Если жизнь Церкви и каждого верующего в отдельности должна быть евхаристической, то тем более, жизнь и деятельность пастыря. Она должна быть не только евхаристической, но и евхаристическо — посреднической.
Пастырю следует особенно глубоко вдумываться и духовно вживаться именно в великое и страшное таинство Святой Евхаристии, чтобы им освящать и осмысливать все другие чины Богослужений суточного круга и все творимые им таинства и требы.
В чине Божественной литургии наиболее ярко проявляется в основном три этапа пастырского посредничества, и здесь для пастыря ничего не может быть незначительного, мелкого, второстепенного. Наоборот, все здесь, начиная с подготовительных проскомидий, действий и молитв, приобретает особенный священный смысл, требующий от пастыря духовно — проникновенного, сосредоточенного отношения.
Накануне предстоящего Евхаристического священнодействия пастырь особо проверяет свое духовное состояние: умиротворено ли оно, достигнуто ли примирение с окружающими людьми, очищено ли сердце от лукавых помыслов, вошла ли в душу трезвенность, строгость к самому себе. Подготовка к посредническому священнодействию завершается углубленным и проникновенным чтением молитвенного домашнего правила.
В день совершения Божественной литургии пастырь приходит в храм не менее как за час до начала Богослужения, чтобы спокойно и сосредоточенно совершать входные молитвы, облачиться в священные одежды, приготовить все нужное (сосуды, просфоры и проч.) для проскомидии.
«В литургии, — говорит митрополит Арсений, — и Церковь торжествующая на небесах, и воинствующая на земле соединяются вместе между собой, дабы воспеть достойно песнь Господу неба и земли»[65].
Входные молитвы имеют для пастыря исключительное значение. Они не только подготавливают душу его к «страшному» священнодействию, но и являются его «исповедью» пред предстоящим служением и причащением Святых Таин.
Если вдуматься в основной смысл подготовительных и проскомидийных действий, то окажется, что все они связаны с Голгофской Жертвой Спасителя. Совершению проскомидии предшествует чтение пред жертвенником с троекратным поклонением молитвы: «Боже, очисти меня грешного», а также тропари: «Искупил ны еси от клятвы законныя..» (Служебник).
Касаясь троекратно копием Агнца, священник произносит: «В воспоминание Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа», согласно заповеди Господней (Лк. 22,19). Затем начинает отделять от разных сторон Агничной просфоры части с произнесением слов пророка Исаии: «Яко овча на заколение ведеся» и проч. (Ис. 53, 7–8).
Все эти слова из «ветхозаветного евангелиста», связанные с Голгофской Жертвой Спасителя, указывают на добровольные страдания Его; как Агнца, вземлющего грехи мира. Далее следуют слова, полные евхаристического смысла: «Жрется Агнец Божий, вземляй грехи мира за мирский живот и спасение».
Вслед за совершением крестовидного надреза Агничной просфоры, совершаемого на дискосе, происходит «прободение» копием верхней правой части Агнца (ИС) с произнесением слов: «Един от воин копием ребра Его прободе» и проч. Так заканчивается первая и основная часть проскомидии.
Вторая часть проскомидии связана с выниманием частицы в память Богородицы на второй просфоре и девяти частиц в память наиболее чтимых святых на третьей просфоре.
Вслед за этим вынимаются частицы из четвертой и пятой просфор — за живых и умерших. Каждая вынутая частица предназначается к «омытию» Кровию Христа грехов того, за кого она вынута.
Есть необходимость говорить, насколько важна и эта вторая часть проскомидии. Посредническое чувство пастыря при сознании величайшей ответственности пред Богом за каждую душу должно понуждать его истово и проникновенно совершать поминовение имен при вынимании частиц за них. Каждое имя из записочек должно найти молитвенный отклик в его сердце, как духовного отца и ходатая. Частица, вынутая им, будет «омыта» Пречистой Кровию Спасителя.
По словам С. Муретова, «когда жертвы на алтаре о усопших приносятся, то за весьма добрых бывают они благодарением Богу, за не весьма злых же суть очищение»[66].
Третья часть проскомидии состоит из последних подготовительных действий над Агнцем: покрытием Его звездицей, покровцами, воздухом с произнесением соответствующих слов и окаждений.
Перед Отпустом священник произносит молитву Предложения, суммирующую в себе весь смысл и значение проскомидийных молитв и действий: «Боже, Боже наш» и проч. В этой, полной евхаристического смысла, молитве пастырь как посредник между Христом и людьми просит Спасителя благословить и принять в пренебесный «Жертвенник» предложение сие, помянуть принесших и «ихже ради принесоша» и неосужденно сохранить себя во священнодействии Божественных Таин.
Литургия Оглашенных может быть условно разделена на две части: до Малого входа и после него[67]. В этой части литургии пастырское посредничество между Пастыреначальником и народом во многом усиливается и принимает более определенный характер.
Литургия Оглашенных начинается возгласом священника: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа!». Этот торжественный возглас показывает, что литургия совершается в честь Святой Троицы, т. е. что она — особое исключительно важное по своему значению Богослужение.
Антифонные молитвы священника здесь носят общий молитвенно — назидательный характер. Соответственно этому и в душе пастыря в это время преобладает ходатайственно — молитвенное настроение. Если доселе пастырь мог быть у жертвенника и вынимать частицы из просфор, то теперь при пении «Во Царствии Твоем» он должен предстоять у Престола, чтобы6 слушая пение «Блаженств», всецело отдаться тем духовным переживаниям, которые всегда умиляют и возвышают душу при этом пении.
Выход Спасителя на проповедь за литургией, символически изображаемой Малым входом, сопровождается участием небесных сил. Это отражается в молитве Входа, где священник просит Господа «сотворить со входом нашим входу святых ангелов быти», а также и в словах благословения входа: «Благословен вход святых Твоих…». Какое высокое и вместе острое чувство должен испытывать при Малом входе пастырь, шествующий в окружении и сопровождении небесных сил!
Чтению Апостола и Евангелия предшествует пение Трисвятого, а также тайная молитва «Трисвятого пения». В этой молитве пастырь просит Господа, чтобы Он, прославляемый от серафимов и херувимов, сподобил в час сей стать пред славой святого жертвенника, принял от уст наших Трисвятую песнь и дал «в преподобии служить Ему».
В тайной молитве перед чтением Евангелия пастырь молится о том, чтобы «осиял» в сердцах людей нетленный свет благоразумия и разумения Божия, чтобы Господь «вложил в нас страх Божественных заповедей». Вслед за прочтением Евангелия святая Церковь призывает помолиться всех присутствующих в храме. Содержание прошений Сугубой ектении касается преимущественно живых (о Святейшем Патриархе, о братиях наших, о всех предстоящих и молящихся). Совершается и заупокойная ектения с поминовением имен и чтением за них записок.
Предстоятель как посредник во время ектений призван особенно горячо молиться о живых и «доброделающих братиях наших» и о почивших и зде погребенных и повсюду православных. Этими молениями и заканчивается литургия Оглашенных.
Если на проскомидии пастырь молитвенно посредничествует за пасомых, а на литургии Оглашенных он усиливает свое ходатайство о них, то на литургии Верных его посредническая молитва достигает апогея своей духовной напряженности и пламенности.
Литургия верных начинается с распростирания антиминса на святом Престоле. Теперь Престол с антиминсом подготовлены к принятию Святых Даров (Агнца) для освящения в жертву Богу. Предстоит лишь перенести их с жертвенника, на котором они уготованы. Это и совершается на Великом входе.
Если Малый вход изображает выход Христа на проповедь, то Великий вход символизирует шествие Христа на страдание.
Великий вход представляет из себя торжественный, величественный момент литургии. Он захватывает и священнослужителей, и клир, и молящихся.
Открываются Царские врата, начинается трогательное пение Херувимской. Шествие со Святыми Дарами совершается через Северные двери и Царские врата в алтарь с остановкой на солее для поминовения высшей церковной иерархии и всех православных христиан.
Ставя Святые Дары на антиминс, т. е. на Гроб Господень, священник произносит тропари, относящиеся к погребению Спасителя («Благообразный Иосиф», «Во гробе плотски», «Яко живоносец…»). Затем снимает малые покровы с дискоса и потира, покрывая их воздухом.
Во время пения Символа веры предстоятель колеблет покров над Святыми Дарами, произнося Символ веры. Он должен так проникновенно, членораздельно и сосредоточенно произносить Символ веры, чтобы каждое его слово, ложась на сердце, согревало и воодушевляло бы его верой и любовью к Господу Спасителю.
С возгласом священника «Благодать Господа нашего Иисуса Христа» начинается Евхаристический канон — страшный и таинственный. «Прием хлеб… и даде святым Своим ученикам и апостолам, рек: приимите, ядите, сие есть Тело Мое… Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета…» (Мф. 26,26–27).
Проникновенно со священным трепетом в душе произносит предстоятель эти вечно живые, насущные, спасительные слова Господа.
С этого момента у предстоятеля особо усиливается внутренне — посредническая связь со Христом, с Его Телом и Кровию, с Его спасительными страданиями и смертью (1 Кор. 11, 26).
«В оны страшный час, — говорит св. Кирилл Александрийский, — должны иметь сердца, устремленные к Богу, а не долу, прилепленные к земле и к земному… Никто да не предстоит таким, чтобы устами говорить, а сердцем пресмыкаться по земле»[68].
«Стоит священник, — говорит святой Иоанн Златоуст, — и низводит не огонь, а Духа Святао и молится не о том, чтобы огонь ниспал сверху и попалил предложенное, но чтобы благодать сошла на жертву и зажгла через нее души всех»[69].
«Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолам Своим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися»[70].
«И сотвори убо хлеб сей — Честное Тело Христа Твоего», «А еже в чаше сей, Честную Кровь Христа Твоего»; «Преложив Духом Твоим Святым. Аминь, аминь, аминь». Священник падает ниц пред Престолом с чувством трепета и страха, не переставая посреднически умолять уже здесь живого лежащего пред ним Агнца о всех людях своих.
Жертва бескровная, таким образом, принесена. Она теснейшим образом связана с кровавой жертвой, единожды принесенной непосредственно Самим Христом на Голгофе (1 Кор. 11, 26).
Настроение настоятеля в этот момент должно быть и евхаристическим, т. е. исполненным благодарения за только что принесенную бескровную жертву, и вместе посреднически — ходатайственным о спасении всех: живых, находящихся в разных местах, и о упокоении отшедших в жизнь вечную.
Св. Григорий Двоеслов о посредническом звании пишет: «Кто еще не отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть остерегается принять на себя звание ходатая в Церкви Божией; иначе он своим «предстательством» может больше возбудить гнев и раздражить Верховного Судию… и вместо примирения с Божественным правосудием может повергнуть паству свою в совершенное разорение»[71].
После ектении и возглашения: «И сподоби нас, Владыко..» предстоятель вместе со всем храмом молится молитвой Господней «Отче наш…». Затем преподав «мир всем», он в молитве главопреклонения благодарит Господа, «от небытия в бытие нас призвавшего» и просит удовлетворить духовные нужды верующих «по потребности каждого». По возгласе диакона «Вонмем!» он падает ниц пред Престолом, движимый чувством благоговения к Святым Дарам и затем поднимает их над Престолом, возглашая: «Святая святым».
В древности, когда за каждой литургией все причащались, было в обычае святый Агнец не только поднимать, но и показывать всему народу, готовящемуся к причащению.
После закрытия завесы алтарь становится подобием Сионской горницы, в которой святые апостолы приняли причастие от пречистых рук Самого Христа.
На слова диакона: «Раздроби, Владыко, Святый Хлеб», предстоятель, уподобляясь Христу, преломлявшему на Тайной Вечери хлеб, отвечает: «Раздробляется и разделяется Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый» и проч., и разделяет Его на четыре части.
Этими словами удостоверяется, что Святый Агнец, несмотря на разделяемость, остается всегда недробимым и неделимым.
«Хотя в одно и то же время бывает много священнодействий во вселенной, — говорится в Посланиях Восточных патриархов, — но не много Тел Христовых, а Один и Тот же Христос присутствует истинно и действительно. И это не потому, что Тело Господа, находящееся на небесах, нисходит на жертвенник, но потому, что Хлеб предложения, приготовляемый порознь во всех церквах и по освящении претворяемый и пресуществляемый, делается одно и то же с Телом, сущим на небесах. Ибо всегда у Господа одно Тело, а не многия во многих местах».
«Божественное брашно, — говорит прот. И. Сергиев, — ежедневно совершает во мне чудо… разрушает силы ада… обновляет всего»[72].
По образцу Сионской горницы священнослужители причащаются отдельно от народа и в разделенных видах: сначала Тела Христова, а потом Пречистой Крови.
Так, совершая литургию, предстоятель подходит к важнейшему для себя моменту — соединения со Христом. Но как? Тут — то и замирает дух пастыря в последние мгновения пред причащением. В великом сокрушении покаянного духа он падает ниц пред Престолом, прося прощения у Господа («Ослаби, остави, прости, Боже, прегрешения моя…», «Боже, милостив буди мне грешному»), а затем искренне и сердечно просит прощения у окружающих, у народа, а затем читает: «Верую, Господи, и исповедую…».
Невозможно священнослужителю читать эту молитву без сердечного трепета и сокрушения духа. В ней он исповедует свою веру во Христа, в Его Тело и Кровь и возносит свою мольбу о прощении прегрешений и о сподоблении быть причастником Тайной Вечери, и дает обещание уподобиться не Иуде, а разбойнику, помянувшему Господа на кресте, и молится, чтобы причаститься Святых Таин не в осуждение, а в исцеление души и тела.
Святые Тайны, по мысли св. Кирилла Александрийского, действуют в человеке, как Божественный огонь, попаляя терние согрешений. Они таинственным образом усвояются человеком и приносят духовные плоды, подобно тому, как чистая и плодоносная лоза, призываясь в диком дереве, оплодотворяет и изменяет его»[73].
Причастившись, предстоятель раздробляет части НИ и КА на малые частицы для причастников, влагает их во святую чашу и покрывает ее покровцем.
По учению преп. Симеона Нового Богослова, священник не должен преподавать Святые Тайны неподготовленному. «Он должен подвигнуть и человека к покаянию, да избежит он вечных страшных мук»[74].
Святое причащение есть высший момент Божественной литургии, ее основная цель, ради которой совершалось пресуществление Святых Даров. Слово «Причащение» показывает особую связь, которая устанавливается между причастником и Спасителем.
Святой Иоанн Златоуст говорит, что верующие, причащаясь Святого Хлеба, соединяются друг с другом и со Христом. Что есть Хлеб? — Тело Христово. Чем же становятся причащающиеся? — Телом Христовым. Многие причастники составляют одно Тело Христа, т. е. Его Церковь[75].
А известный церковный писатель Г. Дьяченко называет момент святого причащения «венцом» пастырского душепопечения и посреднического ходатайства[76].
Отсюда видно, как существенно необходимо для верующих частое и достойное причащение. Недаром в первые века христианства верующие причащались ежедневно и без исповеди, так как они жили высокой духовной жизнью. Нам же необходимо строго готовиться чрез исповедь к святому причащению, приступая к нему с верой и «со страхом Божиим».
Величайшая благоговейность, предусмотрительность и осторожность требуется от предстоятеля, чтобы ни капли Крови, ни малейшей части Святого Тела не выпали из святой чаши или из уст причащающихся. Диакон, отирая их уста, должен искусно и умело пользоваться платом, не допуская возможности падения на пол частиц Святых Даров.
После причащения и входа в алтарь диакон читает воскресные песнопения: «Воскресение Христово», «Светися, светися», «О, Пасха велия…», затем опускает (священник) частицы с дискоса в чашу со словами: «Омый, Господи, грехи поминающихся зде…».
Частицы, посреднически вынутые из просфор за живых и умерших и опущенные в святую чашу, очищают, омывают грехи тех, за кого молился пастырь.
«Частицы, принесенные за кого — либо, — говорит блаженный Симеон Фессалоникийский, — лежа близ Божественного Хлеба, становятся причастником освящения и, быв положены в потир, соединяются с Кровию. Поэтому и души, за которых принесены они, получают благодать. Здесь как бы совершается мысленное приобщение; и если человек благочестив или грешник, но покаялся, то он невидимо принимает общение Духа»[77].
Во время произнесения последней ектении предстоятель берет Евангелие и, делая им знак креста над антиминсом, полагает его на Престол, возглашая при этом: «Яко Ты еси освящение наше…». Затем выходит читать заамвонную молитву.
Святые отцы называют заамвонную молитву «печатью всех посреднических пастырских прошений и уставным возглашением». Она кратко объемлет собой все литургийные моления, как бы подводя итоги всему литургическому чину; тут и моление о спасении верных и сохранении Церкви, и о мире всего мира, священства и всех людей, и благодарения за всякий дар, свыше исходящий, и прославление Святой Троицы. Она, вместе с тем, является и духовным напутствием всем, выходящим из храма.
6. Настроение пастыря пред Евхаристией и другими тайнодействиями
Архиепископ Вениамин, относительно психологии великого старца Серафима Саровского, говорит, что «для него (о. Серафима) литургия (с святой Евхаристией) была самым важным, высочайшим моментом»[78].
В совершении Евхаристии пастырь облечен Божественными полномочиями. Он — преемник Христов в этом служении, подражающий Пастыреначальнику в принесении жертвы Богу Отцу. Когда жертвенный сосуд вмещает Святейшую Жертву Богу, тогда должно приноситься в жертву Богу и пастырское сердце. Поэтому, какое духовное напряжение нужно иметь пастырю, чтобы мысленно не отступить от Престола Всевышнего и не опуститься в нечистоту помышлений и твердо верить в стояние свое среди ангелов.
Святитель Тихон Задонский советует пастырям для укрепления евхаристического настроения вообще размышлять о благости, кротости Христа Спасителя, об Его страданиях, помнить о священническом посредничестве между Богом и людьми, о присяге пред хиротонией[79].
Пастырская власть благодатно священнодействовать установлена по предопределению Бога. Спаситель говорил Своим ученикам:»Молитесь Господину жатвы, да изведет делателей на жатву Свою» (Мф. 9,37–38). «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Ин. 20,21).
В деле, порученном пастырям Церкви, Спаситель неотлучно участвует Сам. Все священнодействия совершаются в Церкви не только по повелению Христову, но и при непосредственном участии Самого Христа. Видимо выражаемое действиями пастырей на земле Господь невидимо совершает благодатно. Пастырские молитвы о духовных чадах Он представляет Небесному Отцу, слова таинств возращает в людских сердцах, а действия пастырей сопровождает наитием Своей благодати. В исповеди Христос Спаситель, невидимо предстоящий кающемуся грешнику, утверждает о нем пастырский приговор. В Евхаристии руками священнослужителей Он приносит бескровную Жертву и приносится. Как некогда прокаженный телом сказал Спасителю: «Господи, если хочешь, можешь меня очистить»; и священник вместе с Иисусом отвечает: «Хочу, очистись», — и очищается их духовная проказа (Мф. 8,2–3)
Пред священнодейственной пастырской властью, вечной, всемирной по объему и вышечеловеческой по существу, смиренно преклоняются все, так как она возвращает невинность виновным и изглаждает грехи силою заслуг Христовых по слову пастыря. Пастырь уполномочен тайнодействиями торжественно заключать мир между виновным человеком и оскорбленным Богом (2 Кор. 5, 18,19), возвращать человеку достоинство сыновства Богу, полагать на весы Божий закон и человеческие дела и склонять небо к сообразованию с пастырским судом о кающемся. Если при совершении таинств пастырю приходится являться в ореоле всеобщего ходатая и предстоятеля пред Богом, то как он виновен, если недостойно и механически выполняет свои действия. Какое несоответствие, когда он, земной ангел, при совершении Святых таинств, рассеян и позволяет себе легкомыслие или, хуже, маловерие.
Таким образом, пастырь, приступая к всякому тайнодействию (Евхаристии, исповеди, крещению и проч.) должен быть соответственным образом настроен. Если у него нет этого настроения, он обязан силой напряжения духа, сокрушения сердца, пламенной молитвой, исповедью поднять свое настроение на благодатную высоту тайносовершителя, чтобы быть достойным святого места и не подпасть сугубому осуждению.
Глава III. Пастырь — душепопечитель
1. Сущность пастырского душепопечения
Способ воздействия на волю грешника Господь показал пастырям в известной евангельской истории о грешнице, уличенной в прелюбодеянии (Ин. 8,3–11). Преступница, видимо, была обручена другому, девица, взятая при совершении греха и наличии законного мужа. На вопрос фарисеев, что сделать с нею, Спаситель кротко и просто сказал: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень».
Подобно искре эти слова зажгли совесть обличителей, она жгуче запылала, начала жечь их и заставила постепенно разойтись. Осталась одна женщина и Спаситель.
Женщина, перенесшая муки и страдания при публичном обвинении в позорном грехе, горько раскаивалась. Господь отдал ее на суд ее личной совести, а Сам не осудил и лишь сказал: «И Я не осуждаю тебя, иди и впредь не греши» (Ин. 8,11).
Здесь мы видим, как Господь вопрос о грешнице из сферы наличного момента переносит в сферу всечеловеческой жизни, где идет вековая борьба между добром и злом. Безвозвратно осудить человека даже за явный грех значит предварительно осудить самого себя. Кто может поручиться за то, что не совершит такого же греха? Не имеющий права сказать этого в отношении себя не вправе бросать камни на могущего обновиться и очиститься. Возможность обновления с человеческой стороны достигается покаянием, с благодатным рождением водою и Духом. Покаяться значит отказаться от своевольной жизни и признать волю Божию. Призыв «покайтесь» (Мф. 3,3) равносилен словам: перемените свои мысли, основную точку зрения и сделайте собственной волю Божию, переоценив свои жизненные воззрения.
За коренной переоценкой следует подданство Христу Спасителю, угрызение совести и раскаяние.
В речи о пастырском воздействии на грешника решению подлежит вопрос о пастырском осуждении. Конечно, христианский пастырь подчинен закону: «Не судите и не судимы будете» (Мф. 7,1) или: «Не обвиняйте, и вас не обвинят».
«Не о суде гражданском идет речь, — замечает проф. А. Некрасов, — в судебных процессах народ и ученики Господа могли еще принимать участие, но в окончательных приговорах — никакого. Следовательно, здесь «сужу» употреблено не в юридическом смысле, а в смысле суда совести, суда нравственного»[80].
На основаниях чисто научного свойства мы должны заключить, что Спаситель положительно запретил всякому истинному христианину обвинять кого бы то ни было в нравственном смысле. В то же время мы знаем, что пастырю дано право духовного суда над пасомыми. По воскресении Господь сказал Своим ученикам: «Кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20,22–23).
Христиане имеют еще заповедь о бесконечной готовности прощать все ошибки своего брата (Мф. 18,21–22), вместе с заповедью «обличать согрешающих», а о непослушных «сказывать церкви» (Мф. 18,15–17). Под церковью по святоотеческому разумению следует понимать пастырей. Им дано право свидетельствовать о согрешающих, вразумлять их. Осуждают таковых не пастыри, а сами согрешающие судят себя нежеланием иметь нравственное просветление.
Святой Афанасий Александрийский говорит: «Мы не должны осуждать, когда видим кого согрешающим. Ибо тот же самый, если отойдет от нас на десять шагов, то мы уже не знаем, что он сделал для Бога или что с ним сделает Бог. Иуда предатель на рассвете четверга был со Христом и с учениками, а разбойник находится между злодеями и человекоубийцами. Настал пяток, Иуда пошел во тьму кромешнюю, а разбойник переселился в рай. По сей причине не должно осуждать человека, Отец суд отдал Сыну (Ин. 5,22)»[81].
Основной принцип пастырского вразумления можно выразить в таких словах: пастырь не должен освобождать себя от внутреннего наблюдения и руководствования всеми пасомыми до самого меньшего члена паствы включительно. У каждого из малых сих есть душа по образу Божию, есть и ангел — хранитель и каждого Христос приходил спасать Своею Кровию. Эта вера заставляет пастыря видеть в каждом человеке истинную овцу стада Христова, но только заблудшею и могущую упасть на дно пропасти. Раздуть искру Божию в душе человека грешного и вызвать ее к горению (к жизни), отделить в душе грешной, как в капле грязи природное от наносного — прямая пастырская задача. Она решается не простым знакомством с пасомыми, а разумным пониманием их.
Необходимость милости к грешникам Господь объяснял тем, что «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9,10,12).
По словам старца Силуана «Господь любит человека, несмотря на множество его грехов»[82].
Больным физически нужен особо нежный уход и болеющим грехом одинаково необходимо крайне внимательное, милостивое и любвеобильное попечение. Результат такого пастырского воздействия коротко описан Евангелистом так:
«И он (Матфей) встал и последовал за Ним» (Мф. 9,9). Раскрытие апостольской души в момент призвания произошло так. Отверженный фарисеями Матфей от сновавшей около него толпы слышит о явлении сильного словом и делом Пророка. Для мытаря в Нем было особенно замечательно то, что Он призывал к Себе всех забытых и отверженных грешников. Между ним (Матфеем) и Пророком очевидно не было пропасти. Все это слышал мытарь, и в его душе зародилась искра горячей симпатии к неведомому Человеку. Видел он, кк вереница страдальцев, тянувшихся к Пророку, получала исцеления от Него.
И потянулась исстрадавшаяся душа мытаря к Иисусовой любви, как чахлое растение тянется к светлым лучам весеннего солнца. Матфей не осмеливался, не мог надеяться на личное знакомство с Господом и тем более на избрание в число учеников. Но когда последнее случилось, и Господь — истинный Ловец людей — остановил на Матфее исполненный любви взгляд со словами «следуй за Мной», то в такое время не было нужды размышлять.
Тогда прошлое, казалось, все исчезло при виде настоящего солнечного блеска. Матфей не сказал ни слова Господу от изумления при явлении Его неожиданной любви и благости. Он только встал и последовал за Спасителем.
Отсюда ясно вырисовывается отличительная черта пастырского душепопечения. Христос ни разу в Своей жизни не осудил личности согрешившего, а осуждал только его греховную настроенность, признавая в каждом возможность возрождения. И пастырь, безусловно, должен воздерживаться от осуждения. Основа душевного состояния каждого, цепь сокровенных мотивов и в тайниках всякой души неведомы ему. Нередко Всевидящее Око смягчает приговор о падших из — за недостатка их воспитания, образования и жизненных коллизий вне их власти. Он нередко видит в кадрах грешных душ залоги покаяния и чистоты. Желающие осуждать никогда не найдут души ближнего. Для себялюбивых очей не в меру строгого судьи исуждаемая душа навсегда останется непроницаемыми потемками.
Нелюбящий ближнего и не поймет его, потому что только в великом акте самоотверженной любви человек сливается с человеком, и один читает душу другого. И Господь сказал взятой в прелюбодеянии грешнице: «Иди и впредь не греши» (Ин. 8,11), осудил грех, но не человека.
Поэтому на всяком месте духовное руководство бывает хорошим, когда пастырь господствует больше над пороками, чем над пасомыми, братиями по природе.
Сказал далее расслабленному: «Прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9,2). Спаситель не обвинил его безвозвратно, но указал на его грех и признал за ним возможность исправления.
Старец Силуан говорит: «Великая наука смирять себя… и осуждать себя, а не судить другого»[83].