Рис. 66. Олмеки. Каменная голова.
Специализация деятельности в ремесленной сфере безусловно имела под собой экономический фундамент в виде эффективной системы производства продуктов питания. К сожалению, эта сторона функционирования олмекского общества мало изучена. Скорее всего, кукуруза, проникшая в эти низменные районы из горных массивов еще в начале II тыс. до н. э., дала в новых условиях ряд генетических мутаций (Lamberg- Karlovsky, Sabloff, 1979, p. 252), составивших селекционный фонд для развития интенсивного подсечно-огневого земледелия. Наличие на ряде памятников дренажных канав допускает возможность и каких-то работ ирригационного характера.
По основным параметрам, имея в виду ремесленную специализацию и развитие монументальной архитектуры, равно как, добавим, и монументальной скульптуры, олмекское общество явно представляло собой активно развивающуюся цивилизацию. Правда, иероглифическая письменность появилась лишь в комплексах майя, и одна из стел с текстом, датируемым 31 г. до н. э., найдена, кстати, на поселении Трес-Сапотес, бывшем важным центром в более раннюю, собственно олмекскую эпоху. В последнее время появились разработки, показывающие, что в олмекском искусстве, безусловно ориентированном на сложную и устойчивую систему символов, могла быть заложена иероглифическая иконография как своего рода предтеча письменности майя (Marcus, 1976). Однако, разумеется, это были лишь провозвестники грядущих открытий. Безусловно, олмекское общество обладало сложной социальной структурой. Его социально-политическую систему обычно реконструируют как предгосударство чифдом, или теократию (Jennings, 1983, р. 42; Lamberg-Karlovsky, Babloff, 1979, p. 245). Имеются и еще более яркие характеристики, говорящие о полуобожествленных царях, происходящих от мифологического брака женщины и ягуара и воплощенных в колоссальных головах со шлемами (Weaver, 1981, р. 83). Реальных данных по этим вопросам не так уж и много. Совершенно ясно, что масштабная организация труда выдвигала лидеров, закреплявших свое положение культовой и бытовой обособленностью. Кто бы ни был персонифицирован в гигантских головах — небожители или земные владыки, наличие боевых шлемов весьма показательно. Недаром на олмекских рельефах, найденных на периферии олмекской метрополии, имеются триумфальные сцены, где изображены победители и поверженные пленники, которым отсекают головы. Парадные головные уборы, так называемые троны, почетные паланкины указывают на внешние признаки институализации власти. Социальная дифференциация и становление сложных политических структур, как и повсюду, сопровождали в олмекском обществе формирование цивилизации.
Происхождение олмекской культуры, естественно, было предметом различных дискуссий и построений. Попытки вынести решение этого вопроса за рамки Нового Света и, в частности, подчеркивание сходства стиля жадеитовых изделий олмеков и иньского Китая (Jairazbhoy, 1974) в целом при внешней эффективности мало убедительны. Как отмечают исследователи, весьма странно, что были импортированы лишь определенные художественные каноны и был забыт колесный транспорт и металлургия (Jennings, 1983, р. 354), не говоря уже о том, что гипотетические иньские культуртрегеры странным образом перемахнули перешеек и обосновались на его атлантическом, а не тихоокеанском побережье. Более перспективны поиски внутренних движущих сил, в числе которых назывались и торговля, и религиозная идеология, и высокоэффективное земледелие (Lamberg-Karlovsky, Sabloff, 1979, p. 252 — 254). Видимо, подобные факторы должны рассматриваться не изолированно, а в сложном взаимодействии. Едва ли не существеннейшую роль играло плодородие речных почв, возобновлявшееся при периодических разливах. В условиях эффективной экономики идеологические инновации получили блистательное воплощение, были созданы архитектурные, скульптурные и художественные каноны и концепции, во многом определившие облик последующих цивилизаций мезоамериканского региона. В этом отношении вполне правы исследователи — от эмоционального М. Коваррубиса (Гуляев, 1972, с. 79) до аналитического М. Ко (Сое, 1977), видящие в олмеках базовый эталон последующей эволюции. Олмекские вещи, олмекский стиль, олмекские воздействия широко распространены в Мезоамерике.
Жадеитовые изделия как эталон престижного статуса надолго определили культурогенез от центров импульсивного развития до далекой периферии (Creamer, 1984). Однако не одна только гениальность и исключительность олмеков была тому первопричиной. Олмекский культурный комплекс, созданный в условиях наибольшего экономического благоприятствования, отразил процесс, который К. Фланнери назвал кристаллизацией культурных эталонов в условиях, когда целый ряд обществ мезоамериканского региона независимыми путями шел к формированию классового общества (Flannery, 1968) и, добавим, государственных структур. В приморских низменностях Вера-Крус и Табаско была создана культурная, а быть может и социо¬культурная, модель, воплотившая основные тенденции спонтанной трансформации, подобно тому как это имело место для переднеазиатского региона в Шумере и для перуанского в Чавине. Были созданы первые пирамиды цивилизации, и общество, пройдя качественный рубеж, продолжало поступательное движение, сложный и противоречивый характер которого, пожалуй, лишь усилился с возрастанием неравномерности развития в масштабах макрорегионов и целых материков.
Просуществовав около семи веков, олмекская цивилизация пришла к упадку, главные ее центры запустели и оказались заброшенными. В Сан-Лоренцо раннеолмекские статуи и рельефы, например, были помещены в ров, подвергнуты нарочитым поврежедениям и засыпаны. Следы подобных действий имеются и в Ла Венте. Возможно, вооруженные столкновения в сочетании с внутренними кризисными явлениями привели, как это, видимо, имело место в перуанском мочика, к упадку и дезинтеграции. Высказывалось, правда, мнение даже о социальной революции, будто бы сокрушившей авторитарный режим олмекских правителей, но конкретных данных в пользу такого заключения практически нет. На территории олмекской метрополии в первых веках до нашей эры, в так называемое постолмекское, или эпиолмекское, время продолжается активный процесс культурного и социально-экономического развития мезоамериканских обществ, идущих по пути цивилизации. Они не только были социологическими преемниками олмекского населения, но и прямо сохранили многие культурные модели и эталоны, созданные в эпоху колоссальных голов.
Не считая ацтеков, наследовавших подобно перуанским инкам традиции высокоразвитых предшественников, можно говорить о трех основных цивилизациях мезоамериканского региона: цивилизации майя, цивилизации Монте-Альбана, или сапотеков, и цивилизации Теотехуакана. В них повсеместно мы находим монументальные комплексы, частично развивающие приемы, выработанные олмеками, но намного превосходящие их своими масштабами; высокоразвитые ремесла, спектр которых расширяется; и как новое явление иероглифическую письменность, памятники которой более обильны в областях майя, но известны практически по всей мезоамериканской ойкумене. Рассредоточенный характер расселения (Ashore, 1980) вызвал значительные дискуссии по поводу наличия поселений городского типа и породил известную концепцию, что собственно равнинные майя являются цивилизацией без городов. Этот вопрос подробно рассмотрен В. И. Гуляевым в специальной монографии (1979), и автор этих строк полностью разделяет его позицию. Коль скоро мы должны учитывать функциональные характеристики соответствующих центров, перед нами явно поселения городского типа.
Эффективная система производства продуктов питания,, обеспечивающая стабильность этих обществ, судя по всему, варьировала по отдельным областям, и, пожалуй, здесь, как и в эпоху становления производящей экономики, должна приниматься во внимание система микрозон. Безусловно, в тропических лесах, учитывая климатические условия и характер осадков, исключительно эффективной была система подсечно-огневого земледелия, известная как мильпа. Она, в частности, базировалась на четком аграрном календаре, обеспечиваемом астрономическими наблюдениями, и на поразительных успехах мезоамериканских селекционеров. Эта система позволяла получать значительный прибавочный продукт и обеспечивала высокие демографические параметры (Cowgill, 1962; Гуляев, 1972, с. 191 и след.). Вместе с тем оказалось, что применялись и более эффективные системы земледелия, связанные так или иначе с ирригационными работами. Давно стали известны оросительные каналы в долине Оахако, этой нуклеарной части цивилизации Монте-Альбана. Вместе с тем оказалось, что искусственное орошение в тех или иных формах применялось и у равнинных майя. Здесь были найдены устроенные на склонах каменные террасы с особой системой увлажнения почвы. На коренных землях равнинных майя проводились каналы с мелиоративными целями, столь существенными в условиях болотистых низин (Гуляев, 1982). Такие мероприятия безусловно требовали налаженной системы общественного производства, объединявшей усилия ряда общин. Оросительные каналы и система оригинальных плавающих огородов, так называемый чинами, существовали в долине Мехико, естественном центре теотехуаканской цивилизации.
Рис. 67. Майя. Часть каменного фриза.
При общих чертах сходства, определяемых эпохальным и региональным типами культуры, каждая социокультурная система Мезоамерики имела свои неповторимые черты (рис. 67), различными были и пути развития этих первых мезоамериканских цивилизаций. Освоение тропических джунглей в низменных районах, бывших коренными землями равнинных майя, происходило в течение II тыс. до н. э., и к его концу земледельческие общины широко распространились по территории Юкатана. С середины I тыс. до н. э., судя по материалам погребений, среди общинников усиливается социальное неравенство, обособляется жреческий и светский нобилитет. Дифференциация образа жизни в условиях социального неравенства проявляется и в погребальных обрядах, гробницы знати, нередко с человеческими жертвоприношениями, устраиваются в основании пирамиды (Гуляев, 1972, с. 166 и след.; Rathje, 1970). Численность населения заметно возрастает, и столичный Тикаль насчитывает 10—11 000 жителей. При бесспорно большом значении религиозных институтов, представленных огромным числом культовых сооружений и объектов, нет оснований преуменьшать роль светских правителей, так же как и процесса институализации власти через военного вождя — организатора производства, постепенно стремящегося стать и идеологическим лидером. В. И. Гуляевым этот аспект структуры майяского общества был подробно рассмотрен, и в его книге (1972) сконцентрирован значительный иконографический материал, подтверждающий это положение. Здесь мы видим такие сюжеты, как правитель на троне, правитель после брани, сцены военного триумфа, видим и воспроизведения атрибутов власти (Гуляев, 1972, с. 206 и след.). Значение военного фактора в социально-политическом развитии мезоамериканских цивилизаций показано многими исследователями (Webster, 1977; Marcus, 1974).
С VIII в. н. э. отмечается упадок основных центров цивилизации майя, и к концу IX в. в низменных районах они запустевают. Как политическая структура общество равнинных майя представляло собой, по наиболее убедительной трактовке, небольшие государства со столичными поселениями, игравшими роль военно-административных и идеологических центров, какими являлись Тикаль, Копан, Пленке и др. В. И. Гуляев с полным основанием видит здесь аналогию додинастическому Шумеру (Гуляев, 1979, с. 286). Поваленные стелы и поврежденные скульптуры в опустевающих центрах указывают на какие-то насильственные действия. В горные районы, находящиеся под культурным и политическим воздействием цивилизации майя, в VIII в., видимо, вторгаются теотехуаканцы. Последующая гибель самого Теотехуакана послужила своего рода толчком к цепной реакции запустения древних центров (Гуляев, 1972, с. 225 и след.).
Если материалы майяской археологии еще могли быть полем разного рода дискуссий по поводу роли да и самого наличия городских центров, то для цивилизации Теотехуакана о такой постановке вопроса не могло быть и речи. Теотехуакан — гигантский урбанистический центр древнего мира. Его общая площадь определяется почти в 28 км2, а культовый центр раскинулся на пространстве также нескольких квадратных километров. Высокогорная равнина, на которой он находится, рано стала одним из центров раннеземледельческой культуры Мезоамерики. Рано здесь проявилась и тенденция к концентрации населения в одном суперцентре. Уже в первых веках до нашей эры обжитая территория этого центра достигает 6—8 км2 с предполагаемым населением от 30 до 40 000 человек (Jennings, 1983, р. 47). Тщательное исследование одного из главных монументальных сооружений Теотехуакана — пирамиды Солнца показало, что в ее недрах, как в платформах шумерских храмов Эреду и Урука, погребено более древнее строение меньших размеров, но той же функциональной значимости. На первые века нашей эры приходится расцвет этого замечательного центра доколумбовой Америки. Гибель его, судя по всему, произошла при довольно трагических обстоятельствах. Грандиозный слой пожарища свидетельствует о катастрофических событиях конца V — начала VI в. н. э. Как это нередко бывает, создатели первой цивилизации, утратив импульсивную энергию поры расцвета и, возможно, ослабив военно-политические структуры, уступают энергичной агрессии соседей, которую они сами ранее породили военными походами и набегами. При этом культурные традиции, как правило, модифицируются, но не прерываются, тогда как в этнополитической сфере наступают значительные перемены.
В равной мере наследником другого раннеземледельческого центра мезоамериканского региона была и цивилизация Монте-Альбана (Blanton, 1978; Blanton а. о., 1979). Как мы видели, в долине Оахака интенсификация земледелия, ориентирующегося на искусственное орошение полей, благоприятствовала раннему формированию крупных населенных центров. Вместе с тем уже с начала I тыс. до н. э. олмекское воздействие определяет тип развития, приобретающего черты стимулированной трансформации. Около нашей эры на стадии Монте-Альбан II в самом Монте-Альбане, этой естественной столице Оахаки, выделяется административный район так называемого дворца. Вскоре отмечается значительное влияние со стороны культуры Теотехуакана. Правда, размеры столичного города никогда не достигали масштабов северного гиганта. Вместе с тем для III в. н. э. число обитателей самого Монте-Альбана оценивается в И 500 человек (Jennings, 1983, р. 60). Оригинальностью отличается местная иероглифическая письменность, представленная целым рядом текстов на стелах. К VII в. относится определенный упадок Монте-Альбана и всей области, где сохраняются лишь небольшие провинциальные поселения. Эта эпоха упадка цивилизаций первого цикла была при незначительных локальных колебаниях общей для всего мезоамериканского региона. Однако уже был сделан важнейший шаг по пути прогресса — в Новом Свете на авансцену истории выдвинулись социокультурные системы качественно нового типа, положившие конец первобытной эпохе по крайней мере в двух регионах — мезоамериканском и центральноандском. Независимо от их политических судеб определенный виток спирали был пройден, и фундамент культурных достижений ощутим вплоть до эпохи Монтесумы, прославленного испанскими хрониками и современными романистами.
Заключение
Археологические материалы, сама массовость и повторяемость которых свидетельствует о закономерном характере наблюдаемых явлений, убедительно показывают, что сложение первых цивилизаций было кардинальным рубежом в процессе культурогенеза как отражение глубинных социально-экономических перемен в самой структуре древних обществ. По существу это была культурная революция, происходившая в период формирования первой антагонистической формации. Социальная дифференциация, перерастающая в классовую противоположность, ярко проявилась в сфере культуры, где сложилась четко выраженная подсистема элитарной субкультуры. Скачок в соционормативной сфере культуры пока выразился в развитии бытовой кастовости, резче всего ощущаемой археологическими материалами, реагирующими на происходящие изменения появлением целого спектра новых типов артефактов, и в знаково-престижном комплексе, также давшем великолепные воплощения этих перемен в предметах материальной культуры. Несоизмеримо велики интеллектуальные завоевания эпохи первых цивилизаций, многие из которых, и письменность прежде всего, прочно вошли в золотой фонд достижений человеческого гения. Складываются новые ценностные ориентации, интеллектуальное развитие с отделением умственного труда от труда физического также переступает качественную грань эволюции. Налицо искусство как самостоятельная сфера деятельности, обособленная от материального производства, налицо и новые формы эстетического освоения мира, в частности воплощения образа личности как таковой, а не только составляющего элемента общинного микрокосма. В ряде общественных структур, и в храмовых организмах в первую очередь, идет активный процесс получения и систематизации положительных знаний, складывается своего рода пред-наука.
Новые материалы также убедительно показывают, что исходным пластом всех этих успехов и достижений была раннеземледельческая эпоха, в которую человечество вступило с переходом к производству продуктов питания, с завершением неолитической революции. Именно в это время был накоплен огромный экономический, культурный и интеллектуальный потенциал и стал набирать темпы процесс культурной трансформации, достигший в пору первых цивилизаций качественного рубежа. Открытие эпохи «детства первых цивилизаций» — одно из выдающихся достижений археологической науки второй половины XX в.
Первые цивилизации представляют собой ярко выраженный эпохальный тип культуры, отражающий закономерный характер исторического процесса. С неменьшей очевидностью наблюдаем мы в эту эпоху конкретное разнообразие и многообразие реальных формопроявлений. Историко-типологические понятия позволяют говорить о типизации различных видов всемирно-исторического развития, о региональных и локальных типах культуры в рассматриваемую эпоху. Довольно популярный термин «локальная культура», или «локальная цивилизация», часто используется как антитеза закономерному характеру исторического процесса, и гипертрофия реальных явлений выдвигает конкретную цивилизацию в некий неповторимый, надэпохальный феномен. Иерархическая типология видов культуры, широко используемая советскими культурологами, — эпохальный, региональный и локальный тип культуры — позволяет достаточно убедительно выделить общее и особенное в эпоху первых цивилизаций. Первый срез конкретного своеобразия дает культурный регион, где в концентрированном виде выступают черты стабильности. Спонтанная трансформация, когда развитие идет за счет внутренних механизмов и стимулов, определяет формирование этого типа цивилизации. Обычно для культурного региона одна из цивилизаций наиболее ярко воплощает эталоны эпохи, ее расширяющееся воздействие ведет к сочетанию в близлежащих областях спонтанной и стимулированной трансформации. Образцом таких эталонных моделей для ближневосточного региона является цивилизация Шумера, а для мезоамериканского — Олмекский комплекс. Локальная цивилизация является конкретной единицей, соответствующей древнему обществу как устойчивой социокультурной системе. В ней в неразрывном сплаве соединены эпохальные, региональные и локальные черты, и именно они в целом дают неповторимое своеобразие, выявляют конкретный вклад в сокровищницу мировой культуры. Черты своеобразия охватывают самые различные сферы: от технологического способа производства, в котором, например, значительно варьируют формы сельскохозяйственной деятельности, до надстроечных сфер, в том числе духовного производства. Специфические этнокультурные черты отдельных цивилизаций образно воплощаются в памятниках искусства. Различны интеллектуальные и культурные традиции даже в области положительных знаний. Историки науки неоднократно отмечали, что, например, в Египте традиционно сильны были медицинские знания и математические разработки, тогда как астрономия получила значительное развитие в Месопотамии. В равной мере, если в древней Индии налицо определенный примат гуманитарного знания, то в древнем Китае предпочтение отдавалось естественным наукам (Старостин, 1980, с. 85—88). Таким образом, изучение реального многообразия истории и ее общих закономерностей — стратегия советской науки как при исследовании отдаленного прошлого, так и при анализе современного мира. Вещный мир культуры, общая характеристика которой для определенного отрезка времени предложена в настоящей книге, — благодарное поле соответствующих построений.
Summary
In the book the civilization is examined as the socio-cultural system related to a specific level of social development. Formation of class relations as well as the state foundation is that level with different steps for the first civilizations. They represent the epochal phenomenon that have been promoted on the proscenium of the Old and New Worlds at the end of the primitive ages. Combination of high producted and large-scale agriculture with specialized crafts were typical for the technological side of production. Both creation of the elite subculture and a great number of cultural innovations allow stating that the cultural revolution took place in the ages where the first civilizations were formated. Their type is strictly interpreted in a number of ancient cultures; each of them has its distinguished unrepeatable traits in the technological side of production, in ideology, in social psychology in aesthetical canons. A number of ancient civilizations known in a considerable extent thanks to archaeological discoveries are characterised in the book from the above mentioned positions. Study of processes of cultural genesis according to archaeological data has become the basis for methodological analyses. Culturological reconstructions occupy the determine place in procedure of scientific analysis following the archaeologicial systematization (fig. 2). Typology of the ancient cultures is an important element in analyses where the epochal, regional and local cultural types are notable (fig. 1, 45). Mechanism of cultural changing is connected with the dialectical interaction of traditions and innovations (fig. 3). The latters are often emerged from combinations of traditional elements composed in a new unusual way (fig. 4). After passing through stereotypization stage the innovation itself appears as an element of traditional culture. Among aspects of cultural development one should mark out the spontaneous and the stimulated transformation (fig. 6). Culturological approach allows to study such important phenomenon as the mode of life accurately responded to both epochal and social changes. A special attention is given to the cultural progress, complication of the concrete historical development when the regress and disintegration trends as well as reverting of societies to a lower level of development are possible. Civilization rises to the early agricultural epoch. In this respect creation of a stable system of consummation products, start of development of a great number of specialized manufactures and formation of a new mode of life with the rich world of things appeared the primordial phenomena. The early agricultural site Chatal-Huiik (fig. 7) reveals this and achievements in art. Although with general regularities in this period one should notice also a considerable variety both in culture and in agricultural system. Not all the early agricultural system and bound with them economical structures have been found as perspective ones in a like manner from the further progress point of view. Broad archaeological investigations throw better light on all the real difficult roads in process of historical development.
In Mesopotamia a real chain of subsequent stages is leading from the early agricultural complexes (fig. 14) to the Sumerian civilization (fig. 19) which can be treated as a standard model for a regional cultural type. Both spontaneous transformation and creation of cultural innovations through mutation are fully represented here. In the Northern Syria the progress paces are slacken (fig. 24). At a certain stage the high developed centres influenced the increasing role of stimulated transformation. In Palestine with the available cultural raising in the epoch of archaic agriculturists (Jerikho) subsequent evolution became slacken, culture changed into provincial one (fig. 25) and used Mesopotamian and Egyptian standards. In Asia Minor the early farmers cultural success was more impressionable than that in Palestine (fig. 26). Irregular character of culture resulted in developed military function as well as the role of military leaders (fig. 28) in the III mil. В. С Mesopotamian standards also play the leading part as it was in the Northern Syria at its formation stage.
In the early farmers epoch Iran is represented with a number of brilliant complexes not yielding those in Mesopotamia (fig. 31, 32). Then one can observe the uneven rate of growth. In southern-west regions the protoelam civilization is formed. There equally with the initial local stratum Mesopotamian cultural standards were of important enough. Creation of the protourban of the early-urban culture in the rest of the territory takes place in the III mil. В. С (fig. 34). Desintegration of those ancient civilized centres is over in the middle of the II mil. В. С, where class relations and state system were of less significance, being precipitated in the west through the military and political interaction with the states in the West Asia.
Materials of the meridional Middle Asia indicate of the spontaneous transformation according to the Sumerian standards but a little slacker for the limited natural resources (fig. 36). At times one can state the stimulated impact of the Iranian and Mesopotamian cultural standards. Discovered regional Altyn-depe civilization (fig. 38) may characterise the early- urban organism being developed in a natural way on the basis of communitive structions. Both collapsing and desintegration of the centre of impulsive development simultaneous with the same process in Iran made it trasferred to the east in Margiana and in Bactria. Irregular cultural development is also typical for Hindustan. Culture of the archaic farmers (fig. 46) close to the Middleasian Jeitun evolves rather rapidly in the high developed system, that bears the strongly pronounced features of cultural peculiarity. To all appearances the spontaneous transformation type prevails here. Harappian civilization belonged to the ancient eastern regional type has rather distinctive traits in sphere of urban amenities and in that of military function that was poorly developed. Broad stable lies both in culture and in trade with Mesopotamia as well as with far northern centres including the Altyn-Depe civilization are typical for it.
As origines of ancient Chinese agriculturists stay unclear general cultural aspect of that period keeps much originality (fig. 54). Spontaneous type of transformation prevails here. Adopted metallurgy could be there only as the technological import less influenced the local cultural aspect. One should state the In dynasty standards impacked greatly the centres beyond the nuclear zone of the civilization.
With the chronological gap available between the first civilizations of the Old World and the ancient culture of Peru and that of Mesoamerica the latters are obviously appropriated to the same epochal type. Their creation and progress confirm significance of the first civilizations period as the diachronous phenomenon with the definite stages of the mankind history. The initial stratum of the early agricultural epoch is accurately revealed in the New World. Complex economy which combined agriculture and marine resources (fig. 59) indicates of the considerable cultural achievements in the littoral regions of Peru. Mochika (fig. 64) and Olmek (fig. 65) civilizations though being retarded in the formative stage created initial cultural standards and patterns for their regions. Socio-cultural system of the Post- Olmek Mesoamerica with the common features, determined according with the epochal and regional cultural type, had much peculiarities in each civilization. Study of ancient cultures in dialectic unity of general and separate traits is the most perspective way in analysis of the historical past.
Литература
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 49.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. I.
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30.
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 24.
Абрамян Э. Г. Инновация и стереотипизация в процессах развития этнической культуры // Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер/ симпозиума. Ереван, 1978.
Аверкиева Ю. П. Индейцы Северной Америки. М., 1974.
Алёкшин В. А. Социальная структура и погребальный обряд древнеземледельческих обществ. Л., 1986.
Алёкшин В. А., Буряков Ю. Ф. Хроника // ДЦВ. Самарканд, 1986.
Артановский С. Н. Критика буржуазных теорий культуры и проблемы идеологической борьбы. Л., 1981.
Арутюнов С. А. Механизмы усвоения нововведений в этнической культуре // Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
Арутюнов С. А. Этнографическая наука и изучение культурной динамики // Исследования по общей этнографии. М., 1979.
Арутюнов С. А, Инновации в культуре этноса и их социально-экономическая обусловленность // Этнографические исследования развития культуры. М., 1985.
Археология Зарубежной Азии. М., 1986.
Археология СССР : Энеолит СССР. М., 1982.
Аскаров А. А. Саппалитепа. Ташкент, 1973.
Аскаров А. А, Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. Ташкент, 1977.
Бадер Н. О. Раннеземледельческое поселение Телль Cotto (по раскопкам 1971, 1973-1974) // CA. 1975. № 4.
Башилов В. А. Древние цивилизации Перу и Боливии. М., 1972.
Башилов В. А. Общие закономерности и специфика «неолитической революции» в Перу // Древние культуры Сибири и Тихоокеанского бассейна. Новосибирск, 1979.
Башилов В. А. Появление культурных растений в древнейших земледельческих центрах Америки // Латинская Америка. 1980. № 5.
Бердыев О. К. Чакмаклы-депе — новый памятник времени Анау IA // История, археология и этнография Средней Азии. М., 1968.
Бердыев О. К. Монджуклы-депе — многослойное поселение неолита и раннего энеолита в Южном Туркменистане // КД. 1972. Вып. 4.
Березкин Ю. Е. Начало земледелия на Перуанском побережье // СА. 1969. № 1.
Березкин Ю. Е. Социальная структура общества мочика : (древнее Перу) // Возникновение раннеклассового общества : Тез. докл. конф. М., 1973.
Березкин Ю. Е. Из истории древнего Перу : Социальная структура мочика сквозь призму мифологии // ВДИ. 1978. № 3.
Березкин Ю. Е. Ранние земледельцы побережья Перу // Ранние земледельцы. Л., 1980.
Березкин Ю. Е. Древнее Перу : Новые факты — новые методы. М., 1982.
Березкин Ю. Е. Мочика : Цивилизация индейцев северного побережья Перу в I—VII вв. Л., 1983а.
Березкин Ю. Е. Раскопки памятников древних цивилизаций на севере Перу // Природа. 1983б. № 3.
Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956.
Бернштам Б. М. Выражение этнической специфики в художественной культуре // Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
БиббиДж. В поисках Дильмуна. М., 1984.
Бочкарев В. С. К вопросу о системе основных археологических понятий // Предмет и объект археологии и вопросы методики археологических исследований. Л., 1975.
Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973.
Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.
259
Будагов Р. А. История слов в истории общества. М., 1971.
Вавилин Е. А., Фофанов В. П. Исторический материализм и категория культуры. М., 1983.
Вайман А. А. К расшифровке протошумерской письменности // Переднеазиатский сборник. М., 1966. № 2.
Вайман А. А. Обозначение рабов и рабынь в протошумерской письменности // ВДИ. 1974б. № 2.
Вайман А. А. О связи протоэламской письменности с протошумерской // ВДИ. 1974б. № 2.
Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайской цивилизации : Формирование основ материальной культуры и эпоса. М., 1976.
Васильев Л. С. Становление политической администрации (от локальной группы охотников и собирателей к протогосударству — чифдом) // НАА. 1980. № 1.
Виноградов А. В., Мамедов Э. Д. Первобытный Лявлякан. М., 1975.
Виц Б. Б. Демокрит. М., 1979.
Вишну-Миттре, Шарма К. А. Производство продуктов питания в неолите-халколите в Восточном Уттар-Прадеше // Древние культуры Средней Азии и Индии. Л., 1984.
Волков Г. Н. Истоки и горизонты прогресса. М., 1976.
Воронцов H. H., Коробицына К. В., Надлер И. Ф. и др. Хромосомы диких баранов и происхождение домашних овец // Природа. 1972. № 3.
Вулли Л. Ур халдеев. М., 1961.
Вулли Л. Забытое царство. М., 1986.
Гаджиев М. Г. Некоторые особенности культурного прогресса по материалам археологии Северного Кавказа // Культурный прогресс в эпоху бронзы и раннего железа : Тез. совещания. Ереван, 1982.
Гарден Ж. К. Теоретическая археология. М., 1983.
Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Черепа эпохи энеолита и бронзы из Южной Туркмении // СЭ. 1959. № 1.
Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М., 1972.
Грязное М. П. Классификация, тип, культура // Теоретические основы советской археологии : Тез. метод. семинара ЛОИА. Л., 1969.
Гуляев В. И. К вопросу о связях городских племен с Югом в VII — IV вв. до н. э. //
Историко-археол. сборник в честь А. В. Арциховского. М., 1962.
Гуляев В. И. Древнейшие цивилизации Мезоамерики. М., 1972.
Гуляев В. И. Проблема становления царской власти у древнейших майя // Становление классов и государство. М., 1976.
Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979.
Гуляев В. И. Земледелие древних майя // Природа. 1982. № 9.
Давидович В. Е., Жданов Ю. А. Сущность культуры. Ростов н/Д., 1979.
Дайсон Р. Повторное изучение Тепе Гиссар // дЦв. Самарканд, 1986.
Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М,, 1980.
Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь. М., 1976.
Джавахишвили А. И. Строительное дело и архитектура поселений Южного Кавказа V—III тыс. до н. э. Тбилиси, 1973.
Джуракулов М. Д. Археологическая деятельность А. В. Комарова в Закаспии // Тр. Самаркандского гос. ун-та им. А. Навои. Нов. сер. Археология Узбекистана. Самарканд, 1964. Вып. 135.
Древние города : Матер. к Всесоюзной конференции «Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья». Л., 1977.