Газета Завтра 598 (19 2005)

— Мне показалось... — прошептала она срывающимся голосом и задохнулась. — Как ты себя чувствуешь? Сердце не болит?

Я через силу выговорил, не придя в ясное сознание:

— Ты спасла меня…

— Что? Как?

Мне трудно было дышать, но я с усилием выдавил нечто вроде улыбки, чтобы успокоить ее невнятно сказал:

— Приснился дурной сон…

Но через два дня пришла телеграмма из Оренбурга от моего родного дяди, старого инженера-строителя. В этой жуткой телеграмме было вот что: "Твой двоюродный брат Николай вместе с женой Ириной 24 июля погибли в автомобильной катастрофе".

— Что ж, я рассказал этот сон вам — как врачу-психиатру. По вашему лицу я вижу: вы хотите что-то спросить.

— Пожалуй, хочу.

— Понимаю. И отвечаю заранее. Да, после той ночи я поверил в некоторые, разумом необъяснимые вещи, связанные с тайнами нашего сознания. Если бы не зовущий крик жены, я бы умер во сне. Что вы думаете об этом, как психиатр?

— Не исключено. Телеграмма дошла до вашего сознания раньше сна. В новом веке мы столкнемся с неисчислимым количеством тайн, мой друг. В этом я тоже уверен.

ДУЭЛЬ Не могу забыть эти две русские могилы на кладбище маленького австрийского городка близ Вены, где проходила международная писательская конференция.

Был день поминовения усопших, и это чистенькое ухоженное кладбище сразу овеяло меня тишиной, печальным покоем; вокруг горели свечи в стеклянных колпаках, по дорожкам бесшумно двигались молчаливыми тенями фигуры в черном одеянии, стояли, опустив головы перед огоньками свечей, скорбно горевших в сумрачном воздухе нерушимого успокоения.

Мой переводчик провел меня в конец кладбища, и тут мы остановились перед двумя, полузасыпанными листьями, гранитными плитами, на которых ритуально не горели в стеклянных колпаках свечи, и было что-то особенное в одинаковости покрытых листьями могил, и это поразило меня.

— Здесь ваши лейтенанты, — сказал переводчик виноватым голосом и осторожно разгреб листья на скромных плитах, открывая потускневшие золотые буквы родных русских фамилий. И я прочитал: "Лейтенант Богачев Павел — 1923-1945", "Лейтенант Леонов Сергей — 1925-1945".

— Они убили друг друга, — сказал переводчик с тем же виноватым выражением, слабо шевеля губами.

— Как то есть убили? — не понял я. — Каким это образом?

— Они застрелили друг друга, — тихо проговорил переводчик.

— Ничего не понимаю! — внезапно рассердился я. — Объясните, черт возьми, что в конце концов между ними случилось? Простите за грубость, — остановил я себя. — Это лейтенанты моего поколения... Нам было тогда по восемнадцать, по двадцать лет...

Переводчик несмело посмотрел на меня, седого, далеко позади оставившего свою военную юность, наверное, невольно хотел представить меня двадцатилетним лейтенантом, затем перевел глаза на опрятные домики городка с красными черепичными крышами, остроугольной высотой костела меж облетевшими деревьями и заговорил негромко:

— Здесь стоял русский госпиталь... Нет, нет не госпиталь, а как это называлось? Ейн момент, сейчас вспомню, русский мед... санбат... Так? Много было раненых, врачей... А лейтенанты стояли в Вене, но ходили сюда к хорошеньким медсестрам... Я знаю: русские женщины милые, прекрасные... А здесь была врач, как мне говорили, очень красивая, как Грэта Гарбо, и они оба... о, майн готт... влюбились в нее, как безумные. Столько было красивых, а они в нее, как поэты: "мейн херц, мейн херц". Никто не знает из этого городка, что произошло между ними... как это называется... по-русски... Это как у вас называется… кажется, так… треугольником? Единственная старушка из крайнего дома рассказывала, что видела, как один лейтенант шел из медсанбата, и, кажется, плакал. Потом все узнали, что между ними была дуэль, как в восемнадцатом веке. Это есть кошмар! Дикий ужас! Их нашли убитыми на окраине городка. Они лежали метрах в двадцати друг от друга. Возле каждого валялись пистолеты. Это страшно! Они, наверно… выстрелили одновременно. И убили друг друга. О, майн готт! Какая-то гофмановская фантазия! Я говорю и у меня волосы на голове леденеют. Два хороших товарища убили друг друга из-за женщины!

Я ни о чем больше не спрашивал переводчика. Я не отводил глаз от фамилий и имен двух русских юных лейтенантов, и думал о них, родственно близких мне по той тоске о любви в конце войны, когда впереди была вся жизнь моего поколения и этих двух моих сверстников, влюбившихся до безумия, которое оборвала нелепая случайность, как закономерность судьбы, не терпящей ни в чем безумия.

— Дикий ужас, — повторил переводчик неприятную мне фразу, вычитанную им из какой-то русской книги.

Горький комок застрял у меня в горле, и я не мог произнести ни слова.

НА СВЯЗИ МИНСК

НА СВЯЗИ МИНСК

4 мая этого года украинские пикетчики блокировали доступ в белорусское посольство в Киеве, перекрыв вход в него заграждениями из колючей проволоки. МИД Беларуси, "принимая во внимание обостряющуюся вокруг посольства обстановку" и ссылаясь на ряд статей Венской конвенции, как это повелось в последнее время, чуть ли не слезно просит хохлов "принять безотлагательные меры по обеспечению необходимых условий функционирования посольства Республики Беларусь в Украине". В противном случае, мол, "белорусская сторона оставляет за собой право сделать соответствующее заявление о возможной приостановке функционирования посольства Беларуси в Украине".

И все? И это вместо того, чтобы украинское посольство в Минске не просто обнести десятью рядами колючей проволоки, но заминировать все входы и подходы к нему, потому что потакание подлецам ни к чему хорошему никогда не приводило. Это азбука дипломатии.

Игры с "демократами" ни к чему хорошему не приведут. Многие, видно, помнят, как затравленно оглядываясь, спешно уходил с политической арены супердемократ Шеварднадзе, или совсем уж недавний случай, когда, нагуталинив свою "ученую" лысину, в неизвестном направлении бежал большой киргизский демократ Аскар Акаев. Поджав хвост и уже почти лишившись своего многомиллиардного "фонда", сидит и не рыпается бывший украинский полудемократ Леонид Кучма.

Враги Беларуси, безусловно, ждут чего-то подобного и от ее лидера И, похоже, уже делают первые шаги в подобном направлении.

В начале апреля Джордж Буш и его гость — украинский президент Ющенко, провозгласив начало эры стратегического партнерства между двумя странами, подписали соответствующий документ, в котором немалая роль отводится "поддержке свободы в Беларуси и на Кубе". Находящийся в то время в Киеве зам. министра иностранных дел Республики Куба Эумэлио Кабаллэро, сразу же прервал все контакты с официальными украинскими властями и, собрав пресс-конференцию, открыто назвал действия президента Ющенко предательским "сговором с нашим врагом, который 46 лет пытается уничтожить свободную Кубу". Напоследок, заверив, что все пункты Чернобыльской программы, по которой на Кубе уже излечилось более 20 тысяч украинских детей, будут по-прежнему выполняться, Кабаллэро без лишних реверансов покинул Украину.

Увы, иначе отреагировал на этот заокеанский сговор белорусский МИД. Он, как всегда, выступил с невнятным "заявлением", а белорусским СМИ была дана команда делать вид, что ничего страшного не произошло. И уже через неделю белорусы поплатились за это. На прошедшей в Женеве ежегодной сессии в так называемой Комиссии ООН по правам человека была принята резолюция о нарушении этих прав в Беларуси. Во время голосования расклад получился такой: 22 голоса против принятия данного документа, 23 — за. И этот решающий двадцать третий голос подали именно украинцы. Россия, настаивающая снять "белорусский вопрос" с повестки дня, с "недоумением" (а надо было бы уже соображать!) восприняла украинскую позицию. Белорусский же представитель вообще был "обескуражен и разочарован голосованием Украины".

И это вместо того, чтобы осознать, что "стратегическое партнерство" США и Украины против ближайших соседей начало реализовываться, и потому надо быть готовым жестко защищать свои государственные интересы. Ведь к тому времени было уже известно, что белорусские оппозиционеры не просто несколько месяцев, пока длилась "оранжевая революция", постигали ее опыт, но начали активно готовиться к повторению подобного бандитского путча в Беларуси. Для этого на территории Украины открыты соответствующие лагеря, где украинские, грузинские и югославские цветочно-фруктовые "революционеры" передают свой богатый опыт белорусским наймитам. Координируют эту подрывную работу сотрудники западных спецслужб. С их участием в украинской столице для представителей белорусской оппозиции проводятся разного рода конференции, организационно-деятельностные игры (ОДИ), посвященные выработке "победной политической стратегии". И не только политической…

19 апреля, выступая с ежегодным посланием к Национальному собранию и белорусскому народу, Александр Лукашенко вдруг оторвался от доклада и сказал: "Украина формирует лагеря. Мы, мол, вам подкинем революционеров!". И перешел на поляков, которые "работают в западной части" республики и в Полесье. Понятно, не хотел усугублять положение, ссориться, как говорят, из-за пустяков.

Но прошла еще неделя, и "оранжевые революционеры" вместе с московско-питерскими сопляками из СПС и "Яблока" примчались в Минск на подмогу белорусской оппозиции. Но вместо того, чтобы воздать им по заслугам, Беларусь, руководствуясь какими-то высшими "демократическими" соображениями, помиловала их.

Во имя этих "демократических" соображений все эти годы замалчивалось, что расположенную под Минском печально известную во всем мире белорусскую деревню Хатынь вместе со всеми ее жителями сожгли не немецкие фашисты, а 118-й полицейско-карательный батальон, сформированный в Киеве из украинцев.

Не потому ли сегодня, в канун 60-летия Победы, их наследники, которые пришли к власти на Украине, не нашли ничего лучшего, как огородить белорусское посольство колючей проволокой?

ЛЕДОВЫЕ ЛОЦМАНЫ СВЯТОЙ РУСИ. Окончание. Начало в № 18

ЛЕДОВЫЕ ЛОЦМАНЫ СВЯТОЙ РУСИ. Окончание. Начало в № 18

Кавад Раш

Кавад Раш

ЛЕДОВЫЕ ЛОЦМАНЫ СВЯТОЙ РУСИ. Окончание. Начало в № 18

ПЕРВЫЙ ОТРЯД ОПИСЫВАЛ БЕРЕГА Северного океана от устья Печоры, где сгорел Аввакум Петров до Оби, где прославился святой Василий Мангазейский. Именно им будет руководить в основном лейтенант Степан Малыгин.

Второй отряд двигался от устья Оби к устью Енисея под командой лейтенанта Дмитрия Овцина. Для него в Тобольске была построена двухмачтовая дубель-шлюпка "Тобол", на ней 56 человек команды. И еще 48 человек на четырех дощанниках. Время действия — 1734-1738 годы.

Иеромонахом в этом отряде был будущий митрополит Ростовский святой Арсений (Мацеевич) из польской шляхты.

Третий отряд под командой штурмана Федора Минина (1738-1741) двигался от Енисея на восток.

Четвертый отряд лейтенанта Василия Прончищева описывал морской берег от устья Лены на запад на дубль-шлюпке "Якутск". С Прончищевым — жена Мария. Оба супруга из тульских дворян. С ними штурман Семен Челюскин и 50 человек команды. Запасы на дощаниках. 19 августа 1736 года, огибая полуостров Таймыр, вошли в сплошные льды и зазимовали. Льды "самые глухие.., которым и конца видеть не могли". По льдам бродили непуганые белые медведи — "якобы какая скотина ходит". Прончищев тяжело заболел. Семен Челюскин привел "Якутск" к устью Оленька. В тот день умер Прончищев. Его похоронили 6 сентября. 11 сентября 1736 гола скончалась от горя Мария Прончищева. Их похоронили рядом. Могилы их по сей день согревают эту холодную землю. Северную оконечность полуострова Таймыр, эту вершину Евразии, назвали мысом Челюскина. В устье реки Таймыр Челюскин встретился с Харитоном Лаптевым. Подвиг Челюскина казался невероятным даже таким бывалым полярникам, как адмирал Ф. Врангель. Как заметил о нем знаменитый исследователь Таймыра академик Миддендорф: "Челюскин, бесспорно, — венец наших моряков".

Пятый отряд Великой Северной шел и плыл от Лены на восток (1735-1742) под командой шведа на русской службе Петра Ласиниуса на палубном боте "Иркутск".

В августе 1735 года Ласиниус встретил тяжелые льды и зазимовал в устье реки Хараулих. В декабре того же года Ласиниус умер. Командование принял штурман Василий Ртищев. В январе 1736 года умерли еще восемь человек. В феврале скончались еще двенадцать человек, в марте — четырнадцать, в апреле умерли еще трое. Отряд не досчитался тридцати восьми человек из пятидесяти. Беринг распорядился направить к Ртищеву новый отряд под командой лейтенанта Дмитрия Лаптева, двоюродного брата Харитона Лаптева. Адмиралтейство предписало Дм. Лаптеву произвести тщательную опись Чукотского Носа (Мыса Дежнева).

Дмитрий Лаптев прошел к устью Колымы и зазимовал и Нижне-Колымске, основанном казаками. В октябре на собаках и оленях достиг столицы нынешней Чукотки — Анадыря. Оттуда по зимнику вернулся в Нижне-Колымск. Беринг к тому времени скончался и фактически руководителем всей Великой Северной стал Алексей Чириков. Он отправил Дм. Лаптева в Петербург, куда тот прибыл в 1743 году.

Шестой отряд имел задание описать Курильские острова и берег Охотского моря, а также выяснение путей в Японию. Начальник отряда, датчанин капитан Шпанберг — человек деятельный и жестокий. В Охотске для Шпанберга построили одномачтовую бригантину "Архангел Михаил" и трехмачтовую дубель-шлюпку "Надежда".

Деяния шестого отряда капитана Шпанберга сегодня политически особо актуальны, так как касаются Курильских островов.

18 июня 1738 года корабли Мартына Шпанберга из Охотска вышли на Камчатку в Большерецк. Бригантиной "Архангел Михаил" командовал сам Шпанберг. Командиром дубель-шлюпки назначен обрусевший англичанин лейтенант Вилим Вальтон, а ботом "Святой Гавриил" управлял еще более обрусевший голандец Алексей Шельтинг.

Из Большерецка Шпанберг стал спускаться вдоль Курильской гряды. Причем Вальтон прошел их все и достиг острова Хоккайдо. Всего он нанес на карту 26 курильских островов и к августу вернулся в Большерецк.

В 1742 году офицер-геодезист М. Ушаков и гардемарин А. Юрлов описали берега Камчатки. На окраине империи беззаветно действовала русская военная молодежь.

Седьмой отряд имел задачу отыскать острова в северной части Тихого океана и пути в Северную Америку. Руководили ею Беринг и Чириков. Еще в 1732 году Сенат, отдав общее руководство Берингу и зная его нераспорядительность, "опередил назначить ему в товарищи другого капитана, доброго, из русских". Им был Алексей Чириков. О делах седьмого отряда написано много книг, об их трагической судьбе и великих достижениях. Потому отметим только что Беринг и Чириков открыли Аляску, Алеутские и Командорские острова. Беринг нашел на командорах свою могилу.

В год смерти Петра I в 1725 году он молодым 22-летним лейтенантом отбыл с Берингом на далекую Камчатку. Его выдающиеся педагогические способности отмечали все современники, а Петр I никогда не выпускал этого дворянина из поля зрения. Чириков оставил после себя замечательную карту своих плаваний. Но самым гениальным его проектом был план ощетинить русскими пушками Алеуты, Курилы, Сахалин и сделать Тихоокеанский фланг родины неприступным. Но ни один моряк или государственный муж не прониклись идеей великого капитана-командора, потому что вскоре запоем читали офранцуженный художественный вымысел до полного разжижения мозгов. "Самая читающая нация" обречена на катастрофы. Процветают самые действующие нации, как при Петре I.

Только капитан 1 ранга Невельской через сто лет проникся идеями Чирикова. Он, как и Алексей Чириков, отверг службу на придворной яхте, обещающей карьерный взлет, и посвятил свою жизнь укреплению берегов Русского Востока, который он опишет в книге "Подвиги русских морских офицеров на Крайнем востоке России".

Восьмой отряд часто называют "Первой академической экспедицией" или "странствующей академией".

Девятый отряд возглавили два офицера-геодезиста Петр Скобельцын и Василий Шатилов. Им была поставлена задача найти удобный речной путь от Верхнеудинска в Забайкайле до Охотска, чтобы усилить мореходство на Тихом океане.

После Великой Северной Ломоносов вступил в заведование Географическим Департаментом Императорской Академии наук. Он давно мечтал составить полную географию Российской империи и продолжить дело Петра I.

Ломоносов настойчиво добивался изучения Сибири и Севера. По его мысли, необходимо пробивать морской путь в Китай и Индию через Северный океан мимо западных берегов Шпицбергена и далее к востоку в Берингов пролив.

Сегодня, в век коррупции, расхищения и мародерства, созидательная деятельность наших героев по изучению и укреплению Родины сверхактуальны и назидательны. Все эти экспедиции были частью грандиозного замысла Ломоносова. Но к главному делу жизни — освоению Северного морского пути — он приступал осторожно и тщательно. Экспедиция Чичагова на трех кораблях по Северному пути готовилась, как и Великая Северная, в строжайшем секрете. Как в Великой Северной, к каждому отряду был приписан иеромонах, так и на каждый корабль Чичагова определили по монаху. Когда Дмитрий Овцын, описывавший устье Оби, попросил у Адмиралтейства разрешения взять на два своих мореходных судна не двух, а одного иеромонаха, ему строго было отказано, хотя все его просьбы до этого исполнялись.

Ученики Петра I действовали энергично, рачительно и строго, никому не давая спуску. Тщательно отбирали кадры. Еще действовала заряженность Петровского времени, приведшего все русское общество к сверхмобилизации для исторического прорыва. Ломоносов унаследовал петровскую пассионарность.

Еще в 1765 году Ломоносов отправил "Письмо о северном ходу в Ост-Индию сибирским океаном". До этого, еще в 1762 г., он пишет работу "Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию".

Здесь Ломоносов, все детство проведший в море с отцом Василием Дорофеевичем, обобщил как опыт своих предков, так и все секретные отчеты отрядов Великой Северной экспедиции. Он пишет так: "Северный Ледовитый океан — есть пространное поле, где усугубится может Российская слава, соединенная с беспримерной пользою через изобретение Восточно-северного мореплавания в Индию и Америку". "Краткое описание" Ломоносов отправил в Морскую российских флотов комиссию.

Весной 1764 года он пишет "Прибавление первое о северном мореплавании на восток по Сибирскому океану". Академик-помор заседал в Адмиралтейств-коллегии и обсуждал с военными моряками все детали экспедиции Чичагова.

Идея Севморпути благодаря энергии и уму Ломоносова становились как государственной, так и общенародным предприятием, так как вобрала тысячелетний порыв многих поколений.

Академик Румовский составил инструкцию экспедиции "Способ находить длину места посредством Луны" и вычислил таблицы расстояний Луны от Солнца для меридиана Петербурга.

Ломоносов постарался главное дело своей жизни обеспечить научно так, как до тех пор не была обеспечена ни одна экспедиция прежде — ни русская, ни зарубежная.

В 1764 году русские военные корабли доставили на Шпицберген разобранные избы, баню, провизию на случай возможной зимовки. Для экспедиции на архангельской верфи спустили на воду три корабля, названные по именам командиров "Капитан Бригадирского ранга Василий Чичагов", "Капитан 2 ранга Никифор Панов" и "капитан-лейтенант Василий Бабаев". Судам придали ледовый класс. Поверх обшивки их обили сосновыми досками, а по форштевням железом. По совету Ломоносова в каждый экипаж включили по кормщику-помору и еще 26 поморов-промышленников. Участники похода перед отплытием были произведены в следующий чин и получили повышенные оклады.

Увы, Великий помор не дождался результатов экспедиции. А может, это и к лучшему. Экспедиция потерпела неудачу. Ломоносову трудно было бы пережить крушение дела его жизни.

В мае 1765 года, через три недели после кончины Ломоносова, экспедиция из Колы вышла в море, чтобы "учинить" поиск морского прохода Северным океаном в Камчатку. У западных берегов Шпицбергена в августе суда встретили сплошные тяжелые льды и вернулись в Архангельск. На следующий год Чичагов повторил попытку, но путь ему преградило безбрежное ледовое поле.

ЦЕЛОЕ СТОЛЕТИЕ УШЛО НА НАКАПЛИВАНИЕ СИЛ и изучение ледовой обстановки гидрографии Ледовитого океана. В начале XIX века появилась необходимость новой описи берегов Восточной Сибири. Промышленники Санников и Бельков поведали, будто видели севернее острова Котельного и Новой Сибири какую-то землю. Эту неведомую землю назвали "Земля Санникова" и она надолго завладела воображением исследователей.

Адмиралтейств-коллегия отправила в Сибирь трех флотских офицеров, трех молодых дворян, будущих адмиралов Фердинанда Врангеля — Петра Анжу и лицейского друга Пушкина Федора Матюшкина по прозвищу "Плыть охота". Они разбились на два отряда: Усть-Янский, под началом Анжу, и Колымский, Врангеля. С последним был и Матюшкин. Анжу предписано изучить и нанести на карту как берега Ледовитого океана, так и острова, лежащие к северу от устья Яны, а именно: Ляховский, Котельный, Фадеевский, Новая Сибирь и землю, виденную Яковом Санниковым. Отряд описал побережье от реки Оленек до Индигирки и все Ляховские и Новосибирские острова. Адмиралтейство велело Врангелю: "Идти для описи берегов от реки Колыми к востоку до Шелагского мыса и от оного на север, к открытию обитаемой земли, находящейся, по сказанию чукчей, в недальнем расстоянии.

Двадцать две груженые нарты покинули Нижне-Колымск. Врангель записал в дневнике: "Мрачные, черные утесы, веками нагроможденные, никогда не растаивающие ледяные горы, необозримое, вечным льдом скованное море, все освещенное слабыми скользящими лучами едва поднимавшегося над горизонтом полярного солнца, совершенное отсутствие всего живущего и ничем не промываемая могильная тишина представляли нам картину как будто мертвой природы, которой описать невозможно".

Именно дворянское чувство чести заставило трех офицеров предпочесть салонам столицы палубу корабля и собачие упряжки под северным сиянием.

Записками будущего адмирала Головнина и его пребывании в японском плену зачитывалась вся образованная Россия. Записки Головнина тогда воспринимались лучшей русской прозой. Пребывание цвета русской дворянской молодежи в боях, кругосветках и на берегах Ледовитого океана ставит перед нами и громадную культурно-философскую проблему. Эти подлинные герои российского общества не стали властителями дум и героями художественных произведений. Произведен был громадный и далеко идущий подлог. В литературу влезли бесцеремонно бесплодные обличители и социальные импотенты вроде "лишних людей", которые пугали в салонах старух, когда их сверстники совершали беспримерные деяния. Итог мы пожинали в 1917 году.

В 1841 году вышла книга Врангеля "Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю". Туда отдельными главами вошли отчеты Матюшкина. "Путешествие" Врангеля о походах 1821-1823 годов надолго стало настольной книгой полярников.

Говорят на деяние Петра, Россия ответила явлением Пушкина. Незадолго до дуэли Пушкин конспектировал "Описание земли Камчатки" Крашенинникова. Он намерен был писать роман из жизни Камчатки, и как в "Капитанской дочке", вместо лишних людей тогдашних светских "бомжей" выявить людей новых, дельных и энергичных. Нам, зараженным ложью и многословием, не понять до конца явления Пушкина.

С 1821 года четырехкратное путешествие к Новой Земле на одноименном бриге совершает только что вернувшийся из кругосветки лейтенант Федор Литке, будущий адмирал и академик. В те же годы (1821-1828) берега Печоры и Карского моря описывают штурман И. Иванов и штурманские помощники Петр Пахтусов, Николай Рогозин и Илья Бережных, который до этого вместе с Анжу исследовал берега Сибири.

ВСЕ ГЕРОИ СЕВЕРНОГО МОРСКОГО ПУТИ не подвластны времени. Поразительно, они кажутся сегодня более живыми, чем гогочущие на эстрадных концертах мертвяки.

К 1900 году весь Петербург готовился к проводам шхуны барона Эдуарда Толля, отправлявшейся по Северному морскому пути и на поиски таинственной земли Санникова. Барон Толль был потомком генерала Толля, любимца Суворова в Альпийском походе и героя 1812 года. Толль был подлинным патриотом России. Он писал: "Неужели мы отдадим последнее действие для открытия нашего Севера опять другим народам? Ведь одна из виденных Санниковым земель открыта американцами, именно Де Лонгом, несчастно погибшем вследствие незнания местных условий в устье Лены. Мы, русские, пользуясь опытом наших предков, уже по географическому положению лучше всех других наций в состоянии организовать экспедиции для открытия архипелага, лежащего на Севере от наших Новосибирских островов, и использовать их так, чтобы результаты были и счастливы и плодотворны".

3 марта 1900 года президент Императорской академии наук Великий князь Константин Константинович, известный как поэт под инициалами "К.Р.", утвердил личный состав экспедиции барона Толля.

Ядро экспедиции после тщательного отбора составили три лейтенанта флота, выпускники кадетского морского корпуса, а именно: лейтенант Николай Николаевич Коломейцев — командир шхуны "Заря"; лейтенант Федор Андреевич Матиссен — старший офицер, геодезист, картограф, минералог, фотограф; лейтенант флота Александр Васильевич Колчак, второй офицер, гидролог, гидрохимик, топограф, магнитолог. Кроме них на судне старший зоолог А.А. Бялыницкий-Бируля и физик Ф. Зееберг, который просился даже кочегаром. Команда матросов-добровольцев во главе с боцманом Бегичевым.

Лейтенант Коломийцев, командир шхуны занес в отчет: "Все участники Русской полярной экспедиции были осчастливлены Высочайшим посещением Венценосным Вождем Государства Российского Императором Николаем II шхуны "Заря" 11 июня 1900 года. Его Величество подробно осматривал судно и в конце обратился к начальнику экспедиции барону Толлю с милостивым вопросом: не нужно ли чего-либо для экспедиции? А нужда была настоятельная. Экспедиции не хватало угля. В следствии Монаршей милости уголь был отпущен из складов Морского ведомства, как и многие другие материалы, которые нельзя было достать в продаже".

На шхуне Государь Император, вернувшись к теме загадочной земли Санникова, сказал с улыбкой молодым флотским офицерам из команды "Заря": "Кто откроет эту землю-невидимку, тому и принадлежать она будет. Дерзайте, лейтенанты!".

19 июня 1900 года на шхуне "Заря" отслужили молебен в присутствии Ее Величества королевы эллинов Ольги и ее брата августейшего президента Императорской Академии наук Великого князя Константина Константиновича. Королева благословила участников экспедиции и подарила каждому молитвенник и Евангелие.

Через два дня шхуна "Заря" покинула С.-Петербург. Могли кто-либо на свете предположить, что на ее борту лейтенант с орлиным профилем через 19 лет станет Верховным правителем России.

В Кронштадте "Зарю" тепло провожал командир порта адмирал Макаров. "Заря" ушла в плавание под флагом Императорского Невского яхт-клуба. Она обогнула Скандинавию и пришла в порт Александровск-на-Мурмане (ныне Полярный). В Александровске взяли на борт ездовых собак, которые добыл в Усть-Янске якутский казачий урядник Степан Расторгуев, давнишний знакомый барона Толля. Расторгуев при скромности своего чина незаменимый для всех исследователь. Рослый, мастеровитый, отважный и двужильный казак Расторгуев — носитель землепроходческой культуры времен Семена Дежнева. Без таких казаков, как Расторгуев, не была бы возможна ни одна экспедиция на севере России. Подробное описание экспедиции Толля дал в своей содержательной и талантливой книге "Колчак. От исследователя Арктики до Верховного правителя России" писатель и исследователь В.В. Синюков.

После посещения острова Диксона "Заря" вынуждена зазимовать в Таймырском заливе. Позже Э. Толль со спутниками решил дойти до острова Беннетта и устроить там базу для дальнейших поисков земли Санникова. Толль не вернулся. "Заря" осталась навеки в бухте Тикси. В середине 60-х автор этих строк еще видел в бухте Тикси то, что осталось от яхты "Заря" В декабре 1902 года, через два с половиной года, члены экспедиции посуху вернулись в Петербург, но без барона Толля.

Полярники надеялись, что Толль жив. Они успокаивали себя тем, что "Фрам" Нансена дрейфовал три года, и норвежцы все три года не имели от него вестей. 22 февраля 1903 года Колчак выехал в Иркутск с добровольцами на поиски барона Толля. К нему присоединился лейтенант Матисен. С ними боцман Бегичев и верный урядник Степан Расторгуев, который помог приобрести 160 собак и нарты. В экспедиции 17 человек, в том числе восемь каюров на десяти нартах по 13 собак в каждой и на двух нартах тяжелый вельбот в 600 килограмм.

Семимесячный спасательный поход Колчака сам по себе выдающееся тысячеверстное предприятие со смертельными опасностями. Особенно опасен был 90-дневный санно-шлюпочный переход. Маршрут — село Аджергайдах — остров Беннета. Толля не нашли. Когда Колчак вернулся в Якутск, он узнал, что началась русско-японская война. Лейтенант Колчак решительно попросился на войну, где он в Порт-Артуре заслужит боевые награды.

Среди знаменитых полярных исследователей, получивших высокую награду Русского географического общества (ИРГО), лейтенант Колчак был четвертым, кто получил золотую медаль. Это произошло 30 января 1906 года "За участие в экспедиции барона Э.В. Толля и за путешествие на остров Беннета, составляющее важный географический подвиг, совершение которого было сопряжено с большими трудностями и опасностью для жизни, свою высшую награду — Константиновскую медаль".

В числе награжденных до Колчака такие знаменитости, как Н.А.З. Норденшельд (1879), Н.Д. Юргенс (1885), Ф. Нансен (1897). Колчак — четвертый за бурные четверть века.