Миссия доктора Гундлаха

— Позвольте мне с вашим мнением не согласиться.— Это выражение он употреблял, когда заходил в тупик важный разговор.— Независимо от того, как фирма сейчас относится ко мне, моя добровольная жертва в пользу Дорпмюллера не оставит ей никакого выхода.

Движением руки Глэдис прервала Гундлаха, словно отметая все его доводы, и остановилась в раздумье.

— Вы просто хотите отомстить янки, я угадала?

— Да, — не задумываясь, ответил он.

Гундлах видел сейчас ее лицо, большие темные глаза и, прежде чем она ответила, понял, что попал в цель.

— Хорошо. Но меня многое смущает. Прошу вас, вернитесь в отель и ждите звонка. Мы свяжемся с вами, следуйте нашим указаниям неукоснительно... А пока спасибо.

Она подала на прощание Гундлаху руку и направилась к «дацуну». Когда дверца за ней захлопнулась, он понял свою ошибку. Незачем было предлагать себя в обмен на Дорпмюллера. Она не могла принять его слова на веру: а вдруг все это лишь маскировка какого-то коварного плана? Сейчас они, конечно, обсуждали, не провокатор ли он.

Машина исчезла. Гундлах вошел в гостиницу с поникшей головой. Как трудно разобраться в том, что творится вокруг! Идет настоящая подпольная война, и он оказался между лагерями воюющих! После второй встречи с этой женщиной он дал себе слово в чужую борьбу не вмешиваться... И вот это оказалось невозможным.

Глава 3

У самого отеля Гундлах заметил одну деталь, которую упустил час назад, выходя из «Камино Реал». Машину, оставленную им вчера вопреки правилам у самого въезда на стоянку, переставили на другое место. Поднявшись в номер, спросил Гертеля, не он ли ее перегнал. Оказалось, что нет, Гертель едва успел позавтракать. В чем же дело?

Запасные ключи есть в бюро РИАГ

Но наводить там справки опасно, того и гляди отнимут машину. Есть две возможности: либо это «ход» людей из желтого «дацуна», либо парней Пинеро. Гундлах остановился на Пинеро. Дойдя в своих размышлениях до этой точки, он ощутил, как забилось сердце. Показалось, что погружается в трясину и скоро уйдет в нее с головой. Возникло желание уложить чемоданы и бежать прочь из Сан-Сальвадора. Но тут зазвонил телефон. Голос Глэдис, довольно резкий:

— Вы готовы? Поезжайте в отель «Президент Хиатт». Попросите портье соединить с сеньором Дельгадо!

Она тут же положила трубку.

Глава 4

— Господин Дельгадо только что уехал,— сообщил ему портье.— Весьма сожалею, сеньор.

— Он ничего для меня не оставил? Моя фамилия Гундлах.

— Дельгадо ничего не оставил, но три минуты назад передо мной стоял господин, назвавшийся вашим другом, сэр. Вот его записка.

Портье нагнулся и достал откуда-то смятый листок бумаги. Текст был написан по-английски: «Мистер Гундлах, советую вам утром в воскресенье съездить в Сонсонате, это старинный, с четырехсотлетней историей, город километрах в сорока отсюда на запад. Стоит осмотреть собор, купол которого покрыт белым фарфором. Когда съедете с Панамериканской дороги, сбавьте скорость, возможно, я нагоню вас. Если же нет, найду вас в отеле «Режис» в Сонсонате. Партизан там нет. Искренне ваш Мануэл Дельгадо».

Гундлах сунул записку в карман, поблагодарил и ушел. Он чувствовал на своем лице дуновение холодного ветра. Пинеро опять опередил его!

— Поедем по Панамериканской,— подумав, сказал он Гертелю и сел в машину.

— Слава богу,— вздохнул с облегчением Гертель.— Я думал, снова по дороге номер пять...

Никто их не преследовал. Да и зачем? Кому надо, те знают, где они. Остановились у бензоколонки, заправились. Гундлах купил несколько бутылок кока-колы, открыл одну и протянул Гертелю.

— Дельгадо пишет, чтобы мы отсюда ехали помедленнее.

Гертель пил прямо из горлышка, ведя машину на малой скорости. Гундлаху снова сделалось не по себе: он явственно ощутил, что все больше превращается в мишень для обеих сторон. Это же ясно — на месте передачи денег партизаны устроят засаду. Их боевой группе будет легко справиться с псевдо-полицейскими Пинеро. У друзей мадам Ортеги было достаточно времени все подготовить.

— Между прочим, Дельгадо ошибается,— услышал он голос Гертеля.— Пониже озера Ицалько мы все-таки проедем через район, который контролируют повстанцы. Где вулканы, там и партизаны,— улыбнулся он.— И, заметь, мы опять едем в сторону одной из бывших строек нашей фирмы. За Сонсонате будет Акаютла, где мы переоборудовали порт, теперь он самый современный в стране...

Гундлах вяло улыбнулся. Он думал о другом... Что, если Пинеро догадался, какую игру они с Гертелем затеяли? Ведь кто-то переставил их машину на стоянке, кто-то предупредил их появление в отеле «Президент Хиатт»». Значит, этот кто-то прослушивал его телефонные переговоры.

У Гундлаха от этих мыслей пересохло во рту, он сунул руку под сиденье, куда положил бутылки кока-колы, и пальцы его коснулись чего-то липкого. Комок взрывчатки! Весом в полкило — точно такой же серой пластиковой взрывчатки, как тогда в багажнике. Из нее выступал короткий проводок. Пройдя пальцами вдоль проводка, Гундлах наткнулся на цилиндрическую капсулу величиной с наперсток. Взрыватель! Теперь все ясно — Пинеро их раскусил, игра окончена!

— Останови! — крикнул он. — Взрывчатка!

— Выбрось ее, — беспечно сказал Гертель, не заметивший взрывателя, потому что не спускал глаз с дороги.

Они подъезжали к мосту, и тут же их обогнал «шевроле»», в котором сидело человек пять.

Гундлах бросил свою находку в реку.

— Останови же, тебе говорю,— там может быть еще!..

Но Гертель не решился остановиться на мосту, опасностью он как-то не проникся. Гундлах перегнулся к нему, выхватил ключ зажигания, потянул за ручной тормоз. Мотор заглох как раз на выезде с моста.

— Не нервничай так,— сказал Гертель.

Позади них затормозил «рэнжровер»» английского производства, из окна высунулся шофер-сальвадорец.

— Что случилось? — крикнул он.— Вам помочь?

Гундлах вышел из машины, силясь сообразить, что происходит. «Рэнжровер» битком набит, в нем одни мужчины, как будто на рыбную ловлю собрались — на крыше удочки.

— Что-то с маслопроводом,— сказал он, желая выиграть время.— У вас масла не найдется?

— Нет, но можем взять на буксир. Бензоколонка недалеко отсюда...

На буксир? Гундлах понял, что его беспокоит еще: довольно продолжительное время нет никакого встречного движения, будто дорога впереди перекрыта. Господи! Только бы вытащить Гертеля из машины — и тут же обратно, пешком или на автобусе, в Сан-Сальвадор! И поставить крест на этой истории, выпутаться из нее, уцелеть!

В эту секунду перед ним, как показалось, прямо из реки вырос фонтан воды высотой в несколько метров, обдал брызгами мост. Гундлах услышал звук оглушительного взрыва, инстинктивно повернулся и ощутил резкую боль в спине под лопаткой. Их машина горела, и он побежал к ней. Значит, там действительно оказалась вторая мина! В коленях появилась необъяснимая слабость, ему лишь казалось, что он бежит, в действительности он с трудом сделал несколько шагов— на это ушли все силы,— он двигался как в страшном сне. Потом кто-то схватил его сзади, потащил обратно, подальше от обжигающих языков пламени, и втолкнул в «рэнжровер».

— Его нужно спасти...— Что-то горячее наполнило рот Гундлаха. Он сплюнул, провел рукой по губам — на ладони оказалась кровавая пена. «Рэнжровер» круто объехал полыхавшую машину и помчался прямиком по направлению к одному из вулканов.

— Что спасать? — еще услышал Гундлах чей-то гортанный голос.— Разве вы не видели; ноги вашего друга лежали на шоссе! Его разорвало на куски!

Глава 5

Гундлаха оперировали в полевом госпитале повстанцев. Здесь ощущался недостаток медикаментов, инструментария, но к ранам подобного характера успели привыкнуть и диагноз поставили сразу: глубокое повреждение плевры. Кусок жести проник в ткань на шесть-семь сантиметров, как ножом взрезал кровеносные сосуды, отчего возникло внутреннее кровотечение. Крови он потерял литра полтора. Но природная выносливость сослужила Гундлаху добрую службу: после операции он пролежал в постели всего десять дней.

Гундлаху впервые разрешили встать, он спросил себя, что его ждет? Страха он не испытывал, но не задавать себе таких вопросов не мог. Конечно, медицинская помощь оказана, но он — пленник. Прогуливаться ему позволили только вокруг покрытой дерном землянки под присмотром часового.

Его опекал доктор Диас. Однажды они прошлись к кратеру вулкана. Гундлах время от времени останавливался, чтобы перевести дыхание — под левой лопаткой кололо, тугая повязка сдавливала грудь,

— Что вы намерены делать мной? — спросил он.

Врач пожал плечами. Решать будут другие, у врача свои заботы. Они поговорили о медицине в условиях гражданской войны. Этот вопрос волновал доктора Диаса больше:

— В нашем лагере мы готовим санитаров, «бригадистов здоровья», как они называются. Младший медицинский персонал — проблема с самого начала борьбы. В больницах наши раненые подвергались постоянной опасности. Скольких из них прямо с больничных коек тащили в полицию! А когда мы ушли в горы, появилась другая проблема: как оказывать помощь больным крестьянам?

— А при чем тут крестьяне?

— В освобожденных зонах мы отвечаем за всех. Кто пошел бы за нами, если бы наше движение никому ничего не принесло? В больших районах есть госпитали и опорные санитарные пункты, которыми руководят бригадисты. В каждой деревне свой «комитет здоровья»...

На обратном пути им повстречалась группа повстанцев, молодых парней и девушек, вооруженных самым различным оружием, от французского спортивного карабина «22-комбо» и старого винчестера Томсона до современного АР-10. У одного парня болтался на бедре в кобуре парабеллум — такой же, как у Гертеля, и Гундлах впервые так остро почувствовал, что Гертеля больше нет. Будто наяву услышал его голос: «Послушай, Ганс! А мы с тобой ничего, подходящая пара!»

Санчо Пансу догнала месть Пинеро, а он, Дон Кихот—Гундлах, пока жив, мучается оттого, что в этой трагедии есть и частица его вины, угрызения совести теперь вскипают в нем, как пузыри на болоте. А еще гнев и жажда мщения. Кажется, он тогда в парке не солгал, ответив на вопрос Глэдис Ортеги — «да»... Отомстить этим негодяям, и, видит бог, он наконец-то смог бы заснуть спокойно.

Глава 6

Позднее доктор Диас принес Гундлаху газеты за последнюю неделю октября. В Сан-Сальвадоре выходило семь газет, четыре в столице, две в Сан-Мигеле и одна «Диарио де оссиденте», в Санта Ане, втором по величине городе страны и ее «кофейном сердце». Санта Ана находился в западном районе, занятом повстанцами, и газеты пришли, наверное, оттуда.

Среди прочих сообщений в «Диарио латино» Гундлах нашел информацию «о кровавом столкновении у озера Ицалько». «Эль мундо» поместила комментарий РИАГ и интервью доктора Сейтца о том, что он, будучи шефом бюро, пытался удержать Гундлаха и Гертеля, настаивая на их пребывании в отеле, и что поездка «либо носила частный характер, либо предпринята по поручению третьих лиц».

Два дня спустя Гундлах получил от Дорпмюллера письмо на английском языке. Почерк четкий, разборчивый. Как у многих инженеров старой школы, оно написано было чертежным шрифтом — может быть, в свое время Дорпмюллер начинал чертежником. Желая подчеркнуть подлинность письма, Дорпмюллер упоминал их встречу на той африканской плотине. Он писал: «Можете себе вообразить, как меня потрясла смерть Петера Гертеля и сколь высоко я ценю вашу самоотверженность... Мне только что сообщили, что послезавтра меня освободят. Если это произойдет, мне, я полагаю, удастся убедить дирекцию соответствующим образом позаботиться о вас. Интервью доктора Сейтца основывается на полном непонимании происходящего и значения иметь не может. Дорогой Ганс Гундлах, не чувствуйте себя одиноким и, главное, поправляйтесь! Желаю вам этого от всего сердца. Преданный вам Георг Дорпмюллер».

На обратной стороне листка приписка: «На собственном опыте я убедился, что повстанцы ведут себя благородно. Мне на них жаловаться не приходится... По моему мнению, через несколько лет здесь все будет в их руках — вся страна, как в Никарагуа. И они имеют на это полное право, точно так же, как там, в Никарагуа».

Известие об освобождении Дорпмюллера занимало мысли Гундлаха весь день и полночи. Он не очень понимал логику, которая руководила действиями повстанцев. Значит, они все-таки оставляют его у себя взамен Дорпмюллера. Но ведь РИАГ явно бросил Гундлаха на произвол судьбы! Повстанцы не могут этого не понимать. Что же ими движет?

Гундлах еще долго лежал без сна, снова вспомнив о Гертеле. Наверное, Гертель предвидел, чем может кончиться дело, но твердо встал на сторону Гундлаха. А он его погубил. Эта мысль была нестерпимой, и смириться с ней возможно лишь, постоянно себя одергивая и повторяя: «Во всем виноват Пинеро!» Он часто говорил себе эти слова, и все же они не успокаивали: Пинеро бандит, чего от него ждать, а он недооценил американца. Во второй раз, кстати сказать.

Гундлах признавался себе: втайне он рассчитывает на третий раунд. Что с ним будет, когда рана заживет? Что предпримут партизаны?

Его слегка лихорадило. Чтобы уменьшить боль, он лег на правый бок, как во время операции. И, прежде чем пришел сон, успел подумать, что неправильно ставит вопрос,— не в том дело, что предпримут партизаны? Важно, что ты сам намерен предпринять. Но этого он как раз и не знал.

Глава 7

Гундлах выздоравливал. Все чаще он невольно спрашивал себя: «Кто они, эти партизаны?» В группе, дислоцировавшейся в лесах повыше озера Ицалько, бойцов вряд ли наберется на полную роту. Почему же военные, знавшие, где она располагается, не нападают на нее?

Если верить «Радио насьональ», радиостанциям режима, то в борьбе «доблестной сальвадорской армии против подлых изменников, задумавших отдать страну на растерзание коммунистам», шестнадцати тысячам солдат противостояли три-четыре тысячи партизан. Гундлах знал, что в такой войне четырех и даже пятикратного превосходства в силах для победы недостаточно. У американской армии во Вьетнаме было десятикратное превосходство, но этого оказалось мало. Наступать на несколько освобожденных районов сразу армия не могла, тем более что необходимо было держать под контролем коммуникации, мосты, подъездные пути к городам. Правда, армии помогали полицейские части и правые экстремисты, но и партизанам было на кого опереться в городах и деревнях.

Среди партизан Гундлах видел самых разных людей. На одной из политических дискуссий, которые раз в неделю проводились в части, к его удивлению, выступил священник. Говорил он просто и доходчиво, и Гундлах хорошо понимал его испанский язык. Священник объяснял, что насильственный переворот — единственная возможность для народа добиться освобождения... Он был одним из учеников покойного архиепископа и представлял те силы в католической церкви, которые искали обновление в народе, не страшась никаких преследований.

— Что вас удивляет,— сказал доктор Диас.— Люди доведены до крайности, они хотят бороться, а не терпеть!

Доктор Диас, помолчав, с горечью заговорил о том, какое тяжелое время переживает страна. Мрачная картина открылась Гундлаху. Последний, свергнутый в прошлом году диктатор Ромеро, правил, опираясь на финансовых тузов, полицию и силы безопасности, как это было здесь принято с начала тридцатых годов. При Ромеро уровень безработицы достиг в Сальвадоре тридцати двух процентов, а в деревнях, в межсезонье,— шестидесяти. Народ голодал, положение крестьян стало просто ужасающим.

Полвека военных диктатур привели нацию к катастрофе. Крупным латифундистам (когда-то их было четырнадцать, а ныне около двухсот, этих «славных семейств») принадлежало больше половины всех обрабатываемых земель, причем лучших, конечно. Мелкие арендаторы и сельскохозяйственные рабочие влачили жалкое существование, только что с голода не умирали. Отчаявшись, крестьяне не раз поднимали восстания, которые безжалостно подавлялись.

Такая перенаселенная страна, где оплата труда ничтожна, а порядки драконовские, как магнитом притягивала промышленников из-за рубежа. Концерны США, Японии, Франции и ФРГ получали здесь прибыль более восьмидесяти центов на доллар вложений в год. Установленная законом минимальная оплата составляла два с половиной доллара в день; чтобы прокормить семью, нужно не меньше четырех...

— Пока что наша борьба носит в первую очередь военный характер,— закончил свой рассказ Диас.— Но одними военными действиями полной победы не добиться...

В пятницу, седьмого ноября, через три дня после выборов в США, пришли газеты с результатами голосования, известными уже по сообщениям радио. Корреспонденты на все лады комментировали приход к власти «команды Рейгана». Лишь где-то на последней полосе «Диарио де ой» упомянула, что на днях у гасиенды «Ла мармона» в департаменте Усуланан освобожден Дорпмюллер. Имени Гундлаха не называлось; комментария РИАГ не последовало.

— Непохоже, всетаки, что за меня собираются заплатить хоть какие-то деньги,— сказал Гундлах доктору Диасу.

Тот ответил не сразу.

— Не думайте пока об этом. Наберитесь терпения, осмотритесь... Представляю себе: оказавшись у нас, вы как бы попали на обратную сторону Луны.

— Спасибо. Я попробую.

— Вы выражаетесь как дипломат,— доктор подергал свою жиденькую бородку.— Очень хорошо, качество весьма ценное.

Через несколько дней в каком-то очередном разговоре доктор неожиданно спросил:

— К чему стремитесь вы, сеньор Гундлах? Чего требуете от жизни?

— Если вы ждете философского ответа, вынужден вас огорчить...

— Вы старше меня на десять лет, а разобраться в себе еще не успели. Это вы хотите сказать?

— Боюсь, что да, доктор. Грустная картина, верно?

— Грустная,— согласился Диас,— но, учитывая обстоятельства вашей биографии, причину можно назвать уважительной...

Глава 8

Гундлах не солгал. Ему действительно необходимо было разобраться в себе. Несколько разговоров с доктором Диасом совсем выбили Гундлаха из колеи. Все чаще задумывался он над прожитой жизнью. Чем жил он? К чему стремился? До сих пор к вещам обыденным: деньги, успех, карьера. Собственно, это были идеалы его круга: бесчисленных коллег и менеджеров, мечтающих любой ценой пробиться в «совет богов» — правление концерна. Но никому из них не доводилось попасть на обратную сторону Луны и увидеть то, что увидел Гундлах. Потребовалось ранение, удар чудовищной силы, чтобы он начал испытывать сочувствие к стремлениям других людей, жаждавших хлеба, мира, справедливости. В той своей первой жизни, лет двадцать назад, Гундлах имел шанс понять их, но он предпочел отказаться от такой возможности.

20 ноября Гундлаха после обеда пригласили в командирскую землянку. К своему удивлению, он увидел там Глэдис Ортегу, на встречу с которой потерял почти всякую надежду, хотя часто о ней вспоминал. Она поздоровалась с ним за руку. Их оставили наедине.

— Я рада, что вы живы,— сказала она просто и прямо.— Несмотря на все предосторожности, кто-то узнал о нашей встрече... Это враг подлый и неумолимый!

— Вы имеете в виду агентство?

— И тех, кто стоит над ним... Слава богу, эта история закончилась для вас благополучно.

— Она для меня еще не закончилась...

— Ах, ну да! Вы чувствуете себя оскорбленным. Кроме того, комфорт в нашем лагере оставляет желать лучшего...