— У вас имеется этот отчет?
— Конечно.
— Передайте его сюда.
Ко мне подошел один их охранников и, взяв бумагу, направился к трибуне.
— Я ознакомлюсь с документом, после чего скажу свое мнение по этому поводу.
Взгляд тут же упал на Лангарда. Его лицо исказилось, но внешне это было мало заметно. Видимо подобный маневр не входил в его планы.
— Пока мой коллега занят, я возьму слово — заговорил второй судья, чье лицо было похоже на сухофрукт, таким сморщенным оно казалось. — А если бы состояние машины позволяло движение, пусть и на предельных мощностях, вы бы пошли в атаку?
— Разумеется. Это делали все, кто был до меня и те, кто будет после. Я знал, что рано или поздно этот момент придет и я стану «ведущим», поэтому был готов ко всему, что могло произойти на поле боя.
— Даже к смерти?
— И к ней тоже.
— Тогда почему побоялись взрыва установки?
— Есть большая разница, судья, умереть от выпущенного снаряда, чья «болванка», пробив броню, взрывается внутри корпуса, или от перегрева энергетической установки. Положительного результата от этого безумного поступка не было бы ровным счетом никакого, а значит и смысла в дальнейшем движении — тоже. Остальное, что случилось в бою за этот город, являлось результатом плохой подготовки к операции.
— Поясните.
Судья насторожился и немного подался вперед.
— Большие потери стали результатом ошибки в формировании боевого строя. Машины шли слишком плотно друг к другу, хотя и на приличном расстоянии. Такой порядок эффективен, когда огонь ведется исключительно в лоб, но, если противнику удавалось обойти порядки с фланга и нанести удар как раз в тот момент, когда ни о чем не подозревающие машины проходили мимо — это означало верную смерть.
— Но как такое возможно? Насколько мне известно, вся округа на многие километры это одна сплошная топь. Там тонет даже человек, не говоря уже о многотонных машинах.
— Вы правы, судья. В полной комплектации они бы не смогли удержаться в этом месте, но факта обстрела это не отменяет. Как только машины поравнялись с линией, где проходит наиболее глухая часть болот, оттуда начали лететь снаряды. Они то и накрыли нашу атаку.
Судья на мгновение задумался.
— Как далеко это было от позиций противника?
— Четыре-пять километров, не более.
— После боя вы пытались установить точное место откуда велся огонь?
— Нет, это не входит в мои обязанности, но всю имеющуюся информацию и данные приборов наблюдения, в том числе и тех, что находятся на корпусе боевой машины, я передал в главный штаб, куда стекается информация со всех машин, участвовавших в операции. Думаю, офицеру Лангарду есть, что сказать по этому поводу.
Я бросил взгляд на сидевшего вдали от всех офицера, чей взгляд был устремлен прямо на меня.
— Значит нам стоит выслушать этого человека. Мистер Лангард, будьте так добры, встаньте рядом.
Офицер поднялся со своего места и, пройдя немного вниз по ступенькам, оказался возле меня.
— Это правда, что вы располагаете информацией боя?
— Да, мы ведем наблюдение и каждая деталь сохраняется еще продолжительное время.
— Вы можете подтвердить слова мистера Граубара о том, что его машина не двигалась именно по причине технического повреждения, вызванного попаданием снаряда в малозащищенную область корпуса боевой машины?
Офицер колебался. Ему не хотелось прямо отвечать на поставленный вопрос, ведь ответ мог полностью оправдать мои действия.
— Не совсем так.
— Поясните — судья откинулся на спинку кресла, понимая, что его ждет нелепое оправдание, которое никак не относится к сути дела.
— Машина действительно имела повреждения, но назвать их критическими можно только с натяжкой. Он мог двигаться вперед, но пилот принял другое решение.
В зале начал расти шум. Подхватываемый рядами присутствующих, он набирал силу и, наконец, обойдя помещение по кругу, остановился как раз у президиума, где находились судьи.
— А вот я с вами не согласен, офицер. — слово вновь взял судья, который до этого изучал отчет о техническом состоянии машины. — Если судить по тем данным, что я только что прочитал, а в их достоверности сомневаться не приходится, то Рик Граубар прав почти во всем.
Он сделал небольшой вдох и принялся цитировать написанное.
— «Состояние энергетической установки оставляет желать лучшего. Разорвавшись всего в нескольких метрах от ядра, снаряд уничтожил крепления, на которых держалась основная масса генератора. Соединительные кабеля, топливные шланги и другие жизненно важные элементы, питавшие боевую машину — уничтожены и не подлежат ремонту. Бак с охлаждающей жидкостью пробит. Содержимое — отсутствует»
Судья еще раз пробежался глазами по написанному, но вскоре, удостоверившись, что ничего важного не ускользнуло от его взгляда, медленно опустил написанное на стол.
— Знаете, мистер Лангард, — он снял очки и положил их рядом со своей рукой, — Прежде чем я попал сюда, мне пришлось восемь отслужить в корпусе технического снабжения на планете Култорг-12. За это время я изучил каждый винт в своей боевой машине и имею далеко не поверхностные знания в этой области. Поэтому изучив данный отчет и приняв во внимание ситуацию, в которой находился пилот Граубар, могу с полной уверенностью сказать, что возможности для дальнейшей атаки у него просто не было. С почти уничтоженной энергетической установкой и пустым баком для охлаждения, он не мог физически этого сделать. Мне даже сложно сказать, как машина не взорвалась в этот момент.
— У меня хороший техник-механик. Он свое дело знает.
— Приятно слышать это. Ведь теперь вы обязаны ему жизнью. Но я сказал, что вы правы ПОЧТИ во всем.
Я замолчал и посмотрел на судью, ожидая его следующих слов.
— Почему вы не приняли на себя командование после гибели офицера Райли?
«Что он хочет этим добиться?» — пронеслось у меня в голове.
— Потому что в этом уже не было никакой необходимости. К тому моменту, когда из эфира пропал его голос, а машина была полностью уничтожена, наши силы, пусть и сильно потрепанные после неожиданной атаки со стороны топи, уже во всю давили позиции противника, действуя согласно плану.
— Это не причина, мистер Граубар, инструкция велит сделать это несмотря ни на что, даже если победа уже в кармане. Проигнорировав это, вы оставили боевые соединения без командира на довольно продолжительный промежуток времени. Кто знает, будь противник немного умнее, он мог бы воспользоваться сложившейся ситуацией и в корне изменить положение на поле боя. Это непозволительно, даже для такого опытного бойца как вы.
Он опустил глаза и взял в руки небольшую прозрачную панель, которая вскоре засветилась ярким светом бегущих строк.
— Я ознакомился с вашим личным делом и должен сказать, что мне очень редко приходится видеть таких бойцов. Наверное, командование сделало правильно, что отправило вас сюда, даже несмотря на наличие нескольких нарушений и одного штрафного срока за избиение старшего по званию.
Судья вновь сделал паузу, а затем тихо проговорил.
— Расскажите мне поподробней об этих случаях? Хотелось бы узнать вас получше.
Лангард, стоявший до этого с абсолютно безразличным лицом, повернулся в мою сторону и улыбнулся. Он знал мое прошлое и понимал, что сказанных слов все могло повернуться иначе.
— Это долгая история, не думаю что…
— Все же просветите трибунал об этом. Мне бы не хотелось делать поспешных выводов относительно вас, мистер Граубар. А то знаете, предвзятость дело очень неблагодарное.
«Отступать некуда». Мысль возникла внутри меня как бы сама по себе, но она была результатом того нервного напряжения, что медленно, но верно начинало овладевать мною.
— Первый случай произошел два года назад. Мы только-только вернулись на базу после длительного марша. Злые, уставшие, не видевшие нормальную еду и сон вот уже несколько дней. Задание было непростым, но мы смогли его выполнить. Сложно сказать, что я чувствовал в тот момент, когда командование, не дав даже суток на отдых, решило вновь отправить нас в бой. Я высказался против, говорил. Что подобное отношение к подчиненным не приведет ни к чему кроме потерь, но меня отказались слушать сославшись на то, что «приказы не обсуждаются. Слово за слово, затем — драка. Когда нас разняли и смогли оттащить друг от друга, меня сразу потащили в камеру, где я и дождался своего штрафного срока. Остальное по мелочи.
Судья фыркнул и отложил дело в сторону.
— Удивительною. Послушать вас то вы просто неуправляемый, но за все время нахождения здесь не было ничего подобного.
— Я исправился.
— Точно?
— Да
— Хотелось бы кое-что уточнить, — В разговор вошел Лангард, — Может в личном деле пилота и не указано о его проделках, но многие офицеры подтвердят мои слова о том, что сам по себе этот человек очень вспыльчив и не может отдавать отчет о тех действиях, которые совершает.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Это, конечно, может быть связано с тем стрессом, который испытывают пилоты во время боев, но по большей части, все его выходки: споры со старшими по званию, игнорирование инструкций и правил, в том числе и отказ исполнять приказы, являются неотъемлемой частью характера этого человека. Посему, я требую, что данного пилота исключили из рядов регулярных войск и отправили куда-нибудь подальше, где его скверному и склочному характеру дадут полную волю.
Он закончил.
«Мерзавец», пролетело у меня в голове. Я знал к чему он толкал трибунал и был полностью уверен в принятии подобного решения. Но я был готов лучше умереть в том бою, чем попасть в это место.
— Хм — судья задумался и посмотрел на своих коллег. Кое-кто наклонился к нему и стал что-то шептать.
Дело приобретало странный ход и результат должен был быть оглашен уже очень скоро.
— Что говорят остальные пилоты про Рика Граубара? Есть ли какие-нибудь замечания, жалобы, может быть сведения показывающие этого человека с другой стороны?
Лангард слегка помялся.
— Нет, такими сведениями я не располагаю. Сами знаете: пилоты это особая каста. Они сплоченный коллектив, как оркестр, и наговаривать друг на друга никогда не станут. Это не в их правилах.
— Тогда я не могу принять решения об исключении пилота только из-за того, что два года назад он подрался с офицером.
— Но ведь…
— Послушайте, мистер Лангард — судья приподнялся со своего кресла и наклонился вперед — У нас здесь не судилище, а трибунал и если у вас нет больше никаких сведений относительно вины офицера в тех потерях, которые понесли войска во время атаки на город-крепость, будьте так добры, пройдите обратно на свое место. Если каждый начнет вспоминать ошибки друг друга совершенные в далеком прошлом и расстреливать за это, боюсь, здесь не останется никого, кто бы смог вести машины в атаку.
Он сделал взмах рукой и отправил офицера на его место.
Время шло и я не знал, что делать. Судьи шептались, переговаривались, каждый из них пытался донести до своего соседа некую истину, которую знал только он. Но результат по-прежнему был слишком далек до оглашения.
— Мистер Граубар — начал один из судей, который до этого молчал. — Мне бы хотелось услышать ваше мнение по поводу проведенной операции?
— Что именно?
— Ваша оценка. Все ли вам нравилось, были ли вы согласны с тем планом действий, который одобрило командование, а затем и высшие офицеры во главе с Лангардом. Обычно «штабные» очень отдалено понимают, что происходит на поле боя, поэтому часто критикуются со стороны боевых пилотов, которые не понаслышке знают как должна вестись атака на такие крупные города.
— Было много нюансов, которые бы я поменял.
— Например.
Я сделал небольшой вдох и посмотрел на трибуну, где сидел Лангард. И хоть он находился далеко, его лицо было хорошо видно мне.
— Мистер Граубар, я слушаю вас.
Встрепенувшись от резкого голоса, я вновь вернул взгляд на судей.
— Как уже было сказано ранее, я бы изменил атакующий порядок машин. Сделал бы его гораздо шире и растянул. В данной ситуации это бы дало бы очень много преимуществ перед противником.
— Но зачем? Разве в подобной ситуации это могло как-то значительно повлиять на результат?
— Конечно. Рассредоточившиеся машины имели бы гораздо больше пространство для маневра и ухода от управляемых ракет, коими были вооружены огневые точки противника. В плотном строю такое невозможно.
— Но тогда пилоты стали бы лакомой целью, так как находились друг от друга на значительном расстоянии. Фокусируя огонь с одного на другого, они бы просто уничтожили их не получив в ответ никакой ответной реакции.
Люди в зале одобрительно загудели, но все это были лишь эмоции, которые не имели ничего общего с реальностью, которая происходила на поле боя. Очень многие просто не представляли, что ожидало людей на поле боя. Ведь неожиданность, часто играла злую шутку с воевавшей стороной.
— В какой-то степени да, но разведка за несколько часов до атаки сообщила, что противник не имеет в своем распоряжении тяжелых машин в достаточном количестве, чтобы наносить концентрированный и гарантированно-смертельный огонь. Это знали и офицеры, но изменить что-то в плане действий не решились.
— Почему?
— Это у них надо спросить.
Судья повернулся к тому месту, где в это время находился Лангард и подозрительно посмотрел на него.
— Я так понимаю — судья вновь повернулся ко мне лицом, — подобный порядок мог бы спасти очень многих пилотов от массированного огня со стороны топей?
— Да, именно. Процентов на шестьдесят так точно.
Все замолчали. Зал в одно мгновение превратился в безмолвную площадку, где изредка доносился еле слышимый шепот.
— Еще что-нибудь?
— Я же сказал, нюансов много.
— Давайте последний.
Это было странно. «Почему им все это интересно? Может они что-то готовят для меня. Пытаются понять смогу ли принимать адекватные решения.»
— Изменил бы состав атакующей группы.
— Это немыслимо! — гневный голос Лангарда донесся с дальних рядов. Он встал и направился ко мне, к тому самому месту, где стоял до этого. Судьи попытались остановить его, но главный из них, тот, что изучал мое личное дело, поднял руку, тем самым позволив офицеру завершить свой демарш.