Соприкосновение. Часть 1, 2. (СИ)

Лин присвистнула. Где-то сдох кто-то очень большой, раз произошла такая радость, подумала она.

-- Понятно, значит, это сюрприз?

-- Угу! -- прожевывая блин, ответила мама. Она налила кофе в кружку, долила молока и поставила на стол тарелку, на которой горкой громоздились блины.

"И когда она только все успевает?" -- подумала Лина. Блины были ароматные, дырчатые, с легким ароматом ванили и еще теплые.

"Хорошо-то как!" Кофе бодряще пах, блины были умопомрачительно вкусные, что она от удовольствия зажмурила глаза.

А когда посмотрела в окно, ее настроение еще больше поднялось -- за окном светило солнышко, кроны деревьев уже тронуло золото и кармин осени, но погода еще стояла теплая. Сегодня как раз один из тех тихих сентябрьских золотых дней, которые потом долго вспоминаются, и их хочется повторить. 

"Эх! Почему мы вчера не уехали!? -- с досадой подумала Лина. - Сейчас бы уже писали речку с водой, словно разлитый ультрамарин, лес с золотистыми березками и изумрудными елями..." Кисти так и просились в руки, а краски на палитру. 

"Ничего, может уже сегодня удастся написать закат, ведь в семь вечера мы будем уже на месте". 

Покончив с завтраком, Лина помыла за собой посуду и отправилась в свою комнату. В зале мама и Мишутка занимались чтением. Мишутка читал вслух, а мама засекла на часах минуту и следила за текстом. "Уже на скорость читает, вот молодец!" -- удивилась Лина. Она научилась бегло читать только к середине первого класса. 

Не став им мешать, она прикрыла дверь в свою комнату и огляделась. Творческий беспорядок перед отъездом оставлять не стоило, и девушка принялась за дело. Ее ведь не будет три дня, и придется пропустить лекции по истории искусства. 

"Ладно, -- подумала она, - перепишу у Альбины, тем более, только начало года".

Когда с уборкой было покончено, на глаза попалась уже собранная в дорогу сумка. Тут Лина представила, что ее придется нести в руках, этюдник на плече, а ведь еще этюды в папке... Неудобно.

Нужен рюкзак! 

Лина полезла на антресоли. Перебрав кучу хлама, она отыскала что нужно, и оглушительно чихнув, спрыгнула вниз. Рюкзак был старый, еще со времен художественной школы, но еще крепкий. Он оказался немного меньше сумки, поэтому надо избавиться от ненужных вещей. Например, от второй пары джинсов, которые сосватала ей мама.

"Поеду налегке, -- с удовольствием подумала Лина. -  Носки и "кенгурушку" оставлю в рюкзаке, ветровку одену сразу, наверняка вечер будет прохладный. Ботинки одеть, или кроссовки? Лучше ботинки, если дождь -- не промокнут, тепло будет -- не запарятся. Походный набор иголок с нитками, тоже пригодиться. Так... Крем для рук -- берем. Зеркальце? Любая уважающая себя девушка должна иметь при себе зеркальце -- берем. Косметику? Только черный карандаш и гигиеническую помаду. И обязательно аптечку: бинт, йод, перекись водорода, пластырь, мало ли что в дороге случится...". Все это уместилось у нее в косметичке, и еще куча места осталось в рюкзаке. Лин доложила перочинный нож, зажигалку, расческу и гигиенические прокладки, куда ж без них! Потом добавила влажные салфетки и бумажные носовые платки. Рассовав все это по многочисленным кармашкам, она взвесила рюкзак на руке... "Отлично! Все взяла, еще и место для еды осталось, без которой мама ее за порог не выпустит. Как раз для бутербродов и термоса".

-- Рюкзак берешь? - спросила мама, неожиданно тихо возникшая на пороге ее комнаты.

-- Да мам, с ним будет намного удобней, да и руки свободны.

-- На, возьми, -- мама протягивала что-то в руке.

-- Что это?

-- Колготки, вечером под джинсы подденешь

-- Ну мам! Я же не маленькая! -- возмущенно воскликнула Лин.

-- Возьми, -- настаивала мама, -- Они же ничего не весят, даже если не пригодятся, не утянут, а пригодятся, "спасибо" скажешь.

Лин взяла сверток. Колготки были лайкровые, плотные, с хлопчатобумажной ниткой.

-- Мама, они же зимние! 

-- Бери, -- настаивала мама, -- за гордом, всегда прохладней.

Спорить и ругаться по пустякам Лина не хотела, особенно перед дорогой, поэтому вздохнула и молча запихнула их в рюкзак. Может и вправду пригодятся?

Мама села на кровать и стала смотреть, как дочь собирается, укладывая последние вещи.

-- Ты все взяла?-- спросила она.

-- Да, все что может пригодиться, и даже больше, -- она показала ей вынутые колготки и обе рассмеялись.

-- А почему вы едете под вечер? Ведь электрички днём ходят каждый час.

"И все-то она знает...", -- подумала Лина.

-- Машка раньше не может, у нее там дела какие-то образовались. А сначала мы действительно хотели поехать утром. Не переживай, мам, в семь еще светло, а от станции до дома всего десять минут пешком. Тем более, что там соседи до глубокой осени живут, будет кому встретить. Машкины родители все утрясли, не беспокойся ты так! 

Об этом мама, конечно знала, да и на даче у них была - иначе, наверно, не отпустила бы дочь. 

Как-то раз Машины родители позвали их собирать черную смородину. В тот год ягода уродилась на славу, им просто некуда было от нее деваться. Все кусты были увешаны гроздьями не хуже виноградных. Варенья наварили тогда, на всю зиму хватило, да еще и дяде Коле несколько банок досталось. Соседи действительно были хорошие. С одной стороны -- пожилая пара, он военный, она врач. А напротив супружеская пара, живущая там почти постоянно, у них это больше загородный дом, нежели дача.

Мама с тоской вспомнила о том, что у них тоже когда-то была дача. Добротный сруб, так замечательно пахнущий свежей сосной и смолой. Лина наверное ее даже и не помнит... Они тогда, только-только ее купили и даже не успели обжить. Потом, пришлось срочно продать... Мама наконец, очнулась от своих невеселых мыслей. Лин смотрела на нее и во взгляде читалась тревога.

-- Мам, ты опять переживаешь?! Но я же не первый раз туда еду, и не последний, мам, перестань...

-- Не знаю, неспокойно как-то на душе...

"Ну, наконец-то она это сказала". Действительно, на душе было неспокойно. И вроде все, как всегда, не в первый раз дочь куда то уезжает, а только гложет что-то. Гнать от себя такие мысли надо, гнать и не вспоминать больше. Вот бы сейчас разозлиться, накричать, не пустить никуда! Но разве так можно? Это же не ее жизнь, а дочери. Лин словно бы подслушала ее мысли:

-- Мам, ну если хочешь, давай я никуда не поеду, вот, только Машке отзвонюсь сейчас... -- голос ее звучал как-то тускло и неуверенно.

-- Нет, нет! Глупости...просто обычное волнение и ничего больше, старая наверно становлюсь, да и нервы.... Выбрось из головы. Все будет хорошо, -- Это она сказала, уже больше для себя, чем для дочери.

"И зачем я все это ей сказала? -- с досадой подумала Надежда -- Только настроение ей испортила, вот дура! И себя накрутила, и ее заодно".

Лин, сидевшая на полу напротив мамы, обняла ее за колени и, глядя в глаза, ласково сказала:

-- И никакая ты у меня еще не старая, и не переживай по пустякам, а я приеду, привезу кучу этюдов и мы выберем самый удачный, и подарим его дяде Коле с Мишуткой. А потом будем пить чай и вспоминать, как ты меня никуда не хотела отпускать.

В дверь позвонили. Мама вздрогнула, но все таки взяв себя в руки, улыбнулась, чмокнула Лину в макушку, и пошла открывать дверь. Мишутка уже топтался у порога. 

Это вернулся Николай Иванович, он вошел сияющий и довольный.

-- Ну что, Миш, пойдем сюрприз тебе покажу.

Мальчик не избалованный подарками, просиял.

-- Ура! Ты стол компьютерный купил и компьютер? -- Больше утверждая, чем спрашивая, воскликнул он. Улыбка сползла с лица дяди Коли...

-- Вы ему сказали что ли?! -- он укоризненно оглянулся на маму с Линой.

-- Нет! Нет конечно! -- Всплеснула руками Надежда. 

Мишутка весело фыркнул.

-- Пап, ты думал, я не о чем не догадаюсь? Да ты же уже неделю журналы перебираешь, все ищешь, я же видел.

-- Ну, дети пошли, ничем их не удивишь! -- улыбнулся дядя Коля, -- Ладно, "Склифосовский", пошли, заценишь. Дядя Коля ввернул молодежное словечко и подмигнул всем. 

Лин с мамой пошли в гости к соседу, причем мама, как всегда, прихватила тарелку с блинами. 

"Обмывали" покупки чаем с черносмородиновым джемом. 

Стол стоял у окна, а на нем сиял новенький монитор. В самом столе, в специально отведенной для этого тумбочке, помещался системный блок. Николай Иванович уже, конечно, все подключил, чтобы произвести нужный эффект. На заставке монитора плавали разноцветные рыбки. Мишка был в восторге! Он сразу же рассовал свои книги и тетради по ящикам, оставил на столе только банку с карандашами и ручками. Аккуратист.

Лина посмотрела на часы, без четверти четыре, а в пять "стрелка" с Машкой на остановке. Они распрощались с Николаем Ивановичем, и отправились к себе в квартиру. 

Уже дома Лин спросила: 

-- Мам, а вы с дядей Колей..., ну в общем, вы не думали жить вместе?

Надежда, сидевшая в кресле под своим любимым торшером и просматривавшая тетради учеников, смущенно улыбнулась. Она давно ждала от дочери чего-то в этом духе. Но все-таки, вопрос прозвучал неожиданно.

-- У нас и так достаточно, я бы сказала, близкие отношения. Но насчет жить вместе... Он не предлагает, а я, ты знаешь, сама никогда напрашиваться не стану, тем более... -- мама замолчала и перестала улыбаться.

-- Ты думаешь, мы предадим папу? -- высказала за нее эту мысль Лина. Мама посмотрела на дочку серьезно.

-- Не знаю, мне кажется, что он не хотел бы, чтобы мы остались одни... Он всегда старался делать так, чтобы нам было хорошо... -- мама грустно вздохнула и улыбнулась.

-- Мам, просто я не хочу, чтобы ты из-за меня ни с кем не встречалась. Я хочу, чтобы ты была счастлива, ты ведь у меня красавица, и не скажешь, что тебе сорок с "хвостиком", тебе больше тридцати и не дашь! 

Надежда улыбнулась. Она замечательно улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки, а глаза задорно блестели, и выглядела она моложе и счастливее, почти как раньше.

-- Я подумаю над твоим предложением, обещаю, -- спокойно сказала мама.

-- Мам, я же не говорю, что это должен быть обязательно дядя Коля, просто найди себе того человека, с которым ты бы провела остаток своей жизни.... И вообще, хватит уже обо мне думать, пора и о себе вспомнить! 

Надежда подошла к дочери и крепко обняла ее. Сердце щемило и от счастья, и от тоски, и от бесконечной нежности. Она поцеловала девушку в макушку, но, увидев поверх головы циферблат часов, ужаснулась.

-- Лина! Без двадцати пять, ты опоздаешь! -- она кинулась на кухню за термосом и бутербродами. А Лин, чмокнув маму в щеку, побежала в свою комнату, где лежали приготовленные заранее вещи, включая рюкзак.

Натянув джинсы и водолазку (куртку она пока что сунула в рюкзак), девушка кинулась в коридор обуваться. Стоя на пороге, уже в обуви, Лин стянула длинные волосы на затылке в хвост и одела бейсболку. Мама уже несла маленький термос и сверток с едой.

-- Это чай, -- она указала на термос, -- а это бутерброды, блины, немного куриной грудки и вот еще... -- она кинулась к холодильнику и вынула два больших зеленых яблока. Лин сложила все это в рюкзак, посмотрела на себя в зеркало с разных сторон, и нашла себя полностью готовой, для небольшого путешествия. Расцеловав маму в щеки, она шагнула за порог. 

На лестничной площадке Лина обернулась посмотреть на маму. 

Та стояла в черном спортивном велюровом костюме (халатов она никогда не носила), прислонившись к дверному косяку и подняв руку в прощальном жесте, и старалась непринужденно улыбаться. Длинные каштановые волосы, собранные в строгий "учительский" пучок, выбились прядями на висках, мягко обрамляя породистое красивое лицо совсем еще молодой женщины. "Какая же она все-таки у меня замечательная!", промелькнуло у Лины. Зачем-то, ей хотелось навсегда запомнить мать такой.

-- Мам, в понедельник вечером мы приедем, не волнуйся, все будет хорошо! -- крикнула она, уже сбегая по ступенькам вниз.

-- Как приедешь, обязательно позвони! -- Мама перекрестила ее в след, и закрыла дверь.

- Что же на душе так тревожно?" 

Надежда гнала это от себя, но ничего не могла поделать, беспокойство за дочь накатывало дурнотной волной и не отпускало. "Ну в самом деле, не на край же света она уехала? Все, хватит! -- сказала она себе, ?- плохие мысли притягивают неприятности" Женщина усилием воли взяла себя в руки и запретила себе думать о плохом. В конце концов, нужно было заняться насущными делами, а именно - проверить тетради и перемыть посуду. Надежда плюнула на посуду и устроилась под своим любимым торшером.

Лин выскочила из подъезда, посмотрела на часы: без пяти пять, "Успеваю", -- подумала она. Быстрым шагом девушка пересекла двор и нырнула в арку. Дом стоял буквой "П", а из двора имелось три выхода: два через арки и третий через внутренний двор. Через арку было ближе всего к трамвайной остановке.

Солнце клонилось к закату, ранние сумерки потихоньку накрывали город. В арке было сумрачно, и Лин быстрым шагом миновала неприятный участок. Выбежав на тротуар, она помчалась к месту встречи.

Трамвай только что ушел, и на остановке не было никого. Лишь бездомная рыжая псина под скамейкой лениво вычесывала задней лапой блох, устраиваясь на ночь в углу.

Лина села на скамеечку, отдышалась и посмотрела на часы: ровно пять. Машки не было, "Ладно, в запасе еще есть время", -- подумала она. Они специально договорились раньше, и фора в пятнадцать минут у них была.

Лин сидела на лавочке и смотрела на медленно садящееся за многоэтажки солнце. Оно ярким золотом отражалось в верхних окнах стоящих напротив домов и слепило глаза. А по низу таинственно расползались сиреневые сумерки, уже поглотившие нижние окна этажей и деревья. Солнышко было еще теплым, но легкий ветер уже нес первые признаки осени: сырость и холодок. Вынув из рюкзака ветровку, Лин накинула ее на плечи, а потом и вовсе одела. То-то будет поздним вечером за городом? Хорошо, хоть свитер теплый лежит в рюкзаке, и горячий чай тоже...

Вдруг, ей так захотелось домой, к маминым блинам. И пропади пропадом этот пленэр! Усесться бы сейчас за компьютер, пообщаться с друзьями на любимом сайте, выпить с мамой горячего какао, и завалиться с недочитанной книжкой на кровать, а потом на боковую...

Посмотрев еще раз на часы, девушка забеспокоилась, уж не случилось ли чего с подругой? Было двадцать пять минут шестого. Словно подслушав ее мысли, в этот момент в рюкзаке зазвонил телефон.

Звонила Машка.

-- Алло, Лин, прости пожалуйста! ... -- Машкин голос был какой то гнусавый и хриплый, -- Сегодня ничего не получится, я заболела, вот, с температурой лежу.

-- Понятно, сочувствую, -- вяло ответила она, -- А почему ты раньше не позвонила? Я тут жду тебя уже двадцать минут!

На той стороне трубки трубно высморкались и шумно чихнули.

-- Лина, милая, ну прости еще раз. У меня в обед голова разболелась, думаю, полежу, пройдет, я таблетку выпила, и вырубило меня. Вот, только проснулась и сразу тебе звонить начала. Теперь наверно неделю проваляюсь, у меня температура высокая.

-- Ладно Маш, выздоравливай. Я зайду навестить тебя через пару дней, хорошо?

В ухо еще раз оглушительно чихнули.

-- Прости еще раз, и приходи конечно. Я как всегда все испортила... -- в голосе подруги звучала неподдельная горечь. Машка собиралась ехать со своим другом Денисом, а теперь все накрылось.

В трубке хлюпнуло носом.

-- Да ладно Маш, не переживай, ты давай поправляйся быстрей, сходим потом на озеро порисовать. Ладно, пока! 

Лина выключила телефон. 

Вот так. 

Кажется, пироги и какао сегодня сбудутся. Домой сразу почему-то идти расхотелось. Странное дело, когда она была уверена, что уезжает, ужасно хотелось, а вот теперь наоборот. 

Да, жаль, этюдника нет, а то бы рванула сейчас на пруд, там пару набросков сделала.... Ну да ладно, значит не судьба сегодня. 

Сказать, что расстроилась, она не могла, но и радости особенной не испытывала. Просто, когда долго к чему-то готовишься - настраиваешься, уже почти представляешь себя на месте, продумываешь детали. А тут раз...и нет тебя на берегу ультрамариновой реки с золотым лесом. И накатывает раздражение: "Вот дура, уже этюды свои на стены развесила, которых даже еще не написала. И зачем, спрашивается, собиралась, вещи по десять раз перекладывала, еды с собой набрала...".

Но одно Лин знала точно: мама будет счастлива, что она никуда не поехала.