Мертвые души - русский и английский параллельные тексты

Илья Ильич! Послушай, брат Антипатор

	Захарьевич!" "Ты заврался, мамочка, Иван Григорьевич". К почтмейстеру, которого звали Иван Андреевич, всегда прибавляли: шпрехен зи дейч, Иван Андрейч?
Consequently, much as the inhabitants had liked our hero in the first instance (as seen in Chapter I.), they now liked him more than ever.	Словом, всё было очень семейственно.
As a matter of fact, they were citizens of an exceptionally quiet, good-natured, easy-going disposition; and some of them were even well-educated. For instance, the President of the Local Council could recite the whole of Zhukovski's LUDMILLA by heart, and give such an impressive rendering of the passage	Многие были не без образования: председатель палаты знал наизусть "Людмилу" Жуковского, которая еще была тогда непростывшею новостию, и мастерски читал многие места, особенно:
"The pine forest was asleep and the valley at rest" (as well as of the exclamation "Phew!") that one felt, as he did so, that the pine forest and the valley really WERE as he described them. The effect was also further heightened by the manner in which, at such moments, he assumed the most portentous frown.	"Бор заснул, долина спит" и слово: "чу!" так, что в самом деле виделось, как будто долина спит; для большего сходства, он даже в это время зажмуривал глаза.
For his part, the Postmaster went in more for philosophy, and diligently perused such works as Young's Night Thoughts, and Eckharthausen's A Key to the Mysteries of Nature; of which latter work he would make copious extracts, though no one had the slightest notion what they referred to.	Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы "Ночи" и "Ключ к таинствам натуры" Эккартсгаузена, из которых делал весьма длинные выписки по целым листам, и в чем состояли эти выписки и какого рода они были, это никому не было известно.
For the rest, he was a witty, florid little individual, and much addicted to a practice of what he called "embellishing" whatsoever he had to say - a feat which he performed with the aid of such by-the-way phrases as "my dear sir," "my good So-and-So," "you know," "you understand," "you may imagine," "relatively speaking," "for instance," and "et cetera"; of which phrases he would add sackfuls to his speech. He could also "embellish" his words by the simple expedient of half-closing, half-winking one eye; which trick communicated to some of his satirical utterances quite a mordant effect.	Впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь. А уснащивал он речь множеством разных частиц, как-то: "судырь ты мой, эдакой какой-нибудь, знаете, понимаете, можете себе представить, относительно, так сказать, некоторым образом", и прочими, которые сыпал он мешками; уснащивал он речь тоже довольно удачно подмаргиванием, прищуриванием одного глаза, что всё придавало весьма едкое выражение многим его сатирическим намекам.
Nor were his colleagues a wit inferior to him in enlightenment. For instance, one of them made a regular practice of reading Karamzin, another of conning the Moscow Gazette, and a third of never looking at a book at all.	Прочие тоже были, более или менее, люди просвещенные: кто читал Карамзина, кто "Московские Ведомости", кто даже и совсем ничего не читал.

Likewise, although they were the sort of men to whom, in their more intimate movements, their wives would very naturally address such nicknames as "Toby Jug," "Marmot," "Fatty," "Pot Belly," "Smutty," "Kiki," and "Buzz-Buzz," they were men also of good heart, and very ready to extend their hospitality and their friendship when once a guest had eaten of their bread and salt, or spent an evening in their company.	Кто был то, что называют тюрюк, то-есть человек, которого нужно было подымать пинком на что-нибудь; кто был просто байбак, лежавший, как говорится, весь век на боку, которого даже напрасно было подымать: не встанет ни в каком случае. Насчет благовидности, уже известно, все они были люди надежные, чахоточного между ними никого не было. Все были такого рода, которым жены в нежных разговорах, происходящих в уединении, давали названия: кубышки, толстунчика, пузантика, чернушки, кики, жужу и проч.
Particularly, therefore, did Chichikov earn these good folk's approval with his taking methods and qualities -so much so that the expression of that approval bid fair to make it difficult for him to quit the town, seeing that, wherever he went, the one phrase dinned into his ears was	Но вообще они были народ добрый, полны гостеприимства, и человек, вкусивший с ними хлеба-соли или просидевший вечер за вистом, уже становился чем-то близким, тем более Чичиков с своими обворожительными качествами и приемами, знавший в самом деле великую тайну нравиться. Они так полюбили его, что он не видел средств, как вырваться из города; только и слышал он:
"Stay another week with us, Paul Ivanovitch." In short, he ceased to be a free agent.	"Ну, недельку, еще одну недельку поживите с нами, Павел Иванович!" -- словом, он был носим, как говорится, на руках.
But incomparably more striking was the impression (a matter for unbounded surprise!) which he produced upon the ladies.	Но несравненно замечательнее было впечатление (совершенный предмет изумления!), которое произвел Чичиков на дам.
Properly to explain this phenomenon I should need to say a great deal about the ladies themselves, and to describe in the most vivid of colours their social intercourse and spiritual qualities. Yet this would be a difficult thing for me to do, since, on the one hand, I should be hampered by my boundless respect for the womenfolk of all Civil Service officials, and, on the other hand - well, simply by the innate arduousness of the task.	Чтоб это сколько-нибудь изъяснить, следовало бы сказать многое о самих дамах, об их обществе, описать, как говорится, живыми красками их душевные качества; но для автора это очень трудно. С одной стороны, останавливает его неограниченное почтение к супругам сановников, а с другой стороны... с другой стороны, просто трудно.
The ladies of N. were - But no, I cannot do it; my heart has already failed me. Come, come!	Дамы города N. были... нет, никаким образом не могу; чувствуется точно робость.
The ladies of N. were distinguished for - But it is of no use; somehow my pen seems to refuse to move over the paper - it seems to be weighted as with a plummet of lead.	В дамах города N. больше всего замечательно было то... Даже странно, совсем не подымается перо, точно будто свинец какой-нибудь сидит в нем.
Very well. That being so, I will merely say a word or two concerning the most prominent tints on the feminine palette of N.- merely a word or two concerning the outward appearance of its ladies, and a word or two concerning their more superficial characteristics.	Так и быть: о характерах их, видно, нужно предоставить сказать тому, у которого поживее краски и побольше их на палитре, а нам придется разве слова два о наружности да о том, что поповерхностней.
The ladies of N. were pre-eminently what is known as "presentable." Indeed, in that respect they might have served as a model to the ladies of many another town.	Дамы города N. были то, что называют, презентабельны, и в этом отношении их можно было смело поставить в пример всем другим.

That is to say, in whatever pertained to "tone," etiquette, the intricacies of decorum, and strict observance of the prevailing mode, they surpassed even the ladies of Moscow and St. Petersburg, seeing that they dressed with taste, drove about in carriages in the latest fashions, and never went out without the escort of a footman in gold-laced livery.	Что до того, как вести себя, соблюсти тон, поддержать этикет, множество приличий самых тонких, и особенно наблюсти моду в самых последних мелочах, то в этом они опередили даже дам петербургских и московских. Одевались они с большим вкусом, разъезжали по городу в колясках, как предписывала последняя мода, сзади покачивался лакей, и ливрея в золотых позументах.
Again, they looked upon a visiting card - even upon a make-shift affair consisting of an ace of diamonds or a two of clubs - as a sacred thing; so sacred that on one occasion two closely related ladies who had also been closely attached friends were known to fall out with one another over the mere fact of an omission to return a social call!	Визитная карточка, будь она писана хоть на трефовой двойке или бубновом тузе, но вещь была очень священная. Из-за нее две дамы, большие приятельницы и даже родственницы, перессорились совершенно, именно за то, что одна из них как-то манкировала контр-визитом.
Yes, in spite of the best efforts of husbands and kinsfolk to reconcile the antagonists, it became clear that, though all else in the world might conceivably be possible, never could the hatchet be buried between ladies who had quarrelled over a neglected visit.	И уж как ни старались потом мужья и родственники примирить их, но нет, оказалось, что всё можно сделать на свете, одного только нельзя: примирить двух дам, поссорившихся за манкировку визита.
Likewise strenuous scenes used to take place over questions of precedence - scenes of a kind which had the effect of inspiring husbands to great and knightly ideas on the subject of protecting the fair.	Так обе дамы и остались во взаимном нерасположении, по выражению городского света. Насчет занятия первых мест происходило тоже множество весьма сильных сцен, внушавших мужьям иногда совершенно рыцарские великодушные понятия о заступничестве.
True, never did a duel actually take place, since all the husbands were officials belonging to the Civil Service; but at least a given combatant would strive to heap contumely upon his rival, and, as we all know, that is a resource which may prove even more effectual than a duel.	Дуэли, конечно, между ними не происходило, потому что все были гражданские чиновники, но зато один другому старался напакостить, где было можно, что, как известно, подчас бывает тяжелее всякой дуэли.
As regards morality, the ladies of N. were nothing if not censorious, and would at once be fired with virtuous indignation when they heard of a case of vice or seduction.	В нравах своих дамы города N. были строги, исполнены благородного негодования противу всего порочного и всяких соблазнов, казнили без всякой пощады всякие слабости.
Nay, even to mere frailty they would award the lash without mercy. On the other hand, should any instance of what they called "third personism" occur among THEIR OWN circle, it was always kept dark -not a hint of what was going on being allowed to transpire, and even the wronged husband holding himself ready, should he meet with, or hear of, the "third person," to quote, in a mild and rational manner, the proverb, "Whom concerns it that a friend should consort with friend?"	Если же между ними и происходило какое-нибудь то, что называют другое-третье , то оно происходило втайне, так что не было подаваемо никакого вида, что происходило; сохранялось всё достоинство, и самый муж так был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: кому какое дело, что кума с кумом сидела.
In addition, I may say that, like most of the female world of St. Petersburg, the ladies of N. were pre-eminently careful and refined in their choice of words and phrases.	Еще нужно сказать, что дамы города N. отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях.

Never did a lady say, "I blew my nose," or "I perspired," or "I spat." No, it had to be,	Никогда не говорили они: "я высморкалась, я вспотела, я плюнула", а говорили: "я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка".
"I relieved my nose through the expedient of wiping it with my handkerchief," and so forth. Again, to say, "This glass, or this plate, smells badly," was forbidden.	Ни в каком случае нельзя было сказать: "этот стакан или эта тарелка воняет".
No, not even a hint to such an effect was to be dropped. Rather, the proper phrase, in such a case, was "This glass, or this plate, is not behaving very well,"- or some such formula.	И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: "этот стакан нехорошо ведет себя" или что-нибудь вроде этого.
In fact, to refine the Russian tongue the more thoroughly, something like half the words in it were cut out: which circumstance necessitated very frequent recourse to the tongue of France, since the same words, if spoken in French, were another matter altogether, and one could use even blunter ones than the ones originally objected to.	Чтоб еще более облагородить русский язык, половина почти слов была выброшена вовсе из разговора, и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых.
So much for the ladies of N., provided that one confines one's observations to the surface; yet hardly need it be said that, should one penetrate deeper than that, a great deal more would come to light. At the same time, it is never a very safe proceeding to peer deeply into the hearts of ladies; wherefore, restricting ourselves to the foregoing superficialities, let us proceed further on our way.	Итак, вот что можно сказать о дамах города N., говоря поповерхностней. Но если заглянуть поглубже, то, конечно, откроется много иных вещей; но весьма опасно заглядывать поглубже в дамские сердца. Итак, ограничась поверхностью, будем продолжать.
Hitherto the ladies had paid Chichikov no particular attention, though giving him full credit for his gentlemanly and urbane demeanour; but from the moment that there arose rumours of his being a millionaire other qualities of his began to be canvassed.	До сих пор все дамы как-то мало говорили о Чичикове, отдавая, впрочем, ему полную справедливость в приятности светского обращения; но с тех пор, как пронеслись слухи об его миллионстве, отыскались и другие качества.
Nevertheless, not ALL the ladies were governed by interested motives, since it is due to the term "millionaire" rather than to the character of the person who bears it, that the mere sound of the word exercises upon rascals, upon decent folk, and upon folk who are neither the one nor the other, an undeniable influence.	Впрочем, дамы были вовсе не интересанки; виною всему слово: миллионщик, не сам миллионщик, а именно одно слово; ибо в одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей ни сё ни то, и на людей хороших, словом на всех действует.
A millionaire suffers from the disadvantage of everywhere having to behold meanness, including the sort of meanness which, though not actually based upon calculations of self-interest, yet runs after the wealthy man with smiles, and doffs his hat, and begs for invitations to houses where the millionaire is known to be going to dine.	Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик.

That a similar inclination to meanness seized upon the ladies of N. goes without saying; with the result that many a drawing-room heard it whispered that, if Chichikov was not exactly a beauty, at least he was sufficiently good-looking to serve for a husband, though he could have borne to have been a little more rotund and stout.	Нельзя сказать, чтобы это нежное расположение к подлости было почувствовано дамами; однако же в многих гостиных стали говорить явно, что, конечно, Чичиков не первый красавец, но зато таков, как следует быть мужчине, что будь он немного толще или полнее, уж это было бы не хорошо.
To that there would be added scornful references to lean husbands, and hints that they resembled tooth-brushes rather than men - with many other feminine additions.	При этом было сказано как-то даже несколько обидно насчет тоненького мужчины, что он больше ничего, как что-то вроде зубочистки, а не человека. В дамских нарядах оказались многие разные прибавления.
Also, such crowds of feminine shoppers began to repair to the Bazaar as almost to constitute a crush, and something like a procession of carriages ensued, so long grew the rank of vehicles.	В гостином дворе сделалась толкотня, чуть не давка; образовалось даже гулянье, до такой степени наехало экипажей.
For their part, the tradesmen had the joy of seeing highly priced dress materials which they had brought at fairs, and then been unable to dispose of, now suddenly become tradeable, and go off with a rush.	Купцы изумились, увидя, как несколько кусков материй, привезенных ими с ярмарки и не сходивших с рук по причине цены, показавшейся высокою, пошли вдруг в ход и были раскуплены нарасхват.
For instance, on one occasion a lady appeared at Mass in a bustle which filled the church to an extent which led the verger on duty to bid the commoner folk withdraw to the porch, lest the lady's toilet should be soiled in the crush.	Во время обедни у одной из дам заметили внизу платья такое руло, которое растопырило его на полцеркви, так что частный пристав, находившийся тут же, дал приказание подвинуться народу подалее, то-есть поближе к паперти, чтоб как-нибудь не измялся туалет ее высокоблагородия.
Even Chichikov could not help privately remarking the attention which he aroused.	Сам даже Чичиков не мог отчасти не заметить такого необыкновенного внимания.
On one occasion, when he returned to the inn, he found on his table a note addressed to himself. Whence it had come, and who had delivered it, he failed to discover, for the waiter declared that the person who had brought it had omitted to leave the name of the writer.	Один раз, возвратясь к себе домой, он нашел на столе у себя письмо: откуда и кто принес его, ничего нельзя было узнать; трактирный слуга отозвался, что принесли-де и не велели сказывать, от кого.
Beginning abruptly with the words	Письмо начиналось очень решительно, именно так:
"I MUST write to you," the letter went on to say that between a certain pair of souls there existed a bond of sympathy; and this verity the epistle further confirmed with rows of full stops to the extent of nearly half a page. Next there followed a few reflections of a correctitude so remarkable that I have no choice but to quote them.	"Нет, я должна к тебе писать!" Потом говорено было о том, что есть тайное сочувствие между душами; эта истина скреплена была несколькими точками, занявшими почти полстроки; потом следовало несколько мыслей, весьма замечательных по своей справедливости, так что считаем почти необходимым их выписать:
"What, I would ask, is this life of ours?" inquired the writer. "'Tis nought but a vale of woe.	"Что жизнь наша? Долина, где поселились горести.
And what, I would ask, is the world? 'Tis nought but a mob of unthinking humanity."	Что свет? Толпа людей, которая не чувствует".

Thereafter, incidentally remarking that she had just dropped a tear to the memory of her dear mother, who had departed this life twenty-five years ago, the (presumably) lady writer invited Chichikov to come forth into the wilds, and to leave for ever the city where, penned in noisome haunts, folk could not even draw their breath. In conclusion, the writer gave way to unconcealed despair, and wound up with the following verses:	Затем писавшая упоминала, что омочает слезами строки нежной матери, которая, протекло двадцать пять лет, как уже не существует на свете; приглашали Чичикова в пустыню, оставить навсегда город, где люди в душных оградах не пользуются воздухом; окончание письма отзывалось даже решительным отчаяньем и заключалось такими стихами:
"Two turtle doves to thee, one day, My dust will show, congealed in death; And, cooing wearily, they'll say: 'In grief and loneliness she drew her closing breath.'"	Две горлицы покажут Тебе мой хладный прах, Воркуя, томно скажут, Что она умерла во слезах.
True, the last line did not scan, but that was a trifle, since the quatrain at least conformed to the mode then prevalent.	В последней строке не было размера, но это, впрочем, ничего: письмо было написано в духе тогдашнего времени.
Neither signature nor date were appended to the document, but only a postscript expressing a conjecture that Chichikov's own heart would tell him who the writer was, and stating, in addition, that the said writer would be present at the Governor's ball on the following night.	Никакой подписи тоже не было: ни имени, ни фамилии, ни даже месяца и числа. В postscriptum было только прибавлено, что его собственное сердце должно отгадать писавшую и что на бале у губернатора, имеющем быть завтра, будет присутствовать сам оригинал.
This greatly interested Chichikov.	Это очень его заинтересовало.
Indeed, there was so much that was alluring and provocative of curiosity in the anonymous missive that he read it through a second time, and then a third, and finally said to himself:	В анониме было так много заманчивого и подстрекающего любопытство, что он перечел и в другой и в третий раз письмо и наконец сказал:
"I SHOULD like to know who sent it!"	"Любопытно бы, однако ж, знать, кто бы такая была писавшая!"
In short, he took the thing seriously, and spent over an hour in considering the same.	Словом, дело, как видно, сделалось сурьезно; более часу он всё думал об этом, наконец, расставив руки и наклоня голову, сказал:
At length, muttering a comment upon the epistle's efflorescent style, he refolded the document, and committed it to his dispatch-box in company with a play-bill and an invitation to a wedding - the latter of which had for the last seven years reposed in the self-same receptacle and in the self-same position.	"А письмо очень, очень кудряво написано!" Потом, само собою разумеется, письмо было свернуто и уложено в шкатулку, в соседстве с какою-то афишею и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся в том же положении и на том же месте.
Shortly afterwards there arrived a card of invitation to the Governor's ball already referred to. In passing, it may be said that such festivities are not infrequent phenomena in county towns, for the reason that where Governors exist there must take place balls if from the local gentry there is to be evoked that respectful affection which is every Governor's due.	Немного спустя, принесли к нему, точно, приглашенье на бал к губернатору -- дело весьма обыкновенное в губернских городах: где губернатор, там и бал, иначе никак не будет надлежащей любви и уважения со стороны дворянства.
Thenceforth all extraneous thoughts and considerations were laid aside in favour of preparing for the coming function.	Всё постороннее было в ту ж минуту оставлено и отстранено прочь, и всё было устремлено на приготовление к балу; ибо, точно, было много побудительных и задирающих причин.

Indeed, this conjunction of exciting and provocative motives led to Chichikov devoting to his toilet an amount of time never witnessed since the creation of the world.	Зато, может быть, от самого созданья света не было употреблено столько времени на туалет.
Merely in the contemplation of his features in the mirror, as he tried to communicate to them a succession of varying expressions, was an hour spent.	Целый час был посвящен только на одно рассматривание лица в зеркале.
First of all he strove to make his features assume an air of dignity and importance, and then an air of humble, but faintly satirical, respect, and then an air of respect guiltless of any alloy whatsoever. Next, he practised performing a series of bows to his reflection, accompanied with certain murmurs intended to bear a resemblance to a French phrase (though Chichikov knew not a single word of the Gallic tongue).	Пробовалось сообщить ему множество разных выражений: то важное и степенное, то почтительное, но с некоторою улыбкою, то просто почтительное без улыбки; отпущено было в зеркало несколько поклонов в сопровождении неясных звуков, отчасти похожих на французские, хотя по-французски Чичиков не знал вовсе.
Lastly came the performing of a series of what I might call "agreeable surprises," in the shape of twitchings of the brow and lips and certain motions of the tongue. In short, he did all that a man is apt to do when he is not only alone, but also certain that he is handsome and that no one is regarding him through a chink.	Он сделал даже самому себе множество приятных сюрпризов, подмигнул бровью и губами и сделал кое-что даже языком; словом, мало ли чего не делаешь, оставшись один, чувствуя притом, что хорош, да к тому же будучи уверен, что никто не заглядывает в щелку.
Finally he tapped himself lightly on the chin, and said,	Наконец он слегка трепнул себя по подбородку, сказавши:
"Ah, good old face!"	"Ах ты, мордашка эдакой!", и стал одеваться.
In the same way, when he started to dress himself for the ceremony, the level of his high spirits remained unimpaired throughout the process. That is to say, while adjusting his braces and tying his tie, he shuffled his feet in what was not exactly a dance, but might be called the entr'acte of a dance: which performance had the not very serious result of setting a wardrobe a-rattle, and causing a brush to slide from the table to the floor.	Самое довольное расположение сопровождало его во всё время одевания; надевая подтяжки или повязывая галстук, он расшаркивался и кланялся с особенною ловкостию, и хотя никогда не танцовал, но сделал антраша. Это антраша произвело маленькое невинное следствие: задрожал комод и упала со стола щетка.
Later, his entry into the ballroom produced an extraordinary effect.	Появление его на бале произвело необыкновенное действие.
Every one present came forward to meet him, some with cards in their hands, and one man even breaking off a conversation at the most interesting point -namely, the point that "the Inferior Land Court must be made responsible for everything."	Всё, что ни было, обратилось к нему навстречу, кто с картами в руках, кто на самом интересном пункте разговора, произнесши: "а нижний земский суд отвечает за это..."
Yes, in spite of the responsibility of the Inferior Land Court, the speaker cast all thoughts of it to the winds as he hurried to greet our hero.	Но что такое; отвечает земский суд, уж это он бросил в сторону и спешил с приветствием к нашему герою.

From every side resounded acclamations of welcome, and Chichikov felt himself engulfed in a sea of embraces.	"Павел Иванович! Ах, боже мой, Павел Иванович! Любезнейший Павел Иванович! Почтеннейший Павел Иванович! Душа моя Павел Иванович! Вот вы где, Павел Иванович! Вот он, наш Павел Иванович! Позвольте прижать вас, Павел Иванович! Давайте-ка его сюда, вот я его поцалую покрепче, моего дорогого Павла Ивановича!" Чичиков разом почувствовал себя в нескольких объятиях.
Thus, scarcely had he extricated himself from the arms of the President of the Local Council when he found himself just as firmly clasped in the arms of the Chief of Police, who, in turn, surrendered him to the Inspector of the Medical Department, who, in turn, handed him over to the Commissioner of Taxes, who, again, committed him to the charge of the Town Architect.	Не успел совершенно выкарабкаться из объятий председателя, как очутился уже в объятиях полицеймейстера; полицеймейстер сдал его инспектору врачебной управы; инспектор врачебной управы -- откупщику, откупщик -архитектору...
Even the Governor, who hitherto had been standing among his womenfolk with a box of sweets in one hand and a lap-dog in the other, now threw down both sweets and lap-dog (the lap-dog giving vent to a yelp as he did so) and added his greeting to those of the rest of the company.	Г убернатор, который в то время стоял возле дам и держал в одной руке конфектный билет и болонку, увидя его, бросил на пол и билет и болонку, -- только завизжала собачонка; словом, распространил он радость и веселье необыкновенное.
Indeed, not a face was there to be seen on which ecstatic delight - or, at all events, the reflection of other people's ecstatic delight - was not painted.	Не было лица, на котором бы не выразилось удовольствие или по крайней мере отражение всеобщего удовольствия.
The same expression may be discerned on the faces of subordinate officials when, the newly arrived Director having made his inspection, the said officials are beginning to get over their first sense of awe on perceiving that he has found much to commend, and that he can even go so far as to jest and utter a few words of smiling approval.	Так бывает на лицах чиновников во время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того, как уже первый страх прошел, они увидели, что многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то-есть произнести с приятною усмешкой несколько слов.
Thereupon every tchinovnik responds with a smile of double strength, and those who (it may be) have not heard a single word of the Director's speech smile out of sympathy with the rest, and even the gendarme who is posted at the distant door - a man, perhaps, who has never before compassed a smile, but is more accustomed to dealing out blows to the populace -summons up a kind of grin, even though the grin resembles the grimace of a man who is about to sneeze after inadvertently taking an over-large pinch of snuff.	Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые от него подалее и которые, впрочем, несколько плохо услышали произнесенные им слова, и наконец стоящий далеко у дверей, у самого выхода, какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот, по неизменным законам отражения, выражает на лице своем какую-то улыбку, хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
To all and sundry Chichikov responded with a bow, and felt extraordinarily at his ease as he did so. To right and left did he incline his head in the sidelong, yet unconstrained, manner that was his wont and never failed to charm the beholder.	Герой наш отвечал всем и каждому и чувствовал какую-то ловкость необыкновенную, раскланивался направо и налево, по обыкновению своему, несколько набок, но совершенно свободно, так что очаровал всех.

As for the ladies, they clustered around him in a shining bevy that was redolent of every species of perfume - of roses, of spring violets, and of mignonette; so much so that instinctively Chichikov raised his nose to snuff the air.	Дамы тут же обступили его блистающею гирляндою и нанесли с собой целые облака всякого рода благоуханий: одна дышала розами, от другой несло весной и фиалками, третья вся насквозь была продушена резедой; Чичиков подымал только нос кверху да нюхал.
Likewise the ladies' dresses displayed an endless profusion of taste and variety; and though the majority of their wearers evinced a tendency to embonpoint, those wearers knew how to call upon art for the concealment of the fact.	В нарядах их вкусу было пропасть: муслины, атласы, кисеи были таких бледных, бледных модных цветов, каким даже и названья нельзя было прибрать (до такой степени дошла тонкость вкуса). Ленточные банты и цветочные букеты порхали там и там по платьям в самом картинном беспорядке, хотя над этим беспорядком трудилась много порядочная голова. Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: "Эй, улечу, жаль только, что не подыму с собой красавицу!" Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить). Всё было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностию; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала, по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное всё было припрятано с необыкновенным вкусом: или какой-нибудь легонький галстучек из ленты или шарф легче пирожного, известного под именем поцалуя, эфирно обнимал и обвивал шею, или выпущены были из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем скромностей. Эти скромности скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а между тем заставляли подозревать, что там-то именно и была самая погибель. Длинные перчатки были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у многих дышали завидною свежестью и полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки, побужденные надвинуться далее, словом, кажется, как будто на всем было написано: "Нет, это не губерния, это столица, это сам Париж!" Только местами вдруг высовывался какой-нибудь невиданный землею чепец или даже какое-то чуть не павлиное перо, в противность всем модам, по собственному вкусу. Но уж без этого нельзя, таково свойство губернского города: где-нибудь уж он непременно оборвется.
Confronting them, Chichikov thought to himself:	Чичиков, стоя перед ними, думал:

"Which of these beauties is the writer of the letter?" Then again he snuffed the air.

"Которая, однако же, сочинительница письма?" и высунул было вперед нос; но по самому носу дернул его целый ряд локтей, обшлагов, рукавов, концов лент, душистых шемизеток и платьев. Галопад летел во всю пропалую: почтмейстерша, капитан-исправник, дама с голубым пером, дама с белым пером, грузинский князь Чипхайхилидзев, чиновник из Петербурга, чиновник из Москвы, француз Куку, Перхуновский, Беребендовский -всё поднялось и понеслось...

When the ladies had, to a certain extent, returned to their seats, he resumed his attempts to discern (from glances and expressions) which of them could possibly be the unknown authoress.

"Вона! пошла писать губерния!" проговорил Чичиков, попятившись назад, и как только дамы расселись по местам, он вновь начал выглядывать, нельзя ли по выражению в лице и в глазах узнать, которая была сочинительница; но никак нельзя было узнать ни по выражению в лице, ни по выражению в глазах, которая была сочинительница.

Yet, though those glances and expressions were too subtle, too insufficiently open, the difficulty in no way diminished his high spirits.

Везде было заметно такое чуть- чуть обнаруженное, такое неуловимо-тонкое, у! какое тонкое!.. "Нет!", сказал сам в себе Чичиков:

"женщины, это такой предмет... " Здесь он и рукой махнул: "просто и говорить нечего! Поди-ка попробуй рассказать или передать всё то, что бегает на их лицах, все те излучинки, намеки, а вот, просто, ничего не передашь. Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек -- и поминай как звали! Уж его оттуда ни крючком, ничем не вытащишь. Ну, попробуй, например, рассказать один блеск их: влажный, бархатный, сахарный: бог их знает, какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще нежели в неге, так вот зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком. Нет, просто не приберешь слова: галантёрная половина человеческого рода, да и ничего больше!" Виноват! Кажется, из уст нашего героя излетело словцо, подмеченное на улице. Что ж делать? Таково на Руси положение писателя! Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии. А вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе. Вот каковы читатели высшего сословия, а за ними и все причитающие себя к высшему сословию! А между тем какая взыскательность! Хотят непременно, чтобы всё было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, словом, хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг с облаков, обработанный, как следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы больше ничего, как только разинуть рот да выставить его. Конечно, мудрена женская половина человеческого рода; но почтенные читатели, надо признаться, бывают еще мудренее. А Чичиков приходил между тем в совершенное недоумение решить, которая из дам была сочинительницей письма. Попробовавши устремить внимательнее взор, он увидел, что с дамской стороны тоже выражалось что-то такое, ниспосылающее вместе и надежду и сладкие муки в сердце бедного смертного, что он наконец сказал: "Нет, никак нельзя угадать!"

Easily and gracefully did he exchange agreeable bandinage with one lady, and then approach another one with the short, mincing steps usually affected by young-old dandies who are fluttering around the fair. As he turned, not without dexterity, to right and left, he kept one leg slightly dragging behind the other, like a short tail or comma.	Это, однако же, никак не уменьшило веселого расположения духа, в котором он находился. Он непринужденно и ловко разменялся с некоторыми из дам приятными словами, подходил к той и другой дробным, мелким шагом, или, как говорят, семенил ножками, как обыкновенно делают маленькие старички-щеголи на высоких каблуках, называемые мышиными жеребчиками, забегающие весьма проворно около дам. Посеменивши с довольно ловкими поворотами направо и налево, он подшаркнул тут же ножкой, в виде коротенького хвостика или наподобие запятой.
This trick the ladies particularly admired. In short, they not only discovered in him a host of recommendations and attractions, but also began to see in his face a sort of grand, Mars-like, military expression - a thing which, as we know, never fails to please the feminine eye. Certain of the ladies even took to bickering over him, and, on perceiving that he spent most of his time standing near the door, some of their number hastened to occupy chairs nearer to his post of vantage.	Дамы были очень довольны и не только отыскали в нем кучу приятностей и любезностей, но даже стали находить величественное выражение в лице, что-то даже марсовское и военное, что, как известно, очень нравится женщинам.
In fact, when a certain dame chanced to have the good fortune to anticipate a hated rival in the race there very nearly ensued a most lamentable scene -which, to many of those who had been desirous of doing exactly the same thing, seemed a peculiarly horrible instance of brazen-faced audacity.	Даже из-за него уже начинали несколько ссориться: заметивши, что он становился обыкновенно около дверей, некоторые наперерыв спешили занять стул поближе к дверям, и когда одной посчастливилось сделать это прежде то едва не произошла пренеприятная история, и многим, желавшим себе сделать то же, показалась уже чересчур отвратительною подобная наглость.
So deeply did Chichikov become plunged in conversation with his fair pursuers - or rather, so deeply did those fair pursuers enmesh him in the toils of small talk (which they accomplished through the expedient of asking him endless subtle riddles which brought the sweat to his brow in his attempts to guess them)- that he forgot the claims of courtesy which required him first of all to greet his hostess.	Чичиков так занялся разговорами с дамами, или, лучше, дамы так заняли и закружили его своими разговорами, подсыпая кучу самых замысловатых и тонких аллегорий, которые все нужно было разгадывать, отчего даже выступил у него на лбу пот, -- что он позабыл исполнить долг приличия и подойти прежде всего к хозяйке.
In fact, he remembered those claims only on hearing the Governor's wife herself addressing him.	Вспомнил он об этом уже тогда, когда услышал голос самой губернаторши, стоявшей перед ним уже несколько минут.

She had been standing before him for several minutes, and now greeted him with suave expressement and the words, "So HERE you are, Paul Ivanovitch!" But what she said next I am not in a position to report, for she spoke in the ultra-refined tone and vein wherein ladies and gentlemen customarily express themselves in high-class novels which have been written by experts more qualified than I am to describe salons, and able to boast of some acquaintance with good society. In effect, what the Governor's wife said was that she hoped - she greatly hoped - that Monsieur Chichikov's heart still contained a corner - even the smallest possible corner - for those whom he had so cruelly forgotten.	Губернаторша произнесла ласковым и несколько даже лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: "А, Павел Иванович, так вот как вы!.. " В точности не могу передать слов губернаторши, но было сказано что-то, исполненное большой любезности, в том духе, в котором изъясняются дамы и кавалеры в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона, в духе того, что неужели овладели так вашим сердцем, что в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами.
Upon that Chichikov turned to her, and was on the point of returning a reply at least no worse than that which would have been returned, under similar circumstances, by the hero of a fashionable novelette, when he stopped short, as though thunderstruck.	Г ерой наш поворотился в ту ж минуту к губернаторше и уже готов был отпустить ей ответ, вероятно, ничем не хуже тех, какие отпускают в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие военные люди, как, невзначай поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
Before him there was standing not only Madame, but also a young girl whom she was holding by the hand. The golden hair, the fine-drawn, delicate contours, the face with its bewitching oval - a face which might have served as a model for the countenance of the Madonna, since it was of a type rarely to be met with in Russia, where nearly everything, from plains to human feet, is, rather, on the gigantic scale; these features, I say, were those of the identical maiden whom Chichikov had encountered on the road when he had been fleeing from Nozdrev's.	Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девицу, свеженькую блондинку, с тоненькими, стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит всё оказаться в широком размере, всё, что ни есть: и горы, и леса, и степи, и лица, и губы, и ноги, -- ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
His emotion was such that he could not formulate a single intelligible syllable; he could merely murmur the devil only knows what, though certainly nothing of the kind which would have risen to the lips of the hero of a fashionable novel.	Чичиков так смешался, что не мог произнести ни одного толкового слова и пробормотал чорт знает что такое, чего бы уж никак не сказал ни Г ремин, ни Звонский, ни Лидин.
"I think that you have not met my daughter before?" said Madame.	"Вы не знаете еще моей дочери?" сказала губернаторша.
"She is just fresh from school."	"Институтка, только что выпущена".
He replied that he HAD had the happiness of meeting Mademoiselle before, and under rather unexpected circumstances; but on his trying to say something further his tongue completely failed him.	Он отвечал, что уже имел счастие нечаянным образом познакомиться; попробовал еще кое-что прибавить, но кое-что совсем не вышло.

The Governor's wife added a word or two, and then carried off her daughter to speak to some of the other guests. Chichikov stood rooted to the spot, like a man who, after issuing into the street for a pleasant walk, has suddenly come to a halt on remembering that something has been left behind him. In a moment, as he struggles to recall what that something is, the mien of careless expectancy disappears from his face, and he no longer sees a single person or a single object in his vicinity.	Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям; а Чичиков всё еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу с тем, чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на всё, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то, и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека; вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он: не платок ли, но платок в кармане; не деньги ли, но деньги тоже в кармане; всё, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то. И вот уже глядит он растерянно и смутно на движущуюся толпу перед ним, на летающие экипажи, на кивера и ружья проходящего полка, на вывеску, и ничего хорошо не видит.
In the same way did Chichikov suddenly become oblivious to the scene around him.	Так и Чичиков вдруг сделался чуждым всему, что ни происходило вокруг него.
Yet all the while the melodious tongues of ladies were plying him with multitudinous hints and questions - hints and questions inspired with a desire to captivate.	В это время из дамских благовонных уст к нему устремилось множество намеков и вопросов, проникнутых насквозь тонкостию и любезностию:
"Might we poor cumberers of the ground make so bold as to ask you what you are thinking of?"	"Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть так дерзкими, чтобы спросить вас, о чем мечтаете?",
"Pray tell us where lie the happy regions in which your thoughts are wandering?"	"Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?",
"Might we be informed of the name of her who has plunged you into this sweet abandonment of meditation?"- such were the phrases thrown at him.	"Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?"
But to everything he turned a dead ear, and the phrases in question might as well have been stones dropped into a pool.	Но он отвечал на всё решительным невниманием, и приятные фразы канули, как в воду.
Indeed, his rudeness soon reached the pitch of his walking away altogether, in order that he might go and reconnoitre wither the Governor's wife and daughter had retreated.	Он даже до того был неучтив, что скоро ушел от них в другую сторону, желая повысмотреть, куда ушла губернаторша с своей дочкой.
But the ladies were not going to let him off so easily. Every one of them had made up her mind to use upon him her every weapon, and to exhibit whatsoever might chance to constitute her best point.	Но дамы, кажется, не хотели оставить его так скоро; каждая внутренне решилась употребить все возможные орудия, столь опасные для сердец наших, и пустить в ход всё, что было лучшего.

Yet the ladies' wiles proved useless, for Chichikov paid not the smallest attention to them, even when the dancing had begun, but kept raising himself on tiptoe to peer over people's heads and ascertain in which direction the bewitching maiden with the golden hair had gone. Also, when seated, he continued to peep between his neighbours' backs and shoulders, until at last he discovered her sitting beside her mother, who was wearing a sort of Oriental turban and feather.	Нужно заметить, что у некоторых дам, я говорю, у некоторых, это не то, что у всех, есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза, и все вдруг заговорят в один голос: "посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!" или "какой правильный, очаровательный лоб!" У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: "ах, какие чудесные у этой плечи!", а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее. Таким образом думают иные дамы. Каждая дама дала себе внутренний обет быть как можно очаровательней в танцах и показать во всем блеске превосходство того, что у нее было самого превосходного.
Upon that one would have thought that his purpose was to carry the position by storm; for, whether moved by the influence of spring, or whether moved by a push from behind, he pressed forward with such desperate resolution that his elbow caused the Commissioner of Taxes to stagger on his feet, and would have caused him to lose his balance altogether but for the supporting row of guests in the rear. Likewise the Postmaster was made to give ground; whereupon he turned and eyed Chichikov with mingled astonishment and subtle irony.	Почтмейстерша, вальсируя, с такой томностию опустила набок голову, что слышалось в самом деле что-то неземное. Одна очень любезная дама, -- которая приехала вовсе не с тем, чтобы танцовать, по причине приключившегося, как сама выразилась, небольшого инкомодите в виде горошинки на правой ноге, вследствие чего должна была даже надеть плисовые сапоги, -- не вытерпела, однако же, и сделала несколько кругов в плисовых сапогах, для того именно, чтобы почтмейстерша не забрала в самом деле слишком много себе в голову.
But Chichikov never even noticed him; he saw in the distance only the golden-haired beauty.	Но всё это никак не произвело предполагаемого действия на Чичикова. Он даже не смотрел на круги, производимые дамами, но беспрестанно подымался на цыпочки выглядывать поверх голов, куда бы могла забраться занимательная блондинка; приседал и вниз тоже, высматривая промеж плечей и спин, наконец доискался и увидел ее, сидящую вместе с матерью, над которою величаво колебалась какая-то восточная чалма с пером.
At that moment she was drawing on a long glove and, doubtless, pining to be flying over the dancing-floor, where, with clicking heels, four couples had now begun to thread the mazes of the mazurka.	Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собой целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.

In particular was a military staff-captain working body and soul and arms and legs to compass such a series of steps as were never before performed, even in a dream.	А уж там в стороне четыре пары откалывали мазурку; каблуки ломали пол, и армейский штабс-капитан работал и душою и телом, и руками и ногами, отвертывая такие па, какие и во сне никому не случалось отвертывать.
However, Chichikov slipped past the mazurka dancers, and, almost treading on their heels, made his way towards the spot where Madame and her daughter were seated.	Чичиков прошмыгнул мимо мазурки почти по самым каблукам и прямо к тому месту, где сидела губернаторша с дочкой.
Yet he approached them with great diffidence and none of his late mincing and prancing. Nay, he even faltered as he walked; his every movement had about it an air of awkwardness.	Однако ж он подступил к ним очень робко, не семенил так бойко и франтовски ногами, даже несколько замялся, и во всех движениях оказалась какая- то неловкость.
It is difficult to say whether or not the feeling which had awakened in our hero's breast was the feeling of love; for it is problematical whether or not men who are neither stout nor thin are capable of any such sentiment. Nevertheless, something strange, something which he could not altogether explain, had come upon him. It seemed as though the ball, with its talk and its clatter, had suddenly become a thing remote - that the orchestra had withdrawn behind a hill, and the scene grown misty, like the carelessly painted-in background of a picture.	Нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство любви, даже сомнительно, чтобы господа такого рода, то-есть не так чтобы толстые, однако ж и не то чтобы тонкие, способны были к любви; но при всем том здесь было что-то такое странное, что-то в таком роде, чего он сам не мог себе объяснить: ему показалось, как сам он потом сознавался, что весь бал, со всем своим говором и шумом, стал на несколько минут как будто где-то вдали; скрыпки и трубы нарезывали где-то за горами, и всё подернулось туманом, похожим на небрежно замалеванное поле на картине.
And from that misty void there could be seen glimmering only the delicate outlines of the bewitching maiden. Somehow her exquisite shape reminded him of an ivory toy, in such fair, white, transparent relief did it stand out against the dull blur of the surrounding throng.	И из этого мглистого, кое-как набросанного поля выходили ясно и оконченно только одни тонкие черты увлекательной блондинки: ее овально-круглившееся личико, ее тоненький, тоненький стан, какой бывает у институтки в первые месяцы после выпуска, ее белое, почти простое платьице, легко и ловко обхватившее во всех местах молоденькие стройные члены, которые означались в каких-то чистых линиях. Казалось, она вся походила на какую-то игрушку, отчетливо выточенную из слоновой кости; она только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы.
Herein we see a phenomenon not infrequently observed - the phenomenon of the Chichikovs of this world becoming temporarily poets.	Видно, так уж бывает на свете, видно, и Чичиковы, на несколько минут в жизни, обращаются в поэтов; но слово поэт будет уже слишком.
At all events, for a moment or two our Chichikov felt that he was a young man again, if not exactly a military officer.	По крайней мере, он почувствовал себя совершенно чем-то вроде молодого человека, чуть-чуть не гусаром.

On perceiving an empty chair beside the mother and daughter, he hastened to occupy it, and though conversation at first hung fire, things gradually improved, and he acquired more confidence. At this point I must reluctantly deviate to say that men of weight and high office are always a trifle ponderous when conversing with ladies. Young lieutenants - or, at all events, officers not above the rank of captain -are far more successful at the game.	Увидевши возле них пустой стул, он тот же час его занял. Разговор сначала не клеился, но после дело пошло, и он начал даже получать форс, но... здесь, к величайшему прискорбию, надобно заметить, что люди степенные и занимающие важные должности как-то немного тяжеловаты в разговорах с дамами; на это мастера господа поручики, и никак не далее капитанских чинов.
How they contrive to be so God only knows. Let them but make the most inane of remarks, and at once the maiden by their side will be rocking with laughter; whereas, should a State Councillor enter into conversation with a damsel, and remark that the Russian Empire is one of vast extent, or utter a compliment which he has elaborated not without a certain measure of intelligence (however strongly the said compliment may smack of a book), of a surety the thing will fall flat. Even a witticism from him will be laughed at far more by him himself than it will by the lady who may happen to be listening to his remarks.	Как они делают, бог их ведает: кажется, и не очень мудреные вещи говорят, а девица то и дело качается на стуле от смеха; статский же советник бог знает что расскажет: или поведет речь о том, что Россия очень пространное государство, или отпустит комплимент, который, конечно, выдуман не без остроумия, но от него ужасно пахнет книгою; если же скажет что-нибудь смешное, то сам несравненно больше смеется, чем та, которая его слушает.
These comments I have interposed for the purpose of explaining to the reader why, as our hero conversed, the maiden began to yawn.	Здесь это замечено для того, чтобы читатели видели, почему блондинка стала зевать во время рассказов нашего героя.
Blind to this, however, he continued to relate to her sundry adventures which had befallen him in different parts of the world.	Герой, однако же, совсем этого не замечал, рассказывая множество приятных вещей, которые уже случалось ему произносить в подобных случаях в разных местах, именно: в Симбирской губернии, у Софрона Ивановича Беспечного, где были тогда дочь его Аделаида Софроновна с тремя золовками: Марьей Гавриловной, Александрой Г авриловной и Адельгейдой Г авриловной; у Федора Федоровича Перекроева, в Рязанской губернии; у Флора Васильевича Победоносного, в Пензенской губернии, и у брата его Петра Васильевича, где были: свояченица его Катерина Михайловна и внучатные сестры ее Роза Федоровна и Эмилия Федоровна; в Вятской губернии, у Петра Варсонофьевича, где была сестра невестки его Пелагея Егоровна с племянницей Софией Ростиславной и двумя сводными сестрами: Софией Александровной и Маклатурой Александровной.
Meanwhile (as need hardly be said) the rest of the ladies had taken umbrage at his behaviour.	Всем дамам совершенно не понравилось такое обхождение Чичикова.

One of them purposely stalked past him to intimate to him the fact, as well as to jostle the Governor's daughter, and let the flying end of a scarf flick her face; while from a lady seated behind the pair came both a whiff of violets and a very venomous and sarcastic remark.	Одна из них нарочно прошла мимо его, чтобы дать ему это заметить, и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло своего платья, а шарфом, который порхал вокруг плеч ее, распорядилась так, что он махнул концом своим ее по самому лицу; в то же самое время позади его из одних дамских уст изнеслось, вместе с запахом фиялок, довольно колкое и язвительное замечание.
Nevertheless, either he did not hear the remark or he PRETENDED not to hear it. This was unwise of him, since it never does to disregard ladies' opinions. Later-but too late - he was destined to learn this to his cost.	Но, или он не услышал в самом деле, или прикинулся, что не услышал, только это было нехорошо; ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть поздно.
In short, dissatisfaction began to display itself on every feminine face.	Негодование, во всех отношениях справедливое, изобразилось во многих лицах.
No matter how high Chichikov might stand in society, and no matter how much he might be a millionaire and include in his expression of countenance an indefinable element of grandness and martial ardour, there are certain things which no lady will pardon, whosoever be the person concerned.	Как ни велик был в обществе вес Чичикова, хотя он и миллионщик и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало! Есть случаи, где женщина, как ни слаба и бессильна характером в сравнении с мужчиною, но становится вдруг тверже не только мужчины, но и всего, что ни есть на свете. Пренебрежение, оказанное Чичиковым, почти неумышленное, восстановило между дамами даже некоторое согласие, бывшее было на краю погибели после наглого завладения стулом. В произнесенных им невзначай каких-то сухих и обыкновенных словах нашли колкие намеки.
We know that at Governor's balls it is customary for the onlookers to compose verses at the expense of the dancers; and in this case the verses were directed to Chichikov's address.	В довершение бед какой-то из молодых людей сочинил тут же сатирические стихи на танцовавшее общество, без чего, как известно, никогда почти не обходится на губернских балах. Эти стихи были приписаны тут же Чичикову.
Briefly, the prevailing dissatisfaction grew until a tacit edict of proscription had been issued against both him and the poor young maiden.	Негодованье росло, и дамы стали говорить о нем в разных углах самым неблагоприятным образом; а бедная институтка была уничтожена совершенно, и приговор ее уже был подписан.
But an even more unpleasant surprise was in store for our hero; for whilst the young lady was still yawning as Chichikov recounted to her certain of his past adventures and also touched lightly upon the subject of Greek philosophy, there appeared from an adjoining room the figure of Nozdrev.	А между тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность: в то время, когда блондинка зевала, а он рассказывал ей кое-какие в разные времена случившиеся историйки даже коснулся было греческого философа Диогена, показался из последней комнаты Ноздрев.

Whether he had come from the buffet, or whether he had issued from a little green retreat where a game more strenuous than whist had been in progress, or whether he had left the latter resort unaided, or whether he had been expelled therefrom, is unknown; but at all events when he entered the ballroom, he was in an elevated condition, and leading by the arm the Public Prosecutor, whom he seemed to have been dragging about for a long while past, seeing that the poor man was glancing from side to side as though seeking a means of putting an end to this personally conducted tour.	Из буфета ли он вырвался или из небольшой зеленой гостиной, где производилась игра посильнее, чем в обыкновенный вист, своей ли волею или вытолкали его, только он явился веселый, радостный, ухвативши под руку прокурора, которого, вероятно, уже таскал несколько времени, потому что бедный прокурор поворачивал на все стороны свои густые брови, как бы придумывая средство выбраться из этого дружеского подручного путешествия.
Certainly he must have found the situation almost unbearable, in view of the fact that, after deriving inspiration from two glasses of tea not wholly undiluted with rum, Nozdrev was engaged in lying unmercifully.	В самом деле, оно было носимо. Ноздрев, захлебнув куражу в двух чашках чаю, конечно, не без рома, врал немилосердно.
On sighting him in the distance, Chichikov at once decided to sacrifice himself. That is to say, he decided to vacate his present enviable position and make off with all possible speed, since he could see that an encounter with the newcomer would do him no good.	Завидев еще издали что, Чичиков решился даже на пожертвование, то-есть оставить свое завидное место и сколько можно поспешнее удалиться; ничего хорошего не предвещала ему эта встреча.
Unfortunately at that moment the Governor buttonholed him with a request that he would come and act as arbiter between him (the Governor) and two ladies - the subject of dispute being the question as to whether or not woman's love is lasting. Simultaneously Nozdrev descried our hero and bore down upon him.	Но, как на беду, в это время подвернулся губернатор, изъявивший необыкновенную радость, что нашел Павла Ивановича, и остановил его, прося быть судиею в споре его с двумя дамами насчет того, продолжительна ли женская любовь или нет; а между тем Ноздрев уже увидал его и шел прямо навстречу.
"Ah, my fine landowner of Kherson!" he cried with a smile which set his fresh, spring-rose-pink cheeks a-quiver.	"А, херсонский помещик, херсонский помещик!" кричал он, подходя и заливаясь смехом, от которого дрожали его свежие, румяные, как весенняя роза, щеки.
"Have you been doing much trade in departed souls lately?"	"Что? много наторговал мертвых?
With that he turned to the Governor. "I suppose your Excellency knows that this man traffics in dead peasants?" he bawled.	Ведь вы не знаете, ваше превосходительство", горланил он тут же, обратившись к губернатору: "он торгует мертвыми душами! Ей-богу!
"Look here, Chichikov. I tell you in the most friendly way possible that every one here likes you - yes, including even the Governor. Nevertheless, had I my way, I would hang you! Yes, by God I would!"	Послушай, Чичиков! ведь ты, я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, вот и его превосходительство здесь, -- я бы тебя повесил, ей-богу, повесил!"
Chichikov's discomfiture was complete.	Чичиков просто не знал, где сидел.
"And, would you believe it, your Excellency," went on Nozdrev, "but this fellow actually said to me, 'Sell me your dead souls!' Why, I laughed till I nearly became as dead as the souls.	"Поверите ли, ваше превосходительство", продолжал Ноздрев: "как сказал он мне: "продай мертвых душ", я так и лопнул со смеха.

And, behold, no sooner do I arrive here than I am told that he has bought three million roubles' worth of peasants for transferment!	Приезжаю сюда, мне говорят, что накупил на три миллиона крестьян на вывод.
For transferment, indeed!	Каких на вывод!
And he wanted to bargain with me for my DEAD ones!	Да он торговал у меня мертвых.
Look here, Chichikov. You are a swine! Yes, by God, you are an utter swine! Is not that so, your Excellency? Is not that so, friend Prokurator34?" 34 Public Prosecutor.	Послушай, Чичиков, да ты скотина, ей-богу, скотина, вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?"
But both his Excellency, the Public Prosecutor, and Chichikov were too taken aback to reply. The half-tipsy Nozdrev, without noticing them, continued his harangue as before.	Но прокурор, и Чичиков, и сам губернатор пришли в такое замешательство, что не нашлись совершенно, что? отвечать, а между тем Ноздрев, нимало не обращая внимания, нес полутрезвую речь:
"Ah, my fine sir!" he cried. "THIS time I don't mean to let you go. No, not until I have learnt what all this purchasing of dead peasants means.	"Уж ты, брат, ты, ты... я не отойду от тебя, пока не узнаю, зачем ты покупал мертвые души.
Look here. You ought to be ashamed of yourself. Yes, I say that - I who am one of your best friends."	Послушай, Чичиков, ведь тебе, право, стыдно, у тебя, ты сам знаешь, нет лучшего друга, как я.
Here he turned to the Governor again. "Your Excellency," he continued, "you would never believe what inseperables this man and I have been.	Вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?
Indeed, if you had stood there and said to me,	Вы не поверите, ваше превосходительство, как мы друг к другу привязаны, то-есть, просто, если бы вы сказали, вот, я тут стою, а вы бы сказали:
'Nozdrev, tell me on your honour which of the two you love best - your father or Chichikov?' I should have replied, 'Chichikov, by God!'" With that he tackled our hero again,	"Ноздрев! скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Чичиков?" скажу: "Чичиков", ей-богу...
"Come, come, my friend!" he urged. "Let me imprint upon your cheeks a baiser or two.	Позволь, душа, я тебе влеплю один безе.
You will excuse me if I kiss him, will you not, your Excellency?	Уж вы позвольте, ваше превосходительство, поцеловать мне его.
No, do not resist me, Chichikov, but allow me to imprint at least one baiser upon your lily-white cheek."	Да, Чичиков, уж ты не противься, одну безешку позволь напечатлеть тебе в белоснежную щеку твою!"
And in his efforts to force upon Chichikov what he termed his "baisers" he came near to measuring his length upon the floor. Every one now edged away, and turned a deaf ear to his further babblings; but his words on the subject of the purchase of dead souls had none the less been uttered at the top of his voice, and been accompanied with such uproarious laughter that the curiosity even of those who had happened to be sitting or standing in the remoter corners of the room had been aroused.	Ноздрев был так оттолкнут со своими безе, что чуть не полетел на землю: от него все отступились и не слушали больше; но всё же слова его о покупке мертвых душ были произнесены во всю глотку и сопровождены таким громким смехом, что привлекли внимание даже тех, которые находились в самых дальних углах комнаты.

So strange and novel seemed the idea that the company stood with faces expressive of nothing but a dumb, dull wonder.	Эта новость так показалась странною, что все остановились с каким-то деревянным, глупо-вопросительным выражением.
Only some of the ladies (as Chichikov did not fail to remark) exchanged meaning, ill-natured winks and a series of sarcastic smiles: which circumstance still further increased his confusion.	Минуты на две настала какая-то непонятная тишина, Чичиков заметил, что многие дамы перемигнулись между собою с какою-то злобною, едкою усмешкою, и в выражении некоторых лиц показалось что-то такое двусмысленное, которое еще более увеличило это смущение.
That Nozdrev was a notorious liar every one, of course, knew, and that he should have given vent to an idiotic outburst of this sort had surprised no one; but a dead soul - well, what was one to make of Nozdrev's reference to such a commodity? Naturally this unseemly contretemps had greatly upset our hero; for, however foolish be a madman's words, they may yet prove sufficient to sow doubt in the minds of saner individuals.	Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была по? шла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: "Посмотрите, какую ложь распустили!", а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: "Да, это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!" и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: "Какая пошлая ложь!" И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не сто?ит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить. Это вздорное, повидимому, происшествие заметно расстроило нашего героя. Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
He felt much as does a man who, shod with well-polished boots, has just stepped into a dirty, stinking puddle.	Он стал чувствовать себя неловко, неладно: точь-в-точь как будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную, вонючую лужу, словом, нехорошо, совсем нехорошо!
He tried to put away from him the occurrence, and to expand, and to enjoy himself once more. Nay, he even took a hand at whist. But all was of no avail -matters kept going as awry as a badly-bent hoop.	Он пробовал об этом не думать, старался рассеяться, развлечься, присел в вист, но всё пошло, как кривое колесо: два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей не бьют, размахнулся со всей руки и хватил сдуру свою же.

Twice he blundered in his play, and the President of the Council was at a loss to understand how his friend, Paul Ivanovitch, lately so good and so circumspect a player, could perpetrate such a mauvais pas as to throw away a particular king of spades which the President has been "trusting" as (to quote his own expression) "he would have trusted God."	Председатель никак не мог понять, как Павел Иванович, так хорошо и, можно сказать, тонко разумевший игру, мог сделать подобные ошибки и подвел даже под обух его пикового короля, на которого он, по собственному выражению, надеялся, как на бога. Конечно, почтмейстер, и председатель, и даже сам полицеймейстер, как водится, подшучивали над нашим героем, что уж не влюблен ли он, и что мы знаем, дискать, что у Павла Ивановича сердечишко прихрамывает, знаем, кем и подстрелено; но всё это никак его не утешало, как он ни пробовал усмехаться и отшучиваться.
At supper, too, matters felt uncomfortable, even though the society at Chichikov's table was exceedingly agreeable and Nozdrev had been removed, owing to the fact that the ladies had found his conduct too scandalous to be borne, now that the delinquent had taken to seating himself on the floor and plucking at the skirts of passing lady dancers.	За ужином тоже он никак не был в состоянии развернуться, несмотря на то, что общество за столом было приятное и что Ноздрева давно уже вывели; ибо сами даже дамы наконец заметили, что поведение его чересчур становилось скандалёзно. Посреди котильона он сел на пол и стал хватать за полы танцующих, что уже было ни на что не похоже, по выражению дам. Ужин был очень весел: все лица, мелькавшие перед тройными подсвечниками, цветами, конфектами и бутылками, были озарены самым непринужденным довольством. Офицеры, дамы, фраки -- всё сделалось любезно, даже до приторности. Мужчины вскакивали со стульев и бежали отнимать у слуг блюда, чтобы с необыкновенною ловкостию предложить их дамам. Один полковник подал даме тарелку с соусом на конце обнаженной шпаги. Мужчины почтенных лет, между которыми сидел Чичиков, спорили громко, заедая дельное слово рыбой или говядиной, обмакнутой нещадным образом в горчицу, и спорили о тех предметах, в которых он даже всегда принимал участие; но он был похож на какого-то человека, уставшего или разбитого дальней дорогой, которому ничто не лезет на ум и который не в силах войти ни во что.
As I say, therefore, Chichikov found the situation not a little awkward, and eventually put an end to it by leaving the supper room before the meal was over, and long before the hour when usually he returned to the inn.	Даже не дождался он окончания ужина и уехал к себе несравненно раньше, чем имел обыкновение уезжать.
In his little room, with its door of communication blocked with a wardrobe, his frame of mind remained as uncomfortable as the chair in which he was seated.	Там, в этой комнатке, так знакомой читателю, с дверью, заставленной комодом, и выглядывавшими иногда из углов тараканами, положение мыслей и духа его было так же неспокойно, как неспокойны те кресла, в которых он сидел.
His heart ached with a dull, unpleasant sensation, with a sort of oppressive emptiness.	Неприятно, смутно было у него на сердце, какая-то тягостная пустота оставалась там.

"The devil take those who first invented balls!" was his reflection.	"Чтоб вас чорт побрал всех, кто выдумал эти балы!" говорил он в сердцах,
"Who derives any real pleasure from them?	"Ну, чему сдуру обрадовались?
In this province there exist want and scarcity everywhere: yet folk go in for balls!	В губернии неурожаи, дороговизна, так вот они за балы!
How absurd, too, were those overdressed women!	Эк штука: разрядились в бабьи тряпки!
One of them must have had a thousand roubles on her back, and all acquired at the expense of the overtaxed peasant, or, worse still, at that of the conscience of her neighbour.	Невидаль: что иная навертела на себя тысячу рублей! А ведь на счет же крестьянских оброков или, что еще хуже, на счет совести нашего брата.
Yes, we all know why bribes are accepted, and why men become crooked in soul. It is all done to provide wives - yes, may the pit swallow them up!- with fal-lals.	Ведь известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для того, чтобы жене достать на шаль или на разные роброны, провал их возьми, как их называют.
And for what purpose? That some woman may not have to reproach her husband with the fact that, say, the Postmaster's wife is wearing a better dress than she is - a dress which has cost a thousand roubles!	А из чего? чтобы не сказала какая- нибудь подстёга Сидоровна, что на почтмейстерше лучше было платье, да из-за нее бух тысячу рублей.
'Balls and gaiety, balls and gaiety' is the constant cry.	Кричат: "бал, бал, веселость!"
Yet what folly balls are! They do not consort with the Russian spirit and genius, and the devil only knows why we have them. A grown, middle-aged man - a man dressed in black, and looking as stiff as a poker - suddenly takes the floor and begins shuffling his feet about, while another man, even though conversing with a companion on important business, will, the while, keep capering to right and left like a billy-goat!	Просто, дрянь бал, не в русском духе, не в русской натуре, чорт знает что такое: взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь в черном, общипанный, обтянутый, как чортик, и давай месить ногами. Иной даже, стоя в паре, переговаривается с другим об важном деле, а ногами в то же самое время, как козленок, вензеля направо и налево...
Mimicry, sheer mimicry!	Всё из обезьянства, всё из обезьянства!
The fact that the Frenchman is at forty precisely what he was at fifteen leads us to imagine that we too, forsooth, ought to be the same.	Что француз в сорок лет такой же ребенок, каким был и в пятнадцать, так вот давай же и мы!
No; a ball leaves one feeling that one has done a wrong thing - so much so that one does not care even to think of it.	Нет, право... после всякого бала, точно, как будто какой грех сделал; и вспомнить даже о нем не хочется.
It also leaves one's head perfectly empty, even as does the exertion of talking to a man of the world. A man of that kind chatters away, and touches lightly upon every conceivable subject, and talks in smooth, fluent phrases which he has culled from books without grazing their substance; whereas go and have a chat with a tradesman who knows at least ONE thing thoroughly, and through the medium of experience, and see whether his conversation will not be worth more than the prattle of a thousand chatterboxes.	В голове, просто, ничего, как после разговора с светским человеком: всего он наговорит, всего слегка коснется, всё скажет, что понадергал из книжек, пестро, красно, а в голове хоть бы что-нибудь из того вынес, и видишь потом, как даже разговор с простым купцом, знающим одно свое дело, но знающим его твердо и опытно, лучше всех этих побрякушек.
For what good does one get out of balls?	Ну что из него выжмешь, из этого бала?

Suppose that a competent writer were to describe such a scene exactly as it stands?	Ну, если бы, положим, какой-нибудь писатель вздумал описывать всю эту сцену так, как она есть?
Why, even in a book it would seem senseless, even as it certainly is in life.	Ну, и в книге, и там была бы она так же бестолкова, как в натуре.
Are, therefore, such functions right or wrong? One would answer that the devil alone knows, and then spit and close the book."	Что она такое: нравственная ли, безнравственная ли? просто, чорт знает что такое! Плюнешь, да и книгу потом закроешь".
Such were the unfavourable comments which Chichikov passed upon balls in general. With it all, however, there went a second source of dissatisfaction.	Так отзывался неблагоприятно Чичиков о балах вообще; но, кажется, сюда вмешалась другая причина негодованья.
That is to say, his principal grudge was not so much against balls as against the fact that at this particular one he had been exposed, he had been made to disclose the circumstance that he had been playing a strange, an ambiguous part.	Главная досада была не на бал, а на то, что случилось ему оборваться, что он вдруг показался пред всеми бог знает в каком виде, что сыграл какую-то странную, двусмысленную роль.
Of course, when he reviewed the contretemps in the light of pure reason, he could not but see that it mattered nothing, and that a few rude words were of no account now that the chief point had been attained; yet man is an odd creature, and Chichikov actually felt pained by the could-shouldering administered to him by persons for whom he had not an atom of respect, and whose vanity and love of display he had only that moment been censuring.	Конечно, взглянувши оком благоразумного человека, он видел, что всё это вздор, что глупое слово ничего не значит, особливо теперь, когда главное дело уже обделано как следует. Но странен человек: его огорчало сильно нерасположенье тех самых, которых он не уважал и насчет которых отзывался резко, понося их суетность и наряды.
Still more, on viewing the matter clearly, he felt vexed to think that he himself had been so largely the cause of the catastrophe.	Это тем более было ему досадно, что, разобравши дело ясно, он видел, как причиной этого был отчасти сам.
Yet he was not angry with HIMSELF- of that you may be sure, seeing that all of us have a slight weakness for sparing our own faults, and always do our best to find some fellow-creature upon whom to vent our displeasure - whether that fellow-creature be a servant, a subordinate official, or a wife. In the same way Chichikov sought a scapegoat upon whose shoulders he could lay the blame for all that had annoyed him.	На себя, однако же, он не рассердился, и в том, конечно, был прав. Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого- нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду, например на слуге, на чиновнике, нам подведомственном, который в пору подвернулся, на жене, или, наконец, на стуле, который швырнется чорт знает куда, к самым дверям, так что отлетит от него ручка и, спинка, пусть, мол, его знает, что такое гнев.
He found one in Nozdrev, and you may be sure that the scapegoat in question received a good drubbing from every side, even as an experienced captain or chief of police will give a knavish starosta or postboy a rating not only in the terms become classical, but also in such terms as the said captain or chief of police may invent for himself.	Так и Чичиков скоро нашел ближнего, который потащил на плечах своих всё, что только могла внушить ему досада. Ближний этот был Ноздрев, и, нечего сказать, он был так отделан со всех боков и сторон, как разве только какой-нибудь плут староста или ямщик бывает отделан каким-нибудь езжалым, опытным капитаном, а иногда и генералом, который, сверх многих выражений, сделавшихся классическими, прибавляет еще много неизвестных, которых изобретение принадлежит ему собственно.

In short, Nozdrev's whole lineage was passed in review; and many of its members in the ascending line fared badly in the process.	Вся родословная Ноздрева была разобрана, и многие из членов его фамилии в восходящей линии сильно потерпели.
Meanwhile, at the other end of the town there was in progress an event which was destined to augment still further the unpleasantness of our hero's position.	Но в продолжение того, как он сидел в жестких своих креслах, тревожимый мыслями и бессонницей, угощая усердно Ноздрева и всю родню его, и перед ним теплилась сальная свечка, которой светильня давно уже накрылась нагоревшею черною шапкою, ежеминутно грозя погаснуть, и глядела ему в окна слепая, темная ночь, готовая посинеть от приближавшегося рассвета, и пересвистывались вдали отдаленные петухи, и в совершенно заснувшем городе, может быть, плелась где-нибудь фризовая шинель, горемыка неизвестно какого класса и чина, знающая одну только (увы!) слишком протертую русским забубенным народом дорогу, -- в это время на другом конце города происходило событие, которое готовилось увеличить неприятность положения нашего героя.
That is to say, through the outlying streets and alleys of the town there was clattering a vehicle to which it would be difficult precisely to assign a name, seeing that, though it was of a species peculiar to itself, it most nearly resembled a large, rickety water melon on wheels.	Именно в отдаленных улицах и закоулках города дребезжал весьма странный экипаж, наводивший недоумение насчет своего названия. Он не был похож ни на тарантас, ни на коляску, ни на бричку, а был скорее похож на толстощекий выпуклый арбуз, поставленный на колеса. Щеки этого арбуза, то-есть дверцы, носившие следы желтой краски, затворялись очень плохо по причине плохого состояния ручек и замков, кое-как связанных веревками. Арбуз был наполнен ситцевыми подушками в виде кисетов, валиков и просто подушек, напичкан мешками с хлебами, калачами, кокурками, скородумками и кренделями из заварного теста. Пирог-курник и пирог- рассольник выглядывали даже наверх. Запятки были заняты лицом лакейского происхождения, в куртке из домашней пеструшки, с небритой бородою, подернутою легкой проседью, лицо, известное под именем малого. Шум и визг от железных скобок и ржавых винтов разбудили на другом конце города будочника, который, подняв свою алебарду, закричал спросонья что стало мочи: "кто идет?", но, увидев, что никто не шел, а слышалось только издали дребезжанье, поймал у себя на воротнике какого-то зверя и, подошед к фонарю, казнил его тут же у себя на ногте, после чего, отставивши алебарду, опять заснул, по уставам своего рыцарства. Лошади то и дело падали на передние коленки, потому что не были подкованы, и притом, как видно, покойная городская мостовая была им мало знакома.

Eventually this monstrosity drew up at the gates of a house where the archpriest of one of the churches resided, and from its doors there leapt a damsel clad in a jerkin and wearing a scarf over her head.	Колымага, сделавши несколько поворотов из улицы в улицу, наконец поворотила в темный переулок мимо небольшой приходской церкви Николы на Недотычках и остановилась пред воротами дома протопопши.
For a while she thumped the gates so vigorously as to set all the dogs barking; then the gates stiffly opened, and admitted this unwieldy phenomenon of the road.	Из брички вылезла девка с платком на голове, в телогрейке, и хватила обоими кулаками в ворота так сильно, хоть бы и мужчине (малый в куртке из пеструшки был уже потом стащен за ноги, ибо спал мертвецки). Собаки залаяли, и ворота, разинувшись, наконец проглотили, хотя с большим трудом, это неуклюжее дорожное произведение.
Lastly, the barinia herself alighted, and stood revealed as Madame Korobotchka, widow of a Collegiate Secretary!	Экипаж въехал о тесный двор, заваленный дровами, курятниками и всякими клетухами; из экипажа вылезла барыня: эта барыня была помещица, коллежская секретарша Коробочка.
The reason of her sudden arrival was that she had felt so uneasy about the possible outcome of Chichikov's whim, that during the three nights following his departure she had been unable to sleep a wink; whereafter, in spite of the fact that her horses were not shod, she had set off for the town, in order to learn at first hand how the dead souls were faring, and whether (which might God forfend!) she had not sold them at something like a third of their true value.	Старушка, вскоре после отъезда нашего героя, в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что, не поспавши три ночи сряду, решилась ехать в город, несмотря на то, что лошади не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, мжет быть, в три-дешева.
The consequences of her venture the reader will learn from a conversation between two ladies.	Какое произвело следствие это прибытие, читатель, может узнать из одного разговора, который произошел между одними двумя дамами.
We will reserve it for the ensuing chapter.	Разговор сей... но пусть лучше сей разговор будет в следующей главе.
Chapter IX	Глава IX
Next morning, before the usual hour for paying calls, there tripped from the portals of an orange-coloured wooden house with an attic storey and a row of blue pillars a lady in an elegant plaid cloak. With her came a footman in a many-caped greatcoat and a polished top hat with a gold band.	Поутру, ранее даже того времени, которое назначено в городе N. для визитов, из дверей оранжевого деревянного дома с мезонином и голубыми колоннами выпорхнула дама в клетчатом щегольском клоке, сопровождаемая лакеем в шинели с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе.
Hastily, but gracefully, the lady ascended the steps let down from a koliaska which was standing before the entrance, and as soon as she had done so the footman shut her in, put up the steps again, and, catching hold of the strap behind the vehicle, shouted to the coachman,	Дама вспорхнула в тот же час с необыкновенною поспешностью по откинутым ступенькам в стоявшую у подъезда коляску. Лакей тут же захлопнул даму дверцами, закидал ступеньками и, ухватясь за ремни сзади коляски, закричал кучеру:
"Right away!"	"Пошел!"
The reason of all this was that the lady was the possessor of a piece of intelligence that she was burning to communicate to a fellow-creature.	Дама везла только что услышанную новость и чувствовала побуждение непреодолимое скорее сообщить ее.

Every moment she kept looking out of the carriage window, and perceiving, with almost speechless vexation, that, as yet, she was but half-way on her journey.	Всякую минуту выглядывала она из окна и видела, к несказанной досаде, что всё еще остается полдороги.
The fronts of the houses appeared to her longer than usual, and in particular did the front of the white stone hospital, with its rows of narrow windows, seem interminable to a degree which at length forced her to ejaculate:	Всякий дом казался ей длиннее обыкновенного; белая каменная богадельня с узенькими окнами тянулась нестерпимо долго, так что она наконец не вытерпела не сказать:
"Oh, the cursed building! Positively there is no end to it!"	"Проклятое строение, и конца нет!"
Also, she twice adjured the coachman with the words, "Go quicker, Andrusha!	Кучер уже два раза получал приказание: "Поскорее, поскорее, Андрюшка!
You are a horribly long time over the journey this morning."	Ты сегодня несносно долго едешь!"
But at length the goal was reached, and the koliaska stopped before a one-storied wooden mansion, dark grey in colour, and having white carvings over the windows, a tall wooden fence and narrow garden in front of the latter, and a few meagre trees looming white with an incongruous coating of road dust.	Наконец цель была достигнута. Коляска остановилась перед деревянным же одноэтажным домом темносерого цвета, с белыми деревянными барельефчиками над окнами, с высокою деревянною решеткою перед самыми окнами и узеньким палисадником, за решеткою которого находившиеся тоненькие деревца побелели от никогда не сходившей с них городской пыли.
In the windows of the building were also a few flower pots and a parrot that kept alternately dancing on the floor of its cage and hanging on to the ring of the same with its beak. Also, in the sunshine before the door two pet dogs were sleeping.	В окнах мелькали горшки с цветами, попугай, качавшийся в клетке, уцепясь носом за кольцо, и две собачонки, спавшие перед солнцем.

В этом доме жила искренняя приятельница приехавшей дамы. Автор чрезвычайно

затрудняется, как назвать ему обеих дам таким образом, чтобы опять не рассердились на него, как серживались встарь. Назвать выдуманною фамилией опасно. Какое ни придумай имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего государства, благо велико, кто- нибудь носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть, станет говорить, что автор нарочно приезжал секретно с тем, чтобы выведать всё, что он такое сам, и в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать. Назови же по чинам, боже сохрани, и того опасней. Теперь у нас все чины и сословия так раздражены, что всё, что ни есть в печатной книге, уже кажется им личностью: таково уж, видно, расположенье в воздухе. Достаточно сказать только, что есть в одном городе глупый человек, это уже и личность: вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: "Ведь я тоже человек, стало быть я

тоже глуп"; словом, вмиг смекнет, в чем дело. А потому, для избежания всего этого, будем называть даму, к которой приехала гостья, так, как она называлась почти единогласно в городе N.. именно дамою приятною во всех отношениях. Это название она приобрела законным образом, ибо, точно, ничего не пожалела, чтобы сделаться любезною в последней степени. Хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух какая юркая прыть женского характера! и хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух какая булавка! а уж не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые. Но всё это было облечено самою тонкою светскостью, какая только бывает в губернском городе. Всякое движение

производила она со вкусом, даже любила стихи, даже иногда мечтательно умела держать голову, и все согласились, что она, точно, дама приятная во всех отношениях. Другая же дама, то-есть приехавшая, не имела такой многосторонности в характере, и потому будем называть ее: просто приятная дама. Приезд гостьи разбудил собачонок, спавших на солнце: мохнатую Адель, беспрестанно путавшуюся в собственной шерсти, и кобелька Попури на тоненьких ножках. Тот и другая с лаем понесли кольцами хвосты свои в переднюю, где гостья освобождалась от своего клока и очутилась в платье модного узора и цвета и в длинных хвостах на шее; жасмины понеслись по всей комнате. Едва только во всех отношениях приятная дама узнала о приезде просто приятной дамы, как уже выбежала в переднюю. Дамы ухватились за руки, поцеловались и вскрикнули, как вскрикивают институтки, встретившиеся

	вскоре после выпуска, когда маменьки еще не успели объяснить им, что отец у одной беднее и ниже чином, нежели у другой. Поцелуй совершился звонко, потому что собачонки залаяли снова, за что были хлопнуты платком, и обе дамы отправились в гостиную, разумеется, голубую, с диваном, овальным столом и даже ширмочками, обвитыми плющом; вслед за ними побежали ворча мохнатая Адель и высокий Попури на тоненьких ножках. "Сюда, сюда, вот в этот уголочек!" говорила хозяйка, усаживая гостью в угол дивана. "Вот так! вот так! вот вам и подушка!" Сказавши это, она запихнула ей за спину подушку, на которой был вышит шерстью рыцарь таким образом, как их всегда вышивают по канве: нос вышел лестницею, а губы четвероугольником.
As soon as the bosom friend in question learnt of the newcomer's arrival, she ran down into the hall, and the two ladies kissed and embraced one another. Then they adjourned to the drawing-room. "How glad I am to see you!" said the bosom friend. "When I heard some one arriving I wondered who could possibly be calling so early. Parasha declared that it must be the Vice-Governor's wife, so, as I did not want to be bored with her, I gave orders that I was to be reported 'not at home.'"	"Как же я рада, что вы... Я слышу, кто-то подъехал, да думаю себе, кто бы мог так рано. Параша говорит: "вице-губернаторша", а я говорю: "ну, вот опять приехала дура надоедать", и уж хотела сказать, что меня нет дома..."
For her part, the guest would have liked to have proceeded to business by communicating her tidings, but a sudden exclamation from the hostess imparted (temporarily) a new direction to the conversation. "What a pretty chintz!" she cried, gazing at the other's gown.	Гостья уже хотела было приступить к делу и сообщить новость. Но восклицание, которое издала в это время дама приятная во всех отношениях, вдруг дало другое направление разговору. "Какой веселенький ситец!" воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы.

"Yes, it IS pretty," agreed the visitor. "On the other hand, Praskovia Thedorovna thinks that -"

"Да, очень веселенький. Прасковья Федоровна, однако же, находит, что лучше, если бы клеточки были помельче и чтобы не коричневые были крапинки, а голубые. Сестре ее прислали материйку: это такое очарованье, которого,

просто, нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие, узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску всё глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки... Словом, бесподобно! Можно сказать решительно, что ничего еще не было подобного на свете". "Милая, это пестро". "Ах, нет, не пестро!"

"Ах, пестро!" Нужно заметить, что во всех

отношениях приятная дама была отчасти материалистка, склонная к отрицанию и сомнению, и отвергала весьма многое в жизни. Здесь просто приятная дама объяснила, что это отнюдь не пестро, и вскрикнула... "Да, поздравляю вас: оборок более не носят". "Как не носят?" "На место их фестончики". "Ах, это нехорошо, фестончики!" "Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на

рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики". "Нехорошо, Софья Ивановна, если всё фестончики". "Мило, Анна Григорьевна, до

невероятности; шьется в два рубчика: широкие проймы и сверху... Но вот, вот когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что... Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как бывало в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам". "Ну уж это просто: признаюсь!" сказала дама приятная во всех отношениях, сделавши движенье головою с чувством достоинства. "Именно, это уж,

точно, признаюсь!" отвечала просто приятная дама. "Уж как вы хотите, я ни за что не стану подражать этому". "Я сама тоже... Право, как вообразишь, до чего иногда доходит мода... ни на что не похоже! Я выпросила у сестры выкройку нарочно для смеху; Меланья моя принялась шить". "Так у вас разве есть выкройка?"

вскрикнула во всех отношениях приятная дама не без заметного сердечного движенья. "Как же, сестра привезла". "Душа моя, дайте ее мне, ради всего святого". "Ах, я уж дала слово

Прасковье Федоровне. Разве после нее". "Кто ж станет носить после Прасковьи Федоровны? Это уже слишком странно будет с вашей стороны, если вы чужих предпочтете своим". "Да ведь

она тоже мне двоюродная тетка". "Она вам

тетка еще бог знает какая: с мужниной стороны... Нет, Софья, Ивановна, я и слышать не хочу; это

	выходит: вы мне хотите нанесть такое оскорбленье... Видно, я вам наскучила уже; видно, вы хотите прекратить со мною всякое знакомство". Бедная Софья Ивановна не знала совершенно, что ей делать. Она чувствовала сама, между каких сильных огней себя поставила. Вот тебе и похвасталась! Она бы готова была исколоть за это иголками глупый язык свой.
In other words, the ladies proceeded to indulge in a conversation on the subject of dress; and only after this had lasted for a considerable while did the visitor let fall a remark which led her entertainer to inquire: "And how is the universal charmer?"	"Ну, что ж наш прелестник?" сказала между тем дама приятная во всех отношениях.
"My God!" replied the other. "There has been SUCH a business! In fact, do you know why I am here at all?" And the visitor's breathing became more hurried, and further words seemed to be hovering between her lips like hawks preparing to stoop upon their prey. Only a person of the unhumanity of a "true friend" would have had the heart to interrupt her; but the hostess was just such a friend, and at once interposed with:	"Ах, боже мой! что ж я так сижу перед вами! вот хорошо! Ведь вы не знаете, Анна Григорьевна, с чем я приехала к вам?" Тут дыхание гостьи сперлось, слова, как ястребы, готовы были пуститься в погоню одно за другим, и только нужно было до такой степени быть бесчеловечной, какова была искренняя приятельница, чтобы решиться остановить ее.
"I wonder how any one can see anything in the man to praise or to admire. For my own part, I think - and I would say the same thing straight to his face - that he is a perfect rascal."	"Как вы ни выхваляйте и ни превозносите его", говорила она с живостью, более нежели обыкновенною, "а я скажу прямо, и ему в глаза скажу, что он негодный человек, негодный, негодный, негодный".
"Yes, but do listen to what I have got to tell you."	"Да послушайте только, что я вам открою..."
"Oh, I know that some people think him handsome," continued the hostess, unmoved; "but I say that he is nothing of the kind - that, in particular, his nose is perfectly odious."	"Распустили слухи, что он хорош, а он совсем не хорош, совсем не хорош, и нос у него... самый неприятный нос..."
"Yes, but let me finish what I was saying." The guest's tone was almost piteous in its appeal.	"Позвольте же, позвольте же только рассказать вам... душенька, Анна Григорьевна, позвольте рассказать! Ведь это история, понимаете ли: история, сконапель истоар", говорила гостья с выражением почти отчаяния и совершенно умоляющим голосом. Не мешает заметить, что в разговор обеих дам вмешивалось очень много иностранных слов и целиком иногда длинные французские фразы. Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую свою поэму. Итак, станем продолжать по-русски.
"What is it, then?"	"Какая же история?"

"You cannot imagine my state of mind! You see, this morning I received a visit from Father Cyril's wife -the Archpriest's wife - you know her, don't you? Well, whom do you suppose that fine gentleman visitor of ours has turned out to be?"	"Ах, жизнь моя, Анна Григорьевна, если бы вы могли только представить то положение, в котором я находилась! Вообразите: приходит ко мне сегодня протопопша, протопопша, отца Кирилы жена, и что бы вы думали: наш-то смиренник, приезжий-то наш, каков, а?"
"The man who has built the Archpriest a poultry-run?"	"Как, неужели он и протопопше строил куры?"
"Oh dear no! Had that been all, it would have been nothing. No. Listen to what Father Cyril's wife had to tell me.	"Ах, Анна Григорьевна, пусть бы еще куры, это бы еще ничего; слушайте только, что рассказала протопопша.
She said that, last night, a lady landowner named Madame Korobotchka arrived at the Archpriest's house - arrived all pale and trembling - and told her, oh, such things! They sound like a piece out of a book. That is to say, at dead of night, just when every one had retired to rest, there came the most dreadful knocking imaginable, and some one screamed out, 'Open the gates, or we will break them down!' Just think! After this, how any one can say that the man is charming I cannot imagine."	Приехала, говорит, к ней помещица Коробочка, перепуганная и бледная, как смерть, и рассказывает, и как рассказывает, послушайте только, совершенный роман: вдруг в глухую полночь, когда всё уже спало в доме, раздается в ворота стук, ужаснейший, какой только можно себе представить; кричат: "Отворите, отворите, не то будут выломаны ворота..." Каково вам это покажется? Каков же после этого прелестник?"
"Well, what of Madame Korobotchka? Is she a young woman or good looking?"	"Да что Коробочка? разве молода и хороша собою?"
"Oh dear no! Quite an old woman."	"Ничуть, старуха".
"Splendid indeed! So he is actually engaged to a person like that? One may heartily commend the taste of our ladies for having fallen in love with him!"	"Ах, прелести! Так он за старуху принялся. Ну, хорош же после этого вкус наших дам, нашли в кого влюбиться".
"Nevertheless, it is not as you suppose.	"Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете.
Think, now!	Вообразите себе только то, что является вооруженный с ног до головы вроде Ринальда Ринальдина и требует:
Armed with weapons from head to foot, he called upon this old woman, and said:	"Продайте", говорит, "все души, которые умерли".
' Sell me any souls of yours which have lately died.'	Коробочка отвечает очень резонно, говорит:
Of course, Madame Korobotchka answered, reasonably enough:	"Я не могу продать, потому что они мертвые". --
'I cannot sell you those souls, seeing that they have departed this world;' but he replied: 'No, no! They are NOT dead. 'Tis I who tell you that - I who ought to know the truth of the matter. I swear that they are still alive.'	"Нет, говорит, они не мертвые; это мое, говорит, дело знать, мертвые ли они или нет; они не мертвые, не мертвые, кричит, не мертвые!"
In short, he made such a scene that the whole village came running to the house, and children screamed, and men shouted, and no one could tell what it was all about.	Словом, скандальозу наделал ужасного: вся деревня сбежалась, ребенки плачут, всё кричит, никто никого не понимает, -- ну, просто, оррёр, оррёр, оррёр!..

The affair seemed to me so horrible, so utterly horrible, that I trembled beyond belief as I listened to the story.	Но вы себе представить не можете, Анна Григорьевна, как я перетревожилась, когда услышала всё это.
'My dearest madam,' said my maid, Mashka, 'pray look at yourself in the mirror, and see how white you are.'	"Голубушка барыня, говорит мне Машка: посмотрите в зеркало: вы бледны". --
'But I have no time for that,' I replied, 'as I must be off to tell my friend, Anna Grigorievna, the news.'	"Не до зеркала, говорю, мне: я должна ехать рассказать Анне Григорьевне".
Nor did I lose a moment in ordering the koliaska. Yet when my coachman, Andrusha, asked me for directions I could not get a word out - I just stood staring at him like a fool, until I thought he must think me mad.	В ту ж минуту приказываю заложить коляску; кучер Андрюшка спрашивает меня, куда ехать, а я ничего не могу и говорить, гляжу просто ему в глаза, как дура; я думаю, что он подумал, что я сумасшедшая.
Oh, Anna Grigorievna, if you but knew how upset I am!"	Ах, Анна Григорьевна! если б вы только могли себе представить, как я перетревожилась!"
"What a strange affair!" commented the hostess.	"Это, однако ж, странно", сказала во всех отношениях приятная дама: "что бы такое могли значить эти мертвые души?
"What on earth can the man have meant by 'dead souls'?	Я, признаюсь, тут ровно ничего не понимаю.
I confess that the words pass my understanding. Curiously enough, this is the second time I have heard speak of those souls. True, my husband avers that Nozdrev was lying; yet in his lies there seems to have been a grain of truth."	Вот уже во второй раз я всё слышу про эти мертвые души; а муж мой еще говорит, что Ноздрев врет: что-нибудь, верно же, есть".
"Well, just think of my state when I heard all this!	"Но представьте же, Анна Григорьевна, каково мое было положение, когда я услышала это.
'And now,' apparently said Korobotchka to the Archpriest's wife,	"И теперь", говорит Коробочка, "я не знаю, говорит, что мне делать.
'I am altogether at a loss what to do, for, throwing me fifteen roubles, the man forced me to sign a worthless paper - yes, me, an inexperienced, defenceless widow who knows nothing of business.'	Заставил, говорит, подписать меня какую-то фальшивую бумагу, бросил пятнадцать рублей ассигнациями; я, говорит, неопытная, беспомощная вдова, я ничего не знаю..."
That such things should happen! TRY and imagine my feelings!"	Так вот происшествия! Но только если бы вы могли сколько-нибудь себе представить, как я вся перетревожилась".
"In my opinion, there is in this more than the dead souls which meet the eye."	"Но только, воля ваша, здесь не мертвые души, здесь скрывается что-то другое".
"I think so too," agreed the other.	"Я, признаюсь, тоже", произнесла не без удивления просто приятная дама и почувствовала тут же сильное желание узнать, что бы такое могло здесь скрываться.
As a matter of fact, her friend's remark had struck her with complete surprise, as well as filled her with curiosity to know what the word "more" might possibly signify.	Она даже произнесла с расстановкой:

In fact, she felt driven to inquire: "What do YOU suppose to be hidden beneath it all?"	"А что ж, вы полагаете, здесь скрывается?"
"No; tell me what YOU suppose?"	"Ну, а как вы думаете?"
"What I suppose?	"Как я думаю?..
I am at a loss to conjecture."	Я, признаюсь, совершенно потрясена".
"Yes, but tell me what is in your mind?"	"Но, однако ж, я бы всё хотела знать, какие ваши насчет этого мысли?"
Upon this the visitor had to confess herself nonplussed; for, though capable of growing hysterical, she was incapable of propounding any rational theory. Consequently she felt the more that she needed tender comfort and advice.	Но приятная дама ничего не нашлась сказать. Она умела только тревожиться, но чтобы составить, какое-нибудь сметливое предположение, для этого никак ее не ставало, и оттого, более нежели всякая другая, она имела потребность в нежной дружбе и советах.
"Then THIS is what I think about the dead souls," said the hostess. Instantly the guest pricked up her ears (or, rather, they pricked themselves up) and straightened herself and became, somehow, more modish, and, despite her not inconsiderable weight, posed herself to look like a piece of thistledown floating on the breeze.	"Ну, слушайте же, что такое эти мертвые души", сказала дама приятная во всех отношениях, и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя и не держась на диване, и, несмотря на то, что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так и полетит на воздух отдуновенья. Так русский барин, собачей и иора-охотник, подъезжая к лесу, из которого вот-вот выскочит оттопанный доезжачими заяц, обращается весь с своим конем и поднятым арапником в один застывший миг, в порох, к которому вот-вот поднесут огонь. Весь впился он очами в мутный воздух и уж настигнет зверя, уж допечет его неотбойный, как ни воздымайся против него вся мятущая снеговая степь, пускающая серебряные звезды ему в уста, в усы, в очи, в брови и в бобровую его шапку.
"The dead souls," began the hostess.	"Мертвые души..." произнесла во всех отношениях приятная дама.
"Are what, are what?" inquired the guest in great excitement.	"Что, что?" подхватила гостья, вся в волненьи.
"Are, are -"	"Мертвые души!.. "
"Tell me, tell me, for heaven's sake!"	"Ах, говорите ради бога!"
"They are an invention to conceal something else. The man's real object is, is - TO ABDUCT THE GOVERNOR'S DAUGHTER."	"Это, просто, выдумано только для прикрытья, а дело вот в чем: он хочет увезти губернаторскую дочку".
So startling and unexpected was this conclusion that the guest sat reduced to a state of pale, petrified, genuine amazement.	Это заключение, точно, было никак неожиданно и во всех отношениях необыкновенно. Приятная дама, услышав это, так и окаменела на месте, побледнела, побледнела, как смерть, и, точно, перетревожилась не на шутку.

"My God!" she cried, clapping her hands, "I should NEVER have guessed it!"	"Ах, боже мой!" вскрикнула она, всплеснув руками: "уж этого я бы никак не могла предполагать".
"Well, to tell you the truth, I guessed it as soon as ever you opened your mouth."	"А я, признаюсь, как только вы открыли рот, я уже смекнула, в чем дело", отвечала дама приятная во всех отношениях.
"So much, then, for educating girls like the Governor's daughter at school! Just see what comes of it!"	"Но каково же после этого, Анна Григорьевна, институтское воспитание! ведь вот невинность!"
"Yes, indeed!	"Какая невинность!
And they tell me that she says things which I hesitate even to repeat."	Я слышала, как она говорила такие речи, что, признаюсь, у меня не станет духа произнести их".
"Truly it wrings one's heart to see to what lengths immorality has come."	"Знаете, Анна Григорьевна, ведь это, просто, раздирает сердце, когда видишь, до чего достигла наконец безнравственность".
"Some of the men have quite lost their heads about her, but for my part I think her not worth noticing." "Of course.	"А мужчины от нее без ума. А по мне, так я, признаюсь, ничего не нахожу в ней..."

"Манерна нестерпимо". "Ах, жизнь моя, Анна Григорьевна, она статуя, и хоть бы какое-нибудь выраженье в лице". "Ах, как манерна! ах, как манерна! Боже, как манерна! Кто выучил ее, я не знаю, но я еще не видывала женщины, в которой бы было столько жеманства". "Душенька! она статуя и бледна, как смерть". "Ах, не говорите, Софья Ивановна: румянится безбожно". "Ах, что это вы, Анна Григорьевна: она мел, мел, чистейший мел". "Милая, я сидела возле нее: румянец в палец толщиной и отваливается, как штукатурка, кусками. Мать выучила, сама кокетка, а дочка еще превзойдет матушку". "Ну, позвольте, ну, положите сами клятву, какую хотите, я готова сей же час лишиться детей, мужа, всего именья, если у ней есть хоть одна капелька, хоть частица, хоть тень какого- нибудь румянца!" "Ах, что это вы говорите, Софья Ивановна!" сказала дама приятная во всех отношениях и всплеснула руками. "Ах, какие же вы, право, Анна Григорьевна! я с изумленьем на вас гляжу!" сказала приятная дама и всплеснула тоже руками. Да не покажется читателю странным, что обе дамы были несогласны между собою в том, что видели почти в одно и то же время. Есть, точно, на свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника. "Ну, вот вам еще доказательство, что она бледна", продолжала приятная дама: "я помню, как теперь, что я сижу возле Манилова и говорю ему: "Посмотрите, какая она бледная!" Право, нужно быть до такой степени бестолковыми, как наши мужчины, чтобы восхищаться ею. А наш-то прелестник... Ах, как он мне показался противным! Вы не можете себе представить, Анна Григорьевна, до какой степени он мне показался противным". "Да, однако же,

нашлись некоторые дамы, которые были неравнодушны к нему". "Я, Анна

Григорьевна? Вот уж никогда вы не можете сказать этого, никогда, никогда! " "Да я не

говорю об вас, как будто, кроме вас, никого нет". "Никогда, никогда, Анна Григорьевна! Позвольте мне вам заметить, что я очень хорошо себя знаю; а разве со стороны каких-нибудь иных дам, которые играют роль недоступных". "Уж извините, Софья Ивановна! Уж позвольте вам сказать, что за мной подобных скандальозностей никогда еще не водилось. За кем другим разве, а уж за мной нет, уж позвольте мне вам это заметить". "Отчего же вы обиделись? ведь там были и другие дамы, были даже такие, которые первые захватили стул у дверей, чтобы сидеть к нему поближе". Ну, уж после таких слов,

произнесенных приятною дамою, должна была

	неминуемо последовать буря; но, к величайшему изумлению, обе дамы вдруг приутихли, и совершенно ничего не последовало. Во всех отношениях приятная дама вспомнила, что выкройка для модного платья еще не находится в ее руках, а просто приятная дама смекнула, что она еще не успела выведать никаких подробностей насчет открытия, сделанного ее искреннею приятельницею, и потому мир последовал очень скоро. Впрочем, обе дамы, нельзя сказать, чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего не было злого, а так, нечувствительно, в разговоре рождалось само собою маленькое желание кольнуть друг друга; просто, одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо: вот, мол, тебе! на, возьми! съешь! Разного рода бывают потребности в сердцах как мужеского, так и женского пола.
But what puzzles me most is how a travelled man like Chichikov could come to let himself in for such an affair.	"Я не могу, однако же, понять только того", сказала просто приятная дама: "как Чичиков, будучи человек заезжий, мог решиться на такой отважный пассаж.
Surely he must have accomplices?"	Не может быть, чтобы тут не было участников". "А вы думаете, нет их?" "А кто же бы, полагаете, мог помогать ему?"
"Yes; and I should say that one of those accomplices is Nozdrev."	"Ну да хоть и Ноздрев".
"Surely not?"	"Неужели Ноздрев?"
"CERTAINLY I should say so.	"А что ж? ведь его на это станет.
Why, I have known him even try to sell his own father! At all events he staked him at cards."	Вы знаете: он родного отца готов продать или, еще лучше, проиграть в карты".
"Indeed? You interest me.	"Ах, боже мой, какие интересные новости я узнаю? от вас!
I should never had thought him capable of such things."	Я бы никак не могла предполагать, чтобы и Ноздрев был замешан в эту историю!"

"А я всегда предполагала". "Как подумаешь, право, чего ни происходит на свете: ну, можно ли было предполагать, когда, помните, Чичиков только что приехал к нам в город, что он произведет такой странный марш в свете. Ах, Анна Григорьевна, если бы вы знали, как я перетревожилась! Если бы не ваша

благосклонность и дружба... вот уже, точно, на краю погибели... куда ж? Машка моя видит, что я бледна, как смерть: "Душечка барыня", говорит

мне, "вы бледны, как смерть". -- "Машка, говорю, мне не до того теперь". Так вот какой случай! Так и Ноздрев здесь, прошу покорно!" Приятной даме очень хотелось выведать дальнейшие подробности насчет похищения, то-есть в котором часу и прочее, но многого захотела. Во всех отношениях приятная дама прямо отозвалась незнанием. Она не умела лгать: предположить что- нибудь, -- это другое дело, но и то в таком случае, когда предположение основывалось на внутреннем убеждении; если ж было почувствовано внутреннее убеждение, тогда умела она постоять за себя, и попробовал бы какой-нибудь дока-адвокат, славящийся даром побеждать чужие мнения, попробовал бы он состязаться здесь: увидел бы он, что значит внутреннее убеждение. Что обе дамы наконец решительно убедились в том, что прежде предположили только, как одно предположение, в этом ничего нет необыкновенного. Наша братья, народ умный, как мы называем себя, поступает почти так же, и доказательством служат наши ученые рассуждения. Сперва ученый подъезжает в них необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым смиренным запросом: не оттуда ли? не из того ли угла получила имя такая-то страна? или: не

принадлежит ли этот документ к другому, позднейшему времени? или: не нужно ли под этим народом разуметь вот какой народ? Цитует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой- нибудь намек или, просто, показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно -- и рассуждение заключено словами: так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет! Потом во всеуслышанье с кафедры, -- и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.

The two ladies were still discussing the matter with acumen and success when there walked into the room the Public Prosecutor - bushy eyebrows, motionless features, blinking eyes, and all.

В то время, когда обе дамы так удачно и остроумно решили такое запутанное обстоятельство, вошел в гостиную прокурор с вечно неподвижною своей физиономией, густыми бровями и моргавшим глазом. Дамы наперерыв принялись сообщать ему все события, рассказали о покупке мертвых душ, о намерении увезти губернаторскую дочку и сбили его совершенно с толку, так что, сколько ни продолжал он стоять на одном и том же месте, хлопать левым глазом и бить себя платком по бороде, сметая оттуда табак, но ничего решительно не мог понять. Так на том и оставили его обе дамы и отправились каждая в свою сторону бунтовать город.

At once the ladies hastened to inform him of the events related, adducing therewith full details both as to the purchase of dead souls and as to the scheme to abduct the Governor's daughter; after which they departed in different directions, for the purpose of raising the rest of the town.

Это предприятие удалось произвести им с небольшим в полчаса. Город был решительно взбунтован; все пришло в брожение, и хоть бы кто-нибудь мог что-либо понять.

For the execution of this undertaking not more than half an hour was required. So thoroughly did they succeed in throwing dust in the public's eyes that for a while every one - more especially the army of public officials - was placed in the position of a schoolboy who, while still asleep, has had a bag of pepper thrown in his face by a party of more early-rising comrades.

Дамы умели напустить такого тумана в глаза всем, что все, а особенно чиновники, несколько времени оставались ошеломленными. Положение их в первую минуту было похоже на положение школьника, которому сонному товарищи, вставшие поранее, засунули в нос гусара, то-есть бумажку, наполненную табаком. Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит как дурак, выпучив глаза во все стороны, и не может понять, где он, что он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что в носу у него сидит гусар таково совершенно было в первую минуту положение обитателей и чиновников города. Всякой, как баран, остановился, выпучив глаза. Мертвые души, губернаторская дочка и Чичиков сбились и смешались в головах их необыкновенно странно; и потом уже, после первого одурения, они как будто бы стали различать их порознь и отделять одно от другого, стали требовать отчета и сердиться, видя, что дело никак не хочет объясниться. Что ж за притча, в самом деле, что за притча эти мертвые души? Логики нет никакой в мертвых душах, как же покупать мертвые души? где ж дурак такой возьмется? и на какие слепые деньги станет он покупать их? и на какой конец, к какому делу можно приткнуть эти мертвые души? и зачем вмешалась сюда губернаторская дочка? Если же он хотел увезти ее, так зачем для этого покупать мертвые души? Если же покупать мертвые души, так зачем увозить губернаторскую дочку? Подарить, что ли, он хотел ей эти мертвые души? Что ж за вздор, в самом деле, разнесли по городу? Что ж за направленье такое, что не успеешь поворотиться, а тут уж и выпустят историю, и хоть бы какой- нибудь смысл был... Однако ж разнесли, стало быть, была же какая-нибудь причина? Какая же причина в мертвых душах? даже и причины нет. Это выходит, просто: Андроны едут, чепуха, белиберда, сапоги всмятку! это, просто, чорт побери!.. Словом, пошли толки, толки, и весь город заговорил про мертвые души и губернаторскую дочку, про Чичикова и мертвые души, про губернаторскую дочку и Чичикова, и всё, что ни есть, поднялось. Как вихорь взметнулся дотоле, казалось, дремавший город! Вылезли из нор все тюрюки и байбаки, которые позалеживались в халатах по

	нескольку лет дома, сваливая вину то на сапожника, сшившего узкие сапоги, то на портного, то на пьяницу кучера. Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов полежать и завалиться, которые в большом ходу у нас на Руси, всё равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи, с двух-аршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует. Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и не слышно было никогда; в гостиных заторчал какой-то длинный, длинный с простреленною рукою, такого высокого роста, какого даже и не видано было. На улицах показались крытые дрожки, неведомые линейки, дребезжалки, колесосвистки -- и заварилась каша. В другое время и при других обстоятельствах подобные слухи, может быть, не обратили бы на себя никакого внимания; но город N. уже давно не получал никаких совершенно вестей. Даже не происходило в продолжение трех месяцев ничего такого, что называют в столицах комеражами, что, как известно, для города то же, что своевременный подвоз съестных припасов.
The questions now to be debated resolved themselves into two - namely, the question of the dead souls and the question of the Governor's daughter. To this end two parties were formed - the men's party and the feminine section. The men's party - the more absolutely senseless of the two - devoted its attention to the dead souls: the women's party occupied itself exclusively with the alleged abduction of the Governor's daughter.	В городской толковне оказалось вдруг два совершенно противоположных мнения и образовалися вдруг две противоположные партии: мужская и женская. Мужская партия, самая бестолковая, обратила внимание на мертвые души. Женская занялась исключительно похищением губернаторской дочки.
And here it may be said (to the ladies' credit) that the women's party displayed far more method and caution than did its rival faction, probably because the function in life of its members had always been that of managing and administering a household. With the ladies, therefore, matters soon assumed vivid and definite shape; they became clearly and irrefutably materialised; they stood stripped of all doubt and other impedimenta.	В этой партии, надо заметить к чести дам, было несравненно более порядка и осмотрительности. Таково уже, видно, самое назначение их быть хорошими хозяйками и распорядительницами.

Said some of the ladies in question, Chichikov had long been in love with the maiden, and the pair had kept tryst by the light of the moon, while the Governor would have given his consent (seeing that Chichikov was as rich as a Jew) but for the obstacle that Chichikov had deserted a wife already (how the worthy dames came to know that he was married remains a mystery), and the said deserted wife, pining with love for her faithless husband, had sent the Governor a letter of the most touching kind, so that Chichikov, on perceiving that the father and mother would never give their consent, had decided to abduct the girl.	Всё у них скоро приняло самый определительный вид, облеклось в ясные и очевидные формы, объяснилось, очистилось, одним словом, вышла оконченная картинка. Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор давно бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, -это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и мать никогда не согласятся, решился на похищение.
In other circles the matter was stated in a different way. That is to say, this section averred that Chichikov did NOT possess a wife, but that, as a man of subtlety and experience, he had bethought him of obtaining the daughter's hand through the expedient of first tackling the mother and carrying on with her an ardent liaison, and that, thereafter, he had made an application for the desired hand, but that the mother, fearing to commit a sin against religion, and feeling in her heart certain gnawings of conscience, had returned a blank refusal to Chichikov's request; whereupon Chichikov had decided to carry out the abduction alleged.	В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял с тем, чтобы получить руку дочери, начать дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
To the foregoing, of course, there became appended various additional proofs and items of evidence, in proportion as the sensation spread to more remote corners of the town.	Ко всему этому присоединялись многие объяснения и поправки по мере того, как слухи проникали наконец в самые глухие переулки. На Руси же общества низшие очень любят поговорить о сплетнях, бывающих в обществах высших, а потому начали обо всем этом говорить в таких домишках, где даже в глаза не видывали и не знали Чичикова, пршли прибавления и еще большие пояснения.
At length, with these perfectings, the affair reached the ears of the Governor's wife herself.	Сюжет становился ежеминутно занимательнее, принимал с каждым днем более окончательные формы и наконец так, как есть, во всей своей окончательности, доставлен был в собственные уши губернаторши.

Naturally, as the mother of a family, and as the first lady in the town, and as a matron who had never before been suspected of things of the kind, she was highly offended when she heard the stories, and very justly so: with the result that her poor young daughter, though innocent, had to endure about as unpleasant a tete-a-tete as ever befell a maiden of sixteen, while, for his part, the Swiss footman received orders never at any time to admit Chichikov to the house.	Губернаторша, как мать семейства, как первая в городе дама, наконец как дама, не подозревавшая ничего подобного, была совершенно оскорблена подобными историями и пришла в негодование, во всех отношениях справедливое. Бедная блондинка выдержала самый неприятный t?te-?-t?te, какой только когда-либо случалось иметь шестнадцатилетней девушке. Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз, упреков, увещаний, так что девушка бросилась в слезы, рыдала и не могла понять ни одного слова; швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни под каким видом Чичикова.
Having done their business with the Governor's wife, the ladies' party descended upon the male section, with a view to influencing it to their own side by asserting that the dead souls were an invention used solely for the purpose of diverting suspicion and successfully affecting the abduction.	Сделавши свое дело относительно губернаторши, дамы насели было на мужскую партию, пытаясь склонить их на свою сторону и утверждая, что мертвые души выдумка и употреблена только для того, чтобы отвлечь всякое подозрение и успешнее произвесть похищение.
And, indeed, more than one man was converted, and joined the feminine camp, in spite of the fact that thereby such seceders incurred strong names from their late comrades - names such as "old women," "petticoats," and others of a nature peculiarly offensive to the male sex.	Многие даже из мужчин были совращены и пристали к их партии, несмотря на то, что подвергнулись сильным нареканиям от своих же товарищей, обругавших их бабами и юбками, именами, как известно, очень обидными для мужеского пола.
Also, however much they might arm themselves and take the field, the men could not compass such orderliness within their ranks as could the women.	Но как ни вооружались и ни противились мужчины, а в их партии совсем не было такого порядка, как в женской.
With the former everything was of the antiquated and rough-hewn and ill-fitting and unsuitable and badly-adapted and inferior kind; their heads were full of nothing but discord and triviality and confusion and slovenliness of thought. In brief, they displayed everywhere the male bent, the rude, ponderous nature which is incapable either of managing a household or of jumping to a conclusion, as well as remains always distrustful and lazy and full of constant doubt and everlasting timidity.	Всё у них было как-то черство, неотесанно, неладно, негожо, нестройно, нехорошо; в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость, неопрятность в мыслях -- одним словом, так и вызначилась во всем пустая природа мужчины, природа грубая, тяжелая, неспособная ни к домостроительству, ни к сердечным убеждениям, маловерная, ленивая, исполненная беспрерывных сомнений и вечной боязни.
For instance, the men's party declared that the whole story was rubbish - that the alleged abduction of the Governor's daughter was the work rather of a military than of a civilian culprit; that the ladies were lying when they accused Chichikov of the deed; that a woman was like a money-bag - whatsoever you put into her she thenceforth retained; that the subject which really demanded attention was the dead souls, of which the devil only knew the meaning, but in which there certainly lurked something that was contrary to good order and discipline.	Они говорили, что всё это вздор, что похищенье губернаторской дочки более дело гусарское, нежели гражданское, что Чичиков не сделает этого, что бабы врут, что баба, что мешок, что положат, то несет; что главный предмет, на который нужно обратить внимание, есть мертвые души, которые, впрочем, чорт его знает, что значат, но в них заключено, однако ж, весьма скверное, нехорошее.

One reason why the men's party was so certain that the dead souls connoted something contrary to good order and discipline, was that there had just been appointed to the province a new Governor-General -an event which, of course, had thrown the whole army of provincial tchinovniks into a state of great excitement, seeing that they knew that before long there would ensue transferments and sentences of censure, as well as the series of official dinners with which a Governor-General is accustomed to entertain his subordinates.	Почему казалось мужчинам, что в них заключалось скверное и нехорошее, сию минуту узнаем: в губернию назначен был новый генерал-губернатор, событие, как известно, приводящее чиновников в тревожное состояние: пойдут переборки, распеканья, взбутетениванья и всякие должностные похлебки, которыми угощает начальник своих подчиненных!
"Alas," thought the army of tchinovniks, "it is probable that, should he learn of the gross reports at present afloat in our town, he will make such a fuss that we shall never hear the last of them."	"Ну что", думали чиновники, "если он узнает только, просто, что в городе их вот-де какие глупые слухи, да за это одно может вскипятить не на жизнь, а на самую смерть".
In particular did the Director of the Medical Department turn pale at the thought that possibly the new Governor-General would surmise the term "dead folk" to connote patients in the local hospitals who, for want of proper preventative measures, had died of sporadic fever. Indeed, might it not be that Chichikov was neither more nor less than an emissary of the said Governor-General, sent to conduct a secret inquiry?	Инспектор врачебной управы вдруг побледнел: ему представилось бог знает что, что под словом мертвые души не разумеются ли больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и в других местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер, и что Чичиков не есть ли подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия.
Accordingly he (the Director of the Medical Department) communicated this last supposition to the President of the Council, who, though at first inclined to ejaculate "Rubbish!" suddenly turned pale on propounding to himself the theory. "What if the souls purchased by Chichikov should REALLY be dead ones?"- a terrible thought considering that he, the President, had permitted their transferment to be registered, and had himself acted as Plushkin's representative! What if these things should reach the Governor-General's ears?	Он сообщил об этом председателю. Председатель отвечал, что это вздор, и потом вдруг побледнел сам, задав себе вопрос: а что, если души, купленные Чичиковым, в самом деле мертвые? а он допустил совершить на них крепость, да еще сам сыграл роль поверенного Плюшкина, и дойдет это до сведения генерал-губернатора, что тогда?

He mentioned the matter to one friend and another, and they, in their turn, went white to the lips, for panic spreads faster and is even more destructive, than the dreaded black death. Also, to add to the tchinovniks' troubles, it so befell that just at this juncture there came into the local Governor's hands two documents of great importance.

Он об этом больше ничего, как только сказал тому и другому, и вдруг побледнели и тот и другой; страх прилипчивее чумы и сообщается вмиг. Все вдруг отыскали в себе такие грехи, каких даже не было. Слово мертвые души так раздалось неопределенно, что стали подозревать даже, нет ли здесь какого намека на скоропостижно погребенные тела, вследствие двух не так давно случившихся событий. Первое событие было с какими-то сольвычегодскими купцами, приехавщами в город на ярмарку и задавшими после торгов пирушку приятелям своим устьсысольским купцам, пирушку на русскую ногу, с немецкими затеями: аршадами, пуншами, бальзамами и проч. Пирушка, как водится, кончилась дракой. Сольвычегодские уходили на смерть устьсысольских, хотя и от них понесли крепкую ссадку на бока, под микитки и в подсочельник, свидетельствовавшую о

непомерной величине кулаков, которыми были снабжены покойники. У одного из

восторжествовавших даже был вплоть сколот носос, по выражению бойцов, то-есть весь размозжен нос, так что не оставалось его на лице и на полпальца. В деле своем купцы повинились, изъясняясь, что немного пошалили; носились слухи, будто при повинной голове они приложили по четыре государственные каждый; впрочем, дело слишком темное; из учиненных выправок и следствии оказалось, что устьсысольские ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших. Другое происшествие, недавно случившееся, было следующее: казенные

крестьяне сельца Вшивая-спесь, соединившись с таковыми же крестьянами сельца Боровки, Задирайлово-тож, снесли с лица земли будто бы земскую полицию, в лице заседателя, какого-то Дробяжкина; что будто земская полиция, то-есть заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто ездить в их деревню, что, в иных случаях, сто?ит повальной горячки, а причина-де та, что земская полиция, имея кое-какие слабости со стороны сердечной, приглядывался на баб и деревенских девок. Наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка, и что уже не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишом из какой-то избы, куда он было забрался. Конечно, земская полиция достоин был наказания за сердечные слабости, но мужиков как Вшивой-спеси, так и Задирайлова-тож нельзя было также оправдать за самоуправство, если они только действительно участвовали в убиении. Но дело было темно, земскую полицию нашли на дороге, мундир или сертук на земской полиции был хуже тряпки, а уж физиогномии и распознать

	нельзя было. Дело ходило по судам и поступило наконец в палату, где было рассужено сначала наедине в таком смысле: так как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же человек мертвый, стало быть ему немного в том проку, если бы даже он и выиграл дело, а мужики были еще живы, стало быть для них весьма важно решение в их пользу; то вследствие того решено было так: что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам Вшивой-спеси и Задирайлова-тож, а умер-де он, возвращаясь в санях, от апоплексического удара. Дело, казалось бы, обделано было кругло, но чиновники, однако ж, неизвестно почему, стали думать, что, верно, об этих мертвых душах идет теперь дело. Случись же так, что, как нарочно, в то время, когда господа чиновники и без того находились в затруднительном положении, пришли к губернатору разом две бумаги.
The first of them contained advices that, according to received evidence and reports, there was operating in the province a forger of rouble-notes who had been passing under various aliases and must therefore be sought for with the utmost diligence; while the second document was a letter from the Governor of a neighbouring province with regard to a malefactor who had there evaded apprehension - a letter conveying also a warning that, if in the province of the town of N. there should appear any suspicious individual who could produce neither references nor passports, he was to be arrested forthwith.	В одной из них содержалось, что по дошедшим показаниям и донесениям находится в их губернии делатель фальшивых ассигнаций, скрывающийся под разными именами, и чтобы немедленно было учинено строжайшее розыскание. Другая бумага содержала в себе отношение губернатора соседственной губернии о убежавшем от законного преследования разбойнике, и что буде окажется в их губернии какой подозрительный человек, не предъявящий никаких свидетельств и пашпортов, то задержать его немедленно.
These two documents left every one thunderstruck, for they knocked on the head all previous conceptions and theories.	Эти две бумаги так и ошеломили всех. Прежние заключения и догадки совсем были сбиты с толку.
Not for a moment could it be supposed that the former document referred to Chichikov; yet, as each man pondered the position from his own point of view, he remembered that no one REALLY knew who Chichikov was; as also that his vague references to himself had - yes!- included statements that his career in the service had suffered much to the cause of Truth, and that he possessed a number of enemies who were seeking his life. This gave the tchinovniks further food for thought. Perhaps his life really DID stand in danger? Perhaps he really WAS being sought for by some one?	Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову, однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь всё это как-то темно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности; стало быть, его преследовали; стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое... Да кто же он в самом деле такой?

Perhaps he really HAD done something of the kind above referred to? As a matter of fact, who was he?-not that it could actually be supposed that he was a forger of notes, still less a brigand, seeing that his exterior was respectable in the highest degree. Yet who was he?	Конечно, нельзя думать, чтобы он мог делать фальшивые бумажки, а тем более быть разбойником, наружность благонамеренна; но при всем том, кто же бы, однако ж, он был такой на самом деле?
At length the tchinovniks decided to make enquiries among those of whom he had purchased souls, in order that at least it might be learnt what the purchases had consisted of, and what exactly underlay them, and whether, in passing, he had explained to any one his real intentions, or revealed to any one his identity.	И вот господа чиновники задали себе теперь вопрос, который должны были задать себе вначале, то-есть в первой главе нашей поэмы. Решено было еще сделать несколько расспросов тем, у которых были куплены души, чтобы, по крайней мере, узнать, что за покупка, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь, настоящих своих намерений, и не сказал ли он кому-нибудь о том, кто он такой.
In the first instance, therefore, resort was had to Korobotchka. Yet little was gleaned from that source - merely a statement that he had bought of her some souls for fifteen roubles apiece, and also a quantity of feathers, while promising also to buy some other commodities in the future, seeing that, in particular, he had entered into a contract with the Treasury for lard, a fact constituting fairly presumptive proof that the man was a rogue, seeing that just such another fellow had bought a quantity of feathers, yet had cheated folk all round, and, in particular, had done the Archpriest out of over a hundred roubles. Thus the net result of Madame's cross-examination was to convince the tchinovniks that she was a garrulous, silly old woman.	Прежде всего отнеслись к Коробочке, но тут почерпнули не много: купил-де за пятнадцать рублей, и птичьи перья тоже покупает, и много всего обещался накупить, в казну сало тоже ставит, и потому наверно плут, ибо уж был один такой, который покупал птичьи перья и в казну сало поставлял, да обманул всех и протопопшу надул более чем на сто рублей. Всё, что ни говорила она далее, было повторение почти одного и того же, и чиновники увидели только, что Коробочка была просто глупая старуха.
With regard to Manilov, he replied that he would answer for Chichikov as he would for himself, and that he would gladly sacrifice his property in toto if thereby he could attain even a tithe of the qualities which Paul Ivanovitch possessed. Finally, he delivered on Chichikov, with acutely-knitted brows, a eulogy couched in the most charming of terms, and coupled with sundry sentiments on the subject of friendship and affection in general.	Манилов отвечал, что за Павла Ивановича всегда он готов ручаться, как за самого себя, что он бы пожертвовал всем своим имением, чтобы иметь сотую долю качеств Павла Ивановича, и отозвался о нем вообще в самых лестных выражениях, присовокупив несколько мыслей насчет дружбы и симпатии уже с зажмуренными глазами.
True, these remarks sufficed to indicate the tender impulses of the speaker's heart, but also they did nothing to enlighten his examiners concerning the business that was actually at hand.	Эти мысли, конечно, удовлетворительно объяснили нежное движение его сердца, но не объяснили чиновникам настоящего дела.

As for Sobakevitch, that landowner replied that he considered Chichikov an excellent fellow, as well as that the souls whom he had sold to his visitor had been in the truest sense of the word alive, but that he could not answer for anything which might occur in the future, seeing that any difficulties which might arise in the course of the actual transferment of souls would not be HIS fault, in view of the fact that God was lord of all, and that fevers and other mortal complaints were so numerous in the world, and that instances of whole villages perishing through the same could be found on record.	Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его вина, и в том властен бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете не мало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
Finally, our friends the tchinovniks found themselves compelled to resort to an expedient which, though not particularly savoury, is not infrequently employed -namely, the expedient of getting lacqueys quietly to approach the servants of the person concerning whom information is desired, and to ascertain from them (the servants) certain details with regard to their master's life and antecedents.	Господа чиновники прибегнули еще к одному средству, не весьма благородному, но которое, однако же, иногда употребляется, то- есть стороною, посредством разных лакейских знакомств, расспросить людей Чичикова, не знают ли они каких подробностей насчет прежней жизни и обстоятельств барина, но услышали тоже не много.
Yet even from this source very little was obtained, since Petrushka provided his interrogators merely with a taste of the smell of his living-room, and Selifan confined his replies to a statement that the barin had "been in the employment of the State, and also had served in the Customs."	От Петрушки услышали только запах жилого покоя, а от Селифана, что сполнял службу государскую, да служил прежде по таможне, и ничего более.
In short, the sum total of the results gathered by the tchinovniks was that they still stood in ignorance of Chichikov's identity, but that he MUST be some one; wherefore it was decided to hold a final debate on the subject on what ought to be done, and who Chichikov could possibly be, and whether or not he was a man who ought to be apprehended and detained as not respectable, or whether he was a man who might himself be able to apprehend and detain THEM as persons lacking in respectability.	У этого класса людей есть весьма странный обычай. Если его спросить прямо о чем- нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже, просто, ответит, что не знает, а если спросить о чем другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, которых и знать не захочешь. Все поиски, произведенные чиновниками, открыли им только то, что они наверное никак не знают, что такое Чичиков, а что, однако же, Чичиков что-нибудь да должен быть непременно. Они положили наконец потолковать окончательно об этом предмете и решить по крайней мере, что и как им делать, и какие меры предпринять, и что такое он именно: такой ли человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных.
The debate in question, it was proposed, should be held at the residence of the Chief of Police, who is known to our readers as the father and the general benefactor of the town.	Для всего этого предположено было собраться нарочно у полицеймейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города.
Chapter X	Глава X

On assembling at the residence indicated, the tchinovniks had occasion to remark that, owing to all these cares and excitements, every one of their number had grown thinner.	Собравшись у полицеймейстера, уже известного читателям отца и благодетеля города, чиновники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог.
Yes, the appointment of a new Governor-General, coupled with the rumours described and the reception of the two serious documents above-mentioned, had left manifest traces upon the features of every one present.	В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти бог знает какие слухи, всё это оставило заметные следы в их лицах, и фраки на многих сделались заметно просторней.
More than one frockcoat had come to look too large for its wearer, and more than one frame had fallen away, including the frames of the President of the Council, the Director of the Medical Department, and the Public Prosecutor. Even a certain Semen Ivanovitch, who, for some reason or another, was never alluded to by his family name, but who wore on his index finger a ring with which he was accustomed to dazzle his lady friends, had diminished in bulk.	Всё подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел.
Yet, as always happens at such junctures, there were also present a score of brazen individuals who had succeeded in NOT losing their presence of mind, even though they constituted a mere sprinkling.	Конечно, нашлись, как и везде бывает, кое-кто неробкого десятка, которые не потеряли присутствия духа, но их было весьма немного: почтмейстер один только.
Of them the Postmaster formed one, since he was a man of equable temperament who could always say: "WE know you, Governor-Generals!	Он один не изменялся в постоянно ровном характере и всегда в подобных случаях имел обыкновение говорить: "Знаем мы вас, генерал-губернаторов!
We have seen three or four of you come and go, whereas WE have been sitting on the same stools these thirty years."	Вас, может быть, три-четыре переменится, а я вот уже тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте". На это обыкновенно замечали другие чиновники: "Хорошо тебе, шпрехен зи дейч Иван Андрейч; у тебя дело почтовое: принять да отправить экспедицию; разве только надуешь, заперши присутствие получасом раньше, да возьмешь с опоздавшего купца за прием письма в неуказанное время, или перешлешь иную посылку, которую не следует пересылать, тут, конечно, всякой будет святой. А вот пусть к тебе повадится чорт подвертываться всякой день под руку, так что вот и не хочешь брать, а он сам сует. Тебе, разумеется, с пола-горя: у тебя один сынишка; а тут, брат, Прасковью Федоровну наделил бог такою благодатию -- что год, то несет: либо Праскушку, либо Петрушу; тут, брат, другое запоешь". Так говорили чиновники, а можно ли в самом деле устоять против чорта, об этом судить не авторское дело.
Nevertheless a prominent feature of the gathering was the total absence of what is vulgarly known as "common sense."	В собравшемся на сей раз совете очень заметно было отсутствие той необходимой вещи, которую в простонародьи называют толком.

In general, we Russians do not make a good show at representative assemblies, for the reason that, unless there be in authority a leading spirit to control the rest, the affair always develops into confusion.	Вообще мы как-то не создались для представительных заседаний. Во всех наших собраниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всяких возможных ученых и прочих комитетов, если в них нет одной главы, управляющей всем, присутствует препорядочная путаница.
Why this should be so one could hardly say, but at all events a success is scored only by such gatherings as have for their object dining and festivity - to wit, gatherings at clubs or in German-run restaurants.	Трудно даже и сказать, почему это; видно, уже народ такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то: клубы и всякие воксалы на немецкую ногу. А готовность всякую минуту есть, пожалуй, на всё. Мы вдруг, как ветер повеет, заведем общества благотворительные, поощрительные и нивесть какие. Цель будет прекрасна, а при всем том ничего не выйдет. Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого похвального поступка, задаем обед всем первым сановникам города, разумеется, на половину всех пожертвованных сумм; на остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами; а затем и остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною, да и тут в распределении этой суммы еще не все члены согласны между собою, и всякий сует какую-нибудь свою куму.
However, on the present occasion, the meeting was NOT one of this kind; it was a meeting convoked of necessity, and likely in view of the threatened calamity to affect every tchinovnik in the place.	Впрочем, собравшееся ныне совещание было совершенно другого рода: оно образовалось вследствие необходимости. Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновника лично, дело касалось беды, всем равно грозившей, стало быть поневоле тут должно быть единодушнее, теснее.
Also, in addition to the great divergency of views expressed thereat, there was visible in all the speakers an invincible tendency to indecision which led them at one moment to make assertions, and at the next to contradict the same. But on at least one point all seemed to agree - namely, that Chichikov's appearance and conversation were too respectable for him to be a forger or a disguised brigand.	Но при всем том вышло чорт знает что такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: а может быть, и не делатель; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: а, впрочем, чорт его знает, на лбу ведь не прочтешь.

That is to say, all SEEMED to agree on the point; until a sudden shout arose from the direction of the Postmaster, who for some time past had been sitting plunged in thought.	Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама по себе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
"I can tell you," he cried, "who Chichikov is!"	"Знаете ли, господа, кто это?" Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее, так что заставил вскрикнуть всех в одно слово:
"Who, then?" replied the crowd in great excitement.	"А кто?" --
"He is none other than Captain Kopeikin."	"Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!"
"And who may Captain Kopeikin be?"	А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитан Копейкин?" почтмейстер сказал:
Taking a pinch of snuff (which he did with the lid of his snuff-box half-open, lest some extraneous person should contrive to insert a not over-clean finger into the stuff), the Postmaster related the following story35. 35 To reproduce this story with a raciness worthy of the Russian original is practically impossible.	"Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?" Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин. "Капитан Копейкин", сказал почтмейстер, открывший свою табакерку только вполовину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туда своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил и даже имел обыкновение приговаривать: "Знаем, батюшка: вы пальцами своими, может быть, нивесть в какие места наведываетесь, а табак -- вещь, требующая чистоты". -- "Капитан Копейкин", повторил он, уже понюхавши табаку "да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя, в некотором роде, целая поэма". Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя, в некотором роде, целую поэму, и он начал так.
The translator has not attempted the task.	Повесть о капитане Копейкине
"After fighting in the campaign of 1812, there was sent home, wounded, a certain Captain Kopeikin - a headstrong, lively blade who, whether on duty or under arrest, made things lively for everybody.	"После кампании двенадцатого года, судырь ты мой", так начал почтмейстер, несмотря на то что в комнате сидел не один сударь, а целых шестеро: "после кампании двенадцатого года, вместе с ранеными прислан был и капитан Копейкин.

Now, since at Krasni or at Leipzig (it matters not which) he had lost an arm and a leg, and in those days no provision was made for wounded soldiers, and he could not work with his left arm alone, he set out to see his father.	Под Красным ли или под Лейпцигом, только, можете вообразить, ему оторвало руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненых никаких, знаете, эдаких распоряжений; этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете представить себе, в некотором роде, гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы, только рука-то у него, понимаете, левая. Наведался было домой к отцу; отец говорит:
Unfortunately his father could only just support himself, and was forced to tell his son so; wherefore the Captain decided to go and apply for help in St. Petersburg, seeing that he had risked his life for his country, and had lost much blood in its service.	"Мне нечем тебя кормить, я, можете представить себе, сам едва достаю хлеб". Вот мой капитан Копейкин решился отправиться, судырь мой, в Петербург, чтобы просить государя, не будет ли какой монаршей милости: "что вот-де, так и так, в некотором роде, так сказать, жизнию жертвовал, проливал кровь..."
You can imagine him arriving in the capital on a baggage waggon - in the capital which is like no other city in the world!	Ну, как-то там, знаете, с обозами или фурами казенными, словом, судырь мой, дотащился он кое-как до Петербурга. Ну, можете представить себе, эдакой какой-нибудь, то-есть, капитан Копейкин и очутился вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире!
Before him there lay spread out the whole field of life, like a sort of Arabian Nights - a picture made up of the Nevski Prospect, Gorokhovaia Street, countless tapering spires, and a number of bridges apparently supported on nothing - in fact, a regular second Nineveh.	Вдруг перед ним свет, так сказать, некоторое поле жизни, сказочная Шехерезада. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете представить себе, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, чорт возьми! или там эдакая какая-нибудь Литейная; там шпиц эдакой какой-нибудь в воздухе; мосты там висят эдаким чортом, можете представить себе, без всякого, то-есть, прикосновения, -- словом, Семирамида, судырь, да и полно!
Well, he made shift to hire a lodging, but found everything so wonderfully furnished with blinds and Persian carpets and so forth that he saw it would mean throwing away a lot of money.	Понатолкался было нанять квартиры, только всё это кусается страшно: гардины, шторы, чертовство такое, понимаете, ковры -- Персия целиком: ногой, так сказать, попираешь капиталы.
True, as one walks the streets of St. Petersburg one seems to smell money by the thousand roubles, but our friend Kopeikin's bank was limited to a few score coppers and a little silver - not enough to buy a village with!	Ну, просто, то-есть, идешь по улице, а уж нос твой так и слышит, что пахнет тысячами; а у моего капитана Копейкина весь ассигнационный банк, понимаете, состоит из каких-нибудь десяти синюх.
At length, at the price of a rouble a day, he obtained a lodging in the sort of tavern where the daily ration is a bowl of cabbage soup and a crust of bread; and as he felt that he could not manage to live very long on fare of that kind he asked folk what he had better do.	Ну, как-то там приютился в Ревельском трактире, за рубль в сутки; обед -- щи, кусок битой говядины... Видит, заживаться нечего. Расспросил, куда обратиться.
'What you had better do?' they said.	Г оворят, есть, в некотором роде, высшая комиссия, правленье, понимаете, эдакое, и начальником генерал-аншеф такой-то.

'Well the Government is not here - it is in Paris, and the troops have not yet returned from the war; but there is a TEMPORARY Commission sitting, and you had better go and see what IT can do for you.'	А государя, нужно вам знать, в то время не было еще в столице; войска, можете себе представить, еще не возвращались из Парижа, всё было за границей.
'All right!' he said. 'I will go and tell the Commission that I have shed my blood, and sacrificed my life, for my country.' And he got up early one morning, and shaved himself with his left hand (since the expense of a barber was not worth while), and set out, wooden leg and all, to see the President of the Commission. But first he asked where the President lived, and was told that his house was in Naberezhnaia Street.	Копейкин мой, вставший поранее, поскреб себе левой рукой бороду, -- потому что платить цырюльнику -- это составит, в некотором роде, счет, -- натащил на себя мундиришку и на деревяшке своей, можете вообразить, отправился к самому начальнику, к вельможе. Расспросил квартиру. "Вон", говорят, указав ему дом на Дворцовой набережной.
And you may be sure that it was no peasant's hut, with its glazed windows and great mirrors and statues and lacqueys and brass door handles! Rather, it was the sort of place which you would enter only after you had bought a cheap cake of soap and indulged in a two hours' wash.	Избенка, понимаете, мужичья: стеклушки в окнах, можете себе представить, полуторасаженные зеркала, так что вазы и всё, что там ни есть в комнатах, кажутся как бы внаруже: мог бы, в некотором роде, достать с улицы рукой; драгоценные марморы на стенах, металлические галантереи, какая-нибудь ручка у дверей, так что нужно, знаете, забежать наперед в мелочную лавочку, да купить на грош мыла, да прежде часа два тереть им руки, да потом уже решишься ухватиться за нее -- словом: лаки на всем такие -в некотором роде ума помрачение.
Also, at the entrance there was posted a grand Swiss footman with a baton and an embroidered collar - a fellow looking like a fat, over-fed pug dog.	Один швейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, графская физиогномия, как откормленный жирный мопс какой-нибудь; батистовые воротнички, канальство!..
However, friend Kopeikin managed to get himself and his wooden leg into the reception room, and there squeezed himself away into a corner, for fear lest he should knock down the gilded china with his elbow.	Копейкин мой встащился кое-как с своей деревяшкой в приемную, прижался там в уголку себе, чтобы не толкнуть локтем, можете себе представить, какую-нибудь Америку или Индию -- раззолоченную, понимаете, фарфоровую вазу эдакую.
And he stood waiting in great satisfaction at having arrived before the President had so much as left his bed and been served with his silver wash-basin.	Ну, разумеется, что он настоялся там вдоволь, потому что, можете представить себе, пришел еще в такое время, когда генерал, в некотором роде, едва поднялся с постели и камердинер, может быть, поднес ему какую-нибудь серебряную лоханку для разных, понимаете, умываний эдаких.
Nevertheless, it was only when Kopeikin had been waiting four hours that a breakfast waiter entered tosay,	Ждет мой Копейкин часа четыре, как вот входит, наконец, адъютант или там другой дежурный чиновник.
' The President will soon be here.'	"Генерал", говорит, "сейчас выйдет в приемную".
By now the room was as full of people as a plate is of beans, and when the President left the breakfast-room he brought with him, oh, such dignity and refinement, and such an air of the metropolis!	А в приемной уж народу, как бобов на тарелке. Всё это не то, что наш брат холоп, всё четвертого или пятого класса, полковники, а кое-где и толстый макарон блестит на эполете -генералитет, словом, такой.

First he walked up to one person, and then up to another, saying:	Вдруг в комнате, понимаете, пронеслась чуть заметная суета, как эфир какой-нибудь тонкой. Раздалось там и там: "шу, шу", и наконец тишина настала страшная. Вельможа входит. Ну... можете представить себе: государственный человек! В лице, так сказать... ну, сообразно с званием, понимаете... с высоким чином... такое и выраженье, понимаете. Всё, что ни было в передней, разумеется, в ту же минуту в струнку, ожидает, дрожит, ждет решенья, в некотором роде, судьбы. Министр или вельможа подходит к одному, к другому:
' What do YOU want? And what do YOU want? What can I do for YOU? What is YOUR business?'	"Зачем вы? зачем вы? что вам угодно? какое ваше дело?"
And at length he stopped before Kopeikin, and Kopeikin said to him:	Наконец, судырь мой, к Копейкину. Копейкин, собравшись с духом:
'I have shed my blood, and lost both an arm and a leg, for my country, and am unable to work. Might I therefore dare to ask you for a little help, if the regulations should permit of it, or for a gratuity, or for a pension, or something of the kind?'	"Так и так, ваше превосходительство: проливал кровь, лишился, в некотором роде, руки и ноги, работать не могу, осмеливаюсь просить монаршей милости".
Then the President looked at him, and saw that one of his legs was indeed a wooden one, and that an empty right sleeve was pinned to his uniform.	Министр видит: человек на деревяшке и правый рукав пустой пристегнут к мундиру.
' Very well,' he said.	"Хорошо", говорит: "понаведайтесь на-днях".
'Come to me again in a few days' time.' Upon this friend Kopeikin felt delighted. 'NOW I have done my job!' he thought to himself; and you may imagine how gaily he trotted along the pavement, and how he dropped into a tavern for a glass of vodka, and how he ordered a cutlet and some caper sauce and some other things for luncheon, and how he called for a bottle of wine, and how he went to the theatre in the evening!	Копейкин мой выходит чуть не в восторге: одно то, что удостоился аудиенции, так сказать, с первостатейным вельможею; а другое то, что вот теперь наконец решится, в некотором роде, насчет пенсиона. В духе, понимаете, таком, подпрыгивает по тротуару. Зашел в Палкинский трактир выпить рюмку водки, пообедал, судырь мой, в "Лондоне", приказал подать себе котлетку с каперсами, пулярку спросил с разными финтерлеями; спросил бутылку вина, ввечеру отправился в театр, одним словом, понимаете, кутнул.
In short, he did himself thoroughly well. Next, he saw in the street a young English lady, as graceful as a swan, and set off after her on his wooden leg.	На тротуаре, видит, идет какая-то стройная англичанка, как лебедь, можете себе представить, эдакой.
'But no,' he thought to himself. 'To the devil with that sort of thing just now! I will wait until I have drawn my pension.	Мой Копейкин, кровь-то, знаете, разыгралась в нем, побежал было за ней на своей деревяшке, трюх-трюх следом; "да нет", подумал, "пусть после, когда получу пенсион; теперь уж я что-то расходился слишком".
For the present I have spent enough.' (And I may tell you that by now he had got through fully half his money.) Two or three days later he went to see the President of the Commission again.	Вот, судырь мой, каких-нибудь через три-четыре дня является Копейкин мой снова к министру, дождался выходу.

'I should be glad to know,' he said, 'whether by now you can do anything for me in return for my having shed my blood and suffered sickness and wounds on military service.'	"Так и так", говорит, "пришел", говорит, "услышать приказ вашего высокопревосходительства по одержимым болезням и за ранами..." и тому подобное, понимаете, в должностном слоге.
'First of all,' said the President,	Вельможа, можете вообразить, тотчас его узнал:
'I must tell you that nothing can be decided in your case without the authority of the Supreme Government. Without that sanction we cannot move in the matter. Surely you see how things stand until the army shall have returned from the war? All that I can advise you to do is wait for the Minister to return, and, in the meanwhile, to have patience. Rest assured that then you will not be overlooked. And if for the moment you have nothing to live upon, this is the best that I can do for you.'	"А", говорит, "хорошо", говорит: "на этот раз ничего не могу сказать вам более, как только то, что вам нужно будет ожидать приезда государя; тогда, без сомнения, будут сделаны распоряжения насчет раненых, а без монаршей, так сказать, воли я ничего не могу сделать".
With that he handed Kopeikin a trifle until his case should have been decided. However, that was not what Kopeikin wanted. He had supposed that he would be given a gratuity of a thousand roubles straight away; whereas, instead of	Поклон, понимаете, и -- прощайте. Копейкин, можете вообразить себе, вышел в положении самом неопределенном.
'Drink and be merry,' it was 'Wait, for the time is not yet.'	Он-то уже думал, что вот ему завтра так и выдадут деньги: "На тебе, голубчик, пей да веселись"; а вместо того ему приказано ждать, да и время не назначено.
Thus, though his head had been full of soup plates and cutlets and English girls, he now descended the steps with his ears and his tail down - looking, in fact, like a poodle over which the cook has poured a bucketful of water.	Вот он совой такой вышел с крыльца, как пудель, понимаете, которого повар облил водой: и хвост у него между ног, и уши повесил.
You see, St. Petersburg life had changed him not a little since first he had got a taste of it, and, now that the devil only knew how he was going to live, it came all the harder to him that he should have no more sweets to look forward to.	"Ну, нет", думает себе: "пойду в другой раз, объясню, что последний кусок доедаю -- не поможете, должен умереть, в некотором роде, с голода". Словом, приходит он, судырь мой, опять на Дворцовую набережную, говорят: "Нельзя, не принимает, приходите завтра". На другой день -тоже; а швейцар на него, просто, и смотреть не хочет. А между тем у него из синюх-то, понимаете, уж остается только одна в кармане.

Remember that a man in the prime of years has an appetite like a wolf; and as he passed a restaurant he could see a round-faced, holland-shirted, snow-white aproned fellow of a French chef preparing a dish delicious enough to make it turn to and eat itself; while, again, as he passed a fruit shop he could see delicacies looking out of a window for fools to come and buy them at a hundred roubles apiece.	То бывало едал щи, говядины кусок; а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь селедку или огурец соленый да хлеба на два гроша, -- словом, голодает бедняга, а между тем аппетит, просто, волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана -- повар там, можете себе представить, иностранец, француз эдакой с открытой физиогномией, белье на нем голландское, фартук, белизною равный снегам, работает там фензерв какой-нибудь, котлетки с трюфелями, -- словом, рассупе деликатес такой, что, просто, себя, то-есть, съел бы от аппетита. Пройдет ли мимо Милютинских лавок: там из окна выглядывает, в некотором роде, семга эдакая, вишенки по пяти рублей штучка, арбуз-громадище, дилижанс эдакой, высунулся из окна и, так сказать, ищет дурака, который бы заплатил сто рублей, -словом, на всяком шагу соблазн такой, слюнки текут, а он слышит, между тем, всё: "завтра".
Imagine, therefore, his position! On the one hand, so to speak, were salmon and water-melons, while on the other hand was the bitter fare which passed at a tavern for luncheon. 'Well,' he thought to himself, 'let them do what they like with me at the Commission, but I intend to go and raise the whole place, and to tell every blessed functionary there that I have a mind to do as I choose.' And in truth this bold impertinence of a man did have the hardihood to return to the Commission.	Так, можете вообразить себе, каково его положение: тут, с одной стороны, так сказать, семга и арбуз, а с другой-то ему подносят всё одно и то же блюдо: "завтра". Наконец сделалось бедняге, в некотором роде, невтерпеж, решился во что бы то ни стало пролезть штурмом, понимаете. Дождался у подъезда, не пройдет ли еще какой проситель, и там с каким-то генералом, понимаете, проскользнул с своей деревяшкой в приемную.
'What do you want?' said the President. 'Why are you here for the third time?	Вельможа, по обыкновению, выходит: "Зачем вы? Зачем вы?
You have had your orders given you.' 'I daresay I have,' he retorted, 'but I am not going to be put off with THEM.	А!", говорит, увидевши Копейкина: "ведь я уже объявил вам, что вы должны ожидать решения". --
I want some cutlets to eat, and a bottle of French wine, and a chance to go and amuse myself at the theatre.'	"Помилуйте, ваше высокопревосходительство, не имею, так сказать, куска хлеба..." --
'Pardon me,' said the President.	"Что же делать?
'What you really need (if I may venture to mention it) is a little patience. You have been given something for food until the Military Committee shall have met, and then, doubtless, you will receive your proper reward, seeing that it would not be seemly that a man who has served his country should be left destitute. On the other hand, if, in the meanwhile, you desire to indulge in cutlets and theatre-going, please understand that we cannot help you, but you must make your own resources, and try as best you can to help yourself.'	Я для вас ничего не могу сделать; старайтесь покамест помочь себе сами, ищите сами средств". -- "Но, ваше высокопревосходительство, сами можете, в некотором роде, судить, какие средства могу сыскать, не имея ни руки, ни ноги". -- "Но", говорит сановник: "согласитесь: я не могу вас содержать, в некотором роде, на свой счет; у меня много раненых, все они имеют равное право... Вооружитесь терпением. Приедет государь, я могу вам дать честное слово, что его монаршая милость вас не оставит". -- "Но, ваше высокопревосходительство, я не могу ждать", говорит Копейкин, и говорит, в некотором отношении, грубо.

You can imagine that this went in at one of Kopeikin's ears, and out at the other; that it was like shooting peas at a stone wall. Accordingly he raised a turmoil which sent the staff flying. One by one, he gave the mob of secretaries and clerks a real good hammering. 'You, and you, and you,' he said, 'do not even know your duties. You are law-breakers.' Yes, he trod every man of them under foot. At length the General himself arrived from another office, and sounded the alarm. What was to be done with a fellow like Kopeikin? The President saw that strong measures were imperative.	Вельможе, понимаете, сделалось уже досадно. В самом деле: тут со всех сторон генералы ожидают решений, приказаний; дела, так сказать, важные, государственные, требующие самоскорейшего исполнения, -- минута упущения может быть важна, -- а тут еще привязался сбоку неотвязчивый чорт. "Извините", говорит: "мне некогда... меня ждут дела важнее ваших". Напоминает способом, в некотором роде, тонким, что пора, наконец, и выйти. А мой Копейкин, -голод-то, знаете, пришпорил его: "Как хотите, ваше высокопревосходительство", говорит, "не сойду с места до тех пор, пока не дадите резолюцию". Ну... можете представить: отвечать таким образом вельможе, которому стоит только слово, так вот уж и полетел вверх тарашки, так что и чорт тебя не отыщет... Тут если нашему брату скажет чиновник, одним чином поменьше, подобное, так уж и грубость. Ну, а там размер-то, размер каков: генераланшеф и какой-нибудь капитан Копейкин! 90 рублей и нуль! Генерал, понимаете, больше ничего, как только взглянул, а взгляд -- огнестрельное оружие: души уж нет -уж она ушла в пятки. А мой Копейкин, можете вообразить, ни с места, стоит, как вкопанный. "Что же вы?" говорит генерал и принял его, как говорится, в лопатки. Впрочем, сказать правду, обошелся он еще довольно милостиво: иной бы пугнул так, что дня три вертелась бы после того улица вверх ногами, а он сказал только:
'Very well,' he said. 'Since you decline to rest satisfied with what has been given you, and quietly to await the decision of your case in St. Petersburg, I must find you a lodging.	"Хорошо", говорит: "если вам здесь дорого жить и вы не можете в столице покойно ожидать решенья вашей участи, так я вас вышлю на казенный счет.
Here, constable, remove the man to gaol.'	Позвать фельдъегеря! препроводить его на место жительства!"
Then a constable who had been called to the door - a constable three ells in height, and armed with a carbine - a man well fitted to guard a bank - placed our friend in a police waggon.	А фельдъегерь уж там, понимаете, и стоит: трехаршинный мужичина какой-нибудь, ручища у него, можете вообразить, самой натурой устроена для ямщиков, -- словом, дантист эдакой... Вот его, раба божия, схватили, судырь мой, да в тележку, с фельдъегерем.
'Well,' reflected Kopeikin, 'at least I shan't have to pay my fare for THIS ride.	"Ну", Копейкин думает, "по крайней мере не нужно платить прогонов, спасибо и за то".
That's one comfort.'	Вот он, судырь мой, едет на фельдъегере, да, едучи на фельдъегере, в некотором роде, так сказать, рассуждает сам себе:
Again, after he had ridden a little way, he said to himself: 'they told me at the Commission to go and make my own means of enjoying myself. Very good. I'll do so.'	"Когда генерал говорит, чтобы я поискал сам средств помочь себе, -- хорошо", говорит, "я", говорит, "найду средства!"

However, what became of Kopeikin, and whither he went, is known to no one.	Ну, уж как только его доставили на место и куда именно привезли, ничего этого неизвестно.
He sank, to use the poet's expression, into the waters of Lethe, and his doings now lie buried in oblivion.	Так, понимаете, и слухи о капитане Копейкине канули в реку забвения, в какую-нибудь эдакую Лету, как называют поэты.
But allow me, gentlemen, to piece together the further threads of the story.	Но, позвольте, господа, вот тут-то и начинается, можно сказать, нить, завязка романа.
Not two months later there appeared in the forests of Riazan a band of robbers: and of that band the chieftain was none other than -"	Итак, куда делся Копейкин, неизвестно; но не прошло, можете представить себе, двух месяцев, как появилась в рязанских лесах шайка разбойников, и атаман-то этой шайки был, судырь мой, не кто другой..."
"Allow me," put in the Head of the Police Department. "You have said that Kopeikin had lost an arm and a leg; whereas Chichikov -"	"Только позволь, Иван Андреевич", сказал вдруг, прервавши его, полицеймейстер: "ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и ноги, а у Чичикова..."
To say anything more was unnecessary. The Postmaster clapped his hand to his forehead, and publicly called himself a fool, though, later, he tried to excuse his mistake by saying that in England the science of mechanics had reached such a pitch that wooden legs were manufactured which would enable the wearer, on touching a spring, to vanish instantaneously from sight.	Здесь почтмейстер вскрикнул и хлопнул со всего размаха рукой по своему лбу, назвавши себя публично при всех телятиной. Он не мог понять, как подобное обстоятельство не пришло ему в самом начале рассказа, и сознался, что совершенно справедлива поговорка: русский человек задним умом крепок. Однако ж, минуту спустя, он тут же стал хитрить и попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика, что видно по газетам, как один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было.
Various other theories were then propounded, among them a theory that Chichikov was Napoleon, escaped from St. Helena and travelling about the world in disguise.	Но все очень усумнились, чтобы Чичиков был капитан Копейкин, и нашли, что почтмейстер хватил уже слишком далеко. Впрочем, они, с своей стороны, тоже не ударили лицом в грязь и, наведенные остроумной догадкой почтмейстера, забрели едва ли не далее. Из числа многих, в своем роде, сметливых предположений наконец одно было, странно даже и сказать, что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз выходили и карикатуры, где русский изображен разговаривающим с англичанином.

And if it should be supposed that no such notion could possibly have been broached, let the reader remember that these events took place not many years after the French had been driven out of Russia, and that various prophets had since declared that Napoleon was Antichrist, and would one day escape from his island prison to exercise universal sway on earth. Nay, some good folk had even declared the letters of Napoleon's name to constitute the Apocalyptic cipher!

Англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон. "Смотри, мол", говорит, "если что не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку!" И вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков. Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицеймейстер, который служил в кампанию 12 года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже, нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок. Может быть, некоторые читатели назовут всё это невероятным, автор тоже в угоду им готов бы назвать всё это невероятным; но как на беду всё именно произошло так, как рассказывается, и тем еще изумительнее, что город был не в глуши, а, напротив, недалеко от обеих столиц. Впрочем, нужно помнить, что всё это происходило вскоре после достославного изгнания французов. В это время все наши помещики, чиновники, купцы, сидельцы и всякий грамотный и даже неграмотный народ сделались, по крайней мере на целые восемь лет, заклятыми политиками. "Московские Ведомости" и "Сын Отечества" зачитывались немилосердо и доходили к последнему чтецу в кусочках, не годных ни на какое употребление. Вместо вопросов: "Почем, батюшка, продали мерку овса? как воспользовались вчерашней порошей?" говорили: "А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова?" Купцы этого сильно опасались, ибо совершенно верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего в остроге; пророк пришел неизвестно откуда, в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепь и овладеет всем миром. Пророк за предсказание попал, как следует, в острог, но тем не менее дело свое сделал и смутил совершенно купцов. Долго еще, во время даже самых прибыточных сделок, купцы, отправляясь в трактир запивать их чаем, поговаривали об антихристе. Многие из чиновников и

благородного дворянства тоже невольно подумывали об этом и, зараженные мистицизмом, который, как известно, был тогда в большой моде, видели в каждой букве, из которых было составлено слово Наполеон, какое-то особенное

	значение; многие открыли даже в нем апокалипсические цифры. Итак, ничего нет удивительного, что чиновники невольно задумались на этом пункте; скоро, однако же, спохватились, заметив, что воображение их уже чересчур рысисто и что всё это не то. Думали, думали, толковали, толковали и наконец решили, что не худо бы еще расспросить хорошенько Ноздрева. Так как он первый вынес историю о мертвых душах и был, как говорится, в каких-то тесных отношениях с Чичиковым, стало быть, без сомнения, знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев. Странные люди эти господа чиновники, а за ними и все прочие звания: ведь очень хорошо знали, что Ноздрев лгун, что ему нельзя верить ни в одном слове, ни в самой безделице, а между тем именно прибегнули к нему. Поди ты, сладь с человеком! не верит в бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное, как день, всё проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: "Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!" Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из нивесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни. Конечно, можно отчасти извинить господ чиновников действительно затруднительным их положением. Утопающий, говорят, хватается и за маленькую щепку, и у него нет в то время рассудка подумать, что на щепке может разве прокатиться верхом муха, а в нем весу чуть не четыре пуда, если даже не целых пять; но не приходит ему в то время соображение в голову, и он хватается за щепку.
As a last resort, the tchinovniks decided to question Nozdrev, since not only had the latter been the first to mention the dead souls, but also he was supposed to stand on terms of intimacy with Chichikov. Accordingly the Chief of Police dispatched a note by the hand of a commissionaire.	Так и господа наши ухватились наконец и за Ноздрева. Полицеймейстер в ту же минуту написал к нему записочку пожаловать на вечер, и квартальный в ботфортах, с привлекательным румянцем на щеках, побежал в ту же минуту, придерживая шпагу, вприскочку на квартиру Ноздрева.
At the time Nozdrev was engaged on some very important business - so much so that he had not left his room for four days, and was receiving his meals through the window, and no visitors at all.	Ноздрев был занят важным делом; целые четыре дня уже не выходил он из комнаты, не впускал никого и получал обед в окошко, -- словом, даже исхудал и позеленел.

The business referred to consisted of the marking of several dozen selected cards in such a way as to permit of his relying upon them as upon his bosom friend.	Дело требовало большой внимательности: оно состояло в подбирании из нескольких десятков дюжин карт одной талии, но самой меткой, на которую можно было бы понадеяться, как на вернейшего друга. Работы оставалось еще, по крайней мере, на две недели; во всё продолжение этого времени Порфирий должен был чистить меделянскому щенку пуп особенной щеточкой и мыть его три раза на день в мыле.
Naturally he did not like having his retirement invaded, and at first consigned the commissionaire to the devil; but as soon as he learnt from the note that, since a novice at cards was to be the guest of the Chief of Police that evening, a call at the latter's house might prove not wholly unprofitable he relented, unlocked the door of his room, threw on the first garments that came to hand, and set forth.	Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили его уединение; прежде всего он отправил квартального к чорту; но когда прочитал в записке городничего, что может случиться пожива, потому что на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту ж минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился к ним.
To every question put to him by the tchinovniks he answered firmly and with assurance.	Показания, свидетельства и предположения Ноздрева представили такую резкую противоположность таковым же господ чиновников, что и последние их догадки были сбиты с толку. Это был решительно человек, для которого не существовало сомнений вовсе; и сколько у них заметно было шаткости и робости в предположениях, столько у него твердости и уверенности.
Chichikov, he averred, had indeed purchased dead souls, and to the tune of several thousand roubles. In fact, he (Nozdrev) had himself sold him some, and still saw no reason why he should not have done so. Next, to the question of whether or not he considered Chichikov to be a spy, he replied in the affirmative, and added that, as long ago as his and Chichikov's joint schooldays, the said Chichikov had been known as "The Informer," and repeatedly been thrashed by his companions on that account.	Он отвечал на все пункты, даже не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что не видит причины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом и что за это товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить к одним вискам 240 пьявок, то-есть он хотел было сказать 40, но 200 сказалось как-то само собою.
Again, to the question of whether or not Chichikov was a forger of currency notes the deponent, as before, responded in the affirmative, and appended thereto an anecdote illustrative of Chichikov's extraordinary dexterity of hand - namely, an anecdote to that effect that, once upon a time, on learning that two million roubles worth of counterfeit notes were lying in Chichikov's house, the authorities had placed seals upon the building, and had surrounded it on every side with an armed guard; whereupon Chichikov had, during the night, changed each of these seals for a new one, and also so arranged matters that, when the house was searched, the forged notes were found to be genuine ones!	На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидели, что всё были ассигнации настоящие.

Again, to the question of whether or not Chichikov had schemed to abduct the Governor's daughter, and also whether it was true that he, Nozdrev, had undertaken to aid and abet him in the act, the witness replied that, had he not undertaken to do so, the affair would never have come off.	На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не он, то не вышло бы ничего.
At this point the witness pulled himself up, on realising that he had told a lie which might get him into trouble; but his tongue was not to be denied - the details trembling on its tip were too alluring, and he even went on to cite the name of the village church where the pair had arranged to be married, that of the priest who had performed the ceremony, the amount of the fees paid for the same (seventy-five roubles), and statements (1) that the priest had refused to solemnise the wedding until Chichikov had frightened him by threatening to expose the fact that he (the priest) had married Mikhail, a local corn dealer, to his paramour, and (2) that Chichikov had ordered both a koliaska for the couple's conveyance and relays of horses from the post-houses on the road.	Тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка никак уже не мог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была по имени деревня, где находилась та приходская церковь, в которой положено было венчаться, именно деревня Трухмачевка, поп отец Сидор, за венчание 75 рублей, и то не согласился бы, если бы он не припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал лабазника Михайла на куме, что он уступил даже свою коляску и заготовил на всех станциях переменных лошадей.
Nay, the narrative, as detailed by Nozdrev, even reached the point of his mentioning certain of the postillions by name!	Подробности дошли до того, что уже начинал называть по именам ямщиков.
Next, the tchinovniks sounded him on the question of Chichikov's possible identity with Napoleon; but before long they had reason to regret the step, for Nozdrev responded with a rambling rigmarole such as bore no resemblance to anything possibly conceivable. Finally, the majority of the audience left the room, and only the Chief of Police remained to listen (in the hope of gathering something more); but at last even he found himself forced to disclaim the speaker with a gesture which said:	Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже, просто, ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее; но наконец и рукой махнул, сказавши:

"The devil only knows what the fellow is talking about!" and so voiced the general opinion that it was no use trying to gather figs of thistles.

"Чорт знает, что такое!" И все согласились в том, что как с быком ни биться, а всё молока от него не добиться. И остались чиновники еще в худшем положении, чем были прежде, и решилось дело тем, что никак не могли узнать, что такое был Чичиков. И оказалось ясно, какого рода созданье человек: мудр, умен и толков он бывыет во всем, что касается других, а не себя. Какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни! "Экая расторопная голова!" кричит толпа: "Какой неколебимый

характер!" А нанесись на эту расторопную голову какая-нибудь беда, и доведись ему самому быть поставлену в трудные случаи жизни, куды делся характер, весь растерялся неколебимый муж, и вышел из него жалкой трусишка, ничтожный, слабый ребенок, или, просто, фетюк, как называет Ноздрев. Все эти толки, мнения и слухи

неизвестно по какой причине больше всего подействовали на бедного прокурора. Они подействовали на него до такой степени, что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг, как говорится, ни с того ни с другого, умер. Параличом ли его или чем другим прихватило, только он как сидел, так и хлопнулся со стула навзничь. Вскрикнули, как водится, всплеснув руками: "Ах, боже мой!", послали за доктором, чтобы пустить кровь, но увидели, что прокурор был уже одно бездушное тело. Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал. А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна всё еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением. О чем покойник спрашивал, зачем он умер, или зачем жил, об этом один бог ведает. "Но это, однако ж, несообразно! это несогласно ни с чем! это невозможно, чтобы чиновники так могли сами напугать себя, создать такой вздор, так отдалиться от истины, когда даже ребенку видно, в чем дело!" Так скажут многие читатели и укорят автора в несообразностях или назовут бедных чиновников дураками, потому что щедр человек на слово дурак и готов прислужиться им двадцать раз на день своему ближнему. Довольно из десяти сторон иметь одну глупую, чтобы быть признану дураком мимо девяти других хороших. Читателям легко судить, глядя из своего покойного угла и верхушки, откуда открыт весь горизонт на всё, что делается внизу, где человеку виден только близкий предмет. И во всемирной

	летописи человечества много есть целых столетий, которые, казалось бы, вычеркнул и уничтожил как ненужные. Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной царю в чертоги! Всех других путей шире и роскошнее он, озаренный солнцем и освещенный всю ночь огнями; но мимо его, в глухой темноте, текли люди. И сколько раз, уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: "Где выход, где дорога?" Видит теперь всё ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отвсюду устремлен пронзительный перст, на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.
Meanwhile Chichikov knew nothing of these events; for, having contracted a slight chill, coupled with a sore throat, he had decided to keep his room for three days; during which time he gargled his throat with milk and fig juice, consumed the fruit from which the juice had been extracted, and wore around his neck a poultice of camomile and camphor.	Чичиков ничего обо всем этом не знал совершенно. Как нарочно, в то время он получил легкую простуду, флюс и небольшое воспаление в горле, в раздаче которых чрезвычайно щедр климат многих наших губернских городов. Чтобы не прекратилась, боже сохрани, как-нибудь жизнь без потомков, он решился лучше посидеть денька три в комнате. В продолжение сих дней он полоскал беспрестанно горло молоком с фигой, которую потом съедал, и носил привязанную к щеке подушечку из ромашки и камфоры.
Also, to while away the hours, he made new and more detailed lists of the souls which he had bought, perused a work by the Duchesse de la Valliere36, rummaged in his portmanteau, looked through various articles and papers which he discovered in his dispatch-box, and found every one of these occupations tedious.	Желая чем-нибудь занять время, он сделал несколько новых и подробных списков всем накупленным крестьянам, прочитал даже какой-то том герцогини Лавальер, отыскавшийся в чемодане, пересмотрел в ларце разные находившиеся там предметы и записочки, кое-что перечел и в другой раз, и всё это прискучило ему сильно.

Nor could he understand why none of his official friends had come to see him and inquire after his health, seeing that, not long since, there had been standing in front of the inn the drozhkis both of the Postmaster, the Public Prosecutor, and the President of the Council.	Никак не мог он понять, что бы значило, что ни один из городских чиновников не приехал к нему хоть бы раз наведаться о здоровье, тогда как еще недавно то и дело стояли перед гостиницей дрожки -- то почтмейстерские, то прокурорские, то председательские.
He wondered and wondered, and then, with a shrug of his shoulders, fell to pacing the room.	Он дивился этому не мало и пожимал только плечами, ходя по комнате.
At length he felt better, and his spirits rose at the prospect of once more going out into the fresh air; wherefore, having shaved a plentiful growth of hair from his face, he dressed with such alacrity as almost to cause a split in his trousers, sprinkled himself with eau-de-Cologne, and wrapping himself in warm clothes, and turning up the collar of his coat, sallied forth into the street.	Наконец почувствовал он себя лучше и обрадовался бог знает как, когда увидел возможность выйти на свежий воздух. Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер свою шкатулку, налил в стакан горячей воды, вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув в зеркало, он уже произнес: "Эк его какие пошли писать леса!" И в самом деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев. Выбрившись, принялся он за одеванье живо и скоро, так что чуть не выпрыгнул из панталон. Наконец он был одет, вспрыснут одеколоном и, закутанный потеплее, выбрался на улицу, завязавши из предосторожности щеку. Выход его, как всякого выздоровевшего человека, был точно праздничный. Всё, что ни попадалось ему, приняло вид смеющийся, и домы, и проходившие мужики, довольно, впрочем, сурьезные, из которых иной уже успел съездить своего брата в ухо.
His first destination was intended to be the Governor's mansion, and, as he walked along, certain thoughts concerning the Governor's daughter would keep whirling through his head, so that almost he forgot where he was, and took to smiling and cracking jokes to himself. 36 One of the mistresses of Louis XIV. of France. In 1680 she wrote a book called Reflexions sur la Misericorde de Dieu, par une Dame Penitente.	Первый визит он намерен был сделать губернатору. Дорогою много приходило ему всяких мыслей на ум; вертелась в голове блондинка, воображенье начало даже слегка шалить, и он уже сам стал немного шутить и подсмеиваться над собою.
Arrived at the Governor's entrance, he was about to divest himself of his scarf when a Swiss footman greeted him with the words,	В таком духе очутился он перед губернаторским подъездом. Уже стал он было в сенях поспешно сбрасывать с себя шинель, как швейцар поразил его совершенно неожиданными словами:
"I am forbidden to admit you."	"Не приказано принимать!"
"What?" he exclaimed. "You do not know me?	"Как, что ты, ты, видно, не узнал меня?
Look at me again, and see if you do not recognise me."	Ты всмотрись хорошенько в лицо!" говорил ему Чичиков.
"Of course I recognise you," the footman replied.	"Как не узнать, ведь я вас не впервой вижу", сказал швейцар.
"I have seen you before, but have been ordered to admit any one else rather than Monsieur Chichikov."	"Да вас-то именно одних и не велено пускать, других всех можно".

"Indeed? And why so?"	"Вот тебе на! отчего? почему?"
"Those are my orders, and they must be obeyed," said the footman, confronting Chichikov with none of that politeness with which, on former occasions, he had hastened to divest our hero of his wrappings.	"Такой приказ, так уж, видно, следует", сказал швейцар и прибавил к тому слово: да; после чего стал перед ним совершенно непринужденно, не сохраняя того ласкового вида, с каким прежде торопился снимать с него шинель.
Evidently he was of opinion that, since the gentry declined to receive the visitor, the latter must certainly be a rogue.	Казалось, он думал, глядя на него: "Эге! уж коли тебя бары гоняют с крыльца, так ты, видно, так себе, что ни попало, шушера какой-нибудь!"
"I cannot understand it," said Chichikov to himself. Then he departed, and made his way to the house of the President of the Council.	"Непонятно!" подумал про себя Чичиков и отправился тут же к председателю палаты, но председатель палаты так смутился, увидя его, что не мог связать двух слов и наговорил ему такую дрянь, что даже им обоим сделалось совестно.
But so put about was that official by Chichikov's entry that he could not utter two consecutive words -he could only murmur some rubbish which left both his visitor and himself out of countenance. Chichikov wondered, as he left the house, what the President's muttered words could have meant, but failed to make head or tail of them.	Уходя от него, как ни старался Чичиков изъяснить дорогою и добраться, что такое разумел председатель и насчет чего могли относиться слова его, ничего не мог понять.
Next, he visited, in turn, the Chief of Police, the Vice-Governor, the Postmaster, and others; but in each case he either failed to be accorded admittance or was received so strangely, and with such a measure of constraint and conversational awkwardness and absence of mind and embarrassment, that he began to fear for the sanity of his hosts. Again and again did he strive to divine the cause, but could not do so; so he went wandering aimlessly about the town, without succeeding in making up his mind whether he or the officials had gone crazy.	Потом зашел к другим: к полицеймейстеру, к виц-губернатору, к почтмейстеру, но все или не приняли его, или приняли так странно, такой принужденный и непонятный вели разговор, так растерялись, и такая вышла бестолковщина изо всего, что он усумнился в здоровьи их мозга. Попробовал было еще зайти кое к кому, чтобы узнать, по крайней мере, причину, и не добрался никакой причины. Как полусонный, бродил он без цели по городу, не будучи в состоянии решить, он ли сошел с ума, чиновники ли потеряли голову, во сне ли всё это делается или наяву заварилась дурь почище сна.
At length, in a state bordering upon bewilderment, he returned to the inn - to the establishment whence, that every afternoon, he had set forth in such exuberance of spirits.	Поздо уже, почти в сумерки, возвратился он к себе в гостиницу, из которой было вышел в таком хорошем расположении духа, и от скуки велел себе подать чаю.
Feeling the need of something to do, he ordered tea, and, still marvelling at the strangeness of his position, was about to pour out the beverage when the door opened and Nozdrev made his appearance.	В задумчивости и в каком-то бессмысленном рассуждении о странности положения своего стал он разливать чай, как вдруг отворилась дверь его комнаты и предстал Ноздрев никак не ожиданным образом.
"What says the proverb?" he began. "'To see a friend, seven versts is not too long a round to make.'	"Вот говорит пословица: для друга семь верст не околица!" говорил он, снимая картуз.
I happened to be passing the house, saw a light in your window, and thought to myself: 'Now, suppose I were to run up and pay him a visit? It is unlikely that he will be asleep.'	"Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду! верно, не спит.