Помоги проекту - поделись книгой:
— Тогда вам и вовсе не стоило пользоваться ее услугами.
— Быть может, — кивнул Фернан. — Но что поделать: я и вас, господин Гаев, знаю не слишком хорошо, и гораздо хуже знаю планету Марс, так что надежда на ее благорасположение тоже тает с каждым днем.
Еще один намек? Нет, даже не намек — практически прямым текстом.
— Если у вас нет доверия к вечным и неизменным светилам — то какое может быть доверие ко мне, ничтожному? — я старался говорить холодно и иронично, но получалось плохо. Эх, надеюсь, хоть желание вздремнуть удалось замаскировать этаким тоном?
— Ладно, — бургомистр поднял свои здоровенные руки. — Хорошо, магистр. Речь идет о том, что я не знаю, против кого будет направлен обряд шаманки. Девчонка это такая… с нее, сумасшедшей, станется обрушить наш город, вместо того, чтобы насылать проклятье духов на хендриксоновы орды. Так вот вы бы… и присмотрели.
— Присмотрел? — я хмыкнул.
Интересно, как он себе это представляет?… Это не представляю даже я, знакомый с шаманским ритуалом лишь понаслышке. А бургомистр… неужели он тоже не наблюдал ни одного? И не расспрашивал надежных свидетелей?
Но…
Только тут до меня дошло: они действительно собираются провести шаманский обряд! На полном серьезе! Они достали для этого настоящую шаманку, которая согласилась добиться от духов уничтожения Хендриксоновой армии… они хоть представляют, какие силы собираются освободить и чем это может кончиться?!
Нет, что, правда не представляют?!
Да если девчонка напортачит, ее же сплющит в кровавую лепешку — и полгорода вместе с ней! Они что, об этом не думали?!
— Я согласен, — сказал я, прежде даже еще, чем успел все как следует обдумать. — Я буду присутствовать при обряде. Если обряд будет не тот, если девушка не Хендриксона начнет уничтожать, а попытается обрушить проклятье на Адвент — я скажу вам.
«И вот тогда вы сами будете думать, что вам делать, потому что я — не знаю».
Этой последней фразы я добавлять не стал.
К полудню — самое лучшее время для шаманских ритуалов, не считая полуночи, — на сторожевую башню нас с девушкой привели раздельно. Меня, как всегда, принесли в роскошном паланкине, таком же, как у бургомистра и еще у полутора десятков ноблей; девушку — не знаю. Впрочем, далеко ли идти из подвалов под закатной сторожевой башней (башня носила прозвище «Корявый Дани», но до сих пор никто не мог мне объяснить внятно, кто такой был этот Дани и почему именно корявый) до ее вершины?… По лестнице подняться.
И все же когда шаманка вскарабкалась на верхнюю площадку, конвоируемая не тремя, как давеча, а целыми пятью войнами, она двигалась неуверенно и медленно, как будто каждое движение давалось ей с большим трудом.
Дыба? Колючий сапог? Что-то еще, про что я не знаю?
Впрочем, спину девчонка держала прямо.
И одета, кстати, была по-другому. Никакого сиреневого блио — потертый коричневый гармаш[8], ниже колен, из-под которого выглядывали высокие кожаные сапоги, крепкие, но поношенные, на лице тот же платок… Перчатки, впрочем, были те же, что и тогда, во дворе, — из черной кожи.
— Ну что, — сказал бургомистр повелительным тоном. — Скоро полдень. Начинай, тварь!
Тварь — это он сказал без всякого аффекта. Как будто не оскорбить желал, а просто констатировал.
Девушка дернула плечом, и один из стражников послушно развязал ей руки. Тогда она потянулась и сорвала платок.
Кожа у нее была красная, как кирпич на изломе. Дунул холодный ветер — день был жаркий, но здесь, на порядочной высоте, ветер не утихал — растрепал короткие черные волосы, обнажил уши — круглые. Абсолютно круглые, без вытянутой мочки, без чуть заостренного хрящика с другой стороны…
«Гуль, — подумал я почти отстраненно. — А где же клыки и руки до колен? И глаза у нее нормальные, человеческие… Полукровка, что ли? Но разве такие бывают?»
Мне никогда не доводилось слышать о гулях-полукровках.
Так вот почему ее водили по двору только с лицом, замотанным тканью, и в перчатках!.. Гули живут в полуночных Карлитовых горах, на самой границе Диких земель, которые еще называют землями Драконов. Они не обладают разумом… по крайней мере, никто еще не встречал гуля, с которым можно договориться. Они частенько похищали женщин из человеческих поселений, равно как и детей обоих полов — в пищу, наверное. Я никогда не слышал, чтобы какую из этих жертв удалось отбить, никогда не слышал и о том, чтобы какая-нибудь женщина принесла в подоле.
Стойте, а почему именно гули?…
Возможно, юная шаманка принадлежала к расе, которую мне еще не доводилось встречать, и о которой я не слышал. Говорят, что далеко на Восходе живут люди с желтой и черной кожей (последних можно, по слухам, встретить порой на торгах в Мигароте) — так почему бы не быть и красным? Но каким ветром ее сюда занесло?
Тем временем девушка сняла и перчатки, потом плащ… плащом она не ограничилась. Раздеваясь, бубен из рук она старалась не выпускать.
Я наблюдал за ней в некотором шоке — и не только я. Один из ноблей даже отвернулся; в глазах другого мелькнуло что-то, похожее на похоть. Лицо Фернана оставалось непроницаемым.
Впрочем, уже когда девчонка сняла гармаш, и порыв ветра задрал до плеч широкие, неподвязанные рукава блузы, причина ее разоблачения стала ясна. По крайней мере, мне.
Вдоль тонких темно-красных рук были нанесены длинные черные линии татуировки — полосы с утолщениями на концах. Может быть, в другой момент я бы и не догадался так легко, но тогда я сразу понял, что это были стилизованные человеческие кости.
Когда она окончательно разделась, стало видно, что татуировка вилась по всему ее телу — причудливые линии, повторяющие форму и очертания костей… своего рода одежда.
Визуализация скелета — вот как это называется. Но обычно для этого деревянные планочки к одежде привешивают. Зачем… так-то?
Наверное, это должно было быть очень больно.
— Она все делает верно? — облизав губы, спросил у меня Фернан.
— Понятия не имею, — я почти огрызнулся.
Девушка вскинула руки… Откуда взялся у нее бубен?… Разве что она не положила его прежде на сброшенный шарф, когда только начала раздеваться?…
Но бубен был. Правая рука легко, пружинисто стукнула по светлому боку. Начало легкого, раскатистого ритма ударило в контрфорсы, окружающие площадку на вершине башни, улетело к высокому, голубому, совершенно прозрачному небу.
Говорят, вчера войска герцога понесли потери, и поэтому сегодня утром на штурм не шли. Как знать, может быть, атакуют ночью?… А может быть, к ним еще до вечера подойдет подкрепление?…
Шаманка запела. Голос у нее был низкий, хриплый и слегка вибрировал… не от неумения, но специально. Я поразился, как вообще слышу что-то: на этой — весьма приличной, надо сказать — высоте вой ветра должен был ее заглушить. Или это не вой ветра?… Или это звук бубна?… Совершенно неописуемый звук, который проникает сквозь любой шум и остается висеть в пустоте еще долго после того, как смолк его источник.
Шаманка затянула невнятную песню: без языка, без мелодии, один голый ритм. Голос будто раскачивался на каком-то грандиозном маятнике, все ближе к низким клубящимся тучам. Более того, он проникал в нервы, в мозг… я чувствовал, как все больше и больше подчиняюсь ему, как в костях начинает вибрировать боль…
Замечательно, Райн. Только приступа тебе еще и не хватает для полного счастья.
Усилием воли мне едва удалось подавить бешеный ритм в собственном теле. Это было сродни эффекту камертона: на какое-то ужасное мгновение мне показалось, что я смогу погасить биение сердца только сжав его плотно в руке… так же, как поступают с камертоном. К счастью, с сердцем подобного проделать невозможно.
За несколько секунд меня прошиб холодный пот.
Я не специалист в шаманской магии, да и в Древнем Искусстве тоже. Однако не уметь — не значит «не чувствовать». И вот я почувствовал…
Это было ударом по раскаленным нервам. Как же объяснить…
Ну, представьте, вы сидите в яркой солнечной комнате. За раскрытым окном летний полдень, залитый солнцем сад, розы в цвету… И вдруг в один миг к вам врывается ветер, хлопает ставнями, заносит в комнату песок, пыль и сухие листья, а на небо налетают грозовые тучи, сверкает молния, гремит гром, и на сад обрушивается грязный ливень, ломая розы и превращая аккуратные песчаные дорожки в подобие сели. Вот примерно так выглядит для моих шести чувств вторжение духов.
Наш мир для духов закрыт. Они все время тут, за тончайшим занавесом. Мама объясняла мне так: «Занавес этот тоньше кисеи, он просвечивает, как паутина, но тверже железа». Духи могут влиять на наш мир через него, подобно как мы можем ощупывать предметы через занавеску. Но иногда в занавесе появляются дыры, и тогда духи хлещут к нам как грязная вода через слабину в плотине.
Мне показалось, что я тоже кричу. Но я не кричал — я просто стоял и смотрел, и у меня даже достало сил оглянуться по сторонам.
Один из ноблей валялся без сознания, другой стоял на коленях и молился. Бургомистр Фернан скорчился на полу в какой-то неуклюжей позе, лицо его покраснело и дышало ужасом. Больше всего он походил на недодавленного таракана. Признаться, я испугался за него: старый ведь уже, удар случится! И что, прямо тут кровопускание устраивать?
Некоторые из стражников потеряли сознание, на ногах же остался только один — он хватался за один из контрфорсов. Еще бы — там было, на что посмотреть!
Небо, еще недавно голубое и безмятежное, стремительно затягивалось тучами, сильнейший ветер гулял по равнине над нами, срывал воинские палатки в лагере герцога, подымал на дыбы воду во рву…
Духи крутились, духи спешили, духи стекались к хрупкому сосуду, им предложенному, отталкивая друг друга, шипя и воя, и их борьба находила отражение в реальном мире. С ужасом я увидел, как прямо на моих глазах на холме вспух из под земли и лопнул черным светом огромный пузырь, поглотив спасающегося бегством солдата.
Ах да, кстати! Бежать и спасаться.
Если вы оказались рядом с практикующим шаманом, самое разумное, что можно сделать — это унести ноги и позволить ему самому расхлебывать заваренную им кашу… Ибо, когда шаман предлагает свое тело духам, они не медлят с появлением. Соседство с ними может оказаться весьма и весьма болезненным, а то и летальным. Шаманов до какой-то степени ограждает их безумие, я же всегда мнил себя на редкость здравомыслящим человеком. Хм… какой умник-разумник не мечтал порой, чтобы здравомыслия ему отмерили поменьше, а удачи — побольше?… Вот и для меня, Райна Гаева, настал такой момент.
Голос девушки достиг самой высокой ноты и затянул ее, высоко и пронзительно, почти переходя в ультразвук. Я понял, что нам всем пришел конец.
Девушка все не прекращала вопить — она не видела сейчас ничего вокруг, ибо ритуал был начат раз и навсегда, — а духи продолжали стекаться к ней: их стало так много и стали они так сильны, что я почти мог различить в воздухе их эманации — так, неясные черные тени. Сама же шаманка как будто начала светиться, тоненькая красно-черная фигурка. Тени, рвущиеся к ней, ничего не значили по сравнению с тенями, которые рвались от нее прочь — с ужасом я увидел, как по полу площадки побежал, подобно длинной змее, причудливая, витая трещина… крепостная стена внизу покрылась трещинами, и отколовшиеся осколки камня взмыли вверх, повисли в воздухе, в безмолвии и безвременье, центром которого была тонкая девочка с мрачными глазами.
— Она убивает нас! — захрипел бургомистр, хватая меня за полу плаща. — Сделай что-нибудь, астролог! Она убьет нас!
— Поделом! — рявкнул я, стряхивая его руку. — Пускай убивает!
Расхохотавшись, я шагнул к девушке.
— Разрушай! — заорал я. — Разрушай! Освободи нас обоих! Сотри этот чертов город до основания! Убей нас всех! Какого черта жить?! Жизнь совершенно бесполезна, твои духи это прекрасно знают! Ну! Убей!
Я выхватил из ножен на поясе нож — меч у меня забрали, но забрать нож?… как-никак, я был «почтенным пленником» — и резанул себя по левому запястью. Вдоль. Отбросил железку — не мешала чтобы.
Было больно. Хорошо хоть, руки зверски мерзнут — в жару было бы больнее.
Я шагнул к девушке, схватил ее правой рукой за волосы, а левую руку пихнул к губам, вынуждая пить кровь.
«Умру ведь! — подумал я, когда моей кожи коснулись сухие губы. — А ну и хрен с ним».
Впрочем, я не умер. А может быть, умер, потому что те несколько минут как будто кто вырезал у меня из памяти. Когда я пришел в себя, я стоял на коленях посреди площадки, там, где раньше стояла шаманка, и негнущимися пальцами пытался перевязать запястье. Чем-то. Чем? Платком, который шаманка носила на голове.
Еще — всюду была кровь. Не моя… наверное. Не мог я потерять столько крови, и все еще оставаться в сознании.
Шаманку я увидел сразу же — она валялась поодаль, рядом с трупом одного из стражников. Может, живая, может, мертва… стражник вот точно был мертв — горло перегрызено. А тот нобль, что молился (интересно, кому?… Фрейе-покровительнице, Зевсу или из богу из Амеша-Спента[9]?), валялся на полу аж двумя кусками — он отдельно, кишки отдельно.
Второго нобля я вообще не увидел.
Бургомистр Фернан был весь в крови — тоже чужой, наверное, — но жив. Он стоял там, где раньше нелепо корчился на каменных плитах, держал в руках обнаженный меч — на мече ни капли крови почему-то не было — и тяжело дышал. Глаза его были безумны.
— Казнить, — прошипел он, и тут же закашлялся — голос сорвал. Когда, интересно? — Обоих!
Я улыбнулся. Это оказалось больно — я разбил губы, сам не заметил, когда.
6. Записки Аристократа
Наверное, устраивать побеги мне скорее нравится, чем нет. Благородство души в том и состоит, чтобы помогать страждущим.
Однако об этом хорошо размышлять, когда цель уже достигнута и птичка, так сказать, упорхнула из клетки. Между задумкой и конечным результатом должно выстроиться еще немало звеньев цепи, имя которой — «действие».
Скучный голос глашатая скрипел над площадью. Капли мелкого, нудного дождя падали в жидкую грязь, заливавшую каменные плиты. Вчера яркое солнце заставляло вспомнить о раскаленной пустыне, а море, куда я спустился в надежде на прохладу, нестерпимо сверкало серебром. Сегодня небо было равномерно серым, а дождь — нескончаемым.
Это один из паскуднейших законов природы: погода всегда норовит подкинуть тебе как можно больше неприятных сюрпризов.
Впрочем, не одна погода…
Ормузд все подери, если бы не вчерашняя гроза, налетевшая посреди белого дня, не молнии, поразившие войско герцога, сегодня Адвент уже был бы взят, и на сем мои хлопоты закончились бы!
— … сограждане. В неусыпной заботе о населении нашего славного города Адвента господин бургомистр Фернан… — кашель. Можно было бы от души пожалеть глашатая, которому после боевого дежурства приходится заниматься еще и этой заведомо бесполезной деятельностью, но жалость во мне иссякла давно и прочно, как вода в засыпанном источнике.
Глашатай прокашлялся и начал снова:
— …ведьму, которая сошлась с Изгнанниками и своими дьявольскими кознями… — ах, изгнанники. Есть в этом своя горькая ирония. Изгнанников принято стало последние две тысячи лет винить во всех бедах, начиная от неурожая и падежа скота, и кончая разбившимся у модницы зеркалом. А между тем, Хендриксон говорил мне, что именно Изгнанники — самые несчастные существа во всем нашем бедном, раздираемом на части мире. Пожалуй, насчет «самых» я не соглашусь — кто возьмется измерить глубину чужого горя?… — но вот несчастные — это точно.
— …и колдуна чернокнижника, выдававшего себя за известного астролога магистра Райна Гаева…
На этих словах душа моя ушла в пятки. Не может быть. Если они решатся на это…
— …на городской площади через повешение.
О господи настоящий!
Это означало, что время, которое я мог потратить на освобождение Гаева, резко сократилось. До одного завтрашнего дня.
— Ну правильно, — услышал я чей-то приглушенный голос у меня за спиной. — Самозванец и есть. Если бы это был настоящий Магистр Драконьего Солнца, о котором столько россказней ходит, уж верно, мы бы не сидели сейчас в такой заднице!
— Да все они шарлатаны! — ответил ему собеседник. — Настоящие астрологи служат королям, а не шляются по дорогам. А может быть, и тех за носы водят. Наверняка, про чудеса Магистра… как там его… Гаева… брешут все.
— Да наверное… — скорбно согласился первый голос. — Только говорят, он нобля одного прямо загрыз… зубами. Я б его за то расцеловал, шарлатан там не шарлатан…
— Ага, еще и дочурку свою выдал бы! — с насмешкой сказал второй. — Чтоб уж наверняка от нее избавиться.
— Да ты!..
Я пошел по своим делам.
Поделиться книгой: