Супруга буркнула нечто неразборчивое, но несомненно благодарственное. Фёдора она тоже переносила с трудом, а вот почему — до сих пор не мог понять. Видимо есть на то причины, о которых она не торопится рассказывать.
— Приехали, — известил Фёдор, — вон те, три джипа — это они.
Услыхав последнюю фразу, я сподобился на подвиг разлепления век и даже смог посмотреть перед собой. Сумеречное состояние рассудка не помешало мне восхититься — таких машин я ещё ни разу не видел! Огромные, точно танки, на широченных колёсах и абсолютно чёрные. Автомобили вызывали в памяти воспоминания футуристической техники из голливудских блокбастеров. Около чёрных красавцев, которым хотелось поклоняться, словно языческим идолам, стояла разношёрстная, по своему составу, компания. Подробнее я не мог рассмотреть, по причине своего слабого зрения и значительного расстояния. Среди всех выделялся лишь один человек, невероятно высокий и, столь же, невероятно широкоплечий. Гигант вдохновенно ораторствовал перед группой людей, одетых в одинаковые дутые куртки, с эмблемой жёлтого цвета на спине.
— Это вон тот громила здесь главный? — жена и здесь торопилась проявить инициативу, выстреливая предложениями ещё до того, как мы выбрались из машины.
— Нет, — Фёдор заглушил двигатель и аккуратно отстегнул предохранительный ремень, — старший вон тот, около Гелендвагена.
Как он и сказал, совсем рядом чернел лоснящимися боками холёный джипер. На противоположной, от водителя стороне замер у открытого окна мужчина среднего роста, одетый в тёмный бушлат и штаны, цвета хаки, заправленные в ботинки армейского образца. Как раз тогда, когда мы покинули салон шестёрки, мужчина закончил свой разговор с невидимым собеседником и направился в нашу сторону.
— Ради бога, — сказал я жене, придерживая её за локоть, — постой здесь, а не то они перепутают и возьмут тебя вместо меня. Будешь таскать ящики.
— Щас, — ухмыльнулась супруга, — вали. И не забудь притащить аванс.
Ага! Можно подумать, у тебя забудешь. Из-под земли откопаешь. Тяжело вздохнув, я поплёлся вслед за Фёдором, который решительно направлялся в сторону главного. Тот уже успел захватить взглядом нашу пару и отстранив рукой некую личность в поношенном плаще болотного цвета, двинулся навстречу. Холодные серые глаза скользнули по лицу Фёдора и остановились на мне. Он ещё пожимал протянутую Федькой ладонь, а его тусклый рентген уже успел просветить меня до самых сокровенных глубин непохмелённого организма.
— Это он? — поинтересовался мужчина, протягивая ладонь, напоминающую при пожатии кусок полированной древесины, — моё имя Теодор Емельянович, и я настаиваю на подобном обращении.
— Да, да, конечно, — пробормотал я, представляясь в ответ и ни на чём не настаивая. Меня терзала мысль об обещанном авансе. Как бы так ненавязчиво подвести разговор к этому вопросу, пока жена не подошла ближе? — мне сказали, что мы отправляемся немедленно и если я вам подхожу…
— Ты поедешь на последнем, — человек со сложным именем и отчеством указал на один из шикарных автомобилей и запустив руку в карман бушлата, извлёк вожделенное: толстый бумажник, — теперь к делу: насколько я понимаю, ты ожидаешь аванс?
— Полторы тысячи, — подтвердил Фёдор, облизывая губы и внезапно побледнел, как смерть, — по-моему…
— Ах, по-твоему, — Теодор холодно усмехнулся и быстро отсчитал пятнадцать сотенных бумажек, каковые я и принял в свои дрожащие от волнения с похмелья руки, — а с тобой Фёдор Егорович расчёт будет произведён чуть позже. И чуть меньше.
Мне показалось, Федька шипнул, бросив в мою сторону взгляд, наполненный откровенной злобой. Видимо, он что-то напутал в сумме аванса, который предназначался моей скромной персоне. Выходит, ему не повезло. Я аккуратно сложил пять сотен пополам, потом ещё раз пополам и спрятал во внутренний карман, не забыв закрыть его на молнию.
В этот момент к нам подошёл тип в грязном зелёном плаще, которого мой новый шеф отпихнул минутой раньше. Пустые водянистые глаза тупо выпирали на болезненно жёлтом лице, напоминаю оптические органы среднестатистической жабы. Чёрные волосы казались париком, снятым с Петросяна из-за толстого слоя жира и грязи, покрывающего их. Одна ноздря угреватого носа выглядела надорванной, а может быть и была таковой. В приоткрытом рту я заметил многочисленные прорехи между жёлто чёрными зубами самого мерзопакостного вида. В общем, Брэд Питт отдыхает. Выглядел сей персонаж намного хуже, чем я, хоть по некоторым признакам был намного моложе.
— Братела, я тут, типа, пробить по поводу зелени, — таким базаром любят щеголять тупые малолетки, стараясь косить под крутых, — ты чего-то тёр за штуку.
— Садись в машину, — Теодор Емельянович говорил абсолютно спокойно, даже не поворачивая головы в сторону нового собеседника и не вынимая рук из карманов бушлата, — если ты ещё хоть раз подойдёшь ко мне и вообще, если я увижу тебя праздно шатающимся — никаких денег ты не получишь вовсе, а отправишься прямиком на ту помойку, где я тебя подобрал. Думаю, там ты довольно быстро сдохнешь от ломки.
— Спокойно брателла, не гони волну, — парень пытался сохранять образ крутого чувака, но голос подвёл его, взвизгнув, словно несмазанные петли, — я, типа, понял.
Как только парень ретировался, Теодор опустил тяжёлый взгляд серых глаз на меня и произнёс, с явно ощутимым нажимом:
— Вы тоже должны занять своё место в машине и не выходить до отправления. Это понятно?
— Понятно, — я пожал плечами, — чего тут непонятного. Только аванс жене отдам и назад. Вон она стоит, денег ждёт.
Меня действительно ждали причём с распростёртыми объятиями, дабы облегчить неподъёмную ношу части мирового зла, переложив её в собственный кошелёк. После этого, супруга торжественно вручила мне мою сумку и, совершенно неожиданно крепко обняла. Как ни странно, когда она поцеловала меня, я заметил на её глазах самые настоящие слёзы. Ну ладно, человек я, действительно неплохой и возможно, меня даже вспомнят. Пару раз. Пытаясь сообразить, когда же я принесу остаток денег.
Обнимаясь с женой, я внезапно обратил внимание на приземистое серое здание за её спиной. На металлическом заборе, окружающем продолговатую коробку дома, висела ржавая табличка: «Экспериментальная лаборатория ядерной физики». Пока я изучал длинное название из строения выбрались четверо парней в, уже знакомых мне болоньевых куртках с жёлтой эмблемой и поволокли в сторону джипов гробообразный ящик с эмблемой радиоактивности на боку. Мозг, страдавший от депрессивно-похмельного синдрома, отметил этот факт и, почти мгновенно, о нём забыл, мечтая лишь об одном — скорее добраться до вожделенного кресла и откинувшись на мягких (конечно же!) подушках, подремать.
Поэтому, попрощавшись с женой я, чуть ли не бегом, направился в сторону указанной мне машины, едва не столкнувшись с высокой женщиной, поражающей, как своим ростом, так и своей худобой. Лицо её напоминало топор, на синеватой поверхности которого горели два зелёных глаза, а плотно сжатые губы делали рот похожим на щёлку. Коротко стриженые волосы позволяли разглядеть кожу черепа, а каких-либо косметических средств я не заметил вовсе. Одета эта щепка была в одежду армейского образца, из-за чего я поначалу вообще не понял, кто именно передо мной и лишь определённо женский голос расставил все точки над и:
— Ты, козёл, смотри, куда прёшься!
— Прошу прощения, мадам, — муркнул я, пребывая не в том настроении, чтобы с кем-то (а в особенности с этой воблой) ссориться.
— Придурок, — буркнула она и забросив за спину небольшой баул, столь же тощий, как и его хозяйка, зашагала к среднему джипу.
Стал быть она тоже едет с нами. Весьма пёстрая получается компания, однако. Чем же мы всё-таки будем заниматься? Вопрос этот, возникнув, некоторое время неподвижно висел в безвоздушном пространстве равнодушия. Распахнув дверцу джипа, я вскарабкался в огромный салон и блаженно развалился на кожаных и невероятно мягких (YES!) подушках. То, что надо несчастному, измученному пьянством, организму. Сумку я зашвырнул под ноги и приготовился к долгому путешествию, во время которого пары алкоголя будут медленно покидать моё тело. Однако ожидаемая дремота не торопилась приходить, вынуждая мысли лягушками скакать по раскалённой поверхности черепа, недовольно шипя при каждом касании плавящейся кости.
О чём были эти мысли, я бы и сам затруднился сказать — какая-то мешанина, напоминающая неряшливо сделанный салат оливье — нечто, неразборчиво мелкое, покрытое толстым слоем майонеза.
Я продолжал страдать от непонятных похмельных фантазий, когда дверца машины распахнулась и на место водителя плюхнулся огромный парень в кожаной куртке. Гладко выбритая голова замечательно отражала красный огонёк индикатора над дверью и плавно переходила в короткую шею. Башка, определённо просящая какого-нибудь пирожка, повернулась и мне явилась физиономия боксёра, но не того, который прыгает на ринге, а скачущего на поводке, около хозяина. Перебитый нос хрюкнул втянутым кислородом, а крохотные глазки тупо уставились на меня, пока расплющенные губы пытались изобразить некий оскал.
— Привет, браток, — сказал этот собакочеловек, и я сообразил, что его гримаса означала дружелюбный настрой, не более; он бы может и хвостом вильнул, но, как мне было известно, щенков этой породы купируют в младенческом возрасте, — чё, решил со Зверем тасануться?
Грешным делом, я подумал, будто он имеет в виду себя; уж больно всё сходилось. Поэтому я хрюкнул нечто неразборчиво-одобрительное, но и этого бритоголовому оказалось вполне достаточно. Он гыгыкнул, тут же утратив ко мне всякую тень интереса и начал возиться с магнитолой, пытаясь изнасиловать её неким диском. Как только у него получилось — я тотчас же сообразил, почему несчастный аппарат столь настойчиво сопротивлялся вторжению в свою интимную жизнь. Нарочито хриплый голос затянул скорбную историю некоего братка, обиженного всем белым светом. Речь, очевидно, шла о лице нетрадиционной ориентации.
Когда эта песня сменилась другой, не менее печальной историей, в салон автомобиля протиснулся давешний крутой парень в болотном плаще и посапывая разодранным носом, начал осматриваться вокруг, бормоча при этом: Ну это, типа, круто, в натуре некисло, но я то гонял на тачках и покруче. Насколько я разбирался в колбасных огрызках, водить машины покруче этот парень мог разве в своих наркотических бреднях.
— Ты не устал стоять раком? — послышался голос, исполненный мощи и уверенности в своих силах, — хоть для тебя, очевидно, это поза привычная.
Нарик вскинулся было, но тут же опал, увидав, кто к нему обращается. Следом за ним в машину протискивался, с трудом размещая широченные плечи, тот самый мужик, на которого я обратил внимание ещё тогда, когда мы только приехали сюда. Глаза исполина казались странно живыми на высеченном из камня лице. Зрачки непрерывно перемещались из стороны в сторону, будто их обладатель всё время ожидал нападения. На лбу гиганта выделялась глубокая впадина давно зажившего шрама, а ещё один не столь ужасный, пересекал обе губы, опускаясь на подбородок.
— Ты двигаешься? — поинтересовался мужчина и протянул вперёд ладонь, напоминающую средних размеров лопату, — если нет, я могу тебя подвинуть.
Салон джипа был невероятно широк — я со своим средним ростом, мог бы запросто лечь на сидение не сгибая, при этом, ног, однако, когда гигант расположился, как следует, всем нам стало слегка тесновато.
Бритоголовый повернулся и радостно оскалившись, прогундосил:
— Эй, Зверюга, зашибём деньжат слегка? — он постучал кулаками по баранке руля, что очевидно выражало крайнюю степень его щенячьего восторга, — давно я червончик — другой не рубил!
— Заткнись, — недружелюбно откликнулся гигант откинувшись на спинку кресла, — засунь свой язык в задницу и помалкивай.
Из этой содержательной беседы я, однако, умудрился сделать несколько умозаключений: во-первых, Зверем звали не водителя, а вот этого великана; во-вторых, сумма в три тысячи баксов не была чем-то сверхъестественным, потому как остальные получали значительно больше, ну и последнее — некоторые из нашей пёстрой компании знали друг друга до этой радостной встречи. Сделав эти выводы, мой мозг выбросил транспарант: «Перегрузка» и временно завис.
— Зверь, — не унимался бритоголовый, — а что это за крендель с тобой? Я видел, как он базарил с Утюгом — так тот к нему со всем почтением, куда там! Первый раз вижу, чтобы Утюг так стелился. Чё я подумал…
— Швед, — тяжело вздохнув отозвался Зверь, — если ты до сих пор не понял, так я тебе поясню — деньги тебе платят за то, что ты крутишь баранку, а думать за тебя другие подписывались. Поэтому сиди и помалкивай.
Лысый обиженно хрюкнул и закурив, выпустил в открытое окно длинную струю дыма. Но не успел он сделать и пары затяжек, как последний член экипажа нашего автомобиля занял своё место. Теодор Емельянович захлопнул дверцу и оглянувшись, оценил нашу разношёрстную компанию. Кивнув каким-то своим мыслям, он отрывисто бросил бритоголовому:
— Выключи эту дрянь и немедленно перестань курить.
— Да ты чё! — Швед так и вскинулся, подпрыгнув до самого потолка, — ты за кого…У-ух!
Последнее относилось к Зверю, который, просунув руку между сидениями, впечатал свой кулак в спину водителя, бросив того на штурвал. Хватая воздух слюнявыми губами, лысый повернулся.
— Швед — это было последнее предупреждение, — медленно сказал гигант и взяв водителя за лацкан куртки, притянул его к себе, — ещё одно слово, и я просто оторву твою дурную башку. Уясни это.
Теодор всё это время сидел так, словно происходящее его никоим образом не касалось. И только тогда, когда последнее слово Зверя повисло в воздухе почти что реальной дубиной, занесённой над головой водителя, Емельянович достал из кармана бушлата коротковолновый передатчик и нажав на кнопку, сказал:
— Отправляемся.
Бритоголовый, очень тихо высказал своё недовольство чьей-то матерью и нервно выбросил в окно почти целую сигарету. После этого хрип, повествующий о злосчастном побеге очередного уркагана оказался грубо прерван на самой задушевной сцене, в которой то ли волк грыз беглеца, то ли наоборот. Машина, почти беззвучно качнулась и плавно двинулась вперёд, создавая полную иллюзию домов, уносящихся в неведомую даль.
Парень в болотном плаще начал рыться по карманам своего грязного одеяния, после чего извлёк на свет божий потрескавшийся пластиковый футляр жёлтого цвета с изображением креста и полумесяца. Как выяснилось, коробочка хранила целый выводок крохотных пилюль, некоторое количество которых немедленно переселилось в рот нарика. Зверь презрительно покосился на него, но промолчал. Теодор же, от которого манипуляции парня тоже не укрылись, сказал в пространство:
— Ранее курение кокаина было прерогативой исключительно аристократии, привычкой, превращённой в своеобразный ритуал, недоступный простонародному быдлу. Время многое изменило…
— В Афгане многие ширялись, — заметил нарик, блаженно улыбаясь, — а в Чечне был полный беспредел.
— Вот только не говори, что ты был в Чечне, — хмыкнул Зверь, отворачиваясь к окну, — мясо.
— Мы таких быстро опускали, — лысый затряс покатыми плечами, сотрясаясь в приступах хохота, — п…р, самый натуральный.
Поскольку меня никто не трогал, я предпочёл сидеть тише воды и ниже травы. Ещё не хватало, чтобы они добрались до моей скромной персоны. Нарику же было пофигу. Он продолжал счастливо улыбаться, а в уголке его рта появился блестящий клок слюны и медленно пополз вниз. Зрелище ещё то, особенно учитывая моё нездоровое состояние. Пытаясь удержать содержимое желудка на месте, я отвернулся к окну и увидел в тусклом стекле отражённый блеск клинка.
— Если ты, урод, наделаешь под себя, — ласково сказал Зверь и от его приветливости мне стало холодно, — я отрежу тебе голову. Уразумей это своей прокуренной башкой, пока она ещё на месте.
— Та не гони, чувак, — наркоша засмеялся, — меня прёт, а тут ты, со своим ножичком.
— Отключи его, — посоветовал Швед, — и забрось назад, там мешки какие-то. На кой хрен вы вообще этого говнюка взяли?
— Не твоё дело, — огрызнулся Зверь.
Я повернулся, как раз в тот момент, когда кулак гиганта состыковался с подбородком нарика, после чего тот немедленно притворился трупом. Ещё одно простое движение и это трупоподобие отправилось в заднюю часть салона, где и упокоилось с миром. Окончив дело, Зверь внимательно посмотрел на меня, и я подарил ему самую беспечную улыбку, на которую только был способен.
— Сиди тихо, — сказал Зверь, — шума здесь, от тебя, конечно, меньше всего, но на всякий случай запомни: места сзади ещё очень много.
— Всё понятно. Я просто подремлю.
Откровенно говоря, я ощущал себя не в своей тарелке. С такими резкими парнями я встречался весьма редко и старался держаться от них, как можно дальше. Смотреть, как они ищут приключений на свою задницу в каком-нибудь сериале — очень интересно, а вот самому участвовать в подобных мероприятиях — прошу прощения, вы ошиблись адресом. Когда тебя, просто так, за плохое поведение, могут огреть по чайнику и уложить отдыхать в багажник, не радуют даже обещанные три штуки. То ли от продолжающегося похмелья, то ли от волнения меня начало слегка трясти, так что после того, как Зверь просверлил во мне взглядом крохотную дырочку я, с трудом, сумел взять себя в руки. Естественно, ни о какой дремоте и речи быть не могло. Закрыв глаза, я попытался успокоиться поразмыслив, заодно, кое над чем весьма интересным. А именно, куда могут ехать люди, без раздумий применяющие силу при малейшем нарушении дисциплины? И самое главное: на кой чёрт этим людям понадобился я? Неужели такой громила, как Зверь, не в состоянии самостоятельно перетащить пару ящиков, положив сэкономленные деньги в карман? Или Шведу не нужны лишние три штуки? Что-то здесь не стыковалось, а вот что — я никак не мог сообразить.
Внезапно мне очень сильно захотелось домой. И пусть супруга пилит дни и ночи напролёт. В конце концов ей надоест, и она успокоится. Я бы попросил остановить машину, но внутри меня зрело ощущение того, что эту просьбу оставят без внимания, лишив меня хотя бы видимости свободной воли.
— Я изучил карту, — сказал Зверь деловым тоном, — по-моему, стоило бы подробнее остановиться на участке пятнадцать.
— Это где? — спросил Теодор, — разбили на свои дурацкие сектора, пронумеровали…Прежние названия были куда выразительнее, да и запоминались не в пример лучше.
Послышался шелест разворачиваемой бумаги.
— Пятнадцатый участок — это здесь, — очевидно Зверь указывал собеседнику означенное место, — я думаю, если обойти колонну, то можно спуститься по колодцу на шестой уровень, минуя пещеру в шестнадцатом. Колодец же сквозной?
— Иногда, — усмехнулся Теодор, — я читал в источнике, как он периодически перекрывается какой-то мембраной. Периодичность перекрывания и характер мембраны неизвестны. Готов рискнуть — пожалуйста, но только без меня. Да, идти через зал Криков — огромный риск, но там я, по крайней мере, знаю, чего ожидать и как следует поступать.
— А было бы просто замечательно, — вздохнул Зверь и начал сворачивать карту.
Я не выдержал и приоткрыл один глаз: на коленях гиганта лежал пластиковый планшет, набитый стопой аккуратно сложенных листов. Один из них был развёрнут, и я успел рассмотреть непонятный чертёж, состоящий из множества изогнутых линий, пересекающихся между собой. Видимо — это был план той самой пещеры, по которой мне предстояло волочить тяжеленное (а в этом я не сомневался) оборудование. Ещё я сумел различить, что карта представляла собой ксерокопию достаточно древнего документа. Возраст его я понятное дело, не знал, однако глаз буквально цеплялся за старорусские «яти». Поверх старого плана кто-то нанёс координатную сетку, пронумеровав квадраты.
Зверь свернул карту и положил её в планшет. После этого взглянул на меня, усмехаясь доброй улыбкой голодной белой акулы, которая после недельного воздержания встретила упитанного дайвера.
— Выспался? — спросил он, — или любопытство замучило?
— Любопытство погубило кошку, — нравоучительно заметил Теодор, — или выражаясь более понятно: любопытной Варваре, на базаре нос оторвали.
— Я, как мне кажется, тоже во всём этом участвую, — буркнул я, ощущая, как бес противоречия стучится в стену осторожности, пытаясь вырваться наружу, — поэтому имею право знать хоть что-нибудь.
— Имеешь, — снисходительно бросил Теодор, — знай, что-нибудь.
Швед, по лошадиному заржал, ёрзая на своём месте.
— Твоё дело очень маленькое, — пояснил Зверь, — держать язык за зубами, таскать барахло и лишний раз не высовываться. Я просто поражаюсь, Теодор Емельянович, где вы умудрились насобирать подобных дегенератов. Будь моя воля…
Он не стал продолжать, но всё было понятно и так. Именно поэтому я ощущал, как моя неуверенность растёт с каждым километром. К счастью, для меня, Швед решил поучаствовать в разговоре, внести так сказать, посильную лепту. Похлопывая пальцами по баранке он обернулся, пытаясь поймать взгляд Зверя.
— Зверь, — бодро булькнул водитель, облизывая бульдожьи губы, — помнишь ту кобылу, с которой мы, прошлым летом отвисали в Анталии? Ну, ты ещё сказал, типа от неё пользы нет никакой, разве сифон подарит или ещё чего.
— Ну, помню, — угрюмо отозвался великан, — что с того? Ты за дорогой следи.
— Да слежу я, слежу, — Швед приходил во всё большее возбуждение, — так вот, отвалил я этой б…ди штукарь на прощание и послал её подальше. И что ты думаешь — неделю назад кто-то звонит мне на трубу, поднимаю — она. Давай тереть, типа залетела от меня и я, типа, торчу ей пять штук на её разбитую судьбу. Типа, если бабла не будет, то она застучит о наших развлечениях моей жене! Во сука! Ну я её, конкретно, посылаю, а она продолжает наезжать по полной программе.
— Очень содержательная история, — тяжело вздохнув, заметил Теодор и в этом, я с ним был абсолютно согласен, — да ещё и изложенная таким высоким штилем…Пушкин бы удавился. От зависти.
— Не го…Прошу прощения, — Швед довольно быстро учился на своих ошибках. Особенно под пристальным взглядом большого брата, — короче, достала меня эта падла. Не приведи — стуканёт жинке — кранты и домику, и тачке; тесть — мужик серьёзный, за дочкины страдания разорвёт попу на немецкий крест. Без наркоза, причём. Ну, лады, говорю, отвалю не пять — четыре, больше нет. Слышу: аж повизгивать начала, от радости. Ну подожди, думаю. Пробил адресок, взял плёточку и айда в гости. А она уже ждёт со своим новым хахалем, когда я ей свои кровно заработанные, притащу.
— По-моему, я уже слышал эту басню, — скучая, откликнулся Зверь и широко зевнул, — это, когда ты ей бутылку водки туда засунул?
— Не, — лысый гыгыкнул, очевидно вспомнив сей забавный эпизод, — то была подстилка Дятла, ну того, который держал Престиж. Он же тогда сам просил. А тут я захожу и как проторцевал заразу, она аж до стены сунулась. Ейный хахаль давай выпрыгивать, типа Ван-Дамм, пришлось и ему заехать. Потом, как ляпнулся — дал ему промеж ног, совсем притих. Ствол ей в рот засунул и спрашиваю: Ну сколько тебе, четыре или пять? — Швед причмокнул от удовольствия, — гляжу — обделалась, уже ничего не надо. Говорю: ну смотри, падла — это последний раз, ещё один залёт и некого будет предупреждать.
Внезапная сонливость накатила на меня точно каток асфальтоукладчика, и я сам не заметил, как провалился в глубокую дремоту. Поэтому окончание этой захватывающей истории оказалось навсегда покрыто мраком тайны.
Как ни странно, но я даже увидел сон.
Привиделся мне Фёдор, сидящий с лопатой на краю глубокой ямы. Сам я смотрел на него со дна этой самой ямы.
— Вот твои деньги, — сказал Федька и ткнул пальцем вниз, — забирай.
Глянув под ноги, я увидел огромное количество всевозможных денег, начиная от наших, деревянных и заканчивая какими — то, мне абсолютно неизвестными. Ощущая невероятную радость, я упал на колени и начал распихивать купюры по карманам. Однако проклятые бумажки ускользали из пальцев, точно живые и сколько я не старался — в ладонях было пусто. В этот момент, что — то больно ударило меня по затылку. Я поднял голову и обнаружил Фёдора, вовсю орудующего своим инструментом.
— Ты что делаешь?! — завопил я.
— Если хочешь большие деньги, — заметил Федька, размеренно помахивая лопатой, — нужно оказаться глубоко под землёй.
Я попытался вскарабкаться по стенам, но края ямы стремительно унеслись вверх. Рыхлая почва осыпалась под моими пальцами, запорошив глаза. Сквозь слёзы я увидел, как клочок неба становится всё меньше и меньше. Вот он исчез вовсе и наступила кромешная тьма. Но я был не один во мраке, какое-то неизвестное существо находилось рядом, пытаясь добраться до меня. Я начал пятиться и вдруг чьи-то острые когти сомкнулись на моём плече, выламывая его из сустава с нечеловеческой силой. Я попытался завопить, но тут же получил ощутимый удар по губам.
— Чего орёшь, придурок? — спросил знакомый голос и открыв глаза я обнаружил склонившегося надо мной Зверя, — жрать хочешь?
— А? Что? — я никак не мог освободиться от тягостного сновидения и поэтому его слова казались мне непонятной абракадаброй, — жрать?
— Мы остановились около кафешки, — тон был такой, словно обращались к дауну, — желающие будут кушать, ням-ням, разумеешь? Должен тебе сказать, следующий раз питаться мы будем только вечером, причём очень скудно. А сейчас ты можешь запихиваться сколько влезет.