Помоги проекту - поделись книгой:
Это просто праздник какой-то, как говаривал один известный персонаж детского фильма. Пустынный лис все-таки сунул свою морду в наш капкан, и жестоко поплатился за наглость. Здесь ему не Африка, а мы не флегматичные британцы, чтобы командующему армией можно было бы вот так запросто рассекать по ничейной земле вместе с передовыми разведывательными отрядами. Еще повезло, что остался жив. Разведывательную кампфгруппу наши ветераны их XXI века мочили из засады не по-детски, с применением всех своих технических наворотов, и после зачистки, кроме самого Роммеля, выживших там не осталось. Кто с мечом к нам пришел – тот сам виноват, если не спрятался.
Теперь с Роммелем уже беседуют в Москве, и отправлен он туда первым же транспортным самолетом, приземлившимся на захваченный нами аэродром в Сумах. Ну, некогда мне было с ним времени для беседы по душам, да и он сам был не в особо вменяемом состоянии. Поймали беднягу русские варвары, связали по рукам и ногам, сплясали вокруг него какой-то дикий танец, а потом поволокли куда-то в тыл хвастаться начальству. Он, наверное, уже думал, что сейчас с него будут прямо с живого кожу сдирать. Сейчас на том аэродроме, с которого вывезли Роммеля, и на котором, образно говоря, еще пахнет немцами, временно базируется один истребительный и один штурмовой авиаполк из состава особого авиакорпуса Савицкого, прикрывающего с воздуха наш рейд и добавляющего «счастья» медленно продвигающимся вперед немецким механизированным частям.
Кстати, и сам Савицкий вчера побывал у нас в Сумах и побеседовали мы с ним о делах наших скорбных. Главное о чем я его просил – это чтобы основной целью для его штурмовиков были не танки и мотопехота, с которыми мы и сами неплохо справляемся, а колонны со снабжением, и артиллерия на огневых позициях. Самая главная сейчас задача – ослабить и обескровить врага еще до начала основного столкновения танковых масс, заставить его ощущать дефицит горючего и боеприпасов, измотать нервы солдат и офицеров непрерывными воздушными налетами и артиллерийскими ударами.
Да, даже на тот момент, когда подвижные части 1-й танковой выступили из Краснограда, мой корпус имел над ними незначительное превосходство в весе минутного залпа: тридцать три тонны снарядов в минуту у нас, против двадцати девяти у немцев. При этом почти две трети этой мощи (не в артиллерийских стволах, а в тоннах в минуту, обрушиваемых на вражеские головы), составляют самоходные орудия на базе гаубиц МЛ-20 и МСТА-С и корпусных пушек БС-3, превосходящих своих оппонентов по максимальной дальности ведения огня на пять-семь километров. А это значит, что мы имеем возможность расстреливать противника с безопасного для нас расстояния, и немецкие артиллеристы, хоть они на пупе все извертятся, ничего не смогут против этого сделать.
В первый день марша под непрерывными ударами нашей штурмовой и пикировочной авиации, по данным радиоперехвата, вражеская артиллерия понесла серьезные потери, которые вчера лишь увеличились. На настоящий момент по весу залпа мы превосходим противника почти вдвое, и это преимущество только продолжает нарастать. Где штурмовиками и пикировщиками, где тяжелым артиллерийским кулаком, управляемым с помощью самолетов-корректировщиков и наших радиолокационных станций контрбатарейной борьбы «Зоопарк», мы одну за другой выжигаем вражеские батареи.
После похищения Роммеля неприятности для танковых и моторизованных частей 1-й танковой армией только увеличились. Весь вчерашний день наши передовые отряды вели ожесточенные арьергардные бои, вынуждая противника развернуться из походных в боевые порядки, и, под огнем нашей самоходной артиллерии и налетами авиации сбавить темп продвижения до двух-трех километров час. Самое главное сейчас, даже не подготовить оборонительные рубежи для грядущего сражения, а выиграть время для подхода к нам подкреплений из состава 2-й ударной армии генерал-майора Черняховского. Если на этом рубеже надежно встанет наша советская пехота, то хрен что немцы смогут с нами что сделать, потому как по танкам, артиллерии и воздушной поддержке мы их перекрываем с гарантией.
Так все и произошло. Пока майор Бесоев в течении вчерашнего дня сдерживал наседающих немцев, к нам успели присоединиться: 2-я гвардейская мотострелковая дивизия – командир гвардии генерал-майор Чанчибадзе Порфирий Георгиевич, 3-я гвардейская мотострелковая дивизия – командир гвардии генерал-майор Акимов Александр Иванович. Первому позиции были нарезаны на левом фланге: от Самотоевки до Верхней Сыроватки, второму – на левом фланге, от Шпилевки до Низов. Две мои мехбригады заняли оборону в центре обороны по окраинам поселков Нижней и Верхней Сыроватки, через одну из которых проходит железная дорога, а через другую – автомобильное шоссе, хотя я назвал бы эту дорогу раздолбанным проселком. Еще две механизированных и две танковых бригады находятся в резерве в полной готовности продемонстрировать немцам картину: «Нежданный визит Полярного Лиса».
При этом самоходные артиллерийский дивизионы всех шести бригад сведены мною в два мощных артиллерийских ударных кулака, по пятьдесят четыре ствола в каждом. Точно так же из минометных батарей механизированных батальонов сформированы и две сводных самоходных минометных бригады. Массированное применение самоходных гаубиц и минометов в этом сражении – это наше все. Не зря же я обещал товарищу Сталину умную высокотехнологичную битву с элементами тактики будущего, и победу по-суворовски – не числом, а умением.
Уже сегодня под утро к нам начали подходить передовые части 4-й мотострелковой дивизии НКВД, которая начала занимать второй эшелон в нашем тактическом построении. Это три мотострелковых полка, а не два, как в мотострелковых дивизиях Красной Армии. Именно мотострелкам НКВД мы передали патрулирование города, а также арест всех пособников, полицаев и прочих граждан, замешанных в сотрудничестве с оккупантами, сосредоточившись на нашей главной задаче – разгрома 1-й танковой армии вермахта. Пока на этом направлении все складывается сравнительно неплохо. Мы сами, своими руками, создаем такую обстановку, что противнику остается только нервно реагировать на наши действия, время от времени, отмахиваясь от совсем уж явных угроз. Уже сейчас, до начала основной схватки, преимущество явно на нашей стороне, и положение все время улучшается и улучшается, разумеется, это для нас, а для немцев совсем наоборот.
Да, у немцев положение было просто аховым, явно хуже губернаторского. Командующий украден, его заместитель генерал-полковник Вальтер Неринг в бешенстве приказывает любой ценой двигаться вперед и отбить бесследно пропавшего Роммеля или хотя бы его труп. Еще один прославленный немецкий генерал в руках у русских – это просто получается какой-то сорок первый год наоборот. За такой фокус фюрер по головке не погладит, и не самого Эрвина Роммеля из-за его недоступности в Лефортовской тюрьме, а лично его, Вальтера Неринга. Да и приказа о наступлении никто не отменял. Но наступать как положено не получается – в этой мешанине перелесков, полей и оврагов просто не размахнешься.
В то же время передовые разведывательные отряды или уничтожены или нащупывают впереди себя не наши основные позиции, а передовые механизированные отряды, которые за счет присутствия хорошо знающих местность проводников-партизан устраивают засады, пускают кровь, а потом отходят, чтобы у следующей рощи или оврага устроить то же самое. Но это накладывается и постоянно висящая над полем боя русская авиация, при том, что немецких самолетов не видали со вчерашнего дня. Говорят, что люфтваффе так и не может оправиться от зимнего разгрома, который только усугубил потери, понесенные во время битвы за Британию.
– «Проклятые англичане», – думает, наверное сейчас Вальтер Неринг, – «не могли сдаться раньше и сэкономить драгоценную арийскую кровь. Вот их бы сюда, под самолеты-разведчики висящие словно приклеенные в небе, под удары русских штурмовиков и пикировщиков, под внезапные и беспощадно точные налеты дальнобойной артиллерии, бьющей с запредельного для немецких гаубиц расстояния, и шквальный огонь подвижных как ртуть самоходных русских минометов, засыпающих минами исходные позиции для атаки, и благополучно сбегающих как раз в тот момент, когда немецкая артиллерия хочет им ответить. Полевые лазареты переполнены, убитых уже не успевают хоронить, а потери все продолжают расти, несмотря на то, что основное сражение еще не начиналось.
И так прошел весь вчерашний день, в ходе которого немцы медленно оттесняли наши передовые отряды к Сумам, неся потери и теряя драгоценное время, необходимое нам для подхода подкреплений и укрепления обороны.
Но, кажется, время вышло и опаленные огнем передовые батальоны отступили за линию основной обороны. Вскрылся и замысел немецкого командования. Построение классическое – на флангах по одной моторизованной дивизии, и четыре танковых дивизии в центре, на направлении основного удара. Выглядит почти как рыцарская свинья, наносящая таранный удар в одном месте. Но и мы тоже не лыком шиты, и заношенный до дыр тактический прием тоже может выйти немцам боком, когда у них почти нет возможности для маневра. Направление основного удара на фланг не перенесешь, слева им в этом мешает русло реки Псел с заболоченными топкими берегами, а справа – сильно пересеченная оврагами местность, недоступная для танков. Так что, добро пожаловать, господа, отоварим вас по полной программе…
Первой по нашим позициям открывает огонь немецкая артиллерия. Но она сильно ослаблена двумя предыдущими днями боев. Наши гаубицы тут же начинают отвечать немцам со всем знанием дела, а в воздухе появляется наша авиация: пикировщики и штурмовики. Бьющие беглым огнем гаубицы для них легкая, хорошо заметная добыча. Вот над лесом у деревни Гребенниковка начинается обычная в таких случаях воздушная «собачья драка». Все ли наши самолеты ушли на свой аэродром или кто-то из них был сбит – отсюда не видно. Потом начинает бить наши гаубицы, после чего вражеский огонь довольно быстро стихает. Прицепная артиллерия не так мобильна как самоходная, и поэтому попавшим под накрытие немцам нужно немало времени для того, чтобы убраться в безопасное место. Да и есть ли для них это безопасное место?
Поняв что с артподготовкой у него не получается, и что наши бойцы в окопах отделались легким испугом и, скорее всего, вести огонь немецким артиллеристам не дадут, генерал Неринг, как любой порядочный немецкий военачальник, двинул вперед свои танки и бронетранспортеры, за которыми густой волной шагала немецкая пехота.
Четыреста пятьдесят танков и почти столько же средних полугусеничных бронетранспортеров перевозящих их – это почти четыре тысячи мотопехотинцев (один батальон каждой дивизии на бронетранспортерах), в боевом порядке выстроенном четырьмя атакующими колоннами (по числу участвующих в прорыве дивизий) – это внушительное зрелище. Будь здесь обычные стрелковые дивизии РККА, с их жалкими двенадцатью сорокопятками на дивизию… (если по БУПу 1938 года дивизия занимает полосу обороны в двенадцать километров, то это по одной слабенькой противотанковой пушке на километр фронта), то немцы точно прорвали русскую оборону. Но тут был мехкорпус ОСНАЗ (сформированный по штатам армии позднего СССР), у которого огневой мощи, в том числе и противотанковой, было как у дурака махорки.
Первыми по немецким танкистам открыла огонь срочно переключившаяся с контрбатарейной борьбы и вышедшая на прямую наводку тяжелая противотанковая бригада, вооруженная самоходными пушками на базе БС-3. А на бронетранспортеры с пехотой обрушился шквальный огневой удар сводных самоходных гаубичных и минометных бригад. На дистанции три километра вероятность попадания в танк из бронетранспортер даже из БС-3 была не очень велика. Но все же огонь был прицельный, и если снаряд в машину все-таки попадал, то она годилась после этого только в переплавку, а экипаж, соответственно, для морга. Один за другим в небо поднимались черные траурные столбы дыма, отмечающие еще один горящий танк или бронетранспортер.
Когда от наших окопов, до передовых немецких машин осталось два километра, огонь открыли легкие самоходки на базе ЗиС-2, чей ствол с верхней частью башни лишь на мгновение появлялись над бруствером окопа. Потом следовал выстрел, и самоходка снова пряталась в укрытие. Для того чтобы открыть прицельный огонь по нашей противотанковой артиллерии, немецким танкистам требовалось подойти на дистанцию примерно в восемьсот метров. Но сорок восемь противотанковых стволов в сто миллиметров и сто восемь стволов в пятьдесят семь миллиметров делали эту задачу невыполнимой. А тут еще северный ветер сносящий дым горящей техники на немцев…
Такую противотанковую оборону лучше даже и не пытаться брать в лоб. Атаки, одна за другой, безнадежно захлебывались под огнем наших противотанкистов, причем, ни один немецкий танк даже не смог дойти до рубежа тысячи двести метров… Они отходили, потом снова начинала бить немецкая артиллерия, а наши гаубицы начинали контрбатарейную борьбу. Потом на исходных снова появлялись немецкие танки, и все начиналось сначала. Если в первой атаке немецкая пехота сопровождала свои танки на бронетранспортерах, то потом она просто шли вперед пешком, спотыкаясь о мертвые тела, которых с каждым разом становилось все больше и больше, как и сгоревших железных коробок, еще недавно бывших новенькими немецкими танками и бронетранспортерами.
Это был жаркий день под палящим солнцем, когда запах пороховой гари смешивается со сладковатым запахом сгоревшего тротила, и весь этот «аромат» перебивает вонь горелой человеческой плоти и жирной бензиновой копоти. На зубах скрипит пыль и песок, во рту пересохло, и ты смотришь воспаленными глазами на то, как сражаются твои бойцы, которых ты учил быть победителями. Ты понимаешь, что сегодня у них самый строгий экзамен, да и у тебя тоже. А те, кто незваным пришел на нашу землю с оружием в руках, сегодня умирают один за другим, и это тоже правильно.
И вот наступил тот момент, когда воздушная разведка доложила о том, что немцы полностью «выложились», и не собираются больше атаковать, а от мощного бронированного кулака остался жалкие ошметки. Тогда я, немного поколебавшись, бросил вперед находившиеся в резерве механизированные и танковые бригады, чтобы окончательно смять и опрокинуть растерянного и деморализованного нашим отпором врага, чтобы на его плечах пойти дальше к Полтаве, окончательно отрезая группу армий «Юг» от основных немецких сил.
К концу дня все было кончено. Бросая технику и тяжелое вооружение, остатки вражеской армии спешно отступали по тому же пути, по которому они шли сюда. Но только теперь это была не армия с весело шагающими солдатами и пылящей рядом с ней по шоссе боевой техникой, а оборванные и грязные и насмерть усталые пехотинцы, которые из-за отсутствия транспортных средств были вынуждены пешедралом идти на запад.
Как это часто бывает в России, все произошло неожиданно и стремительно. Еще вчера днем, я находился в Москве, пытаясь выяснить, когда состоится моя следующая поездка на фронт, а уже к вечеру меня захватил вихрь событий связанный со срочным выездом куда-то на восток Украины, где русские еще раз хорошенько вломили гуннам. Как говорят наши русские коллеги, эту поездку на фронт в ГлавПУРе (так называется главная пропагандистский орган в военном ведомстве у русских) организовали только потому, что там получили хороший нагоняй с самого верха. Мол, гусь – птица ленивая, пока не пнешь – не полетит.
Компанию русские собрали самую пеструю. Были такие же как я корреспонденты американских газет, несколько раздраженные новым успехом русских – ведь у наших парней на Тихом океане дела шли из рук вон плохо. После того как пал Перл-Харбор, джапы уже, образно говоря, стояли у ворот нашего Западного побережья, и под угрозой их вторжения оказались Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Сиэтл.
Правда, у застрявших в Москве британских корреспондентов, которые составляли другую часть нашей компании, дела шли еще хуже. У них уже не было самой метрополии, в которой произошел государственный переворот, и король Георг с помощью русской разведки едва успел унести ноги из Лондона. Теперь та Британия, что на островах, имеет нового-старого монарха, премьера и куцый парламент, а также формально является союзником Гитлера и врагом Объединенных Наций. Соответственно застрявшим в Москве корреспондентам некуда посылать свои материалы.
Но британцы не унывают, потому что их колониальные администрации в Египте, Ираке, Персии, а так же доминионы Индия, Австралия и Канада не признали законность произошедшего в Лондоне переворота, и до сих пор считают своим королем свергнутого в Англии Георга VI. Среди моих соотечественников ходят упорные слухи о том, что канадские власти, сами по себе настроенные пронацистски, не стали признавать новую власть в Лондоне только потому, что наш Френки пригрозил им немедленным военным вторжением.
Кстати, тот самый свергнутый у себя на родине британский король Георг вместе со старшей дочерью Елизаветой и младшей Маргарет тоже летит вместе с нами. Зачем это ему нужно – бог весть, наверное, это еще один пропагандистский ход со стороны русских, которые показывают тем самым, что Британия по-прежнему считается частью Объединенных Наций, несмотря на то, что ее метрополия оккупирована нацистами. Главное внимание на себя обращала младшая дочь короля, которая была крайне оживлена и проявляла ко всему увиденному неподдельный интерес.
Кроме, русских, американских и британских корреспондентов, а также британской королевской семьи, в нашей компании присутствовали еще два человека. Один из них был шведом по национальности, корреспондентом газеты «Свенска дагбладет» по имени Адольф Нильсен, а второй оказался ни много ни мало, настоящим японцем по имени Маэсиба Кокудзо, московским корреспондентом газеты «Токио ници-ници». Не думал, не гадал, что здесь в России встречусь лицом к лицу с нашим врагом. Но Советская Россия пока не воюет с Японией, и мы с мистером Маэсибой только вежливо раскланялись при встрече. Очевидно, что Сталин решил показать товар лицом не только союзникам, но и своим потенциальным противникам. У меня, например, нет никаких сомнений в том, что этот господин Нильсен не просто шведский корреспондент, но еще и агент одной из немецких спецслужб.
Потом, уже вечером, когда все мы, и короли, и корреспонденты сидели на Центральном московском аэродроме и ждали вылета, тишину над городом вдруг разорвала артиллерийская канонада и яркие вспышки фейерверка. Оказалось, что большевистский вождь решил устроить артиллерийский салют из двенадцати залпов в честь победного завершения битвы под Сумами, а так же в честь освобождения крупного города Курска, который был отбит у гуннов. Все, кто был на аэродроме, тут же высыпали на улицу, и принялись радостно размахивать руками, приветствуя победу своей армии.
Поначалу я думал, что большевики по своей обычной привычке сильно преувеличивают масштаб случившегося. Но сегодня рано утром наши самолеты, прежде чем зайти на посадку, стали постепенно снижаясь кружить над полем сражения. Сделано это было явно намеренно, потому что все кто был в самолете, дружно приникли к иллюминаторам. Зрелище, которое мы увидели в лучах восходящего солнца того стоило. Даже невозмутимый с виду японец какое-то время не смог скрыть своих чувств. Огромное поле на котором произошло сражение было забито коробками сгоревших танков и бронетранспортеров. Кое-где над ними еще струился удушливый дым.
С воздуха было видно, что русские заманили гуннов в ловушку. Поле, через которое в атаку пошли немецкие танкисты, с одного фланга было ограничено руслом речки с топкими берегами, а на другом его фланге находилось множество глубоких оврагов. Я был на гражданской войне в Испании и знаю – что такое пробивать с помощью танков подготовленную оборону противника в лоб, без всякой возможности маневра вправо или влево. Если в той обороне нет противотанковых средств – это одно, а если там самоходных противотанковых пушек раз в десять больше, чем полежено по штатам обычной русской дивизии – это совсем другое. А если еще учесть, что мехкорпуса ОСНАЗ оснащаются не обычными русскими противотанковыми пушками, а самоходными шестифунтовками с удлиненным стволом и повышенной бронебойностью, то задача, поставленная немецкими танкистами их командованием в принципе нерешаема.
Сосчитав с борта самолета количество капониров нарытых русскими вдоль переднего края для таких самоходок, мне даже стало немного жалко немецких танкистов, потому что они, словно на параде шли прямо на русские орудия, и погибли, не дойдя до цели не менее километра. А те груды грязно-серого тряпья, кучами валявшегося на этом страшном поле – это ничто иное как трупы немецких солдат и офицеров, которые вчера были убиты здесь, на этом поле. Видимо, у русских не дошли еще руки закопать убитых гуннов.
Дав нам время полюбоваться этой послебатальной картиной, пилоты посадили наш самолет на аэродром, на котором базировался русский истребительный авиаполк. Красные коки винтов и оранжево-черные молнии вдоль фюзеляжей не оставляли сомнений в том, что и этот полк принадлежит к знаменитому русскому ОСНАЗу. Там нас уже встречал, как это заведено у русских, целый капитан НКВД, которого звали Иван Скоробогатов, который должен был показать нам все, что русские захотят показать мировой общественности, и не пускать нас туда, где нам быть не положено. Но я не из тех людей, что приходя в гости, лезут в темный чулан в поисках грязного белья.
Когда приземлился второй самолет и вся делегация была в сборе, нас рассадили по военным автобусам, сделанным на базе грузовиков-вездеходов, и повезли по всем кругам ада. Я так говорю, потому, что первым местом куда мы заехали, был захваченный русскими немецкий военный госпиталь. Мне запомнились бледные от испуга лица немецких врачей и медсестер. Им было чего пугаться – в импровизированном морге нам показали обескровленные трупы русских детей, мальчиков и девочек от пяти до десяти лет от роду, у которых немецкие врачи безжалостно выкачивали кровь, чтобы перелить ее своим раненым.
Если бы такое случилось у нас в Америке и с американскими детьми, то любой судья не задумываясь отправил бы этих врачей-убийц на электрический стул. Считаю, что излишний гуманизм тут недопустим, и все виновные должны понести строгое наказание, вне зависимости от того – действовали ли они по собственной инициативе, или выполняли приказы вышестоящего начальства. Когда я сказал об этом капитану Скоробогатову, тот ответил, что у них есть специальное указание документально фиксировать все подобные преступления немецких войск для того, чтобы за них ответили не только врачи, убивавшие детей, но и их начальство до которого русское правосудие сможет добраться только после победоносного окончания войны.
Из немецкого госпиталя нас, уже взвинченных и ошарашенных, повезли в детский концлагерь, который до прихода немцев был сиротским приютом. Танки русского ОСНАЗа так внезапно ворвались в этот город, что немецкая администрация лагеря и их помощники из русских предателей, ничего не успели сделать, и все дети остались здоровы и невредимы, хотя по приказу рейхскомиссара Коха, они, как и прочие заключенные подлежали обязательному уничтожению. Поговорив с детьми и сделав фотографии, мы отправились дальше, непосредственно к месту сражения.
Но, сперва произошла незапланированная остановка. Дорогу нам перекрыла колонна пленных, которых русские конвоиры гнали по дороге куда-то на север. Колонна была большой, и гунны, которые в ней находились, были запыленные, испуганные, усталые и почти все раненные. Я ранее видел кадры кинохроники, где такие же солдаты с самодовольными ухмылками на полупьяных мордах, и в мундирах с закатанными рукавами маршировали через всю Европу, считая себя расой господ... А вот теперь они бредут под охраной суровых русских конвоиров, побежденные неодолимой силой русского народа. Мои коллеги опять схватились за свои фотоаппараты, уж боль характерной была представленная нам сцена.
И вот, наконец, то поле, которое мы видели с воздуха. Вблизи оно выглядело еще более страшным и впечатляющим. Первое что мы посетили, были русские позиции, возле которых и остановились автобусы.
– Выходите, джентльмены, – скомандовал переводчик, – далее можно идти только пешком.
Зигзагообразные окопы, ячейки для тяжелых пулеметов и капониры с аппарелями для противотанковых самоходок и боевых машин пехоты. Дно окопов и капониров было усыпано грудами латунных гильз, а земля вокруг и брустверы окопов и капониров носили следы многочисленных разрывов вражеских снарядов. Но все же люди, оборонявшие эти окопы, вышли из этой схватки победителями, чего нельзя было сказать о тех, кто валялся на подступах к этим окопам и вокруг подбитых танков. Мы ощущали запах горелой краски, резины, железа, удушливой тротиловой гари, а также уже явственно чувствовавшийся трупный запах.
Нет, не зря русские притащили сюда японского корреспондента, совсем не зря. Они хотели, чтобы он посмотрел на результаты их сокрушительной победы и доложил своему начальству, и не тому, что в газете, а тому, что в их армейской разведке. Теперь Сталин сам будет выбирать время и место, где он начнет войну с джапами в схватке за господство над Азией, уже после того, как сейчас он воюет с гуннами за господство над Европой. Грядет новый век, в котором мы, американцы, должны будем очень сильно постараться, чтобы не оказаться на вторых ролях…
На карте лежавшей на столе Верховного, отмеченные синим позиции германских войск и их союзников напоминали бычью тушу неправильных очертаний, разрубленную на куски беспощадными ударами топора мясника. Положение войск фашистской Германии и ее сателлитов за истекшие два дня из тяжелого превратилось просто в катастрофическое. Разгромить прорвавшийся в глубокий немецкий тыл советский мехкорпус Особого назначения контрударом 1-й танковой армии немцам не удалось. Более того, в ожесточенном сражении, длившемся почти двое суток – от рассвета 7-го июля до заката 8-го июля - разгромленной оказалась сама эта армия, в результате чего, преследуемые по пятам советскими механизированными бригадами, ее отдельные части, бросая остатки техники и тяжелого вооружения, беспорядочно отступили по направлению к Полтаве, то есть туда, откуда они пришли двумя сутками ранее.
За те четыре дня, что продолжался «Большой Орион», в результате совместных действий двух отдельных мехкорпусов Особого назначения генералов Бережного и Катукова, а также 2-й ударной армии генерала Черняховского и Центрального фронта генерала армии Жукова, вся группа армий «Юг» оказалась фактически отрезана глубоким прорывом мехкорпуса ОСНАЗ генерала Бережного к исходу 9 июля взявшего Полтаву. Тем самым было прервано снабжение по железной дороге войск 6-й полевой немецкой армии, 8-й итальянской армии и 6-го армейского румынского корпуса под общим командованием генерал-полковника Паулюса. Теоретически в руках немцев еще оставался почти стокилометровый коридор между Полтавой и Сахновщиной через который немецкие войска, оказавшиеся под угрозой окружения, могли бы отступить из намечающегося Харьковского котла. Но Гитлер пока еще не дал им на это разрешения.
Если же бесноватый Адольф будет думать еще сутки или двое, то этого разрешения генерал-полковнику Паулюсу уже и не потребуется. Дело в том, что завтра утром из района Сахновщины на Красноград перейдет в наступление Южный фронт генерала Малиновского, используя при этом резервы (за исключением 3-й танковой армии Лелюшенко), накопленные для отражения вражеского удара, предположительно сперва на Лозовую, а затем и на Сталино (Донецк). И хоть эта операция Ставкой задумана как отвлекающая, а основной удар в тыл немецкой обороны нанесет мехкорпус Бережного и сопровождающие его на флангах усиленные кавалерийские корпуса Белова и Жадова, зажатым в тисках встречных ударов немецким войскам будет не устоять. И вот тогда мышеловка захлопнется полностью и больше никто никого из Харьковского котла уже не выпустит.
В полосе Центрального фронта утром 9-го июля, одновременно с рывком Бережного к Полтаве, как и предполагалось ранее, на участке стыка обороны 40-й и 21-й армий перешла в наступление 5-я танковая армия генерала Лизюкова, ударившая от Ржавы на Обоянь и отсекавшая 2-ю венгерскую армию от 8-й итальянской, то есть, собственно группировку генерала Вейхса из 2-й полевой, 4-й танковой и 2-й венгерской армий и без того уже охваченную советскими войсками с трех сторон, от группировки генерала Паулюса.
При этом так получилось, что основной удар советских танкистов пришелся по менее стойким и значительно хуже вооруженным итальянским частям, и те, не выдержав натиска советских механизированных частей, начали беспорядочное отступление. В результате, на левом фланге 8-й итальянской армии фронт рухнул, и в образовавшийся прорыв шириной около двадцати километров бурным потоком хлынули советские танки и мотопехота.
Жуков рискнул, и по примеру Бережного под Брянском, бросил в прорыв 5-ю танковую, когда в третьей траншее у итальянцев еще кипели отдельные рукопашные схватки. Рискнул и не прогадал, потому что до самой Обояни остановить рвущихся вперед советских танкистов итальянцам было просто нечем. Те части, что находились у Лизюкова прямо перед фронтом, обратились в паническое бегство, а организовать фланговые контрудары итальянцам было в общем-то и нечем. Все девять дивизий, которые дуче отправил на советско-германский фронт, были легкопехотными, а это значит, что они не имели ни тяжелого вооружения, ни бронетехники. В Обояни Лизюков постоит до завтрашнего утра, подождет, пока подтянется приотставшая пехота, а потом совершит или еще один 30-40- километровый рывок вперед, или приготовится помочь пехоте парировать попытку группы армий Вейхса вырваться из окружения под Курском на юг к Белгороду и Харькову.
Самой главной проблемой итальянской армии являлось полное отсутствие своей современной противотанковой артиллерии, парк которой состоял из сборной солянки, включавшей 25-мм французские противотанковые пушки (трофей 1940 года), 37-мм немецкие противотанковые пушки (поставки из Третьего Рейха), и 47-мм австрийские противотанковые пушки (закуплены в 1935 году, и после аншлюса выпускались на итальянских заводах).
Правда, перед началом операции «Блау» в каждую из девяти дивизий 8-й итальянской армии поступило по одной шестиорудийной батарее 75-мм немецких противотанковых пушек РАК-97/38, являющихся переустановкой качающейся части трофейных польских и французских пушек Шнайдера образца 97 года на лафет германской 5-см противотанковой пушки РАК-38. Результат получился неоднозначным. В плюс пошло то, что орудие вышло компактным и дешевым – стволы-то трофейные, так же как и пять с половиной миллионов осколочно-фугасных снарядов захваченных вермахтом на французских складах. В минус пошло то, что отдача орудия, несмотря на установку дульного тормоза, оказалась слишком велика для лафета противотанковой пушки, а короткий ствол, предусматривал использование против танков только кумулятивных боеприпасов. Для обычных же бронебойных снарядов начальная скорость у допотопного орудия была слишком низка. И если в нашей истории советские танки не оснащались навесными противокумулятивными экранами, то здесь Т-34 и КВ армии Лизюкова были надежно прикрыты легкими быстросъемными экранирующими конструкциями, которые свели к минимуму эффективность широко используемых Третьим Рейхом и его союзниками кумулятивных боеприпасов.
Таким образом, к настоящему моменту, группа армий «Юг» была расчленена на две части, одна из которых – группа армий Вейхс, ударом мехкорпуса Катукова уже была выбита из Курска. При этом она потеряла до девяноста процентов своих запасов, и находилась в полном окружении. Дела у Паулюса под Харьковом и Белгородом обстояли несколько лучше. Его группировка пока что еще была лишь под угрозой полной блокады. Но никто не сомневался, что пройдет совсем немного времени, и эта угроза станет реальностью.
При этом группа армий Вейхс потеряла более трети личного состава, сократившись с четырехсот семидесяти тысяч до менее чем трехсот. А группа Паулюса, с учетом потерь 1-й танковой армии в катастрофическом для немцев Сумском сражении, с момента начала реализации плана «Блау» уменьшила свою численность с семисот до пятисот тысяч солдат и офицеров.
С советской стороны немецким войскам группы армий «Юг» в настоящий момент противостояли силы Центрального, Юго-Западного, Южного фронтов, трех резервных армий и выделившейся из Брянского фронта ударной группировки генерала Черняховского, которого Верховный таким образом испытывал на готовность к должности комфронта. Если готов – хорошо, работа по профилю есть всегда, а если нет, то походит еще немного в командармах 2-й ударной армии. С этой должностью он неплохо справляется. Общая численность советских войск, задействованных в операции «Большой Орион» составляла около двух миллионов человек.
Кстати, это были далеко еще не все неприятности для немцев. Еще 6-го июля, после того, как в прорыв вошла вся ударная группировка Черняховского, следом за ней в оперативную пустоту в немецкие тылы лавиной пошла 1-я конно-механизированная армия Буденного, зимой так хорошо показавшая себя во время операции «Полынь». Ее целью был Киев, до которого от бывшей линии фронта по дорогам было около четырехсот пятидесяти километров. Ведь, чем черт ни шутит – пока в немецких тылах пусто, столицу Советской Украины, возможно, удастся взять с налету и тем самым избежать кровопролитного штурма этого древнего города. Советскому командованию уже пришлось смириться с тем, что, скорее всего, придется в пыль раздолбать Харьков и, возможно, Белгород. Свои же все таки это города, а не чужие.
Именно из всей этой информации и исходили сейчас собравшиеся в кабинете Верховного люди. Больше всего был удивлен из этих троих маршал Шапошников. Для него, лишенного непосредственного доступа к оперативной информации поступающей с фронтов, положение, которое он увидел на карте было сродни откровению свыше. Крупный военный теоретик, он смог оценить размах проведенной операции, и ее дерзость, а также талант Василевского, как начальника Генерального штаба, который сумел не только продумать этот гениальный план, но и добиться его выполнения. У самого Бориса Михайловича так не получалось. Он составлял, возможно, гениальные планы, но Тимошенко имел о них свое мнение, не менее гениальный практик Жуков – свое, товарищ Сталин – свое, командующие фронтами – свое и даже командармы действовали по принципу: кто в лес, кто по дрова. Здесь же даже генерал армии Жуков действовал в рамках общего плана, и отсебятиной занимался в строго допустимых пределах, там, где это действительно шло на пользу делу.
Теперь, надо было решать, что делать дальше. Враг уже поставлен на грань катастрофы, а резервы у Красной армии еще не были исчерпаны. Дело в том, что уже к концу июня 1942 года, в результате последствий действий потомков, советские потери относительно эталонного варианта истории уменьшились на миллион бойцов и командиров, а немецкие выросли примерно на ту же величину. Этот-то миллион советских бойцов и командиров: не попавших в плен в окружениях, не убитых, не искалеченных, и составил те самые резервы, которые командование могло бросить в бой на том направлении, которое в данный момент считалось наиболее важным. Крах плана «Блау» и успех «Малого» и «Большого Орионов», должен был произвести на потери сторон примерно такой же эффект*, который было бы желательно усилить.
– Товарищ Василевский, – произнес Верховный, – еще раз доложите суть предлагаемой вами операции «Альтаир», а мы с Борисом Михайловичем вас внимательно выслушаем.
– Хорошо, товарищ Сталин, – кивнул Василевский, – операция «Альтаир» логически вытекает из операции «Большой Орион», используя созданную ей труднопреодолимую слабость в стратегическом и оперативном построении противника. В то время как наши войска Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов, а также мехкорпуса ОСНАЗ и 2-я ударная армия Черняховского завершают окружение Харьковской группировки противника, мы предлагаем развить их успех, нанеся с Запорожского плацдарма удар силами Таврического фронта в общем направлении на Кировоград. Таким образом, за Днепром будет создано еще одно кольцо окружения для Харьковской группировки. Силами Черноморского флота и находящейся в его распоряжении морской пехоты предполагается высадить морской десант в Болгарии, сразу после которого болгарский царь Борис обещает перейти на сторону антигитлеровской коалиции и объявить войну нацистской Германии, фашистской Италии и боярской Румынии. Целью операции «Альтаир» является вывод Румынии из войны, или же возможно ее переход на сторону антигитлеровской коалиции.
– Очень хорошо, товарищ Василевский, – кивнул вождь, – вы справились с поставленной перед вами задачей коротко и по существу. Борис Михайлович, скажите – такой план осуществим, или нам стоит придумать, что-нибудь попроще?
– Нет, товарищ Сталин, то есть, да, – сказал маршал Шапошников, – такой план в первом приближении вполне реализуем. А чтобы оценить его до конца, я должен хорошенько поработать как с самим планом операции «Альтаир», так и со всеми теми материалами, которые были использованы авторами этого плана в ходе его разработки.
Фельдмаршал Лист едва успел сбежать из Полтавы. С одной стороны в город входили победоносные танки генерала Бережного, а с другой стороны на «Хорьхе» в сопровождении бронетранспортера с охраной город покидал командующий группы армий «Юг», чей штаб убыл раньше. Сам же он задержался, пытаясь спасти, то, что можно было еще спасти. Но все было тщетно.
В его распоряжении не было сил способных остановить рвущийся вперед большевистский механизированный корпус Особого назначения, который как выяснилось, в полевом сражении один на один оказался способен разгромить германскую танковую армию. Судя по донесениям, генерал Роммель был захвачен большевиками в плен еще до начала событий, и виной тому стали его чрезмерная лихость и самонадеянность. Но Вальтер Неринг тоже считался генералом «выше среднего» и был на хорошем счету. А теперь его карьера навсегда загублена.
Собственно, как целостной организационной структуры, группы армий «Юг» уже не существовало. Группу «Вейхс», состоящую из остатков 4-й танковой, 2-й полевой и 2-й венгерской армии добивали в «котле» юго-восточнее Курска. Попытка организованно прорваться из окружения в направлении на Белгород на соединение с силами 6-й полевой армии, потерпела неудачу. Русские встретили немецкий контрудар хорошо продуманной маневренной обороной своих танков и пехоты. При этом наступавшие с севера и востока механизированные и пехотные части русских ни на минуту не снижали давления на обороняющиеся немецкие войска, и не давали возможности снять оттуда ни одного солдата. Поэтому в попытке прорыва участвовала лишь половина имевшихся в наличии сил, при значительно расстроенной системе управления. Надо было учесть еще и то, что Курск, вместе со всеми своими запасами к тому моменту был уже полностью потерян, а немецкие части были выбиты из него в чистое поле, где подвергались непрерывным ударам большевистской авиации и артиллерии.
Выдержав немецкий натиск, русские вчера утром сами перешли в наступление, и уже к вечеру их ударные мотомеханизированные части соединились в районе деревни с символичным названием Паники, находящейся почти на полпути между Курском и Обоянью. После этого окруженная группа Вейхса оказалась стиснута на лишенной дорог и изрезанной местности юго-восточнее Курска, которая на карте имела форму неправильного овала размерами примерно сорок на тридцать километров. Попытки организовать встречные удары со стороны 8-й итальянской армии провалились из-за крайне низкой активности и боеспособности итальянцев, которых русские медленно но верно оттесняли с севера к Белгороду, расширяя тем самым прорыв. Эти мерзавцы-макаронники не сумели даже удержаться на естественном рубеже реки Псел, допустили захват большевиками нескольких плацдармов с неразрушенными мостами, после чего продолжили свое отступление, все больше и больше похожее на бегство.
Попытка организовать «воздушный мост» к окруженным войскам по образцу того, с помощью которого снабжали Демянский «котел», не то, чтобы провалилась, но показала крайне низкую эффективность военно-транспортной авиации люфтваффе в условиях, когда господство в воздухе перешло к противнику. Военно-транспортные самолеты Ю-52 могли обеспечить доставку не более половины всего необходимого немецким и венгерским войскам топлива и боеприпасов, и вывезти не более трети раненых. Вражеская истребительная авиация и артиллерийские удары по аэродромам наносили транспортным самолетам чувствительные потери, все время сокращая их количество.
Положение группы армий Паулюса было не в пример легче. Окруженная, но еще не лишившаяся своих основных запасов, хранящихся в Белгороде и Харькове, не пострадавших еще от ударов русской авиации, группировка, состоящая из 6-й полевой, части пехотных дивизий 1-й танковой, а также 8-й итальянской армии и 6-го румынского армейского корпуса, пока еще могла держать оборону. Три оборонительных кольца были выстроены вокруг Харькова, и одно вокруг Белгорода. Но, в любом случае положение их было тяжелым, а разрыв между обороняющейся у Харькова и Белгорода группировкой и отошедшими к Днепру частями 17-й и 1-й танковой армий все время нарастал. К настоящему моменту он достиг уже ста километров.
Нечто подобное происходило примерно год назад, но не с немецкими, а с советскими войсками, когда обороняющаяся под Белостоком советская группировка оказалась более чем на сотню километров отрезана от основных сил Западного фронта, что впоследствии и привело к ее гибели.
Хуже всего было то, что севернее Кременчуга на линии Днепра, на который со дня на день должны начать выходить кавалерийские корпуса большевиков, немецких войск практически нет. Ну, если не считать отдельные гарнизоны, предназначенные для борьбы с партизанами. Не стоит забывать и о зловещем «Вестнике Смерти», который остановил свой, пусть и довольно потрепанный, но все же еще боеспособный корпус в Полтаве, прямо напротив Кременчуга. Один дневной переход его танков, и он окажется здесь. Останется лишь спешно уходить на правый берег Днепра, и взрывать за собой мосты.
Фельдмаршал Лист не знал, что генерал Бережной действительно остановил свой корпус в Полтаве, для того чтобы провести техническое обслуживание и восстановить в рембатах ту технику, которая требовала менее недели ремонта – это семьдесят процентов всех поврежденных машин, ибо Т-42 в своей массе машина крепкая и надежная. Кроме того, приказ на наступление в сторону Кременчуга мехкорпусу ОСНАЗ планировалось дать одновременно с началом операции «Альтаир», и тогда бедный фельдмаршал Лист точно не будет знать – за что хвататься в первую очередь, потому что не далее как сегодня утром случилось еще одно событие, о котором ему не успели еще доложить.
Рано утром, когда туман над Днепром был еще плотен, а ночная тьма только-только сменилась серым рассветом, в левобережный пригород Киева Бровары вошла часть, одетая в полу-немецкую, полу-советскую форму, назвавшаяся 120-м Донским казачьим полком вермахта. На самом деле, примерно сутками ранее, на рассвете 11 июля этот самый 120-й Донской казачий полк под командованием перебежчика из рядов РККА полковника Кононова был застигнут врасплох передовыми частями 1-й конно-механизированной армии в районе города Нежин, и полностью уничтожен в коротком, но жестоком бою. Приказ Буденного гласил: «изменников в плен не брать». К сожалению, ни Краснова, ни Шкуро, ни фон Паннвица в этой банде не было. Они в это время находились в совсем других местах, еще не имея никакого отношения к формирующимся в составе вермахта и СС «казачьим» частям.
Именно тогда возникла идея переодеть под «немецких казаков» несколько эскадронов советских кавалеристов, для того, чтобы скрытно для противника проникнуть в Киев, и обеспечить захват шоссейных и железнодорожных мостов.
Так все и произошло. Едва только «казаки», частью верхами, частью на полуторках с немецкими опознавательными знаками, пересекли Днепр по Дарницкому мосту, как тут же, прямо с седел, бросились на часовых и перерезали им глотки своими кинжалами. А с востока, поднимая пыль копытами коней, колесами грузовиков, и гусеницами легких танков, к захваченному мосту уже подходила вся конно-механизированная армия Буденного. Немецкий гарнизон был захвачен врасплох. Оставив у мостов усиленные заслоны, «казаки» разбились на боевые группы, и захватили такие важные объекты, как городскую комендатуру, управление ГФП, штаб гарнизона, городскую телефонную станцию… Многие высшие немецкие чины узнали о том что «русские в городе», лишь увидев на улицах Киева кавалеристов в советской форме, и непохожую на немецкую технику легкие танки Т-70(37) и БМП-42.
Но пока Лист этого не знал, и думал, что, еще одна неделя, и создавать линию фронта по Днепру будет уже поздно. Двигающиеся в оперативной пустоте подвижные соединения русских во множестве мест произведут форсирование этой самой значительной в этих краях водной преграды, и тогда попытки стабилизировать фронт по Днепру станут бессмысленными, потому что, подтянув резервы и опираясь на эти плацдармы, большевистское командование сможет начать новое наступление. А сил для того, чтобы его остановить уже не будет. И вообще, если подходить к нынешнему положению абсолютно честно, то требуется признать, что потеря девятисот тысяч немецких солдат и офицеров и почти восьмисот тысяч венгров, итальянцев и румын окажутся для Восточного фронта невосполнимой.
Стремясь восполнить ущерб, верховное командование вермахта гнало и гнало на восток эшелоны с находящимся на положении заключенных пушечным мясом из состава французского, бельгийского, голландского, датского добровольческих легионов. Но всего этого было недостаточно, да и качество этих так называемых солдат находилось далеко не на высоте. Прибывший в Кременчуг эшелон с французскими «добровольцами» напомнил фельдмаршалу Листу картины двухлетне давности, когда он, командуя 12-й армией, принимал участие во вторжении во Францию, и наблюдал уныло бредущие в тыл колонны французских пленных, охраняемые парой немецких солдат. Головорезы генерала Бережного сотрут в порошок весь этот сброд, и пройдут по их трупам дальше к своей цели. Так произошло неделю назад на северном фасе группы армий «Юг», когда такие же французы не смогли сдерживать большевистский натиск даже пару часов.
Немецкие солдаты на их месте дрались бы насмерть, и даже погибая, наносили бы врагу урон. А эти, или побегут, или, подняв руки вверх, сдадутся в плен. Не зря в каждом французском полку есть заградительная пулеметная рота, укомплектованная тоже лягушатниками, но из Эльзаса и Лотарингии. Одетые в немецкую форму они должны открывать огонь по французам, если те побегут или начнут сдаваться в плен. За это им после победы обещаны такие же права, как и истинным арийцам: поместья на востоке, славянские рабы и прочая подгнившая морковка, которая до сих пор болтается перед мордой немецкого осла.
Геббельсу уже впору кричать о спасении европейской цивилизации от нашествия кровожадных восточных варваров, а также о единстве всех цивилизованных людей перед оскалом мирового коммунизма, готового вот-вот начать все отнимать и делить. Но, думается, это у главного лгуна планеты это еще впереди, тем более, что фельдмаршал Вильгельм Лист не заморачивался такими пропагандистскими тонкостями, а был озабочен вещами куда более приземленными – например, числом имевшихся в его распоряжении солдат, артиллерийских орудий и (хорошо бы!) танков.
Вчера, когда мы шли по Остенде, до нас не единожды долетали весьма недружественные реплики, сказанные по-фламандски. Конечно, вряд ли те, кто их отпускал, знал, что их язык близок к нашему африкаансу, и что мы понимаем все, сказанное в наш адрес. В конце концов я не выдержал, повернулся к глазевшим на нас прохожим и сказал им на африкаанс:
– Благодарю вас, дамы и господа, за все ваши советы!
Разговоры тот час же прекратились, а кое-кто из наиболее смелых бочком-бочком стал отползать в узкие переулки между домами. Испугались, значит... Ведь мы могли, конечно, потребовать вмешательства полиции. Но откуда им знать, что мы не кляузники, а «Стормйаарс», и нам такое не к лицу. Тем более, многое из того, что они про нас говорили, увы, было чистой правдой.
Несколько дней назад, ко мне пришел тот самый человек, с которым я когда-то встречался в Ливерпуле.
– Майор Гроббелаар, здравствуйте, –произнес он, вежливо приподняв шляпу.
– Здравствуйте, минеер... – немного замявшись, ответил я, – Очень рад вас видеть, вот только, простите, я не знаю вашего имени...
– Ну да, конечно, – усмехнулся незнакомец, – ранее вам не нужно было его знать. А теперь я представлюсь. Меня зовут Виллем Бота. Я секретарь южноафриканской миссии в Лондоне. И у меня есть для вас две важные новости.
– Слушаю вас, минеер Бота? – настороженно произнес я.
– Первая новость хорошая, – сказал Бота, – Вас решено наградить Крестом Виктории.
И он, достав орден из обклеенной бархатом коробочки, приколол его к моей груди. Я лишь невесело усмехнулся. А чем наградят тех парней, которых русский ОСНАЗ как баранов вырезал на заднем дворе Букингемского дворца? Какую награду получат те, кто был размазан по стене взрывом минной ловушки, и те, кто стал инвалидом в результате ранения отрикошетившими от стены маленькими стальными цилиндриками? Говорят, что в последнее время такие адские машинки начали все чаще и чаще появляться на Восточном фронте, и устанавливали их русские лесные бандиты. Страшное и негуманное оружие, которое должно применяться только против англичан. Нам бы такое в «Стормйаарс».
Поделиться книгой: