Помоги проекту - поделись книгой:
– Да, ваше величество?
– Скажи мне, Раффаэле, – продолжает она, повернув к нему голову, – что чувствуешь мою силу.
Она произносит это достаточно громко, чтобы остальные члены Общества Кинжала слышали. Микель, который стоит ближе всех, при этих словах замирает. Джемма делает резкий вдох. Но больше всего обращает на себя внимание Раффаэле реакция Люченты: ее лицо вдруг становится болезненно-бледным, в глазах застывает удивление. Она смотрит на Раффаэле.
– Ее силу? – спрашивает она, впервые забывая назвать Маэву в соответствии с ее титулом.
Раффаэле медлит с ответом, потом склоняет голову перед юной королевой:
– Я чувствую. Я полагал неприличным спрашивать, пока вы сами не решите поделиться этим.
Маэва слегка улыбается:
– Тогда для вас не будет сюрпризом, если я скажу, что сама тоже принадлежу к Элите.
Она не подает виду, что заметила бурную реакцию Люченты, но бросает на нее мимолетный взгляд.
Раффаэле качает головой:
– Меня это не удивляет. Хотя на других членов Общества, наверное, произвело впечатление.
– А можешь ты догадаться, что́ я делаю?
Раффаэле вытягивает руку, чтобы изучить энергию, которая окружает Маэву. Ощущение знакомое, от него у Раффаэле мороз бежит по коже. Что-то роднит эту женщину с тьмой, с ангелами страха и ярости, с богиней смерти. То же родство он чувствовал и в Аделине. Одно воспоминание о ней, и рука Раффаэле крепче сжимает поводья.
– Не могу догадаться, ваше величество.
Маэва оборачивается через плечо и смотрит на самого младшего из принцев, лицо которого до сих пор скрыто под дуэльной маской.
– Тристан, покажи нам свое лицо.
Остальные ее братья смолкают, услышав это приказание. Раффаэле чувствует, как сердце Люченты рвется из груди, и когда он смотрит на девушку, то замечает, что глаза у нее широко раскрыты. Младший из принцев кивает, поднимает руку и стягивает с лица маску.
Он похож на Маэву, так же как и другие братья. Однако, в отличие от остальных, он не выглядит нормальным и здоровым, нет – энергия темных сил вьется вокруг него, и это тревожит Раффаэле.
– Мой младший брат, принц Тристан, – представляет его Маэва.
Тишину первой нарушает Лючента.
– В своих письмах ты говорила мне, что ему удалось выбраться, – запинаясь, лепечет она. – Ты сообщала, что он не умер.
– Он не умер. – Маэва мрачнеет. – Потому что я вернула его.
Лючента бледнеет.
– Это невозможно. Ты сказала, он едва не утонул, и твоя мать, королева-мать, изгнала меня за то, что ее сын подвергся смертельной опасности. Это невозможно. Ты… – Она поворачивается к Маэве. – Ты ничего не говорила мне. В твоих письмах об этом не было ни слова.
– Я не могла сказать тебе, – резко отвечает Маэва, потом продолжает, но уже спокойнее: – Моя мать просматривала каждое письмо, которое покидало стены дворца, особенно адресованные тебе. Я не хотела рисковать, она не должна была узнать о моих силах. Она, как и ты, как все, считала, что Тристан не умирал, потому что я вернула его той самой ночью, когда она выгнала тебя.
Раффаэле молча смотрит, он не в силах поверить в то, что видит. Нити энергии, не принадлежащие к миру живых. Однако он мигом понимает, почему Маэва все это им сообщает.
– Энцо, – шепчет он. – Ты хочешь…
– Я хочу вернуть твоего принца, – завершает фразу Маэва. – Тристан, как ты сам видишь, снова способен наслаждаться жизнью. Но важнее этого то, что он принес с собой часть Нижнего мира. Теперь он сильнее десятка человек.
От мысли о том, что Энцо снова окажется среди живых, у Раффаэле перехватывает дыхание. Мир начинает качаться.
– А что происходит с членами Элиты, которые оживают? – спрашивает Раффаэле.
Маэва вновь улыбается:
– Если представитель Элиты возвращается к жизни, он увеличивает свои силы. И настолько могущественный человек, каким был Энцо, в случае воскрешения может стать практически непобедимым. Я хочу, чтобы он был на нашей стороне, когда мы атакуем Кенеттру. Это будет проверка, мое творение Элиты из Элит. – Королева склоняется к Раффаэле. – Подумай о возможностях – о других умерших из Элиты, которых я могу воскресить, о необоримой силе, которая окажется на нашей стороне.
Раффаэле качает головой. Он должен бы переполниться радостью от мысли о новой встрече с принцем.
– Ты сомневаешься, что это сработает, – говорит Маэва. – Те, кого я верну, будут навеки привязаны к кому-то из мира живых. Им необходимы нити связей с живыми, чтобы те удерживали их от постоянного притяжения Нижнего мира. Тристан привязан ко мне, он предоставляет мне определенный уровень контроля над собой – для защиты. Энцо тоже должен быть привязан к кому-то.
– Я не могу участвовать в этом, – наконец произносит он. Голос его тверд, хотя и с хрипотцой. – Это нарушает божественный порядок.
Голос Маэвы становится резким.
– Я – дитя богов! – кричит она. – Мне дарована сила. Это благословение богов, и никакого порядка оно не нарушает.
Раффаэле склоняет голову. У него трясутся руки.
– Я не могу с этим согласиться, ваше величество, – повторяет он. – Душа Энцо отправилась на покой в Нижний мир. Отрывать его от святой Моритас, возвращать назад в реальный мир… Он больше к нему не принадлежит. Оставьте его в покое.
– Я не спрашиваю твоего позволения, консорт, – твердо отвечает Маэва. Когда тот поднимает на нее глаза, она гордо вскидывает подбородок. – Вспомни, Раффаэле: Энцо был наследным принцем Кенеттры. Он мальфетто, Элита, твой бывший предводитель. И он не заслуживал смерти. Его нужно вернуть, чтобы он увидел живущих в стране мальфетто защищенными. Править Кенеттрой буду я, но в мое отсутствие власть будет принадлежать ему. – Взгляд Маэвы тяжел, как камень. – Разве не за это так долго сражались ты и твои друзья из Общества Кинжала?
Раффаэле молчит. Ему снова семнадцать, он стоит перед морем собравшихся во Дворе Фортунаты вельмож и впервые чувствует в толпе энергию Энцо. Потом оказывается в подземной тренировочной пещере бывшего дома Общества Кинжала и наблюдает за поединками, которые ведет принц. Раффаэле смотрит на Микеля, на Джемму, затем – на Люченту. Те отвечают на его взгляд мрачно и молча. Должно быть, они все этого хотят.
Но Энцо умер. Они попечалились и смирились с утратой. А теперь…
– Я верну его и привяжу его к любому, кто согласится. – Потом голос Маэвы становится более мягким. – Но я предпочла бы привязать его к тем, кто больше других любит его. В этом случае связь с живыми крепче.
Раффаэле продолжает хранить молчание. Он закрывает глаза, старается успокоить мятущийся ум, отстраниться от будоражащего сознание ощущения, что сама идея порочна. Наконец он открывает глаза и встречается взглядом с королевой:
– Он будет таким же?
– Этого мы не узнаем, – медленно отвечает Маэва, – пока не попробуем.
Аделина Амотеру
Сцена VII
Юноша. Ты огр?
Огр. Ты рыцарь?
Юноша. Не рыцарь я! И не царь, не разведчик, не священник. Поэтому ты можешь не волноваться за свои сокровища, я их не украду.
Малые купальни Бетесды на деле оказались развалинами на окраине Меррутаса.
На следующий день рано утром, когда солнце взошло над горизонтом и рыбацкие лодки вышли в море, мы с Виолеттой идем по грязной улице, которая ведет от главных ворот города-государства к скоплению заброшенных, крытых куполами домов, примостившихся под каменными арками бывшего акведука.
Наверное, прежде это место бурлило жизнью. Но само здание – или то, что от него осталось, – было построено на непрочном основании, что и определило судьбу строения. Люди перестали пользоваться купальней, следом опустели и находившиеся рядом дома. Или, может быть, сперва разрушился и перестал поставлять воду акведук. Когда-то впечатляющие колонны, обрамлявшие вход на него, подломились, а их каменный фундамент увяз в болотистой почве. По обломкам колонн взбираются лозы дикого винограда, на них трепещут зеленоватые и желтые соцветия. Меня сильно влечет к себе красота этих руин.
– Он здесь, – шепчет у меня за спиной Виолетта, от напряжения нахмурив брови.
– Хорошо.
Я поправляю маску на своем изувеченном лице и подхожу ко входу.
Внутри купальни прохладно и темно, высокие каменные своды потолка поросли мхом, снизу к ним подбирается плющ. Сквозь отверстия в потолке внутрь пробиваются узкие лучи света, на полу видны лужи. Мы осторожно идем вдоль древней мраморной колоннады. Воздух пахнет мускусом и какой-то влажной зеленой жизнью. Отовсюду слышится эхо падающих капель.
Наконец я останавливаюсь у края бассейна и шепчу:
– Где же он?
Виолетта поднимает голову к потолку, делает пол-оборота вокруг себя и устремляет взгляд в темный угол:
– Там.
Я напряженно вглядываюсь во тьму и кричу:
– Маджиано! – Собственный голос пугает меня – он эхом отражается от стен и повторяется снова и снова, пока наконец не стихает. Я откашливаюсь, немного смущенная, и продолжаю уже тише: – Нам сказали, что тебя можно найти здесь.
Тишина стоит долго, так долго, что я начинаю сомневаться, не ошиблась ли Виолетта.
Потом раздается чей-то смех. Звук перекатывается по залу, скачет между колоннами, и на его фоне мы слышим тихий шелест шагов и видим лиственный ливень, срывающийся с заросших плющом перил. В лучах света то тут, то там мелькают черные косички. Я инстинктивно выставляю руку и загораживаю Виолетту.
– Аделина, – раздается игривый голос, – как приятно видеть тебя.
Я пытаюсь точно определить, откуда исходит голос, но эхо делает это невозможным.
– А ты – Чародей? – кричу я. – Или просто разыгрываешь нас?
– Помнишь комедию под названием «Искушение драгоценностями»? – продолжает невидимый собеседник после паузы. – Эту пьесу впервые показали в Кенеттре года два назад, с большой помпой, но инквизиция тут же ее запретила.
Я помню. «Искушение драгоценностями» – это история о глупом и заносчивом рыцаре, который без конца хвастал, что может украсть сокровища из логова огра, но его обставил один нахальный паренек и первым захватил приз. Пьесу написал Тристан Кирслей, тот самый знаменитый мастер, из-под пера которого вышла «История о Похитительнице Звезд». Последнее представление «Искушения…» состоялось в Далии, и театр был переполнен.
Похитительница Звезд. Я качаю головой, стараясь не вспоминать о Джемме и остальных.
– Да, конечно, – отвечаю я. – А при чем тут она? Ты что, поклонник Кирслея?
Новый взрыв смеха разносится эхом по обширному пространству купальни. Снова шарканье шагов, листопад с перил балюстрады где-то у нас над головой. На этот раз мы смотрим вверх и замечаем темный силуэт, примостившийся на прогнившем деревянном брусе прямо у нас над головами. Я делаю шаг в сторону, чтобы лучше рассмотреть его. Все, что мне удается различить в темноте, – это пара золотистых глаз, с любопытством на меня глядящих.
– А при том, – отвечает парень, – что я вдохновил автора на ее написание.
Смех срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить его.
– Ты вдохновил Кирслея на пьесу?
Парень свешивает ноги с бруса. Я замечаю, что он бос.
– Инквизиция запретила пьесу, потому что в ней говорилось о краже драгоценных камней из королевской короны.
Я ловлю скептический взгляд Виолетты и припоминаю слухи, которые до нас доносились: мол, Чародей похитил корону королевы Джульетты.
– А на чей образ ты его вдохновил – сообразительного паренька или надменного рыцаря? – подшучиваю над ним я.
Теперь мне видны в темноте его ярко-белые зубы. Такая беззаботная улыбка.
– Ты обижаешь меня, любовь моя, – говорит он, потом достает что-то из кармана и бросает нам.
Предмет, посверкивая, прочерчивает в воздухе прямую линию и падает в самую мелкую часть бассейна.
– Вчера вечером ты забыла свое кольцо, – сообщает незнакомец.
Мое кольцо? Я торопливо подхожу к бассейну, опускаюсь на колени и вглядываюсь в воду. В солнечном пятне поблескивает серебряное кольцо, будто подмигивает мне. Это украшение я носила на безымянном пальце. Закатываю рукав, достаю его и зажимаю в кулаке.
Он не мог снять его с меня прошлой ночью. Невозможно! Он даже не прикасался к моей руке. Он вообще не спускался с балкона!
Парень смеется, а потом бросает что-то, на этот раз в направлении Виолетты.
– Давайте-ка посмотрим, что еще… – Вещица планирует вниз, и я вижу, что это лента от одежды. – Кушак от вашего платья, моя госпожа, – говорит он Виолетте и насмешливо кивает. – Как только вы вошли в эту купальню…
Он бросает вниз еще несколько наших вещей, включая золотую булавку с моей головной повязки и три драгоценных камня с рукавов Виолетты. Волоски у меня на руках встают дыбом, а парень продолжает игриво распекать нас:
– Вы обе очень рассеянные.
Виолетта нагибается подобрать свои вещи. Аккуратно прикрепляя украшения обратно на платье, она косится на Маджиано.
– Вижу, Аделина, мы нашли выдающегося местного жителя, – тихо говорит она мне.
– Эта демонстрация дешевых уличных трюков должна впечатлить нас? – кричу я, запрокинув голову.
– Глупышка. Я понимаю, что тебя на самом деле интересует. – Он выскакивает на освещенное место. – Ты хочешь знать, как мне удается это сделать. Сама-то ведь даже не представляешь, верно?
Перед нами тот же парень, с которым мы общались вчера вечером. Толстые веревки косиц свешиваются на плечи, одет он в разноцветную тунику, на которую нашито что попало – от кусочков шелка до огромных коричневых листьев. Приглядевшись внимательнее, я обнаруживаю, что листья на самом деле металлические. Золотые.
Улыбку его я уже успела запомнить – роковая, жесткая, – ясно, что он оценивает нас по всем параметрам и все примечает. От его взгляда у меня по спине пробегает холодок. Приятный холодок.
Знаменитый Чародей.
– Признаюсь, мне непонятно, как ты сумел забрать принадлежащие нам вещи, – говорю я, решительно вскидывая голову. – Пожалуйста, просвети нас.
Парень вытаскивает из-за спины лютню и несколько раз ударяет по струнам.
– Так, значит, вы все-таки под впечатлением.
Я перевожу взгляд на инструмент. Это не та лютня, что была у него вчера. Инструмент роскошен, инкрустирован сверкающими бриллиантами и изумрудами, струны позолочены, колки на грифе сделаны из драгоценных камней. В целом вещь выглядит аляповатой и безвкусной.
Поделиться книгой: