Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940-1941

После выхода флота 7 апреля в главном штабе вермахта с напряжением следили за движением кораблей. Вражеская авиаразведка в первой половине дня 7 апреля, кажется, не узнала немецкое соединение ни по его составу, ни по намерениям. Одна английская подводная лодка обнаружила только «Хиппер» с эсминцами. Еще 8 апреля утром наблюдение за вражеским радиообменом не дало никакого предлога заподозрить начало английской операции против Норвегии. Предлога не было бы даже в том случае, если бы военно-морское командование было осторожнее и немедленно докладывало командующему флотом о каждом сообщении, которое хоть как-то можно было использовать. Вечером того же дня у Верховного командования вермахта имелось только донесение о коротком соприкосновении «Бернда фон Арнима» с «Глоувэмом», из которого нельзя было сделать каких-либо выводов. Английское предупреждение о минах и сообщение о постановке английских мин в норвежских территориальных водах сначала считали дезинформацией, а сообщения германского консула в Тронхейме и германского морского атташе в Осло о том, что минные поля существуют, принимались с оговоркой. Разумеется, тот факт, что Англия предприняла такое серьезное военное действие в нейтральном фарватере, был максимально желателен для оправдания немецкой операции. Также оказалось, что мнение главнокомандующего военно-морским флотом, что разрядка ситуации в Северной Европе не наступила после окончания русско-финской войны, кажется, было верным по сравнению с иными точками зрения даже среди высшего руководства вермахта, хотя еще не было установлено точных признаков того, что постановка мин связана с английской высадкой в Норвегии. Даже когда 8 апреля выяснилось, что несколько мощных британских подразделений вышло в море, главный штаб вермахта не имел точной картины вражеских намерений. Однако неприятности уже начались: из-за потопления транспортного парохода «Рио-де-Жанейро» и танкера «Посидония» на южнонорвежском побережье польской или английской подводной лодкой операция была демаскирована. На этих судах находились грузы военной авиации и армии, а норвежский главный морской штаб уже подтвердил потопление. Необходимо было считаться с английскими контрмерами на 9 апреля; под вопросом оказалась возможность немецких групп военных кораблей своевременно достигнуть норвежских гаваней. До этого дня намерения союзников оставались скрытыми от командования вермахта.

9 апреля уже в 9 часов 55 минут из резюмирующего донесения XXI группы стало очевидно, что высадка до Кристиансанна и Осло в Норвегии и Дании шла запланированным ходом. Вечернее сообщение в 19 часов 30 минут свидетельствовало: «Захват Норвегии и Дании проведен согласно поставленной задаче». Это слишком обобщенное и упрощенное донесение вызвало в штаб-квартире фюрера ошибочное впечатление, будто битва уже выиграна, и дало повод Гитлеру в беседе с Розенбергом о политическом положении двусмысленно и безосновательно высказаться: «Также как в 1866 году возникла империя Бисмарка, сегодня возникнет великая Германская империя». Тем не менее в командовании вермахта не сомневались, что кризисный пункт операции после окончания этой первой фазы еще не пройден. 10 апреля в полдень главнокомандующий военно-морским флотом в докладе Гитлеру, резюмируя достигнутые результаты, констатировал, что ситуация в Норвегии является непрозрачной из-за одновременной британской операции по минированию и спланированного последующего захвата норвежских гаваней. Вывод о британских намерениях был сделан на основании донесений авиаразведки. Поход и десантные операции могли быть охарактеризованы все же как удавшиеся, в то время как марш-отход военно-морских сил следует рассматривать как самую трудную часть операции, с наибольшими потерями. Действительно, хотя первые сообщения о нападении англичан на Нарвик к этому времени уже поступили, положение у Тронхейма и Бергена оставалось невыясненным. Операционные штабы вермахта, в частности штабы военно-морского флота, озабоченно следили за начатым в таких обстоятельствах марш-отходом флота.

Согласно операционному плану после выполнения задачи по высадке военно-морское командование было нацелено как можно быстрее отвести надводные вооруженные силы в родные воды, чтобы иметь их в распоряжении для последующих операций, после восстанавливать их боеготовность. На основании донесений командование флотом оценило ущерб, нанесенный боеготовности линкоров после сражения с «Ринауном», и решило в крайнем случае передислоцировать один линкор, если он не сможет прорваться на родину, для обороны Нарвика. Там корабль, наверное, подвергся бы атаке вражеской военной авиации и не смог бы полностью восстановить свою боеготовность, так что такое решение практически равнялось потере корабля.

К счастью, опасение военно-морского командования оказалось беспредметным. Командующему флотом в течение второй половины дня 9 апреля поступали отдельные донесения и в 18 часов 24 минуты — резюмирующая оперативная сводка командования морской группы «Запад» об удавшейся высадке на берег. Тем не менее ему было также известно, что — за одним исключением — танкеры не прибыли в Нарвик и Тронхейм, так что планомерный марш-отход эсминцев был поставлен под сомнение.

Опасения, вызванные повреждениями «Хиппера», развеяла радиограмма, посланная в 19 часов 7 минут, в которой ясно сообщалось о готовности крейсера и двух эсминцев к выходу 10 апреля. Все же командующий флотом решил вечером 9 апреля не терять времени в ожидании 1-й или 2-й групп, так как они из-за недостатка горючего не повлияли бы на существенное повышение боевой мощи, однако должны были вызвать, пожалуй, нападение одной из двух групп вражеских военных кораблей, замеченных в море. Поэтому марш-отход должен был проводиться таким образом, чтобы линкоры ушли далеко на запад и в ночь с 11 на 12 апреля прорвались с северо-запада мимо Шетландских островов в Северное море. По запросу командования группы «Запад» о местонахождении, намерениях и боевых потерях 10 апреля в 12 часов с «Шарнхорста» стартовал бортовой самолет (у крайней границы дальности действия) в Тронхейм с приказом через три часа после старта отправить радиограмму командующего флотом: «Группе «Запад»: местонахождение западнее 6°, севернее 68°. Срок — ночь на 12-е. Прорыв вблизи Шетландских островов с северо-запада, Направить «Хиппер» на восток». Тем не менее, прежде, чем эта радиограмма, отправленная в 16 часов, смогла достичь получателя, поступил следующий приказ: «Радиограмма 1500 от группы «Запад» для всех: все готовые к выходу крейсеры, эсминцы и торпедные катера выходят сегодня ночью. Нарвикские эсминцы собираются у командующего флотом. «Хипперу» с тремя эсминцами из-за ограничения скорости линкоров до 25 морских миль прорываться в случае необходимости самостоятельно после пополнения горючим в море. На базу «Север» не идти. Сообщать о намерениях командующему разведывательными вооруженными силами и «Хипперу». Теперь командующий флотом на высокой скорости держал курс на указанное в приказе место встречи и тем не менее получил по радио в приказе группы «Запад» в 22 часа 38 минут, отменившем место встречи, полную свободу действий для предусмотренного вида отхода. Из донесений, поступавших в течение первой половины следующего дня, вице-адмирал Лютьенс сделал вывод, что главная зона действий английских военно-морских сил лежала в районе между Тронхеймом и Лофотенскими островами, где также находился английский авианосец «Фюриес». Следовательно, для беспрепятственного отхода сложились особенно благоприятные условия. Ночью на 12 апреля при плотной облачности, дожде и вследствие этого незначительной видимости удалось прорваться в Северное море без контакта с противником. В 6 часов 20 минут с «Шарнхорста» был запущен второй бортовой самолет для разведки обратного пути, без инцидентов он приземлился в Нордемейе. В 8 часов 30 минут в поле зрения появился «Хиппер»; через два с половиной часа корабли шли в Яде в сопровождении эсминцев «Бейтцен» и «Шёман» в качестве защиты от подводных лодок и вошли туда в 20 часов. Английские эскадрильи бомбардировщиков, которые были направлены самолетами-разведчиками на это соединение кораблей, не обнаружили его.

Командир тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер» на основании приказа, поступившего во второй половине дня 10 апреля от командования военно-морской группы, несмотря на трудное положение с топливом, принял решение прорываться и в тот же самый день в 22 часа в сопровождении только эсминца «Экольдт» вышел из Тронхейма по трудному фарватеру Рамсё-фьорда. На обратном пути по ошибке была атакована своя подводная лодка. Так как перед побережьем из-за шторма эсминец не мог поддерживать высокую скорость, необходимую для прорыва, 11 апреля утром в 2 часа 50 минут он был возвращен в Тронхейм. В ночь на 12 апреля «Хиппер» на скорости 29 морских миль прошел Шетландский пролив, неоднократно уклоняясь от встреч с кораблями, о которых сообщала радиолокационная станция. В первой половине следующего дня, послав радиограмму, «Хиппер» пристал как замыкающий корабль к соединению линкоров; для прикрытия с воздуха был запущен бортовой самолет. По прибытии в Яде крейсер имел лишь 123 тонны топлива, которого хватило бы не больше чем на два с половиной часа полного хода.

Эсминцы «Экольд» и «Хейнеман» вышли из Тронхейма в обратный путь 14 апреля. После нападения двух английских самолетов, которое оказалось безрезультатным, эсминцы 16 апреля в полдень снова вошли в Везермюнде и соответственно Вильгельмсхафен. После временного ремонта 10 мая в Вильгельмсхафен возвратился эсминец «Якоби», а 10 июня «Ридель».

Когда линкоры с «Хиппером» вошли в Вильгельмсхафен, их встретил на «Кёльне» командующий разведывательными вооруженными силами. Его соединение после высадки армейских групп в Бергене, вопреки небезопасному положению на суше и на море, еще вечером 9 апреля начало отход с «Кёльном» и обоими торпедными катерами — «Леопардом» и «Вольфом». Тем не менее «Карл Петерс», согласно операционному плану, остался в Бергене с 1-й флотилией быстроходных катеров. Крейсер «Кенигсберг» из-за артиллерийских пробоин был ограничен в скорости до 24 морских миль; контр-адмирал Шмундт решил оставить крейсер в Бергене вплоть до восстановления полной готовности к выходу, так как из-за низкой скорости он стал бы обузой соединению на обратном пути ввиду возможного нахождения перед гаванью вражеских военно-морских сил. Кроме того, «Кенигсберг» мог поддержать оборону порта Берген, а также еще не готовый к морскому плаванию учебный артиллерийский катер «Бремзе». Командующий разведывательными вооруженными силами не изменил свои намерения, когда в 19 часов произошел налет на корабли шести бомбардировщиков «Виккерс-Веллингтон», который привел только к людским потерям на «Кёльне». Бортовой самолет с «Кенигсберга» сообщил в ходе двух разведывательных полетов о том, что морской район не занят противником. В 20 часов при безоблачном небе и хорошей видимости в море вышли «Кёльн», «Леопард» и «Вольф». Устройства защиты носовой части неоднократно срезали мины, которые в ранние утренние часы поставил норвежский миноукладчик «Тир». Три самолета несколько раз безуспешно атаковали корабли. Так как вражеская авиаразведка засекла соединение, командующий разведывательными вооруженными силами ушел в узкий Маурангер-фьорд вблизи Хардангера, где корабли надежно укрылись от наблюдения самолетов 10 апреля. «Кенигсберг», еще стоявший в Бергене, в 8 часов во время нападения двенадцати английских пикирующих бомбардировщиков получил два прямых попадания, выгорел и в 11 часов опрокинулся у набережной. К счастью, людские потери были незначительными. Команду «Кенигсберга» задействовали для ввода в эксплуатацию норвежских береговых батарей у Бергена.

В 16 часов 45 минут командование морской группы «Запад» передало: «Приказ на выход сегодня ночью для всех боеготовых крейсеров, эсминцев, торпедных катеров. О намерениях сообщать командующему разведывательными вооруженными силами». Так как планы не изменились, контр-адмирал Шмундт отказался от радиограммы и в 18 часов 45 минут на высокой скорости продолжил марш, который проходил без инцидентов. 11 апреля в 5 часов 45 минут соединение было принято эсминцами «Шёман» и «Бейтцен», которые проводили его в Яде, куда корабли прибыли в 17 часов при плотном прикрытии с воздуха.

9 апреля в 19 часов «Карлсруэ» вместе с «Лухсом», «Грейфом» и «Зееадлером» в качестве защиты от подводных лодок начали отход из Кристиансанна в Киль. После выхода в открытое море корабли шли со скоростью 21 морская миля зигзагообразным курсом. В 19 часов 58 минут английская подводная лодка «Труэнт» четырехкратно выстрелила с правого борта в «Карлсруэ». Трассы движения торпед были замечены, и обе машины пущены в полную силу. И все же одна торпеда попала в корпус корабля. Обе машины и руль, а также все водоотливные установки и дымовые приборы вышли из строя. Корабль получил крен 12° на правый борт и постепенно погружался. Угроза атак с подводной лодки неоднократно повторялась и по приказу командира команда в промежутке между 20 часами 45 минутами и 21 часом 10 минутами перешла на «Лухс» и «Зееадлер», которые ушли в Киль. Около 22 часов 30 минут «Карлсруэ» погрузился вплоть до юта, и был отдан приказ затопить корабль двумя торпедными выстрелами с «Грейфа».

В 22 часа 50 минут «Карлсруэ» затонул, погружаясь на правый борт.

Из группы «Осло» 10 апреля с флотилией катеров-тральщиков в Осло пришел «Эмден» и сначала остался там. «Лютцов» должен был пройти ремонт в Киле для ведения войны в Атлантике; военно-морское руководство оговорило это, а также одновременные операции вспомогательных крейсеров 16-го и 36-го после отступления британских военно-морских сил и освобождения от войны в Северном море. Поэтому вечером 10 апреля крейсер, согласно приказу, начал отход из Хортена в Киль на высокой скорости через западный Скагеррак на юг, чтобы ускользнуть от вражеских подводных лодок у шведского побережья. 11 апреля в 1 час 29 минут английская подводная лодка «Спиэфиш» поразила «Лютцов» торпедой в корму, вследствие чего отказали оба винта и руль, а потерявший маневренность корабль двигался под ветром на юго-запад на Скаген. Ночь была звездной; большая транспортная лодка — как единственная защита от подводных лодок — курсировала вокруг корабля, который шел с глубоко погруженной кормой, где находилось 1300 тонн воды. Только в 5 часов утра пришли катера 17-й противолодочной флотилии и 19-й флотилии тральщиков. 600 человек личного состава были приняты и доставлены в Фредериксхавн на сушу; три катера взяли «Лютцов» на буксир и провели корабль, который застрял в фарватере Лесё, на малой скорости через Бельт. 13 апреля во второй половине дня буксировщики вошли в Киль.

В то время как из Тронхейма, Бергена, Кристиансанна и Осло части надводных вооруженных сил сумели возвратиться, десяти эсминцам из Нарвика не суждено было вновь увидеть родину. Для командира эсминцев предусмотренный в операционном приказе безотлагательный отход был выполним, только если бы оба танкера, отправленные из Нарвика, прибыли в место назначения согласно плану. В Нарвик с последними остатками топлива прибыл не только «Эрих Гизе», остальные эсминцы также почти израсходовали свои запасы в штормовом походе. Каждому эсминцу требовалось примерно по 600 тонн горючего. Танкер «Ян Веллем» с 12 000 тонн топлива, продовольствия и оборудования для подводных лодок вышел из базы «Север» и, согласно плану, вечером 8 апреля прибыл в Нарвик. Небольшой пароход-танкер «Каттегат» (8000 т) не был в порту, и уже 9 апреля в 11 часов 45 минут командование военно-морской группы «Запад» было вынуждено сообщить командиру отряда эсминцев о том, что на него нельзя больше рассчитывать. Тем не менее находящихся на «Яне Веллеме» запасов топлива было достаточно для заправки всех эсминцев, если на одну треть принималось дизельное топливо. Однако указанный последний срок (вечер 9 апреля) был поставлен под сомнение для всех эсминцев, так как заправка топливом занимала очень много времени и соответственно только два эсминца могли быть заправлены за 7–8 часов. Так как выгрузка с судна армейских частей на транспортные лодки и безрезультатный поиск норвежских береговых укреплений потребовали больше времени, чем было предусмотрено, передача топлива была начата без оглядки на состояние машин тех эсминцев, которые первыми справились с высадкой войск. Таким образом, 9 апреля в 24 часа только командный эсминец «Вильгельм Хейдкамп» был полностью работоспособным, «Бернд фон Арним» и «Георг Тиле» хотя и были заправлены топливом, однако мощность их машин оставалась ограниченной. Кажется, что командир эсминцев с самого начала стремился снова выйти со своим соединением в полном составе, чтобы быть готовым преодолеть вражеское сопротивление. Во всяком случае, предположение коммодора Бонте, «что командующий флотом начнет отход не ночью 9 апреля с двумя эсминцами, а будет ждать до ночи 10 апреля оставшиеся эсминцы», не совпадало с точкой зрения вице-адмирала Лютьенса, который решился на раздельный отход групп. Кроме того, продолжавшиеся запросы командования морской группы «Запад», адресованные командиру отряда эсминцев, показывают, что те также стремились к попарному выходу из Нарвика для защиты линкоров.

Вечером 9 апреля командир эсминцев оценил положение в Нарвике следующим образом: необходимо считаться с вероятностью английской контратаки по уничтожению немецких эсминцев; поэтому высадка невозможна. Отсутствие в Офот-фьорде береговой обороны батарей уменьшало опасность скрытого проникновения. «С другой стороны, — так дословно сообщается в журнале боевых действий командира отряда эсминцев, — стоящие на внутренних позициях подводные лодки образуют превосходную защиту. Они своевременно сообщат о прибывающих вооруженных силах противника и, наверное, нанесут им тяжелый ущерб. Возможно, подводные лодки полностью расстроят нашу попытку проникнуть во фьорд». Однако это была серьезная недооценка мощности подводных лодок, и она должна была повлечь за собой тяжелые последствия. Чтобы избежать скопления целей в порту Нарвик ввиду опасности воздушных полетов, командир 1-й флотилии эсминцев с «Георгом Тиле» и «Берндом фон Арнимом» вошел в Балланген-фьорд, командир 4-й флотилии эсминцев с «Вольфгангом Ценкером», «Эрихом Гизе», «Эрихом Кёльнером» — в Херьянгс-фьорд. Командир 3-й флотилии эсминцев получил распоряжение с одним из своих эсминцев защищать вход в залив Нарвик.

Нет сомнения в том, что при учреждении этой службы наблюдения вследствие неясности были допущены роковые ошибки. Должен ли сторожевой эсминец быть на ходу, стоять на якоре перед входом в порт или далее на запад в Офот-фьорде, должна ли была служба наблюдения заканчиваться с рассветом или продолжаться долее, — все это, очевидно, не было оговорено достаточно ясно. То, что командир 3-й флотилии эсминцев, который более правильно оценил положение, дважды самостоятельно выходил за рамки данного приказа, только подтверждает неясность приказных отношений.

10 апреля в 5 часов 20 минут с рассветом «Дитер фон Рёдер», который вел патрулирование поблизости от гавани, не дождавшись смены, пошел в Нарвик, где кроме 25 торговых судов стояли эсминцы «Герман Кюнне» и «Ганс Людеман», которые по обе стороны от «Яна Веллема» заправлялись топливом. Там же находился эсминец «Антон Шмитт» из 3-й флотилии. Головной корабль коммодора Бонте «Вильгельм Хейдкамп» также стоял на якоре глубоко в гавани. Все пять эсминцев ускоренно готовились к выходу.

В сумерках при снежной вьюге видимость была очень плохой — от 100 до 1000 м, когда около 5 часов 30 минут бы дан сигнал тревоги. Через несколько секунд торпеда попала в кормовой отсек «Вильгельма Хейдкампа» с боеприпасами, вследствие чего корма была снесена. Погиб коммодор Бонте. Вскоре после этого «Антон Шмитт» также получил две торпедные пробоины, раскололся и быстро затонул. Следующие торпеды попали в торговые суда или взорвались на берегу. Из-за плохой погоды противника видно не было, так что сначала предположили, что это налет авиации, и стали вести заградительный огонь из зенитного оружия. Наконец «Дитер фон Рёдер» сумел распознать дульный огонь перед входом в порт и разглядеть силуэт эсминца, который на залп «Рёдера» ответил сильным огнем. «Рёдер» пустил восемь торпед по направлению к входу в порт, однако безуспешно; вскоре после этого несколько снарядов попали в нефтяные бункеры, третье орудие и носовую часть корабля. Вспыхнул сильный пожар, рулевое устройство отказало, и командир с большим трудом привел эсминец к почтовой пристани. «Ганс Людеман» также получил две пробоины, «Герман Кюнне» примерно на час потерял ход, вследствие ударной волны от торпедного попадания в «Антона Шмитта», который находился на удалении только 40 метров.

Положение в гавани Нарвика утром 10 апреля 1940 г. По эскизу в дневнике боевых действий командира эсминцев, напечатанном в серии «Тактика командования военно-морских сил», № 8 Цифры передают часовое время по немецкому летнему времени. Торговые суда не указаны. DR — «Дитер фон Рёдер», HL — «Ганс Людеман», НК — «Герман Кюнне», AS — «Антон Шмитт», WH — «Вильгельм Хейдкамп», JW — «Ян Веллем»

Немедленно после поступления сигнала тревоги с «Ганса Людемана» начальник 4-й флотилии эсминцев во Херьянгс-фьорде приказал сняться с якоря и вместе с «Вольфгангом Ценкером», «Эрихом Кёльнером» и «Эрихом Гизе» пошел на Нарвик. Находящиеся в Балланген-фьорде. «Георг Тиле» и «Бернд фон Арним» дожидались конца сильного снежного шквала, после чего вышли в Офот-фьорд. В 6 часов 50 минут в поле их зрения появилось соединение английских кораблей, которые на высокой скорости продвигались на запад. Это была 2-я английская флотилия эсминцев под командованием капитана Варбуртона-Ли с эсминцами «Хэрди» (головной корабль), «Хантер», «Хотспур», «Хостил» и «Хэйвок», которые провели энергичное нападение на Нарвик. В 6 часов 57 минут «Георг Тиле» и «Бернд фон Арним» открыли огонь по английскому командному эсминцу, который вскоре загорелся, отклонился от курса и сел на мель у южного берега. Английский командующий погиб во время этого боя. Второй английский эсминец («Хотспур») был подожжен. Между тем подошла 4-я флотилия эсминцев. Завязался скоротечный бой с резкой переменой курсов. В завершающей части этого боя английский эсминец «Хантер» получил несколько артиллерийских пробоин, потерял маневренность, был протаранен кораблем, шедшим сзади, после чего сразу затонул. Оставшихся в живых 60 моряков приняли немецкие эсминцы. Вышедшие английские эсминцы натолкнулись в западной части Офот-фьорда на идущий в Нарвик немецкий пароход снабжения «Рауенфельс», который в конце концов артиллерийским огнем уничтожил шедший с большими повреждениями «Хэйвок». В это время немецкие эсминцы с последними запасами топлива снова возвратились в Нарвик и в 8 часов 15 минут стали на якорь перед гаванью. Первый бой эсминцев перед Нарвиком был закончен. Из десяти — немецких эсминцев два были уничтожены, два оказались не способны к плаванию, три других были повреждены, и только «Вольфганг Ценкер», «Эрих Гизе» и «Эрих Кёльнер» оставались полностью боеспособными. Руководство перешло к командиру 4-й флотилии эсминцев капитану второго ранга Бею.

В 14 часов 6 минут от командования морской группы «Запад» снова поступил приказ полностью заправить готовые к выходу эсминцы, через полтора часа пришел приказ на выход, и, наконец, в 18 часов 12 минут на запрос, нужно ли выходить с двумя готовыми к выходу эсминцами («Кёльнер» мог быть заправлен не раньше 1 часа ночи), поступило ясное распоряжение: «Командиру 4-й флотилии эсминцев: «Ценкер» и «Гизе» выходят с командиром сегодня по наступлении темноты». В 20 часов 40 минут в соответствии с этим распоряжением капитан второго ранга Бей с «Вольфгангом Ценкером» и «Эрихом Гизе» вышел из Нарвика в опускающихся сумерках и при очень хорошей видимости. В 22 часа 5 минут на широте Транё с восточной стороны был обнаружен вражеский эсминец, который шел, очевидно, тем же самым курсом. Вскоре после этого был замечен корабль, который определили как крейсер. Наконец, с западной стороны пролива Транё появился еще один эсминец. Удаление сократилось до 40 морских миль. Командир 4-й флотилии эсминцев больше не рассчитывал на перспективы прорыва светлой ночью, решил в тумане возвратиться в Нарвик. Приказ командования морской группы идти на прорыв при любых обстоятельствах поступил слишком поздно.

11 апреля в полдень четыре эсминца («Ценкер», «Кёльнер», «Людеман», «Кюнне») сообщили о полной готовности к выходу, тем не менее командир 4-й флотилии эсминцев думал, что должен отказаться от отхода, и в 12 часов 11 минут послал командованию морской группы «Запад» следующую радиограмму: «Выход эсминцев сегодня вечером невозможен так же, как и вчера. Считаю отход вблизи побережья невыгодным ввиду совместного контроля со стороны норвежцев и английских вооруженных сил». Не были предприняты никакие приготовления к прорыву с четырьмя эсминцами, хотя ночь на 12 апреля была непроглядной и потому благоприятной для операции. Таким образом была утрачена последняя возможность для отхода кораблей из Нарвика. Во время ночного патрулирования «Эрих Кёльнер» и «Вольфганг Ценкер» из-за соприкосновения с грунтом получили повреждения, которые значительно ограничили корабли в скорости. В 12 часов во второй половине дня командование морской группы «Запад» отдало приказ: «Полностью готовьте к выходу эсминцы должны использовать любую благоприятную возможность, особенно туманные ночи. Самая маленькая боевая единица — звено. «Нордмарк» и «Скагеррак» стоят на известных позициях». Командир 4-й флотилии эсминцев на основании этой радиограммы должен был также отказаться от выхода, так как через Вест-фьорд в короткую полярную ночь можно было пройти только при освещении, эсминцы оказались бы там перед сильными вражескими вооруженными силами. Вечером U-64 вошла в Нарвик и сообщила, что у входа в Вест-фьорд затемненные транспортные средства образовали прожекторное заграждение и район охраняется эсминцами. В 20 часов 5 минут девять английских самолетов безуспешно атаковали тесно стоявшие в гавани Нарвика эсминцы. Ночью обычную патрульную службу нес «Ганс Людеман», который сообщил по радио, что у Фрамнеса, Клейва и на обломках парохода «Бокенхейм» замечены временные маяки, по-видимому, для прохода вражеских сил. Эта радиограмма не была принята в Нарвике, напротив, поступило переданное командованием морских сил донесение авиаразведки о большом корабле с 7–8 эсминцами в Вест-фьорде. Это сообщение 13 апреля в 1 час 44 минуты получила 4-я флотилия эсминцев. Затем в 10 часов 10 минут поступило донесение командования группы, что во второй половине этого дня нужно ожидать в районе Нарвика нападения двух английских линкоров, одного авианосца и девяти эсминцев.

Первый бой эсминцев перед Нарвиком в первой половине дня 10 апреля 1940 г. По эскизу в дневнике боевых действий командира эсминцев, напечатанном в серии «Тактика командования военно-морских сил», № 8

Затем командир 4-й флотилии эсминцев отдал распоряжение использовать эсминец «Эрих Кёльнер», который был сильно ограничен в скорости, в качестве заградительной батареи вблизи Таарстада, а остальным эсминцам выйти и рассредоточиться по боковым фьордам, чтобы действовать двусторонним охватом подобно тому, что происходило 10 апреля. Последнее распоряжение еще не было выполнено, когда в 12 часов «Эрих Кёльнер» и ведомый эсминец «Герман Кюнне» примерно в трех морских милях от Таарстада увидели бортовой самолет с линкора «Уорспит» и через 10 минут на удалении 120 морских миль девять английских эсминцев и подняли тревогу. Затем «Эрих Кёльнер» подошел к южному побережью у Дьюпвика и, встав на якорь, в 13 часов 9 минут открыл огонь из всех бортовых орудий по самому первому английскому эсминцу. После шести залпов «Эрих Кёльнер» был обстрелян несколькими английскими эсминцами и вскоре так же сильно потрепан тяжелой артиллерией «Уорспита», получил несколько торпедных пробоин и затонул под вражеским огнем. Тем временем «Герман Кюнне» прошел перед вражеским соединением зигзагообразным курсом со скоростью 24 морские мили, безуспешно стараясь поставить дымовую завесу и лишить видимости противника, который не заметил бы выхода других эсминцев. Английское флотское соединение (отряд В) находилось под командованием вице-адмирала Уитворта и включало кроме флагманского корабля «Уорспит» четыре больших эсминца «Бедуин», «Пенджаб», «Эскимос», «Козэк», новый эсминец «Кимберли» и малые эсминцы «Икарус», «Херо», «Форестер» и «Фоксхаунд». В 12 часов 15 минут по сигналу тревоги «Ганс Людеман» в сопровождении «Вольфганга Ценкера» и «Бернда фон Арнима» вышел из Нарвика, в то время как «Георг Тиле» и «Эрих Гизе» еще не были под парами. В 13 часов три первых эсминца вошли в соприкосновение с противником, нанесли несколько артиллерийских пробоин английским эсминцам, которые тем не менее смогли быстро ликвидировать начавшиеся пожары. «Вольфганг Ценкер» попытался занять позицию напротив «Уорспита», чтобы провести торпедную атаку, но сильный оборонительный огонь заставил его сменить курс. Несколько пробоин от снарядов на английском эсминце «Пенджаб» разрушили его основной паропровод и заставили замолчать всю артиллерию.

Теперь в бой эсминцев вмешались английские самолеты-бомбардировщики, тем не менее разрывы бомб вплотную к эсминцам не вызвали никаких существенных потерь. Зенитные орудия сбили два самолета. Так как боеприпасов было немного, а противник все больше прижимал немецкие корабли к Херьянгс-фьорду, командир 4-й флотилии эсминцев в 13 часов 50 минут приказал уклониться в Ромбакен-фьорд. Этот приказ не достиг «Германа Кюнне», так что «Ганс Людеман», «Вольфганг Ценкер», «Бернд фон Арним» и «Георг Тиле» прошли за дымовой завесой до восточного окончания Ромбаксботтена. Эти эсминцы не получили пробоин; теперь же ввиду вражеского превосходства необходимо было подготовиться к их затоплению. «Ганс Людеман» и «Георг Тиле» поджидали противника у входа во фьорд в узком проходе Стрёммен, израсходовали оставшиеся снаряды и торпеды. «Георг Тиле» занял позицию у входа во фьорд так, чтобы препятствовать проходу и сделать возможным спасение экипажей трех других эсминцев. Его последняя торпеда, которую выпустил командир минно-торпедной боевой части, поразила английский эсминец «Эскимос», снеся его бак. Затем немецкие эсминцы были выведены на мель, были открыты вентили и взорваны глубинные бомбы, чтобы ускорить затопление. Экипажи выбрались на сушу, под обстрелом артиллерии и английских эсминцев, и ушли маршем по направлению к горной дороге. «Ганс Людеман», который затонул не сразу, был окончательно уничтожен около 17 часов, после обыска, торпедой с английского эсминца «Херо».

Второй бой эсминцев перед Нарвиком в середине дня 13 апреля 1940 г. По эскизу в дневнике боевых действий командира эсминцев, напечатанном в серии «Тактика командования вермахта», № 8

«Герман Кюнне» после израсходования боеприпасов был посажен на скалы и взорван в северной стороне Херьянгс-фьорда. «Эрих Гизе» пытался выйти из Нарвика только на одной машине, но вскоре вступил в сильный артиллерийский бой с шестью английскими эсминцами, поразил торпедой один эсминец, но и сам получил больше двадцати снарядов, так что в 14 часов 30 минут экипаж вынужден был покинуть горящий и тонущий корабль.

Последний не готовый к выходу эсминец «Дитер фон Рёдер» еще находился в Нарвике, и по нему нанес удар английский линкор «Уорспит» с группой эсминцев сопровождения. Из носового орудия «Рёдер» несколько раз попал в английский эсминец «Козэк», и тот сел на грунт в юго-западной части нарвикской бухты. На следующий день он был отбуксирован. После израсходования боеприпасов «Дитер фон Рёдер» был оперативно взорван, так как английский эсминец намеревался пойти на абордаж. Потерь при этом не было. Оставшиеся восемь немецких эсминцев были уничтожены у Нарвика в результате английского нападения 13 апреля. Их экипажи поступили под командование 3-й горнострелковой дивизии и продолжили борьбу на суше.

Трудно сделать заключительную оценку успешности использования эсминцев в Нарвике. Личная боевая готовность офицеров и команд, боевая дисциплина была выше всякой критики. Все ли возможности использовали, этот вопрос остается открытым. Задание было необычным и выполняться должно было в очень затрудненных условиях. Сама оперативная цель — высадка на берег усиленных горнострелковых полков — была достигнута; соединение эсминцев оказалось достаточно боеспособным, чтобы подавить местное норвежское сопротивление. Первый бой эсминцев перед Нарвиком, после первоначального успеха англичан, обусловленного внезапностью, протекал неблагоприятно для противника и привел к их большим потерям; второй бой эсминцев мог быть проведен немцами с лучшим результатом, если бы перед этим имелась возможность пополнить запасы боеприпасов и торпед, а также устранить несколько поломок в машинах. Немецкие эсминцы с самого начала вступили в борьбу с ограниченной боевой силой. Решение об отходе командование морской группы «Запад» вопреки острой необходимости предоставило — и, пожалуй, по праву — местному командующему. По этой причине координация отхода была невозможна, ее нельзя было добиться также из-за неполных разведывательных данных, быстро меняющейся ситуации и больших расстояний.

Вероятно, промежуточная оборонительная позиция линкоров перед Вест-фьордом облегчила бы командиру эсминцев принятие решения на прорыв, и все же линкоры оказались бы в опасной близости от вражеской морской авиации и вскоре были бы остановлены превосходящими тяжелыми военно-морскими силами. Отсутствовал опыт руководства общими операциями различных боевых групп на большом удалении. К тому же сотрудничество между надводными и подводными вооруженными силами было недостаточно скоординировано при подготовке в мирный период. О том, что коммодор Бонте не знал пределов мощности подводных лодок, уже говорилось. К тому же не была предпринята попытка использовать четыре-пять подводных лодок, которые 10 и 11 апреля находились перед Нарвиком, с тем чтобы они могли давать разведывательные донесения на запланированных курсах движения эсминцев. Попытка сотрудничества с дальними самолетами-разведчиками также не просматривается из мероприятий руководства эсминцев, а такое сотрудничество также должно было являться задачей командования морской группы «Запад». Лишь по опыту 10 апреля командир 4-й флотилии эсминцев попросил командующего подводными лодками отдать распоряжение 1-й группе субмарин сообщать открытым текстом о появившихся вражеских кораблях. Но даже это не оказалось эффективным. Утром 13 апреля U-51 пришла в Нарвик, чтобы пополнить запасы у «Яна Веллема» и передать армии ручное и автоматическое оружие. Когда поступила радиограмма о проникновении английских эсминцев, на U-51 предположили, что была дана воздушная тревога, лодка отошла от «Яна Веллема» и погрузилась на перископную глубину. 4-й флотилии эсминцев не удалось вызвать подводную лодку прожектором и подводными телеграфными сигналами побудить ее к выходу в море. Лодка легла на грунт и не приняла участия в бою.

После английского нападения 10 апреля утром и неудачной попытки прорвать оборону противника вечером того же дня начальник 4-й флотилии эсминцев утром 11 апреля обсудил ситуацию с командиром прибывшей в Нарвик U-46, капитан-лейтенантом Солером. Оказалось, что использование подводных лодок перед Нарвиком было менее продуктивным из-за коротких и светлых ночей, так что для зарядки аккумуляторов субмарин имелось всего несколько часов. Сильная противолодочная защита английских эсминцев беспрерывно засекала лодки и вынуждала держаться под водой. Когда, наконец, одна лодка приготовилась к торпедной атаке, все без исключения торпеды отказали. В ночь с 9 на 10 апреля погода на всем театре военных действий перед Нарвиком была настолько пасмурной, что ни одна из субмарин не заметила английскую флотилию эсминцев.

Если прежняя малая эффективность подводных лодок была определенным образом разъяснена и начальник 4-й флотилии эсминцев отныне мог правильно оценивать тактическую возможность субмарин, то фактический размер оперативной неудачи подлодок в норвежской операции был гораздо большим, чем к этому времени понимали в штабе командующего подводным флотом.

На основании первых донесений о вторжении английских военно-морских сил в гавань Нарвика немецкое военно-морское командование предписало, согласовав с командующим подводным флотом, из стоящих между Шетландами и Норвегией подводных лодок 5-й группы сразу четыре лодки (U-38, U-47, U-48, U-49) отправить в Ваагс-фьорд, а две лодки (U-50, U-52) на Тронхейм. С ненадежностью заградительных позиций на пути ожидаемых английских десантных транспортов пришлось мириться до тех пор, пока лодки 6-й группы не были поставлены в восточной части узкого прохода Шетланды — Норвегия. Уже стоящая перед Нарвиком 1-я группа подводных лодок получила приказ войти глубже в Вест-фьорд, чтобы иметь возможность контролировать вход в Нарвик.

Во время перехода в Нарвик подводные лодки 5-й группы неоднократно входили в контакт с противником, при этом два охраняемых транспортных парохода шли курсом на северо-восток, что позволило сделать вывод об английской высадке в Ваагс-фьорде. Когда 13 апреля стоящие в Вест-фьорде подводные лодки не сообщили о вторжении английских вооруженных сил в Офот-фьорд, не говоря уже о том, что не предотвратили его (хотя могли), военно-морское командование оценило положение перед Нарвиком как серьезное и дало командующему подводным флотом распоряжение отправить все большие и средние лодки в район Вест-фьорд — Ваагс-фьорд. Наконец, командование ВМС освободило последний оперативный резерв, предназначенный для операции «Гельб» (нападение на Запад), — готовые маленькие лодки U-17, U-23, U-24. Командующий подводным флотом возразил: подводные лодки, находящиеся в районе Тронхейма, включая Намс-фьорд и Ромсдаль-фьорд, должны были там же и оставаться, чтобы своевременно явиться на место в случае ожидавшихся английских высадок. Военно-морское командование взяло это в расчет уже на следующий день в изменившихся условиях. В качестве замены 3-й группы подводных лодок, использованной против предполагаемых мест высадки, только что высвобожденные U-17, U-23, U-24 были передислоцированы в Берген, где и оставались, не соприкасаясь с противником, до 25 апреля и затем ушли в район Шетландских островов.

Передислокация подводных лодок в районе Нарвика во внутреннюю часть фьордов привела к тому, что они получили возможности для ведения стрельбы, однако при 50–75 % отказов торпед лодки вследствие сильной обороны в тесных фьордах находились в опасности. Освещенность даже ночью в северных широтах и тихая ясная вода фьордов очень ограничивали возможность использования лодок. Непрерывная эффективная охота противника за субмаринами не давала лодкам возможности заряжать батареи. Согласно сообщению, поступившему от U-47, господствовали «условия обороны, как перед английскими основными опорными пунктами». И все же в ночь с 15 на 16 апреля в Ваагс-фьорде у Бигдена U-47 (капитан-лейтенант Прин) смогла на самом благоприятном удалении выпустить дважды по 4 торпеды по стоящим на якоре крейсерам и большим транспортным судам; тем не менее это было безрезультатно. Командующий подводными лодками не мог больше обеспечить субмаринам бесполезное и опасное пребывание во фьордах и 15 апреля приказал стоящим в Вест-фьорде подводным лодкам стать перед входом в гавань. 16 апреля соответствующие приказы получили лодки, стоящие в Ваагс-фьорде, Анд-фьорде и Ромсдаль-фьорде, а 18 апреля, наконец, и лодки, стоящие в Намсус-фьорде.

19 апреля U-47 во время отхода юго-западнее Вест-фьорда натолкнулась на английский линкор «Уорспит», шедший в сопровождении двух эсминцев. Нападение на удалении 900 м, совершенное двумя торпедами, снова оказалось безуспешным. Стало очевидным, что причиной продолжающихся неудач были серьезные дефекты в конструкции торпед. Из 31 атаки, которая была проведена подводными лодками в регионе Северного моря (севернее 62°30′), 20 должны были с уверенностью привести к пробоинам.

20 апреля особый торпедный комитет, собравшийся по приказу главнокомандующего военно-морским флотом, после подробных исследований установил, что в северных широтах на зажигание от магнето воздействовало непредусмотренное магнитное влияние, что по меньшей мере в одном случае («Уорспит») собственная магнитная защита цели противодействовала зажиганию торпеды от магнето и что значительные технические недостатки также были обнаружены во взрывателе ударного действия и механизме управления глубиной хода торпеды, не прошедшем достаточных военных испытаний. По результатам проверки в своем журнале боевых действий от 15 мая 1940 года командующий подводным флотом сделал следующее замечание: «Можно было ожидать, что после двадцатилетней работы в мирных условиях у нас будет торпеда более совершенная, чем торпеда прошлой войны… Я не думаю, что когда-либо в военной истории солдат с таким непригодным оружием посылали на врага».

Между тем командующий подводным флотом должен был сделать оперативные выводы. После того как переход от торпед с зажиганием от магнето к ударному взрывателю также не привел к лучшим результатам, а 13 апреля U-64 была поражена авиабомбой во внутреннем Нарвик-фьорде и 16 апреля U-49 — в Ваагс-фьорде, 19 и 20 апреля все подводные лодки, стоявшие перед Нарвиком и Тронхеймом, получили приказ отправляться в район Шетландских островов. 20 апреля четыре лодки этой группы стали охотиться за шедшим на север английским конвоем с сильной охраной, но по приказу командующего подводным флотом его преследование не было продолжено. На этом использование подводных лодок в норвежской операции было прекращено.

9-я группа подводных лодок стояла с 17 апреля в зоне восточнее Пентленд-Ферта, не вступая в сражения с противником. Оперирующая в районе Ставангер — Линдеснес учебная флотилия (U-1, U-2, U-3, U-4, U-5, U-6) была безуспешно использована при попытке помешать вражеским операциям по постановке мин перед Скудеснесом, а также для борьбы с подводными лодками в том же самом морском районе. При этом U-4 10 апреля уничтожила английскую подводную лодку «Фисл», в то время как 16 апреля по U-1 торпедный удар нанесла английская подводная лодка «Попэс». Днем позже эти лодки по приказу военно-морского командования были отозваны для продолжения подготовки экипажей субмарины. Согласно распоряжению командования ВМФ от 27 апреля, в дальнейшем подводные лодки в основном должны были использоваться в Атлантическом океане. После сообщения об освобождении Нарвика союзниками 8 июня пять подводных лодок получили приказ полным ходом идти в морской район Шетландских — Фарерских островов, чтобы атаковать возвращающиеся из Нарвика английские транспорты. Успехов эти лодки так и не достигли.

Чтобы сохранить момент неожиданности при высадке на берег, быстроходные военные корабли, которые должны были отправляться главным образом в порты, расположенные на севере, перевозили войска, необходимые для захвата. Они могли быть погружены на суда только со своим ручным оружием, в то время как военное имущество, тяжелое вооружение и продовольствие с 3 апреля отправлялись в порты назначения предварительным транспортом на судах снабжения эшелона — в качестве цели-прикрытия был указан Мурманск. Из семи пароходов эшелона снабжения прибыли только «Бэренфельс» 10 апреля в Берген и «Леванте» 13 апреля утром в Тронхейм; из приблизительно 11 600 тонн оборудования пропали 7000 тонн.

Предназначенный в Тронхейм пароход «Сан-Паулу» должен был 7 апреля прийти в Кристиансанн, но из-за потери времени изменил направление на Берген. Пароходы «Бэренфельс» и «Майн», которые предназначались в Нарвик и Тронхейм, из-за недостатка лоцманов 8 апреля также еще стояли в Хёугесунне. «Сан-Паулу» наскочил перед Бергеном на мину. «Рауенфельс» достиг 10 апреля Офорд-фьорда перед Нарвиком с опозданием на один день и тем не менее был уничтожен там эсминцем «Хэйвок». Направлявшийся в Ставангер пароход «Рода» был потоплен перед этим портом 9 апреля норвежским эсминцем «Аэгер». Пароход «Альстер» был захвачен 10 апреля в морском районе севернее Бодё английскими военно-морскими силами, пароход «Майн» был потоплен 9 апреля перед Хёугесунном норвежским торпедным катером «Драуг». Следовательно, из шести пароходов, предназначенных для Нарвика и Тронхейма, только один достиг Тронхейма. «Рауенфельс» и «Альстер» пришли бы в Нарвик своевременно, если бы время прихода было рассчитано не слишком плотно. «Бэренфельс» изменил направление на Берген и был потоплен там 14 апреля в результате воздушного налета.

Первый эшелон транспортировки войск (1-й морской транспортный эшелон, 15 пароходов) вышел 6 и 7 апреля из Штеттина. 10 пароходов (52 296 брутто-регистровых тонн были заняты частями военной авиации (экипажами, боеприпасами, продовольствием). Отправление морских транспортов вменялось в обязанность командиру группы тральщиков «Восток» и его штабу; охрану осуществлял командующий группами ВМС Балтийского моря. Из пятнадцати пароходов одиннадцать достигли портов-назначения. За исключением парохода «Крит», предназначенные для Кристиансанна корабли прибыли, везя на борту треть 163-й дивизии. Часть еще одной, 63-й, дивизии была доставлена по плану в Стазангер, в то время как в Берген прибыло только судно «Мария Леонард» с усиленной пятой ротой 159-го пехотного полка. Пароход «Куритиба», который опоздал из-за соприкосновения с грунтом в четырех морских милях к северу от Хельсингборга, вынужден был изменить направление на Осло. Пароход «Рио-де-Жанейро» 8 апреля был потоплен перед южнонорвежским побережьем у Лиллесанна польской подводной лодкой «Орел», которая выпустила две торпеды. Наличного состава смогли спастись до 16 человек. 10 апреля английская подводная лодка торпедировала в проливе Каттегат пароход «Антарес», с которого спаслись примерно 150 человек. Пароходы «Крит» и «Иония» были торпедированы 9 апреля в Каттегате и у входа в Осло-фьорд. «Крит» смог прийти после высадки с судна войск, «Иония», после удаления личного состава, перевернулся и затонул 12 апреля.

Из эшелона танкеров только «Ян Веллем», оборудованный как корабль снабжения подводных лодок, достиг места назначения — Нарвика; танкер «Каттегат» затопил себя сам на виду у норвежского вспомогательного судна «Нордкап» перед Нарвиком. Предназначенный для Тронхейма танкер «Скагеррак» был остановлен 14 апреля английским крейсером и затоплен своим экипажем. Другой маленький танкер «Моонзунд» был уничтожен 12 апреля артиллерией английской подводной лодки «Снэппер» у Ларвика. Из эшелона танкеров военной авиации (четыре маленьких танкера, всего 1769 брутто-регистровых тонн, с авиационным топливом для Осло, Ставангера, Бергена и Тронхейма) 8 апреля у Ставернера английской подводной лодкой «Трайдент» был потоплен «Штединген». Три корабля службы безопасности полетов «Ролсховен», «Тширшки» и «Майер» использовались также для транспортировки авиационного бензина и авиа-бомб для Ставангера и Бергена.

2-й морской транспортный эшелон перевез на одиннадцати пароходах часть 196-й пехотной дивизии из Готенхафена в Осло. Из этого медленно двигавшегося конвоя вечером 10 апреля в проливе Каттегат английской подводной лодкой были потоплены пароходы «Фриденау» (5200 брутто-регистровых тонн), «Вигберт» (3600 брутто-регистровых тонн) и катер 1507.

Всего восемь морских транспортных эшелонов были предусмотрены во временной последовательности друг за другом, причем после возвращения снова использовались те же самые пароходы. Со следующими морскими транспортными эшелонами начиная с 12 апреля были подтянуты из Гамбурга — Киля части дивизий, уже переброшенных в Норвегию на военных кораблях 1-го морского транспортного эшелона или авиатранспортом. 4-й морской транспортный эшелон переправил из Готенхафена остатки 196-й дивизии, части корпуса и тыловые службы. Следовавшие для первой высадки медленные транспорты, перевозившие войска, понесли восприимчивые потери, так что теперь должны были использоваться быстрые транспортные средства, в частности плавучие базы и торпедные катера. Первый такой транспорт прибыл 14 апреля в 17 часов в Осло. Следующие транспорты с войсками шли из Дании на быстроходных катерах и других плоскодонных транспортных средствах, защищенных против подводных лодок.

Тем не менее транспортировка материалов могла осуществляться только торговыми пароходами. Из 12 пароходов 3-го морского транспортного эшелона (72 575 брутто-регистровых тонн), с которым 181-я дивизия была переведена из Гамбурга в Осло, пароход «Флорида» был торпедирован во второй половине дня 14 апреля у шведского западного побережья и затонул. С 3-м морским транспортным эшелоном шел танкер «Фридрих Бреме» (10 397 брутто-регистровых тонн) с 30 железнодорожными цистернами авиационного топлива. Наконец, в ходе транспортировки 2-й горнострелковой дивизии были торпедированы пароходы «Кастилло» и «Буэнос-Айрес». В то время как «Кастилло» удалось взять на буксир, «Буэнос-Айрес» затонул восточнее Скагена, потери составили 30 человек и 220 лошадей. Днем позже пароход «Клэр Стиннес» также был поврежден торпедой в Бьёрн-фьорде. Шведский пароход «Монарх» (3100 брутто-регистровых тонн) был конфискован в Бергене и в начале мая находился с немецкой призовой командой на пути из Ставангера в Германию, когда его остановила британская подводная лодка. После того как личный состав покинул судно, подводная лодка торпедой потопила пароход.

С начала операции в Норвегии (9 апреля) по 15 июня 1940 года на 270 кораблях (1 180 006 брутто-регистровых тонн) в целом было выполнено 530 рейсов. Потери составили 21 корабль (111 700 брутто-регистровых тонн), то есть примерно 10 %, людские потери — около 2000 человек, то есть почти 2 % переправленных войск.

После того как десантному эшелону не удалось осуществить снабжение соединений, высадившихся в Нарвике и Тронхейме, обеспечение потребностей армии транспортными пароходами не могло конкурировать с английским противодействием. Уже 10 апреля был отдан приказ оснастить стоявшие в портах приписки подводные лодки U-26, U-29, U-43 под транспорты в Нарвик. Они вышли 12–16 апреля с 40–50 тоннами боеприпасов для пехоты и зенитных пушек и прочим имуществом для армии, тем не менее из-за небезопасного положения у Нарвика изменили направление на Тронхейм и разгрузились там. На обратном пути U-26 из английского конвоя потопила пароход снабжения. 27 апреля три другие лодки U-32, U-A, U-101 вышли с 130 тоннами авиационного бензина и авиабомбами в Тронхейм. Чтобы лодки могли выполнять боевые задачи, военно-морское командование отказалось от дальнейшего применения субмарин в качестве транспортных средств. В мае три лодки были предоставлены еще раз, чтобы снабдить авангард 2-й горнострелковой дивизии, продвигающейся в Бодё, и все же группа XXI в конце мая снова освободила эти лодки. В целом во время операции в Норвегии подводные лодки выполнили восемь транспортных операций.

В перевозке войск и материалов в Норвегию участвовали транспортные соединения военной авиации. В период с 9 по 30 апреля 1940 года на 582 транспортных самолетах было выполнено 3018 полетов, при этом переправлены части 21 батальона, 9 штабов и нескольких горнострелковых батарей. Это была самая большая производительность авиатранспорта из когда-либо достигнутых в военной истории.

Для охранения конвоев и кораблей требовались соединения тральщиков, сторожевые катера, охотники за подводными лодками. Морские маршруты перевозок охранялись во взаимодействии с соединениями береговой авиации и таким образом были созданы предпосылки для снабжения сражающихся в Норвегии войск. Постановка минных заграждений у Скагена и сетевого заграждения у Зееландс-рев, постановка мин в узком проливе Малого и Большого Бельта, охрана заграждений и проходов в них происходила в жесткой борьбе, с использованием малых средств морской войны, при этом обе стороны несли потери. Были потоплены четыре английские, одна французская и одна польская подводные лодки; английская подводная лодка «Сил» утром 5 мая после минной пробоины потеряла способность к погружению, ее атаковал немецкий самолет и отбуксировал сторожевой катер. В ночь с 23 на 24 апреля три французских эсминца класса «Фантаск» проникли для постановки мин в Скагеррак, тем не менее, после короткого боевого соприкосновения с 7-й флотилией берегового охранения, они повернули на запад. Артиллерийский учебный корабль «Бруммер» был торпедирован 14 апреля в 21 час в проливе Каттегат английской подводной лодкой и затонул, после того как откололась носовая часть. Из-за столкновения с минным заградителем «Пруссия» торпедный катер «Леопард» пропал 30 апреля в Скагерраке. В целом во время операции в Норвегии были потоплены 15 легких военных и вспомогательных кораблей вооруженных сил охранения. Некоторое количество других кораблей и катеров было повреждено.

Чтобы противодействовать ожидаемому натиску англичан, необходимо было по возможности быстро задействовать обнаруженные в Дании и Норвегии береговые батареи, организовать одну для всего прибрежного фронтового района службу охранения и службу информации, назначить управление порта и обеспечить отправку морского транспорта. К тому же была создана командная должность для адмирала, откомандированного в Норвегию, и ее занял адмирал Бём в Осло. Ему подчинялись командующий норвежским южным побережьем (контр-адмирал Шенк в Кристиансанне), командующий норвежским западным побережьем (вице-адмирал фон Шрёдер в Бергене) и командующий побережьем в Дании (вице-адмирал Мевис в Копенгагене) со своими штабами и подчиненными комендантами портов и т. д. В мае для района Тронхейм — Нарвик была заново создана служебная инстанция командующего норвежским северным побережьем. Для захвата норвежских береговых батарей при высадке на берег были доставлены для Нарвика — одна, для Тронхейма, Бергена и Кристиансанна — по две и для Осло — три роты морской артиллерии и для каждой из этих гаваней, а также для Ставангера по одному морскому взводу связи. В течение следующих недель другие береговые батареи были доставлены из Германии в Норвегию. Попытки английских эсминцев проникнуть в Тронхейм-фьорд 11, 19 и 26 апреля были пресечены береговой обороной. В июне 1940 года в Норвегии была создана сильная береговая оборона, которая благодаря современным зенитным и береговым батареям была значительно расширена по сравнению с трофейным норвежским вооружением. Эта обширная береговая артиллерия, торпедные батареи, минные и сетевые заграждения позволяли теперь эффективно отражать неожиданные удары англичан по основным норвежским гаваням. В начале июня 1940 года Тронхейм был пригоден для использования как временная немецкая военно-морская база.

Глава 5

Дипломатические процессы в апреле 1940 года

После рассказа о первой фазе операции «Учение Везер» необходимо прервать описание действий вермахта, чтобы коротко ознакомиться с государственными отношениями Скандинавских государств, союзников и некоторых других стран. Прежде всего нужно рассмотреть дипломатические отношения государств.

Заключение мира между Финляндией и Россией в середине марта дало Скандинавским государствам лишь короткую передышку. Уже в конце этого месяца, 29 марта, после тайного заседания военного совета союзников, который рассматривал скандинавскую проблему, шведский посланник в Лондоне сообщил о нескольких не вызывающих сомнений намерениях юридического отдела британского министерства иностранных дел, которые сводились к преобразованию нейтральной трехмильной зоны в «охранную зону» прибрежных вод. Шведский посланник отреагировал на эти предложения в своем сообщении словами: «Это намерение было замечено». В тот же день шведский морской атташе в Берлине сообщил, что на основании беседы с высокопоставленными немецкими морскими офицерами он получил общее впечатление, «что опасность военных осложнений в Скандинавии не стала меньше после Московского мира». В течение последующих недель, по сообщениям из Парижа, Лондона и Берлина, опасность для северных государств усиливалась.

При этом достойно внимания то, что шведскому морскому атташе на основании беззаботных высказываний немецких морских офицеров удалось уже 2 апреля — в день приказа на проведение операции — создать совершенно правильное мнение о германских намерениях. В его донесении начальнику отдела информации шведского штаба вооруженных сил сообщается: «В общем я хотел бы подчеркнуть, основываясь на оценке обстановки, информацию о которой я получил от господина С. М., следующее: была проведена подготовка к противодействию английской высадке, по возможности упреждение ее в первую очередь в Бергене. Я не исключаю, что одновременно необходимо считаться с немецкой акцией против Южной Норвегии — отправка морем войск и, например, в Нарвике — высадка парашютно-десантных войск. Немецкие базы подводных лодок в Северной России являются хорошей поддержкой этому. Отказ от подготовки в Штеттине можно приписать желанию не раскрывать планы, которые в действительности, кажется, не направлены против нас. Лично я не считаю, что откровенные высказывания господина С. М. имели намерение дезориентировать. Теоретически это можно считать возможным. Его высказывания производят в целом впечатление полной честности».

Неясность в отношении того, для чего предназначалось получившее известность скопление корабельного транспорта в Штеттине (115 000 брутто-регистровых тонн), была мгновенно устранена, когда 4 апреля голландский военный атташе в Берлине через немецкого офицера службы контрразведки Верховного командования вермахта получил сообщение о вскоре вступающих в силу планах нападения «Учение Везер» и «Гельб». Естественно, это важное сообщение немедленно было передано представителям затронутых государств. В тот же день шведский морской атташе сообщил в контрразведывательный отдел шведского штаба вооруженных сил:

«Сегодня здешний военный атташе предоставил в распоряжение следующие сообщения. Они являются абсолютно надежными.

На следующей неделе будет осуществлено нападение на Данию (острова).

Это рассматривается как первый шаг нападения на Норвегию.

Одновременно с нападением на Данию или, вероятно, вскоре после этого должно произойти нападение на Голландию и Бельгию.

О Швеции ничего не говорилось…»

Необычно было то, что в дальнейшем все иностранные военные атташе, морские атташе и атташе военно-воздушных сил были приглашены на 7–9 апреля для официальной инспекционной поездки на Западный вал, что указывало на то, что их присутствие в Берлине в течение этих трех дней не было желательно. 5 апреля генерал-фельдмаршал Геринг пригласил всех иностранных дипломатических представителей с военными атташе на праздничную премьеру фильма «Боевое крещение», в котором показывалось использование немецкой военной авиации в Польше. Демонстрация разрушительного воздействия налетов авиации на города оставила, по словам шведского атташе военно-воздушных сил, «тягостное впечатление».

Казалось, что сначала Дания находилась под угрозой разворачивающейся акции. После того как шведский морской атташе и голландский военный атташе, майор Зас, известили в Берлине датского посланника, Цале, тот так же, как и его норвежский коллега, 4 апреля послал сенсационное сообщение своему правительству с особым курьером. И все же уже на следующий день датскому морскому атташе в Берлине, капитану второго ранга Кьёлсену, военная цель такой германской операции показалась неубедительной: «…нужно все же принять во внимание возможность того, что эти донесения были инспирированы командованием вермахта». Этот взгляд побеждал в датских правительственных кругах в течение последующих дней все больше и больше. Датский министр иностранных дел имел беседу с государственным министром Штаунингом, после чего оба доложили королю Христиану X, который решил, что на следующий день эта тема должна быть обсуждена в государственном совете. Кабинет собрался 5 апреля в 12 часов, тем не менее начало его заседания было отложено до 14 часов 30 минут, чтобы привлечь последующие сообщения из Норвегии и Швеции. Казалось, что для спешки вопреки рискованно надвигающемуся сроку нападения не было никакого повода, тем более что запросы в Осло показали в итоге, что там не придают сомнительному сообщению особенно большого значения, и Стокгольм не мог дать какие-либо более точные справки. Официальные шаги в Берлине как попытка получить ясность не были предприняты по совету норвежского министра иностранных дел Кота, который ничего от этого не ожидал. Эта точка зрения совпадала с рекомендациями, которые датский посланник в Берлине дал своему правительству. Кроме того, он опасался, что он, как подписавший немецко-датский пакт о ненападении, мог быть подвергнут общественной критике — с какой стороны она ни исходила бы, если он попросит германское правительство о разъяснении ее подготовительных мероприятий против Дании. Цале также не придерживался взгляда, что такой значительный транспортный флот, о котором было заявлено, необходим для захвата Дании, где и без того интерес представляли бы только базы подводных лодок и аэродромы; Дания же не имела их.

На основании этих впечатлений заседание датского кабинета, состоявшееся 6 апреля в первой половине дня, проходило под знаком определенного оптимизма. Между двумя заседаниями в этот день состоялась беседа между командующими армией и флотом под председательством министра обороны Алзинга Андерсена. При этом выявилось различие в оценке обстановки между армией и морским флотом. Вице-адмирал Рехнитцер считал, что германское нападение на Данию исключено, во всяком случае захват Лесё. Генерал-лейтенант Приор предложил призвать военнообязанных, отслуживших в 1930–1935 годах, для краткосрочных учений, но генерал Гёртц утверждал, что для общей мобилизации потребуется шесть дней. Министр Андерсен, поддержанный Рехнитцером, отказался от мобилизации, чтобы не создавать беспокойство в стране. В воскресенье вечером 7 апреля датский посланник в Берлине проинформировал по телефону об имеющемся сообщении американского морского атташе, что немецкие корабли покинули Штеттин ночью 5 апреля, взяв курс на запад. В своем письменном сообщении на следующий день посланник Цале снова оценил положение Дании как действительно серьезное: «В ближайшем будущем обе воюющие стороны могут поставить нас перед проблемами, для которых не имеется никаких «прецедентов», если не углубляться очень далеко в историю…» Однако, когда министры снова встретились в Копенгагене 8 апреля в 11 часов в первой половине дня, картина изменилась значительно. Ночью британские и французские военно-морские суда поставили мины в трех местах в норвежских территориальных водах. Ранним утром флотилии немецких транспортных и военных кораблей прошли Большой Бельт. Это было связано с акцией союзников по постановке мин. Проход через датские воды не представлял никакого нарушения нейтралитета, так как согласно международным условиям от 31 мая 1938 года проход через проливы Зунд и Бельт разрешался для всех кораблей, а также для военных кораблей воюющих государств. Так как транспортный флот находился уже на севере от Лесё, могло возникнуть мнение, что опасность для Дании миновала. В первой половине дня в датский Генеральный штаб поступило донесение, что моторизованная колонна длиной от 50 до 60 км находится на марше между Рендсбургом и Фленсбургом. Теперь генералы Приор и Гёртц предложили мобилизовать призывной контингент десяти лет, что увеличило бы датскую армию примерно до четырех дивизий (две из которых — в Ютландии). Кажется, что следующими неизбежными мероприятиями были тревога в пограничных гарнизонах и авиаразведка вдоль границ страны. Военно-морской флот должен был мобилизовать призывной контингент четырех лет береговой обороны и кадетский учебный корабль «Нильс Юель» (единственный готовый к выходу броненосец береговой обороны) — заменить рекрутов на отставную команду. Все это министр обороны предложил королю. После дальнейшей конференции сначала было решено привести в боевую готовность армию и созвать состав бронированного корабля «Нильс Юель». Во второй половине дня датский министр иностранных дел Мунх имел возможность переговорить с германским посланником в Копенгагене, доктором фон Ренте-Финком. Когда он услышал о датских планах мобилизации, у него вырвалось: «Это было бы чистым безумием». Он немедленно добавил, что это — его личная точка зрения, которая продиктована дружескими чувствами к Дании. В действительности он еще не мог знать, какая роль была предназначена ему в последующие часы.

В 18 часов состоялось еще одно заседание Совета министров, в ходе которого на предложение министра обороны последовало разрешение короля на незначительную передислокацию войск в ютландской дивизии. В дальнейшем была создана служба оповещения с воздуха.

Тем не менее повторное требование генералов о мобилизации было снова отклонено на заседании кабинета, начавшемся в 21 час, тем более что последние сообщения звучали успокоительно: немецкое соединение военных кораблей, которое было обнаружено утром у Лангеланда, прошло Скаген. Авангард моторизованной колонны, насчитывавшей примерно 2400 машин, стоял между 11 и 13 часами приблизительно в полутора километрах от границы; во Фленсбурге были расквартированы 9000 человек, и вечером войска перешли к отдыху. Таким образом, в полной готовности оставалась Южная Ютландия, включая Фредерицию; другим частям страны, включая острова, было разрешено находиться в меньшей степени готовности. На морском флоте 8 апреля вечером были разрешены увольнения на берег.

Тем же вечером в 23 часа генерал-майор Химер, германский атташе военно-воздушных сил полковник Петерсен и секретарь посольства доктор Шлиттер появились у германского посланника в Копенгагене, фон Ренте-Финка. Удивленному посланнику были переданы запечатанные инструкции. 9 апреля в 5 часов датскому министру иностранных дел сообщили, что германский посланник желает незамедлительно поговорить с ним. Вскоре после этого состоялась беседа в присутствии германского атташе военно-воздушных сил; фон Ренте-Финк передал меморандум, в связи с которым Мунх немедленно выразил протест. Германский посланник указал на то, что немецкие войска уже повсюду вступали в Данию. Не нужно терять время; чтобы избежать кровопролития, датское правительство должно сразу же ответить. Вскоре после этого раздались ружейные выстрелы гвардейцев замка, которые вступили в борьбу с высадившимися немецкими войсками; самолеты-бомбардировщики выполнили показательный полет над Копенгагеном. Под давлением этих обстоятельств в замке Амалиенборг в 6 часов 45 минут началось правительственное заседание под председательством короля. Генерал-лейтенант Приор настаивал на начале борьбы; король должен отправиться в ближайший батальон. Однако он оказался одинок в своем предложении. Адмирал Рехнитцер уже отдал приказ стрелять только по особому распоряжению. Королева, которая находилась под впечатлением от мнения двух раненых солдат гвардии, также просила короля, чтобы он остановил неравную борьбу; наконец, решающую роль сыграл страх перед бомбардировкой Копенгагена. Министр обороны Андерсен оправдывался в своем сообщении правительству о прекращении сопротивления следующим образом: «Мужеством, в котором мы нуждаемся в современной ситуации, является необходимость держать перед глазами жесткие факты и действовать соответственно. Нужно считаться с тем, что ведущаяся уже полтора часа абсолютно неравная борьба подходит к концу в Нордшлезвиге. Борьба ведется в городе и, вероятно, также в других местах. Если видно, что результат уже налицо, то, на мой взгляд, необходимо избежать последующих жертв, и я готов в этой ситуации принять солидарную ответственность за это». В 7 часов 20 минут было приказано прекратить огонь. Министр иностранных дел Мунх передал германскому посланнику следующую ноту:

«Господин посланник

Королевское датское правительство ознакомилось с содержанием переданного мне от Вас сегодня утром документа. Оно приняло к сведению, что вступление германских войск на датскую землю произошло не с враждебными помыслами, а также что Германское имперское правительство не имеет намерения своими мероприятиями нарушать территориальную целостность и политическую независимость Королевства Дания теперь или в будущем.

После получения этого сообщения датское правительство в данной ситуации приняло решение управлять отношениями в стране, учитывая произошедший захват. Тем не менее оно высказывает свое серьезное возражение против этого нарушения нейтралитета Дании.

Позвольте, господин посланник, заверить Вас в моем особо глубоком уважении.

П. Мунх»

9 апреля король Христиан при посредничестве назначенного имперским уполномоченным в Дании доктора фон Ренте-Финка принял начальника штаба командующего вермахтом в Дании генерал-майора Химера. На следующий день король еще раз попросил генерал-майора о получасовой беседе. Король Христиан выразил «как солдат солдату» свое восхищение руководством операцией. Захват Дании был планомерно завершен вечером 11 апреля. Районы североютландского приморья были заняты большими силами на участках, находящихся под угрозой высадки (Фредериксхавн, Скаген, Хиртсхальс). Вокруг Хельсингёра стояла усиленная полковая группа; в Эресунне была приведена в готовность тяжелая батарея, 11 апреля командующий силами вермахта генерал авиации Каупиш имел первую аудиенцию у короля. Германский имперский уполномоченный в присутствии наследного принца и государственного министра Стаунинга представил командующего и командира 198-й дивизии, действовавшей в Зеландии. Король Христиан был обрадован тем, что его гвардия осталась в его распоряжении, и высказал надежду, что отношение вермахта и датского населения друг к другу благодаря взаимному уважению будет развиваться удовлетворительно. 15 апреля датская армия была уменьшена общей численностью до 5300 человек, лишние команды были отпущены. Оружие и боеприпасы были положены на хранение и охранялись немецкими служебными инстанциями вермахта.

Начиная с 18 апреля оставшиеся датские войска были сокращены до 2200 человек и 1100 рабочих солдат. В стране преобладало спокойствие. В городах, главным образом в Копенгагене, была организована противовоздушная оборона силами населения.

Датский морской флот мог найти применение в соответствии с международно-правовыми предписаниями, по мнению германского министерства иностранных дел, лишь в службах охраны и полиции, однако не в рамках германских военно-морских сил. 10 апреля гросс-адмирал Редер через германского морского атташе в Копенгагене передал тамошнему начальнику командования военно-морскими силами вице-адмиралу Рехнитцеру письмо. Адмирал Рехнитцер ответил 20 апреля 1940 года и напомнил о личной гарантии Гитлера, данной год назад, ни в коем случае не нарушать датский нейтралитет. Эта гарантия побудила его еще 8 апреля считать невозможным германское нападение на Данию. «Я придаю самое большое значение этому утверждению, чтобы Вам было совершенно ясно, насколько глубоко это действие по отношению к Дании коснулось датчан и особенно датских моряков; для меня лично — горькое разочарование видеть, как результат долгосрочной работы полностью идет ко дну…» В очень любезном ответном письме гросс-адмирал Редер написал о том, «что отношение Дании 9 апреля и в последующее время имеет самое большое значение для последующего окончательного порядка в отношениях со Скандинавскими государствами». Использование датских военно-морских сил для охраны датских вод последовало таким способом, который удовлетворил бы самочувствие датских моряков. Германскому командующему побережьем Дании адмиралу Мевису было поручено на этой основе проводить сотрудничество в дружеском духе.

Дипломатическая акция против Дании прошла так же планомерно, как и военный захват.

В Норвегии, напротив, дипломатическая акция потерпела неудачу и так же неблагоприятно повлияла на развитие военного положения.

Германский посланник в Осло доктор Курт Брэуер, который с ноября 1939 года находился на этом посту (ранее занимаемом государственным секретарем фон Вайцзеккером), был человеком предусмотрительным и энергичным, однако его энергия заканчивалась там, где возникала опасность авантюризма. Как дипломат старой школы, Брэуер был сторонником прямолинейной политики для достижения желаемых результатов. Понятно, что при таком дипломатическом представительстве никакая пятая колонна не могла образоваться. Доктор Брэуер вел себя корректно и не сомневался в гарантиях правительства страны, в которой был аккредитован, до тех пор, пока сам, стоя между молотом и наковальней, не понял, что его миссия обречена на неудачу.

4 марта 1940 года германское дипломатическое представительство в Осло отыскало повод к тому, чтобы передать норвежскому министерству иностранных дел меморандум в связи с нападениями на немецкие торговые суда «Геддернгейм», «Липпе», «Гуго Ольдендорф» и «Карпфангер» британских военно-морских и военно-воздушных сил в норвежских территориальных водах. Одновременно был выражен протест против того, что немецкое рыболовное судно «Вильгельм Рейнгольд» было остановлено норвежскими военными кораблями, чтобы предотвратить наблюдение за составлением конвоя, идущего в Англию.

После финско-русской войны британская активность на морском пути транспортировки руды Нарвик — Балтийское море ни в малой степени не ослабла. 25 марта германский посланник снова зашел к норвежскому министру иностранных дел профессору Коту для того, чтобы поговорить о затруднениях, доставленных немецким пароходам «Нордланд» и «Европа» в пределах норвежской трехмильной зоны английским эсминцем «Фиэлес» (Н-67). При этом Брэуер указал также «на многочисленные облеты английскими самолетами немецких пароходов в норвежских территориальных водах» и заключил, что «если Норвегия не может гарантировать удовлетворительную защиту от этих попыток и откровенных нарушений международного права, то это потребует самых серьезных размышлений». В тот же день посланник вынужден был вновь сообщить, что 22 марта немецкий теплоход «Нойенфельс» преследовали два эсминца вплоть до Рос-фьорда (севернее Линдеснеса). Норвежское адмиралтейство со своей стороны дало 25 марта резюмирующее сообщение об обременении английским эсминцем 21 марта немецкого рыболовного судна и грузового судна на норвежской государственной территории у Хуствика и 22 марта немецкого торгового парохода у Обростада. Неприятным по сравнению с этой серией английский нарушений нейтралитета было то, что немецкая подводная лодка U-21 села на мель и была интернирована у Одкнуппена. 25-летний командир, очевидно, будучи неосведомленным в международной терминологии, имел неловкость не симулировать поломку машины, а сознаться в ошибочной навигации. Поэтому попытки освободить лодку потерпели неудачу.

Прежде всего норвежское правительство осторожно стремилось к тому, чтобы исключить любое сомнение в том, что оно придерживается правил нейтралитета. Из переговоров с Котом германский посланник вынес впечатление, что «англичане не намерены осуществлять высадку, но, однако, хотят внести беспокойство в судоходство в норвежских территориальных водах, вероятно, для того, чтобы, как думает Кот, провоцировать Германию». Брэуер был убежден в том, что Норвегия готова серьезно защищать свой нейтралитет, и указал на приказ вести стрельбу, который получили норвежские зенитные батареи и морской флот. Он закончил телеграмму рекомендацией: «Если смотреть с этой точки зрения, кажется выгодной попытка и дальше укреплять Норвегию в ее воле к нейтралитету и вследствие этого постепенно восстановить ее все больше и больше против Англии. При этом мы могли бы сказать, что отступление от этого, наносящее вред нашим интересам, или неспособность выдержать эту линию поставили бы нас перед серьезными решениями». Эта оценка немецкого посланника в Осло, вероятно, встретила в министерстве иностранных дел в Берлине понимание, однако не у Розенберга, который располагал иными сведениями и постоянно видел в министерстве иностранных дел конкурента для своего внешнеполитического управления НСДАП. Прежде всего не было признано во всей полноте предупреждение норвежского министра иностранных дел не под даваться на провокации Англии. Возможности воздействия Германии на Норвегию были, однако, действительно незначительными, так как никто не хотел прибегать к крайним мерам. При этом английское давление усиливалось все больше и больше. Кот, у которого постоянно было тяжелое чувство, что Норвегия лежит «под ножом Англии», твердо считался с тем, что британское морское господство в любое время победит в отношении с нейтральными маленькими береговыми странами, если интересы ведения войны потребуют этого. Норвежский посланник в Берлине, Шеель, выражал в своем донесении от 29 марта опасения, что многие признаки говорят о возрастающей активности западных держав в отношении к немецким транспортам с рудой на норвежском побережье. «Каких-либо миролюбивых признаков не наблюдается. Достоверно одно: Норвегия должна поддерживать свою оборону в порядке».

31 марта Черчилль в речи по радио, которую восприняли как официальное правительственное мнение, сообщил об обострении войны, которую ведут союзники, а 3 апреля призвал нейтральные страны сохранять прежнюю позицию, которая благоприятствует также Германии. В течение этих дней английская пресса выступила с сильными нападками на поведение Скандинавских государств, так что норвежский посланник в Лондоне 1 апреля посетил руководителя отдела северной политики в британском министерстве иностранных дел Колльера и пожаловался на прессу, которая обращалась с Норвегией, «как будто она больше не была суверенным государством, а была страной, где воюющие стороны могли позволить себе все, что они хотят». Одновременно посланник передал статистические данные о транспортировке руды через Нарвик, чтобы исправить преувеличенные данные и показать, что свободное судоходство в нейтральных водах не в последнюю очередь было выгодно также и Англии. Однако уже через день речь Чемберлена показала, что строгое соблюдение принципов нейтралитета не является намерением союзников: «Наши военные корабли предприняли уже практические меры для прерывания беспрепятственного движения германских торговых судов в Скандинавию… Обдумываются другие мероприятия… Мы еще не достигли апогея наших оперативных возможностей в этой области».

Похожие заявления высказал французский премьер-министр Рейно. Через день норвежский посланник в Лондоне смог уже более точно сообщить о том, что скрывалось за общими выражениями Чемберлена об опасностях для норвежского нейтралитета: «Ноэль Бэйкер, один из руководителей Рабочей партии в палате общин, отчетливо дал мне сегодня понять, что британское правительство готовит в ближайшем будущем непосредственную акцию против транспортировки руды в норвежском морском районе и что для этого оно располагает поддержкой значительного большинства в Рабочей партии». Через два дня, к вечеру 5 апреля, британский и французский посланники в Осло передали по одной созвучной ноте своих правительств. В них Германия была обвинена в том, что нарушила норвежский и шведский нейтралитет. Северные государства должны были бы возражать против возможных немецких и русских попыток приобщить Скандинавию, включая Финляндию, к области своих интересов, в противном случае это рассматривалось бы как враждебный акт против союзнических стран. Для Скандинавских государств самым важным был пункт 3-й этой ноты, в котором признавалось право союзников «прибегать к мерам, которые необходимы, чтобы воспрепятствовать Германии получать от этих стран вспомогательные средства или льготные условия, являющиеся преимуществом для ведения ею войны». Норвежский посланник в Лондоне еще 5 апреля думал, что эта нота составлена для успокоения общественного мнения во Франции и Англии, которое возмущалось прежним слабым ведением войны, но днем позже он обсудил этот шаг союзников более серьезно и должен был констатировать, что «западные державы этой нотой хотели дать себе полную свободу действий, чтобы в будущем поступать с нами по своему усмотрению».

В то время как дипломатическое давление западных держав на Норвегию постоянно возрастало, норвежский дипломатический представитель в Германии также передал в Осло первые сигналы опасности. Посланник Шеель, который охарактеризовал Кота как «честного парня, несколько жесткого в поступках», указал в сообщении из Берлина от 1 апреля на определенные немецкие мероприятия, которые должны были воспрепятствовать англичанам сорвать проход судов с рудой через Нарвик. Тем не менее он присоединился к мнению его шведского коллеги, что 80 % руды могли отправляться морем вскоре через Лулео, как только эта гавань освободится ото льда. Для отправки руды морем из шведского порта, расположенного южнее, не хватало подвижного состава, и все же транспортировка руды в Германию проходила бы, без сомнения, более благоприятно в летние месяцы. Поэтому посланник Шеель полагал, что обязан прийти к выводу о том, что «посадка войск на суда в Штеттине едва ли стоит в связи с операциями против Норвегии. Возможно, перед глазами имеют Швецию, но самое вероятное состоит в том, что войска будут перевозить на восток». Большее беспокойство, чем это сообщение от Шееля, вызвали в течение дня сообщения, которые норвежский посланник в Копенгагене передавал в Осло и которые основывались на сообщениях голландскому военному атташе о немецких планах нападения. Шеель, который 4 апреля также сообщил об этом, писал тем не менее только о возможном захвате ютландского западного побережья для создания там аэродромов и баз подводных лодок; впервые в его сообщении от 5 апреля говорилось о немецких намерениях в отношении Южной Норвегии. Кот доверял этим слухам так же мало, как и сообщениям в газете «Афтенпостен» от 4 апреля, согласно которым Германия собиралась захватить базы в Южной Норвегии. Он придерживался той точки зрения, что немецкое нападение на Норвегию неосуществимо вследствие английского господства на море.

В этой напряженной атмосфере немецкий посланник в Осло вечером 5 апреля по приказу показал приглашенным гостям фильм «Боевое крещение» об использовании военной авиации в Польше. Присутствующих охватило заметное смущение.

Только вечером 7 апреля в Осло поступили сообщения о том, что транспортный флот от 15 до 20 кораблей (всего 150 000 брутто-регистровых тонн) уже в ночь на 5 апреля покинул Штеттин, взяв курс на запад. Этому сообщению, которое в воскресенье поступило в норвежское министерство иностранных дел, также не было придано никакого особого значения, тем более что транспортный флот все еще не прошел датские воды, так что предполагалось, что он пошел по каналу им. кайзера Вильгельма в Северное море. Неоднократно повторенное заключение Кота в отношении таких слухов звучало следующим образом: либо это сообщение ошибочно, тогда его не надо дальше передавать, либо оно правильно, и тогда было бы нельзя задержать вышедший немецкий флот. Кроме того, его занимала подготовка к докладу во внешнеполитическом комитете и в стортинге; оба заседания должны были состояться 8 апреля.

8 апреля стало для Норвегии судьбоносным днем, который втянул страну в войну великих держав. Утром в 6 часов 10 минут в главный морской штаб в Осло поступило донесение сторожевого катера «Сириан» о том, что британскими транспортными средствами на выходе из Вест-фьорда было поставлено минное поле в пределах норвежских территориальных вод. В 7 часов 48 минут норвежский торпедный катер «Слейпнер» также сообщил о том, что был остановлен у Хустадвика британским эсминцем «Гиперион» (Н-97), который обратил внимание моряков на минное поле, только что поставленное в пределах трехмильной зоны. В обоих случаях команды норвежских транспортных средств немедленно выразили протест против нарушения нейтралитета и пребывания британских эсминцев в норвежских водах. Огнестрельное оружие вопреки данным указаниям не использовали. Обращает на себя внимание также то, что норвежские транспортные суда даже не попытались снять минные заграждения, поставленные союзниками, хотя такое мероприятие, скорее всего, могло бы восстановить норвежский нейтралитет.

Утром около 7 часов британский и французский посланники в Осло снова передали созвучные ноты, которые должны были оправдать постановку мин английскими и французскими военно-морскими силами в трех местах норвежского побережья. Исходя из мнимых немецких нарушений нейтралитета, правительства союзников заявили о своем праве воспрепятствовать подвозу боевой техники для Германии в пределах норвежских территориальных вод. Это обоснование не могло оказать никакого пропагандистского воздействия за границей. Нейтральные страны должны были чувствовать себя шокированными серьезным нарушением международного права, а для самого норвежского правительства мероприятие союзников было таким же неловким, как его оправдание. После случая с «Альтмарком» произошел только один инцидент с германской подводной лодкой U-21, в дальнейшем в течение первых дней апреля имели место пролеты германских самолетов, которые не могли вызвать тем не менее англофранцузскую акцию. Кот очень хорошо понимал, что в данном случае эти утверждения могли явиться толчком к обострению отношений.

С 6 января 1940 года британское правительство настаивало на том, что сама Норвегия должна была поставить минные поля в своих водах, дабы таким образом принудить немецкие пароходы с рудой покинуть нейтральную защитную зону и предоставить возможность британским рейдерам останавливать эти корабли в море и топить их. В феврале норвежский посланник в Лондоне выступил с заявлением о том, что его правительство проверит вопрос о минных заграждениях. Но только 20 марта норвежский министр иностранных дел решился предложить норвежскому адмиралтейству поставить минное заграждение у Кармёя (у Ставангера) на том же самом месте, что в октябре 1918 года. Откомандированный адмирал после изучения вопроса, проведенного 2 апреля, рассматривал как более подходящее для этого побережье у Ваагсёя (в устье Норд-фьорда). Теперь Англия, после ее предупреждения от 5 апреля, сама перехватила инициативу и обошла Норвегию, все еще сомневающуюся в том, нарушать ли ей правила нейтралитета.

Конец норвежского нейтралитета заявил о себе в первой половине дня 8 апреля также и с другой стороны. Вскоре после вручения английских и французских нот в Осло из Берлина и Копенгагена поступили сообщения о том, что немецкие военные транспорты и военные корабли всех классов находятся в море и идут курсом на север. Английский военный атташе в Осло заверил норвежского министра иностранных дел в том, что английские военно-морские силы находились на марше в Каттегат, чтобы начать борьбу с немецкими кораблями. В 16 часов 35 минут в норвежский главный морской штаб поступило донесение датского капитана второго ранга Понтоппидана о том, что в 13 часов 5 минут два линкора класса «Гнейзенау», броненосец типа «Дойчланд» («Лютцов»), крейсер «Эмден» и три торпедных катера класса «Мёве» прошли Анхольт курсом на север. Это сообщение подтвердил начальник разведывательного отдела шведского штаба вооруженных сил полковник Адлеркрёйтц. Между тем норвежский посланник в Лондоне был около 14 часов проинформирован заместителем начальника британского главного морского штаба адмиралом Филипсом о том, что немецкие военно-морские силы были обнаружены 7 апреля в Северном море и утром 8 апреля у норвежского побережья. Предположили с определенностью, что осуществлялась операция против Нарвика, куда немцы могли прибыть около 23 часов вечера. Это сообщение из Лондона поступило в Осло около 19 часов. Если бы потребовалось еще подтверждение того, что осуществляется немецкая акция, то доказательством было телефонное сообщение из Кристиансанна, которое в 18 часов 15 минут-достигло норвежского Генерального штаба. Генерал-майор Лильедаль, командир 3-й норвежской дивизии, доложил, что немецкий транспортный пароход «Рио-де-Жанейро» (5300 брутто-регистровых тонн, капитан Фойгт) был торпедирован в первой половине дня у Лиллесанна. Примерно 100 человек в полевой форме, 20 раненых и 22 мертвеца были выброшены на сушу. Допрошенные сообщили, что продвигались в Берген, чтобы по просьбе норвежского правительства прийти на помощь норвежцам. Тем не менее норвежский адмирал ни в коем случае не был убежден в достоверности этого и не верил, что этот транспорт мог предназначаться для Норвегии.

Норвежское правительство, которое считало, что опасность не была непосредственной, не было в состоянии решиться на мобилизацию, которая в маленькой стране должна была вызвать более высокие издержки, чем караул нейтралитета на финской границе и служба сопровождения на море. Норвежский начальник Генерального штаба полковник Хатледаль с 5 апреля обращался повторно с этим вопросом к министру обороны — государственному советнику Льюнгбергу. Тем не менее до вечера 8 апреля еще не существовало никакого решения правительства усилить сухопутные войска или принять прочие оборонительные меры. Когда во время собрания стортинга во второй половине дня 8 апреля стали известны первые сообщения о германских намерениях относительно Норвегии, а правительство тем не менее не предписало ни мобилизацию, ни постановку минных заграждений, откомандированный генерал Лааке предположил, что правительство, по неизвестной ему причине, рассчитывает на поддержку британских военно-морских и военно-воздушных сил. Откомандированный адмирал приказал в первом часу 9 апреля поставить подготовленное минное заграждение на линии Рауёй — Болаерне. Этот приказ не был выполнен, так как немецкая группа военных кораблей уже прошла эту линию; он был отменен в 3 часа, так как из сообщений британского морского атташе в Осло можно было заключить, что британская помощь была на подходе и путь в Осло-фьорд не должен быть прегражден. Соответствующим образом норвежские береговые укрепления и военные корабли были проинструктированы стрелять по немецким, а не по английским транспортным средствам.

Вскоре после полуночи в Осло с юга послышалась канонада; поступавшие сообщения о нескольких транспортных средствах в Осло-фьорде были скудными и неясными; речь могла идти также о грузовых судах. Разумеется, сторожевой корабль выстрелил сигналы-звезды как сигнал тревоги, и в 0 часов 53 минуты внешние крепости Рауёй и Болаерне сообщили о том, что они вступили в бой. Затем в 1 час 58 минут, по распоряжению Генерального штаба, город Осло был затемнен. В 2 часа 30 минут члены правительства встретились в министерстве иностранных дел на террасе Виктории и решили, не привлекая военных командующих к заседанию, на основе повторных телефонных запросов откомандированного генерала провести мобилизацию стоящих в Южной Норвегии 1, 2, 3 и 4-й полевых бригад. Первым днем мобилизации должно было стать 11 апреля. 6-я бригада в Северной Норвегии была отмобилизована уже с начала финско-русской войны, равно как и морской флот и военная авиация. Береговые укрепления были только частично захвачены, войска обеспечения для фронтов отсутствовали. Корабли норвежского военно-морского флота находились в службе сопровождения и были разбросаны по всему длинному побережью. Минные заграждения не были поставлены, так как, согласно положениям 8-й статьи Гаагской конвенции от 1907 года, о них нужно было сообщать заранее другим странам. Тем не менее норвежский морской комендант Бергена отдал на собственную ответственность после полуночи приказ миноукладчику «Тир» поставить минные заграждения у Лерёй и Фаерёй, что было выполнено, однако, только после прохождения немецких кораблей. Норвежские сухопутные войска насчитывали примерно 30 000 человек, в то время как план мобилизации предусматривал призвать на службу в целом 106 000 человек. Вследствие меняющихся событий приказы о мобилизации получили не везде. Норвегия мало была подготовлена к войне; решение норвежского правительства вступить в борьбу становится понятным только благодаря надежде получить обширную, быструю и эффективную помощь от Англии. Не было ни намерения, ни сил для энергичного протеста против нарушения нейтралитета англичанами; дебаты в стортинге в сентябре 1939 года, в январе, марте и, наконец, 8 апреля 1940 года снова и снова заканчивались этим результатом: если Норвегия будет втянута в войну, то все же ничего нельзя предпринимать против Англии.

8 апреля подполковник германского Генерального штаба Польман уже находился в Осло в составе передового отряда штаба Фалькенхорста и Мельдебрюкенкопфа. Там он связался с немецким морским атташе капитаном третьего ранга Шрейбером, который был убежден, что дело не дойдет до вооруженного сопротивления. Польман не разделял этого оптимизма, вызвал немецкого военно-воздушного атташе капитана Шпиллера на следующее утро на аэродром Осло-Форнебю и распорядился, чтобы немецкий военный атташе в Стокгольме полковник фон Утманн, который случайно задерживался в Осло, сразу возвратился в шведскую столицу, где его ожидали 9 апреля. В самом Осло во второй половине дня ощущалась обеспокоенность общественности; перед парламентом собрались люди, норвежские солдаты в полевой форме появились на улицах. Норвежское адмиралтейство осведомилось у немецкого посланника о цели плавания потерпевших крушение немецких солдат, не указывая, тем не менее, названия торпедированного парохода. Польман, которому это сообщение было «так же неутешительно, как и понятно», побудил ничего не подозревающего посланника дать ответ, что об этом ничего не известно. На ужин Польман и сопровождающий его секретарь посольства министерства иностранных дел отправились в гости к посланнику и его супруге. Уже дали сигнал воздушной тревоги и были перебои в электроснабжении. Об этом вечере подполковник Польман сообщил: «Напряжение растет с каждым оборотом стрелки часов, с каждым воем сирен, с каждым выключением света. Мои мысли следят за отдельными боевыми группами, которые повсюду на полной скорости с затемненными огнями приближаются к своим целям по вздымающемуся морю. Наконец в 23 часа мы приглашаем доктора Брэуера к нам, вскрываем печати и вынимаем важные документы. Редко мне приходилось видеть настолько пораженного человека, каким выглядел он, когда узнал из моего доклада об общем плане и о роли, которую он должен играть в этом деле. Пока мы читали документы при свете свечи, пришло сообщение о том, что норвежское адмиралтейство распорядилось немедленно погасить маяки вплоть до среднего западного побережья у Хёугесунна (южнее Бергена). Снаружи церковные часы пробили полночь и оповестили тем самым о роковом дне». Незадолго до 4 часов германский консул в Ставангере осведомился о ключевом слове «время Везер». Так как было приказано соблюдать наивысшую осторожность, посланник отказался дать справку. Вскоре после этого загорелись огни в соседних садах английских и французских дипломатических представительств, стопки дел сжигались в течение пяти часов.

Когда германский посланник вскоре после 5 часов в соответствии с заданием попросил о встрече норвежского министра иностранных дел, Кот ответил, что уже ожидает его. Брэуер передал меморандум, тем не менее у него сложилось впечатление, что, когда он прибыл, все уже было решено. Не были известны только масштабы немецкой оккупационной акции, члены правительства говорили лишь об Осло-фьорде. Кот молча выслушал оглашение ультиматума и после этого вспомнил о словах Гитлера, что чешский народ, который не оказал никакого сопротивления чужой силе, не имел никакого права на жизнь. Затем Кот пошел на заседание правительства и изложил содержание немецких требований, которые единогласно были отклонены. Брэуер немедленно сообщил в Берлин: «В 5 часов 20 минут по немецкому времени я передал министру иностранных дел в твердой и убедительной форме наши требования и обосновал их, а также передал меморандум с приложением. Министр иностранных дел удалился на созванный в министерстве иностранных дел совет кабинета, при этом я настаивал со ссылкой на серьезность положения на самом быстром решении. Через несколько минут он дал ответ: мы не уступим добровольно, борьба уже ведется».

Наступило утро, но напрасно немецкий морской атташе ждал в порту прихода военных кораблей. Подполковник Польман сообщил по радио в 7 часов 18 минут в XXI группу в Гамбурге: «Перед Осло не видно ни одного корабля, не слышно шума боя. Сирены дают тревогу, на улицах — скопление людей. Норвежское правительство заявляет: мы не склоняемся, борьба уже ведется». Военная ситуация в Осло стала менее напряженной в первой половине дня с прибытием немецкой пехоты воздушным путем. Вопреки сомнительной ситуации настроение немецких войск было отличным, в то время как беспомощность и пораженчество повсюду парализовали норвежские мероприятия. Тем не менее дипломатическая акция не удалась. Сразу после демарша Брэуера, по предложению президента стортинга Хамбро, королевская семья, правительство и стортинг отправились из столицы в Хамар (в 100 км к северу от Осло). Это дало возможность государственному советнику Квислингу еще 9 апреля образовать в Осло контрправительетво. В штабе Фалькенхорста существовала следующая персональная оценка Квислинга: «Друг немцев, не играет никакой роли, считается мечтателем». Для вермахта было важно как можно скорее прийти к мирному объединению с Норвегией, дабы избежать кровопролития. Поэтому они ни в малейшей степени не были заинтересованы в том, чтобы навлечь на себя еще и политические трудности, тем более что открыто военное положение между Норвегией и Германией не было объявлено до сих пор еще ни одной из сторон. В этой ситуации посланник Брэуер решился на повторную дипломатическую акцию. Уже 9 апреля в полдень он направил воззвание к норвежскому правительству и прессе, причем заверял, что Германия не имеет намерения нарушать территориальную целостность и политическую независимость Норвегии.

На первом собрании правительства в Хамаре во второй половине дня 9 апреля его члены согласились возобновить переговоры с немецким посланником. В качестве основы должно было гарантироваться продолжение функционирования правительства, как в Дании. Серьезным было то, что все города и вместе с тем ключевые позиции были захвачены немцами, так что упорядоченная мобилизация была невыполнима; большая часть норвежского флота и военной авиации уже были не в состоянии участвовать в ней. Когда 10 апреля во второй половине дня Брэуер прибыл в Эльверум, где должно было происходить обсуждение ситуации, то тем самым были даны определенные предпосылки для дипломатического успеха. При беседе между посланником и королем Хааконом присутствовал также министр иностранных дел Кот. Последний ожидал, что услышит несколько измененные условия по сравнению с ультиматумом от 9 апреля, и думал о возможности предоставить немцам определенные базы, а в остальном, однако, оставить страну под самоуправлением. Разочарование было в том, что Брэуер снова потребовал, чтобы главой правительства стал Квислинг. Король Хаакон отказался подтвердить такое правительство, так как Квислинг представлял только меньшинство норвежского народа, что показали выборы 1933 и 1936 годов, когда Квислинг набрал только два процента голосов. Такое правительство не соответствовало бы конституции и вынудило бы короля выйти в отставку. Чтобы поддержать переговоры в активном состоянии, Кот обратил внимание на то, что премьер-министр Нигаардсвольд сказал королю днем раньше, что желает подать в отставку и было бы очень хорошо сформировать новое правительство, и спросил посланника о том, не мог бы он назвать другую фигуру, которая была бы приемлема для имперского правительства. Брэуер ответил, что фюрер определил: главой правительства должен быть Квислинг. На этом переговоры завязли. Конечно, что подчеркивал Кот и что отчетливо следовало из норвежских дел, личность Квислинга не была единственным спорным пунктом, но урегулирование этого вопроса в подходящем для норвежцев смысле должно было стать предпосылкой для последующих переговоров. Возвращаясь в Осло, Брэуер получил по телефону информацию от Кота, который, после опроса стортинга, сообщил о том, что король не может созвать правительство Квислинга. На вопрос Брэуера: «Означает ли это, что норвежское сопротивление будет продолжено?» — Кот ответил: «Да, так долго, как возможно». Доверяя английскому содействию, которое уже 9 апреля в 18 часов в самой определенной форме обещал британский посланник в Осло сэр Сесиль Дормер, норвежское правительство призвало страну к военному сопротивлению. Военное положение наступило.

Отрицательный исход переговоров очень огорчил Брэуера. Он определенно не был тем человеком, который любой ценой хотел посадить Квислинга в седло; когда 11 апреля один норвежский адвокат выразил ему свои сомнения относительно Квислинга, Брэуер ответил: «Вам не нужно тратить слов для этого человека, я знаю положение. Я боролся с Берлином больше чем полчаса и потерпел поражение». В тот же день посланник телеграфировал имперскому министру иностранных дел: «Как я сообщал господину имперскому министру иностранных дел по телефону, король и Кот в ходе вчерашнего обсуждения отметили понимание того, что в оккупационное время норвежское правительство должно доверять Германии и должно также обладать доверием своей страны. Однако господин Квислинг не имеет этого доверия, он — одиночка без приверженцев, который отклонен страной». Он предложил ответить королю, что дверь должна оставаться открытой для возможных переговоров. Прежде чем эта информация появилась в Берлине, германскому посланнику, по распоряжению имперского министра иностранных дел, было передано, что он мог бы провести повторную беседу с королем в месте, которое расположено ближе к Осло. «Брэуер должен обсудить этот шаг «по понятным причинам» с генералом фон Фалькенхорстом и информировать его также об условленном месте встречи». Ни Брэуер, ни фон Фалькенхорст не пустились на такую неуклюжую акцию, а попытка третьей стороны установить контакт с наследным принцем Олафом также была предотвращена дипломатическим представительством. Между тем Квислинг послал норвежского капитана Иргенса к королю с посланием возвратиться в Осло. Король Хаакон отказался ввиду сложной ситуации. Налет 18 немецких самолетов на королевскую штаб-квартиру в Ниберсунде 11 апреля не достиг никакого успеха, но привел, однако, к соображениям, не должна ли королевская семья бежать в Швецию. Так как шведское правительство не могло принять никакого поручительства в отношении того, что король Хаакон мог возвратиться в любое время в Норвегию, а последний, прежде всего, хотел избежать эмиграции, норвежское правительство переместилось в течение апреля через Одд и Молде дальше к северу, в Тромсе.

Следствием воздушного налета и отъезда норвежского правительства на север стало прежде всего то, что посланник Брэуер не мог больше вести дальнейшие переговоры. Теперь он действовал через посредника — высокопоставленного норвежского судебного чиновника Берга, который не мог, тем не менее, настигнуть убегающее правительство. Тогда Берг выполнил это задание письменно. В письме королю Хаакону он подчеркнул точку зрения Брэуера, который предложил переговоры, в которых было отказано. Теперь инициатива должна исходить от норвежской стороны. Наследный принц Олаф должен издать призыв к населению в занятых областях Южной Норвегии вести себя спокойно. Квислингу все еще не отказали в поддержке. Чтобы, однако, взять под контроль ситуацию в Южной Норвегии, 15 апреля был образован из норвежских граждан предварительный административный совет, который возглавил Квислинг, как премьер-министр, а председателем стал Брэуер. Между тем посланник заручился поддержкой евангелического епископа в Осло Бергграва для последней посреднической акции. Первая беседа состоялась 12 апреля. Дальнейшую беседу с Брэуером провел Бергграв 14 апреля. Теперь посланник был готов прекратить поддержку Квислинга. Германский морской атташе Шрейбер сделал предложение назначить Квислинга ответственным за демобилизацию, чтобы дать ему уйти с почетом. На этой основе епископ Бергграв позволил еще раз склонить себя к установлению связи с Котом. Он связался по телефону с норвежским министром иностранных дел, который задержался 12–14 апреля в Швеции. Кот был убежден в том, что в течение ближайших дней должна начаться контратака союзников, и обмолвился, что она будет иметь полный успех. Поэтому он пришел к выводу, что формирование нового правительства создало бы нежелательные отношения с Англией: «Другими словами, я убежден, что мы уже сделали выбор и что не имеем больше возможности отступать назад». 16 апреля Бергграв в последний раз провел один час у Брэуера; договорились о том, что епископ по радио обратится с призывом к гражданскому населению воздерживаться от борьбы и саботажа. Затем речь зашла об увольнении Квислинга. «Я должен был сделать что-то чрезвычайное, чтобы это стало возможным», — объяснил посланник. Но было слишком поздно. Сопротивление в Норвегии было разожжено. Министерство иностранных дел и вермахт предостерегли снова. Того, что Брэуер полностью занялся снятием Квислинга, ему не мог простить Розенберг. После того как уже 13 апреля норвежский посланник Шеель был приглашен к Гитлеру и ему настоятельно рекомендовали отъезд, так как Норвегия находилась в войне с Германией, посланник Брэуер был уволен в запас. Он немедленно отправился на западный фронт офицером. 19 апреля гаулейтер Тербовен прибыл в штаб-квартиру фюрера, сам Гитлер проинструктировал его как имперского комиссара для Норвегии о предстоящем задании. Имперский комиссариат был основан 24 апреля указом фюрера. Тем самым возможности формирования нового правительства для Норвегии больше не существовало.

Внимательные дипломатические представительства Швеции в Лондоне и Берлине скоро узнали, что грозовые облака, которые в конце марта собрались над Скандинавией, не разрядятся над Швецией. Английские, равно как и немецкие политические и военные приготовления можно было ожидать поэтому с некоторым спокойствием. Нота союзников от 5 апреля, которую шведский посланник в Лондоне назвал «особенно неловкой халтурой Квай д'Орсея и Форин офис», была решительно отвергнута в Стокгольме. О постановке мин в норвежских водах английский и французский посланники официально сообщили только утром 9 апреля в Стокгольме — в день, когда немецкая акция против Дании и Норвегии шла уже полным ходом.

Швеция должна была считаться с тем, что захват союзниками Нарвика вызовет соответствующую немецкую контратаку, которая коснулась бы, по всей вероятности, шведской территории. Тем не менее, такого немецкого плана не существовало; за короткий подготовительный период удалось закончить только исследование, которое затем также должно было быть выполнено. На крайний случай (если англичане овладеют сначала норвежскими основными гаванями) у военно-морского командования 10 марта были подготовлены соображения, которые предусматривали ответные действия в районе Осло; на Швецию необходимо было влиять лишь политически. Ни в какой фазе подготовки и проведения операции в Норвегии немцы не думали действовать против Швеции по-военному. Заверения германского начальника штаба Верховного командования военно-морского флота капитана первого ранга Шульте-Мёнтинга о том, что со стороны Германии Швеции опасность не угрожает и «вы можете действительно полагаться на это», имели под собой полные основания. Германия не имела ни малейшего намерения стягивать на себя значительные шведские вооруженные силы, в результате чего норвежское сопротивление затянулось бы и поставки руды были бы немедленно прерваны. Тем не менее само собой разумеется, что Швеция должна была защищаться. Уже 2 апреля шведский посланник в Берлине сообщил немецкому министерству иностранных дел официально и демонстративно, что Швеция способна защищать свой нейтралитет; крупные общевойсковые соединения стянуты в северную Швецию. Через два дня шведский министр иностранных дел подчеркнул немецкому дипломатическому советнику фон Белову, что «шведское правительство не имеет повода верить в предстоящую акцию западных держав против Скандинавии». 5 апреля, после передачи ноты союзников, в шведских военных и правительственных кругах существовали, однако, опасения, что Германия могла встретить объявленное обострение в ведении войны западными странами предупредительными мерами. В конце концов, однако, не думали серьезно о проведении такого шага, как показывает оценка датских официальных запросов от того же дня. Только поступавшие из Осло донесения о британской акции по минированию и другие сообщения позволили 8 апреля охарактеризовать ситуацию как максимально напряженную.