Помоги проекту - поделись книгой:
И для неё.
Сейчас я потушу свечи, надеясь, что сон — подобно смерти — быстро поглотит меня.
— Стефан! Пора вставать! — воскликнул отец, громко хлопнув дверью моей спальни.
— Что? — я сделал усилие, чтобы сесть, не особо понимая, какой на улице час или какой сегодня день или сколько времени прошло после смерти Розалин. День сливался с ночью, и я никогда не спал по-настоящему, лишь проваливался в ужасающие сны. Я ничего не желал есть, кроме тех бесполезных отваров, которые Корделия продолжала приносить, подавая мне их с ложки, чтобы убедиться, что её стряпня будет съедена. Она готовила жареного цыплёнка, гибискус или наваристый бульон, который она называла "отваром страдальца", по её словам, после него я должен был почувствовать себя лучше. Нечто подобное, на этот раз напиток, она оставила на прикроватной тумбочке. Я побыстрее выпил это.
— Собирайся. Альфред поможет тебе подготовиться, — сказал отец.
— Собираться куда? — спросил я, свешивая ноги над полом. Я доковылял до зеркала. У меня была лёгкая щетина на подбородке, а рыжевато-коричневые волосы стояли дыбом. Глаза были красными, а ночная рубашка висела на плечах. Я выглядел ужасно.
Отец стоял позади меня, оценивая мою реакцию.
— Ты возьмёшь себя в руки. Сегодня похороны Розалин, и для меня и Картрайтов очень важно, чтобы мы были там. Мы хотим показать, что должны объединиться вместе против зла, бичующего наш город.
Пока отец болтал о демонах, я думал о своей первой встрече с Картрайтами. Я всё ещё чувствовал ужасную вину. Всё усугубляли мысли о том, что нападения не случилось бы, если бы я ждал Розалин на крыльце вместо того, чтобы проводить время зря в кабинете с Кэтрин. Если бы я находился снаружи, ждал Розалин, я бы увидел, как она идёт через поля в своём розовом платье. Может, я мог бы также умереть вместе с ней, и ей не пришлось бы встречаться со зверем из ночных кошмаров в одиночестве. Пусть я и не любил Розалин, но я не мог простить себя за то, что не находился там, чтобы защитить её.
— Ну давай же, — нетерпеливо сказал отец после того как Альфред вошёл в комнату, держа в руках белую льняную рубашку и двубортный костюм. Я побледнел. Это был костюм, в котором я должен был быть на свадьбе — в церкви, где мы оплакивали Розалин и где должна была состояться часть церемонии, заключающей наш союз. Всё же, я облачился в костюм, позволил Альфреду помочь мне побриться, так как мои руки были слишком непослушными, и час спустя я был готов сделать то, что должен.
Я следовал за отцом и Деймоном к карете с опущенными глазами. Отец сел впереди, рядом с Альфредом, в то время как Деймон сел сзади со мной.
— Как ты, брат? — спросил Деймон поверх привычного цоканья копыт Дьюка и Джейка по дороге Уиллоу Крик.
— Не особо, — ответил я формально, чувствуя комок в горле.
Деймон положил руку на моё плечо. Сороки трещали, пчёлы жужжали, и солнце заливало золотым светом деревья. Весь экипаж был наполнен запахом имбиря, и я чувствовал как внутри поднимается тошнота. Это был запах вины за страстное желание женщины, которая никогда не была — и не могла быть — моей женой.
— Твоя первая смерть, первая, которой ты стал свидетелем, меняет тебя, — в конце концов сказал Деймон, когда кучер останавливался перед белой, облицованной досками церковью. Церковные колокола звонили, и все дела в городе были закрыты на один день. — Но вполне возможно, это может изменить тебя к лучшему.
— Может быть, — сказал я, выходя из кареты. Правда, я не мог представить, каким образом. Мы дошли до дверей в тот же момент, что и прихрамывающий доктор Джейнс с тростью в одной руке и стаканом виски в другой. Перл и Анна сидели вместе, и Джонатан Гилберт сидел позади них, локтями опираясь на спинку скамьи Перл, в нескольких дюймах от её плеча.
Шериф Форбс находился на своём привычном месте во втором ряду, свирепо наблюдая за группой накрашенных женщин из таверны, пришедших проявить своё уважение. С краешку их круга стояла Элис, барменша, освежая себя шёлковым веером.
Кальвин Бейли, органист, играл адаптированную версию "Реквиема" Моцарта, но казалось, что он вставлял фальшивую ноту через каждые несколько аккордов. В первом ряду мистер Картрайт не шевелясь смотрел прямо перед собой, пока миссис Картрайт всхлипывала и периодически сморкалась в кружевной носовой платок. Впереди церкви стоял укрытый цветами закрытый дубовый гроб. В полном молчании, я подошёл к гробу и встал перед ним на колени.
— Мне так жаль, — прошептал я, дотрагиваясь до гроба, который казался холодным и тяжёлым. Непрошеный образ суженой внезапно возник в моём сознании: Розалин, хихикающая над своим новым щеночком, ветрено обсуждающая комбинации цветов для нашей свадьбы, рискующая вызвать гнев своей служанки, тайно поцеловав меня в щёку в конце одного из моих визитов. Я убрал руки от гроба и сложил их вместе, словно в молитве.
— Надеюсь, вы с Пенни нашли друг друга на небесах.
Я согнулся так, чтобы мои губы слегка коснулись гроба. Я хотел чтобы она знала, где бы она ни была, что я научился бы любить её.
— Прощай.
Я развернулся, чтобы занять своё место и резко остановился. Прямо за мной стояла Кэтрин. На ней было тёмно-синее хлопковое платье, с которого ниспадало море чёрных траурных повязок, заполнявших скамьи.
— Я так сожалею о твоей потере, — сказала Кэтрин, дотрагиваясь до моей руки. Я вздрогнул и отдёрнул руку назад. Как она смеет дотрагиваться до меня столь фамильярно на людях? Она вообще понимает, что если бы мы изначально не вели себя на барбекю подобным образом, трагедия, вероятно, никогда бы не произошла?
Беспокойство отражалось в её тёмных глазах.
— Я знаю, как тяжело это должно быть для тебя, — сказала она. — Пожалуйста, дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.
Я сразу же испытал волну чувства вины за предположение о том, что она намекает на нечто большее, чем просто выражение симпатии. В конце концов, её родители умерли. Она просто молодая девушка, которая подошла ко мне, чтобы предложить свою помощь. Она выглядела такой грустной, что на одну дикую секунду я имел соблазн выйти из церкви и поддержать её.
— Спасибо, — вместо этого сказал я, восстанавливая утраченное дыхание, и ушёл на свою скамью. Я прокрался к Деймону, благочестиво обхватившему руками Библию, и сел рядом с ним. Я заметил, как он скользил глазами по Кэтрин, пока она ненадолго преклонила колени перед гробом. Я проследил за его пристальным взглядом и увидел, как несколько кудряшек выскользнули из-под её шляпы и теперь вились вокруг витиеватой пряжки её голубого ожерелья.
Несколькими минутами позже "Реквием" кончился, и пастор Коллинз поднялся на кафедру священника.
— Мы собрались здесь, чтобы почтить жизнь, которая оборвалась слишком рано. Зло посреди нас, и мы будем скорбеть об этой смерти, но мы также можем почерпнуть силу из этой смерти… — нараспев произносил он.
Я украдкой взглянул на Кэтрин, сидевшую на другой стороне прохода. Рядом с ней с одной стороны сидела её служанка, Эмили, и Перл с другой стороны. Руки Кэтрин были сложены, как для молитвы. Она чуть заметно обернулась, как если бы хотела посмотреть на меня. Я заставил себя отвести взгляд прежде, чем наши взгляды могли встретиться. Я не мог бесчестить Розалин мыслями о Кэтрин.
Я уставился на нескончаемые деревянные перекладины церковной колокольни. "Прости", — думал я, посылая сообщение наверх и надеясь, что Розалин, где бы она ни была, слышала его.
Глава 11
Лёгкий туман вился вокруг моих ног, когда я шёл к ивовому дереву. Солнце быстро садилось, но я всё ещё мог разглядеть тёмную фигуру, удобно устроившуюся между корнями.
Я взглянул ещё раз. Это была Розалин, её вечернее платье переливалось в слабом свете. Желчь подступила к горлу. Как она может быть здесь? Она похоронена, её тело лежит в шести футах под землёй на кладбище Мистик Фоллс.
Пока я подходил ближе, собирая всё своё мужество и быстро выхватив из кармана нож, я заметил, как в её безжизненных глазах отражались зеленеющие листья дерева. Её тёмные кудри прилипли к влажному лбу. А её шея вовсе не была разорвана. Вместо этого на шее виднелось только два аккуратных маленьких отверстия, будто пробитых гвоздями. Словно руководимый невидимой рукой, я упал на колени рядом с её телом.
— Мне жаль, — прошептал я, уставившись на потрескавшуюся подо мной землю. Потом я поднял глаза и застыл от ужаса. Потому что передо мной была вовсе не Розалин.
Это была Кэтрин.
Чуть заметная улыбка тронула её прелестные, как бутон розы, губы, будто она просто спала.
Я поборол стремление закричать. Я не мог позволить Кэтрин умереть! Но как только я потянулся к её ранам, она вдруг села прямо. Её внешность изменилась, тёмные кудри превратились в светлые, а глаза налились красным. Я отскочил от неё.
— Это твоя вина! — слова прорезались сквозь ночь с пустой, сверхъестественной интонацией. Голос не принадлежал ни Кэтрин, ни Розалин — это был голос демона.
Я закричал, крепче сжал свой перочинный нож и замахал им в ночном воздухе. Демон напал на меня и схватил мою шею. Он вонзил свои острые клыки в мою кожу, и всё вокруг расплылось во мраке…
Я проснулся в холодном поту и сел в кровати. Ворона каркала снаружи; я слышал, как вдалеке играют дети. Солнечные лучи пятнами пестрели на моём покрывале, поднос с обедом стоял на письменном столе. Это был дневной свет. Это была моя собственная кровать.
Сон. Я помнил похороны, возвращение из церкви, помню своё истощение, когда я медленно поднимался по лестнице в спальню. Только что это был сон, результат слишком сильных переживаний и возбуждения сегодня. "Сон", — снова повторил я, внушая сердцу перестать усиленно биться. Я сделал большой глоток воды прямо из графина, стоявшего на прикроватной тумбе. Мой мозг медленно успокаивался, но сердце продолжало скакать, и мои руки всё ещё были холодными и влажными. Потому что это был не сон, по крайней мере, он был совсем непохож на любой другой сон, который я когда-либо видел. Было похоже, будто демоны вторглись в моё сознание, и я уже больше не был уверен, что считать настоящим и каким мыслям доверять.
Я встал, пытаясь вытряхнуть кошмар из головы, и побрёл вниз. Я выбрал такой путь, чтобы не пересечься с Корделией на кухне. Она действительно хорошо заботилась обо мне, точно так же как и когда я был ребёнком, скорбеющим по своей матери, но что-то в её бдительном взгляде действовало мне на нервы. Я знал, что она слышала, как я звал Кэтрин, и я горячо надеялся, что она не сплетничала об этом со слугами.
Я зашёл в кабинет отца и окинул взглядом его полки, снова обнаружив себя рядом с книгами Шекспира. Казалось, что суббота была целую жизнь назад. И всё же, свеча в серебряном подсвечнике находилась точно там же, где мы с Кэтрин оставили её, и "Тайны Мистик Фоллс" всё ещё лежали на стуле. Если бы я закрыл глаза, то почти почувствовал бы запах лимона.
Я выбросил эту мысль из головы и торопливо выдернул с полки томик "Макбет", пьесы о ревности и любви, предательстве и смерти, которая подходила к моему настроению идеально.
Я заставил себя сесть в кожаное кресло и смотреть на слова, заставил себя переворачивать страницы. Может, это то, что мне нужно, чтобы отдохнуть от моей жизни. Если я буду продолжать заставлять себя делать что-то, может быть в конце концов преодолею чувство вины, грусть и страх, которые я несу с тех пор, как Розалин умерла.
В этот момент кто-то постучал в дверь.
— Отца здесь нет, — отозвался я, надеясь, что этот человек, кто бы он ни был, уйдёт.
— Сэр Стефан? — послышался голос Альфреда. — К вам гость.
— Нет, спасибо, — возразил я. Скорее всего, это снова был шериф Форбс. Он уже приходил четыре или пять раз, разговаривал с Деймоном и отцом. До этого времени я старался избегать таких посещений. Я не мог вынести мысли о том, чтобы сказать ему — сказать кому-либо — где я был во время нападения.
— Посетитель весьма настойчив, — продолжил Альфред.
— Прямо как ты, — пробормотал я со вздохом, пока шёл открывать дверь.
— Она в гостиной, — сказал Альфред, поворачиваясь на пятках.
— Подожди! — воскликнул я. Она. Могла ли это быть…Кэтрин?
Сердце учащённо забилось, несмотря на мои старания сохранять спокойствие.
— Да, сэр? — переспросил Альфред, остановившись на половине шага.
— Я буду там.
Я лихорадочно умыл лицо водой из чаши в углу и мокрыми руками пригладил волосы назад, убрав их со лба. Мои глаза всё ещё были припухшими, лопнувшие сосуды расходились по ним тонкими красными линиями, но я больше ничего не мог сделать со своим внешним видом, не говоря уже о внутренних чувствах.
Я целеустремлённо зашагал в гостиную. На мгновение моё сердце упало в разочаровании. Вместо Кэтрин на красном вельветовом стуле в углу сидела её служанка, Эмили. У неё на коленях стояла корзина с цветами, а сама она держала в руке маргаритку, наслаждаясь её ароматом, будто для неё в мире не было никаких забот.
— Здравствуй, — сказал я формально, уже придумывая оправдывающую меня причину вежливо уйти.
— Мистер Сальваторе, — Эмили встала и присела в полу-реверансе. На ней было простое белое открытое платье и шляпка без полей, её тёмная кожа была ровной и без морщин.
— Моя госпожа и я присоединяемся к твоей скорби. Она попросила, чтобы я передала тебе это, — сказала она, отдавая мне корзину.
— Спасибо, — я взял корзину, рассеяно поднёс веточку сирени к носу и вдохнул.
— Я бы использовала их в вашем лечении вместо бесполезных отваров Корделии.
— Как ты узнала об этом? — удивился я.
— Слуги болтают. Но я боюсь, что чем бы ни кормила вас Корделия, это приносит вам больше вреда, чем пользы. — Она вытянула из корзины несколько цветков, сплетая их в букет. — Маргаритки, магнолии и дицентра помогут вам исцелиться.
— И фиалки для размышлений? — спросил я, вспоминая цитату из шекспировского "Гамлета". Как только я сказал это, я понял, насколько нелепым было это высказывание. Как необразованная девушка-горничная могла знать, о чём я говорю? Но Эмили просто улыбнулась.
— Никаких фиалок, несмотря на то, что моя госпожа упоминала о вашей любви к Шекспиру.
Она потянулась к корзине, отломила веточку сирени и осторожно просунула в петлю для пуговицы на моём жилете.
Я поднял корзину и вдохнул. Пахло цветами, но было и что-то ещё: опьяняющий аромат, который я ощущал только рядом с Кэтрин. Я вдохнул снова, чувствуя смущение, и тьма нескольких прошедших дней постепенно отступала.
— Я знаю, всё, что сейчас происходит, очень странно, — продолжила Эмили, выводя меня из задумчивости, — но моя госпожа лишь желает вам всего наилучшего.
Она кивнула головой в сторону дивана, как бы приглашая меня сесть. Я послушно сел и стал рассматривать её. Она была необыкновенно красивой и держала себя с такой грацией, какой я никогда раньше не видел. Её движения и манеры были такими неторопливыми, что при взгляде на неё казалось, что наблюдаешь за ожившей картиной.
— Она хотела бы увидеться с вами, — сказала Эмили через мгновение.
В ту же секунду, как эти слова слетели с её губ, я понял, что этому никогда не бывать. Пока я сидел там, в дневном свете гостиной с другим человеком вместо того, чтобы потеряться в собственных мыслях, всё стало на свои места. Я был вдовцом, и моим долгом на тот момент был траур по Розалин, а не по школьным фантазиям о любви с Кэтрин. Кроме того, она была прелестной сироткой без друзей или связей. Это никогда не сработало бы — никогда и не могло сработать.
— Я виделся с ней. На похоронах…Розалин, — сказал я сухо.
— Это был едва ли светский визит, — обратила внимание Эмили.
— Она хочет увидеть Вас. Где-нибудь наедине. Когда вы готовы, — быстро добавила она.
Я знал, что должен сказать единственную вещь, которую надлежало сказать, но слова трудно было сформулировать.
— Посмотрим, но в моём сегодняшнем состоянии, боюсь, я, вероятно, не расположен идти на прогулку. Пожалуйста, передай своей госпоже мои извинения, даже если она не захочет общаться. Я знаю, Деймон пойдёт с ней, куда бы она ни пожелала, — сказал я, слова тяжелели на моём языке.
— Да. Она весьма любит Деймона, — Эмили подобрала юбки и встала. Я тоже встал и почувствовал, что, хотя я был выше её на голову, она была каким-то образом сильнее меня. Это было необычное, но в целом неприятное чувство.
— Но ты не можешь сопротивляться настоящей любви.
С этими словами она вышла за дверь и пошла на другую сторону поместья, маргаритки в её волосах рассыпали свои лепестки по ветру.
Глава 12 Часть 1
Я не совсем уверен, был ли это свежий воздух иди действие цветов Эмили, но я хорошо спал той ночью. На следующее утро я проснулся в ярких лучах солнца, разлившихся по комнате, и впервые после смерти Розалин не стал пить надоевшие зелья Корделии, оставленные на прикроватной тумбочке. Аромат корицы и яиц доносился с кухни, и я услышал фырканье лошадей, которых на улице запрягал Альфред. На секунду я почувствовал возбуждение от возможного зарождающегося намёка на счастье.
— Стефан! — прогудел мой отец по другую сторону двери, слегка постучав три раза своей прогулочной тростью или хлыстом для верховой езды. Без малейшего труда я вспомнил всё, что происходило на прошедшей неделе, и моё недомогание вернулось в прежнее состояние.
Я сохранял безмолвие, надеясь, что он просто уйдёт. Но вместо этого он распахнул незапертую дверь. Он был одет в штаны для верховой езды, в руках держал хлыст, с улыбкой на лице и лиловым цветком на отвороте пиджака. Он был ни симпатичным, ни ароматным; вообще-то, он выглядел, как одна из трав Корделии, сорванных в квартале слуг.
— Мы едем кататься, — объявил отец, распахивая ставни. Я зажмурил глаза от слепящего света. Мир всегда был таким ярким?
— В комнате нужно прибраться, а тебе, мой мальчик, нужно солнце.
— Но я должен уделить внимание своим занятиям, — сказал я, бессильно махнув рукой в сторону открытого томика "Макбет" на моём столе.
Отец взял книгу и закрыл её с исчерпывающим хлопком.
— Мне нужно поговорить с тобой и Деймоном вдалеке от любопытных ушей, — он с подозрением оглядел комнату. Я проследил за его пытливым взглядом, но не заметил ничего особенного, кроме коллекции грязных тарелок, которые Корделия ещё не вымыла.
Словно по сигналу, в комнату вошёл Деймон, одетый в горчичного цвета брюки и свою серую конфедератскую куртку.
— Отец! — Деймон закатил глаза. — Только не говори мне, что ты опять про свои бредни о демонах.
— Это не бредни! — зарычал отец. — Стефан, я жду тебя и твоего брата в конюшне.
Отец повернулся на пятках и широкими шагами вышел из комнаты. Деймон тряхнул головой и последовал за ним, оставляя меня переодеться.
Я одел весь мой выездной костюм — серую безрукавку и коричневые брюки — и вздохнул, будучи неуверен, хватит ли у меня сил ехать верхом или выдержать ещё один марафон в виде порции стычек между моим братом и отцом. Когда я открыл дверь, то обнаружил ожидающего меня Деймона у подножия кривой лестницы.
— Чувствуешь себя лучше, брат? — спросил Деймон, когда мы вышли из дома и вместе пересекали лужайку.
Я кивнул, в это же самое время заметив пятно под ивовым деревом, где я нашёл Розалин. Трава была высокой и ярко-зелёной, белки носились по узловатым стволам деревьев, чирикали воробьи, а наклонившиеся ветви плакучей ивы выглядели пышными и полными надежд. Не было и намёка на то, что что-нибудь было неладно здесь.
Поделиться книгой: