепотом. - Хорошо?
"Yes."	- Да
"Have you any weight on the chest; or does your stomach feel light and comfortable--eh?"	- Тяжести в желудке нет?
"Yes."	- Нет.
"Then you feel pretty much as you generally do after you have had the dose which I am accustomed to give you every Sunday?"	- Как после той пилюли, которую я вам велел принимать каждое воскресенье?
"Yes."	- Да
"Did Barrois make your lemonade?"	- Кто вам приготовил этот лимонад? Барруа?
"Yes."	- Да
"Was it you who asked him to drink some of it?"	- Это вы предложили ему выпить лимонаду?
"No."	- Нет.
"Was it M. de Villefort?"	- Господин де Вильфор?
"No."	- Нет.
"Madame?"	- Госпожа де Вильфор?
"No."	- Нет.
"It was your granddaughter, then, was it not?"	- В таком случае, Валентина?
"Yes."	- Да
A groan from Barrois, accompanied by a yawn which seemed to crack the very jawbones, attracted the attention of M. d'Avrigny; he left M. Noirtier, and returned to the sick man.	Тяжкий вздох Барруа, зевота, от которой заскрипели его челюсти, привлекли внимание д'Авриньи; он поспешил к больному.
"Barrois," said the doctor, "can you speak?"	- Барруа, - сказал доктор, - в состоянии ли вы говорить?
Barrois muttered a few unintelligible words.	Барруа пробормотал несколько невнятных слов.
"Try and make an effort to do so, my good man." said d'Avrigny.	- Сделайте над собой усилие, друг мой.
Barrois reopened his bloodshot eyes.	Барруа открыл налитые кровью глаза.
"Who made the lemonade?"	- Кто готовил этот лимонад?
"I did."	- Я сам.
"Did you bring it to your master directly it was made?"	- Вы его подали вашему хозяину сразу после того, как приготовили его?
"No."	- Нет.
"You left it somewhere, then, in the meantime?"	- А где он оставался?

"Yes; I left it in the pantry, because I was called away."	- В буфетной; меня отозвали.
"Who brought it into this room, then?"	- Кто его принес сюда?
"Mademoiselle Valentine."	- Мадемуазель Валентина.
D'Avrigny struck his forehead with his hand.	А'Авриньи провел рукой по лбу.
"Gracious heaven," exclaimed he.	- Господи! - прошептал он.
"Doctor, doctor!" cried Barrois, who felt another fit coming.	- Доктор, доктор! - крикнул Барруа, чувствуя, что начинается новый припадок.
"Will they never bring that emetic?" asked the doctor.	- Почему не несут рвотное? - воскликнул доктор.
"Here is a glass with one already prepared," said Villefort, entering the room.	- Вот оно, - сказал, возвращаясь в комнату, Вильфор.
"Who prepared it?"	- Кто приготовил?
"The chemist who came here with me."	- Аптекарь, он пришел вместе со мной.
"Drink it," said the doctor to Barrois.	- Выпейте.
"Impossible, doctor; it is too late; my throat is closing up. I am choking!	- Не могу, доктор, поздно! Сводит горло, я задыхаюсь!..
Oh, my heart! Ah, my head!--Oh, what agony!--Shall I suffer like this long?"	Сердце... голова... Какая мука!.. Долго я буду так мучиться?
"No, no, friend," replied the doctor, "you will soon cease to suffer."	- Нет, мой друг, - сказал доктор, - скоро ваши страдания кончатся.
"Ah, I understand you," said the unhappy man. "My God, have mercy upon me!" and, uttering a fearful cry, Barrois fell back as if he had been struck by lightning.	- Я понимаю! - воскликнул несчастный. - Господи, смилуйся надо мной! И, испустив вопль, он упал навзничь, как пораженный молнией.
D'Avrigny put his hand to his heart, and placed a glass before his lips.	Д'Авриньи приложил руку к его сердцу, поднес зеркало к его губам.
"Well?" said Villefort.	- Ну что? - спросил Вильфор.
"Go to the kitchen and get me some syrup of violets."	- Пусть мне принесут как можно скорее фиалкового сиропу.
Villefort went immediately.	Вильфор немедленно спустился в кухню.
"Do not be alarmed, M. Noirtier," said d'Avrigny; "I am going to take my patient into the next room to bleed him; this sort of attack is very frightful to witness."	- Не пугайтесь, господин Нуартье, - сказал д'Авриньи, - я отнесу больного в соседнюю комнату и пущу ему кровь; такие припадки -ужасное зрелище.
And taking Barrois under the arms, he dragged him into an adjoining room; but almost immediately he returned to fetch the lemonade.	И, взяв Барруа под мышки, он перетащил его в соседнюю комнату; но тотчас же вернулся к Нуартье, чтобы взять остатки лимонада.
Noirtier closed his right eye.	У Нуартье был закрыт правый глаз.
"You want Valentine, do you not?	- Позвать Валентину? Вы хотите видеть Валентину?
I will tell them to send her to you."	Я велю вам ее позвать.

Villefort returned, and d'Avrigny met him in the passage.	Вильфор поднимался по лестнице; д'Авриньи встретился с ним в коридоре.
"Well, how is he now?" asked he.	- Ну что? - спросил Вильфор.
"Come in here," said d'Avrigny, and he took him into the chamber where the sick man lay.	- Идемте, - сказал д'Авриньи. И он увел его в комнату, где лежал Барруа.
"Is he still in a fit?" said the procureur.	- Он все еще в обмороке? - спросил королевский прокурор.
"He is dead."	- Он умер.
Villefort drew back a few steps, and, clasping his hands, exclaimed, with real amazement and sympathy,	Вильфор отшатнулся, схватился за голову и воскликнул, с непритворным участием глядя на мертвого:
"Dead?--and so soon too!"	- Умер так внезапно!
"Yes, it is very soon," said the doctor, looking at the corpse before him; "but that ought not to astonish you; Monsieur and Madame de Saint-Meran died as soon.	- Слишком внезапно, правда? - сказал д'Авриньи. -Но вас это не должно удивлять; господин и госпожа де Сен-Меран умерли так же внезапно.
People die very suddenly in your house, M. de Villefort."	Да, в вашем доме умирают быстро, господин де Вильфор.
"What?" cried the magistrate, with an accent of horror and consternation, "are you still harping on that terrible idea?"	- Как! - с ужасом и недоумением воскликнул королевский прокурор. - Вы снова возвращаетесь к этой ужасной мысли?
"Still, sir; and I shall always do so," replied d'Avrigny, "for it has never for one instant ceased to retain possession of my mind; and that you may be quite sure I am not mistaken this time, listen well to what I am going to say, M. de Villefort."	- Да, сударь, - сказал торжественно д'Авриньи, -она ни на минуту не покидала меня. И чтобы вы убедились в моей правоте, я прошу вас внимательно выслушать меня, господин де Вильфор.
The magistrate trembled convulsively.	Вильфор дрожал всем телом.
"There is a poison which destroys life almost without leaving any perceptible traces.	- Существует яд, который убивает, не оставляя почти никаких следов.
I know it well; I have studied it in all its forms and in the effects which it produces.	Я хорошо знаю этот яд, я изучил его во всех его проявлениях, со всеми его последствиями.
I recognized the presence of this poison in the case of poor Barrois as well as in that of Madame de Saint-Meran.	Действие этого яда я распознал сейчас у несчастного Барруа, как в свое время у госпожи де Сен-Меран.
There is a way of detecting its presence.	Есть способ удостовериться в присутствии этого яда.
It restores the blue color of litmus-paper reddened by an acid, and it turns syrup of violets green.	Он возвращает синий цвет лакмусовой бумаге, окрашенной какой-нибудь кислотой в красный цвет, и он окрашивает в зеленый цвет фиалковый сироп.
We have no litmus-paper, but, see, here they come with the syrup of violets."	У нас нет под рукой лакмусовой бумаги, - но вот несут фиалковый сироп.

The doctor was right; steps were heard in the passage. M. d'Avrigny opened the door, and took from the hands of the chambermaid a cup which contained two or three spoonfuls of the syrup, he then carefully closed the door.	В коридоре послышались шаги; доктор приоткрыл дверь, взял из рук горничной сосуд, на дне которого было две-три ложки сиропа, и снова закрыл дверь.
"Look," said he to the procureur, whose heart beat so loudly that it might almost be heard, "here is in this cup some syrup of violets, and this decanter contains the remainder of the lemonade of which M. Noirtier and Barrois partook.	- Посмотрите, - сказал он королевскому прокурору, сердце которого неистово билось, -вот в этой чашке налит фиалковый сироп, а в этом графине остатки того лимонада, который пили Нуартье и Барруа.
If the lemonade be pure and inoffensive, the syrup will retain its color; if, on the contrary, the lemonade be drugged with poison, the syrup will become green.	Если в лимонаде нет никакой примеси и он безвреден, цвет сиропа не изменится; если лимонад отравлен, сироп станет зеленым.
Look closely!"	Смотрите!
The doctor then slowly poured some drops of the lemonade from the decanter into the cup, and in an instant a light cloudy sediment began to form at the bottom of the cup; this sediment first took a blue shade, then from the color of sapphire it passed to that of opal, and from opal to emerald. Arrived at this last hue, it changed no more.	Доктор медленно налил несколько капель лимонада из графина в чашку, и в ту же секунду сироп на дне чашки помутнел; сначала он сделался синим, как сапфир, потом стал опаловым, а из опалового - изумрудным и таким остался.
The result of the experiment left no doubt whatever on the mind.	Произведенный опыт не оставлял сомнений.
"The unfortunate Barrois has been poisoned," said d'Avrigny, "and I will maintain this assertion before God and man."	- Несчастный Барруа отравлен лжеангустурой или орехом святого Игнатия, - сказал д'Авриньи, -теперь я готов поклясться в этом перед богом и людьми.
Villefort said nothing, but he clasped his hands, opened his haggard eyes, and, overcome with his emotion, sank into a chair.	Вильфор ничего не сказал. Он воздел руки к небу, широко открыл полные ужаса глаза и, сраженный, упал в кресло.
Chapter 80.	III.
The Accusation.	Обвинение
M. D'Avrigny soon restored the magistrate to consciousness, who had looked like a second corpse in that chamber of death.	Д'Авриньи довольно быстро привел в чувство королевского прокурора, казавшегося в этой злополучной комнате вторым трупом.
"Oh, death is in my house!" cried Villefort.	- Мой дом стал домом смерти! - простонал Вильфор.
"Say, rather, crime!" replied the doctor.	- И преступления, - сказал доктор.
"M. d'Avrigny," cried Villefort, "I cannot tell you all I feel at this moment,--terror, grief, madness."	- Я не могу передать вам, что я сейчас испытываю, - воскликнул Вильфор, - ужас, боль, безумие.
"Yes," said M. d'Avrigny, with an imposing calmness, "but I think it is now time to act. I think it is time to stop this torrent of mortality.	- Да, - сказал д'Авриньи спокойно и внушительно,- но нам пора действовать; мне кажется, пора преградить путь этому потоку смертей.
I can no longer bear to be in possession of these secrets without the hope of seeing the victims and society generally revenged."	Лично я больше не в силах скрывать такую тайну, не имея надежды, что попранные законы и невинные жертвы будут отмщены.

Villefort cast a gloomy look around him.	Вильфор окинул комнату мрачным взглядом.
"In my house," murmured he, "in my house!"	- В моем доме! - прошептал он. - В моем доме!
"Come, magistrate," said M. d'Avrigny, "show yourself a man; as an interpreter of the law, do honor to your profession by sacrificing your selfish interests to it."	- Послушайте, Вильфор, - сказал д'Авриньи, -будьте мужчиной. Блюститель закона, честь ваша требует, чтобы вы принесли эту жертву.
"You make me shudder, doctor.	- Страшное слово, доктор.
Do you talk of a sacrifice?"	Принести себя в жертву!
"I do."	- Об этом и идет речь.
"Do you then suspect any one?"	- Значит, вы кого-нибудь подозреваете?
"I suspect no one; death raps at your door--it enters--it goes, not blindfolded, but circumspectly, from room to room. Well, I follow its course, I track its passage; I adopt the wisdom of the ancients, and feel my way, for my friendship for your family and my respect for you are as a twofold bandage over my eyes; well"--	- Я никого не подозреваю. Смерть стучится в вашу дверь, она входит, она идет, не слепо, а обдуманно, из комнаты в комнату, а я иду по ее следу, вижу ее путь. Я верен мудрости древних; я бреду ощупью; ведь моя дружба к вашей семье и мое уважение к вам - это две повязки, закрывающие мне глаза; и вот...
"Oh, speak, speak, doctor; I shall have courage."	- Говорите, доктор, я готов выслушать вас.
"Well, sir, you have in your establishment, or in your family, perhaps, one of the frightful monstrosities of which each century produces only one.	- В вашем доме, быть может в вашей семье, скрывается одно из тех чудовищ, которые рождаются раз в столетие.
Locusta and Agrippina, living at the same time, were an exception, and proved the determination of providence to effect the entire ruin of the Roman empire, sullied by so many crimes.	Локуста и Агриппина жили в одно время, но это исключительный случай, он доказывает, с какой яростью провидение хотело истребить Римскую империю, запятнанную столькими злодеяниями.
Brunehilde and Fredegonde were the results of the painful struggle of civilization in its infancy, when man was learning to control mind, were it even by an emissary from the realms of darkness.	Брунгильда и Фредегонда - следствие мучительных усилий, с которыми нарождающаяся цивилизация стремилась к познанию духа, хотя бы с помощью посланца тьмы.
All these women had been, or were, beautiful.	И все эти женщины были молоды и прекрасны.
The same flower of innocence had flourished, or was still flourishing, on their brow, that is seen on the brow of the culprit in your house."	На их челе лежала когда-то та же печать невинности, которая лежит и на челе преступницы, живущей в вашем доме.
Villefort shrieked, clasped his hands, and looked at the doctor with a supplicating air.	Вильфор вскрикнул, стиснул руки и с мольбой посмотрел на доктора.
But the latter went on without pity:—	Но тот безжалостно продолжал:
"'Seek whom the crime will profit,' says an axiom of jurisprudence."	- Ищи, кому преступление выгодно, гласит одна из аксиом юридической науки.
"Doctor," cried Villefort, "alas, doctor, how often has man's justice been deceived by those fatal words.	- Доктор! - воскликнул Вильфор. - Сколько раз уже человеческое правосудие было обмануто этими роковыми словами!
I know not why, but I feel that this crime"--	Я не знаю, но мне кажется, что это преступление...
"You acknowledge, then, the existence of the crime?"	- Так вы признаете, что это преступление?
"Yes, I see too plainly that it does exist.	- Да, признаю. Что еще мне остается?

But it seems that it is intended to affect me personally.	Но дайте мне досказать. Я чувствую, что я -главная жертва этого преступления.
I fear an attack myself, after all these disasters."	За всеми этими загадочными смертями таится моя собственная гибель.
"Oh, man," murmured d'Avrigny, "the most selfish of all animals, the most personal of all creatures, who believes the earth turns, the sun shines, and death strikes for him alone,--an ant cursing God from the top of a blade of grass!	- Человек, - прошептал д'Авриньи, - самое эгоистичное из всех животных, самое себялюбивое из всех живых созданий! Он уверен, что только для него одного светит солнце, вертится земля и косит смерть. Муравей, проклинающий бога, взобравшись на травинку!
And have those who have lost their lives lost nothing?--M. de Saint-Meran, Madame de Saint-Meran, M. Noirtier"--	А те, кого лишили жизни? Маркиз де Сен-Меран, маркиза, господин Нуартье...
"How?	- Как?
M. Noirtier?"	Господин Нуартье?
"Yes; think you it was the poor servant's life was coveted?	- Да! Неужели вы думаете, что покушались на этого несчастного слугу?
No, no; like Shakespeare's 'Polonius,' he died for another.	Нет, как Полоний у Шекспира, он умер вместо другого.
It was Noirtier the lemonade was intended for--it is Noirtier, logically speaking, who drank it. The other drank it only by accident, and, although Barrois is dead, it was Noirtier whose death was wished for."	Нуартье - вот кто должен был выпить лимонад. Нуартье и пил его; а тот выпил случайно; и хотя умер Барруа, но умереть должен был Нуартье.
"But why did it not kill my father?"	- Почему же не погиб мой отец?
"I told you one evening in the garden after Madame de Saint-Meran's death--because his system is accustomed to that very poison, and the dose was trifling to him, which would be fatal to another; because no one knows, not even the assassin, that, for the last twelve months, I have given M. Noirtier brucine for his paralytic affection, while the assassin is not ignorant, for he has proved that brucine is a violent poison."	- Я вам уже объяснял в тот вечер, в саду, когда умерла госпожа де Сен-Меран: потому что его организм привык к употреблению этого самого яда. Потому что доза, недостаточная для него, смертельна для всякого другого. Словом, потому что никто на свете, даже убийца, не знает, что вот уже год, как я лечу господина Нуартье бруцином, между тем как убийце известно, да он убедился и на опыте, что бруцин - сильнодействующий яд.
"Oh, have pity--have pity!" murmured Villefort, wringing his hands.	- Боже! - прошептал Вильфор, ломая руки.
"Follow the culprit's steps; he first kills M. de Saint-Meran"--	- Проследите действия преступника: он убивает маркиза...
"O doctor!"	- Доктор!
"I would swear to it; what I heard of his symptoms agrees too well with what I have seen in the other cases."	- Я готов присягнуть в этом. То, что мне говорили о его смерти, слишком точно совпадает с тем, что я видел собственными глазами.
Villefort ceased to contend; he only groaned.	Вильфор уже не спорил. Он глухо застонал.
"He first kills M. de Saint-Meran," repeated the doctor, "then Madame de Saint-Meran,--a double fortune to inherit."	- Он убивает маркиза, - повторил доктор, - он убивает маркизу. Это сулит двойное наследство.
Villefort wiped the perspiration from his forehead.	Вильфор отер пот, струившийся по его лбу.

"Listen attentively."	- Слушайте внимательно.
"Alas," stammered Villefort, "I do not lose a single word."	- Я ловлю каждое ваше слово, - прошептал Вильфор.
"M. Noirtier," resumed M. d'Avrigny in the same pitiless tone,--"M. Noirtier had once made a will against you--against your family--in favor of the poor, in fact; M. Noirtier is spared, because nothing is expected from him.	- Господин Нуартье, - безжалостно продолжал д'Авриньи, - в своем завещании отказал все, что имеет, бедным, тем самым обделив вас и вашу семью. Господина Нуартье пощадили, от него нечего было ждать.
But he has no sooner destroyed his first will and made a second, than, for fear he should make a third, he is struck down.	Но едва он уничтожил свое первое завещание, едва успел составить второе, как преступник, по-видимому, опасаясь, что он может составить и третье, его отравляет.
The will was made the day before yesterday, I believe; you see there has been no time lost."	Ведь завещание, если не ошибаюсь, составлено позавчера. Как видите, времени не теряли.
"Oh, mercy, M. d'Avrigny!"	- Пощадите, д'Авриньи!
"No mercy, sir!	- Никакой пощады, сударь.
The physician has a sacred mission on earth; and to fulfil it he begins at the source of life, and goes down to the mysterious darkness of the tomb.	У врача есть священный долг, и во имя его он восходит к источникам жизни и спускается в таинственный мрак смерти.
When crime has been committed, and God, doubtless in anger, turns away his face, it is for the physician to bring the culprit to justice."	Когда преступление совершено и бог в ужасе отвращает свой взор от преступника, долг врача сказать: это он!
"Have mercy on my child, sir," murmured Villefort.	- Пощадите мою дочь! - прошептал Вильфор.
"You see it is yourself who have first named her--you, her father."	- Вы сами назвали ее - вы, отец.
"Have pity on Valentine!	- Пощадите Валентину!
Listen--it is impossible!	Нет, это невозможно.
I would as willingly accuse myself!	Я скорее обвинил бы самого себя!
Valentine, whose heart is pure as a diamond or a lily."	Валентина, золотое сердце, сама невинность!
"No pity, procureur; the crime is fragrant.	- Пощады быть не может, господин королевский прокурор.
Mademoiselle herself packed all the medicines which were sent to M. de Saint-Meran; and M. de Saint-Meran is dead.	Улики налицо: мадемуазель де Вильфор сама упаковывала лекарства, которые были посланы маркизу де Сен-Мерану, и маркиз умер.
Mademoiselle de Villefort prepared all the cooling draughts which Madame de Saint-Meran took, and Madame de Saint-Meran is dead.	Мадемуазель де Вильфор приготовила питье для маркизы де Сен-Меран, и маркиза умерла.
Mademoiselle de Villefort took from the hands of Barrois, who was sent out, the lemonade which M. Noirtier had every morning, and he has escaped by a miracle.	Мадемуазель де Вильфор взяла из рук Барруа графин с лимонадом, который господин Нуартье обычно весь выпивает утром, и старик спасся только чудом.
Mademoiselle de Villefort is the culprit--she is the poisoner!	Мадемуазель де Вильфор - вот преступница, вот отравительница!

To you, as the king's attorney, I denounce Mademoiselle de Villefort, do your duty."	Г осподин королевский прокурор, я обвиняю мадемуазель де Вильфор, исполняйте свой долг!
"Doctor, I resist no longer--I can no longer defend myself--I believe you; but, for pity's sake, spare my life, my honor!"	- Доктор, я не спорю, не защищаюсь, я верю вам, но не губите меня, не губите мою честь!
"M. de Villefort," replied the doctor, with increased vehemence, "there are occasions when I dispense with all foolish human circumspection.	- Господин Вильфор, - продолжал доктор с возрастающей силой, - есть обстоятельства, в которых я отказываюсь считаться с глупыми условностями.
If your daughter had committed only one crime, and I saw her meditating another, I would say 'Warn her, punish her, let her pass the remainder of her life in a convent, weeping and praying.'	Если бы ваша дочь совершила только одно преступление и я думал бы, что она замышляет второе, я сказал бы вам: предостерегите ее, накажите, пусть она проведет остаток жизни где-нибудь в монастыре, в слезах замаливая свой грех.
If she had committed two crimes, I would say, 'Here, M. de Villefort, is a poison that the prisoner is not acquainted with,--one that has no known antidote, quick as thought, rapid as lightning, mortal as the thunderbolt; give her that poison, recommending her soul to God, and save your honor and your life, for it is yours she aims at; and I can picture her approaching your pillow with her hypocritical smiles and her sweet exhortations.	Если бы она совершила второе преступление, я сказал бы вам: слушайте, Вильфор, вот вам яд, от которого нет противоядия, быстрый, как мысль, мгновенный, как молния, разящий, как гром; дайте ей этого яду, поручив душу ее милости божьей, и таким образом спасите свою честь и свою жизнь, ибо она покушается на вас. Я вижу, как она подходит к вашему изголовью с лицемерной улыбкой и нежными словами!
Woe to you, M. de Villefort, if you do not strike first!'	Горе вам, если вы не поразите ее первый!
This is what I would say had she only killed two persons but she has seen three deaths,--has contemplated three murdered persons,--has knelt by three corpses!	Вот что сказал бы я вам, если бы она убила только двух человек. Но она присутствовала при трех агониях, она видела трех умирающих, она опускалась на колени около трех трупов.
To the scaffold with the poisoner--to the scaffold!	В руки палача отравительницу, в руки палача!
Do you talk of your honor? Do what I tell you, and immortality awaits you!"	Вы говорите о чести; сделайте то, что я вам говорю, и вы обессмертите ваше имя!
Villefort fell on his knees.	Вильфор упал на колени.
"Listen," said he; "I have not the strength of mind you have, or rather that which you would not have, if instead of my daughter Valentine your daughter Madeleine were concerned."	- У меня нет вашей силы воли, - сказал он, - но и у вас ее не было бы, если бы дело шло не о моей дочери, а о вашей.
The doctor turned pale.	Д'Авриньи побледнел.
"Doctor, every son of woman is born to suffer and to die; I am content to suffer and to await death."	- Доктор, всякий человек, рожденный женщиной, обречен на страдания и смерть; я буду страдать и, страдая, ждать смертного часа.
"Beware," said M. d'Avrigny, "it may come slowly; you will see it approach after having struck your father, your wife, perhaps your son."	- Берегитесь, - сказал д'Авриньи, - он не скоро наступит; он настанет только после того, как на ваших глазах погибнут ваш отец, ваша жена, ваш сын, быть может.
Villefort, suffocating, pressed the doctor's arm.	Вильфор, задыхаясь, схватил доктора за руку.

"Listen," cried he; "pity me--help me! No, my daughter is not guilty. If you drag us both before a tribunal I will still say, 'No, my daughter is not guilty;--there is no crime in my house. I will not acknowledge a crime in my house; for when crime enters a dwelling, it is like death--it does not come alone.'	- Пожалейте меня, - воскликнул он, - помогите мне... Нет, моя дочь невиновна... Поставьте нас перед лицом суда, и я снова скажу: нет, моя дочь невиновна... В моем доме не было преступления... Я не хочу, вы слышите, чтобы в моем доме было преступление... Потому что если в чей-нибудь дом вошло преступление, то оно, как смерть, никогда не приходит одно.
Listen. What does it signify to you if I am murdered?	Послушайте, что вам до того, если я паду жертвой убийства?..
Are you my friend?	Разве вы мне друг?
Are you a man?	Разве вы человек?
Have you a heart?	Разве у вас есть сердце?..
No, you are a physician!	Нет, вы врач!..
Well, I tell you I will not drag my daughter before a tribunal, and give her up to the executioner!	И я вам говорю: нет, я не предам свою дочь в руки палача!..
The bare idea would kill me--would drive me like a madman to dig my heart out with my finger-nails!	Эта мысль гложет меня, я, как безумец, готов разрывать себе грудь ногтями!..
And if you were mistaken, doctor--if it were not my daughter--if I should come one day, pale as a spectre, and say to you, 'Assassin, you have killed my child!'--hold--if that should happen, although I am a Christian, M. d'Avrigny, I should kill myself."	Что, если вы ошибаетесь, доктор? Если это кто-нибудь другой, а не моя дочь? Если в один прекрасный день, бледный, как призрак, я приду к вам и скажу: убийца, ты убил мою дочь!.. Если бы это случилось... я христианин, д'Авриньи, но я убил бы себя.
"Well," said the doctor, after a moment's silence, "I will wait."	- Хорошо, - сказал доктор после краткого раздумья, - я подожду.
Villefort looked at him as if he had doubted his words.	Вильфор недоверчиво посмотрел на него.
"Only," continued M. d'Avrigny, with a slow and solemn tone, "if any one falls ill in your house, if you feel yourself attacked, do not send for me, for I will come no more.	- Но только, - торжественно продолжал д'Авриньи, - если в вашем доме кто-нибудь заболеет, если вы сами почувствуете, что удар поразил вас, не посылайте за мной, я не приду.
I will consent to share this dreadful secret with you, but I will not allow shame and remorse to grow and increase in my conscience, as crime and misery will in your house."	Я согласен делить с вами эту страшную тайну, но не желаю, чтобы стыд и раскаяние поселились в моей душе, вырастали и множились в ней так же, как злодейство и горе в вашем доме.
"Then you abandon me, doctor?"	- Вы покидаете меня, доктор?
"Yes, for I can follow you no farther, and I only stop at the foot of the scaffold.	- Да, ибо нам дальше не по пути, я дошел с вами до подножия эшафота.
Some further discovery will be made, which will bring this dreadful tragedy to a close.	Еще одно разоблачение - и этой ужасной трагедии настанет конец.
Adieu."	Прощайте.
"I entreat you, doctor!"	- Доктор, умоляю вас!
"All the horrors that disturb my thoughts make your house odious and fatal.	- Все, что я вижу здесь, оскверняет мой ум. Мне ненавистен ваш дом.

Adieu, sir."	Прощайте, сударь!
"One word--one single word more, doctor!	- Еще слово, одно только слово, доктор!
You go, leaving me in all the horror of my situation, after increasing it by what you have revealed to me.	Вы оставляете меня одного в этом ужасном положении, еще более ужасном от того, что вы мне сказали.
But what will be reported of the sudden death of the poor old servant?"	Но что скажут о внезапной смерти несчастного Барруа?
"True," said M. d'Avrigny; "we will return."	- Вы правы, - сказал д'Авриньи, - проводите меня.
The doctor went out first, followed by M. de Villefort. The terrified servants were on the stairs and in the passage where the doctor would pass.	Доктор вышел первым, Вильфор шел следом за ним; встревоженные слуги толпились в коридоре и на лестнице, по которой должен был пройти доктор.
"Sir," said d'Avrigny to Villefort, so loud that all might hear, "poor Barrois has led too sedentary a life of late; accustomed formerly to ride on horseback, or in the carriage, to the four corners of Europe, the monotonous walk around that arm-chair has killed him--his blood has thickened.	- Сударь, - громко сказал д'Авриньи Вильфору, так, чтобы все слышали, - бедняга Барруа в последние годы вел слишком сидячий образ жизни; он так привык разъезжать вместе со своим хозяином, то верхом, то в экипаже, по всей Европе, что уход за прикованным к креслу больным погубил его.
He was stout, had a short, thick neck; he was attacked with apoplexy, and I was called in too late.	Кровь застоялась, человек он был тучный, с короткой толстой шеей, его сразил апоплексический удар, а меня позвали слишком поздно.
By the way," added he in a low tone, "take care to throw away that cup of syrup of violets in the ashes."	Кстати, - прибавил он шепотом, - не забудьте выплеснуть в печку фиалковый сироп.
The doctor, without shaking hands with Villefort, without adding a word to what he had said, went out, amid the tears and lamentations of the whole household.	И доктор, не протянув Вильфору руки, ни словом не возвращаясь к сказанному, вышел из дома, провожаемый слезами и причитаниями слуг.
The same evening all Villefort's servants, who had assembled in the kitchen, and had a long consultation, came to tell Madame de Villefort that they wished to leave.	В тот же вечер все слуги Вильфоров, собравшись на кухне и потолковав между собой, отправились к г-же де Вильфор с просьбой отпустить их.
No entreaty, no proposition of increased wages, could induce them to remain; to every argument they replied,	Ни уговоры, ни предложение увеличить жалованье не привели ни к чему; они твердили одно:
"We must go, for death is in this house."	- Мы хотим уйти, потому что в этом доме смерть.
They all left, in spite of prayers and entreaties, testifying their regret at leaving so good a master and mistress, and especially Mademoiselle Valentine, so good, so kind, and so gentle.	И они, невзирая на все просьбы, покинули дом, уверяя, что им очень жаль расставаться с такими добрыми хозяевами и особенно с мадемуазель Валентиной, такой доброй, такой отзывчивой и ласковой.
Villefort looked at Valentine as they said this.	Вильфор при этих словах взглянул на Валентину.

She was in tears, and, strange as it was, in spite of the emotions he felt at the sight of these tears, he looked also at Madame de Villefort, and it appeared to him as if a slight gloomy smile had passed over her thin lips, like a meteor seen passing inauspiciously between two clouds in a stormy sky.	Она плакала. И странно: несмотря на волнение, охватившее его при виде этих слез, он взглянул также и на г-жу де Вильфор, и ему показалось, что на ее тонких губах мелькнула мимолетная мрачная усмешка, подобно зловещему метеору, пролетающему среди туч в глубине грозового неба.
Chapter 81.	IV.
The Room of the Retired Baker.	Жилище булочника на покое
The evening of the day on which the Count of Morcerf had left Danglars' house with feelings of shame and anger at the rejection of the projected alliance, M. Andrea Cavalcanti, with curled hair, mustaches in perfect order, and white gloves which fitted admirably, had entered the courtyard of the banker's house in La Chaussee d'Antin.	Вечером того дня, когда граф де Морсер вышел от Данглара вне себя от стыда и бешенства, вполне объяснимых оказанным ему холодным приемом, Андреа Кавальканти, завитой и напомаженный, с закрученными усами, в туго натянутых белых перчатках, почти стоя в своем фаэтоне, подкатил к дому банкира на Шоссе-д'Антен.
He had not been more than ten minutes in the drawing-room before he drew Danglars aside into the recess of a bow-window, and, after an ingenious preamble, related to him all his anxieties and cares since his noble father's departure.	Повертевшись немного в гостиной, он улучил удобную минуту, отвел Данглара к окну и там, после искусного вступления, завел речь о треволнениях, постигших его после отъезда его благородного отца.
He acknowledged the extreme kindness which had been shown him by the banker's family, in which he had been received as a son, and where, besides, his warmest affections had found an object on which to centre in Mademoiselle Danglars.	Со времени этого отъезда, говорил он, в семье банкира, где его приняли, как родного сына, он нашел все, что служит залогом счастья, которое всякий человек должен ставить выше, чем прихоти страсти, а что касается страсти, то на его долю выпало счастье обрести ее в чудных глазах мадемуазель Данглар.
Danglars listened with the most profound attention; he had expected this declaration for the last two or three days, and when at last it came his eyes glistened as much as they had lowered on listening to Morcerf.	Данглар слушал с глубочайшим вниманием; он уже несколько дней ждал этого объяснения, и когда оно наконец произошло, лицо его в той же мере просияло, в какой оно нахмурилось, когда он слушал Морсера.
He would not, however, yield immediately to the young man's request, but made a few conscientious objections.	Все же раньше, чем принять предложение молодого человека, он счел нужным высказать ему некоторые сомнения.
"Are you not rather young, M. Andrea, to think of marrying?"	- Виконт, - сказал он, - не слишком ли вы молоды, чтобы помышлять о браке?
"I think not, sir," replied M. Cavalcanti; "in Italy the nobility generally marry young.	- Нисколько, сударь, - возразил Кавальканти. - В Италии в знатных семьях приняты ранние браки; это обычай разумный.
Life is so uncertain, that we ought to secure happiness while it is within our reach."	Жизнь так изменчива, что надо ловить счастье, пока оно дается в руки.
"Well, sir," said Danglars, "in case your proposals, which do me honor, are accepted by my wife and daughter, by whom shall the preliminary arrangements be settled?	- Допустим, - сказал Данглар, - что ваше предложение, которым я очень польщен, будет благосклонно принято моей женой и дочерью, - с кем мы будем обсуждать деловую сторону?

So important a negotiation should, I think, be conducted by the respective fathers of the young people."	По-моему, этот важный вопрос могут разрешить должным образом только отцы на благо своим детям.
"Sir, my father is a man of great foresight and prudence. Thinking that I might wish to settle in France, he left me at his departure, together with the papers establishing my identity, a letter promising, if he approved of my choice, 150,000 livres per annum from the day I was married.	- Мой отец человек мудрый и рассудительный; он предвидел, что я, быть может, захочу жениться во Франции; и поэтому, уезжая, он оставил мне вместе с документами, удостоверяющими мою личность, письмо, в котором он обязуется в случае, если он одобрит мой выбор, выдавать мне ежегодно сто пятьдесят тысяч ливров, считая со дня моей свадьбы.
So far as I can judge, I suppose this to be a quarter of my father's revenue."	Это составляет, насколько я могу судить, четвертую часть доходов моего отца.
"I," said Danglars, "have always intended giving my daughter 500,000 francs as her dowry; she is, besides, my sole heiress."	- А я, - сказал Данглар, - всегда намеревался дать в приданое моей дочери пятьсот тысяч франков; к тому же она моя единственная наследница.
"All would then be easily arranged if the baroness and her daughter are willing.	- Вот видите, - сказал Андреа, - как все хорошо складывается, если предположить, что баронесса Данглар и мадемуазель Эжени не отвергнут моего предложения.
We should command an annuity of 175,000 livres.	В нашем распоряжении будет сто семьдесят пять тысяч годового дохода.
Supposing, also, I should persuade the marquis to give me my capital, which is not likely, but still is possible, we would place these two or three millions in your hands, whose talent might make it realize ten per cent."	Предположим еще, что мне удастся убедить маркиза, чтобы он не выплачивал мне ренту, а отдал в мое распоряжение самый капитал (это будет нелегко, я знаю, но, может быть, это и удастся); тогда вы пустите наши два-три миллиона в оборот, а такая сумма в опытных руках всегда принесет десять процентов.
"I never give more than four per cent, and generally only three and a half; but to my son-in-law I would give five, and we would share the profit."	- Я никогда не плачу больше четырех процентов, -сказал банкир, - или, вернее, трех с половиной. Но моему зятю я стал бы платить пять, а прибыль мы бы делили пополам.
"Very good, father-in-law," said Cavalcanti, yielding to his low-born nature, which would escape sometimes through the aristocratic gloss with which he sought to conceal it.	- Ну и чудно, папаша, - развязно сказал Кавальканти. Врожденная вульгарность по временам, несмотря на все его старания, прорывалась сквозь тщательно наводимый аристократический лоск.
Correcting himself immediately, he said,	Но, тут же спохватившись, он добавил:
"Excuse me, sir; hope alone makes me almost mad,--what will not reality do?"	- Простите, барон, - вы видите, уже одна надежда почти лишает меня рассудка; что же, если она осуществится?
"But," said Danglars,--who, on his part, did not perceive how soon the conversation, which was at first disinterested, was turning to a business transaction,--"there is, doubtless, a part of your fortune your father could not refuse you?"	- Однако надо полагать, - сказал Данглар, не замечая, как быстро эта беседа, вначале бескорыстная, обратилась в деловой разговор, -существует и такая часть вашего имущества, в которой ваш отец не может вам отказать?
"Which?" asked the young man.	- Какая именно? - спросил Андреа.

"That you inherit from your mother."	- Та, что принадлежала вашей матери.
"Truly, from my mother, Leonora Corsinari."	- Да, разумеется, та, что принадлежала моей матери, Оливе Корсинари.
"How much may it amount to?"	- А как велика эта часть вашего имущества?
"Indeed, sir," said Andrea, "I assure you I have never given the subject a thought, but I suppose it must have been at least two millions."	- Признаться, - сказал Андреа, - я никогда не задумывался над этим, но полагаю, что она составляет по меньшей мере миллиона два.
Danglars felt as much overcome with joy as the miser who finds a lost treasure, or as the shipwrecked mariner who feels himself on solid ground instead of in the abyss which he expected would swallow himup.	У Данглара от радости захватило дух. Он чувствовал себя, как скупец, отыскавший утерянное сокровище, или утопающий, который вдруг ощутил под ногами твердую почву.
"Well, sir," said Andrea, bowing to the banker respectfully, "may I hope?"	- Итак, барон, - сказал Андреа, умильно и почтительно кланяясь банкиру, - смею ли я надеяться...
"You may not only hope," said Danglars, "but consider it a settled thing, if no obstacle arises on your part."	- Виконт, - отвечал Данглар, - вы можете надеяться; и поверьте, что если с вашей стороны не явится препятствий, то это вопрос решенный.
"I am, indeed, rejoiced," said Andrea.	- О, как я счастлив, барон! - сказал Андреа.
"But," said Danglars thoughtfully, "how is it that your patron, M. de Monte Cristo, did not make his proposal for you?"	- Но, - задумчиво продолжал Данглар, - почему же граф Монте-Кристо, ваш покровитель в парижском свете, не явился вместе с вами поддержать ваше предложение?
Andrea blushed imperceptibly.	Андреа едва заметно покраснел.
"I have just left the count, sir," said he; "he is, doubtless, a delightful man but inconceivably peculiar in his ideas.	- Я прямо от графа, - сказал он, - это, бесспорно, очаровательный человек, но большой оригинал.
He esteems me highly. He even told me he had not the slightest doubt that my father would give me the capital instead of the interest of my property. He has promised to use his influence to obtain it for me; but he also declared that he never had taken on himself the responsibility of making proposals for another, and he never would.	Он вполне одобряет мой выбор; он даже выразил уверенность, что мой отец согласится отдать мне самый капитал вместо доходов с него; он обещал употребить свое влияние, чтобы убедить его; но заявил мне, что он никогда не брал и никогда не возьмет на себя ответственности просить для кого-нибудь чьей-либо руки.
I must, however, do him the justice to add that he assured me if ever he had regretted the repugnance he felt to such a step it was on this occasion, because he thought the projected union would be a happy and suitable one.	Но я должен отдать ему справедливость, он сделал мне честь, добавив, что если он когда-либо сожалел о том, что взял себе это за правило, то именно в данном случае, ибо он уверен, что этот брак будет счастливым.
Besides, if he will do nothing officially, he will answer any questions you propose to him.	Впрочем, если он официально и не принимает ни в чем участия, он оставляет за собой право высказать вам свое мнение, если вы пожелаете с ним переговорить.
And now," continued he, with one of his most charming smiles, "having finished talking to the father-in-law, I must address myself to the banker."	- Прекрасно. - А теперь, - сказал с очаровательнейшей улыбкой Андреа, - разговор с тестем окончен, и я обращаюсь к банкиру.

"And what may you have to say to him?" said Danglars, laughing in his turn.	- Что же вам от него угодно? - сказал, засмеявшись, Данглар.
"That the day after to-morrow I shall have to draw upon you for about four thousand francs; but the count, expecting my bachelor's revenue could not suffice for the coming month's outlay, has offered me a draft for twenty thousand francs.	- Послезавтра мне следует получить у вас что-то около четырех тысяч франков; но граф понимает, что в этом месяце мне, вероятно, предстоят значительные траты и моих скромных холостяцких доходов может не хватить; поэтому он предложил мне чек на двадцать тысяч франков,- вот он.
It bears his signature, as you see, which is all-sufficient."	На нем, как видите, стоит подпись графа. Этого достаточно?
"Bring me a million such as that," said Danglars, "I shall be well pleased," putting the draft in his pocket. "Fix your own hour for to-morrow, and my cashier shall call on you with a check for eighty thousand francs."	- Принесите мне таких на миллион, и я приму их, -сказал Данглар, пряча чек в карман. - Назначьте час, который вам завтра будет удобен, мой кассир зайдет к вам, и вы распишетесь в получении двадцати четырех тысяч франков.
"At ten o'clock then, if you please; I should like it early, as I am going into the country to-morrow."	- В десять часов утра, если это удобно; чем раньше, тем лучше; я хотел бы завтра уехать за город.
"Very well, at ten o'clock; you are still at the Hotel des Princes?"	- Хорошо, в десять часов. В гостинице Принцев, как всегда?
"Yes."	- Да
The following morning, with the banker's usual punctuality, the eighty thousand francs were placed in the young man's hands as he was on the point of starting, after having left two hundred francs for Caderousse.	На следующий день, с пунктуальностью, делавшей честь банкиру, двадцать четыре тысячи франков были вручены Кавальканти, и он вышел из дому, оставив двести франков для Кадрусса.
He went out chiefly to avoid this dangerous enemy, and returned as late as possible in the evening.	Андреа уходил главным образом для того, чтобы избежать встречи со своим опасным другом; по той же причине он вернулся домой как можно позже.
But scarcely had he stepped out of his carriage when the porter met him with a parcel in his hand.	Но едва он вошел во двор, как перед ним очутился швейцар гостиницы, ожидавший его с фуражкой в руке.
"Sir," said he, "that man has been here."	- Сударь, - сказал он, - этот человек приходил.
"What man?" said Andrea carelessly, apparently forgetting him whom he but too well recollected.	- Какой человек? - небрежно спросил Андреа, делая вид, что совершенно забыл о том, о ком, напротив, прекрасно помнил.
"Him to whom your excellency pays that little annuity."	- Тот, которому ваше сиятельство выдает маленькую пенсию.
"Oh," said Andrea, "my father's old servant.	- Ах да, - сказал Андреа, - старый слуга моего отца.
Well, you gave him the two hundred francs I had left for him?"	Вы ему отдали двести франков, которые я для него оставил?
"Yes, your excellency." Andrea had expressed a wish to be thus addressed. "But," continued the porter, "he would not take them."	- Отдал, ваше сиятельство. - По желанию Андреа, слуги называли его "ваше сиятельство". - Но он их не взял, - продолжал швейцар.

Andrea turned pale, but as it was dark his pallor was not perceptible.	Андреа побледнел; но так как было очень темно, никто этого не заметил.
"What? he would not take them?" said he with slight emotion.	- Как? Не взял? - сказал он дрогнувшим голосом.
"No, he wished to speak to your excellency; I told him you were gone out, and after some dispute he believed me and gave me this letter, which he had brought with him already sealed."	- Нет; он хотел видеть ваше сиятельство. Я сказал ему, что вас нет дома; он настаивал. Наконец он мне поверил и оставил для вас письмо, которое принес с собой запечатанным.
"Give it me," said Andrea, and he read by the light of his carriage-lamp,--"You know where I live; I expect you tomorrow morning at nine o'clock."	- Дайте сюда, - сказал Андреа. И он прочел при свете фонаря фаэтона: "Ты знаешь, где я живу, я жду тебя завтра в десять утра".
Andrea examined it carefully, to ascertain if the letter had been opened, or if any indiscreet eyes had seen its contents; but it was so carefully folded, that no one could have read it, and the seal was perfect.	Андреа осмотрел печать, проверяя, не вскрывал ли кто-нибудь письмо и не познакомился ли чей-нибудь нескромный взор с его содержанием. Но оно было так хитроумно сложено, что, для того чтобы прочитать его, пришлось бы сорвать печать, а печать была в полной сохранности.
"Very well," said he.	- Хорошо, - сказал Андреа. - Бедняга!
"Poor man, he is a worthy creature."	Он очень славный малый.
He left the porter to ponder on these words, not knowing which most to admire, the master or the servant.	Швейцар вполне удовлетворился этими словами и не знал, кем больше восхищаться, молодым господином или старым слугой.
"Take out the horses quickly, and come up to me," said Andrea to his groom.	- Поскорее распрягайте и поднимитесь ко мне, -сказал Андреа своему груму.
In two seconds the young man had reached his room and burnt Caderousse's letter.	В два прыжка он очутился в своей комнате и сжег письмо Кадрусса, причем уничтожил даже самый пепел.
The servant entered just as he had finished.	Не успел он это сделать, как вошел грум.
"You are about my height, Pierre," said he.	- Ты одного роста со мной, Пьер, - сказал ему Андреа.
"I have that honor, your excellency."	- Имею эту честь, - отвечал грум.
"You had a new livery yesterday?"	- Тебе должны были вчера принести новую ливрею.
"Yes, sir."	- Да, сударь.
"I have an engagement with a pretty little girl for this evening, and do not wish to be known; lend me your livery till to-morrow. I may sleep, perhaps, at an inn."	- У меня интрижка с одной гризеткой, которой я не хочу открывать ни моего титула, ни положения. Одолжи мне ливрею и дай мне свои бумаги, чтобы я мог в случае надобности переночевать в трактире.
Pierre obeyed.	Пьер повиновался.
Five minutes after, Andrea left the hotel, completely disguised, took a cabriolet, and ordered the driver to take him to the Cheval Rouge, at Picpus.	Пять минут спустя Андреа, совершенно неузнаваемый, вышел из гостиницы, нанял кабриолет и велел отвезти себя в трактир под вывеской "Красная лошадь", в Пикпюсе.

The next morning he left that inn as he had left the Hotel des Princes, without being noticed, walked down the Faubourg St. Antoine, along the boulevard to Rue Menilmontant, and stopping at the door of the third house on the left looked for some one of whom to make inquiry in the porter's absence.	На следующий день он ушел из трактира, так же никем не замеченный, как и в гостинице Принцев, прошел предместье Сент-Антуан, бульваром дошел до улицы Менильмонтан и, остановившись у двери третьего дома по левой руке, стал искать, у кого бы ему, за отсутствием привратника, навести справки.
"For whom are you looking, my fine fellow?" asked the fruiteress on the opposite side.	- Кого вы ищете, красавчик? - спросила торговка фруктами с порога своей лавки.
"Monsieur Pailletin, if you please, my good woman," replied Andrea.	- Господина Пайтена, толстуха, - отвечал Андреа.
"A retired baker?" asked the fruiteress.	- Бывшего булочника? - спросила торговка.
"Exactly."	- Его самого.
"He lives at the end of the yard, on the left, on the third story."	- В конце двора, налево, четвертый этаж.
Andrea went as she directed him, and on the third floor he found a hare's paw, which, by the hasty ringing of the bell, it was evident he pulled with considerable ill-temper.	Андреа пошел в указанном направлении, поднялся на четвертый этаж и сердито дернул заячью лапку на двери. Колокольчик отчаянно зазвонил.
A moment after Caderousse's face appeared at the grating in the door.	Через секунду за решеткой, вделанной в дверь, появилось лицо Кадрусса.
"Ah, you are punctual," said he, as he drew back the door.	- Ты точен! - сказал он. И он отодвинул засовы.
"Confound you and your punctuality!" said Andrea, throwing himself into a chair in a manner which implied that he would rather have flung it at the head of his host.	- Еще бы! - сказал Андреа, входя. И он так швырнул свою фуражку, что она, не попав на стул, упала на пол и покатилась по комнате.
"Come, come, my little fellow, don't be angry. See, I have thought about you--look at the good breakfast we are going to have; nothing but what you are fond of."	- Ну, ну, малыш, не сердись! - сказал Кадру сс. -Видишь, как я о тебе забочусь, вон какой завтрак я тебе приготовил; все твои любимые кушанья, черт тебя возьми!
Andrea, indeed, inhaled the scent of something cooking which was not unwelcome to him, hungry as he was; it was that mixture of fat and garlic peculiar to provincial kitchens of an inferior order, added to that of dried fish, and above all, the pungent smell of musk and cloves.	Андреа действительно почувствовал запах стряпни, грубые ароматы которой были не лишены прелести для голодного желудка; это была та смесь свежего жира и чесноку, которой отличается простая провансальская кухня; пахло и жареной рыбой, а надо всем стоял пряный дух мускатного ореха и гвоздики.
These odors escaped from two deep dishes which were covered and placed on a stove, and from a copper pan placed in an old iron pot.	Все это исходило из двух глубоких блюд, поставленных на конфорки и покрытых крышками, и из кастрюли, шипевшей в духовке чугунной печки.

In an adjoining room Andrea saw also a tolerably clean table prepared for two, two bottles of wine sealed, the one with green, the other with yellow, a supply of brandy in a decanter, and a measure of fruit in a cabbage-leaf, cleverly arranged on an earthenware plate.	Кроме того, в соседней комнате Андреа увидел опрятный стол, на котором красовались два прибора, две бутылки вина, запечатанные одна -зеленым, другая - желтым сургучом, графинчик водки и нарезанные фрукты, искусно разложенные поверх капустного листа на фаянсовой тарелке.
"What do you think of it, my little fellow?" said Caderousse. "Ay, that smells good!	- Ну, что скажешь, малыш? - спросил Кадру сс. -Недурно пахнет?
You know I used to be a famous cook; do you recollect how you used to lick your fingers?	Ты же знаешь, я был хороший повар: помнишь, как вы все пальчики облизывали?
You were among the first who tasted any of my dishes, and I think you relished them tolerably."	И ты первый, ты больше всех полакомился моими соусами и, помнится, не брезговал ими.
While speaking, Caderousse went on peeling a fresh supply of onions.	И Кадрусс принялся чистить лук.
"But," said Andrea, ill-temperedly, "by my faith, if it was only to breakfast with you, that you disturbed me, I wish the devil had taken you!"	- Да ладно, ладно, - с досадой сказал Андреа, -если ты только ради завтрака побеспокоил меня, так пошел к черту!
"My boy," said Caderousse sententiously, "one can talk while eating. And then, you ungrateful being, you are not pleased to see an old friend?	- Сын мой, - наставительно сказал Кадрусс, - за едой люди беседуют; и потом, неблагодарная душа, разве ты не рад повидаться со старым другом?
I am weeping with joy."	У меня так прямо слезы текут.
He was truly crying, but it would have been difficult to say whether joy or the onions produced the greatest effect on the lachrymal glands of the old inn-keeper of the Pont-du-Gard.	Кадрусс в самом деле плакал; трудно было только решить, что подействовало на слезную железу бывшего трактирщика, радость или лук.
"Hold your tongue, hypocrite," said Andrea; "you love me!"	- Молчал бы лучше, лицемер! - сказал Андреа. -Будто ты меня любишь?
"Yes, I do, or may the devil take me. I know it is a weakness," said Caderousse, "but it overpowers me."	- Да, представь, люблю, - сказал Кадрусс, - это моя слабость, но тут уж ничего не поделаешь.
"And yet it has not prevented your sending for me to play me some trick."	- Что не мешает тебе вызвать меня, чтобы сообщить какую-нибудь гадость.
"Come," said Caderousse, wiping his large knife on his apron, "if I did not like you, do you think I should endure the wretched life you lead me?	- Брось! - сказал Кадрусс, вытирая о передник свой большой кухонный нож. - Если бы я не любил тебя, разве я согласился бы вести ту несчастную жизнь, на которую ты меня обрек?
Think for a moment. You have your servant's clothes on--you therefore keep a servant; I have none, and am obliged to prepare my own meals. You abuse my cookery because you dine at the table d'hote of the Hotel des Princes, or the Cafe de Paris.	Ты посмотри: на тебе ливрея твоего слуги, стало быть, у тебя есть слуга; у меня нет слуг, и я принужден собственноручно чистить овощи; ты брезгаешь моей стряпней, потому что обедаешь за табльдотом в гостинице Принцев или в Кафе-де-Пари.
Well, I too could keep a servant; I too could have a tilbury; I too could dine where I like; but why do I not?	А ведь я тоже мог бы иметь слугу и коляску, я тоже мог бы обедать, где вздумается; а почему я лишаю себя всего этого?
Because I would not annoy my little Benedetto.	Чтобы не огорчать моего маленького Бенедетто.

Come, just acknowledge that I could, eh?"	Признай по крайней мере, что я прав.
This address was accompanied by a look which was by no means difficult to understand.	И недвусмысленный взгляд Кадрусса подкрепил эти слова.
"Well," said Andrea, "admitting your love, why do you want me to breakfast with you?"	- Ладно, - сказал Андреа, - допустим, что ты меня любишь. Но зачем тебе понадобилось, чтобы я пришел завтракать?
"That I may have the pleasure of seeing you, my little fellow."	- Да чтобы видеть тебя, малыш.
"What is the use of seeing me after we have made all our arrangements?"	- Чтобы видеть меня, а зачем? Ведь мы с тобой обо всем уже условились.
"Eh, dear friend," said Caderousse, "are wills ever made without codicils?	- Эй, милый друг, - сказал Кадрусс, - разве бывают завещания без приписок?
But you first came to breakfast, did you not?	Но прежде всего давай позавтракаем.
Well, sit down, and let us begin with these pilchards, and this fresh butter; which I have put on some vine-leaves to please you, wicked one.	Садись, и начнем с сардинок и свежего масла, которое я в твою честь положил на виноградные листья, злючка ты этакий.
Ah, yes; you look at my room, my four straw chairs, my images, three francs each.	Но я вижу, ты рассматриваешь мою комнату, мои соломенные стулья, грошовые картинки на стенах.
But what do you expect? This is not the Hotel des Princes."	Что прикажешь, здесь не гостиница Принцев!
"Come, you are growing discontented, you are no longer happy; you, who only wish to live like a retired baker."	- Вот ты уже жалуешься, ты недоволен, а сам ведь мечтал о том, чтобы жить, как булочник на покое.
Caderousse sighed.	Кадрусс вздохнул.
"Well, what have you to say? you have seen your dream realized."	- Ну, что скажешь? Ведь твоя мечта сбылась.
"I can still say it is a dream; a retired baker, my poor Benedetto, is rich--he has an annuity."	- Скажу, что это только мечта; булочник на покое, милый Бенедетто, человек богатый, имеет доходы.
"Well, you have an annuity."	- И у тебя есть доходы.
"I have?"	- У меня?
"Yes, since I bring you your two hundred francs."	- Да, у тебя, ведь я же принес тебе твои двести франков.
Caderousse shrugged his shoulders.	Кадрусс пожал плечами.
"It is humiliating," said he, "thus to receive money given grudgingly,--an uncertain supply which may soon fail.	- Это унизительно, - сказал он, - получать деньги, которые даются так нехотя, неверные деньги, которых я в любую минуту могу лишиться.
You see I am obliged to economize, in case your prosperity should cease.	Ты сам понимаешь, что мне приходится откладывать на случай, если твоему благополучию придет конец.
Well, my friend, fortune is inconstant, as the chaplain of the regiment said.	Эх, друг мой! Счастье непостоянно, как говорил священник у нас... в полку.

I know your prosperity is great, you rascal; you are to marry the daughter of Danglars."	Впрочем, я знаю, что твое благополучие не имеет границ, негодяй: ты женишься на дочери Данглара.
"What? of Danglars?"	- Что? Данглара?
"Yes, to be sure; must I say Baron Danglars?	- Разумеется, Данглара! Или нужно сказать: барона Данглара?
I might as well say Count Benedetto.	Это все равно, как если бы я сказал: графа Бенедетто!
He was an old friend of mine and if he had not so bad a memory he ought to invite me to your wedding, seeing he came to mine.	Ведь мы с Дангларом приятели, и не будь у него такая плохая память, ему следовало бы пригласить меня на твою свадьбу... ведь был же он на моей... да, да, да, на моей!
Yes, yes, to mine; gad, he was not so proud then,--he was an under-clerk to the good M. Morrel.	Да-с, в те времена он не был таким гордецом; это был маленький служащий у господина Морреля.
I have dined many times with him and the Count of Morcerf, so you see I have some high connections and were I to cultivate them a little, we might meet in the same drawing-rooms."	Не один раз обедал я вместе с ним и с графом де Морсером... Видишь, какие у меня знатные знакомства, и если бы я пожелал их поддерживать, мы с тобой встречались бы в одних и тех же гостиных.
"Come, your jealousy represents everything to you in the wrong light."	- Ты от зависти совсем заврался, Кадрусс.
"That is all very fine, Benedetto mio, but I know what I am saying.	- Ладно, Benedetto mio. Я знаю, что говорю.
Perhaps I may one day put on my best coat, and presenting myself at the great gate, introduce myself.	Быть может, в один прекрасный день мы тоже напялим на себя праздничный наряд и скажем у какого-нибудь богатого подъезда: "Откройте, пожалуйста!"
Meanwhile let us sit down and eat."	А пока садись и давай завтракать.
Caderousse set the example and attacked the breakfast with good appetite, praising each dish he set before his visitor.	Кадрусс показал пример и с аппетитом принялся за еду, расхваливая все блюда, которыми он угощал своего гостя.
The latter seemed to have resigned himself; he drew the corks, and partook largely of the fish with the garlic and fat.	Тот, по-видимому, покорился необходимости, бодро раскупорил бутылки и принялся за буайбес и треску, жаренную в прованском масле с чесноком.
"Ah, mate," said Caderousse, "you are getting on better terms with your old landlord!"	- А, приятель, - сказал Кадрусс, - ты как будто идешь на мировую со своим старым поваром?
"Faith, yes," replied Andrea, whose hunger prevailed over every other feeling.	- Каюсь, - ответил Андреа, молодой, здоровый аппетит которого на время одержал верх над всеми другими соображениями.
"So you like it, you rogue?"	- И что же, вкусно, мошенник?
"So much that I wonder how a man who can cook thus can complain of hard living."	- Очень вкусно! Не понимаю, как человек, который стряпает и ест такие лакомые блюда, может быть недоволен своей жизнью.
"Do you see," said Caderousse, "all my happiness is marred by one thought?"	- Видишь ли, - сказал Кадрусс, - все мое счастье отравлено одной мыслью.

"What is that?"	- Какой?
"That I am dependent on another, I who have always gained my own livelihood honestly."	- А той, что я живу за счет друга, - я, который всегда честно зарабатывал себе на пропитание.
"Do not let that disturb you, I have enough for two."	- Нашел о чем беспокоиться, - сказал Андреа, - у меня хватит на двоих, не стесняйся.
"No, truly; you may believe me if you will; at the end of every month I am tormented by remorse."	- Нет, право, верь не верь, но к концу каждого месяца меня мучает совесть.
"Good Caderousse!"	- Полно, Кадрусс!
"So much so, that yesterday I would not take the two hundred francs."	- Так мучает, что вчера я даже не взял этих двухсот франков.
"Yes, you wished to speak to me; but was it indeed remorse, tell me?"	- Да, ты хотел меня видеть; но разве из-за угрызений совести?
"True remorse; and, besides, an idea had struck me."	- Именно поэтому. Кроме того, мне пришла мысль.
Andrea shuddered; he always did so at Caderousse's ideas.	Андреа вздрогнул; его всегда бросало в дрожь от мыслей Кадрусса.
"It is miserable--do you see?--always to wait till the end of the month."--"Oh," said Andrea philosophically, determined to watch his companion narrowly, "does not life pass in waiting?	- Видишь ли, - продолжал тот, - это отвратительно- постоянно жить в ожидании первого числа. -Эх, - философски заметил Андреа, решив доискаться, куда клонит его собеседник, - разве вся жизнь не проходит в ожидании?
Do I, for instance, fare better?	А я как живу?
Well, I wait patiently, do I not?"	Я просто терпеливо жду.
"Yes; because instead of expecting two hundred wretched francs, you expect five or six thousand, perhaps ten, perhaps even twelve, for you take care not to let any one know the utmost.	- Да, потому что, вместо того чтобы ждать какие-то несчастные двести франков, ты ждешь пять или шесть тысяч, а то и десять, а то и двенадцать.
Down there, you always had little presents and Christmas-boxes which you tried to hide from your poor friend Caderousse.	Ведь ты у нас хитрец. У тебя всегда водились какие-то кошельки, копилки, которые ты прятал от бедного Кадрусса.
Fortunately he is a cunning fellow, that friend Caderousse."	К счастью, у этого самого Кадрусса был хороший нюх.
"There you are beginning again to ramble, to talk again and again of the past! But what is the use of teasing me with going all over that again?"	- Опять ты чепуху мелешь, - сказал Андреа, - все о прошлом да о прошлом - к чему это, скажи на милость?
"Ah, you are only one and twenty, and can forget the past; I am fifty, and am obliged to recollect it.	- Тебе только двадцать один год, тебе нетрудно забыть прошлое; а мне пятьдесят, и я волей-неволей возвращаюсь к нему.
But let us return to business."	Но поговорим о делах.
"Yes."	- Наконец-то.
"I was going to say, if I were in your place"--	- Будь я на твоем месте...
"Well."	- Ну?
"I would realize"--	- Я реализовал бы свой капитал.

"How would you realize?"	- Реализовал?
"I would ask for six months' in advance, under pretence of being able to purchase a farm, then with my six months I would decamp."	- Да, я попросил бы деньги за полгода вперед, под тем предлогом, что хочу купить недвижимость и приобрести избирательные права. А получив деньги, я удрал бы.
"Well, well," said Andrea, "that isn't a bad idea."	- Так, так, так, - сказал Андреа, - это, пожалуй, неплохая мысль!
"My dear friend," said Caderousse, "eat of my bread, and take my advice; you will be none the worse off, physically or morally."	- Милый друг, - сказал Кадрусс, - ешь мою стряпню и следуй моим советам: от этого ты только выиграешь душой и телом.
"But," said Andrea, "why do you not act on the advice you gave me? Why do you not realize a six months', a year's advance even, and retire to Brussels?	- А почему ты сам не воспользуешься своим советом? - сказал Андреа. - Почему ты не реализуешь деньги за полгода, даже за год, и не уедешь в Брюссель?
Instead of living the retired baker, you might live as a bankrupt, using his privileges; that would be very good."	Вместо того чтобы изображать бывшего булочника, ты имел бы вид настоящего банкрота. Это теперь модно.
"But how the devil would you have me retire on twelve hundred francs?"	- Но что же я сделаю, имея в кармане тысячу двести франков?
"Ah, Caderousse," said Andrea, "how covetous you are! Two months ago you were dying with hunger."	- Какой ты стал требовательный, Кадрусс! - сказал Андреа. - Два месяца назад ты помирал с голоду.
"The appetite grows by what it feeds on," said Caderousse, grinning and showing his teeth, like a monkey laughing or a tiger growling. "And," added he, biting off with his large white teeth an enormous mouthful of bread, "I have formed a plan."	- Аппетит приходит во время еды, - сказал Кадрусс, скаля зубы, как смеющаяся обезьяна или как рычащий тигр. - Поэтому я и наметил себе план, - прибавил он, впиваясь своими белыми и острыми, невзирая на возраст, зубами в огромный ломоть хлеба.
Caderousse's plans alarmed Andrea still more than his ideas; ideas were but the germ, the plan was reality.	Планы Кадрусса приводили Андреа в еще больший ужас, чем его мысли: мысли были только зародышами, а план уже грозил осуществлением.
"Let me see your plan; I dare say it is a pretty one."	- Что же это за план? - сказал он. - Могу себе представить!
"Why not?	- А что?
Who formed the plan by which we left the establishment of M—! eh? was it not I? and it was no bad one I believe, since here we are!"	Кто придумал план, благодаря которому мы покинули некое заведение? Как будто я. От этого он не стал хуже, мне кажется, иначе мы с тобой не сидели бы здесь!
"I do not say," replied Andrea, "that you never make a good one; but let us see your plan."	- Да я не спорю, - сказал Андреа, - ты иной раз говоришь дело. Но какой же у тебя план?
"Well," pursued Caderousse, "can you without expending one sou, put me in the way of getting fifteen thousand francs? No, fifteen thousand are not enough,--I cannot again become an honest man with less than thirty thousand francs."	- Послушай, - продолжал Кадрусс, - можешь ли ты, не выложив ни одного су, добыть мне тысяч пятнадцать франков... нет, пятнадцати тысяч мало, я не согласен сделаться порядочным человеком меньше чем за тридцать тысяч франков.
"No," replied Andrea, dryly, "no, I cannot."	- Нет, - сухо ответил Андреа, - этого я не могу.

"I do not think you understand me," replied Caderousse, calmly; "I said without your laying out a sou."	- Ты, я вижу, меня не понял, - холодно и невозмутимо продолжал Кадрусс, - я сказал: не выложив ни одного су.
"Do you want me to commit a robbery, to spoil all my good fortune--and yours with mine--and both of us to be dragged down there again?"	- Что же ты хочешь? Чтобы я украл и испортил все дело, и твое и мое, и чтобы нас опять отправили кое-куда?
"It would make very little difference to me," said Caderousse, "if I were retaken, I am a poor creature to live alone, and sometimes pine for my old comrades; not like you, heartless creature, who would be glad never to see them again."	- Что до меня, - сказал Кадрусс, - мне все равно, пусть забирают. Я, знаешь ли, со странностями: я иногда скучаю по товарищам, не то, что ты, сухарь! Ты рад бы никогда с ними больше не встретиться!
Andrea did more than tremble this time, he turned pale.	Андреа на этот раз не только вздрогнул; он побледнел.
"Come, Caderousse, no nonsense!" said he.	- Брось дурить, Кадрусс, - сказал он.
"Don't alarm yourself, my little Benedetto, but just point out to me some means of gaining those thirty thousand francs without your assistance, and I will contrive it."	- Да ты не бойся, Бенедетто, ты мне только укажи способ добыть без всякого твоего участия эти тридцать тысяч франков и предоставь все мне.
"Well, I'll see--I'll try to contrive some way," said Andrea.	- Ладно, я подумаю, - сказал Андреа.
"Meanwhile you will raise my monthly allowance to five hundred francs, my little fellow?	- А пока ты увеличишь мою пенсию до пятисот франков, хорошо?
I have a fancy, and mean to get a housekeeper."	Я, видишь ли, решил нанять служанку.
"Well, you shall have your five hundred francs," said Andrea; "but it is very hard for me, my poor Caderousse--you take advantage"--	- Ладно, ты получишь пятьсот франков, - сказал Андреа, - но мне это нелегко, Кадрусс... ты злоупотребляешь...
"Bah," said Caderousse, "when you have access to countless stores."	- Да что там! - сказал Кадрусс. - Ведь ты черпаешь из бездонных сундуков!
One would have said Andrea anticipated his companion's words, so did his eye flash like lightning, but it was but for a moment.	По-видимому, Андреа только и ждал этих слов; его глаза блеснули, но тотчас же померкли.
"True," he replied, "and my protector is very kind."	- Это верно, - ответил Андреа, - мой покровитель очень добр ко мне.
"That dear protector," said Caderousse; "and how much does he give you monthly?"	- Какой милый покровитель! - сказал Кадрусс. - И он выдает тебе ежемесячно?..
"Five thousand francs."	- Пять тысяч франков, - сказал Андреа.
"As many thousands as you give me hundreds! Truly, it is only bastards who are thus fortunate.	- Столько же тысяч, сколько ты мне обещал сотен,- заметил Кадрусс, - верно говорят, что незаконнорожденным везет.
Five thousand francs per month! What the devil can you do with all that?"	Пять тысяч франков в месяц... Куда же, черт возьми, можно девать столько денег?
"Oh, it is no trouble to spend that; and I am like you, I want capital."	- Бог мой! Истратить их недолго, и я, как ты, мечтаю иметь капитал.
"Capital?--yes--I understand--every one would like capital."	- Капитал... понятно... всякий хотел бы иметь капитал.

"Well, and I shall get it."	- А у меня он будет.
"Who will give it to you--your prince?"	- Кто же тебе его даст? Твой князь?
"Yes, my prince. But unfortunately I must wait."	- Да, мой князь; к сожалению, я должен еще подождать.
"You must wait for what?" asked Caderousse.	- Подождать чего? - сказал Кадрусс.
"For his death."	- Его смерти.
"The death of your prince?"	- Смерти твоего князя?
"Yes."	- Да
"How so?"	- Почему это?
"Because he has made his will in my favor."	- Потому что он упоминает меня в своем завещании.
"Indeed?"	- Правда?
"On my honor."	- Честное слово!
"For how much?"	- А сколько?
"For five hundred thousand."	- Пятьсот тысяч!
"Only that?	- Вон куда хватил!
It's little enough." "But so it is."	- Я тебе говорю.
"No it cannot be!"	- Быть не может!
"Are you my friend, Caderousse?"	- Кадрусс, ты мне друг?
"Yes, in life or death."	- На жизнь и на смерть.
"Well, I will tell you a secret."	- Я открою тебе тайну.
"What is it?"	- Говори.
"But remember"--	- Но только помни...
"Ah, pardieu, mute as a carp."	- Буду нем, как рыба.
"Well, I think"--Andrea stopped and looked around.	- Так вот, мне кажется... Андреа замолчал и оглянулся.
"You think? Do not fear; pardieu, we are alone."	- Тебе кажется... Да ты не бойся! Мы совсем одни.
"I think I have discovered my father."	- Мне кажется, что я нашел своего отца.
"Your true father?"	- Настоящего отца?
"Yes."	- Да
"Not old Cavalcanti?"	- Не папашу Кавальканти?
"No, for he has gone again; the true one, as you say."	- Нет, тот уехал; настоящего, как ты говоришь.
"And that father is"--	- И этот отец...
"Well, Caderousse, it is Monte Cristo."	- Кадрусс, это граф Монте-Кристо.
"Bah!"	- Да что ты!
"Yes, you understand, that explains all.	- Да; тогда, видишь ли, все становится понятным.

He cannot acknowledge me openly, it appears, but he does it through M. Cavalcanti, and gives him fifty thousand francs for it."	Он, видимо, не может открыто признать меня, но меня признает старик Кавальканти и получает за это пятьдесят тысяч франков.
"Fifty thousand francs for being your father?	- Пятьдесят тысяч франков за то, чтобы стать твоим отцом!
I would have done it for half that, for twenty thousand, for fifteen thousand; why did you not think of me, ungrateful man?"	Я бы согласился за полцены, за двадцать тысяч, за пятнадцать тысяч. Как же ты не подумал обо мне, неблагодарный?
"Did I know anything about it, when it was all done when I was down there?"	- Да разве я знал об этом? Все это было устроено, когда мы еще были там.
"Ah, truly?	- Да, верно.
And you say that by his will"--	И ты говоришь, что в своем завещании...
"He leaves me five hundred thousand livres."	- Он оставляет мне пятьсот тысяч франков.
"Are you sure of it?"	- Ты уверен?
"He showed it me; but that is not all--there is a codicil, as I said just now."	- Он сам мне показывал; но это еще не все. -Существует приписка, как я говорил?
"Probably."	- Вероятно.
"And in that codicil he acknowledges me."	- И в этой приписке? - Он признает меня своим сыном.
"Oh, the good father, the brave father, the very honest father!" said Caderousse, twirling a plate in the air between his two hands.	- Что за добрый отец, славный отец, достойнейший отец! - воскликнул Кадрусс, подкидывая в воздух тарелку и ловя ее обеими руками.
"Now say if I conceal anything from you?"	- Вот видишь! Скажи после этого, что у меня есть от тебя тайны!
"No, and your confidence makes you honorable in my opinion; and your princely father, is he rich, very rich?"	- Ты прав; а твое доверие ко мне делает тебе честь. И что же, этот князь, твой отец - богатый человек, богатейший?
"Yes, he is that; he does not himself know the amount of his fortune."	- Еще бы. Он сам не знает, сколько у него денег.
"Is it possible?"	- Да не может быть!
"It is evident enough to me, who am always at his house.	- Кому же знать, как не мне; ведь я вхож к нему в любое время.
The other day a banker's clerk brought him fifty thousand francs in a portfolio about the size of your plate; yesterday his banker brought him a hundred thousand francs in gold."	На днях банковский служащий принес ему пятьдесят тысяч франков в бумажнике величиною с твою скатерть; а вчера сам банкир привез ему сто тысяч золотом.
Caderousse was filled with wonder; the young man's words sounded to him like metal, and he thought he could hear the rushing of cascades of louis.	Кадрусс был ошеломлен; в словах Андреа ему чудился звон металла, шум пересыпаемых червонцев.
"And you go into that house?" cried he briskly.	- И ты вхож в этот дом? - наивно воскликнул он.
"When I like."	- Во всякое время.

Caderousse was thoughtful for a moment. It was easy to perceive he was revolving some unfortunate idea in his mind.	Кадрусс помолчал; было ясно, что его занимает какая-то важная мысль.
Then suddenly,--"How I should like to see all that," cried he; "how beautiful it must be!"	Вдруг он воскликнул: - Как бы мне хотелось видеть все это! Как все это должно быть прекрасно!
"It is, in fact, magnificent," said Andrea.	- Да, правда, - сказал Андреа, - он живет великолепно.
"And does he not live in the Champs-Elysees?"	- Ведь он, кажется, живет на Елисейских полях?
"Yes, No. 30."	- Номер тридцать.
"Ah," said Caderousse, "No. 30."	- Номер тридцать? - повторил Кадрусс.
"Yes, a fine house standing alone, between a court-yard and a garden,--you must know it."	- Да, великолепный особняк, с двором и садом, ты должен знать!
"Possibly; but it is not the exterior I care for, it is the interior. What beautiful furniture there must be in it!"	- Очень возможно; но меня интересует не внешний вид, а внутренний; какая, должно быть, там прекрасная обстановка!
"Have you ever seen the Tuileries?"	- Ты когда-нибудь бывал в Тюильри?
"No."	- Нет.
"Well, it surpasses that."	- У него гораздо лучше.
"It must be worth one's while to stoop, Andrea, when that good M. Monte Cristo lets fall his purse."	- Скажи, Андреа, должно быть, приятно бывает нагнуться, когда этот добрый Монте-Кристо уронит кошелек?
"It is not worth while to wait for that," said Andrea; "money is as plentiful in that house as fruit in an orchard."	- Незачем ждать этого, - сказал Андреа, - деньги в этом доме и так валяются, как яблоки в саду.
"But you should take me there one day with you."	- Ты бы когда-нибудь взял меня с собой.
"How can I?	- Как же это можно?
On what plea?"	В качестве кого?
"You are right; but you have made my mouth water.	- Ты прав; но у меня от твоих слов слюнки потекли.
I must absolutely see it; I shall find a way."	Я непременно должен это видеть собственными глазами, я уж найду способ.
"No nonsense, Caderousse!"	- Не дури, Кадрусс!
"I will offer myself as floor-polisher."	- Я скажу, что я полотер.
"The rooms are all carpeted."	- Там всюду ковры.
"Well, then, I must be contented to imagine it."	- Ах, черт! Значит, мне придется только воображать себе все это.
"That is the best plan, believe me."	- Поверь, это будет лучше всего.
"Try, at least, to give me an idea of what it is."	- Ну, хоть расскажи мне, что там есть?
"How can I?"	- Как же я тебе расскажу?
"Nothing is easier.	- Ничего нет легче.

Is it large?"	Дом большой?
"Middling."	- Не большой и не маленький.
"How is it arranged?"	- А как расположены комнаты?
"Faith, I should require pen, ink, and paper to make a plan."	- Ну, знаешь, если тебе нужен план, давай бумагу и чернила.
"They are all here," said Caderousse, briskly.	- Сейчас дам! - поспешно заявил Кадрусс.
He fetched from an old secretary a sheet of white paper and pen and ink.	И он взял со старенького письменного стола лист бумаги, чернила и перо.
"Here," said Caderousse, "draw me all that on the paper, my boy."	- Вот! - сказал Кадрусс. - Изобрази-ка мне это на бумаге, сынок.
Andrea took the pen with an imperceptible smile and began.	Андреа едва заметно улыбнулся, взял перо и приступил к делу.
"The house, as I said, is between the court and the garden; in this way, do you see?"	- При доме, как я уже тебе говорил, есть двор и сад; вот посмотри.
Andrea drew the garden, the court and the house.	И Андреа начертил сад, двор и дом.
"High walls?"	- Ограда высокая?
"Not more than eight or ten feet."	- Нет, футов восемь или десять, не больше.
"That is not prudent," said Caderousse.	- Это большая неосторожность, - сказал Кадрусс.
"In the court are orange-trees in pots, turf, and clumps of flowers."	- Во дворе кадки с померанцевыми деревьями, лужайки, цветники.
"And no steel-traps?"	- А капканов нет?
"No."	- Нет.
"The stables?"	- А где конюшни?
"Are on either side of the gate, which you see there."	- По обе стороны ворот, вот здесь и здесь.
And Andrea continued his plan.	И Андреа продолжал чертить.
"Let us see the ground floor," said Caderousse.	- Нарисуй мне нижний этаж, - сказал Кадрусс.
"On the ground-floor, dining-room, two drawing-rooms, billiard-room, staircase in the hall, and a little back staircase."	- В нижнем этаже - столовая, две гостиные, бильярдная, прихожая, парадная лестница и внутренняя лестница.
"Windows?"	- Окна?
"Magnificent windows, so beautiful, so large, that I believe a man of your size should pass through each frame."	- Окна великолепные, большие, широкие; я думаю, в каждое мог бы пролезть человек твоего роста.
"Why the devil have they any stairs with such windows?"	- И на кой черт устраивают лестницы, когда в доме имеются такие окна.
"Luxury has everything."	- Что поделаешь? Роскошь!
"But shutters?"	- А ставни есть?
"Yes, but they are never used.	- Ставни есть, но их никогда не закрывают.
That Count of Monte Cristo is an original, who loves to look at the sky even at night."	Большой оригинал этот граф Монте-Кристо, любит смотреть на небо даже по ночам.

"And where do the servants sleep?"	- А где спят слуги?
"Oh, they have a house to themselves.	- У них отдельный дом.
Picture to yourself a pretty coach-house at the right-hand side where the ladders are kept.	Направо от входа есть сарай, где хранятся пожарные лестницы.
Well, over that coach-house are the servants' rooms, with bells corresponding with the different apartments."	А над этим сараем комнаты для слуг, у каждого своя, и туда из дома проведены звонки.
"Ah, diable--bells did you say?"	- Звонки, черт возьми!
"What do you mean?"	- Ты что?..
"Oh, nothing!	- Нет, ничего.
I only say they cost a load of money to hang, and what is the use of them, I should like to know?"	Я говорю, звонки штука дорогая; и на что они, скажи на милость?
"There used to be a dog let loose in the yard at night, but it has been taken to the house at Auteuil, to that you went to, you know."	- Прежде там была собака, которая всю ночь бродила по двору, но ее отвезли в Отейль -знаешь, в тот дом, куда ты приходил?
"Yes."	- Да
"I was saying to him only yesterday,	- Я ему вчера еще говорил:
'You are imprudent, Monsieur Count; for when you go to Auteuil and take your servants the house is left unprotected.'	"Это очень неосторожно с вашей стороны, граф; ведь когда вы уезжаете в Отейль и увозите с собой всех ваших слуг, в доме никого нет".
'Well,' said he, 'what next?'	"Ну и что же?" - спросил он.
'Well, next, some day you will be robbed.'"	"А то, что вас в один прекрасный день обокрадут".
"What did he answer?"	- И что он ответил? - Что он ответил? - Да.
"He quietly said,	- Он ответил:
' What do I care if I am?'"	"Ну и пускай обокрадут".
"Andrea, he has some secretary with a spring."	- Андреа, там, наверное, есть какая-нибудь конторка с западней.
"How do you know?"	- С какой западней?
"Yes, which catches the thief in a trap and plays a tune.	- А вот с такой: схватит вора за руку, и тут же музыка начинает играть.
I was told there were such at the last exhibition."	Я слышал, что такую показывали на последней выставке.
"He has simply a mahogany secretary, in which the key is always kept."	- Там есть только секретер красного дерева, и в нем всегда торчит ключ.
"And he is not robbed?"	- И твоего графа не обкрадывают?
"No; his servants are all devoted to him."	- Нет, все его слуги ему очень преданы.
"There ought to be some money in that secretary?"	- И какая должна быть прорва денег в этом секретере!
"There may be. No one knows what there is."	- Там, может быть... впрочем, кто его знает!

"And where is it?"	- А где он стоит?
"On the first floor."	- Во втором этаже.
"Sketch me the plan of that floor, as you have done of the ground floor, my boy."	- Нарисуй-ка мне, малыш, заодно примерный план второго этажа.
"That is very simple."	- Изволь.
Andrea took the pen.	И Андреа снова взялся за перо.
"On the first story, do you see, there is the anteroom and the drawing-room; to the right of the drawing-room, a library and a study; to the left, a bedroom and a dressing-room.	- Во втором, видишь ли, есть прихожая, гостиная; направо от гостиной - библиотека и кабинет, налево от гостиной - спальня и будуар.
The famous secretary is in the dressing-room."	В будуаре и стоит этот самый секретер.
"Is there a window in the dressing-room?"	- А окно там есть?
"Two,--one here and one there."	- Два: тут и тут.
Andrea sketched two windows in the room, which formed an angle on the plan, and appeared as a small square added to the rectangle of the bedroom.	И Андреа нарисовал два окна в небольшой угловой комнате, которая примыкала к более просторной спальне графа.
Caderousse became thoughtful.	Кадрусс задумался.
"Does he often go to Auteuil?" added he.	- И часто он уезжает в Отейль? - спросил он.
"Two or three times a week. To-morrow, for instance, he is going to spend the day and night there."	- Раза два-три в неделю, завтра, например, он собирается туда на весь день и будет там ночевать.
"Are you sure of it?"	- Ты в этом уверен?
"He has invited me to dine there."	- Он пригласил меня туда обедать.
"There's a life for you," said Caderousse; "a town house and a country house."	- Ну и жизнь! - сказал Кадрусс. - Дом в городе, дом за городом.
"That is what it is to be rich."	- На то он и богач.
"And shall you dine there?"	- А ты поедешь к нему обедать?
"Probably."	- Наверное.
"When you dine there, do you sleep there?"	- Когда ты у него там обедаешь, ты и ночевать остаешься?
"If I like; I am at home there."	- Как вздумается. Я у графа, как у себя дома.
Caderousse looked at the young man, as if to get at the truth from the bottom of his heart.	Кадрусс взглянул на молодого человека таким взглядом, словно хотел вырвать истину из глубины его сердца.
But Andrea drew a cigar-case from his pocket, took a Havana, quietly lit it, and began smoking.	Но Андреа вынул из кармана портсигар, выбрал себе "гавану", спокойно закурил ее и стал небрежно пускать кольца дыма.
"When do you want your twelve hundred francs?" said he to Caderousse.	- Когда тебе угодно получить свои пятьсот франков? - спросил он Кадрусса.
"Now, if you have them."	- Да хоть сейчас, если они с тобой.

Andrea took five and twenty louis from his pocket.	Андреа достал из кармана двадцать пять луидоров.
"Yellow boys?" said Caderousse; "no, I thank you."	- Канареечки, - сказал Кадрусс, - нет, покорно благодарю!
"Oh, you despise them."	- Ты ими брезгаешь?
"On the contrary, I esteem them, but will not have them."	- Напротив, я их очень уважаю, но я их не хочу.
"You can change them, idiot; gold is worth five sous."	- Да ведь ты наживешь на размене, болван: за золотой дают на пять су больше.
"Exactly; and he who changes them will follow friend Caderousse, lay hands on him, and demand what farmers pay him their rent in gold.	- Знаю, а потом меняла велит выследить беднягу Кадрусса, а потом его зацапают, а потом ему придется разъяснять, какие такие арендаторы вносят ему платежи золотом.
No nonsense, my good fellow; silver simply, round coins with the head of some monarch or other on them.	Не дури, малыш, - давай просто серебро, кругляшки с портретом какого-нибудь монарха.
Anybody may possess a five-franc piece."	Монета в пять франков у всякого найдется.
"But do you suppose I carry five hundred francs about with me? I should want a porter."	- Да не могу же я носить с собой пятьсот франков серебром; мне пришлось бы взять носильщика.
"Well, leave them with your porter; he is to be trusted. I will call for them."	- Ну так оставь их в гостинице, у швейцара, - он честный малый; я схожу за ними.
"To-day?"	- Сегодня?
"No, to-morrow; I shall not have time to day."	- Нет, завтра; сегодня я занят.
"Well, to-morrow I will leave them when I go to Auteuil."	- Ладно; завтра, отправляясь в Отейль, я оставлю их у него.
"May I depend on it?"	- Я могу рассчитывать на это?
"Certainly."	- Вполне.
"Because I shall secure my housekeeper on the strength of it."	- Дело в том, что я заранее хочу сговориться со служанкой.
"Now see here, will that be all?	- Сговаривайся.
Eh?	Но на этом и конец?
And will you not torment me any more?"	Ты не будешь больше приставать ко мне?
"Never."	- Никогда.
Caderousse had become so gloomy that Andrea feared he should be obliged to notice the change.	Кадрусс стал так мрачен, что Андреа боялся, не придется ли ему обратить внимание на эту перемену.
He redoubled his gayety and carelessness.	Поэтому он постарался казаться еще веселее и беспечнее.
"How sprightly you are," said Caderousse; "One would say you were already in possession of your property."	- С чего ты так развеселился, - сказал Кадрусс, -можно подумать, что ты уже получил наследство!

"No, unfortunately; but when I do obtain it"--	- Нет еще, к сожалению!.. Но в тот день, когда я получу его...
"Well?"	- Что тогда?
"I shall remember old friends, I can tell you that."	- Одно тебе скажу: тогда я не забуду своих друзей.
"Yes, since you have such a good memory."	- Ну еще бы, с твоей-то памятью!
"What do you want? It looks as if you were trying to fleece me?"	- Да, я думал, ты будешь с меня деньги тянуть.
"I?	- Это я-то!
What an idea!	Скажешь тоже!
I, who am going to give you another piece of good advice."	Напротив, я дам тебе добрый совет.
"What is it?"	- Какой?
"To leave behind you the diamond you have on your finger.	- Оставь здесь это кольцо с бриллиантом.
We shall both get into trouble.	Ты что же хочешь, чтобы нас поймали?
You will ruin both yourself and me by your folly."	Хочешь погубить нас обоих?
"How so?" said Andrea.	- А что такое? - спросил Андреа.
"How?	- Да как же?
You put on a livery, you disguise yourself as a servant, and yet keep a diamond on your finger worth four or five thousand francs."	Ты надеваешь ливрею, выдаешь себя за слугу, а оставляешь у себя на пальце бриллиант в пять тысяч франков.
"You guess well."	- Чет побери! Ты угадал! Почему ты не поступишь в оценщики?
"I know something of diamonds; I have had some."	- Да, уж я знаю толк в бриллиантах; у меня у самого они бывали.
"You do well to boast of it," said Andrea, who, without becoming angry, as Caderousse feared, at this new extortion, quietly resigned the ring.	- Ты бы побольше этим хвастал! - сказал Андреа и, ничуть не сердясь, вопреки опасениям Кадрусса, на это новое вымогательство, благодушно отдал ему кольцо.
Caderousse looked so closely at it that Andrea well knew that he was examining to see if all the edges were perfect.	Кадрусс близко поднес его к глазам, и Андреа понял, что он рассматривает грани.
"It is a false diamond," said Caderousse.	- Это фальшивый бриллиант, - сказал Кадрусс.
"You are joking now," replied Andrea.	- Да ты шутишь, что ли? - сказал Андреа.
"Do not be angry, we can try it."	- Не сердись, сейчас проверим.
Caderousse went to the window, touched the glass with it, and found it would cut.	Кадрусс подошел к окну и провел камнем по стеклу: послышался скрип.
"Confiteor," said Caderousse, putting the diamond on his little finger; "I was mistaken; but those thieves of jewellers imitate so well that it is no longer worth while to rob a jeweller's shop--it is another branch of industry paralyzed."	- Confiteor! [62] - сказал Кадрусс, надевая кольцо на мизинец. - Я ошибся; но эти жулики ювелиры так ловко подделывают камни, что прямо страшно забираться в ювелирные лавки. Вот еще одно отмирающее ремесло!..

"Have you finished?" said Andrea,--"do you want anything more?--will you have my waistcoat or my hat?	- Ну что, - сказал Андреа, - теперь конец? Что тебе еще угодно? Отдать тебе куртку, а может, заодно и фуражку?
Make free, now you have begun."	Не церемонься, пожалуйста.
"No; you are, after all, a good companion; I will not detain you, and will try to cure myself of my ambition."	- Нет, ты, в сущности, парень хороший. Я больше тебя не держу и постараюсь обуздать свое честолюбие.
"But take care the same thing does not happen to you in selling the diamond you feared with the gold."	- Но берегись, продавая бриллиант, не попади в такую передрягу, какой ты опасался с золотыми монетами.
"I shall not sell it--do not fear."	- Не беспокойся, я не собираюсь его продавать.
"Not at least till the day after to-morrow," thought the young man.	"Во всяком случае, до послезавтра", - подумал Андреа.
"Happy rogue," said Caderousse; "you are going to find your servants, your horses, your carriage, and your betrothed!"	- Счастливый ты, мошенник, - сказал Кадрусс. -Ты возвращаешься к своим лакеям, к своим лошадям, экипажу и невесте!
"Yes," said Andrea.	- Конечно, - сказал Андреа.
"Well, I hope you will make a handsome wedding-present the day you marry Mademoiselle Danglars."	- Я надеюсь, ты мне сделаешь хороший свадебный подарок в тот день, когда женишься на дочери моего друга Данглара?
"I have already told you it is a fancy you have taken in your head."	- Я уже говорил, что это просто твоя фантазия.
"What fortune has she?"	- Сколько за ней приданого?
"But I tell you"--	- Да я же тебе говорю...
"A million?"	- Миллион?
Andrea shrugged his shoulders.	Андреа пожал плечами.
"Let it be a million," said Caderousse; "you can never have so much as I wish you."	- Будем считать, миллион, - сказал Кадрусс, - но сколько бы у тебя ни было, я желаю тебе еще больше.
"Thank you," said the young man.	- Спасибо, - сказал Андреа.
"Oh, I wish it you with all my heart!" added Caderousse with his hoarse laugh. "Stop, let me show you the way."	- Это от чистого сердца, - прибавил Кадрусс, расхохотавшись. - Погоди, я провожу тебя.
"It is not worth while."	- Не стоит трудиться.
"Yes, it is."	- Очень даже стоит.
"Why?"	- Почему?
"Because there is a little secret, a precaution I thought it desirable to take, one of Huret & Fitchet's locks, revised and improved by Gaspard Caderousse; I will manufacture you a similar one when you are a capitalist."	- Потому что у меня замок с маленьким секретом; мне пришло в голову им обзавестись; замок системы Юре и Фише, просмотренный и исправленный Гаспаром Кадруссом. Я тебе сделаю такой же, когда ты будешь капиталистом.
"Thank you," said Andrea; "I will let you know a week beforehand."	- Благодарю, - сказал Андреа, - я предупрежу тебя за неделю.

They parted.	Они расстались.
Caderousse remained on the landing until he had not only seen Andrea go down the three stories, but also cross the court.	Кадрусс остался стоять на площадке лестницы, пока не убедился собственными глазами, что Андреа не только спустился вниз, но и пересек двор.
Then he returned hastily, shut his door carefully, and began to study, like a clever architect, the plan Andrea had left him.	Тогда он поспешно вернулся к себе, тщательно запер дверь и, как опытный архитектор, принялся изучать план, оставленный ему Андреа.
"Dear Benedetto," said he, "I think he will not be sorry to inherit his fortune, and he who hastens the day when he can touch his five hundred thousand will not be his worst friend."	- Мне кажется, - сказал он, - что этот милый Бенедетто не прочь получить наследство; и тот, кто приблизит день, когда ему достанутся в руки пятьсот тысяч франков, будет не худшим из его друзей.
Chapter 82.	V.
The Burglary.	Взлом
The day following that on which the conversation we have related took place, the Count of Monte Cristo set out for Auteuil, accompanied by Ali and several attendants, and also taking with him some horses whose qualities he was desirous of ascertaining.	На следующий день после того, как происходил переданный нами разговор, граф Монте-Кристо уехал в Отейль вместе с Али, несколькими слугами и лошадьми, которых он хотел испытать.
He was induced to undertake this journey, of which the day before he had not even thought and which had not occurred to Andrea either, by the arrival of Bertuccio from Normandy with intelligence respecting the house and sloop.	Еще накануне он и не думал, что поедет, так же как и Андреа. Эта поездка была вызвана главным образом возвращением из Нормандии Бертуччо, который привез новости о доме и о корвете.
The house was ready, and the sloop which had arrived a week before lay at anchor in a small creek with her crew of six men, who had observed all the requisite formalities and were ready again to put to sea.	Дом был вполне готов, а корвет уже неделю стоял на якоре в маленькой бухте со всем своим экипажем из шести человек, исполнил все нужные формальности и мог в любое время выйти в море.
The count praised Bertuccio's zeal, and ordered him to prepare for a speedy departure, as his stay in France would not be prolonged more than a month.	Монте-Кристо похвалил Бертуччо за расторопность и предложил ему быть готовым к скорому отъезду, так как намеревался покинуть Францию не позже чем через месяц.
"Now," said he, "I may require to go in one night from Paris to Treport; let eight fresh horses be in readiness on the road, which will enable me to go fifty leagues in ten hours."	- А пока, - сказал он ему, - возможно, что мне понадобится проехать в одну ночь из Парижа в Трепор; я хочу, чтобы мне были приготовлены на пути восемь подстав, так чтобы я мог сделать эти пятьдесят лье в десять часов.
"Your highness had already expressed that wish," said Bertuccio, "and the horses are ready.	- Ваше сиятельство уже высказывали это желание,- отвечал Бертуччо, - и лошади готовы.
I have bought them, and stationed them myself at the most desirable posts, that is, in villages, where no one generally stops."	Я их купил и сам разместил в наиболее удобных пунктах, то есть в таких деревнях, где никто обычно не останавливается.
"That's well," said Monte Cristo; "I remain here a day or two--arrange accordingly."	- Отлично, - сказал Монте-Кристо, - я останусь здесь день-два, сообразуйтесь с этим.

As Bertuccio was leaving the room to give the requisite orders, Baptistin opened the door: he held a letter on a silver waiter.	Как только Бертуччо вышел из комнаты, чтобы отдать нужные распоряжения, на пороге показался Батистен; он нес письмо на золоченом подносе.
"What are you doing here?" asked the count, seeing him covered with dust; "I did not send for you, I think?"	- Вы зачем явились? - спросил граф, увидя, что он весь в пыли. - Я вас, кажется, не звал?
Baptistin, without answering, approached the count, and presented the letter.	Батистен, не отвечая, подошел к графу и подал ему письмо.
"Important and urgent," said he.	- Очень важное и спешное, - сказал он.
The count opened the letter, and read:--	Граф вскрыл письмо и прочел:
"M. de Monte Cristo is apprised that this night a man will enter his house in the Champs-Elysees with the intention of carrying off some papers supposed to be in the secretary in the dressing-room. The count's well-known courage will render unnecessary the aid of the police, whose interference might seriously affect him who sends this advice.	"Графа Монте-Кристо предупреждают, что сегодня ночью в его дом на Елисейских полях проникнет человек, чтобы выкрасть документы, которые он считает спрятанными в конторке, стоящей в будуаре; граф Монте-Кристо настолько отважный человек, что не станет вмешивать в это дело полицию, каковое вмешательство могло бы сильно повредить тому, кто сообщает эти сведения.
The count, by any opening from the bedroom, or by concealing himself in the dressing-room, would be able to defend his property himself.	Граф может сам разделаться со взломщиком или через отверстие в стене, отделяющей спальню от будуара, или спрятавшись в самом будуаре.
Many attendants or apparent precautions would prevent the villain from the attempt, and M. de Monte Cristo would lose the opportunity of discovering an enemy whom chance has revealed to him who now sends this warning to the count,--a warning he might not be able to send another time, if this first attempt should fail and another be made."	Присутствие многих людей и принятие видимых мер предосторожности, несомненно, остановят злоумышленника, и граф Монте-Кристо упустит возможность узнать врага, случайно обнаруженного тем лицом, которое предупреждает об этом графа и которое, быть может, окажется уже не в состоянии сделать это вторично, если при неудаче этой попытки злоумышленник надумал бы совершить новую".
The count's first idea was that this was an artifice--a gross deception, to draw his attention from a minor danger in order to expose him to a greater.	Первой мыслью, мелькнувшей у графа, было подозрение, что это воровская уловка, грубая западня, что его извещают о небольшой опасности, чтобы отвлечь его внимание от опасности более серьезной.
He was on the point of sending the letter to the commissary of police, notwithstanding the advice of his anonymous friend, or perhaps because of that advice, when suddenly the idea occurred to him that it might be some personal enemy, whom he alone should recognize and over whom, if such were the case, he alone would gain any advantage, as Fiesco [*] had done over the Moor who would have killed him.	Он уже собирался отослать письмо полицейскому комиссару, невзирая на предупреждение, а может быть, именно благодаря предупреждению своего анонимного доброжелателя, как вдруг у него мелькнула мысль: не встретится ли он действительно с каким-нибудь личным своим врагом, которого только он и может узнать и который в случае необходимости только ему одному и может на что-нибудь пригодиться, как случилось с Фиеско и тем мавром, который хотел его убить.

We know the Count's vigorous and daring mind, denying anything to be impossible, with that energy which marks the great man.	Мы знаем графа; поэтому нам нечего говорить о том, что это был человек отважный и сильный духом, бравшийся за невозможное с той энергией, которая отличает людей высшего порядка.
From his past life, from his resolution to shrink from nothing, the count had acquired an inconceivable relish for the contests in which he had engaged, sometimes against nature, that is to say, against God, and sometimes against the world, that is, against the devil. * The Genoese conspirator.	Вся его жизнь, принятое и неуклонно выполняемое им решение ни перед чем не отступать научили графа черпать неизведанные наслаждения в его битвах против природы, которая есть бог, и против мира, который можно было бы назвать дьяволом.
"They do not want my papers," said Monte Cristo, "they want to kill me; they are no robbers, but assassins.	- Они вряд ли собираются красть у меня документы, - сказал Монте-Кристо, - они хотят убить меня; это не воры, это убийцы.
I will not allow the prefect of police to interfere with my private affairs.	Я вовсе не желаю, чтобы господин префект полиции вмешивался в мои личные дела.
I am rich enough, forsooth, to distribute his authority on this occasion."	Я, право, достаточно богат, чтобы не отягощать бюджет префектуры.
The count recalled Baptistin, who had left the room after delivering the letter.	Граф позвал Батистена, который, подав письмо, вышел из комнаты.
"Return to Paris," said he; "assemble the servants who remain there.	- Немедленно возвращайтесь в Париж, - сказал он,- и привезите сюда всех оставшихся слуг.
I want all my household at Auteuil."	Они все понадобятся мне здесь.
"But will no one remain in the house, my lord?" asked Baptistin.	- Так в доме никого не останется, господин граф?- спросил Батистен.
"Yes, the porter."	- Нет, останется привратник.
"My lord will remember that the lodge is at a distance from the house."	- Может быть, господин граф примет во внимание, что от привратницкой до дома довольно далеко.
"Well?"	- Ну и что же?
"The house might be stripped without his hearing the least noise."	- Могут ведь обокрасть весь дом, и он ничего не услышит.
"By whom?"	- Кто может обокрасть?
"By thieves."	- Воры.
"You are a fool, M. Baptistin.	- Вы осел, сударь.
Thieves might strip the house--it would annoy me less than to be disobeyed."	Я предпочитаю, чтобы воры разграбили весь дом, чем терпеть недостаток в прислуге.
Baptistin bowed.	Батистен поклонился.
"You understand me?" said the count. "Bring your comrades here, one and all; but let everything remain as usual, only close the shutters of the ground floor."	- Вы понимаете, - сказал граф, - привезите сюда всех, до единого, но чтобы в доме все осталось, как обычно, вы только закроете ставни нижнего этажа, вот и все.
"And those of the second floor?"	- А во втором этаже?
"You know they are never closed.	- Вы же знаете, что их никогда не закрывают.

Go!"	Ступайте.
The count signified his intention of dining alone, and that no one but Ali should attend him.	Граф велел сказать, что он пообедает один и что прислуживать ему будет Али.
Having dined with his usual tranquillity and moderation, the count, making a signal to Ali to follow him, went out by the side-gate and on reaching the Bois de Boulogne turned, apparently without design towards Paris and at twilight; found himself opposite his house in the Champs-Elysees.	Он пообедал с обычной умеренностью, а после обеда, приказав Али следовать за собой, вышел через калитку, дошел, как бы прогуливаясь, до Булонского леса, повернул, словно непредумышленно, в сторону Парижа и уже в сумерках очутился напротив своего дома на Елисейских полях.
All was dark; one solitary, feeble light was burning in the porter's lodge, about forty paces distant from the house, as Baptistin had said.	В доме царила полная тьма; только слабый огонек светился в привратницкой, стоявшей, как и говорил Батистен, шагах в сорока от дома.
Monte Cristo leaned against a tree, and with that scrutinizing glance which was so rarely deceived, looked up and down the avenue, examined the passers-by, and carefully looked down the neighboring streets, to see that no one was concealed.	Монте-Кристо прислонился к дереву и своим зорким взглядом окинул двойную аллею, прохожих и соседние улицы, чтобы проверить, не подстерегает ли его кто-нибудь.
Ten minutes passed thus, and he was convinced that no one was watching him.	Минут через десять он убедился, что никто за ним не следит.
He hastened to the side-door with Ali, entered hurriedly, and by the servants' staircase, of which he had the key, gained his bedroom without opening or disarranging a single curtain, without even the porter having the slightest suspicion that the house, which he supposed empty, contained its chief occupant.	Тогда он подбежал вместе с Али к калитке, быстро вошел и по черной лестнице, от которой у него был ключ, прошел в свою спальню, не коснувшись ни одной занавеси, так что даже привратник не подозревал, что в дом, который он считал пустым, вернулся его хозяин.
Arrived in his bedroom, the count motioned to Ali to stop; then he passed into the dressing-room, which he examined. Everything appeared as usual--the precious secretary in its place, and the key in the secretary.	Войдя в спальню, граф дал Али знак остановиться; затем он прошел в будуар и осмотрел его; все было как всегда; секретер стоял на своем месте, ключ торчал в замке.
He double locked it, took the key, returned to the bedroom door, removed the double staple of the bolt, and went in.	Он дважды повернул ключ, вынул его, подошел к двери спальни, снял скобу задвижки и вышел из будуара.
Meanwhile Ali had procured the arms the count required--namely, a short carbine and a pair of double-barrelled pistols, with which as sure an aim might be taken as with a single-barrelled one.	Тем временем Али принес и положил на стол указанное графом оружие: короткий карабин и пару двуствольных пистолетов, допускающих такой же верный прицел, как пистолеты, из которых стреляют в тире.
Thus armed, the count held the lives of five men in his hands.	Вооруженный таким образом, граф держал в своих руках жизнь пяти человек.
It was about half-past nine. The count and Ali ate in haste a crust of bread and drank a glass of Spanish wine; then Monte Cristo slipped aside one of the movable panels, which enabled him to see into the adjoining room.	Было около половины десятого; граф и Али наскоро закусили ломтем хлеба и стаканом испанского вина; затем граф нажал пружину одной из тех раздвижных филенок, благодаря которым он мог из одной комнаты видеть, что делается в другой.

He had within his reach his pistols and carbine, and Ali, standing near him, held one of the small Arabian hatchets, whose form has not varied since the Crusades.	Рядом с ним лежали его пистолеты и карабин, и Али, стоя возле него, держал в руке один из тех арабских топориков, форма которых не изменилась со времен крестовых походов.
Through one of the windows of the bedroom, on a line with that in the dressing-room, the count could see into the street.	В одно из окон спальни, выходившее, как и окно будуара, на Елисейские поля, графу видна была улица.
Two hours passed thus. It was intensely dark; still Ali, thanks to his wild nature, and the count, thanks doubtless to his long confinement, could distinguish in the darkness the slightest movement of the trees.	Так прошло два часа; было совершенно темно, а между тем Али своим острым зрением дикаря и граф благодаря привычке к темноте различали малейшее колебание ветвей во дворе.
The little light in the lodge had long been extinct.	Огонек в привратницкой уже давно потух.
It might be expected that the attack, if indeed an attack was projected, would be made from the staircase of the ground floor, and not from a window; in Monte Cristo's opinion, the villains sought his life, not his money.	Можно было предположить, что нападающие, если действительно предстояло нападение, пройдут по лестнице из нижнего этажа, а не влезут в окно. Монте-Кристо думал, что злоумышленники хотят его убить, а не обокрасть.
It would be his bedroom they would attack, and they must reach it by the back staircase, or by the window in the dressing-room.	Следовательно, их целью является его спальня, и они доберутся до нее или по потайной лестнице, или через окно будуара. Он поставил Али у двери на лестницу, а сам продолжал наблюдать за будуаром.
The clock of the Invalides struck a quarter to twelve; the west wind bore on its moistened gusts the doleful vibration of the three strokes.	На часах Дома Инвалидов пробило без четверти двенадцать; сырой западный ветер донес до них три зловещих удара.
As the last stroke died away, the count thought he heard a slight noise in the dressing-room; this first sound, or rather this first grinding, was followed by a second, then a third; at the fourth, the count knew what to expect.	Не успел еще замереть последний стук, как граф уловил со стороны будуара легкий скрип; затем еще и еще; на четвертый раз граф перестал сомневаться.
A firm and well-practised hand was engaged in cutting the four sides of a pane of glass with a diamond.	Опытная и твердая рука вырезала алмазом оконное стекло.
The count felt his heart beat more rapidly.	Сердце у графа забилось.
Inured as men may be to danger, forewarned as they may be of peril, they understand, by the fluttering of the heart and the shuddering of the frame, the enormous difference between a dream and a reality, between the project and the execution.	Как бы ни были люди закалены в тревогах, как бы ни были они готовы встретить грозящую опасность, они всегда чувствуют по ускоренному биению сердца и по легкой дрожи, какая огромная разница между воображением и действительностью, между замыслом и выполнением.
However, Monte Cristo only made a sign to apprise Ali, who, understanding that danger was approaching from the other side, drew nearer to his master.	Монте-Кристо знаком предупредил Али; тот, поняв, что опасность надвигается со стороны будуара, подошел ближе к своему хозяину.
Monte Cristo was eager to ascertain the strength and number of his enemies.	Монте-Кристо горел нетерпением узнать, кто его враги и сколько их.

The window whence the noise proceeded was opposite the opening by which the count could see into the dressing-room.	Окно, которое скрипело под алмазом, приходилось как раз напротив отверстия, куда заглядывал граф.
He fixed his eyes on that window--he distinguished a shadow in the darkness; then one of the panes became quite opaque, as if a sheet of paper were stuck on the outside, then the square cracked without falling.	Его взгляд остановился на этом окне. Он увидел, что в ночном мраке вырисовывается какая-то еще более темная тень; вслед за тем одно из оконных стекол стало непроницаемым, как будто на него снаружи наклеили лист бумаги, потом стекло треснуло, но не упало.
Through the opening an arm was passed to find the fastening, then a second; the window turned on its hinges, and a man entered.	Через проделанное отверстие просунулась рука и стала искать задвижку; секунду спустя окно открылось, и появился человек.
He was alone.	Он был один.
"That's a daring rascal," whispered the count.	- Вот смелый мошенник! - прошептал граф.
At that moment Ali touched him slightly on the shoulder. He turned; Ali pointed to the window of the room in which they were, facing the street.	В эту минуту Али тихонько тронул его за плечо, он обернулся; Али показывал ему на то окно в спальне, которое выходило на улицу. Монте-Кристо сделал три шага по направлению к этому окну; он знал изумительную чуткость своего верного слуги. И действительно, он увидел, что от ворот напротив отделился человек и, взобравшись на тумбу, старается разглядеть, что происходит в доме.
"I see!" said he, "there are two of them; one does the work while the other stands guard."	- Так, - сказал он, - их двое; один действует, а другой сторожит.
He made a sign to Ali not to lose sight of the man in the street, and turned to the one in the dressing-room.	Он дал знак Али не спускать глаз с человека на улице и вернулся к тому, который забрался в будуар.
The glass-cutter had entered, and was feeling his way, his arms stretched out before him.	Взломщик уже вошел в комнату и осторожно двигался, вытянув руки вперед.
At last he appeared to have made himself familiar with his surroundings. There were two doors; he bolted them both.	Наконец он, по-видимому, освоился с обстановкой; в будуаре были две двери, и он обе запер на задвижки.
When he drew near to the bedroom door, Monte Cristo expected that he was coming in, and raised one of his pistols; but he simply heard the sound of the bolts sliding in their copper rings.	Когда он подходил к той, которая вела в спальню, Монте-Кристо подумал, что он собирается войти, и взялся за один из пистолетов; но он услышал лишь шорох задвижки, скользящей в медных петлях.
It was only a precaution. The nocturnal visitor, ignorant of the fact that the count had removed the staples, might now think himself at home, and pursue his purpose with full security.	Это была мера предосторожности, и только; ночной посетитель, не зная, что граф позаботился снять скобу, мог теперь чувствовать себя как дома и совершенно спокойно приниматься за работу.
Alone and free to act as he wished, the man then drew from his pocket something which the count could not discern, placed it on a stand, then went straight to the secretary, felt the lock, and contrary to his expectation found that the key was missing.	Взломщик неторопливо вытащил из своего широкого кармана какой-то предмет, поставил его на столик, затем подошел к секретеру, нащупал замок и заметил, что вопреки его ожиданиям ключа нет.

But the glass-cutter was a prudent man who had provided for all emergencies.	Но взломщик был человек предусмотрительный и все предвидел.
The count soon heard the rattling of a bunch of skeleton keys, such as the locksmith brings when called to force a lock, and which thieves call nightingales, doubtless from the music of their nightly song when they grind against the bolt.	Граф услышал характерное звяканье: так звякает связка отмычек в руках слесаря, пришедшего отпереть испорченный замок. Воры прозвали их "соловьями", вероятно, потому, что им доставляет удовольствие слушать, как они поют по ночам, со скрипом поворачиваясь в замке.
"Ah, ha," whispered Monte Cristo with a smile of disappointment, "he is only a thief."	- Да это просто вор, - разочарованно пробормотал Монте-Кристо.
But the man in the dark could not find the right key.	Но в темноте человек не мог подобрать подходящего инструмента.
He reached the instrument he had placed on the stand, touched a spring, and immediately a pale light, just bright enough to render objects distinct, was reflected on his hands and countenance.	Тогда он прибег к помощи того предмета, который он поставил на столик; он нажал пружину, и тотчас же луч света, правда слабый, но все же достаточный для того, чтобы видеть, осветил его руки и лицо.
"By heavens," exclaimed Monte Cristo, starting back, "it is"--	- Вот оно что! - негромко воскликнул Монте-Кристо, изумленно отступая на шаг. - Да ведь это...
Ali raised his hatchet.	Али поднял топорик.
"Don't stir," whispered Monte Cristo, "and put down your hatchet; we shall require no arms."	- Стой на месте, - шепотом сказал ему Монте-Кристо, - и положи топор; оружие нам больше не понадобится.
Then he added some words in a low tone, for the exclamation which surprise had drawn from the count, faint as it had been, had startled the man who remained in the pose of the old knife-grinder.	Затем он прибавил несколько слов, еще понизив голос, потому что при вырвавшемся у него изумленном возгласе, хоть и еле слышном, взломщик встрепенулся и застыл в позе античного точильщика.
It was an order the count had just given, for immediately Ali went noiselessly, and returned, bearing a black dress and a three-cornered hat.	Выслушав графа, Али на цыпочках отошел от него, подошел к стене алькова и снял с вешалки черное одеяние и треугольную шляпу.
Meanwhile Monte Cristo had rapidly taken off his great-coat, waistcoat, and shirt, and one might distinguish by the glimmering through the open panel that he wore a pliant tunic of steel mail, of which the last in France, where daggers are no longer dreaded, was worn by King Louis XVI., who feared the dagger at his breast, and whose head was cleft with a hatchet.	Тем временем Монте-Кристо быстро сбросил с себя сюртук, жилет и сорочку; при свете тонкого луча, пробивающегося через щель в филенке, можно было различить на груди у графа гибкую и тонкую кольчугу, какие во Франции, где больше не страшатся кинжалов, уже никто не носит после Людовика XVI, который боялся быть заколотым и которому вместо этого отрубили голову.
The tunic soon disappeared under a long cassock, as did his hair under a priest's wig; the three-cornered hat over this effectually transformed the count into an abbe.	Эта кольчуга тотчас же скрылась под длинной сутаной, как волосы графа - под париком с тонзурой; надетая поверх парика треугольная шляпа окончательно превратила графа в аббата.
The man, hearing nothing more, stood erect, and while Monte Cristo was completing his disguise had advanced straight to the secretary, whose lock was beginning to crack under his nightingale.	Между тем взломщик, не слыша больше ни звука, снова выпрямился и, пока Монте-Кристо совершал свое превращение, подошел к секретеру, замок которого начал уже потрескивать под его "соловьем".

"Try again," whispered the count, who depended on the secret spring, which was unknown to the picklock, clever as he might be--"try again, you have a few minutes' work there."	- Ладно, ладно, несколько минут ты еще повозишься! - прошептал граф, по-видимому, полагаясь на какой-то секрет в замке, неизвестный взломщику, несмотря на всю его опытность.
And he advanced to the window.	И он подошел к окну.
The man whom he had seen seated on a fence had got down, and was still pacing the street; but, strange as it appeared, he cared not for those who might pass from the avenue of the Champs-Elysees or by the Faubourg St. Honore; his attention was engrossed with what was passing at the count's, and his only aim appeared to be to discern every movement in the dressing-room.	Человек, который взобрался на тумбу, теперь слез с нее и шагал взад и вперед по улице; но странное дело: вместо того чтобы следить за прохожими, которые могли появиться либо со стороны Елисейских полей, либо со стороны предместья Сент-Оноре, он, по-видимому, интересовался лишь тем, что происходило в доме графа, и всячески старался увидеть, что творится в будуаре.
Monte Cristo suddenly struck his finger on his forehead and a smile passed over his lips; then drawing near to Ali, he whispered,--	Монте-Кристо вдруг хлопнул себя по лбу, и на его губах появилась молчаливая улыбка. Он подошел к Али.
"Remain here, concealed in the dark, and whatever noise you hear, whatever passes, only come in or show yourself if I call you."	- Стой здесь в темноте, - тихо сказал он ему, - и что бы ты ни услышал, что бы ни произошло, не выходи отсюда и не показывайся, пока я тебя не кликну по имени.
Ali bowed in token of strict obedience.	Али кивнул головой.
Monte Cristo then drew a lighted taper from a closet, and when the thief was deeply engaged with his lock, silently opened the door, taking care that the light should shine directly on his face.	Тогда Монте-Кристо достал из шкафа зажженную свечу и, выбрав минуту, когда вор был всецело поглощен замком, тихонько открыл дверь, стараясь, чтобы свет падал на его лицо.
The door opened so quietly that the thief heard no sound; but, to his astonishment, the room was suddenly illuminated.	Дверь открылась так тихо, что вор ничего не услышал. Но, к его великому изумлению, комната неожиданно осветилась.
He turned.	Он обернулся.
"Ah, good-evening, my dear M. Caderousse," said Monte Cristo; "what are you doing here, at such an hour?"	- Добрый вечер, дорогой господин Кадрусс! -сказал Монте-Кристо. - Что это вы делаете здесь в такой поздний час?
"The Abbe Busoni!" exclaimed Caderousse; and, not knowing how this strange apparition could have entered when he had bolted the doors, he let fall his bunch of keys, and remained motionless and stupefied.	- Аббат Бузони! - воскликнул Кадрусс. И, не понимая, каким путем очутился здесь этот странный посетитель, раз он закрыл обе двери, он выронил связку отмычек и замер как в столбняке.
The count placed himself between Caderousse and the window, thus cutting off from the thief his only chance of retreat.	Граф стал между Кадруссом и окном, отрезая таким образом перепуганному вору единственный путь отступления.
"The Abbe Busoni!" repeated Caderousse, fixing his haggard gaze on the count.	- Аббат Бузони! - повторил Кадрусс, оторопело глядя на графа.
"Yes, undoubtedly, the Abbe Busoni himself," replied Monte Cristo. "And I am very glad you recognize me, dear M. Caderousse; it proves you have a good memory, for it must be about ten years since we last met."	- Да, аббат Бузони! - сказал Монте-Кристо. - Он самый, и я очень рад, что вы меня узнали, дорогой господин Кадрусс; это доказывает, что у вас хорошая память, потому что, если я не ошибаюсь, мы не виделись уже лет десять.

This calmness of Busoni, combined with his irony and boldness, staggered Caderousse.	Это спокойствие, эта ирония, этот властный тон внушили Кадруссу такой ужас, что у него закружилась голова.
"The abbe, the abbe!" murmured he, clinching his fists, and his teeth chattering.	- Аббат! - бормотал он, стискивая руки и стуча зубами.
"So you would rob the Count of Monte Cristo?" continued the false abbe.	- Итак, вы решили обокрасть графа Монте-Кристо? - продолжал мнимый аббат.
"Reverend sir," murmured Caderousse, seeking to regain the window, which the count pitilessly blocked--"reverend sir, I don't know--believe me--I take my oath"--	- Господин аббат, - прошептал Кадрусс, тщетно пытаясь проскользнуть мимо графа к окну, -господин аббат, я сам не знаю... поверьте... клянусь вам...
"A pane of glass out," continued the count, "a dark lantern, a bunch of false keys, a secretary half forced--it is tolerably evident"--	- Вырезанное стекло, - продолжал граф, -потайной фонарь, связка отмычек, наполовину взломанный секретер - все это говорит само за себя.
Caderousse was choking; he looked around for some corner to hide in, some way of escape.	Кадрусс беспомощно озирался, ища угол, куда бы спрятаться, или щель, через которую можно было бы улизнуть.
"Come, come," continued the count, "I see you are still the same,--an assassin."	- Я вижу, вы все тот же, господин убийца, - сказал граф.
"Reverend sir, since you know everything, you know it was not I—it was La Carconte; that was proved at the trial, since I was only condemned to the galleys."	- Господин аббат, раз вы все знаете, вы должны знать, что это не я, это Карконта; это и суд признал: ведь меня приговорили только к галерам.
"Is your time, then, expired, since I find you in a fair way to return there?"	- Разве вы уже отбыли свой срок, что опять стараетесь туда попасть?
"No, reverend sir; I have been liberated by some one."	- Нет, господин аббат, меня освободил один человек.
"That some one has done society a great kindness."	- Этот человек оказал обществу большую услугу.
"Ah," said Caderousse, "I had promised"--	- Но я обещал... - сказал Кадрусс.
"And you are breaking your promise!" interrupted Monte Cristo.	- Итак, вы бежали с каторги? - прервал его Монте-Кристо.
"Alas, yes!" said Caderousse very uneasily.	- Увы, - ответил перепуганный Кадрусс.
"A bad relapse, that will lead you, if I mistake not, to the Place de Greve.	- Рецидив при отягчающих обстоятельствах?.. За это, если не ошибаюсь, полагается гильотина.
So much the worse, so much the worse--diavolo, as they say in my country."	Тем хуже, диаволо, как говорят остряки у меня на родине.
"Reverend sir, I am impelled"--	- Господин аббат, я поддался искушению...
"Every criminal says the same thing."	- Все преступники так говорят.
"Poverty"--	- Нужда...
"Pshaw!" said Busoni disdainfully; "poverty may make a man beg, steal a loaf of bread at a baker's door, but not cause him to open a secretary in a house supposed to be inhabited.	- Бросьте, - презрительно сказал Бузони, - человек в нужде просит милостыню, крадет булку с прилавка, но не является в пустой дом взламывать секретер.

And when the jeweller Johannes had just paid you 40,000. francs for the diamond I had given you, and you killed him to get the diamond and the money both, was that also poverty?"	А когда ювелир Жоаннес отсчитал вам сорок пять тысяч франков за тот алмаз, который вы от меня получили, и вы убили его, чтобы завладеть и алмазом, и деньгами, вы это тоже сделали из нужды?
"Pardon, reverend sir," said Caderousse; "you have saved my life once, save me again!"	- Простите меня, господин аббат, - сказал Кадрусс, - вы меня уже спасли однажды, спасите меня еще раз.
"That is but poor encouragement."	- Не имею особого желания повторять этот опыт.
"Are you alone, reverend sir, or have you there soldiers ready to seize me?"	- Вы здесь один, господин аббат? - спросил Кадрусс, умоляюще складывая руки. - Или у вас тут спрятаны жандармы, готовые схватить меня.
"I am alone," said the abbe, "and I will again have pity on you, and will let you escape, at the risk of the fresh miseries my weakness may lead to, if you tell me the truth."	- Я совсем один, - сказал аббат, - и я готов сжалиться над вами, и, хотя мое мягкосердечие может привести к новым бедам, я вас отпущу, если вы мне во всем признаетесь.
"Ah, reverend sir," cried Caderousse, clasping his hands, and drawing nearer to Monte Cristo, "I may indeed say you are my deliverer!"	- Господин аббат, - воскликнул Кадрусс, делая шаг к Монте-Кристо, - вот уж поистине вы мой спаситель.
"You mean to say you have been freed from confinement?"	- Вы говорите, что вам помогли бежать с каторги?
"Yes, that is true, reverend sir."	- Это правда, верьте моему слову, господин аббат!
"Who was your liberator?"	- Кто?
"An Englishman."	- Один англичанин.
"What was his name?"	- Как его звали?
"Lord Wilmore."	- Лорд Уилмор.
"I know him; I shall know if you lie."	- Я с ним знаком; я проверю, не лжете ли вы.
"Ah, reverend sir, I tell you the simple truth."	- Господин аббат, я говорю чистую правду.
"Was this Englishman protecting you?"	- Так этот англичанин вам покровительствовал?
"No, not me, but a young Corsican, my companion."	- Не мне, а молодому корсиканцу, с которым мы были скованы одной цепью.
"What was this young Corsican's name?"	- Как звали этого молодого корсиканца?
"Benedetto."	- Бенедетто.
"Is that his Christian name?"	- Это только имя.
"He had no other; he was a foundling."	- У него не было фамилии, это найденыш.
"Then this young man escaped with you?"	- И этот молодой человек бежал вместе с вами?
"He did."	- Да
"In what way?"	- Каким образом?
"We were working at St. Mandrier, near Toulon.	- Мы работали в Сен-Мандрие, около Тулона.
Do you know St. Mandrier?"	Вы знаете Сен-Мандрие?
"I do."	- Знаю.

"In the hour of rest, between noon and one o'clock"--	- Ну так вот, пока все спали, от полудня до часу...
"Galley-slaves having a nap after dinner!	- Полуденный отдых у каторжников!
We may well pity the poor fellows!" said the abbe.	Вот и жалей их после этого! - сказал аббат.
"Nay," said Caderousse, "one can't always work--one is not a dog."	- А как же, - заметил Кадрусс. - Нельзя все время работать, мы не собаки.
"So much the better for the dogs," said Monte Cristo.	- К счастью для собак, - сказал Монте-Кристо.
"While the rest slept, then, we went away a short distance; we severed our fetters with a file the Englishman had given us, and swam away."	- Пока остальные отдыхали, мы немного отошли в сторону, перепилили наши кандалы напильником, который нам передал этот англичанин, и удрали вплавь.
"And what is become of this Benedetto?"	- А что сталось с этим Бенедетто?
"I don't know."	- Не знаю.
"You ought to know."	- Вы должны это знать.
"No, in truth; we parted at Hyeres."	- Нет, право, не знаю. Мы с ним расстались в Гиере.
And, to give more weight to his protestation, Caderousse advanced another step towards the abbe, who remained motionless in his place, as calm as ever, and pursuing his interrogation.	И чтобы придать больше весу своим уверениям, Кадрусс приблизился еще на шаг к аббату, который продолжал стоять на месте с тем же спокойным и вопрошающим видом.
"You lie," said the Abbe Busoni, with a tone of irresistible authority.	- Вы лжете, - властно сказал аббат Бузони.
"Reverend sir!"	- Господин аббат!..
"You lie!	- Вы лжете!
This man is still your friend, and you, perhaps, make use of him as your accomplice."	Этот человек по-прежнему ваш приятель, а может быть, и сообщник.
"Oh, reverend sir!"	- Господин аббат!
"Since you left Toulon what have you lived on?	- На какие средства вы жили с тех пор, как бежали из Тулона?
Answer me!"	Отвечайте.
"On what I could get."	- Как придется.
"You lie," repeated the abbe a third time, with a still more imperative tone.	- Вы лжете! - в третий раз возразил аббат еще более властным тоном.
Caderousse, terrified, looked at the count.	Кадрусс с ужасом посмотрел на графа.
"You have lived on the money he has given you."	- Вы жили, - продолжал он, - на деньги, которые он вам давал.
"True," said Caderousse; "Benedetto has become the son of a great lord."	- Да, правда, - сказал Кадрусс. - Бенедетто стал сыном знатного вельможи.
"How can he be the son of a great lord?"	- Как же он может быть сыном вельможи?
"A natural son."	- Побочным сыном.
"And what is that great lord's name?"	- А как зовут этого вельможу?

"The Count of Monte Cristo, the very same in whose house we are."	- Граф Монте-Кристо, хозяин этого дома.
"Benedetto the count's son?" replied Monte Cristo, astonished in his turn.	- Бенедетто - сын графа? - сказал Монте-Кристо, в свою очередь, изумленный.
"Well, I should think so, since the count has found him a false father--since the count gives him four thousand francs a month, and leaves him 500,000 francs in his will."	- Да, по всему так выходит. Граф нашел ему подставного отца, граф дает ему четыре тысячи франков в месяц, граф оставил ему по завещанию пятьсот тысяч франков.
"Ah, yes," said the factitious abbe, who began to understand; "and what name does the young man bear meanwhile?"	- Вот оно что! - сказал мнимый аббат, начиная догадываться в чем дело. - А какое имя носит пока этот молодой человек?
"Andrea Cavalcanti."	- Андреа Кавальканти.
"Is it, then, that young man whom my friend the Count of Monte Cristo has received into his house, and who is going to marry Mademoiselle Danglars?"	- Так это тот самый молодой человек, которого принимает у себя мой друг граф Монте-Кристо и который собирается жениться на мадемуазель Данглар?
"Exactly."	- Вот именно.
"And you suffer that, you wretch--you, who know his life and his crime?"	- И вы это терпите, несчастный! Зная его жизнь и лежащее на нем клеймо?
"Why should I stand in a comrade's way?" said Caderousse.	- А с какой стати я буду мешать товарищу? -спросил Кадрусс.
"You are right; it is not you who should apprise M. Danglars, it is I."	- Верно, это уж мое дело предупредить господина Данглара.
"Do not do so, reverend sir."	- Не делайте этого, господин аббат!
"Why not?"	- Почему?
"Because you would bring us to ruin."	- Потому что вы этим лишили бы нас куска хлеба.
"And you think that to save such villains as you I will become an abettor of their plot, an accomplice in their crimes?"	- И вы думаете, что для того, чтобы сохранить двум негодяям кусок хлеба, я стану участником их плутней, сообщником их преступлений?
"Reverend sir," said Caderousse, drawing still nearer.	- Господин аббат! - умолял Кадрусс, еще ближе подступая к нему.
"I will expose all."	- Я все скажу.
"To whom?"	- Кому?
"To M. Danglars."	- Господину Данглару.
"By heaven!" cried Caderousse, drawing from his waistcoat an open knife, and striking the count in the breast, "you shall disclose nothing, reverend sir!"	- Черта с два! - воскликнул Кадрусс, выхватывая нож и ударяя графа в грудь. - Ничего ты не скажешь, аббат!
To Caderousse's great astonishment, the knife, instead of piercing the count's breast, flew back blunted.	К полному изумлению Кадрусса, лезвие не вонзилось в грудь, а отскочило.
At the same moment the count seized with his left hand the assassin's wrist, and wrung it with such strength that the knife fell from his stiffened fingers, and Caderousse uttered a cry of pain.	В тот же миг граф схватил левой рукой кисть Кадрусса и сжал ее с такой силой, что нож выпал из его онемевших пальцев и злодей вскрикнул от боли.

But the count, disregarding his cry, continued to wring the bandit's wrist, until, his arm being dislocated, he fell first on his knees, then flat on the floor.	Но граф, не обращая внимания на его крики, продолжал выворачивать ему кисть до тех пор, пока он не упал сначала на колени, а затем ничком на пол.
The count then placed his foot on his head, saying,	Граф поставил ногу ему на голову и сказал:
"I know not what restrains me from crushing thy skull, rascal."	- Следовало бы размозжить тебе череп, негодяй.
"Ah, mercy--mercy!" cried Caderousse.	- Пощадите, пощадите! - кричал Кадрусс.
The count withdrew his foot.	Граф снял ногу.
"Rise!" said he.	- Вставай! - сказал он.
Caderousse rose.	Кадрусс встал на ноги.
"What a wrist you have, reverend sir!" said Caderousse, stroking his arm, all bruised by the fleshy pincers which had held it; "what a wrist!"	- Ну и хватка у вас, господин аббат! - сказал он, потирая онемевшую руку. - Ну и силища!
"Silence!	- Молчи!
God gives me strength to overcome a wild beast like you; in the name of that God I act,--remember that, wretch,--and to spare thee at this moment is still serving him."	Бог дает мне силу укротить такого кровожадного зверя, как ты. Я действую во имя его, помни это, негодяй. И если я щажу тебя в эту минуту, то только для того, чтобы содействовать промыслу божию.
"Oh!" said Caderousse, groaning with pain.	- Уф! - пробормотал Кадрусс, с трудом приходя в себя.
"Take this pen and paper, and write what I dictate."	- Вот тебе перо и бумага. Пиши то, что я тебе продиктую.
"I don't know how to write, reverend sir."	- Я не умею писать, господин аббат.
"You lie! Take this pen, and write!"	- Лжешь; бери и пиши.
Caderousse, awed by the superior power of the abbe, sat down and wrote:--	Кадрусс покорно сел и написал:
Sir,--The man whom you are receiving at your house, and to whom you intend to marry your daughter, is a felon who escaped with me from confinement at Toulon. He was No. 59, and I No. 58.	"Милостивый государь, человек, которого вы принимаете у себя и за которого намереваетесь выдать вашу дочь, - беглый каторжник, бежавший вместе со мной с Тулонской каторги; он значился под № 59, а я под № 58.
He was called Benedetto, but he is ignorant of his real name, having never known his parents.	Его звали Бенедетто; своего настоящего имени он сам не знает, потому что он никогда не знал своих родителей".
"Sign it!" continued the count.	- Подпишись! - продолжал граф.
"But would you ruin me?"	- Вы хотите погубить меня?
"If I sought your ruin, fool, I should drag you to the first guard-house; besides, when that note is delivered, in all probability you will have no more to fear. Sign it, then!"	- Если бы я хотел погубить тебя, глупец, я бы отправил тебя в полицию; к тому же, когда эта записка попадет по адресу, тебе, по всей вероятности, уже нечего будет опасаться; подписывайся.
Caderousse signed it.	Кадрусс подписался.

"The address, 'To monsieur the Baron Danglars, banker, Rue de la Chaussee d'Antin.'" Caderousse wrote the address.	- Пиши: Господину барону Данглару, банкиру, улица Шоссе-д'Антен. Кадрусс надписал адрес.
The abbe took the note.	Аббат взял записку в руки.
"Now," said he, "that suffices--begone!"	- Теперь уходи, - сказал он.
"Which way?"	- Каким путем?
"The way you came."	- Каким пришел.
"You wish me to get out at that window?"	- Вы хотите, чтобы я вылез в это окно?
"You got in very well."	- Ты же влез в него.
"Oh, you have some design against me, reverend sir."	- Вы замышляете что-то против меня, господин аббат?
"Idiot! what design can I have?"	- Дурак, что же я могу замышлять?
"Why, then, not let me out by the door?"	- Почему вам не выпустить меня через ворота?
"What would be the advantage of waking the porter?"--	- Зачем будить привратника?
"Ah, reverend sir, tell me, do you wish me dead?"	- Г осподин аббат, скажите мне, что вы не желаете моей смерти.
"I wish what God wills."	- Я хочу того, чего хочет господь.
"But swear that you will not strike me as I go down."	- Но поклянитесь, что вы не убьете меня, пока я буду спускаться.
"Cowardly fool!"	- Какой же ты трусливый дурак!
"What do you intend doing with me?"	- Что вы со мной сделаете?
"I ask you what can I do?	- Об этом тебя надо спросить.
I have tried to make you a happy man, and you have turned out a murderer."	Я пытался сделать из тебя счастливого человека, а ты стал убийцей!
"Oh, monsieur," said Caderousse, "make one more attempt--try me once more!"	- Г осподин аббат, - сказал Кадрусс, - попытайтесь в последний раз.
"I will," said the count. "Listen--you know if I may be relied on."	- Хорошо, - сказал граф. - Ты знаешь, что я всегда держу свое слово?
"Yes," said Caderousse.	- Да, - сказал Кадрусс.
"If you arrive safely at home"--	- Если ты вернешься к себе домой цел и невредим...
"What have I to fear, except from you?"	- Кого же мне бояться, кроме вас?
"If you reach your home safely, leave Paris, leave France, and wherever you may be, so long as you conduct yourself well, I will send you a small annuity; for, if you return home safely, then"--	- Если ты вернешься домой цел и невредим, покинь Париж, покинь Францию, и, где бы ты ни был, до тех пор пока ты будешь вести честную жизнь, ты будешь получать от меня небольшое содержание; ибо, если ты вернешься домой цел и невредим, то...
"Then?" asked Caderousse, shuddering.	- То?.. - спросил дрожащий Кадрусс.

"Then I shall believe God has forgiven you, and I will forgive you too."	- То я буду считать, что господь простил тебя, и я тоже тебя прощу.
"As true as I am a Christian," stammered Caderousse, "you will make me die of fright!"	- Вы меня до смерти пугаете! - пробормотал, отступая, Кадрусс.
"Now begone," said the count, pointing to the window.	- Теперь уходи! - сказал граф, указывая Кадруссу на окно.
Caderousse, scarcely yet relying on this promise, put his legs out of the window and stood on the ladder.	Кадрусс, еще не вполне успокоенный этим обещанием, вылез в окно и поставил ногу на приставную лестницу. Там он замер, весь дрожа.
"Now go down," said the abbe, folding his arms.	- Теперь слезай, - сказал аббат, скрестив руки.
Understanding he had nothing more to fear from him, Caderousse began to go down.	Кадрусс наконец уразумел, что с этой стороны ему ничто не грозит, и стал спускаться.
Then the count brought the taper to the window, that it might be seen in the Champs-Elysees that a man was getting out of the window while another held a light.	Тогда граф подошел к окну со свечой в руке, так что с улицы можно было видеть, как человек спускается из окна, а другой ему светит.
"What are you doing, reverend sir? Suppose a watchman should pass?"	- Что вы делаете, господин аббат? - сказал Кадрусс. - А если патруль...
And he blew out the light.	И он задул свечу.
He then descended, but it was only when he felt his foot touch the ground that he was satisfied of his safety.	Затем он продолжал спускаться; но совершенно успокоился лишь тогда, когда ступил на землю.
Monte Cristo returned to his bedroom, and, glancing rapidly from the garden to the street, he saw first Caderousse, who after walking to the end of the garden, fixed his ladder against the wall at a different part from where he came in.	Монте-Кристо вернулся в свою спальню и, окинув быстрым взглядом сад и улицу, увидел сначала Кадрусса, который, спустившись в сад, обошел его и приставил лестницу в противоположном конце ограды, для того чтобы перелезть не там, где он влезал.
The count then looking over into the street, saw the man who appeared to be waiting run in the same direction, and place himself against the angle of the wall where Caderousse would come over.	Потом, взглянув опять на улицу, он увидел, как поджидавший человек побежал по улице в ту же сторону, что и Кадрусс, и остановился как раз за тем углом, где тот собрался перелезать.
Caderousse climbed the ladder slowly, and looked over the coping to see if the street was quiet.	Кадрусс медленно поднялся по лестнице и, добравшись до последних перекладин, посмотрел через ограду, чтобы убедиться в том, что улица безлюдна.
No one could be seen or heard.	Не было видно ни души, не слышно было ни малейшего шума.
The clock of the Invalides struck one.	Часы Дома Инвалидов пробили час.
Then Caderousse sat astride the coping, and drawing up his ladder passed it over the wall; then he began to descend, or rather to slide down by the two stanchions, which he did with an ease which proved how accustomed he was to the exercise.	Тогда Кадрусс уселся верхом на ограду и, подтянув к себе лестницу, перекинул ее через стену; затем принялся снова спускаться, или, вернее, стал съезжать по продольным брусьям с ловкостью, доказывающей, что это упражнение ему не внове.
But, once started, he could not stop.	Но, начав съезжать вниз, он не мог уже остановиться.

In vain did he see a man start from the shadow when he was halfway down--in vain did he see an arm raised as he touched the ground. Before he could defend himself that arm struck him so violently in the back that he let go the ladder, crying,	Хоть он и увидел, уже на полпути, как из-за темного угла выскочил человек; хоть он и увидел, уже касаясь земли, как тот замахнулся на него рукой, но раньше, чем он успел принять оборонительное положение, эта рука с такой яростью ударила его в спину, что он выпустил лестницу с криком:
"Help!"	- Помогите!
A second blow struck him almost immediately in the side, and he fell, calling,	Тут же он получил новый удар в бок и упал.
"Help, murder!"	- Убивают! - закричал он.
Then, as he rolled on the ground, his adversary seized him by the hair, and struck him a third blow in the chest.	Противник вцепился ему в волосы и нанес ему третий удар - в грудь.
This time Caderousse endeavored to call again, but he could only utter a groan, and he shuddered as the blood flowed from his three wounds.	На этот раз Кадрусс хотел снова крикнуть, но издал только стон, истекая кровью, тремя потоками струившейся из трех ран.
The assassin, finding that he no longer cried out, lifted his head up by the hair; his eyes were closed, and the mouth was distorted.	Убийца, увидев, что жертва больше не кричит, приподнял его голову за волосы; глаза Кадрусса были закрыты, рот перекошен.
The murderer, supposing him dead, let fall his head and disappeared.	Убийца счел его мертвым, отпустил его голову и исчез.
Then Caderousse, feeling that he was leaving him, raised himself on his elbow, and with a dying voice cried with great effort,	Тогда Кадрусс, поняв, что он ушел, приподнялся на локте и из последних сил крикнул хриплым голосом:
"Murder!	- Убили!
I am dying!	Я умираю!
Help, reverend sir,--help!"	Помогите, господин аббат, помогите!
This mournful appeal pierced the darkness.	Этот жуткий крик прорезал ночную тьму.
The door of the back-staircase opened, then the side-gate of the garden, and Ali and his master were on the spot with lights.	Открылась дверь потайной лестницы, затем калитка сада, и Али и его хозяин подбежали с фонарем.
Chapter 83.	VI.
The Hand of God.	Десница господня
Caderousse continued to call piteously,	Кадрусс все еще звал жалобным голосом:
"Help, reverend sir, help!"	- Господин аббат, помогите! Помогите!
"What is the matter?" asked Monte Cristo.	- Что случилось? - спросил Монте-Кристо.
"Help," cried Caderousse; "I am murdered!"	- Помогите! - повторил Кадрусс. - Меня убили.
"We are here;--take courage."	- Мы идем, потерпите.
"Ah, it's all over!	- Все кончено!
You are come too late--you are come to see me die.	Поздно! Вы пришли смотреть, как я умираю.
What blows, what blood!"	Какие удары! Сколько крови!

He fainted.	И он потерял сознание.
Ali and his master conveyed the wounded man into a room.	Али и его хозяин подняли раненого и перенесли его в дом.
Monte Cristo motioned to Ali to undress him, and he then examined his dreadful wounds.	Там Монте-Кристо велел Али раздеть его и увидел три страшные раны.
"My God!" he exclaimed, "thy vengeance is sometimes delayed, but only that it may fall the more effectually."	- Боже, - сказал он, - иногда твое мщение медлит; но тогда оно еще более грозным нисходит с неба.
Ali looked at his master for further instructions.	Али посмотрел на своего господина, как бы спрашивая, что делать дальше.
"Bring here immediately the king's attorney, M. de Villefort, who lives in the Faubourg St. Honore.	- Отправляйся в предместье Сент-Оноре к господину де Вильфору, королевскому прокурору, и привези его сюда.
As you pass the lodge, wake the porter, and send him for a surgeon."	По дороге разбуди привратника и пошли его за доктором.
Ali obeyed, leaving the abbe alone with Caderousse, who had not yet revived.	Али повиновался и оставил мнимого аббата наедине с Кадруссом, все еще лежавшим без сознания.
When the wretched man again opened his eyes, the count looked at him with a mournful expression of pity, and his lips moved as if in prayer.	Когда несчастный снова открыл глаза, граф, сидя в нескольких шагах от него, смотрел на него с выражением угрюмого сострадания и, казалось, беззвучно шептал молитву.
"A surgeon, reverend sir--a surgeon!" said Caderousse.	- Доктора, доктора, - простонал Кадрусс.
"I have sent for one," replied the abbe.	- За ним уже послали, - ответил аббат.
"I know he cannot save my life, but he may strengthen me to give my evidence."	- Я знаю, это бесполезно, меня не спасти, но, может быть, он подкрепит мои силы, и я успею сделать заявление.
"Against whom?"	- О чем?
"Against my murderer."	- О моем убийце.
"Did you recognize him?"	- Так вы его знаете?
"Yes; it was Benedetto."	- Еще бы не знать! Это Бенедетто.
"The young Corsican?"	- Тот самый молодой корсиканец?
"Himself."	- Он самый.
"Your comrade?"	- Ваш товарищ?
"Yes.	- Да
After giving me the plan of this house, doubtless hoping I should kill the count and he thus become his heir, or that the count would kill me and I should be out of his way, he waylaid me, and has murdered me."	Он дал мне план графского дома, надеясь, должно быть, что я убью графа и он получит наследство или что граф меня убьет и тогда он от меня избавится. А потом он подстерег меня на улице и убил.
"I have also sent for the procureur."	- Я послал сразу и за доктором, и за королевским прокурором.

"He will not come in time; I feel my life fast ebbing."	- Он опоздает, - сказал Кадрусс, - я чувствую, что вся кровь из меня уходит.
"Wait a moment," said Monte Cristo.	- Постойте, - сказал Монте-Кристо.
He left the room, and returned in five minutes with a phial.	Он вышел из комнаты и вернулся с флаконом в руках.
The dying man's eyes were all the time riveted on the door, through which he hoped succor would arrive.	Глаза умирающего, страшные в своей неподвижности, во время его отсутствия ни на секунду не отрывались от двери, через которую, он чувствовал, должна была явиться помощь.
"Hasten, reverend sir, hasten! I shall faint again!"	- Скорее, господин аббат, скорее! - сказал он. - Я сейчас потеряю сознание.
Monte Cristo approached, and dropped on his purple lips three or four drops of the contents of the phial.	Монте-Кристо подошел к раненому и влил в его синие губы три капли жидкости из флакона.
Caderousse drew a deep breath.	Кадрусс глубоко вздохнул.
"Oh," said he, "that is life to me; more, more!"	- Еще... еще... - сказал он. - Вы возвращаете мне жизнь.
"Two drops more would kill you," replied the abbe.	- Еще две капли, и вы умрете, - ответил аббат.
"Oh, send for some one to whom I can denounce the wretch!"	- Что же никто не идет? Я хочу назвать убийцу!
"Shall I write your deposition?	- Хотите, я напишу за вас заявление?
You can sign it."	Вы его подпишете?
"Yes, yes," said Caderousse; and his eyes glistened at the thought of this posthumous revenge.	- Да... да... - сказал Кадрусс, и глаза его заблестели при мысли об этом посмертном мщении.
Monte Cristo wrote:--	Монте-Кристо написал:
"I die, murdered by the Corsican Benedetto, my comrade in the galleys at Toulouse, No. 59."	"Я умираю от руки убийцы, корсиканца Бенедетто, моего товарища по каторге в Тулоне, значившегося под № 59".
"Quick, quick!" said Caderousse, "or I shall be unable to sign it."	- Скорее, скорее! - сказал Кадрусс. - А то я не успею подписать.
Monte Cristo gave the pen to Caderousse, who collected all his strength, signed it, and fell back on his bed, saying:	Монте-Кристо подал Кадруссу перо, и тот, собрав все свои силы, подписал заявление и откинулся назад.
"You will relate all the rest, reverend sir; you will say he calls himself Andrea Cavalcanti. He lodges at the Hotel des Princes. Oh, I am dying!"	- Остальное вы расскажете сами, господин аббат, -сказал он. - Вы скажете, что он называет себя Андреа Кавальканти, что он живет в гостинице Принцев, что... боже мой, я умираю!
He again fainted.	И Кадрусс снова лишился чувств.
The abbe made him smell the contents of the phial, and he again opened his eyes.	Аббат поднес к его лицу флакон, и раненый снова открыл глаза.
His desire for revenge had not forsaken him.	Жажда мщения не оставляла его, пока он лежал в обмороке.
"Ah, you will tell all I have said, will you not, reverend sir?"	- Вы все расскажете, правда, господин аббат?

"Yes, and much more."	- Все это, конечно, и еще многое другое.
"What more will you say?"	- А что еще?
"I will say he had doubtless given you the plan of this house, in the hope the count would kill you.	- Я скажу, что он, вероятно, дал вам план этого дома в надежде, что граф убьет вас.
I will say, likewise, he had apprised the count, by a note, of your intention, and, the count being absent, I read the note and sat up to await you."	Я скажу, что он предупредил графа письмом; я скажу, что, так как граф был в отлучке, это письмо получил я и что я ждал вас.
"And he will be guillotined, will be not?" said Caderousse.	- И его казнят, правда? - сказал Кадрусс. - Его казнят, вы обещаете?
"Promise me that, and I will die with that hope."	Я умираю с этой надеждой, так мне легче умереть.
"I will say," continued the count, "that he followed and watched you the whole time, and when he saw you leave the house, ran to the angle of the wall to conceal himself."	- Я скажу, - продолжал граф, - что он явился следом за вами, что он все время вас подстерегал; что, увидав, как вы вылезли из окна, он забежал за угол и там спрятался.
"Did you see all that?"	- Так вы все это видели?
"Remember my words:	- Вспомни мои слова:
'If you return home safely, I shall believe God has forgiven you, and I will forgive you also.'"	"Если ты вернешься домой цел и невредим, я буду считать, что господь простил тебя, и я тоже тебя прощу".
"And you did not warn me!" cried Caderousse, raising himself on his elbows. "You knew I should be killed on leaving this house, and did not warn me!"	- И вы не предупредили меня? - воскликнул Кадрусс, пытаясь приподняться на локте. - Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсюда, и вы меня не предупредили?
"No; for I saw God's justice placed in the hands of Benedetto, and should have thought it sacrilege to oppose the designs of providence."	- Нет, потому что в руке Бенедетто я видел божье правосудие, и я считал кощунством противиться воле провидения.
"God's justice!	- Божье правосудие!
Speak not of it, reverend sir.	Не говорите мне о нем, господин аббат.
If God were just, you know how many would be punished who now escape."	Вы лучше всех знаете, что, если бы оно существовало, некоторые люди были бы наказаны.
"Patience," said the abbe, in a tone which made the dying man shudder; "have patience!"	- Терпение, - сказал аббат голосом, от которого умирающий затрепетал, - терпение!
Caderousse looked at him with amazement.	Кадрусс, пораженный, взглянул на графа.
"Besides," said the abbe, "God is merciful to all, as he has been to you; he is first a father, then a judge."	- К тому же, - сказал аббат, - господь милостив ко всем, он был милостив и к тебе. Он раньше всего отец, а затем уже судия.
"Do you then believe in God?" said Caderousse.	- Так вы верите в бога? - сказал Кадрусс.
"Had I been so unhappy as not to believe in him until now," said Monte Cristo, "I must believe on seeing you."	- Если бы я имел несчастье не верить в него до сих пор, - сказал Монте-Кристо, - то я поверил бы теперь, глядя на тебя.
Caderousse raised his clinched hands towards heaven.	Кадрусс поднял к небу сжатые кулаки.

"Listen," said the abbe, extending his hand over the wounded man, as if to command him to believe; "this is what the God in whom, on your death-bed, you refuse to believe, has done for you--he gave you health, strength, regular employment, even friends--a life, in fact, which a man might enjoy with a calm conscience.	- Слушай, - сказал аббат, простирая руку над раненым, словно повелевая ему верить, - вот что сделал для тебя бог, которого ты отвергаешь в твой смертный час: он дал тебе здоровье, силы, обеспеченный труд, даже друзей - словом, такую жизнь, которая удовлетворила бы всякого человека со спокойной совестью и естественными желаниями.
Instead of improving these gifts, rarely granted so abundantly, this has been your course--you have given yourself up to sloth and drunkenness, and in a fit of intoxication have ruined your best friend."	Что сделал ты, вместо того чтобы воспользоваться этими дарами, которые бог столь редко посылает с такой щедростью? Ты погряз в лености и пьянстве и, пьяный, предал одного из своих лучших друзей.
"Help!" cried Caderousse; "I require a surgeon, not a priest; perhaps I am not mortally wounded--I may not die; perhaps they can yet save my life."	- Помогите! - закричал Кадрусс. - Мне нужен не священник, а доктор; быть может, мои раны не смертельны, я не умру, меня можно спасти!
"Your wounds are so far mortal that, without the three drops I gave you, you would now be dead.	- Ты ранен смертельно, и не дай я тебе этой жидкости, ты был бы уже мертв.
Listen, then."	Слушай же!
"Ah," murmured Caderousse, "what a strange priest you are; you drive the dying to despair, instead of consoling them."	- Странный вы священник! - прошептал Кадрусс. -Вместо того чтобы утешать умирающих, вы лишаете их последней надежды!
"Listen," continued the abbe. "When you had betrayed your friend God began not to strike, but to warn you. Poverty overtook you.	- Слушай, - продолжал аббат, - когда ты предал своего друга, бог, еще не карая, предостерег тебя: ты впал в нищету, ты познал голод.
You had already passed half your life in coveting that which you might have honorably acquired; and already you contemplated crime under the excuse of want, when God worked a miracle in your behalf, sending you, by my hands, a fortune-brilliant, indeed, for you, who had never possessed any.	Половину той жизни, которую ты мог посвятить приобретению земных благ, ты предавался зависти. Уже тогда ты думал о преступлении, оправдывал себя в собственных глазах нуждою. Г осподь явил тебе чудо, из моих рук даровал тебе в твоей нищете богатство, несметное для такого бедняка, как ты.
But this unexpected, unhoped-for, unheard-of fortune sufficed you no longer when you once possessed it; you wished to double it, and how?--by a murder!	Но это богатство, нежданное, негаданное, неслыханное, кажется тебе уже недостаточным, как только оно у тебя в руках; тебе хочется удвоить его. Каким же способом? Убийством.
You succeeded, and then God snatched it from you, and brought you to justice."	Ты удвоил его, и господь отнял его у тебя и поставил тебя перед судом людей.
"It was not I who wished to kill the Jew," said Caderousse; "it was La Carconte."	- Это не я, - сказал Кадрусс, - не я хотел убить еврея, это Карконта.
"Yes," said Monte Cristo, "and God,--I cannot say in justice, for his justice would have slain you,--but God, in his mercy, spared your life." "Pardieu, to transport me for life, how merciful!"	- Да, - сказал Монте-Кристо. - И господь в бесконечном своем милосердии не покарал тебя смертью, которой ты по справедливости заслуживал, но позволил, чтобы твои слова тронули судей, и они оставили тебе жизнь.
"You thought it a mercy then, miserable wretch!	- Как же!
The coward who feared death rejoiced at perpetual disgrace; for like all galley-slaves, you said,	И отправили меня на вечную каторгу!

' I may escape from prison, I cannot from the grave.'	Хороша милость!
And you said truly; the way was opened for you unexpectedly.	- Эту милость, несчастный, ты, однако, считал милостью, когда она была тебе оказана.
An Englishman visited Toulon, who had vowed to rescue two men from infamy, and his choice fell on you and your companion.	Твое подлое сердце, трепещущее в ожидании смерти, забилось от радости, услышав о твоем вечном позоре, потому что ты, как и все каторжники, сказал себе: с каторги можно уйти, а из могилы нельзя.
You received a second fortune, money and tranquillity were restored to you, and you, who had been condemned to a felon's life, might live as other men.	И ты оказался прав; ворота тюрьмы неожиданно раскрылись для тебя.
Then, wretched creature, then you tempted God a third time.	В Тулон приезжает англичанин, который дал обет избавить двух людей от бесчестия; его выбор падает на тебя и на твоего товарища; на тебя сваливается с неба новое счастье, у тебя есть и деньги, и покой, ты можешь снова зажить человеческой жизнью, - ты, который был обречен на жизнь каторжника; тогда, несчастный, ты искушаешь господа в третий раз.
'I have not enough,' you said, when you had more than you before possessed, and you committed a third crime, without reason, without excuse.	Мне этого мало, говоришь ты, когда на самом деле у тебя было больше, чем когда-либо раньше, и ты совершаешь третье преступление, ничем не вызванное, ничем не оправданное.
God is wearied; he has punished you."	Терпение господне истощилось. Господь покарал тебя.
Caderousse was fast sinking.	Кадрусс слабел на глазах.
"Give me drink," said he: "I thirst—I burn!"	- Пить, - сказал он, - дайте пить... я весь горю!
Monte Cristo gave him a glass of water.	Монте-Кристо подал ему стакан воды.
"And yet that villain, Benedetto, will escape!"	- Подлец Бенедетто, - сказал Кадрусс, отдавая стакан, - он-то вывернется.
"No one, I tell you, will escape; Benedetto will be punished."	- Никто не вывернется, говорю я тебе... Бенедетто будет наказан!
"Then, you, too, will be punished, for you did not do your duty as a priest--you should have prevented Benedetto from killing me."	- Тогда и вы тоже будете наказаны, - сказал Кадрусс, - потому что вы не исполнили свой долг священника... Вы должны были помешать Бенедетто убить меня.
"I?" said the count, with a smile which petrified the dying man, "when you had just broken your knife against the coat of mail which protected my breast!	- Я! - сказал граф с улыбкой, от которой кровь застыла в жилах умирающего. - Я должен был помешать Бенедетто убить тебя, после того как ты сломал свой нож о кольчугу на моей груди!..
Yet perhaps if I had found you humble and penitent, I might have prevented Benedetto from killing you; but I found you proud and blood-thirsty, and I left you in the hands of God."	Да, если бы я увидел твое смирение и раскаяние, я, быть может, и помешал бы Бенедетто убить тебя, но ты был дерзок и коварен, и я дал свершиться воле божьей.
"I do not believe there is a God," howled Caderousse; "you do not believe it; you lie--you lie!"	- Я не верю в бога! - закричал Кадрусс. - И ты тоже не веришь в него... ты лжешь... лжешь!..

"Silence," said the abbe; "you will force the last drop of blood from your veins. What! you do not believe in God when he is striking you dead? you will not believe in him, who requires but a prayer, a word, a tear, and he will forgive? God, who might have directed the assassin's dagger so as to end your career in a moment, has given you this quarter of an hour for repentance. Reflect, then, wretched man, and repent."	- Молчи, - сказал аббат, - ты теряешь последние капли крови, еще оставшиеся в твоем теле... Ты не веришь в бога, а умираешь, пораженный его рукой! Ты не веришь в бога, а бог ждет только одной молитвы, одного слова, одной слезы, чтобы простить... Бог, который мог так направить кинжал убийцы, чтобы ты умер на месте, бог дал тебе эти минуты, чтобы раскаяться... Загляни в свою душу и покайся!
"No," said Caderousse, "no; I will not repent.	- Нет, - сказал Кадрусс, - нет, я ни в чем не раскаиваюсь.
There is no God; there is no providence--all comes by chance."--	Бога нет, провидения нет, есть только случай.
"There is a providence; there is a God," said Monte Cristo, "of whom you are a striking proof, as you lie in utter despair, denying him, while I stand before you, rich, happy, safe and entreating that God in whom you endeavor not to believe, while in your heart you still believe in him."	- Есть провидение, есть бог, - сказал Монте-Кристо. - Смотри: вот ты умираешь, в отчаянии отрицая бога, а я стою перед тобой, богатый, счастливый, в расцвете сил, и возношу молитвы к тому богу, в которого ты пытаешься не верить и все же веришь в глубине души.
"But who are you, then?" asked Caderousse, fixing his dying eyes on the count.	- Но кто же вы? - сказал Кадрусс, устремив померкнувшие глаза на графа.
"Look well at me!" said Monte Cristo, putting the light near his face.	- Смотри внимательно, - сказал Монте-Кристо, беря свечу и поднося ее к своему лицу.
"Well, the abbe--the Abbe Busoni."	- Вы аббат... аббат Бузони...
Monte Cristo took off the wig which disfigured him, and let fall his black hair, which added so much to the beauty of his pallid features.	Монте-Кристо сорвал парик и встряхнул длинными черными волосами, так красиво обрамлявшими его бледное лицо.
"Oh?" said Caderousse, thunderstruck, "but for that black hair, I should say you were the Englishman, Lord Wilmore."	- Боже, - с ужасом сказал Кадрусс, - если бы не черные волосы, я бы сказал, что вы тот англичанин, лорд Уилмор.
"I am neither the Abbe Busoni nor Lord Wilmore," said Monte Cristo; "think again,--do you not recollect me?"	- Я не аббат Бузони и не лорд Уилмор, - ответил Монте-Кристо. - Вглядись внимательно, вглядись в прошлое, в самые давние твои воспоминания.
Those was a magic effect in the count's words, which once more revived the exhausted powers of the miserable man.	В этих словах графа была такая магнетическая сила, что слабеющие чувства несчастного ожили в последний раз.
"Yes, indeed," said he; "I think I have seen you and known you formerly."	- В самом деле, - сказал он, - я словно уже где-то видел вас, я вас знал когда-то.
"Yes, Caderousse, you have seen me; you knew me once."	- Да, Кадрусс, ты меня видел, ты меня знал.
"Who, then, are you? and why, if you knew me, do you let me die?"	- Но кто же вы наконец? И почему, если вы меня знали, вы даете мне умереть?
"Because nothing can save you; your wounds are mortal.	- Потому что ничто не может тебя спасти, Кадрусс, раны твои смертельны.

Had it been possible to save you, I should have considered it another proof of God's mercy, and I would again have endeavored to restore you, I swear by my father's tomb."	Если бы тебя можно было спасти, я увидел бы в этом последний знак милосердия господня, и я бы попытался, клянусь тебе могилой моего отца, вернуть тебя к жизни и раскаянию.
"By your father's tomb!" said Caderousse, supported by a supernatural power, and half-raising himself to see more distinctly the man who had just taken the oath which all men hold sacred; "who, then, are you?"	- Могилой твоего отца! - сказал Кадрусс, в котором вспыхнула последняя искра жизни, и приподнялся, чтобы взглянуть поближе на человека, который произнес эту священнейшую из клятв. - Да кто же ты?
The count had watched the approach of death.	Граф не переставал следить за ходом агонии.
He knew this was the last struggle. He approached the dying man, and, leaning over him with a calm and melancholy look, he whispered,	Он понял, что эта вспышка - последняя; он наклонился над умирающим и остановил на нем спокойный и печальный взор.
"I am--I am"--And his almost closed lips uttered a name so low that the count himself appeared afraid to hear it.	- Я... - сказал он ему на ухо, - я... И с его еле раскрытых губ слетело имя, произнесенное так тихо, словно он сам боялся услышать его.
Caderousse, who had raised himself on his knees, and stretched out his arm, tried to draw back, then clasping his hands, and raising them with a desperate effort,	Кадрусс приподнялся на колени, вытянул руки, отшатнулся, потом сложил ладони и последним усилием воздел их к небу.
"O my God, my God!" said he, "pardon me for having denied thee; thou dost exist, thou art indeed man's father in heaven, and his judge on earth.	- О боже мой, боже мой, - сказал он, - прости, что я отрицал тебя; ты существуешь, ты поистине отец небесный и судья земной!
My God, my Lord, I have long despised thee!	Господи боже мой, я долго не верил в тебя!
Pardon me, my God; receive me, O my Lord!"	Господи, прими душу мою!
Caderousse sighed deeply, and fell back with a groan.	И Кадрусс, закрыв глаза, упал навзничь с последним криком и последним вздохом.
The blood no longer flowed from his wounds.	Кровь сразу перестала течь из ран.
He was dead.	Он был мертв.
"One!" said the count mysteriously, his eyes fixed on the corpse, disfigured by so awful a death.	- Один! - загадочно произнес граф, устремив глаза на труп, обезображенный ужасной смертью.
Ten minutes afterwards the surgeon and the procureur arrived, the one accompanied by the porter, the other by Ali, and were received by the Abbe Busoni, who was praying by the side of the corpse.	Десять минут спустя прибыли доктор и королевский прокурор, приведенные один привратником, другой Али, и были встречены аббатом Бузони, молившимся у изголовья мертвеца.
Chapter 84.	VII.
Beauchamp.	Бошан
The daring attempt to rob the count was the topic of conversation throughout Paris for the next fortnight.	В Париже целых две недели только и говорили что об этой дерзкой попытке обокрасть графа.
The dying man had signed a deposition declaring Benedetto to be the assassin.	Умирающий подписал заявление, в котором указывал на некоего Бенедетто, как на своего убийцу.
The police had orders to make the strictest search for the murderer.	Полиции было предписано пустить по следам убийцы всех своих агентов.

Caderousse's knife, dark lantern, bunch of keys, and clothing, excepting the waistcoat, which could not be found, were deposited at the registry; the corpse was conveyed to the morgue.	Нож Кадрусса, потайной фонарь, связка отмычек и вся его одежда, исключая жилет, которого нигде не нашли, были приобщены к делу; труп был отправлен в морг.
The count told every one that this adventure had happened during his absence at Auteuil, and that he only knew what was related by the Abbe Busoni, who that evening, by mere chance, had requested to pass the night in his house, to examine some valuable books in his library.	Граф всем отвечал, что все это произошло, пока он был у себя в Отейле, и что, таким образом, он знает об этом только со слов аббата Бузони, который, по странной случайности, попросил позволения провести эту ночь у него в доме, чтобы сделать выписки из некоторых редчайших книг, имеющихся в его библиотеке.
Bertuccio alone turned pale whenever Benedetto's name was mentioned in his presence, but there was no reason why any one should notice his doing so.	Один только Бертуччо бледнел каждый раз, когда при нем произносили имя Бенедетто, но никто не интересовался цветом лица Бертуччо.
Villefort, being called on to prove the crime, was preparing his brief with the same ardor that he was accustomed to exercise when required to speak in criminal cases.	Вильфор, призванный на место преступления, пожелал сам заняться делом и вел следствие с тем страстным рвением, с каким он относился ко всем уголовным делам, которые вел лично.
But three weeks had already passed, and the most diligent search had been unsuccessful; the attempted robbery and the murder of the robber by his comrade were almost forgotten in anticipation of the approaching marriage of Mademoiselle Danglars to the Count Andrea Cavalcanti.	Но прошло уже три недели, а самые тщательнейшие розыски не привели ни к чему; в обществе начинали забывать об этом покушении и об убийстве вора его сообщником и занялись предстоящей свадьбой мадемуазель Данглар и графа Андреа Кавальканти.
It was expected that this wedding would shortly take place, as the young man was received at the banker's as the betrothed.	Этот брак был почти уже официально объявлен, и Андреа бывал в доме банкира на правах жениха.
Letters had been despatched to M. Cavalcanti, as the count's father, who highly approved of the union, regretted his inability to leave Parma at that time, and promised a wedding gift of a hundred and fifty thousand livres.	Написали Кавальканти-отцу; тот весьма одобрил этот брак, очень жалел, что служба мешает ему покинуть Парму, где он сейчас находится, и изъявил согласие выделить капитал, приносящий полтораста тысяч ливров годового дохода.
It was agreed that the three millions should be intrusted to Danglars to invest; some persons had warned the young man of the circumstances of his future father-in-law, who had of late sustained repeated losses; but with sublime disinterestedness and confidence the young man refused to listen, or to express a single doubt to the baron.	Было условлено, что три миллиона будут помещены у Данглара, который пустит их в оборот; правда, нашлись люди, выразившие молодому человеку свои сомнения в устойчивом положении дел его будущего тестя, который за последнее время терпел на бирже неудачу за неудачей; но Андреа, преисполненный высокого доверия и бескорыстия, отверг все эти пустые слухи и был даже настолько деликатен, что ни слова не сказал о них барону.
The baron adored Count Andrea Cavalcanti: not so Mademoiselle Eugenie Danglars.	Недаром барон был в восторге от графа Андреа Кавальканти.
With an instinctive hatred of matrimony, she suffered Andrea's attentions in order to get rid of Morcerf; but when Andrea urged his suit, she betrayed an entire dislike to him.	Что касается мадемуазель Эжени Данглар, - в своей инстинктивной ненависти к замужеству она была рада появлению Андреа, как способу избавиться от Морсера; но когда Андреа сделался слишком близок, она начала относиться к нему с явным отвращением.

The baron might possibly have perceived it, but, attributing it to a caprice, feigned ignorance.	Быть может, барон это и заметил; но так как он мог приписать это отвращение только капризу, то сделал вид, что не замечает его.
The delay demanded by Beauchamp had nearly expired.	Между тем выговоренная Бошаном отсрочка приходила к концу.
Morcerf appreciated the advice of Monte Cristo to let things die away of their own accord. No one had taken up the remark about the general, and no one had recognized in the officer who betrayed the castle of Yanina the noble count in the House of Peers.	Кстати, Морсер имел возможность оценить по достоинству совет Монте-Кристо, который убеждал его дать делу заглохнуть; никто не обратил внимания на газетную заметку, касавшуюся генерала, и никому не пришло в голову узнать в офицере, сдавшем Янинский замок, благородного графа, заседающего в Палате пэров.
Albert, however felt no less insulted; the few lines which had irritated him were certainly intended as an insult.	Тем не менее Альбер считал себя оскорбленным, ибо не подлежало сомнению, что оскорбительные для него строки были помещены в газете преднамеренно.
Besides, the manner in which Beauchamp had closed the conference left a bitter recollection in his heart.	Кроме того, поведение Бошана в конце их беседы оставило в его душе горький осадок.
He cherished the thought of the duel, hoping to conceal its true cause even from his seconds.	Поэтому он лелеял мысль о дуэли, настоящую причину которой, если только Бошан на это согласился бы, он надеялся скрыть даже от своих секундантов.
Beauchamp had not been seen since the day he visited Albert, and those of whom the latter inquired always told him he was out on a journey which would detain him some days.	Бошана никто не видел с тех пор, как Альбер был у него; всем, кто о нем осведомлялся, отвечали, что он на несколько дней уехал.
Where he was no one knew.	Где же он был? Никто этого не знал.
One morning Albert was awakened by his valet de chambre, who announced Beauchamp.	Однажды утром Альбера разбудил камердинер и доложил ему о приходе Бошана.
Albert rubbed his eyes, ordered his servant to introduce him into the small smoking-room on the ground-floor, dressed himself quickly, and went down.	Альбер протер глаза, велел попросить Бошана подождать внизу, в курительной, быстро оделся и спустился вниз.
He found Beauchamp pacing the room; on perceiving him Beauchamp stopped.	Он застал Бошана шагающим из угла в угол. Увидев его, Бошан остановился.
"Your arrival here, without waiting my visit at your house to-day, looks well, sir," said Albert. "Tell me, may I shake hands with you, saying, 'Beauchamp, acknowledge you have injured me, and retain my friendship,' or must I simply propose to you a choice of arms?"	- То, что вы сами явились ко мне, не дожидаясь сегодняшнего моего посещения, кажется мне добрым знаком, - сказал Альбер. - Ну, говорите скорей, могу ли я протянуть вам руку и сказать: Бошан, признайтесь, что вы были не правы, и останьтесь моим другом. Или же я должен просто спросить вас, какое оружие вы выбираете?
"Albert," said Beauchamp, with a look of sorrow which stupefied the young man, "let us first sit down and talk."	- Альбер, - сказал Бошан с печалью в голосе, изумившей Морсера, - прежде всего сядем и поговорим.
"Rather, sir, before we sit down, I must demand your answer."	- Но мне казалось бы, сударь, что, прежде чем сесть, вы должны дать мне ответ?

"Albert," said the journalist, "these are questions which it is difficult to answer."	- Альбер, - сказал журналист, - бывают обстоятельства, когда всего труднее - дать ответ.
"I will facilitate it by repeating the question, 'Will you, or will you not, retract?'"	- Я вам это облегчу, сударь, повторив свой вопрос: берете вы обратно свою заметку, да или нет?
"Morcerf, it is not enough to answer 'yes' or 'no' to questions which concern the honor, the social interest, and the life of such a man as Lieutenant-general the Count of Morcerf, peer of France."	- Морсер, так просто не отвечают: да или нет, когда дело касается чести, общественного положения, самой жизни такого человека, как генерал-лейтенант граф де Морсер, пэр Франции.
"What must then be done?"	- А что же в таком случае делают?
"What I have done, Albert.	- Делают то, что сделал я, Альбер.
I reasoned thus--money, time, and fatigue are nothing compared with the reputation and interests of a whole family; probabilities will not suffice, only facts will justify a deadly combat with a friend.	Говорят себе: деньги, время и усилия не играют роли, когда дело идет о репутации и интересах целой семьи. Говорят себе: мало одной вероятности, нужна уверенность, когда идешь биться насмерть с другом.
If I strike with the sword, or discharge the contents of a pistol at man with whom, for three years, I have been on terms of intimacy, I must, at least, know why I do so; I must meet him with a heart at ease, and that quiet conscience which a man needs when his own arm must save his life."	Говорят себе: если мне придется скрестить шпагу или обменяться выстрелом с человеком, которому я в течение трех лет дружески жал руку, то я по крайней мере должен знать, почему я это делаю, чтобы иметь возможность явиться к барьеру с чистым сердцем и спокойной совестью, которые необходимы человеку, когда он защищает свою жизнь.
"Well," said Morcerf, impatiently, "what does all this mean?"	- Хорошо, хорошо, - нетерпеливо сказал Альбер, -но что все это значит?
"It means that I have just returned from Yanina."	- Это значит, что я только что вернулся из Янины.
"From Yanina?"	- Из Янины?
"Yes."	Вы? - Да, я.
"Impossible!"	- Не может быть!
"Here is my passport; examine the visa--Geneva, Milan, Venice, Trieste, Delvino, Yanina.	- Дорогой Альбер, вот мой паспорт; взгляните на визы: Женева, Милан, Венеция, Триест, Дельвино, Янина.
Will you believe the government of a republic, a kingdom, and an empire?"	Вы, надеюсь, поверите полиции одной республики, одного королевства и одной империи?
Albert cast his eyes on the passport, then raised them in astonishment to Beauchamp.	Альбер бросил взгляд на паспорт и с изумлением посмотрел на Бошана.
"You have been to Yanina?" said he.	- Вы были в Янине? - переспросил он.

"Albert, had you been a stranger, a foreigner, a simple lord, like that Englishman who came to demand satisfaction three or four months since, and whom I killed to get rid of, I should not have taken this trouble; but I thought this mark of consideration due to you.	- Альбер, если бы вы были мне чужой, незнакомец, какой-нибудь лорд, как тот англичанин, который явился несколько месяцев тому назад требовать у меня удовлетворения и которого я убил, чтобы избавиться от него, вы отлично понимаете, я не взял бы на себя такой труд; но мне казалось, что из уважения к вам я обязан это сделать.
I took a week to go, another to return, four days of quarantine, and forty-eight hours to stay there; that makes three weeks.	Мне потребовалась неделя, чтобы доехать туда, неделя на возвращение; четыре дня карантина и двое суток на месте, - это составило ровно три недели.
I returned last night, and here I am."	Сегодня ночью я вернулся, и вот я у вас.
"What circumlocution!	- Боже мой, сколько предисловий, Бошан!
How long you are before you tell me what I most wish to know?"	Почему вы медлите и не говорите того, чего я жду от вас!
"Because, in truth, Albert"--	- По правде говоря, Альбер...
"You hesitate?"	- Можно подумать, что вы не решаетесь.
"Yes,--I fear."	- Да, я боюсь.
"You fear to acknowledge that your correspondent his deceived you?	- Вы боитесь признаться, что ваш корреспондент обманул вас?
Oh, no self-love, Beauchamp. Acknowledge it, Beauchamp; your courage cannot be doubted."	Бросьте самолюбие, Бошан, и признайтесь, ведь в вашей храбрости никто не усомнится.
"Not so," murmured the journalist; "on the contrary"--	- Совсем не так, - прошептал журналист, - как раз наоборот...
Albert turned frightfully pale; he endeavored to speak, but the words died on his lips.	Альбер смертельно побледнел; он хотел что-то сказать, но слова замерли у него на губах.
"My friend," said Beauchamp, in the most affectionate tone, "I should gladly make an apology; but, alas,"-- "But what?"	- Друг мой, - сказал Бошан самым ласковым голосом, - поверьте, я был бы счастлив принести вам мои извинения и принес бы их от всей души; но, увы... - Но что?
"The paragraph was correct, my friend."	- Заметка соответствовала истине, друг мой.
"What?	- Как!
That French officer"--	Этот французский офицер...
"Yes."	- Да
"Fernand?"	- Этот Фернан?
"Yes."	- Да
"The traitor who surrendered the castle of the man in whose service he was"--	- Изменник, который выдал замки паши, на службе у которого состоял...
"Pardon me, my friend, that man was your father!"	- Простите меня за то, что я должен вам сказать, мой друг; этот человек - ваш отец!

Albert advanced furiously towards Beauchamp, but the latter restrained him more by a mild look than by his extended hand.	Альбер сделал яростное движение, чтобы броситься на Бошана, но тот удержал его не столько рукой, сколько ласковым взглядом.
"My friend," said he, "here is a proof of it."	- Вот, друг мой, - сказал он, вынимая из кармана бумагу, - вот доказательство.
Albert opened the paper, it was an attestation of four notable inhabitants of Yanina, proving that Colonel Fernand Mondego, in the service of Ali Tepelini, had surrendered the castle for two million crowns.	Альбер развернул бумагу; то было заявление четырех именитых граждан Янины, удостоверяющее, что полковник Фернан Мондего, полковник-инструктор на службе у визиря Али-Тебелина, выдал Янинский замок за две тысячи кошельков.
The signatures were perfectly legal.	Подписи были заверены консулом.
Albert tottered and fell overpowered in a chair.	Альбер пошатнулся и, сраженный, упал в кресло.
It could no longer be doubted; the family name was fully given.	Теперь уже не могло быть сомнений, фамилия значилась полностью.
After a moment's mournful silence, his heart overflowed, and he gave way to a flood of tears.	После минуты немого отчаяния он не выдержал, все его тело напряглось, из глаз брызнули слезы.
Beauchamp, who had watched with sincere pity the young man's paroxysm of grief, approached him.	Бошан, с глубокой скорбью глядевший на убитого горем друга, подошел к нему.
"Now, Albert," said he, "you understand me--do you not?	- Альбер, - сказал он, - теперь вы меня понимаете?
I wished to see all, and to judge of everything for myself, hoping the explanation would be in your father's favor, and that I might do him justice.	Я хотел лично все видеть, во всем убедиться, надеясь, что все разъяснится в смысле, благоприятном для вашего отца, и что я смогу защитить его доброе имя.
But, on the contrary, the particulars which are given prove that Fernand Mondego, raised by Ali Pasha to the rank of governor-general, is no other than Count Fernand of Morcerf; then, recollecting the honor you had done me, in admitting me to your friendship, I hastened to you."	Но, наоборот, из собранных мною сведений явствует, что этот офицер-инструктор Фернан Мондего, возведенный Али-пашой в звание генерал-губернатора, не кто иной, как граф Фернан де Морсер; тогда я вернулся сюда, помня, что вы почтили меня своей дружбой, и бросился к вам.
Albert, still extended on the chair, covered his face with both hands, as if to prevent the light from reaching him.	Альбер все еще полулежал в кресле, закрыв руками лицо, словно желая скрыться от дневного света.
"I hastened to you," continued Beauchamp, "to tell you, Albert, that in this changing age, the faults of a father cannot revert upon his children.	- Я бросился к вам, - продолжал Бошан, - чтобы сказать вам: Альбер, проступки наших отцов в наше беспокойное время не бросают тени на детей.
Few have passed through this revolutionary period, in the midst of which we were born, without some stain of infamy or blood to soil the uniform of the soldier, or the gown of the magistrate.	Альбер, немногие прошли через все революции, среди которых мы родились, без того, чтобы их военный мундир или судейская мантия не оказались запятнаны грязью или кровью.

Now I have these proofs, Albert, and I am in your confidence, no human power can force me to a duel which your own conscience would reproach you with as criminal, but I come to offer you what you can no longer demand of me.	Никто на свете теперь, когда у меня все доказательства, когда ваша тайна в моих руках, не может заставить меня принять вызов, который ваша собственная совесть, я в этом уверен, сочла бы преступлением; но то, чего вы больше не вправе от меня требовать, я вам добровольно предлагаю.
Do you wish these proofs, these attestations, which I alone possess, to be destroyed?	Хотите, чтобы эти доказательства, эти разоблачения, свидетельства, которыми располагаю я один, исчезли навсегда?
Do you wish this frightful secret to remain with us?	Хотите, чтобы эта страшная тайна осталась между вами и мной?
Confided to me, it shall never escape my lips; say, Albert, my friend, do you wish it?"	Доверенная моей чести, она никогда не будет разглашена. Скажите, вы этого хотите, Альбер? Вы этого хотите, мой друг?
Albert threw himself on Beauchamp's neck.	Альбер бросился Бошану на шею.
"Ah, noble fellow!" cried he.	- Мой благородный друг! - воскликнул он.
"Take these," said Beauchamp, presenting the papers to Albert.	- Возьмите, - сказал Бошан, подавая Альберу бумаги.
Albert seized them with a convulsive hand, tore them in pieces, and trembling lest the least vestige should escape and one day appear to confront him, he approached the wax-light, always kept burning for cigars, and burned every fragment.	Альбер судорожно схватил их, сжал их, смял, хотел было разорвать; но, подумав, что, быть может, когда-нибудь ветер поднимет уцелевший клочок и коснется им его лба, он подошел к свече, всегда зажженной для сигар, и сжег их все, до последнего клочка.
"Dear, excellent friend," murmured Albert, still burning the papers.	- Дорогой, несравненный друг! - шептал Альбер, сжигая бумаги.
"Let all be forgotten as a sorrowful dream," said Beauchamp; "let it vanish as the last sparks from the blackened paper, and disappear as the smoke from those silent ashes."	- Пусть все это забудется, как дурной сон, - сказал Бошан, - пусть все это исчезнет, как эти последние искры, бегущие по почерневшей бумаге, пусть все это развеется, как этот последний дымок, вьющийся над безгласным пеплом.
"Yes, yes," said Albert, "and may there remain only the eternal friendship which I promised to my deliverer, which shall be transmitted to our children's children, and shall always remind me that I owe my life and the honor of my name to you,--for had this been known, oh, Beauchamp, I should have destroyed myself; or,--no, my poor mother!	- Да, да, - сказал Альбер, - и пусть от всего этого останется лишь вечная дружба, в которой я клянусь вам, мой спаситель. Эту дружбу будут чтить наши дети, она будет служить мне вечным напоминанием, что честью моего имени я обязан вам.
I could not have killed her by the same blow,--I should have fled from my country."	Если бы кто-нибудь узнал об этом, Бошан, говорю вам, я бы застрелился; или нет, ради моей матери я остался бы жить, но я бы покинул Францию.
"Dear Albert," said Beauchamp.	- Милый Альбер! - промолвил Бошан.
But this sudden and factitious joy soon forsook the young man, and was succeeded by a still greater grief.	Но Альбера быстро оставила эта внезапная и несколько искусственная радость, и он впал в еще более глубокую печаль.

"Well," said Beauchamp, "what still oppresses you, my friend?"	- В чем дело? - спросил Бошан. - Скажите, что с вами?
"I am broken-hearted," said Albert. "Listen, Beauchamp! I cannot thus, in a moment relinquish the respect, the confidence, and pride with which a father's untarnished name inspires a son.	- У меня что-то сломалось в душе, - сказал Альбер. - Знаете, Бошан, не так легко сразу расстаться с тем уважением, с тем доверием, с той гордостью, которую внушает сыну незапятнанное имя отца.
Oh, Beauchamp, Beauchamp, how shall I now approach mine?	Ах, Бошан! Как я встречусь теперь с отцом?
Shall I draw back my forehead from his embrace, or withhold my hand from his?	Отклоню лоб, когда он приблизит к нему губы, отдерну руку, когда он протянет мне свою?..
I am the most wretched of men.	Знаете, Бошан, я несчастнейший из людей.
Ah, my mother, my poor mother!" said Albert, gazing through his tears at his mother's portrait; "if you know this, how much must you suffer!"	Несчастная моя матушка! - продолжал он, глядя сквозь слезы на портрет графини. - Если она знала об этом, как она должна была страдать!
"Come," said Beauchamp, taking both his hands, "take courage, my friend."	- Крепитесь, мой друг! - сказал Бошан, беря его за руку.
"But how came that first note to be inserted in your journal? Some unknown enemy--an invisible foe--has done this."	- Но каким образом попала эта заметка в вашу газету? - воскликнул Альбер. - За всем этим кроется чья-то ненависть, какой-то невидимый враг.
"The more must you fortify yourself, Albert. Let no trace of emotion be visible on your countenance, bear your grief as the cloud bears within it ruin and death--a fatal secret, known only when the storm bursts.	- Тем более надо быть мужественным, - сказал Бошан. - На вашем лице не должно быть никаких следов волнения; носите это горе в себе, как туча несет в себе погибель и смерть, роковую тайну, которую никто не видит, пока не грянет гроза.
Go, my friend, reserve your strength for the moment when the crash shall come."	Друг, берегите ваши силы для той минуты, когда она грянет.
"You think, then, all is not over yet?" said Albert, horror-stricken.	- Разве вы думаете, что это не конец? - в ужасе спросил Альбер.
"I think nothing, my friend; but all things are possible.	- Я ничего не думаю, но в конце концов все возможно.
By the way"--	Кстати...
"What?" said Albert, seeing that Beauchamp hesitated.	- Что такое? - спросил Альбер, видя, что Бошан колеблется.
"Are you going to marry Mademoiselle Danglars?"	- Вы все еще считаетесь женихом мадемуазель Данглар?
"Why do you ask me now?"	- Почему вы меня спрашиваете об этом сейчас?
"Because the rupture or fulfilment of this engagement is connected with the person of whom we were speaking."	- Потому что, мне кажется, вопрос о том, состоится этот брак или нет, связан с тем, что нас сейчас занимает.
"How?" said Albert, whose brow reddened; "you think M. Danglars"--	- Как! - вспыхнул Альбер. - Вы думаете, что Данглар...
"I ask you only how your engagement stands?	- Я вас просто спрашиваю, как обстоит дело с вашей свадьбой.

Pray put no construction on my words I do not mean they should convey, and give them no undue weight."	Черт возьми, не выводите из моих слов ничего другого, кроме того, что я в них вкладываю, и не придавайте им такого значения, какого у них нет!
"No." said Albert, "the engagement is broken off."	- Нет, - сказал Альбер, - свадьба расстроилась.
"Well," said Beauchamp. Then, seeing the young man was about to relapse into melancholy, "Let us go out, Albert," said he; "a ride in the wood in the phaeton, or on horseback, will refresh you; we will then return to breakfast, and you shall attend to your affairs, and I to mine."	- Хорошо. - Потом, видя, что молодой человек снова опечалился, Бошан сказал: - Знаете, Альбер, послушайтесь моего совета, выйдем на воздух; прокатимся по Булонскому лесу в экипаже или верхом; это вас успокоит; потом заедем куда-нибудь позавтракать, а после каждый из нас пойдет по своим делам.
"Willingly," said Albert; "but let us walk. I think a little exertion would do me good."	- С удовольствием, - сказал Альбер, - но только пойдем пешком, я думаю, мне будет полезно немного утомиться. - Пожалуй, - сказал Бошан.
The two friends walked out on the fortress.	И друзья вышли и пешком пошли по бульвару.
When arrived at the Madeleine,--"Since we are out," said Beauchamp, "let us call on M. de Monte Cristo; he is admirably adapted to revive one's spirits, because he never interrogates, and in my opinion those who ask no questions are the best comforters."	Дойдя до церкви Мадлен, Бошан сказал: -Слушайте, раз уж мы здесь, зайдем к графу Монте-Кристо, он развлечет вас; он превосходно умеет отвлекать людей от их мыслей, потому что никогда ни о чем не спрашивает; а, по-моему, люди, которые никогда ни о чем не спрашивают, самые лучшие утешители.
"Gladly," said Albert; "I love him--let us call."	- Пожалуй, - сказал Альбер, - зайдем к нему, я его люблю.
Chapter 85.	VIII.
The Journey.	Путешествие
Monte Cristo uttered a joyful exclamation on seeing the young men together.	Монте-Кристо очень обрадовался, увидев, что молодые люди пришли вместе.
"Ah, ha!" said he, "I hope all is over, explained and settled."	- Итак, я надеюсь, все кончено, разъяснено, улажено? - сказал он.
"Yes," said Beauchamp; "the absurd reports have died away, and should they be renewed, I would be the first to oppose them; so let us speak no more of it."	- Да, - отвечал Бошан, - эти нелепые слухи сами собой заглохли; и если бы они снова всплыли, я первый ополчился бы против них. Не будем больше говорить об этом.
"Albert will tell you," replied the count "that I gave him the same advice.	- Альбер вам подтвердит, - сказал граф, - что я ему советовал то же самое.
Look," added he. "I am finishing the most execrable morning's work."	Кстати, - прибавил он, - вы застали меня за неприятнейшим занятием.
"What is it?" said Albert; "arranging your papers, apparently."	- А что вы делали? - спросил Альбер. - Приводили в порядок свои бумаги?
"My papers, thank God, no,--my papers are all in capital order, because I have none; but M. Cavalcanti's."	- Только не свои, слава богу! Мои бумаги всегда в образцовом порядке, ибо у меня их нет. Я разбирал бумаги господина Кавальканти.
"M. Cavalcanti's?" asked Beauchamp.	- Кавальканти? - переспросил Бошан.
"Yes; do you not know that this is a young man whom the count is introducing?" said Morcerf.	- Разве вы не знаете, что граф ему покровительствует? - сказал Альбер.

"Let us not misunderstand each other," replied Monte Cristo; "I introduce no one, and certainly not M. Cavalcanti."	- Вы не совсем правы, - сказал Монте-Кристо, - я никому не покровительствую, и меньше всего Кавальканти.
"And who," said Albert with a forced smile, "is to marry Mademoiselle Danglars instead of me, which grieves me cruelly."	- Он женится вместо меня на мадемуазель Данглар, каковое обстоятельство, - продолжал Альбер, пытаясь улыбнуться, - как вы сами понимаете, дорогой Бошан, повергает меня в отчаяние.
"What?	- Как!
Cavalcanti is going to marry Mademoiselle Danglars?" asked Beauchamp.	Кавальканти женится на мадемуазель Данглар? -спросил Бошан.
"Certainly; do you come from the end of the world?" said Monte Cristo; "you, a journalist, the husband of renown?	- Вы что же, с неба свалились? - сказал Монте-Кристо. - Вы, журналист, возлюбленный Молвы!
It is the talk of all Paris."	Весь Париж только об этом и говорит.
"And you, count, have made this match?" asked Beauchamp.	- И это вы, граф, устроили этот брак? - спросил Бошан.
"I?	- Я?
Silence, purveyor of gossip, do not spread that report. I make a match?	Пожалуйста, господин создатель новостей, не вздумайте распространять подобные слухи! Бог мой! Чтобы я да устраивал чей-нибудь брак?
No, you do not know me; I have done all in my power to oppose it."	Нет, вы меня не знаете; наоборот, я всячески противился этому; я отказался быть посредником.
"Ah, I understand," said Beauchamp, "on our friend Albert's account."	- Понимаю, - сказал Бошан, - из-за вашего друга Альбера.
"On my account?" said the young man; "oh, no, indeed, the count will do me the justice to assert that I have, on the contrary, always entreated him to break off my engagement, and happily it is ended.	- Только не из-за меня, - сказал Альбер. - Граф не откажется подтвердить, что я, наоборот, давно просил его расстроить эти планы.
The count pretends I have not him to thank;--so be it—I will erect an altar Deo ignoto."	Граф уверяет, что не его я должен благодарить за это; пусть так, мне придется, как древним, воздвигнуть алтарь неведомо кому.
"Listen," said Monte Cristo; "I have had little to do with it, for I am at variance both with the father-in-law and the young man; there is only Mademoiselle Eugenie, who appears but little charmed with the thoughts of matrimony, and who, seeing how little I was disposed to persuade her to renounce her dear liberty, retains any affection for me."	- Послушайте, - сказал Монте-Кристо, - это все так далеко от меня, что я даже нахожусь в натянутых отношениях и с тестем, и с женихом; и только мадемуазель Эжени, которая, по-видимому, не имеет особой склонности к замужеству, сохранила ко мне добрые чувства и благодарность за то, что я не старался заставить ее отказаться от дорогой ее сердцу свободы.
"And do you say this wedding is at hand?"	- И скоро эта свадьба состоится?
"Oh, yes, in spite of all I could say.	- Да, невзирая на все мои предосторожности.
I do not know the young man; he is said to be of good family and rich, but I never trust to vague assertions.	Я ведь не знаю этого молодого человека; говорят, он богат и из хорошей семьи; но для меня все это только "говорят".

I have warned M. Danglars of it till I am tired, but he is fascinated with his Luccanese.	Я до тошноты повторял это Данглару, но он без ума от своего итальянца.
I have even informed him of a circumstance I consider very serious; the young man was either charmed by his nurse, stolen by gypsies, or lost by his tutor, I scarcely know which.	Я счел даже нужным сообщить ему об одном обстоятельстве, по-моему, еще более важном: этого молодого человека не то подменили, когда он был грудным младенцем, не то его украли цыгане, не то его где-то потерял его воспитатель, не знаю точно.
But I do know his father lost sight of him for more than ten years; what he did during these ten years, God only knows.	Но мне доподлинно известно, что его отец ничего о нем не знал десять с лишним лет. Что он делал эти десять лет бродячей жизни, бог весть.
Well, all that was useless.	Но и это предостережение не помогло.
They have commissioned me to write to the major to demand papers, and here they are.	Мне поручили написать майору, попросить его выслать документы: вот они.
I send them, but like Pilate--washing my hands."	Я их посылаю Дангларам, но, как Пилат, умываю руки.
"And what does Mademoiselle d'Armilly say to you for robbing her of her pupil?"	- А мадемуазель д'Армильи? - спросил Бошан. -Она не в обиде на вас, что вы отнимаете у нее ученицу?
"Oh, well, I don't know; but I understand that she is going to Italy.	- Право, не могу вам сказать; но, по-видимому, она уезжает в Италию.
Madame Danglars asked me for letters of recommendation for the impresari; I gave her a few lines for the director of the Valle Theatre, who is under some obligation to me.	Госпожа Данглар говорила со мной о ней и просила у меня рекомендательных писем к итальянским импресарио; я дал ей записку к директору театра Валле, который мне кое-чем обязан.
But what is the matter, Albert? you look dull; are you, after all, unconsciously in love with Mademoiselle Eugenie?"	Но что с вами, Альбер? Вы такой грустный; уж не влюблены ли вы, сами того не подозревая, в мадемуазель Данглар?
"I am not aware of it," said Albert, smiling sorrowfully.	- Как будто нет, - сказал Альбер с печальной улыбкой.
Beauchamp turned to look at some paintings.	Бошан принялся рассматривать картины.
"But," continued Monte Cristo, "you are not in your usual spirits?"	- Во всяком случае, - продолжал Монте-Кристо, -вы не такой, как всегда. Скажите, что с вами?
"I have a dreadful headache," said Albert.	- У меня мигрень, - сказал Альбер.
"Well, my dear viscount," said Monte Cristo, "I have an infallible remedy to propose to you."	- Если так, мой дорогой виконт, - сказал Монте-Кристо, - то я могу предложить вам незаменимое лекарство, которое мне всегда помогает, когда мне не по себе.
"What is that?" asked the young man.	- Какое? - спросил Альбер.
"A change."	- Перемену мест.
"Indeed?" said Albert.	- Вот как? - сказал Альбер.
"Yes; and as I am just now excessively annoyed, I shall go from home.	- Да. Я и сам сейчас очень не в духе и собираюсь уехать.
Shall we go together?"	Хотите, поедем вместе?

"You annoyed, count?" said Beauchamp; "and by what?"	- Вы не в духе, граф, - сказал Бошан, - почему?
"Ah, you think very lightly of it; I should like to see you with a brief preparing in your house."	- Вам легко говорить; а вот посмотрел бы я на вас, если бы в вашем доме велось следствие!
"What brief?"	- Следствие? Какое следствие?
"The one M. de Villefort is preparing against my amiable assassin--some brigand escaped from the gallows apparently."	- А как же, сам господин де Вильфор ведет следствие по делу о моем уважаемом убийце, - это какой-то разбойник, бежавший с каторги, по-видимому.
"True," said Beauchamp; "I saw it in the paper.	- Ах да, - сказал Бошан, - я читал об этом в газетах.
Who is this Caderousse?"	Кто это такой, этот Кадрусс?
"Some provincial, it appears.	- Какой-то провансалец.
M. de Villefort heard of him at Marseilles, and M. Danglars recollects having seen him.	Вильфор слышал о нем, когда служил в Марселе, а Данглар даже припоминает, что видел его.
Consequently, the procureur is very active in the affair, and the prefect of police very much interested; and, thanks to that interest, for which I am very grateful, they send me all the robbers of Paris and the neighborhood, under pretence of their being Caderousse's murderers, so that in three months, if this continues, every robber and assassin in France will have the plan of my house at his fingers' end.	Поэтому господин королевский прокурор принял самое горячее участие в этом деле, оно, по-видимому, чрезвычайно заинтересовало и префекта полиции. Благодаря их вниманию, за которое я им как нельзя более признателен, мне уже недели две как приводят на дом всех бандитов, каких только можно раздобыть в Париже и его окрестностях, под предлогом, что это убийца Кадрусса. Если так будет продолжаться, через три месяца в славном французском королевстве не останется ни одного жулика, ни одного убийцы, который не знал бы назубок плана моего дома.
I am resolved to desert them and go to some remote corner of the earth, and shall be happy if you will accompany me, viscount."	Мне остается только отдать им его в полное распоряжение и уехать куда глаза глядят. Поедем со мной, виконт!
"Willingly."	- С удовольствием.
"Then it is settled?"	- Значит, решено?
"Yes, but where?"	- Да, но куда же мы едем?
"I have told you, where the air is pure, where every sound soothes, where one is sure to be humbled, however proud may be his nature.	- Я вам уже сказал, туда, где воздух чист, где шум убаюкивает, где, как бы ни был горд человек, он становится смиренным и чувствует свое ничтожество.
I love that humiliation, I, who am master of the universe, as was Augustus."	Я люблю это уничижение, я, которого, подобно Августу, называют властителем Вселенной.
"But where are you really going?"	- Но где же это?
"To sea, viscount; you know I am a sailor. I was rocked when an infant in the arms of old ocean, and on the bosom of the beautiful Amphitrite; I have sported with the green mantle of the one and the azure robe of the other; I love the sea as a mistress, and pine if I do not often see her."	- На море, виконт. Я, видите ли, моряк: еще ребенком я засыпал на руках у старого Океана и на груди у прекрасной Амфитриты; я играл его зеленым плащом и ее лазоревыми одеждами; я люблю море, как возлюбленную, и если долго не вижу его, тоскую по нем.

"Let us go, count."	- Поедем, граф!
"To sea?"	- На море?
"Yes."	- Да-
"You accept my proposal?"	- Вы согласны?
"I do."	- Согласен.
"Well, Viscount, there will be in my court-yard this evening a good travelling britzka, with four post-horses, in which one may rest as in a bed.	- В таком случае, виконт, у моего крыльца сегодня будет ждать дорожная карета, в которой ехать так же удобно, как в кровати; в нее будут впряжены четыре лошади.
M. Beauchamp, it holds four very well, will you accompany us?"	Послушайте, Бошан, в моей карете можно очень удобно поместиться вчетвером. Хотите поехать с нами? Я вас приглашаю.
"Thank you, I have just returned from sea."	- Благодарю вас, я только что был на море.
"What? you have been to sea?"	- Как, вы были на море?
"Yes; I have just made a little excursion to the Borromean Islands." [*] * Lake Maggiore.	- Да, почти. Я только что совершил маленькое путешествие на Борромейские острова.
"What of that? come with us," said Albert.	- Все равно поедем! - сказал Альбер.
"No, dear Morcerf; you know I only refuse when the thing is impossible.	- Нет, дорогой Морсер, вы должны понять, что, если я отказываюсь от такой чести, значит, это невозможно.
Besides, it is important," added he in a low tone, "that I should remain in Paris just now to watch the paper."	Кроме того, - прибавил он, понизив голос, -сейчас очень важно, чтобы я был в Париже, хотя бы уже для того, чтобы следить за корреспонденцией, поступающей в газету.
"Ah, you are a good and an excellent friend," said Albert; "yes, you are right; watch, watch, Beauchamp, and try to discover the enemy who made this disclosure."	- Вы верный друг, - сказал Альбер, - да, вы правы; следите, наблюдайте, Бошан, и постарайтесь открыть врага, который опубликовал это сообщение.
Albert and Beauchamp parted, the last pressure of their hands expressing what their tongues could not before a stranger.	Альбер и Бошан простились; в последнее рукопожатие они вложили все то, что не могли сказать при постороннем.
"Beauchamp is a worthy fellow," said Monte Cristo, when the journalist was gone; "is he not, Albert?"	- Славный малый этот Бошан! - сказал Монте-Кристо, когда журналист ушел. - Правда, Альбер?
"Yes, and a sincere friend; I love him devotedly.	- Золотое сердце, уверяю вас. Я очень люблю его.
But now we are alone,--although it is immaterial to me,--where are we going?"	А теперь скажите, хотя, в сущности, мне это безразлично, - куда мы отправляемся?
"Into Normandy, if you like."	- В Нормандию, если вы ничего не имеете против.
"Delightful; shall we be quite retired? have no society, no neighbors?"	- Чудесно. Мы там будем на лоне природы, правда? Ни общества, ни соседей?
"Our companions will be riding-horses, dogs to hunt with, and a fishing-boat."	- Мы будем наедине с лошадьми для верховой езды, собаками для охоты и с лодкой для рыбной ловли, вот и все.