Помоги проекту - поделись книгой:
И вот теперь ты пьяный, и за рулем.
Супер!
И от такой печали ты выпил еще разок. Раз уже так случилось, и алкоголь в крови имеется, а ехать надо, потому что завтра утром очень важная встреча в Варшаве, Очень Важная Встреча в Варшаве, вот так уже гораздо лучше, с большой буквы, а похмелье, благодаря этому, даже как-то проходило.
Ты поставил бутылку с Доктором Пеппером на торпеде.
Потом переключил станцию и попал на «Радио Марыя»[44], где диктор как раз сообщал номер банковского счета, медленно, четко, большими буквами: «ДВА — ЧЕТЫРЕ — ВОСЕМЬ — ЧЕТЫРЕ НОЛЯ — ВОСЕМЬ — ВОСЕМЬ, повторяю…», ты снова переключился, попал на Вторую Программу Польского Радио, на беседу с последним аутентичным народным скрипачом из местности Волова в келецком воеводстве. У ведущей как-то не было никаких идей, поэтому она спросила:
— Ну, и как оно живется?
— Та ну, как-то оно живется, — ответил скрипач и начал играть:
— Оно ж, Польша, великой уже была, вся на свете власть ей была, будет власть еще иметь, славой будет вся блестеть!..
Вот так оно, понимаешь, и есть.
А ты уже выезжал из города, вся Семерка была открыта перед тобой, ах, автострада на Варшаву, через изящные Сломники, незабываемый Мехув, Енджеюв, который «увидеть и умереть», Кельце — центральнопольскую метрополию, упругую Скаржиско-Каменну, размашистый Радом, гордый Уайтбэнкс, достойный Груец.
И ты увидал первое из семи чудес Семерки. Первое Чудо Семерки. Ты как раз проезжал под железнодорожным мостом, на котором граффити-художники нарисовали венскую победу и короля Яна[45]. Тебе это страшно нравилось: битва под Веной на бетонном отвратительном виадуке, обвешанном рекламами какого-то ОБЩЕСТВА С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ ТОРМОЗНЫЕ КОЛОДКИ-МОЛОДКИ, некоего АГЕНТСТВА ПО ОХРАНЕ ТЕМУЧИН, какого-то ПАРКЕТА ДУБОВОГО BARTEK THE OAK (который, непонятно почему рекламировала бабища с огромными сиськами, и каждая из этих сисек была прикрыта вставленным в фотошопе фотоснимком дуба Бартек[46]), рекламными полотнищами с торжественными обещаниями ГРУЗ ПРИМУ И ВСЕ ПРИВАРЮ!
Король Ян вырастал прямо из нестриженной травы, лицо ему закрывали растущие на железнодорожной насыпи кустища, и кустов этих никто не подрезал, никто о них не заботился, ведь мы же в Польше, а не какой-то там Германии, ведь у поляков, курва, имеются более интересные и важные дела, чем какие-то там кусты, что это за дебилизм: кусты подрезать, какой придурок бы их подрезал, когда тут важнейшие мировые проблемы решаются, когда за пузырем водки каждую субботу мир спасают, когда тут, понимаешь, принимают груз и все приваривают, так что в это время кусты лезли королю Яну прямо в лицо; а помимо короля Яна из кустов вырастали избирательные плакаты какого-то кандидата по фамилии Смутек[47] и с соответствующей рожей. А слева от всего этого тянулся пустырь с дико припаркованными машинами — одна тут, другая там, словно это монгольские лошади разбрелись по широкой, куда ни глянь, степи. А вдоль пустыря тянулся польбрук[48] — я вам говорю, если в Польше когда-нибудь вспыхнет революция, символом ее будет как раз плитка «польбрук».
У нас есть бутылки с бензином и польбруковая брусчатка, которые мы можем бросать друг в друга.
И между всем этим: между теми предвыборными плакатами, между теми сиськами, тем пустырем, тем поольбруком, теми разросшимися кустами, теми магазинами с автомобильными шинами EQUUS POLONUS MECHANICUS атаковали турок польские гусары, спасали Вену, подстриженный под горшок король Ян держал скипетр, морщил брови и раздувал усы — и все это намалеванное граффити-спреями, то тут, то там кровавило, как и вся эта страна, как вся Польша, ибо тут, на этом краешке краковской земли, Польша предстала единым целым.
2. Мамон
И вот во всем этом бардаке стоял, представьте себе, веджмин[49] Геральт, пытаясь уехать автостопом.
Глаза у тебя полезли из орбит, глядишь — и не веришь: Геральт. Длинные, белые волосы, кожаное веджминское одеяние и даже клинок меча за спиной, вот только кобылы Плотвы нигде не было видно, но, возможно, Геральт потому автостопом и путешествовал, потому что Плотвы не было. Вот только был он какой-то полноватый, толстый для Геральта, и чуточку низковатый, в результате чего походил, скорее, на краснолюда, чем на приличного веджмина. Гееральт глядел на национальное шоссе номер семь такими же печальными, похмельными глазами, как и у тебя, и тянул вверх большой палец руки без особой надежды.
Ты врубил по тормозам. Опустил окно.
— Геральт! — крикнул. — Садись!
Геральт, который уже какое-то время пялился на тебя с верой, надеждой и легкой неловкостью, вскочил в твою «вектру». Ты тронулся. Виадук с Яном Собеским остался позади. От веджмина так несло перегаром, что ты, Павел, почувствовал себя словно на пьянке в студенческой общаге.
— Я ебу, — сказал веджмин Геральт, — думал, уже никто и не остановится. Привет. Меня зовут Герард. Мамон. Герард Мамон.
— Павел, — представился ты. — Хэллоуин?
— Не врубился? — взгляд Герарда — Геральта показался тебе довольно-таки неадекватным. — А… Нет, нет, не Хэллоуин. В гробу я имел этот Хэллоуин. У меня, — указал он на себя большим пальцем, — состоялся съезд. Съезд, знаешь, любителей прозы Анджея Сапковского. В Кракове съезд был.
— И что, — вежливо продолжил ты тему, — все переоделись Геральтами из Ривии?
— Ну да, — несколько опечалился тот. — Все. А девки — в Йеннифер. И никого, ты врубись, другого не было. Никаких Лютиков, никаких, понимаешь, вампиров Регисов. Никаких Бохольтов.
Но тут же он позабыл печаль и усмехнулся сам себе широкой усмешкой явного психа.
— Но, врубись, по этой причине у нас дофига охренительных, врубись, эликсиров. Эликсиров, понимаешь, — подмигнул он сумасшедшим глазом.
— Каких эликсиров? — спросил ты.
— Ну, — ответил он, — как это, каких. Веджминских эликсиров. Ты чего, Сагу не читал?
Слово «сага» он произнес так, что у тебя не было никаких сомнений, начинается оно с заглавной буквы или нет.
— Читал, — ответил ты.
— Ну, — покачал головой Герард. — Тогда тебе известно, что у каждого веджмина имеются свои эликсиры. Веджминские.
— Ага, — теперь уже покачал головой ты. — Веджминские эликсиры. Понял. И что они делают?
— О-о-о, — раскручивался Герард, вертясь на сидении, — оно, понимаешь, по-разному. Каждый веджмин привез на съезд свои. Ну и, понимаешь, мы поменялись. Я имею в виду — этими эликсирами. И вот теперь, — захихикал, и тебе это его хихикание как-то даже не понравилось, потому что хихикал он словно псих, — у меня много разных эликсиров. От различных веджминов. Хи-хи-хи…
— Так? — спросил у него довольно-таки глупо ты, поскольку, а о чем еще спрашивать.
— Ну, — отвечал тот.
Только сейчас ты сориентировался, что в руках он держит зеленый военный рюкзак, известный тебе еще с лицейских лет как «кубик». На кубике веджмина Герарда были написаны названия разных групп. Ну, Павел, ну чего он еще мог слушать, как ты считаешь:
Герард открыл рюкзак (ты заметил, что на внутренней стороне клапана у него вырисована карта Польши «
— Ага, — сказал ты, поглядывая то на бутылочки, то на национальное шоссе номер семь и ехавшего перед тобой козла в «тойоте королле», который хромал на семидесяти, хотя можно было бы, в теории, сделать девяносто, а на практике имело бы смысл и все сто десять. — Так вы, говоришь, эликсирами меняетесь?
— Меняемся, — гордо заявил Герард.
— А зачем они вообще? — спросил ты. — Ну, эликсиры?
— О-о-о!!! — отвечал он. — Оно по-разному. Но в большинстве своем, ну, понимаешь, для расширения сознания.
— О! — покачал ты головой. — Оригинально.
— То есть, ну, ты понимаешь, для веджминского расширения сознания. Специального такого. Поскольку, ну ты понимаешь, все сверхспособности веджмина — на самом деле это ускоренное действие мозга по отношению к другим действиям, ну ты понимаешь, — начал он пояснять, хотя и несколько горячечно и путано. — Оно тут немного… как бы тебе объяснить… как в
— Так вы на этих ваших съездах обмениваетесь эликсирами, — тебе хотелось хорошенько понять, что этот Герард тебе говорит, — которые нечто подобное могут сделать с мозгом?
Тот радостно мотнул головой.
— Ускорить действие мыслей и тела?
— Ага.
— А откуда вы их берете? В лавках с такими «ускорителями» как спайсом и экстази[50]?
— Да ты чего! — возмутился тот. — То дерьмо только для извращенцев и долбаных декадентов. Сами делаем!
— И как? Действуют?
— Ну-у… действуют… хотя, знаешь… — начал запинаться Герард. — Все-таки это еще такие вступительные этапы, ну… мы экспериментируем… идеальных вещей нет, но вот этот, например, — он вытащил из ящичка ядовито-синюю бутылочку, — и вот этот, — на свет появилась розовая бутылочка, — эти, если так выразиться, наиболее близкие к ожидаемому эффекту. Этот вот эликсирчик, — он ласково встряхнул розовой бутылочкой, — моя работа!
— А почему розовый? — спросил ты.
— Да как-то так… — веджмин вроде даже несколько смутился, а потом разозлился. — Вот все спрашивают: почему розовый, почему розовый? А главное, как действует.
— А как действует?
— Хочешь попробовать?
Ты открутил крышечку с бутылки Доктор Пеппер, ненадолго придерживая руль локтем, сделал приличный глоток, закрутил, снова поставил на торпеду, после чего сказал: — А хочу.
— Тогда гони десять злотых.
— Не понял?
— Давай десятку, — сказал веджмин Герард. — На шармака оно при коммунистах было. Теперь, вообще-то, оно тоже коммуна, но если погоним, раз серпом, раз молотком красную босоту, то будет ништяк. Будет священный закон собственности, даже если свиньи гавкать начнут! Будет когда-нибудь клёво, будет когда-то нормально[51], — загундосил он себе под носом. — Так что, того, — продолжил он через какое-то время, — десюнчик, и даю попробовать эликсиры.
— Слушай, ты, веджмин Герард, — сказал я. — Не знаю, заметил ли ты, что едешь в моей машине на халяву, пони ты корвиновский[52].
— А и правда, — опечалился Герард. — Ну да ладно, держи. Махнем не глядя. Но, — подчеркнул он, — это будет означать, что теперь я уже не должен испытывать к тебе благодарности за то, что ты меня везешь. Договорились?
Ты испробовал розовый, синий, а с разгона еще светло-зеленый плюс темно-зеленый (Герард уверял, что смешивать можно). И ничего. Ты махнул пальцами перед глазами. Нифига. Пальцы ни замедлились, ни ускорились. Веджмин сидел тихо и внимательно всматривался в полосы посреди шоссе.
— И чего? — спросил ты.
— Погоди, — ответил Герард. — Оно не так сразу.
— А когда начинает действовать?
— Ну… Оно, понимаешь, по-разному. По-разному. Один раз через часок-два, другой раз — через пятнадцать минут…
Так что ехали вы молча. За окнами тянулась Польша. Километровый столбик, щит с надписью: ЧТО, ЖЖЕТ? ЖЖЕТ? ПОМАЖЬ МАЗЬЮ НЕ-ЖЖИН, очередной километровый столбик, холмик, щит с надписью НОСТАЛЬГИЧЕСКИ-МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЙ МЕБЕЛЬНЫЙ САЛОН ВОСТОЧНЫЕ УКРАИНЫ[53] ПРОЩАЕТСЯ СО СВОИМИ КЛИЕНТАМИ И ПРИГЛАШАЕТ ПОСЕТИТЬ НАС СНОВА, столбик, зеленое, холмистое ничто, столбик, зеленое ничто…
— А куда ты вообще едешь? — вспомнил ты, что еще не спрашивал. — Или просто так, по Семерке наверх?
— Не-е, — отрицательно покрутил головой веджмин Герард. — Я посланник.
— О-о! — удивился ты. — А кого?
— Других веджминов. Ну, нашего, понимаешь, цеха. Каэр Морхен.
— Но куда посланником? — спросил ты, поскольку тебе хотелось немного разрядить эту странную атмосферу. — В Варшаву? В министерство? Какому министерству подчинены веджмины из Каэр Морхен?
Разрядил, блин. Веджмин тут же встал на дыбы.
— Да срать я хотел на ваши ёбаные министерства! — вдруг разорался он. — Им бы только налоги снимать, пиявкам! Но от меня ни копья не получат! Пускай там у них свиньи гавкают! И ссать мне на них густыми ссаками! Ты врубаешься! С этим правительством коллаборационистов не желаю я иметь ничего общего! Им бы только кланяться, то северному царю, то Кончите Вюрст! В задницу всех их! Вот! Бли-ин!
— Ага, — примирительно качал ты головой, с беспокойством поглядывая на веджмина Герарда. — Так куда мил'с'дарь направляется с посольством?
Тот уставил в тебя взгляд, и то был взгляд уже полностью поехавшего психа. Эликсиры, подумал ты. Веджмин, уже выпивший эликсиры. А веджмин, выпивший эликсиры, бывает крайне опасным. Ты это знал. Из Саги.
— К черному князю Баяю, — сказал веджмин с уважением и чуть ли не с религиозным пиететом.
— Ага, — сказал ты после недолгого молчания. — К черному князю Баяю. И далеко этот князь Баяй проживает? — спросил ты, так как тебя просто дико начал интересовать вопрос, как еще долго придется везти этого вот пизданутого.
— Где-то неподалеку от Лысой Горы[54], — беззаботно ответил веджмин.
«Мама моя родная!», — подумал ты. — «До Швентокшижского еще пилить и пилить. Нужно от него как-то избавиться».
— А кто он такой — этот черный князь Баяй? — спросил ты психа.
— О-о-о, — расплылся веджмин Герард. — Наверное, величайший поляк всех времен.
— После Корвина, — деликатно прибавил ты.
— Даже перед Корвином, — очень серьезно заметил тот.
Какое-то время мы ехали, не разговаривая. Впрочем, ты не сильно и знал, чего говорить.
— Князь Баяй, — начал веджмин слегка дрожащим голосом, — возродит Польшу. Обновит, вернет ей давнюю славу.
— А конкретно?
— Конкретно я узнаю, когда доеду. Князь Баяй — как бы тебе сказать, личность, гмм, мистичная. Это и есть истинный предводитель, он поведет за собой легионы свободных лехитов[55], я же еду предложить ему услуги наших мечей. Еду ему дать, — тут он прямо задрожал всем телом, ты сам видел, — армию польских веджминов. А с армией веджминов черный князь Баяй покажет, чего Польша может. Отряд оружный встанет тут… Он — воплощенный дух Польши, потомок Леха… Пяста… Ягеллонов…
Поделиться книгой: