Отечество, стихи и поэмы

Отечество

Стихи и поэмы

М. "Воениздат", 1988

СТИХИ

ПТИЦА СИРИН

Чтоб путь житейский Был не страшен, Среди затейливой резьбы Ее обличьем Был украшен Конек прадедовской избы. В ее существованье веря, Как в домового, Как в судьбу, Входили мы, не хлопнув дверью, В родную дедову избу... В хранимой небом Темной сини Звезда высокая взойдет: Накличет счастья Птица Сирин И молча бровью поведет. По-человечьи улыбнется, На наше счастье поглядит. Но вот по-птичьи Встрепенется И недалеко отлетит. И будет где-то с нами рядом Незримо И тревожно жить, Чтоб ниву не побило градом, Чтоб нам не довелось тужить, Чтоб горе мимо проходило, Невзгоды были позади... Чтоб смерть с косою Погодила, Она ей скажет: — Погоди! Она возденет крылья-руки, Как птаха над родным гнездом, Чтоб в доме были Дети, внуки И были правнуки потом. Она заботы не боится, Семейный сторожит очаг. И свет неведомый струится В ее невидимых очах... В любом краю большой России, Как и в былые времена, Она незрима, Птица Сирин, Но доброта ее Видна.

НЕ ХОДИТЕ НА РУСЬ...

— Не ходите на Русь! — Мономах обращался к соседям. — Кто с мечом к нам придет, От меча и погибнет! — Сказал Светлый князь Александр. И в немеркнущей вечно победе Правоту этих слов Справедливым мечом доказал. — Не ходите на Русь... Но топтали чужие подковы Золотые поля, Золотые сердца И тела. И тогда Князь Димитрий Пришел на свое Куликово — Поле жизни, где русичей Слава ждала! — Не ходите на Русь!.. Но богатства Руси Истомили Тех, кому как вода Мирных пахарей алая кровь. Поднимался Пожарский, Вставали Сусанин и Минин, И недолгий покой Обретало Отечество вновь. Вражья сила текла И текла, Словно черная лава. Но вставал над Россией Могущества полдень — Петров. — Кто с мечом к нам придет... И Полтавской баталии слава Доказала опять Правоту Тех пророческих слов. Сколько ж пахарей Ты потеряла, Россия, Сколько лучших сынов Отдала ты кровавым векам! — Не ходите на Русь! — Об одном ты веками просила, Не к друзьям обращаясь, А только к врагам. А враги не внимали Сердечному слову. Им бы славу твою затоптать, Твой народ покорить. Бородинское поле Смогло повторить Куликово, Поле брани Полтавской Со славой Смогло повторить! Не ходите на Русь!.. Светом ленинской правды согреты, Мы под Псковом И Нарвой На битву уверенно шли. Мы боролись за мир, На века утвержденный декретом, Интервенцию стерли С лица нашей мирной земли. Мы боролись за мир, Пятилеткам даря ускоренье, Патриотов растили Во славу отчизны своей. Но фашистские тучи По-паучьи Зловещею тенью, Смрадным запахом гари Достали до наших полей. Вся страна поднялась На святую борьбу. И «Союз нерушимый», Как сказано в Гимне, Отстоял в тех сраженьях Ленинизма судьбу... И Мамаев курган Будет вечно гордиться сынами, Что живыми и мертвыми Родине были верны. И всегда над Кремлем Будет реять Победное знамя, На века осенив Ратный путь патриотов страны. — Не ходите на Русь! — Повторяем слова Мономаха. — Кто с мечом к нам придет... — Вспоминаем пророческий слог, — Не ходите на Русь! — Мы врагам говорим не из страха. Кто с мечом к нам придет, С тем народ будет подлинно строг. Вы, конструкторы войн, Демонстранты насилья и силы, Что пугать нас войной — Звездной или иной! Мрачный памятник вам — Вами созданный смерч Хиросимы — Он ведь может, увы, Прошуметь и над вашей страной! И «рукою Москвы» Не пугайте всех мыслящих здраво! О войне и о мире, Скажите, что знаете вы?.. День сегодняшний Родины, С прошлой сомкнувшийся славой, Стал рукою рабочей И мирной Москвы. Все народы земли Жить должны словно братья И друг другу внимать Безо всяких помех. А рука у Москвы Лишь для рукопожатья, Не для рукоприкладства, Которым пугаете всех. И космической силой Страшить погодите. Нам судьба повелела Планету беречь. Не ходите на Русь, На Советскую Русь Не ходите! Пусть он в ножнах Пребудет, Земной справедливости Меч! Позабудьте слова: Победителей, дескать, не судят. Все правительства мира Понять в наше время должны, Что в грядущей войне Победителей Вовсе не будет, Ни врачи и ни судьи Планете не станут нужны!

ИСТИНА

И. Я. Васильеву

Есть истина — Об этом каждый скажет, И кто о ней не вспомнит в горький час: Мы вышли из земли. Уйдем туда же, Чтоб стали травы выше после нас. Чтоб после нас Земля не оскудела. Мы слишком много взяли у нее, Чтоб не отдать ей собственное тело, Которое С рожденья Не твое. Ты помни эту истину И слиться Спеши с природой, вызрев наконец. Довольствуйся, Что ты — ее частица, Ее творенья светлого венец. И вот когда ты осознаешь эту Тебя с землей связующую нить, Ты будешь жить Предчувствием рассвета, Желанием добро на ней творить. Пусть будет черный дождь И черный ветер — Дыши надеждой, Верою дыши. И помни, раздавая свет души: Не гаснет солнце Оттого, что светит!.. Земле доверься, Ставшею Отчизной, Поверь любимой, Ставшею твоей. Она тебе Во имя вечной жизни Подарит настоящих сыновей. Неправда то, что все на свете тленно. Нетленны наши добрые дела. Перед безлюдным холодом вселенной — Поток людского света и тепла! И если есть на этом свете братство, То только потому, Что до конца Земное Бескорыстное богатство Людские не растратили сердца. И не растратят, Как бы ни стремились Людские души ложью обокрасть... Живи, Чтоб в мире Процветала милость, А в годы бед — Неистовая страсть. Чтоб каждому В последний час Хотелось Сказать земле: — За все благодарю. Прими мое бесчувственное тело, Я жил в борьбе, Но мир тебе дарю!

ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ

Памяти А. А. Коваленкова

Я помню сожженные села И после победного дня Пустую Холодную школу, Где четверо кроме меня, Где нам однорукий учитель Рассказывал про Сталинград... Я помню Поношенный китель И пятна — следы от наград. Он жил одиноко при школе И в класс приходил налегке. И медленно Левой рукою Слова Выводил На доске. Мелок под рукою крошился. Учитель не мог нам сказать, Что заново с нами Учился Умению ровно писать. Ему мы во всем подражали — Таков был ребячий закон. И пусть мы неровно писали, Зато мы писали, как он. Зато из рассказов недлинных Под шорох осенней листвы Мы знали Про взятье Берлина И про оборону Москвы. Дымок от землянок лучился Жестокой печалью земли. — Любите, ребята, Отчизну, Ее мы в бою сберегли... И слово заветное это Я множество раз выводил. И столько душевного света В звучанье его находил! А после Поношенный китель Я помню как злую судьбу — Лежал в нем Мой первый учитель В некрашеном светлом гробу. Ушел, говорили, до срока, Все беды теперь позади. Рука его Так одиноко Лежала на впалой груди! Могилу Землей закидали. И женщины Тихо рыдали. И кто-то негромко сказал: — Медалей-то, бабы, медалей! Ить он никогда не казал... Мой первый учитель! Не вправе Забыть о тебе никогда. Пусть жил ты и умер не в славе — Ты с нами идешь сквозь года. Тебе я обязан Всем чистым, Всем светлым, Что есть на земле, И думой о судьбах Отчизны, Что нес ты на светлом челе!

ЧУВСТВО РОДИНЫ

Родина, суровая и милая, Помнит все жестокие бои... Вырастают звезды над могилами, Славят жизнь по рощам соловьи. Что грозы железная мелодия, Радость Или горькая нужда?! Все проходит. Остается — Родина, То, что не изменит никогда. С ней живут, Любя, страдая, радуясь, Падая и поднимаясь ввысь. Над грозою Торжествует радуга, Над бедою Торжествует жизнь! Медленно история листается, Летописный тяжелеет слог, Все стареет. Родина не старится, Не пускает старость на порог. Мы прошли столетия с Россиею От сохи до звездного крыла. А взгляни — все то же небо синее И над Волгой та же тень орла. Те же травы к солнцу поднимаются, Так же розов неотцветший сад, Так же любят, и с любовью маются, И страдают, как века назад. И еще немало будет пройдено, Коль зовут в грядущее пути. Но святей и чище чувства Родины Людям никогда не обрести. Медленно История листается. Все пройдет, а Родина — Останется.

* * *

Жить охота Века. Жаль, что жизнь Коротка. Я учился ходить, Я шагал, Я бежал, Обгоняя, казалось бы, время. По деревьям, Которые в детстве сажал, Примечаю, Что с ними старею. По тому, Как стареют артисты кино, По тому, Как их многих не стало, Примечаю давно, Замечаю давно, Верь не верь, Приближается старость. По сухому ручью, Что нас в детстве поил, По деревне, Что городом стала, — Отмечаю я время, В которое жил, И не верю, Что близится старость. По тому, Как мелеет родная река, Что веками мелеть Не хотела, Сознаю с изумленьем, Сколь жизнь коротка, И мечтаю Управиться с делом. Как же я не заметил Потери ручья! Неужели все в мире Не вечно? По тому, Как взрослеют мои сыновья, Понимаю, Что жизнь быстротечна. Быстротечна. Быстрей полноводной реки Да и скорости звука и света. Исчезают начала, Точней — родники, На глазах у скорбящей планеты. Оглянусь И почувствую горечь земли, Осязая покой нелюдимый. По могилам солдат, Что с победой пришли, Вижу время, Что невозвратимо. Если б все осознали, Как жизнь коротка, Как земля хороша На рассвете, Смог ожить бы ручей От корней родника, Став подарком Тревожной планете. Будет ЖИЗНЬ на земле Навсегда, На века, Если все осознают, Сколь жизнь Коротка.

***

В. А. Таболину

Какое счастье — Дом родной иметь, Иметь колодец с глубиной земною. Какое счастье — Мир запечатлеть, Пожалованный отчей стороною. Запечатлеть Зеленый дым ветлы, И пар Над свежеиспеченным хлебом, И глубину Распахнутого хлева С молочным духом сена и весны. Запечатлеть Тепло в пустых сенях, Ребят, Которым лужи не помеха, И мужика, Что думает, как ехать — То ль на телеге, То ли на санях. Весною Тянет в отчие края, К тому ж родился я в конце апреля, Когда вода спадала, Птицы пели — Все до единой, Кроме соловья. Я всякий раз по-новому гляжу На то, чем жил И чем живу отныне, И все же большей, чем земля, Святыни На белом свете я не нахожу. Казалось бы, Земля везде одна, Но тянет к той, Возникшей от порога, Где ждут меня, Печалятся немного, Особенно когда грядет весна. Какое счастье — Родину иметь, Где жизни нет без ласки и привета, Где я вступил В сороковое лето, Сумев навек весну запечатлеть!

* * *

Поэты Одиноки, Как планеты. Поэтов так же мало, Как планет, Которые своим неслышным светом Соединяют миллионы лет. Поэты одиноки. Это верно. И в гордом одиночестве Они — Как в прошлые, Так в нынешние дни — И соль земли, И кровь ее, И нервы. Они — Людская боль, Людская речь, Донесшая народные преданья, Любое из которых — Мирозданье, Что суждено поэтам уберечь. Отзывчивы на боль, На скорбь, На грусть, Поэты — Вряд ли может быть иначе — Скорбят, Грустят, Болеют, Даже плачут, Свои стихи читая наизусть. Поэтов кровь Фильтрует боль земли, Худые или радостные вести. Пусть каждый одинок из них! Все вместе — Небесный свод со звездами вдали.

ПОЛЕ-ПОЛЮШКО

Под парящим Облаком, Над палящим Зноем Жаворонок пробует Голос неземной. Здравствуй, здравствуй, поле, С детских лет родное, Мир тебе Под солнышком, Мир И под луной! Здравствуй, здравствуй, поле, Ставшее судьбою, Над тобой, Как в юности, Горит моя звезда. Ты в годину битвы Было полем боя, Стало полем-полюшком В мирные года. Поле русской славы, Поле бывшей брани, Здесь в боях решалась И моя судьба. Из земли израненной, Из земли кровавой Памятником павшим Поднялись хлеба. Волны ржи Волнуются Тихо и устало, К горизонту катятся, Как года мои... Сколько же ты, полюшко, Видело-видАло, Кроме пота пахаря, Кроме слез жнеи! Сколько же ты, Полюшко, Судеб сохранило, Скольким В край бессмертия Проторило след!.. Но жива, Как прежде, Солнечная нива — Кажется, Что смерти В самом деле нет. Где б я ни был, Слышу Хлебороба голос, Из краев бессмертия Обращенный к нам: — Берегите во поле Даже малый колос, Вызрел он на крови С потом пополам. Под парящим Облаком, Над палящим Зноем Жаворонок пробует Голос неземной. Славься, Славься, поле, С детских лет родное, Мир тебе Под солнышком, Мир И под луной!

МОРСКАЯ ПЕХОТА

Моему дяде Василию Алексеевичу Фирсову

Четко — Черные бушлаты. Резко — Белые снега. Ярко — Бляхи золотые. Значит, жизнь недорога! — Есть вопросы? — Нет вопросов! Будем драться, Так их мать!.. — Не дают себя матросы Переобмундировать. — Вы в бушлатах Как мишени И в ночи Видны как днем!.. — Но матросы отвечают: — Мы матросами умрем. Не изменим форме флота И приказу вопреки. По нужде мы лишь пехота, А по сути — Моряки! Что в шинелях, Что в бушлатах, Всем от смерти не уйти... Дудка боцмана сияет, Словно крестик, на груди. Щедро выданы патроны. Винтари наперевес. На пути врага Заслоном Вырастает Черный лес! В маскировочных халатах Немцы Пачкают снега. Вот «Ура!» с российским матом Заглушает Лай врага! Черной смертью, Черной местью — Вал российских моряков! Побеждать легко им Вместе, Вместе Умирать легко... Немцы прятались за танки. Но с гранатами Вставал И атаку за атакой Отбивал Матросский вал! Новоявленным убийцам И во сне И наяву Не прорваться, Не пробиться Во престольный град — Москву!.. Четко — Черные бушлаты. Резко — Белые снега. Ярко — Бляхи золотые. Жизнь была недорога! Никакая канонада Не пробудит Тех ребят, Что в обнимку со снегами На снегах холодных спят. Крепко спят они, Как будто Их покой лелеет тишь. Что ж ты, боцманская дудка, Им подъем не просвистишь? Боцман мертв. Он с смертью занят. Тишь победная окрест... И с груди, Как тяжкий крест, Дудка боцмана сползает.

* * *

Представь себе: Отныне солнца нет. Застыли родники, пожухли травы, А ты — живешь И не имеешь права Поверить, Что отныне солнца нет. Не веришь ты, Но видишь — Солнца нет. Как страшно знать, Что нет на этом свете И той звезды, Что в горький час осветит Твою дорогу радостей и бед. Да, солнца нет! Темно в твоих очах, И сердце начинает гулко биться, И, ветром опахнув, Ночная птица Скользит неслышно около плеча. Ни молнии. Ни радуги. Ни зги. Лишь вороны с проворным криком вьются Да суетно Во мраке раздаются Недобрых дел жестокие шаги. Вся грязь и ложь повылезли наверх. Над вечной правдой вызрела неправда. Ты спрашиваешь: — Что же будет завтра? — И слышишь той неправды жуткий смех. Ты убедился В том, что солнца нет? Но есть надежда, Убедившись в этом, Вернуть земле хотя б частицу света, Что дал тебе когда-то солнца свет. Ну, где она? Похоже, растерял. Растратил свет Еще при свете солнца! И там, где было ясное оконце, Зияет черной пустоты провал. Но все ли растеряли Искры свет, Что сердцем, Словно кремнем, высекают? Не все! Ты видишь — искры возникают, Им нет числа, Как и названья нет. Фантазия... Но ты, мой друг, Пойми, Что солнце Лишь до той поры пребудет, Покамест на земле Он дорог людям — Тот свет, Который сделал их людьми. И ты огонь души своей не тронь До той поры, Пока не пригодится... И возникают предо мною лица Людей, Что не растратили огонь.

* * *

1 Разбуженный покой лесов И краски Первоцветов мая Глазами дедов и отцов С рожденья Мы воспринимаем. Глазами их, Как с высоты, Откуда — настежь мир прекрасный, Мы видим птиц И зрим цветы, Которых нет и в Книге Красной. Мы, не приемля силы тьмы, Ночами Мучаемся снами. Да мало ли, что видим мы Глазами тех, Кого нет с нами!.. 2 Родник их жизни не затих При вечном с нами расставанье. Их зренье, Слух И совесть их — Все стало нашим достояньем. И мы, Как деды и отцы, Познали, Становясь все старше, Рожденья, Свадеб бубенцы И жизни траурные марши. — Нерасторжима жизни связь! — Внушали нам И нас учили Все те, Кто, смерти не боясь, И кто, боясь ее, Почили. Почили. Попросту ушли, Побыв за этот свет в ответе, Оставив нам тепло земли И жизнь, Что мы оставим детям.

РЕЧКА АЛЕКСАНДРА ТВАРДОВСКОГО

Вся расшитая облаками, Что свершают над ней полет, Речка Шепчется С тростниками, С перекатами Речь ведет. То спокойна, То вдруг бурлива, То глубинна — от высоты. И над ней не стареют ивы, Молодеют от красоты. Речка, реченька, Речь родная, Дочка малого родника, Ничего я родней не знаю Тех краев, Где течешь века. Речка, реченька, Речь народа Неизменно всегда чиста, Как твои молодые воды, Как подоблачная высота. На твоих берегах неброских, Как тому талант повелел, Речь родную Познал Твардовский И стихами ее воспел. Все, что ведал, Он нам поведал. Жизнь — за каждой его строкой. Стал он сам Для идущих следом Неисследованной рекой. Неизмеренны и глубинны Речи, Что он оставил нам... Речка, речка, Певец любимый Не придет уж к твоим волнам. Не придет, Торопясь, Волнуясь И немного себя стыдясь, Слушать речку, Как речь родную, Чистотою ее гордясь. Стал Твардовский Родною речью, Вечным словом ее в веках, Повторивши родную речку, Чье бессмертие В родниках.

СИНИЦЫ

Над просекой лесною Просинь Глядит на поздний листопад. Синицы В сад Приносят осень И свистом Осветляют сад. И свет лазоревый Струится На сизых ветках, на кустах. Ах, сердцу милые синицы С хрустальным звоном на устах!.. В дом сумерки приходят рано, Их не тревожит тишина. И осень, Как с киноэкрана, Глядит из каждого окна. Стучат синицы в окна, В двери, Свет разливая в темноте. Их любопытство, Как доверье Людской извечной доброте. Заснуть бы надо, Да не спится. В окне Чуть видный свет потух. Сини-сини-сини Синицы Тревожат памятливый слух. И зримо Осязают осень Полуприкрытые глаза... — Пора... «Покоя сердце просит», Как Пушкин некогда сказал.

ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ

Не в сивушном чаду, Не с похмелья, не спьяну — В годы дерзких открытий — Почти пол-Земли — От Дуная до Тихого До океана, От пустынь к Заполярью Наши предки прошли. Ах, какая страна Нам в наследство досталась! Слава дел ее славных — Наследство векам. Утверждалась Россия, Трудом утверждалась, Благодарная Крепким рабочим рукам... В захудалых лаптях, В сапожонках, в обмотках Шла за ленинской партией В бой молодежь. От неистовой ярости Хриплые глотки Выдыхали Разящее слово — «Даешь!». И давалась победа. Победа ковалась На фронтах пятилеток В упорном труде... Ах, какая страна Нам в наследство досталась! Счастье — быть в ней Причастным Во всем и везде. Гений Ленина Вызвездил дальние дали, Чтобы люди не знали Духовной нужды. С ним Во дни революции Мы побеждали, Победили фашизм, Мир спасли от беды. С ним Несли мы Народам Европы свободу. Мирным днем утверждали Победу свою. Были равными В те незабвенные годы Ускоренье в труде, Ускоренье в бою! Волго-Дон, Целину И Байкало-Амурскую трассу С легендарным «Даешь!» Мы упорно прошли. И бессмертную гордость Рабочего класса Космонавты Над всею Землей пронесли. Да, мы верим И в силу, и в разум народа. В мир, что будет От ядерной бури спасен. Верим — в день настоящий, В грядущие годы, В ленинизм, что, как свет, Над землей вознесен. Эта вера живет В молодом поколенье. И оно не случайно За старшими вслед Восклицает сегодня: — Даешь ускоренье! Ускоренье движенья К высотам побед!

ОДА СМОЛЕНСКУ

Во все века не покоренный, Ты знаешь, Помнишь до сих пор, Как на потрепанных знаменах Враги уносят свой позор... Всегда навстречу супостату Ты поднимал разящий меч. Смоленск! Ты брат Москвы, А брату Сестру положено беречь. И ты берег ее веками. Хранил века России свет. Здесь каждый холм И каждый камень — Свидетели былых побед. Как символ крепости державы, Как щит России — Каждый дом... И ожерелье русской славы — Кремль, вознесенный над Днепром. Смоленск! Века во тьме кровавой Прошли в сраженьях и борьбе. И птица Феникс пела славу, Восстав из пепла, Лишь тебе, Твоим рассветам и закатам... Но в сорок первый грозовой, Смоленск, Ты вновь вошел солдатом, Защитником Москвы родной. Ты стал богатырем былинным, Каким и славился в веках. Фашизма адская машина Завязла на твоих холмах. Врагам вовеки помнить это!.. По свету слава разнеслась, Что Гвардия Страны Советов У стен Смоленска родилась. Не зря страна горда тобою, Твоей завидною судьбой. Тебе к лицу — Звезда Героя, Салют победы над тобой. Цвети в веках и будь спокоен Под небом мирной синевы, Бессмертный труженик и воин, Единокровный брат Москвы!

НЕПОГОДА

Когда калина мокнет под дождем, Когда дрозды Рябину отрясают, Мы все еще погоды доброй ждем, Приход зимы недальней отрицая. Угрюмый пруд Припорошен листвой. С отливом цвета вороненой стали Стоит вода. И молча Надо мной Летит уже последних уток стая. Безмолвие В безлиственных лесах Нет-нет да и нарушит Редкий выстрел. Ненастный день В холодных небесах Дождем дорогу снегопаду выстлал. Под елью мокнет Чахлый мухомор, Макушки елок задевают тучи, И паутины матовый узор Провис на ветках Под дождем тягучим. Как бесприютны отчие края! Что делать! Все мы гости у природы. И в непогоде Прелесть есть своя: Она всегда — предвестница погоды.

* * *

Мы в молодости все На «ты» со смертью. Нас панибратство с нею Не страшит. Но жизнь однажды скажет — Как решит: — Придет пора, И смерть свое свершит, Не смейте с ней заигрывать, Не смейте! Вы думайте почаще обо мне. Я — шум дождя И чистый звон капели. Я — сладкий вздох влюбленных При луне И плач младенца В зыбкой колыбели. Я — это слезы ваших матерей, Когда вы вольно Или ненароком По неизбежной слабости своей Подверглись Кто страданьям, Кто порокам. Я — это ваши тяжкие грехи И тех грехов нелегких искупленье, Я — проза, Перешедшая в стихи, В которых души ищут исцеленья. Я — ЖИЗНЬ. Во мне бессмертие земли. Я — продолженье добрых дел народа, Тех самых дел, где вы себя нашли. Я — то, что окружает вас, — Природа. Я — ненависть. Я — совесть. Я — любовь. Я — то, что вас ласкает и карает. Вы предо мною все равны. Любой Бессмертие мое В себя вбирает. Что — смерть! Вы мною правду жизни мерьте В расцвете лет Или на склоне дней. Пусть пожилые Не боятся смерти, Пусть молодые Думают о ней! Ты, всяк живущий, Не страшись лишенья, За правду жизни бережно держись. А смерть Всего лишь жизни продолженье, Той ЖИЗНИ, Где твоя возникла жизнь.

* * *

Некрасивых На свете немало встречается. Но, бесспорным красавцем Считая себя, Всякий в жены желает Лишь только красавицу, Что грядет как судьба, Красотой ослепя. Ах, как много по этой причине Незрячих Стало в мире подлунном, Что вряд ли сочтешь. И уже про любовь их, Когда-то горячую, Невеселую песню С годами споешь. Прозревая, Проходят они отрешенными, Как по осени В горькую пору дождя, С безупречно и ныне Красивыми женами, Воровски За чужой красотою следя. И завидно им, видно, С неслыханной силою Всем, кому удается В земной суете В той, еще не красивой, Увидеть красивую И всю жизнь поклоняться Ее красоте.

* * *

До весны Простилась с летом Яблоня в саду. С песней, нами недопетой, Я к тебе приду. К холодку твоих коленей Припаду щекой. Снова будет неизменен Осени покой. Ты про жизнь не все расскажешь, Косу теребя. И меня не спросишь даже, Как мне Без тебя? Ну а если вдруг да спросишь, Я в ответ скажу, Что давно под сердцем Осень Позднюю ношу. Позабудутся печали. И к исходу дня Я спрошу как бы случайно: — Как ты Без меня?.. Ты, я знаю, Не ответишь. Промолчишь, так что ж! За тебя ответит ветер И вчерашний дождь.

* * *

Любовь, Как хлеб, Не приедается, Коль настоящая любовь. И, как рука ко хлебу тянется, Тянусь к тебе я Вновь и вновь. И каждое прикосновение К твоим взволнованным устам Похоже На одно мгновение, Что я за годы не отдам. Мгновенья На мгновенья множатся, А жажда прежняя в крови. Текут мгновения... Итожатся В бессмертии моей любви.

ПОРА ЗВЕЗДОПАДА

И опять Наступила пора звездопада, С неизбежным движеньем Бессмертных светил. А ведь впрямь Человеку Немного и надо, Чтобы он Человеком себя ощутил. Чтобы понял, Что жизнь Стороною и мимо, Мимо жизни его Не сумела пройти... Звездный отсвет застыл В волосах у любимой, И в зрачках отразились Земные пути. Глубиной темноты Августовское небо Завораживает, Лишь глаза подними. В зыбком свете молчит Поле с убранным хлебом, Дремлет мир, Населенный издревле людьми. Тишина. Мы ее не нарушим и словом. Как покойно молчать, Осязая покой. Где-то лошадь заржала, Вздохнула корова. И опять тишина, Как туман над рекой. И над всем этим миром, Над полем, Над садом, Над бедой и над счастьем, Над всякой судьбой Под молчанье Вселенной Немым звездопадом Смотрят души Ушедших на вечный покой... В эту пору я снова, Как в юности, Счастлив. Мы с любимой надеемся, Верим И ждем. Наши светлые звезды Еще не погасли И плывут неизведанным Млечным Путем — По дорогам, Что выстлали души людские, По угрюмым просторам Незримых глубин... Как светло мне с любимой В минуты такие! Счастлив я, Что живу, Что люблю И любим... Дом наполнен туманной И звездной прохладой. Чуть забрезжил восток, Посветлевший уже. Дети спят... Далека их пора звездопада. И от мысли от этой Светло на душе.

* * *

Я с детства слышу — Может, в самом деле Такое От рождения дано, — Что у меня Семь пятниц на неделе. И в это сам уверовал давно... Да, у меня семь пятниц на неделе. То вдруг озлился, То разлил елей, То приютил грачей В конце апреля, То проводил до срока Журавлей. То жизнь была. То вдруг промчалась мимо, То понимаю жизнь, То не пойму. То жду билет Туда, где любо-мило. То рву его, И — милость ни к чему. Да, у меня семь пятниц на неделе. То расплатился, То опять в долгу. Заснул однажды В собственной постели, Проснулся — В свежесметанном стогу. Проснулся я. И впору удивиться, Как в лодке, Потерявши два весла: То ль подошла ко мне Краса-девица, То ль юность Мимо юности прошла. То светлым долом я бродил, То лесом, То кукареку слышал, То ку-ку. По матери не зря я — Куролесов, Покуролесил на своем веку! Смущал немало девушек, Которым Бессмертие с любовью обещал. Любой из них Дарил я щедро город, И от даров своих Не обнищал. Без дела жил, казалось, Но при деле. Безлюдье славил Ради дел людских. Подумаешь, Семь пятниц на неделе, Подумаешь — семь пятниц, Но каких! По пятницам Я боль чужую слушал, И, осязая Боль своей души, Я все же врачевал Чужие души Неспешным словом В суетной тиши. По пятницам Душа моя скорбела За всех, кому — увы! — Не повезло. И черное Вновь называл я Белым — На радость людям, Нелюдям назло. Так и живу: Заснеженный — В апреле, Зимою — Греюсь солнцем под луной. Да! У меня Семь пятниц на неделе, А вот у многих нету И одной.

ПОЭТ

Перед грозой Ветра неторопливы, Как и поэтов мудрые глаза, Чьи музы терпеливы, Словно ивы, Когда их гнет Пришедшая гроза... Под вечным солнцем И под лунным светом, В тиши Еще живых материков Мне по душе Терпение поэтов, Что рождено Терпением веков. Душа поэта, Как Земля, — нетленна, Не терпящая суеты сует. Поэт — не гость Земли, Он — сын Вселенной, Неторопливо-истинный поэт. Не гость Земли, Не сын ее приблудный. И, блудных презирая сыновей, Живет поэт, лишь совести подсудный, Великодушной Совести своей. Рассветы гаснут, Вечера И ночи, Уставшие от медленной борьбы... Поэт — своей судьбы Чернорабочий, И он не раб Изменчивой судьбы. Певец народа, Подлинный мечтатель И ревностный хранитель языка, Он — совести своей Работодатель, Той совести, Что проживет века! Запечатлевший радости, Невзгоды, Дни памятных утрат и дни побед, Поэт — простите прозу — Сын народа, Народу пригодившийся поэт. Живет поэт всегда Своей мечтою, Взирает с сожалением на тех, Кто совокупно С мелкой суетою Свой каждодневный празднует успех. И, силе вдохновенья Благодарный, Он с болью видит каждый день, Как в лад Творит Трудолюбивая бездарность И подменяет Подлинный талант. Творит бездушно, Переняв основу Стихов, Забытых в нынешние дни. Стихосложенцы Сеют Серость слова, Что столь духовной серости Сродни!.. Не так уж много Я бродил по свету, Но истину познал В конце концов: Неторопливость — Только у поэтов, Нетерпеливость — Только у дельцов. Но, к счастью, Побеждает вдохновенье И совесть С сердцем пламенным в груди, Что одаряют словом И терпеньем Поэтов, Чье бессмертье — впереди.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В детстве Дед казался старым. Говорил и сам, что стар. — Я, внучок, иду с базара, Ты шагаешь на базар... Дед говаривал умело, Емким словом дорожил. Под базаром Разумел он Жизнь, Которую прожил. Это я потом лишь понял... Славной жизнь его была. Он за власть Советов Поднял В дни гражданской Полсела. Ранен был случайной пулей. А печалиться — не стал: — Ну подумаешь, пальнули! Что я, пули не видал?.. Дед говаривал умело, Емким словом дорожил. Под базаром Разумел он Жизнь, Которую прожил. Он, как все, пахал и сеял, Плуги, бороны ковал. Сыновей растил, лелеял. Брагу в праздники пивал. Лапти плел на всю округу. Рад был радости чужой. Был товарищем и другом Всем, Кто светел был душой. Отличался дед стараньем, Фантазируя, не врал. Травы знал, За врачеванье Денег ни с кого не брал. В доме чисто, глянуть любо, Тщаньем бабушки — тепло. Дед был стойким однолюбом, Это знало все село. Вдовы Ахали бедово, Их томил телесный пыл. Понапрасну Сохли вдовы! — Дед мой Бабушку любил. Их весною каждый вечер В роще видели вдвоем. Дед водил ее на встречу С постаревшим соловьем. Так и жили. Не тужили. Жили дружною семьей. Мирным делом дорожили, Дорожа родной землей... В день, Когда худые вести Подтвердились — про войну, Дед ушел с сынами вместе Защищать свою страну. Он, как истовый родитель, Сыновьям в пути твердил: — Вы меня Не подведите, Я ведь вас не подводил... Смертью храбрых Двое старших На чужих полях легли. От отцовских слез уставши, Молвил дед: — Не подвели... Дед дожил до Дня Победы. И рейхстаг Был дедом взят. А всего-то было деду Лет, должно быть, Пятьдесят... Помню деда возвращенье. Вот ступил он на порог. — Мать, — кричит, — Прошу прощенья! Сыновей не уберег! Гимнастерку рвет на теле, Неутешно плачет дед. — Все, — кричит, — осиротели! Снохи — вдовы с юных лет... Помню, аж мороз по коже! Дед, Прошедший полземли, Все твердит одно и то же: — Ах, ребята, Подвели!.. Громко бабка голосила, Голосило все село, Голосила Вся Россия, Всей России тяжело!.. Помню, Как запахло в хате Самогоном, огурцом. Дед меня стыдливо гладит: — Жди, родной, вернется батя... Веселей оно... с отцом... А глаза — размыты кровью... Сизый дым под потолком. — За помин! И за здоровье! За победу над врагом! Пели, плача, половицы, И, оправившись от слез, Хрипло дед сказал: — Гостинцы Я вам с бабушкой привез. А привез он Из Берлина На трофейные гроши Бабке — швейную машину, Ну а мне — карандаши. Дед ласкал меня И старым Вновь казался мне тогда. — Все, внучок! Пришел с базара! А тебе судьба — туда. Помню деда слез прогорклых Вкус И дедову постель. Горьким порохом, Махоркой Пахла дедова шинель... Утром Кузница запела, Повстречалась С кузнецом!.. Дед в те годы — Между делом — Был мне дедом И отцом... Много, много лет минуло С тех победно-славных дней. Ветром времени Не сдуло Память С памяти моей. Принимает День Победы Светлый шум родных знамен. Я — почти ровесник Деду Тех всепамятных времен. И порою Я устало Сам себе Вопрос твержу: — То ли я иду с базара, То ли путь к нему Держу?.. Я не многое изведал В жизни той, Что жизнь дала. Мне дала она — Победу. И твержу я: — Вот у деда, Вот у деда — жизнь была! Да, была кристально чистой! И припомнил я о ней — Пусть не очень-то речисто — Для себя И сыновей. Я, как любящий родитель, Им с рождения твержу: — Вы меня Не подводите, Я ведь вас Не подвожу... Совесть Родины желанной Надо жизнью подтвердить!.. Да и мне с базара Рано, Ах как рано уходить!

ПАРОВОЗЫ

На земном Надежном пьедестале, Чуя твердь железную его, Вдалеке от магистралей Встали Паровозы детства моего. Топки паровозные остыли, Все как будто в прошлом, Позади... В тендеры, Давным-давно пустые, Сыплет снег и падают дожди. Прошлое подернуто туманом, Впереди Сплошные тупики. Тишину, поросшую бурьяном, Не раздвинут Зычные гудки. И в котлах, И в топках — Тоже пусто. Где ж огня и пара торжество? Дремлют, маслом смазанные густо, Паровозы детства моего. А бывало, Славно колесили По стальным путям родной страны. Ах, какие грузы проносили, В громе нескончаемой весны. С грузом леса, нефти, угля, стали В годы наших трудовых побед Гулко шел ИС — «Иосиф Сталин» — С «Феликсом Дзержинским» След во след. Мирный груз Рекордным был нередок. Только вдруг, Гудя на всю страну, С грузами Победных пятилеток Паровозы встретили войну. Не просили, Как и вся держава, Отдыха — ни ночи и ни дня, Под огнем работали на славу Детища железа и огня! Под огнем Израненно, устало Вы рвались туда, Где шли бои, Сколько ж вас во дни войны Не стало, Милые, железные мои! Помню, Как с Победой вас встречали, Как под мирный грохот Майских гроз Ваши груди Празднично венчали Ветви распустившихся берез. Боль страданий Вам пришлось изведать В дни, когда во все края земли В отсвете немеркнущей Победы Горе рядом с радостью везли. И вовек останется нетленной На просторах мирного труда Сталь дорог Страны послевоенной, Что вела в грядущие года. Пели шпалы, как клавиатура, Музыка Лилась во все края. И Дунаю Голосом Амура Подпевала Родина моя. Паровозам щедрою наградой — Новь Сибири, Жар уральских руд, Первое зерно Целинограда, Неземной гагаринский маршрут. Слава вам, Железным работягам! С вашим прошлым Не порвется нить. Заменила пар электротяга, Славу вашу Нечем заменить! ВОЗМЕЗДИЕ Амнистией Как бы броней бряцая И как бы осознав свою вину, Еще живут на свете Полицаи, Что стали полицаями в войну. Во дьявольской красе, К нечистой силе Они прибились В свой урочный час. Их гитлеровцы к нам Не завозили, Они до срока Жили среди нас... На Колыме свое отбарабаня, Один из них, Знакомый с детства мне, Вернувшись, Дом срубил, Поставил баню И позабыл как будто О войне. Он в службе оккупантам Не был первым, Односельчан Он жизни не лишал. Он просто полицаем был Примерным И новые порядки Уважал. Минировал поля. Был в деле скорым. Дом двухэтажный вздыбил Над рекой. Но трепетал Под взглядом женщин Скорбным И под суровым взглядом стариков. Когда же отступали оккупанты, Он дружное их бегство Не простил. Свой дом он сжег Своими же руками, И след его На двадцать лет Простыл. Фронтовики От нас уходят рано. И внуки Патриотов той войны Торжественно к могилам ветеранов Кладут Цветы Победы и весны. А полицай живет Под теплым кровом Среди такой беспечной тишины... Как плакал он, Когда его корова Подорвалась На мине той войны! Природою приговоренный к мукам, Доставшимся повыцветшим глазам, Как он рыдал, Когда один из внуков Набрел на мину, Что он ставил сам! И дом сожгла Гроза! Но он к народу Не обращался. Понял навсегда: Прощенный государством, Он Природой Прощенным стать не сможет Никогда. И все ж он вновь отстроился. Как прежде, Живет в деревне мрачно, Как бирюк. Живет, Не зная сам какой надеждой, И трудится не покладая рук... Да, жить ему в родном краю Не мило. И все ж не покидает он его, И скромная прибавка К Фонду мира Исходит каждый месяц От него. Он постарел. Он бездну мук изведал, Он сам себя На муки осудил. Но из дому В святые дни Победы Он никогда еще не выходил. Природою Приговоренный к мукам, Он ждет как милость Вечный упокой. И, озираясь, На могилу внука Кладет цветы Слабеющей рукой.

* * *

Люблю дожди И неба синеву. Бываю сильным и бываю слабым. Не жалуюсь на жизнь, Пока живу, Ведь жизнь есть жизнь — Какою ни была бы. Ну кто услышит жалобы твои! Живу, осознавая между прочим: У каждого Заботы есть свои И всяк своею жизнью Озабочен. У каждого из нас Своя семья, Есть свой фасад И есть свои задворки. Рубаха есть у каждого — Своя, Как говорится в русской поговорке. Есть свой успех, И есть свой неуспех, Своя удача Рядом с неудачей. У каждого есть свой — Особый смех, Свой плач, Что рядом С беспричинным плачем. У каждого свои — Печаль и боль. И мыслей строй — Пусть даже и расхожий. У каждого из нас — Своя любовь, Что на другую Явно не похожа. У каждого — Свое на языке, Свои сомненья Рядом с верой в друга. Да, люди, Мы — не спички в коробке И, к счастью, Не похожи друг на друга. Но всех Объединяет слово «жизнь». И жизнь есть жизнь — Какою ни была бы... И верный друг мне говорит: — Держись! Держись, Когда бываешь в жизни слабым..

* * *

На закате Резво, Гулко Режут тропки снегурки. Снегурки мои, снегурки — Самодельные коньки. Ах, снегурки, ах, снегурки, Снегурочки-снегурки, Хороши вы для прогулки По дорожке вдоль реки! Под коньками Снег елозит. Причиняют снегу боль Самодельные полозья С медной проволокой вдоль. Мне же Не до снежной боли, Мне, пожалуй, всех больней — Почему не видит Оля Юной лихости моей? — Не прийти она не вправе! — Повторяю я свое, — Я ведь сам Снегурки справил Для себя и для нее. Незнакомая истома Распирает — аж кричу! Мимо Олиного дома Белым ангелом лечу. Так и гнать бы, Так и гнать бы, Снегом розовым пыля! Все собаки, Как за свадьбой, Вслед за мной летят, Скуля. Я гляжу в окно невесты. В нем — заката полоса. Смотрят из-под занавески Мамы Олиной глаза. И кричу я поневоле В злобе хлынувшей тоски: — Если ты не выйдешь, Оля, Справлю Тане снегурки!

* * *

Красногорье. Красный бор. Красное село. На окрашенный Бугор Солнышко взошло. Красно солнышко взошло И украсило село. Красноватый свет струится, Перекатами звеня... Вряд ли может что сравниться С красотой прихода дня. Красноперки Плавниками Речку стылую дробят. Поостывший за ночь камень Стал приметно красноват. Отразился краснотал В заводи речной. Конь каурый Красным стал В дымке луговой. Красноватый свет домов С красных труб восходит. В окнах красен мир домов, Красно — в огороде. Красит сон на сеновале Пыльный свет сквозь щели. Рев коров все дале, дале, Петухи отпели. В русских печках жарки угли, Красочно их пламя. Украшают Красный угол Бабы Пирогами... Замер парень у окна Девичьего дома. Верит парень, что она Не уйдет к другому. Видит парень, как ее Красит жаром печи. Красноречие свое Он хранит для встречи. Он всю ночь ее стерег, Красоту-отраду. Не дождется паренек, На работу надо. Мотоциклы тарахтят. В красоте своей Парни красочно летят, Ждут дела парней... Нет красивей высоты, Что заря зажгла. Нет прекрасней Красоты Красного села!

МУЗЫКА ДУШИ

Геннадию Гусеву

Среди лугов, На берегах речушек, В лесной, еще не тронутой тиши Мне так легко И так отрадно слушать Нетраченую музыку души. Ее бы каждый слышать мог. Однако Она со мной, Она во мне всегда. Никак не поддается нотным знакам И взмаху дирижерскому чужда. В ней — солнышко в сердечках белых лилий С парящею над ними стрекозой, В ней тишина, Что предвещает ливень С веселой, освежающей грозой. Звучат луга. Звучит костер пастуший. И ястреб замедляет свой полет. И так легко, И так отрадно слушать Все, что во мне восторженно поет. Отрадно знать: Душа не загрубела, И сердце, замирая, не стучит, Когда звучит Струна березой белой И чисто флейта иволги звучит. Звучит родник, сбегая по оврагу. Ручью даруя чистоту свою. И, чуя ослепительную влагу, Олени Продираются к ручью. Звучит ручей, Спеша к реке веселой, К широкой и размашистой реке. Звучат гармони в поредевших селах На грустном, уходящем языке. Звучит рожок. Печалится, тоскует. И над его печалью, До весны Отгоревав, Кукушка не кукует, Лишь крики галок сумрачно слышны. И все это во мне звучит, И с этим Когда-нибудь и я уйду, как все, Туда, Где солнце никогда не светит, Где нет лугов, Синеющих в росе. Я стану почвой для грядущих злаков. И музыка, Принадлежа векам, Уйдет со мною ближе к родникам, Так и не став рядами нотных знаков. РАСКАЯНИЕ Нехоженой, Нетореной тропою — Я с ней давно судьбу свою связал! — Идут за мной Угрюмою толпою Стихи, Которых я не написал. О горькие мои стихотворенья! Рожденьем вашим Я не дорожил, И не дал вам священного горенья, И голоса свободного лишил. Вы — немы. Безъязыки. Бессловесны. И, за собой не ведая вины, Вы лишены и рифмы полновесной, И жизненного смысла лишены. Вы лишены И солнечного света, И жадного горения в крови. Не ведать вам Ни ласки, Ни привета, Не знать Бессмертья, Славы и Любви. Вас не прочтут. Не загрустят над вами. Для вас погас высокий правды свет. Я не вдохнул в вас жизненное пламя, Я предал вас, И мне прощенья нет. За вашу гибель Я один в ответе. Мне не простятся тяжкие грехи... Как плачут неродившиеся дети, Так плачут нерожденные стихи.

ПОЭТЫ

Сколько солнца и света, Сколько чистой любви У российских поэтов Клокотало в крови. Был любой неподсуден, Что им времени суд! И поныне Их судьбы Правду века несут! Как дожди золотые И колосья в пыли, Так поэты России По России прошли. Кто купался в рассветах, Кто страдал от оков. Всяко жили поэты — Боль и радость веков. Не спешили набраться За морями ума, Славя вечное братство, Грозной правды грома. Все земные невзгоды, Все нелегкие дни Неизменно С народом Разделили они. За напев величавый, За размашистый стих Кто при жизни И славу, И опалу постиг. Что, казалось бы, проще: Есть богатство, покой. Но Сенатская площадь — Как набат над рекой. Тень певцов — в казематах И в глухих рудниках. Кровь — на стылых закатах, На холодных снегах. Их земную дорогу Охраняют века: Черной речки тревогу И печаль Машука. Умирали рассветы, Были ночи глухи. Уходили поэты, Оставляя стихи. Строки, вечно живые, Были с нами, Когда Над полями России Нависала беда. И тогда Полновесней Становились они, Как булыжники Пресни В незабвенные дни. Стали песни сражаться. Шли родной стороной По дорогам гражданской И Отечественной... И в размахе работы Настоящего дня В бой идут патриоты, Тем поэтам родня. Не в погоне за славой, Как и в давние дни, Воспевают державу Бескорыстно они. Верят верою сильной, Что с годами далась, И во славу России, И в Советскую власть!

ЦВЕТ ЗЕМЛИ

Земля в масштабе мирозданья... Я не о ней хочу сказать. Я все о той, С кем на свиданье Явился тридцать лет назад. Явился к роднику, Откуда Носили воду сотни лет Поклонники земною чуда, Веками сеявшие хлеб. Явился я звонкоголосо Туда, Где, как и в старину, Стозвучно Косы на покосах Озвучивали тишину. По клеверам шмели сновали. Гудели липы у реки. И голуби Зерно клевали Доверчиво С моей руки. Дорога. Тропка полевая. Поющий перепел во ржи... Явился я, Не понимая, Что это — мне принадлежит. И после, В грохоте орудий, Который слышал не в кино, Я думал — У меня не будет Всего того, что мне дано: Ни клевера, Ни речки синей, Ни грохота перепелов, Была со мною боль России — Без ярких красок, ярких слов. Все было серое. Шинели. И грозовые облака. И серые ветра шумели Над серым отблеском штыка. Холстами серыми Проселок За серым лесом пропадал. И серый дым Кружил по селам, И серый пепел оседал. Тонуло солнце дымным шаром, Не слыша птичьих голосов, В огне рябиновых пожаров, Во мглистом сумраке лесов... И вот теперь, Когда мне снова Дано все то, что надлежит, Я не могу уйти от слова, Что рядом с памятью лежит. Я не могу уйти от сердца, И даже в радости Нет-нет Да промелькнет тот самый, Серый И монотонно-горький цвет. И прозвучит рассветной ранью Навеки близкая земля, Что не в масштабе мирозданья, А в грустной песенке шмеля.

ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ

М. И. Котову

Куда б меня судьба ни заносила, Я не мирился со своей судьбой — Все потому, Что был с тобой, Россия, Все потому, Что был всегда с тобой. Над затхлостью каналов Амстердама Иль в Гамбурге, Холодном, как скала, Душа моя, что выпь в ночи, рыдала. Ей не хватало света и тепла. Ей близости любимой не хватало, Березы И ракиты у ручья... Тень Гамлета над Данией витала, А мне казалось — Это тень моя. И уж совсем казался мир несносен, Когда При свете ярких маяков На рейде Осло Встал авианосец, Приплывший от вьетнамских берегов. Он мрачен был в лучах зари багровой, И самолеты Стыли, словно снег, Уже впитавший цвет невинной крови, Которой так богат Двадцатый век! Домой! Но море вплавь мне не осилить, К тому ж везде границы сторожат. Одна отрада — знать, что есть Россия, Где и моим дыханьем Дорожат. Хоть вплавь! Хоть босиком! Душа страдает. Хочу домой, в родимые края, Где без меня Снега черемух тают И отцветает голос соловья. То ль постарел, То ль просто обессилел От мысли, что в разлуке столько дней, — Я плачу При свидании с Россией И называю бережно Моей.

НА РОДИНЕ ЕСЕНИНА

Еще не поросли тропинки, Что слышали твои шаги. И материнскою косынкой Еще пестрят березняки. И говор леса, говор дола, И говор горлинок в лесах Зовут тебя к родному дому, Счастливого или в слезах. Им все равно, каким бы ни был — Найдут и ласку и привет. По вечерам играет рыба И бабочки летят на свет. И розовеющие кони В закатном отсвете храпят. И в голубых туманах тонет Пугливый голос жеребят. Все ждет тебя. Все ждет, не веря, Что за тобой уж столько лет Как наглухо закрыты двери На этот самый белый свет. Ты нам оставил столько сини! А сам ушел, как под грозой, Оставшись На лице России Невысыхающей слезой.

ГРОЗА

Я при громе не смеялся И теперь не засмеюсь. С детства я грозы боялся И теперь ее боюсь. На моих глазах когда-то Погорело полсела. В День Победы В сорок пятом Погорело все дотла. Ах, как бабы голосили! А из пламени Почти Ничего не выносили: Было нечего нести. На траве Лежат спокойно Небольшие узелки, Небогатые иконы, Плошки, ложки, чугунки. Я в слезах Теснился к деду, Слыша дедовы слова: — Потерпи, родной... Победа... Остальное — трын-трава. Потерпи... Вернется батя, И дядья придут домой... — На пожар угрюмо глядя, Лишь качал он головой. А назавтра С верой древней, С топором, что звонко пел, Дед отстраивал деревню И, представь себе, Успел. И, когда замерзла речка, Сыновей не повидав, Он заснул с горящей свечкой В новом доме Навсегда... Я при громе не смеялся И теперь не засмеюсь. С детства я грозы боялся И теперь ее боюсь.

СОЛОВЬИНАЯ НОЧЬ

Л. Ф. и Н. В. Талызиным

Опять озвучены осины, Кусты черемух и ручьи, Опять, опять по всей России Поют ночами соловьи. Они поют не по привычке, Не по нужде, в конце концов! Их песня — Это перекличка Домой вернувшихся певцов. — Я тут! Я тут! — Один выводит. — И я! И я! И я! И я!.. — А сколько горестных мелодий В обычной песне соловья. В ней боль за тех, Кто не осилил Дорогу в отчие края... Вот почему всегда в России С тревогой ждали соловья. Нелегок путь к ольхе знакомой, К раките старой и к реке... Бывало, выйдет дед из дома В косоворотке, налегке. И в сапогах, Что в праздник даже И то не всякий раз носил. И замирает, как на страже, Тревожно вслушиваясь в синь. Он слышит, Как роняют почки Едва-едва приметный звон. И бабка рядом с ним — В платочке Далеких, свадебных времен. Дед напряжен. Почти не дышит. Не видит неба и земли. Он только чутким ухом слышит, Как соловьи бурлят вдали. И вдруг поблизости Невольно, Как бы случайно: «Чок» да «чок». И усмехнулся дед, довольный, И тронул бабку за бочок. — Гляди-ка, наш-то отозвался, Выходит, перезимовал... — А соловей вовсю старался, Не слыша искренних похвал. Он пел. И с этой песней древней, Такой знакомой и родной, Сливались поле, лес, деревня, Уже живущие весной. Пел соловей светло, знакомо. И дед негромко, не спеша Сказал: — Ну вот, теперь все дома, Кажись, оттаяла душа... Он шел деревней вдоль дороги, Был крепок шаг, но не тяжел. И бабка маялась в тревоге: — Кабы до девок не пошел. Сидела старая у дома, К сухим глазам прижав ладонь. А дед принес огонь черемух, Пускай не яркий, но — огонь. И в мире не было милее Той соловьиной высоты. И старая, от счастья млея, Уткнулась в мокрые цветы. Все было так и не иначе. В тиши тонули голоса: — Да ты, никак, старуха, плачешь? — Да что ты, старый, то ж роса... Дремали на коленях руки. И сладко думалось о том, Что вот и дети есть, и внуки, И соловей вернулся в дом. Но все не вечно в мире этом, Что говорить, закон таков. Роса с черемуховых веток Оплакивает стариков. Но вновь озвучены осины, Кусты черемух и ручьи! Опять, опять по всей России Поют ночами соловьи. И мы — в который раз! — с любимой Идем от дедова крыльца, Чтоб в море голубого дыма Услышать прежнего певца. (Он так, бывало, рассыпался, Аж закипал черемух вал!) Но соловей Не отозвался. Видать, не перезимовал.

ВЕЧНОСТЬ

Земля и небо, Небо и земля — Понятия бессмертны и нетленны... Как Млечный Путь во глубину вселенной, Уходят зерна В теплые поля. Земля и небо. Суша и вода. Небесный свод в полночном океане, В котором на рассвете В бездну канет, Как чья-то жизнь, Прощальная звезда. Земля и небо — Две величины, Что дадены с рожденья человеку, И для него Они с начала века, Верней, спокон веков — Почти равны. Колосья ввысь Восходят из земли, Чтоб зерна стали Полновесным хлебом. Так тянемся и мы С рожденья к небу, Чтоб не зачахнуть, Не взойдя, В пыли. Дарует небо Теплые дожди. Земля дарует людям урожаи. И матери, Когда детей рожают, Не ведают, Что ждет их впереди. В раздумья женщин Мысль одну вселя, Вселенная тревоги побеждает, Ведь всех детей С рожденья ожидают Земля и небо, Небо и земля. Весной, Когда мы ждем прилета птиц, Когда в земле Зашевелятся корни Все яростней, светлей и беспокойней, — О, сколько смотрит в небо Ждущих лиц! Земля и небо — Рядом вновь и вновь, Как трепет в роднике звезды лучистой. О преданной любви, земной и чистой, Мы говорим: — Небесная любовь! Мы станем все — Кто пеплом, Кто золой, Но даже смерть — Все то же воскресенье, Когда ты станешь тем, Чем был с рожденья, — Землей и небом, Небом и землей.

КРАСОТА

Крыло зари Смахнуло темноту. И небо стало чище и яснее. Как часто мы не ценим красоту, Особенно когда мы рядом с нею. Мы привыкаем К отблескам зарниц, К созвездиям, К заплаканным березам, К просторам, не имеющим границ, Где бьются ливни И ликуют грозы. Мы привыкаем К лунной тишине, Нависшей над заснеженной равниной. Живем — не удивляемся весне, Живем — и наши души не ранимы. Да, мы не замечаем красоту... Мы что-то ищем. Что — не знаем сами. И смотрим, смотрим, смотрим за черту Той красоты, Что вечно рядом с нами. И мечемся, как щепки по волнам... И раньше срока Уплывают в вечность Любимые, Доверившие нам И красоту, И молодость, И верность.

ДВА СОЛНЦА

Люсе

Два солнца каждому дано. Сумей не проглядеть второе. Ему за жизненной горою Дремать до срока Суждено. Сумей В мельканье трудных лет, Что без конца бегут куда-то, Не проглядеть его рассвет, Чтоб не познать Его заката. Его восход увидел я Сквозь жизни малое оконце. Любимая! Судьба моя, Мое второе в мире солнце. Одно желание в груди: Пусть будет вечным день восхода. Свети! И в непогодь свети, Как светишь в ясную погоду. В мельканье дней, в мельканье лет, В беде и в радости С годами Я не растрачу этот свет, Чтоб ночь Не встала между нами. Два солнца Каждому дано. Уж так издревле мир устроен: Одно Глядит в мое окно, И в душу мне глядит Второе.

ЛЮБИМАЯ И РОДНАЯ

Ты мне горизонты открыла, На счастье вручила права. С любовью Ты мне подарила Священное чувство родства. То чувство Все шире и шире С детьми И с годами росло. Роднее тебя В этом мире, Пожалуй, и быть не могло. Незримо года пролетали — Забытые сладкие сны. Как птицы у первых проталин, Мы ждали Прихода весны. Весеннее чувство Моложе. Да будет же вечной весна, С которой до боли, до дрожи Любовь человеку нужна! Судьба Нам дарила участье, Неведенье мрачных вестей. И видели мы Наше счастье Глазами счастливых детей. А если беда и встречалась, С незримым покоем в крови Ты ту же любовь излучала, Как в первые годы любви. Твоею заботой хранимый, Живу бесконечной весной. Тебя называл я Любимой, Теперь Называю родной.

ПОЛНОЛУНИЕ

Была неясною тревога, И сердце билось тяжело. И вдруг — Знакомая дорога, Река, тропинка и село. И травы дикие по пояс, И сладость радости в груди. Все позади — Вокзал и поезд. И тень тревоги Позади. Потом был вечер. Тихим-тихим Он брел задумчиво селом, Неся с полей туман гречихи С еще не стынущим теплом. И ночь была, Когда — ни слова. Все погрузилось в синеву. И только сонная корова Вздыхала нехотя в хлеву. И, взгляд доверчивый бросая В прохладной ночи тишину, Луна, Как девочка босая, Неслышно Подошла к окну. И заглянула прямо в сердце За краешек ушедших дней, Туда, Где затерялось детство С любовью бережной своей. Казалось бы, такая малость — Луна, взглянувшая в окно. А в памяти Уже плескалась Ночь, позабытая давно. Все было ясным, как когда-то, И рядом девочка была, Пришедшая в огне заката С огнем июльского тепла. Когда луна взошла над нами, Ее не стали мы просить Любви проснувшееся пламя Холодным светом погасить. Ты улыбалась мне сквозь слезы, Тебя я видел как сквозь дым. И уплывали ввысь березы, И пахло сеном молодым... Нам разойтись В густом тумане Навеки было суждено... Не потому ль неясно манит Порой Забытое давно. Твои доверчивые руки, Твои глаза, что отцвели... Все та же ночь, Все те же звуки, Все те же запахи земли. И, взгляд доверчивый бросая, Когда мне было не до сна, Луна, Как девочка босая, Не отходила от окна.

ГЛАЗА

Как много могут Уместить глаза! И молнию, Что вскинула гроза, И радугу, Что с давних детских лет Глазам дарила Самый светлый свет. В глаза входили: Сполохи зарниц, Снегирь в рябине, Синий свет синиц, Снега, что пахли Во поле пустом Отбеленным на солнышке Холстом. В глаза мои Доверчиво вошли Священные глаза Моей земли. В них Ласка материнская Жила, В них столько было Света и тепла!.. Но мир жесток. И добрый взгляд земли Померкнул вдруг В пороховой пыли, Огнем пожарищ Поднялись леса И опалили Родины глаза. Ни радуги, Ни снегиря в снегу, Ни лодки На весеннем берегу, Ни солнышком пригретого Крыльца, Ни матери отныне, Ни отца. До смертных дней Мне позабыть нельзя Смоленщины Суровые глаза. Они — со мной. Они живут во мне Как горестная память О войне. С тех горьких лет Живут в моих глазах Глаза старух, В которых умер страх. Зрачки Познавших горе стариков Вошли В огромный мир моих зрачков. В моих зрачках Поныне не затих Сиротский взгляд Ровесников моих... Ты мне прости, любимая, Когда Тяжел мой взгляд, Как вечная беда, Как самая тяжелая вода... В минуты эти Я гляжу туда, Откуда Не приходят никогда. Там — солнца нет, Чтобы согреть ребят. Они давно В земле холодной спят. Там — хлеба нет, Чтоб накормить ребят, Я не бужу их, Пусть спокойно спят. Вот почему Мне позабыть нельзя Смоленщины Суровые глаза.

РУССКИЕ ПОЛЯ

Моим ровесникам, зверски расстрелянным фашистами

Лишь глаза закрою... В русском поле — Под Смоленском, Псковом и Орлом — Факелы отчаянья и боли Обдают неслыханным теплом. Пар идет от стонущих деревьев. Облака обожжены вдали. Огненным снопом Моя деревня Медленно уходит от земли. От земли, Где в неземном тумане На кроваво-пепельных снегах, Словно в бронзе, Замерли славяне. Дети, Дети плачут на руках, Жарко, Жарко. Нестерпимо жарко, Как в бреду или в кошмарном сне. Жарко. Шерсть дымится на овчарках. Жадно псы хватают пастью снег. Плачут дети. Женщины рыдают. Лишь молчат угрюмо старики И на снег неслышно оседают, Крупные раскинув кулаки. Сквозь огонь нечеловечьей злобы Легонький доносится мотив. Оседают снежные сугробы, Человечью тяжесть ощутив. Вот и все... И мир загробный тесен. Там уже не плачут, Не кричат... Пули, Как напев тирольских песен, До сих пор В моих ушах звучат. До сих пор черны мои деревья. И, хотя прошло немало лет, Нет моих ровесников в деревне, Нет ровесниц, И деревни нет. Я стою один над снежным полем, Чудом уцелевший в том огне. Я давно неизлечимо болен Памятью О проклятой войне... Время, время! Как течешь ты быстро, Словно ливень с вечной высоты. В Мюнхене Иль в Гамбурге Нацисты Носят, как при Гитлере, кресты. Говорят о будущих сраженьях И давно не прячут от людей — На крестах — пожаров отраженье, Кровь невинных женщин и детей. Для убийц все так же Солнце светит, Так же речка в тростниках бежит, У детей убийц Родятся дети, Ну а детям мир принадлежит. Мир — с его тропинками лесными, С тишиной и с песней соловья, С облаками белыми, сквозными, С синью незабудок у ручья. Им принадлежат огни заката С ветерком, что мирно прошуршал... Так моим ровесникам когда-то Этот светлый мир принадлежал! Им принадлежали Океаны Луговых и перелесных трав. Спят они в могилах безымянных, Мир цветов и радуг не познав. Сколько их, Убитых по программе Ненависти к Родине моей, — Девочек, Не ставших матерями, Не родивших миру сыновей. Пепелища поросли лесами... Под Смоленском, Псковом и Орлом Мальчики, Не ставшие отцами, Четверть века спят могильным сном. Их могилы не всегда укажут, Потому-то сердцу тяжело. Никакая перепись не скажет, Сколько русских нынче быть могло!.. Лишь глаза закрою... В русском поле — Под Смоленском, Псковом и Орлом — Факелы отчаянья и боли Обдают неслыханным теплом. Тает снег в унылом редколесье. И, хотя леса давно молчат, Пули, Как напев тирольских песен, До сих пор В моих ушах звучат.

ПОХОРОНКИ

Плачут ветлы и ракиты Осенью и по весне... Плачут вдовы По убитым, По забытым на войне. Заросли травой воронки На виду у тишины. Но, как прежде, Похоронки Пахнут порохом войны. Пахнут порохом, Слезами, Дымом дальних рубежей И лежат За образами, За портретами мужей. Похоронки! Похоронки! На груди моей земли Поросли травой воронки, Вы быльем не поросли. Вам и верят и не верят, Хоть прошло немало лет. По ночам открыты двери, Ждет кого-то в окнах свет. Что там годы За плечами Деревень и городов! Безутешными ночами Вас тревожат руки вдов. Вы, как прежде, руки жжете. — Не придет! — кричите вы. К сожаленью, вы не лжете, Вы безжалостно правы. Потому кричите громко, Что ничто не изменить... Похоронки, похоронки, Как бы вас похоронить!

РУССКАЯ БАЛЛАДА

И. Е. Клименко

То ли изба Подошла к вербе, То ли верба Подошла к избе... Вряд ли кто вспомнит Давние дни, Видно, состарились Вместе они... Кто-то, Как только Срубил избу, Доброй рукой Посадил вербу. К синему небу Рвалась верба. В землю С годами Врастала изба. Люди, Рождаясь В этой избе, Лучшую долю Искали себе. Вербу ласкали Взглядом они. Праздником были Вербные дни. Люди — Пахали, Метали стога. Родина — Людям Была дорога. Родина — Это Родная изба, Небо над нею, Под небом — верба. Люди избу покидали — Судьба. Их на войну провожала Верба. Веру дарила им И любовь... Вербные ветви Алели, как кровь... Старые люди В старой избе Жили, Покорны Вечной судьбе. После Победы В родные края Не возвратились Их сыновья... Их приютила Чужая земля, Степи чужие, Чужие поля. Где их могилы, В далях каких? Только Победа — Память о них. Осиротела Без них Верба. И опустела Без них Изба. В ней, Не смыкая Заплаканных век, Старые люди Дожили свой век. В землю По окна Вросла изба. Ветви над ней Опустила верба. То ли верба Подошла к избе, То ли изба Подошла к вербе...

РОДНИК

Ф. Н. Ромашев

Родник Был обнесен еловым срубом. К нему В трясине жерди пролегли, Чтобы по ним Веками Друг за другом, Взрослея и старея, люди шли... Кусты ольхи да чахлые осины — Все отзывалось грустью и тоской. Под жердями Замшелая трясина Пружинила Под тяжестью людской. В тени Горел огнем холодным лютик, Проглядывало солнце иногда. Менялись жерди, И менялись люди, Но оставалась прежнею Вода. И в чистоте своей не изменялась, Была легка — Тяжелая на цвет. В том роднике Речушка начиналась, Поглядывая молодо на свет. Она о вечной жизни говорила На перекатах с лунною тропой, И в жаркий полдень весело манила Усталые стада на водопой. Звезда полей Над ней была туманно Сквозь сетку тростниковую Видна. Текла, текла речушка безымянно К реке, Чье имя знала вся страна. Течет и ныне, Лилии качает. Торопится — в движении легка. И каждой каплей влаги Ощущает Неторопливый трепет родника. Торопится И обгоняет ветер, Боясь, что не узнают никогда О роднике, Что и в болоте светел, Поскольку родила его звезда. Потом Она качает пароходы В большой реке На небольшой волне, И благодарно Вспоминают воды Еловый сруб в холодной тишине.

ПОСЛЕВОЕННАЯ ВЕСНА

Я, как и многие, Сполна Познал земные беды... Войны последняя весна Была Весной Победы. Землянок чахлые дымы Дымят С землею вровень. Ушло дыхание зимы Со льдом промерзших бревен. Всходили яркие цветы Над тишиной могильной, Огни куриной слепоты Желтели, Словно гильзы. На горестных полях войны, Что вновь весной дышали, Снаряды, Словно кабаны, Огромные Лежали. Жизнь проходила по весне С цветением знакомым, Напоминая о войне Внезапным Мирным громом! Мне позабыть невмоготу Разрушенную кровлю, Кусты черемухи в цвету, Забрызганные кровью. И тишина. И ничего. И жуткий женский голос... Не стало друга моего, Осилившего голод. Мы с ним Делили хлеб Да соль, Что редко выпадала. И не остынет в сердце боль, Коль вечной болью стала. Он ждал отца, Но не дожил, Отец Пришел не скоро, Поскольку все еще служил В Германии Сапером.

ЗЕМЛЯ... ЗЕМЛЯ...

Юрию Гагарину

На стартовой черте ракетодрома, Ступив на трап, Впервые ты поймешь, Как дороги тебе Раскаты грома, Снега гречих И молодая рожь. Ты вспомнишь Теплых дождиков накрапы И мокрый луг, где ты косил с отцом, И трап Уже покажется не трапом, А деревенским Стесанным крыльцом. Потом... Потом ты скажешь: «До свиданья!» — И под ракетой Вспыхнет яркий дым. Нахлынувшие вдруг воспоминанья Уступят место формулам сухим. Но кто сказал, что формулы — сухие? Они к тебе издалека пришли: В них синь озер И даль твоей России, В них все цвета и запахи Земли. Постой! Еще не поздно отказаться. Земля, Земля, не отпускай его! Он должен жить, Губами трав касаться, Водою умываться ключевой, Встречать свои закаты и рассветы... Но манит, Манит дальняя звезда, И глухи стены огненной ракеты. Когда мы снова встретимся, Когда? Ты самой яркой искрою промчишься В безветренной и бесконечной мгле И все-таки на Землю Возвратишься, Чтоб плакать над стихами О Земле.

МОНОЛОГ БЕССМЕРТИЯ

Светлой памяти моего дяди Тимофея

1

Пели пули... Но и отступая, Мы вставали под огонь свинца. Пели пули... Пули остывали В наших остывающих сердцах. Отступали молча. Без вопросов. Юные, сутулые слегка... Сколько нас, парней русоволосых, Пало на холодные снега?! Не рябина ягоду роняла, Не костры пылали на снегу — Это мы своею кровью алой Молча устилали путь врагу... Как обидно! Вот и мне не драться, Не поднять тяжелой головы. Вот и я лежу в могиле братской Здесь, неподалеку от Москвы. Понимали — с жизнью расставались. Только вот понять я не могу, Почему не дышит мой товарищ — Черноглазый парень из Баку? Почему мой друг, С которым вместе Возводили домны и дома, Здесь лежит, не дописав невесте Первого короткого письма? Сколько нас навеки отслужило, Нас — двадцатилетних, озорных!.. Мы мертвы... Но мы пока что живы Для своих любимых и родных. И, хоть нам не рваться в пламень вспышек, Не бросаться в жаркий гул атак, Нам еще родные Письма пишут, Вяжут рукавицы, Шлют табак. Значит, живы!.. Но однажды Робко Дернется калитка поутру, Ахнет мать при виде похоронки. Вот тогда я, может быть, умру.

2

Ни горевать, ни плакать, ни смеяться Не стану я ни старым, ни седым. Я прожил на земле Всего лишь двадцать И потому — останусь молодым. Послушай, Смерть! Ты отойди в сторонку, Ведь решено, что я пока — живой. А в час, как мать получит похоронку, Я стану твой, не сомневайся — твой. Вот и ушла, Сговорчивая стала. И я о тех поговорить смогу, Которым завтра — в бой, забыв усталость, Навстречу озверелому врагу. Они пойдут, неся России силу. Той силе не истлеть и не сгореть! И вслед им будут Братские могилы Негаснущими звездами смотреть. И победят!.. И, чтоб страна окрепла, Чтоб флаг победы не померк над ней, Они поднимут города из пепла И вырастят достойных сыновей. Расскажут им о подвигах России. И, чтобы славу Родины сберечь, Дадут им Трудолюбие и силу, Тяжелый плуг и справедливый меч. Их сыновья Научатся смеяться Над золотушной спесью подлецов, Их сыновья Не станут сомневаться В высокой справедливости отцов. Их сыновья Не сгорбятся под грузом И в дни беды С дороги не сойдут. И партию Советского Союза Пятнать случайным людям не дадут. А у меня уже не будет сына... Не потому ли Хочется кричать: Позвольте мне от имени России Их тоже сыновьями величать! А вот и Смерть. Она метельно воет, Не терпит, не выносит тишины. Ей не понять, Что я, как прежде, воин, Что становлюсь снежинкою, травою И отблеском на знамени страны!

НАСЛЕДСТВО

Я не был поэтом... Издревле Я рос Под розовым светом Рассветных берез. Мне клин журавлиный Раздвинул века С величьем былины, С тоской ямщика. Зимою, Счастливый, Я в розвальнях плыл Навстречу разливу, Что вербой пылил. На пашне Упорно Я шел за сохой. И сеялись зерна Моею рукой. Земле благодарный, Я молча глядел, Как август янтарный Стернею желтел. Веселое лето Сходило потом. Хрустели рассветы Капустным листом. Мы хмель собирали В глубинах яров, Мы свадьбы играли Не хуже пиров! Я бражничал круто На свадьбах лихих. Я выбрал подругу Не хуже других. Глаза васильково Глядели на свет. И доброе слово, Любовь да совет. И дело горело... Да, знать, не судьба, Коль огненно Стрелы Вонзились в хлеба. Стрелы оперенье И колос ржаной Похожи С рожденья Вражды неземной... Далекие дали, Где радость и грусть, В наследство мне дали Глубинную Русь, С богатством, с нуждою, С покоем, с грозой, Со вдовьей слезою, С сиротской слезой... Я дрался За волю, За хлеб на столе, За русскую долю, За мир на земле! В степях половецких Я рухнул с коня. В застенках немецких Казнили Меня. Я вряд ли забуду, Где были бои, Поскольку повсюду Могилы мои. И верить охота При виде могил, Что вновь я кого-то Собой повторил. Наверно, того, Кто пожить не успел И землю родную В стихах не воспел. МЫ Не остались во мгле, Не зачахли в пыли. Мы идем по земле Продолженьем земли. Наши руки нежны, Наши руки черствы, Наши очи черны И полны синевы. Мы идем по стране, Улыбаясь векам, Улыбаясь весне, Голубым облакам. Мы проносим свою Радость вечной весны Светлой радугою На просторах страны. От полей и лесов — Чистый ветер в лицо. Провожая отцов, Продолжаем отцов! Как живые, Они Поднимаются в нас, Если — трудные дни, Если — горестный час, Если кто-то зовет Нас на помощь, крича, Если подлость живет На земле Ильича! Если трудно стране, Мы ведем себя так, Как отцы на войне В громе дымных атак.

ОГНИ ПОБЕДЫ

Моему славному земляку Герою Советского Союза Михаилу Егорову

Мы родились На вековом просторе. И в мир пришли С открытою душой, Чтоб чувствовать своим — Чужое горе И радоваться — Радости чужой. Века сгорали, Звезды умирали. Лишь радуга — Под грозами — жила, Поставленная крепкими ветрами На два земных раскинутых крыла. А радуга — Чтоб радоваться свету... И вряд ли кто с рожденья Понимал, Что мир, поименованный планетой, Беспомощен И безнадежно мал. Лишь после Каждый для себя откроет Ту истину И, подлинно скорбя, Вдруг ужаснется, Видя море крови И горы горя — Позади себя. Что говорить! Нелегкое наследство Даровано Пришедшим в этот век. На горы горя трудно опереться, Так пусть опорой станет — Человек. Тот Человек, что — далеко ли, Близко ль, — Во имя вечно памятной весны Высокие поставил обелиски Солдатам, Не вернувшимся с войны. В его душе не умерла отвага, Он о любви к Отчизне Не кричит. Вознесший знамя Славы Над рейхстагом, Всегда о славе собственной Молчит. Ему порою Нелегко живется: И ноют раны, И над ним, вдали, Под светом Холодеющего солнца Печаль полей Проносят журавли. Зимой тоскует О весенней пашне, Припоминает Сверстников своих, Уверенный, Что памятники павшим Не заслонят Оставшихся в живых. Еще о многом Может он поведать В своем дому, Затерянном в снегах, — Покамест жив, Пока огни Победы Дрожат В его нестынущих зрачках. Над ним Еще шумят его знамена, Что не в одном Прострелены бою... И я пред ним Коленопреклоненно Под радугой крылатою Стою!

КОНЦЕРТ

Враги сожгли родную хату... М. Исаковский

Вышел парень, невзрачный с виду, И сказал, подождав тишины: — Выступает хор инвалидов Отечественной войны... Перед тем как они запели, Над дорогами всей земли Прогремели И проскрипели Самодельные костыли... Песня, песня! Сколько тоски, Сколько горя в ней и тревоги! И несут эту песню в дороге Балалаечник без руки И танцор, потерявший ноги. Песня, песня! Сквозь клубы пыли Над просторами всей земли Увидали рассвет — слепые, И глухие — слух обрели. И над солнцем, В потоках света, Стали черные руки видны... Стой! Замри! Не вращайся, планета! Выступает Память Войны.

ПРОЩАНИЕ

О нем сказали: — Добрый был отец... И восемь сыновей его Глядели На гроб того, кто был отцом на деле, Кто станет жить в звучанье их сердец. О нем сказали: — Храбрый был солдат... И в подтверждена истины Сверкали Эмалью — ордена, огнем — медали — Не перечислить всех его наград. О нем сказали: — Он красиво жил... И в мире Ничего не изменилось. Все так же речка по лугу змеилась И над хлебами Реяли стрижи. О нем сказали: — Умер хлебороб... И долгим эхом отзывались дали. Когда горстями Землю мы кидали, Она беззвучно Падала на гроб. Ложилась так, Чтоб не тревожить сна, Та самая земля, что станет пухом. И даже смерть — костлявая старуха — С такой землею рядом Не страшна. Он был отцом — оставил сыновей. Он был солдатом — мир оставил людям. Был хлеборобом — кто его забудет На памятливой Родине моей При вечном свете золотых полей?!

ГЛУХОЙ ПАСТУХ

Не слыша голоса трубы, Играл трубач Свою победу В тот день, Когда остались беды За той границею борьбы. Ревели залпы огневые, Шумела буйная весна. А у него В ушах Впервые Была такая тишина... В тот день победы небывалой — Уж сколько лет тому назад! — Оглох военный запевала, Лихой трубач, Седой солдат... Тропа холодная, сырая В луга зеленые зовет. Труба помятая играет Все тот же сбор который год. И откликаются коровы, И хлеб берут из теплых рук. А над лугами Снова, снова Все тот же звук, Все тот же звук. Бывает, даже Среди ночи, Пугаясь душной тишины, Трубит пастух, Как будто хочет Вернуть Победный день воины...

ЛЕТО СОРОК ПЯТОГО

Нет ни соли, ни хлеба, Только синь-лебеда, Да холодное небо, Да в колодце вода... На глухих полустанках — Суета, нищета. В станционных землянках — Темнота, духота. Полустанки России По дорогам бредут, Где мальчишки босые Подаяния ждут; Где недавно устало Грохотали бои; Где по новеньким шпалам Мельтешат воробьи; Где, лицо по-монашьи Укрыв до бровей, Ищут женщины наши Своих сыновей; Где мелькают котомки, Все в дорожной пыли; Где гремят не винтовки — Костыли, костыли... Я бродил неустанно, Словно жизнь познавал. На глухих полустанках С ребятней бедовал. Мы все беды сносили, Потому что не раз Полустанки России Были домом для нас. Были домом, В который Вновь хозяйка вошла, Деловито с котомкой Примостясь у стола, И негромко спросила: «Как дела, малыши?» Шла хозяйкой Россия По смоленской глуши И глядела устало На холодный закат, На глухих полустанках Встречала солдат. Шла за плугом уныло, Поднимала сады И на братских могилах Высевала цветы.

ТИШИНА

На этом свете многое изведав, Я верю в справедливость тишины — Не той, что за минуту до войны, А той, что После первых дней победы. Победу возвещает не салют, Не фейерверк, рассыпавшийся ало, А женщины, Глядящие устало На облака, что в никуда плывут. С детьми На обессилевших руках, Припоминая мужа, Сына, Брата, Они молчат, И тонет свет заката В повыцветших, Застиранных платках. Победа! И внезапный ветер стих, Внезапно радость сердце захлестнула От мысли той, Что пушечные дула Не грянут по оставшимся в живых. Отгоревали женские глаза, И лишь зрачки расширились от боли. В них отразились вспаханное поле И в сизой дымке дальние леса. В них отразились Пламя деревень И те дороги, что вели солдата От отчего порога, от заката В тот памятный своим рассветом день. Стояла разрывная тишина... Умолкли травы, и затихли реки. И все-таки Кончается навеки С последней похоронкою Война. Никто не знает, Сколько их придет С гербом страны И строками скупыми, Где будет назван день, И этот год, И самое родное в мире имя... Во дни послевоенные Солдаты, Пред тем Как пасть в очередном бою, В последний миг Сквозь полосу заката Кто мать увидит, кто жену свою. С детьми на обессилевших руках Они молчат. Они глядят куда-то В повыцветших, Застиранных платках Сквозь полосу угасшего заката. Победу возвещает не салют, Не фейерверк, рассыпавшийся ало, А женщины, Глядящие устало На облака, что в никуда плывут.

НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ

Анатолию Иванову

Здравствуй, поле, утром ранним! Здравствуй, малая стезя!.. Мне на бывшем поле брани Не взгрустнуть Никак нельзя. И от грусти той Поникнет Колос, солнцем налитой. И из грусти той возникнет Память Родины святой. Протрубят над полем трубы, Прошумит огнем пальба. Вот и я, сомкнувши губы, Кану в мертвые хлеба!.. Сколько раз и солнце слепло, Сколько раз Во все века Вместе с Родиной Из пепла Я, как колос, возникал... Ратник поля Куликова И солдат Бородина Свято чтили силу слова В малом слове: Ро-ди-на! И оно звучало веско Над спокойствием Невы, На семи холмах Смоленска, На семи холмах Москвы. И дорога До Берлина Им была озарена. Слово «Родина» — Былинно. Здравствуй вечно, Ро-ди-на! Я к твоей причастен славе И живу в твоих веках Малой травкой разнотравий, Каплей влаги в родниках. Оттого и сердце бьется, Что одной тобой дышу. К чистоте твоих колодцев С чистым сердцем прихожу... Ну а если я С годами Растеряю чистоту, Встанет пропасть между нами — Я Над пропастью Пойду. Если вдруг такое будет И тебя обижу я, У меня Не будет судей, Буду сам себе судья. И уйду — Как шел с базара, Хоть не пойманный, но вор, — Сам себе назначив кару, Сам исполнив приговор.

ПИДЖАК

Жизнь состояла из отрезков. И был в одном из них Пиджак, Что в дни войны в родном Смоленске Мне отдала вдова за так. На переполненном вокзале Она сидела у огня И неизбывными глазами Глядела с грустью на меня. Пилотки и платки рябили. Вокруг — узлы и костыли. В старинной песне о рябине Вдруг всколыхнулась боль земли. Ее под сводами вокзала Носило эхо черных дней... Я пел Для женщины С глазами Осиротевших матерей. Когда же я закончил песню, Она вздохнула горячо И тихо так — со всеми вместе — Сказала: — Спой, сынок, еще... Я пел. Я знал, что души тронет, И верил сам в минуты те, Что вот умру — и похоронят, Да только неизвестно где. Я пел и видел, Как в печали Слез не скрывали старики. И лишь глаза вдовы молчали, Как замершие родники. А после Я сидел у печки, И рядышком была она. И все шептала мне: — Сердечный! Ишь как умаяла война... И сквозь меня, сквозь даль глядела, Достав залатанный пиджак... — Смотри, сынок. Продать хотела, Да, знать, судьба — отдать за так... Я, не нуждаясь в уговорах, Надел его без суеты. — Ну, так и знала, будет впору, Ведь мой такой же был, как ты... И пусть сегодня дни иные, Пусть годы горя вдалеке, Себя я чувствую И ныне В том самом, вдовьем, пиджаке... И я пою, Как на вокзале, Как в дни беды страны моей, Для этой женщины С глазами Осиротевших матерей. Она во мне признала сына... И в наши дни — Пред ней в долгу — Я без нее Судьбу России Уже представить не могу!

ОДИН ДЕНЬ

Мы помнить многое должны. И в памяти моей Остался черный день войны — Один из многих дней. Бомбежки огненный прибой Затих. И сквозь огонь, Я помню, как шагал Слепой, Прижав к виску ладонь. Выл репродуктор на углу, Оповещал: «Отбой». А он По битому стеклу Шел босиком — Слепой! Как вспомню, высказать нельзя И промолчать нельзя. Безумно-синие глаза, Во все лицо глаза! Глаза. Глаза. Одни глаза. Одни — на целый свет. В них боль жила. Жила гроза В глазах, Где света нет. Что стало с ним, не знаю я. Иные годы, дни... А что, как и судьба моя Его судьбе сродни? А что, как выпадут года, Похожие на те, Когда По всей земле беда И солнце в темноте? А что, как мне Сквозь пыль веков, Сквозь вечной ночи мглу Идти придется босиком По битому стеклу?

ХЛЕБНЫЙ КОЛОС

П. Е. Макаренкову

Мне жить и жить, Пока стоят хлеба, И петь о них, Пока имею голос... Как хлебороба вечная судьба — В гербе моей страны — высокий колос. Он тот, Что знал тепло моей руки. И породнился Навсегда со мною... Голодные, мы шли по колоски, Мальчишки, опаленные войною. О, сколько было пройдено стерней И сколько было отдано поклонов! Борьба за хлеб Была второй войной, Где каждый колос Равен был патрону. И были жертвы. Можно ли забыть, Как мы когда-то проходили мимо Одной межи, где затаилась мина, — Ей было Кольку суждено убить. И вот лежал он, маленький такой, Еще и не вступивший в пионеры, И что-то все искал, искал рукой В пыли дорожной на закате сером. Беззвучными губами шевеля, Он все шептал о колосках... о маме... И плакала над ним Сама земля Безудержными нашими слезами. Учитель на руках его отнес В избу, где без того хватало горя, И предложил нам Записать за Колей Все колоски, Что сдали мы в колхоз... О память, память! Искрою во мгле Вдруг высверкнет и снова замирает. Живут не только хлебом на земле, В борьбе за хлеб, однако, Умирают. Не знаю, Какова моя судьба. Но, с детства зная, что такое колос, Я буду жить, пока стоят хлеба, И петь о них, пока имею голос! МОЯ ЗЕМЛЯ Я говорю: — Моя земля, — И слышу, Как чутко откликается она, Под сошниками благодарно дышит И душу опьяняет без вина. Я знаю — ждет меня река лесная, Над ней ракита старая цветет, И говорю: — Моя тропа, — Я знаю, Куда она в итоге приведет. Я говорю: — Мой дом. Моя береза. Моя шмелем прошитая трава. Моей России трепетные слезы, — И да простит читатель строгий прозу, — Моей любви высокие слова. — Да не осудит существо поэта, Когда порою Позволяю я Сказать в стихах: — Мой век. Моя планета, — Но век — не мой. Планета — не моя... Когда бы век со мною был по сути, То матери не ведали бы слез. И свастикой задушенные люди Могли бы слушать перелив берез, Могли бы жить И радоваться свету, Дышать землей весенней допьяна... Так почему ж она — моя планета, Когда на ней еще идет война? Когда не ценят человека слово И правда принимается в штыки, Когда, быть может, разразится снова Большой пожар рассудку вопреки!.. Пока на нас наведены ракеты, Я славлю нашей силы торжество. Покамест существует в мире этом Мир Ленина И мир врагов его, Я голосу моей Отчизны внемлю, Как те солдаты, Что в святом бою Под пули шли не вообще за землю, А за святую Родину свою. За мирный край, Где соловьиным свистом Оглашено заречье по весне, Где облачко сквозит в просторе мглистом Навстречу народившейся луне... Моя земля! Мне жить по тем заветам И верить, Что смогу дожить, Когда Мне скажет сын: — Мой век. Моя планета. — И это будет верно навсегда.

* * *

Не по чьему-либо велению, А с твердой верою В бою Россия выстрадала Ленина, Как революцию свою. И мне сейчас припомнить хочется, Как, набирая высоту, Она несла его пророчества Сквозь выстрелы И клевету. Как шла она, невзгоды выстояв, Шаги в бессмертье торопя, Приняв всю боль тех самых выстрелов, Как мать родная, — на себя. Она его делами мерила Свои нелегкие дела. И в смерть его она не верила, Поскольку Лениным Жила. Она была в труде, в сражениях, В крутой борьбе с неправотой Его священным продолжением, Его основой и мечтой... И будущие поколения Еще поклонятся не раз России, Давшей миру Ленина Живым, без грима, без прикрас — Таким, как есть. С кремневой твердостью, С могучей силой волгаря. Его национальной гордостью Была Октябрьская заря. Он выстрадан тобой, Отечество! Он твой, до капли крови твой, Принадлежащий человечеству, Твоим Величием Живой! И помнит мир его дыхание, И видит мир его дела, И ты, Россия, В испытаниях Его бессмертье обрела.

* * *

А. П. Филатову

Дайте мне возможность постареть, Я еще успею умереть. Я еще успею стать Корнями, Ручейком, Что бьется под камнями, Теплым ветром, Голубой травой, Сполохом под звездной синевой. Дайте мне возможность постареть, Чтобы ради Родины гореть Тем костром, приметным издалека В полночи беззвездной и жестокой, — Лишь бы люди Грелись у огня, Лишь бы молча Верили в меня. Дайте мне возможность постареть, Чтобы внуков, правнуков узреть, Убедиться, Что над ними небо Доброе, Как свежий запах хлеба. Убедиться в том, Что жил не зря, Коль под небом — Мирная заря. Я еще успею умереть, Дайте мне возможность постареть. Что я прожил? Я еще и не жил, Вдоволь Дорогих сынов не нежил, Край отцовский Им не показал. О любви к нему Не рассказал. Я еще успею умереть, Только бы душой не обмелеть, Только б знать, Что мир широк и светел, И всегда На этом белом свете Недруга От друга отличать, О жестокой правде Не молчать. Убедиться б в том, что постарел, В том, что мир жестокий подобрел. И тогда готов я стать Корнями, Ручейком, Что бьется под камнями, Теплым ветром, Голубой травой, Сполохом под звездной синевой.

БАЛЛАДА О ЧЕЛОВЕКЕ

Светлой памяти Всеволода Анисимовича Кочетова

Человек Красиво жил. Жил, С природою дружил, Добротой родных и близких, Повзрослевши, Дорожил. Человек Красиво жил. Труд крестьянина вершил. И пахал, И сеял в пору, Изо всех тянулся жил. Человек Красиво жил. Милой голову вскружил. Вместе с ней В любви согласной Дом срубил И печь сложил. Человек Красиво жил. Пятерых детей нажил. Всех, пожалуй, Вывел в люди, Всех обул И всех обшил. Человек Красиво жил. Горевал, Грустил, Тужил. Человека обижали, Он с обидой Не спешил. Человек Красиво жил. И весельем дорожил. Не одну, пожалуй, бочку От души он осушил. Человек Красиво жил. Всех жалел, Кого лишил Тот пожар, Что не однажды Он без робости Тушил. Человек Красиво жил. В горле подлости Першил, Всех, Неправедно живущих Правдолюбием Крушил. Человек Красиво жил. Уваженье Заслужил Он за то, Что ЧЕЛОВЕКОМ На родной земле служил. Человек Красиво жил. Круг житейский Завершил В день, Когда на поле брани Буйну голову сложил. Человек Красиво Жил...

ВИШНЕВАЯ МЕТЕЛЬ

Снова вишня Отцветает, Время — что ни говори. С редких яблонь Облетает Розоватый свет зари. К покосившемуся дому, Где любимая жила, То ль сердечная истома, То ли память привела. Рядом с домом, на опушке, В позабытой мной тиши Накукуй года, Кукушка. Накукуй, Наворожи. Солнце бревна прогревает, Поостывшие за ночь... Мне кукушка Не внимает, Улетела, вижу, прочь. Вот и годы пролетели, На душе оставя след, Под вишневые метели И под яблоневый цвет. Под горячую гармошку, Под лихого «Гусачка», Под частушки Под окошком Возле дома лесника... Приворотны были ночки, Собирали полсела. Был богат лесник: Три дочки. Их лесничиха Блюла. Я одну из них Своею Втайне гордо величал. Но, признаться в том не смея, О любви своей Молчал. Просто с нею мы дружили, Целовались До зари. Просто молодо мы жили, Время — что ни говори! Просто молодость томила. В лунных щелях — сеновал. Я ее однажды Милой И любимою Назвал. А лесничиха Блюла. Ох, суровая была! И однажды нас Ухватом С сеновала прогнала. Как награда За любовь Долго ныла В сердце боль... И уехал я учиться Под веселый листопад. Обещал на ней жениться И жениться был бы рад. И она мне Поначалу Слово твердое дала. Обещать — Пообещала. Только замуж не пошла. Не сдержала, значит, слова, Что шептала до зари. Просто вышла за другого, Время — что ни говори... Вот стою я возле дома, Опустевшего давно. На меня глядит Знакомо То же самое окно. Только то окно Забито, Словно память О забытом. И занозиста Тоска, Как на том окне Доска... И однажды На опушке Вишня разом отцвела. Куковала мне кукушка, На-го-ва-ри-ва-ла: — Не грусти, Ку-ку, ку-ку, Отпусти Свою тоску, Не держи ее, Как птицу Держат в клетке расписной. Светлой радостью Лучится Мир, озвученный весной, Я одна за всех Тоскую. Потокую. Помолчу. Хочешь — радость накукую?.. — И ответил я: — Хочу. И кукушка куковала Так, что радость сердце жгла. Годы счастья напевала. При-го-ва-ри-ва-ла: — Не тоскуй, ку-ку, о прошлом, Никого в нем не вини. Помни только о хорошем, Забывай печали дни. Будь к чужой беде Участлив, Отчий край не обходи. Что гадать тебе! Ты счастлив Тем, что счастье — Впереди! Утолишь ты сердца жажду И любовь познаешь всласть С той, которая Однажды Для тебя лишь родилась. С ней вас годы не состарят. Будет верною Жена. Сыновей тебе подарит С криком радости она. Будь достоин светлой доли, Ведь она, Тебя любя, Будет все прощать И холить Непутевого тебя. Пред людьми, Бродя по свету, Провинившись, повинись. Славным будешь ты поэтом, Но за славой Не гонись. А к тому, К чему возврата В этой жизни не дано, Возвращаться вряд ли надо, Как в повторное кино... Много раз пылила вишня... И кукушка на суку Как гадала, Так и вышло Под веселое «ку-ку». Сколько б лет ни пролетало, Все дивлюсь своей судьбе: То ль кукушка мне гадала, То ль гадал я сам себе.

* * *

Полевые цветы, луговые! Перелески В знакомых цветах... Где-то здесь Ощутил я впервые Теплый мед на девичьих устах. — Целовались? — Да как целовались! Под понятливой тенью ветлы. — Миловались? — Да как миловались! Мы ведь были друг другу Милы. Эту милость сердец и природы Я в душе как цветенье храню И безгрешные Юные годы Во грехах никогда не виню.

* * *

Ты говоришь: — Как быстротечно время!.. — И жадно сигаретою дымишь. Ты говоришь: — Любимая стареет, Вернее — постарела, — Говоришь... И смотришь взглядом До сих пор умелым На молодых хорошеньких девчат, Что смотрят нам в глаза Уж больно смело, — Их не страшит, Что нам по пятьдесят. Тяжел твой взор И седина — туманна, Как во поле увядшая трава... Любимая стареет... Горько, странно Мне слышать эти страшные слова. Неужто ли состарились Объятья, Молчание И шепот в тишине? Любимая! Священное понятье Сама судьба пожаловала мне. Меня с моей любимой Повенчали Заботы, Беды, Праздники страны. И потому Обиды и печали Мне с ней в дороге Не были страшны. Мы вместе прошагали Четверть века Сквозь буреломы Разных лет и дней. И если я душой не стал калекой, То этим Я обязан Только ей. Я только ей одной Обязан словом, Добром, Что ныне людям раздаю. Она — Моя нетленная основа, Я лишь о ней В своих стихах пою. И с ней Мою тревогу И дорогу, Беспечные, Мы делим на двоих. Любимые Состариться не могут, Пока мы беззаветно любим их.

* * *

Последний луч В безветрии погас. Последний лист Неслышно стек с березы. И в сутени Повеяло на нас Безжизненной И безнадежной прозой. Покинуто Печалились леса. Поля пустыней вечною Казались. И на год постаревшие Глаза Безмолвного уныния Касались. И тишина, Что тишиной была В тревожном ожидании Рассвета, Незримой паутинкою Легла На безвозвратно Прожитое лето.

* * *

По подвигам сверяя совесть Свою, Товарищей, Друзей, Я перелистываю повесть Военных лет, ночей и дней... Идут! Идет моя пехота — За шагом шаг — Который год. И жить, похоже, неохота, А политрук твердит: — Вперед! Идет, Идет моя пехота. За шагом шаг Все тяжелей Идут, Идут — За ротой рота — Солдаты совести моей. Чудовищно длинна дорога, Одна из пройденных дорог. Идут, Хотя идти не могут. Идут. Идут... А я бы смог? И я шагаю вместе с ними, Полуглухой, полуслепой, И молча повторяю имя, Благословившее на бой... Идет, Идет Моя пехота С командой вечною: — Вперед! — Когда же стало жить охота, Пред жизнью встал Фашистский дзот. В нем — враг. И он себя не спросит: — Убить меня Иль не убить?.. — Он косит жизнь, Он жизни косит Рожденных жить И жизнь любить. Не человек, Он просто дзот. А нам судьба — Идти вперед. Он косит жизнь Не просто сдуру, Лишенный совести, стыда. На собственную амбразуру Враги не лягут никогда. А мы должны закрыть Поганый И огненно-кровавый рот. И политрук С одним наганом Вперед безудерженно прет. Я вижу, Как он оглянулся На нас, мальчишек, Как он лег На пулемет, что захлебнулся... А ты бы смог? А я бы смог?.. Легко сказать, когда не знаю, В дни мира верю про запас. Легко оказать... Но умираю На амбразурах сотый раз.

* * *

Мы гадать на ромашках не будем, Пусть другие их трепетно рвут, Ведь живем мы и любим, как люди, Жаль, Что нелюди Рядом живут. И, жестокое время сверяя, На закате холодного дня Ждут, Когда я тебя потеряю Или ты Потеряешь меня. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ Стол письменный. И — ни души вокруг. В окно швыряет Лунным снегом Вьюга... Вдруг входит Некто, Явно, что не друг. А я ведь так желал Прихода друга! Вот он к столу подходит Не спеша. Садится. И меня не замечает. И, не дыша, Как мышь в копне шурша, Написанное мною Изучает. Он различает Почерк мой легко. Читает по-актерски — С выраженьем, Проникновенно, Четко, глубоко, Сочувственно, Но чаще — с раздраженьем. Он продолжает За столом сидеть, То помрачнев, То улыбаясь сладко... И тщетно я пытаюсь Разглядеть, Какая у его плаща Подкладка. Вот он швыряет рукопись На стол. И сам с собою Говорит негромко: — О Родине стихи... Не то, не то... С такими вряд ли Ты придешь к потомкам. Стихи о вдовах, о сиротах... Грусть! Любовь к земле — Прошедший день, не боле, О Родине стихи... Россия... Русь... Кому нужны Следы ушедшей боли? Черемуха. Ручьи И соловьи... Изба с вербой Состарились на взгорье... Ах, бедненький! Кому нужны твои Стихи печали, Радости и горя? Любовь... любовь... Надежда, верность, боль... Но вряд ли перед ними Встрепенутся. Кому, скажи, Нужна твоя любовь В эпоху Сексуальных революций?! Вот безысходность - Это еще так, Куда ни шло! Глядишь, И пригодится. И все ж напрасно тщишься ты, Чудак, Ну было б вправду Чем тебе гордиться. Гордишься, Что Отчизну любишь ты И служишь ей, Как верный пес у двери. Но это же риторика! Пусты Твои слова. Никто в них не поверит. Ты в облаках, Как многие, паришь. Стихи твои Для мира — не подарок. Не примет их Ни Лондон, ни Париж, Ну а Нью-Йорк Их не поймет подавно. Любовь к Отчизне — Это же кино. Патриотизм Давным-давно не в моде. Да и тебе Пора бы уж давно Подумать о себе, Не о народе. Народ, Он позабудет о тебе... — Ну нет, приятель! — Говорю я внятно. — Я буду жить В его святой судьбе, Тебе ж судьба народа Непонятна. Вот ты-то, верно, В облаках царишь. Точней, не в облаках, А в тучах смога. Что из того, Что в Лондон иль Париж Моим стихам Заказана дорога?! Переживу, Коль пережил не то. Мне б о народе рассказать, Что знаю. А Родину люблю я Лишь за то, Что для меня Она всегда родная. От деревенской хаты До Кремля, От высоты орлиной До травинки, Она вошла с рождения В меня И обернулась каждою кровинкой. В любовь я верю, Что судьбой дана Как сладкий миг, Что нам детей дарует. А жалкая любовь Мне не нужна, Которую Кому не лень, воруют. У совести Бессмертно Торжество!.. Но недруг мой бубнит, Меня не слыша. Мне странно оттого, Что ничего Не видит он, К тому ж еще — Не дышит. Протягиваю руку. И рука, Как в пустоту, В него свободно входит. — Ну что ж, поэт, — Он говорит, — Пока! Живи себе Заботой о народе... Он вышел, Дверь захлопнув за собой Беззвучным И невидимым движеньем... О боже! Это ж призрак — Недруг мой. И создан он Моим воображеньем. И все же Не случайно он возник — Весь в желчи, В сожаленьях И заботе. Должно быть, есть У недруга Двойник, И он-то, к сожаленью, Не бесплотен... Стол письменный. И — ни души вокруг. Унялся снег Под чистым лунным кругом. До боли в сердце Жду прихода друга. И вот — звонок, И на пороге — друг.

НОВОГОДНЕЕ

Снова прожит год. А что же, Что дороже стало мне? Ты, любимая, Вдвойне Стала ближе и дороже. Ближе Небо надо мной. Стала мне земля милее С малой речкой, Что мелеет С каждой новою весной. Птиц умолкших голоса Все слышней, слышней И ближе. Поредевшие леса, Поседевши, стали ниже... Впереди — январь, февраль И снега, Снега по пояс. Стал мне ближе Санный поезд, Удаляющийся вдаль. Сани, Кони, Шутки, Смех — Все проходит, все уходит. Постарел я на год вроде, А как будто Старше всех. Старше вечной синевы, Старше всех морей на свете, Верьте мне или не верьте, Старше Рима и Москвы. И, наверно, Потому Стало все на свете близким. Я иду с поклоном низким Ко всему Живущему. Я хочу, Чтоб этот свет, Что в наследство нам достался, Словно книга, прочитался Через много тысяч лет. Я хочу, Чтоб в книге той Сохранились все страницы, Чтобы люди, Звери, Птицы Жили в книге золотой... Постарел я, Постарел. Мерзнут слезы на ресницах. Год прошел. Не все страницы Я в той книге усмотрел. КЛАДБИЩЕ КОНЕЙ В донских степях В один из многих дней, Когда земля податлива, как вата, Наткнулся вдруг На кладбище коней Железным рылом грузный экскаватор. В его зубах хрустели, как стручки, Случайно потревоженные кости. И молча Пожилые казаки Стояли на порушенном погосте. Случайные прохожие, Они Фуражки сняли, Головы склонили. И замер экскаватор, Уронив Тяжелый ковш, Подняв воронку пыли. О ненависть, Затмившая любовь! Не ты ль вдевала жадно Ногу в стремя? В пустых глазницах конских черепов, Казалось, Навсегда застыло время. Застыли солнце, травы, облака, Седая даль полынная застыла, И Дон застыл — Великая река, Что и коней, и казаков поила. И казаки, Дожив до наших дней, Забыть не в силах битвы, От которых Остались только кладбища коней — Костей полуистлевших жуткий ворох. Те казаки — Времен минувших связь — Глядели молча, не сказав ни слова. Как молодые парни, суетясь, На счастье рвали Ржавые подковы. Что ж! Кости, что бедой погребены, В душе у них не вызвали участья... А старики Когда-то, В дни войны, Под звон подков В боях искали счастье. Не многим счастье выпало в те дни, Они-то помнят, Уж они-то знают, И вот стоят тревожные Они И всех, за счастье павших, Вспоминают.

ЖУРАВЛИ

М. А. Шолохову

Лед на реках растает. Прилетят журавли. А пока Далеки от родимой земли Журавлиные стаи. Горделивые птицы, Мне без вас нелегко, Я устал от разлуки, Будто сам далеко, Будто сам за границей, Будто мне до России Не дойти никогда, Не услышать, Как тихо поют провода В бесконечности синей. Не увидеть весною Пробужденья земли... Но не вы Виноваты во всем, журавли, Что случилось со мною. А случилось такое, Что и осень прошла, И зима Распластала два белых крыла Над российским покоем. И метель загуляла На могилах ребят, Что в бессмертной земле, Как в бессмертии, спят, Хоть и пожили мало. Вы над ними, живыми, Пролетали века. И шептали их губы Наверняка Ваше трубное имя. С вами парни прощались. И за землю свою Умирали они В справедливом бою, Чтобы вы возвращались. Чтобы вы, прилетая, Знали, как я живу, Ведь за них Я обязан глядеть в синеву, Ваш прилет ожидая. Ведь за них я обязан Домечтать, долюбить. Я поклялся ребятам, Что мне не забыть Все, чем с Родиной связан. Вот и грустно: а может, Я живу, да не так? Может, жизнь моя стоит Пустячный пятак, Никого не тревожит? Может, я не осилю, Может, не устою? Может, дрогну — случись — В справедливом бою За свободу России? Прочь, сомненье слепое! Все еще впереди: Все победы, утраты, Снега и дожди — В жизни нету покоя! Боль России со мною... Не беда, что сейчас Журавли далеко улетели От нас, — Возвратятся весною. Не навеки в разлуке... А наступит весна, Журавлиная клинопись Станет ясна — К ней потянутся руки. К ней потянутся руки — Сотни, тысячи рук!.. Журавли, Человек устает от разлук. Значит, помнит разлуки!

НА СМЕРТЬ ШОЛОХОВА

Вешенская, 21 февраля, 1 час 40 минут Россия спала, Как заснеженный улей, Привычным покоем жила. Россия не знала, Что Шолохов умер, Иначе б она не спала. Озябшая птица Взлетать не хотела, На реках потрескивал лед... Россия Не знала, Что осиротела На долгие годы вперед. Часы остановлены... Тихо... Лишь ветер По-песьи взвывал за окном. Тепло отдавая Родимой планете, Над Доном сутулился дом, И низкое небо Все ниже спускалось, Его накреняла беда. Под толщею льда Разъяренно Плескалась, Почуя тревогу, вода. И стойла дрожали От конского храпа, И снег Ошалело летел. И колокол Близко стоящего храма Под траурным ветром Гудел... Падучей звезды Не узрели над Доном, Над Волгой, Днепром, Над Невой. Для каждой избы И для каждого дома Был Шолохов Вечно живой. О как далеко, Далеко до рассвета!.. Не стряхивал савана Сад. Все так же неслышно Вращалась планета, Привычно, Как сутки назад... На зябком рассвете Россия проснулась, Отринув привычный покой. И сердце ее В этот час содрогнулось От общей потери людской. Россия В бессмертном стоит карауле, Успев на года постареть. Россия Не верит, Что Шолохов умер... Она не поверит, Что Шолохов умер: Ему, Как и ей, Не судьба умереть!