Союз нерушимый

-Какие дополнительные меры предусматриваете на период ходовых испытаний?

-Собираемся вывести на боевые позиции эскадру патрульных дирижаблей и практически перекрыть морскую границу.

-Думаю, это правильно. Решение утверждаю.

Фрунзе вновь повернулся к окну и надолго замолчал. 'Прав адмирал, все уже давно обговорено и продуманно, нечего лишний раз дергать людей и так у всех нервы на пределе. Госбезопасность тоже не зря свой хлеб ест, запустили такую дезинформацию, что в британском адмиралтействе чуть животы не надорвали от смеха - русские выжили из ума и заняты строительством тяжелого ледокольного флота с артиллерийским вооружением для защиты своих ледяных пустынь. Демонстративно открыто велись переговоры с правительством Муссолини о закупке в Италии недостроенных крейсеров для Черноморского флота. Окончательно внимание Британии и Франции от Северодвинска должна была отвлечь публикация статей договора между Советским Союзом и Турцией о передаче в аренду сроком на 99 лет береговых укреплений и баз на восточных берегах Босфора и Дарданелл. И невдомек британским лордам, что договор был заключен еще в 1929. Доверительно-дружественные отношения между Фрунзе и турецким лидером Кемаль-пашой, возникшие в бытность Фрунзе главным военным советником во время турецко-греческой войны. Традиционно сильное влияние на Турцию со стороны Германии. Все это позволило заключить межгосударственное соглашение о военном и политическом сотрудничестве и взаимопомощи между Советским Союзом, Германией и Турцией. В силу особенностей международной обстановки все протоколы соглашения были засекречены и подлежали публикации только с взаимного согласия сторон. И вот это время пришло. Русский флот в Средиземном море! Все, ныне покойные лорды адмиралтейства, наверное, не раз перевернутся в своих фамильных склепах. Сбывался кошмар Британии - флот вероятного противника на расстоянии суток форсированного хода от Суэцкого канала. То ли еще будет, господа! Один очень умный и проницательный человек, идеолог викторианской Британии - Гомер Ли, еще в 19 веке сказал: 'Тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, будет днем гибели англосаксонской гегемонии'. Первую часть его пророчества мы выполнили. Скоро возьмемся за выполнение второй. Мы умеем создавать и реализовывать не только пятилетние планы развития экономики, но и планы политические, даже, как сейчас модно говорить - геополитические.

Совещание в обкоме затянулось за полночь, но на следующее утро нарком был, как всегда подтянут, бодр и полон кипучей энергии.

Ночью прошел дождь, и теперь свежий ветер с моря гнал по лужам мелкую рябь. На море разгулялась волна, но в закрытой природными и искусственными волноломами гавани было спокойно. Окончательная сборка линкора проходила в специально построенном сухом доке. Уникальное сооружение, не имеющее аналогов в мировом кораблестроении. Размеры дока поражали, поскольку он был рассчитан на прием не только линкоров, но и авианосцев. Спустившись по многочисленным лестничным пролетам, нарком оказался стоящим перед круто нависавшим форштевнем корабля. Он видел этот корабль в чертежах, видел модель, видел стоящим на стапеле, но сейчас впервые увидел его во всей грозной красе. Чудовищный остров, из лучшей бронированной стали, нависал над ним крутыми бортами, создавая невероятное ощущение. Обойдя корабль по кругу, иногда проводя ладонью по обжигающе холодным стальным плитам, Фрунзе вновь проделал длинный путь по лестничным маршам, на это раз вверх. Слегка запыхавшийся он стоял у ограждения дока. Даже отсюда, с высоты, корабль было невозможно окинуть одним взглядом. Уходящая на тридцатиметровую высоту боевая надстройка своей мачтой, казалось, задевала низкие серые облака.

Пора было начинать торжественный митинг. Быстрым шагом Фрунзе взошел на специально приготовленную для этого торжественного случая трибуну, на несколько секунд остановился, что бы перевести дыхание и сделал последний шаг к зажатой в проволочные расчалки коробке микрофона.

-Дорогие товарищи! Кораблестроители и краснофлотцы! От лица партии и Советского правительства, от всего Советского народа - огромное вам спасибо! Спасибо за труд ваш, равный ратному, за терпение и настойчивость в достижении поставленной перед вами цели. Сегодня мы производим спуск на воду грозного боевого корабля - первенца нашего Советского океанского флота. Корабля, равного которому, в настоящее время, нет на просторах мирового океана. Корабля, которому суждено стать флагманом ударного соединения. Да, мы вынуждены тратить огромные деньги на создание нашей армии и флота. Деньги, которые можно было использовать на создание домов и больниц, детских садов и домов культуры, театров и парков, для повышения благосостояния всего нашего великого народа. Вынуждены!

Фрунзе сделал паузу, словно задумался, говорить ли дальше то, что собирался. Наклонился вперед, отершись руками на края трибуны, и намного тише, но мощные громкоговорители разнесли его слова надо всей заводской площадью, по всем помещениям линкора и цехам завода, продолжил.

-Западные державы, страны бывшей Антанты, никогда не потерпят существования мощного самостоятельного государства, правопреемника Российской империи. Нашего Советского государства. Успехи нашей страны пугают их до ночных кошмаров. Западная цивилизация зашла в тупик. Она может развиваться только путем грабежа народов, природных богатств и ресурсов. Их экономика постоянно требует новых рынков сбыта. Существование нашей страны для них невыносимо, ибо мы идем по другому пути, пути создания духовных ценностей, а не только материальных, путем совершенствования человека, а не его отупения и оглупления. Мы продолжаем традиции великого Русского народа. Страна Пушкина, Толстого, Гоголя, Ломоносова. Страна, давшая миру десятки выдающихся философов и художников, математиков и поэтов. Страна несметных природных богатств и огромных территорий. Она всегда вызывала и вызывает чувство зависти и страха. Ни разу за всю свою историю Россия не вела захватнических войн. Мы всегда защищали свою землю, свой дом от иностранных грабителей. Но не зря в народе ходит поговорка - 'На воре шапка горит' - эти международные воры в законе изо всех сил пытаются навязать всему миру миф о советской угрозе. Россия и Советский Союз никогда не были агрессорами и не будут. Но мало дать отпор зарвавшемуся врагу. Его надо гнать до его собственного логова и там добить. Добить так, что бы у него и мысли не могло возникнуть вновь напасть на нашу Родину! И ваш героический труд по созданию флота служит делу защиты Родина. Даёт возможность нашей Советской (вот оно и вырвалось!) армии и Военно-морскому флоту разгромить врага везде. В любой точке Земного шара! Откуда бы он ни выполз! Да здравствует наше великое государство! Наш великий советский народ! Народ труженик! Народ созидатель!

Фрунзе выпрямился и вскинул правую руку к козырьку фуражки, отдавая честь всем присутствующим на заводской площади. В ответ площадь буквально взорвалась громом рукоплесканий и криками 'ура'. Директор завода взмахнул рукой, в доке открылись кингстоны, и потоки морской воды стали стремительно его заполнять. Над заводом и площадью установилась напряженная тишина. Прошло десять минут, и огромный корабль вздрогнул и приподнялся над удерживавшими его кильблоками. Еще несколько минут, и гигантские створки дока медленно разошлись в стороны, открывая кораблю путь в родную для него стихию. В это момент Надежда Попова, бригадир маляров, с силой метнула бутылку шампанского. Громкий хлопок, и по свежее окрашенному борту расплылось пенистое пятно. 'Ура' звучало не переставая. Над площадью взлетали вверх кепки и рабочие шлемы. Красавец линкор отправился в свой первый путь, пока с помощью портовых буксиров. Предстоял еще длительный период отладки оборудования, пробная прокрутка винтов, потом выход на ходовые испытания и учебные стрельбы и только после окончания этих процедур сдача корабля флоту. Но все равно, момент был волнующим, и многие рабочие украдкой вытирали непрошенную слезу. 'Российскому флоту быть!' - говорил в свое время Петр Великий. 'Советский флот есть!' - мог бы ответить ему сейчас Фрунзе.

Пантюшин.

Странная угловатая конструкция, установленная на четырехколесном шасси, дёрнулась и замерла. Потом внутри у неё что-то загудело и она начала медленно поворачиваться, пока не остановилась в одной ей понятном положении. Похожие на длинные и узкие уши антенны по бокам конструкции качнулись и провернулись, установившись под углом одна к другой. Через некоторое время внутри конструкции раздалось тихое бульканье и шуршание. В маленьком павильончике, от которого к конструкции тянулся толстый ребристый кабель, замерцал бело-голубым светом квадратный экран индикатора. Наступившую внутри павильона, куда набилось человек пятнадцать, мертвую тишину нарушал только шорох вентиляторов охлаждения и пощелкивание невидимых за панелями реле. Наконец, оператор в гарнитуре с микрофоном, застывший с напряженным лицом перед экраном, хриплым голосом не сказал даже, каркнул:

- Есть! Вижу цель!

Раздавшийся вслед за этими словами дружный рёв чуть-чуть не развалил павильон. Потом люди выскочили наружу и просто вопили от радости, подбрасывая вверх шапки и прыгая как дети, несмотря на то, что многие из них были уже вполне солидными людьми. В этом многоголосом гаме совершенно не слышны были слова оператора:

- Азимут... Дальность... Высота...

И только совсем молодой парень, до этого маячивший снаружи у дверей павильона, медленно брел по снегу в сторону. Потом уселся прямо в снег и поднял голову к ясному зимнему небу. Победа! Да, это была победа. Но господи, боже мой, чего же она ему стоила?!

Становление молодого инженера Пантюшина происходило стремительно. Как, впрочем, и многое другое в той стране, в которой он жил. Время было такое, стремительное. Стране Советов требовалось срочно преодолеть то отставание, которое 'подарила' ей 'Россия, которую кто-то потерял'. Последнего царя, Николашку второго, совершенно не интересовала вся эта чепуха с производством и технологиями. Нет, ну и не надо, Европа поможет, купим. Заплатим хлебом, не оголодаем, небось. А потом еще гражданская война и разруха. Поэтому народ, поверивший новой власти, жил стремительно - стремительно учился, стремительно строил, стремительно делал, ясно понимая, что времени на раскачку нет - если страна не успеет окрепнуть, обязательно придёт Антанта. А этих 'благодетелей' люди уже видели и, пока, не забыли, чего они стоят и зачем приходят. Если такое вообще возможно забыть.

Так и с Пантюшиным, всё происходило стремительно. Та случайная встреча с Лосевым явилась спусковым механизмом в его инженерной карьере. А что карьера? Нормальное слово, если под ним понимать стремление сделать больше для страны и народа, а не 'карьерную лестницу' к 'положенным' благам. За полгода, прошедшие после первого посещения Нижегородской радио-лаборатории, Андрей дослужился до должности старшего лаборанта за штатом. 'За штатом' - потому, что оставить завод и бригаду было выше его сил. Разве можно 'оставить' семью? Поэтому после смены он бежал в ставшие уже привычными кабинеты трехэтажного здания лаборатории, бывшего общежития семинаристов.

С этим зданием, кстати, была связана одна история, которую со смехом ему рассказывали сотрудники. Когда в 19-м году это здание переходило под нужды лаборатории, оно не пустовало. Хотя семинаристы большей частью разбежались, но пол-этажа занимали какие-то монашки, а на двух верхних жили увечные солдаты первой мировой и японской, оставшиеся без попечения. Ну, с монашками вопрос решился просто - им в темном коридоре продемонстрировали работу установки Тесла (трансформатора высокого напряжения), после чего монашки просто сбежали, не вынеся соседства с 'бесовщиной'. А инвалидам подыскали подходящее помещение и финансировали их переезд. Не важно, на какой войне воин получил свои раны, главное, он их получил ради Отечества, поэтому никакой русский человек не может вышвырнуть убогого на улицу, словно ненужную тряпку. А если ты пнул инвалида и отбросил как отработанный материал, то ты не русский. Ты вообще не человек.

А потом съезжались в новое здание вместе с семьями (кто успел обзавестись) и оборудованием из разных мест - Твери, Казани, Москвы и Питера. И ведь какие люди съезжались! Бонч-Бруевич, Лебединский, Селиверстов, Шапошников, Остряков, Вологдин, Шорин. И молодежь, вроде того же Лосева. Начало было хорошим, но потом... В тот день, когда Пантюшин узнал подробности реформирования лаборатории, он работать не смог. Отпросился у Острякова, под чьим началом работал, и ушел на берег Оки, где и просидел в одиночестве до самого вечера. Не мог никого ни видеть, ни слышать. Злость требовала выхода, но он просто сидел и смотрел на неторопливо текущую воду. А что еще он мог сейчас сделать? Того, что случилось, уже не поправить, но переломить ситуацию в выгодную для страны сторону, можно было попытаться. Нужно было попытаться. Тем более, что расхождения с известной ему историей имелись. В это время был уже расстрелян, не успевший стать наркомом почт и телеграфов, И.Н. Смирнов. В 'его' время успевший занять этот пост и бывший одним из лидеров так называемых 'капитулянтов'. Главной же целью, которую ставили перед собой эти троцкисты - 'капитулянты', была полная сдача (капитуляция) Советской России перед Западом. Сдача, путем полного развала экономики, науки и техники, то есть того, что и делает страну сильной. Андрею, вдруг, пришло в голову, что на 'почтах и телеграфе' в Советском Союзе успели 'отметиться' все будущие 'невинные жертвы' - Ягода, Рыков, Халепский, Берман... 'Да что ж им тут, в связи, мёдом намазано что ли? А, впрочем, чему удивляться? Связь, передача и обмен информацией - основа нормального современного общества. Поэтому и лезли сюда все эти 'капитулянты', стараясь нанести удар по одному из самых слабых мест. 'Святой великомученик' Коля второй, сотоварищи, связь в России отдал на откуп англичанам, французам, да голландцам. Это понятно, какому-нибудь 'товарищу министра почт' всяко приятно по англиям - голландиям покататься. Да презентов от них получить. А с этих 'поповых' что возьмешь? Нет, не 'шестидерасты' эту байду придумали! Им на это мозгов не хватит. Просто с удовольствием переняли эту гнилую привычку, да к новым условиям приспособили. А уж потом вообще понеслось-поехало. Но ничо, это мы еще сильно посмотреть будем, кто кого'. И еще один момент Пантюшин не мог понять. Это роль во всей этой 'реформации' радиодела Куйбышева. Валериан Владимирович всегда был верным и последовательным сторонником Сталина и, заняв пост председателя ВСНХ, твердо проводил сталинскую политику индустриализации. Твердо и последовательно. И вдруг такой афронт с радиосвязью. У Андрея постепенно появилась мысль, что фактически разгром Нижегородского радиотехнического центра, выразившийся в передаче НРЛ Тресту заводов слабого тока с последовавшим затем слиянием с ленинградской ЦРЛ, Куйбышеву был подсказан. И подсказан через первую жену, урожденную Евгению Соломоновну Коган. А чему удивляться, если в ЦРЛ всей технической политикой заправляли берги и шмулевичи? Да и в самом наркомате пока еще хватало сторонников привлечения зарубежной техники. И как не называй Бонч-Бруевич лампы своей конструкции 'пустотными реле', всё равно в документах наркомата они называются 'катодные реле для французских усилителей'. Французских, черт их подери! Как привыкли при 'царе-батюшке' перед заграницей пресмыкаться, так и при новой власти продолжали. Одно из подтверждений этому идиотскому подражанию Западу Пантюшин видел и у себя на заводе. 'Красное Сормово' строило подводные лодки для возрождающегося советского флота. Нужное дело, своевременное. Но почему за основу взяли 'англичанку', пресловутую L-55? Ведь были и остались, уцелев в мировую и гражданскую, бубновские лодки, знаменитые 'Барсы'. Не хватает знающих кадров? Чушь! Остались специалисты, никуда не делись и умение не растеряли. Или кое-кто считал, что русский человек способен только слепо копировать то, что сделано на 'просвещенном' Западе? И этот 'кое-кто' носил фамилию Берг, известный тем, что в первую мировую служил у англичан именно на английских подлодках, пока не перевёлся на 'Барсы'. Так у кого не хватило мозгов разобраться в конструкции бубновских лодок - у рабочих и мастеров, которые их строили или у будущего адмирала? А в период организации Треста именно Берг определял техническую политику в области радио. Переквалифицировался, так сказать. В итоге, вместо центра развития советской радиотехники, появилась Центральная военно-индустриальная радиолаборатория (ЦВИРЛ) с ограниченным кругом задач и возможностей. А вся техническая политика и пути развития и совершенствования советской радиотехники определялись теперь неизвестно кем. Сделано это было хитро, поскольку во главе радиодела в Тресте стоял в момент реорганизации некто Шулейкин, абсолютно далёкий от практики учёный. Честно говоря, невольный подарок всем любителям хорошо пожрать на халяву, сделал В.И.Ленин, когда написал: "Дать возможность всем вообще радиотехникам бесплатного производства опытов и изысканий". Но Ленин-то знал, о ком писал, а воспользовались ленинским пожеланием шустрые ребятки из местечек. И некоторое время на каждого бонч-бруевича приходилось по десятку минцев. После 27-го им резвость поприжали, но, черт возьми, сколько же было потеряно и утрачено?!

За соседним с Пантюшиным столом в лаборатории работал Боря Грабовский. Многим ли в 'то' время была известна эта фамилия? А между тем, это был (и есть пока, к счастью) изобретатель 'телефотома', прообраза современного Рыбному телевизора. Система Грабовского включала в себя всё - усилители на электронных лампах, генераторы развертывающих напряжений, устройства синхронизации. Куда же делся 'телефотом'? А не знает никто - вся документация на систему просто не вернулась к автору из ЦБРИЗ (центрального бюро рационализации и изобретательства) при ВСНХ СССР. В 'изобретательстве и рационализаторстве' неизвестному автору было отказано, а техническая документация оказалась 'потерянной'. 'Нет, ребята, в этот раз у вас ничего не прокатит. Сегодня у этого потомка обрусевших, или правильнее 'обукраинившихся', шляхтичей есть все шансы стать изобретателем телевидения. И не только телевидения, а вообще способа передачи изображения на расстояние без проводов. Тем более, что они уже 'нашли' друг друга со Зворыкиным. А Шорин с его радиотелеграфом? Нет, ребята-демократы! Не светят вам факсы с принтерами, по-русски назовем наши изобретения. Не будет вам никаких радаров, локаторы будут. Радиолокация была, есть и останется русским, советским изобретением. Костьми лягу, а не сдамся! Черт, вот только с возрастом немного не повезло. Ну, это дело поправимое. В это время взрослеют быстро. А уж школу подковёрной борьбы с вашими потомками я прошел такую, что вам и не снилось. И я, в отличие от вас, знаю, что и чем закончится. Но вот, что интересно - в чью светлую голову, пришла идея организовать при Совнаркоме Высший технический совет? И не просто организовать, а пригласить в него людей, делом доказавших, что умеют и хотят приносить пользу стране. Неужели кто-то из мужиков сработал? Или это следствие начавшихся изменений? Да какая, в сущности, разница - будем пользоваться тем, что есть и что работает. И, в целом, неплохо работает. В правильном направлении. Ну, ребята, драка начинается! И победа в этот раз будет за нами. На этот раз навсегда'!

Глава - 3.

Родин

Что спасло Чжанцзякоу? Мастерство и отвага советских летчиков? Да, безусловно. Счастливое стечение обстоятельств? Не без этого. Но даже все это вместе взятое могло не помочь. Свыше ста бомбардировщиков - это сила, с которой раньше сталкиваться не приходилось. Да и погода была явно на руку 'китайцам'. Почему в кавычках? А где вы в Китае такое количество подготовленных экипажей видели? Многослойная облачность с редкими окнами надежно скрывала рвущиеся к городу эскадры. Так что же спасло Чжанцзякоу? Радио! А если точнее РЛС и надежная радиосвязь.

Впервые о появлении на их участке фронта РЛС Родин узнал недели три назад. И впал от этого известия в полное обалдение. Мало того, что РЛС, так еще и передвижная, смонтированная на бронепоезде. Почему-то, сразу вспомнился бородатый анекдот про рацию на бронепоезде. Конечно, это была не загоризонтная установка конца двадцатого века, но, тем не менее, вполне работоспособная техника, способная при правильном применении изрядно облегчить жизнь летучему племени. Правда, как и к любой новинке, к РЛС сначала отнеслись с большим недоверием. Привыкли летчики полагаться в небе на себя и своих штурманов. А тут в дело вмешивается земля! Но ничего, постепенно стали привыкать. А этот сентябрьский день расставил все точки.

Британские и американские советники все рассчитали правильно, и время вылета, и погодные условия, и то, что большинство наших истребителей было задействовано именно на фронте, а не на охране Чжанцзякоу который являлся главной базой группировки советских войск в Китае. Вот только наличие системы раннего оповещения для них оказалось полным сюрпризом. Идущие на разных высотах армады бомбардировщиков были засечены РЛС почти за сто км. Командование сориентировалось тоже на удивление быстро. И в воздух было подняты все наличные силы. В том числе и те, которые могли долететь с фронтовых аэродромов.

Родин узнал о налете, находясь в воздухе. С рассветом, он во главе девятки ходил на бомбежку китайского укрепрайона, и теперь облегченные машины, набрав высоту, шли домой. Оповещение с земли о количестве самолетов противника он сопроводил весьма цветистым оборотом. А потом пришло решение. Решение, навеянное знаниями другой жизни. Атаковать бомбардировщики.

Во время ВМВ немцы с успехом использовали свои Юнкерсы-88 как тяжелый истребитель. А чем СБ-2 хуже? Да ничем! Тем более, что запас топлива есть, а боекомплект не израсходован. Заодно и проверим, насколько хорошо РЛС работает. Осталось только начальство убедить, что у него, капитана Родина, крыша не поехала. Ну, убеждать он умел. Так что, через несколько минут непредусмотренных ни какими правилами переговоров в эфире, он получил канал связи с РЛС. Уточнили курс, высоту и скорость противника. Штурман быстренько сделал расчет. Замечательно! Успеваем. Связался с экипажами девятки и объяснил им свою задумку.

Собственно, весь его расчет строился на значительном преимуществе в скорости и вооружении. А так же на возможностях локатора.

Подойти на высоте, над облаками. Используя наведение РЛС, со снижением зайти в хвост ударной группе. Атаковать ее, используя огневые возможности штурманской и нижней огневых точек. На скорости уйти под бомбардировщики и добавить им в этот момент еще из верхних установок. Используя полученную за счет снижения скорость, обогнав противника, с разворотом набрать высоту и опять на снижении, ударить в лоб.

На словах все красиво. Посмотрим, что получится.

А получилось даже лучше, чем ожидал. Операторы на РЛС не подвели, и девятка Родина вывалилась из облаков метров за четыреста от летящих какой-то неправильной кучей бомбовозов. Сначала Сергей подумал, что уже успели отличиться истребители, но потом сообразил, что Overstrandы только что тоже вышли из верхнего слоя облаков и просто не успели собраться. Оценивая обстановку, Сергей еще успел с сожалением подумать, что их навели на эту кучу пережившего свой век старья, а серьезный противник, наверное, ушел вперед. Но и эти бипланы, несущие до 700 кг бомбовой нагрузки могли натворить дел. И поэтому - 'Атака'!

Моторы ревут, отдавая все свои две с половиной тысячи лошадиных сил. Скорость уже перевалила за пятьсот и нелепые силуэты, с торчащими в обтекателях колесами, стремительно приближаются.

Взгляд по сторонам и в зеркала заднего вида. Свои все на месте. Хорошо идут ребята! Расстояние двести метров. 'Пора'. И летит в эфир команда: 'Огонь'!

Двадцать семь пушек, да в умелых руках, страшная сила. Двух - трех снарядов хватает, чтобы Overstrand начал разваливаться в воздухе, а от удачного попадания и просто исчезал в пламени взрыва от собственных бомб.

Поднырнули под строй, и тут чуть не попались. Видеть почти одномоментную гибель сразу девяти машин, только что шедших радом с тобой, и продолжать полет к цели, для этого надо иметь железные нервы. А ведь это только одна атака! Впереди наверняка будут еще. И поэтому - бросай бомбы и спасайся, кто может! Вот под такую бомбежку, Родин со своими орлами, чуть и не попал. Но, Бог миловал. Их миловал. А для лимонников сегодня, наверное, был 'день открытых дверей' в аду. Стрелки верхних башен не преминули воспользоваться представившейся возможностью и лупили по неторопливо проплывавшим над ними Overstrand-ам на всю катушку. Так что когда, следуя плану, СБешки развернулись для повторной атаки, атаковать оказалось некого. Из тридцати бомбардировщиков, судя по донесениям, уйти, удалось, наверное, только десяти, да и то, не известно в каком состоянии.

'Здесь нам больше делать нечего! А что там с остальными группами?' - но с поста РЛС уже сообщают, чтобы выходили из боя и не мешались истребителям. 'И то верно. А то ребята там шустрые. Могут в горячке и звезд не заметить. Мы им помогли - пора и честь знать. Нас уже дома заждались'.

Дома ждали. Да еще как! Из кабин на руках выносили. Полынин что-то восторженно орал и все норовил толи обнять Родина, толи сломать ему шею. Лишь выбравшись из круга восторженных однополчан, Родин смог спросить Полынина об остальных бомбардировщиках рвавшихся к Чжанцзякоу.

-Да упокойся ты, успокойся. Отбили налет. Прорвались несколько фанатиков, но отбомбились не прицельно, в основном по окраинам. Больше пока информации нет. Ты лучше расскажи, как же это вы умудрились лучше истребителей сработать?! Хоть в общих чертах. Подробнее за ужином расскажешь.

Вылетов на сегодня больше не было. Поэтому можно было спокойно осмотреть самолеты. Подготовиться к завтрашним полетам. Осмыслить то, что произошло сегодня в небе. Да и к ужину подготовиться не мешало бы. Техники уже проговорились, что намечается что-то выдающееся.

Вот только вместо веселья получилось нечто совсем другое.

Бомбовый удар по окраинам Чжанцзякоу накрыл санитарный состав. Советский состав. Почти триста раненных и весь персонал погибли. Командование японских войск в Китае и лично император Хирохито выражали соболезнования. Но от этого легче не становилось. Этих 'цивилизаторов' не остановили ни красные кресты на крышах вагонов, ни то, что поблизости не было ни одного военного объекта. Одновременно другая группа бомбардировщиков со знаками китайских ВВС на крыльях, но управляемая англичанами и американцами, нанесла удар по Баодину, еще в прошлом году захваченному японцами. В Баодине вообще не было ни заводов, ни воинских частей! Только госпитали и комендантская служба. Город горел. Горел страшно, как могут гореть города, в которых 90% домов деревянные. И тушить его было некому.

Страшную весть привез полковник Танаги, командир базировавшего по соседству японского авиасоединения. Родин смотрел на невысокого, но словно скрученного из канатов японского офицера. Слушал его суховатую, без внешних признаков эмоций речь. А как же по-другому? Самурай, он и в Африке - самурай. Вот полковник вынул из-за отворота мундира скрученный трубочкой лист рисовой бумаги и начал нараспев читать. 'Хоку. Песнь по погибшим. Вот как нам довелось встретиться полковник Танаги. В воздухе были рядом. По одним объектам работали. Да и на земле всего в десятке километров друг от друга были. А встретились только сейчас'.

Летчики, штурманы, стрелки, все кто собрался на праздничный ужин, а теперь слушали японского офицера, находились в каком-то оцепенении. Слишком резким оказался переход от праздника к скорби. И ведь скорбели и переживали искренне. Это для Сергея, привыкшего в своем мире и времени к крови и ненависти, все произошедшее было делом на войне вполне обычным, а для остальных - это было чем-то из ряда вон выходящим. Этот мир еще не знал ни бомбардировок Дрездена, ни Хиросимы. Здесь ещё не было кошмаров Вьетнама и ракетно-бомбовых ударов по сербским городам. Здесь не было Великой Отечественной войны - и дай-то Бог, никогда не будет. Умышленное массовое убийство мирных жителей и раненных! Это не укладывалось в сознании. В это было просто невозможно поверить!

Массовый ступор закончился массовым же митингом. Способность и потребность устраивать митинги по любому поводу до сих пор поражали Родина, не смотря на всю его адаптацию к местной реальности. Это наследие предков, пошедшее от народных собраний и вече? Или появившиеся возможность и право совместно обсуждать важнейшие вопросы и давать им свою оценку? Этого он до сих пор так и не понял. Хотя и участие принимал, и речи толкал, и резолюции подписывал. Но сейчас появилась возможность вполне обоснованно в этом не участвовать. Ведь надо кому-то и за гостем присматривать! Тем более что Сергей был единственным в бригаде, кто не только научился понимать японцев, но и даже мог немного говорить на языке божественной Ниппон. То, что он не освоил японский в совершенстве, с его-то возможностями памяти, объяснялось элементарной ленью и плохо скрываемым желанием со всем миром говорить только на своем родном, великом и могучем. Хотите, мол, с нами общаться - учите, не хотите - ну и Аматэрасу с вами!

Обменялись с полковником, который до этого с видом краснокожего вождя, по крайней мере, с той же невозмутимостью, наблюдал за происходящим, положенными поклонами и приветствиями. Некоторое отступление от установленных правил было награждено искренним удивлением полковника. Бледнолицый заговорил! Он не только говорит, он еще и двигаться умеет! Но шутки - шутками, протокол - протоколом, а два летчика всегда найдут общий язык. Небо - оно ведь объединяет. Оно одно на всех. И те, кто в это небо поднялся не по приказу, а по зову сердца - родственные души, на каком бы они языке не говорили. Хотя вцепляться друг другу в глотки и рвать на части, в этом же самом небе, это им не мешало.

Танаги был личностью интересной. Командир отдельной авиабригады четвертого авиакорпуса армейской авиации. Так сказать, потомственный самурай, черт знает в каком поколении. А это имело в процессе общения свои и плюсы и минусы. Плюсом являлась необходимость вежливо поддерживать вежливо начатый разговор. Минусом - отношение к белым вообще, и к русским в частности. Этакое тщательно скрываемое высокомерие. Все-таки победа в русско-японской войне начала века сформировала у японцев чувство превосходства над 'северными варварами'. И даже поражение в молниеносной маньчжурской компании это отношение сильно не изменило. Потребовалось время и совместное участие в боях против общего врага, чтобы что-то начало меняться. Чтобы даже такие упертые самураи как Танаги, стали понимать, что русские уже не те, что были в начале века. И Россия уже не та. Ну что поделать, если не хотели и не умели японцы понимать других аргументов кроме силы. Силы оружия, силы духа, силы народа. Кокутай - так вроде у них это обзывается. Не зря они столько времени прогибались перед америкосами. В Японии слишком хорошо помнили бомбардировку прибрежных городов, которую им устроил коммодор Перри. Помнили и улыбались сквозь стиснутые зубы. Ничего, скоро отольются кошке мышкины слезки. Кокутай!

А Сталин поступил мудрее. Да, мы показали силу. Но показали ее, защищая своё! Если нам мешали - то мы убивали. Но не унижали. И мы не стали навязывать свою волю, хотя и могли (почти сто тысяч пленных это о-го-го!), мы предложили раздел сфер влияния и договор о взаимопомощи. А это совсем другой разговор! И действия советских войск в Китае убеждали японцев лучше всяких дипломатов - с такой Россией лучше дружить. А о спорных вопросах всегда можно договориться, или поторговаться. Кокутай, только Русский.

Вот и Танаги приехал выразить свои соболезнования не просто из человеколюбия. Наверняка это было только предлогом. Что в своих предположениях он не ошибся, Родин понял буквально через несколько минут. Мы ведь тоже не лыком шиты, хоть и едим рис ложками, а не палочками. Очень, оказывается, заинтересовало японцев нестандартное использование скоростных бомбардировщиков как тяжелых истребителей. То, что у японской авиации возникли проблемы, Сергей слышал и раньше, но большого значения этому не придавал. А проблему создали китайские истребители. После того, как в течение первых месяцев войны советские и японские летчики почти очистили от них небо, все свои истребительные части китайцы стали держать на удалении от линии фронта километров этак за сто. Конечно, на самом фронте происходило буквально избиение с воздуха китайских позиций, но вот при попытках нанести удар вглубь территории японские бомбардировщики оказывались без истребительного прикрытия, тем просто не хватало радиуса действия, и несли огромные потери. У Сергея чуть не сорвался с языка совершенно идиотский вопрос: 'А как же 'Зеро'?- вовремя опомнился. До появления 'Зеро' еще два года. А пока основным истребителем у японцев был Кавасаки Кi10. Красивый, но уже малополезный биплан.

Флотские А5М, которые Мицубиси, базировались исключительно на Шанхай. А новенькие Кi27 еще только принимались на вооружение. По крайней мере, так было. А что и как будет сейчас, он даже и не пытался предсказывать. Слишком сильные расхождения со знакомой реальностью, в том числе, и в области техники. Вот и вынуждены были японские бомбардировщики нести неоправданные потери.

Ну что ж, поделиться опытом с союзником дело святое. Тем более, что вряд ли этот опыт им пригодится. Ничего похожего по характеристикам и, тем более, по вооружению на СБ-2, созданного КБ Архангельского, у японцев не было. Так что Родин ничем не рисковал, в подробностях описывая сегодняшний воздушный бой. Тем более, что к разговору уже присоединился Полынин, и общение приобрело официальный статус. А по окончании митинга официальная часть плавно перешла в неофициальную.

Началось все с тоста за доблестных союзников во главе с императором Хирохито. Чтобы японец не выпил за императора - да ни в жисть! Вот только водка - это не сакэ, даже если она не подогретая. Не успел полковник прийти в себя от потребленного, как уже звучал тост за Красную Армию и товарища Сталина. Ну как тут отказаться? Третий, как и обычно, за тех, кого уже рядом нет. Это произвело впечатление на японца, пожалуй, сильнее, чем всё остальное. Ну, а дальше уже по накатанной. Но то, что для русского хорошо - для японца смерть. Ну, или её подобие. Особенно на утро после такого застолья. Правда, увидеть утренние страдания полковника Танаги Родину не довелось. Откуда-то нарисовались ординарец с переводчиком и уволокли пытающегося что-то петь, причем по-русски, пьяного в стельку самурая. А ведь и выпили всего ничего...

А на следующий день всё завертелось. Информация о необычном воздушном бое по цепочке дошла до Москвы. Что и почему там делалось, сказать, конечно, нельзя, но решение, судя по стремительности исполнения, было принято на самом верху. 'Подать сюда героического летчика и его не менее героический экипаж. И немедленно'! А приказы в армии, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Из Харбина уже вылетел самолет, и ни какой-нибудь Г-2, а современный Бар-3. Бумаги оформили с невероятной скоростью. Побрились. Оделись. Попрощались. А вот и красавец Бар-3, в девичестве Сталь-7. Ковровая дорожка. Мягкие кресла с белыми чехлами. Прощай Китай! А может быть - до свидания?

Пантюшин.

В один из дней незаметно наступившей осени, Андрей, отработав ставшую уже привычной ночную смену в радио-лаборатории, примчался на завод. Переоделся в спецовку, наскоро бросив в рот пару кусков сахара, и совсем уже собрался направиться в сборочный цех, когда его придержал за рукав бригадир Григорий Фомич. Придержал и буквально силком затащил в свою каморку. Ну, каморка не каморка, а скорее, небольшая выгородка в цехе готовой продукции рядом с главными воротами.

В каморке этой имелся стол с парой табуреток и предмет особой гордости Фомича и зависти других бригадиров здоровенный банковский сейф с царским орлом на передней дверце. Хранился в сейфе неприкосновенный запас на все случаи жизни - опытный рабочий знает, где и как себе запасец организовать без ущерба общему делу. Ну, допустим, сожжет кто-нибудь хитрый резец по металлу или сверло, а Фомич сейф откроет и выдаст замену. Правда, перед этим отвесит подзатыльник, невзирая на возраст - следи! Нет, орла-то, ясное дело, давно в металлолом отправили, а на его место Фомич вешал переходящий красный вымпел, который довольно часто вручался именно их бригаде. Была в этом заслуга, прежде всего бригадира и совета бригады, куда выбирали самых опытных и знающих рабочих. Совет избирался на общем собрании бригады по числу участков, на которых бригада работала. И входили в него на самом деле опытные и знающие - а зачем рабочему человеку трудовую копейку терять? Можно, конечно, и на красивые слова повестись и гладкие обещания, но когда дело к расчету подойдет, тут и начнешь локти кусать, да поздно будет. Словами и обещаниями и сам сыт не будешь и семью не накормишь. Поэтому баламуты и говоруны в бригаде не держались, мигом в отдел кадров налаживались. А с такой 'рекомендацией' удержаться на заводе было трудно - дармоеды и болтуны никому не нужны. Строго было в бригаде. Фомич даже своих сыновей в бригаду не взял, не хочу, говорил, тут келейность разводить. 'Весь наш завод есть большая семья. А в семье не важно, кто и где трудится, главное, чтобы пользу приносил. Вон, Шулейкину или Митрохину тоже хорошие рабочие руки нужны. Что, мне жалко, что ли? Для общей-то пользы'.

- Не суетись, паря, присядь. Ты когда последний раз в зеркало гляделся?

- Да не помню уже, дядь Гриш. А в чем дело-то? Опять шкура слазить начала?

- Да с тебя не только шкура, мясо скоро отваливаться начнет. Ты у нас сроду телесами не отличался, а сейчас вообще на шкелет похожий - щеки впалые, нос острый. Сегодня опять, поди, не завтракал? Во-о-от, киваешь, а митькина Ольга говорит, ты и обедаешь не всегда. Не дело это, Андрюха. Сам же знаешь, сколько нам еще работы. А кто её делать станет, если сами себя изводить будем?

- Так интересно же, дядь Гриш! И ничего я себя не извожу, не хочется просто, некогда.

- Не хочется ему. У молодежи всегда шило в одном месте, сам такой был. А всё одно - жить нужно быстро, но не торопясь. От торопливости штаны падают. Смекаешь?

- Точно! Как у Зябликова, когда он от дружинников удрать пытался. И удрать не удрал, и штаны на заборе оставил.

- Ну, посмеялись и будет. Ты мне скажи, что за лекции такие ты придумал?

- Дядь Гриш, а я думал, Вы забыли.

- Хе. Я, может, потому и бригадир, что помню всё. И даже как ты...

- Дя-я-ядь Гриш... Сказал же, что виноват. Не подумал тогда. Я же извинился перед ребятами, ну, сколько можно?

- А столько, сколько нужно. Чтобы не забывал и всегда помнил, что ты не один живешь и работаешь. Что вокруг тебя люди, советские люди, твои товарищи. И даже Стёпка Быстров, хотя он и тот еще баламут. Так что там за лекции?

- Да я уговорился с Александром Тихоновичем, начальником лаборатории, что он попросит главных своих инженеров рабочим о радио рассказать. Нужное ведь дело, перспективное. Сами же знаете, приёмники в магазинах уже продаются. А скоро их станет еще больше. Должны же люди понимать, что там и как? И спор там у меня с одним вышел. Любит он всякие умные слова говорить, а сам как Быстров - говорить говорит, но не понимает. И товарищ Углов меня поддержал - если ты, говорит, не умеешь про свою работу простыми словами рассказать, то и сам её не понимаешь. Вот я и хотел с Вами договориться, когда можно будет их пригласить.

- А что, правильно рассуждаешь. Это и нам, старым перцам, интересно послушать знающих людей. А молодежи еще и полезно - им скоро, кому доверим, в армию идти служить, а там без техники никак. Мне племяш писал, что у них в кавалерии сейчас не то, что у нас, в гражданскую, посыльных не посылают, радио уже используют. Мало пока только, ну, так сделают сколько надо. Не одни мы работаем, радио тоже рабочие люди делают, понимают. Так что, я не против. Только мыслю, что в цех их приглашать нельзя. Во-первых, нечего им тут делать, сам понимаешь. А во-вторых, негде им свои картинки будет повесить, не на лодки же, в самом деле? А давай-ка мы после смены к Михал Архипычу прогуляемся. Заводской Дом культуры для лекции будет в самый раз. Все поместимся, или ты думаешь, что послушать только наша бригада придёт? Держи карман шире, ползавода сбежится.

Как в воду глядел мудрый Григорий Фомич - на первую лекцию про радио собралось если и не половина завода, то уж все свободные смены точно. В некоторых цехах, например литейном и формовочном, рабочие даже остались ждать, потому что у них смена заканчивалась за три часа до начала лекции. Ну, еще бы, если парторг завода Зарубин, буркнув что-то про 'смычку рабочего класса с трудовой интеллигенцией' распорядился на всех проходных и в заводоуправлении повесить плакаты-объявления.

Товарищ Зарубин в краевой парторганизации слыл известным возмутителем спокойствия. Особенно после того, как на краевой партконференции открыто возразил секретарю крайкома А.А. Жданову на попытки вмешаться в дела завода. 'Партия обязана людей правильно воспитывать, а не лезть в производственные дела. Для этого у нас Совнархоз есть и нарком, перед ними и отчитываемся. От них и по шапке в случае чего получаем. А вот почему торговля работает из рук вон плохо, так что рабочие не довольны, и мыла днем с огнем не найдешь, и как собираются это исправить, я в отчетном докладе не услышал'. После таких слов Зарубину тут же влепили строгий выговор с занесением за 'неправильное понимание роли партии'. В это время подобная формулировка практически означала приговор, и на старого партийца многие начали смотреть как на покойника. Многие, кроме рабочих и настоящих коммунистов. Да и развития эта история не получила, поскольку через три месяца после конференции товарищ Жданов ушел 'на повышение', укреплять советскую власть в Закавказской республике. А оставшиеся после него партийные 'ребята-бюрократы' развивать историю дальше не стали, посчитав, что у Зарубина есть какая-то поддержка в 'верхах'. До их седалищного нерва никак не доходило, что время партийной халявы кончилось. Что сегодня дело обстоит просто: умеешь - делай, не умеешь или не хочешь - сам виноват, но доппаек 'за руководство промышленностью' ты больше не получишь. Но последствия у этой истории были, да еще какие! Потому, что авторитет Зарубина и заводской парторганизации, которая полностью поддержала своего секретаря, у рабочих вырос неимоверно. И не только у рабочих 'Красного Сормово' - дня не проходило, чтобы Зарубину не поступало предложения перейти на другой завод. Но на них он отвечал всегда одинаково: 'Я 'Борец за свободу - товарищ Ленин' на борту первого советского танка вот этими руками писал. Какой еще другой завод'?

Первую лекцию руководитель лаборатории Углов поручил прочитать молодому инженеру и старому знакомому Пантюшина, Олегу Лосеву. 'Для воспитания боевитости', как он выразился. Докладчик заметно волновался, выйдя к такой непривычной аудитории. Одно дело отстаивать свою точку зрения перед специалистами, и совсем другое рассказывать о своей работе не знатокам. Но мало-помалу, чувствуя доброжелательность и заинтересованность слушателей, Лосев успокоился и начал говорить ровно и четко. Потом, на столе, поставленном прямо на сцене, собрал из деталей радиоприемник, попутно давая пояснения и демонстрируя детали. Подсоединил антенну, заранее заброшенную на крышу Дома культуры и выведенную через окно. Щёлкнул массивным включателем на передней панели приёмника. Подождал, продолжая давать пояснения, пока засветятся лампы и начал крутить ручки настроек. Когда сквозь шипение и треск из рупора громкоговорителя донеслось: 'Я 'Александр Сибиряков'. Мои позывные РАЕМ', зал взорвался таким шквалом аплодисментов, что в зале задрожали стекла. Парторг Зарубин довольно улыбался - 'смычка' получалась что надо! А вот демонстрация лосевского свечения не очень удалась. Нет, всё работало и светилось, но с дальних рядов было плохо видно, даже когда погасили свет. Тем не менее, лектора проводили бурными аплодисментами, а Григорий Фомич, пошептавшись с Пантюшиным, пообещал в следующий раз сообразить 'такую штуку, чтоб всем было видно. Как в кино'.

Через несколько дней, когда вечером после смены Пантюшин вместе с ребятами из бригады, отправив 'женатиков' по домам, сооружали эту самую 'штуку', в цеху появился Фомич. 'Штука' представляла собой столешницу из иллюминаторного стекла с подсветкой и систему зеркал с линзами. За спиной Фомича маячил не кто иной, как Стёпка Быстров. На его появление никто особо внимания не обратил, некогда было - рабочий человек дал слово 'сделать штуку', он её делает. Рабочий человек словами не бросается. Поприветствовали бригадира и продолжили работу, оставив 'гостя' без внимания. Быстров на такую реакцию никак не отреагировал и незаметно подключился к работе - тут вовремя отвертку подаст, там поддержит или вставит фиксирующий шплинт. Потом сделали перерыв, и вышли во двор перекурить. И уже в курилке Василь Мищенко спросил:

-А чего это ты, Быстрый, решил в активисты заделаться?

-У меня после той лекции, Василько, как какое реле в мозгу переключилось. Люди такие дела интересные делают, а я... груши околачиваю. Мне через год можно в армию идти, я на флот хочу проситься. И стать там наилучшим наблюдателем, чтобы видеть всё и в небе, и на воде и под водой. Ведь придумают же такую машину, чтобы под водой видеть, правда, Печ... Андрей?

Все заметили оговорку Быстрова. И то, что он быстро исправился, что для такого самолюбивого парня, каким был Быстров, значило очень многое.

-Правда, Степан. Обязательно придумают. Уже придумали, звуковой локатор называется. Вот, возьми, почитай.

И Андрей протянул Быстрову тоненькую в светло-синей обложке брошюру. Таких книжечек, как помнил Рыбный, потом будет много. И через несколько лет они превратятся в лучший, по его мнению, учебник по радиотехнике. И одним из его составителей будет первый учитель Рыбного, сейчас всего лишь молодой ассистент на кафедре физики Казанского университета. Кстати, еврей. Но настоящий человек. Жека помнил, что с началом этой долбаной 'перестройки', пока был жив его Учитель, ни одна сволочь из числа его многочисленных 'родственничков' даже намекнуть не смела о том, чтобы свалить на 'историческую родину'. А потом Учитель умер...

А еще через пару недель Пантюшин написал донос. Свой первый в жизни и единственный донос. Не на кого-то конкретно, а на порядок организации работы с документами в лаборатории. Не было у него другого выхода, поскольку всяческие его намёки на секретность и порядок просто не воспринимались. Гениальные инженеры и изобретатели отличались какой-то детской наивностью и готовностью поделиться своими открытиями со всем миром. В эти умные головы, мечтающие осчастливить всё человечество, просто не укладывалась мысль о том, что Россию окружает не человечество, а денежные акулы, хватающие всё, что может принести прибыль. Прибыль, которую они получат, 'осчастливливая' это самое человечество. И тогда страна вынуждена будет покупать за валюту, которую можно было потратить на другие важные дела, своё же собственное изобретение. Да мил человек, изобретай, осчастливливай, но... оформи по правилам патент. Застолби своё право, чтобы не ты платил деньги за свою гениальность, а тебе платили. Твоей стране. В принципе, Андрей понимал настроение коллег - получивший свободу, самостоятельность и возможность творить - настолько счастлив, что готов без раздумий поделиться своим счастьем со всем миром. Но Андрей-то знал, как этот самый мир умеет пользоваться русской открытостью, поэтому и написал донос. Написал и начал ждать реакции. В том, что реакция обязательно будет, он был уверен. И она последовала, в виде строго распоряжения наркомата на нескольких листах, с которым их всех ознакомили на общем собрании. Выходило, что Пантюшин оказался не один таким 'озабоченным'. Еще больше Андрей успокоился, когда вспомнил рассказы старожилов завода о том, что когда делегатов съезда физиков, проходившем в Нижнем Новгороде, водили по цехам, Фомич распорядился укрыть готовые лодки брезентом. Дескать, 'нечего тут'. В соответствии с распоряжением наркомата все рабочие тетради и блокноты собрали, прошнуровали и начали выдавать под роспись в начале рабочего дня. А начальник лаборатории теперь был обязан не только отчитываться о выполнении плана исследований, но и составлять аналитическую записку обо всех проводимых в лаборатории работах. Этим Пантюшин и воспользовался.

В принципе, он разыграл тот же сценарий, который себя оправдал еще в 'то' время. Подошел к Углову и, состроив наивные и восторженные глаза, упросил ознакомить со всеми работами, которых ведутся в лаборатории. 'Для лучшего ознакомления, понимания и участия', типа. Нет, участвовать он на самом деле намеревался, как и 'тогда'.