Дженни Герхардт - английский и русский параллельные тексты

United with her it was simple enough.	Вдвоем это было бы им особенно легко.
Their home then, wherever it was, would be full of clever people.	Где бы они ни решили жить, их дом всегда был бы полон интересных людей.
He would need to do little save to appear and enjoy it.	Лестеру оставалось бы только появляться среди гостей и наслаждаться беседой.
She understood quite as well as any one how he liked to live.	Летти прекрасно разбирается в том, какой образ жизни его привлекает.
She enjoyed to meet the people he enjoyed meeting.	Ей нравятся те же люди, что и ему.
There were so many things they could do together nicely.	У них столько общих интересов, жизнь с нею была бы сплошным удовольствием.
He visited West Baden at the same time she did, as she suggested. He gave himself over to her in Chicago for dinners, parties, drives.	Итак, Лестер провел несколько дней с миссис Джералд в Вест-Бадене, а в Чикаго предоставил себя в ее распоряжение для обедов, прогулок и выездов в свет.
Her house was quite as much his own as hers-she made him feel so.	В ее доме он чувствовал себя почти хозяином -она сама этого добивалась.
She talked to him about her affairs, showing him exactly how they stood and why she wished him to intervene in this and that matter.	Она подробно рассказывала ему о своих делах, объясняя, почему ей нужен его совет по тому или иному вопросу.
She did not wish him to be much alone. She did not want him to think or regret.	Она не хотела надолго оставлять его одного с его мыслями и сожалениями.
She came to represent to him comfort, forgetfulness, rest from care.	И он шел к ней, когда хотел утешиться, забыться, отдохнуть от забот.
With the others he visited at her house occasionally, and it gradually became rumored about that he would marry her.	Он много с кем встречался у нее в доме, и среди их знакомых уже стали поговаривать о том, что они собираются пожениться.
Because of the fact that there had been so much discussion of his previous relationship, Letty decided that if ever this occurred it should be a quiet affair.	Поскольку прежняя связь Лестера вызвала так много пересудов, Летти решила ни в коем случае не устраивать торжественной свадьбы.
She wanted a simple explanation in the papers of how it had come about, and then afterward, when things were normal again and gossip had subsided, she would enter on a dazzling social display for his sake.	Достаточно будет коротенькой заметки в газетах, а через некоторое время, когда все успокоится и сплетни утихнут, она, ради его блага, ослепит весь город своими приемами.
"Why not let us get married in April and go abroad for the summer?" she asked once, after they had reached a silent understanding that marriage would eventually follow.	- Может, нам пожениться в апреле и уехать на лето за границу? - предложила она однажды. В том, что брак - их дело решенное, ни он, ни она уже не сомневались.
"Let's go to Japan.	- Поедем в Японию.
Then we can come back in the fall, and take a house on the drive."	А осенью вернемся и снимем дом на набережной.
Lester had been away from Jennie so long now that the first severe wave of self-reproach had passed.	Лестер расстался с Дженни так давно, что совесть уже не мучила его с прежней силой.
He was still doubtful, but he preferred to stifle his misgivings.	Внутренний голос еще не совсем умолк, но Лестер старался заглушить его.

"Very well," he replied, almost jokingly. "Only don't let there be any fuss about it."	- Ну что ж, - ответил он почти шутливым тоном, -только, пожалуйста, без всякого шума.
"Do you really mean that, sweet?" she exclaimed, looking over at him; they had been spending the evening together quietly reading and chatting.	- Ты правда согласен, милый? - воскликнула она, радостно глядя на него; перед этим они спокойно провели вечер за чтением и разговорами.
"I've thought about it a long while," he replied. "I don't see why not."	- Я достаточно долго думал, - ответил он, - и не вижу причин откладывать.
She came over to him and sat on his knee, putting her arms upon his shoulders.	Она подошла, села к нему на колени и положила руки ему на плечи.
"I can scarcely believe you said that," she said, looking at him curiously.	- Мне просто не верится, что ты это сказал, -промолвила она, удивленно глядя на него.
"Shall I take it back?" he asked.	- Что же мне, взять свои слова обратно?
"No, no.	- Нет, нет!
It's agreed for April now.	Значит, решено, в апреле.
And we'll go to Japan.	И мы поедем в Японию.
You can't change your mind.	Теперь ты уже не передумаешь.
There won't be any fuss.	И шума никакого не будет.
But my, what a trousseau I will prepare!"	Но, бог ты мой, какое я себе закажу приданое!
He smiled a little constrainedly as she tousled his head; there was a missing note somewhere in this gamut of happiness; perhaps it was because he was getting old.	Она весело взъерошила ему волосы. Он улыбнулся чуть напряженной улыбкой; чего-то недоставало в его безоблачном счастье, может быть, это сказались годы.
CHAPTER LVII	Глава LVII
In the meantime Jennie was going her way, settling herself in the markedly different world in which henceforth she was to move.	Тем временем Дженни понемногу привыкла к совершенно новой обстановке, в которой ей отныне предстояло проводить свои дни.
It seemed a terrible thing at first-this life without Lester.	Сначала это было страшно - жить без Лестера.
Despite her own strong individuality, her ways had become so involved with his that there seemed to be no possibility of disentangling them.	Дженни и сама была незаурядной личностью, но все ее существование так переплелось с существованием Лестера, что казалось, разорвать и распутать эти нити невозможно.
Constantly she was with him in thought and action, just as though they had never separated.	В мыслях она непрестанно была с ним, словно они и не разлучались.
Where was he now?	Где он сейчас?
What was he doing?	Что делает?
What was he saying?	Что говорит?
How was he looking?	Как выглядит?
In the mornings when she woke it was with the sense that he must be beside her.	По утрам она просыпалась с ощущением, что он рядом с ней.
At night as if she could not go to bed alone.	По вечерам ей казалось, что нельзя лечь спать, пока его нет.

He would come after a while surely-ah, no, of course he would not come. Dear heaven, think of that!	Он должен скоро вернуться... Ах, нет, он не вернется никогда... Боже мой, подумать только!
Never any more.	Никогда.
And she wanted him so.	А она так о нем тоскует.
Again there were so many little trying things to adjust, for a change of this nature is too radical to be passed over lightly.	Нужно было наладить жизнь до последних мелочей, и это тоже давалось нелегко - уж очень резкой и болезненной оказалась ломка.
The explanation she had to make to Vesta was of all the most important.	Самое главное - нужно было как-то объяснить все происшедшее Весте.
This little girl, who was old enough now to see and think for herself, was not without her surmises and misgivings.	Девочка уже многое замечала и много думала, и теперь у нее были свои сомнения и догадки.
Vesta recalled that her mother had been accused of not being married to her father when she was born.	Веста вспоминала разговоры о том, что, когда она родилась, ее мать не была замужем.
She had seen the article about Jennie and Lester in the Sunday paper at the time it had appeared-it had been shown to her at school-but she had had sense enough to say nothing about it, feeling somehow that Jennie would not like it.	В свое время она видела воскресную газету с романтической историей про Дженни и Лестера -эту газету ей показали в школе, - но она оказалась достаточно умна, чтобы ничего не сказать об этом дома: она почувствовала, что это не понравилось бы матери.
Lester's disappearance was a complete surprise; but she had learned in the last two or three years that her mother was very sensitive, and that she could hurt her in unexpected ways.	Исчезновение Лестера безмерно удивило ее; однако за последние два-три года она убедилась, как чувствительна ее мать и как легко сделать ей больно, Поэтому она воздержалась от вопросов.
Jennie was finally compelled to tell Vesta that Lester's fortune had been dependent on his leaving her, solely because she was not of his station.	Дженни пришлось самой рассказать дочери, что Лестер мог лишиться своего состояния, если бы не оставил их, поскольку Дженни была ниже его по общественному положению.
Vesta listened soberly and half suspected the truth.	Веста спокойно выслушала ее, но заподозрила правду.
She felt terribly sorry for her mother, and, because of Jennie's obvious distress, she was trebly gay and courageous.	Она прониклась огромной жалостью к матери и, видя, как та угнетена, старалась быть особенно бодрой и веселой.
She refused outright the suggestion of going to a boarding-school and kept as close to her mother as she could.	Уехать в закрытую школу она наотрез отказалась и как можно больше времени проводила с Дженни.
She found interesting books to read with her, insisted that they go to see plays together, played to her on the piano, and asked for her mother's criticisms on her drawing and modeling.	Она выбирала самые интересные книги, чтобы читать их вслух, упрашивала мать пойти с ней в театр, играла ей на рояле, показывала ей свои рисунки и спрашивала ее мнения.
She found a few friends in the excellent Sand wood school, and brought them home of an evening to add lightness and gaiety to the cottage life.	Подружившись с несколькими девочками в превосходной Сэндвудской школе, она приводила их по вечерам к себе, и коттедж наполнялся шумным весельем.
Jennie, through her growing appreciation of Vesta's fine character, became more and more drawn toward her.	Дженни все больше ценила чудесный характер девочки и все больше привязывалась к ней.

Lester was gone, but at least she had Vesta.	Лестер ушел, но зато у нее есть Веста.
That prop would probably sustain her in the face of a waning existence.	Вот кто будет ей опорой на закате ее жизни.
There was also her history to account for to the residents of Sandwood.	Дженни знала, что ей нужно будет объяснить свое положение соседям и новым знакомым.
In many cases where one is content to lead a secluded life it is not necessary to say much of one's past, but as a rule something must be said.	Бывает, что человеку удается прожить в уединении, не распространяясь о своем прошлом, но обычно что-нибудь да приходится рассказать.
People have the habit of inquiring-if they are no more than butchers and bakers. By degrees one must account for this and that fact, and it was so here.	Люди любопытны - особенно такие люди, как мясники и булочники, - и уйти от их расспросов трудно. Так было и с Дженни.
She could not say that her husband was dead. Lester might come back.	Она не могла сказать, что ее муж умер, - ведь Лестер мог вернуться.
She had to say that she had left him-to give the impression that it would be she, if any one, who would permit him to return.	Пришлось говорить будто она сама от него уехала, чтобы создалось впечатление, что она вольна разрешить или не разрешить ему вернуться.
This put her in an interesting and sympathetic light in the neighborhood. It was the most sensible thing to do.	Это было хорошо придумано - к ней стали относиться с сочувственным интересом.
She then settled down to a quiet routine of existence, waiting what d?nouement to her life she could not guess.	А она зажила тихой, однообразной жизнью в ожидании неведомой развязки.
Sandwood life was not without its charms for a lover of nature, and this, with the devotion of Vesta, offered some slight solace.	Скрашивали ее существование любовь Весты и сказочно красивая природа Сэндвуда.
There was the beauty of the lake, which, with its passing boats, was a never-ending source of joy, and there were many charming drives in the surrounding country.	Дженни не уставала любоваться озером, по которому с утра до вечера скользили быстрые лодки, и живописными окрестностями городка.
Jennie had her own horse and carryall-one of the horses of the pair they had used in Hyde Park.	У нее был шарабан и лошадь - одна из той пары, на которой они ездили, когда жили в Хайд-Парке.
Other household pets appeared in due course of time, including a collie, that Vesta named Rats; she had brought him from Chicago as a puppy, and he had grown to be a sterling watch-dog, sensible and affectionate.	Со временем появились и другие любимцы, и среди них собака-колли, которую Веста назвала "Мышка". Дженни привезла ее из Чикаго щенком, а теперь это был прекрасный сторожевой пес, умный и ласковый.
There was also a cat, Jimmy Woods, so called after a boy Vesta knew, and to whom she insisted the cat bore a marked resemblance.	Была у них и кошка, Джимми Вудс, - Веста окрестила ее так в честь знакомого мальчика, на которого кошка, по ее словам, была очень похожа.
There was a singing thrush, guarded carefully against a roving desire for bird-food on the part of Jimmy Woods, and a jar of goldfish.	Был певчий дрозд, тщательно охраняемый от хищных набегов Джимми Вудса, и аквариум с золотыми рыбками.
So this little household drifted along quietly and dreamily indeed, but always with the undercurrent of feeling which ran so still because it was so deep.	И жизнь в коттедже текла спокойно и безмятежно, а бурные переживания и чувства были глубоко скрыты от людских глаз.

There was no word from Lester for the first few weeks following his departure; he was too busy following up the threads of his new commercial connections and too considerate to wish to keep Jennie in a state of mental turmoil over communications which, under the present circumstances, could mean nothing.	Первое время после своего отъезда Лестер не писал Дженни; он целиком ушел в дела, связанные с его возвращением в коммерческие сферы, а кроме того, считал, что нехорошо зря волновать Дженни письмами, которые при данных обстоятельствах все равно ничего не значили.
He preferred to let matters rest for the time being; then a little later he would write her sanely and calmly of how things were going.	Он решил дать ей и себе передышку, с тем чтобы потом трезво и спокойно написать обо всех своих делах.
He did this after the silence of a month, saying that he had been pretty well pressed by commercial affairs, that he had been in and out of the city frequently (which was the truth), and that he would probably be away from Chicago a large part of the time in the future.	Он молчал месяц, а потом действительно сообщил ей письмом, что был по горло завален делами и несколько раз уезжал из Чикаго (это соответствовало действительности), а в будущем думает бывать там лишь изредка.
He inquired after Vesta and the condition of affairs generally at Sandwood.	Он спрашивал о Весте, о том, как идет жизнь в Сэндвуде.
"I may get up there one of these days," he suggested, but he really did not mean to come, and Jennie knew that he did not.	"Я, возможно, скоро побываю у вас", - писал он, но на самом деле у него не было такого намерения, и Дженни это сразу поняла.
Another month passed, and then there was a second letter from him, not so long as the first one.	Прошел еще месяц, и он опять написал, теперь уже совсем коротенькое письмо.
Jennie had written him frankly and fully, telling him just how things stood with her.	Отвечая ему в первый раз, Дженни подробно рассказала о своей жизни.
She concealed entirely her own feelings in the matter, saying that she liked the life very much, and that she was glad to be at Sand wood.	О своих чувствах она не обмолвилась ни словом, но упомянула, что всем довольна и в Сэндвуде ей очень хорошо.
She expressed the hope that now everything was coming out for the best for him, and tried to show him that she was really glad matters had been settled.	Она надеется, что для него все теперь сложится к лучшему, и от души рада, что все трудные вопросы наконец разрешены.
"You mustn't think of me as being unhappy," she said in one place, "for I'm not.	"Не думай, что я несчастлива, - писала она, - это неверно.
I am sure it ought to be just as it is, and I wouldn't be happy if it were any other way.	Я убеждена, что мы поступили правильно, и не была бы счастлива, если бы все было иначе.
Lay out your life so as to give yourself the greatest happiness, Lester," she added.	А ты строй свою жизнь так, чтобы тебе было как можно лучше.
"You deserve it.	Ты достоин большого счастья, Лестер.
Whatever you do will be just right for me.	Что бы ты ни сделал, по мне все будет хорошо.
I won't mind."	Я заранее согласна".
She had Mrs. Gerald in mind, and he suspected as much, but he felt that her generosity must be tinged greatly with self-sacrifice and secret unhappiness.	Она думала о миссис Джералд, и Лестер это понял, читая ее письмо, как понял и то, сколько самопожертвования и молчаливых мук скрыто за ее великодушием.
It was the one thing which made him hesitate about taking that final step.	Только это и заставило его так долго колебаться, прежде чем сделать решительный шаг.

The written word and the hidden thought-how they conflict!	Как бесконечно далеки друг от друга написанное слово и тайная мысль!
After six months the correspondence was more or less perfunctory on his part, and at eight it had ceased temporarily.	После шести месяцев Лестер почти перестал писать, после восьми - их переписка окончательно прекратилась.
One morning, as she was glancing over the daily paper, she saw among the society notes the following item:	Однажды утром, просматривая газету, Дженни увидела в отделе светской хроники следующую заметку.
The engagement of Mrs. Malcolm Gerald, of 4044 Drexel Boulevard, to Lester Kane, second son of the late Archibald Kane, of Cincinnati, was formally announced at a party given by the prospective bride on Tuesday to a circle of her immediate friends.	"Во-вторник, в своем доме на бульваре Дрексел № 4044, миссис Мальком Джералд объявила собравшимся у нее близким друзьям о своей помолвке с Лестером Кейном, младшим сыном ныне покойного Арчибалда Кейна из Цинциннати.
The wedding will take place in April.	Свадьба состоится в апреле".
The paper fell from her hands.	Газета выпала у нее из рук.
For a few minutes she sat perfectly still, looking straight ahead of her.	Несколько минут она сидела неподвижно, глядя в одну точку.
Could this thing be so? she asked herself.	"Неужели это возможно? - думала она.
Had it really come at last?	- Неужели это случилось?"
She had known that it must come, and yet-and yet she had always hoped that it would not.	Она знала, что так будет, и все-таки... все-таки надеялась.
Why had she hoped?	На что она надеялась, почему?
Had not she herself sent him away?	Разве она не сама настояла, чтобы он ушел от нее?
Had not she herself suggested this very thing in a roundabout way?	Не сама дала ему понять, что так будет лучше?
It had come now.	И вот это произошло.
What must she do?	Что же ей теперь делать?
Stay here as a pensioner?	Остаться здесь, жить на его деньги?
The idea was objectionable to her.	Нет, только не это!
And yet he had set aside a goodly sum to be hers absolutely.	А между тем Лестер предоставил в ее полное распоряжение большие средства.
In the hands of a trust company in La Salle Street were railway certificates aggregating seventy-five thousand dollars, which yielded four thousand five hundred annually, the income being paid to her direct.	В банке на Ла-Саль-стрит хранилось на семьдесят пять тысяч долларов железнодорожных акций, ежегодный доход с которых - четыре с половиной тысячи - выплачивался непосредственно ей.
Could she refuse to receive this money?	Могла ли она отказаться от этих денег?
There was Vesta to be considered.	Ведь нужно было думать о Весте.
Jennie felt hurt through and through by this denouement, and yet as she sat there she realized that it was foolish to be angry.	Дженни чувствовала себя уязвленной до глубины души, но тут же поняла, что сердиться было бы глупо.
Life was always doing this sort of a thing to her.	Жизнь всегда обходилась с ней жестоко.

It would go on doing so. She was sure of it.	Наверно, так будет до конца.
If she went out in the world and earned her own living what difference would it make to him?	Ну, попробует она жить самостоятельно, сама зарабатывать себе на хлеб, а какое это будет иметь значение для Лестера?
What difference would it make to Mrs. Gerald?	И для миссис Джералд?
Here she was walled in this little place, leading an obscure existence, and there was he out in the great world enjoying life in its fullest and freest sense.	Она, Дженни, заперта в четырех стенах в этом маленьком городке, незаметная, одинокая, а он там, в широком мире, живет полной жизнью, наслаждается свободой.
It was too bad.	Нехорошо это, несправедливо.
But why cry?	Но к чему плакать?
Why?	К чему?
Her eyes indeed were dry, but her very soul seemed to be torn in pieces within her. She rose carefully, hid the newspaper at the bottom of a trunk, and turned the key upon it.	И глаза ее были сухи, но душа исходила слезами, она медленно встала, спрятала газету на дно чемодана и заперла чемодан на ключ.
CHAPTER LVIII	Глава LVIII
Now that his engagement to Mrs. Gerald was an accomplished, fact, Lester found no particular difficulty in reconciling himself to the new order of things; undoubtedly it was all for the best.	Теперь, когда его помолвка с миссис Джералд стала свершившимся фактом, Лестеру уже не так трудно было примириться с новым положением вещей. Да, несомненно, все к лучшему.
He was sorry for Jennie-very sorry.	Он глубоко сочувствовал Дженни.
So was Mrs. Gerald; but there was a practical unguent to her grief in the thought that it was best for both Lester and the girl.	Миссис Джералд тоже ей сочувствовала, но утешалась мыслью, что так будет лучше и для Лестера и для этой бедной женщины.
He would be happier-was so now.	Он будет много счастливее, это уже сейчас видно.
And Jennie would eventually realize that she had done a wise and kindly thing; she would be glad in the consciousness that she had acted so unselfishly.	А Дженни со временем поймет, что поступила умно и самоотверженно, и будет черпать радость в сознании собственного великодушия.
As for Mrs. Gerald, because of her indifference to the late Malcolm Gerald, and because she was realizing the dreams of her youth in getting Lester at last-even though a little late-she was intensely happy.	Сама же миссис Джералд, никогда не питавшая нежных чувств к своему покойному мужу, была на седьмом небе: наконец-то, хоть и с некоторым запозданием, сбылись ее девичьи мечты!
She could think of nothing finer than this daily life with him-the places they would go, the things they would see.	Ничего лучше жизни с Лестером она не могла себе представить. Куда они только не поедут, чего только не увидят!
Her first season in Chicago as Mrs. Lester Kane the following winter was going to be something worth remembering.	Будущей зимой она, новоиспеченная миссис Лестер Кейн, покажет всему городу, какие бывают балы и приемы!
And as for Japan-that was almost too good to be true.	А Япония... Просто дух захватывает, как это будет чудесно.
Lester wrote to Jennie of his coming marriage to Mrs. Gerald.	Лестер написал Дженни о своей предстоящей женитьбе.
He said that he had no explanation to make. It wouldn't be worth anything if he did make it.	Он не дает ей никаких объяснений, они были бы излишни.

He thought he ought to marry Mrs. Gerald.	Он считает, что ему следует жениться на миссис Джералд.
He thought he ought to let her (Jennie) know.	И что ей, Дженни, следует об этом знать.
He hoped she was well.	Он надеется, что она здорова.
He wanted her always to feel that he had her real interests at heart.	Она должна всегда помнить, что он принимает ее судьбу близко к сердцу.
He would do anything in his power to make life as pleasant and agreeable for her as possible.	Он всеми силами постарается сделать ее жизнь возможно приятнее и легче.
He hoped she would forgive him.	Пусть не поминает его лихом.
And would she remember him affectionately to Vesta?	И передаст от него привет Весте.
She ought to be sent to a finishing school.	Ее нужно отдать в самую лучшую среднюю школу.
Jennie understood the situation perfectly.	Дженни слишком хорошо понимала, как обстоит дело.
She knew that Lester had been drawn to Mrs. Gerald from the time he met her at the Carlton in London.	Она знала, что Лестера тянуло к миссис Джералд с тех самых пор, как они встретились в Лондоне, в отеле "Карлтон".
She had been angling for him.	Эта женщина долго ловила его.
Now she had him.	Теперь она его добилась!
It was all right.	Все в порядке.
She hoped he would be happy.	Пусть будет счастлив.
She was glad to write and tell him so, explaining that she had seen the announcement in the papers.	Дженни так и написала в ответ, добавив, что объявление о помолвке видела в газете.
Lester read her letter thoughtfully; there was more between the lines than the written words conveyed.	Получив ее письмо, Лестер задумался; между строк он прочел много больше, чем она написала.
Her fortitude was a charm to him even in this hour.	Даже сейчас он подивился твердости ее духа.
In spite of all he had done and what he was now going to do, he realized that he still cared for Jennie in a way.	Несмотря на все обиды, которые он ей нанес и еще собирался нанести, он знал, что его чувство к Дженни не совсем угасло.
She was a noble and a charming woman.	Она благородная, обаятельная женщина.
If everything else had been all right he would not be going to marry Mrs. Gerald at all.	Сложись обстоятельства по-другому, он не готовился бы к женитьбе на миссис Джералд.
And yet he did marry her.	И все-таки он женился на ней.
The ceremony was performed on April fifteenth, at the residence of Mrs. Gerald, a Roman Catholic priest officiating.	Бракосочетание состоялось пятнадцатого апреля в доме у миссис Джералд; венчал их католический священник.
Lester was a poor example of the faith he occasionally professed.	Лестер отнюдь не был примерным сыном церкви.
He was an agnostic, but because he had been reared in the church he felt that he might as well be married in it.	Он был неверующий, но решил, что раз уж он воспитан в лоне церкви, нет смысла отказываться от церковного брака.

Some fifty guests, intimate friends, had been invited.	Собралось человек пятьдесят гостей - все близкие друзья.
The ceremony went off with perfect smoothness.	Обряд прошел без малейшей заминки.
There were jubilant congratulations and showers of rice and confetti.	Новобрачных оглушили поздравлениями, осыпали пригоршнями риса и конфетти.
While the guests were still eating and drinking Lester and Letty managed to escape by a side entrance into a closed carriage, and were off.	Г ости еще пировали, когда Лестер и Летти выскользнули из дома через боковой подъезд, где их ждала карета.
Fifteen minutes later there was pursuit pell-mell on the part of the guests to the Chicago, Rock Island and Pacific depot; but by that time the happy couple were in their private car, and the arrival of the rice throwers made no difference.	Через четверть часа веселая погоня устремилась за ними на вокзал железнодорожной дороги Чикаго - Рок Айленд - Сан-Франциско. Но когда провожающие прибыли, счастливая пара уже сидела в своем купе.
More champagne was opened; then the starting of the train ended all excitement, and the newly wedded pair were at last safely off.	Снова смех, оживленные возгласы, шампанское, и вот, наконец, поезд тронулся - молодые отправились в путь.
"Well, now you have me," said Lester, cheerfully pulling Letty down beside him into a seat, "what of it?"	- Итак, ты меня добилась, - весело сказал Лестер, усаживая Летти рядом с собой. - Ну, и что?
"This of it," she exclaimed, and hugged him close, kissing him fervently.	- Вот что! - воскликнула она и, крепко обняв его, горячо расцеловала.
In four days they were in San Francisco, and two days later on board a fast steamship bound for the land of the Mikado.	Через четыре дня они были на берегу Тихого океана, еще через два уже неслись на самом быстром пароходе в страну микадо.
In the meanwhile Jennie was left to brood.	А Дженни осталась одна со своим горем.
The original announcement in the newspapers had said that he was to be married in April, and she had kept close watch for additional information.	Узнав, что Лестер женился в апреле, она стала внимательно просматривать газеты в поисках подробностей.
Finally she learned that the wedding would take place on April fifteenth at the residence of the prospective bride, the hour being high noon.	Наконец она прочла, что свадьба состоится в полдень пятнадцатого апреля, в доме миссис Джералд.
In spite of her feeling of resignation, Jennie followed it all hopelessly, like a child, hungry and forlorn, looking into a lighted window at Christmas time.	Несмотря на все свое смирение и покорность судьбе, Дженни с жадностью тянулась к этому недоступному счастью - так смотрит голодный бродяжка на рождественскую елку в освещенном окне.
On the day of the wedding she waited miserably for twelve o'clock to strike; it seemed as though she were really present-and looking on.	Настало пятнадцатое апреля. Дженни едва дождалась, пока пробьет двенадцать. Она так остро переживала все события этого дня, словно сама в них участвовала.
She could see in her mind's eye the handsome residence, the carriages, the guests, the feast, the merriment, the ceremony-all.	В мыслях она видела прекрасный особняк, кареты, гостей, венчальный обряд, веселый свадебный пир.
Telepathically and psychologically she received impressions of the private car and of the joyous journey they were going to take.	Она чувствовала, как им хорошо в их роскошном купе, какое им предстоит увлекательное путешествие.

The papers had stated that they would spend their honeymoon in Japan.	В газетах упоминалось, что медовый месяц молодые проведут в Японии.
Their honeymoon!	Медовый месяц!
Her Lester!	Ее Лестер!
And Mrs. Gerald was so attractive.	И миссис Джералд так хороша.
She could see her now-the new Mrs. Kane-the only Mrs. Kane that ever was, lying in his arms.	И ее - новую миссис Кейн, единственную настоящую миссис Кейн - обнимает Лестер!
He had held her so once.	Когда-то он также обнимал ее.
He had loved her.	Он ее любил!
Yes, he had!	Да, любил!
There was a solid lump in her throat as she thought of this.	У Дженни сжималось горло.
Oh, dear!	О господи!
She sighed to herself, and clasped her hands forcefully; but it did no good. She was just as miserable as before.	Она вздохнула, до боли стиснула руки, но облегчения не было - тоска по-прежнему давила ее.
When the day was over she was actually relieved; anyway, the deed was done and nothing could change it.	Когда этот день миновал, ей стало легче; дело сделано, и никакими силами нельзя ничего изменить.
Vesta was sympathetically aware of what was happening, but kept silent. She too had seen the report in the newspaper.	Веста, которая тоже читала газеты, прекрасно понимала, что произошло, и от всей души жалела мать, но молчала.
When the first and second day after had passed Jennie was much calmer mentally, for now she was face to face with the inevitable. But it was weeks before the sharp pain dulled to the old familiar ache.	Через два-три дня Дженни немного успокоилась, примирившись с неизбежным, но прошло еще много времени, прежде чем острая боль утихла, уступив место привычной глухой тоске.
Then there were months before they would be back again, though, of course, that made no difference now.	Дженни считала дни и недели до их возвращения, хотя знала, что ей больше нечего ждать.
Only Japan seemed so far off, and somehow she had liked the thought that Lester was near her-somewhere in the city.	Но очень уже далекой казалась Япония, и Дженни почему-то было легче, когда она знала, что Лестер близко от нее, в Чикаго.
The spring and summer passed, and now it was early in October.	Прошла весна, за ней лето, и наступил октябрь.
One chilly day Vesta came home from school complaining of a headache.	Однажды в холодный, ветреный день Веста, вернувшись из школы, пожаловалась на головную боль.
When Jennie had given her hot milk-a favorite remedy of her mother's-and had advised a cold towel for the back of her head, Vesta went to her room and lay down.	Дженни, помня наставления матери, напоила ее горячим молоком, посоветовала положить на затылок мокрое полотенце, и девочка ушла к себе и легла.
The following morning she had a slight fever.	На следующее утро у нее немного поднялась температура.

This lingered while the local physician, Dr. Emory, treated her tentatively, suspecting that it might be typhoid, of which there were several cases in the village.	Местный врач, доктор Эмри, сразу заподозрил брюшной тиф - в округе уже было отмечено несколько случаев заболевания.
This doctor told Jennie that Vesta was probably strong enough constitutionally to shake it off, but it might be that she would have a severe siege.	Врач сказал Дженни, что организм у девочки крепкий и, по всей вероятности, она справится с болезнью, но, возможно, будет болеть тяжело.
Mistrusting her own skill in so delicate a situation, Jennie sent to Chicago for a trained nurse, and then began a period of watchfulness which was a combination of fear, longing, hope, and courage.	Не полагаясь на свое умение, Дженни выписала из Чикаго сестру милосердия, и потянулись дни ожидания, когда мужество сменялось отчаянием, страх - надеждой.
Now there could be no doubt; the disease was typhoid.	Скоро все сомнения отпали; у Весты действительно был брюшной тиф.
Jennie hesitated about communicating with Lester, who was supposed to be in New York; the papers had said that he intended to spend the winter there.	Дженни не сразу написала Лестеру, хотя и думала, что он в Нью-Йорке: судя по газетам, он собирался провести там зиму.
But when the doctor, after watching the case for a week, pronounced it severe, she thought she ought to write anyhow, for no one could tell what would happen.	Но через неделю, когда врач определил форму болезни как тяжелую, она решила все-таки написать - как знать, что может случиться.
Lester had been so fond of Vesta.	Лестер так любил девочку.
He would probably want to know.	Наверно, ему захотелось бы о ней узнать.
The letter sent to him did not reach him, for at the time it arrived he was on his way to the West Indies.	Лестер не получил этого письма: когда оно прибыло в Нью-Йорк, он уже отплыл в Вест-Индию.
Jennie was compelled to watch alone by Vesta's sick-bed, for although sympathetic neighbors, realizing the pathos of the situation were attentive, they could not supply the spiritual consolation which only those who truly love us can give.	Дженни пришлось самой дежурить у постели Весты. Добрые соседи, понимая серьезность положения, навещали ее и участливо справлялись о больной, но они не могли оказать Дженни настоящей нравственной поддержки, которую мы чувствуем, лишь когда она исходит от близких нам людей.
There was a period when Vesta appeared to be rallying, and both the physician and the nurse were hopeful; but afterward she became weaker.	Одно время казалось, что Весте лучше; и врач и сестра готовы были обнадежить Дженни. Но потом девочка стала заметно терять силы.
It was said by Dr. Emory that her heart and kidneys had become affected.	Доктор Эмри объяснил, что болезнь дала осложнения на сердце и на почки.
There came a time when the fact had to be faced that death was imminent.	И вот уже тень смерти нависла над домом.
The doctor's face was grave, the nurse was non-committal in her opinion.	Лицо врача стало сосредоточенно-серьезным, сестра на все отвечала уклончиво.
Jennie hovered about, praying the only prayer that is prayer-the fervent desire of her heart concentrated on the one issue-that Vesta should get well.	А Дженни молилась - ибо что же и назвать молитвой, если не страстное желание, на котором сосредоточены все помыслы, - только бы Веста поправилась!

The child had come so close to her during the last few years! She understood her mother. She was beginning to realize clearly what her life had been.	В последние годы девочка стала так близка ей; она любила мать, она уже понимала своим детским умом, как много матери пришлось выстрадать.
And Jennie, through her, had grown to a broad understanding of responsibility.	А сама Дженни благодаря ей прониклась более глубоким чувством ответственности.
She knew now what it meant to be a good mother and to have children.	Она теперь знала, что значит быть хорошей матерью.
If Lester had not objected to it, and she had been truly married, she would have been glad to have others.	Если бы Лестер захотел, если бы она была законной женой, как она была бы рада иметь от него детей.
Again, she had always felt that she owed Vesta so much-at least a long and happy life to make up to her for the ignominy of her birth and rearing.	И притом она всегда чувствовала себя в долгу перед Вестой; долгую, счастливую жизнь - вот что она обязана дать своей девочке, чтобы искупить позор ее рождения и раннего детства.
Jennie had been so happy during the past few years to see Vesta growing into beautiful, graceful, intelligent womanhood.	Дженни с такой радостью наблюдала, как ее маленькая дочь превращается в красивую, грациозную, умную девушку.
And now she was dying.	И вот теперь она умирает.
Dr. Emory finally sent to Chicago for a physician friend of his, who came to consider the case with him.	Доктор Эмри вызвал на консилиум знакомого врача из Чикаго.
He was an old man, grave, sympathetic, understanding. He shook his head.	Вдумчивый, доброжелательный старик только покачал головой.
"The treatment has been correct," he said.	- Лечение было правильным, - сказал он.
"Her system does not appear to be strong enough to endure the strain.	- Видимо, организм недостаточно крепок.
Some physiques are more susceptible to this malady than others."	Не все одинаково способны бороться с этой болезнью.
It was agreed that if within three days a change for the better did not come the end was close at hand.	Врачи вынесли приговор; если через три дня не будет поворота к лучшему, нужно ждать конца.
No one can conceive the strain to which Jennie's spirit was subjected by this intelligence, for it was deemed best that she should know.	От Дженни не сочли возможным скрыть истину; она сидела у постели дочери без кровинки в лице, без мысли, поглощенная одним чувством, натянутая, как струна.
She hovered about white-faced-feeling intensely, but scarcely thinking. She seemed to vibrate consciously with Vesta's altering states. If there was the least improvement she felt it physically. If there was a decline her barometric temperament registered the fact.	Казалось, все ее существо отзывается на каждую перемену в состоянии Весты, она физически ощущала малейший прилив сил у девочки, малейшее ухудшение.
There was a Mrs. Davis, a fine, motherly soul of fifty, stout and sympathetic, who lived four doors from Jennie, and who understood quite well how she was feeling.	Одна из соседок Дженни, миссис Дэвис, полная, немолодая женщина, относилась к ней с чисто материнской нежностью.
She had co-operated with the nurse and doctor from the start to keep Jennie's mental state as nearly normal as possible.	Глубоко сочувствуя Дженни, она вместе с доктором и сестрой с самого начала делала все, чтобы не дать ей впасть в отчаяние.

"Now, you just go to your room and lie down, Mrs. Kane," she would say to Jennie when she found her watching helplessly at the bedside or wandering to and fro, wondering what to do.	- Вы бы пошли к себе и прилегли, миссис Кейн, -говорила она Дженни, видя, что та не сводит глаз с Весты или бесцельно бродит по комнатам.
"I'll take charge of everything.	- Я тут за всем пригляжу.
I'll do just what you would do.	Справлюсь не хуже вас.
Lord bless you, don't you think I know?	Вы что же, думаете, я не сумею?
I've been the mother of seven and lost three.	Я сама семерых родила, троих схоронила.
Don't you think I understand?"	Разве я не понимаю?
Jennie put her head on her big, warm shoulder one day and cried.	Однажды Дженни расплакалась, припав головой к ее мягкому, теплому плечу.
Mrs. Davis cried with her.	Миссис Дэвис всплакнула с ней вместе.
"I understand," she said. "There, there, you poor dear.	- Бедная вы моя, разве я не понимаю!
Now you come with me."	Ну, пойдемте со мной.
And she led her to her sleeping-room.	И она увела ее в спальню.
Jennie could not be away long.	Но Дженни не могла долго оставаться одна.
She came back after a few minutes unrested and unrefreshed.	Через несколько минут, совсем не отдохнув, она уже вернулась к дочери.
Finally one midnight, when the nurse had persuaded her that all would be well until morning anyhow, there came a hurried stirring in the sick-room.	И наконец, однажды в полночь, после того как сестра с уверенностью сказала, что до утра ничего случиться не может, в комнате больной началась какая-то суета.
Jennie was lying down for a few minutes on her bed in the adjoining room. She heard it and arose.	Дженни, которая только что прилегла в соседней комнате, услышала это и встала.
Mrs. Davis had come in, and she and the nurse were conferring as to Vesta's condition-standing close beside her.	У постели Весты, тихо совещаясь, стояли сестра и миссис Дэвис.
Jennie understood.	Дженни все поняла.
She came up and looked at her daughter keenly. Vesta's pale, waxen face told the story.	Подойдя к дочери, она впилась долгим взглядом-в ее восковое лицо.
She was breathing faintly, her eyes closed.	Девочка едва дышала, глаза ее были закрыты.
"She's very weak," whispered the nurse.	- Она очень слаба, - шепнула сестра.
Mrs. Davis took Jennie's hand.	Миссис Дэвис взяла Дженни за руку.
The moments passed, and after a time the clock in the hall struck one.	Проходили минуты, уже часы в передней пробили час.
Miss Murfree, the nurse, moved to the medicine-table several times, wetting a soft piece of cotton cloth with alcohol and bathing Vesta's lips.	Время от времени сестра подходила к столику с лекарствами и, окунув тряпочку в воду, смачивала губы Весты.
At the striking of the half-hour there was a stir of the weak body-a profound sigh.	В половине второго ослабевшее тело шевельнулось. Послышался глубокий вздох.

Jennie bent forward eagerly, but Mrs. Davis drew her back.	Дженни жадно наклонилась вперед, но миссис Дэвис потянула ее за руку.
The nurse came and motioned them away.	Сестра сделала им знак отойти.
Respiration had ceased.	Дыхание прекратилось.
Mrs. Davis seized Jennie firmly.	Миссис Дэвис крепко обхватила Дженни за плечи.
"There, there, you poor dear," she whispered when she began to shake.	- Бедная моя, хорошая, - зашептала она, видя, что Дженни сотрясается от рыданий.
"It can't be helped. Don't cry."	- Ну не надо плакать, слезами горю не поможешь.
Jennie sank on her knees beside the bed and caressed Vesta's still warm hand.	Дженни опустилась на колени у кровати и погладила еще теплую руку дочери.
"Oh no, Vesta," she pleaded. "Not you! Not you!"	- Веста, - молила она, - не уходи от меня, не уходи.
"There, dear, come now," soothed the voice of Mrs. Davis.	Словно издалека до нее доносился ласковый голос миссис Дэвис: - Не надо так убиваться, милая.
"Can't you leave it all in God's hands?	Все в руке божией.
Can't you believe that everything is for the best?"	Что он ни делает, все к лучшему.
Jennie felt as if the earth had fallen.	Дженни чувствовала, что земля разверзлась под ней.
All ties were broken.	Все нити порваны.
There was no light anywhere in the immense darkness of her existence.	Ни проблеска света не осталось в обступившем ее необъятном мраке.
CHAPTER LIX	Глава LVIX
This added blow from inconsiderate fortune was quite enough to throw Jennie back into that state of hyper-melancholia from which she had been drawn with difficulty during the few years of comfort and affection which she had enjoyed with Lester in Hyde Park. It was really weeks before she could realize that Vesta was gone.	Сломленная этим новым ударом безжалостной судьбы, Дженни опять впала в то угнетенное состояние, от которого ее излечили спокойные и счастливые годы, прожитые с Лестером в Хайд-Парке, Прошло много времени, прежде чем она осознала, что Веста умерла.
The emaciated figure which she saw for a day or two after the end did not seem like Vesta.	Исхудалое тело, на которое она смотрела еще два дня, совсем не было похоже на ее девочку.
Where was the joy and lightness, the quickness of motion, the subtle radiance of health?	Где прежняя радость, где ловкость и быстрота движений, живой блеск глаз?
All gone.	Все исчезло.
Only this pale, lily-hued shell-and silence.	Осталась бледная, восковая оболочка и - тишина.
Jennie had no tears to shed; only a deep, insistent pain to feel.	Дженни не плакала, она только ощущала глубокую, неотступную боль.
If only some counselor of eternal wisdom could have whispered to her that obvious and convincing truth-there are no dead.	И не было возле нее никого, кто шепнул бы ей слова вечной мудрости - простые и проникновенные слова о том, что смерти нет.
Miss Murfree, Dr. Emory, Mrs. Davis, and some others among the neighbors were most sympathetic and considerate.	Доктор Эмри, сестра, миссис Дэвис и другие соседи - все были участливы, внимательны к Дженни.

Mrs. Davis sent a telegram to Lester saying that Vesta was dead, but, being absent, there was no response.	Миссис Дэвис телеграфировала Лестеру о смерти Весты, но он был далеко, и ответа не последовало.
The house was looked after with scrupulous care by others, for Jennie was incapable of attending to it herself.	Кто-то готовил обед и старательно поддерживал порядок в комнатах - сама Дженни ничем не интересовалась.
She walked about looking at things which Vesta had owned or liked-things which Lester or she had given her-sighing over the fact that Vesta would not need or use them any more.	Она только перебирала и разглядывала любимые вещи Весты, вещи, когда-то подаренные Лестером или ею самой, и вздыхала при мысли, что девочке они больше не понадобятся.
She gave instructions that the body should be taken to Chicago and buried in the Cemetery of the Redeemer, for Lester, at the time of Gerhardt's death, had purchased a small plot of ground there.	Дженни распорядилась, чтобы тело Весты перевезли в Чикаго и похоронили на кладбище Спасителя, - когда умер Герхардт, Лестер приобрел там участок земли.
She also expressed her wish that the minister of the little Lutheran church in Cottage Grove Avenue, where Gerhardt had attended, should be requested to say a few words at the grave.	По ее просьбе священник лютеранской церкви, в которую всегда ходил Г ерхардт, должен был сказать несколько слов над могилой.
There were the usual preliminary services at the house.	Дома, в Сэндвуде, были соблюдены все обряды.
The local Methodist minister read a portion of the first epistle of Paul to the Thessalonians, and a body of Vesta's classmates sang	Священник местной методистской церкви прочел начало первого послания апостола Павла к фессалоникийцам, хор одноклассниц Весты пропел
"Nearer My God to Thee."	"К тебе, господь, к тебе".
There were flowers, a white coffin, a world of sympathetic expressions, and then Vesta was taken away.	Были цветы, и белый гроб, и несчетные соболезнования, а потом Весту увезли.
The coffin was properly incased for transportation, put on the train, and finally delivered at the Lutheran cemetery in Chicago.	Гроб спрятали в ящик, погрузили в поезд и доставили на лютеранское кладбище в Чикаго.
Jennie moved as one in a dream.	Дженни прожила эти дни как во сне.
She was dazed, almost to the point of insensibility.	Оглушенная своим горем, она почти ничего не чувствовала и не воспринимала.
Five of her neighborhood friends, at the solicitation of Mrs. Davis, were kind enough to accompany her.	Миссис Дэвис и по ее настоянию еще четыре соседки поехали в Чикаго на похороны.
At the grave-side when the body was finally lowered she looked at it, one might have thought indifferently, for she was numb from suffering.	Когда гроб опускали в могилу, Дженни стояла, смотрела и казалась безучастной, словно окаменела.
She returned to Sandwood after it was all over, saying that she would not stay long.	После похорон она вернулась в Сэндвуд, но ненадолго.
She wanted to come back to Chicago, where she could be near Vesta and Gerhardt.	Ей хотелось быть в Чикаго, поближе к Весте и к отцу.
After the funeral Jennie tried to think of her future.	Оставшись одна, Дженни попыталась обдумать свою дальнейшую жизнь.
She fixed her mind on the need of doing something, even though she did not need to.	Она чувствовала, что ей необходимо работать, хоть это и не вызывалось материальной нуждой.

She thought that she might like to try nursing, and could start at once to obtain the training which was required.	Можно стать сестрой милосердия, тогда надо сейчас же начать учиться.
She also thought of William.	Вспоминала Дженни и про своего брата Уильяма.
He was unmarried, and perhaps he might be willing to come and live with her.	Уильям не женат. Может быть, он захочет жить вместе с ней.
Only she did not know where he was, and Bass was also in ignorance of his whereabouts. She finally concluded that she would try to get work in a store.	Вот только адрес его ей неизвестен, и Басс как будто тоже не знает, где его можно найти, Дженни решила поискать работы в каком-нибудь магазине.
Her disposition was against idleness.	Надо что-то делать.
She could not live alone here, and she could not have her neighbors sympathetically worrying over what was to become of her.	Не может она жить здесь одна, предоставив соседям заботиться о ее судьбе.
Miserable as she was, she would be less miserable stopping in a hotel in Chicago, and looking for something to do, or living in a cottage somewhere near the Cemetery of the Redeemer.	Как ей ни тяжело, все же легче будет, если она переедет в Чикаго и, остановившись в гостинице, поищет себе работу или снимет домик неподалеку от кладбища Спасителя.
It also occurred to her that she might adopt a homeless child.	А еще можно взять на воспитание ребенка.
There were a number of orphan asylums in the city.	В городе сколько угодно сиротских приютов.
Some three weeks after Vesta's death Lester returned to Chicago with his wife, and discovered the first letter, the telegram, and an additional note telling him that Vesta was dead.	Лестер возвратился с женой в Чикаго недели через три после смерти Весты и тут только нашел первое письмо Дженни, телеграмму и еще коротенькое письмо с извещением о смерти девочки.
He was truly grieved, for his affection for the girl had been real.	Он искренне печалился, потому что был по-настоящему привязан к ней.
He was very sorry for Jennie, and he told his wife that he would have to go out and see her.	Охваченный жалостью к Дженни он тут же сказал жене, что поедет навестить ее.
He was wondering what she would do.	Его тревожило будущее Дженни.
She could not live alone.	Нельзя, чтобы она жила одна.
Perhaps he could suggest something which would help her.	Может быть, он сумеет дать ей какой-нибудь полезный совет.
He took the train to Sandwood, but Jennie had gone to the Hotel Tremont in Chicago.	Он поехал в Сэндвуд, но узнал там, что Дженни перебралась в отель "Тремонт" в Чикаго.
He went there, but Jennie had gone to her daughter's grave; later he called again and found her in.	В отеле он ее тоже не застал - она ушла на могилу дочери. Он заехал еще раз в тот же день, и ему сказали, что она дома.
When the boy presented his card she suffered an upwelling of feeling-a wave that was more intense than that with which she had received him in the olden days, for now her need of him was greater.	Когда ей подали карточку Лестера, Дженни страшно взволновалась, сильнее, чем волновалась, встречая его в прежние дни, потому что сейчас он был ей нужнее.

Lester, in spite of the glamor of his new affection and the restoration of his wealth, power, and dignities, had had time to think deeply of what he had done.	Лестер все еще много думал о своем поступке -этому не помешали ни его сверхблагополучный брак, ни вновь обретенное богатство и почет.
His original feeling of doubt and dissatisfaction with himself had never wholly quieted.	Его сомнения и недовольство собой не улеглись до сих пор.
It did not ease him any to know that he had left Jennie comfortably fixed, for it was always so plain to him that money was not the point at issue with her.	Мысль, что он обеспечил Дженни, не утешала его - он всегда знал, как мало значат для нее деньги.
Affection was what she craved.	Любовь - вот смысл ее жизни.
Without it she was like a rudderless boat on an endless sea, and he knew it.	Без любви она была как утлая лодка в открытом море, - это он хорошо знал.
She needed him, and he was ashamed to think that his charity had not outweighed his sense of self-preservation and his desire for material advantage.	Ей нужен был только он сам, и Лестер испытывал глубокий стыд при мысли, что сострадание к ней оказалось бессильным перед чувством самосохранения и жаждой богатства.
To-day as the elevator carried him up to her room he was really sorry, though he knew now that no act of his could make things right.	В тот день, когда он поднимался на лифте отеля "Тремонт", совесть жестоко мучила его, хоть он и понимал, что теперь не в его власти что-либо исправить.
He had been to blame from the very beginning, first for taking her, then for failing to stick by a bad bargain.	Он кругом виноват - и в том, что увлек Дженни, и в том, что не остался с нею до конца наперекор всему свету.
Well, it could not be helped now.	Но теперь уже ничего не поделаешь.
The best thing he could do was to be fair, to counsel with her, to give her the best of his sympathy and advice.	Нужно только обойтись с Дженни как можно мягче, поговорить с нею, по мере сил помочь ей сочувствием и советом.
"Hello, Jennie," he said familiarly as she opened the door to him in her hotel room, his glance taking in the ravages which death and suffering had wrought.	- Здравствуй, Дженни, - сказал он приветливо, когда она отворила ему дверь.
She was thinner, her face quite drawn and colorless, her eyes larger by contrast.	Как изменили ее перенесенные страдания! Она похудела, бледные щеки ввалились, глаза казались огромными.
"I'm awfully sorry about Vesta," he said a little awkwardly.	- Какое страшное несчастье, - заговорил он смущенно.
"I never dreamed anything like that could happen."	- Кто бы мог подумать, что это случится.
It was the first word of comfort which had meant anything to her since Vesta died-since Lester had left her, in fact.	То были первые слова утешения, которые дошли до сердца Дженни с тех пор, как Веста умерла, с тех пор, как сам Лестер ее покинул.
It touched her that he had come to sympathize; for the moment she could not speak.	Его приход глубоко тронул ее; от волнения она не могла говорить.
Tears welled over her eyelids and down upon her cheeks.	Слезы задрожали у нее на ресницах и потекли по щекам.
"Don't cry, Jennie," he said, putting his arm around her and holding her head to his shoulder.	- Не плачь, Дженни, - сказал он, обняв ее и ласково прижимая к плечу ее голову.
"I'm sorry.	- Мне так жаль.

I've been sorry for a good many things that can't be helped now.	Я о многом жалею, да поздно об этом говорить.
I'm intensely sorry for this.	Мне бесконечно жаль Весту.
Where did you bury her?"	Где ты ее похоронила?
"Beside papa," she said, sobbing.	- Рядом с папой, - ответила Дженни и разрыдалась.
"Too bad," he murmured, and held her in silence.	- Бедняжка, - сказал он тихо и замолчал.
She finally gained control of herself sufficiently to step away from him; then wiping her eyes with her handkerchief, she asked him to sit down.	Немного успокоившись, она отошла от него и, вытерев глаза, пригласила его сесть.
"I'm so sorry," he went on, "that this should have happened while I was away.	- Так обидно, что меня не было здесь, когда это случилось, - продолжал Лестер.
I would have been with you if I had been here.	- А то я все время был бы с тобой.
I suppose you won't want to live out at Sand wood now?"	Ты теперь, вероятно, не захочешь больше жить в Сэндвуде?
"I can't, Lester," she replied.	- Я не могу, Лестер, - сказал она.
"I couldn't stand it."	- Просто сил нет.
"Where are you thinking of going?"	- Куда же ты думаешь переехать?
"Oh, I don't know yet.	- Еще не знаю.
I didn't want to be a bother to those people out there.	Там мне просто не хотелось обременять соседей.
I thought I'd get a little house somewhere and adopt a baby maybe, or get something to do. I don't like to be alone."	Я думала снять где-нибудь маленький домик и, может быть, взять на воспитание ребенка или поступить на работу... Мне так не хочется жить одной.
"That isn't a bad idea," he said, "that of adopting a baby.	- А это неплохая мысль - взять на воспитание ребенка, - сказал он.
It would be a lot of company for you.	- Тебе будет не так тоскливо.
You know how to go about getting one?"	Ты уже справлялась о том, что для этого нужно?
"You just ask at one of these asylums, don't you?"	- Я думаю, нужно просто обратиться в какой-нибудь приют.
"I think there's something more than that," he replied thoughtfully.	- Возможно, что это несколько сложнее, - сказал он в раздумье.
"There are some formalities-I don't know what they are.	- Полагается соблюсти какие-то формальности, я точно не знаю, какие.
They try to keep control of the child in some way.	В приютах требуют, чтобы ребенок оставался в их поле зрения или что-то в этом роде.
You had better consult with Watson and get him to help you.	Ты посоветуйся с Уотсоном, он тебе все разъяснит.
Pick out your baby, and then let him do the rest.	Выбери себе младенца, а остальное предоставь ему.
I'll speak to him about it."	Я с ним поговорю, предупрежу его.

Lester saw that she needed companionship badly.	Лестер понимал, как страшно для Дженни одиночество.
"Where is your brother George?" he asked.	- Где твой брат Джордж? - спросил он.
"He's in Rochester, but he couldn't come.	- Джордж в Рочестере, но он ко мне не приедет.
Bass said he was married," she added.	Басс писал, что он женился.
"There isn't any other member of the family you could persuade to come and live with you?"	- А больше никого нет из родных, кто согласился бы жить с тобой?
"I might get William, but I don't know where he is."	- Может быть, Уильям; только я не знаю, где он сейчас.
"Why not try that new section west of Jackson Park," he suggested, "if you want a house here in Chicago?	- Если ты думаешь жить в Чикаго, посмотри новый квартал к западу от Джексон-Парка, -посоветовал он.
I see some nice cottages out that way.	- Там, помнится, есть очень миленькие коттеджи.
You needn't buy.	Не обязательно сразу покупать.
Just rent until you see how well you're satisfied."	Сначала сними на какой-нибудь срок, а там увидишь, подходит это тебе или нет.
Jennie thought this good advice because it came from Lester.	Дженни решила, что это прекрасный совет, - ведь она получила его от Лестера!
It was good of him to take this much interest in her affairs. She wasn't entirely separated from him after all.	Какой он добрый, он интересуется всеми ее делами, значит, они все-таки не совсем чужие.
He cared a little.	Она ему не безразлична.
She asked him how his wife was, whether he had had a pleasant trip, whether he was going to stay in Chicago.	Она стала расспрашивать его о здоровье жены, о том, доволен ли он своим путешествием, долго ли пробудет в Чикаго.
All the while he was thinking that he had treated her badly.	А он, отвечая ей, все время думал о том, как жестоко поступил с нею.
He went to the window and looked down into Dearborn Street, the world of traffic below holding his attention.	Он подошел к окну и стал смотреть вниз, на людную улицу.
The great mass of trucks and vehicles, the counter streams of hurrying pedestrians, seemed like a puzzle.	Экипажи, фургоны, встречные потоки пешеходов - все сливалось в причудливую головоломку.
So shadows march in a dream.	Так движутся тени в сновидении.
It was growing dusk, and lights were springing up here and there.	Уже темнело, тут и там зажигались огни.
"I want to tell you something, Jennie," said Lester, finally rousing himself from his fit of abstraction.	- Я хочу тебе кое-что сказать, Дженни, -проговорил Лестер, стряхнув с себя задумчивость.
"I may seem peculiar to you, after all that has happened, but I still care for you-in my way.	- После всего, что случилось, это может показаться тебе странным, но ты и сейчас мне дорога.
I've thought of you right along since I left.	Я не Переставал о тебе думать.

I thought it good business to leave you-the way things were.	Мне казалось, что, расставшись с тобой, я поступил благоразумно, - так уж тогда все складывалось.
I thought I liked Letty well enough to marry her.	Мне казалось, что, раз Летти мне нравится, я могу жениться на ней.
From one point of view it still seems best, but I'm not so much happier.	С известной точки зрения я и сейчас готов признать, что так лучше, но большого счастья это мне не дало.
I was just as happy with you as I ever will be.	Счастливее, чем я был с тобой, я никогда не буду.
It isn't myself that's important in this transaction apparently; the individual doesn't count much in the situation.	По-видимому, дело здесь не во мне; отдельный человек вообще мало значит.
I don't know whether you see what I'm driving at, but all of us are more or less pawns.	Не знаю, поймешь ли ты меня, но, по-моему, все мы более или менее пешки.
We're moved about like chessmen by circumstances over which we have no control."	Нами распоряжаются силы, над которыми мы не властны.
"I understand, Lester," she answered.	- Я понимаю, Лестер, - сказала она.
"I'm not complaining.	Я ни на что не жалуюсь.
I know it's for the best."	Так лучше.
"After all, life is more or less of a farce," he went on a little bitterly.	- В конце концов жизнь очень похожа на фарс, -продолжал он горько.
"It's a silly show.	- Глупая комедия, и больше ничего.
The best we can do is to hold our personality intact.	Единственное, что можно сделать, это сохранить свое "я".
It doesn't appear that integrity has much to do with it."	А честности, насколько я могу судить, от нас никто не требует.
Jennie did not quite grasp what he was talking about, but she knew it meant that he was not entirely satisfied with himself and was sorry for her.	Дженни не вполне уловила смысл его слов, но она поняла, что он недоволен собой, и ей стало жаль его.
"Don't worry over me, Lester," she consoled.	Она попыталась его утешить: - Ты не тревожься за меня, Лестер.
"I'm all right; I'll get along.	Я ничего, я проживу.
It did seem terrible to me for a while-getting used to being alone.	Сперва, когда я только привыкала жить одна, было очень трудно.
I'll be all right now.	А теперь ничего.
I'll get along."	Как-нибудь проживу.
"I want you to feel that my attitude hasn't changed," he continued eagerly.	- Но ты помни, что мое отношение к тебе не изменилось, - горячо сказал он.
"I'm interested in what concerns you. Mrs.-Letty understands that. She knows just how I feel.	- Мне важно все, что тебя касается.
When you get settled I'll come in and see how you're fixed.	Когда ты устроишься на новом месте, я приду посмотреть, все ли у тебя есть.

I'll come around here again in a few days.	Я и сюда еще зайду к тебе через несколько дней.
You understand how I feel, don't you?"	Ты понимаешь, что у меня на душе?
"Yes, I do," she said.	- Да, - сказал она, - понимаю.
He took her hand, turning it sympathetically in his own.	Он взял ее руку и погладил.
"Don't worry," he said.	- Не горюй, - сказал он.
"I don't want you to do that.	- Не надо.
I'll do the best I can.	Я сделаю все, что могу.
You're still Jennie to me, if you don't mind.	Как хочешь, а ты для меня прежняя Дженни.
I'm pretty bad, but I'm not all bad."	Я скверный человек, но кое-что хорошее во мне все же есть.
"It's all right, Lester.	- Ничего, ничего, Лестер.
I wanted you to do as you did.	Я ведь сама настояла, что бы ты так поступил.
It's for the best.	Все к лучшему.
You probably are happy since-"	И ты, наверно, счастлив теперь, когда...
"Now, Jennie," he interrupted; then he pressed affectionately her hand, her arm, her shoulder.	- Не надо, Дженни, - перебил он ее. Потом ласково привлек ее к себе и улыбнулся.
"Want to kiss me for old times' sake?" he smiled.	- Ты меня не поцелуешь по старой памяти?
She put her hands over his shoulders, looked long into his eyes, then kissed him.	Она положила руки ему на плечи, долго смотрела в глаза, потом поцеловала.
When their lips met she trembled.	Когда их губы встретились, она почувствовала, что дрожит.
Lester also felt unsteady.	Лестер тоже с трудом овладел собой.
Jennie saw his agitation, and tried hard to speak.	Заметив его волнение, Дженни заставила себя заговорить.
"You'd better go now," she said firmly.	- Теперь иди, - сказал она твердо.
"It's getting dark."	- На улице уже совсем темно.
He went away, and yet he knew that he wanted above all things to remain; she was still the one woman in the world for him.	Он ушел, сознавая, что ему хочется одного -остаться; Дженни до сих пор была для него единственной женщиной на свете.
And Jennie felt comforted even though the separation still existed in all its finality.	А Дженни стало легче, хотя им по-прежнему предстояло жить в разлуке.
She did not endeavor to explain or adjust the moral and ethical entanglements of the situation.	Она не пробовала разобраться в этической или нравственной стороне этой загадки.
She was not, like so many, endeavoring to put the ocean into a tea-cup, or to tie up the shifting universe in a mess of strings called law.	В отличие от многих Дженни не стремилась охватить необъятное или связать изменчивый мир одной веревочкой, называемой законом.
Lester still cared for her a little.	Лестер все еще любит ее немножко.
He cared for Letty too.	Летти он тоже любит.
That was all right.	Ну и хорошо.

She had hoped once that he might want her only.	Когда-то она надеялась, что никто, кроме нее, не будет ему нужен.
Since he did not, was his affection worth nothing? She could not think, she could not feel that. And neither could he.	Это оказалось ошибкой, но разве немножко любви - ничто? Нет, конечно. И сам Лестер был того же мнения.
CHAPTER LX	Глава LX
The drift of events for a period of five years carried Lester and Jennie still farther apart; they settled naturally into their respective spheres, without the renewal of the old time relationship which their several meetings at the Tremont at first seemed to foreshadow.	В последующие пять лет пути Лестера и Дженни разошлись еще дальше. Они прочно обосновались каждый в своем мире, так и не возобновив прежних отношений, к которым, казалось, могли привести их несколько встреч в отеле "Тремонт".
Lester was in the thick of social and commercial affairs; he walked in paths to which Jennie's retiring soul had never aspired.	Лестер едва поспевал справляться со своими деловыми и светскими обязанностями; он вращался в сферах, о которых скромная Дженни и не помышляла.
Jennie's own existence was quiet and uneventful.	А сама Дженни вела жизнь тихую и однообразную.
There was a simple cottage in a very respectable but not showy neighborhood near Jackson Park, on the South Side, where she lived in retirement with a little foster-child-a chestnut-haired girl taken from the Western Home for the Friendless-as her sole companion.	В простеньком домике, на прекрасной, но отнюдь не фешенебельной улице, близ Джексон-Парка, на Южной стороне, она жила вдвоем со своей приемной дочкой Розой, темноволосой девочкой, которую она взяла из Западного приюта для подкидышей.
Here she was known as Mrs. J. G. Stover, for she had deemed it best to abandon the name of Kane.	Новые соседи знали ее под именем Дж. Г. Стовер - она сочла за благо расстаться с фамилией Кейн.
Mr. and Mrs. Lester Kane when resident in Chicago were the occupants of a handsome mansion on the Lake Shore Drive, where parties, balls, receptions, dinners were given in rapid and at times almost pyrotechnic succession.	А мистер и миссис Кейн, когда жили в Чикаго, занимали огромный особняк на набережной, где приемы, балы и обеды сменялись с поразительной, прямо-таки каледойскопической быстротой.
Lester, however, had become in his way a lover of a peaceful and well-entertained existence.	Впрочем, сам Лестер в последнее время проявлял склонность к более спокойной, содержательной жизни.
He had cut from his list of acquaintances and associates a number of people who had been a little doubtful or overfamiliar or indifferent or talkative during a certain period which to him was a memory merely.	Из списка своих знакомых он вычеркнул многих людей, которые в смутные годы, уже отошедшие в область воспоминаний, показали себя не в меру щепетильными или фамильярными, или равнодушными, или болтливыми.
He was a director, and in several cases the chairman of a board of directors, in nine of the most important financial and commercial organizations of the West-The United Traction Company of Cincinnati, The Western Crucible Company, The United Carriage Company, The Second National Bank of Chicago, the First National Bank of Cincinnati, and several others of equal importance.	Лестер был теперь членом, а в некоторых случаях даже председателем правления девяти крупнейших финансовых и торговых компаний Среднего Запада: "Объединенной Тракторной" с центром в Цинциннати, "Западной Сталеплавильной", "Объединенной Каретной", Второго национального банка в Чикаго, Второго Национального банка в Цинциннати и нескольких других, не менее значительных.

He was never a personal factor in the affairs of The United Carriage Company, preferring to be represented by counsel-Mr. Dwight L. Watson, but he took a keen interest in its affairs.	В делах "Каретного треста" он не принимал непосредственного участия, предпочитая действовать через своего поверенного мистера Уотсона, однако не переставал интересоваться ими.
He had not seen his brother Robert to speak to him in seven years. He had not seen Imogene, who lived in Chicago, in three.	Роберта он не видел уже семь лет, Имоджин - года три, хотя она жила в Чикаго.
Louise, Amy, their husbands, and some of their closest acquaintances were practically strangers.	Луиза, Эми, их мужья и знакомые стали для него чужими людьми.
The firm of Knight, Keatley & O'Brien had nothing whatever to do with his affairs.	Юридическую контору "Найт, Китли и О'Брайн" он и близко не подпускал к своим делам.
The truth was that Lester, in addition to becoming a little phlegmatic, was becoming decidedly critical in his outlook on life.	С годами Лестер немного отяжелел, а его взгляды на жизнь приобрели явно скептическую окраску.
He could not make out what it was all about.	Все меньше и меньше смысла находил он в окружающем мире.
In distant ages a queer thing had come to pass. There had started on its way in the form of evolution a minute cellular organism which had apparently reproduced itself by division, had early learned to combine itself with others, to organize itself into bodies, strange forms of fish, animals, and birds, and had finally learned to organize itself into man.	Когда-то, в отдаленные времена, произошло непонятное явление: стала эволюционировать крошечная органическая клетка, она размножалась делением, научилась соединяться с другими клетками, образуя всевозможные организмы - рыб, зверей, птиц, наконец, человека.
Man, on his part, composed as he was of self-organizing cells, was pushing himself forward into comfort and different aspects of existence by means of union and organization with other men.	И вот человек - скопление клеток - в свою очередь пробивает себе путь к более обеспеченному и разнообразному существованию, объединясь с другими людьми.
Why?	Почему?
Heaven only knew.	Одному богу известно.
Here he was endowed with a peculiar brain and a certain amount of talent, and he had inherited a certain amount of wealth which he now scarcely believed he deserved, only luck had favored him.	Взять хотя бы его, Лестера Кейна. Он наделен недюжинным умом и кое-какими талантами, он получил в наследство свою меру богатства, которого он, если вдуматься, ничем не заслужил, -просто ему повезло.
But he could not see that any one else might be said to deserve this wealth any more than himself, seeing that his use of it was as conservative and constructive and practical as the next one's.	Но поскольку он использует это богатство так же разумно, практично и созидательно, как это сделал бы на его месте всякий другой человек, нельзя сказать, что для других оно было бы более заслуженным.
He might have been born poor, in which case he would have been as well satisfied as the next one-not more so.	Он мог бы родиться в бедности, и тогда был бы доволен жизнью не больше и не меньше, чем любой другой бедняк.
Why should he complain, why worry, why speculate?-the world was going steadily forward of its own volition, whether he would or no.	К чему жаловаться, тревожиться, строить догадки? Чтобы он ни делал, жизнь будет неуклонно идти вперед, повинуясь своим собственным законам.
Truly it was.	В этом он убежден.

And was there any need for him to disturb himself about it?	Так к чему волноваться?
There was not.	Решительно не к чему.
He fancied at times that it might as well never have been started at all.	Порою Лестеру казалось, что с тем же успехом он мог бы и вовсе не появляться на свет.
"The one divine, far-off event" of the poet did not appeal to him as having any basis in fact.	Дети - "нам свыше посланная радость", как сказал поэт, - отнюдь не были в его глазах чем-то обязательным или желанным.
Mrs. Lester Kane was of very much the same opinion.	И этот его взгляд полностью разделяла миссис Кейн.
Jennie, living on the South Side with her adopted child, Rose Perpetua, was of no fixed conclusion as to the meaning of life.	У Дженни, которая по-прежнему жила на Южной стороне со своей приемной дочкой, тоже не сложилось никакого четкого представления о смысле жизни.
She had not the incisive reasoning capacity of either Mr. or Mrs. Lester Kane.	В отличии от Лестера и миссис Кейн она не умела мыслить аналитически.
She had seen a great deal, suffered a great deal, and had read some in a desultory way.	Она всего насмотрелась в жизни, много выстрадала, кое-что прочла, без выбора и без системы.
Her mind had never grasped the nature and character of specialized knowledge.	В специальных отраслях знания она не разбиралась вовсе.
History, physics, chemistry, botany, geology, and sociology were not fixed departments in her brain as they were in Lester's and Letty's.	История, физика, химия, ботаника, биология и социология - все это было для нее темный лес, не то что для Летти и Лестера.
Instead there was the feeling that the world moved in some strange, unstable way.	Вместо знаний у нее было смутное ощущение, что мир устроен неладно и не прочно.
Apparently no one knew clearly what it was all about.	Вероятно, никто ничего не понимает до конца.
People were born and died.	Люди рождаются и умирают.
Some believed that the world had been made six thousand years before; some that it was millions of years old.	Одни считают, что мир был сотворен шесть тысяч лет назад; другие - что он существует уже много миллионов лет.
Was it all blind chance, or was there some guiding intelligence-a God?	И что кроется за всем этим - слепой случай или какой-то направляющий разум, какой-то бог?
Almost in spite of herself she felt there must be something-a higher power which produced all the beautiful things-the flowers, the stars, the trees, the grass.	Что-нибудь, наверно, должно быть, думалось Дженни, какая-то высшая сила создала всю окружающую нас красоту - цветы, траву, деревья, звезды.
Nature was so beautiful!	Природа так прекрасна!
If at times life seemed cruel, yet this beauty still persisted.	Жизнь порою кажется жестокой, но красота природы непреходяща.
The thought comforted her; she fed upon it in her hours of secret loneliness.	Эта мысль поддерживала Дженни, которая часто и подолгу утешалась ею в своем одиночестве.
It has been said that Jennie was naturally of an industrious turn.	Дженни с детства была трудолюбива.

She liked to be employed, though she thought constantly as she worked.	Она никогда не сидела сложа руки, но работа не мешала ей думать.
She was of matronly proportions in these days-not disagreeably large, but full bodied, shapely, and smooth-faced in spite of her cares.	За последние годы она пополнела, хоть и не сверх меры; вид у нее был представительный и благообразный, на лице ни морщинки, несмотря на пережитые заботы и горе.
Her eyes were gray and appealing. Her hair was still of a rich brown, but there were traces of gray in it.	В ее прекрасных каштановых волосах уже появилась седина.
Her neighbors spoke of her as sweet-tempered, kindly, and hospitable.	Взгляд голубых глаз проникал в самую душу Соседи отзывались о ней как о женщине ласковой, доброй и гостеприимной.
They knew nothing of her history, except that she had formerly resided in Sandwood, and before that in Cleveland.	О прошлом ее ничего не было известно, кроме того, что она приехала из Сэндвуда, а раньше жила в Кливленде.
She was very reticent as to her past.	Она очень скупо говорила о себе.
Jennie had fancied, because of her natural aptitude for taking care of sick people, that she might get to be a trained nurse.	Дженни умела хорошо и с любовью ухаживать за больными, одно время она думала, что поучившись, будет работать сиделкой или сестрой милосердия.
But she was obliged to abandon that idea, for she found that only young people were wanted.	Но от этой мысли ей пришлось отказаться: она узнала, что на такую работу берут только молодых женщин.
She also thought that some charitable organization might employ her, but she did not understand the new theory of charity which was then coming into general acceptance and practice-namely, only to help others to help themselves.	Подумала она и о том, чтобы вступить в какое-нибудь благотворительное общество. Однако ей была непонятна входившая тогда в моду новая теория, согласно которой следует только учить людей собственными силами выходить из трудного положения.
She believed in giving, and was not inclined to look too closely into the credentials of those who asked for help; consequently her timid inquiry at one relief agency after another met with indifference, if not unqualified rebuke.	Дженни казалось, что если бедняк просит помощи, ему нужно помочь, не вдаваясь в рассуждения о том, насколько он этого заслуживает; вот почему во всех учреждениях, где она робко наводила справки, Дженни встречала холодное равнодушие, если не прямой отказ.
She finally decided to adopt another child for Rose Perpetua's sake; she succeeded in securing a boy, four years old, who was known as Henry-Henry Stover.	Наконец, она решила усыновить еще одного ребенка, чтобы Роза росла не одна. Ее вторым приемышем был четырехлетний мальчик Генри, получивший фамилию Стовер.
Her support was assured, for her income was paid to her through a trust company.	Как и прежде, банк регулярно выплачивал Дженни ее доход, так что она была вполне обеспечена.
She had no desire for speculation or for the devious ways of trade. The care of flowers, the nature of children, the ordering of a home were more in her province.	Ни к торговле, ни к спекуляции у нее не было ни малейшей склонности, ей куда больше нравилось растить детей, ухаживать за цветами и вести хозяйство.

One of the interesting things in connection with this separation once it had been firmly established related to Robert and Lester, for these two since the reading of the will a number of years before had never met.	Одним из косвенных последствий разрыва между Дженни и Лестером было свидание братьев впервые после чтения отцовского завещания.
Robert had thought of his brother often. He had followed his success since he had left Jennie with interest.	Роберт часто вспоминал о Лестере и с интересом следил за его успехами.
He read of his marriage to Mrs. Gerald with pleasure; he had always considered her an ideal companion for his brother.	Известие о женитьбе Лестера доставило ему истинное удовольствие; он всегда считал, что миссис Джералд - идеальная жена для его брата.
He knew by many signs and tokens that his brother, since the unfortunate termination of their father's attitude and his own peculiar movements to gain control of the Kane Company, did not like him.	По целому ряду признаков Роберт понял, что посмертное распоряжение отца, а также его собственные попытки захватить в свои руки "Компанию Кейн" отнюдь не способствовали хорошему отношению к нему Лестера.
Still they had never been so far apart mentally-certainly not in commercial judgment.	Однако ему казалось, что их взгляды, особенно в деловой области, не так уж сильно расходятся.
Lester was prosperous now.	Сейчас Лестер процветает.
He could afford to be generous. He could afford to make up.	Он может позволить себе великодушный жест, может пойти на мировую.
And after all, he had done his best to aid his brother to come to his senses-and with the best intentions.	Ведь Роберт не жалея сил старался в свое время образумить брата, и руководили им самые благие побуждения.
There were mutual interests they could share financially if they were friends. He wondered from time to time if Lester would not be friendly with him.	Будь они друзьями, работай за одно - перед ними открылись бы еще более широкие возможности обогащения, Роберт все чаще подумывал о том, не прельстит ли Лестера такая перспектива.
Time passed, and then once, when he was in Chicago, he made the friends with whom he was driving purposely turn into the North Shore in order to see the splendid mansion which the Kanes occupied.	Однажды, когда Роберт гостил в Чикаго, он нарочно попросил знакомых, с которыми ехал в коляске, свернуть на набережную.
He knew its location from hearsay and description.	Ему хотелось своими глазами увидеть роскошный особняк Кейна, о котором он столько слышал.
When he saw it a touch of the old Kane home atmosphere came back to him. Lester in revising the property after purchase had had a conservatory built on one side not unlike the one at home in Cincinnati.	И вдруг на него пахнуло атмосферой отцовского дома: Лестер, купив этот особняк, пристроил к нему сбоку зимний сад, какой был у них в Цинциннати.
That same night he sat down and wrote Lester asking if he would not like to dine with him at the Union Club.	В тот вечер Роберт послал Лестеру приглашение пообедать с ним в "Юнион-Клубе".
He was only in town for a day or two, and he would like to see him again.	Он писал, что пробудет в городе не больше двух-трех дней и хотел бы повидаться с братом.
There was some feeling he knew, but there was a proposition he would like to talk to him about.	Он, разумеется, помнит, что между ними когда-то произошла размолвка, но ему хотелось бы вместе обсудить одно дело.
Would he come, say, on Thursday?	Не приедет ли Лестер, хотя бы в четверг?

On the receipt of this letter Lester frowned and fell into a brown study.	Получив это письмо, Лестер сдвинул брови и сразу помрачнел.
He had never really been healed of the wound that his father had given him. He had never been comfortable in his mind since Robert had deserted him so summarily.	В душе он все еще страдал от удара, который нанес ему отец; его до сих пор передергивало, когда он вспоминал как бесцеремонно отмахнулся от него Роберт.
He realized now that the stakes his brother had been playing for were big.	Правда, Роберту было из-за чего хлопотать -сейчас-то это понятно.
But, after all, he had been his brother, and if he had been in Robert's place at the time, he would not have done as he had done; at least he hoped not.	Но как-никак Лестер ему брат, и будь он сам в то время на месте Роберта, он, надо надеяться, не поступил бы так подло.
Now Robert wanted to see him.	А теперь Роберту зачем-то понадобилось видеть его.
He thought once of not answering at all.	Сначала Лестер решил совсем не отвечать.
Then he thought he would write and say no.	Потом решил написать Роберту, что не может с ним встретиться.
But a curious desire to see Robert again, to hear what he had to say, to listen to the proposition he had to offer, came over him; he decided to write yes.	Но им овладело любопытство, захотелось узнать, изменился ли Роберт, что ему нужно, какую комбинацию он затеял. И Лестер еще раз передумал.
It could do no harm.	Да, они встретятся; вреда от этого не будет.
He knew it could do no good.	Правда, и хорошего ничего не получится.
They might agree to let by-gones be by-gones, but the damage had been done.	Они, возможно, пообещают друг другу забыть старое, но слова останутся словами. Прошлого не воротишь.
Could a broken bowl be mended and called whole?	Нельзя разбитую чашку сделать целой.
It might be called whole, but what of it? Was it not broken and mended?	Можно только склеить ее к назвать целой, но целой она от этого не станет.
He wrote and intimated that he would come.	Он написал брату, что приедет.
On the Thursday in question Robert called up from the Auditorium to remind him of the engagement. Lester listened curiously to the sound of his voice.	В четверг утром Роберт позвонил ему из "Аудиториума" и напомнил о предстоящем свидании, Лестер жадно прислушивался к звуку его голоса.
"All right," he said, "I'll be with you."	"Да, да я помню", - сказал он.
At noon he went down-town, and there, within the exclusive precincts of the Union Club, the two brothers met and looked at each other again.	В полдень он поехал в деловую часть города, и здесь, в изысканном "Юнион-Клубе", братья встретились и оглядели друг друга.
Robert was thinner than when Lester had seen him last, and a little grayer.	Роберт за это время похудел, волосы у него немного поседели.
His eyes were bright and steely, but there were crow's-feet on either side.	Взгляд остался твердым и пронзительным, но около глаз появились морщинки.
His manner was quick, keen, dynamic.	Движения у него были быстрые, энергичные.

Lester was noticeably of another type-solid, brusque, and indifferent.	В Лестере сразу угадывался человек совсем другого склада - плотный, грубоватый, флегматичный.
Men spoke of Lester these days as a little hard.	В те дни многие находили его несколько жестким.
Robert's keen blue eyes did not disturb him in the least-did not affect him in any way.	Г олубые глаза Роберта нисколько его не смутили, не оказали на него никакого действия.
He saw his brother just as he was, for he had the larger philosophic and interpretative insight; but Robert could not place Lester exactly. He could not fathom just what had happened to him in these years.	Он видел брата насквозь, потому что умел и наблюдать и делать выводы. А Роберту было трудно определить, в чем именно Лестер изменился за эти годы.
Lester was stouter, not gray, for some reason, but sandy and ruddy, looking like a man who was fairly well satisfied to take life as he found it.	Он пополнел, но почему-то не седеет, у него все такой же здоровый цвет лица и вообще он производил впечатление человека, готового принять жизнь такой, как она есть.
Lester looked at his brother with a keen, steady eye. The latter shifted a little, for he was restless. He could see that there was no loss of that mental force and courage which had always been predominant characteristics in Lester's make-up.	Роберт беспокойно поежился от его строгого взгляда - было очевидно, что Лестер полностью сохранил и мужество и ясный ум, которые его всегда отличали.
"I thought I'd like to see you again, Lester," Robert remarked, after they had clasped hands in the customary grip.	- Мне очень хотелось с тобой повидаться, Лестер,- начал Роберт, после того как они, по старой привычке, обменялись крепким рукопожатием.
"It's been a long time now-nearly eight years, hasn't it?"	- Мы давно не встречались - почти восемь лет.
"About that," replied Lester.	- Да, около того, - отвечал Лестер.
"How are things with you?"	- Ну, как твои дела?
"Oh, about the same.	- Все по-старому.
You've been fairly well, I see."	А ты прекрасно выглядишь.
"Never sick," said Lester. "A little cold now and then.	- Я никогда не болею, - сказал Лестер, - разве что изредка насморк схвачу.
I don't often go to bed with anything.	А так, чтобы лежать в постели, - и не припомню.
How's your wife?"	Как жена?
"Oh, Margaret's fine."	- Спасибо, жива и здорова.
"And the children?"	- А дети?
"We don't see much of Ralph and Berenice since they married, but the others are around more or less.	- Ральфа и Беренис мы почти не видим, у каждого из них своя семья, а остальные пока дома.
I suppose your wife is all right," he said hesitatingly. It was difficult ground for Robert.	Надеюсь, твоя жена тоже в добром здоровье, -добавил он нерешительно, чувствуя, что ступает на скользкую почву.
Lester eyed him without a change of expression.	Лестер окинул его спокойным взглядом.
"Yes," he replied.	- Да, - ответил он.
"She enjoys pretty fair health.	- Здоровье у нее прекрасное.
She's quite well at present."	И сейчас она ни на что не жалуется.

They drifted mentally for a few moments, while Lester inquired after the business, and Amy, Louise, and Imogene. He admitted frankly that he neither saw nor heard from them nowadays.	Они еще поговорили о том о сем; Лестер справился о делах треста, спросил, как поживают сестры, откровенно признавшись, что совсем потерял их из виду.
Robert told him what he could.	Роберт рассказал обо всех понемножку и, наконец, приступил к делу.
"The thing that I was thinking of in connection with you, Lester," said Robert finally, "is this matter of the Western Crucible Steel Company.	- А поговорить я хотел с тобой вот о чем, - сказал он. - Меня интересует "Западная Сталеплавильная компания".
You haven't been sitting there as a director in person I notice, but your attorney, Watson, has been acting for you. Clever man, that.	Я знаю, что ты лично не состоишь в числе ее директоров, тебя представляет твой поверенный Уотсон, - очень, кстати сказать, толковый человек.
The management isn't right-we all know that.	Так вот, управление компанией поставлено скверно, это нам всем известно.
We need a practical steel man at the head of it, if the thing is ever going to pay properly.	Для того, чтобы получить надлежащие прибыли, нам нужно иметь во главе ее человека практичного и сведущего.
I have voted my stock with yours right along because the propositions made by Watson have been right.	До сих пор я неизменно действовал заодно с Уотсоном, потому что находил его предложения вполне разумными.
He agrees with me that things ought to be changed.	Он, как и я, считает, что многое нужно изменить.
Now I have a chance to buy seventy shares held by Rossiter's widow.	Сейчас представилась возможность купить семьдесят акций, которыми владеет вдова Росситера.
That with yours and mine would give us control of the company.	Вместе с твоей и моей долей это составило бы контрольный пакет.
I would like to have you take them, though it doesn't make a bit of difference so long as it's in the family.	Я бы очень хотел, чтобы именно ты купил эти семьдесят акций, хотя с тем же успехом могу их взять и на свое имя - лишь бы сохранить их за нами.
You can put any one you please in for president, and we'll make the thing come out right."	Тогда ты сделаешь президентом кого захочешь, а дальше все пойдет как по маслу.
Lester smiled.	Лестер улыбнулся.
It was a pleasant proposition.	Предложение было заманчивое.
Watson had told him that Robert's interests were co-operating with him. Lester had long suspected that Robert would like to make up.	Он уже знал от Уотсона, что в делах этой компании Роберт держит его сторону, и давно догадывался о намерении брата пойти на мировую.
This was the olive branch-the control of a property worth in the neighborhood of a million and a half.	Так вот она - оливковая ветвь в виде контроля над компанией с полуторамиллионным капиталом!
"That's very nice of you," said Lester solemnly.	- Это очень мило с твоей стороны, - сказал он серьезно.
"It's a rather liberal thing to do.	- Прямо-таки щедрый подарок.
What makes you want to do it now?"	С чего это тебе вздумалось?

"Well, to tell you the honest truth, Lester," replied Robert,	- Что ж, Лестер, я скажу тебе правду, - отвечал Роберт.
"I never did feel right about that will business. I never did feel right about that secretary-treasurership and some other things that have happened.	- Мне все эти годы не давала покоя та история с завещанием и то, что ты лишился должности секретаря-казначея, и другие недоразумения.
I don't want to rake up the past-you smile at that-but I can't help telling you how I feel.	Я не хочу ворошить старое - ты, я вижу, улыбаешься, - но почему не высказать тебе моих мыслей?
I've been pretty ambitious in the past.	В прошлом я был порядком честолюбив.
I was pretty ambitious just about the time that father died to get this United Carriage scheme under way, and I was afraid you might not like it.	И как раз в то время, когда умер отец, я носился с планами создания Каретного треста и боялся, что ты их не одобришь.
I have thought since that I ought not to have done it, but I did. I suppose you're not anxious to hear any more about that old affair.	С тех пор я часто думал, что поступил нехорошо, но дело уже было сделано.
This other thing though-"	Но то, с чего я сегодня начал...
"Might be handed out as a sort of compensation," put in Lester quietly.	- Могло бы служить некоторой компенсацией, -спокойно закончил Лестер.
"Not exactly that, Lester-though it may have something of that in it.	- Ну, не совсем так, Лестер... хотя, пожалуй, в этом роде.
I know these things don't matter very much to you now.	Я понимаю, что теперь такие вещи не имеют для тебя большого значения.
I know that the time to do things was years ago-not now.	Я понимаю, что важнее было что-то предпринять тогда, а не сейчас.
Still I thought sincerely that you might be interested in this proposition.	Но все же я искренне думал заинтересовать тебя своим предложением.
It might lead to other things.	Я думал, оно послужит началом.
Frankly, I thought it might patch up matters between us. We're brothers after all."	Скажу по совести, я хотел, чтобы это был первый шаг к нашему примирению, ведь мы как-никак братья.
"Yes," said Lester, "we're brothers."	- Да, - сказал Лестер, - мы братья.
He was thinking as he said this of the irony of the situation.	Он думал о том, сколько иронии в этих словах.
How much had this sense of brotherhood been worth in the past?	Много ли братские чувства Роберта помогли ему в прошлом?
Robert had practically forced him into his present relationship, and while Jennie had been really the only one to suffer, he could not help feeling angry.	По существу никто иной, как Роберт, толкнул его на брак с миссис Джералд; и хотя истинно страдающим лицом оказалась одна Дженни, Лестер до сих пор на него досадовал.
It was true that Robert had not cut him out of his one-fourth of his father's estate, but certainly he had not helped him to get it, and now Robert was thinking that this offer of his might mend things.	Правда, Роберт не лишил его четвертой части отцовского состояния, но зато и не помог получить ее. А теперь воображает, что своим предложением сразу поправит дело.
It hurt him-Lester-a little.	Не хорошо это.

It irritated him.	И глупо.
Life was strange.	И вообще странная штука - жизнь!
"I can't see it, Robert," he said finally and determinedly.	- Нет, Роберт, - сказал он наконец твердо и решительно.
"I can appreciate the motive that prompts you to make this offer.	- Я понимаю твои мотивы.
But I can't see the wisdom of my taking it.	Но не вижу, зачем это мне.
Your opportunity is your opportunity.	Случай представился тебе, ты им пользуйся.
I don't want it.	А я не хочу.
We can make all the changes you suggest if you take the stock.	Если ты купишь эти акции, я согласен на все мероприятия, какие ты найдешь нужным провести.
I'm rich enough anyhow.	Я теперь достаточно богат.
Bygones are bygones.	Что прошло, то прошло.
I'm perfectly willing to talk with you from time to time.	Я не отказываюсь время от времени встречаться и беседовать с тобой.
That's all you want.	А ведь это все, что тебе нужно.
This other thing is simply a sop with which to plaster an old wound.	Комбинация, которую ты мне предлагаешь, -попросту штукатурка, чтобы заделать старую трещину.
You want my friendship and so far as I'm concerned you have that.	Тебе нужно мое расположение - пожалуйста.
I don't hold any grudge against you.	Я не питаю к тебе злобы.
I won't."	И не собираюсь тебе вредить.
Robert looked at him fixedly. He half smiled.	Роберт посмотрел на брата и усмехнулся.
He admired Lester in spite of all that he had done to him-in spite of all that Lester was doing to him now.	Как бы он ни обидел Лестера в прошлом, как бы ни был обижен им сейчас, все же это замечательный человек.
"I don't know but what you're right, Lester," he admitted finally.	- Может быть, ты и прав, Лестер, - сказал он.
"I didn't make this offer in any petty spirit though.	- Но знай, что мною руководили не мелочные соображения.
I wanted to patch up this matter of feeling between us.	Мне действительно хотелось помириться с тобой.
I won't say anything more about it.	Больше я не буду к этому возвращаться.
You're not coming down to Cincinnati soon, are you?"	Ты в ближайшее время в Цинциннати не собираешься?
"I don't expect to," replied Lester.	- Да как будто нет, - отвечал Лестер.
"If you do I'd like to have you come and stay with us.	- А я хотел предложить тебе остановиться у нас.
Bring your wife.	Приезжай с женой.

We could talk over old times."	Вспомним молодость.
Lester smiled an enigmatic smile.	Лестер невесело улыбнулся.
"I'll be glad to," he said, without emotion. But he remembered that in the days of Jennie it was different.	- Что ж, с удовольствием, - сказал он вежливо, а сам подумал, что во времена Дженни не дождался бы такого приглашения.
They would never have receded from their position regarding her.	Ничто не заставило бы его родных отнестись к ней по-человечески.
"Well," he thought, "perhaps I can't blame them.	"А впрочем, они, может быть, и не виноваты, -подумал он.
Let it go."	- Бог с ними".
They talked on about other things.	Братья поговорили еще немного.
Finally Lester remembered an appointment.	Потом Лестер вспомнил, что у него назначено деловое свидание, и взглянул на часы.
"I'll have to leave you soon," he said, looking at his watch.	- Мне скоро придется тебя покинуть, - сказал он.
"I ought to go, too," said Robert.	- Да и мне пора, - сказал Роберт.
They rose.	Они встали.
"Well, anyhow," he added, as they walked toward the cloakroom, "we won't be absolute strangers in the future, will we?"	- Как бы там ни было, - добавил старший брат, спускаясь по лестнице, - я надеюсь, что впредь мы будем не совсем чужими друг другу.
"Certainly not," said Lester.	- Разумеется, сказал Лестер.
"I'll see you from time to time."	- Время от времени будем встречаться.
They shook hands and separated amicably.	Они пожали друг другу руки и расстались вполне дружески.
There was a sense of unsatisfied obligation and some remorse in Robert's mind as he saw his brother walking briskly away.	Глядя вслед быстро удаляющемуся Лестеру, Роберт испытывал смутное чувство раскаяния и не выполненного долга.
Lester was an able man.	Лестер - незаурядный человек.
Why was it that there was so much feeling between them-had been even before Jennie had appeared?	Почему же всегда, даже до появления Дженни, между ними стояла какая-то стена?
Then he remembered his old thoughts about "snaky deeds."	Потом Роберт вспомнил своя давнишние мысли о "темных сделках".
That was what his brother lacked, and that only. He was not crafty; not darkly cruel, hence.	Да, вот чего не хватает Лестеру - в нем нет коварства, он не способен на жестокость.
"What a world!" he thought.	Ах ты, черт возьми!
On his part Lester went away feeling a slight sense of opposition to, but also of sympathy for, his brother.	А Лестер думал о брате с досадой, но без враждебного чувства.
He was not so terribly bad-not different from other men.	Не так уж он плох - не хуже многих и многих других.
Why criticize?	К чему осуждать его?
What would he have done if he had been in Robert's place?	Еще неизвестно, как он сам поступил бы на месте Роберта.

Robert was getting along.	Роберт купается в деньгах.
So was he.	Он тоже.
He could see now how it all came about-why he had been made the victim, why his brother had been made the keeper of the great fortune.	Теперь ему ясно, как все получилось, - почему он оказался жертвой, почему управление огромным отцовским состоянием было доверено Роберту.
"It's the way the world runs," he thought.	"Такова жизнь, - думал он.
"What difference does it make?	- Не все ли равно?
I have enough to live on.	У меня достаточно средств.
Why not let it go at that?"	Так о чем же еще беспокоиться?"
CHAPTER LXI	Глава LXI
The days of man under the old dispensation, or, rather, according to that supposedly biblical formula, which persists, are threescore years and ten.	По каким-то стародавним подсчетам, или, вернее, согласно освященной веками библейской формуле, человеку отпущено для жизни семьдесят лет.
It is so ingrained in the race-consciousness by mouth-to-mouth utterance that it seems the profoundest of truths.	Формула эта, бесконечно повторяемая из рода в род, так крепко внедрилась в сознание людей, что принимается как непреложная истина.
As a matter of fact, man, even under his mortal illusion, is organically built to live five times the period of his maturity, and would do so if he but knew that it is spirit which endures, that age is an illusion, and that there is no death.	На самом же деле человек, хотя бы и считающий себя смертным, органически способен прожить в пять раз дольше, и жизнь его в самом деле была бы много продолжительнее, если бы только он знал, что живет не тело, а дух, что возраст - это иллюзия и что смерти нет.
Yet the race-thought, gained from what dream of materialism we know not, persists, and the death of man under the mathematical formula so fearfully accepted is daily registered.	Однако веками укореняющуюся мысль - плод неведомо каких материалистических гипотез -чрезвычайно трудно вытравить из сознания, и каждый день люди умирают, словно повинуясь этой, с покорностью и страхом принятой ими математической формуле.
Lester was one of those who believed in this formula.	Верил в эту формулу и Лестер.
He was nearing sixty.	Ему перевалило за пятьдесят.
He thought he had, say, twenty years more at the utmost to live-perhaps not so long.	Он считал, что жить ему осталось самое большее двадцать лет, а может, и меньше.
Well, he had lived comfortably.	Ну что ж, он прожил завидную жизнь.
He felt that he could not complain.	Жаловаться не на что.
If death was coming, let it come. He was ready at any time.	Если смерть придет, он готов к ней.
No complaint or resistance would issue from him.	Он встретит ее без жалоб, без борьбы.
Life, in most of its aspects, was a silly show anyhow.	Ведь жизнь в большинстве своих проявлений всего только глупая комедия.
He admitted that it was mostly illusion-easily proved to be so.	Куда ни глянь - одни иллюзии, это нетрудно доказать.
That it might all be one he sometimes suspected.	А может быть, жизнь вообще только иллюзия?

It was very much like a dream in its composition truly-sometimes like a very bad dream.	Во всяком случае, она очень похожа на сон, подчас - на скверный сон.
All he had to sustain him in his acceptance of its reality from hour to hour and day to day was apparent contact with this material proposition and that-people, meetings of boards of directors, individuals and organizations planning to do this and that, his wife's social functions Letty loved him as a fine, grizzled example of a philosopher.	Что поддерживает в нем изо дня в день сознание реальности жизни? Видимое общение с людьми: заседания правлений, обсуждение всевозможных планов с отдельными лицами и организациями, светские приемы жены. Летти обожала его и называла своим мудрым старым философом.
She admired, as Jennie had, his solid, determined, phlegmatic attitude in the face of troubled circumstance.	Так же, как Дженни, она восхищалась его невозмутимой твердостью перед лицом всяческих передряг.
All the winds of fortune or misfortune could not apparently excite or disturb Lester.	Казалось, ни удары, ни улыбки судьбы не способны были взволновать Лестера или вывести его из равновесия.
He refused to be frightened.	Он не желал пугаться.
He refused to budge from his beliefs and feelings, and usually had to be pushed away from them, still believing, if he were gotten away at all.	Не желал отступать от своих убеждений, симпатий и антипатий, и его приходилось отрывать от них силой, что не всегда удавалось.
He refused to do anything save as he always said, "Look the facts in the face" and fight.	По собственному выражению, он желал одного: "смотреть фактам в глаза" и бороться.
He could be made to fight easily enough if imposed upon, but only in a stubborn, resisting way.	Заставить его бороться было не трудно, но эта борьба выражалась в упорном сопротивлении.
His plan was to resist every effort to coerce him to the last ditch.	Он сопротивлялся всем попыткам насильно столкнуть его в воду.
If he had to let go in the end he would when compelled, but his views as to the value of not letting go were quite the same even when he had let go under compulsion.	Даже если в конце концов его все же сталкивали, взгляд его на необходимость сопротивления оставался неизменным.
His views of living were still decidedly material, grounded in creature comforts, and he had always insisted upon having the best of everything.	Его запросы всегда были преимущественно материального порядка, он хотел только земных благ и соглашался лишь на самое лучшее.
If the furnishings of his home became the least dingy he was for having them torn out and sold and the house done over.	Стоило внутренней отделке его дома хоть немного поблекнуть, как он требовал, чтобы гардины были сорваны, мебель продана и весь дом отделан заново.
If he traveled, money must go ahead of him and smooth the way.	Во время его путешествий деньги должны были прокладывать и расчищать ему дорогу.
He did not want argument, useless talk, or silly palaver as he called it.	Он не терпел пререканий, ненужных разговоров, "дурацкой болтовни", как он сам называл это.
Every one must discuss interesting topics with him or not talk at all.	С ним полагалось либо беседовать на интересующие его темы, либо не разговаривать совсем.
Letty understood him thoroughly.	Летти прекрасно понимала его.
She would chuck him under the chin mornings, or shake his solid head between her hands, telling him he was a brute, but a nice kind of a brute.	Она шутливо трепала его по щеке или брала обеими руками за голову и уверяла, что он медведь, но очень симпатичный и милый медведь.

"Yes, yes," he would growl.	- Да, да, знаю, - ворчал он.
"I know. I'm an animal, I suppose.	- Я животное.
You're a seraphic suggestion of attenuated thought."	А ты, надо полагать, бесплотное средоточие ангельской сущности.
"No; you hush," she would reply, for at times he could cut like a knife without really meaning to be unkind.	- Ну, довольно, замолчи, - говорила она, потому что он, хоть и без злого умысла, делал ей иногда очень больно.
Then he would pet her a little, for, in spite of her vigorous conception of life, he realized that she was more or less dependent upon him.	Тогда Лестер спешил утешить ее лаской - он хорошо знал, что она, несмотря на всю свою энергию и самостоятельность, зависит от него.
It was always so plain to her that he could get along without her.	А ей всегда было ясно, что он может обойтись и без нее.
For reasons of kindliness he was trying to conceal this, to pretend the necessity of her presence, but it was so obvious that he really could dispense with her easily enough. Now Letty did depend upon Lester.	Жалея ее, он пытался это скрывать, притворялся, что она ему необходима, но ему не удавалось обмануть ни ее, ни себя, Летти же действительно цеплялась за него всеми силами.
It was something, in so shifty and uncertain a world, to be near so fixed and determined a quantity as this bear-man.	Так важно, когда в нашем изменчивом непрочном мире рядом с тобой есть столь определенная и постоянная величина, как этот мужественный человек.
It was like being close to a warmly glowing lamp in the dark or a bright burning fire in the cold.	Чувствуешь себя как у приветливой лампы в темной комнате или у пылающего костра на холодной улице.
Lester was not afraid of anything.	Лестер ничего не боится.
He felt that he knew how to live and to die.	Он уверен, что умеет жить и сумеет умереть.
It was natural that a temperament of this kind should have its solid, material manifestation at every point.	Такой темперамент, естественно, должен был проявляться на каждом шагу и по всякому поводу.
Having his financial affairs well in hand, most of his holding being shares of big companies, where boards of solemn directors merely approved the strenuous efforts of ambitious executives to "make good," he had leisure for living.	Теперь, когда Лестер привел в порядок свои финансовые дела и крепко держал в руках все нити, когда большая часть его состояния была вложена в акции крупнейших компаний, директорам которых не было другого дела, кроме как санкционировать инициативу своих честолюбивых администраторов, у него оставалось вдоволь свободного времени.
He and Letty were fond of visiting the various American and European watering-places.	Он много разъезжал с Летти по модным курортам Европы и Америки.
He gambled a little, for he found that there was considerable diversion in risking interesting sums on the spin of a wheel or the fortuitous roll of a ball; and he took more and more to drinking, not in the sense that a drunkard takes to it, but as a high liver, socially, and with all his friends.	Он полюбил азартные игры - ему нравилось делать крупные ставки, рискуя все потерять, если не вовремя остановится колесо или не туда покатится шарик; он еще больше пристрастился к спиртному - не как пьяница, но как человек, который любит пожить в свое удовольствие и хорошо провести время с друзьями.

He was inclined to drink the rich drinks when he did not take straight whiskey-champagne, sparkling Burgundy, the expensive and effervescent white wines.	Пил он либо неразбавленные виски, либо лучшие сорта вин - шампанское, искристое бургундское, дорогие, веселящие душу белые вина.
When he drank he could drink a great deal, and he ate in proportion.	Он мог пить помногу и ел соответственно.
Nothing must be served but the best-soup, fish, entree, roast, game, dessert-everything that made up a showy dinner and he had long since determined that only a high-priced chef was worth while.	Все, что появлялось у него на столе, - закуски, супы, рыба, жаркое, дичь, - должно было непременно быть первосортное, и он давно уже пришел к выводу, что имеет смысл держать только самого дорогого повара.
They had found an old cordon bleu, Louis Berdot, who had served in the house of one of the great dry goods princes, and this man he engaged.	Они разыскали и наняли старого француза, Луи Бердо, когда-то служившего в поварах у миллионера-мануфактурщика.
He cost Lester a hundred dollars a week, but his reply to any question was that he only had one life to live.	Лестер платил ему сто долларов в неделю, а на все недоуменные вопросы по этому поводу отвечал, что жизнь дается нам только раз.
The trouble with this attitude was that it adjusted nothing, improved nothing, left everything to drift on toward an indefinite end.	Проникнувшись такими взглядами, Лестер был бессилен что-либо изменить, что-либо исправить; помимо его воли все стремилось к неведомой ему цели.
If Lester had married Jennie and accepted the comparatively meager income of ten thousand a year he would have maintained the same attitude to the end.	Если бы он женился на Дженни и получал сравнительно скромный доход в десять тысяч годовых, он все равно не отказался бы от этих взглядов.
It would have led him to a stolid indifference to the social world of which now necessarily he was a part. He would have drifted on with a few mentally compatible cronies who would have accepted him for what he was-a good fellow-and Jennie in the end would not have been so much better off than she was now.	Он жил бы так же безвольно, довольствуясь обществом двух-трех приятелей, говорящих на одном с ним языке и видящих в нем то, чем он был, - славного малого, и Дженни, пожалуй, жилось бы с ним немногим лучше, чем без него.
One of the changes which was interesting was that the Kanes transferred their residence to New York.	Одним из важных событий в жизни Кейнов был их переезд в Нью-Йорк.
Mrs. Kane had become very intimate with a group of clever women in the Eastern four hundred, or nine hundred, and had been advised and urged to transfer the scene of her activities to New York.	Среди близких друзей миссис Кейн имелось несколько умных женщин - представительниц четырехсот лучших семейств Новой Англии; они-то и уговорили ее переселиться в Нью-Йорк.
She finally did so, leasing a house in Seventy-eighth Street, near Madison Avenue. She installed a novelty for her, a complete staff of liveried servants, after the English fashion, and had the rooms of her house done in correlative periods.	Приняв это решение, она сняла дом на Семьдесят восьмой улице, близ Мэдисон-авеню, обставила каждую комнату в стиле какой-нибудь исторической эпохи и впервые завела целый штат ливрейных лакеев, совсем на английский лад.
Lester smiled at her vanity and love of show.	Лестер посмеивался над ее тщеславием и любовью к пышным декорациям.
"You talk about your democracy," he grunted one day.	- А еще толкуешь о своей демократичности, -проворчал он однажды.

"You have as much democracy as I have religion, and that's none at all."	- Ты такая же демократка, как я - верующий христианин!
"Why, how you talk!" she denied.	- Вовсе нет! - возразила она.
"I am democratic.	- Я самая настоящая демократка.
We all run in classes.	Но все мы неотделимы от своего класса.
You do.	И ты тоже.
I'm merely accepting the logic of the situation."	Я просто подчиняюсь логике вещей.
"The logic of your grandmother!	- Какая там к черту логика!
Do you call a butler and doorman in red velvet a part of the necessity of the occasion?"	Ты еще скажешь, что дворецкий и лакей, наряженные в красный бархат, продиктованы необходимостью?
"I certainly do," she replied.	- Конечно! - отвечала она.
"Maybe not the necessity exactly, but the spirit surely.	- Ну, если не необходимостью, так всем укладом нашей жизни.
Why should you quarrel?	Что тебя так возмущает?
You're the first one to insist on perfection-to quarrel if there is any flaw in the order of things."	Ты же первый настаиваешь, чтобы все было безупречно, первый возмущаешься, чуть заметишь малейший изъян.
"You never heard me quarrel."	- Когда это я возмущался?
"Oh, I don't mean that literally.	- Ну, может быть, я не так выразилась.
But you demand perfection-the exact spirit of the occasion, and you know it."	Но ты хочешь, чтобы все было идеально, чтобы в каждом случае был выдержан стиль... Да ты сам это прекрасно знаешь.
"Maybe I do, but what has that to do with your democracy?"	- Предположим, но при чем тут твоя демократичность?
"I am democratic.	- Я демократка.
I insist on it.	Этого ты у меня не отнимешь.
I'm as democratic in spirit as any woman.	В душе я не менее демократична, чем любая другая женщина, Просто я трезво смотрю на вещи и по возможности ни в чем себе не отказываю, точно так же, как и ты.
Only I see things as they are, and conform as much as possible for comfort's sake, and so do you.	Нечего швырять камешки в мой стеклянный дом, уважаемый Повелитель.
Don't you throw rocks at my glass house, Mister Master.	Ваш домик тоже прозрачный, я вижу каждое ваше движение.
Yours is so transparent I can see every move you make inside."	- И все-таки я демократ, а ты нет, - поддразнил ее Лестер.
"I'm democratic and you're not," he teased; but he approved thoroughly of everything she did.	Впрочем, он безоговорочно одобрял все, что бы она ни делала.
She was, he sometimes fancied, a better executive in her world than he was in his.	Порою ему казалось, что она распоряжается своим миром куда более толково, чем он - своим.

Drifting in this fashion, wining, dining, drinking the waters of this curative spring and that, traveling in luxurious ease and taking no physical exercise, finally altered his body from a vigorous, quick-moving, well-balanced organism into one where plethora of substance was clogging every essential function.	Бесконечная еда и питье, воды всех по очереди целебных источников, путешествия в покое и роскоши, пренебрежение гимнастикой и спортом -все это в конце концов подорвало здоровье Лестера, - чрезмерное полнокровие тормозило теперь все функции его когда-то сильного, подвижного тела.
His liver, kidneys, spleen, pancreas-every organ, in fact-had been overtaxed for some time to keep up the process of digestion and elimination.	Уже давно его желудок, печень, почки, селезенка работали с перегрузкой.
In the past seven years he had become uncomfortably heavy.	За последние семь лет он очень располнел.
His kidneys were weak, and so were the arteries of his brain.	Первыми стали отказывать почки, а также сосуды мозга.
By dieting, proper exercise, the right mental attitude, he might have lived to be eighty or ninety.	При умеренной еде, достаточно подвижном образе жизни и большем душевном равновесии Лестер мог бы прожить и до восьмидесяти и до девяноста лет.
As a matter of fact, he was allowing himself to drift into a physical state in which even a slight malady might prove dangerous.	Но он позволил себе дойти до такого физического состояния, когда малейшая болезнь грозила серьезными последствиями.
The result was inevitable, and it came.	Результат всего этого мог быть только один, и он не замедлил сказаться.
It so happened that he and Letty had gone to the North Cape on a cruise with a party of friends.	Однажды Лестер и Летти с компанией друзей отправились на яхте к северным берегам Норвегии.
Lester, in order to attend to some important business, decided to return to Chicago late in November; he arranged to have his wife meet him in New York just before the Christmas holidays.	В конце ноября важные дела потребовали присутствия Лестера в Чикаго; он уговорился с женой, что к Рождеству они съедутся в Нью-Йорке.
He wrote Watson to expect him, and engaged rooms at the Auditorium, for he had sold the Chicago residence some two years before and was now living permanently in New York.	Известив Уотсона, чтобы тот встретил его, Лестер приехал и остановился в "Аудиториуме" -чикагский особняк уже два года как был продан.
One late November day, after having attended to a number of details and cleared up his affairs very materially, Lester was seized with what the doctor who was called to attend him described as a cold in the intestines-a disturbance usually symptomatic of some other weakness, either of the blood or of some organ.	В последних числах ноября, когда Лестер в основном уже закончил свои дела, он внезапно почувствовал себя плохо. Пришел доктор и сказал, что у него кишечное расстройство, которое нередко служит проявлением серьезного общего заболевания крови или какого-нибудь важного органа.
He suffered great pain, and the usual remedies in that case were applied.	Лестер очень страдал.
There were bandages of red flannel with a mustard dressing, and specifics were also administered.	Врач велел тепло закутать ноги, прописал горчичники и лекарства.
He experienced some relief, but he was troubled with a sense of impending disaster.	Боли утихли, но Лестера томило предчувствие близкой беды.

He had Watson cable his wife-there was nothing serious about it, but he was ill.	Он попросил Уотсона послать телеграмму Летти. Нужно сообщить ей, что ничего серьезного нет, просто ему нездоровится.
A trained nurse was in attendance and his valet stood guard at the door to prevent annoyance of any kind.	У постели Лестера дежурила сестра, его лакей стоял как на часах за дверью номера, не пропуская докучливых посетителей.
It was plain that Letty could not reach Chicago under three weeks. He had the feeling that he would not see her again.	Летти могла добраться до Чикаго не раньше, чем через три недели, Лестер чувствовал, что никогда больше ее не увидит.
Curiously enough, not only because he was in Chicago, but because he had never been spiritually separated from Jennie, he was thinking about her constantly at this time. He had intended to go out and see her just as soon as he was through with his business engagements and before he left the city.	Как ни странно, он в эти дни все время думал о Дженни, и не только потому, что был в Чикаго, -просто она, как и раньше, оставалась для него самым близким человеком, Он собирался навестить ее в этот приезд, как только немного освободится.
He had asked Watson how she was getting along, and had been informed that everything was well with her. She was living quietly and looking in good health, so Watson said.	В первый же день он расспросил о ней Уотсона, и тот сказал, что она живет по-прежнему уединенно и выглядит хорошо.
Lester wished he could see her.	Лестеру очень хотелось повидаться с ней.
This thought grew as the days passed and he grew no better.	Дни шли за днями, ему не становилось лучше, и желание это овладевало им все сильнее.
He was suffering from time to time with severe attacks of griping pains that seemed to tie his viscera into knots, and left him very weak.	Его мучили приступы страшной боли, которая словно скручивала ему все внутренности и сменялась полным упадком сил.
Several times the physician administered cocaine with a needle in order to relieve him of useless pain.	Чтобы облегчить его страдания, врач уже несколько раз впрыскивал ему морфий.
After one of the severe attacks he called Watson to his side, told him to send the nurse away, and then said:	Однажды, после особенно жесткого приступа, Лестер подозвал к себе Уотсона, велел ему отослать сестру и сказал:
"Watson, I'd like to have you do me a favor.	- Я хочу попросить вас об одном одолжении.
Ask Mrs. Stover if she won't come here to see me.	Узнайте у миссис Стовер, не может ли она навестить меня.
You'd better go and get her.	А лучше всего съездите за ней сами.
Just send the nurse and Kozo (the valet) away for the afternoon, or while she's here.	Сиделку и Козо (так звали лакея) можно отослать на полдня или на то время, пока она будет здесь.
If she comes at any other time I'd like to have her admitted."	Когда бы она ни приехала, пустите ее ко мне.
Watson understood.	Уотсон понял.
He liked this expression of sentiment.	Это проявление чувства нашло отклик в его душе.
He was sorry for Jennie.	Ему было жаль Дженни.
He was sorry for Lester.	И жаль Лестера.
He wondered what the world would think if it could know of this bit of romance in connection with so prominent a man.	Он подумал о том, как удивился бы свет, узнав о романтической прихоти столь видного человека.

Lester was decent. He had made Watson prosperous.	Уотсон глубоко уважал Лестера и всегда помнил, что обязан ему собственным благосостоянием.
The latter was only too glad to serve him in any way.	Он готов был оказать Лестеру любую услугу.
He called a carriage and rode out to Jennie's residence.	Наемный экипаж быстро доставил его на Южную сторону.
He found her watering some plants; her face expressed her surprise at his unusual presence.	Дженни оказалась дома. Она поливала цветы и удивленно подняла брови при виде Уотсона.
"I come on a rather troublesome errand, Mrs. Stover," he said, using her assumed name.	- Я к вам с нерадостным поручением, миссис Стовер, - начал он.
"Your-that is, Mr. Kane is quite sick at the Auditorium.	- Ваш... я хочу сказать, мистер Кейн серьезно болен. Он в "Аудиториуме".
His wife is in Europe, and he wanted to know if I wouldn't come out here and ask you to come and see him.	Жена его еще не вернулась из Европы. Он поручил мне заехать к вам и передать, что он просит вас навестить его.
He wanted me to bring you, if possible. Could you come with me now?"	Он просил, если возможно, привезти вас к нему... Вы могли бы поехать со мной сейчас?
"Why yes," said Jennie, her face a study.	- Да, конечно, - ответила Дженни, и на лице ее появилось какое-то отсутствующее выражение.
The children were in school.	Дети были в школе.
An old Swedish housekeeper was in the kitchen.	Старуха шведка, единственная ее служанка, сидела в кухне.
She could go as well as not.	Ничто не мешало Дженни отлучиться из дому.
But there was coming back to her in detail a dream she had had several nights before.	Но тут ей внезапно вспомнился во всех подробностях сон, который она видела несколько дней назад.
It had seemed to her that she was out on a dark, mystic body of water over which was hanging something like a fog, or a pall of smoke.	Ей снилось, что вокруг нее - таинственное черное озеро, над которым навис туман или облако дыма.
She heard the water ripple, or stir faintly, and then out of the surrounding darkness a boat appeared.	Она услышала слабый плеск воды, и из обступившего ее мрака появилась лодка.
It was a little boat, oarless, or not visibly propelled, and in it were her mother, and Vesta, and some one whom she could not make out.	Лодка была маленькая, без весел, она двигалась сама собой, и в ней сидели мать Дженни, Веста и еще кто-то, кого она не могла разглядеть.
Her mother's face was pale and sad, very much as she had often seen it in life.	Лицо матери было бледно и печально, каким часто бывало при жизни.
She looked at Jennie solemnly, sympathetically, and then suddenly Jennie realized that the third occupant of the boat was Lester.	Она смотрела на Дженни строгими, но полными сочувствия глазами, и внезапно Дженни поняла, что третьим в лодке сидит Лестер.
He looked at her gloomily-an expression she had never seen on his face before-and then her mother remarked,	Он мрачно взглянул на нее - Дженни никогда не видела его таким, - и тут ее мать сказала:
"Well, we must go now."	"А теперь довольно, нам пора".
The boat began to move, a great sense of loss came over her, and she cried,	Лодка стала удаляться, острое чувство утраты охватило Дженни, она крикнула:

"Oh, don't leave me, mamma!"	"Мама, не оставляй меня одну!"
But her mother only looked at her out of deep, sad, still eyes, and the boat was gone.	Но мать только поглядела на нее глубоким, кротким, печальным взором, и лодка исчезла.
She woke with a start, half fancying that Lester was beside her.	Дженни в испуге проснулась, ей почудилось, что Лестер рядом с ней.
She stretched out her hand to touch his arm; then she drew herself up in the dark and rubbed her eyes, realizing that she was alone.	Она протянула руку, чтобы тронуть его за плечо; потом, сообразив, что она одна, села в постели и протерла глаза.
A great sense of depression remained with her, and for two days it haunted her.	После этого тяжелое, гнетущее чувство два дня не давало ей покоя.
Then, when it seemed as if it were nothing, Mr. Watson appeared with his ominous message.	И едва оно стало проходить, как явился мистер Уотсон со своей страшной вестью.
She went to dress, and reappeared, looking as troubled as were her thoughts.	Дженни вышла из комнаты и скоро вернулась в пальто и шляпе; походка, лицо - все выдавало ее волнение.
She was very pleasing in her appearance yet, a sweet, kindly woman, well dressed and shapely.	Дженни еще и теперь была очень хороша собой -статная, прекрасно одетая, с ясным и добрым взглядом.
She had never been separated mentally from Lester, just as he had never grown entirely away from her.	В душе она не расставалась с Лестером, так же как он никогда не мог до конца оторваться от нее.
She was always with him in thought, just as in the years when they were together.	Все ее мысли были с ним, как в те годы, когда они жили вместе.
Her fondest memories were of the days when he first courted her in Cleveland-the days when he had carried her off, much as the cave-man seized his mate-by force.	Самые заветные ее воспоминания были связаны с Кливлендом, где Лестер ухаживал за ней и покорил ее силой, - наверно, так пещерный человек покорял свою подругу.
Now she longed to do what she could for him.	Теперь Дженни страстно желала чем-нибудь помочь ему.
For this call was as much a testimony as a shock. He loved her-he loved her, after all.	Он послал за ней - это не только потрясло ее, но и открыло ей глаза; значит, он все-таки... все-таки любит ее!
The carriage rolled briskly through the long streets into the smoky down-town district.	Экипаж быстро катился по длинным улицам к окутанной дымом деловой части города.
It arrived at the Auditorium, and Jennie was escorted to Lester's room. Watson had been considerate. He had talked little, leaving her to her thoughts.	Поверенный деликатно молчал, не мешая Дженни думать. Скоро они подъехали к "Аудиториуму", и Уотсон проводил ее до двери номера, где лежал Лестер.
In this great hotel she felt diffident after so long a period of complete retirement.	Дженни так давно не бывала на людях, что сильно робела, идя по длинным коридорам отеля.
As she entered the room she looked at Lester with large, gray, sympathetic eyes.	Войдя в номер, она подошла к кровати Лестера и застыла, глядя на него полными жалости, широко раскрытыми голубыми глазами.
He was lying propped up on two pillows, his solid head with its growth of once dark brown hair slightly grayed.	Он полулежал, откинув массивную голову на подушки, в темных волосах его пробивалась седина.

He looked at her curiously out of his wise old eyes, a light of sympathy and affection shining in them-weary as they were.	Умные, старые, усталые глаза смотрели на Дженни с ласковым любопытством.
Jennie was greatly distressed. His pale face, slightly drawn from suffering, cut her like a knife.	Жгучая боль пронзила ее при виде этого бледного, измученного лица.
She took his hand, which was outside the coverlet, and pressed it.	Она тихонько пожала руку Лестера, лежавшую поверх одеяла.
She leaned over and kissed his lips.	Потом наклонилась и поцеловала его в губы.
"I'm so sorry, Lester," she murmured. "I'm so sorry.	- Я так огорчена, так огорчена, Лестер, -прошептала она.
You're not very sick though, are you?	- Но ведь ты не очень серьезно болен, правда?
You must get well, Lester-and soon!"	Тебе нужно поправляться, и как можно скорее.
She patted his hand gently.	- Она тихонько погладила его руку.
"Yes, Jennie, but I'm pretty bad," he said.	- Да, Дженни, но дела мои плохи, - сказал он.
"I don't feel right about this business.	- Скрутило меня не на шутку.
I don't seem able to shake it off.	Не знаю, удастся ли выкарабкаться.
But tell me, how have you been?"	Ты лучше расскажи о себе. Как ты живешь?
"Oh, just the same, dear," she replied.	- Живу по-прежнему, милый, - ответила она.
"I'm all right.	- У меня все хорошо.
You mustn't talk like that, though.	А ты напрасно так говоришь.
You're going to be all right very soon now."	Ты поправишься, и очень скоро.
He smiled grimly.	Он горько улыбнулся.
"Do you think so?"	- Ты думаешь?
He shook his head, for he thought differently.	- И с сомнением покачал головой.
"Sit down, dear," he went on, "I'm not worrying about that.	- Впрочем, - продолжал он, - это меня мало беспокоит. Садись, родная.
I want to talk to you again.	Я хочу поговорить с тобой, как бывало.
I want you near me."	Хочу, чтобы ты была около меня.
He sighed and shut his eyes for a minute.	Он вздохнул и закрыл глаза.
She drew up a chair close beside the bed, her face toward his, and took his hand.	Дженни придвинула к постели стул, села и взяла руку Лестера в свои.
It seemed such a beautiful thing that he should send for her.	Как хорошо, что он послал за ней!
Her eyes showed the mingled sympathy, affection, and gratitude of her heart.	Жалость, любовь, благодарность переполняли ее сердце.
At the same time fear gripped her; how ill he looked!	И вдруг она похолодела от страха; он болен тяжело, это сразу видно!
"I can't tell what may happen," he went on.	- Не знаю, что будет дальше, - говорил Лестер.

"Letty is in Europe. I've wanted to see you again for some time.	- Летти в Европе, Мне уже давно хотелось тебя повидать.
I was coming out this trip. We are living in New York, you know.	Решил - в этот приезд непременно наведаюсь, Ты ведь знаешь, мы теперь живем в Нью-Йорке.
You're a little stouter, Jennie."	А ты немножко пополнела, Дженни.
"Yes, I'm getting old, Lester," she smiled.	- Старею, Лестер, - улыбнулась она.
"Oh, that doesn't make any difference," he replied, looking at her fixedly.	- Это неважно, - возразил он, не отводя от нее глаз.
"Age doesn't count.	- Дело не в возрасте.
We are all in that boat.	Все стареют.
It's how we feel about life."	Дело в том, как кто смотрит на жизнь.
He stopped and stared at the ceiling.	Он замолчал и поднял глаза к потолку.
A slight twinge of pain reminded him of the vigorous seizures he had been through.	Легкая боль напомнила ему о перенесенных мучениях.
He couldn't stand many more paroxysms like the last one.	Еще несколько таких приступов, как сегодня утром, - и он не выдержит.
"I couldn't go, Jennie, without seeing you again," he observed, when the slight twinge ceased and he was free to think again.	- Я не мог умереть, не повидавшись с тобой, -заговорил он опять, когда боль отпустила.
"I've always wanted to say to you, Jennie," he went on, "that I haven't been satisfied with the way we parted.	- Я давно хотел тебе сказать, Дженни, - напрасно мы расстались.
It wasn't the right thing, after all.	Теперь я вижу, что это было не нужно.
I haven't been any happier.	Мне это не дало счастья.
I'm sorry.	Ты прости меня.
I wish now, for my own peace of mind, that I hadn't done it."	Мне самому было бы легче, если бы я не сделал этого.
"Don't say that, Lester," she demurred, going over in her mind all that had been between them.	- Ну что ты, Лестер, - возразила она, и в этот миг вся их совместная жизнь пронеслась в ее памяти.
This was such a testimony to their real union-their real spiritual compatibility.	Вот оно - свидетельство их подлинного союза, их подлинной душевной близости!
"It's all right.	- Не мучай себя.
It doesn't make any difference.	Все хорошо и так.
You've been very good to me.	Ты был очень добр ко мне.
I wouldn't have been satisfied to have you lose your fortune. It couldn't be that way.	Не мог же ты из-за меня потерять все свое состояние.
I've been a lot better satisfied as it is.	И мне так гораздо спокойнее.
It's been hard, but, dear, everything is hard at times."	Конечно, было тяжело, но мало ли в жизни тяжелого, мой дорогой.
She paused.	Она умолкла.

"No," he said. "It wasn't right.	- Нет, - сказал Лестер, - это было ошибкой.
The thing wasn't worked out right from the start; but that wasn't your fault.	С самого начала все шло не так; но ты в этом не виновата.
I'm sorry.	Прости меня.
I wanted to tell you that.	Я давно хотел тебе сказать это.
I'm glad I'm here to do it."	Я очень рад, что успел.
"Don't talk that way, Lester-please don't," she pleaded.	- Не говори так, Лестер, прошу тебя, - взмолилась Дженни.
"It's all right.	- Все хорошо.
You needn't be sorry. There's nothing to be sorry for.	Тебе не о чем жалеть.
You have always been so good to me.	Ты столько для меня сделал!
Why, when I think-" she stopped, for it was hard for her to speak.	Когда я подумаю... - Голос у нее сорвался.
She was choking with affection and sympathy.	Любовь и жалость душили ее.
She pressed his hands.	Она молча сжала руку Лестера.
She was recalling the house he took for her family in Cleveland, his generous treatment of Gerhardt, all the long ago tokens of love and kindness.	Ей вспомнился дом в Кливленде, который он купил для ее родных, и как он приютил ее отца, и вся его забота и ласка.
"Well, I've told you now, and I feel better.	- Ну вот, теперь я тебе все сказал, и мне легче.
You're a good woman, Jennie, and you're kind to come to me this way."	Ты хорошая женщина, Дженни. Спасибо, что ты пришла ко мне.
I loved you.	Я тебя любил.
I love you now.	И сейчас люблю.
I want to tell you that.	Это я тоже хотел тебе оказать.
It seems strange, but you're the only woman I ever did love truly.	Как странно, но, кроме тебя, я ни одной женщины не любил по-настоящему.
We should never have parted.	Не надо нам было расставаться.
Jennie caught her breath.	У Дженни перехватило дыхание.
It was the one thing she had waited for all these years-this testimony.	Этих слов - только этих слов - она ждала долгие годы.
It was the one thing that could make everything right-this confession of spiritual if not material union.	Единственное, чего ей недоставало, - вот этого подтверждения их близости, если не физической, то духовной.
Now she could live happily.	Теперь жизнь будет для нее счастьем.
Now die so.	И смерть тоже.
"Oh, Lester," she exclaimed with a sob, and pressed his hand.	Рыдания подступили к горлу. - Ах, Лестер! -воскликнула она и сжала его руку.
He returned the pressure.	Он ответил ей слабым пожатием.
There was a little silence.	Некоторое время оба молчали.

Then he spoke again.	Потом он снова заговорил.
"How are the two orphans?" he asked.	- Ну, как твои сиротки?
"Oh, they're lovely," she answered, entering upon a detailed description of their diminutive personalities.	- Дети чудесные, - ответила она и стала подробно рассказывать ему о своих маленьких воспитанниках.
He listened comfortably, for her voice was soothing to him.	Лестер слушал довольный, ее голос успокаивал его.
Her whole personality was grateful to him.	Самое ее присутствие было ему отрадно.
When it came time for her to go he seemed desirous of keeping her.	Когда она поднялась, чтобы уходить, брови его страдальчески сдвинулись.
"Going, Jennie?"	- Уходишь, Дженни?
"I can stay just as well as not, Lester," she volunteered.	- Я могу остаться здесь, Лестер, - предложила она.
"I'll take a room.	- Возьму себе номер.
I can send a note out to Mrs. Swenson. It will be all right."	А миссис Свенсон извещу запиской, и все будет хорошо.
"You needn't do that," he said, but she could see that he wanted her, that he did not want to be alone.	- Нет, зачем же, - сказал он, но она поняла, что нужна ему, что он боится остаться один.
From that time on until the hour of his death she was not out of the hotel.	И до его последнего часа она уже не уходила из отеля.
CHAPTER LXII	Глава LXII
The end came after four days during which Jennie was by his bedside almost constantly.	Конец настал через четыре дня, в течение которых Дженни почти не отлучалась от постели больного.
The nurse in charge welcomed her at first as a relief and company, but the physician was inclined to object.	Сестра была очень довольна, что у нее появилась смена и она не одна. Врач попробовал протестовать.
Lester, however, was stubborn.	Но с Лестером было трудно спорить.
"This is my death," he said, with a touch of grim humor.	- Мне умирать, а не вам, - заявил он с мрачной иронией.
"If I'm dying I ought to be allowed to die in my own way."	- Уж разрешите мне умереть так, как мне нравится.
Watson smiled at the man's unfaltering courage.	Уотсон только улыбнулся.
He had never seen anything like it before.	Такого несгибаемого мужества он еще не видел.
There were cards of sympathy, calls of inquiry, notices in the newspaper.	Лестеру писали, справлялись о его здоровье по телефону, завозили карточки; заметки о его болезни появились в газетах.
Robert saw an item in the Inquirer and decided to go to Chicago.	Роберт прочел одну из них и решил съездить в Чикаго.
Imogene called with her husband, and they were admitted to Lester's room for a few minutes after Jennie had gone to hers.	Пришла Имоджин с мужем. Их на несколько минут впустили к Лестеру, после того как Дженни ушла к себе в номер.
Lester had little to say.	Лестер почти все время молчал.

The nurse cautioned them that he was not to be talked to much.	Сестра предупредила, что с ним нельзя много разговаривать.
When they were gone Lester said to Jennie,	Позже он сказал Дженни:
"Imogene has changed a good deal."	- Имоджин очень изменилась.
He made no other comment.	- И больше ничего не добавил.
Mrs. Kane was on the Atlantic three days out from New York the afternoon Lester died.	В тот вечер, когда Лестер умер, пароход, которым возвращалась на родину миссис Кейн, был в трех днях пути от Нью-Йорка.
He had been meditating whether anything more could be done for Jennie, but he could not make up his mind about it.	Последние дни Лестер все думал, что бы еще сделать для Дженни, но так ничего и не решил.
Certainly it was useless to leave her more money.	Оставить ей еще денег?
She did not want it.	Смысла нет, они ей не нужны.
He had been wondering where Letty was and how near her actual arrival might be when he was seized with a tremendous paroxysm of pain.	И как раз когда он задумался о том, где-то сейчас Летти и когда она сможет добраться сюда, у него начались жестокие боли.
Before relief could be administered in the shape of an anesthetic he was dead.	Еще до того, как ему успели сделать укол, наступила смерть.
It developed afterward that it was not the intestinal trouble which killed him, but a lesion of a major blood-vessel in the brain.	Позднее выяснилось, что умер он не от кишечного заболевания, а от кровоизлияния в мозг.
Jennie, who had been strongly wrought up by watching and worrying, was beside herself with grief.	Дженни, изнуренная тревогой и бессонными ночами, словно окаменела от горя.
He had been a part of her thought and feeling so long that it seemed now as though a part of herself had died.	Лестер так долго владел ее мыслями и чувствами, что теперь ей казалось, будто кончилась ее собственная жизнь.
She had loved him as she had fancied she could never love any one, and he had always shown that he cared for her-at least in some degree.	Она любила его так, как не могла бы, вероятно, любить никого другого, и он всегда умел показать, что она дорога ему.
She could not feel the emotion that expresses itself in tears-only a dull ache, a numbness which seemed to make her insensible to pain.	Горе Дженни не находило выхода в слезах, она ощущала только тупую боль, какое-то оцепенение сковало все ее чувства.
He looked so strong-her Lester-lying there still in death.	Лестер - ее Лестер - даже в смерти казался таким сильным.
His expression was unchanged-defiant, determined, albeit peaceful.	Лицо было спокойное, но решительное, вызывающее, как прежде.
Word had come from Mrs. Kane that she would arrive on the Wednesday following.	Миссис Кейн известила, что приедет в среду.
It was decided to hold the body.	Было решено подождать с похоронами.
Jennie learned from Mr. Watson that it was to be transferred to Cincinnati, where the Paces had a vault. Because of the arrival of various members of the family, Jennie withdrew to her own home; she could do nothing more.	Дженни узнала от мистера Уотсона, что тело перевезут в Цинциннати и похоронят там в фамильном склепе семьи Пэйс, Когда стали съезжаться родственники, Дженни уехала к себе домой, здесь ей больше нечего было делать.

The final ceremonies presented a peculiar commentary on the anomalies of existence.	В погребальных церемониях можно было усмотреть своеобразную иллюстрацию того, сколько противоестественного содержит наша жизнь.
It was arranged with Mrs. Kane by wire that the body should be transferred to Imogene's residence, and the funeral held from there.	Миссис Кейн сообщила по телеграфу, что тело Лестера будет перевезено из гостиницы в дом Имоджин.
Robert, who arrived the night Lester died; Berry Dodge, Imogene's husband; Mr. Midgely, and three other citizens of prominence were selected as pall-bearers.	Нести гроб должны были Роберт, прибывший в Чикаго через несколько часов после смерти брата, Берри Додж, муж Имоджин мистер Миджли и еще три не менее почтенных джентльмена.
Louise and her husband came from Buffalo; Amy and her husband from Cincinnati.	Из Буффало приехали Луиза и ее муж, из Цинциннати - Эми с мужем.
The house was full to overflowing with citizens who either sincerely wished or felt it expedient to call.	В доме было тесно от людей, приходивших проститься с покойным, - кто по искреннему желанию, а кто для приличия.
Because of the fact that Lester and his family were tentatively Catholic, a Catholic priest was called in and the ritual of that Church was carried out.	Поскольку Лестер и его родные считали себя католиками, для совершения похоронного обряда был приглашен католический священник.
It was curious to see him lying in the parlor of this alien residence, candles at his head and feet, burning sepulchrally, a silver cross upon his breast, caressed by his waxen fingers.	Лестер лежал в парадной гостиной чужого ему дома, в головах и на ногах у него горели погребальные свечи, восковые пальцы придерживали на груди серебряное распятие.
He would have smiled if he could have seen himself, but the Kane family was too conventional, too set in its convictions, to find anything strange in this.	Он улыбнулся бы, если б мог себя увидеть. Но семья Кейн, привыкшая соблюдать условности, свято придерживавшаяся традиционных обычаев, не усматривала в этом ничего несообразного.
The Church made no objection, of course.	Духовенство, разумеется, было готово к услугам.
The family was distinguished. What more could be desired?	Семья богатая, всеми уважаемая, так какие же могут быть разговоры?
On Wednesday Mrs. Kane arrived.	В среду прибыла в Чикаго миссис Кейн.
She was greatly distraught, for her love, like Jennie's, was sincere.	Горе ее было безгранично - как и Дженни, она непритворно любила Лестера.
She left her room that night when all was silent and leaned over the coffin, studying by the light of the burning candles Lester's beloved features.	Поздно вечером, когда в доме все стихло, она спустилась в гостиную и долго стояла, склонившись над гробом, вглядываясь в любимое лицо, освещенное мигающими свечами.
Tears trickled down her cheeks, for she had been happy with him.	Слезы текли у нее по щекам, - она вспомнила, как счастлива была с Лестером.
She caressed his cold cheeks and hands. "Poor, dear Lester!" she whispered. "Poor, brave soul!"	"Бедный, милый Лестер! - прошептала она. -Бедный мой герой!" - и погладила его холодные щеки и руки.
No one told her that he had sent for Jennie.	Ей не сказали, что он посылал за Дженни.
The Kane family did not know.	Никто в семье Кейн не знал об этом.

Meanwhile in the house on South Park Avenue sat a woman who was enduring alone the pain, the anguish of an irreparable loss.	А тем временем в маленьком доме на Южной стороне другая женщина в полном одиночестве несла боль и муку невозвратимой утраты.
Through all these years the subtle hope had persisted, in spite of every circumstance, that somehow life might bring him back to her.	Все эти годы в душе ее упрямо теплилась надежда, что, может быть, когда-нибудь они снова соединятся.
He had come, it is true-he really had in death-but he had gone again.	Правда, он вернулся к ней, вернулся перед самой смертью, но теперь опять ушел.
Where?	Куда?
Whither her mother, whither Gerhardt, whither Vesta had gone?	Куда ушла мать, отец, куда ушла Веста?
She could not hope to see him again, for the papers had informed her of his removal to Mrs. Midgely's residence, and of the fact that he was to be taken from Chicago to Cincinnati for burial. The last ceremonies in Chicago were to be held in one of the wealthy Roman Catholic churches of the South Side, St. Michael's, of which the Midgelys were members.	Дженни не надеялась больше увидеть Лестера; в газетах она прочла, что тело его перевезли в дом мистера Миджли; отпевание должно было происходить в одной из самых богатых католических церквей на Южной стороне - в церкви святого Михаила, прихожанами которой были Имоджин и ее муж. А затем гроб с телом увезут в Цинциннати.
Jennie felt deeply about this.	Это было для Дженни новым горем.
She would have liked so much to have had him buried in Chicago, where she could go to the grave occasionally, but this was not to be.	Ей так хотелось, чтобы Лестера похоронили в Чикаго, - она могла бы хоть изредка ходить на его могилу. Но и этого ее лишили.
She was never a master of her fate.	Никогда она не была хозяйкой своей судьбы.
Others invariably controlled.	Вечно ею распоряжались другие.
She thought of him as being taken from her finally by the removal of the body to Cincinnati, as though distance made any difference.	Эти похороны в Цинциннати она переживала как последнюю, окончательную разлуку с Лестером, словно расстояние могло что-то изменить.
She decided at last to veil herself heavily and attend the funeral at the church.	Наконец она решила украдкой пробраться в церковь на заупокойную службу.
The paper had explained that the services would be at two in the afternoon. Then at four the body would be taken to the depot, and transferred to the train; the members of the family would accompany it to Cincinnati.	В газете было сказано, что служба начнется в два часа; в четыре тело перевезут на вокзал; родные будут сопровождать его в Цинциннати.
She thought of this as another opportunity. She might go to the depot.	Дженни пришла в голову новая мысль: она может поехать и на вокзал.
A little before the time for the funeral cortege to arrive at the church there appeared at one of its subsidiary entrances a woman in black, heavily veiled, who took a seat in an inconspicuous corner.	Незадолго до того, как похоронный кортеж достиг церкви, в нее вошла через боковую дверь женщина в черном, под густой вуалью, и скромно села в сторонке, в полутемном углу.
She was a little nervous at first, for, seeing that the church was dark and empty, she feared lest she had mistaken the time and place; but after ten minutes of painful suspense a bell in the church tower began to toll solemnly.	Церковь стояла пустая, неосвещенная, и Дженни охватила тревога: верно ли она запомнила время и место; но она сомневалась недолго: над головой у нее раздался мерный похоронный звон.

Shortly thereafter an acolyte in black gown and white surplice appeared and lighted groups of candles on either side of the altar.	Затем появился служка в белом стихаре поверх черного облачения; он прошел к алтарю и стал зажигать свечи.
A hushed stirring of feet in the choir-loft indicated that the service was to be accompanied by music.	На хорах послышались приглушенные шаги - это певчие занимали свои места.
Some loiterers, attracted by the bell, some idle strangers, a few acquaintances and citizens not directly invited appeared and took seats.	Вошли и расселись на скамьях какие-то люди -может быть, случайные прохожие, привлеченные звоном колоколов.
Jennie watched all this with wondering eyes.	Дженни с удивлением оглядывалась по сторонам.
Never in her life had she been inside a Catholic church.	Она еще никогда не была в католической церкви.
The gloom, the beauty of the windows, the whiteness of the altar, the golden flames of the candles impressed her.	Полумрак, стрельчатые окна с цветными стеклами, белый алтарь, золотое пламя свечей -все это произвело на нее глубокое впечатление.
She was suffused with a sense of sorrow, loss, beauty, and mystery.	Ощущение красоты и тайны, печаль и тоска по утраченному переполняли ее.
Life in all its vagueness and uncertainty seemed typified by this scene.	Казалось, перед ней сама жизнь во всей своей туманной неопределенности.
As the bell tolled there came from the sacristy a procession of altar-boys.	Колокол все звонил, и вот из ризницы показалась процессия мальчиков.
The smallest, an angelic youth of eleven, came first, bearing aloft a magnificent silver cross.	Впереди шел самый маленький - прелестный мальчуган лет одиннадцати; он нес сверкающий серебряный крест.
In the hands of each subsequent pair of servitors was held a tall, lighted candle.	Остальные шли за ним парами, у каждого была в руках большая зажженная свеча.
The priest, in black cloth and lace, attended by an acolyte on either hand, followed.	За ними следовал священник в черном облачении, отороченном кружевами, и при нем два служки.
The procession passed out the entrance into the vestibule of the church, and was not seen again until the choir began a mournful, responsive chant, the Latin supplication for mercy and peace.	Процессия удалилась через главный выход на паперть. Прошло несколько минут, потом два хора, перекликаясь, запели по-латыни скорбное моление о милосердии и мире душевном.
Then, at this sound the solemn procession made its reappearance.	С первыми звуками двери церкви распахнулись.
There came the silver cross, the candles, the dark-faced priest, reading dramatically to himself as he walked, and the body of Lester in a great black coffin, with silver handles, carried by the pall-bearers, who kept an even pace.	Опять показался серебряный крест, свечи, строгий священник, на ходу произносящий взволнованные слова молитвы, а за ним - тяжелый черный гроб с серебряными ручками на плечах у мерно шагающих мужчин.
Jennie stiffened perceptibly, her nerves responding as though to a shock from an electric current.	Дженни замерла, словно невидимая сила сковала все ее движения.
She did not know any of these men.	Никого из этих мужчин она не знала.
She did not know Robert. She had never seen Mr. Midgely.	Она ни разу не видела ни Роберта, ни мистера Миджли.

Of the long company of notables who followed two by two she recognized only three, whom Lester had pointed out to her in times past.	Среди множества людей, которые попарно следовали за гробом, она узнала только троих - в давно прошедшие дни Лестер ей показывал их в театре или в ресторане.
Mrs. Kane she saw, of course, for she was directly behind the coffin, leaning on the arm of a stranger; behind her walked Mr. Watson, solemn, gracious.	Миссис Кейн шла первая, опираясь на руку какого-то мужчины; за ней Уотсон, печальный, серьезный.
He gave a quick glance to either side, evidently expecting to see her somewhere; but not finding her, he turned his eyes gravely forward and walked on.	Он быстро огляделся по сторонам, видимо, отыскивая глазами Дженни; но, не найдя ее, снова устремил взгляд вперед.
Jennie looked with all her eyes, her heart gripped by pain.	Дженни смотрела, смотрела, и сердце у нее сжималось все больнее.
She seemed so much a part of this solemn ritual, and yet infinitely removed from it all.	Этот торжественный обряд так близко касался ее, а между тем как бесконечно далека она всем этим людям!
The procession reached the altar rail, and the coffin was put down.	Процессия подошла к алтарю, и здесь гроб опустили наземь.
A white shroud bearing the insignia of suffering, a black cross, was put over it, and the great candles were set beside it.	На него набросили белый покров с черным крестом - эмблемой страдания, - а вокруг поставили высокие свечи.
There were the chanted invocations and responses, the sprinkling of the coffin with holy water, the lighting and swinging of the censer and then the mumbled responses of the auditors to the Lord's Prayer and to its Catholic addition, the invocation to the Blessed Virgin.	С хоров неслось стройное пение, гроб окропили святой водой, раскачивалось кадило, и молящиеся вполголоса повторяли вслед за священником "Отче наш", а потом - по католическому канону -молитву пресвятой деве.
Jennie was overawed and amazed, but no show of form colorful, impression imperial, could take away the sting of death, the sense of infinite loss.	Дженни была изумлена и подавлена, но ни прекрасная церковь, ни пышный обряд не могли смягчить остроту ее горя, чувство непоправимой утраты.
To Jennie the candles, the incense, the holy song were beautiful. They touched the deep chord of melancholy in her, and made it vibrate through the depths of her being. She was as a house filled with mournful melody and the presence of death.	Свечи, запах ладана, песнопения - вся эта красота проникла в самую ее душу, отзывалась в ней глубокой печалью Словно не осталось ничего, кроме скорбной мелодии и присутствия смерти.
She cried and cried.	Дженни плакала, плакала.
She could see, curiously, that Mrs. Kane was sobbing convulsively also.	И почему-то удивилась, увидев, что миссис Кейн тоже вздрагивает от рыданий.
When it was all over the carriages were entered and the body was borne to the station.	Служба кончилась, провожающие расселись по каретам, и гроб повезли на вокзал.
All the guests and strangers departed, and finally, when all was silent, she arose.	Когда ушли все, приглашенные и чужие, и церковь опустела, Дженни тоже поднялась.
Now she would go to the depot also, for she was hopeful of seeing his body put on the train.	Теперь и она поедет на вокзал - может быть ей удастся увидеть, как гроб будут вносить в вагон.
They would have to bring it out on the platform, just as they did in Vesta's case.	Вероятно, его заранее выставят на платформу -так было, когда увозили Весту.

She took a car, and a little later she entered the waiting-room of the depot.	Дженни села в экипаж и скоро уже входила под своды вокзала.
She lingered about, first in the concourse, where the great iron fence separated the passengers from the tracks, and then in the waiting-room, hoping to discover the order of proceedings.	Сперва она постояла близ высокой решетки, за которой тянулись железнодорожные пути, потом прошла в зал ожидания и внимательно оглядела сидевших там людей.
She finally observed the group of immediate relatives waiting-Mrs. Kane, Robert, Mrs. Midgely, Louise, Amy, Imogene, and the others.	А вот и они - миссис Кейн, Роберт, мистер Миджли, Луиза, Эми, Имоджин, и с ними еще кто-то.
She actually succeeded in identifying most of them, though it was not knowledge in this case, but pure instinct and intuition.	Дженни чувствовала, что могла бы безошибочно назвать почти каждого из них, хоть никто ее с ними не знакомил.
No one had noticed it in the stress of excitement, but it was Thanksgiving Eve.	Только сейчас она вспомнила, что завтра -праздник, День Благодарения.
Throughout the great railroad station there was a hum of anticipation, that curious ebullition of fancy which springs from the thought of pleasures to come. People were going away for the holiday.	Огромный вокзал заполняла шумная, оживленная толпа. Веселый гул стоял кругом - люди, уезжая на праздник за город, громко смеялись и переговаривались в предвкушении отдыха и развлечений.
Carriages were at the station entries.	К вокзалу беспрерывно подъезжали экипажи.
Announcers were calling in stentorian voices the destination of each new train as the time of its departure drew near.	Зычный голос объявлял о посадке на поезда, по мере того как их подавали к перрону.
Jennie heard with a desperate ache the description of a route which she and Lester had taken more than once, slowly and melodiously emphasized.	У Дженни защемило сердце, когда медленно, нараспев объявили маршрут, по которому она не раз ездила с Лестером:
"Detroit, Toledo, Cleveland, Buffalo, and New York."	"Детройт - Толедо - Кливленд - Буффало -Нью-Йорк".
There were cries of trains for "Fort Wayne, Columbus, Pittsburg, Philadelphia, and points East," and then finally for "Indianapolis, Louisville, Columbus, Cincinnati, and points South." The hour had struck.	Потом объявили поезд "Форт Уэйн - Колумбус -Питтсбург - Филадельфия - Атлантик-Сити" и, наконец, - "Индианаполис - Колумбус -Цинциннати"... Час настал.
Several times Jennie had gone to the concourse between the waiting-room and the tracks to see if through the iron grating which separated her from her beloved she could get one last look at the coffin, or the great wooden box which held it, before it was put on the train.	Дженни уже несколько раз переходила из зала ожидания к железной решетке, отделявшей ее от возлюбленного, гадая, удастся ли ей еще раз взглянуть на гроб, заключенный в деревянный ящик, прежде чем его погрузят в поезд.
Now she saw it coming.	И вдруг она увидела то, чего ждала.
There was a baggage porter pushing a truck into position near the place where the baggage car would stop.	К тому месту, где должен был остановиться багажный вагон, подкатили тележку.
On it was Lester, that last shadow of his substance, incased in the honors of wood, and cloth, and silver.	И на ней лежал Лестер - все, что от него осталось, - надежно защищенный от любопытных взглядов деревом, тканью, серебром.

There was no thought on the part of the porter of the agony of loss which was represented here.	Грузчику, который возился у тележки, и в голову не приходило, сколько здесь сокрыто горя и мук.
He could not see how wealth and position in this hour were typified to her mind as a great fence, a wall, which divided her eternally from her beloved.	Откуда ему было знать, что в этот час богатство и общественное положение воплотилось для Дженни в виде решетки - неодолимой преграды, навек отделившей ее от любимого?
Had it not always been so?	Так было всегда.
Was not her life a patchwork of conditions made and affected by these things which she saw-wealth and force-which had found her unfit?	Всю жизнь богатство и сила, в нем воплощенная, оттесняли ее, не пускали дальше определенной черты.
She had evidently been born to yield, not seek.	Видно, ей на роду было написано не требовать, а смиряться.
This panoply of power had been paraded before her since childhood.	С самого ее детства армия богатых триумфальным маршем шествовала мимо нее.
What could she do now but stare vaguely after it as it marched triumphantly by?	Что же ей осталось теперь, кроме как с тоской глядеть им вслед?
Lester had been of it.	Лестер был своим в этом чужом ей мире.
Him it respected. Of her it knew nothing.	Ему уделяли там почетное место, а ее и знать не хотели.
She looked through the grating, and once more there came the cry of	Пока она стояла, приникнув лицом к решетке, снова раздалось:
"Indianapolis, Louisville, Columbus, Cincinnati, and points South." A long red train, brilliantly lighted, composed of baggage cars, day coaches, a dining-car, set with white linen and silver, and a half dozen comfortable Pullmans, rolled in and stopped. A great black engine, puffing and glowing, had it all safely in tow.	"Индианаполис - Колумбус - Цинциннати"... К перрону подкатил длинный красный поезд с ярко освещенными окнами: багажные вагоны, пассажирские, вагон-ресторан, сверкающий серебром и белоснежными скатертями, несколько спальных вагонов-люкс, а впереди огромный черный паровоз, изрыгающий дым и снопы искр.
As the baggage car drew near the waiting truck a train-hand in blue, looking out of the car, called to some one within.	Один из багажных вагонов поравнялся с тележкой, из него выглянул поездной грузчик в синем и, обернувшись, крикнул кому-то невидимому:
"Hey, Jack! Give us a hand here.	- Эй, Джек, подсоби!
There's a stiff outside!"	Покойника грузить будем.
Jennie could not hear.	Дженни ничего не слышала.
All she could see was the great box that was so soon to disappear.	Она видела одно - длинный ящик, который вот-вот скроется из глаз.
All she could feel was that this train would start presently, and then it would all be over.	Она чувствовала одно - скоро поезд тронется, и все будет кончено.
The gates opened, the passengers poured out.	Открыли ворота в решетке, пассажиры хлынули на перрон.
There were Robert, and Amy, and Louise, and Midgely-all making for the Pullman cars in the rear.	Вот Роберт, Эми, Луиза, все они направляются к спальным вагонам в хвосте поезда.
They had said their farewells to their friends. No need to repeat them.	С друзьями они уже простились и теперь идут быстро, не оглядываясь.

A trio of assistants "gave a hand" at getting the great wooden case into the car.	Трое рабочих "подсобили" поднять тяжелый ящик.
Jennie saw it disappear with an acute physical wrench at her heart.	У Дженни словно что-то оборвалось в груди, когда он исчез в глубине вагона.
There were many trunks to be put aboard, and then the door of the baggage car half closed, but not before the warning bell of the engine sounded.	Потом грузили еще много сундуков и чемоданов, потом прозвонил паровозный колокольчик, и дверь багажного вагона наполовину закрылась.
There was the insistent calling of "all aboard" from this quarter and that; then slowly the great locomotive began to move.	Слышатся возгласы "Прошу занимать места!" - и вот уже огромный паровоз медленно сдвинулся с места.
Its bell was ringing, its steam hissing, its smoke-stack throwing aloft a great black plume of smoke that fell back over the cars like a pall.	Звонит колокол, со свистом вырывается пар; черный дым высоко поднимается из трубы; потом, спадая, застилает вагоны погребальным покровом.
The fireman, conscious of the heavy load behind, flung open a flaming furnace door to throw in coal.	Кочегар, словно чувствуя, какой тяжелый состав предстоит вести, отворяет дверцу пылающей топки, чтобы подбросить угля.
Its light glowed like a golden eye.	Отверстие топки светится, как огненный глаз.
Jennie stood rigid, staring into the wonder of this picture, her face white, her eyes wide, her hands unconsciously clasped, but one thought in her mind-they were taking his body away.	Дженни стояла, завороженная этой картиной; бледная, стиснув руки и широко открыв глаза, она помнила об одном - Лестера увозят.
A leaden November sky was ahead, almost dark.	Свинцовое ноябрьское небо нависло над путями.
She looked, and looked until the last glimmer of the red lamp on the receding sleeper disappeared in the maze of smoke and haze overhanging the tracks of the far-stretching yard.	Поезд уходил все дальше, дальше, и, наконец, красный фонарь на последнем спальном вагоне скрылся из глаз, утонув в дымном тумане.
"Yes," said the voice of a passing stranger, gay with the anticipation of coming pleasures.	- Да, да, - сказал, проходя мимо Дженни, какой-то человек, видимо, собравшийся за город.
"We're going to have a great time down there.	- Мы там отлично проведем время.
Remember Annie?	Ты Энни помнишь?
Uncle Jim is coming and Aunt Ella."	И дядя Джим едет, и тетя Элла.
Jennie did not hear that or anything else of the chatter and bustle around her.	Дженни ничего не слышала - ни этих слов, ни шумной суматохи вокзала.
Before her was stretching a vista of lonely years down which she was steadily gazing.	Перед глазами ее разматывался длинный свиток тоскливых, одиноких лет.
Now what?	Что же дальше?
She was not so old yet.	Она еще не стара.
There were those two orphan children to raise.	Нужно воспитать своих приемышей.
They would marry and leave after a while, and then what?	Пройдет немного времени, они оперятся, уйдут от нее, а дальше?
Days and days in endless reiteration, and then-?	Бесконечная вереница дней, один, как другой, а потом?..

THE END

КОНЕЦ