Помоги проекту - поделись книгой:
Работают обычно тампонами, а для тонкого разнесения — растушёвками. Последние изготавливают из скрученной бумаги (замши, лайки) в виде заострённых цилиндрических палочек.
Не могу похвастаться знанием метода работы других ретушёров, но у моего отца он был особый. Тампоны он вообще не использовал. Его основным "инструментом" были подушечки пальцев (в основном среднего и безымянного). Когда один стирался, в ход пускался второй палец. А первый шёл на заживление. Меня всегда удивляло, что подушечками отец умудрялся делать и тонкие линии. Как это получалось, не знаю. Конечно, применялись и растушёвки, но обычно ими пользовалась мама, которой доставалась окончательная доводка всего портрета.
Несколько дней я старался в нашу "мастерскую" не заглядывать — не очень приятно и понятно смотреть, как на чистом листе вдруг начинают появляться ещё ничем не обусловленные телесные пятна. Иногда приоткрывал дверь, здороваясь с отцом. И всегда у него за спиной видел молчаливую и неподвижную фигуру.
Прошла неделя. Я, наконец, зашёл в спальню и обомлел. На меня смотрел Ленин! Тяжёлым взглядом исподлобья. Конечно, не всё ещё было прорисовано, но работа впечатляла.
Надо сказать, что обычных ретушёрских портретов отец в день мог выполнить 4-5. Здесь же была совсем другая работа. Основательная, скрупулёзная, где каждый мелкий штрих долго выверялся по "первоисточнику". Процентов на семьдесят работу выполнял отец. Ближе к вечеру с "уточнениями" и доводками подсоединялась мама.
Я спросил у отца:
— Пап, а тебе очень комфортно, что сзади сидит человек?
— Ой, поначалу было даже страшно, — признался отец. — Но он сидит так тихо, даже не шелохнувшись, что где-то на третий день я вообще перестал его замечать. Представляешь, каждый вечер за ним приезжает машина, и он увозит с собой эту карточку. Он не оставляет её ни на минуту. Видимо, получил приказ ни на мгновение не выпускать её из виду. Приезжает с карточкой в девять, уезжает, когда начинает смеркаться, — ведь при искусственном свете с портретом не поработаешь. И сидит так весь день. Вообще не двигаясь. Почти не говорит, а отвечает односложно. Мама ему несколько раз предлагала перекусить, что-либо выпить. Он наотрез отказывался. Будто мы ему что подмешаем, усыпим его и что-либо нехорошее совершим с карточкой. Я лишь заметил, что когда я иду обедать, он достает из кармана какой-то бутерброд и им подкрепляется. Делает это тоже тихо, чтобы мы не заметили. Кстати, за неделю он только два раза отлучился на минуту в туалет. При этом с собой уносил и карточку. Это надо же быть таким служакой!
Работа близилась к завершению. Я чаще стал подходить к портрету и, по обыкновению, делать замечания, к которым отец, как ни странно, всегда прислушивался. Когда портрет был практически готов, я заметил отцу, что левый ленинский ус уж чересчур ярко-седой. Отец долго сверял нарисованное с фотографией.
— Нет, — сказал он. — Всё точно. Пусть так останется. Я ни на йоту не должен отходить от оригинала.
Однажды, вернувшись домой и по обыкновению открыв дверь в спальню, я не увидел ни портрета, ни молчаливого и всегда незаметного человека. Родители были на кухне.
— Что, сдали работу? — спросил я.
— Ой, как же мы устали, — отозвалась мама. — Приезжал их начальник, завернул портрет в бумагу и уехал.
— И ничего не сказал?
— А что он в этом понимает? Сказал "спасибо". Вручил нам 400 рублей, дал расписаться и укатил. Эпопея, вроде, закончилась.
Я подумал: 400 рублей для такой работы — много или мало? С одной стороны, средняя зарплата в то время составляла 100-150 рублей. Если с этой точки смотреть на оцененный труд — то немало. С другой стороны, работали без передыху два художника. Писали не кого-нибудь, а вождя всего пролетариата. С этой стороны — маловато.
Прошёл месяц. На звонок к телефону подошёл отец. Человек на проводе, убедившись, что говорит с кем надо, сказал: "Ваша работа принята правительственной комиссией. Получено разрешение на тиражирование". И повесил трубку. Уж чего-чего, а такого сообщения мы не ожидали. Мы не были обойдены вниманием. Сухо, но сообщение было точно доставлено адресату.
А через пару месяцев мы и так бы поняли, что работа родителей была одобрена: знакомый портрет разных форматов и оттенков заполонил все магазины города. Его продавали везде, где разрешалось реализовывать печатную продукцию. Тиражи, без преувеличения, были многомиллионными.
Такова история создания этого портрета. У кого ни спрашиваю, все уверены, что это отличная "живая" фотография. Да, фотография присутствовала, но видели бы они её! А если говорю, что это нарисовали мои родители, скептически кивают и чаще всего не верят...
Дом, страна, мир…
Дом, страна, мир…
Василий Касаркин
русская кухня Общество
о жизни и творчестве Елены Молоховец
10 мая исполняется 185 лет со дня рождения Елены Ивановны Молоховец (1831—1918), известной прежде всего как автор знаменитой кулинарной энциклопедии "Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве". Долгое время её имя было нарицательным для характеристики дореволюционной России, символом "обжираловки" привилегированных слоёв "высшего общества" на фоне голодающих "низов". Но даже выпущенная в 1939 году, а затем неоднократно переизданная "Книга о вкусной и здоровой пище. Наркомпищепром СССР домашней хозяйке" во многом основана на рецептах из книги Е.И.Молоховец, которую по праву можно признать национальным достоянием России — ведь кухня выступает неотъемлемым элементом культуры каждого народа. Впрочем, наследие Елены Ивановны одним-единственным шедевром не исчерпывается.
Неожиданный "подарок"
В 50-е годы XIX века энергичная и образованная (прекрасно знала латынь, церковно-славянский, польский, немецкий, французский языки, историю и культуру Европы и России, играла на музыкальных инструментах и сочиняла музыку) молодая красавица-дворянка Елена Ивановна Молоховец (в девичестве — Бурман) начала собирать и сама составлять рецепты приготовления различных кушаний. Нужно было обобщить и критически освоить литературу по кулинарному искусству своих предшественников и современников в России и за рубежом, внести что-то полезное своё и, самое главное, — испытать блюда на себе и своей многочисленной (девять детей да муж) семье. Основой её творчества были "Домострой" — литературный памятник середины XVI века, содержащий много сведений по русской кухне; поваренные книги Василия Левшина (Словарь поваренный, приспешничий, кондитерский, 1795; Русская поварня… 1816), Сергея Друковцова (Поваренные записки. 1783; Экономические наставления дворянам, крестьянам, поварам и поварихам. 1788), Екатерины Авдеевой (Ручная книга русской опытной хозяйки… 1844; Карманная поваренная книга. 1846) и др., а также западноевропейские поваренные книги.
Стол молодой хозяйки оказался настолько хорош, что к 30-летию Елены Ивановны преклонявшийся перед её красотой, обаянием и кулинарным искусством муж Франц Францевич Молоховец, по профессии — архитектор, а по неожиданной активности — гусар, способный на решительные поступки, решил порадовать спутницу жизни в день её ангела необычным подарком. Втайне он вместе с детьми собрал кулинарные рецепты любимой жены и издал их отдельной книгой "Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве" (Курск, 1861) с пометкой: "Составила г-жа Е.М-ц".
Триумфальное шествие
"Подарок" разошёлся стремительно. Книга требовала нового издания, и вскоре в дополненном и доработанном виде она — уже с полным именем автора, Елены Ивановны Молоховец — появилась в Петербурге. Так началось триумфальное шествие её по всей России, в 1866 году семья Молоховец переехала жить в Петербург. "Подарок" издавался чуть ли не каждый год, и к концу 1917 года выдержал 29 изданий общим тиражом более 300 тысяч экземпляров.
Кулинарный авторитет Молоховец стал непререкаемым настолько, что её книгу стали называть просто "Молоховец" — так же, как "Толковый словарь живого великорусского языка" Владимира Ивановича Даля именовали просто "Далем". Говорили: "Узнай из Молоховец". Стала она и объектом для шуток. Так, например, в 1884 году известный писатель-юморист Вл. Михневич выпустил книгу "Наши знакомые. Фельетонный словарь современников", где среди тысячи(!) блистательных имён того времени: С.П.Боткина, В.В.Верещагина, И.А.Гончарова, П.И.Чайковского, Л.Н.Толстого и многих других, — нашлось место также для Елены Молоховец: "Составительница довольно распространённой книги с несколько преувеличенными авторскими претензиями. Уверяет, что искусство приготовления пищи на огне ею впервые изобретено и что без руководства её книгой люди не знали бы, в какое место тыкать ложкой, и проносили бы всё мимо рта. На этом основании в каждой тарелке щей или каши, изготовленных не по её рецептам, расположена видеть контрафакцию (нарушение авторского права. — В.К.), а в каждом потребителе, который пообедал не по её книге и не подавился, — личного себе врага".
Как рассказывал мне правнук Льва Толстого, академик Российской академии наук Никита Ильич Толстой, проживший долгое время в эмиграции в Югославии: "В русской эмиграции книга Молоховец была настольной, мы зачитывались ею, она связывала нас с Родиной, а когда было трудно с продуктами, то иронизировали. Ведь у Молоховец можно было прочитать что-то вроде: "Когда дома у вас ничего нет, то спуститесь в подвал и возьмите большой кусок окорока…" Эти слова стали крылатыми среди интеллигенции России. Любителям мемуарной литературы широко известны и слова оказавшегося в эмиграции писателя Евгения Замятина: "В Париже — два наиболее ходовых автора: на первом месте Елена Молоховец, на втором — Пушкин…" Разумеется, феноменальный успех "Подарка" не мог не вызвать на русском книгопечатном рынке заметного контрафактного оживления. Изворотливые издатели, используя рецепты из книги Молоховец, стали выпускать свои книги под видоизменёнными названиями ("Полный подарок для молодых хозяек…", "Для подарка молодым хозяйкам…" и др.), а также фамилии, созвучные с Молоховец: Малковец, Малховец, Мороховец, Мороховцев, Малаховская и др. Если учесть эти контрафактные издания, общий дореволюционный тираж "рецептов от Молоховец" наверняка окажется выше миллиона.
Не только "Подарок"
Параллельно с совершенствованием и переизданием своей главной "книги жизни" Молоховец занималась написанием и публикацией новых книг и брошюр для семьи по кулинарии, народной медицине, сельскому хозяйству, домоводству, педагогике, истории России, библеистике и др.: "Простая общедоступная кухня", "Храм медицины", "Помощь врачам и врачуемым", "Русско-французские разговоры для детей", "Опыт истолкования XIV главы пророчества Исайи", "Ветхозаветная история Иакова и семьи его как прообраз истории христианства новозаветного", "Краткая история Домостроительства Вселенной с приложением карты, в красках" (переведённая на французский язык, эта работа получила диплом в Париже от Конгресса Общечеловеческого мира) и др.
В 1880 году в Петербурге вышел уникальный лечебник народной медицины Е.И.Молоховец "Русскому народу. Собрание гигиенических и полезнейших простых, домашних врачующих средств от различных болезней взрослых и детей". В считанные дни книга была раскуплена. Ведь, кроме традиционных врачующих средств, она содержала в себе массу народных представлений и советов по борьбе с различными недугами домашними средствами. Своё обращение к опыту народной медицины автор аргументировала так: "По причине громадного пространства нашей империи, нет никакой возможности иметь в каждой местности врача". Советы по народной медицине, к сожалению или к счастью, могут представлять определённый интерес и сейчас. Не на пустом месте у простого человека возникает желание жить и "самолечиться на подножном корму". И здесь апробированные временем народные представления, советы и практики порой могут пригодиться, ну хотя бы при попадании человека в критические ситуации вдали от города.
Ободренная успехом своего основного кулинарного детища, Елена Ивановна в 1878 г. присовокупила к 8-му изданию в двух частях часть третью (СПб., 1878, тип. д-ра М.Хана, 360 с.), где вводила читателя в энциклопедический мир российского домоводства и народной медицины. Она называлась длинно, но конкретно: "Домашнее городское и сельское хозяйство, гигиена и медицина". Там можно было найти три плана домов; "1000 полезных в домашнем хозяйстве советов: относительно стирки белья, чистки различных материй, шляп, перьев, перчаток, кружев, металлических вещей, зеркал, обоев, ковров, полов и мебели, вывода различных пятен, уничтожения насекомых, склеивания различных вещей, производства растительного масла, приготовления чернил, ваксы, мыла, душистой воды, помады, пудры и проч. 3000 домашних средств от различных болезней взрослых и детей и 1000 указаний на уход, откармливание и болезни домашних птиц и животных. Всего до 5000 номеров".
Конечно, многие домоводческие указания-советы Е.Молоховец сейчас устарели, но для "человека неленивого ума" (Цицерон), исторически настроенного, уважающего и любящего прошлое России, в частности, процессы её развития на бытовом уровне, они, несомненно, интересны и представляют большую культурно-историческую ценность.
В год разрушения Российской империи, двух революций, в Петрограде вышло последнее — 29-е (!) — прижизненное издание "Подарка" Елены Ивановны. А далее — тишина, какие-либо сведения о судьбе выдающейся русской просветительницы теряются. Известно лишь, что умерла она в бедности в декабре 1918 года и похоронена в Петербурге на Волковском кладбище.
Думаю, имя Е.И.Молоховец и её творчество являются неотъемлемой и весьма значимой частью истории нашей страны и русской культуры. Её память пора увековечить в Архангельске (месте рождения), Курске (месте первого издания "Подарка"), Санкт-Петербурге (где Елена Ивановна прожила более 50 лет и создала большинство своих произведений). А нашим производителям пищевых продуктов, кулинарам-рестораторам можно было бы подумать — хотя бы в русле импортозамещения — об учреждении премии имени Е.И.Молоховец за выдающиеся достижения в отечественном кулинарном производстве и искусстве.
Илл. Александр Додон. "Портрет Елены Молоховец" (2004), по фотографии, опубликован- ной в 1911 г. журналом "Семейные иллюстрации".
Контрапункт Кандинского
Контрапункт Кандинского
Галина Иванкина
живопись Салон русский авангард Кандинский Культура
выставка знаменитого авнгардиста в Третьяковской галерее
Велимир Хлебников
Забавная, но примечательная деталь: в кинофильме Тима Бёртона "Большие глаза" (2014), посвящённом художественным вкусам послевоенной Америки, арт-менеджер кидает фразу: "Наш зритель хочет видеть Кандинского и Ротко". Два значительных и непревзойдённых авангардиста XX столетия — родом из России. Им не просто подражали — их воспринимали родоначальниками почти всех направлений в беспредметной живописи. По иронии судьбы, в СССР — на родине явления — в тот момент шла непримиримая война с абстракционизмом и формализмом, а незабвенный Никита Сергеевич осыпал художников простонародно-базарной бранью… Всевозможные "-измы", порождённые русской революционностью, в 1950-х годах именовались "буржуазными и реакционными стилями", но что самое удивительное — сугубо западными поветриями…
В 2016 году мы отмечаем юбилей Василия Васильевича Кандинского (1866–1944) — основоположника и теоретика абстрактного искусства, одного из самых влиятельных мастеров XX столетия. Третьяковская галерея совместно с Эрмитажем подготовила проект, включающий экспонирование двух главных шедевров художника. Рассматривать Кандинского в отрыве от социально-эстетических переживаний эпохи — задача бессмысленная хотя бы потому, что в начале прошлого столетия возобладала практика "синтеза искусств", а цивилизационная парадигма была, как никогда, заряжена агрессией новизны. Здесь пригодятся и ноты Скрябина, и музы Хлебникова, и костюмы Экстер, и злобный футуризм Замятина. Сам Кандинский отмечал: "Всякое произведение искусства есть дитя своего времени, часто оно и мать наших чувств. Так каждый культурный период создаёт своё собственное искусство, которое не может быть повторено", а именно в ту пору общество громогласно требовало перемен — в России это осязалось намного сильнее, чем в Европе и Америке. Поэтому русский авангард считается одной из самых значительных вех в культурной жизни XX столетия. Мир накануне войн и революций мечтал о… самоубийстве, после которого должна возникнуть юная, здоровая цивилизация. Рушить, господа! Упразднять! Террор и пламень. Террор пламени. Новое родится из отрицания и погибели. Иногда стучится шальная мысль, что обе революции произошли только потому, что экзальтированный хомо-сапиенс неистово требовал смерти и — возрождения. Истерика и восторг. С одной стороны, сделалось популярным сущее, первозданное дикарство, не знающее тенёт и условностей, но с другой стороны — мыслилось о дерзновениях нового человека: у него появится сверх-чувство и над-сознание. Настоящее — уныло; прекрасно либо затерянное, мистическое "позавчера", либо фосфоресцирующее "послезавтра". Футуристы объявляли: "Прошлое тесно". Супрематист Малевич призывал "…вернуться к чистому действу". Поэт Волошин практиковал нудизм как освобождение от оков моды и системы. Студия архаического танца "Гептахор" транслировала "изначальное пантеистическое переживание". Кандинский утверждал: "Когда острый угол треугольника касается круга, эффект не менее значителен, чем у Микеланджело, когда палец Бога касается пальца Адама". (Это будет блестяще реализовано Эль Лисицким в плакате "Клином красным бей белых").
Итак, в Третьяковке выставлены Композиция №6 и Композиция №7. Всего два полотна, однако устроители полагают, что этого достаточно, ибо тут заключены все творческие коды Василия Кандинского. Обе работы написаны в 1913 году — в преддверии, в предвкушении войны. Сам художник писал, что все его полотна могут быть отнесены к одному из трёх видов: либо это импрессия — "прямое впечатление от внешней природы", либо — импровизация — "выражение процессов внутреннего характера", либо, как в данном случае, — композиция: "Здесь преобладающую роль играет разум, сознание, намеренность, целесообразность". Таким образом, композиция никогда не возникает спонтанно, просто так. Она является чем-то педантично выверенным, но вместе с тем "…решающее значение придаётся всегда не расчету, а чувству". Это было типично для авангарда — любая концепция максимально теоретизировалась, но в конечном зачёте все построения уводились от скучной схемы — к буйству эмоций. Композиция №6 — по словам самого мастера — символизирует вселенский Потоп. В этой волнующей сумятице красок — "грандиозная объективно совершающаяся катастрофа", но она, меж тем, "…есть …абсолютная и обладающая самостоятельным звучанием горячая хвалебная песнь, подобная гимну нового творения, который следует за катастрофой". Столкновение бело-розового, слабого, нежного суфле — с грубой красно-синей мощью: сознание человека всё ещё цеплялось за уютный рай Серебряного века с его дачами, бонбоньерками и сплином, но дыхание исторической катастрофы давило на нервы и вызывало к жизни пугающие ассоциации. Композиция №7 — это тема Апокалипсиса. Гибель. Но перевод слова "апокалипсис" — раскрытие, откровение, снятие покрова. Картины — предвестники. XX век врывался из пламени и дыма, из безумного хаоса войн и столкновений.
Композиция №№… Страсть к цифирным обозначениям: "Я, Д-503, строитель "Интеграла", — я только один из математиков Единого Государства. Мое привычное к цифрам перо не в силах создать музыки ассонансов и рифм". Единица — ноль, единица — вздор. Только "мы". Номера и цифры, королевство безупречной математики: "В бюллетене стояло: "На воздушной станции № 3 гражданка № 4372221 бросилась под воздушник и поднята без признаков жизни. Причины неизвестны". Это финал антиутопии Николая Фёдорова "Вечер в 2217 году". Вещь гораздо менее известная, чем замятинская "Мы", однако столь же зловещая. Дата написания — 1906 год. Уже тогда этого боялись и — предвосхищали. Свойство эпохи — нумеровать всякое проявление. Парадоксальный и живописный пример из, казалось бы, совершенно иной системы координат. Культовый аромат Chanel №5 — абстрактный, смешанный, в котором не выявлены изначальные мотивы — в своём роде дух времени. Согласно легенде, Коко просто выбрала пятую композицию из предложенных ей парфюмером Эрнстом Бо (кстати, он долгое время жил России и, безусловно, оказался ментально связан с русским авангардом). Однако Шанель не вздумалось расшифровывать сие творение — оно так и осталось пятым номером. Как и все "композиции" Кандинского.
Краеугольный камень всех авангардных концепций — восприятие искусства. Первая треть XX столетия ознаменовалась изучением возможностей психики и организма в целом. Темой дня сделались игры подсознания — именно оно, как выяснилось, управляет нашими реакциями. Процветали евгенические программы, говорилось об ускоренном развитии человечества, о триумфе свежей популяции, которая будет ощущать "мелодию сфер", "мириады оттенков" и даже транслировать свои мысли на любое расстояние. Кандинский отмечал: "И лишь при более высоком развитии человека всегда расширяется круг свойств, несущих в себе различные вещи и сущности. При таком более высоком развитии существа и предметы получают внутреннюю ценность и, в конце концов, начинают внутренне звучать. Так же обстоит дело и с цветом. При низкой душевной восприимчивости, он может вызвать лишь поверхностное действие, которое исчезает вскоре после того, как прекратилось раздражение".
Видеть, слышать, чувствовать. Смешивать цвет — с нотой, а ноту — с ароматом. Раскрывать суть. Недаром название экспозиции взято из теории музыки. Термин "контрапункт" часто использовался самим Кандинским — в приложении к художественным опытам. Грезилось, что современный человек научится не только видеть оттенок и форму, но и — слышать звучание той или иной краски. Также выявится второй, третий… десятый смысл музыки, танца, слова. По мнению Кандинского, "…красная киноварь звучит, как туба", а фиолетовый "…звучит несколько болезненно, как нечто погашенное и печальное. Оно подобно звуку английского рожка, свирели и в глубине вообще глубоким тонам деревянных инструментов, как фагот…". Александр Скрябин — теоретик и создатель цветомузыки — полагал, что нота не просто зависает в эфире, она должна иметь краску, след в воздухе, сполох. Генеральное свойство разума — синтез искусств и умений. Так возникали многочисленные идеи — например, эвритмия, сочетание особого гармонизирующего движения, напоминающего танец и пантомиму, с поэтической речью или музыкой. Педагог предлагал ученикам протанцевать стихотворение или изобразить жестами цвет. В уже упомянутой повести Фёдорова "Вечер в 2217 году" обсуждаются ароматические концерты. Автор доводит до абсурда модные идеи синтеза: "Сегодня ароматический концерт с программой из моих любимых номеров: "Майская ночь" Вязникова, "Буря" Уолеса, "Ромео и Джульетта" Полетти. Но мне не хочется уходить из своей комнаты. А славная эта "Майская ночь"… Ты помнишь? Вначале тонко-тонко проносится сырой и нежный запах свежих полей; потом нарастает густой и теплый аромат фиалок, и запах зелёных крепких листьев, и лесной гниловатый пряный запах". Во всём этом — пародия на актуальные рассуждения о сверх-чувствии: "Так и кажется, что идёшь, взявшись за руку, с любимым человеком по густому-густому лесу; а потом нежной и лёгкой тканью рассыпается аромат ландышей — острый и свежий аромат, аромат, от которого шире и вольнее дышится. В этом месте я готова кричать от восторга. Розы, царственные, пышные розы. Разгорается заря, сверкают капли росы. Чудо что такое! А "Ромео и Джульетта"… Что-то таинственное и жуткое в этих пронзительных кружащихся запахах вначале, потом они нарастают, становятся всё глубже, всё печальнее. Так и чувствуешь, что опускаешься в глубокий, едва освещённый склеп… А "Буря"? Ты любишь "Бурю"? Какие взрывы тяжёлых, падающих, как градины, запахов, сменяющихся быстро, бегущих и сталкивающихся! Восторг!"
…В 1900-1930-х годах много и обстоятельно писали о воздействии того или иного цветового нюанса на психику человека: приводились умные доказательства, строились занимательные программы, часть которых впоследствии будет применена в дизайне и рекламе. Один из номеров советского журнала "Современная архитектура" за 1929 год оказался полностью посвящён проблеме цветности и освещённости. В подзаголовке статьи конструктивиста Михаила Гинзбурга читаем: "Цвет со стороны психофизиологического воздействия на человека и на те или иные рабочие или бытовые процессы, им совершаемые". В тексте мелькают изумительные формулировки: "цветовая данность", "цветососуществование", "проблема свето-цвета".
Вернёмся, однако же, к Василию Кандинскому. Абстрактное творение замышлялось как передача эмоций и тезисов при помощи "звучащих" красок. Рассуждали так: зачем достигать точности отображения? — на то есть фотография. Современность требует от человека иных методов. Нужен ли "примитивный" реализм, когда новый разум должен сам выстраивать и достраивать живописный мир? Кандинский измышлял: "Зелёный цвет похож на толстую, очень здоровую, неподвижно лежащую корову…", тогда как осветление зелёной краски разом превращает её в молодую, звенящую силу. Из благодушной, тучной коровы — в сочно-весеннюю радость. И всё — движением кисти. Что же до старых форм, то Василий Васильевич был, как все его коллеги, прямолинеен: "Стремление вдохнуть жизнь в художественные принципы прошлого может в лучшем случае вызвать художественные произведения, подобные мертворождённому ребенку. Мы не можем ни чувствовать, как древние греки, ни жить их внутренней жизнью". К счастью (или к сожалению), Кандинский оказался неправ — уже в конце 1920-х годов во всём мире стал происходить разворот к неоклассике и реализму, который в иных случаях приобрёл шокирующие формы сюрреализма. Впрочем, не случилось и триумфальной эволюции человеческой натуры: на протяжении XX столетия развивалась, в основном, техника. Хомо-сапиенс не научился внимать шелесту звёзд и вдыхать аромат ноты "соль" в сиянии утренних лучей. Мы пошли иным путём. А Кандинский по-прежнему дивен, как всё революционное, независимо от времени.
: Empty data received from address
Empty data received from address [ http://www.zavtra.ru/content/view/muzon-192/ ].
И вокал уберите тоже!
И вокал уберите тоже!
Марина Алексинская
Салон Большой театр опера Культура
к премьере оперы «Дон Паскуале» на Новой сцене Большого театра
Фредерик Стендаль об искусстве оперы, жемчужине bella Italia.
Уже утих ветер романтизма — пьянящий, как запах розмарина. Уже рассыпался, как стекло, букетик выцветших фиалок на могиле Беллини. Уже рассеялись облака формы причудливых барочных бригантин над волнами Адриатики, и разве что имя Мадзони нет-нет да пронзит "Реквиемом" Верди, ещё вынудит припомнить, что, был такой писатель Мадзони, пылким поклонником которого слыл ещё и Доницетти! Гаэтано Доницетти, из плеяды титанов Италии, творец божественных "Лючии ди Ламермур", "Фаворитки", "Анны Болейн", а также сочинений духовной музыки, месс и ораторий. И не потому ли в искусстве оперы композитор с лёгкостью пера соединяет идеальное с реальным? Только и реальное овеяно чем-то таинственным, чем-то из мира чувств.
В 20-х числах апреля 2016 года Большой театр дал премьеру, оперу "Дон Паскуале" Доницетти. Но прежде чем заговорить о ней, мне хотелось бы вернуться к истокам…
1843 год, 3 января. Париж на сцене Итальянского театра впервые услышал "Дона Паскуале" Доницетти. Пожалуй, зал Итальянского театра еще никогда не видел столь блестящего собрания парижской знати. Сам Гаэтано Доницетти пребывал в зените славы, его лицо отличали мечтательность и благородство. Уже написаны значительнейшие произведения, что вызывают улыбку на устах и исторгают слёзы восторга. Состав труппы был подстать маэстро, высочайшим: Луиджи Лаблаш (бас, Дон Паскуале), Антонио Тамбурини (баритон, доктор Малатеста), Джованни Марио (тенор, Эрнесто) и Джулия Гризи (сопрано, Норина). Действие милой, в традицях комедии dell"arte оперы, происходит в Риме, в доме Паскуале. Артисты миманса: слуги, мажордом, модистки.
Взрывы аплодисментов сопровождали каждый номер, овации заставили Марио трижды повторить серенаду в саду, а появление Лаблаша (направляется к Норине с предложением руки и сердца) с лицом ребячливым, но при этом как бы оседая под тяжестью своего тучного тела, вызвали в зале дружный хохот. Щедрость Доницетти на самые разные интонации, то нежные, то необыкновенно серьёзные, то легкомысленно-игривые, но почему-то с печалью меланхолии — не знала себе равных. Успех "Дона Паскуале" назвали триумфальным. Публика отмечала первозданную свежесть вдохновения композитора, его искромётный юмор, тонкий и изящный, и долго еще смеялась над случаем, типично итальянским, как Доницетти в квартире Лаблаша, известной в Париже роскошью убранства и зваными вечерами (французы называли их "макаронными"), за тарелку макарон написал две страницы музыки. И эта музыка звучит теперь как хор в третьем действии "Дона Паскуале"…
Однако судьба немилосердна к гениям романтизма. Невидимые миру слёзы: Доницетти всё чаще угнетает головная боль, он стремится к уединению, и мысли о смерти не покидают композитора. Подкрадывалась коварная болезнь, что приведет Доницетти в заточение в Иври, в больницу для душевнобольных. Расплата за похищение райских звуков музыки, что могут рассыпаться росой лишь в кущах Эдема.
Так опустимся и мы с небес на землю.
Фасад Новой сцены Большого театра, афиша оперы "Дон Паскуале". Артист — дон Паскуале — в багровой, отороченной мехом профессорской мантии, и на его голове нечто… что вынуждает вспомнить Васю Бархатова, тоже режиссёра оперы Большого театра. В одном из интервью он честно признавался, что книг не читает, что нет в том необходимости, что просто на голове у него антенна, и эта антенна считывает сигналы из Космоса, которые и диктуют режиссуру того или иного "проекта". На голове дона Паскуале (продолжаем знакомство с афишей) тоже антенна. Ободок с двумя вверх торчащими пружинами с красными шариками в навершии.
Проходим в театр. Занимаем место в партере.
Если окинуть взором зал, то публика вокруг неслучайная. Истеблишмент процесса "окультуривания" и его духовные дети. Бьюти-трэвел-фэшн резиденты и директора, светские и театральные обозреватели влиятельных СМИ, it-girl и джетсеттеры, словно сошедшие с последних страниц Vogue, GQ, Tatler, Allure. Именно они в "сетях" и на страницах "гламурных журналов" о моде, еде, интерьерах "дольче виты" дают сегодня броскую, дорогую рекламу тому или иному культурному событию, формируют общественный вкус, оказывают влияние на формирование репертуарной политики Большого театра в том числе, обслуживая и лоббируя интересы своих западных боссов. Иначе говоря, та свита, что "делает короля".
В вечер премьеры "дона Паскуале" "король" — Илья Кухаренко, драматург, в прошлом редактор отдела культуры журналов Madame Figaro, Vogue, и Тимофей Кулябин — режиссёр-постановщик. Тот самый Тимофей Кулябин, фамилию частенько почему-то перевирают на Кулебякин, из-за которого в Новосибирске год назад разгорелся скандал. Митрополит Новосибирский и Бердский Тихон, православная общественность потребовали запретить "Тангейзер" в постановке Кулябина на сцене Новосибирского театра и балета. Либеральная — как это принято, подняла вой: "осанна Кулябину, узнику цензуры, яркому, новому notre genie!" (ещё вчера в таковых ходили Pussy Riot). Так Тимофей Кулябин проснулся знаменитым, а рейтинг его "Тангейзера" в "яндекс"-новостях бил рекорды.
Задумка режиссёра была такова: пусть главным героем оперы Вагнера будет Генрих Тангейзер, кинорежиссёр, и пусть он снимает кино о том, как Иисус Христос в гроте Венеры предаётся любовным утехам. Не знаю, получил ли Кулябин "Золотую маску"? Во всяком случае, в "безусловные лидеры современного российского театра" вышел.
Демократию Бернард Шоу назвал "воздушным шаром, который висит над головами и заставляет глазеть вверх, пока другие люди шарят у вас по карманам". Так вот, пока одни в рамках демократических преференций рассматривали дело "Митрополит и "Тангейзер", решали, есть или нет состав преступления в "картинке" — распятый между ног женщины Иисус Христос, а другие через оттопыренную нижнюю губу цедили: "процесс в Новосибирске — первый шаг в сторону истребления российского театрального генофонда", в Москве за Тимофея Кулябина случилась схватка! Марк Захаров и Владимир Урин наперегонки сделали Тимофею Кулябину ангажемент. Бизнес есть бизнес, и если театр прекратит извлекать выгоду из "скандалов, интриг и расследований", он перестанет существовать. "Новаторская постановка имеет успех у критиков: они пишут взахлёб, какое новое и замечательное решение придумал Большой театр", — цитирую Владимира Урина.
Очевидно, премьера "Дона Паскуале" Доницетти от Тимофея Кулябина обещала "бомбу", сенсацию 240-го сезона Большого театра. Как это у Пушкина: "зимы ждала, ждала природа"…. Заждались! Соскучились и Большой театр, и публика из "гламура" по акции радикально отважной, геройской, что задаёт жестом Норины оплеуху не только дону Паскуале, но старику Доницетти и всей этой "вате".
Большой театр дал занавес.
Но что-то пошло не так.
Поделиться книгой: