Крик в тумане

Волга

Волны лижут жёлтый бок обрыва, Клочья пены, словно пот с коня, А лесов берёзовая грива Обнимает ласково меня, Здравствуй, Волга — золотые плёсы Сквозь лиловых облаков пожар На лугов сиреневые росы Утро катит солнца рыжий шар. Волга, Волга!                           Всё запомнить нам бы: И страды военной горький дым, И моря потов,                             и горя дамбы, — Всё, что многим кажется — простим… А на самом деле, если взглянешь Малость самую, чуток со стороны — В каждом самолёте, в каждом кране, В каждой строчке те, что нет, видны. Да, другие бросятся в прорывы Где-то там, в двухтысячном году, И лесов березовая грива, Зашумев у волжского обрыва, Передаст им предков маяту, — Посвист пуль сквозь души и сомненья, Шелест сердца на пороге тьмы… Здравствуй, Волга, — русское теченье! Здравствуйте, зелёные холмы!.. 1958, Казань

Первая песня

Мне детство помнится поныне: Река.             Огни.                         Лошажий храп. Отец,             ушедший в сумрак синий На деревянный скользкий трап… Молчала спящая вода. Лишь вёсел бархатные всплески. И женский визг.                             И просто не с кем Мне было поболтать тогда. А я не спал, укрытый пледом: Мир звал меня, незрим, неведом. Он приготовил мне такое, Чего я не прощу ему — Оно ведь не дает покоя Сегодня нашему уму. Мы ищем в мире постоянства, А мир в ответ подсунул нам Симфонию антипространства, Движений вечный тарарам… Теперь, пожалуй, очень скоро Ракеты станут возвращаться. Я прилечу и сразу — в горы С тобою,                   млеющей от счастья. Лицом в твои зароюсь волосы, Преподнеся без хвастовства Букетик звёздных гладиолусов И шарф из антивещества… Замрём.                 И прошлое нахлынет: Река.             Луна.                          Лошажий храп. На дебаркадер шаткий трап. И дальний-дальний,                                    синий-синий Напев,               звенящий до утра… 1958 год

*  * *

Да, я хотел, чтоб ты была увенчана Цветами, как венками зыбких радуг, Моей мечты таинственная женщина, Но нас рассорили навеки автострады. Разбилось что-то самое бесценное — Быть может, счастье глупое, Не так ли? И вот стою перед пустою сценою — Смешной актёр освистанных спектаклей. Зал обезлюдел. Только за софитами Хихикает пьянчуга-осветитель И шприцами лучей, Премудро скрытыми, Меня пытает. Люди, помогите! Отзванивает эхо в люстре шпорами, Я звал тебя, так что же, нелегко мне! Зал обезлюдел. Я — один. О, горе мне! А дни бегут. Но ты меня — Не помнишь… 1958 МИСПИС

*  * *

ДнепроГЭС. Изнывающий день. Крупно чайка знакомая кружит. Часового штыкастая тень К полдню будет короче и уже, Чтобы к вечеру снова расти, Стать большой, всеобъемлющей тенью… Эта тень — отраженье пути Довоенного поколенья. Здесь на серых гранитных камнях Залегали пехотные роты — Не дожив до светлого дня Вы погибли бесповоротно. Слава павшим! Приблизился день Умиротворённого полдня — И ныряет штыкастая тень В безучастные, вечные волны… 1958

… Апассионата…

На пятилетие смерти И. С.

 Вылилась кровь кумача  На змеящийся креп.  Чайкой надрывно крича,  Ветер метался и креп. … Чёрная лента людей  Обвивала Колонный зал —  Вскриками лебедей  Оркестр про него рассказал!  А сгноил он,  Фашист и тиран,  Миллионы,  Чтоб идее цвести.  Норильск.  Воркута.  Магадан —  Э т а п ы  большого пути! 1958 год

*  * *

 Так вот и тянется дней безкальсоние,  Прикрытое шуток плащом —  То ли это больная агония,  То ли шторм…  Непонятно безкальсоние,  Как Пао Срианон,[1]  Невнятно,  Очень сонно,  Как после пытки стон.  Приходит белый доктор,  Секс-бомбочка сестра.  С визиту много ль проку-то,  Коль  о с о б и с т ы — доктора?  Тянется, тянется,  Тянется сопельками  Игра с часовой миной.  Вы её — мне,  А я — опять вам…  Профессор, ход!  Отменно, давите плотно!  А я в ответ — аминазинно!  И учтите — за броневыми стёклами  Чёрный газон пулемётно  Уже прострочила  Трава! 1958 год, МИСПИС

Дома

i  Есть большая станция дороги, i  Проходящей из Москвы на Крым… i  В чемоданной сутолоке строгой i  Тормозных колодок тает дым. i  К ресторану спешно пробираясь, i  В двери тычется толпа пижам, i  А меня выводит дверь простая i  Прямо в город, в толкотню и гам. i  Хорошо, что, солнцем запорошен, i  Я могу войти в него, как свой: i  Кажется все клёны Запорожья i  Обо мне толкуют меж собой — i  Мол, приехал, все-таки, проведать… i  Да, приятно у своих в гостях — i  Успокоить мать, поспорить с дедом i  О международных новостях, i  Обсудить в закусочной степенно, i  Где троллейбуса проложат нить, i  Сталевара с пятого мартена i  Кольку посещеньем удивить… i  Это всё — на завтра. А пока что — i  Дом за домом, в ярый улиц гул. i  Гля, а кто это у телемачты i  Мне рукой приятельски махнул? i  За окном «Победы», в шинном шуме, i  Мчит асфальта синяя струя… i  Хорошо взволнованно подумать: i  — Солнце светит, значит, дома я!.. 1958

Ночь

Помнишь, Днепр затих оторопело И улегся мирно на пески, А луна кормила грудью белой За рекой подсоски-тростники. Звёзды чуть мерцали, засыпая, Тишина дремала, нас обняв. Вдруг вполнеба, мощно разгораясь, Встал шатёр пурпурного огня — Значит, за рекою, на заводе, Сталь пустили в черные ковши, Значит, ты ко мне прижалась: вроде Стало страшно в розовой тиши… 1959 год

Дорога

Идём впотьмах, все фонари погасли, Поверху ветер ветви раскачал, Внизу наркоз сосновых смол и масел — Идём сквозь мрак, начало всех начал… Дойти б до дня! И чтоб не только выжить, А жить, на чистом месте отрезвясь. И, голову подняв упрямо выше, Идём, всё вновь оскальзываясь                                                         в грязь! Сквозь грязь тоски, дорожных неуютов, Когда сухарь последний из мешка, Когда любовь нам светит ярко, будто Она звезда, что уж недалека… Любовь, прости нам, если каждый думал, Что ты лишь одному ему дана — Ты всем не дашь упасть в лесу угрюмом, Поднимешь к небу, опустив до дна… ================================ 1959 год

Вечность

*  Наша жизнь — между белым и чёрным. *  Посмотрите на снега сверканье: *  Глаз теряется в искрах и тонет, *  Не познав никаких ощущений. *  То же, если вы смотрите ночью *  В бесконечно-беззвёздное небо — *  Так же вздрагивают аорты *  И растерянно прыгают мысли. *  Радуг кривь — совершенно иное. *  В них — зелёной листвы трепетанье *  И — полоской — зари розоватость, *  И другие оттенки знакомы. *  Ну а белая бесконечность *  И зияния чёрного мрака *  Несомненно ни с чем не сравнимы, *  Разве только между собою. *  И они, вместе взятые, — *  В е ч н о с т ь! ****************************************** 1959

*  * *

— Ты будто роль сыграл… — мне девушка сказала, Когда я о любви заговорил. Слеза в ресницах у нее дрожала, И дождик мелко-мелко моросил.  А я, увы, не понял в ту минуту,  Что гордость мне шептала без стыда,  И не ушел тогда. Как будто  Я мог уйти тогда… 1959

*  * *

Нет, не встречал безжалостней в пути. И не зову — теперь ты не придёшь! Ну что сказать? Одно — прости.                                                  Прости, Если и я был на тебя похож… 1959 год

Берег

Вон тоски присмиревшая псина Прилегла за ближним кустом. Я и ветер небесно-синий Разболтались о том, о сём. Как осенние ветры шепчут О любви,                   любви,                                 любви, Как разлука треплет всё крепче Зелень кос привядшей травы, Как ты, мраморно-белая, летом На песок пришла из воды, Как мы всё доверяли ветру — Поцелуи,                   чувства,                                    мечты… Но едва показалась осень, Ты подумала, платье одев: «Я тебя не любила вовсе, Позабудь обо мне и воде.» Не сказала — «Прощай, любимый!» Написала — «Пиши мне, друг…» И теперь я зову по имени Только псину-тоску поутру… 1959

*  * *

Ветер губы высушил. Растаял Поцелуя влажный слабый след… Так ушла любовь твоя простая Затеряться в тьме спешащих лет. И морозом и листвою прелой Пахнут яблок скользкие бока — Вмиг оборвалось и улетело То, что больше нам не отыскать… 1959 год

Вдаль

Дорога. Серый путь в лесах и в поле. Неровные кривые колеи. Мы шли и, спотыкаясь поневоле, В сердцах кляли неровности твои. То дождь тебя размоет как попало, Не вытянешь ноги, — а мы всё шли, То гололедь эмалью покрывала, Но мы ползли из края в край земли. В кюветах истлевали слабых кости, Но для упрямых полегчает путь — Мы за собой натаптываем, мостим Широкую проезжую тропу. Чтоб протянуться ей бетонной лентой Туда — за горизонт — к мерцанью звёзд. …Дорога, Серый путь кривоколенный Меж медленно гуляющих берёз. 1959

*  * *

Под ветками пары мокнут, Бродит по крышам дождь, Сквозь приоткрытые окна Вползает в комнату дрожь.  Повсюду сочится сырость,  Незаметная как слеза,  И печальную рожу мира  Надо бы облизать. За тучами дремлет пёсик, Высунув красный язык, — Готовится вылизать досуха Следы туманной слезы… 1959

Слепой

Бредёт, ощупывая палкой Предел дозволенных границ, Дрожащий, Слушающий, Жалкий, С немыми ранами глазниц. Навеки в щёки въелся порох И солнце — навсегда зашло. Ему — занозы на заборах И псов нечаянное зло… И всё? Бредёт он в шуме листьев, И в сладком запахе травы, И в соловьином чистом свисте, Не опуская головы. День полыхает, — Шумный, Жаркий, Сжигая небо над собой. Бредёт задумчиво по парку И… улыбается слепой. Спокойный, Мудрый, Он уходит В гром улиц, в новые дома… Его не палка — память водит, В ней 41-го зима. 1959

Полярная Звезда

Помнишь, где б мы с тобою ни были — Боролись ли с морем в шторм, Сквозь пургу уходили от гибели На весёлый синий простор, Всюду нам придавала бодрости, Охраняла,                     вела всегда, Как медведица, сильная,                                           гордая И единственная звезда. 1959

*  * *

Ну что ж, придёт к остатку Время, И мы уйдём, не возвратясь, Но и тогда я буду с теми, Кому оставил мысли власть. Когда-нибудь уйдут ракеты Искать пристанища вдали И на другой Системе где-то Найдут кусок другой Земли. Забудут дом родной. Земное К другой звезде не унесут! Но позабыв тебя со мною, Любовь забыть не смогут тут… 1959 год

Площадь Свободы

Гранитный молчаливый обелиск. Плита из мрамора. Венки цветов уснули. И тополя недвижны в карауле. Да! Здесь герои спят. Они — дрались. Дрались? В прошедшем — слова не терплю! Нет, их борьба кипит, как лава, ныне: Вновь за глоток  с в о б о д ы  в небе синем Я метеором огненным сгорю. И я, и ты — бурлящая толпа, Под нашим шагом камни разогреты. Ты слышишь, площадь? Нам поют поэты: Свобода — вечна. Вечна, как  б о р ь б а. 1959

Хирург

Тяжёлые — с кровью — Тампоны В тазу унесла сестра. В сад он шагнул утомлённый, Измотанный вконец с утра. Резко перчатки сдёрнул, Марлю сорвал с лица. Пота солёные зёрна Смахнул, Посадив у крыльца. Взглядом довольным, Привычным Оглядел звонкопчёлый сад — Прибольничные белые вишни Как медсёстры под солнцем стоят… 1959 год

*  * *

Махнешь рукой небрежно кораблю, Уйдешь домой, Туда, где вянут травы. На гальку, на песок, на чуткий гравий Не возвратишься прошептать: — Люблю! Я б слово то сберёг и не разбил, Пронес бы сквозь бушующее море… Но ты смолчала — Старая история: Страдания непринятой любви. 1959 год

*  * *

Колумбом уйду в океаны Планет, Неизвестных нам, В далеких поездках достану Пространства земным семенам. Над чёрной распаханной топью Забелеет чужая заря, Напомнив пушистые хлопья — Снеговые цветы января… 1959

Не надо!

Убредут на Венгрию, На Запад, Тёмных туч тяжелые воза, Переплачет, выплачется слякоть И просохнет синяя слеза. Вдруг набрякнут почки, земли, губы В ясных днях чисты, просты, честны, Чтобы то, что нам казалось грубым, Засмущалось робко у весны. Чтоб живее кровь бурлила в теле, Чтоб светились искренней глаза, Чтобы, встав со снеговой постели, Парк свой летний галстук повязал. Душу — чур! — не бередить! Не бредить, уносясь в нездешние края: Мне дороже близкие соседи — Будапешт и Венгрия твоя. 1956–1959

Ассоциация

Подъехал вечер на санях Трудяги-тишины. Я сел и он повёз меня По морю белизны. Садится сладкий снегопад На мёрзлый чернозём, Равнины ждут, равнины спят Звериным чутким сном. Ушла за горизонт, как ты, Кристальных гор гряда… Я уезжаю из мечты Надолго… Навсегда. 1959

Мы, люди

КТО СОЛНЦА ЖЁЛТУЮ ЛИМОНИНУ САЛФЕТКОЙ СНЕЖНОЙ ПЕЛЕНЫ ПРИКРЫЛ? ЧЕЙ СМЕХ ПОВИС, ЗАРОНЕННЫЙ, В ИГОЛКИ МАЧТОВОЙ СОСНЫ? ЗАУХАЛА, ЗАНЫЛА, СВИСТНУЛА, ПОВОЛОКЛАСЬ ПО ТЕМНОТЕ, ШАРАХНУЛА, ПАЛЬНУЛА ВЫСТРЕЛОМ МНОГОЧАСОВАЯ МЕТЕЛЬ. В ПАЛАТКЕ СТЫНУЩЕЙ ГЕОЛОГИ ПО-ФИЛОСОФСКИ СУДЯТ МИР, СТУЧАТ ДЕРЕВ СКЕЛЕТЫ ГОЛЫЕ, ПРИОБОДРЁННЫЕ ЛЮДЬМИ… 1959

*  * *

«Постель была расстелена

И ты была растеряна.

Спросила робким шёпотом:

— А что   п о т o м?

А   ч т o   потом?»

Евг. Евтушенко Нет, не гожусь я в евтушенки — Мне, если женщина, так чтоб Не только чистые коленки, Не только чёлочкою лоб. Не только шелка комбинации Струящаяся в ночь метель, Не та, чтобы в любви признаться, И тут же, с ходу, — на постель. Мне снится женщина другая — Чтобы делила хлеб и дом, И чтобы, от любви сгорая, Потвёрже знала,  ч т о  потом. Такая, чтобы долго грели Меня лучи её тепла, И чтоб нам вслед шепнуть не смели: — Она дешёвая была! 1959

Сигареты «Лайка»

Покровители животных, бросьте Притворные слёзы лить! Просто, очень просто Её жизни порвалась нить. Ну не поставили камень ей, Ну и что ж, зато портрет Как наилучший памятник На пачках сигарет. Скуришь пачку и в урну, Где праху и пеплу порт, Окурки кувыркнутся пурпурно На смятые карточки морд. Грязный ящик урна, но я Секунду помолчу над ним — Ведь мы в нём отходами Бытия Память хороним и храним. 1959

Каменный цветок

Первый час. Я слушаю Прокофьева. Свет погашен. Тени у стола. Разорвав черновики браковые, Забываю личные дела. На стене танцуют исступлённые Контуры встревоженных ветвей, И рыдает вздохами и стонами Музыка под блики фонарей. Ящерица выползла зелёная, Извивалась, за собой звала. Присмотрись, гора скрывает склонами Парня из уральского села. Он любви заради чудо выстроил, Век из камня сказку высекал — Повелось так издавна да исстари Меж базальтовых уральских скал… … Ночь не спит. Заслушалась Прокофьевым. Тени у стола. Шкала горит. На стене узор — уже за окнами Ветер не качает фонари. 1959

Не говори!

Ну что ж, если стихи фальшивят, Не спрашивай и не кори, О старом шиворот-навыворот Не говори, Не говори! Любить того, кто не вернётся — Под силу тяжесть ли для нас? Как измождённая работница Склонилась над Невой луна. О, если знать бы, что загубим Движеньем неразумным губ, Тогда одним бы жестом грубым За всё былое бросил рубль… 1959

Мать

Полотенец хрустящих и тонких Ты охапку внесла со двора И развесила в кухоньке ловко, Сотворительница добра. Дорогая моя старушка! Запрещаешь ходить босиком, Вечерами взбиваешь подушки, Крепко пахнущие молоком, Гладишь, если злой и усталый, Головой уткнусь в плечо, И ладонь твоя снегом талым Пахнет ласково и горячо… Мне бы, Мне бы твоих печалей, Мне бы ясности и тепла, И чтоб дочка, Когда в отчаянье, На плечо моё прилегла… 1959

*  * *

Под ногами лёд крошится тонкий, Первый снег просыпался окрест. До чего ж вы любите, Девчёнки, Танцевать под духовой оркестр! Мы с одной рассорились на этом: В клуб пришли и у стены стоим. Я ей про галактики, Ракеты, А она айда кружить с другим! Дома я у Щипачёва в книжке Рылся, В сотый раз перелистав, — Почему серьёзные мальчишки На взаимность не имеют прав?.. 1959 год

*  * *

Пролетели призрачные клинья Журавлей, рыдающих навзрыд, И за горизонтом, Синим-синим, Тишина под утро не горит. Наползают тучи из-за леса, Пригинают головы кусты, Под дождя навязчивой завесой Зябнут и дороги и мосты. Прячут лица бледные рассветы, Голоса возникнут и замрут… Всё грустит. На целых полпланеты Бодрствует один упорный труд. 1959 год

И мне пришлось…

Сердитый ветер водной пылью жёгся, Смывал следы спешащих каблучков, А я сжимал трепещущие флоксы И постигал несложную любовь. Она ушла, простившись торопливо, Глаза укрыв под капюшон плаща, Лишь бесновался молниями ливень И мокли флоксы, жалко трепеща. Ну что ж, ну что ж! Забудем неудачи! Спросила мать: — Заплакан, что ли ты? Но мне пришлось в ответ сказать иначе: — То, мама, — дождь, Заплаканы — цветы! 1959 год

Гудок

Приходи на пристань спозаранок. Кепку не снимая с головы, С первым пароходом по туману В молодые дали уплыви. Выбирай не тихих дней прохладу — Дальних строек трудные дела, Где б ветров монтажная бригада К сердцу напряженье подвела. Не грусти по детскому уюту — Мать поймёт твои 16 лет. Хороши рассветные минуты, Красный луч и пенный, мягкий след… 1959 год

Настроение

Тем днём, Безрадостным и мутным, Ушёл перрон за мокрый сад, Мелькнула тусклым перламутром Асфальтовая полоса. У въезда в серенький посёлок Встречал я поезд у вокзала, — В окне, С одной из верхних полок, Красивая рука свисала. В цепи трясущихся вагонов Куда ты едешь, Дай ответ! И где искать? А перегонам Конца как-будто бы и нет… Унёсся стоколёсый поезд, Прогрохотав у переезда. В окне глаза я помню, То-есть, Что между мной и ними — Бездна! 1959 год

Ноктюрн

Молоком из звёздного ковша Каждого, кто хочет, напои. В чёрных травах, В ржавых камышах Я узнаю шорохи твои. Караси отпрыгают в пруду И задремлет ветер в тополях. Парни в смену до утра уйдут На урчащих смирных тракторах. Тявкнет псина — Зряшно всё одно! Станет жать деревья лунный серп. И погаснет позднее окно В кубиках далёких Тихих ферм… 1959 год

Россия

«Да здравствует восставшая трава!..»

С. Футорович Россия! Горит ли рябина-смородина В осенних твоих перелесках — Не хлебом единым связала нас Родина, Не твердостью доводов веских. Нет, не был товарищем тот из нас смолоду Тому из нас не был братом, Кто, икая, Смеялся над голодом, А теперь сидит бюрократом. Я себя отмежую с резкостью От него в канцеляриях душных, Обойду его дальней окрестностью, Избегая глаз равнодушных. Ах, Россия! Те брызги смородины На знамёнах каплями крови — Не хлебом единым связала нас Родина, А общностью дела и слова. 1960 год

*  * *

Ветер жгучий. Снегов искрометье. Людкин лик В кумачовом гробу. И коклюшной, Простуженной медью Пять пропоец Терзают толпу. Не пришел… Не склонился над милой… Сослуживцы… Парторг словно пьян… Тяжко узкую щель могилы Для девчёнки Долбит барабан. Что вниманье? И что — невниманье? Что предательство? Преданность что? Умирала она в сознанье, Под побитым молью пальто. Знаю, будет ему не иначе: Фиолетовый сморщится рот, И его Сквозь холод собачий Пронесут ногами вперёд. 1960

Машинистка

Интервалы, абзацы, линии… Тяжело стучать перед сном: Тихо солнца бордовая линия Отцвела за синим окном. Я ругаюсь — ошибки делаешь, Но прошу — печатай ещё. И прыгают пальчики белые И вздрагивает плечо. Появляются разнообразные Стихи о чужой красоте, Глаза становятся красными И светятся в темноте. Я бегаю нервно по комнате, Диктую с черновика, А ты — воплощение скромности — Посмеиваешься слегка. Я смешон? Расскажу приятелям, Какая смешная ты. И щёлкаю выключателем, Чтобы не было темноты, Чтобы прыгали пальцы умелые И подёргивалось плечо… Ты бледнее, чем астра белая, Но прошу — печатай ещё! 1960

*  * *

Осенний час! До боли всё знакомо: Костры кустов, охваченных огнём, Свинцовый Днепр и город, По-другому Пленительный в тумане водяном. За всё за это не грешно и выпить: И за листвы багряную метель, И за выздоровление от гриппа, И за тебя, И за большую цель. 1960

Прощанье

Тихо, сдержанно, осторожно Поезд выполз на звонкий мост. Уходило в ночь Запорожье Тысячью тёплых звёзд. Мы припали к раскрытым окнам, Пили запах знакомых трав, И плескал под мостом высоким Тёмный провал Днепра. Замычал быком и свободно Тронул дальше электровоз… …Провожая меня сегодня Ты не вытерла слёз! 1960

Касание

Сладким дымом понесло с акаций, Ровным гудом работящих пчёл… У трамвая стали мы встречаться, Незнакомые совсем пока ещё. Опустила длинные ресницы — Лучше так вот молча постоим! И сошла. Чтоб завтра вновь присниться Сквозь акаций Гулкий сладкий дым… 1960 год

Росток

И невзрачный и незнаменитый В самом начале апреля Он высунулся из тесной щели Растресканного гранита. Расстегнув голубую кофту, Жизнь блеснула грудью лучистой, И к струйке молочной, Чистой Припал росточек. А грохот, Безалаберный грохот строительств Скрежетал арматурой межзвёздной… Постигая процессище сложный, Вы сначала к ростку присмотритесь. Вот он выбрался на перепутье, Смотрит в мир, раздираемый всеми, Но пройдёт небольшое время, Куст созреет, И в гибких прутьях Золотыми кистями ягод Засияют десятки жизней — Ни одной ненужной и лишней — И сорвутся на землю, к влаге… Ни одной ненужной и лишней? 1960

29 февраля 1960 года

Гости пели, галдели, смеялись, Хвалили коньяк и кефаль. За окном, грубоватый малость, Вьюжил холодный февраль. Вечеринка как вечеринка: И заигранные пластинки, И пальто на диване брошены, И девчёнки смешные, хорошие — В общем, славные именины… Вдруг запела Мения Мартинес — Это кто-то поставил пластинку, И приблизилась жаркая Куба, И представилась нам кубинка, — Чёрный локон и жгучие губы. Пальмы. Синяя сонь залива. Волны, ласковые, как кошки. Горы. Выстрелы и разрывы. И потом тишины немножко. И ещё эта песня печальная, Первозданная, изначальная. Звуки жалуются, Звуки стонут, И врываются в микрофоны, И повсюду людей тревожат, — С чёрной кожей и с белой кожей. До чего ж коротка пластинка — Замер диск, Умолкла кубинка. Стало как-то значительно грустно — Лишь февраль скулил за стеклом, И прощалась дрожащая люстра С двадцать девятым числом… #

*  * *

Жизнь не сизая дымка тумана — Эх, двухрожая бестия жизнь, Ты не чадом заводов-вулканов, А весенним ручьём раззвенись… 1960

Велогонки

Вот — гонщицы! Довольно близко! Ревём, распахивая рты. Влетают велосипедистки В наши вопящие ряды. Влетают синие и жёлтые, Пурпурные и цвета беж. Они горячей силой молоды, Приятны простотой одежд. Ревём, друг другу руки тиская: — Вот это — да! Вот это — класс! Колёс вертящиеся диски И ножки покорили нас. Но мы не пошленько хихикали, Иное возбудило всех — Свистели мы и дико гикали, И перекатывался смех, И ахали те, что расстроены, Прижав блокнотики к груди… На миг все стали мы героями, Мы все летели впереди!.. 1960

*  * *

СЕГОДНЯ Я ПРОСНУЛСЯ РАНО, ИСКОМКАВ СМЯТУЮ ПОСТЕЛЬ — ВСЮ НОЧЬ МНЕ УСМЕХАЛАСЬ ПЬЯНО КИНОЗВЕЗДА НИКОЛЬ КУРСЕЛЬ. ЗВАЛА ФРАНЦУЗСКОЮ УЛЫБКОЙ В СВОЙ ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРИЖ, И Я ЗА НЕЙ ТАЩИЛСЯ, ГИБКИЙ, ИЗНЕМОГАЯ ОТ ЖАРЫ… ПРОСТИ, КРАСОТКА, ЕСЛИ ЛЮБИШЬ, НО, ВИДНО, В ТОМ ТВОЯ ВИНА, ЧТО МНЕ ЕЁ ПРИСНИЛИСЬ ГУБЫ, А В НИХ — ТАКАЯ ГЛУБИНА!.. 09.01.60

*  * *