Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Миры (сборник) - Джо Холдеман на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Несмотря на то, что О’Хара приняла успокаивающие таблетки, она не могла унять возбуждение, не могла избавиться от какого-то мрачноватого предчувствия. В космосе транспортировка всегда осуществлялась плавно, изящно, если тут допустимо это слово, и очень медленно – зевать хотелось. Здесь дело обстояло иначе. О’Хара знала, что шаттлы – резки, стремительны, хотя и безопасны: на её памяти только два шаттла потерпели крушение.

Марианна пристегнула ремни и стала ждать. Странно, но перед глазами не оказалось циферблата с отсчетом времени в обратном порядке. Марианна чувствовала, как стремительно возрастает – будто океанская волна – сила земного притяжения. Из окна она видела, как отпрянули от борта лайнера баржи. Вскоре они исчезли из поля зрения. Окунувшись в атмосферу, шаттл стал тормозить. И вновь О’Хара оказалась в невесомости, и вновь ей показалось, что корабль не движется. В черном иллюминаторе зажглись яркие звезды.

Медленно-медленно текли минуты, и ничего не происходило. Затем в окне закрутилась кромка Земли, остановилась и поплыла в обратную сторону. У Марианны чуть-чуть закружилась голова. Десяток раз она видела эту картину по телевизору и поэтому ничуть не испугалась. В ушах зазвенело, нет, то был высокий-высокий вой, ещё на два тона выше – и он был бы не слышен, – пилот прервал форсирование тяги. Плотный земной воздух приглушил этот вой.

О’Хара наверняка сравнила бы свои впечатления от полета, данного его отрезка, с катанием на серфинге, если бы, конечно, знала, что такое лететь по океанской волне на серфинге. Уже не Земля вертелась, а шаттл. Его качало из стороны в сторону, бросало вверх и вниз, он планировал, слава Богу, находясь под контролем пилота и компьютера. Небо, загоревшееся за окном, поражало своим великолепием, богатейшей гаммой – от чернильно-фиолетового цвета до лазурного. Звезды поблекли.

Шаттл летел над побережьем Флориды. Марианне казалось: ещё миг, – и она задохнется – то ли от пережитого, то ли от невиданной ранее чужой, земной красоты. Закатное солнце, стоявшее низко над горизонтом, затягивала легкая дымка, позволяя глядеть на него в упор. Высоко в небе плыли подпаленные лучами малиновые и серебряные кучевые облака. Хлопья пены, разбросанные по черной воде океана, впитывали в себя нежный розовый свет. Горизонт перестал изгибаться: впервые в жизни О’Хара увидела Землю не как космическое тело, пусть и планету из планет, но как Мир.

От береговой линии к горизонту простирался запутанный лабиринт – дома и дороги. Если вывернуть Ново-Йорк наизнанку и ухитриться как-нибудь расстелить его на ровном месте, он все равно не занял бы и одной десятой площади этого лабиринта. А ведь О’Хара не обманывалась: под кораблем лежал маленький провинциальный городишко.

Пейзаж резко изменился, когда шаттл приблизился к территории космодрома. То была удивительная местность – заболоченная низина, кустарники, заросли мангрового дерева, кружева ручьев, зеркала озер. По широкой, перечеркнутой мостами реке речные буксиры тянули тяжелые речные баржи. Где они «приземлятся»? Где дозаправятся?

Шаттл упал совсем низко, невероятно низко, и Марианне показалось, потерял скорость. О’Хара знала, что это иллюзия, но от страха у неё перехватило горло – в нем застрял крик; под нею, под ними под всеми вдруг засверкала земля, шаттл ударился об нее, подпрыгнул, и на Марианне, словно живые, застонали ремни. Потом выстрелили тормозные ракеты, и Марианну с силой бросило на крепления. Она почувствовала боль в бедре, в плече, но в этот момент шаттл уже катил по посадочной полосе, катил все мягче, все медленнее и наконец остановился. Глаза Марианны были полны слез. И она начала хохотать.

Глава 13

Три письма

Джон!

Не знаю, с чего и начать. Ты был в Кейпе, поэтому не стану описывать его тебе. Здесь я здорово продрогла – спасалась от холода в здании Космического вокзала. Я насчитала десяток мощнейших лазерных станций слежения, выдвинутых на платформах далеко-далеко в океан – так далеко, что кажется, иные из них уходят прямо за горизонт. О, горизонт! На этой чертовой планете он изгибается вопреки всем законам физики. Не удивлюсь, если все эти станции слежения – сплошная бутафория. Как только они работают?

До Нью-Йорка мы добрались на подземке, что заняло у нас около часа. Поезд останавливался в Атланте, Вашингтоне и Филадельфии.

Из-за нехватки времени я не могла подняться на поверхность и хоть краем глаза взглянуть на эти города. Надеюсь, у меня ещё будет возможность там побывать.

Мы прибыли на станцию – её почему-то называют Пенсильванская, хотя Пенсильвания находится в ста километрах отсюда, – и я сразу же позвонила в университет. За мной приехала пожилая женщина, которая некогда эмигрировала на Землю с Фон Брауна, – она эмигрировала в тот год, когда там, ты помнишь, Джон, разразилась эта ужасная катастрофа.

После Второй Революции Нью-Йорк пришел в упадок, но сейчас американцы принялись отстраивать его заново и делают это очень лихо. Фотографиям и телерепортажам верить нельзя: они не передают ни масштаб строительства, ни его красоту – оказавшись на улице, я едва не упала в обморок.

Понимаю, ты на Земле все видел и все знаешь, и поразить тебя ничем нельзя. Разве что скажу: нынешний Лондон и побольше, и постарше Нью-Йорка. Юмор оценил? Прежде тебе это иногда удавалось.

Представь, я запрокинула голову вверх, и голова у меня закружилась. Наверное, те же ощущения, что были у тебя, когда ты впервые ступил на Пафос, только с обратным знаком. Я ведь привыкла воспринимать мир, глядя прямо перед собой в окна обзора, в экран телекуба… А здесь – можно смотреть ввысь! Самой высокой штуковиной, которую мне прежде удавалось видеть, была шахта лифта на Девоне. В Нью-Йорке лифты такой высоты и выше – на каждом шагу, на любой улице. Никто не обращает на них внимания.

Из подземки мы поднялись на поверхность. Эскалатор – страшно длинный. Вывез нас на 34-ю улицу. Я остолбенела. Миссис Норрис, казалось, ожидала от меня подобной реакции: смешно, она поддержала меня за локоть. Что же касается облаков, они, как объяснял мне Дэниел, есть результат – «продукт» – работы промышленных предприятий, расположенных к югу от нас, то есть результат выброса в атмосферу всякой химической дряни. Люди пытаются удержать эту дрянь в облаках на высоте тысячи метров над поверхностью земли при помощи разного рода электронных ухищрений, но электроника у них барахлит.

Воздух здесь очень плотный и с легким запашком – странно, он совсем не противный, этот запашок. Думаю, через пару дней я перестану его замечать.

Миссис Норрис подошла к радиобую – столбу, торчащему у края тротуара, и дважды нажала на кнопку. Она вызывала такси. В Лондоне тоже вызывают такси? Какие они? Здесь это управляемая компьютером двухместная тачка. Понятно, что можно заказать и более вместительную. Принцип такой: ты залезаешь в тачку и задаешь роботу программу – адрес, – и компьютер выбирает оптимальный маршрут с учетом интенсивности дорожного движения на улицах Нью-Йорка. Так, по крайней мере, должно быть. Некоторые студенты, однако, утверждают, что аппараты запрограммированы так, чтобы взимать с клиента максимальную плату.

Я проехала на такси один раз и больше им не пользуюсь. И не собираюсь пользоваться. Разве что заблужусь… Но для чего тогда улицы с их названиями?

Мы доехали до небольшого скверика в главной части города; рядом стоит мемориал, сооруженный в память о жертвах войны, а в центре его – руины Эмпайр-Стейт-Билдинг, ржавый остов. Впечатление жуткое. Но, похоже, это самое высокое – километр – сооружение в мире.

И вот что, кстати, заинтересует тебя как специалиста в области сопротивления материалов. Строительство по новым технологиям, с использованием композитных материалов, привело к тому, что теперь люди любуются городом, глядя на кварталы небоскребов с крыш старых домов. Прежде вы смотрели на Нью-Йорк сверху вниз, с видовой площадки Эмпайр-Стейт. Здесь каждый метр земли страшно дорог. И все больше дорожает – чем прикупать, дешевле тянуть небоскребы ввысь.

Мы прибыли в университет. Моего багажа там не оказалось. По ошибке его отправили в Италию, в Рим. Миссис Норрис успокоила меня – могло быть хуже. Хорошо еще, что не загнали багаж на околоземную орбиту и не отправили его назад, в Ново-Йорк. Такое у них случается. По крайней мере что-то напутать и вывезти мои вещи на орбиту – им запросто.

Медицинская карта, слава Богу, никуда не запропастилась, и меня ещё до обеда определили в общежитие. Но пришлось подождать и поволноваться. Врачи изучали медицинскую карту целый час, и за этот час я извелась. Представь, менструация началась на неделю раньше срока!

Вещи вернули ночью, причем безо всяких сколько-нибудь внятных извинений. Черви проклятые. Все вы такие.

Вчера для нас, новеньких, была организована экскурсия по городу. Нам надавали массу «ценных» советов: как следует вести себя в городе туристам. Объяснили, в какие районы нельзя ездить ночью, в какие вообще не стоит соваться. Уровень преступности на душу населения у них вряд ли выше, чем в Ново-Йорке. Но ты прикинь – сколько тут этих душ!

Все говорят о том, что ситуация выйдет из-под контроля властей. В Лондоне тоже водятся бродяги и банды юных подростков? Здесь, прямо в многолюдной толпе, тебя могут растерзать; и сумасшедший начинает неистовствовать и убивать всех подряд, без разбора. Иногда орудуют ножами или просто чем попало, иногда палят из огнестрельного оружия. В прошлом году один маньяк отправил на тот свет на остановке подземки две сотни человек.

Когда мне рассказали историю про маньяка, я вспомнила, что уже слышала о ней (передавали в новостях), но не придала ей большого значения в то время. Тогда мы все думали: чего ещё ждать от этих кротов? На то они и кроты, чтоб в слепой ярости совершать безумные поступки. Мне кажется, я постепенно начинаю избавляться от подобных предубеждений.

Главная улица Нью-Йорка – Бродвей. Это огромный мясной рынок, и ничего больше. Всевозможный секс. Но не просто секс, а обязательно с какой-то сумасшедшинкой, будто Мир Девона кто-то взял и вывернул наизнанку. Официально проституция в Нью-Йорке запрещена. Однако полицейские считают: пусть Бродвей существует в нынешнем виде и собирает шлюх и «голубых» со всего города – на ограниченной территории их легче контролировать. Один из студентов поведал мне, что такая же картина наблюдалась здесь и в девятнадцатом веке. Правда, тогда власти и полиция закрывали глаза на бродвейских проституток, потому что так им, властям и полиции, легче было собирать незаконную дань. То был большой бизнес.

Вид полицейских устрашает. Все они – исключительно мужчины, причем мужчины огромного роста. Они выглядят даже крупнее, чем есть на самом деле, поскольку их экипировка – это настоящие доспехи, броня, а на головах – зеркальные шлемы. Вдобавок ко всему, стражи порядка ещё и вооружены до зубов.

Но как-то я перебросилась несколькими словами с двумя из них, спрашивала, как найти улицу, и они показались мне весьма приветливыми землянами.

Город переполнен древностями. Я, конечно, понимаю, что ты ходил в школу в Дублине и для тебя нью-йоркские древности в лучшем случае – заслуживающая уважения старина. Самой древней штуковиной, которую я когда-либо видела в Ново-Йорке, был спутник, установленный на постаменте в нашем парке. Но, может, я просто чересчур эмоциональна. Я брожу по городу, иду, как правило, одна и наугад, куда глаза глядят, и повсюду буквально спотыкаюсь о древние камни и нос к носу сталкиваюсь с Историей. Как-то я забрела на площадь Вашингтона – там начинались события, приведшие потом ко Второй Революции. Уолл-стрит! Тиффани и Мейси!

Я допустила серьезную ошибку, решив прокатиться на подземке одна, без сопровождения кого-либо из местных. Я никогда не умела хорошо читать карты, поэтому карта подземки была мне понятна не более, чем наскальные письмена майя. Так вот, я села в поезд на верхней станции, тогда как садиться надо было на нижней; и поезд умчал меня вместо юга на север. Кончилось тем, что я очутилась На 195-й улице, а это место с жуткой репутацией, там нам и днем не велено появляться. Я вышла из вагона, но не стала подниматься наверх. И все равно натерпелась страху. Это несмотря на то, что на платформе дежурила пара полицейских. Меня испугали великолепно одетые, под одеждой угадывались горы мышц, молодые люди, что слонялись неподалеку от меня как бы безо всякого дела и тем не менее не отрывали от меня глаз. А вокруг была беспросветная нищета и грязь. В ней копошились убогие калеки – похоже, неизлечимо больные или даже умирающие. Я знаю, что и городское, и федеральное правительства приняли социально-медицинские программы. Ни для кого тут, правда, не секрет, что больницы города переполнены и что невероятно трудно получить койку в родильном отделении, если только у тебя нет «лапы» в правительстве или в Конгрессе.

Все это было более чем странно. Я никогда не ощущала себя такой живой, никогда не чувствовала себя настолько человеком. И я уже скорблю о том, что через год мне придется оставить Землю. Я могла бы провести весь год – одна – в библиотеках и музеях Нью-Йорка и ни в чем толком не разобраться, ничего, по сути, не постигнуть. Через несколько месяцев для меня начнется отчаянная гонка «галопом по Европам» по Земному шару, семьдесят пять дней курса «Культура планеты». Затем я снова вернусь в Соединенные Штаты. Помимо того, программой предусмотрено посещение двух независимых штатов, если тамошние власти сочтут меня достаточно благонадежной и впустят на свои территории: в Неваду и Кетчикан. Невада слывет страной, которой правят индийская секта душителей и анархисты. Кетчикан представляет собой нечто среднее между расистским государством и сельскохозяйственной коммуной. И все время – учеба. Но по крайней мере работу над диссертацией можно отложить до возвращения в Нью-Йорк.

Я начала вести дневник. Так он у меня условно называется, но, по-моему, я безотчетно тяготею к какому-то другому жанру. Время летит стремительно. Я уже возненавидела свою писанину за то, что трачу на неё непозволительно много драгоценного времени. Но, с другой стороны, у меня накапливается такая масса впечатлений, что, боюсь, все их не сумею удержать в памяти.

Должна бежать. Передай мой самый сердечный привет Дэниелу, но сначала не забудь отломить от этого привета и себе кусочек, Квазимодо.

Марианна.
* * *

Дэниел, милый!

Посылаю тебе весточку, чтоб ты знал, что со мной все в норме. Обо всем напишу поподробнее после того, как приведу в порядок свои первые впечатления.

Дело выглядит так, словно на год я дала обет воздержания – и все для того, чтобы осуществить здесь – свои блестящие планы. Большинство прибывших сюда из Миров, – ученые с университетских кафедр или аспиранты, за исключением двух девонитов и такой лакомой кобылки, как я. Понятно, что нью-йоркцы для нас – существа, иной планеты. Бедные… Но как у тебя обстоят дела? Проводишь ночи с этой обдирочной машиной из «Хмельной головы»? Одумайся, Дэн. Женщины её типа неизлечимо фригидны. Кроме того, у нас в Ново-Йорке они не бойцы: резко сдают, слабеют, попадая в поля с низкой гравитацией. Не злись! Ты полагаешь, что я не заметила, как ты пялился на нее, когда она кувыркалась на сцене, изящная, точно картошка в картофелечистке?

Нью-Йорк оказался таким, каким я представляла его по твоим рассказам. Но значительно богаче. Многогранней. Просто на некоторые вещи ты не обращал внимания: они само собой разумелись. Вот, монеты… Мои карманы всегда забиты монетками и поэтому раздуты. Дэн, кусай себе локти, представляя мои нынешние формы. Как ни пополняй их запас, они улетучиваются быстрее, чем я успеваю выяснить, где производится ближайший размен. О, эти жалкие алюминиевые кружочки. В одной половине города их за деньги не считают и не принимают, а в другой, когда дают сдачу, кассирши засыпают их тебе в карман лопатами.

Но я уже влюблена в Нью-Йорк. Каждый мой день здесь – сага, эпос! Утро начинается с занятий в университете. Я просыпаюсь – и мне уже жаль тратить время на учебу. Хотя, пока сидишь на лекциях – экономишь деньги. Как ни скромно я живу, но тех ста тысяч долларов, что Высокий Совет определил мне на год, едва ли хватит мне месяца на четыре. Правда, я имею все шансы неплохо подзаработать. На Бродвее. Ты ведь знаешь – благодаря стараниям Чарли кое-каким ремеслом я владею совсем неплохо.

Надеюсь, что тебе хорошо работается в Ново-Йорке; думаю, ты отбросил свой скептицизм и признал, что твоя работа чрезвычайно важна для Миров. Меня эта идея окрыляет, и я становлюсь немножечко сепаратисткой: проживем и отдельно от Земли. А может, на меня повлиял жуткий случай в нью-йоркской подземке – случайно заехала на 195-ю улицу. Чувствую, земного опыта мне ещё набираться и набираться.

Буду счастлива видеть тебя на планете. Как скоро ты намерен прилететь? Загляни в график работ, сообщи конкретную дату. Вероятно, в это время я буду за пределами США (если ты действительно скоро здесь появишься). Но любовь не знает преград, да? Так сказал Соломон.

Над моей кроватью висит твое фото, то, что тебе самому нравилось. На нем ты паришь… а другого тебя я вижу, когда ночью закрываю глаза. Тебя, конечно, мое признание вгонит в краску, но от второго «фото», поверь, есть и практическая польза.

Люблю.

Марианна.
* * *

Чарли! 

Пишу тебе, чтобы напомнить: я больше не живу в Ново-Йорке. Целый год я пробуду на Земле. Основная цель – учеба.

Мой адрес, указанный на конверте, будет действителен в течение всего года, хотя сама я, вероятно, отправлюсь в путешествие. Сейчас живу в милом старом Нью-Йорке. Этот город, признаться, – одно из самых странных мест, которое ты только можешь себе представить! У него есть что-то общее с Миром Девона времен вашего декаданса (почитай литературу, лентяй!). Отличие: Нью-Йорк почти весь состоит из зданий и дорог. А помнишь сценки, которые мы с тобой видели на Девоне? Здесь творится примерно то же, но как бы при другом освещении – небо в облаках. И такое впечатление, что через Нью-Йорк только что пронесся ураган.

Я наблюдала здесь солнце только однажды, в праздничный день – День Труда. Заводы, расположенные к югу от города, не работали, и небо не затягивали облака.

В моей памяти осталось солнце, которое стоит над твоим Миром. Самое яркое впечатление от дней, проведенных мною на Девоне. Но и над Землей солнце ещё проглянет.

Надеюсь, ты занял достойное место в клане. Уверена, люди, которые тебя окружают, – прекрасные люди. Появился ли на свет твой первый ребенок? Я бы и сама завела одного, если бы нашелся кто-нибудь… кто выносил бы его за меня.

Твой верный друг.

Глава 14

ИЗ ДНЕВНИКА

4 сентября 2084. Первый учебный день привести расписание на четверть: Пн/Ср Менеджмент (темы) Пн/Ср/Пт Американская литература (семинар) История Америки Бизнес Религия Америки Вт/Чт Американские диалекты и креольский 10.00–12.00 Линдси 7837 Индустрия Развлечений (семинар) 15.00–17.00 2099 Линдси Сб Индустрия развлечений по обстоятельствам (практика)

«Индустрия развлечений (практика)» – это меня заинтриговало. Что на деле – выясним завтра. Думаю, какое-то шоу. Или знакомство с бродвейскими шлюхами.

Учебный день. Стоит верить:

19.00–21.00 138 Расселл 09.00 4579 Линдси 11.00 447 Расселл 13.00 8006 Линдси

5 сентября. Вчера вечером я с компанией ходила во вьетнамский ресторан. Такой удивительной еды я никогда не пробовала: сквид (моллюски), ветчина и ещё что-то со специями, не имеющими аналогов. Из всего предложенного мне была знакома только уха. Ветчина мне напоминала блюдо, которым Джон угощал меня в прошлом году, но вьетнамский вариант оказался намного вкуснее. Без малейшего страха я перепробовала все, что подавали.

Они почти никогда не едят здесь козлятину и крольчатину, ни здесь, ни где-нибудь в другом районе страны. Едят в основном рыбу, свинину, курятину и говядину. Долорес Броди с Митцубиши – она проучилась здесь уже две четверти – рассказала, что как-то им подали жареную говядину, а мясо отдавало тухлятиной. Наверное, я перестану подмечать такого рода высказывания, когда сама стану попахивать тухлятиной. Завтра попробую натуральный бифштекс. Такой черный, и чтоб кусина был зажарен на решетке… И, может, повару удастся приготовить мясо получше, чем его приготовили для Долорес.

В свое дневное меню американцы включают две «мясных» еды, рыбу они за мясо не считают, – утром и в полдень. Потребляют крахмала больше, чем я привыкла. Высматриваю рис и мамалыгу.

Семинар по развлечениям не имел ничего общего ни с индустрией, ни с развлечениями. Преподаватель Марле Гвинн напустила на себя такой серьезный вид, какой обычно напускают учителя, когда пытаются возвести свой предметишко в ранг академических наук, тем самым возвышая и себя. Я написала ей грустную работу, в которой сравнивала секс на Земле с сексом в полях с пониженной гравитацией. Разве секс не развлечение? Практические занятия, наверное, будут поинтереснее – спектакли, старые кинофильмы, танцы, спортивные игры, концерты, много чего. И надо постоянно помнить: развлекая и развлекаясь, не расслабляйся! Ведь это дело серьезное?

Что касается курса «Диалекты» (креольский, ей-богу, не знаю…), представляет ли он какую-то ценность? Курс для историков? В основном для воинствующих гуманитариев и неучей.

Из всей группы на семинаре по менеджменту я единственный представитель Миров. А также единственная женщина. Пока решила не нажимать – демократия так демократия! – и не маккиавелльничать, хотя, насколько я знаю, сам дух управления диктует жесткий принцип подчинения единой власти. Но все же я взяла инициативу в свои руки и «завела» группу, раскрутив дискуссию по вопросу об управлении Мирами. Тема заинтересовала всех, включая руководителя семинара. Здесь я, однако, для того, чтоб изучать модели землян. Ошибки землян.

Не знаю, что и сказать о курсах «Бизнес» и «Религия Америки». Оба включают в себя обширные лекции. Первый день был посвящен разным формальностям: нам на уши вешали всякую собачью лапшу про успеваемость и посещаемость. Посещаемость! Что мы – дети?

Любопытен семинар «Американская литература». Его ведет немец – герр доктор Шауманн. Угасающий дедок, он сумел сохранить чувство юмора – так старые вояки до самой своей смерти держат порох сухим. Чем-то Шауманн напоминает Джона, глубиной, упрятанной в подкорку интеллигентностью, что ли. По отношению к нашей аудитории Шауманн вел себя весьма агрессивно, активно используя сократовскую методу оболванивания собеседника. Он закидывает вам самый простенький вопрос, но на закидушке – уйма крючков. Так поднимем же тост за систему образования, принятую в Ново-Йорке!

На этом семинаре я не встретила ни одного человека с орбиты. А семинар был прелюбопытнейший, и аудитория его в корне отличалась от той, группы, что слушает, скажем, «Бизнес-курс» или «Теорию управления». Один из студентов, посещающий класс Шауманна, поэт-бородач Бенни Аронс, сразу же привлек мое внимание. Я даже задумалась, не пофлиртовать ли с ним.

Дэниел хотел, чтобы я сразу, как прилечу на планету, с головой окунулась в земную, «нормальную», со всеми её перипетиями и сексом, жизнь. Но это для меня чертовски сложно. Пока предпочитаю вспоминать тело Дэна, нежели спать с кем-то другим. А сколько ещё предстоит перелопатить дел! Поэтому я и не завела интрижку с Бенни, хотя мне и доставило удовольствие то, как он смотрит на меня, полагая, что я не чувствую его взгляда. Впрочем, быть может, он глазеет на меня просто из интереса, из-за того, что я явилась из космоса, и мои роковые чары тут ни при чем.

Миссис Норрис поведала мне, что женщины Миров пользуются на Земле репутацией дам, которых легко «завоевать». Право, часть американцев, да и не только американцев, весьма странно относится к сексу. Они воспринимают секс не как любовь или игру, но как соревнование или испытание. Женщины для мужчин здесь одновременно – и партнеры, и призы. До сих пор не знаю, как поступить: принять предложенные правила игры или и далее держаться неприступной. Чтобы узнать землян получше, следовало бы, конечно, принять их правила. Но я не большой любитель компромиссов. Можно, естественно, и немножко попритворяться, сказав себе: сейчас ты – актриса. Понаблюдать за американскими женщинами со стороны, поизучать их бессознательные рефлексы.

Ну, не знаю. Лучше всего – плыть по воле волн. И если тебя хотят – уступить, даже если у мужчины весь интерес к тебе ограничивается интересом к твоей, гм, канализационной системе. Но это ещё та дорожка! К тихому омуту, который, не исключено, кишмя кишит чертями. Можно запросто нарваться – изнасилуют. А то вспомни, Марианна, что ты – владелец роскошной собственности. Вот и начни приторговывать ею. То есть своим телом.

Не разумнее ли начать с поэта? Сознавая, что движет тобой один лишь холодный расчет.

6 сентября. Сегодня позвонил Джон; Дэниел подсоединился к линии, и мы коротко, но очень непринужденно поболтали. Они ещё не получили мои письма. Парадоксально, но дешевле переслать письмо из Нью-Йорка во Флориду самолетом, чем передать текст из того же Нью-Йорка в космос по радиолучу. Вероятно, письма застряли на сортировке. Или их отправили в Рим. Чокнутая планета.

Собралась попробовать мясо. Пусть вот только закончится менструация. Меня все время подташнивает. Но это ерунда. Лучше спазмы в горле, чем вроде бы такое привычное, но такое обильное на этот раз кровотечение – никогда прежде не вытекало из меня столько крови. Я обратилась к врачу, и мне ответили, что это периодически случается с каждой женщиной, вне зависимости от того, прилетела ли она с орбиты, где пониженный уровень гравитации, или всю жизнь провела на Земле. У меня якобы менструация протекает нормально. Посоветовали мне принимать препарат железа, о чем я и без них догадалась. Я уж совсем перестала обращать внимание на тошноту, внимание сконцентрировано на ином – все силы уходят на борьбу с Землей, с её притяжением, и все болит, ноги, спина и плечи. Каждое утро просыпаюсь в синяках и шишках. Долорес, живущая по соседству со мной, сказала, что у неё период адаптации занял пару недель, а на Митцубиши уровень гравитации тот же, что и у нас – 0,8 от земного. Каждое утро заставляю себя заниматься ритмической гимнастикой, а потом ползу в душевую и стою под горячей струей так долго, сколько удается выстоять. Кубометры израсходованной тобой воды здесь никто не подсчитывает, хоть залейся ими, но сама вода – серая, нью-йоркский вариант рециркуляции. Пить её нельзя, и, кроме того, она с запахом: слегка попахивает вареной человечиной и очень сильно галоидами и мылом. Ванн ни у кого нет. Да и понятно: кто захочет купаться в супе?

Готовилась к семинару, читала Готорна и По. Эдгар – и полегче, и позанимательнее Готорна, а Готорн, как стилист он сильнее По, весь окутан религиозной мистикой – до сути добраться трудно. Легче всего я воспринимала литературу двадцатого столетия. Кстати, мы потратили на неё довольно много времени, ибо она – конек Шауманна.

Курсы «Бизнес» и «Религия» – вотчина НАО (Национальной ассоциации образования). Лекции рассчитаны на не посвященных в предмет и носят обзорный характер. В принципе задумано неплохо: за каждую тему отвечает отдельный лектор, который полностью отрабатывает её со студентами, являясь при этом одним из ведущих в мире специалистов в данной области. От специалиста требуются не только глубокие знания и наличие авторитетного имени в мире науки, но и умение доходчиво преподносить свой материал аудитории. Добиться звания профессора НАО – мечта чуть ли не каждого ученого Земли, ибо лучшего места, в смысле высокой заработной платы и страховки, на планете просто не существует. Мы также удостоились чести видеть живого проктора, предположительно живого, – если следовать теории, которую сам же проктор развивал на семинаре по религии. И у него была своя метода: последние десять минут лекции он уделял подведению итогов, обобщению материала и ответам на вопросы. Конечно, мы имели возможность получить ответы на любые вопросы, подключившись к компьютерной сети НАО в библиотеке или общежитии, но это стоило денег.

Ужасно раздражает, что, находясь в аудитории, вы можете заткнуть вещающего с экрана лектора только одним способом – швырнув в экран кирпич. Швыряя кирпич в «предположительно живого» проктора, стоящего на кафедре, вы рискуете сделать его однозначно мертвым.

Через десять минут после начала сегодняшней лекции по «Бизнесу» из класса испарилась добрая половина студентов. Характеризуя меркантилизм как экономическое учение старой Европы, профессор тараторил со страшной силой, и я подумала, что уследить за его скороговоркой человеку, не изучавшему историю Европы, необычайно тяжело.

Почитаю-ка ещё Готорна. Хочется «устроить цирк» на семинаре по литературе доктору Шауманну. Или Бенни?

7 сентября. Сегодня между парами «Диалекты» и «Развлечения» я заглянула в «Космос-клуб». Там кто-то по какому-то поводу устраивал завтрак. Разговор показался мне занятным. Решила, что останусь до конца, если только мне опять не испортят настроение. Я уже ученая и, с тех пор как один деятель, ведущий программу, прицепился к нам, новичкам, в контакт на подобных мероприятиях лишний раз стараюсь не вступать. Но вскоре я ушла из клуба – толпу интересовала в основном дармовая жратва: старая знакомая крольчатина. Противно было смотреть. Противно об этом даже говорить… Ладно, сходим на следующее мероприятие. Вечером во вторник.

Университет меня доконает. Кажется, что в основу учебного процесса здесь положен принцип «масло масляное», и пора уже награждать университет памятной медалью с этим изречением. На оборотной стороне надо отчеканить формулу «deja vu2» (в квадрате). С утра мы мусолили «Розовое письмо», после чего слушали лекцию о пуританизме. Курс, «Диалекты» обогатил нас сказочкой про Елизавету Английскую, которая якобы спаслась, выжила и сбежала в один из анклавов в Аппалачских горах. На паре «Развлечения» нас потчевали фольклорным гарниром: на экране в течение получаса умирала и никак не могла умереть старуха, терзающая гитару и бубнящая себе под нос нечто невероятно нудное, в то время как за кадром вкрадчивый женский голос фантазировал на тему: как же спаслась Елизавета. И так без конца. Я догадалась где собака зарыта. Тайный заговор! Они основали свой университет, дабы убедить меня, что я – умалишенная.

8 сентября. Неудачный день. Вчера вечером я решилась наконец отведать жареное мясо и присоединилась к группе студентов, направляющихся в супермодный ресторан «Сэм и Педро ТексМекс салун». Все было просто потрясающе – декор, мебель, костюмы обслуживающего персонала. От всего веяло киношным девятнадцатым веком, Диким Западом, каким его любили изображать режиссеры в классических ковбойских лентах в двадцатом столетии. Я долго изучала меню. Единственным блюдом, которое отвечало моим представлениям о натуральном бифштексе, оказался стейк «чили» – добротный, хорошо прожаренный ломоть мяса, залитый ароматной и острой приправой. К подобным соусам я привыкла с детства. Короче – то, что надо… Как выяснилось позже: то, да не совсем. Это я поняла в шесть часов утра.

Все утро я металась между постелью и унитазом да изредка отвечала на телефонные звонки. Врач посоветовал мне посидеть дома, не выходить на улицу до тех пор, пока дело не пойдет на поправку. Смешно, не правда ли? Еще он посоветовал мне попить водички. Я позвонила доктору Шауманну, узнала задание на понедельник – Билли Бадд и Том Сойер. Это я уже читала. Затем я связалась с библиотекой и заказала на дом, на экран телекуба, лекции по «Бизнесу» и «Религии». Я попыталась заказать на дом и две следующие лекции из этих курсов, но мне ответили, что они выдаются «только в связи с особыми обстоятельствами и по специальному разрешению». Абсурд. Они боятся, что ты можешь затребовать сразу все лекции, восемнадцать часов, и за пару дней прослушать весь курс. Не переступив порог аудитории. Но что в этом плохого? В Ново-Йорке твои знания и твои способности оцениваются по тому, как ты сдал экзамен или по результатам твоей курсовой работы. За кого они здесь нас принимают?

К полудню моя пищеварительная система справилась наконец с отравлением. Я, правда, все ещё валялась в постели. Праздновать мое выздоровление было ещё рановато, а то соседи по этажу наверняка бы обрадовались. Я немного позанималась. Потом написала письма Джону и Дэниелу. Посмотрела по телекубу половину идиотского порнофильма. Дешевый фарс.

Лишь одно приятное событие произошло за сегодняшний день – позвонил Бенни Аронс. Он сообщил, что готов принести мне конспекты пропущенных мною лекций, и предложил вместе пообедать. Я объяснила Бенни, в каком я нахожусь состоянии – в разобранном и горизонтальном, – и мы решили перенести эксперимент – наш первый поход в ресторан – на следующий день. Мы выбрали ресторан, построенный на территории зоопарка.

Я описываю разговор с Бенни так, словно он буквально навязал мне свидание, но в действительности он вел себя очень скромно, если не сказать застенчиво. Мне Бенни нравится все больше и больше.

Немного погодя я спустилась в музыкальную гостиную общежития, стала играть гаммы и неожиданно почувствовала, что здорово проголодалась. Я поспешила на улицу, во вьетнамский ресторан, попросила рис под рыбным соусом, вьетнамцы называют его «ньок мэм», и два стаканчика рисовой водки. Поужинав, я вернулась домой и засела за дневник. Теперь ложусь спать.

9 сентября. Зоопарк большой, животных – море, но порядка и ухоженности в нем, недостает. Он расположен в Бронксе, в районе с дурной репутацией. Ездить сюда желательно только днем. Естественно, меня сопровождал Бенни. Он прихватил с собой нож. Этот нож болтался у него на поясе, на ремне. Вообще-то большинство ньюйоркцев ходят в зоопарк вооруженными. Территория зоопарка – место относительно безопасное, как объяснил мне Бенни, но всякое может случиться на станции в подземке или на улице. Я, конечно, сильно усомнилась в том, что лезвие сможет отпугнуть от нас банду подростков, но все же сам факт, что у нас есть нож, немного успокаивал меня. Какая-никакая, а защита, пусть и символическая. Станция подземки в Бронксе выглядела ничуть не благообразнее платформы под 195-й улицей.

Носить оружие в Нью-Йорке противозаконно, но что есть закон? Законы принимаются постфактум. А полицейские – народ недоверчивый. Заприметив у вас в руках кинжал или пистолет, они скорее подумают, что вы – бандит, нежели примут вас за добропорядочного Человека, готового с оружием в руках отстаивать свои честь и достоинство. Бенни заявил, что никогда ни на кого не собирался нападать и никогда не пускал нож в дело, разве что занимался резьбой по дереву. Но пару лет назад один бродяга проломил Аронсу череп, и с тех пор, собираясь покинуть пределы Манхэттена, Бенни берет с собой нож. Аронс и мне предложил последовать его примеру, но для меня это уж слишком… Я лучше убегу.

В зоопарке масса самых разнообразных видов животных. Большинство из них отловлены в далеких странах, в таких экзотических биооазисах, как пустыни и джунгли. В зоопарке мне встретились звери, которых прежде я не видела даже на картинках или на фото. Например, муравьед. Или садовая летучая мышь, очень большая! Меня удивила прирученная «домашняя» зебра. Таких зебр люди используют на фермах наряду с обычными лошадьми. Я приласкала корову – огромное, неуклюжее сентиментальное животное. Встреча с ней, живой, несколько поколебала мою уверенность в том, что я когда-нибудь все-таки выучусь есть жареную говядину. Но не позволим эмоциям влиять на наш рацион! Не позволим, хотя прожить, в принципе, можно и на булочках с изюмом. Кстати, очень вкусно.

Земные козы покрупнее, чем наши. А я считала, что они должны быть мельче, поскольку притяжение на Земле очень сильно. Джон ввернул бы в мою фразу словечко «коэффициент». Земные кролики и куры – точь-в-точь как наши. Бенни удивился тому, что я знаю о них так много. Кротяры думают, что Миры – это сплошь большие города, летающие по небу. Я посоветовала Бенни поставить над собой эксперимент и в течение хотя бы десяточка лет по четвергам, ровно в полдень ставить перед собой тарелку с тушеным кроликом. И съедать свою порцию до последнего кусочка. Здорово закаляет волю!

Увидела я и настоящего крота. Бенни не понял, отчего вдруг я так расхохоталась. Я сказала, что крот напомнил мне одного моего знакомого.

Бенни совсем не похож на типичного мужчину-землянина. Он относится к женщинам вежливо, но не снисходительно. За исключением одного эпизода у клетки с резвящимися обезьянами, здесь Бенни позволил себе пошутить, но ни разу за всю нашу прогулку не коснулся темы секса. А поводов в зоопарке было предостаточно. Он не обронил ни одной двусмысленной фразы даже тогда, когда после прогулки мы заглянули в его квартирку. Официальная версия – за конспектами лекций. Конечно, это мог быть хитрый тактический ход, но что-то мне не верится. Бенни производит впечатление открытого, простого парня. Чем-то он мне напомнил Домиана, тот тоже писал стихи, да и многих других мужчин из Ново-Йорка. С Бенни я превосходно чувствую себя, мне уютно и спокойно.

Аронс живет в крошечной квартирке рядом с площадью Вашингтона. Его комнатушка даже меньше той, что я занимаю в университетском общежитии. По размеру комната Аронса – как моя в Ново-Йорке. Она заставлена стеллажами, полки которых забиты книгами и подшивками газет и журналов. У Бенни есть телефон, но нет телекуба. Кровать поднята к стене, как спальная полка в купе. Когда Аронс опустил свою кровать, в комнатенке стало совсем тесно. Мне некуда было девать колени. Оставалось – либо устроиться на кровати, либо на стуле за письменным столом. Бенни стоял и ждал, пока я принимала решение.

Мы бегло просмотрели конспекты, и я попросила Бенни показать мне что-нибудь из его стихов. Он ответил, что стихи показывать мне ещё не время, – надо ближе узнать друг друга. Когда-то он публиковал свои подборки в журналах, но затем пришел к мысли, что печататься – глупо. Вот и вся информация, которую я получила. Теперь Аронс пишет нечто другое. Что? Он вежливо уклонился от разговора. Потом он заявил, что звучащее слово на бумаге умирает. Умирает чересчур красивое слово, добавила я про себя. Бенни показал мне несколько своих рисунков. Никогда бы не подумала, что они вышли из-под пера поэта. Скорее из-под пера инженера: уличные сценки, прорисованные тщательнейшим образом, тоненькие штришки – мельчайшие детальки. Техника: жесткое перо, черная тушь и акварель, где каждое цветовое пятно живет обособленно; оно обведено, как в детских альбомчиках «Раскрась сам». Бенни признался, что рисует в основном для себя и исключительно по вдохновению. Но несколько работ он продал иностранцам.

Аронс прожил всю жизнь в Нью-Йорке. В данной квартирке обитает с шестнадцати лет. Деньги тратит в основном на книги. Многие из них – настоящие книги, в твердых обложках и отпечатанные типографским способом. Но есть у Бенни и копии, сделанные на библиотечной множительной аппаратуре. Одну из полок стеллажа занимали раритетные издания в кожаных переплетах.

Деньги Аронс зарабатывал тем, что занимался репетиторством, изредка продавал картины, приглядывал за маленькими детьми из семей, живущих в том же доме, а кроме того, преподавал в скромной Городской школе.

Я уже упоминала, что Бенни обладает врожденным чувством юмора. Помимо того, он умеет жонглировать сразу четырьмя монетками. Что ещё он умеет? Затронуть потаенную струнку в вашей душе и мягко поигрывать ею, словно веревочкой, которую ради забавы наши предки надевали себе на пальцы. Думаю, Бенни безошибочно угадывает чужую боль. Он длинный и тощий, кожа да кости, никогда не расстается со шляпой и никогда не открывает рот, улыбаясь. А улыбается он часто.

Я благодарна ему за то, что с его губ не слетают сальности, и, за то, что он не кружит вокруг меня, как павлин, распустивший хвост. Если бы он настаивал на нашей близости, я, вероятно, уступила бы ему и потом сожалела об этом. Или отказала, а потом тоже сожалела. А ещё позже и вовсе не находила бы себе места.

10 сентября. Перечитала отдельные страницы из Твена и Мелвилла и пошла в фонотеку слушать образцовый креольский и учить креольский алфавит. Господи, я ведь легко могла отказаться от этого курса, несмотря на то, что мой куратор-консультант буквально навязала мне его. На родине мне такие знания не пригодятся.

За обедом я съела гамбургер и бифштекс. Потом долго ждала, как отреагирует на мясо мой организм. Ничего не случилось. Впрочем, нет. Случилось. По-моему, мне всю ночь снились глаза той чертовой коровы.

Пока была в библиотеке, сделала нотную копию «Концерта для кларнета» Брамса. Жаль, что мое расписание составлено таким образом, что на регулярные занятия музыкой времени не остается. Но сегодня перед ужином я выкроила пару часов и поиграла. Сказывается и то, что за две недели космического полета мои губы ни разу не дотронулись до инструмента. Я посетила музыкальный магазин и купила бамбуковый инструмент – всего десять долларов! После него во рту остается горький привкус, но звук зато более мелодичный, чем тот, что я извлекаю из пластика.

11 сентября. На семинаре по менеджменту прямо передо мной сидит полицейский из федеральной службы (ФБР). Вчера он явился на занятия в «полевой» форме, в легком бронежилете и в зеркальном шлеме.

Нам он объяснил, что сразу после университетских занятий он отправится в школу ФБР, а оттуда – на ночное патрулирование, это у них практика. Он учится в полицейской школе и одновременно посещает семинар по менеджменту для того, чтобы всегда можно было, оставив службу, переключиться на другой род деятельности и, чем черт не шутит, открыть свое дело.

Прежде я почти наверняка влюбилась бы в него. А теперь – вряд ли. По натуре это очень спокойный человек, но когда он одет по форме, это сочетание – ледяное спокойствие и экипировка – создает какой-то жутко-устрашающий эффект. Раскаленный уголь под мягким слоем остывшего пепла. Кстати, вот что полицейский рассказал о зеркальном шлеме: он защищает глаза, когда в лицо стреляют из лазерного оружия. Конечно, если не стреляют в упор. Мне же кажется, шлем – это ещё и средство психологического воздействия на людей. Человек-невидимка, невозмутимый робот…

Его зовут Джефф Хокинс. Внешне он похож на Чарли Девона. Косая сажень в плечах, очень короткая стрижка – глянешь со стороны: череп словно выбрит наголо. Джефф даже крупнее Чарли; да и сложен получше. А образован – с Чарли не сравнить. Однако интуитивно я чувствую, что это один и тот же тип человека.

Меня это раздражает. Никому не известно, где он родился. Ну, ладно. Никто не имеет права лезть к нему в душу. Никто. Но я уже ощутила: у Джеффа очень мощное биополе. Мощное и активное. Оттого-то я и переполнена информацией: да, сейчас он невозмутим, но как только я, О’Хара, дрогну и от желания у меня закружится голова и помутится рассудок – простыня будет наготове, и ещё одна, чтоб укрыться, и как только Джефф почует, что я «созрела», сам сделает шаг навстречу, сам сорвет спелое яблочко.

Держи себя в руках, О’Хара! После трех недель воздержания каждый мужчина – самец. Позаботься о себе. Нет, не в этом плане, это слишком просто. Пора понять, что все люди – разные, и все мужчины на Земле – тоже разные.

Да и всегда под боком такая отдушина, как «Космос-клуб». Ради Бога, загляни в глаза какому-нибудь девониту и будь спокойна…

12 сентября. Явилась на вечер в клуб. Никакой официальщины. Все раскованны и благодушны. Мы собрались в дальнем зале ресторана «Река Лиффи». Заведение оформлено под старинный ирландский паб, и подают черную форель из бочки; Джон бы знал – у него б слюнки текли. После короткой и не очень внятной торжественной части мы разбрелись по ресторану, разбились на группы: фон-браунцы, машаллахцы, ново-йоркцы…

Нас было десять человек из Ново-Йорка. Я на Земле совсем недавно, присоединилась к компании ново-йоркцев последней – свежая информация из первых рук. Меня засыпали вопросами: какие новости, какие слухи-сплетни? Никто из нас не мог принять участие в голосовании, но все равно всем интересно, что за ситуация складывается в Мирах перед выборами. Я думаю, что Маркус будет переизбран. Слишком много кандидатов на пост Инженера-Координатора. Поэтому никто из кандидатов не наберет нужного числа голосов. Правда, Джон считает, что основная масса инженеров выступит за Гудмана, руководителя проекта «СС». Ну, получит он один-два процента голосов, и что?

Мы встречаемся в клубе вечером во вторник, именно в это время Миры передают на Землю очередную программу своих еженедельных новостей. Полчаса у экрана, на котором блистает очаровательная Джулис Хаммонд, для моих соотечественников – словно глоток родниковой воды для путника, затерявшегося в пустыне. Боже, неужели и меня когда-нибудь охватит эта жуткая ностальгия?

С одним из парней, околачивающихся в «Космос-клубе», мы учились в одной школе в Ново-Йорке и вместе играли в детском оркестре. Парень окончил школу на год раньше меня. В ресторане он стоял в противоположном конце зала. Я никак не могла припомнить его имя и поэтому так и не решилась с ним заговорить. А меня тут все окликали просто: «Новенькая!»

Неожиданно я поняла, что большинству из моих соотечественников абсолютно неведомо, что творится за дверями клуба, на улице. Наверное, это своего рода перестраховка. Там, за стенами, – неизвестность, чужая Земля и опасности на каждом шагу, а здесь, среди своих, – покой, уют, душевный комфорт. Одна ли я такая дура затесалась среди них? Я жаждала узнать о землянах как можно больше, особенно об американцах.

Отделение Миров от планеты, обретение ими независимости совершится на моем веку. Я смутно предугадываю свою судьбу, чувствую, что скоро окажусь в эпицентре событий и, то ли как член административной команды, а то и как политик, вероятно, повлияю на их ход. Не сомневаюсь в том, что процесс обретения Мирами независимости будет тяжелым.

Внезапно я вспомнила о Бенджамине Франклине, который чуть ли не костьми ложился, пытаясь предотвратить назревающую Гражданскую войну. И так продолжалось целых двадцать лет. В ту пору Франклин большую часть времени проводил в Англии, употребляя все свое красноречие на то, чтобы примирить колонии с Британией, Британию с колониями. Он был ярчайшим гением и, кроме того, обаятельнейшим мужчиной, который никогда не лез за словом в карман, – и чем кончилось? У Франклина ничего не вышло. Чего же я могу достичь? Что я должна свершить? Иногда, здесь, на Земле, я просыпаюсь – за окном раннее темное утро – и совершенно точно ощущаю (о мистика!): очень скоро я окажусь в точке пересечения исторических путей цивилизаций. И чем больше я черпаю для себя из истории, тем меньше мне хочется оказываться в этой точке.

В ресторане я слегка перепила и поэтому рискнула прогуляться по ночному Нью-Йорку пешком. От клуба до общежития – около трех километров. Правда, я пошла не одна, а в сопровождении двух женщин: Шерил Маркхэм из Ново-Йорка и Клэр Освальд с Фон Брауна. На морозце я быстро протрезвела и даже почувствовала прилив бодрости. Морозец на Земле – не просто понижение температуры воздуха. Это неповторимый, изысканный холодок. Наши конструкторы совершили ошибку, когда определяли, каким быть климату Ново-Йорка. Теперь в Ново-Йорке постоянно, и век назад, и день назад, одна и та же «погода». За образец взят в меру сухой и теплый денек в субтропическом поясе планеты. Сейчас слишком поздно что-либо исправлять. Изменение климатических условий повлечет за собой серьезное нарушение экологии парка, а следовательно – практически его гибель.

В полночь нью-йоркские улицы полны привидений. Большинство легковых машин – на приколе в гаражах и на автостоянках. Грузовой транспорт и автобусы почти не попадаются на глаза. Выключена подсветка тротуаров и мостовых. Среди полуночников – добрая половина стражей порядка. Нас заприметили продажные мальчиши и стали приставать к нам с известными предложениями. Шерил тотчас выступила со встречным предложением. Меня и Клэр её выходка здорово рассмешила. Жиголо не ожидали от женщины такой наглости и от растерянности застыли на улице с разинутыми ртами. Конечно же, Шерил пошутила, но мне показалось, что в её ночной шутке была и правда, причем изрядная доза. Среди прохожих мы не увидели ни одной женщины. Мужчины, за редким исключением, были или пьяны, или уколоты. Двое из них заставили меня изрядно понервничать, но Клэр, на мое счастье, оказалась вооружена, и ничто не могло помешать ей при желании пустить в ход оружие – в тот момент нигде поблизости не было ни тени полицейского. Шерил не носила с собой пистолет, зато держала в сумочке газовый баллончик. Его струя вызывала у нападавшего сильный приступ тошноты. Шерил объяснила, что баллончик – чрезвычайно эффективное средство защиты от насильников, если только ты не пускаешь струю против ветра. Если насильник появился с подветренной стороны, женщине потребуется некоторая хитрость и сноровка.

В холле общежития я столкнулась с Долорес. Она тоже ходила в «Космос-клуб», но вернулась оттуда домой на поезде подземки. Теперь Долорес брела к себе в комнату из душевой. Рядом с Долорес шел её любовник Джордж. Он тоже шел из душевой. Думаю, большая ошибка – выбирать себе любовника из мужчин твоего же общежития. Пусть хоть на этаже оставят в покое! С другой стороны, любовник, который всегда под рукой, – очень удобно…

13 сентября. Имела сегодня беседу с куратором-консультантом. Мы с ней договорились, что я не буду ходить на «Креольский и диалекты», а вместо них посещу семинар по истории Америки «Роль теневых политических кабинетов в истории США». Должно быть очень интересно, особенно – история различных лобби в период перед Народной Революцией. Днем я сидела в библиотеке, знакомилась с лекциями, прочитанными студентам на предыдущей неделе. Выписала список дополнительной литературы по теме.

Позволяю обществу потихоньку приручать меня к себе. Сегодня, например, обедала вместе с Бенни. Он предложил мне пойти с ним вечером в Студенческий центр, в кино на трехсерийную ленту о Древней Греции. К сожалению, сеанс по времени совпадал с занятиями по менеджменту. На семинаре я разговорилась с Лу Фейффером, и выяснилось, что мы оба увлекаемся гандболом. Мы договорились встретиться завтра в спортзале. Проведем пару таймов. Игра, как известно, идет один на один, а Лу – мужчина маленького роста; он ниже меня, и ему трудно подыскать себе партнера. Громадина Хокинс также поигрывает в гандбол. Он услышал мой разговор с Лу и попросил разрешения прийти в спортзал в качестве зрителя. Я уже чувствую спиной и затылком взгляд его голубых глазищ.

Взгляд тяжел и давит так сильно, что, вероятно, мои кудри скоро перестанут виться. Если только до этого Хокинс не сломает мне взглядом шею.

14 сентября. Руки болят так, что я с трудом удерживаю перо. Завтра превращусь в разноцветный ком синяков.



Поделиться книгой:

На главную
Назад