Основы истинной науки - III

На земле человек ещё не гарантирован от падения и на каждом шагу подвергается опасности, ибо не видит той массы подводных камней, но которым пролегает его путь, тех бурь и той борьбы, которая ему предстоит пережить, он слеп и крепко закован в своё грубое тело. Представьте себе жизнь того разбойника, который был распять одновременно со Христом, имел ли он хотя какую-нибудь возможность не грешить и не злодействовать? На земле мы живём окружёнными соблазнами, наше тело скоро устаёт в борьбе и отказывается служить нам; мы хвораем, терпим неудачи, а воля наша слаба, характер не установился в добре, а потому побороть наш прежний навык к злу бывает так трудно, что задача нашей жизни делалась бы невыполнимой, если бы не являлась благодатная сила Божия, помогающая человеку.

Чуткая, отзывчивая к добру душа, любящая Бога и верящая в Его милость, не может не знать этого и не чувствовать, что всё спасение в Боге. После смерти своей, когда Ангел-Хранитель заставляет её проходить длинный ряд её мытарств, она сознает все свои грехи, видит их, скорбит о них, кается в них, просит Бога о помощи, и Бог прощает ей её грехи, её слабости, ошибки, покрывает их искупительной жертвой Христа, так как в других условиях, при другой обстановке, в лучшей жизни эта душа не грешила бы, так как нет в ней внутренних сокрытых грехов души, пет внутреннею растления, но есть только ошибки, вызванные организацией и трудными условиями жизни. Переход за гроб подобных душ происходит необыкновенно легко, и они всегда счастливы покидать свою земную жизнь.

Для примера приведем несколько сообщений о подобных переходах, сделанных самими умершими.

I собщение, сделанное в 1888 году умершей С.В.Р.-К. своей дочери:

«Мир тебе! - только будь тверда. Вообще, привыкай владеть собою. Теперь слушай. Ты меня давно просила описать свою кончину, но я не решалась, боясь тебя расстроить. Как ты знаешь, смерть для меня давно была желанной избавительницей от земного горя; но когда наступила она, наконец, то мне всё-таки жалко было расставаться, если не с жизнью, то с вами, т.е. не расставаться, а оставлять вас сиротами, ибо одним вам я ещё нужна была; я сознавала это, как во всё продолжение своей болезни, так и в последние минуты; но вместе с тем я чувствовала, что лично для меня было лучше перейти сюда. Любить, кого я любила при жизни, я не перестаю и тут, помогать же советами отсюда оказалось даже и легче. При жизни на земле польза от моих советов не была большая, а теперь она могла бы быть очень большая. Перейдя сюда я удалилась от всего вашего земного, вижу шире и дальше, и скажу тебе, что польза от моих советов была бы временная, земная, но в тысячу раз лучше человеку, если он всё пройдёт сам».

«Не буду рассказывать, как рассталась я с телом; первое, что я почувствовала здесь - это бодрость, после такой немощи, какую я испытала во время болезни; это до того приятно было... Сознавала я себя как при жизни, когда случалось совсем забывать о своём теле. Мы здесь совершенно не думаем о своём существе, иначе, как позабыв о всякой сущности. При жизни я чувствовала: вот у меня рука, вот нога, вот пален, теперь же я и не думаю никогда о том, что я такое и какая у меня форма. Все внутренние чувства, способности, наклонности и знания остались при мне, до внешней же формы мне и дела нет, какая оная её не чувствую, не вижу ни у себя, ни у других и нисколько не забочусь о ней; да и есть ли она у меня? Я хорошенько не знаю. Первое, что я подумала: где моя маленькая (двухлетняя дочь) Лелюшка? Её повидать мне очень захотелось».

Вопр. Что же, ты увидела её?

Отв. Как же, увидела, сейчас же увидела; но не видя её, ибо не форму её я увидела, но качества, чистоту, непорочность её, всё её внутреннее и ничего наружного. Тело составляет темницу души; душа сокрыта в нём и единственный способ увидать душу, это анализ поступков и слов человека; без деятельного же проявления себя может, быть видно одно только тело, одна лишь внешняя форма человека.

Вопр. Сразу ли было удовлетворено твое желание увидать Лелюшку?

Отв. Сразу. Она встретила меня и всё первое время была со мной и много, много их было вокруг меня, все такие же милые крошки, как и моя Лелюшка; они окружили меня и стали увлекать меня за собой и так хорошо было мне идти с ними, такая у них между собой милая болтовня шла, как приветливо обращались они поминутно ко мне и обращали моё внимание то на то, то на другое, и лишнее, конечно, говорить, что предметом их внимания было только всё прекрасное.

II сообщение, сделанное знаменитым русским публицистом и редактором одной из самых распространенных газет, издававшейся в Москве, М.Н.К., в 1888 году.

«Я только что почувствовал приближение смерти, как пожелал покаяться в грехах своих. Потом, что было - я не знаю, не помню; я помню только, как Кто-то благословил меня; я лежал на постели, и родные плакали кругом меня. Вскоре повторилось то, что однажды уже было со мной, т.е. нечто вроде сильной душевной боли и это продолжалось до тех пор, пока я не удостоился принятию Св. Таин. Ровно гора с плеч свалилась, мне стало легко и приятно; душа стала переходить за гроб и покинула тело; вижу... оно лежит на постели, потом видел, как его хоронили, люди плачут, жалеют, - отрадно душе становилось, когда видел, что хорошую память о себе оставил.

Долго душа находилась около дома между своими; вижу и небо, вижу всё то, что и у людей делается и теперь вижу совершенно ясно, потому что могу являться, где хочу. Переход мой за гроб вообще совершился очень скоро, только тяжёл был. - Бедное отечество моё, как оно будет без меня, я мог бы руководить им и отсюда, да никому охоты нет говорить со мной.

Вопр. Долго ли длился ваш переход?

Отв. Мощный Бог совершил его скоро. Он уменьшил страдания мои, склоняясь к молитвам ближних.

Вопр. Были ли вы в обычном забытье?

Отв. Были у меня разные такие ощущения, которые трудно объяснить.

Вопр. Были ли они болезненны?

Отв. Хотелось ещё пожить.

Вопр. Чувствовало эти ощущения ваше тело или душа?

Отв. Конечно, душа; она положительно как бы разрывалась пополам, как бы что держало её, а другой кто-то тащил к себе.

Вопр. Не можете ли подробнее описать самый момент перехода и ту картину, которая представилась вам впервые в загробной жизни?

Отв. Сколько длился самый переход я решительно не знаю; знаю только, что он уже кончился тогда, когда моё тело лежало ещё в постели. Самого перехода решительно не поймёте, описать его вам невозможно. При сильной фантазии. впрочем, вы можете получить слабое понятие, если представите себе, что вы из равнины попали в торы... карабкаетесь на них, желая достигнуть вершины их... Кругом вас целый сонм духов, - одни помогают, другие препятствуют вам и в этом общем смятении узнать знакомых сразу нельзя, а оглядеться некогда и притом же общество слишком многочисленно».

III сообщение. «Я не знаю, сколько времени продолжался мой сон, он был не длинен. Я проснулся, не ощущая никаких болей из тех, которыми был одержим при жизни, и я очень тому радовался; я хотел встать и походить; но что-то меня удерживало; это что-то было далеко не неприятно, оно имело какую-то особенную прелесть. Я отчасти предался этой бездельности или этой лени, не отдавая себе хорошенько отчёта о своём состоянии; я нисколько не думал, что я умер. Всё окружающее казалось мне сном. Я видел жену и нескольких друзей на коленях и плачущими; я сказал сам себе: они, наверное, думают, что я умер. Я хотел их разубедить в том, но не мог ни пошевелиться, ни выговорить ни одного слова, из чего я заключил, что это не сон. Что меня ещё более убеждало, что это не сон, - это то, что я видел некоторых, давно умерших, личностей, присутствовавшими тут же около меня и других, которые как будто ждали, чтобы я проснулся.

«Мало-помалу мысли мои становились более определёнными; свет, который я видел как в тумане, стал яснее, и я начал сознавать, что я не принадлежу больше земле.

«Останки мои не были ещё похоронены. Я смотрел на них с какой-то жалостью и поздравлял себя, что я от них уже отделался. Я был очень счастлив, я сознавал себя свободным. Мне дышалось свободно, как человеку, который вышел из зараженной и душной атмосферы; невыразимое чувство счастья наполняло всё моё существо, я чрезвычайно радовался встрече тех, которые меня окружали; я не удивился видеть их; это казалось мне совершенно естественно, - они производили на меня впечатление, как будто я вижу их после долгого путешествия. Но что меня удивило, - это способ нашего разговора; мы не произносили ни одного слова, а между прочим мы понимали друг друга, наши мысли передавались взаимно и были друг другу понятны через один взгляд, как будто какая-нибудь невидимая связь образовалась между нами.

«Однако, я не совсем освободился ещё от земной жизни. Память моих предсмертных страданий, физических и нравственных, ещё тяготела надо мной, как будто для того, чтобы я лучше мог оценить настоящее своё счастье, и я сам себя спрашивая: неужели я освободился от всего этого? Я, как будто в доказательство, сам себя ощупывал, и когда я вполне убедился, то мне представилось, что огромная, давящая тяжесть свалилась с меня. Я был счастлив и воздал благодарственную молитву Богу. Я был, как нищий, который неожиданно получил несметные богатства; первое время он тоже сомневается в своём счастье и ощущает всю тяжесть нужды. О, если бы люди понимали загробную жизнь, - с какой бы настойчивостью, с каким бы мужеством стали бы они добиваться её. Что бы ни сделали они при жизни своей, лишь бы обеспечить себе счастье, которое Бог бережет тех из своих детей, которые исполнили Его закон. Они понимали бы тогда для каких мелочных удовольствий они часто жертвуют величайшим счастьем и невыразимым блаженством».

IV сообщение. «П... был доктором в Москве. Он составил себе громкую репутацию доброго, вполне нравственного человека.

Вопр. Потрудитесь сообщить нам, отчего страдали Вы так перед вашей смертью, несмотря на то, что всю жизнь свою вы отличались добротой и снисходительностью?

Отв. Это была особая милость Всевышнего, через которую Он дал мне возможность больше оценить своё освобождение и сделать в последнее время моей жизни большой шаг к усовершенствованию.

Вопр. Боялись вы смерти?

Отв. Нет; я слишком верил в Благодать Божию, чтобы хотя сколько-нибудь бояться её.

Вопр. Было ли болезненно расставания души с телом?

Отв. Нет. То, что вы называете последними минутами, жизни, - совершенно не страшно. Я почувствовал какое-то потрясение... и скоро после этого я уже был счастлив, что избавился от своего жалкого остова.

Вопр. Что было с вами потом?

Отв. Мне было чрезвычайно приятно видеть целую массу друзей, пришедших встретить меня; они все приветствовали моё счастливое возвращение. Большинство из них были личности, которым мне удавалось делать добро.

Вопр. Какие области составляют ваше местопребывание? Находитесь ли вы на какой-нибудь планете?

Отв. Нет, я нахожусь в пространстве между планетами. Но сколько степеней в этой бесконечности, как велика лестница Иакова, идущая от земли до неба, т.е. от тех миров, на которых живут и искупают свои грехи души низших развитий, до тех миров, на которых находятся души высших совершенств и высшей чистоты. Я живу в том месте, куда попадают духи, перешедшие очень много испытаний, что равносильно тому, если бы я сказал, применясь к вашему языку, проживших много раз в материальных телах.

Вопр. Вы пережили уже много жизней?

Отв. Как же могло бы быть иначе? Нет исключений в удивительном и непостижимом порядке, устроенном Самим Богом ; награда может быть получена только после победы, одержанной в борьбе; и если награда велика, значит, и борьба стоила этой награды. Но жизнь человека коротка, а эти испытания должны иметь промежутки времени, которые человек проводит у нас в состоянии духа. Находясь на очень высокой степени совершенства, я должен был пройти все эти жизни, в течение которых Бог разрешил мне иногда выходить победителем из этой борьбы, которую Он назначил на мою долю.

Вопр. В чём заключается ваше счастье?

Отв. Это очень трудно вам рассказать: моё счастье состоит в ощущении высшего довольства собой. Не думайте, что я чувствую и восторгаюсь силой своих добродетелей, это был бы эгоизм; эгоизм же может быть качеством только низших душ. Моё довольство заключается в любви к Богу, в глубоком чувстве признательности и благоговении перед Его Бесконечными щедротами; в великом чувстве радости, что я могу сознавать всю прелесть добра и милосердия; в восторге от того, что я могу себе сказать: может быть, отчасти и я быль причиной, что некоторые души стали так близко к Престолу Божию, причём невольно отождествляешься с высшим порядком и блаженством и сливаешься с божественными целями.

Когда дух настолько чист, что способен понимать цель, к которой клонятся действия духов, стоящих ещё выше его, тогда делаешься твёрдо уверенным, что и сам достигнешь этих неизмеримо высоких пределов. В этой бесконечности можно увидать такие невыразимо блаженные сферы, переполненные светом Божественного огня, что ослепляют нас, несмотря на то, что мы видим их как бы ещё задернутыми от нас лёгким покрывалом. Но зачем говорю вам это? Можете ли вы понять меня? - Вы думаете, что этот огонь похож сколько-нибудь, например, на ваше солнце. О, нисколько, это совершенно недоступный огонь для понимания человека, ваш язык и ваше понимание слишком ничтожны; но знайте, уже-то, что вы можете быть уверены в возможности подняться так высоко, для вас должно составлять великое преимущество».

V сообщение. Эмма Л... умерла в девушках в страшных и невыразимых страданиях, причинённых ей ожогами. После вызова, на соответствующие вопросы, она сообщила нижеследующее:

«Огонь земли избавил меня от огня ада; так думала я, исповедуя католицизм; и если я не смела предвидеть для себя райского блаженства, моя трепещущая душа находила себе утешение, думая о чистилище, - я молилась, страдала и плакала.

«Но кто давал мне силы переносить мои страдания? Кто во время длинных бессонных ночей и во время нестерпимо болезненной лихорадки наклонялся к моей кровати мучения? Кто прохлаждал мои высохшие губы? Это был он, мой Ангел-Хранитель. Белые, окружённые ореолом, крылья его прикрывали меня и нашептывали мне слова надежды и любви.

«Полымя, опалившее моё слабое тело, избавило меня от всех моих земных и преходящих привязанностей; вследствие чего моё тело умирало в то время, когда я уже жила другой настоящей жизнью. Я не теряла сознания; не было во мне перерыва бытия при переходе моём в этот блаженный мир, я переходила в него веселая и спокойная и была принята тем лучезарным днем, который опутывает здесь всех, которые страдали на земле, не покидая надежды на Бога. Последние слова мои были: «Мать моя, дорогая мать, ах, как я желала бы, чтобы она сделалась спириткой».

«Я отпала от земли, как спелый плод отпадает от своего стебля. Я начинала уже поддаваться заманчивому влиянию эгоизма и тщеславия, так опасному для всех несчастных, которых может увлечь блестящий успех в свете при их молодости и их красоте, я благословляю огонь, избавивший меня от этой опасности, и благословляю мои мучения, как испытания, послужившие моим искуплением.

«Подобно лёгкой паутине, несущейся осенью по ветру, парю я теперь, увлекаемая блестящими потоками, и несу на своей голове не бриллиантовую звёздочку ювелирной работы, но звезду из золота Самого Бога».

VI сообщение. Вопр. Вы больше года до смерти своей страшно страдали от вашей неизлечимой болезни, - как чувствуете вы себя теперь?

Отв. «Моё положение в настоящее время невыразимо счастливо, никаких прежних болей я уже, конечно, не чувствую: я совершенно перерожден и обновлен. Первые моменты после смерти я никак не мог понять своего перехода за гроб; мы, духи, всегда при этом находимся в таком состоянии, что ясно не понимаем своего положения, ото продолжается иногда в течение нескольких дней. Но перед смертью я молил Бога, и Он разрешил мне по возможности скорей сообщиться с теми, которых я оставил на земле.

Вопр. Через сколько времени к вам возвратилась отчётливость ваших пониманий?

Отв. Через восемь часов. Бог, я вам повторяю, признал меня достойным Своей милости, и я никогда не сумею Его отблагодарить за это.

Вопр. Какое впечатление производит на вас ваше тело?

Отв. Моё бедное и недужное тело должно возвратиться к состоянию пыли; я же остаюсь при добрых воспоминаниях обо всех, которые любили меня при жизни. Этот обезображенный кусок мяса был жилищем моего духа и орудием многолетних испытаний; спасибо тебе, моё тело, за то, что ты очистило мою душу и да будут тысячу раз благословенны те страдания, которые я перенес в тебе. ибо единственно чрез них я заслужил то, чем теперь владею.

Вопр. Сохранили ли вы способность мыслить и понимать до последней минуты вашей жизни?

Отв. Да, - мой дух сохранил все свои способности; и уже ничего не видел, как человек, но всё чувствовал, как дух; вся жизнь моя пронеслась передо мною, и моя последняя молитва была о возможности сообщиться с вами.

Вопр. Чувствовали ли вы самый момент смерти? И что чувствовали вы именно?

Отв. Жизнь разбилась, чувства моего духа временно прекратились тоже; я чувствовал какую-то пустоту, что-то мне совершенно незнакомое, я был увлечен какой-то непонятной мне силой в мире, где всё одно величие и одно блаженство.

Я потерял всякую чувствительность, не ощущал более ничего, однако я был преисполнен полнейшего счастья.

Вопр. Вы сказали, что жизнь разбилась; сопровождается ли этот момент какими-нибудь неприятностями и болезненными ощущениями?

Отв. Конечно, - жизнь - это целый ряд страданий, смерть заканчивает их; дух чувствует какое-то разрывание и делает нечеловеческие усилия, чтобы скорей избавиться от своей оболочки; всё существо поглощено им до времени полнейшего забытья.

Примечание. Это есть частный случай; можно указать на многие другие смерти людей, при которых духи теряют вполне своё сознание и весь переход за гроб совершался для них без малейшего болезненного ощущения. Они ещё при жизни доходили до большой степени дематериализации, так что разъединение души с телом происходило без всяких болей.

Вопр. Не знаете ли, - для всех ли духов смерть одинаково болезненна, например, не больше ли страданий у материалистов, которые думают, что со смертью всё кончается?

Отв. Конечно, - уверенность и спокойствие, с которым умирающий встречает смерть, не позволяют ему страдать, - он знает, что его ожидает. Нравственные страдания выше всего; удалите их, и вы значительно облегчите себе бремя смерти. Неверующий уподобляется преступнику, который видит уже над своей головой занесённый топор и за этим полнейшая и страшная неизвестность всего будущего.

Вопр. Действительно ли есть материалисты настолько закоренелые, чтобы в момент смерти оставаться убежденными, что за смертью следует полнейшее уничтожение?

Отв. Конечно, - до самой последней минуты многие верят в полнейшее уничтожение, но в самый момент расставания в нём поселяется сомнение и тогда он начинает страшно мучиться, спрашивая себя о будущей своей судьбе; он начинает желать возврата к жизни, им овладевает ужас, он хватается за что ни попало, но ничего уже больше для него невозможно.

Вопр. Вы сказали, что в момент смерти вы перестали видеть, как человек, но все чувствовали, как дух, - как понять это?

Отв. Я совершенно точно выразился: смерть тела возвращает душе её обычное ясновидение; глаза перестают видеть, но в то же время дух, зрение которого много лучше, начинает видеть незнакомые страны; правда открывается ему немедленно, и он начинает познавать или невыразимое блаженство, или горе без конца, сообразно состоянию своей совести, сохраняющей всегда память всего прошедшего.

Вопр. Будьте добры описать нам, если это возможно, все обстоятельства, которые поразили вас в первое время вашей загробной жизни?

Отв. Когда я пришёл в себя, - я был поражен, ибо хорошо не понимал своего состояния. Ясность моих идей возвратилась ко мне несколько позже. Я видел себя окружённым множеством знакомых и приятелей. Много духов хранителей собралось присутствовать при моём возвращении к загробной жизни; они все улыбались мне, и лица их были оживлены нескончаемым блаженством; я мог тут же, без всяких усилий, пронестись по пространству. Что представилось в это время моим глазам, не имеет, конечно, названия на вашем языке. Я буду часто навешать вас, чтобы как можно подробно высказывать вам все свои блаженства, не выходя, впрочем, из тех границ, которые положены для этого Самим Богом. Знайте только, что блаженство в том виде, как вы его на земле себе представляете, слишком бесцветно по отношению к действительности. Живите благоразумно, благочестиво, в духе милосердия и любви и этим себе приготовите такое состояние, какое описать ни один из ваших земных поэтов не в силах.

Вопр. В каком виде предстали пред вами ваши знакомые, имели они вид людей?

Отв. Да, милые друзья мои, духи мне при жизни ещё говорили, что в загробном своём состоянии они имеют совершенно вид людей, и это истинная правда. Но... какая разница между неуклюжими, грубыми формами земного человека, употребляющею такие усилия, чтобы передвигаться с места на место, с вечным преследованием разного рода более или менее замысловатых испытаний и между чудесными эфирными очертаниями тела духов. В том мире все прекрасно, в полном смысле этого слова, до такой степени, что я решительно отказываюсь описать вам; конечно, уродств и безобразий не существует за гробом, резкость очертаний составляет только свойство земных тел, здесь они изящны и грациозны. Бог освятил все эти прекрасные существа, которые переносятся с места на место с лёгкостью и быстротой для вас, конечно, непостижимой. Язык их имеет совершенно непереводимые на ваш язык интонации; взгляд их также глубок, как блеск звёздочки. Постарайтесь напряженным воображением себе представить, что может сделать Всесильная Воля Творца, и вы не сумеете представить себе и одной только бесконечной части того, что в сущности есть.

Вопр. Как вы видите друг друга? Имеете ли вы вполне определённые и ясные очертания? Имеете ли вы голову, руки, ноги?

Отв. Духи сохранили форму земного человека, но форма эта, не исключая и всех тех членов, о которых вы говорите, обожествлена и идеализована. Я отлично чувствую свои руки, ноги и пальцы и мы, духи, во всякое время имеем способность явиться вам в настоящем своём виде и можем пожать вам руки. Я стою здесь около вас и сейчас пожал каждому из вас руку без того, чтобы вы это сознавали. Наша эфирность позволяет нам быть везде, не занимая места в вашем пространстве, не возбуждая какого-либо чувства, если мы хотим, чтобы вы не угадывали нашего присутствия. В настоящее время вы сидите с скрещенными руками на груди, а я держу вас за руки. Моё тело не занимает пространства, свет проходит через него беспрепятственно. Вы назвали бы моё явление к вам чудом, а между прочим для меня совершенно легко и просто при соблюдении некоторых условий сделаться видимым. Вид духов при всём своём сходстве с человеческим, не имеет никакого подобия, - всё изменено, как в общем, так и в коренном смысле, в самом основании. Дух проникает всюду, не занимая места; его способности, его проникновение и прозорливость доведены до такой степени, что они видят все ваши мысли. Они совершенно легко меняют свою форму, но, конечно, предпочитают последнюю, в которой жили на земле, ибо она больше всего приближает их к Богу.

Вопр. Вы говорите, что читаете наши мысли, - не можете ли нам пояснить, как это делается?

Отв. Это нелегко; чтобы вам это объяснить, надо было бы открыть целый арсенал, совершенно незнакомых вам, деятелей или двигателей в природе, и вы стали бы так же умны, как мы, духи, если бы только могли понять это, но это невозможно, - ваши чувства, понятия и способности слишком ограничены. Терпение, друзья мои, будьте добры, милостивы и дойдёте до этого; в настоящее время вы имеете всё, что Бог вам разрешает иметь; будет время, вы будете как мы, духи, и будете знать столько же. Всё ваше настоящее старание должно заключаться в том, чтобы лучше умереть, и чем вы лучше умрете, тем вы будете больше знать за гробом. Любознательность, возбуждающая постоянно думающего человека, доводит его спокойно до гроба, после чего только она удовлетворяется узнаванием прошлой и будущей жизни. В настоящее время я скажу вам, что окружающая вас невесомая атмосфера такого же свойства, как мы, духи, несёт каждую вашу мысль; ваше каждое дыхание есть, как бы сказать, страничка из той книги, в которую записываются все ваши мысли; их читают и объясняют духи, которые постоянно окружают вас; это Божественный телеграф, от которого ничего не может быть скрыто».

Все описания ощущений, сопровождающих смерть людей верующих, не удрученных особыми грехами, оставляют в нас спокойное, отрадное и радостное впечатление. Все эти люди рады умирать, ибо смерть для них есть желанное избавление от земных страданий и давно ожидаемое их переселение в мир лучший, в мир спокойствия и блаженства. Но не так легок переход за гроб людей неверующих.

Мы, люди, живущие ещё на земле, никогда не можем оценить своих собратий по действительным достоинствам их душ. Мы всегда судим по одному внешнему виду их поступков и не зная внутренних мотивов и причин, заставляющих их поступать так или иначе, склонны к крупным ошибкам при оценке их. Например, сравнивая двух людей мы видим одного чрезвычайно на вид добродетельного, но неверующего в Бога человека; другого же несравненно менее добродетельного, но верующего. Мы говорим, что толку, что он понимает свою порочность, что он молится Богу, что он кается в своих грехах, соединяется с Богом через посредство таинств, ведь он опять грешит, опять делает зло и далеко не имеет тех добродетелей, как первый неверующий человек. Это верно, но второй очищает себя от внутренней порочности души, от потаенного зла, таящегося в внутреннем его существе, он приучает себя при жизни ещё, возвышать свою душу до предвкушения загробного мира и со смиренным сердцем ожидает суда Божьего, с покорностью готовый исполнить всё, что не повелел бы ему Бог. Он уверен, что Бог Всеблаг и спасет его, и эта уверенность, это смирение, эта покорность, одним словом, это чистое сердце, преданное всей душой Богу, находит за гробом своё спасение. По слабости организации своей и по бесхарактерности, он действительно спотыкается, падает и впадает в ошибки, но ведь это не без борьбы, не без скорби о себе; и только одному Бог у известна сила борьбы, сила желания и стремления не делать зла, сила привычки, заставлявшая человека грешить и степень слабости его организации; во всём этом люди не судьи.

Духовное и нравственное настроение человека не верующего и не умеющего молиться совершенно не похоже на настроение человека, жившего на земле с Богом . Он всю жизнь надеялся на свои силы, верил только в неотразимое значение своих высоких добродетелей или своего ума и в них одних он видел своё спасение. Разве это не есть высшая степень гордости, высшая степень упорства; разве это не есть чувство противления Богу, или не желание покориться Ему. Эти в высшей степени злые качества, не искорененные из души, это не привычка возвышаться до Бог а, заставляет их ужасаться смерти, ибо весь загробный мир есть для них нечто чуждое, нечто совершенно не соответствующее их природе, ибо они при жизни нисколько не приготовили себя к загробному существованию. Они в жизни ещё слышали и о загробном мире, и о благости Божией, и о жизни ангелов на небе, о жизни святых и тогда ещё они отвергли это учение и не желали обратит на него внимания, тем более теперь за гробом, они уже совсем не в состоянии, и все внушения Ангела-Хранителя делаются для них невыносимой сказкой докучной, они жаждут лишь одного, чтобы Ангел-Хранитель от них удалился и сами ищут улизнуть куда-нибудь от него. Видя это Ангел-Хранитель действительно принужден отступиться от своего питомца и тогда этот последний скоро находит себе симпатичных существ среди злых духов. Это сообщество несколько успокаивает грешника, ибо при этой обстановке он избавляется от тех страданий, которые испытывает при невозможности делать зло и сеять дела противления Богу. Однако, Ангел-Хранитель не отступится от него окончательно, он только испытывает и выжидает время, чтобы опять приступить к нему и начать свои увещевания.

Закоренелые неверы в последние минуты своей жизни чувствуют как бы ужас самого сильного кошмара, в котором они видят себя на краю пропасти, в которую собираются лететь, и делают сверхъестественные усилия, чтобы избегнуть. Они хотят зацепиться за что-нибудь и не находят ничего; хотят кричать и не могут, ибо смерть тела уже сковала все их органы. Они впадают в абсолютное отчаяние, усиливающее их и так уже невыразимо мучительное состояние. Кошмар при жизни человека длится одно мгновение, но этот кошмар за гробом продолжается целые годы, и он тем более ужасен, что человек не знает конца ему и, вообще, конца своим мучениям; он не может себе представить, что дальше будет, чем всё это кончится; не видит никого около себя, сознает только себя, или своё отчаяннейшее положение и мрак, его окружающий.

Но в сущности этот несчастный не один. Ангел-Хранитель не покидает его, хотя и не видим ему, он молится за него, скорбит о нём, просит у Бога облегчения этой ужасной участи, и употребляет все меры, чтобы скорей привести его к сознанию своего положения, а следовательно, и к раскаянию, единственному средству, могущему сколько-нибудь облегчить это ужасное положение.

Ангел-Хранитель показывает ему и землю, и обители рая, сопоставляет и сравнивает эти жизни, утешает его, стараясь внушить, что со смертью ничего он не потерял и что здесь, за гробом, он может жить ещё лучше, чем он жил на земле, даёт ему надежду на спасение, рассказывает ему о милости Божией, о бесконечной любви и прощении. Но что может сделать Ангел-Хранитель, если привычка ко всему низменному и земному так глубоко внедрилась в душе человека, что он абсолютно слеп и неспособен понять красоту небес? Этот бедный грешник заключая в глубине своего сердца так много пороков, так много уверенности в себя, в свои собственные силы и свои добрые дела, что ничего кроме себя и своего безвыходного положения он не видит. Весь загробный мир виден ему только через призму униженной гордости и оскорбленного самолюбия. Он не в состоянии отличить рая от ада. В раю он несказанно мучается как рыба, вынутая из воды; в аду он чувствует себя лучше и более понимает себя. Всё Божественное производить на него впечатление чего-то отталкивающего, чего-то невыносимо противного и слово « Бог » заставляет его содрогаться. Он жаждет лишь одного: это своего уничтожения и положительно не понимает, чего требует от него его Ангел-Хранитель. Ангел-Хранитель требует от него раскаяния, но он никак не может понять, что такое раскаяние, он всё оправдывается. По его понятиям можно только оправдываться, а потому на каждый довод Ангела-Хранителя о виновности его, он подыскивает оправдание и никогда себя виновным признать не может. Он находит, что в том, что он грешил при жизни, виноваты все, кроме его самого, и Бог, и люди, но он сам по своим понятиям всегда остаётся прав.

Так проходят годы. Зло, причиняемое самому себе, начинает быть уже очень тягостным и упорство души начинает принимать более спокойный характер, позволяющий более вдумываться в настойчивые советы Ангела-Хранителя. Человек начинает более или менее соображать своё положение и вместе с одной первой искрой раскаяния, (появившейся сперва может быть и случайно, как некая проходящая мысль) человек получает облегчение и некоторую отраду, некоторую надежду на избавление и Ангел-Хранитель уже торжествует, радуется и благодарит Бога, ибо он предвидит скорый возврат этого человека к Богу. Самый трудный это первый шаг, за которым начинает всё чаще и всё сильнее повторяться раскаяние и человек очень быстро улучшает своё загробное состояние. Если этот человек не имел при жизни особых грехов, то он может скоро за свои добрые дела, соделанные на земле, получить весьма блаженное состояние, не смотря на столь жесткое начало.

Но чрезвычайно тягостное состояние душ, которые при безверии своём не имеют добрых дел в своё оправдание; и ещё более тягостно это состояние, если человек удручен преступлениями. Такую душу водит Ангел-Хранитель целые века; она испытывает настоящие мучения ада имея всегда перед глазами всю картину своих злодеяний; она несказанно несчастна; но ничто не в силах привести её к сознанию своей виновности. Положение Ангела-Хранителя около этой души невыразимо тягостно; он мучается не менее самой души и выбивается из сил, чтобы спасти её. Когда же все средства исчерпаны, когда Ангел-Хранитель убеждается, что ничего не может помочь ей, то Бог определяет эту душу во тьму. Она помещается в отдельных и тёмных местах астральных сфер земли, и оставляется на произвол её собственных мыслей и ощущений.

Ангел-Хранитель и тут ни на шаг не отходит от души. Он неусыпно следит за ней и если бы появился у неё хотя малейший проблеск раскаяния или доброго желания, то он начинает опять свои увещания, свои советы и очень часто удаётся спасти эту душу. Бог по беспредельной Своей благости даёт этим существам все льготы, все средства и всю Свою милость; и если бы эта душа только сама захотела вернуться к Богу и к добру она могла бы это сделать при первом своём призыве Бога.

Но душа, предопределённая Богом во тьму, в большинстве случаев впадает в отчаяние; она не верить в возможность возврата к Богу, и Ангел-Хранитель не может уверить её в том, что Бог вновь примет её в Своё лоно, как принимает отец своего блудного, но любимого сына. Гордость и самолюбие не позволяет душе и думать о возврате к Богу, и она желает лишь одной милости, что бы было ей разрешено следовать за злой силой в ад. Он убежден, что только там получит он удовлетворение и награду, и всеми силами стремится поскорее в тёмное царство денницы. Денница давно уже засылал к этому несчастному своих слуг с обещаниями всевозможных благ жизни; но кроме того он и сам давно убедился, посещая раньше ад, что он более ему по сердцу, чем рай.

Бог, однако, не даёт подобными душам сразу окунуться в жизнь крайнего зла, не испробовав всех путей к возврату. Он определяет им жизнь на Венере. Если эта жизнь не приведёт к благим результатам, если и после этой жизни эта грешная душа будет настаивать на желании своём идти в тёмное царство денницы, то Бог уступает и отпускает их от Себя. Задерживать дальше такую упорную в зле душу, было-бы решительно бесполезно. Она могла бы пробыть ещё века в таком положении, и все эти века не принесли бы ей никакой пользы. Окунувшись же в крайнее зло, и испробовав его, эта душа может скорее получить отвращение от зла и вернуться к добру

Как только Бог изречет Свой Святой приговор, на душу эту, налетают злые демоны и уносят новую жертву с диким ликованием в своё царство на истязания.

Для иллюстрации тягостного состояния страждущих душ за гробом, приведем несколько сообщений.

I сообщение. Р был при жизни человеком очень обыкновенным, был холост и скуп.

После смерти своей, в 1857 году, он оставил довольно значительное состояние своим дальним родственникам боковой линии. Он сообщил следующее: «Я хочу получить обратно свои деньги: эти негодяи отняли их у меня и разделили между собой. Они продали мои фермы, мои дома и все деньги разделили. Они разграбили моё добро, как будто оно не принадлежит мне. Предайте их в руки правосудия, ибо меня они не слушают; они говорят, что я был ростовщиком при жизни, а деньги всё-таки взяли. Отчего же не хотят они возвратить денег, находя что они нажиты худыми делами?

Вопр. Но, ведь, вы умерли, зачем же вам деньги? Просите Бога, чтобы Он дозволил вам возобновить жизнь вашу в бедности, чтобы искупить свою алчность последней жизни?

Отв. Нет, в бедности я жить не могу, мне нужны деньги, чтобы жить. Какую надо мне ещё другую жизнь, если я и теперь живу.

Вопр. Страдаете ли вы?

Отв. О, да, я страдаю мучениями ада, которые хуже всех земных страданий, ибо они находятся в самой глубине моей души. Я всегда признавал несправедливость и всё криводушие своей жизни, которая была причиною бедствий многих людей. Я знаю, что я негодяй, недостойный сожаления, но я так страдаю, что надо помочь мне выйти из этого ужасного положения.

Вопр. Мы будем молиться за вас.

Отв. Благодарю вас, молитесь, чтобы я забыл свои земные богатства; без этого я никогда не буду в состоянии покаяться. Прощайте. Франсуа Р... Улица благодеяния, № 14.

II сообщение. В Гавре получилось внезапно нижеследующее сообщение:

«Я в ужасной пропасти,... помогите мне... О Боже мой, кто вынет меня из этого жерла? кто протянет руку помощи бедному, поглощенному морем... Ночь темна и мне страшно... везде рев волн и ни одного дружеского привета для моего утешения, в эти потрясающие минуты, ибо глубокую эту ночь можно сравнить только с самою ужасающею смертью, не в будущем, а уже в прошедшем, и я навеки разлучен со всеми, которых любил. Я вижу своё тело, и то, что я чувствую теперь, есть только ужасное воспоминание последнего томительного расставания.... Сжальтесь надо мной и молитесь за меня... однако это только наказание; я предчувствую!... Молитесь, умоляю вас... О море! о холод!... Меня поглотит сейчас!... Спасите!... Бедная моя мать; если бы она могла себе представить своего сына в таком положении, она бы больше молилась за него; но она думает, что моя смерть искупила всё моё прошедшее; она оплакивает меня как мученика, а не как преступника. Вы, которые знаете теперь о моих страданиях, будете ли вы без всякого сожаления ко мне? Нет, вы будете молиться. Франсуа Бертин».