Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (антология)

На кончину Бернса

(Послание к некоему другу)

Сколь дивна ты, шотландская свирель! О, сколько песен скрыто в тростнике!.. Трепещет упоительная трель, Звучат слова на звонком языке. Была свирель у Аллана в руке: Знаток природы и людских сердец, Он пел о всяком древе и цветке, Он пел, как Пэти мирно пас овец — И Мэгги обнимал, влюбленный сорванец! Бродить бы мне вблизи журчащих вод, Иль под ольхою нежась, птичий хор Внимать! Неспешен сельской жизни ход, Сокровища Природы тешат взор. Какой роскошный луговой простор, Как жаворонок нежит чуткий слух! Вседневные заботы наши — вздор. Беспечен, весел юноша-пастух: Здорова плоть, и в ней гнездится бодрый дух. О! Роберт Бернс, бессмертный менестрель, Был не любитель жизни городской! Его примером взял я — и досель Алкаю славы с жаром и тоской. Но кто же знал, что недалек такой Ужаснейший, непоправимый день — Что вечный к Бернсу близится покой? Страна! Одежды черные надень! Угас поэт, сошел под гробовую сень. Горюй, Шотландия… Но, впрочем, нет! Отри слезу, расправь скорее грудь: Поэт ушел. Да здравствует поэт! Я верю: есть меж нами кто-нибудь, Кому дано бестрепетно дохнуть В нетленную шотландскую свирель — И новый Бернс на тот же ступит путь, Что Роберт Бернс прокладывал досель… О Бальфур мой! Дерзай, преследуй ту же цель! Тебя природа вдохновит, мой друг; Ты нашу лиру посрамишь едва ль! Пускай рыдают нынче все вокруг — А ты уйми тоску, смири печаль, Прославь страну свою и вширь и вдаль! Чтоб гордым был по-прежнему народ, Чтоб души стали чище, чем хрусталь — Пускай вовек поэзия живет, О, пламенный творец и честный патриот!

На посещение домика, в коем родился прославленный Роберт Бернс. Писано осенью 1799 года

Обветренный, убогий дом!.. Но в нем великий наш поэт, Шотландский гений, в первый раз Открыл глаза, увидел свет! Кудесник Бернс! Впервые здесь К тебе наитие сошло; И получил ты свыше, бард, Непогрешимое стило. Слетает наземь желтый лист, Царит осенний хмурый дух. Но лавр, тебе врученный встарь Шотландской Музой — не пожух. Поэт гляделся в светлый Дун, В широкий ток журчащих вод, И пел: «Беднягу зришь ли ты, Что вдаль бредет и слезы льет?»[4] И у хрустальных этих волн Досель растет невдалеке Ольха — любили Роб и Джин Сидеть под ней, щека к щеке. В июльский зной среди холмов Бродил поэт, любивший тишь; А после пел на берегу Про маргаритку и про мышь. Бессмертен стих его литой! А сердце замерло в груди, И над могильною плитой Шумят осенние дожди… Ушел поэт, ушел навек В иной, непостижимый мир… Сама Природа слезы льет: «Шотландия, где твой Шекспир?»

Прощание с Айрширом

Край печальный, край счастливый, Незабвенный тихий край! Край печальный, край счастливый, Говорю тебе: прощай! Славный Дун в лучах заката Вдаль стремится — светел, тих… Подле струй твоих когда-то Сочинил я первый стих. О, прощай, приют влюбленных Средь густых плакучих ив! О, прощай, простор зеленых, Радостных лугов и нив! Други! В памяти храните Расставанья горький час. О, как больно резать нити, Что давно связали нас! Други! Не могу иначе — Ухожу… Скажу всерьез: Много ль толку в вашем плаче? Я не стою ваших слез. Край печальный, край счастливый, Незабвенный тихий край! Край печальный, край счастливый, Говорю тебе: прощай!

Томас Кэмпбелл

(1777–1844)

Ода памяти Бернса

(Писана в 1815-м)

Ты вознеслась, душа поэта — Чредой бессмертных песнопений Заоблачную полнить высь! Но днесь покинь обитель света И к нам спустись, крылатый гений, — И здесь на торжестве явись! Любые ссоры да раздоры, Как демоны от слов молитвы, От песен Бернса мчатся вон! Восславил он леса и горы, И восхвалил былые битвы, И пиршественных кубков звон! Любовь он пел — резвясь, играя: Смятение души и тела, Нежнейший, благодатный жар! Дитя утраченного Рая — Любовь! — о, как ты уцелела, Неотнятый небесный дар? А кто не помнит строк щемящих О милой — и умершей! — Мэри? Как пусто без нее в глуши Лесной, — как неприютно в чащах!.. Рыдайте, если вы не звери, У коих нет людской души! Он пылко утверждал, и гордо: «Никто не должен быть унижен Вовеки, молния и гром! Ужель сельчанин хуже лорда?» И благородной бедность хижин Казалась под его пером! Не у его ли колыбели Стояла невидимкой лира, — И заводила Муза речь О духах ливня иль метели, О голосах иного мира, И о героях древних сеч? Пространным Баннокбернским лугом{*} Проходит юноша-оратай И шепчет Бернсовы слова, Взрывая почву тяжким плугом… Трудись! А будет нужно — ратуй! Честь предков доблестных жива! Изгой шотландский, на чужбине Творенья Бернсовы читая От Каледонии вдали, Не забывает и поныне О прелести родного края, О радостях родной земли. И даже в джунглях на привале Твердит его стихи служивый! Шотландский воин вспомнить рад, Как ливни дома бушевали, Как ветерок витал над нивой, Как низвергался водопад. Зовет Поэзию презренной, Шипит: «Зачем забава эта?» Философ-материалист. Но жизнь покрыта грязной пеной — И лишь старанием поэта Поток житейский станет чист. Сколь часто песни говорят нам: Священные родные стяги Пора вздымать — зовет война! И в сухопутном поле ратном, И средь морской соленой влаги Так песня храброму нужна! Вот над геройскою могилой Слова и залпы отзвучали, А дальше — недосуг и лень Скорбить… Но с вящей, вещей силой Поэт, исполненный печали, Восславит доблестную тень! Пал Эдвард{*} мой, храбрейший воин! О Бернс! Не гневайся, не сетуй На то, что в песне о тебе Мой друг помянут! Он достоин Хвалы. В строфе, любовно спетой, Он жив наперекор судьбе! Великий Бернс! Равно ты дорог И селянину, и солдату, И мудрецу, и простаку — Лишь негодяю вечный ворог… Прими бессмертие, как плату За каждую свою строку! Ты жив, пока щебечет птица, Пока ручьи журчат по чащам, Пока гроза гремит в горах… И кто посмеет не склониться Перед надгробием, хранящим Бессмертного поэта прах?

Гью Эйнсли

(1792–1878)

Сбирайся живее!

Ты ль не любишь, милашка, Холмистых земель, Где поет на просторе Пастушья свирель? Солнце светит вовсю, Воздух чист и горяч. Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь! Ты ль не слышишь, милашка, Щегла и дрозда? Не тебя ли зарянка Зовет из гнезда? Не к тебе ль ковыляет Напыщенный грач? Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь! Ты ль не помнишь, милашка? — Над светлым ручьем, Одинок и уютен, Возвышается дом… Нет, не скроешь румянца — И взора не прячь! Сбирайся живее — И на-конь, и вскачь!

Домашний очаг

Идем пылающий рассвет Встречать на берегу; Благоухающий букет Сбираем на лугу; На сеновале спим подчас, А иногда в стогу, — И тем сильнее тянет нас К родному очагу! Люблю глядеть на облака И радугу-дугу… Травинку, пташку и зверька Люблю и берегу! А вечером всего милей В приятельском кругу — Пора вернуться из полей К родному очагу!

Шальные дни{*}

«— Ребятки, вот уж полночь бьет, И честной повсеместно храпит народ! Говорю вам опять: По домам — да и спать!» Не внемлют ребятки — ватага пьет: «— Утихни, пустомеля Кэт! — Налей-ка нам сызнова эля, Кэт! Да неужто же нам Разбрестись по домам? Наступила шальная неделя, Кэт! Ужель не вдоволь припаса, Кэт? — Нынче пьем до рассветного часа, Кэт! Нынче наша пора! Мы гульнем до утра! Эй, пива живее! И мяса, Кэт! — Что ни день — забота: работа, Кэт; До седьмого трудимся пота, Кэт. Ох, пора отдохнуть Хоть зимой, хоть чуть-чуть! — И нынче нам клюкнуть охота, Кэт. — Наполни кружки снова, Кэт! Неси на закуску мясного, Кэт! Ай да радостный пир! Покинуть трактир Грешно было б — честное слово, Кэт!»

Прощание со страной Бернса

Я опять говорю «прощай», И гляжу, не скрывая слез, На любезнейший сердцу край! Не шутя повторю, всерьез: Я душой в эту землю врос… Грустный голос холмов и рек, И ветров, и рассветных рос Нынче внемлю: «Прощай навек!» Час прощания столь тяжел! Понимаю, надежды нет: Не вернуться в шотландский дол, Чтобы алый встречать рассвет! Здесь роскошен весенний цвет, Здесь веселый журчит ручей… Нынче будет последний спет Гимн отраде моих очей! Ты прекрасней всех прочих стран, Расставаться с тобой — беда! Знаю: тает в горах туман, Иссякает в ручьях вода, Гибнут замки и города… Но возлюбленный окоем Не изменится никогда — Он бессмертен в сердце моем!

Строки, сочиненные по случаю годовщины со дня рождения Бернса

Написано поздним вечером, на горном перевале у Вермонтской границы

Когда я славил в прошлый раз Бессмертного поэта, Сверкало солнце, как алмаз, — О, сколько было света! Теперь пою в чужой земле… Здесь тучи низки, серы, Здесь укрываются во мгле Чащобы и пещеры. Не внемлю дружественных слов, Не слышится привета. Январский мир весьма суров, И далеко до лета. До поднебесья восстают Верхи мохнатых кряжей. Природа! Ты предстала тут Угрюмой, дюжей, ражей. Но вспомню Бернсову хвалу Приволью и безлюдью — И дышится в моем углу Медвежьем полной грудью! Здесь, в чужедальней стороне, — Простор людскому праву; И Бернсу этот край вполне Пришелся бы по нраву! За Бернса пьют шотландцы днесь Вино из полной чаши. И гордостью — и там, и здесь! — Пылают души наши. 25 января 1823

Примечания

Переводчик от души надеется, что книга, которую читатель держит в руках, сможет в известной степени послужить «визитной карточкой» для огромной антологии, составленной долгими, кропотливыми трудами писателя, поэта-переводчика и литературоведа Евгения Витковского.

Проделав огромную изыскательскую работу, проштудировав многие тысячи оригинальных шотландских текстов, Евг. Витковский обнаружил и «открыл» никому в России дотоле не ведомые произведения, созданные сотнями превосходных поэтов-шотландцев.

Сборник «Из шотландской поэзии XVI–XIX вв.» — доля работы, внесенная в возникшую антологию лишь одним переводчиком. По соображениям чисто композиционным, а также «географическим» (например, исключены авторы-англичане, писавшие оды на кончину Бернса, и т. п.), — представлена доля эта не целиком, но с достаточной полнотой.

Переводчик искренне благодарит Евг. Витковского, Ник. Винокурова, О. Кольцову, А. Кроткова, Ю. Лукача, Вл. Резвого и других авторов, работающих на сайте «Век перевода», за добрые отзывы и дружелюбные советы.

Александр Скотт (1525?–1584)

Единоборство телесное и словесное меж Виллом Адамсоном и Джонни Симом близ хутора Дрэм

Это ироническое описание сельского поединка числится среди хрестоматийных произведений старой шотландской поэзии. За исключением особо оговоренных случаев, здесь и далее — примечания переводчика.

Александр Монтгомери (1545–1598)

LI. О соловей, жилец росистых рощ …

Согласно поверью, чтобы спеть самую прекрасную песнь, соловей прижимается грудью к терновому либо иному шипу, доколе из соловьиного сердца не хлынет кровь.

LXIII. Поэт заверяет, что не им сочинена рифмованная хула на эдинбургских девиц

Нрав у Монтгомери был, судя по всему, далеко не ровным… Как много лет спустя написал Вл. Орлов о П. А. Катенине, «он обладал поистине редкой способностью ссориться с писателями». В конце концов, по Эдинбургу (и не только там) начали ходить листки с чьими-то виршами, которые метили в людей влиятельных и злонамеренно подписывались именем Александра Монтгомери. Кто-то, не лишенный стихотворных способностей, изо всех сил пытался насолить опальному поэту, и Монтгомери был вынужден защищаться.

Король Иаков I (?) (1566–1625)

Празднество в Пиблзе

Некоторые источники утверждают, что небольшая поэма «Празднество в Пиблзе» принадлежит перу «неизвестного автора» и создана между 1430 и 1450 гг.

Но составители антологии «Miscellany of Popular Scotish Poems. William and Robert Chambers. London and Edinburgh. 1870», которую мы находим весьма надежным изданием, уверенно приписывают «Празднество в Пиблзе» перу короля Иакова I (1566–1625).

Аллан Рамзей (Рэмси) (1686–1758)

Элегия на кончину Джона Купера, церковного старосты. Anno 1714

• Ему, грозе окрестных шлюх…

По тогдашним шотландским законам, церковный староста имел полновластное право задерживать и заточать гулящих девок. Он же налагал внушительную денежную пеню на всякого мужчину, если тот бесчинствовал, пьянствовал и пользовался продажными любовными услугами.

• Священник да услышит речь // Бедняги Джона…

Шотландское народное поверье утверждает, что бродячий мертвец или призрак не упокоится, покуда не исповедуется в совершенных грехах перед священнослужителем.

Роберт Бернс (1759–1796)

Праздник Всех Святых

«Праздник Всех Святых» написан поздней осенью 1785 года, в Моссгиле. Поэма содержит больше старинных шотландских слов, чем любое другое произведение Бернса, поэтому в первом (Кильмарнокском) издании автор снабдил ее пространными примечаниями, которые приводятся ниже и берутся в кавычки. Остальные комментарии, за вычетом случаев, оговоренных особо, принадлежат британскому издателю.

Стихотворный размер и строфика поэмы повторяют размер и строфику «Христовой церкви на лугу» — юмористической шотландской поэмы, созданной в шестнадцатом веке и предположительно принадлежащей перу короля Иакова I. Бернс наверняка прочел эту знаменитую вещь в антологии, составленной Рамсеем.

Канун Праздника Всех Святых (ночь на 31 октября, так называемый Halloween) справляется в Шотландии поныне, однако теперь даже сельчане полностью избавились от суеверных страхов, а среди городской молодежи Halloween давно и прочно выродился в балаганное шутовство.

Воспроизводимым ниже авторским примечаниям Роберта Бернса предшествует следующее вступление:

«Большинство читателей уразумеют сию поэму достаточно хорошо; но памятуя о тех, кому незнакомы обряды и обычаи страны, где происходит действие, добавляем заметки, толкующие о главных видах ворожбы и гаданий, творимых в эту ночь и столь исполненных пророческого смысла для крестьян Западной Шотландии. Страсть заглядывать в грядущее составляла во все века и у всех народов поразительную сторону неразвитой людской натуры; и философический ум, ежели таковой удостоит Автора прочтением, позабавится, глядя на пережитки суеверия, бытующие меж нашими наиболее непросвещенными соплеменниками».

Заметка к заглавию:

«Канун Праздника Всех Святых считается особой ночью, когда ведьмы, дьяволы и прочие злонамеренные твари вырываются на волю, дабы творить во мраке угрюмые козни; также сказывают, будто воздушный народец фей и эльфов справляет в эту ночь некую славную годовщину».

1. «Невысокие, романтичные, скалистые, зеленые холмы неподалеку от древнего поместья графов Кэслз (Кассилис)».

2. «Примечательная пещера подле усадьбы Колин, именуемая Колинским Гротом; знаменита в шотландской истории как уголок, излюбленный феями».

3. «Любовными подвязками» звались ленты, обернутые вокруг лодыжек и завязанные особым двойным бантом. Извещали окружающих: сей молодец влюблен! — Примечание переводчика.

4. «Первый обряд, совершаемый в канун Праздника всех Святых: каждый выдергивает из гряды кочерыгу, или цельный капустный кочан. Люди движутся бок-о-бок, закрыв глаза, и должны выдернуть первую попавшуюся на пути кочерыжку. Особенности кочерыги — крупная попалась или мелкая, прямая или скрюченная, — пророчески соотносятся с обликом и статью наивеличайшего предмета всех этих гаданий: мужа либо жены. Ежели на кочерыгу налипла yird, сиречь земля, это означает tocher, сиречь удачу (или приданое); а вкус custock’а, то-есть сердцевины кочерыгиной, указывает на природные задатки и нрав супруга. Наконец, кочерыги — давайте именовать их привычным словом runts, или „хряпки“, помещаются куда-нибудь на притолоку; имена людей, коих случай занесет в дом, соответствуют, согласно очередности, в которой раскладывались хряпки, именам искомых супругов».

5. «Они отправляются на ток, и каждая трижды вытягивает наугад стебелек овса. Если у третьего извлекаемого колоса недостанет tap-pickle, сиречь венчающего зернышка, то особа, коей эдакое выпало, взойдет на брачное ложе в каком угодно качестве, кроме непорочного».

6. «Каление орехов — знаменитое гадание. Каждый орех, бросаемый в огонь, нарекают именем парня либо девицы; и сообразно тому, калятся ли орехи рядком-ладком, или отскакивают друг от друга, предрекаются развитие и итог взаимного ухаживания».

7. «Каждый, решивший успешно испробовать сию ворожбу, должен строго блюсти следующие правила: прокрасться в совершенном уединении к сушильной печи во дворе, метнуть в трубу клубок синей пряжи; смотать пряжу в новый клубок со старого; когда нитке настанет конец, ее удержит нечто, или некто; надлежит вопросить: „Wha hauds?“ т. е., „Кто держит?“ — из печной трубы донесется ответ: прозвучат имя и прозвание вашего будущего супруга».

8. «Возьмите свечу, отправьтесь наедине к зеркалу, съешьте перед ним яблоко; некоторые утверждают, будто при этом следует непрерывно расчесывать волосы; лицо вашего будущего супруга возникнет в зеркале, словно глядя в него через ваше плечо».

9. «Маленькая дрянь»: в подлиннике — «skelpie-limmer’s face», «распутная рожа». Бернс определяет это словосочетание как «технический термин в женской перебранке». — Примечание переводчика.

10. Битва при Шерамуре (Шерифмюйре) произошла в 1715 году.

11. «А верховодил…» Любопытно прочитать это имя — не весьма обычное — на могильной плите в Киркосуолде.

12. «Прокрадитесь наружу незаметно для прочих; посейте пригоршню конопляного семени, бороня посев чем угодно, что можно без труда волочить за собою. Время от времени повторяйте: „Глядел на коноплю! Глядел на коноплю! Пускай двинется за мною тот (или та), что станет любовью моей верной, и подберет семена!“ Оглянитесь через левое плечо, и увидите образ искомой особы собирающим разбросанные семена. Некоторые сказывают, будто следует призывать: „Иди за мной и объявись!“ — в каковом разе искомое лицо просто является позади. Некоторые пренебрегают граблями и говорят: „Иди за мной, ровняй сама (и сам ровняй)“».

Этот обычай наблюдался также в Англии.

13. «Выйдите наедине, или с друзьями — эта ворожба допускает чужое присутствие — к речке либо ручью, правящим течение на юг и расположенным на границе трех сопредельных усадеб; омочите левый рукав. Лягте в постель поблизости от горящего очага, перед коим развесьте смоченную одежду. Не засыпайте, ибо около полуночи явится видение, в точности схожее с великим предметом ваших вожделений. Оно перевернет одежду, чтобы та лучше просохла».

14. «Возьмите три плошки; налейте в одну чистой воды, в другую — замутненной; третью же оставьте пустовать. Завяжите человеку глаза; подведите к очагу, на коем оные плошки выстроены: он (или она) омочит левую пясть. Ежели угодит в чистую воду, будущий муж или жена явятся к церемонии свадебной незапятнанными; ежели случится омочить пясть в грязной воде — достанется вдовый, или вдовая; пустая плошка — с неменьшей достоверностью — предрекает безбрачие. Гадание повторяют трижды; всякий раз расстановку плошек изменяют».

Святая ярмарка

«Святая ярмарка» (1786) была навеяна стихами Роберта Фергюссона «Скачки в Лейфе» (Leith Races) и создана в том же размере. Из писем Бернса явствует, что весной 1786 года он прилежно изучал поэзию Фергюссона.

«Святой ярмаркой» называлось летнее собрание верующих, учиняемое под открытым небом на площади более-менее крупного городка или села.

Ниже следуют примечания британского издателя.

1. Резвая Джесс: Джесс Гибсон, дочь «Дуси-Нэнси», упоминаемой в кантате «Голь гулящая» (см. перевод Сергея Петрова).

2. См. Псалом I, 1 (в подлиннике — Псалом CXLVI, 5).

3. Муди, Смит, Пиблз, Миллер и Рассел — местные проповедники. Поэма Бернса принесла им немало неприятностей:

Миллеру, например, некоторое время остерегались давать обещанный церковный приход.

4. См. Книгу Иова, гл. I.

Естественнее предположить, что речь идет о проникновении дьявола в Эдем и последующем грехопадении Адама и Евы. — Прим. переводчика.

Видение

Поэма «Видение» (1786) делится на дуаны. Как сообщает Бернс, «дуанами Оссиан именует главы поэмы, изобилующей отступлениями. См. второй том его „Каф-Лоды“ в переводе Макферсона». В комментарии к британскому изданию говорится, что «Бернсу достало чутья и вкуса исключить из этой поэмы кой-какие строфы, сохранившиеся только в рукописи».