Миры (сборник)

– Станция сошла с орбиты, – сказал Джон, и О’Хара вскинула бровь, не понимая Джона. – Катастрофа. Они не в силах её спасти.

– Ч-что?

По пути к лифту, который должен был поднять Марианну и Джона в квартиру Ожелби, тот поведал Марианне о той невероятной, непростительнейшей ошибке, что была допущена при корректировке траектории полета спутника, и о том, что шаттлы техпомощи рванули вверх на выручку комплексу слишком поздно. Комплекс вошел в слои земной атмосферы и уже на втором витке стал вращаться вокруг своей оси. Он полностью потерял управление – шансов на его спасение не осталось. Большинство прихожан храма погибло сразу же, как только спутник начал вращаться вокруг своей оси. Верующие крестились и заламывали руки, в то время как сила нарастающей гравитации размазывала их по стенам и полу, разбивала о потолок и алтари, о мраморные изваяния и о каменную глыбу, доставленную в церковь с Голгофы. Оставшиеся в живых поначалу призывали на помощь землян, потом молили о спасении Господа, а потом связь с ними прекратилась.

Люди Земли и Миров оказались неспособны помочь несчастным. Они наблюдали за тем, как «Лестница Якова» приближалась к планете, – каждые девяносто минут спутник опускался на виток. Соединенные Штаты Америки, Объединенная Европа и Советский Союз договорились, что до возникновения непосредственной угрозы жителям Земли ракеты не станут расстреливать падающий с неба спутник.

Молча потягивая кофе, Марианна и Джон целый день и почти всю ночь провели у видеоприемника, транслирующего программу новостей с Земли, и у телеэкрана, передающего картинку, получаемую с телескопов информсистемы Миров. Они следили за тем, как «Лестница» кружит вокруг планеты, за тем, как, опускаясь все ниже и ниже, проносится над земными материками и океанами. На пятнадцатом витке летающий храм стал красно-вишневым. На борту он нес две тысячи тлеющих угольков, две тысячи сгоревших мучеников. Расчеты показали, что следующий виток будет для орбитального комплекса последним – станция рухнет в океан. Военные наконец-то выключили свои ракетные системы и с облегчением повытирали пот со лбов.

Это было кошмарное зрелище: несущийся над океаном раскаленный крест, пылающий в ночном небе Африки. Промчавшись над Лаккадивскими островами, он поднял звуковую волну, после которой на островах в окнах домов не осталось ни одного целого стекла, а в ушах островитян – ни одной целой барабанной перепонки. Но шок был столь силен, что ещё долго никто из островитян этого не замечал. Коснувшись поверхности океана, «Лестница» пошла на дно со скоростью четыре мили в секунду и затем практически без пауз взрывалась десять тысяч раз; мощность каждого взрыва как у ядерной бомбы. Невероятный по высоте вал океанской воды перехлестнул через долины Кералы, напрочь смывая все живое и мертвое на своем пути, – уцелело лишь несколько сот тысяч жителей, успевших достигнуть высокогорья.

Крест ушел под воду, но Марианна и Джон не выключали экран видеокуба, передающего подробности трагедии с планеты, до тех пор, пока наконец не стали ясны истинные размеры катастрофы. Время от времени О’Хара и Ожелби, как бы невзначай, касались друг друга коленями и локтями и даже хватали друг друга за руки. Инициатива принадлежала Марианне, и положение, в которое она ставила себя и Джона, выглядело достаточно двусмысленным.

– Джон! – вдруг сказала она. – Я никогда у тебя не спрашивала, ты веришь в Бога?

– Нет, – ответил Ожелби.

Он бросил взгляд на свою уродливую руку и выдернул запястье из – ладони Марианны.

– Иногда я верю в дьявола, – сказал он.

Они немного подискутировали – возможен ли конец света, а затем попробовали заняться любовью, что выглядело как ещё один, уже второй за эту ночь, кошмар. Лишь через год они смогли, повстречавшись, заговорить о том втором кошмаре и даже нашли в себе силы слегка пошутить над своим совместным постельным опытом. И остались добрыми друзьями. Остались и тогда, когда Чарли убрался в свой мир, превратившись в машину по зачатию детей на Девоне. Место Чарли в жизни Марианны заняли иные мужчины, не слишком достойные Марианны, по мнению Джона, но зато круг их был весьма широк. А затем, когда О’Хара улетела на Землю, она стала писать Ожелби и писала ему намного чаще, чем кому-либо другому. Она отправляла свои послания Джону до тех пор, пока была в состоянии это делать.

Глава 7

На зов старой дудочки

О’Хара обожала играть на кларнете. Она получила серьезное, классическое образование и, поскольку её музыкальной «коронкой» был кларнет, умела без труда, хоть ночью её разбуди, взять любой, даже самый сложный пассаж из занудного наследия Клозе. Как-то раз она удостоилась чести играть в составе Ново-Йоркского оркестра. Она испытывала огромное наслаждение, когда душа её растворялась в сложнейших ритмах и гармонии симфоний, а кроме того, ей очень нравилось чувствовать себя своей в больших оркестрах, среди исполнителей-профессионалов. Однако настоящей её любовью был джаз, обыкновенный американский джаз, и в особенности диксиленд.

В фонотеке Марианны преобладали записи как видеокассеты, так и просто аудио, на которых звучала музыка американских джазменов двадцатого столетия. Оставаясь с этой музыкой один на один, О’Хара часто пробовала вплести в джаз и голос своего инструмента. Ей хорошо удавались стилизации, скажем, гудменовского соло из хита «Синг, Синг» или фаунтейновского – из «Свинг Лоу». Один приятель, разбирающийся в аппаратуре, подарил Марианне запись «Голубой рапсодии», вычленив из звукоряда тему кларнета; разучивая, в семнадцать лет, эту партию, О’Хара потратила на нее, наверное, часов триста.

К двадцати годам О’Хара оценивала свои достижения в музыке уже достаточно объективно. Она понимала, что с формальной точки зрения её техника «очень даже на уровне», а иногда и просто блестяща. Но ей не хватало собственного исполнительского стиля и импровизаторского дара. Он, может, и развился бы, этот вкус, если бы рядом с Марианной играли люди, знающие толк в старом добром джазе, но никто из Ново-Йоркских музыкантов – знакомых Марианны историей джаза, её корневыми формами не увлекался. В ту пору доминировала школа Аджимбо. Эта школа, с её маниакальным пристрастием к шестнадцатым долям и бесконечным выпендрежем прихлопыво-притоптывающей группы сопровождения, сумела навязать моду на свой «джаз» не только молодому поколению, живущему в Мирах, но и юным землянам. Для Марианны же было очевидным, что направление Аджимбо – ветвь творчески тупиковая. Да и композиции их были неоправданно усложнены. Впрочем, кто-то другой, не разделяющий точку зрения Марианны, мог то же самое сказать о диксиленде. Если, конечно, хоть когда-нибудь слышал его.

Так появилась ещё одна причина, по которой стоило посетить Землю. Чикаго, Сан-Франциско, Нью-Йорк – уже фонетика звучала как музыка. Но более всего Марианну тянуло в Новый Орлеан. Побродить по улицам, названия которых стали названиями знаменитых песен: Буэбн, Бейсн, Рампат… Посидеть на жесткой скамье в соборе, посмаковать дорогие вина в разрушающихся старинных барах или просто постоять на аллее Французского парка, слушая негров, возрождающих к жизни мелодии двухвековой давности. Джон Ожелби англичанин, но учился в Америке, в Батн-Руж, и хорошо знал эти места. О’Хара готова была часами говорить с Джоном о Новом Орлеане. Пожалуй, она отправилась бы туда даже в том случае, если бы ей рассказали, что её там, бедную, ждет.

Глава 8

Новый мир как вызов старому и его обитатели

По правде говоря, О’Хара не собиралась на Девон. Когда ей и Чарли выпала неделя каникул, они оба всерьез обсуждали вопрос: в какой другой, кроме Девона, обетованный Мир им отправиться? О’Хара склонялась к тому, что это будет Мир Циолковского. Или Мир Мазетлова. О’Хара всего-навсего шутила, говоря, что они с Чарли могут слетать и на Девон. Но Чарли воспринял её слова буквально и намертво уцепился за эту мысль. А вскоре купил билеты на Девон, два билета в один конец. Так Марианне, не перестававшей проклинать себя за шутку, пришлось убедиться в том, что мечта Эдварда Д.Девона вполне материализовалась: вот он, этот чертов Мир, существует – и не сковырнешь.

Мир Девона был самой первой станцией, выведенной людьми на эту орбиту. Поначалу он назывался О’Нейл, в честь основателя. Девяностолетний дуб, посаженный тут О’Нейлом собственноручно, естественно, пережил старика. Со временем станция стала родным домом для десяти тысяч рабочих, занятых на строительстве других больших космических комплексов. Из материалов, доставленных сюда с поверхности Луны, люди соорудили энергоблоки, подняли «звездные» заводы, гигантскую больницу, работавшую в условиях невесомости, а также новые Миры – всего здесь было создано тридцать два больших орбитальных комплекса и множество маленьких. Но минули годы. Первые поселенцы отошли от дел. Когда до власти добрались их наследники, картина резко изменилась.

В первую очередь это, конечно же, вина Ново-Йорка, вытеснившего жителей Девона из привычной для них сферы предпринимательства. Пеносталь, рекой потекшая из глубин Пафоса, оказалась несравненно дешевле, прочнее и удобнее в обработке, чем тот алюминий с примесью лунных пород, на котором работали девонцы. Они, правда, все ещё получали кой-какой доход от производства солнечных батарей и некоторых уникальных изделий, таких, например, как громадные, поглощающие испарения зеркала.

Трудоспособная молодежь дружно потянулась в Ново-Йорк. Богатая ново-йоркская корпорация позволила себе ряд таких великодушных жестов, как выплата рабочим компенсаций за транспортные расходы, весьма высоких зарплат и процентов, начисляемых с доли прибыли. Чтобы обеспечить себе постоянный приток мужчин и женщин с Земли, их в первую очередь следовало научить работать в специфических условиях космоса. В ту пору, когда массы трудящихся стремились «осваивать целину», Эдвард Д. Девон и его «новые» баптисты, которые, как выяснилось, действительно обладали даром предвидения и провели целое десятилетие в тщательнейшей подготовке к задуманной акции, вдруг обособились на Девоне. Человечество не знало столь значительного, крупного переселения религиозной общины в космическом пространстве со времен Бригхэма Младшего.

Для Чарли поездка на Девон была своеобразным паломничеством. Чарли покинул Девон десять лет назад, будучи подростком. Марианна же летела на Девон скорее не как любовница Чарли, а как антрополог, если только предположить, что антропологи отправляются в путешествия, в которые им отправляться просто-напросто страшно. Марианну легко понять: одно дело в нормальном мире спать с сексуальным маньяком, и совсем другое – быть запертой в маленьком мирке с десятью тысячами таких маньяков. О’Хара захватила с собой на Девон кипу учебной и научной литературы, намереваясь всерьез заняться учебой в номере отеля, закрытом изнутри, пока Чарли будет делиться сексуальной энергией со своими сестрами по вере. О’Хара ревновала, но решила, стиснув зубы, не давать волю, чувствам.

Как нетрудно было догадаться, Чарли имел иное мнение на этот счет. Помимо всего прочего, он хотел использовать на Девоне выпавший ему шанс, отличный, между прочим, шанс и, по-видимому, последний, и обратить Марианну в свою веру. О’Хара поразмыслила немного и в какой-то момент пошла было кое в чем Чарли навстречу. Она не слишком щадила его самолюбие, но зато сполна удовлетворила свое весьма острое сексуальное любопытство и, надо признать, получила куда больше того, на что рассчитывала.

В своем «священном» писании «Храм Плоти» Эдвард Д.Девон подводил религиозно-теоретическую базу под фактически любое половое извращение, объявив вне закона лишь садизм и гомосексуальные связи. Чарли оживился, глядя на Марианну, и решил, вероятно, начать с О’Хара все сначала – так или иначе склонить её на свою сторону.

Марианне пришлось признать, что Мир Девона – без всяких преувеличений – благоустроен и красив. Таким он, впрочем, и должен был быть, учитывая то, что восемьдесят процентов его дохода давал туризм. Ново-Йорку туризм приносил лишь одиннадцать процентов от общего дохода. Но жизнь на Девоне оказалась дороговата для Чарли и Марианны. Цены отражали действительность: Девон не являлся местом массового туризма, а богачи-одиночки погоду в экономике Девона сделать не могли. У Чарли едва хватило денег; чтобы снять комнатку в гостинице в районе, считавшемся на Девоне «задворками». Номер в Шангриле съел бы все совместные накопления Марианны и Чарли за полчаса.

Орбитальная станция имела форму колеса. Территория вокруг городов представляла собой в основном парковую зону. Ее вылизывала целая армия садовников и парковых рабочих. Отдавая должное классической строгости, выверенной чистоте стиля рекреационных зон Девона, О’Хара все же предпочитала им полудикую природу Ново-Йоркского парка. Ее также приводил в полное замешательство тот факт, что пары тут сношались обыденно, открыто, едва ли не за каждым кустом, а то и вовсе посреди людной аллеи. Чарли, не без жеманства, разглагольствовал: пары, мол, не сношались бы на глазах у всех, когда бы не хотели поделиться своей радостью с другими. О’Хара казалось, что этими радостями уместнее делиться друг с другом в интимной обстановке.

Но самым отвратительным местом был огромный, занимающий много акров бассейн, где народ занимался любовью, – там шла натуральная случка, парная и групповая, кому как нравится. Принимая водно-сексуальные процедуры, люди вели себя очень непринужденно. Поглядеть со стороны – никто не испытывал и тени смущения. О’Хара водила за нос Чарли довольно долго, но в конце концов уступила, позволив ему покрыть голую Марианну в воде при столпотворении блаженствующих самок и самцов и, как ни странно, разозлилась из-за того, что никто ни разу даже не взглянул на неё и Чарли.

Следующим решительным шагом на пути к раскрепощению Марианны, и на этом настаивал Чарли, должен был стать секс с совершенно незнакомыми людьми, с прохожими. Люди, окружавшие Марианну на Девоне, были неизменно вежливы, подчас дружелюбны; и наступал час, когда вы просто-напросто привыкали к предложениям прохожих, желающих немедленно заняться с вами любовью, причем каким-нибудь таким замысловатым способом, который не примерещится вам даже в бреду. Несмотря на вежливость и приветливость, большинство этих людей были необыкновенно привязчивы, настырны и настолько же самодовольны, сколь и невежественны. Их абсолютно не интересовало, что происходит сейчас в Ново-Йорке, они не интересовались даже новостями Земли, зато каждый считал своим долгом пробубнить вам на ухо раз и навсегда заученный набор длиннющих фраз о роли и проблемах клана, религии, секса и работы, причем всегда – именно в этой последовательности. О погоде, к примеру, речь не заходила. Да и какая тут могла быть погода? Вечно одно и то же.

Марианна играючи перепробовала почти все, что предлагал ей Чарли, и опыт ошибок дал ей неизмеримо больше, чем опыт удач. Кое-что просто потрясло её.

Вот, скажем, сюжетец о женщине, привязанной к седлу. Чарли с жаром расписывал прелесть этого состояния – чуть ли не с библейским пафосом он прочитал Марианне притчу о совершенно беспомощном человеке, полностью доверяющем своему насильнику. На словах все выглядело весьма безобидно, хотя и ужасно глупо, но когда Чарли перешел к практике и начал связывать Марианну, она взбунтовалась. Ее охватил безотчетный ужас. Она ударила Чарли даже тогда, когда он решил снять с неё веревки. Внезапно О’Хара поняла, что весь её роман с Чарли был замешан в основном на любви к самой себе, на гордости, которую она испытывала, укрощая в Чарли Девоне зверя. А с другой стороны, её охватывал страх перед необузданной силой этого хищника.

Чарли вспыхнул, вспылил. В сердцах продемонстрировал рану от укуса на своем «красном черте» – О’Хара его не пожалела. Их отношения резко изменились. Разгневанный Чарли тотчас ушел из гостиницы и целый день где-то пропадал. Он вернулся поздно вечером, сразу же завалился спать и проспал всю ночь.

Теперь О’Хара почти все время проводила над книгами, наверстывая упущенное. К тому моменту, когда Марианна и Чарли поднялись на борт шаттла, отправляющегося в Ново-Йорк, они научились держаться друг с другом подчеркнуто корректно, соблюдая известную дистанцию. Через два месяца Чарли навсегда улетел на Девон, оставив в душе Марианны горький осадок, смутное чувство стыда и бесценный, пусть и неупорядоченный опыт – он ещё сослужит Марианне добрую службу, когда О’Хара окажется в Лас-Вегасе, там, где и не мечтала побывать.

Глава 9

Песни Иуды и Прометея

(Из «Песен Прометея»: неофициальная история «Чертового яблока» и Проекта Януса, Джон Ожелби, авторское право © 2119 г., Изд. корпорация Галф/Вестерн, Ново-Йорк.)

Меня зовут Джон Ожелби. Это именно я познакомил Марианну О’Хара с Дэниелом Андерсоном. И Дэн, и я, мы оба – «чернь, черви, вылупившиеся из комьев грязи», и будем ими всегда, хотя я решил до конца жизни остаться в Ново-Йорке, а у Дэна не пропадает желание когда-нибудь вернуться на Землю.

Дэн был крупным ученым, он получал деньги в Международном химическом научно-исследовательском институте «Цианомид интернэшнл». Институт занимался проблемами цианомидов. Дэн считался докой в своей области – структуре сланцевых масел, являясь очень ценным сотрудником отдела «СС», где я был оформлен научным сотрудником.

«СС» расшифровывается как «Carbonaceous Chondrit» (углистый хондрит) – понятие из двух слов, которое подавляющее большинство обитателей Миров, вне всякого сомнения, перевело бы одним великим словом: Свобода. Наш отдел считался одним из самых важных и перспективных в институте. В восьмидесятых годах это было необычайно престижное место работы. Любое простейшее действие с электронной лампой или кронциркулем, находящимися здесь, преисполнялось высочайшего смысла, а атмосфера, царившая здесь, способствовала тому, что сотрудники отдела сознавали не только значимость, но и значение своей деятельности. На плечи сотрудников, однако, давила такая страшная ответственность, что сковывала даже нас с Дэном, – мы то и дело оказывались в тупике и снова начинали поиск с нуля. На Земле все воспринималось бы проще, но на то она и Земля под небом, а не сердцевина крутящегося астероида, полного людей со слегка «поехавшей крышей». Чудесных людей, но что касается их «крыш» – тут я прав.

Анализируя прошлое, должен признать, что мой тогдашний взгляд на положение вещей был весьма близорук. Но так как давно уж никто не разделяет ту мою точку зрения, а следовательно, и не помнит, позвольте, я хотя бы вкратце познакомлю вас с ней. Быть может, выслушав меня, вы лишь повертите пальцем у виска или посмеетесь надо мной, но надо мной многие смеялись, и я этому никогда не препятствовал.

Между Луной, с её карьерами и шахтами, и Ново-Йорком, с его недрами, находятся орбитальные станции – Миры, число которых не трудно увеличить хоть в тысячу раз, если учесть, что каждый из Миров представляет всего-навсего корабль-сосуд, накачанный кислородом, защищенный от радиации. Дело, правда, в том, что для жизнедеятельности человека, кроме кислорода, необходимы также органические вещества и вода, хроническая нехватка которых делает наше существование на орбите невыносимым.

Налицо тенденция: Миры стремятся к образованию замкнутой, независимой от Земли системы. Для того чтобы это когда-нибудь произошло, Мирам нужны свои собственные источники углерода, водорода и азота. Говоря в двух словах, когда вы сжигаете водород, вы получаете воду. Сжигая углерод, получаете углекислый газ, необходимый для производства пищи. Добавляя в почву азот, обогащаете пищу протеином. Автономная сельскохозяйственная система не может быть эффективна на сто процентов. Поэтому для того, чтобы позволить населению нормально жить и развиваться, вы должны обеспечить Мир постоянными инъекциями этих трех элементов – водорода, углерода и азота.

Есть три источника, откуда их можно добыть: Земля, астероиды и кометы – порядок отражает степень доступности космических тел. Что касается астероидов – нам могут быть полезны лишь астероиды углисто-хондритового типа; большинство из них находятся на чертовски труднодоступных орбитах. Люди обнаружили только один, до которого в принципе были способны, дотянуться. Они назвали его «Чертово яблоко» и послали на это яблочко, группу инженеров – судьба их ужасна, – дабы отбуксировать астероид поближе к орбите Ново-Йорка.

Тут требовалась ювелирная техника. Операция была рассчитана на двадцать восемь лет. Мы не могли использовать мощные направленные взрывы, как на Ново-Йорке, потому что астероиды углисто-хондритового типа по фактуре довольно хрупки. Один заряд, подобный тем, что рвались внутри Пафоса, – и вы бы в момент обрели бы десять миллионов тонн дерьма, разлетающегося по всей Вселенной. И вот первая команда инженеров и техников на корабле, близком по массе к станции О’Нейла, высадилась на астероиде, оседлала оба полюса, приготовилась к долгой кропотливой работе – и вдруг все они погибли. То, что случилось, случается раз в миллион лет. Но это был именно тот раз: двухтонный метеорит столкнулся с астероидом. Мне дико повезло – меня не включили в эту команду. Не включили меня и в те, что шли следом. Мозги мозгами, но кому нужен астронавт-урод, на которого невозможно подобрать скафандр?

Мы с Дэном посчитали, что предприятие не было подготовлено должным образом. Лет через сто оно бы, наверное, удалось. А так – авантюризм, донкихотство… Миры по-прежнему импортировали с Земли органику в виде великолепной пищи: качество её действительно соответствовало высоким стандартам. Хорошо, правда, если из массы аппетитных продуктов вам удавалось купить хоть что-нибудь. Так, по крайней мере, обстояло дело с ценами в Ново-Йорке. Дружище канзас-сити-стейк тянул на дневную зарплату. Я позволял себе брать его по воскресеньям и, слава Богу, – со спаржей. А запивал мясо колой. Я терпеть не мог рыбу и весь этот ново-йоркский козлино-курино-крольчачий ассортимент, после которого человек, привыкший к здоровой мясной пище, вдруг начинал подумывать о вегетарианстве.

Дело осложнялось тем, что все эти стейки, спаржа, икра и прочие радости, привозимые с Земли, поступали из шаттлов непосредственно в биосферу, и где-то через годик у вас на тарелке вполне мог оказаться кусок козлятины, синтезированный из молекул, под соусом из куркумового корня, чеснока и пряностей аналогичного происхождения (кстати, мое «наилюбимейшее» из всей проклятой ново-йоркской кухни блюдо). Каждый Мир был обязан обеспечить рециркуляцию сточных вод. СО2 уходил на изготовление пищи. Поскольку органических веществ не хватало, Земля поставляла их Мирам, тоннами завозя на станции свои пищевые отходы. Производство качественных продуктов из ледяной скалы требовало совершенно иных подходов, иной технологии, конечно же дорогостоящей; но когда мы бы достигли желаемого результата, здесь появилась бы в достаточном количестве и нежная форель, и чудные отбивные, и мне по-прежнему было бы по карману время от времени заказать себе стейк. О, если б хоть теоретически существовала возможность превратить этот чертов астероид в стада коров – чем только я бы не пожертвовал ради этой цели!

Итак, мы с Дэном ошибались. Когда бы люди умели изменять мир, как умеют менять свои взгляды на мир, они б плевать хотели даже на законы термодинамики. Впрочем, я отвлекся – ведь я собрался рассказать лишь о том, как свел Дэна и О’Хара друг с другом.

Не ведаю, что нас объединяло, никогда толком не размышлял над этим, но факт остается фактом – я и О’Хара были довольно близкими друзьями. Не стану упоминать о классических перчатках, скажу только, что в ту пору О’Хара обзаводилась очередным новым мужчиной, пожалуй, чаще, чем покупала себе новую майку. И вот я решил, что мне, её товарищу, вполне позволительно эту карусель слегка поломать. Я решил познакомить Марианну с Дэном. Ну, в самом деле, отчего бы не помочь человеку увидеть за всеми этими фонтанами нефти немного чистой химии?

Когда у меня закончился рабочий день, а у Марианны – лекции, мы встретились в «Хмельной голове», в славном кабачке, где уровень гравитации был в четыре раза ниже, чем на Земле. Кабачок располагался этажом ниже моей квартиры. Я появлялся тут довольно часто, и не только потому, что здесь было более слабое поле тяготения, но и потому, что в «Хмельной голове» подавали вполне приличный «Гиннесс».Пиво на вкус уступало тому, что вы получили бы в Дублине, качество ухудшалось при транспортировке, но все же сильно отличалось от того жиденького варева, коим потчевали вас в большинстве ново-Йоркских баров. Вдобавок я ощущал себя здесь добропорядочным гражданином, который в отличие от многих других граждан не загрязняет биосферу Ново-Йорка, а, напротив, способен одарить родной город парой пинт чистой, после рециркуляции, воды из реки Лиффи. Каждый раз на Троицу мы снова и снова убеждались, что вода из этой речки, даже пропущенная через наши почки, во-первых, не приобретает дурной запах, а во-вторых, не теряет свой товарный вид.

Дэн прибыл к нам из старого Нью-Йорка. Именно там Марианне предстояло провести большую часть из отпущенного ей «земного» времени. До отлета на Землю в её распоряжении оставалось два месяца, и я надеялся, что ей будет и интересно, и полезно пообщаться с Дэном.

В тот день, похоже, мы оба (и я, и Дэн) встали, как говорится, не с той ноги. Когда в ресторане появилась О’Хара, мы обсуждали проблему буксировки «Чертова яблока». Проблема была из наисерьезнейших, и мы встретили девушку холодновато. Сразу подключившись к разговору, она принялась горячо отстаивать право Миров на независимость и, не совсем к месту, провела историческую параллель с Соединенными Штатами, которые, по её мнению, стали наращивать экономическую мощь лишь после того, как отделились от Англии и обрели независимость. Пример был неудачным, но я промолчал. Дэн же не преминул заметить, что Канада с успехом прошла тот же путь, оставаясь в составе Британской Империи. И во многом благодаря этому фактору сумела избежать двух гражданских войн.

О’Хара была слишком молода и горяча, чтобы принять этот взвешенный, аналитический подход к проблеме. Кроме того, она считала себя специалистом по истории Америки. Реплика, Дэна здорово задела самолюбие Марианны. Защищая свою точку зрения, она вывалила нам на голову целую гору любопытнейших фактов и аргументов; она говорила о демографической ситуации в США и Канаде, о климатических условиях, о природных ресурсах, о сепаратизме и ещё Бог знает о чем – мне эту лекцию по достоинству не оценить, хотя я и жил в Америке, я изучал там теорию сплавов, а не историю США. Дэн внимательно выслушал Марианну и тут же окончил спор, согласившись с её доводами и даже извинившись перед ней. Не знаю, действительно ли она убедила Дэна или существовала какая-то иная причина, побудившая его прекратить полемику.

При всей своей неординарности Марианна мало чем отличалась от прочих смертных, когда видела, что её оппонент сдается. Чтобы завоевать её расположение, иногда вам достаточно было признать её правоту. Остаток вечера прошел в очень сердечной обстановке, чему, безусловно, в немалой степени способствовал и принятый нами алкоголь. Дэн и О’Хара покинули «Хмельную голову», что называется, рука об руку. В течение последующих нескольких дней Дэн постоянно опаздывал на работу и выглядел при этом очень усталым. Полагаю, что и О’Хара в те дни пропустила немало утренних лекций.

Я ни в коей мере не осуждаю поведение Марианны. Напомню, что «на дворе» стояли восьмидесятые, а пуританство, мягко говоря, тогда было не в моде. Чего же следовало ожидать от молодой незамужней женщины, не связанной обязательствами ни с одним из кланов? Вот она и перепархивала из постели в постель, как бабочка с цветка на цветок.

Минули недели, и я ощутил, как нарастает во мне глухое раздражение, – я ведь собственными руками толкнул Дэна и Марианну друг к другу в объятия. А Дэн напрочь лишил меня общения с Марианной, он просто-напросто украл её у меня! Но что поделаешь, встретились люди, созданные для взаимной любви. Третий тут – лишний. Так они и были неразлучны до того самого дня, пока О’Хара не улетела на Землю.

Глава 10

Уроки химии

Поначалу Дэн не понравился Марианне. Они сидели в «Хмельной голове», в чудесном уютном баре, но это лишь для мужчин он был чудесным – женщины обычно чувствовали себя здесь весьма неуютно, ибо внимание их кавалеров было отдано не им, а стриптизерше, плавающей (низкий уровень гравитации) над сценой. О’Хара ровным счетом ничего не хотела от Андерсона, но самолюбие её оказалось уязвленным – рассеянный взгляд Дэна то и дело ускользал в сторону. Марианна не выдержала и наговорила мужчинам кучу грубостей. Впрочем, только для того, чтобы привлечь к себе их внимание.

Так, споря и переругиваясь, О’Хара и Дэн скоротали первый в их совместной жизни часок. Потом примерно с полчаса они расточали друг другу комплименты. Глаза Дэна перестали рыскать по сцене, взгляд его приобрел осмысленное выражение. О’Хара обнаружила, что её собеседник довольно симпатичен и, по обыкновению, решила испробовать на нем силу своих чар. Коса, однако, нашла на камень.

То была трудная пора в жизни Марианны. Ее эмоции часто перехлестывали через край. Совсем недавно от неё навсегда умчал на Девон Чарли. Девятнадцатилетней Марианне не хватало элементарного житейского опыта, чтобы одолеть свою тоску и, набравшись благоразумия, взять себя в руки. Словно злой рок вел её, когда она ложилась то в одну, то в другую, то в …надцатую постель – переспать с ней сумел бы, наверное, каждый, кто сильно пожелал бы этого. Случайно так вышло или тут сыграло роль её подсознание, но никто из партнеров О’Хара в подметки не годился ей по уровню интеллекта. В этом смысле Дэниел Андерсон мог дать фору любому из мужчин Марианны. В том-то и был фокус.

По меркам девонитов Дэниел не тянул и на среднего самца-производителя. Он явно не мог похвастаться своими физическими данными, и вдобавок жалкий набор его сексуальных приемчиков не шел ни в какое сравнение с тем богатейшим арсеналом приемов, коими мастерски владели, и очень тем гордились, девониты. Положение О’Хара, однако, не было таким удручающим, как кому-то покажется на первый взгляд. Судьба бросила ей под ноги перчатку, и О’Хара с радостью приняла вызов. В новой роли она заблистала, любуясь и наслаждаясь собой, – ей было кому продемонстрировать свои таланты. А Дэниел стал последним из тех рекрутов, что были призваны Марианной на службу в постель, благодаря, как ни странно, Чарли и тому, что его угораздило родиться и получить религиозно-сексуальное образование на Девоне.

При этом Дэниел стал первым мужчиной Марианны, который не лез из кожи вон, дабы ей угодить. Да, конечно, он был весьма приятен в общении, всегда с готовностью шел Марианне навстречу, старался помочь; но с самого начала их знакомства О’Хара отметила: содержание её мозговых извилин интересует Дэна куда больше, чем изгибы и складки её тела. Теперь, когда Дэн хвалил её, О’Хара настораживалась: искренне ли хвалит? Не льстит ли? А прежде любую похвалу в свой адрес она воспринимала как должное.

О’Хара прислушивалась к мнению Дэна, это и послужило толчком к тому, что она влюбилась. Она наслаждалась интеллектуальным соперничеством, схваткой. Она докапывалась до самых потаенных глубин и уголков души Дэниела, подвергала разгромной критике его тезисы, порой откровенно высмеивая его убеждения. Он отвечал ей тем же. Они препирались, ссорились, с ликованием сажали друг друга «в лужу» – перемирие, как правило, наступало только в постели. Ссоры и ласки, яд и бальзам, острый перец и мед… Это были странные отношения, но именно они и удовлетворяли влюбленных. Прошли считанные дни, а Марианна и Дэн уже сердцами прикипели друг к другу, и с каждым часом их любовь становилась все сильнее и сильнее, и так продолжалось все два месяца, отпущенные им судьбой на астероиде Пафос.

Глава 11

Отъезд

– Будь благоразумна.

Тесно прижавшись друг к другу, они лежали на кровати, которая занимала треть крошечной комнатки Андерсона.

– Я знаю, я знаю!

О’Хара села на постели, сжавшись в комок, уронив подбородок на колени и обхватив их руками. Она сидела, уставившись в белую стену.

– Ну, что ты мучаешь себя? Все равно теперь уже ничего не поделаешь.

– Бюрократы чертовы!

О’Хара пыталась отложить, свою поездку на Землю на полгода. Через полгода Андерсон должен был возвращаться на Землю. О’Хара написала прошение в высокую инстанцию, и вот спустя восемь недель ей пришел ответ: «В просьбе отказать».

– Ты не имеешь права упускать этот шанс. Другого такого, вероятно, не представится.

– Но мой рейтинг…

– Твой сегодняшний рейтинг покажет только одно: то, что у тебя были отличные возможности, чтобы преуспеть в жизни, но ты их не использовала, променяв карьеру на любовь. Выпьешь?

– Нет.

Дэниел приподнялся на локте, плеснул в бокал немного вина.

– Не возражаешь? – В руке он держал сигарету.

Здесь, на орбите, он позволял себе выкуривать по одной сигарете в неделю.

– Кури! – Едкий запах табака мгновенно распространился по комнатке. Для О’Хара курение было чистой экзотикой. Ей захотелось чихнуть. – Наверное, на Земле дымят все кому не лень.

– Не везде. Есть места, где курение запрещено. Например, в Александрийском Доминионе. – Дэн поставил бокал с вином на столик и придвинулся к Марианне. – Хочешь попробовать затянуться?

– Нет. Боюсь, понравится.

Нигде в Мирах не выращивали табак.

О’Хара скользнула под простыню, натянула её себе на грудь, уголком простыни промакнула слезы на глазах.

– Пожалуй, не пойду тебя провожать.

– Вот и славно, – сказала Марианна. – Я рада. – Наступила гнетущая тишина. – Впрочем извини. Ничему я не рада. Это не честно.

– Все у нас с тобой честно, – сказал Дэниел. О’Хара убрала руку под простыню, коснулась ладонью мужского бедра.

– Все на свете – обман. Первый закон Вселенной.

– Философия, – проворчал Дэниел и пустил колечко дыма в потолок.

– Господи, – простонала О’Хара, – ну когда ты уже оторвешься от своей поганой соски?

Глава 12

Вниз, на Землю

Богатый турист может добраться из Ново-Йорка до Земли почти за сутки. Марианне предстояло преодолеть тот же путь за две недели.

Все расставание с Дэниелом Андерсоном прошло очень нервно, болезненно и совсем не по тому сценарию, что ими задумывался. Впрочем, так всегда – мы предполагаем, а Господь располагает.

Джон Ожелби одарил Марианну поцелуем заботливого дядюшки накануне вечером и на космодром не поехал, сославшись на крайнюю занятость, что, конечно же, было неправдой.

На борт суденышка, в просторечье называемого «корытом», О’Хара садилась совершенно подавленная, рассеянная и слегка одуревшая от вина. Зато Марианну нисколько не беспокоило то обстоятельство, что ей придется долгих две недели болтаться в невесомости.

В принципе это «корыто» было уникальной штукой, своего рода вершиной инженерной мысли – его «предки» первыми стали курсировать между высокой орбитой и планетой, перевозя на планету огромные партии товаров. Суденышки двигались по спирали и страшно медленно – транспортировка занимала месяцы.

Вес нескольких дюжин пассажиров, вкупе со всем их багажом, составлял не более двух процентов от веса груза, который теперь нес с орбиты гигантский космический лайнер. Это был коммерческий груз, в основном – промышленные материалы, непроизводимые на Земле: легкая и сверхпрочная, в брусках и балках, пеносталь из Ново-Йорка, матричные волокна с Фон Брауна, тонны изумительно чистого бериллия с Девона, редчайшие сплавы с Бишмалла Мишаллах и Мира Мазетлова. Рейсы совершались раз в неделю. Стоимость груза, который брал на борт гигантский лайнер, равнялась, в денежном выражении, валовому доходу небольшого государства. Именно промышленные материалы, а не люди, представляли истинную ценность для владельцев транскомпании и экипажа лайнера. Верхний отсек, где размещали пассажиров, и пища, которой их кормили на корабле, служили тому наглядным подтверждением.

В полете О’Хара старалась как можно больше времени уделять физическим упражнениям. Три стационарных тренажера типа «велосипед» – новинка среди аппаратов такого рода – позволяли человеку поддерживать необходимую нагрузку и в том случае, когда человек прекращал работать ногами и переключался на «ручную тягу». Понимая, что ей целый год придется ходить по Земле при нормальном для планеты уровне гравитации, О’Хара усиленно тренировала мышцы ног. Следует отметить и то, что «велосипед» являлся единственным местом в – пассажирском отсеке, где путешественник, привязанный к аппарату ремнями, мог сидеть – ведь эта поза совершенно неестественна для человека, находящегося в условиях невесомости. О’Хара трудилась в поте лица, и этот пот, собранный по каплям, потом, возвращался к ней в виде относительно чистой, литр в день, воды. Вода шла на умывание.

На сон О’Хара не жаловалась. Как и другие, она спала стоя, пристегнутая к стене. Она часами читала книги и журналы и проводила у телевизора так много времени, как, пожалуй, никогда раньше. О’Хара вполне контролировала свое состояние. Она прекрасно сознавала, что ей предстоит целый год общаться с чужеземцами, живущими, как правило, по принципу «сам себе голова», вне кланов, общаться с червями, землянами. Там она должна позабыть эти слова. И, кроме того, не бросаться с кулаками на каждого, от кого доведется услышать обиходные на планете словечки: звездун, звездунья. Как будто для землян не существует разницы между девонитами и йоркцами.

Один день сменял другой, а Земля, казалось, была все так же далека от корабля, как и прежде: тот же самый пейзаж Марианна наблюдала на протяжении всей своей жизни – Ново-Йорк ходил по кругу над северной Бразилией. Но вот там, внизу, появился краешек Африки и краешек Европы и потихоньку стала таять Америка. Потом в иллюминаторе О’Хара увидела желтые цвета Азии, громадой нависшей над Индийским океаном. В какой-то из дней целые сутки за бортом стояла сплошная вода – Тихий океан, обрамленный узенькими полосками Австралии и Аляски. Шар начал надвигаться, расти, и с каждым часом становилось все заметнее все очевиднее: он вращается!

Пузатый тягач, работающий на ядерном топливе, ждал их на границе зоны Ван Аллена. Лодки-корыта, пашущие на ионах, пробиться сквозь эту зону были не в силах. Лайнер начинал разгрузку. Потом он должен был принять на борт товары с Земли – кислород, пищевые продукты, кислоты и немного пассажиров эконом-класса, включая танцевальную труппу, проклинающую своего менеджера-скупердяя.

О’Хара и её спутники впервые отчетливо ощутили увеличение силы тяжести, мягкие толчки. Лайнер опустился на низкую околоземную орбиту. Возникло совершенно новое чувство пространства: далеко-далеко внизу медленно – один виток за девяносто минут – поворачивался глобус. Пассажиры пересели в маленький шаттл; груз был перемещен в прибывшие за ним огромные аппараты-баржи. Одна за другой баржи отчаливали от лайнера и, ведомые роботом-буксиром, уходили в горячие слои атмосферы, где товар уже поджидали заказчики и покупатели.