Москву ничем не удивишь

- Я не об этом, - сказала Татьяна, - сегодня какие-то пятна на солнце, протуберанцы или магнитные бури? Почему именно сегодня, накануне того как я собралась ехать в Турцию отдохнуть ко мне в дом вваливаются два человека одного из которых ищут за долги, а другого за убийство. Да еще и братец непутевый вдруг объявился. Может быть, этот день отмечен особым космическим смыслом?

- Не знаю как день, - хмуро ответил Алмаз, - а вот я точно теперь отмечен… 

Татьяна ничего ему не ответила на этот вопрос, сказала, чтобы взял в ванной полотенце, вытерся. Матвей Спичкин лежал на полу ногами на пороге Татьяниной комнаты, а головой в коридоре, скинув руки. Он был похож на звезду, которая потеряла сознание. Перетаскивать его Татьяне куда-нибудь на диван  было не под силу, да и смысла не было, в её жизни начался настоящий кавардак, к которому она, честно говоря, была не готова. Алмаз взял полотенце, спортивный костюм отца, который ему дала Татьяна и закрылся в ванной.

Когда Алмаз, переодетый в спортивный костюм Краба, появился в кухне, она спросила его:

- Вот теперь садись на стул и рассказывай мне как ты умудрился таких долгов наделать?

Алмаз шумно вздохнул - он и сам последнее время частенько вспоминал этот злосчастный день, который сначала вознёс его на самый верх шоу-бизнес элит тусовки, а потом пинком скинул его оттуда так, что он едва не сломал себе шею.

*****

Год с небольшим назад Алмаз давал частный концерт в Подмосковье на юбилее у крупного предпринимателя по фамилии Насосов, владельца торговой сети, нескольких гостиниц и ресторанов. Юбиляр оказался крупным широкоплечим мужчиной в дорогом итальянском костюме, тонких очках на большеватом носу, с копной длинных волос, спадающих назад почти до лопаток и аккуратно набриолиненных. В руке он держал трубку и попыхивал дорогим табаком. Его окружение и гости держались безукоризненно, говорили о книгах Паоло Коэльо и отдыхе во Франции – Алмазу обстановка сразу же понравилась – приятно работать с интеллигентными людьми.

Алмаз отработал своё отделение концерта, очень понравился юбиляру и гостям, и его пригласили посидеть за стол с юбиляром. Алмаз не мог отказать, тем более ему и самому было комфортно и хотелось пообщаться с интеллигентными состоятельными людьми. Мало ли – еще пригласят выступить. Юбиляр и певец, которого виновник торжества посадил рядом с собой, выпили и начали разговаривать о том, о сём. Алмаз сделал комплимент самому юбиляру и его гостям, сказав, что нечасто встретишь таких образованных и начитанных людей, тем более за пределами МКАДа. Насосов рассмеялся в ответ и рассказал Алмазу, что когда-то давным-давно он носил спортивный костюм, кроссовки, кастет в кармане, брил голову налысо и не читал ничего, кроме сборников анекдотов.

В принципе для Алмаза открытием исповедь юбиляра не показалась – он знал, что те, кто громил ларьки в девяностых, ставил на счетчик кооперативщиков, забивал стрелки и умудрился выжить, теперь перелезли в тысячедолларовые костюмы, закончили экстерном с помощью заработанных денег институты и даже аспирантуру, исключили из своего жаргона феню и даже мат, и теперь равняются не на Крестного отца, а на лондонскую элиту, занимаясь с педагогами изучением иностранных языков.

- Знаешь, Алмаз, - разоткровенничался поддатенький юбиляр, покуривая трубку. – Иногда скучаю по тем временам. Что сейчас – скукота, романтики никакой нету, дела идут, фирмы мои работают, занимаюсь бумагами, сижу в кабинете, везде уже побывал. Тоска. Если возникают какие-то конфликтные ситуации, я снаряжаю не «БМВ» с автоматчиками, а бригаду юристов, этих вылощенных умников с ноутбуками, они едут и разруливают всё. Скучно. А раньше, ты вспомни девяностые, народ уже к стрельбе привык, внимания не обращал. Я помню однажды мы на стрелку поехали недалеко от МКАДа, а рядом ножки Буша продавали, очередь стояла, как в Мавзолей. И не сошлись мы в чем-то, вытащили оружие, стали палить друг в друга. И что ты думаешь - ни один человек очередь свою не бросил, потому как привыкли уже к стрельбе.

- Голодные были, - высказал свою версию Алмаз.

- А чего голодать было? - высказал свое мнение юбиляр. – Деньги под ногами валялись, только поднимай. Другое дело, что привыкли все, что за нас всё дядя решал – что делать, как делать. Да и я бы не сунулся никуда, просто ходил бы в спортзал, гири тягал, да нашу компанию присмотрели настоящие рэкетиры и вытянули всех на улицу. Из тех пацанов я один только и выжил. Но видишь – теперь уже я не какой-то там бандит, а уважаемый человек, у меня денег, как грязи. Не столько, конечно, как у олигархов и магнатов всяких, но тоже нормально. Я вот недолюбливаю этих олигархов и магнатов. Пока мы с пацанами в кровь между собой за ларьки дрались, эти жирдяи без войны себе самые лакомые кусочки себе оттяпали и между собой поделили – нефть, газ, сталь, уголь. А знаешь какая у меня кликуха была тогда? Насос? Слышал обо мне? Не слышал? Да ты что, обо мне даже документальный фильм снимали. Но не совсем обо мне, а о всей нашей братве, но и про меня там сказали. А ты чего делал в девяностые?

- Я в ГИТИСе учился на режиссера, - ответил Алмаз, - и параллельно брал уроки вокала.

- А я честно тебе скажу в те времена не сильно вас певцов долюбливал, - сказал юбиляр, - мы, пацаны считали, что на эстраде одни педики поют. Считали, что не мужское это дело рот разевать. Вот борьба, футбол, тяжелая атлетика – это по-мужски. Слушай, так ты режиссер что ли?

- Ну да, по образованию режиссер, - ответил Алмаз.

- А кино ты снять сумеешь? – спросил юбиляр. - Сериал сможешь снять?

- Были бы деньги и хороший сценарий, - ответил Алмаз, - любое кино снять можно, никаких проблем.

- Понимаешь я чего хочу, - доверительно склонился к Алмазу юбиляр, - пацанов своих, которые во время разборок в девяностые погибли, я их оживить хочу в фильме, ты понял? Рассказать как было, как мы, вот все те кто теперь дома на Рублевке скупает, кто отдыхает в Ницце, из какого дерьма на самом деле мы все вылезли. И чтобы не сказка это была, как тут я видел сериал про пацанов, а нормальный реальный фильм. И сценарий у меня уже есть, я сам его написал. Из своей жизни всё брал. Прямо всё, как в мемуарах пишут. Не надо будет афишировать мое участие в этом проекте, слава мне не нужна, я хочу чтобы пацаны мои, друзья, которые не дожили до этого дня ожили на экране. Ты понял?

- Чего не понять? – пожал плечами Алмаз. – Деньги нужны и всё сделаем…

- Миллиона долларов тебе на фильм хватит? – спросил юбиляр.

Алмаз в общем-то разговор это всерьез не принимал, думал все это пьяная болтовня, которая как обычно закончится ничем и завтра она забудется, поэтому ляпнул:

- Хорошо бы два...

- Будет тебе два, - уверенно сказал юбиляр, - чтобы только всё качественно получилось со спецэффектами, машин пару-тройку взорви, если надо и актеров набрать надо известных. Поскольку фильм будет про меня, то и актера надо найти похожего на меня. Вот Шварцнеггер подошел бы, но ему денег надо будет отвалить много. Нет, ты найди нашего такого, чтобы на меня был похож.

Алмаз понял, что юбиляр хочет увековечить свою персону в кинематографе, чтобы о нём, как об Аль Капоне слагались легенды. А чего не увековечить, когда хорошо платят? И он пообещал, что постарается всё сделать на «отлично», актеров подберет известных, художников там и прочих. Сам же решил и музыку написать. А что её писать для бандитского сериала? Надо чтобы мелодия незамысловатая была и могла стать рингтоном на мобильнике, вот и все.

- Ну, как думаешь – сможем снять кино? –спросил юбиляр, наливая себе и Алмазу еще по стопке водки.

- Главное хорошо отпиарить, - ответил Алмаз.

- Я вообще-то завязал с этим делом, - ответил юбиляр, - стараюсь вопросы решать законными методами, но если нужно будет – отпиарим, вспомним молодость.

Алмаз не стал объяснять ему, что PR – это продвижение товара на рынок, потому что подумал, что этим разговором проект снять кинофильм и закончится. Насосов тем временем спросил:

- А ты сам как? Ты ж песни поешь, а надо будет кино снимать? Времени хватит?

- Да я уж долго пою, - ответил Алмаз, - пора подумать о каком-то новом проекте. Я знаю много звезд, которые пели-пели и были на плаву, а потом как отрезало в один день – бац! и нету твоей публики, и песни твои стали неинтересны, а вроде бы ты делаешь то же самое, а волна, которая тебя вынесла, прошла уже. Пытаешься перестроиться, а не получается, потому что новые молодые, да нахрапистые лезут. И вроде как раньше все легко было и само шло в руки, а потом что не делаешь – ничего не получается. Не хочу я до такого вот своего провала на сцене дожить, лучше раньше уйти, например, вот фильм снять.

- Это ты правильно мыслишь, - согласился юбиляр, - это в любом деле так. Бывает - ходил человек, как под богом, бизнес варился, пули от него отскакивали, менты след теряли, а потом вдруг раз! – полоса неудач и всё в один момент рухнуло. Помянем, давай, тех кто не с нами и не дожил!

Насосов в одиночку махнул рюмку водки, потом еще какое-то время обсуждали будущий фильм, после перешли на другие темы. Алмаз посидел немного в компании юбиляра и его друзей и уехал домой, забыв о разговоре.

Но утром к нему прямо домой заявился мужчина лет сорока, разбудил крепко спящего певца, представился начальником охраны вчерашнего юбиляра и передал папочку с распечатанным сценарием бригада на титульном листе которого было написано: «Насосов Михаил Юрьевич, сценарий фильма».

- Названия нету что ли у фильма? – спросил Алмаз, страдая от головной боли.

- Пока не придумали, - ответил тот.

- Ладно, я почитаю, - пообещал Алмаз.

И начальник охраны удалился восвояси. Алмаз пошел на кухню, взял в холодильнике две таблетки против похмелья, выпил их, сел за стол и посмотрел на титульный лист.

- А имя и отчество у него точь в точь как у Лермонтова, - заметил он и принялся читать.

Чтение этого опуса удовольствия ему не приносило никакого. Как литератор Насосов оказался слаб, писал с ошибками, не смотря, что на компьютере, да и слогом изъяснялся далеко не Лермонтовским. Главный «герой» повествования был неимоверно крут, имел бригаду в сто стволов всех строил, менты кланялись ему, когда он проезжал по дороге, заваливал он всякого рода государственных деятелей и прочих людей, которые по своей воле или по заданию свыше вставали у него на пути, используя дыры в законе получали деньги по фальшивым авизо, покупал чиновников, как кидал через одно место воров в законе, не подчиняясь их власти, имел в день по три проститутки, да и женщины интеллигентного вида тоже тяготели к нему, когда на своем «шестисотом» колесил он по проспектам Москвы.

В каждой описываемой сцене дело происходило либо в ресторане, где ужинала братва, либо в сауне, где она отдыхала, либо на пустыре, где она стреляла. Жанр самодеятельной писанины уголовного авторитета тоже был неопределенным - вроде как всерьез принимать всё это нельзя было, да и комедией назвать тоже не приходило в голову - даже на отвязную чернуху всё это произведение тянуло с трудом. Речь персонажей преимущественно состояла из мата с примесью пацанского сленга, непонятно было каким образом всё это вообще можно будет озвучить.

- Это не сценарий, это явка с повинной, - бормотал Алмаз, листая страницы.

Ясно было, что снимать эту галиматью было нельзя – смотреть её никто не будет, за двадцать послеперестроечных лет этой чернухой так уже закормили народ, столько наштамповали бандитских и ментовских сериалов, что людей уже тошнит от всего этого. И вот еще один амбициозный и богатый сноб решил внести свою лепту в умножение всего этого дерьма, увековечить себя на большом экране. А Алмаз, приняв участие в этом проекте навсегда испортит свое реноме большого художника и дальновидного творца.

Чем дальше он читал, тем меньше ему хотелось всё это снимать, с другой стороны мысль о двух миллионах долларов, грозящих упасть ему на голову не давала ему покоя. Он понимал, что всю эту туфту можно будет снять за один миллион, а еще миллион потратить на что-нибудь стоящее, например, на собственный мюзикл, идея которого уже давно зрела в мозгу Алмаза. На том он и порешил, перевернув последнюю страницу.

Насосов проявил интерес к процессу работы через пару дней, когда отошел от празднования банкета, поинтересовался как Алмазу понравился сценарий и певцу пришлось соврать, что для российского кинематографа это будет новая струя, сопоставимая разве что с фильмом «Криминальное чтиво», который ворвался когда-то в западный кинематограф разрушая старые стандарты и правила. Уж очень Алмазу хотелось получить деньги. Алмаз даже добавил, что, мол, хорошо, что не специалист написал сценарий, что, мол, творчество не ограничено никакими искусственно навязанными рамками  и законами. Насосов был польщён и два миллиона немедленно выделил, приставив к Алмазу своего человека, который должен был следить за расходованием средств выделенных на производство бандитской саги.

Но по странному стечению обстоятельств этот «аудитора» уехал по делам в Европу и пропал насовсем, а нового смотрящего за сериалом Насосов то ли забыл поставить, то ли не захотел, то ли ему не до этого стало, но в общем, все деньги оказались на тот момент всецело во власти Алмаза.

И если поначалу Алмазу казалось, что достаточно отделить в свою пользу миллион, а на второй миллион снять кино, то  через некоторое время, когда Насосов вроде бы вообще забыл о его существовании, к Алмазу пришло осознание, что  пацанский сериал и вовсе можно не снимать, а на выделенные Насосовым деньги поставить мюзикл «Амбивалентность».

Глава 4 – Смерть никого не красит

***

 Татьяна была поражена, в её голове не укладывалась как такое вообще может быть - человек взял два миллиона долларов не у родной мамы, а у бывших рэкетиров под конкретное дело - снять фильм. А потом вдруг взял и решил фильма не снимать, а поставить мюзикл, который к сценарию и деньгам спонсора вообще никакого отношения не имеет. Как вообще можно было не подумать, что придет день расплаты, когда к его дому подъедут на черных машинах угрюмые кредиторы и спросят за деньги, которые они вложили дабы Насосов мог увидеть свой образ на больших экранах. Татьяна вслух адресовала этот вопрос Алмазу. Он пожал плечами и ответил, что был слишком увлечен проектом своего мюзикла, чтобы задумываться о таких пустяках.

- Я рассчитывал, что «Амбивалентность» будет собирать полный зал каждый вечер, - сказал он, - по моим самым скромным подсчетам, я должен был бы заработать за сезон четыре миллиона долларов. Я хотел швырнуть Насосову его грязные деньги в лицо еще и с процентами и сказать, что я не занимаюсь постановкой дешевых боевиков, что я - деятель настоящего искусства и не опущусь до ширпотреба!!!

- И что - швырнул? - спросила Татьяна.

Алмаз печально усмехнулся и ответил, что кинул бы само собой, но народ, оболваненный попсой и сериалами оказался не готов к серьёзной духовной пище, не воспринял её и несмотря на всепроникающую рекламу. Концертный зал, где показывали мюзикл «Амбивалентность», неблагодарный зритель заполнять отказывался. Алмаз неохотно признался, что пару раз ему приходилось отменять спектакли из-за того, что в кассе было продано два-три билета.

- А ведь я хотел показать сущность того как мы живем! - воскликнул Алмаз. - Куда идем все вместе и чем это может кончиться! Я провел параллели истории, но они оказались не нужны этому быдлу! Слепцы!!! Им нужна только мишура, пляски, танцы и дебильный позитив!!! Мыслить, думать они не хотят! Им бы только развлекаться! А я из-за них попал в долги!

Татьяна захотела возразить, что не из-за народа Алмаз попал в долги, не из-за зрителей, которые отказались ходить на его спектакль, а из-за собственной глупости - не стоит брать такую огромную сумму денег в долг, а если уж взял, то надо было не мюзикл ставить, а сериал снимать. Но говорить ничего не стала. Похоже Алмаз сам всё понимал, только признаваться в этом не хотел ни самому себе, ни окружающим.

- И что ты планируешь дальше делать? - спросила Татьяна.

Алмаз пожал плечами - ответа на этот вопрос у него не было, как не было и денег, которые ему нужно было отдать. И в это время из коридора выглянул Матвей Спичкин. Оказывается он давно уже пришел в себя и, притаившись, подслушивал о чем говорят между собой Алмаз и Татьяна.

- Ваше несчастье, Д"Артаньян просто смешно! - сказал Матвей, проходя в кухню. - Деньги дело наживное. А вот я потерял сегодня свою жену и меня обвиняют в её убийстве. Вот это гораздо хуже!

Алмаз, подбоченился - он еще не позабыл как Матвей поливал грязью его гениальный спектакль на всех теле и радиоканалах.

- Чем же это, позвольте вас спросить, хуже? - возмутился Алмаз. - Меня самого могут убить!

Матвей Спичкин присел за стол и сделал вот так:  «Пр-р-р!», как делают, когда хотят показать, что человек ничего не смыслит в том, что говорит.

- За мной милиция гоняется! – гордо сказал он. - Мне светит срок. А тебе и бояться нечего. Если твои спонсоры тебя убьют, то кто им тогда долги отдавать будет? Нет, они тебя лелеять будут, работу тебе дадут, чтобы ты им деньги отдал!  А вот меня, если поймают, то посадят в зону лет на десять за то, чего я не делал! И к тому же я потерял своего любимого человека. Мне вообще больно и обидно, я жить не хочу! Что хуже по-твоему?

- Если жить не хочешь, тогда иди тогда и удавись! - посоветовал Алмаз. - Раз тебе хуже всех на свете!

- Сам вешайся! - ответил ему Спичкин. - Поставил идиотское дерьмо и теперь кто-то виноват! Ну, что это за название «Амбивалентность» - кто на такое название пойдет? Вот назвал бы как-нибудь попроще - «Собор Василия Блаженного» и зал битком был бы набит!

- Ты еще меня учить будешь как мне мюзикл надо было назвать? - приподнялся из-за стола Алмаз. - Кто ты такой вообще, чтобы поучать меня как мне мюзикл называть? Федор Бондарчук? Нет, ты жалкий попугай, читающий по бумажке то, что сочиняют другие!

- Мюзикл твой - говно!!! - выкрикнул ему в лицо Спичкин. - Это я и без радио могу сказать!!! Бездарная пустая дешевка!

- Да у вас просто мозгов не хватает оценить моё творение!!! - закричал в ответ Алмаз, вскипев, как быстросуп. - Вы больные попсой люди, отупевшие на пластмассовой музыке и примитивных текстах, как вы можете оценить творение гения, вы - варвары?

Они готовы были вцепиться друг другу в глотки. Сначала ссорились из-за того кому из них в данный момент хуже, а потом перешли на личности. Татьяна вообще не понимала почему она должна всё выслушивать в собственной квартире эту бредятину, заряжаясь флюидами отрицательной энергии, вместо того, чтобы собирать чемодан, укладывая вещи для поездки в Турцию, предвкушая купание в теплом море и средиземноморский загар.

- А ну заткнитесь оба!!! - прикрикнула на них Татьяна. - И сядьте на свои места!

Оба были на взводе и мечтали на ком-то сорвать свою злость, а на ком её срывать, если не на том, кто находится рядом с тобой? Но всё же и Алмаз, И Матвей Татьяну послушались, потому что оба находились в её квартире из которой она быстро могла их выставить - одного прямо в лапы кредиторам, а другого прямо в когти милиции. Два спорщика утихли, насупились, поглядывая друг на друга из-под бровей, но более не вступая в перепалку.

Татьяна встала со своего стула, вышла с кухни. Почему они приперлись  именно к ней, хотя целый год никто друг о друге не вспоминал? Она была занята гастролями, концертами, записью новых песен, Алмаз ставил мюзикл, одухотворенный свалившимися с неба деньгами, Матвей обхаживал свою дорогую жену, а теперь вот когда оба попали в неприятную ситуацию приехали к ней как в кабинет психологической разгрузки.

****

Татьяна толкнула дверь и зашла в свою комнату, закрылась на замок, хотела рухнуть на кровать, но по пути к ней наступила в огромную лужу, которую оставила сама же надев на голову Алмазу аквариум.

- Чёрт, чёрт, чёрт! - стала ругаться она, сжав кулаки. - Надо срочно выставить их обоих за дверь! Их проблемы - это их проблемы! Почему я должна брать на себя их проблемы? У меня у самой нет никаких  проблем, у меня уже куплены билеты в Турцию! Что за невезуха? Нет, правду отец сказал! Я не должна брать на себя ничьи проблемы! Я абсолютно счастливый человек, через два дня я уеду из Москвы к теплому морю, а они свои дела пусть сами разгребают!

Взгляд Татьяны упал на лежащего недвижно на стола вуалехвоста. Он уже подсох без воды и из красивой перламутровой рыбки превратился в подобие воблы, которую подают к пиву. Краски блестящей чешуи потускнели, телескопически глаза застыли и помутнели. Смерть никого не красит. Татьяна взяла его в руку, вышла в коридор, зашла в туалет и похоронила вуалехвоста в унитазе посредством смывания. В воде он был рожден в воду и вернулся.

За ней тянулись по всему полу мокрые следы, Алмаз и Матвей уже хозяйничали на кухне, заглядывая в холодильник в надежде чего-нибудь перекусить. Да не тут-то было - Владик вчера уничтожил все съестные припасы. Она вошла на кухню.

- Ты что свою рыбку выбросила? – с печальной миной спросил Алмаз.

- А ты поджарить его собирался? - спросила она в ответ, присаживаясь за стол.

- Нет, но поесть бы чего-нибудь, а у тебя холодильник пустой, - намекнул Алмаз, - а мы голодные…

- Да, я бы сейчас с удовольствием побизнесланчил, - согласился Матвей.

Татьяна ела очень мало, потому голод её не мучил.

- Пустой, потому что гостей слишком много у меня в последнее время мечтаю пожрать на халяву, - ответила Татьяна, - или ты мне предлагаешь в магазин сгонять?

- Я бы сгонял, - сказал Матвей, - но меня милиция ищет!

- А меня спонсоры, - вставил Алмаз и предложил, - а давайте закажем пиццу с доставкой. Только у меня денег нет.

- И у меня нет, - сказал Матвей, - я из дома прямо даже без портмоне выскочил.

Два альфонса-неудачника во все глаза смотрели на Татьяну, ожидая, что она сейчас скажет - ну, что вы, друзья, какие счеты, уж я вас накормлю-напою и размещу в своей квартире. Но Татьяна не торопилась быть слишком доброй. Она подошла к подоконнику, вспрыгнула на него, уселась, свесив ножки, улыбнулась и сказала:

- Рядом с туалетом у меня находится кладовка. В кладовке все приспособления для уборки воды с пола. Лужу в моей комнате нужно вытереть насухо, ковер снять и вывесить на балконе сушиться. Пока вы будете это делать, я позвоню в доставку пиццы.

- Я заслуженный артист России, - напомнил Алмаз, приосанившись, - я половую тряпку в руки не возьму.

- Я тоже, - присоседился Тимофей, хотя никаким артистом он не был и никакого звания у него не было.

Алмаза такое заявление Спичкина, принижающее его собственный статус покоробило, ведь заслуженным артистом в этой квартире был только он один, он отодвинулся от Спичкина и не без брезгливости посмотрел на него.

- Ну, у меня, допустим, не половая тряпка, а специальная самовыжимающаяся швабра, - уточнила Татьяна.

- Всё равно! – гордо произнёс Алмаз. – Это ниже моего достоинства, я «звезда»!