Отверженные (часть 2) английский и русский параллельные тексты

BOOK EIGHTH.-THE WICKED POOR MAN	Книга восьмая КОВАРНЫЙ БЕДНЯК
CHAPTER I-MARIUS, WHILE SEEKING A GIRL IN A BONNET, ENCOUNTERS A MAN IN A CAP	Глава первая МАРИУС, РАЗЫСКИВАЯ ДЕВУШКУ В ШЛЯПКЕ, ВСТРЕЧАЕТ МУЖЧИНУ В ФУРАЖКЕ
Summer passed, then the autumn; winter came.	Прошло лето, за ним осень; наступила зима.
Neither M. Leblanc nor the young girl had again set foot in the Luxembourg garden.	Ни г-н Белый, ни молодая девушка больше не показывались в Люксембургском саду.
Thenceforth, Marius had but one thought,-to gaze once more on that sweet and adorable face.	Теперь Мариус был поглощен одной мыслью - как бы снова увидеть нежное, обожаемое личико.
He sought constantly, he sought everywhere; he found nothing.	Он все искал, искал повсюду, но никого не находил.
He was no longer Marius, the enthusiastic dreamer, the firm, resolute, ardent man, the bold defier of fate, the brain which erected future on future, the young spirit encumbered with plans, with projects, with pride, with ideas and wishes; he was a lost dog.	Это был уже не прежний восторженный мечтатель Мариус, не тот решительный, пламенный и непреклонный человек, который смело бросал вызов судьбе, не ум, строивший планы за планами, не молодая голова, полная замыслов, проектов, гордых мыслей, идей, желаний; он уподобился псу, потерявшему хозяина.
He fell into a black melancholy.	Им овладела беспросветная печаль.
All was over. Work disgusted him, walking tired him. Vast nature, formerly so filled with forms, lights, voices, counsels, perspectives, horizons, teachings, now lay empty before him.	Все было кончено; работа ему опротивела, прогулки утомляли, одиночество наскучило; необъятная природа, раньше полная форм, красок, звуков, мудрых советов и наставлений, манящих далей и просторов, теперь опустела для него.
It seemed to him that everything had disappeared.	Ему казалось, что все исчезло.
He thought incessantly, for he could not do otherwise; but he no longer took pleasure in his thoughts.	Он по-прежнему предавался размышлениям, потому что это уже вошло у него в привычку; но размышления больше не доставляли ему радости.
To everything that they proposed to him in a whisper, he replied in his darkness:	На все, что неустанно нашептывали ему мысли, он мрачно отвечал:
"What is the use?"	"К чему?"
He heaped a hundred reproaches on himself.	Он осыпал себя упреками.
"Why did I follow her?	"Зачем вздумалось мне провожать ее?
I was so happy at the mere sight of her!	Я был так счастлив уже тем, что видел ее!
She looked at me; was not that immense?	Она глядела на меня; разве это не величайшее блаженство?
She had the air of loving me.	Она, казалось, любила меня.
Was not that everything?	Разве это не предел желаний?
I wished to have, what?	Чего же мне еще хотелось?
There was nothing after that.	Ведь большего и быть не могло.
I have been absurd.	Я поступил глупо.
It is my own fault," etc., etc.	Это моя вина..." и т. д.

Courfeyrac, to whom he confided nothing,-it was his nature,-but who made some little guess at everything,-that was his nature,-had begun by congratulating him on being in love, though he was amazed at it; then, seeing Marius fall into this melancholy state, he ended by saying to him:	Курфейрак, которого Мариус по свойству своего характера ни во что не посвящал, но который - что уже являлось свойством его, Курфейрака, характера -кое о чем догадывался, вначале похваливал друга за то, что тот влюбился, изумляясь, впрочем, этому обстоятельству. Однако, видя, в какую черную меланхолию впадает Мариус, он в конце концов заявил:
"I see that you have been simply an animal.	"Все ясно, ты вел себя, как безмозглое животное.
Here, come to the Chaumiere."	Сходим-ка в Шомьер".
Once, having confidence in a fine September sun, Marius had allowed himself to be taken to the ball at Sceaux by Courfeyrac, Bossuet, and Grantaire, hoping, what a dream! that he might, perhaps, find her there.	Как-то раз, доверившись солнечному сентябрьскому дню, Мариус позволил Курфейраку, Боссюэ и Грантеру повести себя на бал в Со, надеясь -придет же такая фантазия! -встретить Ее там.
Of course he did not see the one he sought.-"But this is the place, all the same, where all lost women are found," grumbled Grantaire in an aside.	Само собой разумеется, что он не нашел той, кого искал. "А где же, как не здесь, находят потерянных женщин?" -бурчал Грантер.
Marius left his friends at the ball and returned home on foot, alone, through the night, weary, feverish, with sad and troubled eyes, stunned by the noise and dust of the merry wagons filled with singing creatures on their way home from the feast, which passed close to him, as he, in his discouragement, breathed in the acrid scent of the walnut-trees, along the road, in order to refresh his head.	Мариус оставил друзей на балу и пешком отправился домой, усталый, разгоряченный. Оглушая грохотом и осыпая пылью, обгоняли его шумные "кукушки", набитые публикой, которая, весело распевая, возвращалась с праздника, а он шел в глубоком унынии, всматриваясь беспокойным печальным взглядом в ночь и жадно вдыхая, чтобы освежиться, терпкий запах придорожного орешника.
He took to living more and more alone, utterly overwhelmed, wholly given up to his inward anguish, going and coming in his pain like the wolf in the trap, seeking the absent one everywhere, stupefied by love.	Мариус снова стал жить одинокой и все более замкнутой жизнью. Растерянный, удрученный, весь отдавшись сердечной муке, он метался в отчаянии, как волк, попавший в капкан, и, отупев от любви, всюду искал ту, что исчезла.
On another occasion, he had an encounter which produced on him a singular effect.	В другой раз у Мариуса произошла встреча, которая произвела на него странное впечатление.
He met, in the narrow streets in the vicinity of the Boulevard des Invalides, a man dressed like a workingman and wearing a cap with a long visor, which allowed a glimpse of locks of very white hair.	В одной из улочек, прилегающих к бульвару Инвалидов, он столкнулся с мужчиной в одежде рабочего и в фуражке с длинным козырьком, из-под которой выбивались белоснежные пряди волос.
Marius was struck with the beauty of this white hair, and scrutinized the man, who was walking slowly and as though absorbed in painful meditation.	Мариуса поразила красота этих седин, и он внимательно оглядел прохожего; тот шел медленно, словно погрузившись в тяжелое раздумье.
Strange to say, he thought that he recognized M. Leblanc.	Как ни странно, ему показалось, что перед ним г-н Белый.
The hair was the same, also the profile, so far as the cap permitted a view of it, the mien identical, only more depressed.	Те же волосы, тот же профиль, насколько его можно было разглядеть из-под фуражки, та же походка, только еще более усталая.
But why these workingman's clothes?	Но к чему этот рабочий наряд?

What was the meaning of this?	Что бы все это значило?
What signified that disguise?	Какова цель этого переодевания?
Marius was greatly astonished.	Мариус был крайне удивлен.
When he recovered himself, his first impulse was to follow the man; who knows whether he did not hold at last the clue which he was seeking?	Когда же он опомнился, его первым побуждением было пойти за неизвестным: как знать, не напал ли он, наконец, на верный след?
In any case, he must see the man near at hand, and clear up the mystery.	Во всяком случае, надо посмотреть на этого человека вблизи и разрешить загадку.
But the idea occurred to him too late, the man was no longer there.	Но мысль эта пришла ему в голову слишком поздно - человека уже не было.
He had turned into some little side street, and Marius could not find him.	Он свернул в одну из боковых улочек, и Мариус не мог его найти.
This encounter occupied his mind for three days and then was effaced.	Эта встреча занимала Мариуса несколько дней, затем изгладилась из памяти.
"After all," he said to himself, "it was probably only a resemblance."	"По всей вероятности, говорил он себе, - это проста сходство".
CHAPTER II-TREASURE TROVE	Глава вторая НАХОДКА
Marius had not left the Gorbeau house. He paid no attention to any one there.	Мариус по -прежкему жил в лачуге Гербо, Никто не привлекал там его внимания.
At that epoch, to tell the truth, there were no other inhabitants in the house, except himself and those Jondrettes whose rent he had once paid, without, moreover, ever having spoken to either father, mother, or daughters.	Правда, к тому времени в лачуге не оставалось других жильцов, кроме него да тех самых Жондретов, за которых он как-то внес квартирную плату, ни разу, впрочем, не удосужившись поговорить ни с отцом, ни с матерью, ни с дочерьми.
The other lodgers had moved away or had died, or had been turned out in default of payment.	Остальные обитатели дома или выехали, или умерли, или были выселены за неплатеж.
One day during that winter, the sun had shown itself a little in the afternoon, but it was the 2d of February, that ancient Candlemas day whose treacherous sun, the precursor of a six weeks' cold spell, inspired Mathieu Laensberg with these two lines, which have with justice remained classic:-	Однажды, той же зимой, солнце выглянуло на минутку после полудня, и случилось это 2 февраля, в самое Сретенье, коварное солнце которого, предвестник шестинедельных холодов, вдохновило Матье Ленсберга на двустишие, ставшее классическим:
Qu'il luise ou qu'il luiserne,	Пусть светит солнце, пусть сияет,
L'ours rentre dans en sa caverne.26	Медведь в берлогу уползает.
Marius had just emerged from his: night was falling.	А Мариус только что выполз из своей берлоги. Смеркалось.
It was the hour for his dinner; for he had been obliged to take to dining again, alas! oh, infirmities of ideal passions!	Пора было идти обедать, ибо - увы, таково несовершенство самой идеальной любви! -пришлось опять начать обедать.
He had just crossed his threshold, where Ma'am Bougon was sweeping at the moment, as she uttered this memorable monologue:-	Он вышел из своей комнаты, у самого порога которой мамаша Ворчунья мела пол, произнося одновременно нижеследующий знаменательный монолог:
"What is there that is cheap now?	- Что нынче дешево?

Everything is dear.	Все дорого.
There is nothing in the world that is cheap except trouble; you can get that for nothing, the trouble of the world!"	Дешево одно только горе. Вот его, горе-то, купишь задаром!
Marius slowly ascended the boulevard towards the barrier, in order to reach the Rue Saint-Jacques.	Мариус медленно шел по бульвару к заставе, направляясь на улицу Сен -Жак.
He was walking along with drooping head.	Он шeл задумавшись, понурив голову.
All at once, he felt some one elbow him in the dusk; he wheeled round, and saw two young girls clad in rags, the one tall and slim, the other a little shorter, who were passing rapidly, all out of breath, in terror, and with the appearance of fleeing; they had been coming to meet him, had not seen him, and had jostled him as they passed.	Вдруг он почувствовал, что кто-то толкнул его в полутьме. Он обернулся и увидел двух девушек в лохмотьях -одну высокую и худую, другую поменьше; тяжело дыша, они пронеслись мимо, словно от кого-то спасаясь в испуге; девушки бежали ему навстречу и, поравнявшись с ним, нечаянно задели его.
Through the twilight, Marius could distinguish their livid faces, their wild heads, their dishevelled hair, their hideous bonnets, their ragged petticoats, and their bare feet.	Несмотря на полумрак, Мариус разглядел их иссиня -бледные лица, распущенные, растрепанные волосы, уродливые чепчики, изорванные юбки, босые ноги.
They were talking as they ran.	На бегу они разговаривали между собою.
The taller said in a very low voice:-	Та, что была выше ростом, приглушенным голосом рассказывала:
"The bobbies have come.	- Легавые пришли.
They came near nabbing me at the half-circle."	Меня чуть было не зацапали.
The other answered: "I saw them.	-Я их заметила, - сказала другая.
I bolted, bolted, bolted!"	- И как припущу! Как припущу!
Through this repulsive slang, Marius understood that gendarmes or the police had come near apprehending these two children, and that the latter had escaped.	Из этого зловещего жаргона Мариус понял, что жандармы или полицейские едва не задержали обеих девочек и что девочкам удалось убежать.
They plunged among the trees of the boulevard behind him, and there created, for a few minutes, in the gloom, a sort of vague white spot, then disappeared.	Они скрылись под деревьями бульвара, позади Мариуса; мелькнув белым пятном, их фигуры спустя мгновение исчезли.
Marius had halted for a moment.	Мариус приостановился.
He was about to pursue his way, when his eye lighted on a little grayish package lying on the ground at his feet.	Не успел он двинуться дальше, как заметил на земле у своих ног пакетик сероватого цвета.
He stooped and picked it up.	Он нагнулся и поднял его.
It was a sort of envelope which appeared to contain papers.	Это было что-то вроде конверта, содержавшего, по-видимому, какие-то бумаги.
"Good," he said to himself, "those unhappy girls dropped it."	"Верно, этот сверток обронили те несчастные создания", - подумал Мариус.
He retraced his steps, he called, he did not find them; he reflected that they must already be far away, put the package in his pocket, and went off to dine.	Он вернулся, стал звать их, но никто не откликнулся; решив, что они уже далеко, он положил пакет в карман и пошел обедать.

On the way, he saw in an alley of the Rue Mouffetard, a child's coffin, covered with a black cloth resting on three chairs, and illuminated by a candle.	По дороге, в узком проходе на улице Муфтар, он увидел детский гробик под черным покрывалом, поставленный на три стула и освещенный свечой.
The two girls of the twilight recurred to his mind.	Ему вспомнились две девушки, выросшие перед ним из полумрака.
"Poor mothers!" he thought.	"Бедные матери! - подумал он.
"There is one thing sadder than to see one's children die; it is to see them leading an evil life."	- Еще печальнее, чем видеть смерть своих детей, видеть их на дурном пути".
Then those shadows which had varied his melancholy vanished from his thoughts, and he fell back once more into his habitual preoccupations.	Потом тени, нарушившие однообразие его грустных мыслей, выскользнули у него из памяти, и он снова погрузился в привычную тоску.
He fell to thinking once more of his six months of love and happiness in the open air and the broad daylight, beneath the beautiful trees of Luxembourg.	Он вновь предался воспоминаниям о шести месяцах любви и счастья на вольном воздухе, под ярким солнцем, под чудесными деревьями Люксембургского сада.
"How gloomy my life has become!" he said to himself.	"Как мрачна стала моя жизнь! - говорил он себе.
"Young girls are always appearing to me, only formerly they were angels and now they are ghouls."	- Девушки и теперь встречаются на моем пути, но только прежде "то были ангелы, а теперь ведьмы".
CHAPTER III-QUADRIFRONS	Глава третья ЧЕТЫРЕХЛИКИЙ
That evening, as he was undressing preparatory to going to bed, his hand came in contact, in the pocket of his coat, with the packet which he had picked up on the boulevard.	Вечером, раздеваясь перед сном, Мариус нащупал в кармане сюртука поднятый на бульваре пакет.
He had forgotten it.	Он совсем забыл о нем.
He thought that it would be well to open it, and that this package might possibly contain the address of the young girls, if it really belonged to them, and, in any case, the information necessary to a restitution to the person who had lost it.	Он решил, что его надо вскрыть, возможно, в нем окажется адрес девушек, если пакет действительно принадлежал им, и уж во всяком случае найдутся необходимые указания для возвращения свертка лицу, его потерявшему.
He opened the envelope.	Мариус развернул конверт.
It was not sealed and contained four letters, also unsealed.	Он был не запечатан и содержал четыре письма, которые также были не запечатаны.
They bore addresses.	На письмах были проставлены адреса.
All four exhaled a horrible odor of tobacco.	От всех четырех разило дешевым табаком.
The first was addressed:	Первое письмо было адресовано:
"To Madame, Madame la Marquise de Grucheray, the place opposite the Chamber of Deputies, No.-"	"Милостивой государыне госпоже маркизе де Грюшере на площади супротив палаты депутатов в доме №..."
Marius said to himself, that he should probably find in it the information which he sought, and that, moreover, the letter being open, it was probable that it could be read without impropriety.	Мариус подумал, что из письма он может почерпнуть нужные ему сведения, а раз оно не заклеено, не будет предосудительным и прочесть его.
It was conceived as follows:-	Оно содержало следующее:

Madame la Marquise: The virtue of clemency and piety is that which most closely unites sosiety.	"Милостивая государыня! Добрадетель милосердия и сострадания есть та добрадетель, которая крепче всякой иной спаивает общество.
Turn your Christian spirit and cast a look of compassion on this unfortunate Spanish victim of loyalty and attachment to the sacred cause of legitimacy, who has given with his blood, consecrated his fortune, evverything, to defend that cause, and to-day finds himself in the greatest missery.	Исполнитесь христианского чувства и бросьте соболезный взгляд на горемычного испанца, жертву преданности и приверженности священному делу лигитимизма, за которое он заплатил своей кровью, отдал свое состояние и все прочее, чтобы защитить это дело, и теперь находится в страшной бедности.
He doubts not that your honorable person will grant succor to preserve an existence exteremely painful for a military man of education and honor full of wounds, counts in advance on the humanity which animates you and on the interest which Madame la Marquise bears to a nation so unfortunate.	Он не сомневается, что Ваша милость не откажет ему в помощи и пожелает облегчить существование, крайне тягостное для образованного, благородного и покрытого множеством ран военного. Заранее рассчитываю на воодушевляющие Вас человеколюбие, равно как и на сочувствие, которое госпожа маркиза питает к столь нещасной нации.
Their prayer will not be in vain, and their gratitude will preserve theirs charming souvenir.	Наша просьба не останется щетной, а наша признательность сохранит о ней самое приятное воспоминание.
My respectful sentiments, with which I have the honor to be	Примите уверение в искреннем почтении, с которым имею честь быть.
Madame,	Милостивая государыня,
Don Alvares, Spanish Captain of Cavalry, a royalist who has take refuge in France, who finds himself on travells for his country, and the resources are lacking him to continue his travells.	Дон Альварес, испанский капитан кабалерии, роялист, нашедший убежище во Франции, а в настоящее время возвращающийся на родину, но не имеющий средств продолжать путь".
No address was joined to the signature.	Подпись не сопровождалась адресом.
Marius hoped to find the address in the second letter, whose superscription read: A Madame, Madame la Comtesse de Montvernet, Rue Cassette, No. 9.	Мариус, в надежде найти адрес, взялся за второе письмо, на конверте которого стояло "Милостивой государыне госпоже графине де Монверне, улица Касет, дом № 9".
This is what Marius read in it:-	Вот что прочел Мариус в этом письме:
Madame la Comtesse: It is an unhappy mother of a family of six children the last of which is only eight months old.	"Милостивая государыня! К Вам обращается нещасная мать семейства, мать шестерых детей, из коих младшему едва исполнилось восемь месяцев.
I sick since my last confinement, abandoned by my husband five months ago,	С последних родов я все болею. Муж уже пять месяцев как бросил меня.
haveing no resources in the world the most frightful indigance.	Не имею никаких средств к жизни, нахожусь в ужасной нищите.
In the hope of Madame la Comtesse, she has the honor to be, Madame, with profound respect,	Уповая на Ваше Сиятельство, остаюсь, милостивая государыня, с глубоким почтением
Mistress Balizard.	тетушка Бализар".

Marius turned to the third letter, which was a petition like the preceding; he read:-	Мариус перешел к третьему письму; как и предыдущие, оно оказалось просительным, и в нем можно было прочесть следующее:
Monsieur Pabourgeot, Elector, wholesale stocking merchant, Rue Saint-Denis on the corner of the Rue aux Fers.	"Г-ну Пабуржо, избирателю, владельцу оптовой торговли вязаными изделиями, что на углу улицы Сен -Дени и О -Фер.
I permit myself to address you this letter to beg you to grant me the pretious favor of your simpaties and to interest yourself in a man of letters who has just sent a drama to the Theatre-Francais.	Беру на себя смелость обратиться к Вам с настоящим письмом, с целью просить Вас ощасливить меня драгоценным своим расположением и с целью заинтересовать Вас судьбою литиратора, который недавно направил драму в театр -комедии.
The subject is historical, and the action takes place in Auvergne in the time of the Empire; the style, I think, is natural, laconic, and may have some merit.	Сюжет ее исторический, а место действия -Овернь в эпоху Империи Слог прост, лаконичен и имеет несомненные достоинства.
There are couplets to be sung in four places.	В четырех местах в ней даются куплеты для пения.
The comic, the serious, the unexpected, are mingled in a variety of characters, and a tinge of romanticism lightly spread through all the intrigue which proceeds misteriously, and ends, after striking altarations, in the midst of many beautiful strokes of brilliant scenes.	Комическое, серьезное и неожиданное сочитаится в ней с разнообразием характеров и с легким романтическим налетом, окрашивающим всю интригу, которая, проделав запутанный путь развития, после ряда потрясающих перепитий и блестящих неожиданных сцен приводит к развязке.
My principal object is to satisfi the desire which progressively animates the man of our century, that is to say, the fashion, that capritious and bizarre weathervane which changes at almost every new wind.	Главной моей задачей является угадить все возрастающим требованиям современного человека, иными словами, угадить моде, этому капризному, причудливому флюгеру, который меняит положение при каждом дуновении ветра.
In spite of these qualities I have reason to fear that jealousy, the egotism of priviliged authors, may obtaine my exclusion from the theatre, for I am not ignorant of the mortifications with which newcomers are treated.	Несмотря на все эти достоинства, я имею основание опасаться, что вследствии зависти и себелюбия привилигированных авторов я окажусь отстраненным от театра, ибо мне ведомо, сколько огорчений выпадает на долю новичка.
Monsiuer Pabourgeot, your just reputation as an enlightened protector of men of litters emboldens me to send you my daughter who will explain our indigant situation to you, lacking bread and fire in this wynter season.	Ваша заслуженная репутация пресвещенного покровителя литираторов, г-н Пабуржо, внушаит мне решимость послать к вам свою дочь, которая опишет Вам наше бедствинное положение, без куска хлеба и без топлива среди зимы.
When I say to you that I beg you to accept the dedication of my drama which I desire to make to you and of all those that I shall make, is to prove to you how great is my ambition to have the honor of sheltering myself under your protection, and of adorning my writings with your name.	Обращаясь к Вам с покорнейшей просьбой разрешить мне посвятить Вам как настоящую драму, так и все будущие свои произведения, я хочу показать этим, сколь дорога мне честь находится под Вашим покровительством и украшать свои сочинения Вашим именем.
If you deign to honor me with the most modest offering, I shall immediately occupy myself in making a piesse of verse to pay you my tribute of gratitude.	Если Вы соблаговолите почтить меня хотя бы самым скромным подношением, я тотчас примусь за сочинение стихатварения, дабы заплатить Вам дань своей признательности.

Which I shall endeavor to render this piesse as perfect as possible, will be sent to you before it is inserted at the beginning of the drama and delivered on the stage.	Я постараюсь довести это стихатварение до наивозможного совершенства и пошлю его Вам еще до того, как оно появится напечатанным впереди драмы и будет произнесено со сцены.
To Monsieur and Madame Pabourgeot, My most respectful complements,	Мое нижайшее почтение господину и госпоже Пабуржо.
Genflot, man of letters.	Жсшфло, литиратор.
P.	Р.
S.	S.
Even if it is only forty sous.	Хотя бы 40 су.
Excuse me for sending my daughter and not presenting myself, but sad motives connected with the toilet do not permit me, alas! to go out.	Извините, что посылаю дочь, а не являюсь лично, но печальное состояние туалета, увы, не позволяет мне выходить..."
Finally, Marius opened the fourth letter.	Наконец Мариус открыл четвертое письмо.
The address ran: To the benevolent Gentleman of the church of Saint-Jacques-du-haut-Pas.	Адресовано оно было: "Господину благодетелю из церкви Сен-Жак-дю-О-Па".
It contained the following lines:-	Вот каково содержание этого немногословного письма:
Benevolent Man: If you deign to accompany my daughter, you will behold a misserable calamity, and I will show you my certificates.	"Благодетель! Если Вам угодно последовать за моей дочерью, Вы увидите картину бедствинного положения, а я представлю Вам свои документы.
At the aspect of these writings your generous soul will be moved with a sentiment of obvious benevolence, for true philosophers always feel lively emotions.	При ознакомлении с этими бумагами Ваше благородное сердце исполнится чувства горячей симпатии, ибо всякому истинному философу ведомы сальные душевные движения.
Admit, compassionate man, that it is necessary to suffer the most cruel need, and that it is very painful, for the sake of obtaining a little relief, to get oneself attested by the authorities as though one were not free to suffer and to die of inanition while waiting to have our misery relieved.	Вы человек сострадательный, Вы поймете, что только самая жестокая нужда и необходимость хоть немного облигчить ее могут заставить, как это ни мучительно, обращатся за подтверждением своей бедности к властям, словно нам не дозволено без этого страдать и умирать от истощения в ожидании, пока придет помощь.
Destinies are very fatal for several and too prodigal or too protecting for others.	Судьба столь же немилослива к одним, сколь щедра и благосклонна к другим.
I await your presence or your offering, if you deign to make one, and I beseech you to accept the respectful sentiments with which I have the honor to be,	В ожидании Вашего посещения или вспомощиствования, если Вам угодно будет оказать таковые, покорнейше прошу принять уверение в глубоком почтении, с каким имею честь быть Вашим,
truly magnanimous man, your very humble and very obedient servant,	муж доподлинно великадушный, нижайшим и покорнейшим слугой
P.	П.
Fabantou, dramatic artist.	Фабанту, драматический актер".
After perusing these four letters, Marius did not find himself much further advanced than before.	Когда Мариус прочитал эти четыре письма, его недоумение не рассеялось.

In the first place, not one of the signers gave his address.	Во-первых, ни один из подписавшихся не указал своего адреса.
Then, they seemed to come from four different individuals, Don Alvares, Mistress Balizard, the poet Genflot, and dramatic artist Fabantou; but the singular thing about these letters was, that all four were written by the same hand.	Далее, все письма исходили как будто от четырех разных лиц -дона Альвареса, тетушки Бализар, поэта Жанфло и драматического актера Фабанту, а вместе с. тем, как ни странно, все четыре были написаны одним и тем же почерком.
What conclusion was to be drawn from this, except that they all come from the same person?	Какое же иное заключение напрашивалось, как не то, что все они исходят от одного лица?
Moreover, and this rendered the conjecture all the more probable, the coarse and yellow paper was the same in all four, the odor of tobacco was the same, and, although an attempt had been made to vary the style, the same orthographical faults were reproduced with the greatest tranquillity, and the man of letters Genflot was no more exempt from them than the Spanish captain.	В довершение -и это делало догадку еще более вероятной - все четыре были написаны на грубой, пожелтевшей бумаге, от всех шел один и тот же табачный дух, и, несмотря на явные потуги разнообразить слог, во всех с безмятежным спокойствием повторялись одинаковые орфографические ошибки: литератор Жанфло грешил ими ничуть не менее испанского капитана.
It was waste of trouble to try to solve this petty mystery.	Трудиться над разгадкой тайны было бесполезно.
Had it not been a chance find, it would have borne the air of a mystification.	Не окажись указанные письма неожиданной находкой, все это можно было принять за мистификацию.
Marius was too melancholy to take even a chance pleasantry well, and to lend himself to a game which the pavement of the street seemed desirous of playing with him.	Мариус был в слишком печальном настроении, чтобы откликнуться даже на случайную шутку и принять участие в игре, которую, как видно, хотела затеять с ним мостовая.
It seemed to him that he was playing the part of the blind man in blind man's buff between the four letters, and that they were making sport of him.	Ему казалось, что у него завязаны глаза, а эти четыре письма играют с ним в жмурки и дразнят его.
Nothing, however, indicated that these letters belonged to the two young girls whom Marius had met on the boulevard.	Впрочем, ничто не указывало на то, что письма принадлежали девушкам, которых Мариус встретил на бульваре.
After all, they were evidently papers of no value.	Скорее всего, это были просто ненужные бумаги.
Marius replaced them in their envelope, flung the whole into a corner and went to bed.	Мариус вложил их в конверт, бросил пакет в угол и лег спать.
About seven o'clock in the morning, he had just risen and breakfasted, and was trying to settle down to work, when there came a soft knock at his door.	Около семи часов утра, не успел он подняться, позавтракать и приняться за работу, как кто-то тихонько постучал к нему в дверь.
As he owned nothing, he never locked his door, unless occasionally, though very rarely, when he was engaged in some pressing work.	У него не было никакого ценного имущества; лишь в очень редких случаях, когда у него бывала спешная работа, он запирался на ключ.
Even when absent he left his key in the lock.	Даже уходя из дому, он оставлял ключ в замке.
"You will be robbed," said Ma'am Bougon.	"Вас непременно обкрадут", - говорила мамаша Ворчунья.
"Of what?" said Marius.	"А что у меня красть?" - отвечал Мариус.

The truth is, however, that he had, one day, been robbed of an old pair of boots, to the great triumph of Ma'am Bougon.	Тем не менее в один прекрасный день, к величайшему торжеству мамаши Ворчуньи, у него украли пару старых сапог.
There came a second knock, as gentle as the first.	В дверь снова постучали и опять так же тихо.
"Come in," said Marius.	- Войдите ,- сказал Мариус.
The door opened.	Дверь отворилась.
"What do you want, Ma'am Bougon?" asked Marius, without raising his eyes from the books and manuscripts on his table.	- Что вам угодно, мамаша Ворчунья? -спросил Мариус, не отрывая глаз от книг и рукописей, лежавших перед ним на столе.
A voice which did not belong to Ma'am Bougon replied:- "Excuse me, sir-"	- Извините, сударь ,- ответил чей-то незнакомый голос.
It was a dull, broken, hoarse, strangled voice, the voice of an old man, roughened with brandy and liquor.	Это был глухой, надтреснутый, сдавленный, хриплый голос старого пьяницы, осипшего от спиртных напитков.
Marius turned round hastily, and beheld a young girl.	Мариус живо обернулся и увидел девушку.
CHAPTER IV-A ROSE IN MISERY	Глава четвертая РОЗА В НИЩЕТЕ
A very young girl was standing in the half-open door.	В полуотворенной двери стояла совсем юная девушка.
The dormer window of the garret, through which the light fell, was precisely opposite the door, and illuminated the figure with a wan light.	Находившееся напротив двери окно каморки, за которым брезжил день, освещало ее фигуру беловатым светом.
She was a frail, emaciated, slender creature; there was nothing but a chemise and a petticoat upon that chilled and shivering nakedness.	Это было худое, изможденное, жалкое создание, в рубашке и юбке, которые были надеты прямо на голое тело, озябшее и дрожавшее от холода; с бечевкой вместо пояса и с бечевкой в волосах.
Her girdle was a string, her head ribbon a string, her pointed shoulders emerged from her chemise, a blond and lymphatic pallor, earth-colored collar-bones, red hands, a half-open and degraded mouth, missing teeth, dull, bold, base eyes; she had the form of a young girl who has missed her youth, and the look of a corrupt old woman; fifty years mingled with fifteen; one of those beings which are both feeble and horrible, and which cause those to shudder whom they do not cause to weep.	Острые плечи, выступавшие из-под рубашки, бледное, без признака румянца лицо, землистого цвета тело, красные руки, приоткрытый рот, в котором уже не хватало зубов, бескровные губы, тусклые, но дерзкие и хитрые глаза, сложение несформировавшейся девушки и взгляд развратной старухи: сочетание пятидесяти и пятнадцати лет. Словом, это было одно из тех слабых и вместе с тем страшных существ, вид которых если не внушает ужас, то вызывает слезы.
Marius had risen, and was staring in a sort of stupor at this being, who was almost like the forms of the shadows which traverse dreams.	Мариус встал и, остолбенев, смотрел на это существо, напоминавшее смутные образы, возникающие во сне.
The most heart-breaking thing of all was, that this young girl had not come into the world to be homely.	Особенно тяжелое впечатление производило то, что от природы девушка вовсе не была уродлива.
In her early childhood she must even have been pretty.	В раннем детстве она, наверное, была даже хорошенькая.
The grace of her age was still struggling against the hideous, premature decrepitude of debauchery and poverty.	Привлекательность юности еще и теперь боролась в ней с отвратительной преждевременной старостью, следствием разврата и нужды.

The remains of beauty were dying away in that face of sixteen, like the pale sunlight which is extinguished under hideous clouds at dawn on a winter's day.	Отблеск красоты угасал на этом шестнадцатилетнем лице, как на заре зимнего дня гаснет бледное солнце, обволакиваемое черными тучами.
That face was not wholly unknown to Marius.	Нельзя сказать, чтобы лицо ее было совсем незнакомо Мариусу.
He thought he remembered having seen it somewhere.	Ему казалось, что он где-то уже видел его.
"What do you wish, Mademoiselle?" he asked.	- Что вам угодно, сударыня? - спросил он девушку.
The young girl replied in her voice of a drunken convict:- "Here is a letter for you, Monsieur Marius."	- У меня письмо для вас, господин Мариус, -ответила она тем же голосом пьяного каторжника.
She called Marius by his name; he could not doubt that he was the person whom she wanted; but who was this girl?	Она назвала Мариуса по имени; таким образом, у него не оставалось сомнений, что нужен ей именно он. Но кто же эта девушка?
How did she know his name?	Откуда она знает, как его зовут?
Without waiting for him to tell her to advance, she entered.	Не дожидаясь приглашения, она вошла в комнату.
She entered resolutely, staring, with a sort of assurance that made the heart bleed, at the whole room and the unmade bed.	Вошла решительно, с развязностью, от которой сжималось сердце, и принялась все разглядывать в комнате, даже неубранную постель.
Her feet were bare.	Гостья была босая.
Large holes in her petticoat permitted glimpses of her long legs and her thin knees.	Сквозь большие дыры в юбке виднелись ее длинные ноги, худые колени.
She was shivering.	Ее всю трясло от холода.
She held a letter in her hand, which she presented to Marius.	Она протянула Мариусу письмо.
Marius, as he opened the letter, noticed that the enormous wafer which sealed it was still moist.	Мариус заметил, что огромная, широкая облатка на конверте еще не высохла.
The message could not have come from a distance.	Следовательно, послание не могло прийти издалека.
He read:-	Вот что он прочитал:
My amiable neighbor, young man: I have learned of your goodness to me, that you paid my rent six months ago.	"Молодой человек, любезный мой сосед! Я узнал о вашей ко мне доброте, что полгода тому назад вы заплатили мой квартирный долг.
I bless you, young man.	Благословляю вас за это, молодой человек.
My eldest daughter will tell you that we have been without a morsel of bread for two days, four persons and my spouse ill.	Моя старшая дочь расскажет вам, что вот уже два дня как мы все четверо сидим без куска хлеба, а жена моя больна.
If I am not deseaved in my opinion, I think I may hope that your generous heart will melt at this statement and the desire will subjugate you to be propitious to me by daigning to lavish on me a slight favor.	Я думаю, что не заблуждаюсь, льстя себе надеждой, что ваше велнкадушное сердце разжалобится вследствии этого и внушит вам желание прийти мне на помощь и уделить малую толику от щидрот своих.

I am with the distinguished consideration which is due to the benefactors of humanity,-	Остаюсь с искренним почтением, с каким и надлежит быть к благодетелям рода человеческого.
Jondrette.	Жондрет.
PS.	Р. S.
My eldest daughter will await your orders, dear Monsieur Marius.	Моя дочь будет ждать ваших распоряжений, дорогой г-н Мариус".
This letter, coming in the very midst of the mysterious adventure which had occupied Marius' thoughts ever since the preceding evening, was like a candle in a cellar.	Письмо это пролило свет на загадочный случай, занимавший Мариуса со вчерашнего вечера; оно сыграло роль свечи, зажженной в темном подвале.
All was suddenly illuminated.	Все сразу прояснилось.
This letter came from the same place as the other four.	Письмо было одного происхождения с остальными четырьмя.
There was the same writing, the same style, the same orthography, the same paper, the same odor of tobacco.	Тот же почерк, тот же слог, то же правописание, та же бумага, тот же табачный запах.
There were five missives, five histories, five signatures, and a single signer.	Здесь было пять посланий, пять повествований, пять имен, пять подписей - и один отправитель.
The Spanish Captain Don Alvares, the unhappy Mistress Balizard, the dramatic poet Genflot, the old comedian Fabantou, were all four named Jondrette, if, indeed, Jondrette himself were named Jondrette.	У испанского капитана дона Альвареса, у несчастной матери семейства Бализар, у драматического поэта Жанфло, у бывшего актера Фабанту - у всех четырех было одно имя: Жондрет, если только самого Жондрета действительно звали Жондретом.
Marius had lived in the house for a tolerably long time, and he had had, as we have said, but very rare occasion to see, to even catch a glimpse of, his extremely mean neighbors.	Мариус уже довольно давно жил в лачуге Горбо, но, как уже было сказано, ему очень редко случалось видеть даже мельком своих жалких соседей.
His mind was elsewhere, and where the mind is, there the eyes are also.	Его мысли были далеко, а куда обращены мысли -туда обращен и взгляд.
He had been obliged more than once to pass the Jondrettes in the corridor or on the stairs; but they were mere forms to him; he had paid so little heed to them, that, on the preceding evening, he had jostled the Jondrette girls on the boulevard, without recognizing them, for it had evidently been they, and it was with great difficulty that the one who had just entered his room had awakened in him, in spite of disgust and pity, a vague recollection of having met her elsewhere.	Вероятно, он не раз встречался с Жондретами в коридоре и на лестнице, но для него это были только тени. Он так мало уделял им внимания, что, столкнувшись накануне вечером на бульваре с дочерьми Жондрета, - а это, несомненно, были они, - он не узнал их, и вошедшая девушка с большим трудом пробудила в Мариусе вместе с жалостью и отвращением смутное воспоминание о том, что ему доводилось видеть ее и раньше.
Now he saw everything clearly.	Теперь все нашло свое объяснение.

He understood that his neighbor Jondrette, in his distress, exercised the industry of speculating on the charity of benevolent persons, that he procured addresses, and that he wrote under feigned names to people whom he judged to be wealthy and compassionate, letters which his daughters delivered at their risk and peril, for this father had come to such a pass, that he risked his daughters; he was playing a game with fate, and he used them as the stake.	Мариус понял, что его сосед Жондрет, дойдя до крайней нищеты, стал злоупотреблять милосердием добрых людей, превратился в попрошайку-профессионала и, раздобывая адреса, под вымышленными именами писал письма разным лицам, которых считал богатыми и отзывчивыми, а его дочери разносили эти письма на свой страх и риск, ибо отец не останавливался перед тем, чтобы рисковать дочерьми. Он затеял игру с судьбой и ввел их в эту игру.
Marius understood that probably, judging from their flight on the evening before, from their breathless condition, from their terror and from the words of slang which he had overheard, these unfortunate creatures were plying some inexplicably sad profession, and that the result of the whole was, in the midst of human society, as it is now constituted, two miserable beings who were neither girls nor women, a species of impure and innocent monsters produced by misery.	По тому, как они убегали накануне, по их испугу, по прерывистому дыханию, по долетевшим до него словам воровского жаргона Мариус догадывался, что несчастные промышляли, видимо, еще каким-то темным ремеслом. Он понимал, что все эти обстоятельства при современном состоянии человеческого общества не могли не привести к появлению в нем двух отверженных существ - ни девочек, ни девушек, ни женщин, - двух порожденных нищетой уродов, порочных и в то же время невинных.
Sad creatures, without name, or sex, or age, to whom neither good nor evil were any longer possible, and who, on emerging from childhood, have already nothing in this world, neither liberty, nor virtue, nor responsibility.	То были жалкие создания, без имени, без возраста, без пола, одинаково равнодушные и к добру и к злу, едва вышедшие из колыбели и уже утратившие все на свете: свободу, добродетель, чувство долга.
Souls which blossomed out yesterday, and are faded to-day, like those flowers let fall in the streets, which are soiled with every sort of mire, while waiting for some wheel to crush them.	Души, вчера распустившиеся, а сегодня поблекшие, подобны цветам, упавшим на мостовую и вянущим в грязи, пока их не раздавят колеса.
Nevertheless, while Marius bent a pained and astonished gaze on her, the young girl was wandering back and forth in the garret with the audacity of a spectre.	Между тем как Мариус стоял, устремив на девушку изумленный и печальный взгляд, та с бесцеремонностью привидения разгуливала по его мансарде.
She kicked about, without troubling herself as to her nakedness.	Движения девушки были порывисты, она нисколько не стеснялась своей наготы.
Occasionally her chemise, which was untied and torn, fell almost to her waist.	Ее незавязанная у ворота разорванная рубашка то и дело спускалась чуть не до пояса.
She moved the chairs about, she disarranged the toilet articles which stood on the commode, she handled Marius' clothes, she rummaged about to see what there was in the corners.	Она передвигала стулья, переставляла на комоде принадлежности туалета, трогала одежду Мариуса, шарила по всем углам.
"Hullo!" said she, "you have a mirror!"	- Смотри-ка, да тут зеркало! -вдруг воскликнула она.
And she hummed scraps of vaudevilles, as though she had been alone, frolicsome refrains which her hoarse and guttural voice rendered lugubrious.	И стала напевать, словно была одна в комнате, игривые куплеты и отрывки из водевилей; исполняемые ее гортанным, хриплым голосом, они звучали заунывно.
An indescribable constraint, weariness, and humiliation were perceptible beneath this hardihood.	Но за наглостью ощущались натянутость, беспокойство, робость.

Effrontery is a disgrace.	Бесстыдство порой скрывает стыд.
Nothing could be more melancholy than to see her sport about the room, and, so to speak, flit with the movements of a bird which is frightened by the daylight, or which has broken its wing.	Трудно представить себе более грустное зрелище, чем эта резвившаяся и порхавшая по комнате девушка, которая своими движениями напоминала птицу, спугнутую дневным светом, или птицу с подбитым крылом.
One felt that under other conditions of education and destiny, the gay and over-free mien of this young girl might have turned out sweet and charming.	Чувствовалось, что при ином воспитании и иных условиях ее живая, непринужденная манера обращения не была бы лишена некоторой приятности н привлекательности.
Never, even among animals, does the creature born to be a dove change into an osprey.	В мире животных существо, рожденное голубкой, никогда не превращается в орлана.
That is only to be seen among men.	Это можно наблюдать только среди людей.
Marius reflected, and allowed her to have her way.	Мариус, отдавшись своим мыслям, не мешал ей.
She approached the table.	Она подошла к столу.
"Ah!" said she, "books!"	- Ах, книги! - сказала она.
A flash pierced her glassy eye.	В ее тусклых глазах блеснул огонек.
She resumed, and her accent expressed the happiness which she felt in boasting of something, to which no human creature is insensible:- "I know how to read, I do!"	- Я тоже умею читать, - добавила она. И в тоне ее слышалась радость, что у нее тоже есть чем похвалиться, - стремление, не чуждое ни одному человеческому существу.
She eagerly seized a book which lay open on the table, and read with tolerable fluency:-	Она схватила со стола раскрытую книгу и довольно бегло прочла:
"-General Bauduin received orders to take the chateau of Hougomont which stands in the middle of the plain of Waterloo, with five battalions of his brigade."	- "...Генерал Бодюэн получил приказ занять с пятью батальонами своей бригады замок Г угомон, расположенный на равнине Ватерлоо..."
She paused.	Она остановилась.
"Ah! Waterloo!	- А, Ватерлоо!
I know about that.	Это мне знакомо.
It was a battle long ago.	Было такое сражение когда-то давно -давно.
My father was there.	Отец в нем участвовал.
My father has served in the armies.	Отец служил в императорской армии.
We are fine Bonapartists in our house, that we are!	Мы все отчаянные бонапартисты, знай наших!
Waterloo was against the English."	Ватерлоо - там дрались с англичанами.
She laid down the book, caught up a pen, and exclaimed:-	Она положила книгу и, взяв перо, воскликнула:
"And I know how to write, too!"	- И писать я тоже умею!
She dipped her pen in the ink, and turning to Marius:-	Затем обмакнула перо в чернила и, обернувшись к Мариусу, спросила:
"Do you want to see?	- Хотите посмотреть?
Look here, I'm going to write a word to show you."	Я напишу что-нибудь.

And before he had time to answer, she wrote on a sheet of white paper, which lay in the middle of the table:	- И прежде чем он успел ответить, она написала на лежавшем посреди стола чистом листе бумаги:
"The bobbies are here."	"Легавые пришли".
Then throwing down the pen:- "There are no faults of orthography.	- Ошибок нет, - бросив перо, заявила она.
You can look.	- Можете проверить.
We have received an education, my sister and I.	Нас с сестрой учили.
We have not always been as we are now.	Мы не всегда были такими, как сейчас.
We were not made-"	Нас не к тому готовили, чтобы...
Here she paused, fixed her dull eyes on Marius, and burst out laughing, saying, with an intonation which contained every form of anguish, stifled by every form of cynicism:-	Она умолкла, остановила угасший взгляд на Мариусе и, расхохотавшись, произнесла тоном, в котором слышалась заглушенная цинизмом скорби:
"Bah!"	- Э -эх!
And she began to hum these words to a gay air:-	И тотчас принялась напевать на мотив веселой песенки:
I am hungry, father.	Голодно, папаша,
I have no food.	В доме хлеба нету.
I am cold, mother	Холодно, мамаша,
I have no clothes.	Мы совсем раздеты.
Lolotte! Shiver,	Дрожи, Нанетта,
Sob,	Рыдай,
Jacquot!"	Жанетта!
She had hardly finished this couplet, when she exclaimed:-	Едва закончив куплет, она снова заговорила:
"Do you ever go to the play, Monsieur Marius?	- Вы ходите когда-нибудь в театр, господин Мариус?
I do.	А я хожу.
I have a little brother who is a friend of the artists, and who gives me tickets sometimes.	У меня есть братишка, он дружит с актерами и, случается, приносит мне билеты.
But I don't like the benches in the galleries. One is cramped and uncomfortable there.	Только я не люблю мест на галерее, там тесно, неудобно.
There are rough people there sometimes; and people who smell bad."	Туда ходит простая публика, а иной раз и такая, от которой плохо пахнет.
Then she scrutinized Marius, assumed a singular air and said:-	Затем она пристально, с каким-то странным выражением взглянула на Мариуса и сказала:
"Do you know, Mr. Marius, that you are a very handsome fellow?"	- А знаете, господин Мариус, вы красавчик!

And at the same moment the same idea occurred to them both, and made her smile and him blush.	И в ту же минуту у обоих мелькнула одна и та же мысль, заставившая его вспыхнуть, а ее улыбнуться.
She stepped up to him, and laid her hand on his shoulder:	Она подошла и положила ему руку на плечо.
"You pay no heed to me, but I know you, Mr. Marius.	- Вы не обращаете на меня никакого внимания, -продолжала она, - а ведь я вас знаю, господин Мариус.
I meet you here on the staircase, and then I often see you going to a person named Father Mabeuf who lives in the direction of Austerlitz, sometimes when I have been strolling in that quarter.	Я встречалa вас здесь на лестнице, потом, когда гуляла близ деревни Аустерлиц, несколько раз видела, как вы заходили к старику Мабефу, который там живет.
It is very becoming to you to have your hair tumbled thus."	А растрепанные волосы вам очень идут.
She tried to render her voice soft, but only succeeded in making it very deep.	Она старалась придать своему голосу самое нежное выражение, но, кроме хрипа, у нее ничего не получалось.
A portion of her words was lost in the transit from her larynx to her lips, as though on a piano where some notes are missing.	Часть слов пропадала на пути между гортанью и губами, как звуки на клавиатуре, где не хватает клавиш.
Marius had retreated gently.	Мариус тихонько отодвинулся.
"Mademoiselle," said he, with his cool gravity,	- У меня тут пакет, - сказал он своим обычным холодным тоном.
"I have here a package which belongs to you, I think.	- Я полагаю, что он принадлежит вам, барышня.
Permit me to return it to you."	Разрешите вернуть его.
And he held out the envelope containing the four letters.	И он протянул ей конверт с четырьмя письмами.
She clapped her hands and exclaimed:-	Девушка захлопала в ладоши.
"We have been looking everywhere for that!"	- И где мы только его не искали! -воскликнула она.
Then she eagerly seized the package and opened the envelope, saying as she did so:-	Затем схватила пакет и развернула его, приговаривая:
"Dieu de Dieu! how my sister and I have hunted!	-Господи боже мой! А мы-то с сестрой просто обыскались!
And it was you who found it!	Так это вы его нашли?
On the boulevard, was it not?	И на бульваре, наверное?
It must have been on the boulevard?	Не иначе, как на бульваре.
You see, we let it fall when we were running.	Видите ли, он выпал, когда мы бежали.
It was that brat of a sister of mine who was so stupid.	Это все по глупости моей сестренки.
When we got home, we could not find it anywhere.	А когда вернулись, то уже ничего не нашли.

As we did not wish to be beaten, as that is useless, as that is entirely useless, as that is absolutely useless, we said that we had carried the letters to the proper persons, and that they had said to us: 'Nix.'	Мы не хотели, чтобы нас поколотили, нам это вовсе без надобности, совсем без надобности, ну мы и сказали домашним, что разнесли письма, но всюду получили шиш!
So here they are, those poor letters!	Вот они, мои голубчики!
And how did you find out that they belonged to me?	А как вы догадались, что они мои?
Ah! yes, the writing.	Впрочем, понятно - по почерку!
So it was you that we jostled as we passed last night.	Значит, это мы на вас налетели вчера, когда бежали?
We couldn't see.	Ничего нельзя было разглядеть в такой тьме!
I said to my sister:	Я спросила сестру:
'Is it a gentleman?'	"Это кто - мужчина?"
My sister said to me:	А сестра говорит:
' I think it is a gentleman.'"	"Как будто мужчина".
In the meanwhile she had unfolded the petition addressed to "the benevolent gentleman of the church of Saint-Jacques-du-Haut-Pas."	Она вынула из пакета слезницу, адресованную "Г-ну благодетелю из церкви Сен-Жак-дю-О-Па".
"Here!" said she, "this is for that old fellow who goes to mass.	- Ага, это к тому старикашке, что ходит к обедне!
By the way, this is his hour.	Очень кстати.
I'll go and carry it to him. Perhaps he will give us something to breakfast on."	Пойду снесу - может, даст на завтрак.
Then she began to laugh again, and added:-	И снова засмеявшись, пояснила:
"Do you know what it will mean if we get a breakfast today?	- Знаете, что это будет значить, если мы сегодня позавтракаем?
It will mean that we shall have had our breakfast of the day before yesterday, our breakfast of yesterday, our dinner of to-day, and all that at once, and this morning.	Да то, что нынче утром мы съедим позавчерашний завтрак, позавчерашний обед, вчерашний завтрак, вчерашний обед -и все в один присест!
Come!	Так-то!
Parbleu! if you are not satisfied, dogs, burst!"	Черт побери! А если вам этого мало, так и подыхайте, собаки!
This reminded Marius of the wretched girl's errand to himself.	Это напомнило Мариусу о цели прихода несчастной.
He fumbled in his waistcoat pocket, and found nothing there.	Он порылся в жилетном кармане, но ничего не нашел.
The young girl went on, and seemed to have no consciousness of Marius' presence.	А девушка все не умолкала, как будто совсем позабыв о присутствии Мариуса:
"I often go off in the evening.	- Я иной раз ухожу с вечера.
Sometimes I don't come home again.	Иной раз до утра не возвращаюсь.
Last winter, before we came here, we lived under the arches of the bridges.	Прошлой зимой, прежде чем переселиться сюда, мы жили под мостами.

We huddled together to keep from freezing.	Чтобы не замерзнуть, прижмемся, бывало, друг к другу.
My little sister cried.	Сестренка плачет.
How melancholy the water is!	Ох уж эта вода! Какая от нее тоска!
When I thought of drowning myself, I said to myself:	Вздумаешь утопиться и скажешь себе:
'No, it's too cold.'	"Нет, уж очень она холодная".
I go out alone, whenever I choose, I sometimes sleep in the ditches.	Я хожу совсем одна, когда взбредет в голову. Иной раз ночую в канавах.
Do you know, at night, when I walk along the boulevard, I see the trees like forks, I see houses, all black and as big as Notre Dame, I fancy that the white walls are the river, I say to myself:	Знаете, когда идешь ночью по бульвару, чудится, что деревья рогатые, как вилы, а дома черные, огромные, как башни Собора Богоматери, мерещится, будто белые стены это река, и говоришь себе:
' Why, there's water there!'	"Гляди-ка, там вода!"
The stars are like the lamps in illuminations, one would say that they smoked and that the wind blew them out, I am bewildered, as though horses were breathing in my ears; although it is night, I hear hand-organs and spinning-machines, and I don't know what all.	Звезды, как плошки на иллюминации, - кажется, что они чадят и что ветер задувает их; а сама идешь словно одурелая, в ушах точно лошадиный храп стоит; и хотя ночь - слышатся то звуки шарманки, то шум прядильной машины, то невесть что.
I think people are flinging stones at me, I flee without knowing whither, everything whirls and whirls.	Все представляется, что в тебя бросают камнями, бежишь без памяти, и все кружится, кружится перед глазами.
You feel very queer when you have had no food."	Так чудно бывает, когда долго не ешь!
And then she stared at him with a bewildered air.	И она окинула его блуждающим взглядом.
By dint of searching and ransacking his pockets, Marius had finally collected five francs sixteen sous.	Хорошенько обыскав карманы, Мариус наскреб пять франков шестнадцать су.
This was all he owned in the world for the moment.	Это было все его богатство.
"At all events," he thought, "there is my dinner for to-day, and to-morrow we will see."	"На обед сегодня мне, во всяком случае, хватит, подумал он, - а завтра будет видно".
He kept the sixteen sous, and handed the five francs to the young girl.	Оставив себе шестнадцать су, он пять франков отдал девушке.
She seized the coin.	Девушка схватила монету.
"Good!" said she, "the sun is shining!"	- Здорово! Вот нам и засветило солнышко! -воскликнула она.
And, as though the sun had possessed the property of melting the avalanches of slang in her brain, she went on:-	И словно это солнышко обладало свойством растоплять лавины воровского жаргона в ее мозгу, она затараторила:
"Five francs! the shiner! a monarch! in this hole!	-Пять франков! Рыжик! Лобанчик! Да в такой дыре!
Ain't this fine!	Красота!
You're a jolly thief!	А вы душка-малек!
I'm your humble servant!	Как тут не втюриться!

Bravo for the good fellows!	Браво, блатари!
Two days' wine! and meat! and stew! we'll have a royal feast! and a good fill!"	Двое суток лопай, жри, жареного, пареного! Ешь, пей, сколько влезет!
She pulled her chemise up on her shoulders, made a low bow to Marius, then a familiar sign with her hand, and went towards the door, saying:-	Она натянула на плечо рубашку, отвесила Мариусу низкий поклон, дружески помахала ему рукой и направилась к двери, бросив:
"Good morning, sir.	- До свидания, сударь!
It's all right.	Все равно.
I'll go and find my old man."	Пойду к своему старикашке.
As she passed, she caught sight of a dry crust of bread on the commode, which was moulding there amid the dust; she flung herself upon it and bit into it, muttering:-	Проходя мимо комода, она заметила валявшуюся в пыли заплесневевшую корку хлеба, с жадностью схватила ее и принялась грызть, бормоча:
"That's good! it's hard! it breaks my teeth!"	- Какая вкусная! Какая жесткая! Все зубы сломаешь!
Then she departed.	Потом ушла.
CHAPTER V-A PROVIDENTIAL PEEP-HOLE	Глава пятая ПОТАЙНОЕ ОКОНЦЕ УКАЗАННОЕ ПРОВИДЕНИЕМ
Marius had lived for five years in poverty, in destitution, even in distress, but he now perceived that he had not known real misery.	В течение пяти лет Мариус жил в бедности, в лишениях и даже в нужде, но теперь он убедился, что настоящей нищеты не знал.
True misery he had but just had a view of.	Впервые настоящую нищету он увидел сейчас.
It was its spectre which had just passed before his eyes.	Это ее призрак промелькнул перед ним.
In fact, he who has only beheld the misery of man has seen nothing; the misery of woman is what he must see; he who has seen only the misery of woman has seen nothing; he must see the misery of the child.	И в самом деле, тот, кто видел в нищете только мужчину, ничего не видел, - надо видеть в нищете женщину; тот, кто видел в нищете только женщину, ничего не видел, -надо видеть в нищете ребенка.
When a man has reached his last extremity, he has reached his last resources at the same time.	Дойдя до последней крайности, мужчина, не разбираясь, хватается за самые крайние средства.
Woe to the defenceless beings who surround him!	Горе беззащитным существам, его окружающим!
Work, wages, bread, fire, courage, good will, all fail him simultaneously.	У него нет ни работы, ни заработка, ни хлеба, ни топлива, ни бодрости, ни доброй воли; он сразу лишается всего.
The light of day seems extinguished without, the moral light within; in these shadows man encounters the feebleness of the woman and the child, and bends them violently to ignominy.	Вовне как бы гаснет дневной свет, внутри - светоч нравственный. В этой тьме мужчине попадаются двое слабых -женщина и ребенок, и он с яростью толкает их на позор.
Then all horrors become possible.	Тут возможны всякие ужасы.
Despair is surrounded with fragile partitions which all open on either vice or crime.	Перегородки, отделяющие отчаяние от порока или преступления, слишком хрупки.

Health, youth, honor, all the shy delicacies of the young body, the heart, virginity, modesty, that epidermis of the soul, are manipulated in sinister wise by that fumbling which seeks resources, which encounters opprobrium, and which accommodates itself to it.	Здоровье, молодость, честь, святое, суровое целомудрие еще юного тела, сердце, девственность, стыдливость-эта эпидерма души, -все безжалостно попирается в поисках средств спасения, и когда таким средством оказывается бесчестье, приемлют и его.
Fathers, mothers, children, brothers, sisters, men, women, daughters, adhere and become incorporated, almost like a mineral formation, in that dusky promiscuousness of sexes, relationships, ages, infamies, and innocences.	Отцы, матери, дети, братья, сестры, мужчины, женщины, девушки - все они в этом смешении полов, возрастов, родства, разврата и невинности образуют единую массу, по плотности напоминающую минерал.
They crouch, back to back, in a sort of hut of fate. They exchange woe-begone glances. Oh, the unfortunate wretches!	На корточках, спина к спине теснятся они в конуре, куда забросит их судьба, украдкой кидая друг на друга унылый взгляд.
How pale they are!	О несчастные!
How cold they are!	Как они бледны, как издрогли!
It seems as though they dwelt in a planet much further from the sun than ours.	Можно подумать, что они на другой планете, гораздо дальше от солнца, нежели мы.
This young girl was to Marius a sort of messenger from the realm of sad shadows.	Девушка явилась для Мариуса чем-то вроде посланницы мрака.
She revealed to him a hideous side of the night.	Она открыла ему новую, отвратительную сторону ночи.
Marius almost reproached himself for the preoccupations of reverie and passion which had prevented his bestowing a glance on his neighbors up to that day.	Мариус готов был винить себя в том, что слишком много занимался мечтами и любовью, которые мешали ему до сих пор обращать внимание на соседей.
The payment of their rent had been a mechanical movement, which any one would have yielded to; but he, Marius, should have done better than that.	А если он и заплатил за них квартирную плату, то это был безотчетный порыв, - каждый на его месте повиновался бы такому порыву, но от него, Мариуса, требовалось большее.
What! only a wall separated him from those abandoned beings who lived gropingly in the dark outside the pale of the rest of the world, he was elbow to elbow with them, he was, in some sort, the last link of the human race which they touched, he heard them live, or rather, rattle in the death agony beside him, and he paid no heed to them!	Ведь только стена отделяла его от этих заброшенных существ, которые ощупью пробирались в ночном мраке, находясь вне человеческого общества; он жил бок о бок с ними, и он, именно он, был, так сказать, последним звеном, связующим их с остальным миром. Он слышал их дыхание, или, вернее, хрипение, рядом с собою и не замечал этого!
Every day, every instant, he heard them walking on the other side of the wall, he heard them go, and come, and speak, and he did not even lend an ear!	Ежедневно, ежеминутно слышал он через стену, как они ходят, уходят, приходят, разговаривают, но оставался ко всему этому глух.
And groans lay in those words, and he did not even listen to them, his thoughts were elsewhere, given up to dreams, to impossible radiances, to loves in the air, to follies; and all the while, human creatures, his brothers in Jesus Christ, his brothers in the people, were agonizing in vain beside him!	В их речах звучал стон, но до него это не доходило. Его мысли были поглощены иным: грезами, несбыточными мечтами, недосягаемой любовью, безумствами, а между тем человеческие создания, его братья во Христе, его братья, потому что они вышли из того же народа, что и он, умирали рядом с ним. Умирали напрасно!

He even formed a part of their misfortune, and he aggravated it.	И он являлся как бы причиной их несчастья, усугублял его.
For if they had had another neighbor who was less chimerical and more attentive, any ordinary and charitable man, evidently their indigence would have been noticed, their signals of distress would have been perceived, and they would have been taken hold of and rescued!	Будь у них другой сосед, не такой фантазер, как он, а человек внимательный, простой и отзывчивый, их нищета не осталась бы незамеченной, грозящая им опасность была бы обнаружена, и, наверно, они уже давным-давно были бы призрены и спасены!
They appeared very corrupt and very depraved, no doubt, very vile, very odious even; but those who fall without becoming degraded are rare; besides, there is a point where the unfortunate and the infamous unite and are confounded in a single word, a fatal word, the miserable; whose fault is this?	Правда, они производили впечатление развращенных, безнравственных, грубых, даже омерзительных созданий, но редко бывает, чтобы, впав в нищету, человек не опустился; к тому же существует грань, за которой стирается различие между несчастными и нечестными людьми. И тех и других можно определить одним словом -роковым словом "отверженные". Кого же в этом винить?
And then should not the charity be all the more profound, in proportion as the fall is great?	И разве милосердие не должно проявляться с особенной силой именно там, где особенно глубоко падение?
While reading himself this moral lesson, for there were occasions on which Marius, like all truly honest hearts, was his own pedagogue and scolded himself more than he deserved, he stared at the wall which separated him from the Jondrettes, as though he were able to make his gaze, full of pity, penetrate that partition and warm these wretched people.	Читая себе эту мораль, - а ему, как всякому честному человеку, случалось выступать в роли собственного наставника и бранить себя даже больше, чем он того заслуживал, - Мариус не отрывал взгляда, полного сострадания, от стенки, отделявшей его от Жондретов, словно пытаясь проникнуть взором за перегородку и согреть им несчастных.
The wall was a thin layer of plaster upheld by lathes and beams, and, as the reader had just learned, it allowed the sound of voices and words to be clearly distinguished.	Стенка состояла из брусков и дранок, покрытых тонким слоем штукатурки, и, как мы уже сказали, через нее было слышно каждое слово, каждый звук.
Only a man as dreamy as Marius could have failed to perceive this long before.	Надо было быть мечтателем Мариусом, чтобы раньше этого не заметить.
There was no paper pasted on the wall, either on the side of the Jondrettes or on that of Marius; the coarse construction was visible in its nakedness.	Стенка не была оклеена обоями ни со стороны, выходившей к Жондретам, ни со стороны комнаты Мариуса, все грубое ее устройство было на виду.
Marius examined the partition, almost unconsciously; sometimes reverie examines, observes, and scrutinizes as thought would.	Не отдавая себе в этом отчета, Мариус пристально разглядывал перегородку, мечтая, можно иногда исследовать, наблюдать и изучать не хуже. чем размышляя.
All at once he sprang up; he had just perceived, near the top, close to the ceiling, a triangular hole, which resulted from the space between three lathes.	Вдруг он поднялся. Наверху, у самого потолка, он заметил треугольную щель между тремя дранками.
The plaster which should have filled this cavity was missing, and by mounting on the commode, a view could be had through this aperture into the Jondrettes' attic.	Штукатурка, которою было заделано отверстие, осыпалась, и, встав на комод, можно было заглянуть сквозь дыру в комнату Жондретов.

Commiseration has, and should have, its curiosity.	В известных случаях сострадание не только может, но и должно обнаруживать любопытство.
This aperture formed a sort of peep-hole.	Эта щель являлась как бы потайным оконцем.
It is permissible to gaze at misfortune like a traitor in order to succor it.27	Нет ничего недозволенного в том, чтобы быть соглядатаем чужого несчастья, если хочешь помочь.
"Let us get some little idea of what these people are like," thought Marius, "and in what condition they are."	"Надо взглянуть, что это за люди и что у них там творится", -подумал Мариус.
He climbed upon the commode, put his eye to the crevice, and looked.	Он взобрался на комод, приложил глаз к скважине и стал смотреть.
CHAPTER VI-THE WILD MAN IN HIS LAIR	Глава шестая ХИЩНИК В СВОЕМ ЛОГОВЕ
Cities, like forests, have their caverns in which all the most wicked and formidable creatures which they contain conceal themselves.	В городах, как и в лесах, есть трущобы, где прячется все самое коварное, все самое страшное.
Only, in cities, that which thus conceals itself is ferocious, unclean, and petty, that is to say, ugly; in forests, that which conceals itself is ferocious, savage, and grand, that is to say, beautiful.	Но то, что прячется в городах, свирепо, гнусно и ничтожно - иначе говоря, безобразно, а то, что прячется в лесах, свирепо, дико и величаво -иначе говоря, прекрасно.
Taking one lair with another, the beast's is preferable to the man's.	И тут н там берлоги, но звериные берлоги заслуживают предпочтения перед человеческими.
Caverns are better than hovels.	Пещеры лучше вертепов.
What Marius now beheld was a hovel.	Именно вертеп и увидел Мариус.
Marius was poor, and his chamber was poverty-stricken, but as his poverty was noble, his garret was neat.	Мариус был беден, и комната его была убога, но бедность его была благородна, под стать ей была опрятна и его мансарда.
The den upon which his eye now rested was abject, dirty, fetid, pestiferous, mean, sordid.	А жилье, куда проник его взгляд, было отвратительно смрадное, запачканное, загаженное, темное, гадкое.
The only furniture consisted of a straw chair, an infirm table, some old bits of crockery, and in two of the corners, two indescribable pallets; all the light was furnished by a dormer window of four panes, draped with spiders' webs.	Соломенный стул, колченогий стол, битые склянки, две неописуемо грязные постели по углам - вот и вся мебель, четыре стеклышка затянутого паутиной слухового оконца - вот и все освещение.
Through this aperture there penetrated just enough light to make the face of a man appear like the face of a phantom.	Дневных лучей через оконце проникало как раз столько, сколько нужно для того, чтобы человеческое лицо казалось лицом призрака.
The walls had a leprous aspect, and were covered with seams and scars, like a visage disfigured by some horrible malady; a repulsive moisture exuded from them.	Стены были словно изъязвлены - все в струпьях и рубцах, как лицо, обезображенное ужасной болезнью. Сырость сочилась из них, подобно гною.
Obscene sketches roughly sketched with charcoal could be distinguished upon them.	Всюду виднелись начерченные углем непристойные рисунки.

The chamber which Marius occupied had a dilapidated brick pavement; this one was neither tiled nor planked; its inhabitants stepped directly on the antique plaster of the hovel, which had grown black under the long-continued pressure of feet. Upon this uneven floor, where the dirt seemed to be fairly incrusted, and which possessed but one virginity, that of the broom, were capriciously grouped constellations of old shoes, socks, and repulsive rags; however, this room had a fireplace, so it was let for forty francs a year.	В комнате, снимаемой Мариусом, был, правда, выщербленный, но все же кирпичный пол, а тут не было ни плиток, ни дощатого настила, ходили прямо по почерневшей известке На этой неровной, густо покрытой въевшейся пылью поверхности, нетронутость которой щадил только веник, причудливыми созвездиями располагались старые башмаки, домашние туфли, замызганное тряпье, впрочем, в комнате был камин, потому-то она и сдавалась за сорок франков в год.
There was every sort of thing in that fireplace, a brazier, a pot, broken boards, rags suspended from nails, a bird-cage, ashes, and even a little fire.	А в камине можно было увидеть все что угодно: жаровню, кастрюлю, сломанные доски, лохмотья, свисавшие с гвоздей, птичью клетку, золу и даже еле теплившееся пламя.
Two brands were smouldering there in a melancholy way.	Уныло чадили две головни.
One thing which added still more to the horrors of this garret was, that it was large.	Еще страшнее чердак этот выглядел оттого, что он был огромен.
It had projections and angles and black holes, the lower sides of roofs, bays, and promontories. Hence horrible, unfathomable nooks where it seemed as though spiders as big as one's fist, wood-lice as large as one's foot, and perhaps even-who knows?-some monstrous human beings, must be hiding.	Всюду выступы, углы, черные провалы, стропила, какие-то заливы, мысы, ужасные, бездонные ямы в закоулках, где, казалось, должны были таиться пауки величиной с кулак, мокрицы длиной в ступню, а может быть, даже и человекообразные чудовища.
One of the pallets was near the door, the other near the window.	Одна кровать стояла у двери, другая у окна.
One end of each touched the fireplace and faced Marius.	Обе упирались в стенки камина и находились как раз против Map^ca.
In a corner near the aperture through which Marius was gazing, a colored engraving in a black frame was suspended to a nail on the wall, and at its bottom, in large letters, was the inscription: THE DREAM.	В углу, недалеко от отверстия, в которое смотрел Мариус, на стене висела раскрашенная гравюра в черной деревянной рамке, а под гравюрой крупными буквами было написано "СОН".
This represented a sleeping woman, and a child, also asleep, the child on the woman's lap, an eagle in a cloud, with a crown in his beak, and the woman thrusting the crown away from the child's head, without awaking the latter; in the background, Napoleon in a glory, leaning on a very blue column with a yellow capital ornamented with this inscription:	Гравюра изображала спящую женщину и ребенка, спящего у нее на коленях; над ними в облаках парил орел с короной в когтях; женщина, не пробуждаясь, отстраняла корону от головы ребенка, в глубине, окруженный сиянием, стоял Наполеон, опираясь на лазоревую колонну с желтой капителью, украшенную надписью:
MARINGO	Моренго
AUSTERLITS	Аустерлис
IENA	Иена
WAGRAMME	Ваграм
ELOT	Элоу

Beneath this frame, a sort of wooden panel, which was no longer than it was broad, stood on the ground and rested in a sloping attitude against the wall.	Под гравюрой на полу была прислонена к стене широкая доска, нечто вроде деревянного панно.
It had the appearance of a picture with its face turned to the wall, of a frame probably showing a daub on the other side, of some pier-glass detached from a wall and lying forgotten there while waiting to be rehung.	Она доходила на перевернутую картину, на подрамник с мазней на обратной стороне, на снятое со стены зеркало, которое никак не соберутся повесить опять.
Near the table, upon which Marius descried a pen, ink, and paper, sat a man about sixty years of age, small, thin, livid, haggard, with a cunning, cruel, and uneasy air; a hideous scoundrel.	За столом, на котором Мариус заметил ручку, чернила и бумагу, сидел человек лет шестидесяти, низенький, сухопарый, угрюмый, с бескровным лицом, с хитрым, жестоким, беспокойным взглядом; на вид - отъявленный негодяй.
If Lavater had studied this visage, he would have found the vulture mingled with the attorney there, the bird of prey and the pettifogger rendering each other mutually hideous and complementing each other; the pettifogger making the bird of prey ignoble, the bird of prey making the pettifogger horrible.	Лафатер, увидев такое лицо, определял бы его как помесь грифа с сутягой; пернатый хищник и человек-крючкотвор, дополняя друг друга, удваивали уродство этого лица, ибо черты крючкотвора придавали хищнику нечто подлое, а черты хищника придавали крючкотвору нечто страшное.
This man had a long gray beard.	У человека, сидевшего за столом, была длинная седая борода.
He was clad in a woman's chemise, which allowed his hairy breast and his bare arms, bristling with gray hair, to be seen.	Он был в женской рубашке, обнажавшей его волосатую грудь и руки, заросшие седой щетиной.
Beneath this chemise, muddy trousers and boots through which his toes projected were visible.	Из-под рубашки виднелись грязные штаны и дырявые сапоги, из которых торчали пальцы.
He had a pipe in his mouth and was smoking.	Во рту он держал трубку, он курил.
There was no bread in the hovel, but there was still tobacco.	Хлеба в берлоге уже не было, но табак еще был.
He was writing probably some more letters like those which Marius had read.	Он что-то писал, вероятно, письмо вроде тех, которые читал Мариус.
On the corner of the table lay an ancient, dilapidated, reddish volume, and the size, which was the antique 12mo of reading-rooms, betrayed a romance.	На краю стола лежала растрепанная старая книга в красноватом переплете; старинный, в двенадцатую долю листа, формат изданий библиотек для чтения указывал на то, что это роман.
On the cover sprawled the following title, printed in large capitals: GOD; THE KING; HONOR AND THE LADIES; BY DUCRAY DUMINIL, 1814.	На обложке красовалось название, напечатанное крупными прописными буквами: "БОГ, КОРОЛЬ, ЧЕСТЬ и ДАМЫ, СОЧИНЕНИЕ ДЮКРЕ-ДЮМИНИЛЯ, 1814 г.".
As the man wrote, he talked aloud, and Marius heard his words:-	Старик писал, разговаривая сам с собой, и до Мариуса долетели его слова:
"The idea that there is no equality, even when you are dead!	- Подумать только, что равенства нет даже после смерти!
Just look at Pere-Lachaise!	Прогуляйтесь-ка по Пер-Лашез!

The great, those who are rich, are up above, in the acacia alley, which is paved.	Вельможи, богачи покоятся на пригорке, на замощенной и обсаженной акациями аллее.
They can reach it in a carriage.	Они могут прибыть туда в катафалках.
The little people, the poor, the unhappy, well, what of them? they are put down below, where the mud is up to your knees, in the damp places.	Мелюзгу, голытьбу, неудачников - чего с ними церемониться! - закапывают в низине, где грязь по колено, в яминах, в слякоти.
They are put there so that they will decay the sooner!	Закапывают там, чтобы поскорее сгнили!
You cannot go to see them without sinking into the earth."	Пока дойдешь туда к ним, сто раз увязнешь.
He paused, smote the table with his fist, and added, as he ground his teeth:-	Он остановился, ударил кулаком по столу и, скрежеща зубами, прибавил:
"Oh! I could eat the whole world!"	-Так бы и перегрыз всем горло!
A big woman, who might be forty years of age, or a hundred, was crouching near the fireplace on her bare heels.	У камина, поджав под себя голые пятки, сидела толстая женщина, которой на вид можно было дать и сорок и сто лет.
She, too, was clad only in a chemise and a knitted petticoat patched with bits of old cloth.	Она тоже была в одной рубашке и в вязаной юбке с заплатами из потертого сукна.
A coarse linen apron concealed the half of her petticoat.	Юбку наполовину прикрывал передник из грубого холста.
Although this woman was doubled up and bent together, it could be seen that she was of very lofty stature.	Хоть женщина и съежилась и согнулась в -три погибели, все же было видно, что она очень высокого роста.
She was a sort of giant, beside her husband.	Рядом с мужем она казалась великаншей.
She had hideous hair, of a reddish blond which was turning gray, and which she thrust back from time to time, with her enormous shining hands, with their flat nails.	У нее были безобразные рыжевато-соломенные с проседью волосы, в которые она то и дело запускала толстые, лоснящиеся пальцы с плоскими ногтями.
Beside her, on the floor, wide open, lay a book of the same form as the other, and probably a volume of the same romance.	Рядом с ней на полу валялась открытая книга такого же формата, что и лежавшая на столе, вероятно, продолжение романа.
On one of the pallets, Marius caught a glimpse of a sort of tall pale young girl, who sat there half naked and with pendant feet, and who did not seem to be listening or seeing or living.	На одной из постелей Мариус заметил полураздетую мертвенно бледную долговязую девочку, - она сидела, свесив ноги, и, казалось, ничего не слышала, не видела, не дышала.
No doubt the younger sister of the one who had come to his room.	Это, конечно, была младшая сестра приходившей к нему девушки.
She seemed to be eleven or twelve years of age.	На первый взгляд ей можно было дать лет одиннадцать-двенадцать.
On closer scrutiny it was evident that she really was fourteen.	Но присмотревшись, вы убеждались, что ей не меньше четырнадцати.
She was the child who had said, on the boulevard the evening before:	Это была та самая девочка, которая накануне вечером говорила на бульваре:
"I bolted, bolted, bolted!"	"А я как припущу! Как припущу!"

She was of that puny sort which remains backward for a long time, then suddenly starts up rapidly.	Она принадлежала к той хилой породе, которая долго отстает в развитии, а потом вырастает внезапно и сразу.
It is indigence which produces these melancholy human plants.	Именно нищета - рассадник этой жалкой людской поросли.
These creatures have neither childhood nor youth.	У подобных существ нет ни детства, ни отрочества.
At fifteen years of age they appear to be twelve, at sixteen they seem twenty.	В пятнадцать лет они выглядят двенадцатилетними, в шестнадцать двадцатилетними.
To-day a little girl, to-morrow a woman.	Сегодня - девочка, завтра - женщина.
One might say that they stride through life, in order to get through with it the more speedily.	Они как будто нарочно бегут бегом по жизни, чтобы поскорей покончить с нею.
At this moment, this being had the air of a child.	Сейчас это создание казалось еще ребенком.
Moreover, no trace of work was revealed in that dwelling; no handicraft, no spinning-wheel, not a tool.	Ничто в комнате не указывало на занятие каким-либо трудом: не было в ней ни станка, ни прялки, ни инструмента.
In one corner lay some ironmongery of dubious aspect.	В углу валялся подозрительный железный лом.
It was the dull listlessness which follows despair and precedes the death agony.	Здесь царила угрюмая лень - спутница отчаяния и предвестница смерти.
Marius gazed for a while at this gloomy interior, more terrifying than the interior of a tomb, for the human soul could be felt fluttering there, and life was palpitating there.	Мариус несколько минут рассматривал эту мрачную комнату, более страшную, нежели могила, ибо чувствовалось, что тут еще содрогается человеческая душа, еще трепещет жизнь.
The garret, the cellar, the lowly ditch where certain indigent wretches crawl at the very bottom of the social edifice, is not exactly the sepulchre, but only its antechamber; but, as the wealthy display their greatest magnificence at the entrance of their palaces, it seems that death, which stands directly side by side with them, places its greatest miseries in that vestibule.	Чердак, подвал, подземелье где копошатся бедняки, те, что находятся у подножия социальной пирамиды, -это еще не усыпальница, а преддверие к ней; но, подобно богачам, стремящимся с особым великолепием убрать вход в свои чертоги, смерть, всегда стоящая рядом с нищетой, бросает к этим вратам своим самую беспросветною нужду.
The man held his peace, the woman spoke no word, the young girl did not even seem to breathe.	Старик умолк, женщина не произносила ни слова, девушка, казалось, не дышала.
The scratching of the pen on the paper was audible.	Слышался только скрип пера.
The man grumbled, without pausing in his writing.	Старик проворчал, не переставая писать:
"Canaille! canaille! everybody is canaille!"	- Сволочь! Сволочь! Кругом одна сволочь!
This variation to Solomon's exclamation elicited a sigh from the woman.	Этот вариант Соломоновой сентенции вызвал у женщины вздох.
"Calm yourself, my little friend," she said.	- Успокойся, дружок! - промолвила она.
"Don't hurt yourself, my dear.	- Не огорчайся, душенька!
You are too good to write to all those people, husband."	Все эти людишки не стоят того, чтобы ты писал им, муженек.

Bodies press close to each other in misery, as in cold, but hearts draw apart.	В бедности люди жмутся другу к другу, точно от холода, но сердца их отдаляются.
This woman must have loved this man, to all appearance, judging from the amount of love within her; but probably, in the daily and reciprocal reproaches of the horrible distress which weighed on the whole group, this had become extinct.	По всему было видно, что эта женщина когда-то любила мужа, проявляя всю заложенную в ней способность любви; но в повседневных взаимных попреках, под тяжестью страшных невзгод, придавивших семью, все, должно быть, угасло.
There no longer existed in her anything more than the ashes of affection for her husband.	Сохранился лишь пепел нежности.
Nevertheless, caressing appellations had survived, as is often the case.	Однако ласкательные прозвища, как это часто случается, пережили чувство.
She called him: My dear, my little friend, my good man, etc., with her mouth while her heart was silent.	Уста говорили "душенька, дружок, муженек" и т. д., а сердце молчало.
The man resumed his writing.	Старик снова принялся писать.
CHAPTER VII-STRATEGY AND TACTICS	Глава седьмая СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА
Marius, with a load upon his breast, was on the point of descending from the species of observatory which he had improvised, when a sound attracted his attention and caused him to remain at his post.	С тяжелым сердцем Мариус собрался уже было спуститься со своего импровизированного наблюдательного пункта, как вдруг внимание его привлек шум; это удержало его.
The door of the attic had just burst open abruptly.	Дверь чердака внезапно распахнулась.
The eldest girl made her appearance on the threshold.	На пороге появилась старшая дочь.
On her feet, she had large, coarse, men's shoes, bespattered with mud, which had splashed even to her red ankles, and she was wrapped in an old mantle which hung in tatters. Marius had not seen it on her an hour previously, but she had probably deposited it at his door, in order that she might inspire the more pity, and had picked it up again on emerging.	Она была обута в грубые мужские башмаки, запачканные грязью, забрызгавшей ее до самых лодыжек, покрасневших от холода, и куталась в старый дырявый плащ, которого Мариус еще час тому назад на ней не видел, она, очевидно, оставила его тогда за дверью, чтобы внушить к себе больше сострадания, а потом, должно быть, снова накинула.
She entered, pushed the door to behind her, paused to take breath, for she was completely breathless, then exclaimed with an expression of triumph and joy:-	Она вошла, хлопнула дверью, остановилась, чтобы перевести дух, потому что совсем запыхалась, и только после этого торжествующе и радостно крикнула:
"He is coming!"	- Идет!
The father turned his eyes towards her, the woman turned her head, the little sister did not stir.	Отец поднял глаза, мать подняла голову, а сестра не шелохнулась.
"Who?" demanded her father.	- Кто идет? - спросил отец.
"The gentleman!"	-Тот господин.
"The philanthropist?"	- Филантроп?
"Yes."	-Да.
"From the church of Saint-Jacques?"	- Из церкви святого Иакова?
"Yes."	-Да.
"That old fellow?"	-Тот самый старик?

"Yes."	-Да.
"And he is coming?"	-И он придет?
"He is following me."	- Сейчас. Следом за мной.
"You are sure?"	-Ты уверена?
"I am sure."	- Уверена.
"There, truly, he is coming?"	- В самом деле придет?
"He is coming in a fiacre."	- Едет в наемной карете.
"In a fiacre.	- В карете!
He is Rothschild."	Да это настоящий Ротшильд!.
The father rose.	Отец встал.
"How are you sure?	- Почему ты так уверена?
If he is coming in a fiacre, how is it that you arrive before him?	Если он едет в карете, то почему же ты очутилась здесь раньше?
You gave him our address at least?	Дала ты ему по крайней мере адрес?
Did you tell him that it was the last door at the end of the corridor, on the right?	Сказала, что наша дверь в самом конце коридора, направо, последняя?
If he only does not make a mistake!	Только бы он не перепутал!
So you found him at the church?	Значит, ты его застала в церкви?
Did he read my letter?	Прочел он мoe письмо?
What did he say to you?"	Что он тебе сказал?
"Ta, ta, ta," said the girl, "how you do gallop on, my good man!	- Та -та -та! Не надо пороть горячку, старина, -ответила дочка.
See here: I entered the church, he was in his usual place, I made him a reverence, and I handed him the letter; he read it and said to me:	- Слушай: вхожу я в церковь; благодетель на своем обычном месте; отвешиваю реверанс и подаю письмо; он читает и спрашивает:
'Where do you live, my child?'	"Где вы живете, дитя мое?"
I said: 'Monsieur, I will show you.'	"Я провожу вас, сударь", - говорю я.
He said to me:	А он:
'No, give me your address, my daughter has some purchases to make, I will take a carriage and reach your house at the same time that you do.'	"Нет, дайте ваш адрес, моя дочь должна кое-что купить, я найму карету и приеду одновременно с вами".
I gave him the address.	Я даю ему адрес.
When I mentioned the house, he seemed surprised and hesitated for an instant, then he said:	Когда я назвала дом, он словно бы удивился и как будто поколебался, а потом сказал:
'Never mind, I will come.'	"Все равно я приеду".
When the mass was finished, I watched him leave the church with his daughter, and I saw them enter a carriage. I certainly did tell him the last door in the corridor, on the right."	Служба кончилась, я видела, как они с дочкой вышли из церкви, видела, как сели в фиакр, и я, конечно не забыла сказать, что наша дверь последняя, в конце коридора, направо.

"And what makes you think that he will come?"	- Откуда же ты взяла, что он приедет?
"I have just seen the fiacre turn into the Rue Petit-Banquier.	- Я сию минуточку видела фиакр, он свернул с Малой Банкирской улицы.
That is what made me run so."	Вот я и пустилась бегом.
"How do you know that it was the same fiacre?"	- А кто тебе сказал, что это тот самый фиакр?
"Because I took notice of the number, so there!"	- Да ведь я же заметила номер!
"What was the number?"	- Ну-ка, скажи, какой?
"440."	- Четыреста сорок.
"Good, you are a clever girl."	- Так. Ты, девка, не дура.
The girl stared boldly at her father, and showing the shoes which she had on her feet:-	Девушка дерзко взглянула на отца и, показав на свои башмаки, проговорила:
"A clever girl, possibly; but I tell you I won't put these shoes on again, and that I won't, for the sake of my health, in the first place, and for the sake of cleanliness, in the next.	- Может быть, и не дура, но только я не надену больше этих дырявых башмаков, очень они мне нужны, - во-первых, в них простудиться можно, а потом грязища надоела.
I don't know anything more irritating than shoes that squelch, and go ghi, ghi, ghi, the whole time.	До чего противно слышать, как эти размокшие подошвы чавкают всю дорогу: чав, чав, чав!
I prefer to go barefoot."	Уж лучше буду босиком ходить.
"You are right," said her father, in a sweet tone which contrasted with the young girl's rudeness, "but then, you will not be allowed to enter churches, for poor people must have shoes to do that.	- Верно, - ответил отец кротким голосом, в противоположность грубому тону дочки, -но ведь тебя иначе не пустят в церковь. Бедняки обязаны иметь обувь.
One cannot go barefoot to the good God," he added bitterly.	К господу богу вход босиком воспрещен, -добавил он желчно.
Then, returning to the subject which absorbed him:-"So you are sure that he will come?"	Затем, возвращаясь к занимавшему его предмету, спросил: -Так ты уверена, вполне уверена, что он придет, а?
"He is following on my heels," said she.	- За мной по пятам едет, - сказала она.
The man started up.	Старик выпрямился.
A sort of illumination appeared on his countenance.	Лицо его словно озарилось сиянием.
"Wife!" he exclaimed, "you hear.	- Слышишь, жена? - крикнул он.
Here is the philanthropist.	- Наш филантроп сейчас будет тут.
Extinguish the fire."	Гаси огонь.
The stupefied mother did not stir.	Мать, опешив, не двигалась с места.
The father, with the agility of an acrobat, seized a broken-nosed jug which stood on the chimney, and flung the water on the brands.	Отец с ловкостью фокусника схватил стоявший на камине кувшин с отбитым горлышком и плеснул воду на головни.
Then, addressing his eldest daughter:-	Затем, обращаясь к старшей дочери, приказал:
"Here you! Pull the straw off that chair!"	- Тащи-ка солому из стула!
His daughter did not understand.	Дочь не поняла.

He seized the chair, and with one kick he rendered it seatless.	Схватив стул, он ударом каблука выбил соломенное сиденье.
His leg passed through it.	Нога прошла насквозь.
As he withdrew his leg, he asked his daughter:- "Is it cold?"	- На дворе холодно? - спросил он у дочки, вытаскивая ногу из пробитого сиденья.
"Very cold.	- Очень холодно.
It is snowing."	Снег валит.
The father turned towards the younger girl who sat on the bed near the window, and shouted to her in a thundering voice:-	Он обернулся к младшей дочери, сидевшей на кровати у окна, и заорал:
"Quick! get off that bed, you lazy thing! will you never do anything?	- Живо! Слезай с кровати, лентяйка! От тебя никогда проку нет!
Break a pane of glass!"	Выбивай стекло!
The little girl jumped off the bed with a shiver.	Девочка, дрожа, спрыгнула с кровати.
"Break a pane!" he repeated.	- Выбивай стекло! - повторил он.
The child stood still in bewilderment.	Она застыла в изумлении.
"Do you hear me?" repeated her father, "I tell you to break a pane!"	- Слышишь, что тебе говорят? Выбей стекло! -снова крикнул отец.
The child, with a sort of terrified obedience, rose on tiptoe, and struck a pane with her fist.	Девочка с пугливой покорностью встала на цыпочки и кулаком ударила в окно.
The glass broke and fell with a loud clatter.	Стекло со звоном разлетелось на мелкие осколки.
"Good," said the father.	- Хорошо, - сказал отец.
He was grave and abrupt.	Он был сосредоточен и решителен.
His glance swept rapidly over all the crannies of the garret.	Быстрый взгляд его обежал все закоулки чердака.
One would have said that he was a general making the final preparation at the moment when the battle is on the point of beginning.	Ни дать ни взять полководец, отдающий последние распоряжения перед битвой.
The mother, who had not said a word so far, now rose and demanded in a dull, slow, languid voice, whence her words seemed to emerge in a congealed state:-	Мать, еще не произнесшая ни звука, встала и спросила таким тягучим и глухим голосом, будто слова застывали у нее в горле:
"What do you mean to do, my dear?"	- Что это ты задумал, голубчик?
"Get into bed," replied the man.	- Ложись в постель! - последовал ответ.
His intonation admitted of no deliberation.	Тон, каким это было сказано, не допускал возражения.
The mother obeyed, and threw herself heavily on one of the pallets.	Жена повиновалась и грузно повалилась на кровать.
In the meantime, a sob became audible in one corner.	В углу послышался плач.
"What's that?" cried the father.	- Что там еще? - закричал отец.

The younger daughter exhibited her bleeding fist, without quitting the corner in which she was cowering.	Младшая дочь, не выходя из темного закутка, куда она забилась, показала окровавленный кулак.
She had wounded herself while breaking the window; she went off, near her mother's pallet and wept silently.	Она поранила руку, разбивая стекло; тихонько всхлипывая, она подошла к кровати матери.
It was now the mother's turn to start up and exclaim:-	Тут настал черед матери. Она вскочила с криком:
"Just see there!	- Полюбуйся!
What follies you commit!	А все твои глупости!
She has cut herself breaking that pane for you!"	Она из-за тебя порезалась.
"So much the better!" said the man. "I foresaw that."	- Тем лучше, это было мною предусмотрено, -сказал муж.
"What? So much the better?" retorted his wife.	-То есть как тем лучше? -завопила женщина.
"Peace!" replied the father,	- Молчать!
"I suppress the liberty of the press."	Я отменяю свободу слова, -объявил отец.
Then tearing the woman's chemise which he was wearing, he made a strip of cloth with which he hastily swathed the little girl's bleeding wrist.	Оторвав от надетой на нем женской рубашки холщовый лоскут, он наспех обмотал им кровоточившую руку девочки.
That done, his eye fell with a satisfied expression on his torn chemise.	Покончив с этим, он с удовлетворением посмотрел на свою изорванную рубашку.
"And the chemise too," said he, "this has a good appearance."	- Рубашка тоже в порядке. Все выглядит как нельзя лучше.
An icy breeze whistled through the window and entered the room.	Ледяной ветер свистел в окне и врывался в комнату.
The outer mist penetrated thither and diffused itself like a whitish sheet of wadding vaguely spread by invisible fingers.	С улицы проникал туман и расползался по всему жилищу; казалось, чьи-то невидимые пальцы незаметно укутывают комнату в белесую вату.
Through the broken pane the snow could be seen falling.	В разбитое окно было видно, как падает снег.
The snow promised by the Candlemas sun of the preceding day had actually come.	Холод, который предвещало накануне солнце Сретенья, и в самом деле наступил.
The father cast a glance about him as though to make sure that he had forgotten nothing.	Старик огляделся, словно желая удостовериться. нет ли каких-либо упущений.
He seized an old shovel and spread ashes over the wet brands in such a manner as to entirely conceal them.	Взяв старую лопату, он забросал золой залитые водой головни, чтобы их совсем не было видно.
Then drawing himself up and leaning against the chimney-piece:-	Затем, выпрямившись и прислонившись спиной к камину, сказал:
"Now," said he, "we can receive the philanthropist."	- Ну, теперь мы можем принять нашего филантропа.
CHAPTER VIII-THE RAY OF LIGHT IN THE HOVEL	Глава восьмая ЛУЧ СВЕТА В ПРИТОНЕ
The big girl approached and laid her hand in her father's.	Старшая дочь подошла к отцу, взяла его за руку и сказала:

"Feel how cold I am," said she.	- Пощупай, как я озябла!
"Bah!" replied the father,	- Подумаешь!
"I am much colder than that."	Я озяб еще больше, - ответил отец.
The mother exclaimed impetuously:-	Мать запальчиво крикнула:
"You always have something better than any one else, so you do! even bad things."	- Ну конечно, у тебя всегда всего больше, чем у других, даже худого!
"Down with you!" said the man.	- Заткнись! - сказал муж.
The mother, being eyed after a certain fashion, held her tongue.	Он бросил на нее такой взгляд, что она замолчала.
Silence reigned for a moment in the hovel.	Наступила тишина.
The elder girl was removing the mud from the bottom of her mantle, with a careless air; her younger sister continued to sob; the mother had taken the latter's head between her hands, and was covering it with kisses, whispering to her the while:-	Старшая дочь хладнокровно счищала грязь с подола плаща, младшая всхлипывала; мать обхватила руками ее голову и, покрывая поцелуями, тихонько приговаривала:
"My treasure, I entreat you, it is nothing of consequence, don't cry, you will anger your father."	- Ну, перестань, мое сокровище, это скоро заживет, не плачь, а то рассердишь отца.
"No!" exclaimed the father, "quite the contrary! sob! sob! that's right." Then turning to the elder:-"There now! He is not coming!	- Наоборот, плачь, плачь! Так и надо! - крикнул отец и обратился к старшей: -Дьявольщина, его все нет!
What if he were not to come!	А вдруг он не пожалует к нам?
I shall have extinguished my fire, wrecked my chair, torn my shirt, and broken my pane all for nothing."	Зря, выходит, я затушил огонь, продавил стул, разорвал рубаху и разбил окно.
"And wounded the child!" murmured the mother.	- И дочурку поранил! - прошептала мать.
"Do you know," went on the father, "that it's beastly cold in this devil's garret!	- Известно ли вам, - продолжал отец, - что на нашем чертовом чердаке собачий холод?
What if that man should not come!	Ну, а если этот субъект возьмет и не придет?
Oh! See there, you!	Ах, вот оно что!
He makes us wait!	Он заставляет себя ждать!
He says to himself:	Он думает:
' Well! they will wait for me!	"Подождут!
That's what they're there for.'	Для того и существуют!"
Oh! how I hate them, and with what joy, jubilation, enthusiasm, and satisfaction I could strangle all those rich folks! all those rich folks!	О, как я их ненавижу! С какой радостью, ликованием, восторгом и наслаждением я передушил бы всех богачей! Всех богачей!
These men who pretend to be charitable, who put on airs, who go to mass, who make presents to the priesthood, preachy, preachy, in their skullcaps, and who think themselves above us, and who come for the purpose of humiliating us, and to bring us 'clothes,' as they say! old duds that are not worth four sous!	Этих так называемых благотворителей, сладкоречивых ханжей, которые ходят к обедне, перенимают поповские замашки, пляшут по поповской указке, рассказывают поповские сказки и воображают, что они люди высшей породы. Они приходят унизить нас! Одарить нас одеждой! По-ихнему, эти обноски, которые не стоят и четырех су, -одежда!

And bread!	Одарить хлебом!
That's not what I want, pack of rascals that they are, it's money!	Не это мне нужно, сволочи! Денег, денег давайте!
Ah! money! Never!	Но денег-то они как раз и не дают!
Because they say that we would go off and drink it up, and that we are drunkards and idlers!	Потому что мы, видите ли, пропьем их, потому что мы пьянчуги и лодыри!
And they!	А сами-то!
What are they, then, and what have they been in their time!	Сами-то что собой представляют и кем сами прежде были?
Thieves!	Ворами!
They never could have become rich otherwise!	Иначе не разбогатели бы!
Oh! Society ought to be grasped by the four corners of the cloth and tossed into the air, all of it!	Не плохо было бы схватить все человеческое общество, как скатерть, за четыре угла и хорошенько встряхнуть!
It would all be smashed, very likely, but at least, no one would have anything, and there would be that much gained!	Все бы перебилось, наверно, зато по крайней мере ни у кого ничего не осталось бы, так-то лучше!
But what is that blockhead of a benevolent gentleman doing? Will he come?	Да куда же запропастился твой господин благотворитель, поганое его рыло?
Perhaps the animal has forgotten the address!	Может, адрес позабыл, скот этакий?
I'll bet that that old beast-"	Бьюсь об заклад, что старая образина...
At that moment there came a light tap at the door, the man rushed to it and opened it, exclaiming, amid profound bows and smiles of adoration:-	Тут в дверь тихонько постучались. Жондрет бросился к ней, распахнул и, низко кланяясь и подобострастно улыбаясь, воскликнул:
"Enter, sir!	- Входите, сударь!
Deign to enter, most respected benefactor, and your charming young lady, also."	Окажите честь войти, глубокочтимый благодетель, а также ваша прелестная барышня.
A man of ripe age and a young girl made their appearance on the threshold of the attic.	На пороге появился мужчина зрелого возраста и молодая девушка.
Marius had not quitted his post.	Мариус не покидал своего наблюдательного поста.
His feelings for the moment surpassed the powers of the human tongue.	То, что он пережил в эту минуту, не в силах передать человеческий язык.
It was She!	То была Она.
Whoever has loved knows all the radiant meanings contained in those three letters of that word: She.	Тому, кто любил, понятен весь лучезарный смысл короткого слова "Она".
It was certainly she.	Действительно, то была она.
Marius could hardly distinguish her through the luminous vapor which had suddenly spread before his eyes.	Мариус с трудом различал ее сквозь светящуюся дымку, внезапно застлавшую ему глаза.

It was that sweet, absent being, that star which had beamed upon him for six months; it was those eyes, that brow, that mouth, that lovely vanished face which had created night by its departure.	Перед ним было то нежное и утерянное им создание, та звезда, что светила ему полгода. Это были ее глаза, ее лоб, ее уста, ее прелестное, скрывшееся от него личико, с исчезновением которого все погрузилось во мрак.
The vision had been eclipsed, now it reappeared.	Видение пропало и вот- появилось вновь.
It reappeared in that gloom, in that garret, in that misshapen attic, in all that horror.	Появилось во тьме, на чердаке, в гнусном вертепе, среди этого ужаса!
Marius shuddered in dismay.	Мариус весь дрожал.
What!	Как!
It was she!	Неужели это она!
The palpitations of his heart troubled his sight.	От сердцебиения у него темнело в глазах.
He felt that he was on the brink of bursting into tears!	Он чувствовал, что вот-вот разрыдается.
What!	Как!
He beheld her again at last, after having sought her so long!	Он видит ее наконец, после долгих поисков!
It seemed to him that he had lost his soul, and that he had just found it again.	Ему казалось, что он вновь обрел свою утраченную душу.
She was the same as ever, only a little pale; her delicate face was framed in a bonnet of violet velvet, her figure was concealed beneath a pelisse of black satin.	Девушка нисколько не переменилась, только, пожалуй, немного побледнела; фиолетовая бархатная шляпка обрамляла ее тонкое лицо, черная атласная шубка скрывала фигуру.
Beneath her long dress, a glimpse could be caught of her tiny foot shod in a silken boot.	Из-под длинной юбки виднелась ножка, затянутая в шелковый полусапожек.
She was still accompanied by M. Leblanc.	Девушку, как всегда, сопровождал г-н Белый.
She had taken a few steps into the room, and had deposited a tolerably bulky parcel on the table.	Она сделала несколько шагов по комнате и положила на стол довольно большой сверток.
The eldest Jondrette girl had retired behind the door, and was staring with sombre eyes at that velvet bonnet, that silk mantle, and that charming, happy face.	Старшая девица Жондрет спряталась за дверью и угрюмо смотрела оттуда на бархатную шляпку, атласную шубку и очаровательное, радующее взгляд личико.
CHAPTER IX-JONDRETTE COMES NEAR WEEPING	Глава девятая ЖОНДРЕТ ЧУТЬ НЕ ПЛАЧЕТ
The hovel was so dark, that people coming from without felt on entering it the effect produced on entering a cellar.	В конуре было темно, и всякий входивший сюда с улицы испытывал такое чувство, словно очутился в погребе.
The two newcomers advanced, therefore, with a certain hesitation, being hardly able to distinguish the vague forms surrounding them, while they could be clearly seen and scrutinized by the eyes of the inhabitants of the garret, who were accustomed to this twilight.	Оба посетителя подвигались нерешительно, еле различая смутные очертания фигур, а обитатели чердака, привыкшие к сумраку, разглядывая вновь прибывших, видели их ясно.
M. Leblanc approached, with his sad but kindly look, and said to Jondrette the father:-	Господин Белый подошел к Жондрету и, устремив на него свой грустный и добрый взгляд, сказал:

"Monsieur, in this package you will find some new clothes and some woollen stockings and blankets."	- Сударь! Здесь, в свертке, вы найдете новое носильное платье, чулки и шерстяные одеяла.
"Our angelic benefactor overwhelms us," said Jondrette, bowing to the very earth.	- Посланец божий, благодетель наш! - воскликнул Жондрет, кланяясь до земли.
Then, bending down to the ear of his eldest daughter, while the two visitors were engaged in examining this lamentable interior, he added in a low and rapid voice:-	Пока посетители рассматривали убогое жилье, он, нагнувшись к самому уху старшей дочери, скороговоркой прошептал:
"Hey?	-Ну?
What did I say?	Что я говорил?
Duds!	Обноски!
No money!	А денежки где?
They are all alike!	Все господа на один манер!
By the way, how was the letter to that old blockhead signed?"	Кстати, как было подписано письмо к этому старому дуралею?
"Fabantou," replied the girl.	- Фабанту, - отвечала дочь.
"The dramatic artist, good!"	- Драматический актер, великолепно.
It was lucky for Jondrette, that this had occurred to him, for at the very moment, M. Leblanc turned to him, and said to him with the air of a person who is seeking to recall a name:-	Жондрет осведомился вовремя, ибо в ту же секунду г-н Белый обернулся к нему и сказал с таким видом, с каким обычно стараются припомнить фамилию собеседника:
"I see that you are greatly to be pitied, Monsieur-"	- Я вижу, что вы в плачевном положении, господин...
"Fabantou," replied Jondrette quickly.	- Фабанту, - быстро подсказал Жондрет.
"Monsieur Fabantou, yes, that is it.	- Господин Фабанту, да, так...
I remember."	Вспомнил.
"Dramatic artist, sir, and one who has had some success."	- Драматический актер, сударь, некогда пожинавший лавры.
Here Jondrette evidently judged the moment propitious for capturing the "philanthropist."	Тут Жондрет, очевидно, решил, что настал самый подходящий момент для натиска на "филантропа".
He exclaimed with an accent which smacked at the same time of the vainglory of the mountebank at fairs, and the humility of the mendicant on the highway:-"A pupil of Talma! Sir! I am a pupil of Talma!	- Я ученик Тальма, сударь! -воскликнул он, и в голосе его прозвучало и бахвальство ярмарочного фигляра и самоуничижение нищего с проезжей дороги. -Ученик Тальма!
Fortune formerly smiled on me-Alas!	И мне улыбалась некогда фортуна. Увы!
Now it is misfortune's turn.	Пришел черед беде.
You see, my benefactor, no bread, no fire.	Сами видите, благодетель мой: нет ни хлеба, ни огня.
My poor babes have no fire!	Нечем обогреть бедных деток.
My only chair has no seat!	Один-единственный стул, и тот сломан!
A broken pane! And in such weather!	Разбитое окно, и в такую погоду!

My spouse in bed!	Супруга в постели!
Ill!"	Больна!
"Poor woman!" said M. Leblanc.	- Бедняжка! -сказал г-н Белый.
"My child wounded!" added Jondrette.	- И дочурка поранилась, -добавил Жондрет.
The child, diverted by the arrival of the strangers, had fallen to contemplating "the young lady," and had ceased to sob.	Девочка, отвлеченная приходом чужих, засмотрелась на "барышню" и перестала всхлипывать.
"Cry! bawl!" said Jondrette to her in a low voice. At the same time he pinched her sore hand.	- Плачь! Реви! - сказал ей тихо Жондрет и ущипнул за больную руку.
All this was done with the talent of a juggler.	Все это он проделал с проворством настоящего жулика.
The little girl gave vent to loud shrieks.	Девочка громко заплакала.
The adorable young girl, whom Marius, in his heart, called "his Ursule," approached her hastily.	Прелестная девушка, которую Мариус звал "моя Урсула", подбежала к ней со словами:
"Poor, dear child!" said she.	- Бедная детка!
"You see, my beautiful young lady," pursued Jondrette "her bleeding wrist!	- Взгляните, милая барышня, - продолжал Жондрет, -у нее рука в крови!
It came through an accident while working at a machine to earn six sous a day.	Несчастный случай, - попала в машину, на которой она работает за шесть су в день.
It may be necessary to cut off her arm."	Возможно, придется отнять руку!
"Really?" said the old gentleman, in alarm.	- Неужели? -встревоженно спросил старик.
The little girl, taking this seriously, fell to sobbing more violently than ever.	Девочка, приняв слова отца за правду, начала всхлипывать сильнее.
"Alas! yes, my benefactor!" replied the father.	- Увы, это так, благодетель! -ответил папаша.
For several minutes, Jondrette had been scrutinizing "the benefactor" in a singular fashion.	Уже несколько секунд Жондрет с каким-то странным выражением всматривался в "филантропа".
As he spoke, he seemed to be examining the other attentively, as though seeking to summon up his recollections.	Он, казалось, внимательно изучал его, словно стараясь что-то вспомнить.
All at once, profiting by a moment when the newcomers were questioning the child with interest as to her injured hand, he passed near his wife, who lay in her bed with a stupid and dejected air, and said to her in a rapid but very low tone:-	Воспользовавшись минутой, когда посетители участливо расспрашивали девочку о пораненной руке, он подошел к лежавшей в постели жене, лицо которой изображало тупое уныние, и шепнул ей:
"Take a look at that man!"	- Вглядись-ка в него получше!
Then, turning to M. Leblanc, and continuing his lamentations:-	Затем он обернулся к г-ну Белому, и опять полились его плаксивые жалобы:
"You see, sir! All the clothing that I have is my wife's chemise!	- Подумайте, сударь, вся моя одежда - женина рубашка!
And all torn at that!	Да к тому же рваная!
In the depths of winter!	В самые холода.

I can't go out for lack of a coat.	Не в чем выйти.
If I had a coat of any sort, I would go and see Mademoiselle Mars, who knows me and is very fond of me.	Был бы у меня хоть плохонький костюм, я бы навестил мадмуазель Марс, которая меня знает и очень благоволит ко мне.
Does she not still reside in the Rue de la Tour-des-Dames?	Ведь она, кажется, по-прежнему живет на улице Тур -де -Дам?
Do you know, sir? We played together in the provinces. I shared her laurels.	Видите ли, сударь, мы вместе играли в провинции, я делил с нею лавры.
Celimene would come to my succor, sir!	Селимена пришла бы мне на помощь, сударь!
Elmire would bestow alms on Belisaire!	Эльмира подала бы милостыню Велизарию!
But no, nothing!	Но ничего-то у меня нет!
And not a sou in the house!	И в доме ни единого су!
My wife ill, and not a sou!	Супруга больна, и ни единого су!
My daughter dangerously injured, not a sou!	Дочка опасно ранена, и ни единого су!
My wife suffers from fits of suffocation.	У жены моей приступы удушья.
It comes from her age, and besides, her nervous system is affected.	Возраст, да и нервы к тому же.
She ought to have assistance, and my daughter also!	Ей нужен уход и дочке тоже!
But the doctor!	Но врач!
But the apothecary!	Но аптекарь!
How am I to pay them?	Чем же им заплатить? Нет ни лиарда!
I would kneel to a penny, sir!	Сударь! Я готов пасть на колени перед монетой в десять су!
Such is the condition to which the arts are reduced.	Вот в каком упадке искусство!
And do you know, my charming young lady, and you, my generous protector, do you know, you who breathe forth virtue and goodness, and who perfume that church where my daughter sees you every day when she says her prayers?-For I have brought up my children religiously, sir.	И да будет вам известно, прелестная барышня и великодушный покровитель мой, исполненные добродетели и милосердия, что бедная моя дочь ходит молиться в тот самый храм, чьим украшением вы являетесь, и ежедневно видит вас... Я воспитываю дочек в благочестии, сударь.
I did not want them to take to the theatre.	Мне не хотелось, чтобы они пошли на сцену.
Ah! the hussies!	Смотрите у меня, бесстыдницы!
If I catch them tripping!	Только попробуйте ослушаться!
I do not jest, that I don't!	Со мной шутки плохи!
I read them lessons on honor, on morality, on virtue!	Я не перестаю им долбить о чести, морали, добродетели.
Ask them!	Спросите их!
They have got to walk straight.	Пусть идут по прямому пути. У них есть отец.

They are none of your unhappy wretches who begin by having no family, and end by espousing the public.	Они не из тех несчастных, которые начинают жить безродными, а кончают тем, что роднятся со всем светом.
One is Mamselle Nobody, and one becomes Madame Everybody. Deuce take it! None of that in the Fabantou family!	Клянусь, этого не будет в семье Фабанту!
I mean to bring them up virtuously, and they shall be honest, and nice, and believe in God, by the sacred name!	Я надеюсь воспитать их в добродетели, чтобы они были честными, хорошими, верующими в бога, черт возьми!
Well, sir, my worthy sir, do you know what is going to happen to-morrow?	Итак, сударь, достопочтенный мой благодетель, знаете ли вы, что готовит мне завтрашний день?
To-morrow is the fourth day of February, the fatal day, the last day of grace allowed me by my landlord; if by this evening I have not paid my rent, to-morrow my oldest daughter, my spouse with her fever, my child with her wound,-we shall all four be turned out of here and thrown into the street, on the boulevard, without shelter, in the rain, in the snow.	Завтра четвертое февраля, роковой день, последняя отсрочка, которую мне дал хозяин; если я ему не уплачу сегодня же вечером, завтра моя старшая дочь, я, моя больная супруга, мое израненное дитя, мы все вчетвером будем лишены крова, выкинуты на улицу, на бульвар, под открытое небо, под дождь, под снег.
There, sir.	Так-то, сударь!
I owe for four quarters-a whole year! that is to say, sixty francs."	Я должен за четыре квартала, за год. То есть шестьдесят франков.
Jondrette lied.	Жондрет лгал.
Four quarters would have amounted to only forty francs, and he could not owe four, because six months had not elapsed since Marius had paid for two.	Плата за год составляла всего сорок франков, и он не мог задолжать за четыре квартала: еще не прошло и полугода, как Мариус заплатил за два.
M. Leblanc drew five francs from his pocket and threw them on the table.	Господин Белый вынул из кармана пять франков и положил их на стол.
Jondrette found time to mutter in the ear of his eldest daughter:-	Жондрет буркнул на ухо старшей дочери:
"The scoundrel!	- Негодяй!
What does he think I can do with his five francs?	На что мне сдались его пять франков?
That won't pay me for my chair and pane of glass!	Ими не окупишь ни стул, ни оконное стекло.
That's what comes of incurring expenses!"	Решайся после этого на затраты!
In the meanwhile, M. Leblanc had removed the large brown great-coat which he wore over his blue coat, and had thrown it over the back of the chair.	В ту же минуту г-н Белый, сняв с себя широкий коричневый редингот, который он носил поверх своего синего редингота, бросил его на спинку стула.
"Monsieur Fabantou," he said, "these five francs are all that I have about me, but I shall now take my daughter home, and I will return this evening,-it is this evening that you must pay, is it not?"	- Господин Фабанту! - сказал он - У меня только пять франков, но я провожу дочь домой и вернусь к вам вечером; ведь вы должны уплатить вечером?..
Jondrette's face lighted up with a strange expression.	В глазах Жондрета промелькнуло странное выражение.
He replied vivaciously:-	Он поспешил ответить:
"Yes, respected sir.	- Да, глубокоуважаемый покровитель.

At eight o'clock, I must be at my landlord's."	В восемь часов я должен быть у домохозяина.
"I will be here at six, and I will fetch you the sixty francs."	- Я буду в шесть и принесу шестьдесят франков.
"My benefactor!" exclaimed Jondrette, overwhelmed.	- Благодетель! - в восторге завопил Жондрет.
And he added, in a low tone:	И чуть слышно добавил:
"Take a good look at him, wife!"	Всмотрись в него хорошенько, жена!
M. Leblanc had taken the arm of the young girl, once more, and had turned towards the door.	Господин Белый снова взял под руку прелестную девушку и направился к двери.
"Farewell until this evening, my friends!" said he.	- До вечера, друзья мои! -сказал он.
"Six o'clock?" said Jondrette.	- В шесть часов? - переспросил Жондрет.
"Six o'clock precisely."	- Ровно в шесть.
At that moment, the overcoat lying on the chair caught the eye of the elder Jondrette girl.	Тут внимание старшей девицы Жондрет привлек висевший на спинке стула сюртук.
"You are forgetting your coat, sir," said she.	- Сударь! Вы забыли ваш редингот, - сказала она.
Jondrette darted an annihilating look at his daughter, accompanied by a formidable shrug of the shoulders.	Жондрет устремил на дочку угрожающий взгляд и гневно передернул плечами.
M. Leblanc turned back and said, with a smile:-	Господин Белый обернулся и ответил улыбаясь:
"I have not forgotten it, I am leaving it."	-Я не забыл, я нарочно оставил его.
"O my protector!" said Jondrette, "my august benefactor, I melt into tears!	- О мой покровитель! - воскликнул Жондрет. -Мой высокочтимый благодетель, я не могу сдержать слезы.
Permit me to accompany you to your carriage."	Позвольте, я провожу вас до фиакра.
"If you come out," answered M. Leblanc, "put on this coat.	- Если вы хотите выйти, то наденьте сюртук, -сказал г-н Белый.
It really is very cold."	- На дворе очень холодно.
Jondrette did not need to be told twice.	Жондрет не заставил просить себя дважды.
He hastily donned the brown great-coat.	Он быстро надел на себя коричневый редингот.
And all three went out, Jondrette preceding the two strangers.	Они вышли втроем. Жондрет впереди, за ним посетители.
CHAPTER X-TARIFF OF LICENSED CABS: TWO FRANCS AN HOUR	Глава десятая ТАКСА НАЕМНОГО КАБРИОЛЕТА: ДВА ФРАНКА В ЧАС
Marius had lost nothing of this entire scene, and yet, in reality, had seen nothing.	Хотя вся эта сцена разыгралась на глазах у Мариуса, он, в сущности, почти ничего не видел.
His eyes had remained fixed on the young girl, his heart had, so to speak, seized her and wholly enveloped her from the moment of her very first step in that garret.	Взгляд его впился в девушку, сердце его, так сказать, ухватилось за нее и словно вобрало всю целиком, едва она ступила за порог конуры Жондрета.
During her entire stay there, he had lived that life of ecstasy which suspends material perceptions and precipitates the whole soul on a single point.	Пока она была там, он находился в том состоянии экстаза, когда человек не воспринимает явлений внешнего мира, а сосредоточивает всю душу на чем-то одном.

He contemplated, not that girl, but that light which wore a satin pelisse and a velvet bonnet.	Он созерцал не девушку, а луч, одетый в атласную шубку и бархатную шляпку.
The star Sirius might have entered the room, and he would not have been any more dazzled.	Если бы даже сам Сириус, покинув небеса, появился в комнате, Мариус не был бы так ослеплен.
While the young girl was engaged in opening the package, unfolding the clothing and the blankets, questioning the sick mother kindly, and the little injured girl tenderly, he watched her every movement, he sought to catch her words.	Пока девушка развертывала пакет, раскладывала вещи и одеяла, с участием расспрашивала больную мать и ласково говорила с поранившейся девочкой, он ловил каждое ее движение и старался услышать ее голос.
He knew her eyes, her brow, her beauty, her form, her walk, he did not know the sound of her voice.	Ему были знакомы ее глаза, лоб, фигура, походка, вся ее краса, но он не знал, как звучит ее голос.
He had once fancied that he had caught a few words at the Luxembourg, but he was not absolutely sure of the fact.	Однажды в Люксембургском саду ему показалось, что до него долетело несколько сказанных ею слов, но он был в этом не вполне уверен.
He would have given ten years of his life to hear it, in order that he might bear away in his soul a little of that music.	Он отдал бы десять лет жизни, чтобы услышать, чтобы запечатлеть в душе музыку ее голоса.
But everything was drowned in the lamentable exclamations and trumpet bursts of Jondrette.	Но все заглушалось жалобными причитаниями и высокопарными тирадами Жондрета.
This added a touch of genuine wrath to Marius' ecstasy. He devoured her with his eyes.	И к восхищению Мариуса примешивался гнев. OH не сводил с нее глаз.
He could not believe that it really was that divine creature whom he saw in the midst of those vile creatures in that monstrous lair.	Ему не верилось, что в отвратительной трущобе, среди человеческого отребья, он нашел это божественное создание.
It seemed to him that he beheld a humming-bird in the midst of toads.	Ему казалось, что он видит колибри среди жаб.
When she took her departure, he had but one thought, to follow her, to cling to her trace, not to quit her until he learned where she lived, not to lose her again, at least, after having so miraculously re-discovered her.	Когда она вышла, его охватило одно желание -следовать за ней, идти по пятам, не упускать из вида, пока он не узнает, где она живет, чтобы не утратить ее вновь после того, как чудом обрел ее!
He leaped down from the commode and seized his hat.	Он спрыгнул с комода и схватил шляпу.
As he laid his hand on the lock of the door, and was on the point of opening it, a sudden reflection caused him to pause.	Он уже взялся за дверную ручку и хотел было выйти, но его остановила одна мысль.
The corridor was long, the staircase steep, Jondrette was talkative, M. Leblanc had, no doubt, not yet regained his carriage; if, on turning round in the corridor, or on the staircase, he were to catch sight of him, Marius, in that house, he would, evidently, take the alarm, and find means to escape from him again, and this time it would be final.	Коридор был длинный, лестница крутая, -Жондрет болтлив, г-н Белый, разумеется, еще не успел сесть в коляску; если, обернувшись в коридоре или на лестнице, он заметит его, Мариуса, то, разумеется, встревожится и найдет способ снова ускользнуть, и тогда все будет кончено.
What was he to do?	Как быть?
Should he wait a little?	Подождать немного?
But while he was waiting, the carriage might drive off.	Но пока будешь ждать, коляска может отъехать...

Marius was perplexed.	Мариус был в нерешительности.
At last he accepted the risk and quitted his room.	Наконец он рискнул и вышел из комнаты.
There was no one in the corridor.	В коридоре уже никого не было.
He hastened to the stairs.	Он побежал к лестнице.
There was no one on the staircase.	Никого не было и на лестнице.
He descended in all haste, and reached the boulevard in time to see a fiacre turning the corner of the Rue du Petit-Banquier, on its way back to Paris.	Он поспешно спустился и вышел на бульвар как раз в ту минуту, когда экипаж завернул за угол Малой Банкирской улицы и покатил обратно в Париж.
Marius rushed headlong in that direction.	Мариус бросился бежать в том же направлении.
On arriving at the angle of the boulevard, he caught sight of the fiacre again, rapidly descending the Rue Mouffetard; the carriage was already a long way off, and there was no means of overtaking it; what! run after it?	Достигнув угла бульвара, он снова увидел экипаж, быстро ехавший по улице Муфтар; экипаж был уже очень далеко, нечего было и пытаться догнать его. Что делать? Бежать за ним?
Impossible; and besides, the people in the carriage would assuredly notice an individual running at full speed in pursuit of a fiacre, and the father would recognize him.	Напрасно. К тому же из коляски, несомненно, заметили бы человека, бегущего за нею со всех ног, и отец девушки узнал бы его.
At that moment, wonderful and unprecedented good luck, Marius perceived an empty cab passing along the boulevard.	И тут -чудесная, неслыханная случайность! -Мариус заметил свободный наемный кабриолет, проезжавший по бульвару.
There was but one thing to be done, to jump into this cab and follow the fiacre.	Оставалось только одно решение: сесть в кабриолет и поехать за фиакром.
That was sure, efficacious, and free from danger.	Это был верный, реальный и безопасный выход.
Marius made the driver a sign to halt, and called to him:-	Мариус знаком остановил экипаж.
"By the hour?"	- Почасно! - крикнул он.
Marius wore no cravat, he had on his working-coat, which was destitute of buttons, his shirt was torn along one of the plaits on the bosom.	Мариус был без галстука, в старом сюртуке, на котором не хватало пуговиц, манишка на сорочке была у него в одном месте разорвана.
The driver halted, winked, and held out his left hand to Marius, rubbing his forefinger gently with his thumb.	Кучер остановился и, подмигнув, протянул в сторону Мариуса левую руку, слегка потирая один о другой большой и указательный пальцы.
"What is it?" said Marius.	- Что такое? - спросил Мариус.
"Pay in advance," said the coachman.	- Плата вперед, - сказал кучер.
Marius recollected that he had but sixteen sous about him.	Мариус вспомнил, что у него было всего шестнадцать су.
"How much?" he demanded.	- Сколько? - спросил он.
"Forty sous."	- Сорок су.
"I will pay on my return."	- Уплачу по приезде.
The driver's only reply was to whistle the air of La Palisse and to whip up his horse.	Вместо ответа кучер засвистел песенку о Ла Палисе и стегнул лошадь.

Marius stared at the retreating cabriolet with a bewildered air.	Мариус растерянно смотрел вслед удалявшемуся кабриолету.
For the lack of four and twenty sous, he was losing his joy, his happiness, his love!	Из-за двадцати четырех су, которых ему не хватало, он терял свою радость, свое счастье, свою любовь!
He had seen, and he was becoming blind again.	Он вновь погружался во мрак!
He reflected bitterly, and it must be confessed, with profound regret, on the five francs which he had bestowed, that very morning, on that miserable girl.	Он прозрел, а теперь снова лишился зрения. По правде говоря, он с горечью и глубоким сожалением подумал о пяти франках, отданных им поутру несчастной дочери Жондрета.
If he had had those five francs, he would have been saved, he would have been born again, he would have emerged from the limbo and darkness, he would have made his escape from isolation and spleen, from his widowed state; he might have re-knotted the black thread of his destiny to that beautiful golden thread, which had just floated before his eyes and had broken at the same instant, once more!	Имей он эти пять франков, он был бы спасен, он бы возродился, он вышел бы из чистилища, из ада, из одиночества, тоски и душевного вдовства; он вновь связал бы черною нить своей судьбы с дивной золотой нитью, промелькнувшей перед его глазами и еще раз оборвавшейся.
He returned to his hovel in despair.	Он вернулся в свою каморку в полном отчаянии.
He might have told himself that M. Leblanc had promised to return in the evening, and that all he had to do was to set about the matter more skilfully, so that he might follow him on that occasion; but, in his contemplation, it is doubtful whether he had heard this.	Он мог бы себя утешить тем, что г-н Белый обещал вернуться вечером, и на этот раз нужно было только получше взяться за дело и постараться не упустить его, но, поглощенный созерцанием девушки, он едва ли что-нибудь слышал.
As he was on the point of mounting the staircase, he perceived, on the other side of the boulevard, near the deserted wall skirting the Rue De la Barriere-des-Gobelins, Jondrette, wrapped in the "philanthropist's" great-coat, engaged in conversation with one of those men of disquieting aspect who have been dubbed by common consent, prowlers of the barriers; people of equivocal face, of suspicious monologues, who present the air of having evil minds, and who generally sleep in the daytime, which suggests the supposition that they work by night.	В ту минуту, когда Мариус собирался подняться по лестнице, он заметил на другой стороне бульвара, у глухой стены, идущей вдоль улицы заставы Гобеленов, Жондрета, облаченного в редингот "благодетеля". Он разговаривал с одним из тех субъектов, лица которых вселяют беспокойство и которых принято называть "хозяевами застав"; это люди, внешность которых двусмысленна, речь подозрительна, словно на уме у них что-то дурное; спят они обычно днем, следовательно, дают все основания думать, что работают ночью.
These two men, standing there motionless and in conversation, in the snow which was falling in whirlwinds, formed a group that a policeman would surely have observed, but which Marius hardly noticed.	Собеседники, стоявшие неподвижно под хлопьями падавшего снега, представляли собой группу, которая, наверно, остановила бы внимание полицейского, но взгляд Мариуса едва скользнул по ней.
Still, in spite of his mournful preoccupation, he could not refrain from saying to himself that this prowler of the barriers with whom Jondrette was talking resembled a certain Panchaud, alias Printanier, alias Bigrenaille, whom Courfeyrac had once pointed out to him as a very dangerous nocturnal roamer.	Однако, как ни был он озабочен и огорчен, он невольно подумал, что "хозяин застав", с которым беседовал Жондрет, похож на человека, у которого была кличка Крючок, он же Весенний, он же Г нус; на него как-то указал ему Курфейрак; в квартале он пользовался репутацией опасного ночного гуляки.

This man's name the reader has learned in the preceding book.	В предыдущей книге упоминалось его имя.
This Panchaud, alias Printanier, alias Bigrenaille, figured later on in many criminal trials, and became a notorious rascal.	Крючок, он же Весенний, он же Гнус, позднее фигурировал в нескольких уголовных процессах и стяжал себе славу знаменитого мошенника.
He was at that time only a famous rascal.	В описываемое нами время он был еще просто ловким мошенником.
To-day he exists in the state of tradition among ruffians and assassins.	Бандиты и грабители помнят его и сейчас.
He was at the head of a school towards the end of the last reign.	В конце последнего царствования он создал целую школу.
And in the evening, at nightfall, at the hour when groups form and talk in whispers, he was discussed at La Force in the Fosse-aux-Lions.	В сумерках, в тот час, когда люди шепчутся, собравшись в кружок, о нем говорили в Львином рву тюрьмы Форс.
One might even, in that prison, precisely at the spot where the sewer which served the unprecedented escape, in broad daylight, of thirty prisoners, in 1843, passes under the culvert, read his name, PANCHAUD, audaciously carved by his own hand on the wall of the sewer, during one of his attempts at flight.	В этой тюрьме, как раз в том месте, где под дозорной дорожкой проходит сток нечистот, через который в 1843 году тридцать два заключенных среди бела дня совершили неслыханный побег, можно было прочесть над плитой, закрывавшей отверстие сточной трубы, его имя: Крючок. Он дерзко выцарапал его на стене у самой дозорной дорожки при одной из попыток к бегству.
In 1832, the police already had their eye on him, but he had not as yet made a serious beginning.	В 1832 году полиция уже следила за ним, но он еще в серьезных делах не участвовал.
CHAPTER XI-OFFERS OF SERVICE FROM MISERY TO WRETCHEDNESS	Глава одиннадцатая НИЩЕТА ПРЕДЛАГАЕТ УСЛУГИ ГОРЮ
Marius ascended the stairs of the hovel with slow steps; at the moment when he was about to re-enter his cell, he caught sight of the elder Jondrette girl following him through the corridor.	Мариус медленно поднялся по лестнице. Он собирался уже войти в свою каморку, как вдруг заметил, что за ним по коридору идет старшая дочь Жондрета.
The very sight of this girl was odious to him; it was she who had his five francs, it was too late to demand them back, the cab was no longer there, the fiacre was far away.	Ему было очень неприятно видеть эту девушку, -ведь именно к ней и перешли его пять франков, -но требовать их обратно было уже поздно, кабриолет уехал, а коляски и след простыл.
Moreover, she would not have given them back.	К тому же девушка и не вернула бы их.
As for questioning her about the residence of the persons who had just been there, that was useless; it was evident that she did not know, since the letter signed Fabantou had been addressed "to the benevolent gentleman of the church of Saint-Jacques-du-Haut-Pas."	Так же бесполезно было бы расспрашивать ее о том, где жили их посетители; очевидно, она и сама не знала, раз письмо, подписанное Фабанту, было адресовано "господину благодетелю из церкви Сен -Жак -дю -О -Па".
Marius entered his room and pushed the door to after him.	Мариус вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
It did not close; he turned round and beheld a hand which held the door half open.	Однако она не закрылась плотно; он обернулся и заметил, что ее придерживает чья-то рука.
"What is it?" he asked, "who is there?" It was the Jondrette girl.	- Что такое? Кто там? - спросил он и увидел дочь Жондрета.

"Is it you?" resumed Marius almost harshly, "still you!	- Это вы? - почти грубо продолжал Мариус.
What do you want with me?"	- Опять вы? Что вам от меня нужно?
She appeared to be thoughtful and did not look at him.	Но она, казалось, о чем-то думала и не глядела на него.
She no longer had the air of assurance which had characterized her that morning.	В ней не было прежней самоуверенности.
She did not enter, but held back in the darkness of the corridor, where Marius could see her through the half-open door.	В комнату она не вошла, а осталась стоять в темном коридоре, -Мариус видел ее через неплотно притворенную дверь.
"Come now, will you answer?" cried Marius.	- Отвечайте же! - воскликнул Мариус.
"What do you want with me?"	- Что вам от меня нужно!
She raised her dull eyes, in which a sort of gleam seemed to flicker vaguely, and said:-	Она окинула его тусклым взглядом, в котором, казалось, засветился огонек, и сказала:
"Monsieur Marius, you look sad.	- Господин Мариус! У вас такой печальный вид!
What is the matter with you?"	Что с вами?
"With me!" said Marius.	- Со мной?
"Yes, you."	- Да, с вами.
"There is nothing the matter with me."	- Ничего.
"Yes, there is!"	- Что-то все-таки есть!
"No."	- Нет.
"I tell you there is!"	-А я говорю - есть.
"Let me alone!"	- Оставьте меня в покое.
Marius gave the door another push, but she retained her hold on it.	Мариус снова толкнул дверь, но девушка продолжала придерживать ее.
"Stop," said she, "you are in the wrong. Although you are not rich, you were kind this morning.	- Слушайте, это вы зря, -сказала она. -Вы небогаты, а какой были добрый утром!
Be so again now.	Ну станьте опять таким!
You gave me something to eat, now tell me what ails you.	Вы мне дали на пропитанье. Скажите же: что с вами?
You are grieved, that is plain.	Вы огорчены, это сразу видно.
I do not want you to be grieved.	А мне не хочется, чтобы вы огорчались.
What can be done for it?	Нельзя ли тут чем-нибудь помочь?
Can I be of any service?	Не могу ли я вам пригодиться?
Employ me.	Положитесь на меня.
I do not ask for your secrets, you need not tell them to me, but I may be of use, nevertheless.	Я не собираюсь выведывать ваши секреты, не прошу мне о них рассказывать, но все-таки я могу быть полезной.
I may be able to help you, since I help my father.	Я могу вам подсобить, ведь подсобляю же я отцу!

When it is necessary to carry letters, to go to houses, to inquire from door to door, to find out an address, to follow any one, I am of service.	Понадобится отнести письмо, обойти дома из двери в дверь, разыскать адрес, выследить кого-нибудь, - посылают меня.
Well, you may assuredly tell me what is the matter with you, and I will go and speak to the persons; sometimes it is enough if some one speaks to the persons, that suffices to let them understand matters, and everything comes right.	Так вот, можете спокойно мне все доверить, я передам кому надо. Иной раз поговоришь с кем надо, и все уладилось.
Make use of me."	Распоряжайтесь мной.
An idea flashed across Marius' mind.	У Мариуса промелькнула мысль.
What branch does one disdain when one feels that one is falling?	За какую только веточку не цепляется человек, когда чувствует, что сейчас упадет!
He drew near to the Jondrette girl.	Он приблизился к дочери Жондрета.
"Listen-" he said to her.	- Послушай...- сказал он.
She interrupted him with a gleam of joy in her eyes.	Девушка прервала его, и глаза ее радостно сверкнули:
"Oh yes, do call me thou! I like that better."	- Да, да, говорите мне "ты", мне так больше нравится.
"Well," he resumed, "thou hast brought hither that old gentleman and his daughter!"	- Хорошо, - продолжал он. - Ведь это ты привела сюда старика с дочкой...
"Yes."	-Да.
"Dost thou know their address?"	-Ты знаешь их адрес?
"No."	- Нет.
"Find it for me."	- Узнай мне его.
The Jondrette's dull eyes had grown joyous, and they now became gloomy.	Угрюмый взгляд девушки, ставший радостным, теперь снова стал мрачным.
"Is that what you want?" she demanded.	- Только это вам и надо? -спросила она.
"Yes."	-Да.
"Do you know them?"	-Вы с ними знакомы?
"No."	- Нет.
"That is to say," she resumed quickly, "you do not know her, but you wish to know her."	- Иначе говоря, -живо перебила его девушка, - вы незнакомы с нею, но хотите познакомиться.
This them which had turned into her had something indescribably significant and bitter about it.	Это "с нею" вместо "с ними" было произнесено значительно и с горечью.
"Well, can you do it?" said Marius.	- Ну как? Сумеешь? -спросил Мариус.
"You shall have the beautiful lady's address."	- Я добуду вам адрес красивой барышни.
There was still a shade in the words "the beautiful lady" which troubled Marius.	Тон, каким были произнесены слова: "красивой барышни", почему-то опять покоробил Мариуса.
He resumed:-	Он сказал:
"Never mind, after all, the address of the father and daughter.	- В конце концов не важно! Адрес отца и дочери.

Their address, indeed!"	Ну, адрес обоих.
She gazed fixedly at him.	Она пристально посмотрела на него.
"What will you give me?"	- Что вы мне за это дадите?
"Anything you like."	- Все, что пожелаешь.
"Anything I like?"	- Все, что пожелаю?
"Yes."	-Да
"You shall have the address."	- Вы получите адрес.
She dropped her head; then, with a brusque movement, she pulled to the door, which closed behind her.	Она опустила голову, затем порывистым движением захлопнула дверь.
Marius found himself alone.	Мариус остался один.
He dropped into a chair, with his head and both elbows on his bed, absorbed in thoughts which he could not grasp, and as though a prey to vertigo.	Он упал на стул, оперся локтями о кровать, обхватил руками голову и погрузился в водоворот все время ускользавших мыслей, испытывая состояние, близкое к обмороку.
All that had taken place since the morning, the appearance of the angel, her disappearance, what that creature had just said to him, a gleam of hope floating in an immense despair,-this was what filled his brain confusedly.	Все, что произошло с утра: появление небесного создания, его исчезновение, слова, только что услышанные им от несчастной девушки, луч надежды, блеснувший в минуту беспредельного отчаяния, - вот что проносилось в его мозгу.
All at once he was violently aroused from his reverie.	Вдруг его задумчивость была грубо прервана.
He heard the shrill, hard voice of Jondrette utter these words, which were fraught with a strange interest for him:-	Громкий и резкий голос Жондрета произнес крайне заинтересовавшие Мариуса загадочные слова:
"I tell you that I am sure of it, and that I recognized him."	- Говорят тебе, я уверен! Я его узнал.
Of whom was Jondrette speaking?	О ком шла речь?
Whom had he recognized?	Кого узнал Жондрет?
M. Leblanc?	Г-на Белого?
The father of "his Ursule"?	Отца его "Урсулы"?
What!	Возможно ли!
Did Jondrette know him?	Разве Жондрет был с ним знаком?
Was Marius about to obtain in this abrupt and unexpected fashion all the information without which his life was so dark to him?	Неужели ему, Мариусу, неожиданно откроется то, без чего жизнь его была такой беспросветной?
Was he about to learn at last who it was that he loved, who that young girl was? Who her father was?	Неужели, наконец, он узнает, кого же он любит, узнает, кто эта девушка, кто ее отец?
Was the dense shadow which enwrapped them on the point of being dispelled? Was the veil about to be rent?	Неужели наступила минута, когда окутывающий этих людей густой туман рассеется, когда таинственный покров разорвется?
Ah! Heavens!	О небо!

He bounded rather than climbed upon his commode, and resumed his post near the little peep-hole in the partition wall.	Он влез, вернее, вскочил на комод и занял место у потайного окошечка в переборке.
Again he beheld the interior of Jondrette's hovel.	И снова увидел внутренность логова Жондрета.
CHAPTER XII-THE USE MADE OF M. LEBLANC'S FIVE-FRANC PIECE	Глава двенадцатая НА ЧТО БЫЛА ИСТРАЧЕНА ПЯТИФРАНКОВАЯ МОНЕТА Г-НА БЕЛОГО
Nothing in the aspect of the family was altered, except that the wife and daughters had levied on the package and put on woollen stockings and jackets.	С виду в семействе Жондрета все было по-прежнему, если не считать того, что жена и дочки успели вытащить кое-что из свертка, принесенного г-ном Белым, и нарядились в шерстяные чулки и кофточки.
Two new blankets were thrown across the two beds.	Новые одеяла были наброшены на обе кровати.
Jondrette had evidently just returned. He still had the breathlessness of out of doors.	Жондрет, по-видимому, только что пришел, так как не успел еще отдышаться.
His daughters were seated on the floor near the fireplace, the elder engaged in dressing the younger's wounded hand.	Дочки сидели на полу у камина, старшая перевязывала руку младшей.
His wife had sunk back on the bed near the fireplace, with a face indicative of astonishment.	Жена, казалось, утонула в кровати, стоявшей рядом с камином; лицо ее выражало удивление.
Jondrette was pacing up and down the garret with long strides.	Жондрет мерил комнату большими шагами.
His eyes were extraordinary.	В его взгляде было что-то необычное.
The woman, who seemed timid and overwhelmed with stupor in the presence of her husband, turned to say:-	Наконец жена, видимо, потрясенная и робевшая перед мужем, осмелилась произнести:
"What, really?	- Неужели правда?
You are sure?"	Ты уверен?
"Sure!	- Конечно, уверен!
Eight years have passed!	Прошло восемь лет.
But I recognize him!	И все-таки я его узнал.
Ah! I recognize him.	Еще бы не узнать!
I knew him at once!	Сразу узнал!
What! Didn't it force itself on you?"	Неужто тебе ничего не бросилось в глаза?
"No."	- Нет.
"But I told you:	- Но ведь я же тебе говорил:
' Pay attention!'	"Обрати внимание!"
Why, it is his figure, it is his face, only older,-there are people who do not grow old, I don't know how they manage it,-it is the very sound of his voice.	Тот же рост, то же лицо, почти не постарел, -некоторых даже и старость не берет, не знаю, как это они ухитряются, -ну и голос тот же.
He is better dressed, that is all!	Только одет получше, вот и все!

Ah! you mysterious old devil, I've got you, that I have!"	Ага, старый проклятый притворщик, попался? Теперь держись!
He paused, and said to his daughters:-	Он остановился, крикнул дочерям:
"Get out of here, you!-It's queer that it didn't strike you!"	- Эй, вы, убирайтесь отсюда! -И, обращаясь к жене, добавил: - Чудно, что тебе не бросилось в глаза.
They arose to obey.	Дочери покорно встали.
The mother stammered:- "With her injured hand."	- С больной рукой!.. -пробормотала мать.
"The air will do it good," said Jondrette.	- Воздух ей на пользу, - отрезал Жондрет.
"Be off."	- Убирайтесь.
It was plain that this man was of the sort to whom no one offers to reply.	Очевидно, он был из породы людей, которым не возражают.
The two girls departed.	Девушки вышли.
At the moment when they were about to pass through the door, the father detained the elder by the arm, and said to her with a peculiar accent:-	В ту минуту, когда они уже были в дверях, отец удержал старшую за руку и многозначительным тоном сказал:
"You will be here at five o'clock precisely.	- Будьте здесь ровно в пять.
Both of you. I shall need you."	Вы обе мне понадобитесь.
Marius redoubled his attention.	Это заставило Мариуса удвоить внимание.
On being left alone with his wife, Jondrette began to pace the room again, and made the tour of it two or three times in silence.	Оставшись наедине с женой, Жондрет опять стал ходить по комнате и два-три раза молча обошел ее.
Then he spent several minutes in tucking the lower part of the woman's chemise which he wore into his trousers.	Затем несколько минут заправлял и засовывал за пояс штанов подол надетой на нем женской рубашки.
All at once, he turned to the female Jondrette, folded his arms and exclaimed:-	Вдруг он повернулся к жене, скрестил руки и воскликнул:
"And would you like to have me tell you something?	- Хочешь, я скажу тебе еще кое-что?
The young lady-"	Эта девица...
"Well, what?" retorted his wife, "the young lady?"	- Ну? Что ?акое? - подхватила жена. - Что девица?
Marius could not doubt that it was really she of whom they were speaking.	У Мариуса не могло быть сомнений: конечно, разговор шел о "ней".
He listened with ardent anxiety.	Он слушал с мучительным волнением.
His whole life was in his ears.	Вся его жизнь сосредоточилась в слухе.
But Jondrette had bent over and spoke to his wife in a whisper.	Но Жондрет наклонился к жене и о чем-то тихо заговорил.
Then he straightened himself up and concluded aloud:-	Потом выпрямился и громко закончил:
"It is she!"	- Это она!
"That one?" said his wife.	- Вот эта? - спросила жена.

"That very one," said the husband.	- Вот эта! - подтвердил муж.
No expression can reproduce the significance of the mother's words.	Трудно передать выражение, с каким жена Жондрета произнесла слова: "вот эта".
Surprise, rage, hate, wrath, were mingled and combined in one monstrous intonation.	Удивление, ярость, ненависть, злоба - все слилось и смешалось в зловещей интонации.
The pronunciation of a few words, the name, no doubt, which her husband had whispered in her ear, had sufficed to rouse this huge, somnolent woman, and from being repulsive she became terrible.	Достаточно было нескольких фраз и, вероятно, имени, сказанного ей на ухо мужем, чтобы эта сонная толстуха оживилась и чтобы ее отталкивающее лицо стало страшным.
"It is not possible!" she cried.	- Быть не может! - закричала она.
"When I think that my daughters are going barefoot, and have not a gown to their backs!	- И подумать только, что мои дочки ходят разутые, что им одеться не во что!
What!	А тут!
A satin pelisse, a velvet bonnet, boots, and everything; more than two hundred francs' worth of clothes! so that one would think she was a lady!	И атласная шубка, и бархатная шляпка, и полусапожки -словом, все! Больше чем на две сотни франков надето! Дама, да и только!
No, you are mistaken!	Да нет же, ты ошибся.
Why, in the first place, the other was hideous, and this one is not so bad-looking!	Во-первых, та была уродина, а эта недурна!
She really is not bad-looking!	Совсем недурна!
It can't be she!"	Не может быть, это не она!
"I tell you that it is she.	-А я тебе говорю -она.
You will see."	Сама увидишь.
At this absolute assertion, the Jondrette woman raised her large, red, blonde face and stared at the ceiling with a horrible expression.	При столь категорическом утверждении тетка Жондрет подняла широкое кирпично-красное лицо и с каким-то отвратительным выражением уставилась в потолок.
At that moment, she seemed to Marius even more to be feared than her husband.	В этот миг она показалась Мариусу опасней самого Жондрета.
She was a sow with the look of a tigress.	Это была свинья с глазами тигрицы.
"What!" she resumed, "that horrible, beautiful young lady, who gazed at my daughters with an air of pity,-she is that beggar brat!	- Вот как, - прошипела она. - Значит, эта расфуфыренная барышня, которая так жалостливо смотрела на моих дочек, и есть та самая нищенка!
Oh! I should like to kick her stomach in for her!"	А-а, так бы все кишки ей и выпустила! Затоптала бы!
She sprang off of the bed, and remained standing for a moment, her hair in disorder, her nostrils dilating, her mouth half open, her fists clenched and drawn back.	Она соскочила с постели и постояла с минуту, растрепанная, с раздувающимися ноздрями, полуоткрытым ртом, со сжатыми и занесенными словно для удара кулаками.
Then she fell back on the bed once more.	Затем рухнула на свое неопрятное ложе.
The man paced to and fro and paid no attention to his female.	Жондрет ходил взад и вперед по комнате, не обращая никакого внимания на супругу.

After a silence lasting several minutes, he approached the female Jondrette, and halted in front of her, with folded arms, as he had done a moment before:-	После нескольких минут молчания он подошел к жене и опять остановился перед ней, скрестив руки.
"And shall I tell you another thing?"	- А хочешь, я скажу тебе еще кое-что?
"What is it?" she asked.	- Ну что? - спросила она.
He answered in a low, curt voice:- "My fortune is made."	- Да то, что я теперь богач, - ответил он отрывисто и тихо.
The woman stared at him with the look that signifies: "Is the person who is addressing me on the point of going mad?"	Жена устремила на него взгляд, казалось, говоривший: "Уж не спятил ли ты?"
He went on:-	Жондрет продолжал:
"Thunder!	- Проклятие!
It was not so very long ago that I was a parishioner of the parish of die-of-hunger-if-you-have-a-fire,-die-of-cold-if-you-ha ave-bread!	Довольно я хлебнул нищеты!
I have had enough of misery! my share and other people's share!	Довольно тащил свое и чужое бремя!
I am not joking any longer, I don't find it comic any more, I've had enough of puns, good God! no more farces, Eternal Father!	Мне уже не до смеха, ничего забавного я больше здесь не вижу, довольно ты тешился надо мной, милосердный боже! Обойдемся без твоих шуток, предвечный бог!
I want to eat till I am full, I want to drink my fill! to gormandize! to sleep! to do nothing!	Я желаю есть вдоволь, пить вдосталь! Жрать! Дрыхнуть! Бездельничать!
I want to have my turn, so I do, come now! before I die!	Я желаю, чтобы пришел и мой черед, - мой, вот что! Пока не издох!
I want to be a bit of a millionnaire!"	Я желаю немножко пожить миллионером!
He took a turn round the hovel, and added:-	Он прошелся по своей конуре и прибавил:
"Like other people."	- Не хуже иных прочих.
"What do you mean by that?" asked the woman.	- Что ты хочешь этим сказать? - спросила жена.
He shook his head, winked, screwed up one eye, and raised his voice like a medical professor who is about to make a demonstration:-	Он тряхнул головой, подмигнул и, повысив голос, как бродячий лектор, приступающий к демонстрации физического опыта, начал:
"What do I mean by that?	- Что я хочу сказать?
Listen!"	Слушай!
"Hush!" muttered the woman, "not so loud!	- Тсс...- заворчала тетка Жондрет. - Потише!
These are matters which must not be overheard."	Если разговор о делах, не к чему посторонним про это слушать.
"Bah!	- Вот еще!
Who's here?	Кому слушать-то?
Our neighbor?	Соседу?
I saw him go out a little while ago.	Я только что видел, как он выходил из дому.

Besides, he doesn't listen, the big booby.	Да и что он поймет, эта глупая башка?
And I tell you that I saw him go out."	А потом, я тебе говорю, что он ушел.
Nevertheless, by a sort of instinct, Jondrette lowered his voice, although not sufficiently to prevent Marius hearing his words.	Тем не менее Жондрет инстинктивно понизил голос, не настолько, однако, чтобы его слова могли ускользнуть от слуха Мариуса.
One favorable circumstance, which enabled Marius not to lose a word of this conversation was the falling snow which deadened the sound of vehicles on the boulevard.	К тому же, на счастье, падал снег и заглушал шум проезжавших по бульвару экипажей, что позволило Мариусу ничего не пропустить из беседы супругов.
This is what Marius heard:-	Вот что услышал Мариус:
"Listen carefully.	- Понимаешь, он попался, богатей!
The Cr?sus is caught, or as good as caught!	Можно считать, что дело в шляпе.
That's all settled already.	Все сделано.
Everything is arranged.	Все устроено.
I have seen some people.	Я видел наших.
He will come here this evening at six o'clock.	Он придет сегодня в шесть часов.
To bring sixty francs, the rascal!	Принесет шестьдесят франков, мерзавец!
Did you notice how I played that game on him, my sixty francs, my landlord, my fourth of February?	Чего только я ему не наплел? Ты заметила? И насчет шестидесяти франков, и насчет хозяина, и насчет четвертого февраля!
I don't even owe for one quarter!	А какой в этот день может быть срок?
Isn't he a fool!	Вот олух царя небесного!
So he will come at six o'clock!	Значит, он прибудет в шесть часов!
That's the hour when our neighbor goes to his dinner.	В это время сосед уходит обедать.
Mother Bougon is off washing dishes in the city.	Мамаша Бюргон отправляется в город мыть посуду.
There's not a soul in the house.	В доме никого.
The neighbor never comes home until eleven o'clock.	Сосед раньше одиннадцати не возвращается.
The children shall stand on watch.	Девчонки будут на карауле.
You shall help us.	Ты нам поможешь.
He will give in."	Он с нами расквитается.
"And what if he does not give in?" demanded his wife.	- А вдруг не расквитается? - спросила жена.
Jondrette made a sinister gesture, and said:-	Жондрет сделал угрожающий жест.
"We'll fix him."	- Тогда мы расквитаемся с ним.
And he burst out laughing.	И засмеялся.
This was the first time Marius had seen him laugh.	Мариус впервые слышал его смех.
The laugh was cold and sweet, and provoked a shudder.	Это был холодный, негромкий смех, от которого дрожь пробегала по телу.

Jondrette opened a cupboard near the fireplace, and drew from it an old cap, which he placed on his head, after brushing it with his sleeve.	Жондрет открыл стенной шкаф около камина, вытащил старую фуражку и надел ее на голову, предварительно почистив рукавом.
"Now," said he, "I'm going out.	- Ну, я ухожу, - сказал он.
I have some more people that I must see. Good ones.	- Мне нужно еще кое-кого повидать из добрых людей.
You'll see how well the whole thing will work.	Увидишь, как у нас пойдет дело.
I shall be away as short a time as possible, it's a fine stroke of business, do you look after the house."	Я постараюсь поскорее вернуться. Игра стоящая. Стереги дом.
And with both fists thrust into the pockets of his trousers, he stood for a moment in thought, then exclaimed:-	Засунув руки в карманы брюк, он на минуту остановился в задумчивости, потом воскликнул:
"Do you know, it's mighty lucky, by the way, that he didn't recognize me!	- А знаешь, хорошо все-таки, что он-то меня не узнал!
If he had recognized me on his side, he would not have come back again.	Узнай он меня -ни за что бы не пришел!
He would have slipped through our fingers!	Выскользнул бы из рук!
It was my beard that saved us! my romantic beard! my pretty little romantic beard!"	Борода меня выручила! Романтическая моя бородка! Миленькая моя романтическая бородка!
And again he broke into a laugh.	И он опять засмеялся.
He stepped to the window.	Он подошел к окошку.
The snow was still falling, and streaking the gray of the sky.	Снег все еще падал с серого неба.
"What beastly weather!" said he. Then lapping his overcoat across his breast:- "This rind is too large for me.	- Собачья погода! -сказал он и, запахнув редингот, добавил: - Эта шкура немного широковата.
Never mind," he added, "he did a devilish good thing in leaving it for me, the old scoundrel!	Ну ничего, сойдет, старый мошенник чертовски кстати мне ее оставил!
If it hadn't been for that, I couldn't have gone out, and everything would have gone wrong!	А то ведь мне не в чем выйти. Дело бы опять лопнуло.
What small points things hang on, anyway!"	От какой ерунды иной раз все зависит!
And pulling his cap down over his eyes, he quitted the room.	Нахлобучив фуражку, он вышел.
He had barely had time to take half a dozen steps from the door, when the door opened again, and his savage but intelligent face made its appearance once more in the opening.	Едва ли он успел сделать и несколько шагов, как дверь приоткрылась и между ее створок появился его хищный и умный профиль.
"I came near forgetting," said he.	- Совсем забыл, - сказал он.
"You are to have a brazier of charcoal ready."	- Приготовь жаровню с угольями.
And he flung into his wife's apron the five-franc piece which the "philanthropist" had left with him.	Он кинул в передник жены пятифранковую монету, которую ему оставил "филантроп".
"A brazier of charcoal?" asked his wife.	- Жаровню с углем? - переспросила жена.

"Yes."	-Да.
"How many bushels?"	- Сколько мер угля купить?
"Two good ones."	- Две с верхом.
"That will come to thirty sous.	- Это обойдется в тридцать су.
With the rest I will buy something for dinner."	На остальное я куплю что-нибудь к обеду.
"The devil, no."	- К черту обед!
"Why?"	- Почему?
"Don't go and spend the hundred-sou piece."	- Не вздумай растранжирить всю монету, все сто су.
"Why?"	- Почему?
"Because I shall have to buy something, too."	- Потому что мне тоже нужно кое-что купить.
"What?"	- Что же?
"Something."	- Да так, кое-что.
"How much shall you need?"	- Сколько тебе на это потребуется?
"Whereabouts in the neighborhood is there an ironmonger's shop?"	-Где тут у нас ближняя скобяная лавка?
"Rue Mouffetard."	- На улице Муфтар.
"Ah! yes, at the corner of a street; I can see the shop."	- Ах, да, на углу, знаю!
"But tell me how much you will need for what you have to purchase?"	- Да скажи ты мне, наконец, сколько тебе потребуется на покупки?
"Fifty sous-three francs."	- Пятьдесят су, а может, и все три франка.
"There won't be much left for dinner."	- Не много остается на обед.
"Eating is not the point to-day.	- Сегодня не до жратвы.
There's something better to be done."	Есть вещи поважнее.
"That's enough, my jewel."	- Как знаешь, мое сокровище.
At this word from his wife, Jondrette closed the door again, and this time, Marius heard his step die away in the corridor of the hovel, and descend the staircase rapidly.	Жондрет снова закрыл дверь, и на сей раз Мариус услышал, что его шаги, быстро удалявшиеся по коридору, мало-помалу затихли на лестнице.
At that moment, one o'clock struck from the church of Saint-Medard.	На Сен -Медарской колокольне пробило час.
CHAPTER XIII-SOLUS CUM SOLO, IN LOCO REMOTO, NON COGITABUNTUR ORARE PATER NOSTER	Глава тринадцатая SOLUS CUM SOLA. IN LOCO REMOTO, NON COGITABUNTUR ORARE "PATER NOSTER"* *Если двое встречается с глазу на глаз в пустынном месте, вряд ли они будут читать "Отче наш" (лат.).
Marius, dreamer as he was, was, as we have said, firm and energetic by nature.	Несмотря на то, что Мариус был мечтателем, он, как мы говорили, обладал решительным и энергичным характером.

His habits of solitary meditation, while they had developed in him sympathy and compassion, had, perhaps, diminished the faculty for irritation, but had left intact the power of waxing indignant; he had the kindliness of a brahmin, and the severity of a judge; he took pity upon a toad, but he crushed a viper.	Привычка к сосредоточенным размышлениям, развив в нем участие и сострадание к людям, быть может, ослабила способность возмущаться, но оставила нетронутой способность негодовать; доброжелательность брамина сочеталась у него с суровостью судьи; он пощадил бы жабу, но, не задумываясь, раздавил бы гадюку.
Now, it was into a hole of vipers that his glance had just been directed, it was a nest of monsters that he had beneath his eyes.	А взор его только что проник в нору гадюк; его глазам предстало гнездо чудовищ.
"These wretches must be stamped upon," said he.	"Надо уничтожить этих негодяев", - подумал он.
Not one of the enigmas which he had hoped to see solved had been elucidated; on the contrary, all of them had been rendered more dense, if anything; he knew nothing more about the beautiful maiden of the Luxembourg and the man whom he called M. Leblanc, except that Jondrette was acquainted with them.	Вопреки его надеждам ни одна из мучивших его загадок не разъяснилась; напротив, мрак надо всем как будто сгустился; ему не удалось узнать ничего нового ни о прелестной девушке из Люксембургского сада, ни о человеке, которого он звал г-ном Белым, если не считать того, что Жондрет их, оказывается, знал.
Athwart the mysterious words which had been uttered, the only thing of which he caught a distinct glimpse was the fact that an ambush was in course of preparation, a dark but terrible trap; that both of them were incurring great danger, she probably, her father certainly; that they must be saved; that the hideous plots of the Jondrettes must be thwarted, and the web of these spiders broken.	Из туманных намеков, брошенных Жондретом, он уловил лишь то, что здесь для них готовится ловушка, -непонятная, но ужасная ловушка; что над ними обоими нависла огромная опасность: над девушкой -возможно, над стариком -несомненно; что нужно их спасти, что нужно расстроить гнусные замыслы Жондрета и порвать тенета, раскинутые этими пауками.
He scanned the female Jondrette for a moment.	Мариус взглянул на жену Жондрета.
She had pulled an old sheet-iron stove from a corner, and she was rummaging among the old heap of iron.	Она вытащила из угла старую жестяную печь и рылась в железном ломе.
He descended from the commode as softly as possible, taking care not to make the least noise.	Он осторожно, бесшумно спустился с комода.
Amid his terror as to what was in preparation, and in the horror with which the Jondrettes had inspired him, he experienced a sort of joy at the idea that it might be granted to him perhaps to render a service to the one whom he loved.	Полный страха перед тем, что готовилось, полный отвращения к Жондретам, Мариус все же испытывал радость при мысли, что ему, быть может, суждено оказать услугу той, которую он любит.
But how was it to be done?	Но как поступить?
How warn the persons threatened?	Предупредить тех, кому угрожает опасность? А где их найти?
He did not know their address.	Ведь он не знал их адреса.
They had reappeared for an instant before his eyes, and had then plunged back again into the immense depths of Paris.	Они на миг появились перед его глазами и вновь погрузились в бездонные глубины Парижа.
Should he wait for M. Leblanc at the door that evening at six o'clock, at the moment of his arrival, and warn him of the trap?	Ждать Белого у дверей в шесть часов вечера и, как только он приедет, предупредить его о засаде?

But Jondrette and his men would see him on the watch, the spot was lonely, they were stronger than he, they would devise means to seize him or to get him away, and the man whom Marius was anxious to save would be lost.	Но Жондрет и его помощники заметят, что он кого-то караулит; место пустынно, сила на их стороне, они найдут способ схватить и отделаться от него, и тогда тот, кого он хочет спасти, погибнет.
One o'clock had just struck, the trap was to be sprung at six.	Только что пробило час, а злодейское нападение должно совершиться в шесть.
Marius had five hours before him.	В распоряжении у Мариуса было пять часов.
There was but one thing to be done.	Оставалось одно.
He put on his decent coat, knotted a silk handkerchief round his neck, took his hat, and went out, without making any more noise than if he had been treading on moss with bare feet.	Он надел сюртук, еще вполне приличный, повязал шею шарфом, взял шляпу и вышел так бесшумно, как будто ступал босиком по мху.
Moreover, the Jondrette woman continued to rummage among her old iron.	Вдобавок тетка Жондрет продолжала громыхать железом.
Once outside of the house, he made for the Rue du Petit-Banquier.	Выйдя из дома, Мариус пошел по Малой Банкирской улице.
He had almost reached the middle of this street, near a very low wall which a man can easily step over at certain points, and which abuts on a waste space, and was walking slowly, in consequence of his preoccupied condition, and the snow deadened the sound of his steps; all at once he heard voices talking very close by.	Пройдя половину улицы, он увидел отгораживавшую пустырь низкую стену, через которую в иных местах можно было перешагнуть. Поглощенный своими мыслями, он шел медленно, снег заглушал его шаги. Вдруг совсем рядом он услышал голоса.
He turned his head, the street was deserted, there was not a soul in it, it was broad daylight, and yet he distinctly heard voices.	Он оглянулся. Улица была пустынна, хотя дело происходило среди бела дня; нигде не было видно ни души; но он ясно слышал голоса.
It occurred to him to glance over the wall which he was skirting.	Ему пришло в голову заглянуть за ограду.
There, in fact, sat two men, flat on the snow, with their backs against the wall, talking together in subdued tones.	Сидя на снегу и прислонившись к стене, там тихо разговаривали двое мужчин.
These two persons were strangers to him; one was a bearded man in a blouse, and the other a long-haired individual in rags.	Их лица были ему незнакомы. Один из них был бородатый, в блузе, другой -лохматый, в отрепьях.
The bearded man had on a fez, the other's head was bare, and the snow had lodged in his hair.	На бородаче красовалась греческая шапочка, непокрытую голову его собеседника запушил снег.
By thrusting his head over the wall, Marius could hear their remarks.	Наклонившись над стеной, Мариус мог слышать их беседу.
The hairy one jogged the other man's elbow and said:-	Длинноволосый говорил, подталкивая локтем бородача:
"-With the assistance of Patron-Minette, it can't fail."	- Уж если дружки из Петушиного часа взялись за это дело, промашки не будет.
"Do you think so?" said the bearded man.	-Так ли? - усомнился бородач.

And the long-haired one began again:- "It's as good as a warrant for each one, of five hundred balls, and the worst that can happen is five years, six years, ten years at the most!"	- Отхватим по пятьсот монет на брaтa, а ежели обернется худо, получим годков по пять, по шесть, - ну, по десять, не больше! - возразил лохматый.
The other replied with some hesitation, and shivering beneath his fez:- "That's a real thing. You can't go against such things."	- Уж это-то наверняка. Тут не отвертишься, -стуча зубами от холода, нерешительно заметил бородач в греческом колпаке.
"I tell you that the affair can't go wrong," resumed the long-haired man.	- А я тебе говорю, что промашки не будет, -настаивал лохматый.
"Father What's-his-name's team will be already harnessed."	- Тележка папаши Бесфамильного стоит наготове.
Then they began to discuss a melodrama that they had seen on the preceding evening at the Gaite Theatre.	Затем они стали толковать о мелодраме, которую видели накануне в театре Гете.
Marius went his way.	Мариус пошел дальше.
It seemed to him that the mysterious words of these men, so strangely hidden behind that wall, and crouching in the snow, could not but bear some relation to Jondrette's abominable projects.	Ему казалось, что непонятная речь субъектов, подозрительно расположившихся в укромном местечке за стеной, прямо на снегу, возможно, имеет некоторое отношение к гнусным замыслам Жондрета.
That must be the affair.	Должно быть, это и было то самое дело.
He directed his course towards the faubourg Saint-Marceau and asked at the first shop he came to where he could find a commissary of police.	Он направился к предместью Сен -Марсо и в первой же попавшейся лавке спросил, где можно найти полицейского пристава.
He was directed to Rue de Pontoise, No. 14.	Ему сказали, что на улице Понтуаз, в доме № 14.
Thither Marius betook himself.	Мариус пошел туда.
As he passed a baker's shop, he bought a two-penny roll, and ate it, foreseeing that he should not dine.	Проходя мимо булочной, он купил на два су хлеба и съел, предвидя, что пообедать не удастся.
On the way, he rendered justice to Providence.	Размышляя дорогой, он возблагодарил провидение.
He reflected that had he not given his five francs to the Jondrette girl in the morning, he would have followed M. Leblanc's fiacre, and consequently have remained ignorant of everything, and that there would have been no obstacle to the trap of the Jondrettes and that M. Leblanc would have been lost, and his daughter with him, no doubt.	Ведь не дай он утром дочери Жондрета пяти франков, он поехал бы вслед за фиакром Белого и ничего бы не знал. Никакая сила не помешала бы тогда Жондрету устроить засаду, Белый погиб бы, а вместе с ним, без сомнения, и его дочь.
CHAPTER XIV-IN WHICH A POLICE AGENT BESTOWS TWO FISTFULS ON A LAWYER	Глава четырнадцатая ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДАЕТ АДВОКАТУ ДВА КАРМАННЫХ ПИСТОЛЕТА
On arriving at No. 14, Rue de Pontoise, he ascended to the first floor and inquired for the commissary of police.	Подойдя к дому № 14 на улице Понтуаз, Мариус поднялся на второй этаж и спросил полицейского пристава.
"The commissary of police is not here," said a clerk; "but there is an inspector who takes his place.	- Господин полицейский пристав сейчас в отсутствии, - сказал один из писарей. - но его заменяет надзиратель.
Would you like to speak to him?	Может быть, вы поговорите с ним?

Are you in haste?"	У вас спешное дело?
"Yes," said Marius.	- Да, - ответил Мариус.
The clerk introduced him into the commissary's office.	Писарь ввел его в кабинет пристава.
There stood a tall man behind a grating, leaning against a stove, and holding up with both hands the tails of a vast topcoat, with three collars.	За решеткой, прислонившись к печке и приподняв заложенными назад руками полы широкого каррика о трех воротниках, стоял рослый человек.
His face was square, with a thin, firm mouth, thick, gray, and very ferocious whiskers, and a look that was enough to turn your pockets inside out.	У него было квадратное лицо, тонкие, плотно сжатые губы, весьма свирепого вида густые баки с проседью и взгляд, выворачивающий вас наизнанку.
Of that glance it might have been well said, not that it penetrated, but that it searched.	Этот взгляд, можно сказать, не только пронизывал вас, но обыскивал.
This man's air was not much less ferocious nor less terrible than Jondrette's; the dog is, at times, no less terrible to meet than the wolf.	С виду человек этот казался почти таким же хищным, таким же опасным, как Жондрет; встретиться с догом иногда не менее страшно, чем с волком.
"What do you want?" he said to Marius, without adding "monsieur."	- Что вам угодно? -обратился он к Мариусу, опуская обращение "сударь".
"Is this Monsieur le Commissaire de Police?"	- Вы - господин полицейский пристав?
"He is absent.	- Его нет.
I am here in his stead."	Я его заменяю.
"The matter is very private."	-Я по весьма секретному делу.
"Then speak."	- Говорите.
"And great haste is required."	- И весьма срочному.
"Then speak quick."	- Говорите скорее.
This calm, abrupt man was both terrifying and reassuring at one and the same time.	Этот спокойный и грубоватый человек пугал и в то же время ободрял.
He inspired fear and confidence.	Он внушал и страх и доверие.
Marius related the adventure to him: That a person with whom he was not acquainted otherwise than by sight, was to be inveigled into a trap that very evening; that, as he occupied the room adjoining the den, he, Marius Pontmercy, a lawyer, had heard the whole plot through the partition; that the wretch who had planned the trap was a certain Jondrette; that there would be accomplices, probably some prowlers of the barriers, among others a certain Panchaud, alias Printanier, alias Bigrenaille; that Jondrette's daughters were to lie in wait; that there was no way of warning the threatened man, since he did not even know his name; and that, finally, all this was to be carried out at six o'clock that evening, at the most deserted point of the Boulevard de l'Hopital, in house No. 50-52.	Мариус рассказал ему обо всем: о том, что человека, которого он, Мариус, знает лишь с виду, собирались нынче вечером заманить в ловушку; что, занимая комнату по соседству с притоном, он, Мариус Понмерси, адвокат, услышал через перегородку об этом заговоре; что фамилия негодяя, придумавшего устроить западню, Жондрет; что у него есть сообщники, по всей вероятности, "хозяева застав", в том числе Крючок, по прозвищу Весенний, он же Гнус; что дочерям Жондрета поручено стоять на карауле; что человека, которому грозит опасность, никоим образом предупредить нельзя, потому что даже имя его неизвестно; что, наконец, все должно произойти в шесть часов вечера, в самом глухом конце Госпитального бульвара, в доме № 50/52.

At the sound of this number, the inspector raised his head, and said coldly:-	Когда Мариус назвал номер дома, надзиратель поднял голову и бесстрастно спросил:
"So it is in the room at the end of the corridor?"	- Комната в конце коридора?
"Precisely," answered Marius, and he added: "Are you acquainted with that house?"	- Совершенно верно, - подтвердил Мариус и добавил: - Разве вы знаете этот дом?
The inspector remained silent for a moment, then replied, as he warmed the heel of his boot at the door of the stove:-	Надзиратель помолчал, затем ответил, подставляя каблук сапога к дверце топившейся печи, чтобы согреть ногу:
"Apparently."	- По-видимому, так.
He went on, muttering between his teeth, and not addressing Marius so much as his cravat:-	Он продолжал цедить сквозь зубы, обращаясь не столько к Мариусу, сколько к собственному галстуку:
"Patron-Minette must have had a hand in this."	- Тут без Петушиного часа не обошлось.
This word struck Marius.	Его слова поразили Мариуса.
"Patron-Minette," said he,	- Петушиный час...- повторил он.
"I did hear that word pronounced, in fact."	- В самом деле, я слышал эти слова.
And he repeated to the inspector the dialogue between the long-haired man and the bearded man in the snow behind the wall of the Rue du Petit-Banquier.	Он рассказал надзирателю о диалоге между лохмачом и бородачом, на снегу, за стеной на Малой Банкирской улице.
The inspector muttered:-	Надзиратель пробурчал:
"The long-haired man must be Brujon, and the bearded one Demi-Liard, alias Deux-Milliards."	- Лохматый - должно быть, Брюжон, а бородатый- Пол -Лиарда, он же Два Миллиарда.
He had dropped his eyelids again, and became absorbed in thought.	Он снова опустил глаза и предался размышлениям.
"As for Father What's-his-name, I think I recognize him.	- Ну, а насчет папаши Бесфамильного, -присовокупил он, - я тоже догадываюсь...
Here, I've burned my coat.	Так и есть, я подпалил каррик!..
They always have too much fire in these cursed stoves.	И чего они всегда так жарко топят эти проклятые печки!
Number 50-52.	Номер пятьдесят-пятьдесят два.
Former property of Gorbeau."	Бывшее домовладение Горбо.
Then he glanced at Marius.	Он взглянул на Мариуса:
"You saw only that bearded and that long-haired man?"	- Вы видели только бородача и лохмача?
"And Panchaud."	- И Крючка.
"You didn't see a little imp of a dandy prowling about the premises?"	- А этакого молоденького франтика?
"No."	- Нет.
"Nor a big lump of matter, resembling an elephant in the Jardin des Plantes?"	- А огромного плечистого детину, похожего на слона из зоологического сада?
"No."	- Нет.

"Nor a scamp with the air of an old red tail?"	- А этакого пройдоху, с виду старого паяца?
"No."	- Нет.
"As for the fourth, no one sees him, not even his adjutants, clerks, and employees.	- Ну, а четвертый - тот вообще невидимка, даже для своих помощников, пособников и подручных.
It is not surprising that you did not see him."	Нет ничего удивительного, что вы его не заметили.
"No.	- Действительно, не заметил.
Who are all those persons?" asked Marius.	А что это за люди? - спросил Мариус.
The inspector answered:- "Besides, this is not the time for them."	-Впрочем, это совсем не их час...- вместо ответа сказал надзиратель.
He relapsed into silence, then resumed:-	Он помолчал, потом заговорил снова:
"50-52.	- Пятьдесят - пятьдесят два.
I know that barrack.	Знаю я этот сарай.
Impossible to conceal ourselves inside it without the artists seeing us, and then they will get off simply by countermanding the vaudeville.	Нам в нем спрятаться негде, артисты нас сразу заметят. И отделаются тем, что отменят водевиль.
They are so modest!	Это народ скромный.
An audience embarrasses them.	Стесняется публики.
None of that, none of that. I want to hear them sing and make them dance."	Нет, это не годится, не годится Я хочу услышать, как они поют, и заставлю их поплясать.
This monologue concluded, he turned to Marius, and demanded, gazing at him intently the while:-	Закончив этот монолог, он повернулся к Мариусу и спросил, глядя на него в упор:
"Are you afraid?"	- Вы боитесь?
"Of what?" said Marius.	- Кого?
"Of these men?"	- Этих людей?
"No more than yourself!" retorted Marius rudely, who had begun to notice that this police agent had not yet said "monsieur" to him.	- Не больше, чем вас, - мрачно отрезал Мариус, заметив наконец, что сыщик ни разу не назвал его сударем.
The inspector stared still more intently at Marius, and continued with sententious solemnity:-	Надзиратель посмотрел на Мариуса еще пристальнее и произнес с какой-то нравоучительной торжественностью:
" There, you speak like a brave man, and like an honest man.	- Вы говорите, как человек смелый и честный.
Courage does not fear crime, and honesty does not fear authority."	Мужество не страшится зрелища преступления, честность не страшится властей.
Marius interrupted him:- "That is well, but what do you intend to do?"	- Все это хорошо, но что вы думаете предпринять?- прервал его Мариус.
The inspector contented himself with the remark:-	Надзиратель ограничился таким ответом:
"The lodgers have pass-keys with which to get in at night.	- У всех жильцов дома пятьдесят - пятьдесят два есть ключи от наружных дверей; ими пользуются, возвращаясь ночью к себе домой.

You must have one."	У вас есть такой ключ?
"Yes," said Marius.	- Да, - ответил Мариус.
"Have you it about you?"	- Он при вас?
"Yes."	-Да.
"Give it to me," said the inspector.	- Дайте его мне, - сказал надзиратель.
Marius took his key from his waistcoat pocket, handed it to the inspector and added:-	Мариус вынул ключ из жилетного кармана, передал его надзирателю и прибавил:
"If you will take my advice, you will come in force."	- Послушайтесь меня, приходите с охраной.
The inspector cast on Marius such a glance as Voltaire might have bestowed on a provincial academician who had suggested a rhyme to him; with one movement he plunged his hands, which were enormous, into the two immense pockets of his top-coat, and pulled out two small steel pistols, of the sort called "knock-me-downs."	Надзиратель метнул на Мариуса такой взгляд, каким Вольтер подарил бы провинциального академика, подсказавшего ему рифму, и, запустив обе руки, обе свои огромные лапищи, в бездонные карманы каррика, вытащил оттуда два стальных пистолета, из тех, что называются карманными пистолетами.
Then he presented them to Marius, saying rapidly, in a curt tone:-	Протянув их Мариусу, он заговорил быстро, короткими фразами:
"Take these.	- Возьмите.
Go home.	Отправляйтесь домой.
Hide in your chamber, so that you may be supposed to have gone out.	Спрячьтесь у себя в комнате. Пусть думают, что вы ушли.
They are loaded.	Они заряжены.
Each one carries two balls.	В каждом по две пули.
You will keep watch; there is a hole in the wall, as you have informed me.	Наблюдайте. Вы мне говорили, в стене есть щель.
These men will come.	Пусть соберутся.
Leave them to their own devices for a time.	Не мешайте им сначала.
When you think matters have reached a crisis, and that it is time to put a stop to them, fire a shot.	Когда решите, что время пришло и пора кончать, стреляйте.
Not too soon.	Только не спешите.
The rest concerns me.	Остальное предоставьте мне.
A shot into the ceiling, the air, no matter where.	Стреляйте в воздух, в потолок- все равно куда.
Above all things, not too soon.	Главное -не спешите.
Wait until they begin to put their project into execution; you are a lawyer; you know the proper point."	Выждите. Пусть они приступят к делу, вы -адвокат, вы понимаете, как это важно.
Marius took the pistols and put them in the side pocket of his coat.	Мариус взял пистолеты и положил их в боковой карман сюртука.
"That makes a lump that can be seen," said the inspector.	- Очень топорщится, сразу заметно.

"Put them in your trousers pocket."	Лучше суньте их в жилетные карманы, сказал надзиратель.
Marius hid the pistols in his trousers pockets.	Мариус спрятал пистолеты в жилетные карманы.
"Now," pursued the inspector, "there is not a minute more to be lost by any one.	- А теперь, - продолжал надзиратель, - нам нельзя терять ни минуты.
What time is it?	Посмотрим, который час.
Half-past two.	Половина третьего.
Seven o'clock is the hour?"	Сбор в семь?
"Six o'clock," answered Marius.	- К шести, - ответил Мариус.
"I have plenty of time," said the inspector, "but no more than enough.	- Время у меня есть, - сказал надзиратель, - а всего остального еще нет.
Don't forget anything that I have said to you.	Не забудьте ни слова из того, что я вам сказал.
Bang.	Паф!
A pistol shot."	Один пистолетный выстрел.
"Rest easy," said Marius.	- Будьте покойны, - ответил Мариус.
And as Marius laid his hand on the handle of the door on his way out, the inspector called to him:-	Когда он взялся за ручку двери, собираясь выйти, надзиратель крикнул:
"By the way, if you have occasion for my services between now and then, come or send here.	- Кстати, если я вам понадоблюсь раньше, приходите сюда или пришлите кого-нибудь.
You will ask for Inspector Javert."	Спросите полицейского надзирателя Жавера.
CHAPTER XV-JONDRETTE MAKES HIS PURCHASES	Глава пятнадцатая ЖОНДРЕТ ДЕЛАЕТ ЗАКУПКИ
A few moments later, about three o'clock, Courfeyrac chanced to be passing along the Rue Mouffetard in company with Bossuet.	Немного погодя, часов около трех, Курфейрак и Боссюэ шли по улице Муфтар.
The snow had redoubled in violence, and filled the air.	Снег падал все гуще и засыпал все кругом.
Bossuet was just saying to Courfeyrac:- "One would say, to see all these snow-flakes fall, that there was a plague of white butterflies in heaven." All at once, Bossuet caught sight of Marius coming up the street towards the barrier with a peculiar air.	- Посмотришь на падающие хлопья, и кажется, что в небесах пошел мор на белых бабочек, -начал было Боссюэ, обращаясь к Курфейраку, как вдруг заметил Мариуса, -тот шел к заставе, и вид у него был какой-то странный.
"Hold!" said Bossuet. "There's Marius."	- Смотри-ка! Мариус! - воскликнул Боссюэ.
"I saw him," said Courfeyrac. "Don't let's speak to him."	- Вижу, -сказал Курфейрак. -Только не стоит с ним заговаривать.
"Why?"	- Почему?
"He is busy."	- Он занят.
"With what?"	- Чем?
"Don't you see his air?"	- Разве ты не видишь, какое у него выражение лица?
"What air?"	- Какое?

"He has the air of a man who is following some one."	- Да такое, будто он кого-то выслеживает.
"That's true," said Bossuet.	- Верно, - согласился Боссюэ.
"Just see the eyes he is making!" said Courfeyrac.	- А какие у него глаза! -заметил Курфейрак. - Ты только взгляни на него.
"But who the deuce is he following?"	- Какого же черта он выслеживает?
"Some fine, flowery bonneted wench!	- Какой-нибудь помпончик-бутончик.
He's in love."	Он влюблен.
"But," observed Bossuet, "I don't see any wench nor any flowery bonnet in the street.	- Но я что-то не вижу на улице ни помпончика, ни бутончика, - заметил Боссюэ.
There's not a woman round."	- Словом, ни одной девицы.
Courfeyrac took a survey, and exclaimed:- "He's following a man!"	Курфейрак посмотрел в сторону Мариуса. - Мариус выслеживает мужчину! - воскликнул он.
A man, in fact, wearing a gray cap, and whose gray beard could be distinguished, although they only saw his back, was walking along about twenty paces in advance of Marius.	В самом деле, впереди Мариуса, шагах в двадцати, шел мужчина в фуражке; видели они только его спину, но сбоку можно было различить его седоватую бороду.
This man was dressed in a great-coat which was perfectly new and too large for him, and in a frightful pair of trousers all hanging in rags and black with mud.	На нем был новый, длинный, не по его росту, редингот и ужасные рваные брюки, побуревшие от грязи.
Bossuet burst out laughing.	Боссюз расхохотался.
"Who is that man?"	- Это еще что за тип, а?
"He?" retorted Courfeyrac, "he's a poet.	- Поэт, - заявил Курфейрак, - безусловно поэт!
Poets are very fond of wearing the trousers of dealers in rabbit skins and the overcoats of peers of France."	Они с одинаковым удовольствием щеголяют в штанах торговцев кроличьими шкурками и в рединготах пэров Франции.
"Let's see where Marius will go," said Bossuet; "let's see where the man is going, let's follow them, hey?"	- Давай посмотрим, куда направятся Мариус и этот человек, - предложил Боссюэ. - Выследим их, идет?
"Bossuet!" exclaimed Courfeyrac, "eagle of Meaux!	- О Боссюэ! - воскликнул Курфейрак. - Орел из Мо!
You are a prodigious brute. Follow a man who is following another man, indeed!"	Следить за тем, кто сам кого-то выслеживает! Вы просто осел!
They retraced their steps.	Они повернули обратно.
Marius had, in fact, seen Jondrette passing along the Rue Mouffetard, and was spying on his proceedings.	И в самом деле, Мариус, увидев на улице Муфтар Жондрета, стал за ним следить.
Jondrette walked straight ahead, without a suspicion that he was already held by a glance.	Жондрет шел впереди,, не подозревая, что уже взят на мушку.
He quitted the Rue Mouffetard, and Marius saw him enter one of the most terrible hovels in the Rue Gracieuse; he remained there about a quarter of an hour, then returned to the Rue Mouffetard.	Он свернул с улицы Муфтар, и Мариус заметил, что он вошел в один из самых дрянных домишек на улице Грасьез, пробыл там с четверть часа и вернулся на улицу Муфтар.

He halted at an ironmonger's shop, which then stood at the corner of the Rue Pierre-Lombard, and a few minutes later Marius saw him emerge from the shop, holding in his hand a huge cold chisel with a white wood handle, which he concealed beneath his great-coat.	Затем он задержался в скобяной лавке, что в ту пору помещалась на углу улицы Пьер -Ломбар, а через несколько минут Мариус увидел, как он вышел из лавки с большим, насаженным на деревянную ручку долотом, которое тут же спрятал под своим рединготом.
At the top of the Rue Petit-Gentilly he turned to the left and proceeded rapidly to the Rue du Petit-Banquier.	Дойдя до улицы Пти -Жантильи, он свернул влево и немного погодя был уже на Малой Банкирской улице.
The day was declining; the snow, which had ceased for a moment, had just begun again.	День склонялся к вечеру, снег, на минуту прекратившийся, пошел снова.
Marius posted himself on the watch at the very corner of the Rue du Petit-Banquier, which was deserted, as usual, and did not follow Jondrette into it.	Мариус засел в засаду на углу Малой Банкирской улицы, как всегда безлюдной, и за Жондретом не последовал.
It was lucky that he did so, for, on arriving in the vicinity of the wall where Marius had heard the long-haired man and the bearded man conversing, Jondrette turned round, made sure that no one was following him, did not see him, then sprang across the wall and disappeared.	И хорошо сделал, ибо, дойдя до низкой стены, где Мариус подслушал разговор лохматого и бородатого, Жондрет обернулся и, удостоверившись, что за ним никто не идет и никто его не видит, перешагнул через стену и скрылся.
The waste land bordered by this wall communicated with the back yard of an ex-livery stable-keeper of bad repute, who had failed and who still kept a few old single-seated berlins under his sheds.	Пустырь, обнесенный этой стеной, примыкал к задворкам дома бывшего каретника, пользовавшегося дурной славой. Когда-то он отдавал внаем экипажи, потом обанкротился, но под навесами у него все еще стояло несколько ветхих тарантасов.
Marius thought that it would be wise to profit by Jondrette's absence to return home; moreover, it was growing late; every evening, Ma'am Bougon when she set out for her dish-washing in town, had a habit of locking the door, which was always closed at dusk. Marius had given his key to the inspector of police; it was important, therefore, that he should make haste.	Мариус подумал, что благоразумнее всего, воспользовавшись отсутствием Жондрета, вернуться домой; к тому же время близилось к вечеру; по вечерам мамаша Бюргон, уходя в город мыть посуду, имела обыкновение запирать входную дверь, и с наступлением сумерек она всегда бывала на замке; Мариус отдал ключ надзирателю, следовательно, надо было поторапливаться.
Evening had arrived, night had almost closed in; on the horizon and in the immensity of space, there remained but one spot illuminated by the sun, and that was the moon.	Наступил вечер, почти совсем стемнело; на горизонте и на всем необъятном небесном пространстве осталась лишь одна озаренная солнцем точка - то была луна.
It was rising in a ruddy glow behind the low dome of Salpetriere.	Красный диск ее всплывал из-за низкого купола больницы Сальпетриер.
Marius returned to No. 50-52 with great strides.	Мариус быстрым шагом направился к дому №50/52.
The door was still open when he arrived.	Когда он пришел, дверь оказалась открытой.
He mounted the stairs on tip-toe and glided along the wall of the corridor to his chamber.	Он на цыпочках поднялся по лестнице и прокрался по стенке, через коридор, в свою комнату.

This corridor, as the reader will remember, was bordered on both sides by attics, all of which were, for the moment, empty and to let.	По обеим сторонам коридора, как известно читателю, были расположены каморки; все они тогда были не заняты и сдавались внаем.
Ma'am Bougon was in the habit of leaving all the doors open.	Двери в них мамаша Бюргон обычно оставляла открытыми настежь.
As he passed one of these attics, Marius thought he perceived in the uninhabited cell the motionless heads of four men, vaguely lighted up by a remnant of daylight, falling through a dormer window.	Когда Мариус пробирался мимо одной из этих дверей, ему показалось, что в нежилой комнате перед ним промелькнули головы четырех неподвижно стоявших мужчин, слабо освещенные угасавшим дневным светом, который проникал сквозь чердачное окно.
Marius made no attempt to see, not wishing to be seen himself.	Мариус не пытался их разглядеть - он боялся, как бы его не увидели.
He succeeded in reaching his chamber without being seen and without making any noise.	Ему удалось незаметно и бесшумно войти к себе в комнату.
It was high time.	Он пришел вовремя.
A moment later he heard Ma'am Bougon take her departure, locking the door of the house behind her.	Через минуту он услышал, как вышла мамаша Бюргон и как закрылась входная дверь.
CHAPTER XVI-IN WHICH WILL BE FOUND THE WORDS TO AN ENGLISH AIR WHICH WAS IN FASHION IN 1832	Глава шестнадцатая, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ УСЛЫШИТ ПЕСЕНКУ НА АНГЛИЙСКИЙ МОТИВ, МОДНУЮ В 1832 ГОДУ
Marius seated himself on his bed.	Мариус присел на кровать.
It might have been half-past five o'clock.	Было, пожалуй, около половины шестого.
Only half an hour separated him from what was about to happen.	Только полчаса отделяли его от того, что должно было свершиться.
He heard the beating of his arteries as one hears the ticking of a watch in the dark.	Он слышал, как пульсирует кровь в его жилах, -так в темноте слышится тиканье часов.
He thought of the double march which was going on at that moment in the dark,-crime advancing on one side, justice coming up on the other.	Он думал о двойном наступлении, которое готовилось в эту минуту под прикрытием темноты: с одной стороны приближалось злодейство, с другой - надвигалось правосудие.
He was not afraid, but he could not think without a shudder of what was about to take place.	Страха он не испытывал, но не мог подумать без содрогания о том, что вот-вот должно произойти.
As is the case with all those who are suddenly assailed by an unforeseen adventure, the entire day produced upon him the effect of a dream, and in order to persuade himself that he was not the prey of a nightmare, he had to feel the cold barrels of the steel pistols in his trousers pockets.	Как это всегда бывает при внезапном столкновении с событием, из ряда вон выходящим, ему казалось, что весь этот день -лишь сон, и только ощущая холодок двух стальных пистолетов, лежавших в жилетных карманах, он убеждался, что не является жертвой кошмара.
It was no longer snowing; the moon disengaged itself more and more clearly from the mist, and its light, mingled with the white reflection of the snow which had fallen, communicated to the chamber a sort of twilight aspect.	Снег перестал; луна, выходя из тумана, становилась все ярче, и ее сияние, сливаясь с серебряным отблеском снега, наполняло комнату сумеречной мглой.
There was a light in the Jondrette den.	У Жондретов горел огонь.

Marius saw the hole in the wall shining with a reddish glow which seemed bloody to him.	Через щель в перегородке пробивался багровый луч света, казавшийся Мариусу кровавым.
It was true that the light could not be produced by a candle.	Было ясно, что этот луч - не от свечи.
However, there was not a sound in the Jondrette quarters, not a soul was moving there, not a soul speaking, not a breath; the silence was glacial and profound, and had it not been for that light, he might have thought himself next door to a sepulchre.	Между тем из комнаты Жондретов не доносилось ни шороха, ни звука, ни слова, ни вздоха, - там царила леденящая душу, глухая тишина; и не будь этого света, можно было бы подумать, что рядом склеп.
Marius softly removed his boots and pushed them under his bed.	Мариус тихонько снял ботинки и сунул их под кровать.
Several minutes elapsed.	Прошло несколько минут.
Marius heard the lower door turn on its hinges; a heavy step mounted the staircase, and hastened along the corridor; the latch of the hovel was noisily lifted; it was Jondrette returning.	Вдруг внизу скрипнула дверь, и Мариус услышал грузные шаги, протопавшие по лестнице и пробежавшие по коридору; со стуком приподнялась щеколда: это вернулся Жондрет.
Instantly, several voices arose.	Сразу послышались голоса.
The whole family was in the garret. Only, it had been silent in the master's absence, like wolf whelps in the absence of the wolf.	Семья, как оказалось, была в сборе, но в отсутствие хозяина все притихли, словно волчата в отсутствие волка.
"It's I," said he.	- Вот и я, - сказал Жондрет.
"Good evening, daddy," yelped the girls.	- Добрый вечер, папочка! -завизжали дочки.
"Well?" said the mother.	- Ну как? - спросила жена.
"All's going first-rate," responded Jondrette, "but my feet are beastly cold.	- Помаленьку, -отвечал Жондрет, - но я прозяб, как собака, ноги окоченели.
Good! You have dressed up.	Ага, ты приоделась!
You have done well!	Правильно.
You must inspire confidence."	Надо, чтобы твой вид внушал доверие.
"All ready to go out."	- Я готова, могу идти.
"Don't forget what I told you.	- Ничего не забудешь из того, что я тебе сказал?
You will do everything sure?"	Вес сделаешь, как надо?
"Rest easy."	- Будь спокоен.
"Because-" said Jondrette.	- Дело в том.. - сказал Жондрет.
And he left the phrase unfinished.	И не закончил фразу.
Marius heard him lay something heavy on the table, probably the chisel which he had purchased.	Мариусу было слышно, что он положил на стол что-то тяжелое, по всей вероятности - купленное им долото.
"By the way," said Jondrette, "have you been eating here?"	- Кстати, вы уже поели? - спросил Жондрет.
"Yes," said the mother. "I got three large potatoes and some salt.	- Да, -ответила жена. -У меня были три больших картофелины и соль.
I took advantage of the fire to cook them."	Я их испекла, -спасибо, огонь еще был.

"Good," returned Jondrette. "To-morrow I will take you out to dine with me.	- Отлично, -сказал Жондрет. -Завтра поведу всех вас обедать.
We will have a duck and fixings.	Закажем утку и всякую всячину.
You shall dine like Charles the Tenth; all is going well!"	Пообедаете по -королевски, не хуже Карла Десятого. Все идет как нельзя лучше!
Then he added:-	И, понизив голос, добавил:
"The mouse-trap is open.	- Мышеловка открыта.
The cats are there."	Коты начеку.
He lowered his voice still further, and said:-	И еще тише:
"Put this in the fire."	- Сунь-ка это в огонь.
Marius heard a sound of charcoal being knocked with the tongs or some iron utensil, and Jondrette continued:-	Мариусу было слышно, как потрескивают угли, которые помешивали каминными щипцами или каким-то железным инструментом.
"Have you greased the hinges of the door so that they will not squeak?"	- Дверные петли смазала, чтобы не скрипели? -спросил Жондрет.
"Yes," replied the mother.	- Да, - ответила жена.
"What time is it?"	- Который теперь час?
"Nearly six.	- Скоро шесть.
The half-hour struck from Saint-Medard a while ago."	Недавно пробило половину шестого на Сен -Медаре.
"The devil!" ejaculated Jondrette; "the children must go and watch.	- Черт возьми! -воскликнул Жондрет. -Девчонкам пора идти караулить.
Come you, do you listen here."	Эй вы, идите-ка сюда, слушайте!
A whispering ensued.	Они зашушукались.
Jondrette's voice became audible again:-	Потом снова послышался громкий голос Жондрета:
"Has old Bougon left?"	- Бюргонша ушла?
"Yes," said the mother.	- Да, - ответила жена.
"Are you sure that there is no one in our neighbor's room?"	-Ты уверена, что у соседа никого нет?
"He has not been in all day, and you know very well that this is his dinner hour."	- Он с утра не возвращался. Ты сам отлично знаешь, что в это время он обедает.
"You are sure?"	-Ты в этом уверена?
"Sure."	- Уверена.
"All the same," said Jondrette, "there's no harm in going to see whether he is there.	- Все равно, - сказал Жондрет, - невредно сходить и взглянуть, нет ли его.
Here, my girl, take the candle and go there."	Ну-ка, дочка, возьми свечу и прогуляйся туда.
Marius fell on his hands and knees and crawled silently under his bed.	Мариус опустился на четвереньки и бесшумно заполз под кровать.

Hardly had he concealed himself, when he perceived a light through the crack of his door.	Едва успел он свернуться в комочек, как сквозь щели в дверях просочился свет.
"P'pa," cried a voice, "he is not in here."	- Па -ап, его нет! - раздалось в коридоре.
He recognized the voice of the eldest daughter.	Мариус узнал голос старшей дочери Жондрета.
"Did you go in?" demanded her father.	-Ты входила в комнату? - спросил отец.
"No," replied the girl, "but as his key is in the door, he must be out."	- Нет, -ответила дочь, -но раз ключ в дверях, значит, он ушел.
The father exclaimed:- "Go in, nevertheless."	- А все-таки войди! - крикнул отец.
The door opened, and Marius saw the tall Jondrette come in with a candle in her hand.	Дверь отворилась, и Мариус увидел старшую девицу Жондрет со свечой в руке.
She was as she had been in the morning, only still more repulsive in this light.	Она была такая же, как и утром, но при этом освещении казалась еще ужаснее.
She walked straight up to the bed. Marius endured an indescribable moment of anxiety; but near the bed there was a mirror nailed to the wall, and it was thither that she was directing her steps.	Она направилась прямо к кровати, и Мариус пережил минуту неописуемой тревоги. Но над кроватью висело зеркало, к нему-то она и шла.
She raised herself on tiptoe and looked at herself in it.	Она встала на цыпочки и погляделась в него.
In the neighboring room, the sound of iron articles being moved was audible.	Из соседней комнаты доносился лязг передвигаемых железных предметов.
She smoothed her hair with the palm of her hand, and smiled into the mirror, humming with her cracked and sepulchral voice:-	Она пригладила волосы ладонью и заулыбалась сама себе в зеркало, напевая своим надтреснутым, замогильным голосом:
Nos amours ont dure toute une semaine, Mais que du bonheur les instants sont courts! S'adorer huit jours, c'etait bien la peine! Le temps des amours devrait durer toujours! Devrait durer toujours! devrait durer toujours!	Семь или восемь дней пылал огонь сердечный, И, право, стоило, чтоб он н впредь не гас! Ах, если бы любовь могла быть вечной, вечной! Но счастье лишь блеснет и покидает нас.
In the meantime, Marius trembled.	Мариус дрожал от страха.
It seemed impossible to him that she should not hear his breathing.	Ему казалось невозможным, чтобы она не услышала его дыхания.
She stepped to the window and looked out with the half-foolish way she had.	Она приблизилась к окошку и, окинув взглядом улицу, с обычным своим полубезумным видом громко проговорила:
"How ugly Paris is when it has put on a white chemise!" said she.	- Надел Париж белую рубаху и стал уродиной!
She returned to the mirror and began again to put on airs before it, scrutinizing herself full-face and three-quarters face in turn.	Она снова подошла к зеркалу и снова начала гримасничать, разглядывая себя то прямо, то в профиль.
"Well!" cried her father, "what are you about there?"	- Ну что же ты? - крикнул отец. - Куда запропастилась?
"I am looking under the bed and the furniture," she replied, continuing to arrange her hair; "there's no one here."	- Сейчас! Смотрю под кроватью и под другой мебелью, - отвечала она, взбивая волосы. -Никого.
"Booby!" yelled her father.	- Дуреха! - заревел отец.

"Come here this minute!	- Сейчас же сюда!
And don't waste any time about it!"	Нечего время терять.
"Coming!	-Иду!
Coming!" said she.	Иду!
"One has no time for anything in this hovel!" She hummed:-	Им вечно некогда! - сказала она и стала напевать:
Vous me quittez pour aller a la gloire;	Вы бросили меня, ушли дорогой славы,
Mon triste c?ur suivra partout.	Но сердцем горестным везде я там, где вы...
She cast a parting glance in the mirror and went out, shutting the door behind her.	Кинув прощальный взгляд в зеркало, она вышла, закрыв за собою дверь.
A moment more, and Marius heard the sound of the two young girls' bare feet in the corridor, and Jondrette's voice shouting to them:-	А через минуту Мариус услышал топот босых ног по коридору и голос Жондрета, кричавшего вслед девушкам:
"Pay strict heed!	- Смотрите хорошенько!
One on the side of the barrier, the other at the corner of the Rue du Petit-Banquier.	Одной сторожить заставу, другой - угол Малой Банкирской.
Don't lose sight for a moment of the door of this house, and the moment you see anything, rush here on the instant! as hard as you can go!	Ни на минуту не терять из виду дверь дома, и как что-нибудь заметите, сейчас же сюда! Пулей!
You have a key to get in."	Ключ от входной двери у вас.
The eldest girl grumbled:-	Старшая проворчала:
"The idea of standing watch in the snow barefoot!"	- Попробуй покарауль босиком на снегу!
"To-morrow you shall have some dainty little green silk boots!" said the father.	- Завтра у вас будут коричневые шелковые полусапожки! - сказал отец.
They ran downstairs, and a few seconds later the shock of the outer door as it banged to announced that they were outside.	Девушки спустились с лестницы, и через несколько секунд стук захлопнувшейся внизу двери оповестил о том, что они вышли.
There now remained in the house only Marius, the Jondrettes and probably, also, the mysterious persons of whom Marius had caught a glimpse in the twilight, behind the door of the unused attic.	В доме остались Мариус, чета Жондретов и, вероятно, те таинственные личности, которых Мариус заметил в полутьме, за дверью пустовавшей каморки.
CHAPTER XVII-THE USE MADE OF MARIUS' FIVE-FRANC PIECE	Глава семнадцатая НА ЧТО БЫЛА ИСТРАЧЕНА ПЯТИФРАНКОВАЯ МОНЕТА МАРИУСА
Marius decided that the moment had now arrived when he must resume his post at his observatory.	Мариус решил, что наступило время вернуться на свой наблюдательный пост.
In a twinkling, and with the agility of his age, he had reached the hole in the partition.	В одно мгновение с проворством, свойственным его возрасту, он очутился у щели в перегородке.
He looked.	Он заглянул внутрь.
The interior of the Jondrette apartment presented a curious aspect, and Marius found an explanation of the singular light which he had noticed.	Жилье Жондретов представляло необыкновенное зрелище. Мариус нашел, наконец, объяснение проникавшему оттуда странному свету.

A candle was burning in a candlestick covered with verdigris, but that was not what really lighted the chamber.	Там горела свеча в позеленевшем медном подсвечнике, но не она освещала чердак.
The hovel was completely illuminated, as it were, by the reflection from a rather large sheet-iron brazier standing in the fireplace, and filled with burning charcoal, the brazier prepared by the Jondrette woman that morning.	Вся берлога была как бы озарена огнем большой железной жаровни, поставленной в камин и полной горящих угольев, - той самой жаровни, которую раздобыла утром жена Жондрета.
The charcoal was glowing hot and the brazier was red; a blue flame flickered over it, and helped him to make out the form of the chisel purchased by Jondrette in the Rue Pierre-Lombard, where it had been thrust into the brazier to heat.	Угли пылали, и жаровня раскалилась докрасна; там плясало синее пламя вокруг купленного Жондретом на улице Пьер -Ломбар долота, которое было теперь воткнуто в уголья и побагровело от накала.
In one corner, near the door, and as though prepared for some definite use, two heaps were visible, which appeared to be, the one a heap of old iron, the other a heap of ropes.	В углу возле дверей виднелись две груды каких-то предметов, вероятно, положенных здесь неспроста- одна была похожа на связку веревок, другая на кучу железного лома.
All this would have caused the mind of a person who knew nothing of what was in preparation, to waver between a very sinister and a very simple idea.	Человек, не посвященный в то, что здесь замышлялось, мог бы предположить и самое худшее и самое безобидное.
The lair thus lighted up more resembled a forge than a mouth of hell, but Jondrette, in this light, had rather the air of a demon than of a smith.	Освещенная таким образом комната напоминала скорее кузницу, чем адское пекло, зато Жондрет при таком освещении смахивал больше на дьявола, чем на кузнеца.
The heat of the brazier was so great, that the candle on the table was melting on the side next the chafing-dish, and was drooping over.	От углей шел такой жар, что горевшая на столе свеча таяла со стороны, обращенной к жаровне, оплывая с одного края.
An old dark-lantern of copper, worthy of Diogenes turned Cartouche, stood on the chimney-piece.	На камине стоял старый медный потайной фонарь, достойный Диогена, обернувшегося Картушем.
The brazier, placed in the fireplace itself, beside the nearly extinct brands, sent its vapors up the chimney, and gave out no odor.	Чад от жаровни, поставленной в самый очаг между тлеющих головешек, уходил в каминную трубу, и в комнате не чувствовалось его запаха.
The moon, entering through the four panes of the window, cast its whiteness into the crimson and flaming garret; and to the poetic spirit of Marius, who was dreamy even in the moment of action, it was like a thought of heaven mingled with the misshapen reveries of earth.	Проникая сквозь оконные стекла, луна посылала свои бледные лучи в это пылавшее пурпуром логово, и поэтическому воображению Мариуса, который оставался мечтателем, даже когда нужно было действовать, они представлялись как бы небесной грезой, залетевшей в безобразные земные сны.
A breath of air which made its way in through the open pane, helped to dissipate the smell of the charcoal and to conceal the presence of the brazier.	Ветер, врываясь через разбитое окно, рассеивал чад и помогал скрывать присутствие жаровни.
The Jondrette lair was, if the reader recalls what we have said of the Gorbeau building, admirably chosen to serve as the theatre of a violent and sombre deed, and as the envelope for a crime.	Берлога Жондрета, если читатель припомнит то, что мы говорили о жилище Г орбо, являлась самой прекрасной ареной для темного, кровавого дела и надежным местом для сокрытия преступления.

It was the most retired chamber in the most isolated house on the most deserted boulevard in Paris.	Это была самая глухая комната в самом уединенном доме на самом безлюдном бульваре Парижа.
If the system of ambush and traps had not already existed, they would have been invented there.	Если бы не существовало на свете засад, то их изобрели бы там.
The whole thickness of a house and a multitude of uninhabited rooms separated this den from the boulevard, and the only window that existed opened on waste lands enclosed with walls and palisades.	Толща стен и множество необитаемых помещений отделяли эту трущобу от бульвара, а единственное ее окно выходило на пустыри, обнесенные глухой стеной и заборами.
Jondrette had lighted his pipe, seated himself on the seatless chair, and was engaged in smoking.	Жондрет разжег трубку, уселся на дырявый стул и задымил.
His wife was talking to him in a low tone.	Жена что-то говорила ему шепотом.
If Marius had been Courfeyrac, that is to say, one of those men who laugh on every occasion in life, he would have burst with laughter when his gaze fell on the Jondrette woman.	Если бы Мариус был Курфейраком, то есть принадлежал к той породе людей, которые смеются во всех случаях жизни, он расхохотался бы при виде супруги Жондрет.
She had on a black bonnet with plumes not unlike the hats of the heralds-at-arms at the coronation of Charles X., an immense tartan shawl over her knitted petticoat, and the man's shoes which her daughter had scorned in the morning.	На ней была черная шляпа с перьями, живо напоминавшая головные уборы герольдов на коронации Карла X, широченная клетчатая шаль поверх вязаной юбки и мужские башмаки - те самые, которыми утром побрезговала ее дочь.
It was this toilette which had extracted from Jondrette the exclamation:	По-видимому, этот наряд и заставил Жондрета воскликнуть:
"Good!	"Ага!
You have dressed up.	Ты приоделась!
You have done well.	Правильно.
You must inspire confidence!"	Надо, чтобы твой вид внушал доверие!"
As for Jondrette, he had not taken off the new surtout, which was too large for him, and which M. Leblanc had given him, and his costume continued to present that contrast of coat and trousers which constituted the ideal of a poet in Courfeyrac's eyes.	А на Жондрете был все тот же новый, слишком просторный редингот, подаренный Белым, и в его костюме по-прежнему поражало несоответствие между рединготом и панталонами, столь любезное, по мнению Курфейрака, сердцу поэта.
All at once, Jondrette lifted up his voice:-	Вдруг Жондрет возвысил голос:
"By the way!	- Постой!
Now that I think of it.	Дай сообразить.
In this weather, he will come in a carriage.	Ведь по такой погоде он, пожалуй, приедет в фиакре.
Light the lantern, take it and go downstairs.	Бери-ка фонарь, зажги и спускайся вниз.
You will stand behind the lower door.	Станешь за дверью.
The very moment that you hear the carriage stop, you will open the door, instantly, he will come up, you will light the staircase and the corridor, and when he enters here, you will go downstairs again as speedily as possible, you will pay the coachman, and dismiss the fiacre."	Как только услышишь, что подъехала карета, живо отвори; пока он подымется, ты посветишь ему на лестнице и в коридоре, а как только проводишь сюда, опять спустись бегом, рассчитайся с кучером и отошли его.

"And the money?" inquired the woman.	- А деньги где? - спросила жена.
Jondrette fumbled in his trousers pocket and handed her five francs.	Жондрет пошарил в карманах штанов и протянул ей пять франков.
"What's this?" she exclaimed.	- Это еще откуда? - воскликнула она.
Jondrette replied with dignity:- "That is the monarch which our neighbor gave us this morning." And he added:- "Do you know what?	- Тот лобанчик, что дал утром сосед, - с важным видом ответил Жондрет и прибавил: -Знаешь что?
Two chairs will be needed here."	Надо бы принести сюда два стула.
"What for?"	- Зачем?
"To sit on."	- Чтобы было на чем сидеть.
Marius felt a cold chill pass through his limbs at hearing this mild answer from Jondrette.	У Мариуса пробежал по коже мороз, когда он услышал спокойный ответ тетки Жондрет:
"Pardieu!	- Ладно!
I'll go and get one of our neighbor's."	Пойду приволоку их от соседа.
And with a rapid movement, she opened the door of the den, and went out into the corridor.	Она быстро отворила дверь и вышла в коридор.
Marius absolutely had not the time to descend from the commode, reach his bed, and conceal himself beneath it.	Мариусу не хватило времени соскочить с комода, добраться до кровати и спрятаться.
"Take the candle," cried Jondrette.	- Возьми свечу! - крикнул Жондрет вдогонку.
"No," said she, "it would embarrass me, I have the two chairs to carry.	- Не надо, - сказала она, - только помешает, ведь мне два стула тащить.
There is moonlight."	От луны и так светло.
Marius heard Mother Jondrette's heavy hand fumbling at his lock in the dark.	Мариус услышал, как тяжелая рука тетки Жондрет ощупью искала в темноте ключ.
The door opened.	Дверь распахнулась.
He remained nailed to the spot with the shock and with horror.	Он застыл, пригвожденный к месту неожиданностью и страхом.
The Jondrette entered.	Тетка Жондрет вошла в комнату.
The dormer window permitted the entrance of a ray of moonlight between two blocks of shadow.	Сквозь чердачное окно пробивался узкий лунный луч, разрезавший тьму как бы на два полотнища.
One of these blocks of shadow entirely covered the wall against which Marius was leaning, so that he disappeared within it.	Одно из этих широких полотнищ тьмы целиком закрывало стену, к которой прислонился Мариус, и его не было видно.
Mother Jondrette raised her eyes, did not see Marius, took the two chairs, the only ones which Marius possessed, and went away, letting the door fall heavily to behind her.	Тетка Жондрет подняла глаза, не заметила никого, взяла оба стула, единственную мебель Мариуса, и вышла, оглушительно хлопнув дверью.
She re-entered the lair.	Она вернулась в свою конуру.
"Here are the two chairs."	-Вот тебе стулья.
"And here is the lantern.	- А вот и фонарь, - сказал муж.

Go down as quick as you can."	- Спускайся, живо!
She hastily obeyed, and Jondrette was left alone.	Она быстрым шагом вышла из комнаты, и Жондрет остался один.
He placed the two chairs on opposite sides of the table, turned the chisel in the brazier, set in front of the fireplace an old screen which masked the chafing-dish, then went to the corner where lay the pile of rope, and bent down as though to examine something.	Он поставил стулья по обеим сторонам стола, перевернул долото в угольях, придвинул к камину старые ширмы, загородив ими жаровню, затем направился в угол, где лежала груда веревок, и нагнулся над ней, что-то разглядывая.
Marius then recognized the fact, that what he had taken for a shapeless mass was a very well-made rope-ladder, with wooden rungs and two hooks with which to attach it.	То, что Мариус принял за бесформенную кучу хлама, оказалось отлично слаженной веревочной лестницей с деревянными перекладинами и двумя крючьями.
This ladder, and some large tools, veritable masses of iron, which were mingled with the old iron piled up behind the door, had not been in the Jondrette hovel in the morning, and had evidently been brought thither in the afternoon, during Marius' absence.	Ни лестницы, ни похожих на железные бруски тяжелых инструментов, добавленных к груде железного дома за дверью, не было утром в лачуге Жондрета; очевидно, он принес их днем, когда Мариус уходил.
"Those are the utensils of an edge-tool maker," thought Marius.	"Это кузнечные инструменты", -подумал Мариус.
Had Marius been a little more learned in this line, he would have recognized in what he took for the engines of an edge-tool maker, certain instruments which will force a lock or pick a lock, and others which will cut or slice, the two families of tools which burglars call cadets and fauchants.	Если бы Мариус лучше разбирался в таких вещах, то понял бы, что он принимал за орудия кузнеца особый набор для отмычки замков или взлома дверей, а также колющие и режущие инструменты - два типа зловещих орудий, известных у воров под названием "жало" и "резь".
The fireplace and the two chairs were exactly opposite Marius.	Камин и стол с двумя стульями находились как раз напротив Мариуса.
The brazier being concealed, the only light in the room was now furnished by the candle; the smallest bit of crockery on the table or on the chimney-piece cast a large shadow.	Жаровня была заставлена ширмой, комната освещалась только свечой; от самого маленького черепка, валявшегося на столе или на камине, ложились длинные тени. Кувшин с отбитым горлышком затенял полстены.
There was something indescribably calm, threatening, and hideous about this chamber.	Комната застыла в жутком и зловещем покое.
One felt that there existed in it the anticipation of something terrible.	В воздухе висело ожидание чего-то страшного.
Jondrette had allowed his pipe to go out, a serious sign of preoccupation, and had again seated himself.	Жондрет дал своей трубке погаснуть - верный признак озабоченности -и снова сел за стол.
The candle brought out the fierce and the fine angles of his countenance.	Пламя свечи освещало острые, хищные черты его лица.
He indulged in scowls and in abrupt unfoldings of the right hand, as though he were responding to the last counsels of a sombre inward monologue.	По временам он хмурил брови и взмахивал правой рукой, как бы возражая на последние доводы грозного внутреннего голоса.

In the course of one of these dark replies which he was making to himself, he pulled the table drawer rapidly towards him, took out a long kitchen knife which was concealed there, and tried the edge of its blade on his nail.	При одной из таких угрюмых реплик, обращенных к самому себе, он выдвинул ящик стола, вытащил длинный кухонный нож и попробовал на ногте острие.
That done, he put the knife back in the drawer and shut it.	Потом, сунув нож обратно, задвинул ящик.
Marius, on his side, grasped the pistol in his right pocket, drew it out and cocked it.	Мариус нащупал пистолет в правом жилетном кармане, вытащил его и взвел курок.
The pistol emitted a sharp, clear click, as he cocked it.	Пистолет издал при этом отчетливый сухой треск.
Jondrette started, half rose, listened a moment, then began to laugh and said:-	Жондрет вздрогнул и привстал. - Кто там? -крикнул он. Мариус затаил дыхание. Жондрет прислушался, затем проговорил смеясь:
"What a fool I am!	- Ну и болван же я!
It's the partition cracking!"	Это трещит перегородка.
Marius kept the pistol in his hand.	Мариус зажал пистолет в руке.
CHAPTER XVIII-MARIUS' TWO CHAIRS FORM A VIS-A-VIS	Глава восемнадцатая ДВА СТУЛА МАРИУСА СТАВЯТСЯ ОДИН ПРОТИВ ДРУГОГО
Suddenly, the distant and melancholy vibration of a clock shook the panes.	Внезапно стекла задребезжали от унылого далекого звона.
Six o'clock was striking from Saint-Medard.	На колокольне Сен -Медар пробило шесть часов.
Jondrette marked off each stroke with a toss of his head.	Жондрет отмечал каждый удар кивком головы.
When the sixth had struck, he snuffed the candle with his fingers.	Когда послышался шестой, он снял пальцами нагар со свечи.
Then he began to pace up and down the room, listened at the corridor, walked on again, then listened once more.	Затем принялся шагать из угла в угол, выглянул в коридор, прислушался, опять зашагал, опять прислушался.
"Provided only that he comes!" he muttered, then he returned to his chair.	"Только бы не надул!" -пробормотал он, возвращаясь на свое место.
He had hardly reseated himself when the door opened.	Не успел он сесть, как дверь отворилась.
Mother Jondrette had opened it, and now remained in the corridor making a horrible, amiable grimace, which one of the holes of the dark-lantern illuminated from below.	Тетка Жондрет распахнула ее и остановилась в коридоре, осклабляясь отвратительной льстивой улыбкой, которую подчеркивал свет, пробивавшийся снизу, сквозь одну из щелей потайного фонаря.
"Enter, sir," she said.	- Милости просим, сударь! - сказала она.
"Enter, my benefactor," repeated Jondrette, rising hastily.	- Милости просим, благодетель вы наш! - вскочив, подхватил Жондрет.
M. Leblanc made his appearance.	Появился Белый.
He wore an air of serenity which rendered him singularly venerable.	Его лицо выражало ясное спокойствие, невольно внушающее почтение.

He laid four louis on the table.	Он положил на стол четыре золотых.
"Monsieur Fabantou," said he, "this is for your rent and your most pressing necessities.	- Господин Фабанту! - заговорил он. - Вот вам на квартиру и на неотложные расходы.
We will attend to the rest hereafter."	А дальше будет видно.
"May God requite it to you, my generous benefactor!" said Jondrette. And rapidly approaching his wife:-	- Да вознаградит вас господь за вашу щедрость, благодетель! - вскричал Жондрет и, быстро подойдя к жене, тихо сказал:
"Dismiss the carriage!"	- Отошли фиакр.
She slipped out while her husband was lavishing salutes and offering M. Leblanc a chair.	Покуда ее муж кланялся и пододвигал стул Белому, она незаметно скрылась.
An instant later she returned and whispered in his ear:-	Вернувшись, она шепнула ему на ухо:
"'Tis done."	- Отослала!
The snow, which had not ceased falling since the morning, was so deep that the arrival of the fiacre had not been audible, and they did not now hear its departure.	Снег шел с утра не переставая и покрыл мостовую таким толстым слоем, что никто не слышал, как подкатил фиакр и как он отъехал.
Meanwhile, M. Leblanc had seated himself.	Белый сел.
Jondrette had taken possession of the other chair, facing M. Leblanc.	Жондрет пристроился на другом стуле, напротив него.
Now, in order to form an idea of the scene which is to follow, let the reader picture to himself in his own mind, a cold night, the solitudes of the Salpetriere covered with snow and white as winding-sheets in the moonlight, the taper-like lights of the street lanterns which shone redly here and there along those tragic boulevards, and the long rows of black elms, not a passer-by for perhaps a quarter of a league around, the Gorbeau hovel, at its highest pitch of silence, of horror, and of darkness; in that building, in the midst of those solitudes, in the midst of that darkness, the vast Jondrette garret lighted by a single candle, and in that den two men seated at a table, M. Leblanc tranquil, Jondrette smiling and alarming, the Jondrette woman, the female wolf, in one corner, and, behind the partition, Marius, invisible, erect, not losing a word, not missing a single movement, his eye on the watch, and pistol in hand.	Чтобы лучше представить себе то, что сейчас произойдет, пусть читатель вообразит себе морозную ночь, пустыри больницы Сальпетриер, занесенные снегом и белевшие в лунном свете, словно огромные саваны, огоньки уличных фонарей, бросавшие красный отсвет на хмурые бульвары, на длинные ряды черных вязов; глухое безлюдье, быть может, на четверть мили вокруг; дом Горбо в час глубочайшей тишины и жуткого мрака, а в этой развалине, затерявшейся во тьме, в глуши, огромную, слабо освещенную единственной свечой берлогу Жондрета, и в этой трущобе - двух человек, сидевших за одним столом: Белого, сохранявшего невозмутимый вид, и ухмылявшегося страшного Жондрета, в углу старую волчицу Жондрет, а за перегородкой -невидимого Мариуса, не упускавшего ни единого слова, ни единого движения, с настороженным взглядом, с пистолетом в руке.
However, Marius experienced only an emotion of horror, but no fear.	Мариус не испытывал страха; им владело лишь отвращение.
He clasped the stock of the pistol firmly and felt reassured.	Он сжимал рукоятку пистолета и чувствовал себя уверенно.
"I shall be able to stop that wretch whenever I please," he thought.	"Я арестую негодяя, как только сочту нужным", -думал он.

He felt that the police were there somewhere in ambuscade, waiting for the signal agreed upon and ready to stretch out their arm.	Oн знал, что полиция близко, в засаде, и ждет условного сигнала, чтобы схватить преступника.
Moreover, he was in hopes, that this violent encounter between Jondrette and M. Leblanc would cast some light on all the things which he was interested in learning.	Помимо всего прочего, он надеялся, что трагическое столкновение Белого с Жондретом прольет хоть немного света на то, что ему так важно было узнать.
CHAPTER XIX-OCCUPYING ONE'S SELF WITH OBSCURE DEPTHS	Глава девятнадцатая ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ТЕМНЫХ УГЛОВ
Hardly was M. Leblanc seated, when he turned his eyes towards the pallets, which were empty.	Окинув взглядом убогие кровати, на которых теперь никто не лежал, Белый спросил:
"How is the poor little wounded girl?" he inquired.	- Как себя чувствует бедное раненое дитя?
"Bad," replied Jondrette with a heart-broken and grateful smile, "very bad, my worthy sir.	- Плохо, -отвечал Жондрет с горькой и признательной улыбкой, - очень плохо, сударь.
Her elder sister has taken her to the Bourbe to have her hurt dressed.	Старшая сестра повела ее в больницу Бурб на перевязку.
You will see them presently; they will be back immediately."	Вы их увидите, они сейчас вернутся.
"Madame Fabantou seems to me to be better," went on M. Leblanc, casting his eyes on the eccentric costume of the Jondrette woman, as she stood between him and the door, as though already guarding the exit, and gazed at him in an attitude of menace and almost of combat.	- А госпоже Фабанту как будто лучше? -продолжал Белый, рассматривая причудливый наряд тетки Жондрет, которая, стоя у двери, словно она уже сторожила выход, уставилась на него с угрожающим, чуть ли не воинственным видом.
"She is dying," said Jondrette. "But what do you expect, sir!	- Она смертельно больна, - заявил Жондрет - Но что поделаешь, сударь?
She has so much courage, that woman has!	У нее столько мужества, у бедняжки!
She's not a woman, she's an ox."	Это не женщина, а бык.
The Jondrette, touched by his compliment, deprecated it with the affected airs of a flattered monster.	Супруга Жондрета, растроганная комплиментом, воскликнула с жеманством чудовища, которому польстили:
"You are always too good to me, Monsieur Jondrette!"	-Ты слишком добр ко мне, голубчик Жондрет!
"Jondrette!" said M. Leblanc, "I thought your name was Fabantou?"	- Жондрет? -удивился г-н Белый. -Я полагал, что вас зовут Фабанту?
"Fabantou, alias Jondrette!" replied the husband hurriedly. "An artistic sobriquet!"	- Фабанту, а по сцене - Жондрет, - нашелся муж.-Псевдоним артиста.
And launching at his wife a shrug of the shoulders which M. Leblanc did not catch, he continued with an emphatic and caressing inflection of voice:-	Взглянув на супругу, он пожал плечами, но так, чтобы не заметил Белый, и снова затянул слащавым, воркующим голосом:
"Ah! we have had a happy life together, this poor darling and I!	- Мы с моей милой женушкой всегда жили душа в душу!
What would there be left for us if we had not that?	Что бы у нас оставалось, не будь этого утешения?
We are so wretched, my respectable sir!	Мы так несчастны, сударь!

We have arms, but there is no work!	Руки есть, а работы нет.
We have the will, no work!	Душа горит, а заняться нечем.
I don't know how the government arranges that, but, on my word of honor, sir, I am not Jacobin, sir, I am not a bousingot.30 I don't wish them any evil, but if I were the ministers, on my most sacred word, things would be different.	Я не знаю, о чем думает правительство, но, честное слово, сударь, я не якобинец, не какой-нибудь горлопан республиканец, я не против властей, но если бы посадили меня вместо министров -честное благородное слово, все пошло бы по-другому.
Here, for instance, I wanted to have my girls taught the trade of paper-box makers.	Вот я, к примеру, послал дочек обучаться картонажному ремеслу.
You will say to me:	Вы скажете:
' What! a trade?'	"Как ремеслу?"
Yes! A trade! A simple trade! A bread-winner!	Да, ремеслу, грубому ремеслу, чтобы у них был кусок хлеба.
What a fall, my benefactor!	Видите, до чего мы докатились, мой благодетель!
What a degradation, when one has been what we have been!	До какого унижения! И это после того, кем мы были!
Alas! There is nothing left to us of our days of prosperity!	У нас ничего не осталось от прежнего благополучия.
One thing only, a picture, of which I think a great deal, but which I am willing to part with, for I must live!	Ничего, кроме одной-единственной вещи, кроме картины; но как ни дорожу я этой картиной, а придется ее спустить, ведь жить-то надо!
Item, one must live!"	Что ни говори, а жить надо!
While Jondrette thus talked, with an apparent incoherence which detracted nothing from the thoughtful and sagacious expression of his physiognomy, Marius raised his eyes, and perceived at the other end of the room a person whom he had not seen before.	Пока Жондрет разглагольствовал с какой-то нарочитой торопливостью, что не соответствовало настороженному и сосредоточенному выражению его лица, Мариус поднял глаза и увидел в углу комнаты мужчину, которого до сих пор не замечал.
A man had just entered, so softly that the door had not been heard to turn on its hinges.	Человек, должно быть, недавно вошел, и так тихо, что даже не было слышно скрипа двери.
This man wore a violet knitted vest, which was old, worn, spotted, cut and gaping at every fold, wide trousers of cotton velvet, wooden shoes on his feet, no shirt, had his neck bare, his bare arms tattooed, and his face smeared with black.	На нем была лиловая вязаная фуфайка, старая, заношенная, грязная, изодранная, зиявшая прорехами, широкие плисовые штаны и грубые носки; он был без рубашки, с голой шеей, голыми татуированными руками; лицо у него было вымазано сажей.
He had seated himself in silence on the nearest bed, and, as he was behind Jondrette, he could only be indistinctly seen.	Скрестив руки, он молча сидел на ближайшей кровати за теткой Жондрет, так что его почти не было видно.
That sort of magnetic instinct which turns aside the gaze, caused M. Leblanc to turn round almost at the same moment as Marius.	Повинуясь внутренней магнетической силе, которая направляет наш взгляд, Белый посмотрел в угол почти одновременно с Мариусом.
He could not refrain from a gesture of surprise which did not escape Jondrette.	Он не мог удержаться от удивленного жеста, что сразу заметил Жондрет.

"Ah! I see!" exclaimed Jondrette, buttoning up his coat with an air of complaisance, "you are looking at your overcoat?	- Ага, понимаю! - с особой предупредительностью воскликнул Жондрет, застегивая на себе пуговицы - Вы изволите глядеть на ваш редингот?
It fits me!	Он идет мне!
My faith, but it fits me!"	Ей-богу, очень идет!
"Who is that man?" said M. Leblanc.	- Что это за человек? - спросил Белый.
"Him?" ejaculated Jondrette, "he's a neighbor of mine.	- Это?. -протянул Жондрет. -Это так, сосед.
Don't pay any attention to him."	Не обращайте на него внимания.
The neighbor was a singular-looking individual.	Вид у соседа был странный.
However, manufactories of chemical products abound in the Faubourg Saint-Marceau.	Но в предместье Сен -Марсо расположено несколько химических заводов.
Many of the workmen might have black faces.	У рабочих бывают черные лица.
Besides this, M. Leblanc's whole person was expressive of candid and intrepid confidence.	Впрочем, вся наружность Белого говорила о полном доверии, в нем не чувствовалось и тени страха.
He went on:- "Excuse me; what were you saying, M. Fabantou?"	- Простите, о чем это вы начали говорить, господин Фабанту?
"I was telling you, sir, and dear protector," replied Jondrette placing his elbows on the table and contemplating M. Leblanc with steady and tender eyes, not unlike the eyes of the boa-constrictor, "I was telling you, that I have a picture to sell."	- Я говорил, мой дорогой покровитель, -подхватил Жондрет, облокотясь на стол и вперив в Белого неподвижный и ласковый взгляд, слегка напоминавший взгляд удава, -я говорил, что у меня продается картина.
A slight sound came from the door.	Чуть скрипнула дверь.
A second man had just entered and seated himself on the bed, behind Jondrette.	Вошел второй мужчина и уселся на постели, за теткой Жондрет.
Like the first, his arms were bare, and he had a mask of ink or lampblack.	У него, как и у первого, были голые руки и черное от сажи или чернил лицо.
Although this man had, literally, glided into the room, he had not been able to prevent M. Leblanc catching sight of him.	Хотя этот человек в буквальном смысле слова проскользнул в комнату, Белый заметил и его.
"Don't mind them," said Jondrette, "they are people who belong in the house.	- Не беспокойтесь, - продолжал Жондрет, - это здешние жильцы.
So I was saying, that there remains in my possession a valuable picture.	Итак, я говорил, что у меня сохранилась ценная картина...
But stop, sir, take a look at it."	Вот, сударь, извольте поглядеть.
He rose, went to the wall at the foot of which stood the panel which we have already mentioned, and turned it round, still leaving it supported against the wall.	Он поднялся, подошел к стене, где стояла на полу упоминавшаяся нами картина, и, повернув ее лицом, опять прислонил к стене.
It really was something which resembled a picture, and which the candle illuminated, somewhat.	При слабом свете свечи это казалось чем-то похожим на живопись.

Marius could make nothing out of it, as Jondrette stood between the picture and him; he only saw a coarse daub, and a sort of principal personage colored with the harsh crudity of foreign canvasses and screen paintings.	Однако, что изображала картина, Мариус не мог разобрать, так как Жондрет загораживал ее; он разглядел только грубую мазню, нечто вроде человеческой фигуры на переднем плане; все это было намалевано с кричащей яркостью балаганного занавеса или ширмы марионеточного театра.
"What is that?" asked M. Leblanc.	- Что это такое? - спросил Белый.
Jondrette exclaimed:-	Жондрет воскликнул с восторгом:
"A painting by a master, a picture of great value, my benefactor!	- Произведение мастера, картина огромной ценности, благодетель!
I am as much attached to it as I am to my two daughters; it recalls souvenirs to me!	Я дорожу ею не меньше, чем своими дочерьми, она мне многое напоминает!
But I have told you, and I will not take it back, that I am so wretched that I will part with it."	Но я уже говорил вам и опять скажу: нужда заставляет, придется ее спустить.
Either by chance, or because he had begun to feel a dawning uneasiness, M. Leblanc's glance returned to the bottom of the room as he examined the picture.	Было ли это случайно, или потому, что он начал испытывать беспокойство, но только г-н Белый перевел взгляд с картины в глубину комнаты.
There were now four men, three seated on the bed, one standing near the door-post, all four with bare arms and motionless, with faces smeared with black.	Там уже оказалось четыре человека - трое сидели на кровати, один стоял у дверей; все четверо -с голыми руками, неподвижные, с выпачканными лицами.
One of those on the bed was leaning against the wall, with closed eyes, and it might have been supposed that he was asleep.	Один из сидевших на кровати прижался к стене и закрыл глаза; могло показаться, что он спит.
He was old; his white hair contrasting with his blackened face produced a horrible effect.	Это был старик, его седые волосы над черным лицом производили жуткое впечатление.
The other two seemed to be young; one wore a beard, the other wore his hair long.	Двое других казались молодыми. Один был бородатый, другой лохматый.
None of them had on shoes; those who did not wear socks were barefooted.	Все были разуты - кто в носках, кто босиком.
Jondrette noticed that M. Leblanc's eye was fixed on these men.	Жондрет заметил, что Белый не спускает глаз с этих людей.
"They are friends.	- Это друзья.
They are neighbors," said he.	Живут по соседству, -сказал он.
"Their faces are black because they work in charcoal.	- Они все чумазые, потому что копаются в саже.
They are chimney-builders.	Эти ребята-трубочисты.
Don't trouble yourself about them, my benefactor, but buy my picture.	Не стоит обращать на них внимания, благодетель, лучше купите у меня картину.
Have pity on my misery.	Сжальтесь над моей нищетой.
I will not ask you much for it.	Я вам ее отдам недорого.
How much do you think it is worth?"	Во сколько вы ее оцените?

"Well," said M. Leblanc, looking Jondrette full in the eye, and with the manner of a man who is on his guard, "it is some signboard for a tavern, and is worth about three francs."	- Но ведь это вывеска с кабачка, ей цена не больше трех франков, -проговорил г-н Белый, пристально, с настороженным видом, глядя в глаза Жондрета.
Jondrette replied sweetly:- "Have you your pocket-book with you?	- При вас ли бумажник? - вкрадчивым голосом спросил Жондрет.
I should be satisfied with a thousand crowns."	- С меня довольно будет тысячи экю.
M. Leblanc sprang up, placed his back against the wall, and cast a rapid glance around the room.	Белый встал во весь рост, прислонился к стене и пробежал глазами по комнате.
He had Jondrette on his left, on the side next the window, and the Jondrette woman and the four men on his right, on the side next the door.	Слева от него, между ним и окном, находился Жондрет, справа между ним н дверью, жена Жондрета и четверо мужчин.
The four men did not stir, and did not even seem to be looking on.	Все четверо не шевелились и как будто даже не замечали его.
Jondrette had again begun to speak in a plaintive tone, with so vague an eye, and so lamentable an intonation, that M. Leblanc might have supposed that what he had before him was a man who had simply gone mad with misery.	Жондрет снова жалобно заскулил, обводя всех блуждающим взглядом, так что Белому могло показаться, будто от нищеты у этого человека помутился рассудок.
"If you do not buy my picture, my dear benefactor," said Jondrette, "I shall be left without resources; there will be nothing left for me but to throw myself into the river.	- Если вы не купите у меня картину, дорогой благодетель, - продолжал ныть Жондрет, - я пропал, мне останется одно: броситься в воду.
When I think that I wanted to have my two girls taught the middle-class paper-box trade, the making of boxes for New Year's gifts!	Подумать только: ведь я мечтал обучить дочек картонажному искусству, оклеиванью коробок для новогодних подарков.
Well!	Не тут-то было!
A table with a board at the end to keep the glasses from falling off is required, then a special stove is needed, a pot with three compartments for the different degrees of strength of the paste, according as it is to be used for wood, paper, or stuff, a paring-knife to cut the cardboard, a mould to adjust it, a hammer to nail the steels, pincers, how the devil do I know what all?	Оказывается, для этого нужен верстак с бортом, чтобы стекла не падали на пол, нужна печь по особому заказу, посудина с тремя отделениями для разных сортов клея: погуще -для дерева, пожиже- для бумаги или для материи, нужен резак для заготовки картона, колодка, чтобы прилаживать его, молоток -заколачивать скрепки, кисти и всякая чертовщина.
And all that in order to earn four sous a day!	И все для того, чтобы заработать четыре су в день!
And you have to work fourteen hours a day!	А корпеть надо четырнадцать часов.
And each box passes through the workwoman's hands thirteen times!	Каждую коробку раз по тринадцать брать в руки.
And you can't wet the paper! And you mustn't spot anything! And you must keep the paste hot.	Да смачивать бумагу, да нигде не насажать пятен, да разодевать клей.
The devil, I tell you!	Проклятая работа!
Four sous a day!	И за все -четыре су в день!
How do you suppose a man is to live?"	Разве на это проживешь?

As he spoke, Jondrette did not look at M. Leblanc, who was observing him.	Причитая, Жондрет не глядел на Белого, а тот пристально его рассматривал.
M. Leblanc's eye was fixed on Jondrette, and Jondrette's eye was fixed on the door.	Глаза Белого были устремлены на Жондрета, глаза Жондрета -на дверь.
Marius' eager attention was transferred from one to the other.	Мариус с напряженным вниманием следил за ними обоими.
M. Leblanc seemed to be asking himself:	Белый как будто спрашивал себя:
"Is this man an idiot?"	"Не умалишенный ли это?"
Jondrette repeated two or three distinct times, with all manner of varying inflections of the whining and supplicating order:	Жондрет несколько раз и на разные лады повторил тягучим, умоляющим голосом:
"There is nothing left for me but to throw myself into the river!	"Мне остается одно: броситься в воду.
I went down three steps at the side of the bridge of Austerlitz the other day for that purpose."	Я уже недавно спустился было на три ступеньки у Аустерлицкого моста!"
All at once his dull eyes lighted up with a hideous flash; the little man drew himself up and became terrible, took a step toward M. Leblanc and cried in a voice of thunder:	Вдруг его мутные глаза вспыхнули отвратительный блеском, этот низкорослый человечек выпрямился и стал страшен; он шагнул навстречу Белому и крикнул громовым голосом:
"That has nothing to do with the question!	- Все это вздор, не в этом дело!
Do you know me?"	Вы меня узнаете?
CHAPTER XX-THE TRAP	Глава двадцатая ЗАПАДНЯ
The door of the garret had just opened abruptly, and allowed a view of three men clad in blue linen blouses, and masked with masks of black paper.	Дверь внезапно распахнулась, и вошли трое мужчин в синих холщовых блузах и черных бумажных масках.
The first was thin, and had a long, iron-tipped cudgel; the second, who was a sort of colossus, carried, by the middle of the handle, with the blade downward, a butcher's pole-axe for slaughtering cattle. The third, a man with thick-set shoulders, not so slender as the first, held in his hand an enormous key stolen from the door of some prison.	Один, очень худой, держал в руке длинную палку, окованную железом; другой, рослый детина, держал за топорище, обухом вниз, топор, какой употребляют для боя быков; третий, широкоплечий, не такой худой, как первый, но и не такой плотный, как второй, сжимал в кулаке огромный ключ, вероятно, украденный в тюрьме от какой-нибудь двери.
It appeared that the arrival of these men was what Jondrette had been waiting for.	Жондрет, видимо, только и ждал этих людей.
A rapid dialogue ensued between him and the man with the cudgel, the thin one.	Между ним и человеком с палкой тотчас завязался быстрый диалог.
"Is everything ready?" said Jondrette.	- Все готово? - спросил Жондрет.
"Yes," replied the thin man.	- Все, - отвечал тот.
"Where is Montparnasse?"	- А где Монпарнас?
"The young principal actor stopped to chat with your girl."	- Первый любовник остановился поболтать с твоей дочкой.
"Which?"	- С которой?

"The eldest."	- Со старшей.
"Is there a carriage at the door?"	- Фиакр стоит внизу?
"Yes."	- Стоит.
"Is the team harnessed?"	- А повозка запряжена?
"Yes."	-Да.
"With two good horses?"	- А пару заложили хорошую?
"Excellent."	- Отличную.
"Is it waiting where I ordered?"	- Дожидаются, где я велел?
"Yes."	-Да.
"Good," said Jondrette.	- Ну хорошо, - сказал Жондрет.
M. Leblanc was very pale.	Белый был очень бледен.
He was scrutinizing everything around him in the den, like a man who understands what he has fallen into, and his head, directed in turn toward all the heads which surrounded him, moved on his neck with an astonished and attentive slowness, but there was nothing in his air which resembled fear.	Он внимательно и спокойно осматривался вокруг, с видом человека, который понимает, куда он попал, и медленно и удивленно поворачивал голову, вглядываясь в каждого из окружавших его людей. Ни малейшего признака испуга не было на его лице.
He had improvised an intrenchment out of the table; and the man, who but an instant previously, had borne merely the appearance of a kindly old man, had suddenly become a sort of athlete, and placed his robust fist on the back of his chair, with a formidable and surprising gesture.	Стоя за столом, он воспользовался им как заграждением; этот человек, за минуту до того казавшийся добродушным стариком, вдруг превратился в богатыря, и движение, которым он опустил свой могучий кулак на спинку стула, дышало угрозой и неожиданной силой.
This old man, who was so firm and so brave in the presence of such a danger, seemed to possess one of those natures which are as courageous as they are kind, both easily and simply.	Этот старик, так стойко и мужественно державшийся перед лицом опасности, принадлежал, по-видимому, к числу тех натур, для которых быть храбрыми так же естественно и просто, как быть добрыми.
The father of a woman whom we love is never a stranger to us.	Отец любимой женщины - нам не чужой.
Marius felt proud of that unknown man.	Мариус испытывал гордость за незнакомца.
Three of the men, of whom Jondrette had said:	Между тем трое мужчин с голыми руками, про которых Жондрет сказал:
"They are chimney-builders," had armed themselves from the pile of old iron, one with a heavy pair of shears, the second with weighing-tongs, the third with a hammer, and had placed themselves across the entrance without uttering a syllable.	"Это трубочисты", вытащили из кучи громадные ножницы для резки металла, тяжелый лом, молоток и, не проронив ни слова, молча стали в дверях.
The old man had remained on the bed, and had merely opened his eyes.	Старик, дремавший на постели, не тронулся с места и только открыл глаза.
The Jondrette woman had seated herself beside him.	Тетка Жондрет уселась подле него.

Marius decided that in a few seconds more the moment for intervention would arrive, and he raised his right hand towards the ceiling, in the direction of the corridor, in readiness to discharge his pistol.	Мариус решил, что момент для вмешательства наступает, и, подняв правую руку с пистолетом, приготовился стрелять вверх, в сторону коридора.
Jondrette having terminated his colloquy with the man with the cudgel, turned once more to M. Leblanc, and repeated his question, accompanying it with that low, repressed, and terrible laugh which was peculiar to him:- "So you do not recognize me?"	Жондрет, закончив разговор с человеком, вооруженным палкой, снова обратился к Белому и повторил свой вопрос, сопровождая его коротким, негромким, зловещим смешком. - Итак, вы меня не узнаете?
M. Leblanc looked him full in the face, and replied:-"No."	- Нет, -ответил Белый, глядя ему прямо в глаза.
Then Jondrette advanced to the table.	Жондрет подошел вплотную к столу.
He leaned across the candle, crossing his arms, putting his angular and ferocious jaw close to M. Leblanc's calm face, and advancing as far as possible without forcing M. Leblanc to retreat, and, in this posture of a wild beast who is about to bite, he exclaimed:-	Наклонившись над свечой, скрестив руки и подавшись насколько можно вперед, он приблизил к спокойному лицу Белого, который при этом движении не пошевельнулся, свои тяжелые хищные челюсти и, застыв в позе дикого зверя, готовящегося растерзать жертву, крикнул:
"My name is not Fabantou, my name is not Jondrette, my name is Thenardier.	-Я не Фабанту, не Жондрет, я -Тенардье!
I am the inn-keeper of Montfermeil!	Я трактирщик из Монфермейля!
Do you understand?	Слышите?
Thenardier!	Тенардье!
Now do you know me?"	Теперь вы узнаете меня?
An almost imperceptible flush crossed M. Leblanc's brow, and he replied with a voice which neither trembled nor rose above its ordinary level, with his accustomed placidity:-	Легкая краска залила лицо Белого, но он сохранил обычную свою невозмутимость и ответил негромким, недрогнувшим голосом:
"No more than before."	- И теперь не узнаю.
Marius did not hear this reply.	Мариус не расслышал ответа.
Any one who had seen him at that moment through the darkness would have perceived that he was haggard, stupid, thunder-struck.	Если бы не темнота, можно было бы видеть, как он растерян, ошеломлен, поражен.
At the moment when Jondrette said:	Он задрожал, когда Жондрет произнес:
"My name is Thenardier," Marius had trembled in every limb, and had leaned against the wall, as though he felt the cold of a steel blade through his heart.	"Я Тенардье", и прислонился к стене с таким ощущением, будто холодный клинок шпаги пронзил его сердце.
Then his right arm, all ready to discharge the signal shot, dropped slowly, and at the moment when Jondrette repeated, "Thenardier, do you understand?"	Затем его правая рука, уже готовая дать условный выстрел, медленно опустилась, и в то мгновение, когда Жондрет повторил"Слышите?
Marius's faltering fingers had come near letting the pistol fall.	Тенардье!", ослабевшие пальцы Мариуса едва не выпустили пистолет.
Jondrette, by revealing his identity, had not moved M. Leblanc, but he had quite upset Marius.	Жондрет, открыв, кто он, ничуть не встревожил этим Белого, но потряс Мариуса.

That name of Thenardier, with which M. Leblanc did not seem to be acquainted, Marius knew well.	Имя Тенардье, по-видимому, незнакомое Белому, было хорошо известно Мариусу.
Let the reader recall what that name meant to him!	Вспомним, что оно для него означало.
That name he had worn on his heart, inscribed in his father's testament! He bore it at the bottom of his mind, in the depths of his memory, in that sacred injunction:	Это имя, вписанное в отцовское завещание, Мариус носил у сердца, хранил в сокровенных своих мыслях, в глубинах памяти, запечатлевшей строки священного завета, гласившего:
"A certain Thenardier saved my life.	"Человек по имени Тенардье спас мне жизнь.
If my son encounters him, he will do him all the good that lies in his power."	Если моему сыну случится встретиться с ним, пусть он сделает для него все, что может!"
That name, it will be remembered, was one of the pieties of his soul; he mingled it with the name of his father in his worship.	Имя это, как, вероятно, помнит читатель, было одной из святынь Мариуса; он боготворил его наравне с именем отца.
What! This man was that Thenardier, that inn-keeper of Montfermeil whom he had so long and so vainly sought!	Неужели это и есть тот самый Тенардье, тот самый монфермейльский трактирщик, которого он так долго и так тщетно разыскивал?
He had found him at last, and how?	Но вот, наконец, он нашел его! И что же!
His father's saviour was a ruffian!	Спаситель отца был разбойником!
That man, to whose service Marius was burning to devote himself, was a monster!	Человек, которому он, Мариус, горел желанием доказать свою преданность, был чудовищем!
That liberator of Colonel Pontmercy was on the point of committing a crime whose scope Marius did not, as yet, clearly comprehend, but which resembled an assassination!	Избавитель полковника Понмерси собирался совершить тяжкое преступление, - какое именно, Мариус затруднился бы точно определить, но то, что он видел, походило на замышляющееся убийство! И кого замыслили убить, боже милосердный!
And against whom, great God! what a fatality!	Какая роковая случайность!
What a bitter mockery of fate!	Какая горькая насмешка судьбы!
His father had commanded him from the depths of his coffin to do all the good in his power to this Thenardier, and for four years Marius had cherished no other thought than to acquit this debt of his father's, and at the moment when he was on the eve of having a brigand seized in the very act of crime by justice, destiny cried to him:	Отец из могилы приказывал ему сделать для Тенардье все, что он может; в продолжение четырех лет Мариус жил одной мыслью -как бы заплатить отцовский долг. И вот, в ту самую минуту, когда он хочет помочь правосудию задержать разбойника на месте преступления, судьба кричит ему:
"This is Thenardier!"	"Это Тенардье!"
He could at last repay this man for his father's life, saved amid a hail-storm of grape-shot on the heroic field of Waterloo, and repay it with the scaffold!	Наконец-то расплатится он с этим человеком за жизнь отца, спасенную под градом пуль в героической битве под Ватерлоо. Но чем? Эшафотом!
He had sworn to himself that if ever he found that Thenardier, he would address him only by throwing himself at his feet; and now he actually had found him, but it was only to deliver him over to the executioner!	Он дал себе слово при встрече с Тенардье, если только этой встрече суждено произойти, броситься к его ногам. И вот он встретился с ним, но затем, чтобы выдать палачу!
His father said to him:	Отец говорил:

"Succor Thenardier!"	"Помоги Тенардье!"
And he replied to that adored and sainted voice by crushing Thenardier!	А он, в ответ на призыв обожаемого, священного голоса, погубит Тенардье!
He was about to offer to his father in his grave the spectacle of that man who had torn him from death at the peril of his own life, executed on the Place Saint-Jacques through the means of his son, of that Marius to whom he had entrusted that man by his will!	Пусть отец из могилы любуется, как на площади Сен -Жак будут казнить человека, с опасностью для жизни вырвавшего его у смерти, казнить по милости его сына, того самого Мариуса, которому он завещал заботиться об этом человеке!
And what a mockery to have so long worn on his breast his father's last commands, written in his own hand, only to act in so horribly contrary a sense!	И разве не насмешка над самим собой - так долго носить на груди последнюю волю отца, собственноручно им написанную, чтобы потом самым кощунственным образом поступить вопреки ей!
But, on the other hand, now look on that trap and not prevent it!	Но, с другой стороны, можно ли видеть, как затевается злодеяние, и не помешать ему?
Condemn the victim and to spare the assassin!	Неужели нужно предать жертву и пощадить убийцу?
Could one be held to any gratitude towards so miserable a wretch?	Можно ли считать себя обязанным какой-либо признательностью презренному негодяю?
All the ideas which Marius had cherished for the last four years were pierced through and through, as it were, by this unforeseen blow.	Этот неожиданный удар произвел переворот в мыслях Мариуса, которыми он жил в течение четырех лет.
He shuddered.	Его охватил ужас.
Everything depended on him.	Все зависело теперь только от него.
Unknown to themselves, he held in his hand all those beings who were moving about there before his eyes.	Он держал в руках судьбу этих людей, которые, ничего не подозревая, суетились перед ним.
If he fired his pistol, M. Leblanc was saved, and Thenardier lost; if he did not fire, M. Leblanc would be sacrificed, and, who knows? Thenardier would escape.	Если он выстрелит, то спасет Белого и погубит Тенардье; если не станет стрелять, Белый окажется жертвой, а Тенардье, быть может, ускользнет.
Should he dash down the one or allow the other to fall?	Столкнуть ли в пропасть одного, не мешать ли падению другого?
Remorse awaited him in either case.	Совесть восставала против обоих решений.
What was he to do?	Как же быть?
What should he choose?	На чем остановиться?
Be false to the most imperious souvenirs, to all those solemn vows to himself, to the most sacred duty, to the most venerated text!	Изменить ли властным воспоминаниям, важнейшим обязательствам перед самим собой, священному долгу, святым письменам?
Should he ignore his father's testament, or allow the perpetration of a crime!	Изменить заветам отца или дать совершиться преступлению?
On the one hand, it seemed to him that he heard "his Ursule" supplicating for her father and on the other, the colonel commending Thenardier to his care.	Мариусу казалось, что он слышит голос "своей Урсулы", умолявшей за отца, и голос полковника, препоручающего ему Тенардье.
He felt that he was going mad.	Он чувствовал, что сходит с ума.

His knees gave way beneath him. And he had not even the time for deliberation, so great was the fury with which the scene before his eyes was hastening to its catastrophe.	У него подкашивались колени, а между тем сцена, происходившая перед его глазами, разыгрывалась с такой бешеной стремительностью, что раздумывать было некогда.
It was like a whirlwind of which he had thought himself the master, and which was now sweeping him away.	Его, словно вихрем, закружили события, которыми ранее он предполагал распоряжаться.
He was on the verge of swooning.	Он почти терял сознание.
In the meantime, Thenardier, whom we shall henceforth call by no other name, was pacing up and down in front of the table in a sort of frenzy and wild triumph.	Между тем Тенардье, -впредь мы уже не будем называть его иначе, -в каком-то исступлении расхаживал взад и вперед у стола, предаваясь буйному ликованию.
He seized the candle in his fist, and set it on the chimney-piece with so violent a bang that the wick came near being extinguished, and the tallow bespattered the wall.	Схватив всей пятерней подсвечник, он с такой силой опустил его на камин, что свеча едва не погасла, а сало брызнуло на стену.
Then he turned to M. Leblanc with a horrible look, and spit out these words:-	Затем он с угрожающим видом повернулся к Белому и зарычал:
"Done for! Smoked brown! Cooked!	- Проигрались, промотались, проторговались!
Spitchcocked!"	В лоск!
And again he began to march back and forth, in full eruption.	И снова принялся шагать, выкрикивая, как одержимый:
"Ah!" he cried, "so I've found you again at last, Mister philanthropist!	- Ага, наконец-то вы мне попались, господин филантроп!
Mister threadbare millionnaire!	Господин нищий мильонщик!
Mister giver of dolls! you old ninny!	Господин даритель кукол! Старый разиня!
Ah! so you don't recognize me!	Так вы меня не узнаете?
No, it wasn't you who came to Montfermeil, to my inn, eight years ago, on Christmas eve, 1823!	Значит, это не вы приходили ко мне в трактир в Монфермейле восемь лет тому назад, в сочельник тысяча восемьсот двадцать третьего года?
It wasn't you who carried off that Fantine's child from me! The Lark!	Не вы увели с собой дочку Фантины, Жаворонка?
It wasn't you who had a yellow great-coat!	Значит, не на вас бил желтый редингот?
No!	Скажете -нет?
Nor a package of duds in your hand, as you had this morning here!	И не у вас был в руках сверток с тряпьем, точь-в-точь как нынче утром, когда вы явились сюда?
Say, wife, it seems to be his mania to carry packets of woollen stockings into houses!	Нет, ты только послушай, жена! Видно, такая уж у него блажь- таскать по домам свертки, набитые шерстяными чулками!
Old charity monger, get out with you!	Какой благодетель нашелся!
Are you a hosier, Mister millionnaire?	Не чулочная ли у вас торговля, господин мильонщик?

You give away your stock in trade to the poor, holy man!	Вы раздаете, стало быть, товары из своей лавки беднякам, святоша?!
What bosh! merry Andrew!	Шут гороховый!
Ah! and you don't recognize me?	Так вы меня не узнаете?
Well, I recognize you, that I do!	Зато я узнаю вас!
I recognized you the very moment you poked your snout in here.	Я вас сразу узнал, только вы сунули сюда свое рыло.
Ah! you'll find out presently, that it isn't all roses to thrust yourself in that fashion into people's houses, under the pretext that they are taverns, in wretched clothes, with the air of a poor man, to whom one would give a sou, to deceive persons, to play the generous, to take away their means of livelihood, and to make threats in the woods, and you can't call things quits because afterwards, when people are ruined, you bring a coat that is too large, and two miserable hospital blankets, you old blackguard, you child-stealer!"	Теперь-то, наконец, вы увидите, что не всегда это проходит даром -забираться в приличные дома под предлогом, что это, мол, трактир, и жалким платьем и нищенским видом, с каким гроши собирают, морочить порядочных людей, прикидываться щедрым, отнимать у человека его заработок да еще потом стращать в лесу. Вам не удастся, разорив людей, отделаться от них рединготом со своего плеча да двумя дрянными больничными одеялами! У-у, старый бродяга, похититель детей!
He paused, and seemed to be talking to himself for a moment.	Он на минуту остановился и что-то забормотал про себя.
One would have said that his wrath had fallen into some hole, like the Rhone; then, as though he were concluding aloud the things which he had been saying to himself in a whisper, he smote the table with his fist, and shouted:-	Его гнев напоминал бурное течение Роны, вдруг исчезающее в расщелине; затем, словно заканчивая вслух разговор с самим собой, он стукнул по столу кулаком и воскликнул:
"And with his goody-goody air!"	- Да при этом еще корчить праведника!
And, apostrophizing M. Leblanc:-	И снова обратился к Белому:
"Parbleu! You made game of me in the past!	- Когда-то вы надо мной насмеялись, пропади вы пропадом!
You are the cause of all my misfortunes!	Вы причина всех моих несчастий!
For fifteen hundred francs you got a girl whom I had, and who certainly belonged to rich people, and who had already brought in a great deal of money, and from whom I might have extracted enough to live on all my life!	За полторы тысячи франков вы получили девчонку, которая жила у меня, а она была, наверное, из богатой семьи. Я уже успел нажить на ней изрядные денежки и мог бы вытянуть еще столько, что хватило бы по гроб жизни!
A girl who would have made up to me for everything that I lost in that vile cook-shop, where there was nothing but one continual row, and where, like a fool, I ate up my last farthing!	Девчонка покрыла бы все убытки от проклятого кабака, на котором, черта с два, попробуй заработай и на который я ухлопал, как дурак, все свое добро!
Oh! I wish all the wine folks drank in my house had been poison to those who drank it!	Эх, от души желаю, чтобы вино, выпитое там у меня, превратилось в яд для тех, кто его пил!
Well, never mind!	Ну да не об том речь.
Say, now! You must have thought me ridiculous when you went off with the Lark!	Признайтесь: я вам казался очень смешным, когда вы ушли от меня, забрав с собой Жаворонка?
You had your cudgel in the forest.	В лесу у вас была дубинка.

You were the stronger.	Тогда на вашей стороне была сила.
Revenge.	Теперь моя взяла.
I'm the one to hold the trumps to-day!	Теперь козыри у меня!
You're in a sorry case, my good fellow!	Дело ваше дрянь, старина.
Oh, but I can laugh! Really, I laugh!	Право, меня смех разбирает, как погляжу на него!
Didn't he fall into the trap!	Простофиля!
I told him that I was an actor, that my name was Fabantou, that I had played comedy with Mamselle Mars, with Mamselle Muche, that my landlord insisted on being paid tomorrow, the 4th of February, and he didn't even notice that the 8th of January, and not the 4th of February is the time when the quarter runs out!	Я ему наплел, будто я актер, зовусь Фабанту, будто играл в комедиях с мадмуазель Марс, -подумайте только, с самой мадмуазель Шептуньей! -будто домовладелец требует с меня завтра, четвертого февраля, за квартиру, а ему, круглому болвану, и невдомек, что срок платежа бывает восьмого января, а никак не четвертого февраля!
Absurd idiot! And the four miserable Philippes which he has brought me! Scoundrel!	Он тащит мне свои поганые четыре монеты, подлец!
He hadn't the heart even to go as high as a hundred francs!	Духу не хватило даже на сто франков раскошелиться!
And how he swallowed my platitudes!	Уши развесил, слушая мою чепуху!
That did amuse me.	Умора!
I said to myself:	А я думал про себя:
' Blockhead! Come, I've got you!	"Врешь, не уйдешь, ворона!
I lick your paws this morning, but I'll gnaw your heart this evening!'"	Не смотри, что утром я лижу тебе лапы. Наступит вечер, вгрызусь тебе в сердце!"
Thenardier paused.	Тенардье умолк.
He was out of breath.	Он задыхался.
His little, narrow chest panted like a forge bellows.	Его щуплая, узкая грудь ходила ходуном, раздуваясь, как кузнечные мехи.
His eyes were full of the ignoble happiness of a feeble, cruel, and cowardly creature, which finds that it can, at last, harass what it has feared, and insult what it has flattered, the joy of a dwarf who should be able to set his heel on the head of Goliath, the joy of a jackal which is beginning to rend a sick bull, so nearly dead that he can no longer defend himself, but sufficiently alive to suffer still.	В глазах его светилось гаденькое счастье слабого, жестокого, подлого существа, радующегося, что наконец-то оно может угрожать тому, кого боялось, и оскорблять того. кому льстило, -счастье, с каким карлик попирал бы голову Голиафа, счастье, с каким шакал терзал бы больного, полумертвого быка, уже неспособного защищаться, но еще способного страдать.
M. Leblanc did not interrupt him, but said to him when he paused:-	Белый не прерывал Тенардье. Когда же тот умолк, он сказал:
"I do not know what you mean to say.	- Я вас не понимаю.
You are mistaken in me.	Вы ошибаетесь.
I am a very poor man, and anything but a millionnaire.	Я человек бедный. Какой я миллионер?
I do not know you.	Я вас не знаю.

You are mistaking me for some other person."	Вы меня принимаете за кого-то другою.
"Ah!" roared Thenardier hoarsely, "a pretty lie!	-Ага! -захрипел Тенардье. -Старая песня!
You stick to that pleasantry, do you!	Продолжаете в том же духе!
You're floundering, my old buck!	Совсем заврались, старина!
Ah! You don't remember!	Ага, вы меня не помните?
You don't see who I am?"	Не видите, кто я?
"Excuse me, sir," said M. Leblanc with a politeness of accent, which at that moment seemed peculiarly strange and powerful, "I see that you are a villain!"	- Извините, сударь, -ответил Белый вежливым тоном, прозвучавшим в такую минуту необычайно внушительно, - я вижу, что вы бандит.
Who has not remarked the fact that odious creatures possess a susceptibility of their own, that monsters are ticklish!	Кому не доводилось замечать, что даже самые мерзкие люди по-своему самолюбивы? Чудовища не лишены чувствительности.
At this word "villain," the female Thenardier sprang from the bed, Thenardier grasped his chair as though he were about to crush it in his hands.	При слове "бандит" жена Тенардье соскочила с постели, а он схватил стул, словно намереваясь изломать его в щепки.
"Don't you stir!" he shouted to his wife; and, turning to M. Leblanc:-	- Эй ты, не суйся! -крикнул он жене и, повернувшись к Белому, разразился длинной тирадой:
"Villain!	- Бандит!
Yes, I know that you call us that, you rich gentlemen!	Да, я знаю, что вы, господа богачи, так нас называете.
Stop! it's true that I became bankrupt, that I am in hiding, that I have no bread, that I have not a single sou, that I am a villain!	Ничего не скажешь, правильно! Если я разорился, скрываюсь, сижу без куска хлеба, без гроша, -значит, бандит!
It's three days since I have had anything to eat, so I'm a villain!	Вот уже три дня, как у меня во рту крошки не было. Конечно, я бандит!
Ah! you folks warm your feet, you have Sakoski boots, you have wadded great-coats, like archbishops, you lodge on the first floor in houses that have porters, you eat truffles, you eat asparagus at forty francs the bunch in the month of January, and green peas, you gorge yourselves, and when you want to know whether it is cold, you look in the papers to see what the engineer Chevalier's thermometer says about it.	Зато у вас у всех ноги в тепле, на вас сапожки от Сакосского, рединготы, подбитые ватой, как на архиепископах; вы квартируете в бельэтажах, в домах с привратниками, едите трюфели, лакомитесь спаржей в январе, когда ей цена сорок франков пучок, да зеленым горошком обжираетесь, а ежели захотите узнать, холодно ли на улице, справляетесь в газете, что показывает термометр инженера Шевалье.
We, it is we who are thermometers.	Ну, а наш брат- сам себе термометр!
We don't need to go out and look on the quay at the corner of the Tour de l'Horologe, to find out the number of degrees of cold; we feel our blood congealing in our veins, and the ice forming round our hearts, and we say:	Нам нет надобности бегать на набережную к Часовой башне, смотреть, сколько градусов мороза; мы чувствуем, как кровь стынет в жилах, как леденеет сердце, и говорим:
' There is no God!'	"Нет бога".
And you come to our caverns, yes our caverns, for the purpose of calling us villains!	А вы изволите посещать наши трущобы, именно трущобы, и обзывать нас бандитами!

But we'll devour you! But we'll devour you, poor little things!	Но мы вас съедим, проглотим, голубчиков!
Just see here, Mister millionnaire: I have been a solid man, I have held a license, I have been an elector, I am a bourgeois, that I am!	Знайте, господин мильонщик: я был человеком с положением, имел патент, был избирателем, я буржуа!
And it's quite possible that you are not!"	А вот вы -еще неизвестно, кто вы такой!
Here Thenardier took a step towards the men who stood near the door, and added with a shudder:-	Тут Тенардье подошел к людям, стоявшим у двери, и, дрожа от гнева, добавил:
"When I think that he has dared to come here and talk to me like a cobbler!"	- Подумать только! Он осмелился разговаривать со мной так, точно перед ним сапожник!
Then addressing M. Leblanc with a fresh outburst of frenzy:-	Обернувшись к Белому, он с еще большим бешенством продолжал:
"And listen to this also, Mister philanthropist! I'm not a suspicious character, not a bit of it! I'm not a man whose name nobody knows, and who comes and abducts children from houses!	- Запомните, господин филантроп, что я не подозрительная личность, не безродный. Я не шляюсь по домам и не увожу детей!
I'm an old French soldier, I ought to have been decorated!	Я старый французский солдат, меня должны были представить к ордену!
I was at Waterloo, so I was!	Я дрался под Ватерлоо, да, да!
And in the battle I saved a general called the Comte of I don't know what.	Я спас в этом сражении генерала, какого-то графа.
He told me his name, but his beastly voice was so weak that I didn't hear.	Он назвал мне свою фамилию, но голос у него был чертовски слаб, и я не расслышал.
All I caught was Merci [thanks].	Я разобрал только мерси.
I'd rather have had his name than his thanks.	Но мне важнее было его имя, чем его мерси.
That would have helped me to find him again.	Оно помогло бы мне разыскать его.
The picture that you see here, and which was painted by David at Bruqueselles,-do you know what it represents?	А знаете, кого изображает вот эта картина, написанная Давидом в Брюсселе?
It represents me.	Меня.
David wished to immortalize that feat of prowess.	Давид пожелал увековечить мой ратный подвиг.
I have that general on my back, and I am carrying him through the grape-shot.	Взвалив на спину генерала, я уношу его под картечью.
There's the history of it!	Вот как обстояло дело.
That general never did a single thing for me; he was no better than the rest!	Он же ровно ничего никогда для меня не сделал, этот самый генерал, он был не лучше других!
But nonetheless, I saved his life at the risk of my own, and I have the certificate of the fact in my pocket!	И все-таки я спас ему жизнь с риском для собственной жизни, у меня полны карманы всяких бумажек, которые подтверждают это.
I am a soldier of Waterloo, by all the furies!	Я солдат Ватерлоо, тысячи чертей!
And now that I have had the goodness to tell you all this, let's have an end of it.	А теперь, раз уж я сделал вам милость и рассказал всю эту историю,давайте покончим.

I want money, I want a deal of money, I must have an enormous lot of money, or I'll exterminate you, by the thunder of the good God!"	Мне нужны деньги, много денег, уйма денег! А не дадите, -погибли, провались я на этом месте!
Marius had regained some measure of control over his anguish, and was listening.	Мариус справился со своим волнением, он слышал слова Тенардье.
The last possibility of doubt had just vanished.	Последние сомнения рассеялись.
It certainly was the Thenardier of the will.	Перед ним был тот самый Тенардье, о котором упоминалось в завещании.
Marius shuddered at that reproach of ingratitude directed against his father, and which he was on the point of so fatally justifying.	Мариус задрожал, услыхав упрек в неблагодарности, брошенный его отцу, - ведь он роковым образом едва не заслужил этот упрек.
His perplexity was redoubled.	Его тревога росла.
Moreover, there was in all these words of Thenardier, in his accent, in his gesture, in his glance which darted flames at every word, there was, in this explosion of an evil nature disclosing everything, in that mixture of braggadocio and abjectness, of pride and pettiness, of rage and folly, in that chaos of real griefs and false sentiments, in that immodesty of a malicious man tasting the voluptuous delights of violence, in that shameless nudity of a repulsive soul, in that conflagration of all sufferings combined with all hatreds, something which was as hideous as evil, and as heart-rending as the truth.	Но в речах Тенардье, в его тоне, жестах, во взгляде, метавшем пламя при каждом слове, во вспышках его разнуздавшейся подлой натуры, в смеси бахвальства и униженности, гордости и низости, злобы и тупости, в хаосе подлинных обид и наигранных чувств, в наглости злодея, который сладострастно упивался совершаемым насилием, в бесстыдной наготе уродливой души, во взрыве человеческих страданий и ненависти, слитых воедино, - во всем этом было нечто столь же отвратительное, как само зло, и столь же мучительное, как сама правда.
The picture of the master, the painting by David which he had proposed that M. Leblanc should purchase, was nothing else, as the reader has divined, than the sign of his tavern painted, as it will be remembered, by himself, the only relic which he had preserved from his shipwreck at Montfermeil.	Читатель, вероятно, уже догадался, что произведение кисти знаменитого мастера, картина Давида, которую Тенардье предлагал Белому купить у него, было просто вывеской его трактира, им же самим, как мы помним, намалеванной, -единственным обломком, уцелевшим от монфермейльского крушения.
As he had ceased to intercept Marius' visual ray, Marius could examine this thing, and in the daub, he actually did recognize a battle, a background of smoke, and a man carrying another man.	Тенардье теперь уже не загораживал Мариусу поле зрения, и Мариус мог рассмотреть картину. Эта пачкотня действительно изображала сражение в облаках дыма и человека, несущего на себе раненого.
It was the group composed of Pontmercy and Thenardier; the sergeant the rescuer, the colonel rescued.	Это были Тенардье и Понмерси, спаситель-сержант и спасаемый полковник.
Marius was like a drunken man; this picture restored his father to life in some sort; it was no longer the signboard of the wine-shop at Montfermeil, it was a resurrection; a tomb had yawned, a phantom had risen there.	Мариус смотрел, будто опьяненный: картина оживляла перед ним отца; он видел не вывеску монфермейльского кабака, а воскрешение из мертвых, полуразверстую могилу и восстающий из гроба призрак.
Marius heard his heart beating in his temples, he had the cannon of Waterloo in his ears, his bleeding father, vaguely depicted on that sinister panel terrified him, and it seemed to him that the misshapen spectre was gazing intently at him.	В висках у Мариуса стучало, в ушах ревели пушки Ватерлоо, образ истекающего кровью отца, неясно выписанный на мрачном холсте, пугал его; ему казалось, что бесформенный силуэт пристально глядит на него.

When Thenardier had recovered his breath, he turned his bloodshot eyes on M. Leblanc, and said to him in a low, curt voice:-	Между тем Тенардье, отдышавшись и уставив на Белого налитые кровью глаза, негромко и отрывисто спросил:
"What have you to say before we put the handcuffs on you?"	- Желаешь что-нибудь сказать перед последним угощеньем?
M. Leblanc held his peace.	Белый молчал.
In the midst of this silence, a cracked voice launched this lugubrious sarcasm from the corridor:-	В наступившей тишине кто-то надтреснутым голосом бросил из коридора полную зловещего смысла остроту:
"If there's any wood to be split, I'm there!"	- Кому наколоть дров? Я готов!
It was the man with the axe, who was growing merry.	То была шутка человека с топором.
At the same moment, an enormous, bristling, and clayey face made its appearance at the door, with a hideous laugh which exhibited not teeth, but fangs.	И тотчас в дверях, с отвратительным смехом, обнажавшим не зубы, а клыки, показалось широкое, обросшее щетиной, осклабленное лицо землистого цвета.
It was the face of the man with the butcher's axe.	Это был человек с топором.
"Why have you taken off your mask?" cried Thenardier in a rage.	- Ты зачем скинул маску? - в бешенстве заорал на него Тенардье.
"For fun," retorted the man.	- Чтобы посмеяться, - ответил тот.
For the last few minutes M. Leblanc had appeared to be watching and following all the movements of Thenardier, who, blinded and dazzled by his own rage, was stalking to and fro in the den with full confidence that the door was guarded, and of holding an unarmed man fast, he being armed himself, of being nine against one, supposing that the female Thenardier counted for but one man.	Уже несколько минут Белый внимательно следил за каждым движением Тенардье, а тот, ослепленный яростью, ничего не замечая, шагал взад и вперед по своей берлоге, в полной уверенности, что дверь охраняется, что он, вооруженный, имеет дело с безоружным, что их девять против одного, если даже считать тетку Тенардье только за одного мужчину.
During his address to the man with the pole-axe, he had turned his back to M. Leblanc.	Делая выговор человеку с топором, он повернулся спиной к Белому.
M. Leblanc seized this moment, overturned the chair with his foot and the table with his fist, and with one bound, with prodigious agility, before Thenardier had time to turn round, he had reached the window.	Белый воспользовался этим мгновением, оттолкнул ногой стул, кулаком -стол и, прежде чем Тенардье успел повернуться, с изумительным проворством, одним прыжком очутился у окна.
To open it, to scale the frame, to bestride it, was the work of a second only.	Открыть окно, вскочить на подоконник и перекинуть через него ногу было для него делом минуты.
He was half out when six robust fists seized him and dragged him back energetically into the hovel.	Он был уже наполовину снаружи, но шесть крепких ручищ схватили его и рывком втащили в логово.
These were the three "chimney-builders," who had flung themselves upon him.	Это сделали три ринувшиеся на него "трубочиста".
At the same time the Thenardier woman had wound her hands in his hair.	Тетка Тенардье тут же вцепилась ему в волосы.
At the trampling which ensued, the other ruffians rushed up from the corridor.	На шум из коридора сбежались другие бандиты.

The old man on the bed, who seemed under the influence of wine, descended from the pallet and came reeling up, with a stone-breaker's hammer in his hand.	Старик, лежавший на постели и казавшийся навеселе, слез с койки, вооружился молотом каменщика и, покачиваясь, тоже подошел к ним.
One of the "chimney-builders," whose smirched face was lighted up by the candle, and in whom Marius recognized, in spite of his daubing, Panchaud, alias Printanier, alias Bigrenaille, lifted above M. Leblanc's head a sort of bludgeon made of two balls of lead, at the two ends of a bar of iron.	Один из "трубочистов", на размалеванное лицо которого падал свет от свечи и в котором, несмотря на сажу, Мариус узнал Крючка, прозываемого также Весенним, а также Гнусом, занес над головой Белого железный брусок со свинцовыми набалдашниками на обоих концах, напоминавший палицу.
Marius could not resist this sight.	Этого Мариус уже не мог выдержать.
"My father," he thought, "forgive me!" And his finger sought the trigger of his pistol.	"Прости меня, отец!" - мысленно прошептал он и нащупал пальцем курок.
The shot was on the point of being discharged when Thenardier's voice shouted:-	Но выстрел еще не успел грянуть, как послышался окрик Тенардье:
"Don't harm him!"	- Не троньте его!
This desperate attempt of the victim, far from exasperating Thenardier, had calmed him.	Отчаянная попытка жертвы спастись подействовала на Тенардье скорее успокаивающе, нежели раздражающе.
There existed in him two men, the ferocious man and the adroit man.	Два человека жило в нем: жестокий и расчетливый.
Up to that moment, in the excess of his triumph in the presence of the prey which had been brought down, and which did not stir, the ferocious man had prevailed; when the victim struggled and tried to resist, the adroit man reappeared and took the upper hand.	До сих пор, в упоении победой над поверженной и недвижимой жертвой, главенствовал жестокий; теперь же, когда добыча начала сопротивляться и обнаружила желание бороться, в нем проснулся и взял верх человек расчетливый.
"Don't hurt him!" he repeated, and without suspecting it, his first success was to arrest the pistol in the act of being discharged, and to paralyze Marius, in whose opinion the urgency of the case disappeared, and who, in the face of this new phase, saw no inconvenience in waiting a while longer.	- Не троньте его! - повторил он. Сам того не подозревая, он оказался в выигрыше, остановив готовый выстрелить пистолет и удержав Мариуса, обстановка изменилась, и Мариус решил, что можно повременить.
Who knows whether some chance would not arise which would deliver him from the horrible alternative of allowing Ursule's father to perish, or of destroying the colonel's saviour?	Кто знает, а вдруг счастливая случайность избавит его от мучительного выбора: дать погибнуть "отцу Урсулы" или погубить человека, спасшего полковника?
A herculean struggle had begun.	Между тем завязалась жестокая схватка.
With one blow full in the chest, M. Leblanc had sent the old man tumbling, rolling in the middle of the room, then with two backward sweeps of his hand he had overthrown two more assailants, and he held one under each of his knees; the wretches were rattling in the throat beneath this pressure as under a granite millstone; but the other four had seized the formidable old man by both arms and the back of his neck, and were holding him doubled up over the two "chimney-builders" on the floor.	Ударом кулака в грудь Белый отбросил старика, и тот откатился на середину комнаты, потом двумя ударами наотмашь свалил двух других нападавших и прижал их коленями, под тяжестью которых негодяи хрипели словно под жерновами. Но четверо схватили грозного старика за руки, обхватили за шею и пригнули к повергнутым "трубочистам".

Thus, the master of some and mastered by the rest, crushing those beneath him and stifling under those on top of him, endeavoring in vain to shake off all the efforts which were heaped upon him, M. Leblanc disappeared under the horrible group of ruffians like the wild boar beneath a howling pile of dogs and hounds.	Одолев одних и одолеваемый другими, придавив нижних и задыхаясь под грузом тех, что были сверху, тщетно отбиваясь от теснивших его врагов, Белый исчез под омерзительной кучей убийц, как вепрь под воющей сворой ищеек и догов.
They succeeded in overthrowing him upon the bed nearest the window, and there they held him in awe.	Наконец им удалось опрокинуть его на кровать, стоявшую ближе к окну, где они и оставили его лежать, держа под угрозой нового нападения.
The Thenardier woman had not released her clutch on his hair.	Но тетка Тенардье не выпускала из рук его волос.
"Don't you mix yourself up in this affair," said Thenardier.	- Тебе нечего в это путаться! - прикрикнул на нее Тенардье.
"You'll tear your shawl."	- Еще шаль порвешь.
The Thenardier obeyed, as the female wolf obeys the male wolf, with a growl.	Она повиновалась с рычаньем, как волчица волку.
"Now," said Thenardier, "search him, you other fellows!"	- Обыскать его, ребята! -приказал Тенардье.
M. Leblanc seemed to have renounced the idea of resistance.	Белый решил, по-видимому, больше не оказывать сопротивления.
They searched him.	Его обыскали.
He had nothing on his person except a leather purse containing six francs, and his handkerchief.	Кроме кожаного кошелька с шестью франками и носового платка, при нем ничего не оказалось.
Thenardier put the handkerchief into his own pocket.	Тенардье положил платок к себе в карман.
"What! No pocket-book?" he demanded.	- Неужели нет бумажки? - спросил он.
"No, nor watch," replied one of the "chimney-builders."	- Ни бумажки, ни часов, - ответил кто-то из "трубочистов".
"Never mind," murmured the masked man who carried the big key, in the voice of a ventriloquist, "he's a tough old fellow."	- Неважно, - пробормотал голосом чревовещателя человек в маске, который держал в руке большой ключ. - Что и говорить, неподатливый старик!
Thenardier went to the corner near the door, picked up a bundle of ropes and threw them at the men.	Тенардье подошел к дверям, взял связку веревок, лежавшую в углу, и бросил бандитам.
"Tie him to the leg of the bed," said he. And, catching sight of the old man who had been stretched across the room by the blow from M. Leblanc's fist, and who made no movement, he added:- "Is Boulatruelle dead?"	- Привяжите его к изножию кровати, - приказал он и, заметив неподвижно лежавшего посреди комнаты старика, сбитого ударом Белого, спросил: - Что, Башка помер?
"No," replied Bigrenaille, "he's drunk."	- Нет, пьян, - ответил Гнус.
"Sweep him into a corner," said Thenardier.	- Оттащите его в угол, - распорядился Тенардье.
Two of the "chimney-builders" pushed the drunken man into the corner near the heap of old iron with their feet.	Двое "трубочистов" ногами подтолкнули пьяницу к куче железного лома.

"Babet," said Thenardier in a low tone to the man with the cudgel, "why did you bring so many; they were not needed."	- Зачем ты привел столько народу, Бабет? - тихо спросил Тенардье человека с палкой. - Этого не требовалось.
"What can you do?" replied the man with the cudgel, "they all wanted to be in it.	- Не отвяжешься от них, - ответил тот. - Все захотели участвовать.
This is a bad season.	Времена плохие.
There's no business going on."	Нет никаких дел.
The pallet on which M. Leblanc had been thrown was a sort of hospital bed, elevated on four coarse wooden legs, roughly hewn.	Кровать, на которую бросили Белого, представляла собой нечто вроде больничной койки на четырех грубо обтесанных деревянных ножках.
M. Leblanc let them take their own course.	Белый не сопротивлялся разбойникам.
The ruffians bound him securely, in an upright attitude, with his feet on the ground at the head of the bed, the end which was most remote from the window, and nearest to the fireplace.	Они поставили его и крепко привязали к той из кроватей, что находилась дальше от окна и ближе к камину.
When the last knot had been tied, Thenardier took a chair and seated himself almost facing M. Leblanc.	Когда последний узел был затянут, Тенардье взял стул и уселся почти напротив Белого.
Thenardier no longer looked like himself; in the course of a few moments his face had passed from unbridled violence to tranquil and cunning sweetness.	Тенардье уже не походил больше на самого себя, в одно мгновение дикая ярость на его лице сменилась спокойным, кротким и лукавым выражением.
Marius found it difficult to recognize in that polished smile of a man in official life the almost bestial mouth which had been foaming but a moment before; he gazed with amazement on that fantastic and alarming metamorphosis, and he felt as a man might feel who should behold a tiger converted into a lawyer.	Под услужливой чиновничьей улыбкой Мариус с трудом узнал только что пенившуюся злобой звериную его пасть. Он с изумлением следил за этой фантастической, подозрительной метаморфозой, испытывая чувство, какое должен испытывать человек, на глазах которого насильник вдруг превратился бы в любезного ходатая по делам.
"Monsieur-" said Thenardier. And dismissing with a gesture the ruffians who still kept their hands on M. Leblanc:-	-Сударь...- начал было Тенардье, но тотчас остановился и сделал разбойникам, все еще не отпускавшим Белого, знак удалиться.
" Stand off a little, and let me have a talk with the gentleman."	- Отойдите. Дайте мне поговорить с господином,- сказал он.
All retired towards the door.	Все отошли к дверям.
He went on:- "Monsieur, you did wrong to try to jump out of the window.	Тенардье снова заговорил: - Сударь! Зря вы вздумали прыгать в окошко.
You might have broken your leg.	Этак можно и ноги сломать.
Now, if you will permit me, we will converse quietly.	А теперь, если вы ничего не имеете против, потолкуем спокойно.
In the first place, I must communicate to you an observation which I have made which is, that you have not uttered the faintest cry."	Прежде всего я хочу поделиться с вами одним наблюдением: я заметил, что вы еще ни разу не крикнули.

Thenardier was right, this detail was correct, although it had escaped Marius in his agitation.	Тенардье был прав. Это соответствовало действительности, хотя и ускользнуло от внимания взволнованного Мариуса.
M. Leblanc had barely pronounced a few words, without raising his voice, and even during his struggle with the six ruffians near the window he had preserved the most profound and singular silence.	За все время Белый произнес несколько слов, не повышая голоса, и даже во время борьбы у окна с шестью бандитами хранил полное, поразительное молчание.
Thenardier continued:-	Тенардье продолжал:
"Mon Dieu! You might have shouted 'stop thief a bit, and I should not have thought it improper.	- Да разве бы я нашел неуместным, господи боже мой, если бы вы крикнули, например:
'Murder!'	"Грабят, режут!"
That, too, is said occasionally, and, so far as I am concerned, I should not have taken it in bad part.	При известных обстоятельствах обычно кричат "караул", и, уверяю вас, я не истолковал бы это дурно.
It is very natural that you should make a little row when you find yourself with persons who don't inspire you with sufficient confidence.	Можно ведь немножко пошуметь, когда попадешь в общество людей, не внушающих особого доверия.
You might have done that, and no one would have troubled you on that account.	Никто не стал бы вам мешать.
You would not even have been gagged.	Даже рта бы вам не заткнули.
And I will tell you why.	А почему, сейчас объясню.
This room is very private.	Дело в том, что из этой комнаты очень плохо слышно.
That's its only recommendation, but it has that in its favor.	Вот единственно, что в ней есть хорошего, но уж этого от нее не отнимешь.
You might fire off a mortar and it would produce about as much noise at the nearest police station as the snores of a drunken man.	Настоящий погреб. Взорвись здесь бомба, на соседней караульне подумали бы, что храпит пьяница.
Here a cannon would make a boum, and the thunder would make a pouf.	Отсюда пушечный выстрел донесся бы как "бум!", а гром как "трах!".
It's a handy lodging.	Удобное помещеньице.
But, in short, you did not shout, and it is better so.	Итак, вы не кричали, с чем вас и поздравляю. Тем лучше.
I present you my compliments, and I will tell you the conclusion that I draw from that fact: My dear sir, when a man shouts, who comes?	Позвольте же сообщить вам, какое я отсюда делаю заключение. Скажите, любезный: кто является, когда зовут на помощь?
The police.	Полиция, не правда ли?
And after the police?	А за полицией?
Justice.	Юстиция.
Well! You have not made an outcry; that is because you don't care to have the police and the courts come in any more than we do.	Но вы не звали на помощь, значит, вам, как и нам, не такая уж охота встречаться с полицией и с юстицией.

It is because,-I have long suspected it,-you have some interest in hiding something.	Значит, вы, как я уже давно заподозрил, кое-что скрываете.
On our side we have the same interest. So we can come to an understanding."	Мы тоже скрываем - стало быть, можно договориться.
As he spoke thus, it seemed as though Thenardier, who kept his eyes fixed on M. Leblanc, were trying to plunge the sharp points which darted from the pupils into the very conscience of his prisoner.	Тенардье не сводил глаз с Белого, как будто желая проникнуть острым своим взглядом в глубину души пленника.
Moreover, his language, which was stamped with a sort of moderated, subdued insolence and crafty insolence, was reserved and almost choice, and in that rascal, who had been nothing but a robber a short time previously, one now felt "the man who had studied for the priesthood."	Тем не менее речь его, несмотря на оттенок скрытой, сдержанной наглости, была осторожна и почти изысканна; этого негодяя, за минуту до того представлявшего собой обыкновенного разбойника, теперь можно было принять за человека, который "готовился в священники".
The silence preserved by the prisoner, that precaution which had been carried to the point of forgetting all anxiety for his own life, that resistance opposed to the first impulse of nature, which is to utter a cry, all this, it must be confessed, now that his attention had been called to it, troubled Marius, and affected him with painful astonishment.	Молчание пленника, его необычайная осмотрительность, граничившая с пренебрежением к жизни, упорство, с каким он подавлял в себе первое движение души -в минуту опасности позвать на помощь, все это было неприятно Мариусу и вызывало у него мучительное чувство недоумения.
Thenardier's well-grounded observation still further obscured for Marius the dense mystery which enveloped that grave and singular person on whom Courfeyrac had bestowed the sobriquet of Monsieur Leblanc.	Вполне обоснованные замечания Тенардье сгустили таинственный мрак, окутывавший строгую необычную фигуру человека, которого Курфейрак прозвал г-ном Белым.
But whoever he was, bound with ropes, surrounded with executioners, half plunged, so to speak, in a grave which was closing in upon him to the extent of a degree with every moment that passed, in the presence of Thenardier's wrath, as in the presence of his sweetness, this man remained impassive; and Marius could not refrain from admiring at such a moment the superbly melancholy visage.	Связанный веревками, окруженный палачами, находясь наполовину в могиле и с каждым мгновеньем все глубже туда опускаясь, испытуемый то яростью, то вкрадчивостью Тенардье, человек этот оставался невозмутимым, и Мариус не мог не любоваться его лицом, хранившим выражение гордой печали.
Here, evidently, was a soul which was inaccessible to terror, and which did not know the meaning of despair.	То была душа, недоступная страху, не знающая растерянности.
Here was one of those men who command amazement in desperate circumstances.	Это был один из тех людей, которые умеют владеть собою даже в безвыходном положении.
Extreme as was the crisis, inevitable as was the catastrophe, there was nothing here of the agony of the drowning man, who opens his horror-filled eyes under the water.	Как ни грозен был момент, как ни страшна и неизбежна катастрофа, здесь ничто не напоминало агонию утопающего и тот ужас, которым полон взгляд его широко открытых под водою глаз.
Thenardier rose in an unpretending manner, went to the fireplace, shoved aside the screen, which he leaned against the neighboring pallet, and thus unmasked the brazier full of glowing coals, in which the prisoner could plainly see the chisel white-hot and spotted here and there with tiny scarlet stars.	Тенардье непринужденно поднялся с места, подошел к камину и, отодвинув ширмы, прислонил их к стоящей рядом кровати. Открылась жаровня, полная пылающих угольев, среди которых пленнику было отчетливо видно раскаленное добела долото, усеянное пурпурными искрами.

Then Thenardier returned to his seat beside M. Leblanc.	Затем Тенардье снова подсел к Белому.
"I continue," said he.	- Итак, пойдем дальше, - сказал он.
"We can come to an understanding.	- Мы можем договориться.
Let us arrange this matter in an amicable way.	Закончим дело полюбовно.
I was wrong to lose my temper just now, I don't know what I was thinking of, I went a great deal too far, I said extravagant things.	Я виноват, признаюсь, я погорячился, хватил через край, не знаю, где у меня только голова была, я наговорил всякого вздору.
For example, because you are a millionnaire, I told you that I exacted money, a lot of money, a deal of money.	На том основании, что вы мильонщик, я заявлял, например, что требую денег, много денег, уйму денег.
That would not be reasonable.	Это неправильно.
Mon Dieu, in spite of your riches, you have expenses of your own-who has not?	Пусть вы богаты, но у вас свои расходы; господи боже мой, у кого их нет?
I don't want to ruin you, I am not a greedy fellow, after all.	Я вовсе не хочу вас разорять, не обирала ведь я в самом делe какой-нибудь.
I am not one of those people who, because they have the advantage of the position, profit by the fact to make themselves ridiculous.	Я не из тех людей, которые злоупотребляют выгодами своего положения и остаются в конце концов в дураках.
Why, I'm taking things into consideration and making a sacrifice on my side.	Послушайте: я готов приложить свое, я согласен пойти на уступки.
I only want two hundred thousand francs."	Мне нужно только двести тысяч франков.
M. Leblanc uttered not a word.	Белый не проронил ни слова.
Thenardier went on:-	Тенардье продолжал:
"You see that I put not a little water in my wine; I'm very moderate.	- Как видите, я лишнего не запрашиваю.
I don't know the state of your fortune, but I do know that you don't stick at money, and a benevolent man like yourself can certainly give two hundred thousand francs to the father of a family who is out of luck.	Мне неизвестны размеры вашего капитала, но я знаю, что деньги для вас ничто. И такому благотворителю, как вы, конечно, ничего не стоит дать двести тысяч франков несчастному отцу семейства.
Certainly, you are reasonable, too; you haven't imagined that I should take all the trouble I have to-day and organized this affair this evening, which has been labor well bestowed, in the opinion of these gentlemen, merely to wind up by asking you for enough to go and drink red wine at fifteen sous and eat veal at Desnoyer's.	Впрочем, вы человек рассудительный и, конечно, не думаете, что я положил столько труда на это дельце и так здорово, по мнению вот этих господ, его наладил только для того, чтобы попросить у вас на бутылочку красного да порцию жаркого и сходить разок поужинать у Денуайе.
Two hundred thousand francs-it's surely worth all that.	Двести тысяч франков -вот моя цена. Это сущий пустяк.
This trifle once out of your pocket, I guarantee you that that's the end of the matter, and that you have no further demands to fear.	А как только денежки вылетят из вашего кармана, на том, ручаюсь, все и кончится. Никто вас пальцем не тронет.
You will say to me:	Вы можете возразить:

'But I haven't two hundred thousand francs about me.'	"Помилуйте, да при мне нет двухсот тысяч франков!"
Oh! I'm not extortionate.	О, я не ставлю невыполнимых условий!
I don't demand that.	Этого не требуется.
I only ask one thing of you. Have the goodness to write what I am about to dictate to you."	Я прошу вас только об одном: не откажите в любезности написать то, что я вам продиктую.
Here Thenardier paused; then he added, emphasizing his words, and casting a smile in the direction of the brazier:-	Тут Тенардье прервал свою речь и, помолчав немного, добавил, подчеркивая каждое слово и поглядывая с многозначительной усмешкой на жаровню:
"I warn you that I shall not admit that you don't know how to write."	- Предупреждаю: никаких отговорок насчет неграмотности я и слушать не хочу.
A grand inquisitor might have envied that smile.	Сам великий инквизитор мог бы позавидовать этой усмешке.
Thenardier pushed the table close to M. Leblanc, and took an inkstand, a pen, and a sheet of paper from the drawer which he left half open, and in which gleamed the long blade of the knife.	Тенардье придвинул стол вплотную к Белому и вынул из ящика чернила, перо и лист бумаги, оставив ящик полуоткрытым; там блестело длинное лезвие ножа.
He placed the sheet of paper before M. Leblanc.	Лист он положил перед Белым.
"Write," said he.	- Пишите, -сказал он.
The prisoner spoke at last.	Туг, наконец, заговорил пленник:
"How do you expect me to write?	- Как же вы хотите, чтобы я писал?
I am bound."	Я привязан.
"That's true, excuse me!" ejaculated Thenardier, "you are quite right."	- Совершенно верно, вы правы. Извините! -произнес Тенардье.
And turning to Bigrenaille:-	Обратившись к Крючку, прозываемому также Весенним, а также Гнусом, приказал:
"Untie the gentleman's right arm."	- Развяжите господину правую руку.
Panchaud, alias Printanier, alias Bigrenaille, executed Thenardier's order.	Крючок, он же Весенний, он же Гнус, выполнил приказание Тенардье.
When the prisoner's right arm was free, Thenardier dipped the pen in the ink and presented it to him.	Когда правая рука пленника была освобождена, Тенардье обмакнул перо в чернила и протянул Белому.
"Understand thoroughly, sir, that you are in our power, at our discretion, that no human power can get you out of this, and that we shall be really grieved if we are forced to proceed to disagreeable extremities.	- Советую хорошенько запомнить, сударь, - сказал он, -что вы в полной нашей власти, в полном нашем распоряжении, что никакая человеческая сила не вырвет вас отсюда и что мы будем огорчены, если нас вынудят прибегнуть к крайним и неприятным мерам.
I know neither your name, nor your address, but I warn you, that you will remain bound until the person charged with carrying the letter which you are about to write shall have returned.	Я не знаю ни вашего имени, ни адреса, но предупреждаю, что вас не развяжут до тех пор, пока не воротится особа, которой будет поручено отвезти ваше письмо.
Now, be so good as to write."	А теперь соблаговолите писать.

"What?" demanded the prisoner.	- Что же я должен писать? - спросил пленник.
"I will dictate."	- Я продиктую.
M. Leblanc took the pen.	Белый взял перо.
Thenardier began to dictate:-	Тенардье стал диктовать:
"My daughter-"	- "Дочь моя..."
The prisoner shuddered, and raised his eyes to Thenardier.	Пленник вздрогнул и вскинул глаза на Тенардье.
"Put down	- Напишите:
'My dear daughter'-" said Thenardier.	"Дорогая дочь моя", - продолжал Тенардье.
M. Leblanc obeyed.	Белый повиновался.
Thenardier continued:- "Come instantly-"	- "...приезжай немедленно..."
He paused:-	Он приостановился:
"You address her as thou, do you not?"	- Ведь вы говорите ей "ты", не правда ли?
"Who?" asked M. Leblanc.	- Кому? - спросил Белый.
"Parbleu!" cried Thenardier, "the little one, the Lark."	- Ну девчонке, Жаворонку, черт побери!
M. Leblanc replied without the slightest apparent emotion:- "I do not know what you mean."	-Я не понимаю, что вы хотите сказать...- ответил Белый без малейших признаков волнения.
"Go on, nevertheless," ejaculated Thenardier, and he continued to dictate:-	- Пишите, пишите, - оборвал его Тенардье и опять принялся диктовать:
"Come immediately, I am in absolute need of thee.	- "Приезжай немедленно. Ты мне очень нужна.
The person who will deliver this note to thee is instructed to conduct thee to me.	Особе, которая передаст тебе эту записку, поручено доставить тебя ко мне.
I am waiting for thee.	Жду тебя.
Come with confidence."	Приезжай не раздумывая".
M. Leblanc had written the whole of this.	Белый написал все, что ему было продиктовано.
Thenardier resumed:-	Но Тенардье не успокоился:
"Ah! erase 'come with confidence'; that might lead her to suppose that everything was not as it should be, and that distrust is possible."	- Нет, вычеркните: "приезжай не раздумывая"; она может заподозрить, что тут не все ладно и что есть основания раздумывать.
M. Leblanc erased the three words.	Белый зачеркнул эти три слова.
"Now," pursued Thenardier, "sign it.	- А теперь, - продолжал Тенардье, - подпишитесь.
What's your name?"	Как вас зовут?
The prisoner laid down the pen and demanded:-	Пленник положил перо и спросил:
"For whom is this letter?"	- Кому предназначается это письмо?
"You know well," retorted Thenardier, "for the little one I just told you so."	- Вы сами прекрасно знаете. Девчонке. Я же вам сказал.
It was evident that Thenardier avoided naming the young girl in question.	Тенардье явно избегал называть по имени девушку, о которой шла речь.

He said "the Lark," he said "the little one," but he did not pronounce her name-the precaution of a clever man guarding his secret from his accomplices.	Он говорил "Жаворонок", "девчонка", но имени ее не произносил. Это обычная предосторожность жулика, старающегося скрыть от сообщников свою тайну.
To mention the name was to deliver the whole "affair" into their hands, and to tell them more about it than there was any need of their knowing.	Назвать имя значило бы раскрыть им все "дело" и дать возможность узнать о нем больше, чем им надлежало знать.
He went on:- "Sign.	- Подпишитесь.
What is your name?"	Как вас зовут? - повторил он.
"Urbain Fabre," said the prisoner.	- Урбен Фабр, - сказал пленник.
Thenardier, with the movement of a cat, dashed his hand into his pocket and drew out the handkerchief which had been seized on M. Leblanc.	Тенардье кошачьим движением запустил руку в карман и вытащил носовой платок, отобранный у Белого.
He looked for the mark on it, and held it close to the candle.	Отыскав метку, он поднес платок к свече.
"U.	-У.
F.	Ф.
That's it.	Так, подходит.
Urbain Fabre.	Урбен Фабр.
Well, sign it U.	Ну, ставьте подпись "У.
F."	Ф".
The prisoner signed.	Пленник поставил подпись.
"As two hands are required to fold the letter, give it to me, I will fold it." That done, Thenardier resumed:-	- Одной рукой письма не сложить, - сказал Тенардье. -Давайте я сложу.
"Address it,	Пишите адрес:
'Mademoiselle Fabre,' at your house.	"Мадмуазель Фабр", на вашу квартиру.
I know that you live a long distance from here, near Saint-Jacques-du-Haut-Pas, because you go to mass there every day, but I don't know in what street.	Я знаю, что вы живете неподалеку отсюда, близ церкви Сен -Жак -дю -О -Па, так как ходите туда каждый день к обедне, но на какой улице, не знаю.
I see that you understand your situation.	Я вижу, что вы поняли свое положение.
As you have not lied about your name, you will not lie about your address.	А раз уж вы не скрыли настоящего своего имени, надо думать, не скроете и адреса.
Write it yourself."	Напишите его сами.
The prisoner paused thoughtfully for a moment, then he took the pen and wrote:-	Пленник на минуту задумался, затем взял перо и написал:
"Mademoiselle Fabre, at M. Urbain Fabre's, Rue Saint-Dominique-D'Enfer, No. 17."	"Мадмуазель Фабр у г-на Урбена Фабра на улице Сен -Доминик -д'Анфер, № 17".
Thenardier seized the letter with a sort of feverish convulsion.	Тенардье с лихорадочной поспешностью схватил письмо.
"Wife!" he cried.	- Жена! - позвал он.