Ключ к Бездне (СИ)

— Сколько времени? — спросил я осипшим, после сна, голосом.

Как выяснилось, уже половина второго. Кроме того, я обнаружил, что моё похмелье посчитало меня очень скучным спутником и решило поискать более подходящего. Видимо на радостях, желудок воспрял и настоятельно требовал заполнить его пустоту хоть чем-нибудь. Можно даже съедобным. Поэтому, я тотчас сообразил в чём состоит скрытая выгода, сделанного мне предложения и энергично закивал (я теперь ещё и не так могу) головой.

— Раз хочешь жрать — отрывай свою задницу и топай в кафешку, — пояснил Зверь, — наши столики — у окна. Сядешь за тот, который ближе к выходу.

Почти оторвав задницу, я кое о чём вспомнил и притормозил движение.

— А платить то кто будет?

— О темпора, о морес, — Теодор Емельянович воздел руки к потолку джипа, — не волнуйся, на твой аванс никто не покушается и в счёт этот обед никто не поставит. Можно заказывать всё, что угодно, кроме спиртного. Сегодня вечером нам потребуются люди с трезвыми головами.

Наши автомобили стояли на огороженной площадке около маленького кафе с гордым наименованием: «Бригантина». Заведение было хоть и небольшим, но из тех, в которые я обычно не захожу. Из скромности. Финансовой, естественно. Этот вывод я сумел сделать даже не переступая порог заведения. Стоило, просто посмотреть на стоянку, где вольготно расположились Лексусы, Бумеры и прочие, подобные им животные, блистающие нецарапанными боками. Около навороченного джипа стояли двое братков, вполне одиозной наружности и выясняли между собой отношения. Один тыкал другого мобилой в грудь, отягощённую килограммовой цепью капитализма, а второй, разведя пальца в стороны, сосредоточенно мотал головой из стороны в сторону.

Странное дело, в нашем некрупном селении подобных пережитков девяностых уже давненько не наблюдалось. То ли вымерли, то ли мутировали в нечто иное. А тут гляди — живут, процветают и щеголяют давно забытым жаргоном.

Честно говоря, я абсолютно не представлял себе, в каком именно городе нахожусь. Скорость езды была очень даже ничего, посему за несколько часов мы могли оказаться чёрт знает где. Пожав плечами, я посмотрел в низкое небо откуда лениво опускались редкие снежинки и вошёл в кафе.

Мягкий полумрак окутал меня со всех сторон и некоторое время я стоял неподвижно, ожидая пока глаза привыкнут к перемене освещения. Единственное оказалось, заметно сразу же: зал был намного больше, чем казался снаружи. Потом до меня донеслось неразборчивое бурчание, обращённое, как ни странно, ко мне.

— Эй, брателла! — прихрюкнул знакомый голос, — подваливай сюда.

Как выяснилось, про меня не забыли и мой знакомый плейбой в болотном плаще, оживлённо махал рукой, второй запихивая в себя невероятной величины окорок, заливая при этом плащ потоками жира. Рядом с нариком сидели ещё двое, чьих лиц я, пока не мог различить. Один торопливо уничтожал пищу, опасливо посматривая по сторонам, а второй внимательно смотрел в мою сторону. Про себя я обозвал первого обжорой, а второго — любопытным.

— Садись сюда, — нарик отложил обглоданную кость и схватил другой окорок, куда больше первого, — главный сказал нам сидеть здесь.

— Меня зовут Сергей, — сказал «любопытный», протянув мне руку.

Это был ещё молодой парень, не больше двадцати пяти лет. Коротко стриженые волосы ёжиком топорщились на его круглой голове, а тёмные глаза слегка выдавались вперёд, придавая бледному лицу отдалённое сходство с какой-то рептилией.

«Обжора», продолжая нависать над тарелкой, промычал нечто нечленораздельное, из чего я понял только одно — его зовут Юрой. Как ни странно, (впрочем, может быть совсем не странно) для своего аппетита Юра выглядел настоящим дистрофиком. Тонкая шея, по которой непрерывно елозил огромный кадык, торчала из мешковатой куртки, взятой, явно от секондхендовских кутюр, а голова, с длинными получёсаными волосами, вызывала в памяти исторические фильмы об узниках концлагерей.

— Интересно, а кто ты, по профессии? — поинтересовался Сергей, вяло переворачивая грибы в чашке, — у нас уже имеется: А — один безработный, — кивок в сторону нарика, деловито помахивающего жующей головой, — Б — один учитель, — в этот раз это относилось к «обжоре», — и один продавец, — в этот раз жест отсутствовал, всё и так было понятно.

— А ещё у вас имеется слесарь, который чрезвычайно хочет жрать, — рассеяно заметил я, перелистывая глянцевые листы меню, — чем он сейчас и займётся.

Никто особенно не возражал. Нарик блестел от жира, запихиваясь очередным окороком (да сколько же в него влезет?!), Юра подвинул к себе одну из множества тарелок, окружающих его и почти утонул в её белёсых недрах, а Сергей пожав плечами, вернулся к своему неторопливому общению с грибами.

Когда первый аппетит оказался утолён, и я даже смог ощутить вкус, поглощаемых мною блюд, мозг нехотя отключился от своего вкусового рецептора и подключился к остальным органам чувств. Вполне возможно они смогут передать что-то, не менее интересное. Зал кафе был почти пуст и люди, сидящие за столиками, очевидно являлись владельцами транспортных средств, увиденных мной на стоянке. Двое престарелых здоровяков, расплатились и неторопливо покинули помещение, беседуя о каких-то поставках, уменьшив контингент посетителей почти до нулевой отметки. Столики у окна, напротив были заняты все, до единого, причём я сразу же узнал кое-кого, из сидящих. Рядом с нами сидели четверо парней в дутых болоньевых куртках о оживлённо обсуждали, насколько мне позволил различить слух, плохое поведение какого-то детектора. Следующий предмет столовой мебели оккупировали трое крепышей, в одном из которых я тотчас же опознал бритого Шведа. Его лысая башка сияла даже в полумраке тёмной кафешки. Сквозь негромкую беседу «болоньевых» учёных, то и дело прорывались возгласы: «А я его, как подрежу! И тут коробка полетела!». Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, чем именно зарабатывают себе на хлеб эти трое.

Последний столик прятался в сумраке и людей, сидящих там, я узнавал с огромным трудом. Лишь по исполинской фигуре (не каждый день встречаешь человека таких размеров) я смог идентифицировать Зверя, забившегося в самый тёмный угол. Когда тусклый луч светильника коснулся, сидящего рядом с ним, стало ясно — это наш руководитель. Он что-то объяснял тощей девице, сидящей так, словно ей кол в задницу вставили. Кажется — это была та самая «вобла», которую я встретил перед самой посадкой в машину. Гладильная доска, кажется пыталась возражать, но Теодор, всякий раз, останавливал её коротким подъёмом руки и продолжал говорить. Последним, из этой четвёрки, был парень ростом с меня, но почти в два раза шире. Он, что-то уверенно втолковывал Зверю, постукивая рёбрами ладоней по столу и гигант размеренно кивал головой, соглашаясь со сказанным.

— Эта баба с парнем, сидящие за крайним столиком, — сказал, внезапно Сергей, глядящий в ту же сторону, куда и я, — весьма неприятные личности, возможно — наёмники.

— Наёмники? — нарик оживился, вытирая грязный рот грязной же ладонью, — я столько наёмников знаю! Да я сам в Чечне кантовался! Ух мы там черножопым набили! У меня дома стрингер, в натуре, лежит, из него только пару раз стрельнули.

— С чего ты взял? — спросил я, игнорируя бредовую речь обдолбыша.

— Разговоры, — Сергей пожал плечами, — одно дело дешёвый базар про «стрингеры», — нарик тускло посмотрел на него, пытаясь понять, не в его ли огород этот камень, — и совсем другое, когда люди очень тихо обсуждают; кому, в последний раз не доплатили и сколько надо было сдать ушей полевому командиру, чтобы он не наколол их на бабки, в следующий раз.

— Странно, почему они вообще обсуждали подобное в нашем присутствии, — тощий Юрик, вроде бы насытился и оторвался от тарелки, — у меня, лично, возникло ощущение, будто им плевать на нас и на то, что мы можем услышать. Как в древнем Риме, когда хозяин выходил голым перед рабами, не интересуясь их мнением на этот счёт.

— Ты, видимо, учитель истории? — поинтересовался Сергей, отправляя гриб в рот.

— Вообще-то я предпочёл бы на «вы», — очень грустно заметил Юра, — но, поскольку все остальные всё равно «тыкают» нелепо обращаться именно к вам с подобной просьбой. Нет, я не учитель истории, я — зоолог. Но неужели историю может знать только учитель истории?

— Честно говоря сейчас мне на это — положить. Гораздо больше меня волнует, чем мы будем заниматься, чтобы отработать две штуки баксов.

— Две? — нарик подозрительно посмотрел на него, — мне пообещали только штуку! Я не понял, ты чё, типа, круче, чем я? Надо пробить это с хозяином.

Было совершенно ясно, чем закончится для него подобное «пробивание», но я ничего не стал говорить: подобные полудурки не учатся даже на своих ошибках. Больше всего, в этот момент, меня занимала одна мысль. И даже не та, которая касалась оплаты хоть, судя по всему, Федька помог мне получить на тысячу больше, чем предполагалось. Глядя на весь этот Ноев ковчег я мог, запросто поделить его на три группы: четвёрка учёных, которые, видимо, должны были исследовать некую хрень; водители автомобилей и наконец, наёмники, взятые, то ли в качестве охраны, то ли с иной, сходной целью. Оставалась разношёрстная четвёрка, сидящая за нашим столом.

Мы не влазили ни в какие рамки. Остальные объединялись по профессиональному признаку, мы — нет. Остальные, судя по всему, знали друг друга до этого, мы — нет. Конечно, если бы я был полным дебилом, то решил бы, что нас взяли именно для того о чём сказали, а именно: таскать оборудование. Но стоило взглянуть на нас, и эта мысль немедленно показалась бы смешной. Нарик и учитель, с трудом перетаскивали свои собственные тела, а мы с Сергеем, хоть и были покрепче, но не смешите мои копыта! За такие бабки можно запросто нанять караван верблюдов, а не четвёрку малорослых недомерков. Как ни обидно, но следовало быть объективным. Хотя бы наедине с собой.

— Я не понимаю, — начал я, пытаясь высказать эти путанные мысли вслух.

Однако договорить не получилось: в двери кафе почти ввалился один из тех братков, которые выясняли отношения на стоянке. Судя по всему, хозяин жизни был изрядно навеселе, если только подобное выражение подходило к его настроению. Тупое лицо, налившееся багровой краской выражало непреклонное упорство в достижении неведомой, но несомненно благородной и чистой цели. Замысловатая траектория движения братана, чудом избежав нашего столика, привела его в стан учёных. Те же глубоко погрузились в свою беседу, и глубина их погружения не позволяла заметить появления нового персонажа, путающегося ногами в длинных полах кашемирового пальто.

Но явление это не осталось вовсе незамеченным. Несколько официантов и двое рослых здоровяков, осторожно приближались из глубины зала, обмениваясь выразительными взглядами. За крайним столиком нашей диаспоры разговоры прекратились и тёмные силуэты повернулись в сторону братка, раскачивающегося над столом учёных, словно лукоморский дуб в сильную бурю. Впрочем, в крайних точках, он ничем не отличался от Пизанской башни. Наконец несчастный не выдержал наглого игнорирования своей скромной персоны и его огромный кулак обрушился на столешницу, отчего часть посуды немедленно спряталась под стол.

— Чё, п…ры! — завопил поборник культурного общения и ухватил крайнего парня за руку, с явным намерением присвоить эту часть тела, — давно вас не трахали?! А ну поворачивайся!

Однако лицезреть требуемое нам было не суждено. Худосочная вобла уже была на ногах и решительно шагала в сторону инцидента, легко перебирая циркулеобразными конечностями. Как ни странно, но никто, из сидящих за её столиком, не пожелал оказать женщине посильную помощь. Швед злорадно прошипел друзьям-водителям какую-то короткую фразу и все трое громко расхохотались. Происходило нечто непонятное.

— Эй, хрен собачий, — сказала «доска», приблизившись к братку на предельно допустимое расстояние, — хочешь что-то сказать — скажи это мне.

Тупая физиономия бультерьера в пальто уставилась на неё, а лапища отпустила руку «болоньевого» учёного, отчего тот, без помех, опустился на своё место, потирая пострадавшую конечность. Братан стоял, ворочая приплюснутой головой на короткой шее и ржавые шестерёнки его мозга ворочались с таким скрежетом, что уши закладывало. Тощая баба напротив, вела себя так, словно ничего сверхъестественного не происходило: просто подошла поинтересоваться: сколько градусов ниже нуля, как пройти в библиотеку и где, в конце концов, бабуля? На её топорообразной физиономии появилась ухмылка, которую любой неуч, отдалённо информированный о существовании такой вещи, как психология, мог характеризовать, как презрительную. Рефлексы братана, с лёгким запозданием, подсказали ему, типа на него, возможно наезжают, в натуре, поэтому следует показать, кто тут дочь вождя. Он глухо заревел.

— Ты чё, сука? — спросил он, пытаясь ухватить женщину за ворот армейской куртки, — ты, типа, врубаешься, чё творишь?

В следующую секунду крикун уже лежал на полу, хоть я так и не понял, как это всё было проделано. В своё время я ходил в школу айкидо, но не почерпнув нифига, покинул её, через полтора года. Так вот, даже наш сенсей никогда ничего подобного не показывал. Выглядело это так: братан вытянул вперёд свою клешню, от волнения позабыв растопырить пальцы и безмолвно рухнул на пол, скорчившись в позе зародыша. Тощая рыбообразная баба, как ни в чём не бывало, уже повернулась и шагала к своему столику. Примечательной, кстати, оказалась и реакция столиков: мы с учёными тихо офигевали, от показанного нам фокуса, а остальные…Швед, подпрыгивая на стуле, что-то рассказывал своим коллегам и судя по хохоту — это был анекдот. Теодор Емельянович водил золотистым карандашом по листу бумаги, лежащему, перед ним, на столе и компания внимала каждому его жесту.

Крепкие парни, из тех, которые собирались вмешаться в разборку, подхватили лежащего братана и с видимым усилием, поволокли его через весь зал в сторону тёмной драпировки, за которой, видимо, скрывался запасной выход. Как я заметил, немногочисленные оставшиеся посетители начали спешно заканчивать трапезу и едва ли не бегом покидать кафешку, бросая в нашу сторону встревожено-любопытные взгляды.

— Эта женщина, — сказал Юрий, нервно потирая ладонями отвисшие уши, — не вызывает у меня никаких чувств, кроме страха. Когда они говорили об отрезанных ушах — мороз драл по коже, честное слово. Как-будто это не человек, а боевая машина.

— Быстро она его, — покачал головой Сергей, — в своё время хозяин моей точки нанял себе здорового жлоба, для охраны, говорил, вроде на него наезжают. Тот, конечно был крутым парнем: кирпичи ломал руками, доски колол об лоб, ну и тому подобное. Но мне кажется, он этой швабре и в подмётки не годится.

— М-да, — промычал я не зная, что ещё можно добавить, — если и остальные такое вытворяют — похоже, мы едем на войну.

— Круто, — отрыгнул нарик, сосредоточенно рассуждая о судьбе единственного уцелевшего окорочка в своей тарелке, — я тоже, типа, так могу. В натуре, могу, с одного удара увалить любого. Мы, конкретно, в Чечне учились, типа, у японца. Ниндзя, в натуре. Так он нам показал, как любого уделать, как попало.

Очевидно поток подобной бредятины мог извергаться из его грязного рта бесконечно, благо обдолбленый мозг не принимал в процессе никакого участия. Жаль, но имелся риск, к концу путешествия начать щеголять шикарными словесами: типа и в натуре. Всякая словесная ерунда, как я заметил, к сожалению, быстрее всего оседает в оперативной памяти мозга, торопясь извергнуться наружу с кончика языка.

В зал заглянул кореш удалённого с поля братана и недоумённо оглядел зал, пытаясь отыскать драгоценную пропажу. Не обнаружив искомого, он тупо потоптался в дверях и вывалился наружу. Однако всем было ясно: инцидент далеко не исчерпан, повелители мгновений чётко блюли свои понятия чести (или просто понятия) и посему происшествие ожидало некое продолжение. Лучше всего это понимал наш руководитель. Буркнув нечто повелительное, он поднялся на ноги и направился к выходу. Следом тотчас потянулись водители, дутыши и тощая вышибала со своим приятелем-коротышкой. Зверь задержался, отсчитывая подскочившему официанту несколько купюр из пухлого бумажника, а после подошёл к нам. Оглядев нашу компанию, он что-то пробормотал себе под нос и уже после, весьма разборчиво, произнёс:

— А вы, как я понимаю, собираетесь дожидаться ужина? — он оскалил крепкие белые зубы, среди которых блеснул один золотой, — хватит жрать — обеденное время кончилось, быстро по машинам. Если кто-то отстанет, никто его ждать не станет.

Выплюнув всё это в наши внимательные лица он повернулся, оставив нас спешно подниматься из-за стола.

— Всю жизнь приходится куда-то торопиться, — вздохнул Юра, пытаясь расправить рукав своей ветхой одежонки, — кому-то подчиняться, терпеть унижения…

— Такова жизнь, — глубокомысленно заметил Сергей и достал пачку Примы, — как мне сказал один умный человек — мы, или подчиняемся правилам существующей игры, или оказываемся вне игры. Попросту — в жопе.

— У меня такое ощущение, — буркнул я, пребывая в самом отвратительном расположении духа, — будто мы направляемся прямиком в это самое место. Так сказать, следующая остановка — задница.

— Та не гони, брателла, — нарик напротив, испытывал полную эйфорию, облизывая свои лоснящиеся пальцы, — всё будет тип-топ. В натуре, скоро мы отхватим малёхо деньжат и типа, в кабак! Конкретно нагрузимся — в отруб. Клёво!

— Я, лично, собираю деньги на квартиру, — поёжился Юрик, перед выходом на улицу, — честно говоря, до крайней степени утомлён совместным проживанием с тёщей. Сущая мегера, день и ночь пилит меня за то, что я не приношу домой нормальных денег. Доходит до полного маразма: старая ведьма подговаривает жену развестись со мной и даже, пытается найти ей богатого любовника.

— Стерва, — коротко бросил Серёга, закуривая, — мне такая фигня знакома. Мы с моей, именно из-за этого не ужились. Были бы бабки — не пожалел бы на киллера. Даже сейчас, иногда, с трудом сдерживаюсь, чтобы не навестить старую падлу.

— Ля, у вас напряг, — нарик достал знакомую мне коробку и подзаправился, — надо уметь расслабляться и всё будет класс.

— А ты чего всё время молчишь? — поинтересовался Сергей, выходя из состояния глубокой задумчивости, — жизнь удалась? Или нечего сказать?

— Настоящему мужчине всегда есть, что сказать, — нарика затрясло в приступе заторможенного смеха, — если он, только настоящий мужчина.

— Настроение говённое, — пробормотал я, надвигая на лоб капюшон и пытаясь укрыться от назойливых снежинок, подхваченных порывом холодного ветра, — да и не люблю я трепаться до того, как всё кончится.

— Сглазить боишься? — понимающе кивнул Серёга, — у меня тоже такое есть. Как кто ляпнет заранее — аллес, не видать удачи.

— Какого хера вы там тормозите? — крикнул Зверь, высовывая голову в окно джипа, — а ну быстро по машинам!

Пришлось подчиниться. Правда получилась заминка: когда около двери я начал пропускать нарика вперёд, он растопырил пальцы и завопил, дескать поедет у окна, а не то — мне хана. Я уже собирался уступить, когда в открытую дверцу высунулся взбешённый Зверь и ухватив протестующего парня за шиворот, втащил внутрь, встряхивая, точно нашкодившего щенка. Щенок, ощутив силу хватки, притих и не сопротивлялся. Посему я спокойно занял своё место и забился в самый угол, наблюдая за воспитательной работой, которую проводил Зверь с провинившимся.

— Ты, ублюдок, ещё права мне собираешься качать? — возникло ощущение, будто гигант вот-вот удавит убогого, — я тебе сейчас прочитаю все твои права и обязанности. Ты имеешь право заткнуться и сидеть тихо, как петух у параши! А если ты не знаешь, как это делается — я отдам тебя Шведу и он, по-быстрому сыграет свадьбу. Швед, поехали! Какого чёрта тянешь время?!

Машина тронулась и, сквозь лобовое стекло я увидел другие автомобили, успевшие отъехать достаточно далеко.

Как выяснилось, мы находились на самой окраине селения и высотные дома, почти сразу, сменились небольшими строениями пригорода. Не прошло и пяти минут, а мы уже мчались среди необъятных полей, тронутых сединой редкого снега.

К сожалению, я слишком поздно вспомнил о своём намерении узнать название посещённого городка и обернувшись, увидел лишь размытый расстоянием знак, исчезающий за изгибом дороги.

— А что это, хоть за город то был? — я не удержался от вопроса, в стремлении утолить своё любопытство.

— Мухосранск, — буркнул Зверь оставив в покое, обезумевшего от ужаса, нарика, — для тебя это не имеет ни малейшего значения.

Оставалось удовлетвориться этим ответом, поскольку никто другой отвечать вообще не собирался. Спать больше не хотелось, разговаривать было не с кем: одни не хотели общаться со мной, с другими не хотел общаться я. Оставалось тупо пялиться в окно, наблюдая за однообразным пейзажем размытых дождями полей. Изредка на горизонте мелькали полоски лесных насаждений, слегка оживляя тоскливую картину осеннего бездорожья. Машин навстречу попадалось весьма и весьма немного, причём подавляющее большинство носило деревенско-раздолбанный характер. Ко всему прочему качество дороги начало резко ухудшаться, поэтому даже наши суперавтомобили перешли с размеренного покачивания на мелкую дрожь. По-моему, мы всё дальше забирались в какую-то невероятную глухомань. Вот только, где именно находятся эти, богом забытые места, я никак не мог понять. Ни единого, мало-мальски заметного ориентира я так и не заметил и даже солнце предпочитало скрываться в облачной пелене, не позволяя узнать хотя бы направление нашего движения.

— Нормально Вобла уделала того лоха! — выпалил, внезапно Швед, которого желание потрепать языком буквально раздирало на части, — я конечно знаю, ей палец в рот не клади, но чтобы с одного удара такого кабана…Хотя я до сих пор вспоминаю, как она работала в бойлерной с теми азерами.

— Когда ты её из брандсбойта окатил? — хмуро спросил Зверь, — временами мне кажется, будто у неё не все дома. Я, как-то был у неё в гостях и сдуру, полез в бар…

— А, это ты насчёт черепов? — Швед гулко захохотал, покачивая головой, — психованная — собирает головы, варит их, а потом сушит! Чокнутая стерва!

— У меня тоже был один такой знакомый, — подключился к разговору Теодор Емельянович, — капитан. Так он был одержим идеей делать из вражеских офицеров чучела, причём звание должно было быть не ниже его собственного. Он собирался ставить эти, так сказать, изделия в прихожей, вместо подставок под зонтики и шляпы. Мило, не правда ли? Видимо ненормального стоило отправить в дом умалишённых, но в штабе его чрезвычайно ценили, поэтому смотрели не подобные шалости сквозь пальцы.

— Ну и как, у него получилось? — давясь смехом, хрюкнул Швед.

— К сожалению, для него — нет, — Теодор покачал головой, — во время одного из заданий ему отрезали голову.

— У вас, гэбэшников, много таких, чокнутых, — лысый опять захохотал и Емельянович, взиравший на него, поджав губы, изумлённо приподнял брови, — у меня тоже был знакомый, который работал у вас, в комитете, раньше. Добрый такой старичок, ласковый… Пидор старый, приглашал к себе домой мальчиков, поил их какой-то дрянью и сношал во все дыры. Говорил, типа привык к этому, когда работал у черножопых. Утюг его крыл, потому что пердун имел выход на азиатских толкачей. Потом дедуля впал в полный маразм и собрался идти сдаваться. Пришлось его завалить.

— Я работал в ГБ? — спросил Теодор у Зверя и тот молча пожал плечами, — как много можно узнать о себе нового и интересного.

— Эт чё ещё за ботва? — спросил Швед всматриваясь в зеркальце заднего вида, — ещё и сигналят, козлы.

Действительно, откуда-то сзади доносились вопли клаксонов, словно нас догонял свадебный кортеж. Оглянувшись, я увидел два джипа, преследующие нас на огромной скорости, причём ведущая машина, сразу же показалась мне очень знакомой. И не только мне.

— Узнаёшь? — спросил у Шведа Зверь, точно так же, как и я, разглядывая преследователей, — тачка тех лохов, одного из которых уделала Вобла в кабаке. Очень настойчивые ребята.

— Хотят забить стрелу? — рассмеялся водитель, — тогда мы — это то что им нужно.

— А ну, подвинься, — бросил Зверь нарику и отодвинув его мощным плечом, запустил руку в хвостовую часть машины, откуда достал массивный баул типа: Мечта оккупанта, который так обожают туристы. Какие-то угловатые предметы, вроде клюшек для гольфа, оттопыривали ткань сумки, — Швед, ты что-нибудь имеешь при себе?

— Лишний хер заднице не помеха, — пожал плечами лысый водитель, — особенно, если собираешься тереть со всякими отморозками.

— Как я понимаю, намечается грубый вариант? — поинтересовался Теодор, — ну добро, будь по-вашему, — он достал передатчик, — заодно проверим готовность наших людей к внештатным ситуациям.

Пока Емельянович что-то вполголоса объяснял передатчику, Зверь открыл позвякивающий баул и потянул к себе гладкую рукоять. До этого я, слегка заторможено, наблюдал за переговорами попутчиков, не совсем понимая к чему идёт дело и лишь в этот момент до меня дошло окончательно. Зверь аккуратно вставил в короткоствольный автомат обойму и легко передёрнул затвор. Стало быть, намечалась стрельба. Сердце мгновенно рухнуло в глубокую яму и теперь слабо трепыхалось на дне, затрудняя дыхание.

Открыв рот, я смотрел, как первый Калашников перекочевал к Шведу, продолжавшему вести машину одной рукой. Второй отправился к Теодору, взявшему оружие так небрежно, словно это был всего-лишь муляж. Достав третий автомат, Зверь бросил взгляд на меня, потом на соседа и тяжело вздохнув, закрыл молнию на сумке. Никакого чувства обиды я не испытал — одно облегчение. Слава Богу мне не придётся лезть под пули!

Два преследующих нас джипа, пронеслись мимо и обогнав головную машину, резко затормозили, перекрыв дорогу. Водители сильно рисковали: если бы скорость наших автомобилей была немного выше их тачки могли бы пострадать. Впрочем, судя по всему, преследователям было наплевать на подобные мелочи. Теодор отдал команду и наши джипы, остановились, выстроившись в одну линию.

Из автомобилей, преградивших путь, выбрались рослые парни в пальто из тускло блестящей кожи и кашемира. Среди них я сразу же узнал братка, нокаутированного Воблой в кафе. На его багровой физиономии красовались тёмные очки, а пухлые губы кривились в усмешке. В руке он держал пистолет. Из шести бригадовцев оружие было у четверых — два пистолета, автомат и помповое ружьё. Судя по той небрежности, с которой они держали средства самообороны, братки намеревались типа побазарить. К большому для них сожалению, с нашей стороны, никто такого намерения не имел.

— Стрелять на поражение, — скомандовал Теодор в передатчик, — сразу же, как только выберетесь из машин.

Чувство реальности происходящего изменило мне: я просто смотрел очередной сериал из жизни крутых, только в неведомой глубинке. По экрану телевизора забарабанил мелкий дождик, превращаясь в размытые водяные пятна, медленно ползущие вниз. Рядом крутил головой, позабыв прикрыть рот, наркоман в грязном плаще, а люди с автоматами открывали дверцы машины. Съёмка эпизода видимо шла в рапиде, поскольку люди двигались очень медленно. Один из братков, приехавших на разборку, так же медленно шагал в нашу сторону, сутулясь под моросящим дождём и пряча руки в карманах пальто. Прелюдия всё тянулась и тянулась, напоминая уже не замедленный эпизод, а какое-то кошмарное сновидение. Сердце, на дне зловонной ямы растворилось в тошнотворной луже страха и мне захотелось ударить кулаками по тусклому стеклу реальности, чтобы расколотить его вдребезги и вырваться наружу. Выпустите меня! Я хочу проснуться!

В отличие от завязки, развитие сюжета происходило с такой скоростью, что я с трудом успевал ловить сменяющиеся кадры. Дверцы трёх джипов распахнулись, выпустив наружу семёрку, вооружённых автоматами, людей. Братки продолжали неподвижно стоять, недоумённо взирая на это, непонятное им, зрелище. Обиженный братан успел поднять свободную руку и растопырить пальцы, унизанные гирляндами тяжёлых гаек. Звонкие удары казались непонятным лязгом металла. Люди падали на дорогу, словно куклы, которых неведомый шутник сбросил с неба. Если они умирали, то делали это крайне неестественно. Станиславский, увидев бы такое, закричал в негодовании: Не верю!

Не прошло и полминуты, а все братаны уже лежали на грязном асфальте.

Один из джипов выпустил струю чёрного дыма и попытался дёрнуться, но подскочившая Вобла вогнала в приоткрытую дверь короткую очередь. Судя по всему, последнему «стрелочнику» пришёл кирдык. Наши бойцы неторопливо шагали между трупов, внимательно всматриваясь в мёртвые лица. Короткий приятель Воблы остановился и одиночным выстрелом прекратил едва заметную судорогу одного из лежащих.

— П…ц, — коротко сказал нарик, шумно сглатывая слюну.

Совершенно неожиданно в открытой двери появилась физиономия взбешённого Зверя:

— Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! — рявкнул он и выдернул меня наружу, под короткие уколы холодных дождинок, — а ну бегом, жмуров таскать! Или, может быть я их сам должен перетаскивать?

События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали яркие полосы красного цвета. Юрик, и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки — ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюкнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом наизготовку, стоявшего рядом.

— Ну, потащили? — деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.

Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего — приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки, около дорогих туфель, измазанных грязью я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто, неразборчиво-неприличное.