Помоги проекту - поделись книгой:
Он поднялся на ноги и потянул её за собой.
— Но сдесь негде… — Талира встала и робко замерла, будто смущаясь такой близости, и на миг отняла свою руку. Алекс поймал ладонь, мягко потянул к себе и положил на своё плечо. Будущая императрица подчинилась, но отвела глаза, а он только крепче прижал её к себе за талию.
— Как там? — он на миг задумался, а потом плавно повёл её за собой. — Митт-яр, митт-аш, митт-тво, — зашептал он в бархатной тишине маленькой комнаты. Талира послушно шла за ним, повторяя его движения. Их пальцы сплелись между собой вопреки законам этого танца. Алекс ощутил охватившее её волнение и влагу дрогнувшей ладошки. — Митт-эрх, — досчитал он и перехватил её другой рукой, едва не коснувшись облегающей груди плотной ткани платья. Талира наступила на подол, споткнулась и рассмеялась.
Алекс подхватил её крепче, не давая упасть, и невольно прижал к стене рядом с окном. Она порывисто вздохнула. Точно в забытьи он провёл рукой по её талии, чувствуя будоражащий кровь жар. Легко коснулся щеки. Ничего больше не хотелось, только целовать эти девичьи губы… такие нежные, чуть приоткрытые. Горячие… Ничего не видеть, кроме неё. Только чувствовать, как бьётся так близко её сердце, будто ей страшно, как порывисто вздымается от дыхания грудь. Внутри разгорался огонь, жёг его дотла, затмевая тёмной страстью разум, заставляя осыпаться пеплом к её ногам.
Но она — будущая императрица и чужая невеста!
Талира подняла на него взгляд, будто хотела что-то сказать.
— Мейра сента… — прошептал он, погладив ладонями её открытые плечи. — Не могу держать себя в руках… но не моя в том вина. Ваше очарование и женственность сводят с ума. Не могу не желать вас всем сердцем! Прикажите мне покинуть вас. — Он достал из кармана цепочку, сжал её в руке. — Я должен забыть… мне лучше вернуть ваш подарок и уехать из столицы.
Талира молча коснулась его сжатой ладони, но не решалась забрать браслет. Потемневшие зелёные глаза наполнились мгновенной болью и страхом. Будто он отнимал у неё что-то особенно важное… Или оставлял, одинокую и заблудившуюся, в диком лесу. Одними губами она начала шептать:
— Нет. Нет, капи…
И Алекс не сдержался, притянул её к себе и впился поцелуем в вишнёвую сладость губ. Тонкие пальцы до боли сжали его руки. Серебряная цепочка тихо выскользнула из них и упала на высокий ворс ковра, мерцая отблесками огня.
Он не уехал из столицы следующим утром. Не уехал и через неделю.
На этот раз знакомый дом выглядел чуть иначе: вечером высыпал колкий первый снег, украсив черепичную крышу белым узором. Убедившись, что за ним никто не идёт, Алекс поправил портупею с клинком и вошёл, стряхнув с плаща снежинки. Молчаливая как всегда полная швея только почтительно ступила в сторону, не поднимая на него глаз. Как тихо в доме.
Но не успел Алекс подняться наверх, как получил маленькой подушкой по голове от затаившейся сбоку Талиры. Она хотела броситься на него, но он тут же перехватил прыгнувшую тигрицу и, смеясь, усадил в глубокое кресло.
— Как ты мог! Так долго. Я думать… я думала, ты не придёшь! Ты забываешь, что я не простая девка, а будущая императрица! И если…
Алекс присел рядом с ней и посмотрел со всей серьёзностью.
— Ни на миг. Ни на миг не забываю, сента Талира да Кавильян.
Едва заметно затрепетали крылья носа, когда она нахмурилась и обхватила свои плечи руками, а через простое светлое платье так маняще просмаривались очертания груди. Талира оглядела его сверху вниз.
— У тебя новая форма?
— Да, — чуть хрипло отозвался он. — Я получил весть от короля. Я должен вернуться на службу, больше никакие оправдания не спасут меня от подозрений. И чем скорее, тем лучше. Тем более скоро твоя свадьба.
Талира осталась спокойна при этих словах, только вскинула голову и посмотрела ему в глаза. Императрица. Гордая и уверенная — она умела быть и такой. И хорошо. Не хотелось говорить о расставании. Помолчав, она тихо сказала:
— Встань. Пошалуйста, встань. Я хочу… посмотреть на тебя.
Алекс поднялся и поправил ворот плотного чёрного камзола. Она задумчиво подобрала под себя ноги и изучала его так пристально, будто думала о чём-то далёком. Но вот зелёные глаза вспыхнули озарением.
— Я наконец поняла, кого ты мне напоминаешь. В этой форме. Только… о нём не принято говорить. У наших родственников остался один из последних портретов, остальные уничтошали повсюду, где находили. Я говорю про Сиркха.
Алекс расстегнул и снял с себя камзол, оставаясь в рубашке.
— Пожалуй, тогда не буду тебя пугать лишний раз, — с улыбкой ответил он. — Это был страшный человек.
— Я не бояться страшных историй, — засмеялась Талира. Она поднялась с кресла и увлекла его за собой. — Тем более, я знать один секрет.
— Страшный?
— Нет же! Говорят, этот колдун не всегда быть… был такой опасный и что когда-то он даже был счастливо женат. Ещё до начала войны. Об этом почти никто не знать… но моя прабабка была одной из приблишенных к нему и его жене дам. Ты представляешь, что человек, совершивший столько убийств и проливший столько невинной крови мог быть когда-то влюблён, как…
Алекс уронил Талиру на кровать.
— Не может быть! Что ты такое говоришь! Злые колдуны не могут никого любить, я точно знаю, — сказал он, стягивая свою рубашку и опускаясь рядом с ней. — Если только не таких же колдуний…
… Ночь заканчивалась предательски быстро. Алекс лежал на боку, подставив ладонь под щёку, и смотрел, как разливается приглушённый свет на нежной коже груди, рисует резкие грани ключиц и ложбинки между ними, как играет в золотистых волнах волос. С ней было хорошо. Интересно. Талира тихо рассказывала про свою семью, а он поглаживал её изящные пальцы, такие красивые, трепетные, будто живущие своей жизнью. Порывистые и сильные, когда сжимали его плечи, мягкие и податливые, когда он прижмал её ладони к постели. Юная, милая и живая — и ей скоро быть женой дряхлого старика. Алекс всмотрелся в её лицо. Казалось, она знала, как с этим жить. Или делала вид, что знает.
Он тихо прижал её руку к губам. Массивный золотой перстень холодил кожу. Алекс рассмотрел его, привлечённый затейливым знаком на обратной стороне кольца.
— Фамильный?
— Да… почти. Его передала мне та самая прабабушка, про которую я говорила, — Талира сняла перстень с пальца, а сама уютно устроилась в его объятиях, рассказывая. — Там внутри буквы. Это… это не ивварский язык и не энарийский. Я не знать его. Но бабушка говорить, это кольцо принадлежало жене Сиркха. Она благодарила моих родных за то, что они не выдали её и помогли бежать накануне казни.
— И неужели её не нашли? — Алекс удивлённо поднял брови, беря кольцо в руки. — Наверняка было немало охочих до мести ненавистников.
— Я не знать. Говорят, корабль её потерпел крушение у Итенских. Больше её никто не видеть…
Но Алекс перестал слышать, что она говорит. Он читал. Читал те самые незнакомые Талире буквы. Символы мёртвого языка даори, способность к которому досталось Алексу от рождения, будто бы вместе с даром колдовства, его связи со стихией. А сейчас каждая буква будто била колоколом в его голове.
А.Р.Н.Е.И.Н.А.
Так прозвучало бы на ивварском записанное хитрым плетением квадратных символов имя. Арнеина. Арне. Ясные глаза, глубокие морщины, вековая мудрость тихих слов. Ивварское старинное имя, но редкое на острове, где он рос. «Нея» — так звал свою мать его старый отец. Алексу было пять, когда её не стало. А отцу было уже шестьдесят один. Значит… Алекс всегда думал, отцу повезло родится на полгода позже казни Сиркха — к тому времени в мире возродили хоть какое-то подобие порядка. Уже шли по городам Служители со знаменем победы и свободы…
Арнеина! Она ли?! Да быть того не может! Или просто цепь роковых совпадений?! Но это многое объясняет. И его особенность. Необычность магии, которую не могут пробить Серые. Ведь Сиркх… сильнейший маг, который точно так же мог сливаться с неживым. Один из тысячи. Десятка тысяч. Проклятье! Алекс с силой сжал виски и глухо застонал. Осознание волной обрушило на него боль и тяжесть. А потом будто сковало льдом.
Он — потомок этого чудовища?! Этого монстра? Того, кого всегда считали воплощением зла?
Алекс резко поднялся и сел на постели. Холод пробежал по телу.
Он ведь так долго бежал от этой правды. Отворачивался, как мог. А она всё равно нашла его. Нашла и заглянула в лицо, насмехаясь, дразня, сверкая золотыми гранями перстня: Врёшь! Не уйдёшь! Смотри, кто ты на самом деле!
Талира поднялась и осторожно провела ногтями по его плечу.
— Что ты увидел?
— Нет… ничего. — Он медленно убрал ладонь с лица. — Ничего.
Она молчала, не задавая больше вопросов. Села рядом, прижалась ещё горячим, обнажённым телом к его спине и положила голову на плечо.
Молчали долго. Слушали, как подвывает на улице морозный ветер. Стучат за окном ветви. И глухо стучат их собственные сердца. Алекс бездумно и безотрывно смотрел, как через плотные шторы начинал проникать свет.
— Скоро утро.
— Когда… твой корабль?
— После полудня.
— Ещё шесть часов.
— Я должен быть на борту не меньше, чем за час.
— Ещё пять часов…
— Вас скоро начнут искать, мейра сента.
— Сегодня — нет. Я сказала, что у меня важная примерка перед сватьбой, — она потянула его к себе, чтобы снова видеть лицо.
Ему казалось, что тьма пробралась уже прямо в душу. Впервые заявила о себе так громко. Вот она — здесь. В сердце. Разливается чернотой, поглощает мысли. Не хотелось верить в это безумие. Может и он — в самом деле порождение Тёмного? Может, и эта прекрасная императрица с колдовским взглядом, затянувшая его в свои сети? Но он не мог. Не мог не любить её, не ласкать её, не наслаждаться каждым мигом, каждым порывистым вздохом. Запахом её волос. Сладостью её объятий. Алекс зарычал и отдался безумию чувств, лаская её тело в последний минуты их встречи. Пусть провалиться им обоим в бездну за их тёмные души…
Утренний свет очёртил её фигуру на фоне окна. Одетая в строгое чёрное платье, подвязавшая волосы в высокую причёску, Талира выглядела поистине великолепной дамой. Гордая осанка, расправленные плечи, живой, умный взгляд чуть прищуренных кошачьих глаз. Изогнутые дугой брови, тонкий нос, вишнёвые, полные и чётко очерченные губы. Разве что легкая дрожь пальцев и то, как старательно она отворачивала от него голову в сторону окна… Талира застегнула на мочке уха замочек длиной серьги с маленьким символом щита.
Алекс сидел на полу в тени стены, наблюдая, как она собирается, и поглаживая пальцами узор на ножнах.
— Ты могла бы уйти со мной.
— Моя страна и мой народ — сдесь, Алекс. Это мой долг. А ты… — она на миг закусила губу, — мог бы остаться в Ивваре.
— Моя страна и мой народ лежит по другую сторону Илакийского моря.
Они порой были слишком похожи друг на друга. Он медленно поднялся, опершись об стену, и подошёл к ней. Показалось, или в уголках её чуть покрасневших глаз блеснула влага? Но едва ли она позволит себе слёзы.
— Ты будешь хорошей императрицей, мейра сента, — Алекс низко склонился и поцеловал её пальцы, сжал их на прощание, а потом покинул комнату.
Серебряная цепочка осталась лежать возле кровати, зацепившись звеньями за длинный ворс ковра.
— Там якорную цепь заело в клюзе, капитан! — прокричал ошалевший второй помощник, выдёргивая его из воспоминаний. — Бьёт по борту! Боковая волна сильная! Послать матросов, капитан?
Тёмный всех раздери! Алекс выбрался наверх и схватился за снасти, встречая крутой боковой крен. Корабль разворачивало к ближайшим скалам.
— Трёх баковых за борт, к клюзу, быстро! Бегом, мать вашу!!!
Второй помощник ломанулся вниз, чуть не оттолкнув попавшего ему под ноги новенького юнгу.
Глава 7. Между небом и водой
Казалось, корабль вот-вот ударится бортом — так близко скалы! Хотелось вцепиться во что-нибудь, но Джейна сдержалась. Она сейчас не испуганная девчонка, а юнга!
Несколько моряков бесстрашно полезли прямо за борт. Она отпрянула на другую сторону, стараясь никому не мешать. Сейчас точно не до неё. Единственный знакомый — Эрик — был уже на самом верху мачты, а Джейна осталась на палубе в одиночестве и не знала, что дальше делать.
Но наконец с заевшей цепью справились, и раздувшиеся косые паруса потянули корабль в сторону от рифов. «Ясный» оживился, как скакун, которому не терпится броситься вперёд. Джейна для верности взялась за борт.
— Выбрать якорь до конца! — тут же гаркнул здоровяк-боцман. — Ну-ка, пошли! Резвей!
Десяток полураздетых матросов у кабестана двинулись по кругу. Крепкие спины напряглись, на подставленной ветру коже бугрились мускулы: первые движения давались им с трудом, ноги проскальзывали на свежевымытой палубе. Неожиданно пожилой моряк в шляпе, стоявший у борта, зычно выкрикнул какую-то бессмыслицу:
— Давным-давно, очень давно…
Джейна с удивлением обернулась. Но ещё до того, как старик закончил фразу, идущие у кабестана басом грянули:
От хорового выкрика она вздрогнула, и по коже даже пробежали мурашки. Сильные и хриплые голоса слились в единую мелодию. Цепь заскрипела и застонала от напряжения. Казалось, что пение заряжает матросов энергией: каждый раз вместе с дружным выкриком они с силой печатали шаг босыми ногами по дереву, налегая на брусья. Не успел затихнуть хор, как вновь вступил старик, звонким голосом протяжно запевая:
Звук этих голосов, то раздававшихся близко, то уплывающих, сменяющихся и угасающих, странно завораживал. Джейна на время отвлеклась от тревожных мыслей о своём будущем. Было волнительно наблюдать за работой закалённых морем мужчин, знающих и любящих своё дело. Кажется, здесь нет лишних людей. Кроме неё.
В открытом море паруса «Ясного» наполнились потоками воздуха, стали упругими, и корабль всё больше набирал скорость, словно птица, взлетающая к небу. Ветер закручивал недавно остриженные пряди, бросал их в лицо, и Джейна мотнула головой, чувствуя непривычную, беспомощную лёгкость коротких волос. Холодил оголённую шею бриз, поскрипывало над головой хитрое плетение канатов, а под ногами валко шаталась палуба.
За пределами бухты волны стали выше, и когда корабль поднимался на гребень, а потом падал вниз, брызги разлетались из-под бортов белоснежным облаком. А ещё ослепительно сверкало на солнце бесконечное море, и пах солью воздух, и оглушительно кричали чайки, и Джейне в один момент вдруг подумалось, что и вправду только величайшая, божественная сила в мире могла сотворить такое… Настоящий океан, могучий, грозный. Неохватный. Бесконечное небо и ровную линию горизонта. Как будто мир распахнулся, раскинулся от края до края. Смотри, мол, любуйся!
Джейна обернулась к корме, взволнованно обхватив рукой правое запястье и почувствовав в пальцах крохотный щит на цепочке. Дай только Покровитель ей сил и стойкости добраться до Иввара! Пусть он простит ей самовольство и отчаянное решение сбежать от службы ради слабой надежды…
Первый помощник отошёл от капитана, спустился со шканцев и теперь направился прямо к ней. Джейна успела торопливо поправить широкие и слишком свободные штаны и выпрямилась, стараясь казаться уверенней.
— Ну что, Дженел, ты так хотел на корабль… теперь пора за дело, — деловито начал Мейкдон и объяснил её обязанности.
По всему, это была самая чёрная работа на корабле: ежедневное мытьё кубрика, а по большей части — трюмов, помощь на камбузе и мытьё посуды. Джейна покорно кивнула. Ей-то не выбирать, надо радоваться, что взяли и не задают вопросов.
Перед тем, как отправиться вниз, она украдкой ещё раз глянула на капитана. Тот как раз отчитывал какого-то юнгу на корме, отчего бедный парнишка уже не знал, куда себя деть. Капитан выглядел молодо с собранными в хвост тёмными волосами, у него были резкие черты лица и чуть хищный нос. Не похож на хромоногого угрюмого старика, которого она почему-то вообразила, пока плыли сюда на шлюпке. Но сразу видно, что он привык руководить и может быть жёстким. Не дай Покровитель, что-то узнает… Такой, наверное, и за борт выкинуть может, а ей очень надо продержаться.
Весь день Джейна трудилась не покладая рук и не было сил даже на отвлечённые мысли, на воспоминания о родном городе, который довелось увидеть лишь мельком. Теперь только вперёд.
Только оказалось, она ничего не знала о том, как на самом деле живут на кораблях. Отец никогда не рассказывал! Первые дни Джейне было дурно, словно она смотрела на мир через мутное стекло. С непривычки из-за вечного шатания пола под ногами она теряла равновесие и больно прикладывалась головой о переборки и нависающие балки во время работы.
«Трюмные» — звали таких, как она, кто работал на нижних палубах. Там воняло застоявшейся тухлой водой, которая просачивалась через щели корпуса. Как ни обрабатывали его какой-то жуткой смесью смолы с дёгтем, он всё равно давал течь. Но когда Джейна привыкла к раздражающим нос запахам, то узнала про вторую напасть: повсюду кишмя кишели крысы, которых никто не мог извести.
Был бы жив отец, когда-то владелец трёх китобойных шхун, он бы ни за что не поверил, что его дочь и сама будет драить палубы, боясь лишний раз поднять глаза даже на простых матросов. Но со смерти отца прошло больше семи лет… а возделывать бесконечный виноградник в деревне высоко в горах — работа не сильно проще, чем без остановки возить щёткой по дереву.
От влаги и соли одежда никак не могла просушиться и покрывалась жёсткой коркой, ладони загрубели. То и дело кровоточили трещины на коже, но и это были мелочи. В трюмах Джейна всё же не маячила постоянно перед матросами, как в кубрике. Там ей выделили место на подвесной парусиновой койке. Внутри было очень тесно, койки вешали вплотную одна к другой; мешала дышать вечная влажность, к которой примешивалась вонь давно не мытых тел и табака, а через открытый люк летели солёные брызги.
В кубрике же и ели, за узкими подвесными столами: кому-то везло и доставалась отдельная жестяная миска, а остальные черпали по очереди из огромных чугунных котелков, по краям которых виднелся несмываемый слой жира. Первый день Джейна не смогла толком осилить эту странную гороховую похлёбку с солониной и только сжевала сухари, но потом голод не дал привередливо крутить носом.
Поделиться книгой: